Каролина бесплатное чтение

1. Ферма

Одиночество – это не проклятие, это моя жизнь.

По крайней мере была до того момента, пока я не втерлась в доверие к доктору Нолану. Предпочитаю думать именно так. Ведь если посмотреть правде в глаза, то это он вошел в зону моего доверия, потоптался там, нагадил, да еще и выходить не пожелал.

Он стоит передо мной и снова говорит одно и то же:

– Я обязательно вытащу тебя отсюда, и мы сбежим.

Как вы думаете, сколько раз нужно сказать эту фразу, чтобы она стала звучать совершенно иначе?

«Я никогда тебя отсюда не вытащу, и мы никуда не сбежим».

Именно это я слышу уже две недели.

Всего две недели как я по-настоящему открыла глаза и поняла, что этот мужчина использует меня. Первый и единственный мужчина в моей унылой жизни.

– Хорошо, – отвечаю я и дарю Нолану улыбку.

Плечи доктора мгновенно расслабляются, а за пределами подсобки его кабинета кто-то покашливает, а потом тихо стучит о деревянную преграду. Я знаю кто это. Такая же одиночка, как и я. Одна из нескольких десятков Каролин, что живут на ферме вместе со мной.

– Мы все обсудим завтра, ладно? – спрашивает Нолан и целует меня в губы.

Я отвечаю на его поцелуй, он отдает гнилью обиды и предательства. Еще сильнее сжимаю во вспотевшей ладони украденный ключ. Еще недавно я с упоением ждала наших встреч и пыталась запомнить каждое мгновение, касание и сказанное им слово. Теперь я желаю избавиться от воспоминаний о докторе Нолане, а его поцелуи и слова больше не отзываются откликом в душе. Единственное, что я к нему испытываю, – разочарование и обиду.

Тяжело понимать, что ты не единственная. Мне было обидно за себя, ведь я действительно верила Нолану, думала, вот-вот и он заберет меня отсюда и покажет мир. Ведь я ничего не видела, кроме белого лабиринта фермы. Нолан о многом рассказывал, но сейчас я понимаю, что в этих историях не было никакой конкретики. Красивые сказки, не более этого.

Если бы я знала, что меня ожидает в будущем. Если бы только знала, то скорее всего не пыталась бы сбежать и не потащила бы за собой еще троих таких же, как и я. Но будущее всегда остается туманным. Пока ты не вступишь в этот туман, так и не узнаешь, что он в себе таит.

Нолан оторвался от меня и прошептал:

– Но больше никому не задавай этих вопросов. Это опасно.

– Почему?

Он поджал губы и глубоко вдохнул.

– Ты не должна так думать.

– Как?

– Как человек.

Я ему не верю. Что бы он мне ни показывал и ни рассказывал, чтобы получить секс, я не верю, что я и остальные Каролины не совсем люди. Я ничем не отличаюсь от Нолана. У меня так же две руки и две ноги. Мы разговариваем на одном языке и испытываем эмоции, хотя Каролинам запрешено их показывать. У нас не должно быть индивидуальности. Мы все равны и одинаковы. Как бы Нолан ни убеждал меня, я считаю себя человеком. Я уверена в этом.

– Я и есть человек. Я помню детство, – запинаюсь и тут же добавляю: – помню многое.

Это не совсем так. У меня есть огромные пробелы, которые я никак не могу воссоздать. Где я была и что делала? Как оказалась на ферме? Покидала ли ее когда-то? Раньше я вообще думала, что остального мира не существует, но Нолан несколько раз проговорился, потерял бдительность и даже не заметил, как обмолвился о том, что за пределами фермы бушует жизнь.

– Ты Каролина. А это больше, чем человек.

В дверь снова постучали. Это была Кира, ее задача состоит в том, что она будет отвлекать Нолана, пока я буду проверять ключ. Достаточно ли его, чтобы выйти? Откроет ли он хотя бы одну из дверей?

Не знаю почему именно я взяла на себя эту задачу. Тут однозначно сыграло недоверие к другим девушкам Нолана, но есть что-то еще. Словно я привыкла принимать решения подобного рода, хотя никогда раньше этого не делала.

Проклятая память. Что с ней не так?

– Мне пора, – сказала я и развернулась, продолжая сжимать ключ.

Легкая нервозность начала растворяться в венах. Как только я вынесу ключ за пределы кабинета Нолана пути обратно не будет.

– Эшли, – напряженно произнес Нолан, и я зажмурилась.

Нет, он не видел, как я достала ключ. Просто не мог. Мне пришлось повернуться и посмотреть на него как на божество, каким совсем недавно я его и считала.

– Что? – спросила я, а в груди кольнуло острой иглой разочарования.

Хотела бы я продолжать находиться в неведении и думать, что Нолан действительно считал меня особенной?

– Ты же знаешь, что я люблю тебя больше остальных?

Я улыбнулась, хотя знала, что он говорил это каждой из нас. Одни и те же лживые слова. Как только Нолан задал этот вопрос, я поняла, что не хочу больше быть его игрушкой. Это жестоко и больно. А я ведь никоме ничего плохого не делала, значит не должна испытывать боль на своей шкуре.

– Конечно знаю, – ответила я и почувствовала непреодолимое желание сказать ему, что мы все знаем. Знаем о его лжи и ненавидим за это. Пока не сболтнула лишнего и не раскрыла своего замысла, я развернулась и отправилась прочь от мужчины, который оказался самым значимым пятном в моей убогой жизни. В горле запершило, хотелось заплакать, но я сдержала себя. Это привлекло бы ко мне слишком много внимания и со стороны докторов, и со стороны Каролин.

Я вышла и встретилась взглядом с совершенно спокойной Кирой. Скорее всего она испытывала вовсе не спокойствие, но отлично справляется со своей ролью. Нас всю жизнь учили не показывать своих эмоций, ведь они не важны. Важно то, что мы могли делать для докторов. Всю жизнь я видела только их и таких, как я, – Каролин.

Она вошла внутрь, а я, наоборот, покинула кабинет Нолана. Коридоры я знала как свои пять пальцев. Смогу пройти по ним с закрытыми глазами, спиной вперед, даже будучи полностью дезориентированной. Босые ноги ступали по прохладному полу, но я уже настолько к этому привыкла, что даже не замечала дискомфорта. Ладонь жгло огнем, казалось, что я держала в руках свободу, не понимая, существует ли она на самом деле. Или я все это себе придумала?

Я дошла до единственной двери, за которую никогда никто из Каролин не заходил. Она была металлическая, в противовес остальным деревянным выглядела неприступной и чужеродной. Если бы не желтая мигающая кнопка и мое наблюдение за докторами, я бы даже не догадалась, куда нужно прикладывать ключ. Еще раз осмотревшись по сторонам, раскрываю ладонь. Металлический ключ размером не больше мизинца так врезался в кожу, что оставил после себя синие борозды. Прикладываю его к кнопке и чувствую, как на лбу выступает пот. Не думала, что могу нервничать настолько сильно.

Что-то щелкнуло.

Дверь приоткрылась.

Сердце ухнуло в пятки и начало колотиться о пол.

Я глубоко втянула воздух сквозь стиснутые зубы и заглянула в образовавшийся проем. Полутемный коридор, казалось, уходил в вечность. Там не было ничего, кроме одного достаточно широкого прохода, он удалялся так далеко, что в конце превращался в точку.

Я закрыла дверь и пошла в сторону спального отсека. Там меня ждали Обри и Лина.

Миновав другие отсеки с совершенно идентичными дверями, я вошла к себе и взглядом нашла двоих ожидающих. Они сидели на моей кровати и синхронно повернулись в мою сторону.

Я села на кровать напротив и дождалась, когда ближайшая к нам Каролина отошла на достаточное расстояние.

– Ну что? – шепотом спросила Обри.

– Ключ у меня. Он открыл дверь, но я не прошла дальше.

– Почему?

– Дверь могла закрыться, или меня бы поймали, тогда вы бы точно навсегда остались здесь, – ответила я, на казалось бы обычный вопрос. Но он не был обычным, все что мы собирались делать шло в разрез с нашим устоем жизни.

Лина побледнела. Она была самым слабым звеном в цепочке. Ее эмоции на фоне наших всегда казались непозволительной роскошью. Она плохо их контролирует и даже не замечает этого. Но она старается. Действительно старается быть такой же, как остальные. А я больше не хочу быть как все. Это все из-за Нолана, именно он позволил почувствовать себя уникальной. И что греха таить, мне это нравилось.

– Не думаю, что у нас получится. Может, дождемся, когда нас сами заберут? – спросила она, а я наблюдала за тем, как Лина снова начала постукивать ногой. Ее наказывали и упрекали за это сотни раз, но она так и не научилась до конца скрывать свои эмоций. Особенно страх.

– Лина, ты снова это делаешь, – говорю я, и ее нога тут же замирает. – Мы не знаем, куда уводят девушек. Если бы мы попытались на прошлой неделе, то Сиера была бы с нами.

Ни Лина, ни Обри не отвечают. Вся проблема в том, что Сиера исчезла на прошлой неделе, но мы уже толком не помним, как она выглядела. Мы знаем, что она была, мы с ней общались и именно благодаря ей поняли, что Нолан спит со всеми Каролинами и обещает спасение. А потом она пропала, а наша память стала вычеркивать ее образ из головы. Как это работает и почему мы ее забываем, неизвестно. Сколько других Каролин увели, а мы об этом не помним? Может, и нас куда-то водили, а мы утратили воспоминания об этом?

Еще недавно мы просто существовали. Обучались наукам, занимались спортом, проходили обследования, принимали лекарства, которые отныне я смываю в унитаз. Скорее всего из-за этого я и помню Сиеру. Относительно помню ее. Жива ли она? Я бы вообще подумала, что мое воображение придумало Сиеру, но ведь у нас не коллективное сознание и мы не могли помнить одно и тоже, хотя и с мелкими огрехами.

– Может, она сейчас живет где-то в более лучшем месте? – с надеждой спросила Лина.

Я подалась вперед, чтобы оказаться ближе к ней и, смотря в глаза, начала говорить медленно и тихо:

– Меня водили в ту комнату после таких вопросов; По какому принципу вы выбираете нас, чтобы выпустить отсюда? Где мы находимся? Для чего мы должны делать с людьми то, что делаем? Почему мы не видим тех, кем управляем? Они пытались стереть мне память. Снова. И я знаю, что они делали это несколько раз.

Кажется, что я уже говорила все это Лине. Но либо она стала забывать, либо я. А что если мы протянем с побегом и вообще позабудем о том, что собирались это сделать? Или мы уже делали это с Сиерой и ее поймали?

– Откуда ты это знаешь? – напряженно спросила Лина и нахмурила светлые брови.

– Я знаю, что у меня есть провалы в памяти. И они большие. Я вообще не помню огромного куска своей жизни.

И это пугает.

Я больше не хочу жить в полнейшем неведении.

Хочу быть собой.

– Может, ты уже была там? – неуверенно предположила Обри. – На свободе.

Я думала об этом. В какой-то степени надеялась, что уже когда-то была на воле, но нет ни единого воспоминания об окружении, которое бы отличалось от фермы. Только проклятые провалы.

– Не знаю, – призналась я. – Единственное, что я помню, – белые коридоры. Вот вы помните, как мы познакомились?

Девушки переглянулись. Именно на почве этого у них и стали появляться вопросы, на которые никто никогда не мог дать ответа.

– Ты же знаешь, что нет, – сказала Обри и сжала переносицу большим и указательным пальцами.

– Все это странно.

В помещение вошла Кира. Когда она опустилась рядом со мной, я увидела на ее босой ноге и на рукаве кровь. Дождавшись, когда две Каролины прошли мимо, я наклонилась и спросила:

– Откуда кровь? Ты ранена?

Кира сглотнула, да так громко, что я услышала это.

– Он понял, что ты вытащила ключ.

Сердце ухнуло о ребра. Щупальца страха стали окутывать его, а оно продолжало разгоняться.

– И? – спросила я, с опаской оглянувшись на дверь.

Пальцы сжались в кулаки, я ожидала, что сейчас сюда ворвутся доктора и весь наш шаткий план побега полетит к чертям собачьим.

Кира посмотрела мне в глаза, и я утонула в голубых озерах, в которых плескалось безумие и уверенность.

– Он умер.

Сердце ударило еще раз, а потом замерло.

– Как? – спросила я и не узнала свой голос.

– Я толком не поняла, – прошептала Кира и тут же начала тараторить: – Он бросился к кнопке, ну, вы знаете, эта аварийная, что у двери в каждом кабинете докторов. Я даже не успела подумать и прыгнула на него. Мы упали. Он отталкивал меня, а я что-то схватила и порезала Нолана. – На глаза Киры набежали слезы, но она не проронила ни одной слезинки и продолжала рассказ. – Я порезала его шею. Потекла кровь. Он упал. И все закончилось.

Сердце уже практически пробивало грудную клетку. Нолан мертв? В груди все сжалось от боли. Я не хотела, чтобы он пострадал, тем более погиб.

Что же мы наделали?

Я изо всех сил старалась сдерживаться и не схватиться за голову. Со стороны мы и так уже выглядели подозрительно. Вон та Каролина справа уже дважны косилась в нашу сторону.

– Его найдут, – начала причитать Лина. – Его найдут, а нас снова накажут.

Паника Лины привела меня в чувство. Сейчас максимально неподходящий момент для потери контроля над своими эмоциями. Если нас наказывали за вопросы и легкое неповиновение, то за убийство одного из докторов наказание будет куда суровее. Даже не знаю, что они могут с нами сделать.

– Не накажут, – сказала я и обвела девушек уверенным взглядом. – Если мы сбежим, нас больше никогда и никто не накажет.

Они нужны были мне сейчас. Одной мне с этой проблемой не справиться.

Нолан мертв!

Черт!

Я старалась казаться уверенной, но внутри все сжалось от страха. Если и я покажу слабину, то мы опустим руки. Я не должна дать им повода усомниться в нашем плане. Даже не смотря на смерть Нолана.

– А если не сбежим? – спрашивает Обри. Из троих она выглядит более собранной. Подмечаю это. Значит помогать мне будет именно она.

– Тогда умрем. Скорее всего. Или нам сотрут память. Не знаю.

Смотрю на часы на стене, через час у нас будет изучение истории. Для чего мы это делаем, тоже непонятно. Опять же, никакой конкретики на занятиях нам не дают. Общие фразы, которые не имеют значения, так как нам неизвестно, что на самом деле происходит за пределами фермы.

– У нас час на то, чтобы спрятать Нолана, – говорю и встаю в полный рост, девушки поднимаются следом.

Лина отходит от нас на два шага.

– Я не могу.

– Хорошо, – легко соглашаюсь я и тут же получаю хмурые взгляды Киры и Обри. – Мы все сделаем сами. Будь здесь и не привлекай к себе внимания. Поняла?

Лина кивает и снова садится. Мы берем из своих тумбочек сменную одежду и отправляемся в место, куда раньше каждая из нас шла с удовольствием, ведь думала, что наконец-то стала не одинокой. Как же мы наивны и глупы. Нолан отлично запудрил нам мозги, пользовался нами, а мы боготворили его, пока случайно не раскрыли любвеобильного доктора. Но даже злясь на него, я не желала ему смерти. Мне жаль, что он погиб.

Мы дошли до его кабинета без каких-либо проблем. Тут кроме нас и докторов никого нет. Мы других людей никогда не видели, или видели, но не помним этого. Чем больше я начинаю думать про странности с моей памятью, тем запутанней все становится.

Открыв дверь подсобки, Кира замерла на пороге. Мы с Обри переглянулись. Из-за спины Киры, которая выше меня на голову, я не вижу, что творится внутри.

– Кира, – зову я, и она вздрагивает. – Нам надо убрать Нолана.

Кира входит внутрь, следом Обри, потом я.

– Ужас, – шепчет Обри и зажимает ладонью рот.

Нолан лежит на полу, из его шеи вытекло очень много крови. Он совершенно не двигается.

Я впервые вижу мертвого человека.

Где-то на задворках памяти прослеживается, что это не первый раз, но я отталкиваю воспоминания, пока мне не до них. Закрываю за собой дверь, но тут же открываю ее и говорю:

– Кира, будь снаружи, вдруг кто-то еще кроме нас ходил к нему и решит заглянуть.

Кира даже не противилась, вылетела за дверь быстрее, чем я договорила. Я бы последовала ее примеру, но не могу.

– Куда мы его денем? – спрашивает Обри и тут же добавляет. – Нам лучше раздеться, чтобы на одежде не было крови, кто знает, сколько мы еще пробудем на ферме.

Расстегиваю сорочку и аккуратно складываю ее на столе, на котором еще несколько дней назад занималась с Ноланом сексом. Воспоминания флешбеками пролетают перед глазами. Его поцелуи и касания. Тихие стоны и быстрые движения. Тогда я уже знала, что он врал мне, но не могла сказать нет. Может быть, и не хотела. Мне нравилось чувствовать себя нужной, даже когда я поняла, что вовсе не я нужна Нолану, а мое тело.

Сложив одежду, я подошла к бесчувственному телу доктора и предложила:

– Давай закроем его в шкафу с одеждой.

Обри покосилась в сторону шкафа и с сомнением в голосе, спросила:

– Думаешь, влезет?

Отрываю взгляд от Нолана и упираюсь в лицо подруги по сокрытию преступления, пожимаю плечами.

– Надо проверять.

Да и больше негде было его прятать. По крайней мере целиком. От этой мысли стало тошно.

Обри пошла к шкафу и стала доставать оттуда коробки с обувью, одежду, которая лежала на дне.

Я присела возле Нолана. Мне стало дурно, казалось, что в кабинете стало жарче, а воздуха меньше. Неожиданно Нолан захрипел и, открыв глаза, посмотрел на меня. Я замерла, и кажется, перестала дышать. Его рука мертвой хваткой вцепилась мне в шею. Он сдавливал ее, меня обуял страх. Сначала я пыталась убрать его руку, но для умершего у него оказалась слишком много силы. Больше, чем у меня. Обри побежала ко мне, краем глаза я увидела, как она поскользнулась на луже крови и завалилась, ударившись головой об пол. Она не встала.

Нолан что-то пытался сказать, но из его рта только выплескивалась кровь и летела на него же. Не знаю, как я нащупала что-то за его головой, замахнулась из последних сил и ударила Нолана по лицу. Захват с шеи пропал, и проморгавшись я увидела, что воткнула Нолану в рот какую-то деревянную штуку, раньше она красиво и безобидно стояла на краю стола. Теперь он точно был мертв. Ведь взгляд, устремленный на меня, меня больше не видел, он проходил сквозь время и пространство и был необычайно жутким. Намного страшнее кровавого месива, которое окружало Нолана.

Я запомню этот взгляд навсегда.

Понимаю, мне нужно приступать к делу, но не могу перестать смотреть на Нолана. Я убила его. Что мне сделают, если все вскроется? Накажут? Снова отправят в комнату, от которой у меня сводит все тело?

Нет. Я не могу попасться.

Наконец отрываю взгляд от Нолана, и подхожу к Обри. Она без сознания. Отправляюсь к двери и выглядываю наружу. Киры нет. Какого?.. Куда она делась?

Снова вхожу внутрь и пытаюсь разбудить Обри. Она не реагирует. Обернувшись, смотрю на хаос, что творится в кабинете. Перевожу взгляд на Нолана. Жутко подходить к нему, но выбора-то у меня нет. И никогда не было. Обри успела освободить шкаф, преодолевая рвотный позыв подхожу к трупу, беру за ногу и тащу к шкафу, раскрашивая пол широким кровавым мазком.

Дотащить – дотащила, но в сам шкаф погрузить его удалось далеко не с первой попытки. Руки и ноги постоянно вываливались и тянули тело за собой. Нолан выпадал трижды. В итоге я все же посадила его и толкнула конечности в шкаф, закрыла дверцу и отошла как можно дальше, рухнула в противоположном углу.

Тело трясет и зуб на зуб не попадает. Умом я осознаю, что у меня нет времени на посиделки, нужно привести все в порядок и идти на обучение. Его нельзя пропускать. Это не останется незамеченным, нас будут искать и обязательно найдут.

Мысли о комнате ужаса и о кресле подняли меня с пола, и я стала вытирать кровь и смывать все это в раковине. Я терла с остервенением, а когда закончила, Обри зашевелилась. Я стояла и смотрела на то, как она села и схватилась за голову.

Могла бы и раньше прийти в себя.

– Обри, смывай с себя кровь, переодевайся и уходим.

Она встала не с первой попытки и пожаловать на головокружение, но мне было ее не жаль. Лучше бы я валялась на ее месте, а она укомплектовывала труп Нолана.

Я убила человека.

Меня снова затошнило, но я сдержалась и старалась успокоить себя. Пальцы продолжали дрожать, чтобы я ни делала. Переодевшись, я решила спрятать окровавленные предметы, тряпку и прочие мелочи в сумку Нолана, открыла ее, пока Обри смывала с себя кровь. Я залезла в сумку и стала там наглым образом ковыряться. Нолану уже плевать на это. А мне плевать на него. Да-да, мне должно быть безразлично на него.

Я достала странную мягкую книжку размером с ладонь, открыла замок, но эта оказалась не книжка. Внутри были какие-то бумажки, плотнее обычных, с рисунками и цифрами. Но не они привлекли мое пристальное внимание, а картинка. На ней была изображена женщина, она улыбалась, а на руках держала маленького ребенка. Вроде это был мальчик или не очень симпатичная девочка. А рядом с женщиной стояла девочка постарше и махала рукой. Я перевернула картинку и увидела надпись «Лучшему мужу и отцу». Я снова посмотрела на шкаф. Лучший муж и отец больше не вернется к своей семье. Я перевела внимание на картинку, за людьми стоял дом, а по бокам была зелень. Деревья и трава, подобное я видела в учебниках. Провела по ним пальцами и закинула картинку в сумку, а сверху тряпье, которым отмывала пол. Ворованный ключ положила в карман брюк. Теперь он нам нужен еще больше.

Через пару минут мы с Обри вышли из кабинета, где происходило все самое интересное на ферме. От влюбленности, до убийства. От секса, до сокрытия преступления.

Мы даже не успели зайти в свой отсек, пришлось, ускорив шаг, идти в аудиторию. Там заняли свои места, жаль, что мы сидели далеко друг от друга, обсудить все не было ни малейшего варианта. Я нашла взглядом Киру, но вот она на меня не смотрела, уткнувшись взглядом в трибуну, за которой еще никого не было. Я могу понять причину ее побега, она думала, что убила Нолана и, видимо, не справилась с этим. А я должна справиться. Лина сидела позади меня через три ряда. Почти все места были заняты, мы садились в расчете своего порядкового номера. Я была тридцать шестой. Что означала эта цифра кроме номера? Была ли я тридцать шестым ребенком, которого спасли от ужасов внешнего мира? Или же это означало что-то другое?

В аудиторию вошел доктор Миллиган. Он никогда не улыбался. Тут в принципе это было не принято. Единственный, кто дарил нам улыбки и получал их в ответ, был Нолан. Улыбка его не привела к хорошему финалу. Мне жаль его детей. И жену тоже немного жаль. Но еще больше мне жаль себя.

– Каролины, сегодня мы повторим уже пройденное, я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Надеюсь, что заново учебную программу проходить нам не придется.

Для чего мы учим историю? Вслух я этого не спросила, ведь вопросам тут не место. Только подчинение, обучение, обследование, а ради чего все это – да черт его знает.

Миллиган пересчитал нас. Пятьдесят три девушки. Но счет по номерам закончился на сто пятой. Где остальные пятьдесят две? Что с ними случилось? Или есть другая ферма, где живут такие же, как и мы, Каролины. У нас у всех одно имя, данное нам кем-то. Вместо фамилий имена дополнены цифрой. Но нам – Обри, Лине, Кире, Сиере и мне дал имена Нолан, так он показывал нам, что мы нечто большее, не обычные Каролины, особенные. Важные для него.

– Каролина пятнадцать, расскажи нам, что случилось с миром, и почему мы теперь живем на ферме?

– Ядерный взрыв.

– Так, может, ты расскажешь более подробно?

– Война между тремя странами закончилась ядерными ударами. Теперь мы живем на ферме, чтобы человечество выжило.

Миллиган утвердительно кивает, а я заслушавшись в ответ понимаю, что тут и ответа нет. Когда произошла катастрофа? Этого нам не говорили. Что за страны? Неизвестно. Как наша жизнь на ферме помогает выживанию человечества? Непонятно.

– Молодец, Каролина пятнадцать. А теперь Каролина тридцать три расскажет нам часть истории, о которой мы говорили на прошлой неделе.

Каролина тридцать три самая высокая из всех нас, на физической подготовке стоит первой, выпрямилась и начала свой рассказ:

– На прошлой неделе мы говорили о том, что мировая экономика в наше время шаткая. Нет общин, которые мирно соседничают друг с другом. Даже если ведутся торговые отношения, то это все больше на угрозах, нежели на дипломатии. Но мы изучаем политологию, чтобы понимать отличие варварства от правильного подхода.

– Зачем? – спросила я, прежде чем успела прикусить язык.

Я слишком сконцентрировалась на ответе Каролины, лишь бы не думать о теле Нолана, которое лежало в неестественной позе, закрытое в шкафу.

Он мертв и убила его я. Гадство.

Этот день не может стать еще хуже.

– Что – зачем? – раздраженно спрашивает доктор.

Мало того, что я задала вопрос, так я еще и позволения на это не получила.

– Зачем мы учим это? Для чего? Какая цель знаний о том, чего мы никогда не увидим? – я спрашивала это, в надежде получить хотя бы крошку информации. Казалось, что из-за изобилия вопросов я начинала терять рассудок. Остальные Каролины сидели так тихо, что я услышала тяжелый вдох доктора.

– Каролина тридцать шесть, подойди сюда ко мне, – делая паузы между словами проговорил Миллиган.

Кажется, день становится хуже.

Ничего хорошего из этого не выйдет. На кой хрен я вообще открыла рот? Но и воспротивиться не могла. Поэтому встала и пошла к доктору Миллигану. Если бы можно было задать все вопросы, которые меня мучают, я бы завалила его ими. Доктор бы не выбрался никогда в жизни из-под этого завала.

Останавливаюсь перед трибуной, Миллиган просит меня повернуться лицом к аудитории и начинает говорить:

– Вот так выглядит неблагодарность. Мы стараемся спасти вас, оберегаем с самого детства, заботимся, кормим, даем крышу над головой, одежду и жилье. А, что более ценно в нашем мире, – медицинское обслуживание. А что на все это отвечает Каролина тридцать шесть? Она говорит, что ей этого мало, и начинает задавать вопросы. Вопросы – это нарушение правил. А нарушение правил?..

Сейчас Каролины становится моими противниками, даже те, что носят новые имена, подаренные им изменником и лгуном.

– Это комната наказания!

Когда хор смолкает, я начинаю злиться на них, хотя сама поступила бы так же. Нельзя выделяться из толпы, это небезопасно.

– Каролины, я оставлю вас, мне нужно проводить нарушителя в комнату, а потом мы продолжим наш урок.

Ощущаю толчок в спину и делаю первый шаг. Он оказывается настолько неуверенным, что мне становится дурно. В штанах у меня лежит ключ к свободе, и если он выпадет, то… даже додумывать не буду. И поэтому как только открывается дверь аудитории, оборачиваюсь и толкаю доктора, он, не ожидая от меня подобного, теряет равновесие и валится на задницу. Не дожидаюсь, когда он поднимется, несусь к своей кровати, преодолеваю коридоры, дыхание тяжелое, а сердце так и норовит пробить грудную клетку.

Пустота коридоров помогает мне достигнуть цели, остановившись у кровати, вынимаю ключ из кармана, прячу его под подушку и тут же отхожу в другую сторону помещения, прижимаюсь спиной к стене. Я бы могла побежать к выходу, вроде и ключ проверила, он реально открывает неприступную дверь, но я не могу оставить других здесь.

Мы вместе решились, вместе убили, вместе сбежим.

Через пару ударов сердца дверь открывается, и внутрь врывается доктор Миллиган.

– Каролина тридцать шесть! Ты совсем рехнулась?

Он медленно идет ко мне, а я отступаю вдоль стены.

– Инстинкт самосохранения, – говорю я, пытаясь отдышаться. – Сами же нам рассказывали, как работает организм. Я напугалась и совершила необдуманный поступок.

– В последнее время слишком много необдуманных поступков с твоей стороны. Остановись и спокойно иди в комнату наказания. Иначе я увеличу дозу.

Я останавливаюсь и тут же прошу прощения у доктора. Он подходит ко мне, и я чувствую его напряжение. Так он на меня еще не смотрел. Словно я сломана и неуправляема. Может, так оно и есть.

Схватив за руку выше кисти, он тащит меня в место, которое забирает память, делает больно и постепенно превращает разум в желе. Надеюсь, что не позабуду о ключе и побеге.

Лишь бы не забыть.

Миллиган заводит меня в комнату, которую Каролины обходят стороной, даже если ведут себя смирно и надлежащим образом. Я же здесь уже в третий раз. Это то, что я помню.

– Садись, – командует Миллиган и отходит к столу, на котором лежат шприцы. Слева стоит холодильный аппарат, а там множество лекарств и дрянь, которой они нас наказывают. – Это сделает тебя более уважающей местные законы. Как ты вообще осмелилась усомниться в наших…

Он не заканчивает свою мысль, за дверью адской комнаты разносятся громкие крики, топот и какие-то хлопки. Доктор подходит к двери и, выглянув, быстро запирает ее внутри, откладывает шприц с жидкостью, которая создана, чтобы делать меня покладистой и кроткой.

Шум за дверью возрастает с каждым мгновением. По рукам бегут мурашки.

– Что там? – напряженно спрашиваю я.

Миллиган что-то бубнит, и единственное, что мне удается разобрать, так это фразу:

– Они нас нашли. Они нас нашли. Они нас нашли.

Доктор начинает суетиться, рыщет в шкафах, продолжая приговаривать одно и то же. За дверью постоянно слышны крики Каролин, в какой-то момент я распознаю возглас Киры. Вроде бы это была она.

От непонимания происходящего и ужаса, окутывающего здравый смысл, я хватаю шприц с огромной иглой и сжимаю его в руке. Это единственное средство защиты, которое мне доступно.

Доктор обернулся ко мне и посмотрел так странно, что я снова отступила от него на шаг назад.

– Они никого не оставят в живых.

Миллиган напуган. Да он в ужасе, а я его таким никогда не видела.

– Кто – они? – спрашиваю я.

– Люди.

Дверь с треском распахнулась, и комната страха стала страшнее в разы. Внутрь ворвался человек в черной и странной одежде, его лицо было закрыто тканью, я успела увидеть только глаза. В одно мгновение он бросил в доктора нож, и тот вошел Миллигану в шею. Он начал падать, хватаясь рукой за шею, то ли пытался вынуть нож, то ли зажать рану.

Странный человек поднес запястье к лицу и проговорил:

– Одна есть.

Больше он ничего не сказал своему запястью, но обратился ко мне:

– На выход.

– На что? – тупо переспросила я, краем глаза наблюдая за последними судорогами Миллигана и сжимая за спиной шприц.

Сегодня явно не их день. Второй доктор умер.

– Выходи отсюда.

Голос мужчины отличается от тех, которые я слышала до этого. Кажется, что у докторов они более тонкие и женственные, а у этого человека хрипловатый и суровый.

– Куда? – спрашиваю я.

– За дверь.

Я посмотрела на распахнутую дверь.

– За эту?

– Ты видишь тут еще двери?

Я пошла на выход, так и не выпустив шприц с ужасом внутри. Кротко дошла до мужчины в черном, и почти выйдя за дверь, обернулась и снова посмотрела в серые глаза.

– Вы нас спасаете? – спросила я.

Он не ответил.

Значит, не спасают. А что тогда им нужно? Наши способности? Тела? У нас ведь больше ничего и нет.

Я кивнула, сжала в руке оружие, сделала вид, что отворачиваюсь и замахнулась, но воткнула иглу не в шею, как это делали со мной, потому что человек был достаточно высоким, а вонзила в ногу и впрыснула в кровь жидкость, предназначенную мне. Это произошло за секунду. Всего одно мгновение, которое вырубит человека в черном.

Серые глаза перешли от моего лица вниз, я опустила шприц и отступила на шаг. Мужчина поднял на меня взгляд.

– Твою мать, – выдохнул он и рухнул.

Я знала, что ему сейчас станет больно. Очень больно.

– Извини, – прошептала я и наклонилась к упавшему. – Мне нужно вот это.

Я забрала у него один из ножей. Он вообще был весь в каких-то странных приспособлениях. Я интуитивно чувствовала, что они опасны, и не стала трогать то, с чем не знакома даже формально. Начала подниматься, и запястье мужчины заговорило:

– Люк, как там у тебя? Нашел других?

Люк не ответил, и я тоже не стала.

Вышла из комнаты и стала продвигаться в сторону помещения, где мы спали. Хотя была совершенно не уверена, что мне нужен ключ, спрятанный под подушкой. Я хотела найти Киру, Обри и Лину. Мы должны были бежать вместе. Но пока я передвигалась по пустым коридорам. По пути увидела трех докторов, все они были мертвы. Вокруг были брызги крови и подтеки. Девушек не было, свет мигал, периодически полностью пропадая на несколько секунд. Казалось, что я осталась тут в одиночестве. Я и Люк, который сейчас переживал не самые приятные моменты своего существования.

В комнате я нашла одну из Каролин. Она лежала на полу без чувств. Я присела возле нее и прислушалась к дыханию, его не было. Казалось, что ее затоптали. Руки и ноги были неестественно согнуты, а голова завернута. Крови рядом с ней не оказалось.

Сердце колотилось словно обезумевшее. Дыхание было поверхностным, а рука с ножом потела так, что я боялась потерять оружие быстрее, чем приобрела его.

Под подушкой ничего не оказалось. Я перетрясла ее трижды.

– Вот гадины, – в неверии прошептала я.

Они были здесь и забрали ключ. Обри явно поняла, что я побежала именно сюда. Они кинули меня тут.

Они оставили меня.

Мужские голоса помогли мне в мгновение ока забраться под свою кровать.

Лежу и прислушиваюсь, как шаги и голоса приближаются. Свет продолжает мигать, и это наводит еще больше жути, кажется стоит тьме отступить и передо мной окажется кто-то в черной одежде.

– Чисто, больше никого нет.

– Понял тебя, Джордан, спали это место.

– Принял.

Я видела три пары ног, которые удалялись достаточно быстро.

Лежу и едва дышу. Кажется, что они сейчас вернутся. Поймут, что я здесь, и поймают меня.

Что им вообще тут было нужно?

Не знаю, сколько времени прошло, но я все же выбралась из-под кровати и тут же почувствовала запах гари.

– Нет, нет, не надо, – шептала я сама себе, продолжая идти в сторону выхода из отсека для сна.

Сгореть заживо. Я даже думать не хотела, насколько это ужасно. Хуже комнаты наказания уж точно. Вспомнив про человека, которого я там оставила, направилась в ту сторону. Хотя, если быть честной, мне все равно нужно было идти туда, ведь чтобы дойти до двери, за которой находится возможный выход, придется миновать пыточную.

Заглянув внутрь, мужчину в странной одежде я не обнаружила. Ушел? Пришел в себя так быстро? Это невозможно.

Дым постепенно заполнял пространство вокруг. Я кашляла и старалась пригнуться ниже, казалось, что там было меньше дыма. Я не понимала, откуда он, ведь огня не видела.

Шаг за шагом, и вот я стою напротив двери, которую вынесли. Она валяется вдалеке, кривая и безобразная. Все же ключ мне оказался не нужен. Нолан умер зря, хотя нет никаких гарантий, что люди в черном не убили бы его, как сделали это с остальными.

Сжимаю нож еще сильнее и вхожу в коридор, по которому я никогда не ходила.

Не хочу сгореть.

Именно эта мысль толкает меня вперед, и я продолжаю идти по коридору, который, кажется, поднимается вверх. Из-за дыма я уже практически ничего не вижу и передвигаюсь, щупая рукой стену слева, и продолжаю сжимать нож в правой. Он дает видимость безопасности, даже несмотря на то, что ей тут и не пахнет. Вокруг воняет дымом.

Меня сгибает пополам, кашель душит, глаза слезятся.

Шаг, еще один.

Запинаюсь обо что-то, приглядываюсь. Это доктор Шиндлер, и ему почти отрезали голову.

Оступаюсь и падаю на колени, нож вылетает из руки, но я быстро нахожу его, обшарив вокруг себя все, до чего смогла дотянуться.

Снова встаю и иду.

Кашляю.

Иду и иду.

Снова сгибаюсь от кашля пополам. На глазах выступают слезы.

И в момент, когда мне кажется, что этот коридор никогда не кончится, я выхожу в темноту, делаю еще несколько шагов вперед и падаю у входа на ферму.

Коридор позади.

Впереди неизвестность.

Кашель раздирает горло. Организм желает выплюнуть легкие, но я не позволяю и немного успокоившись утираю глаза.

Сильный ветер уносит огромную часть дыма в сторону. Поднимаюсь и иду дальше от фермы. Я хотела сбежать? У меня появилась возможность.

В следующий раз нужно быть осторожнее со своими желаниями.

– Где я?

Останавливаюсь у края обрыва. Он настолько резкий, что если бы я сейчас бежала по этой темноте, то рухнула бы вниз и убилась.

Подхожу к самому краю, ветер треплет волосы, отодвигаю их и смотрю в темноту. Даже не понять, насколько там глубоко.

Решаю сменить направление, иду в противоположную сторону и снова дохожу до обрыва.

– Да что такое-то?

Со стороны фермы уже во всю разносится треск огня, и когда первое пламя показывается из бесконечного коридора, я понимаю, что нахожусь на вершине какой-то высоченной стены, и она расходится в две стороны. Конца и края ей нет.

А высота фатальна для человека.

Фатальна для меня.

Организм требует воды, но у меня ее нет.

Направляюсь вдоль стены, надеясь, что не будет столь сильного порыва ветра и меня не снесет вниз.

Ступаю медленно, чтобы не поранить ступни. Самый сильный адреналин в моей жизни отступил, и я понимаю, что уже поранила левую ногу. Хорошо, что не критично.

Ветер продолжает завывать, но мне не холодно.

Пройдя черт знает сколько, останавливаюсь и смотрю в небо.

Я вырвалась.

Я свободна.

Я одна.