Создатели монстров бесплатное чтение

Часть 1.

Падение «Доминанта»

1

Доктор Альберт Шанц проснулся на рассвете с чувством необъяснимой тревоги и некоторое время лежал в кровати, глядя перед собой в потолок и с помощью логики пытаясь понять, с чем связано это необычное для его хладнокровного рассудка состояние. Альберт никогда не считал себя параноиком или невротиком, но в данном случае это было похоже именно на опасность нервного срыва.

Оставаясь по характеру совершенно бесстрастным человеком, Шанц спросил себя, с чем это может быть связано? Он не клаустрофоб, в роду больных шизофренией вроде бы не было. Тогда что? Переутомился на работе? Сказать по правде, в этом могла быть доля истины. Его и вправду в последнее время слишком захватила его научная работа. Шанц спешил к ней каждое утро в течение всей недели в непривычном для него возбуждении и почти детском восторге. В его работе, определённо, было какое-то скрытое коварство; казалось, она упорно не отпускала его из своих хищных объятий, однако он был этому пока только рад.

Несмотря на некое недоброе предчувствие, закравшееся к нему в предрассветных сумерках, поначалу этот день ничем не отличался от череды предыдущих. Приняв душ и позавтракав, доктор Шанц покинул свои апартаменты, спустившись по лестнице на первый этаж центрального корпуса института, быстро прошёл в конец пустого, залитого солнечным светом коридора, миновал автоматическую двустворчатую бронедверь, пройдя мимо комнаты охраны, затем вошёл в лифт и не глядя нажал кнопку, которую нажимал каждый битый день. Лифт бесшумно и быстро спустил его на тридцать метров под землю, где находился один из ярусов подземного комплекса научно-исследовательских лабораторий.

Выйдя из лифта, доктор миновал ещё один безжизненный коридор, остановившись перед двустворчатой стальной дверью, над которой висела табличка с надписью: «Сектор С». Альберт приложил ладонь к панели биометрического замка и приготовился было переступить порог подземного каземата, но, к его изумлению, дверь не открылась – впервые за пять лет его кропотливых научных, поистине каторжных работ. В недоумении Шанц застыл на месте, не понимая, что происходит. Он приложил ладонь к панели снова, но сенсоры по-прежнему не сработали. Шанц беззащитно огляделся, однако вокруг не было никого, кто мог бы ему помочь. Сверху слабо мерцали плафоны из толстого стекла, выделяя скудный свет, которого едва хватало, чтобы разглядеть дверь лифта в конце коридора.

«Вот было бы интересно и захватывающе, если б не открылась ни одна из этих дверей, и я застрял бы в этом сумрачном подземном коридоре ещё на несколько дней, – подумал Альберт. – Бесконечных, кошмарных дней».

Дверь открылась лишь с третьей попытки после того, как доктор несколько раз усердно протёр ладонь от пота об свой стерильный халат. Гадая о том, что могло послужить причиной этой временной неисправности сенсорного замка, Шанц переступил порог двери, оказавшись в одном из секторов, предназначенных для чрезвычайно секретных исследований.

В течение последней недели доктор Альберт Шанц ежедневно выполнял на этом ярусе подземного комплекса одну и ту же рутинную работу. Она состояла в том, чтобы наблюдать за существом, помещённым в специальный саркофаг в секторе «С». Создание внешне почти ничем не отличалось от обычного человека. Оно было зачато здесь, на одном из нижних этажей, успело пройти все стадии роста от эмбриона до взрослой особи буквально за считанные месяцы и теперь мирно дремало за стеклянной скорлупой саркофага. И хотя оно выглядело образцовым подобием homo sapiens без каких-либо видимых патологических отклонений, Шанц всё ещё не был склонен считать подопытного венцом научного творения.

Проект «Доминант», как окрестил его профессор Волков, генеральный координатор всех исследовательских работ и руководитель института, по крайнему убеждению Шанца, нуждался в доработке. Однако сам профессор был настроен куда более оптимистично и напрочь отметал все сомнения своего главного ассистента и заместителя по должности.

В тот день они снова столкнулись с Волковым в секторе «С». В центре просторного светлого помещения располагался громоздкий, более трёх метров в длину саркофаг, за герметично закрытым стеклянным колпаком которого можно было разглядеть умиротворённое лицо атлетически сложенного мужчины. В нём не было бы ничего аномального, если бы не его гигантский рост – более двух метров. Небольшое отклонение в геноме, как сказал профессор Волков, который предпочитал даже не обращать на это внимания. После ряда печальных неудач этот образец казался идеальным; более того, профессор считал, что эта незначительная ошибка как никогда приблизила их к наилучшему результату, увенчавшему годы кропотливых изнурительных трудов.

Шанц не разделял восторгов Волкова, оставаясь непробиваемым скептиком до последнего. Он хорошо помнил, каких нервов и усилий стоило им обезвредить несколько менее покладистых экземпляров, отличавшихся редкой даже для животного мира агрессивностью. Порой они вели себя, словно гигантские насекомые, причём некоторые из них напоминали этот вид животного царства даже внешне, демонстрируя не меньшую, а, возможно, и большую ярость и бескомпромиссность.

Последний образец проекта порадовал своих создателей стопроцентной человеческой внешностью, совершенно без намёков на клешни, клыки или жвала, собирающиеся выскочить у него из нутра. И тем не менее ничего не выражающие безжизненные черты спящего атланта скорее отталкивали, чем привлекали; в них было не больше жизни и естественности, чем в серых, покрытых кафелем стенах и бронебойных дверях, ограждавших это существо от внешнего мира. Доктор Шанц относился к последнему подопытному, пожалуй, даже более настороженно, чем к предыдущим, более устрашающим на вид.

Лаборантка лет тридцати с глубоким шрамом на левой щеке следила за показаниями компьютера, подсоединённого к системе жизнеобеспечения. В данный момент она старалась делать это чуть более внимательно, чем обычно, поскольку рядом находился профессор. В стороне за стеклянной перегородкой притихли двое охранников в чёрной униформе, непривычно режущей глаз в медицинской лаборатории, где почти всё было ослепительно белого цвета, включая, конечно, и стерильные халаты учёных.

Доктор Шанц подошёл к саркофагу и встал рядом с профессором. За пять лет они никогда не здоровались по утрам, так же как и не прощались, будто эти годы слились в один сплошной, бесконечно долгий рутинный день. Тот с какой-то странной улыбкой изучал лицо подопытного, склонившись над стеклянной крышкой саркофага. Волкову было далеко за семьдесят, во всём его облике сквозило что-то от умудрённого Франкенштейна, демонического, но тем не менее внушающего уважение. Его пышная седая шевелюра, видимо, уже несколько лет не знала расчёски; выражение лица могло быстро смениться с гневного на приятное и радушное и, в целом, он мог казаться артистичным и непостоянным, что иногда встречается среди людей неадекватных или гениев.

Доктор Шанц являл собой полную противоположность руководителя научного института, однако иногда могло показаться, что он вполне успешно перенял многие черты характера своего наставника. Он был моложе профессора почти на тридцать лет; вечно бесстрастное выражение его лица выдавало в нём скептика, трудоголика и практика; из-под стёкол очков в строгой металлической оправе мерцал взгляд холодных свинцово-серых глаз, взгляд акулы, не упускающий из виду ни одной мелочи. Надо сказать, этого пронизывающего «стеклянного» взора доктора побаивались многие из рядовых лаборантов.

Альберт Шанц считался вторым человеком в институте после профессора, поэтому ни одно из зрелищных представлений местного научного аттракциона ни в коем случае не могло обойтись без него. Более того, иногда он знал наперёд, что должно случиться, будучи посвящён во все детали, как того и требовал рабочий протокол. Между тем ему не хотелось думать о том, что все доступные ему сведения проходят через руки профессора, власть которого в этом удалённом от цивилизации научно-исследовательском институте, затерянном среди прикаспийских степей и холмов, была безгранична и сравнима разве что с каким-то диктаторским правлением. Престарелый самодержец явно знал и оберегал свою власть, стараясь держать на привязи всех сотрудников, включая даже самых приближённых вроде Шанца.

Однако у доктора в кармане был сильный козырь: врождённое чувство дипломатии, невероятное терпение и некоторая способность научного предвидения. Это можно было назвать каким-то шестым чувством, поразительным чутьём, позволявшим ему предугадывать некоторые грядущие события в области их общих с профессором научных изысканий. Однако о большей части этих предчувствий он предпочел бы умолчать, дабы профессор Волков не счёл его паникёром.

Вообще говоря, в последнее время их отношения сложно было назвать даже партнёрскими. С некоторых пор Шанцу начало казаться, будто профессор скрывает от него какие-то очень важные научные данные или чего-то попросту не договаривает. От этого противного чувства подозрительности и недоверия было крайне сложно избавиться, и время от времени это проявлялось в виде яростных споров и вспышек раздражительности у обоих, хотя, осознавая явное преимущество профессора по опыту и рангу и не забывая о дипломатии, доктор всегда оставлял за своим руководителем право на окончательное решение.

То, что случилось совсем недавно как будто должно было объединить их усилия и примирить раз и навсегда. Цикл многолетних утомительных экспериментов близился к развязке. По-видимому, в стенах научного института наконец-то свершилось нечто значительное и вселяющее надежду. Казалось, триумф был близок, и на монументальном полотне их общих чаяний, бессонных ночей и кропотливой работы оставалось сделать лишь несколько последних штрихов.

– Послезавтра утром, – коротко сказал профессор, не глядя на Шанца, словно говорил с самим собой.

– Что послезавтра утром? – с интересом спросил Шанц.

– Послезавтра мы отключим систему, выведем его из комы и посмотрим, на что он способен. Завтра к вечеру нам должны доставить партию приматов, так что ваша задача, доктор, подготовить их к эксперименту. Я заказал диких самцов павианов из южной Африки. Должен сказать, это довольно агрессивные экземпляры, так что поосторожнее с ними, Альберт.

– Зачем они вам? – с интересом спросил Шанц.

Профессор с лёгким удивлением взглянул на него и сказал:

– Как будто сами не знаете? Пора проверить боевую реакцию нашего доминантного «самца».

Шанцу стало немного дурно. Перед его мысленным взором на мгновение предстал покрытый плотным линолеумом пол в лаборатории, залитый кровью, и ему показалось, что он снова слышит испуганные крики охранников, как в тот несчастливый для института день, когда одно из «бракованных», созданных профессором существ вырвалось из клетки, вцепившись когтистыми лапами в горло одной из лаборанток. Инцидент закончился тем, что охранники пристрелили взбесившуюся тварь, а лаборантку удалось вернуть к жизни на операционном столе, но Альберт запомнил этот случай надолго, и сейчас он вновь вспыл в его памяти во всех своих ужасающих кровавых красках. Сотрудницу, которой в тот день настолько не повезло, звали Лидия. Она поправилась и спустя некоторое время вернулась к работе, решив, к удивлению Шанца, остаться в институте, но глубокий шрам на её некогда симпатичном лице было невозможно скрыть никаким тонирующим кремом и можно было только догадываться о её чувствах, когда каждое утро она приступала к работе, связанной с наблюдением за очередным подопытным образцом.

– Профессор, – произнёс Шанц, помедлив. – Я считаю… я просто убеждён, что это несвоевременное решение.

– Вы серьёзно? – безучастно откликнулся Волков.

– На мой взгляд ещё рано выводить его из этого состояния. Если честно, я бы на некоторое время вообще заморозил проект.

– Посмотрите, какой красавец, – со спокойным удовлетворением произнёс профессор. – Он жаждет предъявить себя миру, а вы хотите свернуть проект. Кстати, все физиологические показатели нашего «Доминанта» в норме.

Последние слова профессора, произнесённые им с безразличием и каким-то отрешённым, по-детски мечтательным выражением лица, вывели Шанца из себя, и он повысил голос:

– Плевать на внешние показатели, даже если они очень обнадёживают! Одним словом, нужно заново провести вскрытие и повторить все анатомические исследования. Я бы взялся за это сам, причём немедленно!

– Чего вы боитесь? – скорчив недовольную мину, спросил Волков.

– Мы тут не в детские игры играем. Лучше перестраховаться лишний раз, чем после в спешке заметать следы, как это нередко бывало раньше.

– Успокойтесь, я абсолютно уверен в успехе!.. Да и потом, сроки поджимают, доктор. Мы и так затянули с проектом, а наши спонсоры уже требуют отдачи. Нельзя сбрасывать это со счетов, иначе нас просто лишат финансирования. И тогда вы поедете домой, где вас с нетерпением ждут, не так ли?

Доктор Шанц снова почувствовал себя проигравшим в этой словесной баталии. Действительно, сложно было на это что-то возразить. В тех краях, откуда он сбежал, напортачив по юридической части, его ждали лишь несколько полицейских чиновников из следственного комитета, которые были рады задать ему несколько вопросов отнюдь не для научного журнала, и, наверное, больше никто. В последней дискуссии как всегда победил профессор. Он и его спонсоры.

2

Костя Пришвин добрался до Нареченска из родной Самары на нескольких видах транспорта: поездом, автобусом и, наконец, просто автостопом. Уже на второй день пути к своей конечной цели, научному институту, находившемуся где-то за чертой этого небольшого провинциального городка, Костя понял, что мобильную связь ему, вероятно, в ближайшее время не восстановить и соответственно он может забыть и обо всех банковских услугах, когда у него закончатся последние наличные деньги.

В последний раз на пустынной дороге по направлению к институту Пришвина подбросил загорелый местный парень на самосвале ЗИЛ-130. Они тряслись на ухабах около часа, перетирая разные темы от политики и современных научных разработок до красивых девчонок из Иваново и ценах на вещевых базарах в Подмосковье, где Косте когда-то довелось побывать, пока шофёр не остановился у оживлённого скудной растительностью предгорья – отсюда начинала виться почти неприметная каменистая тропинка, терявшаяся среди иссушённых солнцем, красноватых соляных холмов.

– Вообще-то мне нужен институт Биотехнологий, – заметил Пришвин, оглядывая окрестности, чем-то напоминающие марсианский пейзаж. – Разве это здесь?

Загорелый парень молча указал на покосившуюся табличку, видневшуюся поодаль у подножия склона. На ней можно было разобрать слегка затёртую от времени и суховеев, аккуратно выведенную чёрной краской, надпись:

«БИОСФЕРНЫЙ РЕЗЕРВАТ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН!»

Пришвин радостно кивнул:

– То, что нужно! Далеко отсюда до института?

Местный с каким-то испугом посмотрел на Костю и сказал:

– Мы объезжаем его стороной. Кстати, два дня назад один из таких же, как ты психов задал мне тот же вопрос. Надеюсь, он уже дома и смотрит телевизор.

Костя не успел задать парню логичный уточняющий вопрос, когда тот, даже не удосужившись распрощаться, отжал газ и скрылся из виду на бешеной скорости.

Пришвин в изумлении проводил взглядом самосвал, оставивший позади себя плотную завесу из пыли и дыма. То, что он услышал, откровенно говоря, не очень-то его и напугало, – скорее, наоборот, заинтриговало и пробудило ещё больший интерес к вожделенному институту. Если следовать логике, этот кто-то мог быть репортёром, таким же, как и он сам. Значит ли это, что у него появился соперник? Или местный «абориген» попросту ошибся?

Пришвин двинулся по тропинке, уводившей вверх по песчаному склону, отметив про себя, что ему остаётся всего несколько часов до наступления сумерек и что оказаться одному в темноте в неизвестном необитаемом месте было бы не самой приятной перспективой, тем более если местные жители так беспокоятся за каждого чужака, появившегося в этой местности.

По-видимому, ему предстоял последний марш-бросок, далеко не самый лёгкий, но имевший преимущество с учётом тех опасностей, с которыми мог столкнуться Костя и в которые он был заранее посвящён. Список возможных рисков был коротким, но предельно ясным, и первое правило, позволявшее обойти первую опасность, гласило: «Бойся лёгкого пути!»

Самый краткий и простой путь к научному институту лежал по шоссе, огибавшему предательские предгорья и ложбины, явно полные змей и прочей неприятной живности, однако это был и самый рискованный путь для чужака.

«Первый закон папарацци: не засветись!» – Так сказал ему Стеблов, редактор журнала в его родном городе, в котором ему предложили долгожданную и, как ни странно, весьма неплохо оплачиваемую работу.

Всё бы ничего, если бы главред не решил его проверить на новой должности, поручив на первый взгляд непосильное задание: отправиться к чёрту на кулички, за добрую тысячу километров от уютного кабинета в служебном помещении редакции. И спрашивается, зачем?! Пролезть на территорию бывшего секретного объекта только для того, чтобы узнать, что творят тамошние «ботаны»? Сначала Пришвину захотелось отказаться от задания, равно как и от новой должности, но редактор с ухмылкой бросил перед ним довольно плотную пачку зелёных купюр, обнадёживающе подмигнул, и Костя понял, что перестанет уважать сам себя, если не совершит в жизни хотя бы один необдуманный поступок, который, к тому же, ещё и оплачивается авансом.

Почему-то Пришвин очень не хотел здесь лишний раз засвечиваться. Поэтому он следовал всем советам и напутствиям Стеблова, который, по его словам, когда-то побывал в Прикаспии с более мирными намерениями, с целью порыбачить в заводях одного из множества притоков, впадающих в Каспийское море.

Следуя маршруту, указанному участливым редактором на потёртой карте местности, Костя начал подниматься по каменистому склону, чувствуя, что с каждым шагом это становится всё тяжелее. Тропинка теоретически должна была довести до высокого забора, ограждавшего научный объект с южной стороны, конечно, если Костя ничего не перепутал. Далее предполагалось действовать по обстоятельствам. Впрочем, Стеблов не забыл составить подробный список опасностей, по его мнению, подстерегающих любого, кто рискнул бы проникнуть на закрытую территорию объекта. Однако пока Пришвин не увидит эту ограду своими глазами, он не хотел о них даже вспоминать.

Он был настолько поглощён своим восхождением на вершину холма, что не заметил человека, долго и терпеливо наблюдавшего за ним с высоты двадцати метров. Лишь когда Пришвин уже почти поравнялся с ним, добравшись до вершины, он услышал до боли знакомый ему голос:

– Уж кого я не ожидал здесь увидеть, Костя, так это тебя!

Он с удивлением поднял голову и увидел сияющее круглое лицо Гриши Самойлова. Подобной встречи уж точно не ждал и Пришвин. Благодаря какому-то невероятному стечению обстоятельств, они столкнулись именно здесь, в этом далёком пустынном краю, хотя Пришвин отнюдь не рассчитывал, что они когда-нибудь встретятся снова. К сожалению или к счастью, это был он – его бывший приятель, полноватый и немного неуклюжий с виду парень, с которым они уже давненько разошлись во взглядах на репортёрское ремесло. Они познакомились несколько лет назад по чистой случайности в интернет-кафе недалеко от Ярославского вокзала, куда зашли выпить пивка и потарабанить по «клаве». Их объединял общий интерес к журналистике, хотя дорогу к взятию заветных высот они пробивали себе по-разному, кто как мог, хотел и умел. Самойлов к тому времени уже учился на журфаке МГУ, чем сразу расположил к себе Пришвина, для которого аудитории данного вуза казались недостижимым Олимпом. К слову говоря, сам Костя прибыл в Москву, набив себе руку на спортивных колонках сразу нескольких провинциальных газет, но даже и не мечтал о факультете журналистики и жизни праздного бомонда, – вместо этого ему пришлось буквально выживать, работать, где придётся, причём отнюдь не в редакциях столичных глянцевых изданий. Самойлов же был коренным москвичём, слегка ленивым, и у него частенько водились деньги не в последнюю очередь благодаря щедрым родным, – всем этим они с Костей, собственно, и отличались.

Да, это был он – монстр бульварного чтива, вот уже много лет собиравшийся взорвать реальность самой опасной из мин замедленного действия, самой сенсационной из статей! Можно с уверенностью сказать, что свежеиспечённый журналист Гриша Самойлов всегда мечтал лишь об одном – славе суперскандального репортёра. И главное, – он мечтал написать самую сногсшибательную статью, причём основанную на самых бесспорных фактах, – затея, как считал Пришвин, действительно заслуживающая уважения в среде новостной прессы, если забыть о том, что самые увлекательные статьи чаще всего основаны на фактах спорных и бездоказательных.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы Самойлов преуспел хоть в чём-то, на что рассчитывал за всё это время; скорее, он снискал себе славу неудачника, без конца забавлявшего своих более расторопных коллег. Начать с того, что он не доучился в МГУ, как следствие сузив себе спектр возможностей в той сфере деятельности, в которой, видимо, изначально собирался зарабатывать деньги и строить дальнейшую карьеру. В отличие от Кости, вернувшегося из Москвы в свой родной город, Гриша продолжал работать в столице, не оставляя попытки покорить мегаполис своим талантом, оттачивая перо в коротких публикациях на страницах отдельных столичных бульварных изданий и ведя свой собственный блог в Интернете. Не так давно Самойлов зациклился на исследовании паранормальных явлений и сразу столкнулся с абсолютным недоверием и непониманием всех и каждого, включая его же случайных работодателей. Вероятно, вскоре до него дошло, что он потерпел фиаско, потому что распрощавшись с публичной жизнью, бомондом и ночными тусовками, Гриша надолго куда-то исчез, потеряв всякую связь с кругом коллег по цеху, знакомых и даже самых близких друзей.

Пришвин не был до конца уверен, что действительно рад тому, что его бывший приятель неожиданно нашёлся и лишь по одной причине: воспалённое воображение Гриши Самойлова уже давно перебило все показатели самых изощрённых представителей бульварного жанра. Во всём остальном он мог быть в сущности неплохим спутником, ведь и один, как здраво рассудил Костя, в поле не воин.

Самойлов помог Пришвину взобраться на вершину склона, и тот не мог не заметить, насколько уверенно держался здесь его друг, как будто подобное времяпрепровождение было ему вовсе не в новинку.

– Так ты здесь уже два дня? – спросил Костя, вспомнив о недвусмысленном замечании шофёра. – Знаешь, местные не очень-то любят эти окрестности.

В ответ Самойлов загадочно воззрился на Пришвина и произнёс почти шёпотом, словно кто-то мог его подслушать:

– Два дня, дружище, и две ночи!

– Ты что-то откопал?

– Сложно сказать, – было видно, что Самойлов едва не раздувается от гордости.

Определённо, он уже успел что-то разузнать, иначе было не объяснить его крайне довольный вид. Этот задорный блеск глаз и повышенная розовощёкость запомнились Косте ещё со времён их совместных тусовок в Москве, когда его друг с увлечением рассказывал ему о своих новых бредовых идеях.

– В общем, я кое-что нарыл, – сказал он. – Конечно, если это не «фата-моргана».

Самойлов любил блеснуть эрудицией, сдобрив свою порой весьма бессвязную речь или несуразный текст в блоге каким-нибудь броским словцом.

– Даже так? – Пришвин сделал вид, что крайне удивлён.

Самойлов поморщился, стирая испарину со лба:

– Здесь очень жарко, Костик! За два дня я прочувствовал это на все сто. Почти как в пустыне Сахара, а значит, могут быть и миражи.

– Ты здесь из-за секретного института, верно? – в упор спросил Пришвин.

– Точно! – признался Гриша, и глазом не моргнув. – В некоторых кругах он известен как «Объект-5», некогда государственный научно-исследовательский секретный НИИ, привлекавший для работы самых лучших генетиков, биологов и прочих отборных «ботанов». Но теперь, у кого я ни спрашивал, никто не может толком сказать, на кого и на какие средства этот НИИ работает. Официальное прикрытие: принадлежность к фармацевтической компании «Бион», слышал о такой?

– Нет, что-то не припомню.

– Костик, я чувствую, это мой шанс.

– Кто тебе рассказал об институте?

– Письмо по и-мейлу. Я не шучу. Полная нелепость, но кто-то, пожелавший остаться неизвестным, прислал мне письмо. Ты же знаешь, что письма шлют все, кому не лень. А мы, репортёры, этим живём.

– И ты даже не знаешь, кто?! – изумился Пришвин.

– Это не важно, главное, что он подал мне хорошую идею. Ну, а кто подцепил тебя? – не без скрытого ехидства спросил Самойлов.

– Так, один главред. Это моя работа, ведь я вроде бы всё ещё журналист, – улыбнулся Костя.

Гриша добродушно усмехнулся в ответ.

– Солнце зайдёт через пару часов, но у тебя ещё есть шанс подобраться к «Объекту-5» поближе, конечно, если ты не против.

Пришвин живо ухватился за эту возможность:

– Ты знаешь, как туда пройти?

– Да, но должен тебя огорчить: всё, что мы с тобой увидим – это высоковольтную ограду за холмом и больше ничего. Во всяком случае, пока мы не найдём способ через неё перебраться.

Костя с улыбкой отмахнулся:

– В моей жизни случались обломы и похуже. Веди, Сусанин!

Они двинулись по узкой тропинке, уводившей вниз со склона в поросшую скудной зеленью ложбину, за пределами которой начиналась безжизненная территория, напоминающая унылые окрестности лагеря для особо опасных заключённых.

3

За всё время своей исследовательской работы доктор Шанц ещё ни разу не предпринимал попыток обойти всю научную базу сверху донизу. Не то чтобы это было совершенно невозможно, напротив, архитектурная конструкция и план всего строения были предельно упрощены. Однако некая невидимая сила, крывшаяся в этих стенах, казалось, подспудно не позволяла ему это сделать.

В этом было одновременно что-то захватывающее и жуткое: начать свой путь с верхних, самых светлых шумных верхних этажей и, постепенно углубившись в подземные недра научного объекта, пройти по запутанному лабиринту потайных коридоров, будто совсем лишённых жизни. Альберт отнюдь не был суеверен, но подчас ему начинало чудиться, что в самых глубинах института поселилось нечто неимоверно чудовищное и зловещее. Именно поэтому при всей своей любви к уединению он избегал оставаться здесь надолго один.

От мрачных мыслей его как всегда спасала работа, и в свете последних успехов он почувствовал невиданный подъём и тягу к новым самым решительным действиям. Единственное, что не давало ему покоя – это спорный подход профессора Волкова ко всему, что бы здесь ни происходило. Что-то заставляло доктора доверять своему шефу всё меньше. Конечно, проект «Доминант» был их общим триумфом. Но Шанц, потративший на эти исследования тоже немало времени, добровольно отрезав себя от цивилизованного мира, не мог простить профессору попыток присвоить себе все лавры и поставить свой личный акцент над проектом, волей-неволей оттенив вклад своего компаньона.

В этот поздний час в подземных секторах института оставались только дежурные охранники, хорошо вооружённые и обмундированные в чёрную униформу, которыми командовал начальник охраны объекта Савва Багров, дюжий мужлан с не совсем ясным военным прошлым. Доктор предпочитал общаться с ним как можно меньше, уступив эту привилегию профессору.

Согласно протоколу, сотрудники института Биотехнологий должны были покинуть помещения подземных этажей до десяти вечера, хотя бывало, кто-то из числа самых фанатичных трудоголиков оставался в лабораториях на ночь, особо не стремясь вернуться в жилые апартаменты, которые располагались совсем рядом, в здании, находившемся рядом с главным корпусом. Надо сказать, бывший научный секретный объект и создавался много лет назад с тем расчётом, чтобы надолго расселить здесь учёных, заставив их отказаться от заурядных благ цивилизации.

Доктор Шанц в этом смысле недалеко ушёл от некоторых наиболее фанатичных коллег и уже давно облюбовал себе комнату на верхнем этаже центрального здания института. Чтобы добраться до неё, нужно было пройти обычным маршрутом мимо двери в апартаменты профессора. Так доктор сделал и на этот раз. Он не собирался нарушать покой своего шефа, но, проходя мимо, невзначай услышал за дверью профессора чьи-то приглушённые неразборчивые голоса. Шанц остановился и прислушался. Голоса стихли внезапно, будто собеседники заподозрили о его присутствии. Дверь скрипнула и приоткрылась, точно от сквозняка. Внезапно позади доктора донеслось какое-то шуршание, словно кто-то невидимый прошмыгнул за его спиной.

Альберт испуганно оглянулся, но коридор был совершенно пуст. Он взглянул на дверь, приоткрывшуюся, словно приглашая его войти. Подстёгнутый любопытством, доктор Шанц толкнул дверь и осторожно вошёл внутрь. Он увидел профессора в глубине помещения, поспешно убирающего что-то, похожее на шприц с иглой, в несгораемый шкаф.

Видимо, профессор услышал его шаги, потому что быстро захлопнул дверцу шкафа и обернулся к нему:

– Ах, это вы, доктор! А я ещё подумал, кто тут шляется?

– Я не помешал? – Шанц прошёлся взглядом по комнате в поисках неизвестного собеседника, но рядом не было никого.

– Конечно, нет, доктор, заходите. Не хотите ли коньячку на сон грядущий?

– Нет, спасибо. У вас была открыта дверь, вот я и решил напомнить вам…

– О чём? – профессор бросил на Шанца острый взгляд. – Неужели о безопасности.

Доктор сухо кивнул.

– Поверьте мне, Альберт, – сказал профессор, с тяжёлым вздохом усаживаясь в широкое кожаное кресло. – Я не забываю об этом ни на минуту… Как самочувствие Доминанта?

– Все показатели в норме. Вообще с ним всё как всегда. Это кома, сон без сновидений. Очень глубокий сон.

– Согласен, вряд ли Доминант видит сны. Ведь он и не должен их видеть… Кстати, он на месте? – спросил вдруг Волков.

Шанц с удивлением ответил:

– Конечно! Почему вы спросили?

– Стерегите его, доктор. Вы отвечаете за это!

– Само собой, он под наблюдением. Правда, за охрану непосредственно отвечает Багров.

Профессор помолчал с минуту, затем поучительно произнёс:

– И запомните ещё одно: всего один посторонний на территории нашего объекта – это ни много ни мало как объявление войны!

Доктор кивнул в ответ и внутренне поёжился, вспомнив о специально натренированных сторожевых псах, обходивших всю достаточно обширную территорию вокруг научного института день и ночь, благодаря чему даже сотрудники избегали пересекать её на своих двоих – только на машине и желательно в присутствии охраны. Такова была воля профессора: ни один посторонний, кто бы он ни был, не мог проникнуть за внешнюю ограду объекта незаметно и безнаказанно.

– Между прочим, доктор, – обронил Волков, – мы ждём гостей.

Это известие было для Шанца неожиданным.

– Неужели? – спросил он.

– Я узнал об этом только сегодня от нашего общего покровителя. Мы ему слишком многим обязаны, доктор, особенно я. Так что будьте готовы дать отпор врагу.

– И кто наш враг – правительство? – не без грустной иронии спросил Шанц. – Любопытные из академии наук, помнится, уже были. Кто теперь приедет к нам с проверкой: ФСБ, МВД, секретный агент под видом коммивояжера с роботом-пылесосом?

– Не будьте так циничны, ведь даже в нынешнем правительстве у нас есть друзья. Наши замечательные спонсоры, как вы знаете, вращаются в тех же кругах.

Доктор промолчал, подумав о том, что либо эти «замечательные спонсоры» ходят по очень хрупкому льду, либо обладают властью подчас несоизмеримо большей, чем некоторые представители «высших эшелонов».

– Так кто же к нам заявится на этот раз? – повторил свой вопрос Шанц.

– Видимо, кто-то из службы госбезопасности, но кто именно и когда это произойдёт, я вам не скажу.

Профессор умолк, задумчиво опустив глаза, и доктор понял, что на этом их разговор окончен.

Прежде чем выйти, он невольно снова бросил взгляд по сторонам, пытаясь уловить хоть один намёк на то, что тут недавно кто-то был. Ведь не мог же Волков спрятать своего собеседника вместе со шприцем в несгораемом шкафу! Он хотел было спросить об этом профессора, но в последний момент передумал: ему не хотелось быть уличённым старым честолюбцем в излишнем любопытстве. Поэтому он повернулся и тихо вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

4

Солнце отбрасывало на медленно остывающую землю свои последние лучи, когда Пришвин и Самойлов подошли к высокой железной ограде, протянувшейся, наверное, на несколько десятков километров вокруг научного объекта. Корпуса самого объекта терялись где-то далеко вдали, напоминая угловатый тёмный островок посреди океана безжизненной суши.

Гриша Самойлов выудил из своего рюкзака старый, но, видимо, очень надёжный армейский бинокль и передал Пришвину:

– Смотри, сколько влезет, всё равно ничего не увидишь.

– Очень мило с твоей стороны! – съязвил Костя. – А мы не могли подобраться где-нибудь поближе, чтобы лучше рассмотреть окрестности?

– Вряд ли, – ответил его друг. – Я здесь тоже зря времени не терял и обошел тут всё кругом. Этот объект – неприступная крепость.

– А что, если перебраться через ограду? – предложил Пришвин.

– Не советую. Этот забор под напряжением, – в доказательство своих слов Самойлов указал на неприметную табличку на ограде с изображением черепа и перекрещенных костей – вольный портрет несчастного, нашедшего свою судьбу, поджарившись на оголённых проводах.

Пришвин внимательно осмотрел в бинокль местность, простирающуюся за оградой. До объекта оставалось всего километров десять, не так много, но это расстояние можно было пройти пешком, лишь перебравшись через неприступный с виду забор. Его внимание привлекли несколько медленно передвигающихся силуэтов, напоминающих каких-то диковинных животных, почти сливавшихся с наползающими сумерками, однако определить, что именно это было, он не смог даже в бинокль.

Воспалённое воображение тут же нарисовало Косте жутких мутантов, сбежавших из секретной лаборатории и бесцельно бродивших вокруг научного объекта подобно призракам, однако здравый смысл подсказывал ему, что он, скорее всего, перегрелся на солнце. Как сказал бы Гриша, это просто миражи.

– Что ты ещё знаешь об этом объекте? – спросил он у Самойлова.

Тот предложил перевести фокус бинокля в сторону к западу от ограды. Последовав совету приятеля, Костя увидел гряду однообразных холмов.

– Здесь довольно странный ландшафт, – заметил Пришвин, – и всё вокруг в каких-то красных тонах.

– Земля здесь насыщена солью и железом, – ответил Гриша. – А на том месте, где мы стоим, когда-то было море… Теперь взгляни на те холмы. Видишь на западе перевал? Он кажется почти таким же непреодолимым, как и эти соляные горы, но это обманчивая видимость. За ним проходит дорога, ведущая прямиком к контрольно-пропускному пункту, а это – заветные врата, открывающие путь к святая святых, куда мы с тобой так рвёмся. Единственная возможность сократить путь – перебраться по воздуху. Но, к сожалению, у нас нет вертолёта.

– Я всё это слышал и раньше, – с досадой ответил Пришвин. – Ну и какого же хрена ты привёл меня сюда? Мы ведь могли направиться сразу к главной дороге.

– Потому что здесь я впервые увидел нечто паранормальное!

Костя весело рассмеялся: по-видимому, время мало изменило его друга, и он остался всё тем же охотником за дешёвыми сенсациями.

– Тише, – шикнул на него Самойлов, настороженно оглядевшись по сторонам. – Я увидел это в первый же вечер именно здесь.

– Фата-моргана? – напомнил ему Пришвин. – Миражи?

– Ну уж нет! В конце концов здесь не Сахара для того, чтобы видеть миражи так часто. Вначале я, так же как и ты, был уверен, что это – гиблое место для поиска сенсаций. Но я ошибался. Подумать только, в первый же день приезда – первый знак! Я был уверен, что это – знамение свыше, знак, что с этим местечком не всё чисто, что здесь надо копать…

– Ладно, допустим. Ну, и что ты увидел?

– Ты знаешь, что такое полтергейст?

– Это уж слишком, – усмехнулся Пришвин. – Ты веришь в эти сказки?

– Нет! – Самойлов едва не вскрикнул от возбуждения. – Я верю в то, что слышал и видел своими глазами. Дело в самом этом месте, в научном объекте! Я почти уверен, что с ним не всё в порядке. Послушай, Костик, у меня профессиональное чутьё на сверхъестественные вещи, тут пахнет сенсацией!

– Так что ты видел?

– Я видел… Только не смейся – привидение!

Костя в изумлении уставился на Гришу.

– Призрак, похожий на человека. И в то же время… не похожий. Укутанный, как кокон в какие-то тёмные грязные одежды, если, конечно, это были одежды. Видишь ли, я стоял здесь и пытался рассмотреть хоть что-то в темноте в бинокль, и тут услышал этот странный шорох. Непонятный тихий шелест вроде шипения змеи. Он тогда меня до ужаса напугал!.. Я слышал, что смерч, приближаясь, создает такой же непонятный шум. Но смерча не было и в помине. Так вот, я всматривался в кромешную тьму, как вдруг по ту сторону ограды возник фантом…

– Призрак? – переспросил Костя.

– Ты смеёшся, но это было жутко! Внезапно он исчез и снова возник через секунду всего в десятке метров от меня. Ты понимаешь, проскользнул сквозь железную ограду, будто настоящий полтергейст! У меня душа ушла в пятки, но, к счастью, он вроде бы меня даже не заметил. Затем сделал несколько шагов, оглянулся и мне показалось, что он посмотрел прямо на меня – конечно, не дам гарантию, ведь я не видел его лица, было слишком темно. Мне показалось, что я увидел только его глаза, хотя и тех, по-моему, не было – лишь глубокие серые впадины, как у мертвеца. После этого он просто растворился в воздухе, как будто его и не было вовсе.

– И ты хочешь убедить меня в том, что это не глюк? – скептически заметил Пришвин. – Ты, наверно, на радостях попросту надрался в первый день приезда. Что бухал?

– Думай, что хочешь, а я буду его искать. И я его найду!

– Искать кого?

– Полтергейст, – ответил Самойлов и обиженно отвернулся, уставившись на окрашенные в лёгкий вечерний багрянец холмы на западе, залитые лучами заходящего солнца.

Усмехнувшись в ответ на обиду коллеги, известного своим чрезмерно богатым воображением, Костя прошёл несколько метров вдоль ограды. Он не знал, на кого ему больше злиться: на себя, на Стеблова, заманившего его в эти богом забытые края или Самойлова. Пришвин чувствовал, что его впечатлительный спутник не лжёт, но то, что он якобы видел в темноте, могло быть чем угодно, вплоть до галлюцинаций. Разумеется, им обоим не хотелось сдавать свои позиции так быстро, и, наверное, этот научный объект был вполне достоин, чтобы заняться им всерьёз. Но сейчас это казалось почти нереальным.

Он обернулся и снова внимательно посмотрел на Гришу. Тот увлечённо рассматривал первые звёзды, проступившие на вечернем небе. Поистине, это был неисправимый мечтатель! Его нелепейшие из идей в своё время позабавили многих, с кем он общался, а статьи, посвящённые нечистой силе и НЛО, которые в своё время взяли в пару-тройку бульварных газетёнок, могли развлечь разве что старушек, коротающих вечера на скамейках у подъездов, но бесспорно было то, что Гриша искренне верил в то, что создавал в своём воображении, а создавал он монстров, привидений, инопланетян и прочих существ, невозможность существования которых, как принято считать, уже давно доказана математически.

– Ты в курсе, что мы на территории биосферного резервата? – спросил Пришвин.

– Конечно! – отозвался Самойлов.

– Интересно, что научный институт когда-то построили в центре заповедника.

– Поверь мне, Костик, это не самое интересное. Биосферные заповедники во всём мире начали создаваться лишь с начала семидесятых годов. В СССР иногда их статус присваивался даже обычным закрытым заповедникам, но не в этом дело.

– Ну, а в чем разница?

Пришвин скептически приготовился выслушать новую лекцию своего начитанного коллеги, насыщенную набором на сей раз биологических терминов.

– Ладно, так уж и быть, объясню. Отличие в том, что присутствие человека на территории биосферного резервата не только не запрещено, но является едва ли не обязательным фактором. Здесь никого не охраняют от людей, напротив, люди – это необходимость, определяющая статус резервата, если хочешь, составная часть местной экосистемы.

– Любопытно. Значит, мы можем спокойно давить ящериц и ловить редких бабочек сколько влезет?

– В принципе, да. Но вот что интереснее всего! До семидесятых годов здесь был закрытый заповедник, биосферным он стал намного позже. А это значит, что биосферный резерват – всего лишь современное прикрытие для засекреченного объекта, который, судя по всему, был построен по меньшей мере сорок лет назад. И у меня большие подозрения, что долгие годы там занимаются какими-то запрещёнными исследованиями.

– Под эгидой властей?

– Не обязательно, – возразил Самойлов. – Хотя можно сказать и так, ведь у кого деньги, у того и власть.

– Тогда олигархат? Какой-нибудь миллиардер тайком содержит старый полуразвалившийся научный объект на свои личные деньги, дабы потешить самолюбие и немного заработать на исследованиях?

– Почему же сразу тайком? Кстати, вспомни, сколько было разрушено и разворовано бывших секретных объектов времён СССР. Никому до этого нет никакого дела, а ведь это были гигантские постройки, напичканные довольно продвинутой на тот момент электроникой. Да и лабы в них, уверен, были по первому разряду. Достаточно было вложить в них немного денег, обновить, обустроить, закупить современное оборудование и – понеслась!

– Хорошо, – сказал Пришвин. – У нас есть хоть один шанс попасть на этот объект?

Самойлов пожал плечами:

– Наверное, единственный – через КПП, вполне легально. Если мы будем всё время двигаться на запад через перевал, то обязательно скоро выйдем к нему.

С минуту они оба молчали, глядя в сторону едва различимого в сумерках института Биотехнологий сквозь прутья ограды, как вдруг тишину нарушил отдалённый долгий вой. Его тоскливое эхо пронеслось над пустошью и стихло где-то вблизи горных склонов.

– Это там, – спокойно проговорил Самойлов, указав туда, где смутно виднелись корпуса научного института.

– Что это было? – внутренне содрогнувшись, спросил Пришвин.

– Я не удивлюсь, если это сторожевые псы, – отозвался Гриша. – Надёжная охрана для секретного объекта, даже если отключится напряжение забора.

При всём своём желании Костя даже не нашёл, что на это возразить. Он молча закинул на плечи свой тощий рюкзак с остатками пожитков и широким бодрым шагом направился к перевалу в сторону КПП. Так же молча Гриша Самойлов двинулся следом за ним.

5

Профессор Волков проснулся как всегда на рассвете с тяжёлым чувством, что ему чего-то невыносимо, чудовищно не хватает. Каждый раз, просыпаясь с этим чувством уже в течение двух лет, он не мог понять, чего именно? Тогда, по привычке накинув халат, он подходил к широкому панорамному окну, поднимал жалюзи и, ослеплённый напором первых лучей восходящего солнца, вспоминал. Ему открывался вид на искусственный запущенный яблоневый сад, разбитый перед центральным корпусом научного института, и видеть всё это было не столько отрадно, сколько больно и грустно.

Минуло всего два года, как из жизни ушла его жена. Ни одна из самых удручающих перемен или катастроф, произошедших с того момента, как он занял пост директора секретного «Объекта-5», а ныне НИИ «Биотехнологий» не могла сравниться с этим ударом. Но всё же вот уже два года профессор пытался жить совершенно по-новому, удивляя всех и самого себя волной столь неожиданных успехов. Ему удалось не без труда пережить утрату жены и, как следствие, профессор приступил к работе с утроенной энергией. Проект «Доминант» не был, откровенно говоря, его самым любимым детищем и оказался едва ли не самым сложным и долгим, но, несмотря на ряд довольно удручающих ошибок и провалов, Волков пришел-таки к созданию новой, внушительной как минимум по размерам, особи.

Обычно, измученный бессонницей или плохим сном профессор начинал свой день со стакана апельсинового сока, после чего проводил около двух часов в собственной «художественной» мастерской. Там он творил, – и те удивительные «полотна», что он создавал ни в коей мере не относились к его научным изысканиям. Несмотря на это, вход в мастерскую был закрыт для всех.

Закончив со своим хобби, профессор покинул помещение мастерской, примыкавшее к его личным апартаментам, и перешёл в небольшую тёмную комнатку, где находился его собственный пункт наблюдения. Возможно, в этом было что-то от вуайеризма, но он по-настоящему обожал такие моменты, когда, восседая перед большим монитором, отображающим картинки, транслируемые со множества видеокамер, мог заглянуть практически во все уголки научной базы, отметив своим недремлющим оком хоть сколько-нибудь важную деталь.

Профессор Волков посмотрел в монитор, на котором была отчётливо видна атлетически сложенная фигура Доминанта, покоившегося в своём саркофаге. Вокруг него сновали сотрудники лаборатории, в том числе и доктор Шанц, который взвешенно и внешне спокойно отдавал распоряжения подчинённым.

– Дорогой Шанц, – произнёс Волков с улыбкой, – сегодня я вами доволен!

Профессор перевёл взгляд на другой монитор. Хотя он был включён, на нём почти ничего нельзя было разобрать. На экране виднелось помещение, погружённое в полумрак; изредка там появлялись какие-то блуждающие тени, силуэты расплывчатых неестественных форм, но разглядеть их более подробно было нельзя. Профессору это крайне не понравилось.

«Там проблемы со светом, – подумал он. – Не помешает, если Гектор устранит неисправность. Кстати, давно я его уже не видел… Нужно его отыскать».

Волков скользнул взглядом по ряду видеокартинок, на которых то и дело появлялись сотрудники, мелькавшие на всех подземных и наземных уровнях научной базы. Это были специалисты, работавшие во многих отраслях биотехнологий: микробиологи, генные инженеры, вирусологи, а также медики и даже энтомологи. Вероятно, где-то среди них мог быть и Гектор, невзрачная приземистая фигурка в грязном рабочем комбинезоне, появлявшаяся там, где надо по первому зову, но которой иногда всё же было не доискаться.

«Они умеют исчезать, – подумал профессор. – Мои малыши, они все умеют исчезать! Откуда в них это?»

Наверное, исчезновение Гектора навело его на какую-то мысль, потому что профессор переключил всё внимание на компьютер, управлявший системой внутреннего наблюдения. Некоторое время он щёлкал по клавишам, пока на дисплее не высветилась надпись: «Система информации Альфа-Зет».

Он кликнул по ней, и привычные картинки нескольких камер слежения на мониторе сменились новыми: с изображением пустоши, расположенной вокруг научного объекта.

Изображение казалось живым, словно невидимый оператор постоянно менял фокус камер, – и вместе с тем необычным, будто камеры передвигались сами по себе, расположившись не более, чем в полуметре над землёй. Система наблюдения «Альфа-Зет» была гордостью профессора Волкова, с помощью которой он мог позволить себе роскошь совместить надёжную охрану и систему наблюдения, представлявшие собой одно целое.

Внезапно профессора отвлёк шум чиьх-то тяжёлых шагов. Оглянувшись, Волков увидел в дверях комнаты дюжего широкоплечего Савву Багрова, начальника охраны научного объекта. Это был человек с суровым, почти каменным выражением лица. Багров имел за плечами относительно тёмное прошлое отставного вояки, ветерана ведущих спецподразделений минувших времён, вероятно, совершившего ровно столько подвигов, сколько и должностных преступлений, однако в стенах научного института он был уже давно реабилитирован.

На такого бойца, по мнению Волкова, без проблем можно было возложить столь серьёзную должность, как руководство охраной. Багров был посвящён во многие из секретов института, и в целом профессор был им доволен.

– Вы появились кстати, Савва! – приветствовал его Волков.

– Доброе утро, профессор, – пробасил начальник охраны со всей вежливостью и смирением, на какое только был способен. – Я хотел всего лишь доложить, что всё в порядке и сегодня вашему спокойствию ничего не грозит.

– Разве? – профессор сердито вскинул брови. – Вы не должны терять бдительность ни на секунду, Савва. Нам постоянно что-то грозит! И ваша работа смотреть в оба, чтобы это «что-то» до нас не добралось. У нас скоро будут гости, так что напрягите всё внимание и следите за охраной как никогда!

Багров кивнул с видом глубочайшего понимания ситуации.

– Вы хотели что-нибудь ещё, профессор? – спросил он.

– Конечно! Вы не знаете, где прячется Гектор? Куда он всё время исчезает, чёрт возьми!

– Точно не скажу. Он может быть где угодно. А зачем он вам?

– Найдите его и скажите, чтобы он немедленно провёл освещение в подвал. Там почти нет света, и мне это не нравится!

– И вы хотите, чтобы это сделал Гектор? – с недоверием спросил Багров.

– А кто ещё, скажите на милость, осмелится спуститься в подвал с тех пор, как туда перестали ходить люди из вашей охранной бригады, – язвительно отозвался профессор.

Багров только растерянно пожал плечами в ответ. В словах Волкова была доля зловещей правды. С тех пор, как в стенах подвала, затхлого помещения, представлявшего собой самое дно научного объекта, пропали без вести несколько сотрудников, он перестал быть популярным местом для посещений. Единственный, кто ещё отваживался спускаться туда, был штатный уборщик Гектор, и на то, чтобы отправлять его туда без особой опаски за его жизнь, у профессора был ряд своих оснований.

– Будет сделано, профессор! – отчеканил начальник охраны, развернулся и строевым шагом вышел из комнаты.

Проводив его мрачным взглядом, профессор Волков снова уделил всё своё внимание системе информации «Альфа-Зет».

6

В то время как работа в научном институте уже разгоралась вовсю, Костя Пришвин мирно посапывал в тени крутого высокого утёса, одной из неожиданных преград, выросших на пути у обоих журналистов накануне ночью. Нет ничего удивительного, что измотанные за минувший день, они в конце концов отказались от своих планов добраться до КПП научного объекта и заночевали прямо под открытым небом.

Открыв глаза, Пришвин вначале не поверил в то, что видит: пока он спал, его друг соорудил роскошный лагерь. Гриша по-хозяйски разбил палатку и разжёг костер, на котором уже успел подогреть кое-что из съестных припасов. Наконец, в завершение всех вышеупомянутых сюрпризов на своеобразном столе, представлющем собой довольно большой овальный, приплюснутый сверху валун, был накрыт завтрак из сухарей, консервов, жареной колбасы и стояли две банки с каким-то энергетиком.

– Это наши последние запасы, – с грустью известил его Гриша, заметив неподдельное изумление своего друга.

– Откуда всё это? – проговорил Пришвин, обводя взглядом всю окружающую роскошь.

– Разумеется, я не приехал сюда налегке, как ты, – ответил Самойлов. – Это было бы верхом легкомыслия! Я основательно подготовился ко всему!

– И где же ты всё это прятал?

– Тут неподалёку, в одной пещере. Правда, заночевать я бы предпочёл всё-таки здесь, на земле. Не нравятся мне местные пещеры… Кстати, ты можешь перебраться в палатку, скоро начнёт припекать.

Пришвин отмахнулся от предложения своего столь предусмотрительного друга. Вместо этого он подкрепился консервами, опрокинул в рот содержимое банки с энергетиком и вопросительно взглянул на Гришу:

– Я бы хотел знать только одно: мы оставим всё это здесь или потащим с собой? – Он обвёл взглядом весь роскошный лагерь Самойлова.

– Всё это останется здесь, – ответил Гриша.

– Отлично! Я не против. Но должен кое-что уточнить: я не рассчитываю торчать здесь ни одной лишней минуты.

Самойлов удручённо кивнул. Возможно, он подумал о том, что вскоре ему грозит перспектива остаться без спутника и продолжить поиски загадочного фантома одному.

Заметив уныние на пухлом и добром лице Гриши, Пришвин со снисходительной улыбкой добавил:

– Пойми, что мы не на пикнике. Мы на работе. Мы журналюги, ёрш твою, акулы пера, и мы выходим на охоту!

– Теперь твоя очередь, – тихо произнёс Самойлов.

– В смысле? – Костя в недоумении посмотрел на своего друга.

– Я разве не сказал тебе, что уже побывал на КПП? – с невинным выражением лица обронил Гриша.

– Правда? Ну и?

– Мне дали от ворот поворот и предупредили, что если я ещё раз там появлюсь со своим якобы липовым удостоверением журналиста, то в редакции меня не дождутся.

– И ты молчал! – изумился Костя. – Ты сам тянул меня на этот чёртов КПП и заранее знал, что это бесполезно?!

– Под видом журналистов – да. Но если пойти на хитрость…

– А ты знаешь, как перехитрить охрану? Они, наверно, там тоже не лыком шиты, а? И у каждого небось по автомату Калашникова?

– Вооружены до зубов, – согласился Самойлов. – И все как один похожи на бывших уголовников.

– Может, так оно и есть.

Костя умолк на минуту, затем уже более спокойно спросил:

– Ну, и что будем делать? Брать научную базу под охраной уголовников на приступ?

Он снова обвёл взглядом лагерь, отметив печальный натюрморт из двух опустошённых банок дешёвого энергетика и вскрытой жестянки из-под тушёнки. С каждой минутой в воздухе становилось всё жарче и суше; особенности местного южного климата явно провоцировали молодых репортёров на ответные меры: с одной стороны, хотелось побыстрее забраться в тень, с другой – немедленно продолжить то дело, ради которого они сюда и приехали.

– Послушай, – сказал Костя. – Без еды и воды нам всё равно придётся отсюда убираться. Тут недалеко есть городок Нареченск – полная дыра, но там есть продуктовый магазин. Я остановлю попутку, привезу воды, тебе – энергетик… нет, лучше минералки. Не пей больше эту гадость, нужно вести здоровый образ жизни. Так ты не против?

Самойлов лишь лучезарно просиял в ответ.

– А там мы что-нибудь да придумаем, – подытожил Костя.

Самойлов проводил Пришвина к пологому спуску с холма до едва заметной тропы, спускавшейся к асфальтированному шоссе, вьющемуся серпантином между серо-зелёных, выжженных солнцем холмов. Судя по всему, это была единственная сносная магистраль, по которой можно было добраться до Нареченска.

У спуска журналисты распрощались до ближайшего вечера, и Костя, закинув за плечо рюкзак, бодро направился вниз по тропе. Он не успел опомниться, как далеко позади остались тенистые предгорья и безжизненные холмы, отделявшие вожделенный научный институт от безводной равнины, расстилавшейся кругом в радиусе не менее семидесяти километров вплоть до самого Нареченска. И теперь он воочию убедился, что значит очутиться одному посреди древней ковыльной степи, испытав весь ужас одиноких странников, осмелившихся бросить вызов палящему солнцу и прикаспийским пыльным иссушающим ветрам в самом разгаре лета.

Обливаясь потом, Пришвин втайне уже мечтал о том, чтобы впереди возникло плодовое дерево, зелёный оазис или колодец, у которого он сможет сделать остановку, и словно в ответ на его мечты спустя минут двадцать изнурительной ходьбы по щербатому, пожелтевшему от пыли и песка асфальту, впереди показалось иссушённое деревце с тонкой сморщенной листвой, прикорнувшее в стороне от дороги. Здесь он и решил сделать привал.

Костя лежал в тени деревца, глядя в бледно-голубое, почти лишённое облаков небо, и понемногу его начало клонить в сон. Однако провалиться полностью в навеянную степным маревом и палящим солнцем дремоту ему не позволило одно непредвиденное обстоятельство. Неожиданно его внимание привлекло какое-то оживление в небе. Где-то очень высоко, в направлении окутанных туманной дымкой соляных холмов, рассекал воздух юркий, словно оса, боевой самолёт. Он промчался в небе почти бесшумно и уверенно, будто некий летательный аппарат будущего, и никто не мог бы сказать, что пилот, управлявший самолётом, способен совершить роковую ошибку. Ни на миг не усомнился бы в этом и Костя, если бы вдруг боевая машина не накренилась и резко изменила траекторию полета, клонясь к земле. Это могло показаться искусным манёвром или фокусом пилота, если бы падение самолёта внезапно не ускорилось, ужаснув самой нереальностью и фатальностью ситуации. Теперь он летел совсем низко над раскалённой равниной, словно пытаясь дотянуть до прохладных предгорий, как вдруг будто ненароком соприкоснулся с землёй и разлетелся в огненном облаке, сверкнувшем подобно маленькому солнцу.

Расстояние до места катастрофы было столь велико, что Пришвин расслышал отоголоски взрыва в степи скорее в своём воображении, чем наяву. Ему оставалось лишь в изумлении наблюдать, как обломки самолёта усеяли равнину примерно в двадцати километрах от места привала, где он находился (что, скорее всего, тоже произошло лишь в его воображении).

Он поднялся на ноги и в шоке смотрел не отрываясь в ту сторону, где в последний раз видел самолёт, когда его обдало волной жаркого ветра, смешанного с пылью. Над равниной пролетел какой-то гнетущий гул, словно в степи зародился крошечный смерч, незаметно умчавшийся куда-то за горизонт. После этого всё стихло.

Костя Пришвин не мог бы точно сказать, сколько времени прошло с того момента, поскольку находился в довольно странном состоянии, близком к ступору, как вдруг он увидел нечто даже ещё более невероятное, чем катастрофа самолёта.

Словно фрагмент кошмарного сна, совсем близко от обочины шоссе, буквально из пустоты неожиданно возник призрачный, немного размытый, будто мираж, силуэт. Взору Пришвина предстала высокая и стройная фигура человека в белой ниспадающей свободной одежде, напоминающей какой-то балахон или хитон. Казалось, таинственный незнакомец тоже всматривался в ту сторону, где только что рухнул самолёт, затем оглянулся, и Пришвину почудилось, что тот приветливо ему улыбнулся, дружелюбно махнув рукой.

Видение загадочного фантома продолжалось, наверное, не более пяти секунд, как вдруг незнакомец исчез столь же необъяснимым способом, как и появился. Он просто растворился в воздухе, словно бесплотный дух степи, мираж или, как сказал бы Самойлов, фата-моргана. Однако, если видение фантома могло быть спорным, то крушение боевого самолёта было вполне очевидным. И Пришвин ещё долго стоял, всматриваясь в пустоту, не в силах поверить во всё увиденное, но пытаясь убедить себя в том, что это истинная правда.

7

В эти же минуты профессор Волков и доктор Шанц находились глубоко под землёй в лаборатории, стены которой не пропускали посторонних звуков, сконцентрировав всё внимание на «Доминанте». Тот мирно лежал в своём ложе, сложив руки вдоль мощного мускулистого торса, неподвижный, словно робот, от которого отключили питание: глаза закрыты, веки даже не подёргиваются, губы плотно сжаты. Внешне он по-прежнему не подавал почти никаких признаков жизни.

Его тело и гладкообритая голова были усеяны электродами, от которых тянулись нити проводов, исчезая под внутренними панелями саркофага. Показания приборов системы жизнеобеспечения не выдавали ничего нового: пульс, давление, как у здорового тридцатилетнего человека. Состояние подопытного, казалось, было стабильным и не внушало никаких опасений, однако доктор Шанц знал, что можно быть совершенно спокойным вблизи от лабораторной крысы только в том случае, если ты стопроцентно осведомлён насчет биохимических процессов, происходящих в её мозгу. Тогда, как он полагал, можно с уверенностью прогнозировать все её возможные дальнейшие действия.

Доктор Шанц боялся именно загадки, которую до сих пор таил для него этот коматозник, именно поэтому он почти маниакально хотел провести ещё одно анатомическое вскрытие подопытного, даже если ради этого придётся его умертвить. Он смотрел на него, как на нечто не совсем ему понятное, и потому чувствовал сильную нервозность и даже подспудный страх.

Профессор Волков, напротив, казалось, пребывал в состоянии эйфории, которая накатывала на него всякий раз, когда он появлялся в лаборатории. Он бесшумно скользил вокруг саркофага так, словно боялся пробудить своё внушительное детище от долгого богатырского сна. Доктор Шанц терпеливо ждал, пока профессор соизволит принять от него распечатку последних данных МРТ и электрокардиографа.

Бегло пробежав столбцы показаний, зашифрованных в терминах, графиках и цифрах, Волков ответил:

– Что ж, всё в порядке. Не вижу отклонений, патологий или аномалий. Ему даже не требуется искусственная вентиляция легких, просто нечто из ряда вон выходящее…

– Согласен, внешне всё выглядит превосходно, – ответил доктор, – но то, что он лежит, будто зомби вот уже неделю… словно чего-то ждёт.

Профессор поморщился:

– Я думаю, псевдонаучные определения здесь неуместны, доктор. Мы с вами учёные, а не археологи-исследователи гробниц. Мы имеем дело с жизнью, новой удивительной жизнью. То, что я вижу напоминает мне куколку, готовую превратиться в прекрасную бабочку, что на деле, как вы знаете, является заурядным метаморфозом.

– Что будем делать дальше? – сухо спросил Шанц.

– Завтра первые испытания на реакцию. Сегодня как раз должны привезти приматов.

– Может, вам подойдёт в этом качестве Багров? – сострил доктор.

– Может быть, и да! К сожалению, Альберт, мне не до шуток, причём особенно теперь. Разве я не сказал вам, что мы ждём гостей и, поверьте, не самых желанных.

– Значит, Доминанта надо спрятать?

– Вы попали в самую точку, Шанц, – воскликнул профессор. – Разумеется, мы его спрячем. А спрятать надёжнее всего одним испытанным способом: оставив его на виду, верно?

Он с хитрой улыбкой посмотрел на Шанца, застывшего в недоумении.

– Да, я, кажется, не сказал вам, кого мы ждём. Раньше я не был уверен, но этой ночью до меня дошли некоторые сведения. Если не ошибаюсь, в ближайшее время нас хочет удостоить вниманием один довольно проницательный спецагент ФСБ.

8

Неизвестно, сколько времени Костя Пришвин простоял бы на месте в шоке от увиденного на пустынной дороге, если бы его не вывел из этого состояния грохот встречной машины, притормозившей рядом с ним. Это был большой грузовик с крытым кузовом, – в таких можно перевозить всё что угодно, включая оружие и боеснаряды. Наверное, Костя и не обратил бы внимания на эту машину, если бы сам водитель не предложил ему свои услуги.

– Эй, – крикнул он, высунувшись из дверного окошка, – помощь не нужна?

Пришвин в изумлении посмотрел на шофёра:

– Помощь – мне? – он всё ещё не мог стряхнуть с себя оцепенение, вызванное двумя последними поразительными событиями, и особенно, вторым, – видением пришельца на обочине. – Вы разве не видели того, что случилось?!

– А что случилось? Ах, самолёт… – Водитель грузовика произнёс это самым прозаическим тоном. – Слушай, парень, ты, наверно, не местный. Так вот, здесь каждый месяц что-нибудь да взрывается.

– Каждый месяц?.. И это можно как-то объяснить?

– В двухстах километрах на юг отсюда находится военный полигон. Ты разве не знал, что отсюда до границы – рукой подать? Там, на юге – Каспий, а мы, да будет тебе известно, делим эту акваторию сразу с несколькими государствами.

Костя пожал плечами: с уверенностью он мог бы сказать лишь одно —то, что рукой подать до научного института, а на акваторию Каспийского моря ему плевать с высокой колокольни. Однако чтобы не выглядеть перед шофёром откровенным простаком, он счёл за лучшее прикинуться ушлым по части пограничных застав:

– Само собой, это рядом, но я не знал, что реактивные самолёты падают здесь каждый месяц.

– Не исключено, что это был вовсе и не наш боевой самолёт. В последнее время эти религиозные фанатики совсем обнаглели, их хлебом не корми – дай только захватить чужой пассажирский самолёт или взять в заложники автобус с детьми. В дни моей молодости тут было тихо… Да чёрт возьми, раньше всё было лучше, всё было стабильнее!.. Надеюсь, что наши доблестные ПВО начеку.

– Доблестные ПВО? – Пришвин хотел было съязвить, но решил не спорить с водителем-ретроградом. – Ладно, пусть будет так.

Образ угрюмого фантома навязчиво витал у него перед глазами, и Костя не удержался, чтобы спросить:

– Скажите, а вы не заметили здесь одного… человека?

– Какого человека?

– Ну, не совсем обычного, будто пришелец с того света.

Шофёр рассмеялся:

– Ну, ты скажешь тоже!.. Нет, чувачок, пришельцев я не видел.

Он озабоченно посмотрел на Пришвина:

– Скажи, а тебе часом голову не напекло? Солнечный удар – это не шутки.

– Нет, всё в порядке, – ответил Костя и добавил про себя, что, возможно, версию шофёра можно было принять как вариант, и фантом ему действительно только померещился от сумасшедшей жары.

– Так значит, помощь не нужна, – на этот раз водитель грузовика скорее констатировал, чем задавал вопрос.

Костя взглянул на его широкое загорелое лицо и внезапно его озарило: грузовик по этой дороге мог направляться лишь в одну сторону – к НИИ «Биотехнологий». А если так, то это в корне всё меняет!

– Слушай, дружище, – сказал он шофёру, – можешь меня подвезти?

Всего один короткий миг тот изучающе смотрел на Костю, затем неторопливо вышел из кабины – широкоплечий, слегка приземистый седовласый мужчина, напоминавший неотёсаную глыбу с кулаками неандертальца, в потёртых замасленных армейских брюках и тельняшке в светло-синюю полоску, протянул огромную мозолистую ладонь и представился, отчеканив по-армейски:

– Лейтенант Хлыщёв, советский спецназ! Куда едем, парень?

Пришвин невольно отступил перед скалой в десантной тельняшке, указав в сторону перевала, откуда всё это время шёл сам.

В ответ шофёр усмехнулся:

– Неужто нам в одну сторону?

– Я имею в виду, научный институт, – нагнав на себя уверенности, ответил Костя.

– Ну да, и я тоже, – кивнул отставной лейтенант. – Запомни, парень, здесь всего одна дорога – и ведёт она именно туда.

– Значит нам по пути, – Костя решил действовать так же внаглую и дальше.

Шофёр воспринял его ответ на удивление серьёзно и, пиля репортёра суровым взглядом, проговорил:

– Между прочим, посторонних там не ждут. Это – секретный правительственный объект и, сколько там работаю, что-то не слышал, чтобы там пропускали без разрешения. А у тебя оно есть?

Пришвин почувствовал, что врать дальше не имеет смысла и честно ответил:

– Думаю, что нет. Не считая удостоверения журналиста. – Он показал шофёру броскую красную корочку с фотографией, номером и печатью журнала на внутренней стороне, единственной полулегальной «ксивой», которой снабдил его Стеблов.

– Слушай, а может, ты шпион? – то ли в шутку, то ли всерьёз заявил Хлыщёв.

Костя только усмехнулся:

– Будь я шпион, я бы здесь не ошивался, – но про себя заметил:

«А может, и наоборот, кто знает?»

– Раньше у нас с посторонними было построже, – с каким-то подозрением сказал шофёр. – Такие смельчаки, как ты в эти края просто бы не добрались.

– Времена изменились, – ответил Пришвин.

– Я бы хотел отправить нахрен эти времена! – яростно махнул рукой бывший спецназовец и, выдернув сигарету из полупустой смятой пачки, нервно закурил, однако обрывать разговор как будто пока не собирался.

– Послушайте, лейтенант, скажу без обиняков, я очень хочу, по возможности тайно и незаметно, пробраться на эту секретную базу – даже не ради денег. Мне необходимо знать, чем там занимаются учёные, ведь это может быть всё что угодно, вплоть до биохимического оружия. Это может быть вообще… неизвестно что! – В конце своей тирады Костя позволил себе маленький блеф:

– Разве вы не знали, что там занимаются насекомыми? Японцы тоже начинали с малого во время второй мировой войны, разве нет?

Шофёр быстро взглянул на Пришвина, словно что-то задело его за живое:

– Во время второй мировой? Да ты хоть знаешь, что такое война?! Я был в Афгане и Египте, там постреливали, если ты не в курсе.

Пришвин решил отмолчаться, дав старому вояке излить всё, что, по- видимому, наболело у него на душе, однако неожиданно «лейтенант» спецназа перевёл разговор на другую тему:

– Кстати, ты знаешь, кого я везу? Грёбаных бабуинов из Африки, свеженьких, с борта самолёта, их заказали для опытов. Периодически мотаюсь отсюда в областной центр за всевозможной живностью. Уж не знаю, что они там с ними делают, но думаю, что ничего хорошего… Грязные живодёры! – Бывший спецназовец отшвырнул окурок, сплюнул и сочувственно посмотрел на Костю. – Ненавижу доходяг в белых халатах! Но такова моя работа, я должен перевозить на объект бедную животинушку… хоть иногда мне и кажется, что я совершаю ошибку и моё место не здесь, а на войне… И между прочим, ты прав, ботаны разводят там и насекомых.

– Так вы поможете мне пробраться на эту базу?

Шофёр неуверенно покачал головой:

– Если тебя задержат, меня могут вышибить с работы. Чем тогда мне прокормить свою семью?

– Обещаю, что вас не выдам.

Поняв, что водитель колеблется, Пришвин закинул удочку в последний раз:

– Я не смогу вам заплатить за эту помощь. Единственное, что могу пообещать в награду, если действительно найду что-то стоящее на объекте, это ваше благородное имя в печати.

– Ну, нет! Только не имя в печати, – с жаром возразил экс-спецназовец. – Ладно, к чёрту награду! Ты журналист и хочешь знать правду? Так вот, я – лейтенант Аркадий Хлыщёв, особый отряд спецназначения ГРУ – тоже хочу её знать! – Он протянул Косте широкую мозолистую ладонь.

– Я запомню, – с благодарностью ответил Пришвин, пожимая ему руку.

– Разорви этих ублюдков в белых халатах, ведь на их руках кровь невинных братьев наших меньших, – прохрипел шофёр. – Надо вывести этих ботанов на чистую воду!

– Без проблем! – Костя почувствовал, что заражается от спецназовца на пенсии какой-то дикой фанатичной энергией.

– Я знаю, где тебя спрятать: закрою в кузове вместе с обезьянами. Они в клетке, так что ничего опасного. Думаю, ты потерпишь каких-нибудь полчаса до базы.

– А если охранники захотят проверить, что в кузове?

– В последнее время они так не делают.

«Понадеемся на этот слабый шанс», – подумал Пришвин, на мгновение совершенно забыв о последствиях данного, далеко не самого законного предприятия.

Шофёр открыл перед ним дверь кузова. Увидев в клетке троих диких мечущихся довольно крупных павианов, Костя опешил, застыв на месте.

– Боишься этих мартышек? – спросил лейтенант. – Ты прав, они могут быть свирепыми, но сейчас они смирные. Чуют, наверно, что их ждёт, бедолаг. Так что полезай спокойно!

Пришвин забрался в кузов, устроившись как можно дальше от клетки. Обезьяны отступили от него в разные углы, насколько это позволяла им железная ограда. Это были трое взрослых особей, очень похожих друг на друга. Они поглядывали на него затравленными быстрыми глазами. Приматы не издали почти ни одного звука, и это произвело на Костю впечатление; видимо, страх перед неведомой участью заглушил все остальные инстинкты животных. От их обычной природной агрессивности не осталось и следа, теперь в их бегающих хитроумных глазках светился только испуг.

Пришвин иронично помахал рукой обезьянам и кивнул шофёру:

– Можете закрывать.

Тот усмехнулся и захлопнул дверцу кузова. Воцарилась тьма, сквозь которую брезжил лишь тусклый свет, пробивающийся из небольшой вентиляционной отдушины сверху.

Машина резко тронулась с места и, Косте показалось, что клетка вот-вот опрокинется на него вместе с бабуинами или придавит к стене. Но всё осталось на месте – клетка была привинчена к полу. В самом кузове было душно и тихо, к тому же нехватку свежего воздуха усугубляла жуткая вонь испражнений обезьян.

В этот момент Пришвин понял испуг своих косматых соседей: сидеть в кузове запертым, прямо сказать, было ощущением не из приятных, даже если ты не в клетке.

Наверное, прошло не меньше получаса, или, по крайней мере, так показалось Косте, когда грузовик наконец притормозил. Вскоре он снова тронулся, но уже не так быстро. Послышались чьи-то голоса, и Пришвин понял, что они проехали контрольно-пропускной пункт научной базы.

Не прошло и минуты, как вдруг грузовик снова встал, с силой встряхнув и его самого, и троих заверещавших хором приматов. Костя гадал о том, что собирается предпринять шофёр, и тут у него мелькнула мысль, что, возможно, дежурные на КПП всё-таки решили посмотреть на обезьян в грузовике, – а значит, они наверняка обнаружат и его, ведь тут совершенно негде спрятаться.

Услышав звук снимаемого засова с дверцы кузова, Пришвин прижался к стене. Яркий свет полуденного солнечного диска на мгновение ослепил его, и он беспомощно застыл в глубине кузова. Бабуины, видимо, перепуганные не меньше, чем он, с остервенелым визгом заметались по клетке.

Спустя секунду Костя услышал насмешливый голос шофёра:

– Вот он – наш журналист. Можете забрать его, ребята!

9

Начальник охраны объекта Багров попытался связаться на КПП с высшим руководством научной базы, и ему ответил доктор Шанц:

– Профессор сейчас в лаборатории, – объяснил он. – Что случилось, Савва?

– К нам пробрался один лазутчик, называет себя журналистом. Что прикажете с ним делать?

– Журналист? Хм!.. Ну что ж, пожалуй, я поговорю с ним. В наше время прессу надо уважать.

– Дело ваше, доктор, – с ухмылкой ответил Багров. – Хотя я бы отвесил ему кренделей и вышвырнул восвояси. Кстати, пришла машина с обезьянами. Отправить их к вам?

– Как всегда. По-моему, профессор их ждал. Что касается журналиста, то пусть он посидит пока на КПП. Я скоро подъеду.

Отключив трубку радиотелефона, Багров сурово взглянул на Пришвина и произнёс:

– Доктор скоро поговорит с тобой.

– Хотелось бы надеяться, – съязвил Костя.

– Посиди тут несколько минут и не вздумай дёргаться, пока он не придёт, – сказал начальник охраны, смерив журналиста испытующим взором.

Выйдя из будки КПП, Багров предусмотрительно запер дверь: мало ли что взбредёт в голову этому газетчику, от прессы только и жди неприятностей.

Пришвин остался один, устроившись на жёстком стуле в тесной будке. Он попытался переварить то, что с ним произошло. В первый момент его изумило коварство шофёра, но теперь до него стало доходить, что, по-видимому, все здесь, на этом научном объекте жили одной крепкой семьёй подобно какой-нибудь отдалившейся от мира секте и не жаловали чужаков.

Что же они могли скрывать? Конечно, Костя не очень-то рассчитывал на то, что разговор с каким-то «доктором» что-то ему объяснит, но, по крайней мере, это будет первый шаг к получению ценных сведений.

Внезапно Костя услышал, как позади отомкнулась и поспешно закрылась дверь. В тот же миг он почувствовал, как чья-то рука с силой сдавила ему шею и послышался приглушённый голос Аркадия:

– Сиди тихо, ублюдок! Если вздумаешь кричать, я разможжу тебе голову вот этим, – шофёр показал Пришвину большой гаечный ключ – таким орудием можно было бы запросто вышибить дух.

– Что тебе надо? – проговорил Костя, вцепившись в каменную руку старого спецназовца, к сожалению, без малейшей надежды избавиться от её хватки.

– Признавайся, ты ведь вовсе не газетчик, ты – шпион!

Пришвин повременил с ответом: он не знал, как следует обращаться с сумасшедшими и понадеялся лишь на свою интуицию.

– Чем тебе доказать? Удостоверение ты видел.

– Нахрен мне твоё удостоверение! Я могу заказать такое же в любой типографии. Ты – америкосовский шпион, я вижу тебя насквозь, и не пытайся отмазываться!

– И не собираюсь! – яростно ответил Пришвин. – Как говорится, без комментариев…

– Видимо, мне всё-таки придётся тебя устранить, – глухо, будто из склепа ответил шофёр. – Прямо здесь. И поверь, ублюдок, я сделаю это, и никто, ни один «ботан» в белом халате не узнает, что это сделал я.

Пришвин похолодел: он почувствовал нутром, что этот псих действительно может это сделать в любую секунду. Он уже и так увяз в осином гнезде, и вряд ли кто-нибудь из охраны объекта особо огорчится, найдя его труп с разможженной головой.

– Подожди! – воскликнул он. – Ты хочешь, чтобы я признался?

– Да, признайся, чувачок, и всё будет в порядке.

Что-то в интонации шофёра насторожило Костю: ему показалось, что тот хитрил. Психопаты, над чьей логикой и здравым смыслом явно доминируют игры разума, зачастую дьявольски коварны и непредсказуемы. Пауза растянулась на несколько долгих секунд, показавшихся минутами, как вдруг дверь распахнулась, и вошли двое человек: начальник охраны и следом за ним высокий мужчина в тёмном костюме с очками на носу. Они оба застыли на месте, точно соляные столбы при виде шофёра, замахнувшегося на Пришвина увесистым гаечным ключом.

– Аркадий, – в неподдельном изумлении произнёс Багров, – что ты здесь делаешь?!

Пришвин резко вскочил со стула, отшатнувшись от безумца.

– Уберите от меня этого ненормального! – закричал он. – Ещё минута, и он бы меня прикончил…

– Ты свободен, убирайся! – бросил начальник охраны шофёру. – С тобой я разберусь позже.

После того, как тот поспешно скрылся за дверью, не забыв прихватить с собой гаечный ключ, начальник охраны обратился к Пришвину:

– Аркадий – безобидный человек. Он не смог бы пришлёпнуть даже комара, не то что тебя.

– Безобидный? – Пришвин едва не расхохотался Багрову в лицо. – Лейтенант спецназа и безобидный, ничего себе!

– Какой ещё лейтенант спецназа? – с удивлением спросил Багров. – Что он там тебе наплёл? Он, правда, побывал в своё время в Афгане, повоевал немного, получил контузию под Кандагаром, но не дослужился даже до старшего сержанта. Зато он мастер рассказывать байки про то, например, как уложил один в ущелье сотню «духов», особенно, когда выпьет… хотя, бывает, и по трезвому тоже.

– И у него большая семья? – хмуро спросил Костя.

– В первый раз об этом слышу.

– В таком случае, это объясняет его навязчивые идеи по поводу того, что я шпион. Я рядовой работник прессы, не более того.

– Мы тебе верим, – терпеливо отозвался Багров и представил человека в очках:

– Это доктор Шанц.

Тот быстро кивнул головой и вступил в разговор:

– Я заместитель директора института. Вы хотели задать нам несколько вопросов как журналист – теперь у вас есть такая возможность. И хотя мы не ценим те приёмы, какими воспользовались вы, но так уж и быть, пойдём вам навстречу в виде исключения…

– Хотя могли бы и послать далеко, – усмехнулся Багров.

Оставив этот выпад в свой адрес без комментариев, Пришвин потёр шею, на которой после хватки Аркадия теперь должны были остаться синяки, расправил плечи, поудобнее устроившись на стуле, собрался с мыслями и сказал:

– Мой первый вопрос напрашивается сам собой: ваш институт, судя по всему, не относится к государственным учреждениям. Значит, это частное предприятие?

Савва переглянулся с доктором и с безразличием вставил:

– Думаю, вы тут сами разберётесь. Доктор, если что, я буду рядом, – с этими словами он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Шанц, оседлав табурет напротив Кости, с минуту не сводил с него пристального взгляда, под которым молодому репортёру стало немного неуютно, и наконец холодно ответил ему вопросом на вопрос:

– А что подсказывает вам ваша собственная логика?

– Думаю, как руководитель частного предприятия вы были бы вправе меня отшить. Однако вы повели себя как вежливый цивилизованный человек, за что я и хотел бы выразить вам свою искреннюю благодарность.

Пришвин достал из кармана своей джинсовой куртки диктофон, включил и задал первый «официальный» вопрос:

– Доктор Шанц, не могли бы вы хотя бы поверхностно рассказать, чем занимаетесь в своём НИИ?

– Вы поверите, если я скажу, что мы работаем над созданием новых средств борьбы с сельскохозяйственными вредителями по заказу одной из крупных торговых фирм? – ответил доктор, не моргнув и глазом.

– Хорошо. Но зачем такие предосторожности: колючая проволока под высоковольтным напряжением, охранники с автоматами?

– Любой научно-исследовательский объект должен охраняться. На нашем объекте так было всегда, с первых дней его основания.

– Значит, это всегда был особо важный объект, – попробовал поддеть доктора Пришвин.

– Всего лишь один из многих научно-исследовательских институтов, занимающихся стандартной работой, – стараясь сохранять спокойствие, ответил доктор Шанц.

– Хорошо. Ваш институт находится на территории биосферного заповедника. С чем это связано?

– Наблюдение за местной экосистемой – одна из тех областей исследований, которыми занимается наш НИИ.

– Но по моим сведениям, ваш НИИ существовал задолго до того, как здесь основали заповедник. Странно, не правда ли?

– Что удивительного в том, что местной экосистеме придали статус заповедника? А то, что мы здесь уже были и работали много лет – это чистое совпадение. Кстати, такое соседство отчасти помогает нам в решении некоторых научных задач.

– Понятно. Меня интересует ещё одно: чем на самом деле занимается бывший Объект 5, ныне маскирующийся под якобы рядовой институт «Биотехнологий», принадлежащий компании «Бион»? Возможно, какими-то исследованиями в области генетики, разработке новых лекарственных препаратов, вирусов, вакцин? – Это был довольно грубый и рискованный ход в интервью, и Костя надеялся вызвать своего респондента либо на откровенность, либо, напротив, на открытую агрессию, причём даже во втором случае это ещё не означало конец разговора.

– Это секретная информация, я не могу вам её открыть только потому, что вы газетчик, – сухо ответил доктор Шанц, уже не в силах скрывать нарастающую неприязнь к молодому настырному журналисту.

После этого Пришвин перешёл в наступление:

– А вот у меня есть сведения, что вы занимаетесь созданием нового биологического оружия. Конечно, пока это слухи. Но если это правда, то вы обязаны рассказать мне всё, а ещё лучше показать наглядно, над чем вы работаете. И давайте на сей раз обойдёмся без вранья!

– А вам не кажется, что вы многого хотите? – раздражённо бросил доктор. – Дать согласие на это может лишь один человек – директор института. Но думаю, что он не согласится. Поэтому я попросил бы вас немедленно покинуть территорию нашего НИИ и впредь здесь больше не появляться.

Наткнувшись на такую вопиющую непробиваемость, Костя вскипел:

– Считаете, что вам удастся так легко меня отшить? Если я захочу, то о вас узнают даже на ТВ! И тогда вам придётся худо!

– Вы так считаете? – губы доктора скривились в неприятной усмешке. – Думаю, что даже если о нас узнают на ТВ, это будет ещё скучнее, чем ваши нелепые вопросы, молодой человек. Так что закончим эти препирательства и пустую болтовню!

Доктор резко встал, вслед за ним поднялся и Пришвин. В этот момент раздался звонок радиотелефона, стоявшего на столе перед доктором.

Шанц взял трубку и услышал голос профессора Волкова:

– Наш нежданный гость всё ещё на КПП?

– Да, я собираюсь отослать его за пределы института сию же минуту.

– Не спешите, доктор, – сказал профессор. – Ведите его сейчас же ко мне, прямо в мой кабинет.

– Но профессор…

– Делайте, что вам говорят, – профессор оборвал связь.

Доктор Шанц в крайнем недоумении с минуту изучал молчащую трубку телефона, словно ожидая от неё вразумительного ответа, затем повернулся к Пришвину и раздражённо сказал:

– Пойдёмте со мной.

10

Такого поворота событий Костя не ожидал. Похоже, вожделенный научный объект становился всё ближе, теряя всю свою внешнюю неприступность, и его тайны раскрывались перед ним сами собой. Как выяснилось, до самого института оставалось не менее трёх километров вдоль унылой песчаной пустоши, и Косте предложили пересечь этот отрезок пути на внушительном, но явно видавшем виды боевом бронетранспортёре. Его немного удивил такой выбор транспорта, но спорить он, конечно, не стал.

В течение первых минут после того, как БТР тронулся с места, он изучал лица своих спутников в полумраке десантного отделения и не нашёл в них ровным счётом ничего внушающего доверия. Таково было его первое впечатление от общения с доктором и начальником охраны, по-отечески покрывавшем чокнутого «лейтенанта ГРУ».

Костю немного насмешило каменное выражение этих двух лиц, и он решил попытаться растормошить своих новых знакомых – репортёрская жилка снова взяла в нём верх, и первым делом он обратился к Багрову, казавшемуся ещё более невозмутимым, чем доктор Шанц:

– Неплохая машинка. Чувствую себя, как в армии.

Багров промолчал, равнодушно глядя в противоположную стену.

– Старая советская техника самая надёжная, – продолжил Пришвин, не собираясь отступать и решив расшевелить начальника охраны во что бы то ни стало.

Савва вяло перевёл на него взгляд и сдержанно ответил:

– Да, неплохая.

– И салон тоже… человек на семь, наверное.

– Отделение десанта рассчитано на десять.

– Наверное, нам тут всё нипочём. Даже если пальнут из танка.

– Если пальнут из танка, мы обречены, – невозмутимо ответил Багров. – Корпус сварен из алюминия. Защищает от пуль и осколков, но не более.

– Шутишь? – спросил Костя, прищурившись.

– Нет, – безучастно ответил Багров и снова уставился на стену.

Неожиданно где-то снаружи, недалеко от машины раздался необычайно громкий яростный лай и пугающее подвывание. Костя вздрогнул и вопросительно уставился на своих спутников, – те, казалось, были совершенно спокойны.

– Что это? – испуганно спросил он.

Доктор Шанц сухо улыбнулся Пришвину и объяснил:

– Сторожевые псы. Мы вывели новую породу специально для охраны объекта. Очень сильные и злобные животные: именно поэтому мы и передвигаемся сейчас на БТР. Здесь мы под надёжной защитой от пуль, осколков и – сторожевых псов.

Багров зловеще осклабился в тон пояснению доктора Шанца.

– Они что – мутанты? – спросил Костя.

– Не совсем, – ответил Шанц. – Хотя и не без этого… Видите ли, специфика этой местности такова, что любая новая форма жизни, появись она здесь, могла бы до поры остаться незамеченной и мутировать в дальнейшем, пытаясь приспособиться к окружающей среде…

– А если попроще?

Доктор язвительно улыбнулся Пришвину:

– Сразу видно, в каком журнале вы работаете! «Сенсации недели», «Загадки планеты»? Вас не приглашали работать на РЕН-ТВ? Ваши читатели, должно быть, явно избалованы не научными доводами, а, скорее, дешёвыми страшилками.

– По всякому бывает, – сухо ответил Костя. – Сложно найти правду в массе слухов. Ну, а работаю я в журнале «Скандальные новости». И всё же вы не ответили.

– Что касается псов, мы даже не пытались их дрессировать. Они подслеповаты днём и всё, что видят, принимают за враждебную среду, будь то змея, человек или даже обычная машина, зато очень зорки ночью, так что перебираться даже через обесточенную ограду нашего объекта я вам не советую. Вдобавок они на редкость злобные и довольно жуткие на вид.

Начальник охраны многозначительно поддакнул Шанцу, ласково проведя рукой по прикладу своего автомата АК-74, лежавшего у него на коленях.

– Кстати, если на дороге появились псы, значит, скоро мы будем на месте, – подытожил доктор.

Так и случилось: вскоре они въехали на территорию НИИ, напоминающую оазис, затерянный в безводной пустыне. Выйдя из машины, Костя увидел ряд довольно неброских трёхэтажных бетонных строений с плоскими крышами, окружённых искусственно возведёнными, несколько заброшенными с виду садами и зелёными газонами вблизи небольшого голубого водоёма – небольшой, прилизанный и внешне ухоженный научный городок, иначе и не скажешь.

Самое высокое здание в центре комплекса, – серое пятиэтажное железобетонное строение, судя по всему, было резиденцией руководства научного объекта, – именно туда доктор Шанц и препроводил Пришвина явно без малейшего энтузиазма. Внутри всё оказалось обставлено без особых изысков. Просторный вестибюль был совершенно пуст, невысокая лестница вела наверх, откуда во все стороны разбегались столь же безлюдные коридоры первого этажа, устланные бесцветным, но натёртым до блеска линолеумом. Спустя минуту они уже находились в кабинете Великого и Ужасного, профессора Волкова собственной персоной.

К удивлению Кости, директор НИИ «Биотехнологий» принял его с распростёртыми объятиями и сияющей улыбкой на лице (наверное, более любезного человека здесь нельзя было себе и представить).

– Профессор Волков, Степан Ильич, – представился он, пожимая Косте руку.

– Константин Пришвин, спецкор «Скандальных новостей», – ответил Костя.

– Ну, конечно, спецкор, – профессор недоверчиво хмыкнул. – Мы вас ждали.

– Меня? – недоверчиво переспросил Пришвин.

– Конечно, именно вас!

Костя присмотрелся к выражению лица профессора, но так и не понял, шутит ли он или говорит всерьёз. Он понял одно: тут что-то не так.

– Послушайте, молодой человек, не будем всё усложнять. Вы хотели посмотреть, как работает наш НИИ? Что ж, нам совершенно нечего скрывать от общественности, я вам всё покажу. Позвольте мне на короткое время стать вашим гидом!

Пришвин ещё пристальнее всмотрелся в улыбчивое лицо старого профессора, напомнившего ему Франкенштейна (помнится, данный литературный персонаж также занимался не совсем благопристойной научной деятельностью). Костя пока не мог понять, что скрывается за этой внешней доброжелательностью руководителя научного объекта, но внезапно ему стало немного жутко. Казалось, он спускался всё глубже в недра мифического лабиринта совсем один, безоружный и беззащитный и, похоже, его гидом был сам Минотавр.

Внутренний голос шепнул ему, чтобы он отказался от своей затеи, пока не поздно, однако Костя был не робкого десятка. Если бы он сейчас повернул вспять, то не простил бы себе этого до последнего дня. К тому же, он чувствовал, что теперь как никогда близок к тайне, которую скрывали стены таинственного научного объекта и потому вцепился в эту последнюю возможность смертельной хваткой.

– Тогда приступим к осмотру безотлагательно, – уверенно сказал Пришвин.

Где-то он слышал, что уверенность и даже наглость в разговоре зачастую сбивает с толку, давая преимущество репортёру подобно тому, как внезапность нападения даёт преимущество в бою, и добавил ещё более дерзко:

– Я хотел бы осмотреть ваш объект сверху донизу. Читатели ждут подробного очерка о его малоизвестной для общественности работе.

– Несомненно, – с готовностью, будто он только того и ждал, ответил Волков. – То, что находится здесь, над землёй ничем не примечательно и вряд ли вас заинтересует. Самое интересное находится там, внизу: наши ультрасовременные лаборатории, в которых ведутся работы в самых разных направлениях микробиологии и генетики. Вы ведь приехали сюда только ради этого, не так ли? Мы тщательно скрываем нашу святую святых от постороннего глаза, это правда, но один раз в тысячу лет, говорят, заветные желания всё-таки сбываются, – Волков подмигнул, с интересом заглядывая в глаза Пришвину, словно пытаясь прочесть его мысли. – Это как в сказках Тысячи и одной ночи. Для того чтобы это увидеть, надо спуститься под землю, так сказать, в самые адские недра… Пройдёмте в лифт, молодой человек!

Они вышли из кабинета и направились по главному коридору к бронедвери, распахнувшейся перед ними сама собой. Костя даже не заметил, как от них отстал доктор Шанц. Этот странноватый тип, слегка напоминавший стервятника, кружившего вокруг жертвы, казалось, слился с фоном однообразных серых стен, что, впрочем, Пришвина только обрадовало.

Миновав ещё один коридор и комнату охраны, они подошли к шахте лифта, и Волков нажал кнопку вызова.

В кабине лифта профессор подшутил над Костей:

– Вы так бледны, как будто мы с вами спускаемся в область Теней. Но это далеко не так, мой друг. Там внизу отнюдь не преисподняя, а всего лишь рабочий цех по производству новых организмов. Сначала мы их вылепливаем, а уже потом вдыхаем в них жизнь.

– Новые организмы? – с любопытством повторил Пришвин.

– Несмотря на то, что наши исследования крайне неохотно и скупо финансируют, мы здесь зря времени не теряли… – пояснил Волков. – Вы наверняка осведомлены, над чем работает наш секретный отдел, мой друг?

– Мы с вами оба знаем, профессор, что это чрезвычайно секретно, —ответил Костя, уклонившись от прямого ответа, на который подбивал его старый учёный.

– Да, это секретно, очень секретно, – сказал профессор. – Но, полагаю, не для вас. Ведь мы с вами оба знаем, зачем вы здесь. И вы не простой газетчик, вовсе нет! Вы – газетчик уникальный и ниспосланы для того, чтобы помочь нам в нашем деле. Вы всё увидите своими глазами, я не скрою от вас ничего, что было бы вам интересно увидеть. Может быть, тогда вы заступитесь за нас, никому не нужных учёных-исследователей и объясните тем, кому надо, что мы нуждаемся во внимании и поощрении властей. Я бы хотел, чтобы об этом узнали самые высокопоставленные лица.

– Я сделаю всё, что в моих силах, – искренне ответил Пришвин.

Створки лифта открылись, и они вышли в короткий ярко освещённый коридор. Сердце Пришвина возбуждённо забилось при виде ещё одной широкой бронедвери в конце прохода. Справа от двери находилась панель какого-то хитрого электронного замка.

– Войти в эту дверь может лишь тот, кто имеет ключ, – деловито заметил профессор. – Замок-сканер реагирует на общий отпечаток моей правой руки. А также на отпечатки большого или указательного пальцев любого из сотрудников подземного корпуса НИИ. Но если я введу команду через нашу компьютерную систему, то никто, кроме меня, уже не сможет войти внутрь через эту дверь. Очень удобный замок!..

Профессор Волков не замедлил продемонстрировать Пришвину достоинства замка, приложив свою худую ладонь с хищными крючковатыми пальцами к поверхности гладкой, как стекло, панели. Раздался короткий сигнал, двустворчатая дверь автоматически раскрылась, словно люк космического корабля, и журналист вслед за профессором вошёл внутрь.

11

В то же самое время, когда Костя Пришвин начал осмотр подземного лабораторного комплекса, в одном из самых нижних и дальних его закутков двое охранников, – Сеня Лёвкин и Жора Петров, – отчаянно резались в карты, даже не обращая внимания на Доминанта, умиротворённо покоившегося в своем саркофаге.

Жора Петров проигрывал и чем дольше он оставался в дураках, тем больше ему хотелось отыграться. Он не мог поверить, что такой олух, как Сеня мог его обыграть и объяснить это можно было только одним: сегодня был не его день.

– Ещё раз? – ехидно спросил Левкин, когда Жору постигла новая неудача.

– Хватит! Надоело, – отмахнулся Петров и встал из-за стола.

Ему больше нечего было поставить на кон, кроме униформы и пары последних сигарет. Он потянулся и прошёлся вдоль стола, чтобы размять мышцы. Его взгляд упал на подопытного, находившегося за стеклянной перегородкой в соседнем помещении. Лаборантов рядом не было. Особа с худым лицом, изуродованным глубоким шрамом, исполнявшая обязанности вечной сиделки, тоже куда-то исчезла. Жора задумался о том, была ли его работа интересной и оправдывающей надежды только потому, что ему приходилось охранять подобных монстровидных парней.

Доминант действительно чем-то напоминал ему человекообразное чудище из того небезызвестного фильма, в котором зарвавшийся профессор создал выродка, осмелившегося покуситься на него самого: такой же неестественно высокий, чрезмерно мускулистый и казавшийся совершенно бесстрастным (хотя пока никто ещё не видел его в сознании). Жора задумчиво затянулся сигаретой, глядя на мощную, атлетически сложенную фигуру, безмятежно застывшую в своём ложе. Его напарник увлёкся изучением каких-то далеко не научно-популярных журналов с изображением обнажённых женских прелестей, когда Петров бесшумно прошёл за перегородку и оказался совсем рядом с саркофагом. Тем самым он нарушил первое золотое правило: никогда не приближаться к подопытным существам на расстояние менее метра.

С минуту он смотрел на Доминанта с интересом и в то же время с некоторой озлобленностью, пока его рука нервно играла на рукояти пистолета, торчавшего из кобуры на поясе. Его положение показалось ему наиглупейшим: ему приходилось скучать, коротая долгие вечера за игрой в карты, причём на редкость в тот день неудачной в обществе хитрого и везучего напарника, которому впору было хорошенько набить морду, благодаря какому-то полуживому уродцу, обмотанному проводами. И в связи со всем этим напрашивался резонный вопрос: стоит ли эта нудная работа всерьёз тех денег, что он здесь получал?

Частенько ему хотелось сбежать отсюда без оглядки, чтобы более не видеть этих белых стен без окон, казавшихся ему страшнее армейского госпиталя, и заняться чем-то намного более интересным: к примеру, торговлей оружием, частным сыском или даже серьёзным грабежом, да хоть наёмником в какой-нибудь ЧВК; по крайней мере, он чувствовал к этому тягу. Он чувствовал необъяснимую тягу к тому, что заставляло выживать, представляя угрозу для других и сталкиваясь самому с очевидным риском.

Петров сделал ещё одну ошибку, нарушив ещё одно немаловажное правило: неизвестно зачем он нажал сенсор на панели саркофага, который привёл в движение верхний герметичный стеклянный люк. После этого он снова затянулся, презрительно выпустив клуб дыма прямо в лицо спящего Доминанта. И наконец, он нарушил третье и последнее правило, из-за которого мог быть тут же уволен, если бы это кто-нибудь увидел. С тупой бессмысленной злостью он затушил сигарету, вдавив её в тыльную сторону бескровной, белой, как мрамор руки подопытного. В этот момент существо открыло глаза и посмотрело на Жору.

Охранник уставился на него, будто под гипнозом, заворожённый этим холодным, немигающим, точно у змеи, взглядом бездонных чёрных глаз. Петров не успел издать ни звука или двинуться с места, когда случилось нечто непредвиденное. Всё произошло за долю секунды – сильнейшим ударом Жору отшвырнуло в сторону, ударив его об стеклянную стену напротив, и его тело скрючило в судорогах.

Это привлекло внимание Лёвкина, от неожиданности рассыпавшего колоду карт. Также напрочь забыв обо всех существующих правилах, он подбежал к Петрову, склонился над ним и внезапно получил от своего напарника жестокий удар кулаком в живот. Жора поднялся с пола как ни в чём не бывало. Его движения были медленнее, чем обычно, но более уверенны и методичны. Он схаркнул сгусток окровавленной слюны, и мощнейшим ударом ноги прервал все дальнейшие попытки Лёвкина к сопротивлению.

Доминант, приподнявшись в своём ложе, смотрел на охранника, казалось, совершенно безразлично, словно сквозь стекло, в то время как Петров невозмутимо придвинул стул к дальнему углу комнаты, встал на него и, дотянувшись до камеры наблюдения, с силой выдернул её вместе с кронштейном, сбросив вниз. Спустившись, он ещё несколько раз ударил камеру об пол, пока весь её корпус не рассыпался на части.

Подопытный встал во весь рост, обрывая провода электродов, и внимательно посмотрел на обломки видеокамеры. В эту минуту его взор, казалось, стал более осмысленным и живым. Подняв с пола один из металлических обломков кронштейна камеры, он неожиданно проткнул его заострённым концом себе кожу чуть ниже предплечья, сделал глубокий разрез и двумя пальцами выдернул из раны какой-то крошечный предмет, отшвырнув его в сторону.

– Что ты делаешь? – простонал очнувшийся после удара Лёвкин, в ужасе переводя взгляд с Доминанта на своего обезумевшего напарника. – Жми красную кнопку, урод!..

Вместо ответа Петров крепко ухватил за ноги распластавшегося на полу Лёвкина и подтащил его ближе к гиганту. Тот склонился над изумлённым охранником, словно собираясь его поближе рассмотреть. Сложно сказать, что произошло секунду спустя, как вдруг Лёвкин забился в конвульсиях точно так же, как совсем недавно его напарник Жора.

Сделав первый шаг на холодный пол лаборатории, обнажённый Доминант казался одной из оживших древнегреческих статуй Олимпа. Он пристально взглянул на Петрова, и тот, словно перехватив от него какой-то невидимый импульс, быстро вышел из комнаты и через минуту вернулся со сложенным в руках серым нейлоновым плащом, очевидно, найденным в раздевалке. Подопытный неторопливо надел плащ, застегнув молнию и накинув на голову капюшон спокойным движением, словно делал это каждый день. Охранник скованно и неуклюже, точно робот повернулся и двинулся к выходу из комнаты, в то время как гигант в плаще не отставал от него ни на шаг. Так они и шли, словно между ними существовала какая-то телепатическая связь, позволявшая им понимать друг друга, не говоря ни слова. Они прошли по тихим коридорам подземного комплекса, по-прежнему храня полное молчание, и вскоре растворились в бесконечном лабиринте сводчатых ходов, напоминающем недра огромного, освещённого мерцанием люминесцентных ламп, муравейника.

12

Странное дело, но столь просто и непринуждённо достигнув своей заветной цели, секретного отдела научного объекта, Костя Пришвин не почувствовал особого триумфа. Он принял всё, что с ним случилось, как должное и решил про себя, что нужно просто начинать работать, не упуская из виду ни одной детали.

Сразу за металлической двустворчатой дверью оказалось небольшое помещение, где профессор попросил Костю надеть белый стерильный халат.

– Всего лишь дань традиции, – пояснил профессор Волков, и Пришвин не стал с этим спорить.

– Интересно, нет вероятности, что мы занесём внутрь каких-нибудь нежелательных микробов? – спросил он, накинув халат.

– Это исключено! – с уверенностью ответил профессор. – Не волнуйтесь, молодой человек, у нас всё под контролем.

Надо сказать, что первое знакомство с подземным комплексом научных лабораторий Костю по меньшей мере удивило. Он-то, видимо, по своей наивности и в силу определённых штампов ожидал всевозможных анти-бактерицидных облучений, щелочных ванн и прочих стерилизующих «чисток», без которых, по его мнению, подобная отрасль современной науки выглядела бы слишком доступно, а на деле всё оказалось гораздо проще.

– Прошу, пройдёмте в сектор А, – предложил профессор.

И снова ничего искромётного, завораживающего, ультра-научного. Сектор А представлял собой по сути всего лишь виварий, гигантский вольер для подопытных животных, разбитый на небольшие ячейки, забранные решёткой. Пока Пришвин стоял, глядя на столпотворение крыс, кроликов, мартышек и беспородных собак, верещавших каждый на свой лад из-за решётки, мимо прокатили большую клетку на колёсах, в которой тоже было что-то живое. В ней оказались трое тех самых бабуинов, с которыми Костя ехал в грузовике, надеясь незаметно проскочить на территорию научной базы. Обезьяны испуганно таращились по сторонам, вцепившись в прутья решётки.

– Что с ними будет? – спросил Пришвин, хотя ответ профессора был очевиден, и Костя даже пожалел, что задал такой по-детски наивный вопрос

– Надеюсь, мы найдём им применение. Если же нет…

– То что?

– Будем вынуждены ликвидировать за бесполезностью. Ведь наши спонсоры выделяют нам деньги только на отдельные эксперименты, да и то, весьма неохотно и скудно. Впрочем, кажется, об этом я уже говорил.

– По-моему, это ваше больное место.

– Да, верно, к нам относятся наплевательски. Раньше в этом отношении всё было намного лучше, к нам относились с должным уважением. Но эти времена давно прошли.

Внимание Пришвина привлекла одна клетка, в которой находились несколько беспородистых собак, у которых не хватало той или иной лапы. Жалобно поскуливая, они с трудом передвигались вдоль отведённого им тесного пространства, грустно поглядывая на проходивших мимо сотрудников лаборатории, обслуживавших виварий.

– Что это? – изумленно спросил Пришвин.

– Эти животные – доноры, – ответил профессор. – Мы берём у них органы или части тела, если они требуются нам для опытов. Собаки – дешёвые животные, хотя плодятся не так быстро, как крысы или кролики.

– Интересно было бы узнать, что это за опыты?

– Для того, чтобы вы смогли это понять, нужно пройти в следующий сектор…

Пройдя во второй сектор, Костя нашёл, что он был намного больше похож на исследовательскую лабораторию, нежели первый. Он увидел просторный зал со множеством рабочих столов, обрудованных всевозможной электронной аппаратурой, компьютерной техникой, микроскопами и прочими средствами для биологических исследований и тут же вспомнил слова профессора о рабочем цехе по производству «новых» организмов.

Вероятно, это и был тот самый цех. Здесь работали несколько сотрудников – мужчин и женщин среднего возраста, настолько увлечённых своими изысканиями, что даже не заметили Костю и своего собственного директора.

Пришвин едва не присвистнул от удивления:

– Неплохо у вас тут всё обставлено!

– Вы так считаете, молодой человек? А вот я бы сказал, что всё тут безнадёжно устарело. Мы ужасно отстаём от жизни.

– Значит, вы нуждаетесь в новой аппаратуре?

– Безусловно! Знаете ли, генная инженерия, которой мы занимаемся – довольно дорогостоящая отрасль науки. Пока что мы работаем в ожидании субсидий, финансовой и моральной помощи. Но если о нас не захотят вспомнить в высших эшелонах, может случиться непоправимое. Нашу лабораторию придётся закрыть, научные проекты – заморозить на неопределённый срок, а это будет, бесспорно, сильнейший урон для науки, ведь наш научный институт по-своему уникален.

– Я уже понял, что вы увлечены серьёзным делом, – сказал Пришвин. – Но вот что касается ваших опытов… По-моему, генная инженерия занимается созданием принципиально новых, генно-модифицированных организмов, верно?

– Если говорить точнее, мы учимся скрещивать гены совершенно разных существ. Пока это – простейшие микроорганизмы, но в будущем… Мы не отрицаем даже грядущего участия в экспериментах высших приматов и людей.

– Вот как?! – глаза Кости округлились от удивления.

Он почувствовал, что, вероятно, становится близок к отгадке одной из самых недоступных тайн Объекта 5.

– И что, ваши опыты уже принесли какие-то плоды?

Профессор чуть помедлил с ответом:

– Ну, пока нет. Но мы близки к цели. Мы работаем над созданием нового супер-существа.

Некоторое время Костя переваривал эту столь скупую, но в то же время, впечатляющую новость, тогда как профессор, видимо, войдя в азарт и оседлав любимый конёк, продолжил:

– Я бы мог вам показать несколько созданий, но они настолько уродливы, что ваши нервы могут не выдержать, если вы их увидите. Это ошибки, скажем так, брачок, допущенный в работе. Но, невзирая на некоторые промахи, смею надеяться, что мы на верном пути.

– Значит ваша цель: супер-существо? – в изумлении произнёс Пришвин. – Некий мыслящий монстр?

– Полагаю, вы не правы. Наша конечная цель – создание супер-человека. Заметьте, это будет не гибрид, не мутант и не монстр, а супер-человек! Стоик, который сможет с лёгкостью переносить любое буйство стихий, самый тяжёлый климат или непогоду. Человек, который, возможно, сможет в не столь отдалённом будущем покорять далекие миры в космическом пространстве, он будет вдвое, втрое сильнее, здоровее, выносливее, чем его современный прототип. Человек-воин, человек-завоеватель!

Косте понадобилось ещё некоторое время, чтобы усвоить и эту дополнительную информацию.

– Простите, что задам банальный вопрос, – сказал он, – а всё это согласовано с правительством?

– О да, конечно! – улыбнулся профессор. – Первые разработки мы начали ещё в 60-ые годы, когда упор ставился на то, чтобы «догнать и перегнать», как вы, наверно, знаете.

– Ну, а нынешние власти относятся к вам так же, как и прежние? – недоверчиво спросил Пришвин. – Если не ошибаюсь, вы несколько минут назад упомянули о том, что правительство не слишком охотно принимает участие в вашей работе.

– Не скажу точно, как к нам относятся нынешние власти, но, по крайней мере, нас продолжают, хоть и скупо, но финансировать, иначе нашей лаборатории не было бы и в помине. У нас всё ещё есть частные источники дохода: небольшого, но стабильного. Хотя мне кажется, что однажды всё это может кончиться печально, если власти окончательно о нас забудут. Кто в последнее время оказывает нам максимальное внимание, так это журналисты.

«В этом он прав», – заметил про себя Пришвин.

– Кстати, – сказал профессор, лукаво прищурившись, – странно было видеть вас в полном одиночестве. Вы прибыли в наши дикие края совсем один?

– Да, конечно, – быстро ответил Костя, на секунду представив себе застывшего с оторопелой физиономией Гришу Самойлова, когда тот узнает, какое счастье привалило его соратнику и конкуренту по репортёрскому цеху, и поспешил оглушить любопытного адепта наук неслабой оплеухой в виде нового блестящего каверзного вопроса:

– А вам не кажется, что иногда вы идёте против воли нынешних властей, профессор?

Волков нахмурился и строго произнёс:

– Вы знаете, молодой человек, не сегодня-завтра власти могут поменяться и тогда с нас спросят по полной программе. С нас спросят, что мы всё это время делали и чем мы можем быть полезны? И когда это случится, частные инвесторы уйдут вместе с их постоянной жаждой наживы, и мы продолжим служение народу, как в былые незапамятные времена.

– Вы так считаете?

– Безусловно!.. Однако продолжу начатую тему. Мне кажется, после развала Союза нас рассекретили слишком рано. Понимаете, теоретически супер-человека можно использовать как во благо, так и во вред. Например, в виде образцового солдата или наёмного убийцы, неуязвимого, жестокого и беспощадного к своим жертвам. Существо, которое сможет выжить в самой враждебной среде и при самом суровом климате, должно быть непобедимым, опасным и практически неуязвимым.

– Понятно. Скажите, а этот ваш супермен будет способен логически рассуждать? Вы подарите ему индивидуальность, или он будет стандартен и бездушен, как робот?

– До недавнего времени мы рассматривали два варианта, – ответил профессор. – Первый, это – человек с мозгом, способным обрабатывать информацию под стать сверхмощному процессору компьютера. Второй – безликая личность, у которой практически нет своего «Я», несколько ограниченная в умственных способностях, но для которой дисциплина будет превыше всего: своего рода надёжный и крепкий винтик в системе, человек-исполнитель.

– И что же вы решили выбрать?

– Мы выбрали завоевателя миров, а не человека, который, к примеру, может стать во главе страны. Мы решили, что нам нужен человек, способный и желающий подчиняться.

«Великолепно! – сказал про себя Пришвин. – Они выбрали образцового солдата. Этого и следовало ожидать!»

– Представьте, – продолжил Волков, – что когда-нибудь супер-человека можно будет поставить на конвейер и штамповать его уже не по одиночке, а большими партиями, – заявил профессор.

– Для чего? – спросил Костя. – Для создания армии?

– Совершенно верно! Ведь лишь тогда, создав легион подобных непобедимых солдат, можно будет покорить чужой незнакомый мир, в котором, возможно, всё так и кишит дикими, враждебными тварями, будто червями. Мне почему-то кажется, что жизнь на далёких планетах далеко не так безоблачна и безжизненна, как считают некоторые из моих учёных коллег.

– Скажите, и откуда у вас такие идеи о завоевании космоса? – заинтригованно поинтересовался Пришвин.

– Эти идеи мне пришли в голову уже давно. Когда-то я был связан с космическим научно-исследовательским центром. Мне довелось работать в группе учёных-биологов, занятых в космической программе. Я был тогда молодым неопытным ассистентом, рядовым сотрудником, которому можно было поручить любую грязную работу. И вот тогда-то у меня и появилась мечта… Понимаете, никто не может знать, насколько враждебные и опасные миры встретятся на пути у прогрессивного человечества. Что, если оно столкнётся с серьёзной преградой, опасным соперником? Вот тогда человек-завоеватель и сможет пригодиться как никогда!

Пришвин оценил эту идею с некоторым сомнением как слишком возвышенную и красивую грёзу в духе старых советских фантастов, но не более того. По его мнению, в этой идее было что-то утопическое.

– Пойдёмте дальше, – сказал профессор с энтузиазмом, – я покажу вам следующий сектор. Но приготовьтесь увидеть то, что может вас неприятно удивить.

При этих словах Костя внутренне настроился на зрелище уродливых мутантов или клонированных монстров. Они прошли ещё через одну дверь, и тут неожиданно столкнулись с маленьким сутулым человечком, который усердно драил шваброй пол. На нём был засаленный рабочий комбинезон, благодаря которому он казался ещё более приземистым, чем был на самом деле. На вид человечку можно было дать не больше тридцати лет. Увидев профессора, он тут же выпрямился и кротко негромко поздоровался.

– Здравствуй, Гектор, – бросил в ответ Волков. – Давно тебя не видел. Помнится, я просил, чтобы ты провёл освещение в подвал…

– Да, профессор, теперь там всё в порядке.

– Хорошо ли ты себя сегодня чувствуешь? – спросил Волков, глядя куда-то мимо работника, словно обращаясь к стене.

– Хорошо, только… По-моему, мне нужно лекарство.

– Лекарство? Давно тебе его давали в последний раз?

– Сутки назад.

Профессор наконец-то снизошёл до своего скромного собеседника, бросив на него недовольный взгляд.

– Ты хочешь получить его прямо сейчас? Но ты ведь знаешь, что мы даём его лишь через двое суток, не чаще.

– У меня дрожат руки, – проговорил работник, зардевшись, точно провинившийся школьник.

– Правда? Это плохо! – Профессор помолчал минуту, пристально глядя на уборщика. – Знаешь что, Гектор, обратись сейчас же к доктору Шанцу, он должен быть у себя в кабинете.

Человечек в комбинезоне испуганно посмотрел на Волкова, словно тот посоветовал что-то криминальное:

– К доктору?!

– Именно. Передай ему, чтобы он осмотрел тебя и, если сочтёт нужным, сделал тебе инъекцию.

– Кто это? – спросил Пришвин, когда человечек скрылся за дверьми.

– Это наш работник, выполняет разные мелкие поручения вроде уборки. К сожалению, он слабоумный от рождения.

– А что это за лекарство, о котором он говорил?

– Лекарство… против олигофрении, оно ему необходимо, – хмуро ответил профессор.

В другое время Пришвин усомнился бы в вероятности того, что слабоумный сам станет просить лекарство против слабоумия, но в данный момент его мысли остановились на другом. Подвал… Странно было слышать о некоем подвале в научной лаборатории, и так расположенной глубоко под землёй, и это его крайне заинтересовало.

– Вы упомянули какой-то подвал, профессор…

– Подвал? Ах, ну да, вы правы! Мы называем «подвалом» последний, нижний уровень лаборатории, там находится подопытный материал, брачок, допущенный в работе. Но как я уже говорил, вряд ли вы захотите смотреть на этих существ.

– Ничего, профессор, у меня крепкие нервы, – заверил его Пришвин.

У него внезапно возник жгучий интерес к этому потайному нижнему уровню.

– Это неприятное зрелище, уверяю вас! – стоял на своем профессор. – Впрочем, если вы настаиваете…

Он оглянулся и сделал быстрый знак двоим охранникам, которые, как оказалось, всё это время незримо двигались следом за ними, стараясь не выдавать своё присутствие. Не успел Костя опомнится, как двое громил в чёрной униформе выросли перед ним, будто по волшебству.

Профессор обернулся к Пришвину и произнёс тоном, в котором уже не было прежней доброжелательности:

– Полагаю, наша прогулка окончена, молодой человек. Вы хотели осмотреть наш подвал? Что ж, вы его увидите!

Он сделал выразительный жест охранникам, один из которых натренированным приёмом заломил правую руку Пришвина за спину, отчего тот взвыл от боли, а второй бесцеремонно воткнул что-то острое ему в левое плечо. Повернув голову, Костя в изумлении разглядел иглу шприца, которую грубо воткнули ему в плечо прямо сквозь одежду.

В последний момент Костя попытался вырваться из хватки, но получил сильный удар чем-то тяжёлым по голове. Через секунду всё поплыло у него перед глазами, и его сознание кануло в бурную пучину, состоявшую из обрывков яростных возгласов супер-людей, охотящихся на безумно хохочущих мутантов, серых клубов медикаментозного тумана и, наконец, поглотившей всё это сплошной тьмы.

13

С первого момента своего появления в этом уголке цивилизации, оживлённом, наверное, одной единственной высоковольтной оградой, Гриша Самойлов увидел не так много, но и не мало, чтобы не дать себе богатую пищу для воображения. Этот день также не явился исключением. И хотя Гриша не стал свидетелем крушения самолёта так явно, как Пришвин и не видел катастрофы во всех деталях, он слышал отдалённый грохот взрыва и мысленно нарисовал себе картину, достойную занять почётное место в числе самых апокалиптических зрелищ. В тот же день Самойлов сделал ещё одну находку и долго удивлялся, как это он не наткнулся на неё раньше.

Обследуя окрестности так называемого биосферного резервата, Гриша набрёл на одинокую хижину, прикорнувшую в ложбине за перевалом на расстоянии пары километров от ограды. Он ещё не знал, к каким неприятным открытиям приведёт его эта находка, но любопытство оказалось сильнее его. Он приблизился к хижине – шаткому на вид, покосившемуся одноэтажному строению, как бы наспех сколоченному из старых досок, совершенно без окон, больше напоминающему амбар. Но кому он мог понадобиться в этом пустынном месте?

Позади хижины распростёрся довольно необычный с виду, песчаный пустырь, изрытый в нескольких местах, словно тут в последнее время вовсю трудились диггеры, однако Гриша благополучно обошёл пустошь со стороны перевала, оказавшись прямо перед входом в строение. Увлёкшись, он начисто забыл о времени и не заметил, как солнце уже почти закатилось за склоны близлежащих холмов. Самойлов толкнул дверь, скрипнувшую на старых ржавых петлях, и заглянул внутрь.

Вначале он не увидел ничего, кроме темноты. Он осторожно шагнул внутрь, вдыхая затхлый воздух гниющих досок, и лишь спустя минуту смог различить в полумраке очертания каких-то предметов: это были пара стульев, полосатый матрас на полу и, выстроившийся вдоль стены, самодельный шкаф со множеством полок. Под самым потолком, занимая основную часть всего пространства, подобно гирляндам свисали связки каких-то железяк. Гриша случайно задел одну из них и послышалось жуткое бренчание металла. Он напряг всё зрение, чтобы рассмотреть, что это было и застыл в изумлении, когда различил, что звон исходил от множества гаечных ключей и прочего мелкого металлолома, подвешенного за куски проволоки на крепкой бельевой верёвке, протянувшейся вдоль всего помещения. Всё это начинало предательски бренчать и звенеть при малейшем прикосновении и, надо сказать, изрядно действовало на нервы.

К его удивлению, шкаф также оказался забит грудой гаечных ключей, автомобильных ржавых запчастей и прочих всевозможных железяк. Никогда ещё Самойлов не видел такого сборища инструментов для закручивания гаек и болтов в одном месте; некоторые образцы этой коллекции внушали серьёзное опасение своими габаритами и могли бы послужить надёжным средством как самообороны, так и нападения. Во всём этом было что-то несуразное, пугающее и, честно говоря, Гриша не хотел бы задерживаться здесь ни одной лишней минуты.

Он двинулся было к выходу, как вдруг дверной проём заслонила чья-то широкая фигура. Гриша попятился и невзначай снова задел связку гаечных ключей, тут же огласивших помещение противным трезвоном. Это и выдало его окончательно.

Незнакомец с минуту изучал Самойлова, нелепо застывшего посреди хижины, затем хрипло и недовольно произнёс:

– Так-так, ещё один шпион!..

– Добрый вечер!.. Дверь была открыта, вот я и вошёл, – попытался оправдаться Гриша, полуосознанно протянув руку к одному из габаритных гаечных ключей, лежавших на полке. – Простите, если помешал, я всего лишь журналист…

– Журналист?! – воскликнул незнакомец. – Ещё один? Откуда же вас столько? – Он подозрительно хмыкнул. – Одного из ваших я знаю. Он умудрился проскользнуть к нам на объект.

«Неужели Костя? – сообразил Самойлов. – Как же ему удалось?!»

Он хотел было расспросить подробнее, однако неприступный и внушительный вид мужлана в потрёпанной тельняшке заставил его передумать. Похоже, здесь ему не стоило брать инициативу на себя.

– Видимо, ты его сообщник? – сказал незнакомец.

– Не знаю, что вы имеете в виду. Меня зовут Григорий Самойлов, я репортёр одной известной столичной газеты, – в полутьме ему удалось-таки стянуть ключ с полки и, пряча его за спиной, он неуверенно сделал шаг к человеку в тельняшке.

– А ну, стоять на месте! – предупредил тот зловещим тоном. – Меня зовут Аркадий Хлыщёв, спецназ ГРУ. Покажи мне, что ты там прячешь и сделай это по возможности медленно. – С этими словами он взмахнул в воздухе предметом, раза в три превышавшим размеры орудия Самойлова.

Гриша понял, что ему продемонстрирован, возможно, самый впечатляющий образец из коллекции, собранной в этой хижине, и смиренно положил украденный ключ обратно на полку в шкаф.

– Теперь выходи! – скомандовал человек, назвавшийся спецназовцем, делая пару шагов назад и освобождая проход.

Самойлов вышел из хижины и сразу оказался под бдительным конвоем коренастого детины в тельняшке, помахивающего огромным гаечным ключом, точно булавой.

– Иди вперёд! – прикрикнул он на Гришу, грубо подтолкнув в сторону пустыря, посреди которого зияли несколько, по-видимому, недавно вырытых ям.

Вид этих довольно широких и глубоких ям сразу насторожил Самойлова хотя бы потому, что ему крайне не хотелось перепрыгивать через них, испытывая на себе неизвестные особенности местного ландшафта. В лучах уходящего солнца, окрашивающего окрестности в таинственный красноватый цвет, эта местность казалась фрагментом фантастических пейзажей неких внеземных миров, пейзажей скорее враждебных, нежели радующих взор.

Самойлов остановился у провала в земле около трёх метров глубиной – дальше дороги попросту не было. Он заметил лежавшую чуть поодаль лопату, слегка присыпанную песком.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Гриша, повернувшись к своему конвоиру, чувствуя, как начинает бешено колотиться его сердце.

– А ты подумай, журналист, – насмешливо ответил тот, положив свой ключ себе на плечо. – Мне нужен твой сообщник, тот, что пробрался на территорию объекта благодаря наивности «ботанов», а ты можешь послужить прекрасной наживкой.

– Скажите, вы случайно… не сумасшедший? – дрожащим голосом проговорил Самойлов.

Аркадий, усмехнувшись, покачал головой:

– Прыгай в яму, пока я не огрел тебя вот этим, – он снова взмахнул ключом, слелав шаг к журналисту, как вдруг застыл на месте, слегка наклонив голову, будто охотничий пёс, прислушивающийся к шороху дичи.

В этот момент со стороны хижины донеслось уже знакомое Грише бренчание ключей. Определённо, сами по себе они не могли зазвенеть: это и было непонятно. Бывший спецназовец отчаянно зажестикулировал, давая Грише понять, чтобы тот затаился и, быстро пригнувшись, поманил его за собой куда-то в сторону подальше от ямы.

– Не шуми, если тебе дорога жизнь, – прошептал он, схватив репортёра за руку и потащив за собой под прикрытие больших угловатых валунов с такой силой, что даже если бы Самойлов и захотел этому воспрепятствовать, у него ничего бы не получилось.

Они устроились за одним из валунов, наблюдая за хижиной издали. Крепко вцепившись Грише в запястье и сжав его, точно клещами, Аркадий возбуждённо зашептал ему на ухо:

– Сиди тихо, как мышь, не то я пришью тебя здесь же на месте!

– Что происходит? – спросил Гриша, указав на хижину.

– Просто ещё один шпион, и мне он нравится намного меньше, чем ты… Скажем так, шпион из мира иного, – уточнил Аркадий. – Я называю его Тварь. Он шныряет здесь вот уже более двух лет, и я не могу понять, кто из нас пытается сыграть друг с другом в кошки-мышки. Я знаю только то, что Тварь запросто проходит сквозь стены. Значит, она не от мира сего, значит, она – из чужого мира.

Самойлов не знал, что и сказать, однако оспаривать эту теорию, по-видимому, совершенно помешанного человека тоже не стал бы. Он вспомнил то, чему сам стал случайным свидетелем совсем недавно, когда под покровом ночи обозревая окрестности секретного объекта, увидел тёмный силуэт, проскользнувший через неприступную ограду, – казалось, прошедший сквозь оголённые электропровода, словно это было в порядке вещей. Его вдруг осенило: возможно, этот чокнутый бывший спецназовец имел в виду того же субъекта, которого видел и он сам!

Гриша с утроенным любопытством смотрел в сторону хижины, пытаясь уловить хоть какое-то движение на красноватом фоне песчаной пустоши, усеянной впадинами тёмных ям, напоминающих раскрытые в ожидании случайной жертвы пасти хищных подземных существ. Однако ни малейшая тень, словно в издёвку над ними, так и не пересекла пространство. Не было слышно ни единого шороха, за исключением нетерпеливого ёрзанья спецназовца, распластавшегося на земле, и его присвистывающего сиплого дыхания в непривычной тишине.

– Что будем делать? – спросил Самойлов.

– Ждём, – бросил в ответ экс-спецназовец. – У меня тут дохрена ловушек, может, он попадётся в одну из них.

Они не сразу обратили внимание на какой-то новый непонятный звук: вначале он напоминал едва уловимый тихий шелест сухих опадающих листьев, постепенно переходящий в тонкий пронзительный свист, словно в воздухе с бешеной скоростью закружились тысячи мельчайших частиц из металла и стекла, трение которых и вызывало этот необычный синтетический шум.

Внезапно Самойлов разглядел фигуру фантома, возникшую в двадцати шагах от их укрытия, и нервно ухватился за плечо бывшего спецназовца. Существо застыло на месте посреди пустоши – чёрный безликий силуэт, напоминающий какое-то гигантское насекомое и, казалось, терпеливо ожидало, когда те, кто за ним наблюдал выйдут из засады.

– Эх, был бы у меня сейчас крупнокалиберный пулемёт или РПГ, я бы дал ему прикурить, но, знаешь, ведь я зарёкся больше никогда ни в кого не стрелять, – прохрипел спецназовец. – Он хочет открытый бой. Ну и чёрт с ним, он его получит!

Внезапно он встал во весь рост, выйдя из-за валуна, и с вызовом помахал свободной рукой фантому, крепко сжимая второй гаечный ключ.

– Иди сюда, парень, я давненько тебя жду. Давай разберёмся по-хорошему, – с этими словами он бесстрашно направился к застывшему существу.

Однако оно даже не шелохнулось, будто его нисколько не испугали действия Аркадия. Спецназовец прибавил шаг, яростно замахнувшись на существо гаечным ключом, и закричал:

– Я оторву тебе голову, как тому моджахеду под Кандагаром, уродец!Это говорю тебе я, Аркадий Хлыщёв, со спецназом ГРУ шутки плохи, отродье!

Самойлов увидел, как старый спецназовец почти поравнялся с фантомом и, видимо, с самым серьёзным намерением замахнулся на него своим железным орудием. Не прошло и нескольких секунд, как вдруг раздался его душераздирающий вопль, а затем несколько слов, видимо, обращённых к Самойлову, в которых переплелись ужас, боль и страх:

– Ты знаешь, эта с-с-сволочь… оттяпала мне руку!.. – Затем прозвучал ещё один истошный пронзительный крик, который заставил Гришу похолодеть.

Вначале он раздался внизу, на земле, затем Самойлову показалось, что тело мужчины, подхваченное фантомом, внезапно взмыло ввысь; вскоре его крик донёсся уже с высоты не менее трёх километров и оборвался лишь в тот момент, когда тело снова рухнуло на земную твердь пустоши, свалившись в одну из ям-ловушек, выкопанных самим Аркадием.

После этого Гриша в изумлении увидел, как фантом снова возник из ничего, подойдя к краю ямы и слегка склонившись, словно наблюдая за своей жертвой, – в этот момент как никогда ранее он напоминал некое мифологическое чудище, торжествующее победу над телом своего врага. Неожиданно, раскрыв за своей спиной что-то подобное гигантским кожистым крыльям и приподнявшись над поверхностью земли, он медленно спустился в яму так, будто силы гравитации на него совершенно не действовали, затем послышался какой-то громкий звук, похожий на чавканье, – возможно, это было мерзкое смакование внутренностей поверженной жертвы.

Не дожидаясь продолжения этой умопомрачительной сцены, Гриша опрометью бросился куда глаза глядят, молясь лишь о том, чтобы фантом не последовал за ним вдогонку. Последние лучи солнца так же поспешно скрылись за горизонтом, словно само дневное светило не пожелало оставаться свидетелем настолько кровожадных и сверхъестественных преступлений вступающей в свои права беспросветной и бесчувственной ко всему происходящему ночи.

14

В тот вечер профессор Волков засиделся допоздна за рабочим столом в своей лаборатории, наблюдая в микроскоп за тем, как происходило одно из таинств природы: рождение нового крошечного существа, выкарабкивающегося из-под оболочки кокона насекомого.

Оторвавшись от микроскопа, он подумал о своей жене, которая не дала ему детей. В природе всё так настойчиво пробивается к жизни, что порой этому практически невозможно помешать, но почему-то сложилось так, что именно у него, учёного, замахнувшегося на создание новых форм жизни, скрестившего шпаги с самой природой, не было потомства. У него, который играет с жизнью, которому дарована власть создавать новых существ!Неудивительно, что на многих из них он смотрел, как на своих родных отпрысков, как это ни дико прозвучит. Впрочем, к тому крошечному существу, за которым в данный момент наблюдал профессор, это не относилось.

Выкарабкавшись из микроскопического кокона, существо затрепетало и задёргалось, впервые столкнувшись с суровой реальностью жизни, когда в лабораторию стремительно вошёл доктор Шанц.

– Присоединяйтесь ко мне доктор, – предложил профессор, с некоторым неудовольствием отрываясь от микроскопа. – Это может быть интересно.

– Изучаете мушек дрозофил, – отрывисто, повышенным тоном спросил доктор.

Со времён начала генетических исследований плодовая мушка дрозофила превратилась в поистине легендарную фигуру для учёных, что, впрочем, не могло не вызвать некоторую оскомину у наиболее искушённых исследователей, хотя именно ей самоотверженные и наблюдательные генетики прошлого и были обязаны целому ряду своих открытий, как, например, физиолог Павлов – своей собаке. Доктор Шанц хоть об этом и знал, но относился к этому факту совершенно равнодушно, считая устаревшую, по его мнению, работу с насекомыми одной из причуд Волкова. Но в этот вечер он зашёл к своему руководителю и наставнику вовсе не для праздной беседы. Шанц был готов взорваться, разразившись шквалом отборной брани, и только неимоверным усилием воли до сих пор сдерживал эмоции.

– Вы хотели мне что-то сказать, доктор? – спросил профессор.

– Да, хотел. Профессор, вам не кажется, что вы перегнули палку с этим… журналистом?

Волков с удивлением посмотрел на Шанца и невозмутимо обронил:

– В смысле?

– Вы издеваетесь?! Недавно я узнал, что вы отключили его с помощью дозы героина и приказали бросить в «подвал», но ведь там… – Он не договорил, потому что ему стало немного дурно при мысли о мрачном подземном секторе научной базы, куда не решались спускаться даже опытные сотрудники лаборатории. – Вы хотите, чтобы мы поменяли эти пускай и не самые уютные стены на тюремные?

– Что толку говорить об этом теперь, Шанц. Этот пронырливый журналюга наверняка уже мёртв. Вы ведь и сами были о нём не самого лучшего мнения.

Доктор в изумлении уставился на Волкова:

– И вы говорите об этом так спокойно!

– Это на моей совести, Альберт. И забудьте наконец об этом инциденте раз и навсегда, как о кошмарном сне.

– Это что, какой-то прикол?! Профессор, вы понимаете, что ставите под угрозу всех нас? А что, если этот парень был не один и у него есть… ну, не знаю, коллеги, помощники?

– Они нам не навредят. Я отдал распоряжение Багрову – он избавится от всех чужаков, если они появятся здесь, на территории объекта. За это ему и платят.