Сказка первая:
Про хомяка Пашку и про то, как он таблички ставил.
Здравствуйте, дорогие мои маленькие друзья. Я хочу вам рассказать историю про маленького Сашеньку, про его маму и про сказки, которые она ему рассказывала. Ведь все мамы рассказывают своим детям сказки? А эта мама рассказывала своему Сашеньке не какие-нибудь всем известные сказки: не «Золушку», не «Красную шапочку» и даже не «Колобок» и не «Семеро козлят» – она рассказывала ему сказки, которые были только для него одного.
Вы спросите: а зачем она их придумывала, почему бы не рассказать те сказки, которые все знают? А затем, что когда она их Сашеньке рассказывала, она хотела ему показать, что «плохо», а что «хорошо», как надо поступать правильно, а что делать совсем уж не хорошо.
И она рассказывала их не просто так, а только тогда, когда у Сашеньки что-нибудь случалось. Вот и сегодня у него опять что-то случилось. Он пришел из садика насупленный, серьезный и молчаливый, и даже рассказывать не захотел, что же сегодня там с ним приключилось. Ну что же, друзья мои, давайте-ка мы спрячемся и сами посмотрим, что же было дальше.
– Сашенька. – сказала мама серьезно. – Ты почему так плохо кушаешь кашку? Я же ее для тебя готовила, она вкусная, сладкая, с бананом.
– Не хочу. – Сашенька насупился еще больше и отодвинул от себя тарелку.
– А почему не хочешь?
– Не хочу и всё тут!
– И тебе не жалко маму? Не жалко, что я старалась для тебя, а ты не кушаешь.
– Не жалко!
– Сашенька, так нельзя говорить. – мама нахмурилась.
– А я буду так говорить!
– А я тогда с тобой разговаривать не буду. – она отвернулась. – Я с хамами и со злыми мальчиками не разговариваю! Так-то!
– А я не хам! И я не злой! Это не я виноват!
– Ну а кто?
– Это Димка виноват. Это из-за него все!
– Уж так прям и из-за него?
– Да-да, из-за него! Он у меня сегодня фломастеры отобрал, а они мои, я их у него снова забрал, и мы из-за этого поссорились. А фломастеры мои! А он, а он… – и Сашенька сник, больше не найдя нужных слов, всхлипнул и тихо добавил. – А он сказал, что они общие.
– А это ты про какие фломастеры говоришь?
– Про детсадишные. Их там много, очень много – все цвета есть! Их вот как много! – он растопырил все десять пальцев, сжал кулачки, и снова растопырил пальцы. – Вот как много!
– Ну раз они детсадтишные, то они тогда и правда общие!
– Нет, не общие! Я их первый утром взял!
– Первый?
– Да, самый первый!
– Ну может тогда они и твои… А если их завтра Дима первый возьмет?
– Все равно мои! Я же их сегодня взял, а он завтра. И вообще, кто бы их теперь не взял, они уже мои! Так-то! Вот, завтра возьму и напишу на них: «Моё!», чтобы все знали, что это мои фломастеры!
– Так и напишешь?
– Так и напишу.
– Ну ладно, напишешь, только давай я тебе сначала сказку расскажу.
– Сказку? А про что?
– Про хомяка Пашку.
– Не знаю такого.
– Ну я тебе расскажу и ты все узнаешь. Садись поудобнее на кресло и слушай.
* * *
В одном лесу, на зеленой полянке, под старым дубом, живет маленький хомяк. Зовут его Пашка. Он хороший хомяк, такой, каким и должен быть: пушистый, с розовенькими ушками, розовеньким же усатым носиком, с большими круглыми щечками, с хвостиком кисточкой – вполне себе обычный хомяк. Единственное, чем он отличается от остальных хомяков – это очки. Они у него большие, в толстой роговой оправе. Он всегда их поправляет своими коротенькими лапками. А когда он вдруг почему-то без очков, он всегда щурится. И друзья у него конечно же есть. Хорошие друзья, настоящие! Щенок Антошка: умный, рассудительный, и если бы очки выдавали только самым-самым умным, то у него конечно они бы были, но для того, чтобы носить очки надо не только много знать, но еще и плохо видеть, а Антошка видел хорошо. Еще был у него друг котенок Егорка. Котенок Егорка может был и не таким рассудительным как Антошка, зато он был красивый и не умничал, когда не следовало. А еще он был очень добрый.
Однажды утром, хомяк Пашка выбежал из своей норки под старым дубом на улицу и сразу же заметил, что в траве, что-то блестит. Ему стало интересно: что это там может быть? Пашка поправил очки, принюхался розовеньким носиком, и только потом побежал к блестящей вещице. Но не успел он ее взять в лапки, как на полянку вышли котенок Егорка и щенок Антошка. Пашка оглянулся на блестящую штуку в траве, и так ему стало жалко ее друзьям показывать, вдруг попросят дать поиграть, а так нечестно, Пашка ее первый нашел.
– Привет, Пашка! – крикнули разом и Антошка и Егорка, а Пашка даже не поздоровался в ответ. Он поскорее бросился в траву, к блестящей штуковине.
– Ходят тут всякие, а потом вещи пропадают. – Пашка торопливо сунул за щеку блестящую штуковину, повертел носом, устраивая добычу поудобнее и, уже милостиво, добавил. – Лафно уф, прыфлы так прыфлы.
– Чего ты возмущаешься? – удивился рослый щенок Антон, но все же поостерегся, шагнул назад. – Кто тебя тут за главного оставил?
– А тефя? – повертел носом Пашка, но неведомое что-то не желало устраиваться во рту и, вместо этого, остро и неудобно выпирало из под щеки. – Тьфу! – Пашка выплюнул в свои короткие ручонки блестящую гранями гайку. – Пакость какая неудобная.
– А что же ты ее в рот тащишь, пакость эту? Она еще и немытая наверное.
– Тебя не спросили. – недовольно проворчал Пашка. – Пихаю, значит надо.
– Да отстань ты от него, мррр. – котенок Егор придирчиво посмотрел на свою чистую, ухоженную лапку и лизнул ее шершавым язычком. – Жадный он, вот и тащит.
– Нет, Егор, подожди. – щенок Антон задумчиво склонило голову.
– Ну, жду. – котенок Егор выпустил коготки и полюбовался на то, какие они остренькие, беленькие, блестящие.
– Если Пашка это взял, то значит ему это зачем-то надо. Паш, я правильно говорю?
– Правильно. – деловито ответил Пашка, вертя в коротких лапках гайку. Все же красивая она: большущая, блестящая, граненая, а посередине дырочка. Вот взять бы ее да и повесить у себя в норе на гвоздик. Пускай гости ходят потом, любуются, спрашивают: «Где ж это ты такую красоту нашел?». А он кивать будет важно, да-да, именно важно! Вот только в гости он никого не приглашал, потому что ни рассудительный щенок Антошка, ни спокойный котенок Егорка, к нему в норку пролезть не смогут. А пролезет разве что таракан Александреус, но чем с такими водиться, уж лучше вообще без гостей сидеть.
Пашка вздохнул, вновь повертел носом, примеряясь к гайке, потом передумал, быстро сунул ее за спину и задней лапкой толкнул, чтобы она в траву подальше закатилась. Пускай поваляется пока.
– Ну вот, р-р-рмяу. – с блаженством потянулся Егорка, выгнув спинку. – Вот он ее и выкинул. Что я тебе говорил?
– Не выкинул, а спрятал на потом. – пробурчал обиженно Пашка, и тут же воинственно заявил. – И, если что, ты смотри, больше никто не видел, где она спрятана! Пропадет – с тебя спрос!
– Фи, нужна она мне – гайка твоя.
А Антон еще и подначил:
– Ты еще табличку поставь: «Моё! Не трогать!!!».
– И поставлю!
– Ну и ставь, жадина! – обиделся Антон и даже фыркнул. – Мы к тебе как к другу пришли, а ты…
– А что я? Ну что я? Ведь порастащат же все, глазом моргнуть не успеешь!
– Ну кто? Кто порастащит? – не унимался Антон, пританцовывая на месте, так он сильно взволновался. – Я? Егорка?
– А может и ты! – Пашка аж подобрался весь, поднялся на задние лапки, с трудом на них удержался, уж больно сильно тянули тяжелые щеки к земле. Его маленькая лапка ткнула острым, не мытым пальчиком прямо в черный мокрый нос Антона. – Вот ты и растащишь! Вчера вот тут, прямо тут фантик красный, красивый лежал! Где он? Ну где? Не знаешь? А я знаю! Стащили его! – и так, между делом, поправляя очки, добавил. – Кстати, может ты и стащил…
– Я?! – от удивления Антошка уселся, от возмущения поднял уши, от злости он бы еще и зарычал, но он был воспитанным щенком и потому сдержался.
– Да, если хочешь знать – именно ты! Кто вчера весь его изнюхал и говорил ещё, что пахнет вкусно? Я что ли? Или Егорка? Да и Егорка тоже хорош: лапами его гонял, будто играться больше не с чем.
– Да ты! Да ты знаешь кто! – не удержался Антошка, и даже шерсть у него на загривке вздыбилась.
– А сам-то ты кто, после такого? Сегодня фантик, завтра…
– Все! Замолчали оба! – вскрикнул Егорка. – Вон он, фантик твой, в траве. Ветром его сдуло. Антон, пойдем, что с ним разговаривать.
– Ну и идите! Идите! А я сегодня же таблички и поставлю! Вот! В траву его, понимаешь, сдуло! У каждой вещи свое место должно быть! Вот! Хоть и в траве! Вот!
Антошка с Егоркой даже не оглянулись на эти его крики. Правда у Антошки все еще шерсть дыбом стояла, а у Егорки хвост над травой как помело метался – разозлились значит.
Пашка же еще носом повертел, пофыркал, щеки свои понадувал, очки снова поправил, да побежал к себе в норку, где у него был спрятан коробок горелых спичек, три листочка из тетрадки в клеточку и коротенький огрызок красного карандаша.
– Вы у меня еще увидите, вы у меня еще узнаете… – бурчал он, а лапки уже ловко мастерили из квадратных обрывков листочков и горелых спичек таблички. – Вот я вам покажу, вот вы у меня еще посмотрите!
Он послюнявил грифель карандаша и, высунув кончик языка, начал старательно выводить на табличках большие буквы. Долго он писал, тщательно буквы выписывал, обводил их, чтобы поярче были, и когда от карандаша ничего почти не осталось – так, кусочек с ноготок, все таблички были подписаны.
Пашка отбросил в сторону жалкий обслюнявленный карандашный огрызок, быстро вскарабкался на свою любимую подушку, которую нашел еще прошлым летом на поляне, и окинул с высоты дело лап своих. Весь пол норы, вдоль всех стен ее стояли и лежали аккуратные таблички, на которых большими буквами старательно было выведено: «МОЁ!!!».
– Красота-то какая. – всхлипнул от восторга хомяк Пашка, и даже очки снял от умиления.
Утром Антошка с Егоркой пришли мириться. Ну а как иначе-то? Они же были настоящими друзьями, а не так: поиграли, обиделись и забыли. Вот только помириться они не смогли, они вообще все слова забыли и только рты открыли от удивления, когда увидели поляну.
Вся, абсолютно вся поляна была истыкана маленькими табличками, с большой, кричащей надписью: «МОЁ!!!». Не осталось ни одного цветочка, ни одного мало-мальски заметного камушка, рядом с которым не было таблички. А вход в Пашкину норку между корней старого дуба так и вовсе был обставлен этими табличками со всех сторон.
– Ну, как вам? – вынырнула из травы довольная Пашкина мордочка. Глаза бусинки за линзами очков блестели от восторга. – Вот только тут осталось. Егорка, хвост убери. – и Пашка победно всадил табличку рядом с малюсенькой лужицей. – Вот теперь точно все!
– И ты прям всё, всё, всё отметил? – удивился Егорка.
– Ага. – Пашка с удовольствием потер маленькими лапками и выдернул откуда-то из-за уха свиток, ухватил его аккуратно за верхний краешек, тряхнул и свиток раскрутился аж до земли, а потом еще и по траве чуточку. Пашка поправил очки. – Вот, все согласно описи: одуванчики полевые, желтые, красивые – двенадцать штук; одуванчики пушистые дутельные – восемь штук; камушки большие, черные – шесть штук…
– Подожди, подожди! – выпалил Антошка. – А если ветер сдует твой дутельный одуванчик?
– Да, или солнышко эту лужу высушит?
– Не, не высушит и не сдует! Глупые они что ли, читать не умеют? Тут же написано «МОЁ!!!». Вот они подуют кругом, посушат, а тут не тронут, потому как оно не ихнее.
– А если я сейчас возьму и сдую один дутельный одуванчик? – не унимался щенок Антошка и завилял хвостом, порадовавшись своей идее.
– Ты? Один дутельный? Ну ладно – тебе, как другу, можно. – Пашка улыбнулся, обнажив оба своих зуба, смешно пошевелил носом и одним ловким движением извлек из-за другого уха огрызок карандаша. – Такс, минус один дутельный одуванчик. Сдут щенком Антоном по статье списания «дружба».
– Знаешь что? – гневно заявил Антошка. – Мне такая дружба по расчету не нужна!
– И мне, р-р-рмяу.
– Нет, подождите, давайте я потом, не при вас записывать буду. Вы мне только говорите: что и где трогали.
– Р-р-ргав! – не удержался воспитанный щенок Антошка.
– Ну ладно, можете не говорить, я потом сам всё найду.
– Спорите? – внезапно спросил чей-то писклявый голосок из травы. Еще через секунду трава зашуршала и на тропинку выбежал рыжий таракан Александреус. – Ну спорьте, спорьте, только с поляны уйдите.
– Это почему же мы должны уйти? – удивился Пашка и испуганно поводил глазками бусинками: может и правда есть причина бежать отсюда. Если честно, он даже немного испугался, все же он был хомяком, а все хомяки малость трусоваты.
– Почему, спрашиваешь? – таракан Александреус встал на задние лапки, вальяжно оперся тремя верхними руками о тот самый дутельный одуванчик. – А потому, как мне вас здесь видеть не хочется.
– Муррр. И что с того? – Егорка вальяжно повалился перевернулся на спину, подставив теплому солнышку животик.
– Да, р-р-ргав! – опять не удержался воспитанный Антон. – Почему ты нам указываешь?
– Потому, что это всё, – таракан Александреус раскинул лапки в стороны, – всё это моё!
– К-к-как это? И норка моя теперь твоя? – испугался Пашка и даже ногти грызть начал, хоть и знал, что это не красиво и не хорошо.
– Угу. – милостиво кивнул усами Александреус. – И норка твоя теперь моя.
– П-почему? – еще больше испугался Пашка, оглянулся на друзей и, уже погромче да похрабрее, выпятив грудь, спросил. – По какому такому праву?
– Читать умеешь? – спросил Александреус и ткнул четырьмя лапками разом в сторону Пашкиной таблички. – Тогда читай.
– Моё. – честно прочитал Пашка.
– Не, ты не правильно читаешь. Не моё, а МОЁ!!! То есть значится все тут моё. Так-то. Так что идите, ребята, спорьте в другом месте, не на моей территории.
– Но подожди! Это же я, это же вот этими самыми лапами я вчера сам все и написал! Моё это, а не твое!
– Чем докажешь?
– Да вот же, смотри! Вот карандаш тот, которым все написано, вот остатки листочка из которого таблички.
– Эх, воришка ты маленький. Из норки небось всё взял?
– Конечно из норки, откуда же еще.
– Значит своровал! А с виду такой порядочный, даже и не подумаешь на тебя.
– Да как? Да почему? Да зачем? – Пашка ошарашено смотрел готовыми заплакать глазенками то на друзей, то на таракана Сашку. – Да как же можно?! Да не крал я! Да поверьте, не крал же!
– Верим. – кивнул Антошка, а сам весь как-то подобрался, напружинился.
– Верим, верим. – быстро подтвердил Егорка и быстро перевернулся на лапы. Его уши прижались к голове, хвост гневно хлестал по бокам. – У нас тут кажется кто-то другой чужое умыкнуть собирается. Так, Антошка?
– Р-р-р. Ага. – щенок Антошка низко нагнул голову, сделал шаг вперед. – Сейчас мы этому кому-то!
– Ребят, вы что? – таракан Александреус отступил. – Моё, не моё… Тут же эта, всякий ошибиться может. Тут же эта, не подписано, чье это моё. Я вот эта, и ошибся.
– Ошибся он. – Егорка мягко шагнул вперед.
– Ну ладно, ладно – это не моё! – испуганно пискнул Александреус и исчез в траве.
– Спасибо. Спасибо друзья.
– Пожалуйста. На то мы и друзья. – Антошка подошел и сел рядом с Пашкой, рядом сел и Егорка. – А может это и хорошо, что так получилось. Может лучше, что это все не твое. Одуванчики эти желтые и дутельные, лужицы, камушки. Смотри какие они все красивые. А если бы они и вправду были Александреуса? Он бы тогда их нам не показывал, выгнал бы всех и все дела.
– Ага. – кивнул Пашка. – А так все могут любоваться.
Подул легкий ветерок, взъерошил шерстку на спинах трех друзей, пронесся рядышком, подхватил легкие пушинки с одуванчика и понес их вверх над травой, над деревьями, куда-то в большие чистые небеса, где тепло светило солнышко для всех и каждого, не разбираясь: есть там таблички или нет.
* * *
– Ну что, понравилась тебе сказка? – спросила мама у Сашеньки, а Саша не ответил, он только сопел обиженно, и носом шмыгал. – Что, совсем-совсем не понравилась?
– Да нет, мам, мне понравилась… Только вот фломастеры…
– А что фломастеры? – удивилась мама.
– Не мои они… Они общие, детсадошные, а я зря Димку обидел.
– Ну ты же завтра помиришься?
– Конечно! Конечно помирюсь и фломастеры ему дам!
– Ну и молодец. А сейчас садись и кашу кушай, пока она совсем не остыла.
Сказка вторая:
Про страшного большелапа.
– Сорванцы, чего вы там раскричались? – окликнула мама в окошко Сашеньку.
– Мам! – крикнул из песочницы Сашенька. – Мам! Тут такое!
– Иди домой и расскажи! Обедать уже пора.
– Ага, бегу! – Сашенька выскочил из песочницы и бегом бросился домой. Конечно он есть не хотел, какой мальчик любит есть, когда его зовут в самый интересный момент с улицы, но уж очень ему хотелось рассказать маме то, что произошло в песочнице.
– Мама! Мам! Там такое в песочнице было! Такое! Ты не поверишь!
– Ты сначала поешь, а потом рассказывай.
– Ну маааа. – обиженно протянул Сашенька.
– Не ма, а садись и ешь.
Сашенька нехотя уселся, нехотя взял ложку и совсем уж без всякого аппетита съел ложку горячего супа.
– Фууу, с капустой.
– Капуста полезна.
– Она не вкуууусная.
– Давай так, ты сейчас съешь всю тарелку супа, а я послушаю, что случилось у вас в песочнице. Договорились?
– А может я сначала расскажу, а потом с ъем?
– Нет уж, больно хитренький нашелся! А ну давай ешь!
Сашенька вздохнул, пододвинул к себе тарелку и начал есть. Если честно совсем капуста была не противная, просто он немного вредничал, как и всякий маленький мальчик. Да и не так там много оказалось, как ему сначала показалось. Он быстро и с удовольствием доел суп и даже ложку облизнул.
– Ну что, вкусно было? – спросила мама хитро.
– Ага. – честно кивнул Сашенька.
– А как же невкусная капуста?
– А она тоже вкусная оказалась. Это я ее сначала не распробовал.
– Ну ладно, давай тогда рассказывай, что там у вас в песочнице приключилось.
– Там! Там пришел мальчик! Он такой! Ну вот такой! – и Сашенька развел руки широко-широко. – Вот такущий! Он большущий ну как гора прямо!
– И что? Вы с ним подружились?
– Да ты что, мама! Он же такой большущий! А если он драться будет! Нет, мы его прогнали.
– Прогнали?
– Ага! Мы все его прогнали! А если бы нас мало было… А если бы он еще злым был!
– Прогнали значит. – мама задумалась. – А если он совсем и не злой?
– Но он же большой!
– А что: большой – это обязательно злой?
– Не знаю… – Сашенька стыдливо опустил глаза.
– А хочешь я тебе историю расскажу?
– А про что?
– А про то, какие большие бывают.
– Давай.
– Ну тогда устраивайся поудобнее и слушай. Дело было так…
* * *
Утро задалось по всему: тут тебе и солнышко ласково светит, и от дождика вчерашнего даже луж не осталось – подсохло все, только роса прозрачными капельками на травинках блестит.
Хомяк Пашка выбежал из норки, прищурился, на солнышко посмотрел, улыбнулся, очки поправил и побежал к раскидистому лопуху за своим дубом. В лопухе, по утрам, всегда было много холодной росы, и хомяк Пашка там умывался.
Подбежит он к лопуху, полюбуется, как на большом листе застыли блестящими жемчужинами росинки, потом толкнет стебель, весь лист ходуном заходит и маленькие капельки по зеленым прожилкам сольются вниз и застынут перед Пашкой внизу лопуха огромной выпуклой каплей. Он тогда посмотрит на свое отражение в капле, посмеется какое оно, отражение, у него смешное, выпуклое: нос большущий, а за ним глазки маленькие и ушки с щеками совсем-совсем малюсенькие – и вроде бы совсем на Пашку и не похоже, а вроде и его это отражение. И только потом он зажмурится и сунет лапки в холодную каплю и начнет умываться. А сам аж фыркает от удовольствия.
Вот и сегодня, выбежал он к лопуху и замер. Красивого, с россыпью росы, лопуха не было. На его месте красовался большой след чьей-то лапы и бедный лист лопуха был вмят в землю. Пашка не поверил своим глазам. Он снял с носа очки, потер их о шерстку на пузике и снова водрузил на нос. Ничего не изменилось: все тот же след, все тот же смятый лопух.
– Это же кто тут? Это же как тут? Это же зачем тут? – Пашка подошел к следу. Тот был большой, куда больше Пашкиных следов, Егоркиных, или следов от лап Антошки. Да что там говорить – это был просто гигантский след! Длинный, во весь Пашкин рост, широкий и когтистый. Пашке стало страшно. Он испуганно заозирался и сразу же увидел еще следы. Они, следы эти, огибали дуб, остановились у куста брусники где еще вчера была россыпь красных ягод, но большелапый их съел.
– Ой-ой-ой… – испуганно прошептал Пашка, и уже хотел было броситься бежать к себе в норку – пересидеть до завтра, а еще лучше неделю – запасов у него хватит, как вдруг сзади громко хрустнула ветка.
– А-а-ай! – испуганно закричал Пашка, шерстка у него на спинке встала дыбом, он резко обернулся, но там никого не оказалось.
– Ой-ой-ой. – испуганно шепнул Пашка и со всех ног бросился в свою норку. Забежал, захлопнул за собой дверцу, привалился к ней спиной, тяжело вздохнул.
– Он ушел? – спросил тихий писклявый голосок.
– Кто ушел? – спросил Пашка, а сам подумал: «это до чего же надо испугаться, чтобы слышать писклявые голоса там, где их быть не может?».
– Большелапый. – спросил тот самый писклявый голос, которого тут не могло быть.
– Большелапый? – удивился Пашка и навострил розовые ушки: уж слишком по настоящему звучал голос, которого нет.
– Ага, большеплапый, страшный, б-большой… – испуганно взвизгнул писклявый голос.
– А-а-а!!! Кто здесь? Кто ты? – испуганно заверещал Пашка, нащупывая спиной ручку дверки из норки и уже было потянул за нее, как писклявый голос закричал.
– Нет, не открывай! Там он! Большелапый! – Пашка замер, так и не открыв дверцу. – А меня не бойся. Это я, Александреус. Я у тебя тут от страха спрятался, как Большелапого увидал, так сразу и побежал прятаться.
Александреус вылез из под столика, сделанного из коробка спичек, поставленного на четыре наперстка. Александреус придирчиво осмотрелся, отряхнул блестящее пузико.
– Ох и пыльно же у тебя там! Ты вообще, когда-нибудь прибираешься?
– Всегда прибираюсь! – обиженно заявил Пашка и тут же стыдливо опустил голову. – Только мне под стол и под кровать лазить неудобно.
– Зря. Грязи там у тебя накопилось!
– Приберусь.. – вздохнул Пашка. – Обязательно приберусь. – тут же встрепенулся. – Так ты его видел? Большелапого этого?
– Ага!
– Ну? Какой он?
– Он… Большущий! Прямо как гора! Больше Егорки, больше Антошки! – Пашка испуганно присел. Он то до этого думал, что больше Егорги, а тем более, больше Антошки никого быть не может, а тут… Александреус же, размахивая всеми своими лапками, продолжал. – Идет значит этот, большелапый, ревет, орет, рычит, и лапами как мельница машет. А когти у него! С тебя длинной, никак не меньше! Я как когти эти увидал, так все, совсем страшно мне стало. Я под листочек залез и думаю: «хоть бы не заметил, лишь бы не увидел!». А он идет, ни на что внимания не обращает, лапами топает аж земля дрожит! И как бах! Рядом со мной, вот настолечко от меня, представляешь – еще бы чуть-чуть, и все, осталось бы от меня одно мокрое место! Стра-а-ашно.
– Ага, стра-а-ашно… – Пашка почувствовал как дрожат коленки. – Бедняжка, как же ты?
– Да вот так. – приосанился Александреус, вскинул победно усы. – Я ж не дурак! Как только он прошел, я юрк, и к тебе, в норку, под стол. Под столом то он меня точно не найдет.
– Это да, или, еще лучше, под кроватью. – задумчиво произнес Пашка.
– Не, под кроватью грязно сильно. Я туда залез аж исчихался весь. – Пашка почувствовал, как его розовые ушки покраснели от стыда.
Снаружи в дверку кто-то тихонько постучал.
– А-А-А!!! Это он! – взвизгнул Александреус и ловко юркнул обратно под стол, тут же чихнул и из под стола вылетело целое облачко пыли.
– Ой-ёй-ёй! – испуганно вскрикнул Пашка и заметался по норке. Сунулся было под кровать, но там было так пыльно, что Пашка тут же оттуда вылетел и бросился к шкафу, забрался во внутрь и прикрыл за собой скрипучие дверки.
В дверцу снова постучались, и чей-то голос из-за дверцы спросил:
– Эй, есть кто дома?
– Нет! Никого нет! – испуганно закричал Пашка, тут же понял, что если бы дома и вправду никого бы не было, тогда никто бы и не ответил, но тут же подумал: а вдруг, тот кто стучится, не догадается.
– А кто тогда это ответил? – спросил догадливый голос снаружи.
– А… – замялся Пашка, и тут же нашелся, и спросил в ответ. – А кто там?
– Да, кто там? – пискляво добавил из под стола Александреус.
– Это я, котенок Егорка.
– Чем докажешь?
– Мяу. – спокойно мяукнул Егорка.
– Он? – испуганно прошептал из под стола Александреус.
– Вроде он. – так же испуганно прошептал Пашка.
– Ну тогда открывай.
– Не, давай ты.
– Ты хозяин, ты и открывай.
Вроде бы Александреус был прав. Не хорошо как-то заставлять гостя открывать дверь, да и вообще, заставлять гостя делать что нибудь. И, хоть Пашке было очень страшно, так страшно, что даже ушки его дрожали, он вылез из шкафа и пошел открывать дверь.
– Открывай, открывай. – шепнул Александреус, выглянув из под стола, и тут же спрятался обратно, только усы наружу торчат.
– Эх-эх-эх. – Пашка испуганно зажмурился, потянул за ручку дверцы, та скрипнула, отворилась. Секунду Пашка простоял с зажмуренными глазами, потом открыл один глаз – перед ним была полосатая, усатая мордочка Егорки.
– Что, испугались? – спросил Егорка.
– Ага. – улыбнулся Пашка.
– Ты второй-то глаз открой. И кто там у тебя еще пищал? Чей это ус из под стола торчит? – Пашка оглянулся и увидел, как ус мгновенно пропал под столом.
– Александреус это. Эй, Александреус, трусишка, вылезай – это Егорка пришел.
– А я и не трусишка вовсе. – Александреус быстро выполз из под стола, огладил лапками запылившиеся усы. – Я разумно насторожен.
– А вы чего попрятались-то все? В прятки что ли играете? – спросил Егорка.
– Не. Мы от большелапого прячемся. – Пашка поправил съехавшие на кончик носа очки.
– От кого? – удивился Егорка, его кошачьи глаза сощурились. – Кто это, большелапый?
– Ты не знаешь? – воскликнул таракан Александреус. – Пошли, сейчас мы тебе всё покажем, сейчас ты сам всё увидишь!
Александреус юрко прошмыгнул между Егоркиных лап и нетерпеливо закричал:
– Чего встал, пошли!
Егорка пожал плечами и пошел следом за Александреусом. Пашка тоже засеменил за ними, хотя он и видел уже и следы, и лопух растоптанный, и внушительную длину когтей, отпечатавшихся в земле.
– Вот. Вот под этим листочком я и прятался! – громко кричал Александреус. – Егор, ты посмотри! Ведь он чуть меня не раздавил! Еще бы вот столечко, еще бы чуть-чуть и всё, мокрое место, а не таракан Александреус!
Пашка посмотрел на листочек, посмотрел на самый близкий к нему след. Да, не близко, совсем не близко. А Егорка так и вовсе, отсчитал расстояние шагами.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать! Двенадцать шагов! Да Александреус, действительно: еще бы чуть-чуть!
– Ой, и не говори. До сих пор, как вспомню, так все лапки дрожат!
– Так кто это сделал говорите? – спросил Егорка.
– Большелапый. – ответил с готовностью Александреус. – Страшный, большущий, больше тебя! Когтища – во! Зубища – во! Лапы! Ревет, орет – стра-а-ашно!
– Ну пойдемте, посмотрим на этого вашего большелапого.
– Нет, ты что! – испуганно заверещал Александреус и усики его тонко задрожали. – Он же нас на клочки порвет!
– Не порвет. Мы издалека посмотрим.
– Ну если только издалека… – проворчал Александреус. – А давай ты издалека посмотришь, а я совсем издалека.
– Как это?
– Отсюда. Я вас тут подожду.
– Ну если ты трусишь. – Егорка махнул хвостом, презрительно фыркнул.
– И вовсе я не трушу. Просто я его уже видел, вот. А вы еще нет. Вот и идите, смотрите на своего большелапого.
– Пойдем, Паш, а этот трусишка пускай остается, если у него душа от страха в пятки ушла. – Александреус зло фыркнул, сложил лапки на блестящем брюшке и горделиво отвернулся. Мол сами вы трусишки, а на меня и так уже почти наступили – двенадцать шагов всего до меня было! Если честно, Пашка с удовольствием бы остался вместе с Александреусом здесь. Ну что, в самом-то деле, на этого большелапого смотреть? Итак все ясно. Большой и страшный. Так зачем рисковать? Но трусить было стыдно, поэтому Пашка послушно засеменил следом за Егоркой.
Найти большелапого было не сложно. Его глубоко отпечатались в траве, оставалось только бежать вперед и смотреть на все то, что по дороге порушил большелапый. Вот дерево старое повалено, а на нем следы когтей, вот прямо через крапиву прошел, не побоялся и всю крапиву потоптал, а вот так и вовсе – через орешник прошел, все попереломал вокруг, одни ветки обломанные висят.
– Ой, Егорка, а может зря мы идем? Ну что в самом деле глазеть на него? А?
– Да, Пашка, твоя правда: что на него смотреть? – видно было, что и Егорке уже страшно стало, после того, как он увидел все эти поваленные деревья да кусты поломанные. – Большой он – это и так ясно, маленький такого не натворит.
– Ага. Может обратно пойдем? – с надеждой пискнул Пашка.
– Правильно говоришь, пошли обратно. Итак уже много увидели.
И тут, совсем неподалеку, буквально в десяти шагах от них, в овраге, раздался рев, да громкий такой, что Егорка с Пашкой даже присели от испуга.
– Эт-т-то он… – заикаясь, прошептал Егорка.
– Аг-г-га. – Пашка тоже начал заикаться и почувствовал, как у него затряслись коленки.
– Иди, посмотри. – шепнул Егорка.
– Не, давай лучше ты.
– Давай тогда вместе.
– Давай.
Они вместе поползли по траве вперед, заглянули вниз, в овраг, и увидели там его – большелапого! В точности такой, как про него рассказывал таракан Александреус: большой, бурый, лапы длиннющие, когти черные, длинные, ревет, разве что лапами не машет, как Александреус говорил.
– Какой он… – шепнул Егорка.
– Страшный! – шепнул Пашка.
И они оба быстро поползли назад, а когда выбрались из зарослей переломанного орешника, так и вовсе бегом припустились.
– Нет, ты видел? Ты видел, какой он! – кричал на бегу Егорка.
– Видел! Ой, и наломает же он дров в нашем лесу!
– Это точно, это ты правильно говоришь! – кричал Егорка. – Это ж надо, он как гора прямо! И как только Александреус уцелел!
– Ага. Представь, всего двенадцать шагов до такого! Я бы наверное умер от страха!
– И я!
Они неслись и даже по сторонам не смотрели, и не видели, как уже пробежали мимо того поваленного дерева, не видели как пронеслись и мимо ошарашенного Александреуса, и только когда их Антошка окликнул остановились.
– Эй, куда несетесь! Вы наперегонки бегаете? Да?
– Не, Антошка, мы от большелапого убегаем.
– От кого? – удивился Антошка.
И они вдвоем, с Егоркой, наперебой стали рассказывать Антошке про большелапого, а потом и Александреус подоспел, и во всех красках описал, как он прятался под листочком, а большелапый чуть было на него не наступил.
– А потом мы на него смотреть ходили! – громко и храбро заявил Егорка.
– А там столько всего поналомано! – перебил Пашка.
– Да, и деревья повалены, и кусты все потоптаны! – перебил Егорка.
– А потом его видели! – снова Пашка.
– Да, в овраге! – Егорка.
– Он там!
– Большой!
– Страшный!
– Когти во!
– Ревет!
– А лапы!
– Тише-тише. – перебил их Антошка, которому надоело смотреть то на Егорку, то на Пашку, то на Александреуса. – Может он не такой и страшный.
– Страшный! – громко вскрикнули хором все трое.
– Ну тогда… – Антошка задумчиво склонил голову набок. – Тогда я тоже хочу на него посмотреть.
– Он там, за ореховой рощей, в овраге! – опять хором сказала троица.
– Пойдете со мной?
– С тобой? – спросил котенок Егорка испуганно. Конечно ему было страшно, да и Пашке было страшно, но не хорошо друга одного на такое опасное дело отпускать. – Конечно пойду.
– И я пойду. – подал голос Пашка.
– А я не пойду. Я лучше тут подожду. – и Александреус уселся на камушек. – А вы идите.
Они и побежали. Только вот Пашка уже устал: у него лапки-то коротенькие и бежать наравне с Егоркой, а тем более с Антошкой, – ему было тяжело. Тогда щенок Антошка опустил голову к земле и Пашка взобрался к нему на голову, между ушей уселся.
Всю дорогу Пашка глазел по сторонам и важно сообщал:
– Во, слева, Антош, слева смотри. Дерево видишь? Это он, большелапый, свалил. А справа, справа смотри – это тоже он. Видишь какой он сильный!
– Вижу, все вижу.
У переломанного орешника, за которым был овраг, они остановились. Пашка слез с головы Антошки, а Егорка тихо сказал:
– Ну что, поползли смотреть?
– А что смотреть? – удивился Антошка. – С ним поговорить надо.
– Ты что! – испугался Пашка и нервно затеребил очки в маленьких лапках. – Он же… Он же…
– Да, Антош, может не надо? – вставил опасливо Егорка. – Ведь он вон какой большой! А если драться начнет?
– Все равно, надо поговорить! – решительно сказал Антошка и поднял уши. – А то что? Всю жизнь от него по норам прятаться? Я пошел!
– Подожди. Я с тобой. – Егорка шагнул вперед.
– Эх! Была не была! И я с вами, ребята! – и Пашка тоже смело шагнул вперед.
Так, втроем, они и спустились в овраг, где до сих пор сидел бурый большелапый. Он уже не ревел, а просто сидел на пенечке и голову грустно свесил.
И только сейчас, когда друзья подошли поближе, они увидели, что он хоть и большой, но совсем-совсем не страшный, а даже совсем наоборот – грустный. И морда у него тоже не страшная, а очень даже милая: округлые ушки на макушке, глазки жалостливые и нос черный, совсем как у Антошки.
– Привет. – громко поздоровался Антошка.
– Привет. – грустно ответил большелапый, посмотрел на друзей и тут же закрылся большими когтистыми лапами, и закричал испуганно. – Не прогоняйте меня, пожалуйста!
– А почему мы должны тебя прогонять? – удивился Антошка.
– Я такой большой, такой тяжелый и, – он всхлипнул, – такой неуклюжий. Я всегда все ломаю, а потом меня за это прогоняют.
– Тебя и сейчас прогнали? – с жалостью спросил Пашка.
– Да, из соседнего леса. Я там… я там… – и он снова заревел, уткнувшись носом в лапы.
– Не плачь. – Пашка подбежал к пеньку, на котором сидел медвежонок, залез на него и уселся рядышком. – Мы же тебя не прогоняем.
– А потом не прогоните? Если я вдруг что-нибудь сломаю. – всхлипывая спросил медвежонок.
– Нет. Если ты что-нибудь сломаешь, тогда мы все вместе это и починим. Ты только не плачь. Тебя как зовут?
– Меня? – медвежонок утер с носа слезы. – Меня Валькой зовут. Медвежонок Валька я.
– А я хомяк Пашка. – Пашка церемонно поклонился.
– Щенок Антошка. – Антошка кивнул.
– Котенок Егорка.
– Приятно познакомиться. – слезы на мордашки медвежонка Вальки высохли и он улыбнулся. – Как я рад, что попал именно сюда.
– И мы рады, что теперь тебя больше никто не будет прогонять. – сказал Антон.
– А я рад, что теперь у нас будет такой большой и сильный друг, как ты. – сказал Пашка. – Ведь ты же будешь нашим другом?
– Да! – радостно закивал медвежонок Валька. – Конечно я буду вашим другом!
Так история и закончилась, и никто больше не боялся медвежонка Вальку, кроме таракана Александреуса, который побоялся идти вместе с друзьями и потому ничего не узнал.
* * *
– Ну, и что ты теперь делать будешь? – спросила мама у Сашеньки.
– Я не знаю. Может…
– Сашка! Саня! Выходи на улицу! – ворвались в открытое окошко крики ребят.
– Ну я побежал?
– Ну беги-беги.
Сашенька вскочил со стула, быстренько напялил сандалики и выскочил за дверь. Мама подошла к окну, посмотреть что же теперь будет делать Саша?
Саша не побежал к друзьям, а пошел куда-то в сторону, где на лавочке, в тени деревьев сидел рослый мальчик и плакал. Саша подошел, сел рядом и что-то сказал, мальчик утер слезы, и улыбнулся.
– Молодец, Саша! – и мама тоже улыбнулась.
Сказка третья:
Про то, как друзья в карты играли.
– Мам, а можно я карты возьму на улицу?
– А зачем тебе?
– А мы с ребятами хотим сегодня устроить большую игру! – и Саша гордо вскинул голову, но тут же немного сник. – Мы еще вчера хотели устроить, только у нас одна колода на всех была. – всхлипнул и совсем уж тихо добавил. – Без крестового туза.
– А как вы в турнир играть будете?
– А у нас все как у взрослых! – снова загордился Саша. – Я солдатиков своих поставлю, Димка пистолет с пульками, Арсений юлу хотел принести…
– Как это, поставите? А если ты своих солдатиков проиграешь? Или вы понарошку выигрыш отдавать будете?
– Почему понарошку! Всамделишно, по настоящему! И почему это я вдруг своих солдатиков проиграю? И совсем не проиграю, я наоборот, все превсе выиграю! Ты знаешь, как я хорошо играю!
– Ну а вдруг проиграешь?
– Ну если только вдруг… – он задумался. – Тогда отыграю их обратно.
– А что ты поставишь когда отыгрывать будешь?
– Альбом с рисунками поставлю, и солдатиков отыграю!
– А если и альбом проиграешь?
– Тогда на машинку сыграю.
– И ее проиграешь.
– Пистолет с лампочкой!
– И его тоже.
– Тогда… Тогда…
– А тогда ты уже совсем без игрушек останешься.
– Нет, мам, я все не проиграю.
– Уверен?
– Нет. – Саша задумался, а потом радостно выпалил. – Не проиграю! Я наоборот все у всех выиграю! Я такие фокусы с картами знаю, что не проиграю!
– Ах выиграешь! С фокусами значит выиграешь? Молодец, только давай я тебе сначала сказку расскажу, а ты уж потом гулять пойдешь.
– Про карты? – радостно спросил Саша.
– Про карты. – ответила мама.
– Ну тогда рассказывай. – и Саша влез на кресло, чтобы слушать было удобнее.
* * *
Медвежонок Валька решил остаться в этом лесу. Вот только жить на улице ему совсем не понравилось. Сперва он переночевал на маленькой уютной полянке. Эту поляну ему друзья показали. Все здесь было красиво, все тут радовало глаз: и трава не высокая и не низкая, зеленая да мягкая и цветочки в ней красивые хоть и маленькие, но яркие и деревья вокруг поляны большущие, с раскидистыми кронами, да такими, что солнышко только через самую середку, там куда не дотягивались зеленые ветви, и заглядывало на полянку. Но света все равно было достаточно. А еще на полянке ручеёк был. Звонкий, чистый и все камушке на дне видно – такой он прозрачный был.
Медвежонку Вальке поляна очень даже понравилась: красивая, уютная и от дождя под деревьями можно спрятаться. Вот только ночью, когда он там спать лег, поляна сразу ему нравится перестала. Земля холодная, да такая, что даже простудиться можно. Каким боком не повернись – все неудобно: то корешок на ребра давит, то камушек какой вопьется так, что больно даже становится. Ворочался Валька, кряхтел, с боку на бок переваливался – неудобно и все тут! А под конец, так и вовсе по темноте в ручей наступил, промок и замерз. Тогда сел медвежонок Валька на травку, спиной к дереву притулился и загоревал. Ближе к утру, когда совсем уж озяб, он задремал, а когда солнышко пригревать стало, так и вовсе уснул, захрапел по богатырски и проспал до самой середины дня. Он бы и еще поспал, только его друзья разбудили.
Выбежал на поляну радостный щенок Антошка, залаял весело и заливисто – это он так поздоровался. Следом за Антошкой котенок Егорка с хомяком Пашкой. А вот таракан Александреус не пришел: боялся он еще Вальку, хоть ему и рассказали, что вовсе он, Валька-то, не злой, а совсем даже наоборот – добрый.
Медвежонок Валька закряхтел, перевернулся на другой бок, спиной к друзьям и даже лапами от них закрылся.
– Ой, так он спит еще! – вскрикнул Пашка, и тут же, смутившись своего крика, зашептал.– Может пойдем, пускай спит.
– Время уже полдень! – громко заявил Антошка. – Обедать пора, а он спит – лежебока! А ну, просыпайся! – он подбежал к медвежонку и стал толкать того лапами в бок. – Давай, Валька, вставай! Хватит спать, все на свете проспишь!
– Ну я еще чуть-чуть, ну еще минуточку, ну еще секундочку. – замямлил Валька, не открывая глаз.
– А ну, ребята, навались! – крикнул Антошка и Егорка с Пашкой в единый миг пришли ему на помощь. Они втроем стали будить Вальку: Антошка обеими лапами толкал медвежонка в бок, Егорка щекотал медвежонку пятки, а Пашка дергал Вальку за уши.
– Ну хорошо, хорошо, уже встаю. – Валька уселся, протер спросонья глаза, и тут же чихнул. Виновато улыбнулся. – Простите, я не успел лапой прикрыться. А-а-а-а! – он вскинул голову, зашевелил носом, друзья бросились врассыпную. – Апчхи! – громогласно чихнул Валька и тут же снова. – Апчхи! Апчхи! А-а-апчхи!
– Ребята, так он наверное простудился. – предположил Егорка, подошел к медвежонку, положил ему на лоб лапу. – Валька, ты же горячий как утюг!
– Ой, заболел! Заболел! Что делать? Что делать! – запричитал Пашка.
– Тихо ты. – цыкнул щенок Антошка. – У тебя же в норке вроде есть мед и малиновое варенье?
– Да, есть конечно.
– Ну тогда побежали скорей, сейчас мы его чаем горячим отпаивать будем.
– Да-а. – проревел довольный Валька. – Чай я люблю, особенно с медом, и чтобы меда побо-ольше. Вот.
Через пять минут они уже сидели на поляне, пили свежезаваренный чай и заедали его сушками. Особенно доволен был Валька. Во первых он смог согреться после бессонной холодной ночи, а во вторых ему понравилось то, что расщедрившийся Пашка налил ему в чашку столько меда, что уже сложно было понять, что это: то ли чай с медом, то ли мед с чаем.
– Да, вкусный у тебя чай. – медвежонок подул на чашку, отхлебнул.
– Еще бы, не вкусный! Он же у меня не простой. Тут тебе и можжевеловые веточки, и листочки малиновые, и… – Пашка долго мог рассказывать, что он в чай добавляет. Это страсть его была – чаи гонять, вот он и старался.
– Слушай, Валь, а где же ты простудиться успел.
– Да ночью замерз малость. Холодно тут: земля холодная, а потом еще и промок – это в ручей наступил, все лапы промочил.
– Ну тогда тебе здесь больше ночевать нельзя а то ты совсем заболеешь.
– А где же тогда? – удивился медвежонок.
– А может… – задумался Егорка. – Может тебе лучше в пещере будет?
– Пещера? А там не страшно? – испугался медвежонок.
–Совсем нет. Она малюсенькая. Вот такая. – Егорка развел лапами. – Только перед ней кустов понаросло, и они сильно колючие. Пока дойдешь, исцарапаешься весь.
– Ну кусты – это ладно. Кусты – это не страшно. – довольно пророкотал Валька. – А я там, в пещере, дом себе сделаю. Стол поставлю. Я тут такой пенек большой видел – его принесу вот и стол будет. И кровать сделаю, и… – медвежонок мечтательно прикрыл глаза и заулыбался своим мыслям. Он там себе все-превсе сделает. И шкаф поставит, обязательно такой, чтобы дверца одна скрипела, и коврик постелет, чтобы ходить было мягче и лапы не мерзли, и все остальное чего у него никогда раньше не было. Но в первую очередь конечно стол и стулья – это для того, чтобы к нему друзья в гости ходили и чай пили. Ну и кровать конечно. – Давайте, показывайте, где эта ваша пещера.
Пещера оказалась совсем близко. Всего то с минуту по тропинке прошли, даже устать не успели и вот она – пещера, перед ними. Правда не видно ее толком, больно уж куст перед ней большой разросся, причем не простой: не тополь там, не акация, а самый что ни на есть шиповник. Красивый конечно: цветы как розочки, плоды красные, но вот иглы острые и большие во все стороны торчали, да так, что страшно делалось.
– Вот. – с готовностью сказал Егорка. – Только как туда пролезть… Я не знаю.
– А это… – Антошка прищурился, присмотрелся к кусту, где на одной игле висел клочок шерсти. – Это не твое случаем? А, Егор.
– Ага, мое. Интересно же было, вдруг в пещере интересное что-нибудь есть, пещера все ж таки. Может там клад спрятали? А может еще что… Вот и полез.
– Ну и как? Есть клад?
– Не знаю. – скривился Егорка, вспомнив, как острые шипы больно хватали его за шерстку, царапались. – Я до самой пещеры не дошел. Так, только увидел, что не глубокая она и все.
– А я бы тут наверное пролез. – предположил Пашка, сунулся было в заросли, тут же ойкнул и вылез, придерживая лапку. – Ой-ой. Колется то как сильно!
– Да это я сейчас, да это я запросто. – и Валька, плюнув на ладони своих большущих лап, полез в кусты, да так, что те только затрещали. – Ох, ты ж и колючий какой! – Валька хоть и чувствовал, как царапают его иголки, но все же протопал напрямую до входа в пещеру, проложив узенькую просеку. – Ну это я потом расширю. Это потом тут дорожка сделается, а по сторонам значит шиповник подстригу ровненько и красиво будет, – прямо загляденье!
За Валькой быстро засеменил Пашка. Очень уж ему интересно было: есть там клад или нет? А Валька уже деловито осматривался, приглядывался к своему новому жилищу. Прошелся туда, сюда, остановился посередке, затылок почесал, к стене подошел, лапой по ней провел. А Пашка просто посреди пещеры стоял, оглядывался.
– А камней-то понавалено. – недовольно пророкотал Валька остановившись у высокой горки валунов. – Надо бы это, уборку что ли сделать для начала.
– А мы тебе поможем! – с готовностью заявил Пашка, ему поддакнул Антошка, только-только зашедший в пещеру.
– Да не надо, ребята. – застеснялся медвежонок. – Я сам как-нибудь управлюсь.
– И не спорь даже! – громко заявил Пашка, подбежал к куче валунов, подхватил самый маленький камушек и быстро выбежал с ним из пещеры.
– Ну спасибо. Ну не ожидал.
И они, вчетвером, взялись за дело. Егорка и Антошка выкатывали на улицу валуны да камни те, что не сильно большие, Пашка таскал самые маленькие, ну а Валька тягал самые большущие, самые тяжелые камни, которые другим не под силу были. И вот, когда остался самый последний, самый большой камень и Валька, поднатужившись откатил его в сторону, Пашка закричал:
– Клад! Клад! Смотрите, тут клад!
Все бросились смотреть. И действительно: под большим камнем, засыпанная мелкой крошкой и пылью, лежала малюсенькая картонная коробочка.
– Ух ты. – прошептал Валька.
– А я же говорил! Говорил, что во всякой уважающей себя пещере просто таки обязан быть клад! – котенок Егорка запрыгнул на отодвинутый валун и посмотрел сверху на найденное сокровище. – Что-то он какой-то маленький. Я думал он больше будет. И не сундук даже. Тьфу, а не клад.
Егорка ловко, как умеют только кошки, коты и котята, соскочил с камня и отошел в сторону, будто бы и не он только что так радостно кричал. Подошел и Антошка, вытянул коробочку на свет, лапой смахнул пыль с нее. Коробочка оказалась красивой, красочной, но уже пожелтевшей от времени и даже сильно помятой.