По лепесткам сакуры бесплатное чтение

© Е. О. Лысенко, 2024

Пролог

Рассказывают, что в провинции Эдо, на окраине одноименного города, во время правления старого сёгуна Токугавы родилась девочка Акэне, необыкновенной красоты. Отцом ее был хромой Итиро, получивший увечье, сражаясь за своего господина в битве при Сэкигахаре, а матерью – смешливая круглолицая Момо, дочь крестьянина. Однако злые языки утверждали, что Акэне рождена не от Итиро, а от заезжего ронина, чье имя предание не сохранило.

Как бы то ни было, девчушка росла красавицей. Порою досужие зеваки сбегались из окрестных кварталов, чтобы полюбоваться на нее, когда Момо вела дочь на моление в маленький придорожный храм, посвященный покровителю детей Дзидо. Поговаривают, что возле старой молельни до сих пор можно увидеть две женские фигуры в кимоно – большую и маленькую, которые тихо стоят и кланяются, а когда налетает ветер, рассыпаются ворохом лепестков сакуры, даже если пора цветения давно прошла или еще не настала…

В те давние времена не все гладко складывалось в жизни маленького семейства. Итиро промышлял изготовлением и продажей нэцкэ – крохотных фигурок из дерева или моржовой кости, которыми скрепляли концы шнура сагэмоно – кисета или корзинки, носимых на поясе. То ли мастером он был не слишком искусным, то ли удача не сопутствовала ему, но дела шли не лучшим образом.

Пока Итиро вырезал нэцкэ и торговал ими на базаре в городе, а Момо вела нехитрое хозяйство, беззаботная Акэне целыми днями пропадала на улице. Она убегала в гречишные поля и дубравы, что росли окрест, играя в полном одиночестве, ибо другие дети нередко чурались ее. Родители беспокоились о дочке, особенно когда она стала подрастать, превращаясь из милого ребенка в прелестную девушку. Мало ли лихих людей бродит по дорогам? С наступлением мира многие самураи потеряли службу: сёгуну уже не требовалось большое войско. Вот его верные воины, которые не владели никаким иным ремеслом, кроме умения убивать, и шастали повсюду.

Одни шли в ронины, нанимаясь даже к зажиточным крестьянским общинам, другие – в разбойники, которые грабили простолюдинов, не умеющих себя защитить. Как только в окрестностях появлялся надменный оборванец, за плечами которого торчали рукояти двух катан, родители прятали детей, а мужья – жен. Обесчестить простолюдинку прямо на пороге ее дома из деревянных рам, обтянутых бумагой, для сидзоку, бывшего самурая – обычная забава. При этом ее родственники могут лишь умолять насильника о пощаде. Малейшее слово негодования или даже протестующий жест – и рядом с рыдающей от унижения женщиной будет валяться обезглавленное тело ее супруга, отца или старшего брата.

Вот потому и страшились Итиро с Момо за честь своей подрастающей дочери, которую они уже видели невесткой преуспевающего ремесленника или даже торговца, благо у многих росли сыновья. Однако беда пришла откуда не ждали. Необыкновенная красота Акэне не давала покоя кумушкам-соседкам, чьи дочки по сравнению с нею выглядели дурнушками. В те далекие времена дочери были товаром, который предстояло выгодно продать. Родителей красавицы беспокоило, что девочка растет нелюдимой, предпочитающей смирению и послушанию необузданную беготню по полям и лесам. Как такую выдать замуж за степенного человека? Беспокойство Итиро и Момо только усилилось, когда у соседей стали пропадать куры, а в квартале начали болтать, что в окрестностях завелась кицунэ.

Кицунэ – это не просто лиса, а лиса-оборотень. Каждые сто лет она отращивает один хвост, а все хвосты разом можно увидеть, когда кицунэ превращается из человека в хищника. С каждым днем кур стало исчезать все больше. Возможно, их утаскивало обыкновенное лисье семейство, которое охотникам ничего не стоило выгнать из логова и затравить собаками. Однако досужие языки уже связали рыжую бестию с дочкой Итиро, которая слишком любила пропадать в необжитых местах. Как назло, лето выдалось очень сухое и жаркое. Посевы гречихи выгорели. Рис, привозимый в Эдо из других провинций, подорожал сверх всякой меры.

И если прежде соседи только болтали о том, что дочка Итиро и Момо – это и есть оборотень, то теперь они стали требовать от городского совета старейшин изгнать семейство из Эдо. Однако старейшины лишь отмахнулись и даже пригрозили, что накажут бамбуковыми палками распространителей вредных суеверий. Угроза наказания только разозлила жалобщиков, и однажды темной безлунной ночью они подступили к дому изготовителя нэцкэ с факелами и серпами в руках, требуя от него убираться прочь вместе с женой и дочкой-оборотнем. Вспомнив свою военную службу, Итиро взял старый меч и вышел к ним, угрожая, что распорет брюхо любому, кто сунется с факелом к его дому.

Поначалу угроза подействовала, но, на беду, Акэне тоже вышла из дома, и, вместо того чтобы кротко, как полагается воспитанной девушке, упрашивать соседей разойтись, она взяла серп и молча стала плечом к плечу с отцом. Разъяренные столь неподобающим девице поведением, погромщики принялись кричать на отца и его дерзкую дочь, а потом кто-то из них метнул факел. Крытая сухим тростником крыша вспыхнула мгновенно. И вскоре кровля обрушилась внутрь дома. Взвыла от боли его хозяйка, охваченная пламенем. Акэне кинулась в огонь спасать мать, а Итиро, размахивая мечом, обрушился на поджигателей. Погромщики принялись защищаться, и старому воину не довелось прожить дольше заживо сгоревшей супруги.

В народе ходили слухи, что из-под пылающих обломков успела выскочить молодая лиса и метнулась в поля, рассыпая с хвоста то ли искры, то ли розовые лепестки сакуры…

Глава первая

Новая работа

Ночью мне опять снилась Япония. Осень-лучшее время К года в этой стране. В горах, меж причудливо изогнутых ветрами невысоких сосен, струится туман. А внизу, в долине, царит ясная сухая погода, которая приносит облегчение после летней жары и проливных дождей. Для селян наступает время сбора урожая. А горожане видят в осени время перемен и увядания. Прозрачная капля росы чуть покачивается на дрожащем листе клена, красном, как заходящее солнце – вот-вот сорвется и бесшумно разобьется об асфальт. И так же, быть может, разобьется чья-то жизнь…

Однако я увидел себя не в городе, а на склоне горы. У самых ног начиналась тропа, что вела вниз, к подножию, но когда я начинал спускаться, то с удивлением обнаруживал, что поднимаюсь обратно к вершине. И так маялся почти до самого утра, пока в клочьях тумана не проступил силуэт храма Курама-дэра. Как говорил учитель Уэна-сан, «если на твоей дороге стоит храм, миновать его не удастся. Если же ты его миновал, значит, на твоей дороге не было храма. Или ты до него еще не добрался…»

Просыпаясь, я застал еще одно видение. Додзё – зал для занятий единоборствами, место для медитаций и духовных практик. Окутанное мглою лицо учителя, в глазах тревога. Быстрая, почти неразличимая тень, мелькнувшая передо мной, и стальной блеск, режущий глаз… нет – лицо. Жгучая боль от скулы к подбородку. Этот сон я видел не единожды. Хотя на этот раз к нему добавилось что-то еще… Ну точно! Резкий рывок за плечо, почти уводящий меня из-под взмаха стального клинка, и лепестки сакуры, осыпающиеся на застланный циновками-татами пол за мгновение до того, как я потерял сознание. А может быть, наоборот – обрел его, просыпаясь…

Еще не открыв глаза, я ощупал шрам. Даже через десять с лишним лет, превратившись в узкий белесый штрих, пересекающий лицо, он продолжал саднить. Как и обещал Николай Петрович Суходольский – Батя, как мы, тогда еще желторотые юнцы, называли старого генерала. Ни одна рана не будет исцелена полностью. Ни один шрам не забудется. С каждым годом они будут болеть все сильнее. А к старости только они и останутся. Шрамы и боль. И все-таки, кто тогда рванул меня за плечо? Уэна-сан сказал, что никого не было. Да я и сам это понимал. Отчего же я столь явственно помню ласковую улыбку, тонкий аромат нежного парфюма и прикосновение женской руки? Даже, скорее, девичьей, но крепкой как сталь…

В садовом домике было тепло. Помнится, председатель СНТ Степаныч удивлялся: зачем тратить столько усилий на утепление щитовой постройки, да еще мастерить в ней канализацию и тянуть резервную линию электроснабжения, если приезжаешь сюда только на выходные? Однако потом успокоился, когда я стал жить на даче круглогодично. Правда, периодически я исчезал на пару-тройку недель, но затем возвращался, говоря Степанычу, что из командировки, и продолжал заниматься тем же самым: косить бурьян или чистить снег на садовых дорожках, бегать по утрам вокруг территории товарищества и в ближайшем лесочке, а также работать удаленно, пользуясь стремительным развитием Интернета даже в этом дальнем Подмосковье.

– Выгодное это дело – редакторское? – прищурившись, осведомился как-то председатель, принимая от меня членские взносы.

– Было бы выгодное – купил бы домик побольше, – рассмеялся я. – Да и не только с текстами работаю, еще и язык преподаю.

– Это какой же? – поинтересовался Степаныч.

– Японский, – ответил я. – Может, есть кто на примете? Возьму в ученики. Иногда уезжаю, правда, но зато недорого беру. Ну, относительно недорого.

– Нету никого, – с сожалением развел руками председатель СНТ. – Внучка вот после школы думала китайскому учиться… Китайский ведь все полезнее здесь будет.

– Это да, – не стал спорить я, – но не срослось у меня что-то с китайским.

– А шрам откуда? – спросил Степаныч. – Тоже из Японии?

– От собственной дури, – соврал я старику. – Напился как-то, понимаешь, ну и упал… неудачно.

– Что-то я тебя пьяным никогда не видел, – удивился тот.

– Так вот же, – потрогав шрам, вздохнул я, – урок на всю жизнь. Зато девки теперь не любят, потому и холостякую…

– Шутник ты, Макаров, – рассмеялся председатель. – Девки не за то любят. Да и не портит тебя шрам. С лица воду не пить. Эх, жалко, что моя внучка замуж выскочила. Я бы вас познакомил!

Знакомиться я ни с кем не собирался. Довольствовался случайными встречами, выпадавшими во время редких поездок по служебной необходимости, но никогда – на месте работы и всегда – после ее завершения. Впрочем, может, и стоило оглядеться, присмотреться к местным красавицам… Или же сначала следовало окончательно оформить расставание с конторой? Сколько они уже меня не трогали? К весне два года будет. Ни звонков, ни гостей – ничего. Наверное, зацепило, когда в последний раз я запросил больше информации о будущей жертве. Кто, откуда, почему, зачем.

Хорошо, что не обманули. Мерзавцем оказался человечишка. По-другому и не подступишься, только так. А если бы обманули? Что бы ты сделал, Макаров? Как бы выпутался? От этих в отдаленном СНТ не спрячешься. Да и то сказать, давно ли ты, Макаров, стал таким разборчивым? Сам разве не из этих? Раньше вопросов не задавал. Или раньше доверял сильнее? Тому же Николаю Петровичу с его добрым прищуром. «Так надо, сынок», – говорил он, или: «Я на тебя рассчитываю, Володя», – а порой и так: «Только ты, Макаров, с этим справишься».

Вранье, конечно. Не был я лучшим. Многие могли справиться. Тот же Димка, с которым однажды пришлось схлестнуться из-за его же злого языка. Или Матвей, что был старше на год. Разметала нас со временем жизнь, а Суходольский снова всех собрал и к делу пристроил. Как я позже догадался, он нас и не выпускал никогда из виду. Однако в МГПУ на японский я сам поступил, что бы потом об этом Николай Петрович мне ни говорил. Сверялся и узнавал доподлинно. И стажировку в Японии я тоже сам заработал.

Все сам. И в том додзё оказался по своей воле. И учителя себе выбрал… Вот только шрама поперек лица не заказывал. А там уж, когда пришел в себя, обнаружил, что вновь оказался под опекой Суходольского. Его волей и в приличную больницу попал. Откачали. Кем он был для меня? Заменой отцу и матери? Или пастухом, что лелеет отборное стадо? Или пора уже вообще перестать думать об этом? С другой стороны, по молодости я еще и гордился…

Тайная служба, особые поручения. Никаких следов. Вместо военного билета – белый. Вместо постоянной работы – фальшивые договоры. Зато путешествия по всему миру, опасность, романтика… так ее разэтак. Горячие точки. Пока однажды не плеснуло уже не своей, а чужой кровью в лицо. И водка не оказалась вдруг вроде воды: пей не пей – все одно не опьянеешь… Нет, вытравить надо из себя это. Без следа вытравить. Чтобы и сны такие не снились, и галлюцинаций не было, и звонков ненужных с визитерами незваными. И не полтора с лишним года, а насовсем…

Майора Гринева я заметил, когда выбегал из ворот СНТ, направляясь на привычную дорожку, которую занесло листьями, но еще не развезло осенними дождями до скользкой жижи. Куратор – массивный, бритый наголо крепыш в кожаной куртке – курил возле нового «Туарега», который припарковал у крохотного местного магазинчика. Перенял, видно, страсть к немецкому автопрому у Суходольского.

Я сделал вид, что не заметил гостя, повернул направо и побежал к лесочку, прислушиваясь к голосу кукушки. Интересно, каждое последующее предсказание отменяет предыдущее?

В лесу скинул куртку и минут двадцать разминался, пытаясь изобразить что-то вроде ката – комплекса упражнений карате. Потом вновь выбежал на тропу и вернулся к магазинчику с другой стороны. Как всегда, пробежка по часовой стрелке и не иначе. Никакой импровизации. Если хотели убить, то уже убили бы. Так что и прятаться, и менять привычки, и вообще жить по-другому смысла нет.

А впрочем, хоть и не миловался я со сменщиком Суходольского Коршуновым, но и до скандала со враждой вроде не доходило. А Сашка Гринев так и вовсе был нормальным мужиком. Хотя какой он мне Сашка? На пятнадцать лет старше! Никакой команды с Гриневым не обнаружилось, майор приехал один. Подбегая к магазину, я в этом окончательно убедился. Заскочил в торговую точку, кивнул Лариске за прилавком, чтобы отметиться, мало ли – сохраняться полезно не только в компьютерных играх, потом подошел к Гриневу. Окликнул как ни в чем не бывало:

– Привет, майор! Какими судьбами?

– Садись, – кивнул на машину Гринев и уже в салоне хмыкнул: – Удивляешь. Знаешь же, что, когда Николай Петрович на пенсию вышел, мне подполковника дали. А летом и полковника получил.

– Поздравляю, – я пожал руку куратору. – Про подполковника помню, но «майор» легче произносится. Да и, сам знаешь, главное, что внутри, а не то, что на плечах…

– Это у таких, как ты, главное то, что внутри, редактор хренов, – вздохнул полковник. – А у таких, как я… Короче, есть работа.

– У тебя что, телефона нет? – пробормотал я и похлопал по карману. – У меня есть… Думаешь, за полтора года я номер успел поменять? Набрал бы…

– А ты думал, что отсидеться удастся? – растянул губы в улыбке Гринев. – Мол, поговорил на повышенных с Михалычем – и заслужил покой на долгие годы? Или даже навсегда?

– Неплохой вариант, – кивнул я задумчиво, – но нереальный.

– Орлов, – сказал Гринев.

– Что с ним? – нахмурился я.

Полковник посмотрел на меня пристально.

– Проблема, которую надо решить.

– Подожди, – замотал я головой. – Это же лучший вариант. В отличие от меня. Он никогда не задавал лишних вопросов, никогда…

– И что? – поморщился Гринев.

– Я и без того живу на минном поле, полковник, – скривился я. – Но так вышло, что в учебке через два стола сидел от Димки Орлова. Да, дрался с ним, огреб по полной в свое время – когда еще у меня вот этой отметины на лице не было. Поэтому я должен все знать. А если завтра ты мне собственного отца предложишь пристрелить?

– Нет у тебя отца, Макаров, – покачал головой Гринев. – И ты это знаешь, сам же разыскивал. Да-да, я в курсе. Вообще родных у тебя нет. Мать умерла в глуши от перитонита, тебя самого сдали в детский дом, когда деду и бабке твоим срок вышел. А отец твой спился и замерз в снегу. И это почти все, что о нем известно. Такой же детдомовский, как и ты, разве что без матери и имени. Подкидыш. А у тебя, Макаров, мать была, и фамилия твоя – от нее. Разве не так?

– Как-то странно ты меня на этот раз инструктируешь, – оскалился я в злой усмешке.

Страшным я становился, когда так улыбался, и сам это знал. Шрам мой изгибался и подчеркивал линию губ и крыло носа. Зловеще подчеркивал.

– Дима Орлов скурвился, – процедил сквозь зубы полковник.

– Он во Владивостоке ведь? – не поверил я собственным ушам. – С Матвеем, кажется, отбыл. Лет пять назад.

– Было такое, – кивнул Гринев. – Только с тех пор многое изменилось. Подробно пока рассказывать не буду, но сейчас Орлов в Японии. Владивосток у него теперь всего лишь одно из направлений. Поднялся наш Дима. Породнился с нужными людьми. Отбился от рук.

– Платить перестал? – усмехнулся я. – Или вовсе бросил контору?

– Двух агентов посылали, – понизил голос полковник. – Он кончил обоих.

– Убил посланных убийц, – вздохнул я. – Каждый бы так поступил. Матвей-то с ним? Почему через Мотьку не решили этот вопрос?

– Пытались, – прищурился Гринев. – Он с Матвея и начал. Как дела пошли куда не надо, тот встревожился, нам доложил, просил инструкций. Решили согласовать действия, но не успели. Убрал его Орлов.

М-да… Я даже отвернулся и несколько минут сидел, пялясь в окно на начинающий темнеть от слабого дождя асфальт, потом пробормотал через силу:

– Я ведь проверю, Саша…

– То есть ты в деле? – спросил он.

– Послать больше некого? – поджав губы, уточнил я.

– Петрович посоветовал тебя, – вздохнул полковник. – Сказал, что справишься только ты. К тому же Япония. Токио. Киото. Вроде тебе там все знакомо.

– Какое это имеет значение? – покачал я головой и, помолчав, добавил: – Насколько срочно?

– Очень срочно, – буркнул полковник, достал пачку сигарет, выбил одну, но не закурил. – Орлов, кажется, стал там большим человеком. То есть играет во взрослые игры. Для него теперь та же контрабанда или какие-нибудь таможенные махинации что-то вроде забавы. Он готовит большую заваруху. Будут жертвы. Примерный срок – месяц. Договориться не удастся. Так что…

– Значит, Суходольский уверен, что я это могу сделать. Но почему он решил, что соглашусь? Потому, что я когда-то был в контрах с Орловым? Это осталось в ранней молодости. Какая разница?

– Он сказал, что это будет твое последнее дело, – выделил интонацией Гринев. – Все. Дембельский аккорд. Отступные получишь как положено. Надо закрыть тему, Володя.

– И ты думаешь, что я в такое поверю?

– А вот это уже твое дело, – снова хмыкнул полковник. – К тому же тебя не посылают на задание в одиночку. У Орлова уже маленькая армия. Бойцы. Так что и ты не один будешь. Контакты, хорошие ребята, информатор. Заход через Индонезию. Да что я тебе объясняю… Ну, что скажешь?

– Ничего, – пробормотал я.

А через два дня стоял в очереди на посадку. Самолет «Катарских авиалиний» должен доставить меня в Джакарту, а оттуда поездом доберусь до Бандунга. Будь у меня время, полетел бы на Бали. И добирался бы до места как можно дольше. В Бандунге тоже есть на что посмотреть: водопад Даго, вулкан Тангкубан-Прау, горячие источники Марибайя – «малый туристический набор». Увы, все это не для меня. Сразу по прилете – посадка в скоростной поезд.

Джунгли, рисовые чеки, соломенные крыши деревенских домов, крестьяне, пашущие землю на волах – все это можно будет разглядеть лишь на расстоянии. От высокой скорости состава все, что вблизи, сливается в серо-зеленые полосы. И все равно даже из окна вагона видно, что в стране, которая считается одним из великих драконов Азии, удивляющих мир высокими технологиями, небоскребами и фешенебельными курортами, традиционные сельскохозяйственные культуры – рис, ячмень и другие – выращиваются средневековыми способами…

Впрочем, до этого дракона мне еще нужно добраться. Пока же занимаю свое место у иллюминатора в салоне бизнес-класса. Контора невиданно щедра. С чего бы это? Правда, по легенде я и впрямь бизнесмен, совершающий деловую поездку. Имею соответствующий прикид: костюм люксового бренда, дорогие часы, портфель и туфли из крокодиловой кожи. Надеюсь, что и номера в отелях забронированы подходящие.

Было бы глупо заявиться в этом наряде в какой-нибудь трехзвездочный клоповник. Другого наряда у меня и не было. В багаж я ничего не сдавал. С собой не взял даже зубной щетки, не говоря уже о смене белья. Да что там щетки – у «русского бизнесмена» не было даже телефона. Я должен купить дешевенький кнопочный аппарат у любого уличного торговца в Джакарте, сразу же позвонить нашему резиденту, договориться о месте-времени встречи – и избавиться от средства связи.

Глава вторая

Встреча с резидентом

Ничего из того, что мне грезилось перед посадкой в самолет, увидеть не удалось: авиалайнер приземлился ночью. И по дороге из аэропорта Джакарты в Бандунг я мог любоваться только звездами над джунглями, полями и деревнями, не освещенными ни единым огоньком. Крестьяне ложились с заходом солнца и вставали с первыми проблесками рассвета. Неудивительно, «день год кормит» не только в России, но и в этой стране, где собирают по три урожая за сезон. Почему меня так интересует здешнее земледелие? Потому что по легенде я бизнесмен именно в сфере сельского хозяйства, а мой принцип – отрабатывать легенду даже в мыслях, так меньше шансов, что однажды застанут врасплох.

С резидентом я созвонился еще с вокзала Гамбир, перед посадкой на поезд. Мы условились о месте и времени встречи, после чего я вынул из телефона сим-карту, сам аппарат тщательно протер спиртовой салфеткой и отдал уличному мальчишке. Симку уничтожил, разломив надвое, и спустил ее в унитаз. Может, это лишние и, с точки зрения обывателя, даже бессмысленные предосторожности, но, как показывает опыт, в нашей работе мелочей нет. Мишка Бывалов пять лет назад погорел в Бхопале на том, что не оставил чаевых официанту в кафе – выбился из образа богатого иностранца, который по легенде обязан был поддерживать постоянно.

Русский бизнесмен, каковым я должен быть в Индонезии, оказавшись в Бандунге, не может не заглянуть в ресторан «Кам-понг Даун», где каждый стол накрывают в отдельной беседке, стилизованной под хижину, которые стоят посреди живописной поляны с видом на реку и водопад. Если посетитель решил здесь поужинать, то от входа в ресторан до места трапезы ему предстоит совершить путь при свечах. Но поскольку резидент назначил встречу на утро, этой романтики тут явно не будет. Одна надежда, что батагор – обжаренные шарики рыбного фарша с арахисовой пастой и соевым соусом, мартабак – плоские пироги со сладкой и пикантной начинкой, сото бандунг – мясной суп с бобами, ми айям – куриную лапшу с различными приправами и прочие вкусные блюда здесь подают в любое время суток.

Ночь за окнами вагона таяла. Звезды поблекли, проступили очертания далеких холмов. Вблизи экватора солнце садилось и вставало почти вертикально. И едва сквозь серую пелену рассветных сумерек пробились алые пятна рассвета, как тут же показался и сам их источник – малиновый шар дневного светила, поднимающийся все выше и выше над джунглями. К железнодорожному вокзалу Бандунга поезд подошел, когда от ночной прохлады не осталось и следа. Ступив на перрон, я словно перенесся лет на сто назад. Недаром же этот город, административный центр Западной Явы, называют Парижем в тропиках. Мне было не до красот, но полюбоваться зданиями, построенными в стиле ар-деко еще голландскими колонизаторами, можно было и из окна такси.

Кстати, таксист, владеющий английским, удивился, когда я назвал «Кампонг Даун» как цель поездки. Популярный у туристов ресторан был еще закрыт. Стремясь туда с утра пораньше, я рисковал наткнуться на запертые двери. Почему же резидент назначил встречу именно там и именно в это время? Ведь это явное нарушение нашего принципа «не выделяться». А с другой стороны, чем меньше посторонних глаз будет нас видеть, тем лучше. Я вполне допускал, что Сарип Дасаи использует это заведение неслучайно. Он мог давно «прикормить» менеджера и персонал ресторана, что в нашей практике случается. Впрочем, меня это не слишком волновало. Я здесь проездом.

Машина притормозила у ворот ресторана. Я расплатился с водителем, подождал, пока он уедет, и принялся рассеянно озираться, как и полагается чужеземцу, плохо представляющему, куда он заехал. Слежки не было, да и не могло быть. Вряд ли у Орлова дела идут настолько хорошо, что он контролирует передвижения всех россиян, прибывающих в Юго-Восточную Азию, но правила есть правила. В нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть.

Темнокожий служитель-индонезиец у входа молча поклонился мне и провел к одной из крытых соломой беседок-«хижин». В ней было светло, но прохладно. Свет проникал через широкие оконные проемы, а прохладой веяло от горы, высящейся над рестораном. Склон ее зарос мелкой зеленью, по листьям которой струилась роса. Близился сезон дождей. Скоро влаги на Яве станет слишком много для комфортного здесь пребывания. Меня это не тревожило: я покину тропический остров уже завтра. И все-таки, как это непохоже на нашу московскую осень, когда воздух пропитан запахом увядания, а опавшая листва быстро превращается под ногами в бурую грязь…

С подушек, раскиданных по ковру, поднялся еще один индонезиец. Смуглое лицо, умные карие глаза. Это он, наш резидент в Индонезии Сарип Дасаи. Гринев показал мне его досье. Следовательно, о нем я знал все, что было известно нашей службе. Бывший военный, бывший полицейский. Некогда учился в Советском Союзе, так что по-русски говорил прекрасно. Кроме знания языка, обладал множеством других талантов и способностей. Хрупкость телосложения могла ввести в заблуждение. У Сарипа Дасаи был черный пояс по карате, пятый дан. Сложив ладони в традиционном приветствии, он мне поклонился. Я слегка согнулся в ответном поклоне.

– Selamat pagi!

– Selamat pagi! – откликнулся он и перешел на русский: – Как добрались?

– Спасибо, – сказал я. – Нормально.

– Сейчас принесут завтрак, – продолжал резидент. – Я взял на себя смелость заказать по своему вкусу.

– Благодарю вас, – кивнул я.

Для людей моей профессии вкусовые предпочтения – непозволительная роскошь. Однажды в пустыне Намиб мне пришлось довольствоваться мясом черной мамбы.

– Готовят здесь небыстро, – проинформировал меня Сарип. – Как это у вас говорится?.. «Держат марку»? И это хорошо. Есть время для разговора.

– Понимаю. Да, такие разговоры лучше вести на голодный желудок.

Резидент кивнул, хотя по взгляду его трудно было понять, принял ли он мои слова всерьез или все-таки счел шуткой.

– Номер вам забронирован, – сообщил он. – Переночуете – и завтра в аэропорт до Джакарты. Оттуда рейс на Токио. Все данные в чате.

– У меня нет с собой телефона, – напомнил я.

Зря я это сказал, словно усомнился в его компетентности. Взгляд резидента стал печальным, но общее выражение лица не изменилось. Я его понимал. Мы, конечно, профессионалы, но все-таки люди. И каждый со своими слабостями.

– Я знаю, – произнес Сарип. – В этом портфеле есть все, что вам понадобится до Токио, но там от него лучше избавиться.

Я кивнул, задержав голову склоненной чуть дольше обычного кивка. Это было мое извинение по-местному.

– Насколько здесь, в Бандунге, «грязно»? – осведомился я.

– Об этом можете не беспокоиться, – развеял опасения резидент. – Мои люди все зачистили. И не только здесь. Так что чувствуйте себя спокойно вплоть до выхода из самолета в Нарита. За Токио и Киото ручаться не могу.

Я опять кивнул. Восток – дело тонкое. А Юго-Восток тем более. Даже думать не хочу, каким именно способом люди бывшего полицейского инспектора все зачистили в этом красивом, по-своему элегантном городе. И сколько крокодилов в местных водоемах теперь долго не проголодаются. Вот почему меня всегда коробило от высокопарных речей, до которых так охочи наши начальники. Неразборчивость в средствах во имя высокой цели сплошь и рядом приводит к ее мутации. Может, потому Димка Орлов и превратился в международного террориста без всякой иной цели, кроме личного обогащения? Естественный результат нашей работы.

– Значит, здесь смогу расслабиться, – задумчиво проговорил я.

И это был не вопрос.

– На всякий случай за вами присмотрят, – добавил Сарип.

И я снова кивнул, на этот раз с чувством глубокого удовлетворения. Так-то лучше. Честнее. И гораздо ближе к реальности, чем уверения в том, что силами резидента, даже бывшего полицейского, можно «перекрыть» двух с половиной миллионный город. Тем более два города! Наш противник обучен тому же, чему и мы. И мыслит он точно так же. Прореха в агентурной сети – это сигнал тревоги и повод задействовать другую сеть, резервную. Как там говорил наш препод по диверсионно-разведывательной?.. «Если вы обнаружили растяжку, значит, есть та, которую вы не заметили»…

В дверь «хижины» постучали. Резидент откликнулся по-малайски. Вошел официант. В руках у него был такой огромный поднос, что при желании он мог бы улечься на нем спать, свернувшись калачиком. Пристроив поднос на согнутую в колене ногу, официант принялся выгружать блюда на низкий резной стол. Похоже, Сарип угадал мои голодные мысли на расстоянии. Здесь были и батагор, и мартабак, и сото бандунг, и ми айям. А еще несколько разновидностей экзотического напитка джаму и освежающий десерт эс догер. Разговоры пришлось прервать. За едой можно болтать лишь о том, что не имеет значения. Жаль только, что в нашей профессии разговоры ни о чем – удовольствие слишком редкое.

– Теперь о главном, – вернулся к основной теме резидент, когда пиалы, тарелки и чашки опустели. – По сведениям, которые мне удалось собрать, акция готовится на конец сентября – начало октября. Характер акции, место проведения, способ – это вы должны выяснить сами. Никто из моих людей не смог настолько близко подобраться к Васи…

– К Васи? – переспросил я.

– Да, это слово по-японски означает «орел».

– А по-русски это имя – Вася, Василий.

– Кодовое обозначение согласовано с Центром, – уточнил Сарип.

– Я не возражаю… Простите, что перебил.

– Всей агентуры Васи мы тоже не знаем.

– Ясно, – буркнул я. – Большую часть работы мне предстоит проделать самому, да еще в считаные недели.

– Погибли многие, – напомнил резидент. – И мои люди, и ваши.

– А я думал, они все наши…

Сарип промолчал. Он был прав. Это лишний разговор. А мне надо собраться и не тратить время и нервы на то, что не относится к выполнению задания. Резидент может сообщить в Центр о том, что присланный из Москвы агент не соответствует требованиям, но это ничего не изменит. Другого Центр не пришлет. А я, если съеду с катушек, провалю задание. И тогда… Где-то произойдет взрыв или еще какая-нибудь смертоносная пакость. И погибнут люди. Наши, не наши – люди. И мне до конца дней не отмыться… Хотя бы перед собственной совестью.

– Сейчас подойдет машина, – прорезался сквозь мои размышления голос Сарипа. – Она отвезет вас в отель.

Я поднялся. Взял его портфель и оставил свой. Мы обменялись рукопожатиями.

Снаружи меня поджидал тот же служитель ресторана и повел к выходу – но уже другому. Это и понятно. Даже если какая-то наружка имеется, она вряд ли держит под контролем все здешние лазейки, предусмотренные резидентом. Служитель и впрямь вывел меня к крохотной калитке, замаскированной вьющимся растением с широкими листьями. Из калитки я выскользнул в небольшой переулок. Там стояла машина. Не такси, а обыкновенная Honda Brio, каких много встречается на здешних улицах.

В номере отеля я сразу завалился на боковую, проспал до вечера, а когда проснулся, то сразу понял, что на приключения меня не тянет. В том смысле, что я, конечно, мог бы довериться Сарипу Дасаи и побродить по вечернему городу, заглянуть в бар, потрепаться с первой случайной туристкой – с местными лучше не связываться – и вообще слегка оторваться, но настроения не было. Позвонил на ресепшен, заказал ужин в номер. Поел, глядя в экран лучшего телевизора на свете, то есть в окно, наблюдая, как солнце садится за крыши, с каждым мгновением становясь все более похожим на раздавленную вишню.

И тут меня настигло видение. Со мною такое случается, к счастью, редко, иначе бы меня забраковал наш мозгоправ. Да и происходит это, лишь когда я полностью расслаблен, а не во время работы. Это очень похоже на сон, вроде того что я видел накануне появления в СНТ полковника Гринева, только наяву. Сначала возникают запахи… Вот и сейчас я почувствовал тонкий аромат. Знакомый, но сразу вспомнить его источник мне не удалось. Когда вот так, ни с того ни с сего, галлюцинируешь, анализировать происходящее сил не хватает. Затем я услышал шелест и тихий посвист. Так шелестит ткань шелкового кимоно во время стремительного движения и посвистывает стальной клинок.

Об этом мне не пришлось вспоминать. Этот звук запечатлелся в памяти еще с того злосчастного дня, когда я заполучил свой шрам. А за звуком пришло и видение, то есть галлюцинация зрительная. Сначала все обозримое пространство заполонили лепестки сакуры. В Японии, когда цветет это дерево, словно начинается снежная буря, но розовая и теплая, как кровь из вен, стекающая в ванну… Однако эти лепестки не мчались по воле ветра – они сплетались в фигуру женщины, вернее юной девушки в шелковом кимоно, которая то ли танцевала, то ли…

Нет, это не танец, а тренировка. В руках девушки катана. Она совершает стремительные выпады и ставит блоки, сражаясь с незримым противником. И происходит эта тренировка в знакомом мне додзё. Вот только там никогда не занимались девушки. Во всяком случае, при мне. Да и вообще, такое ощущение, что это происходило давным-давно, может быть сотни лет назад… И лишь однажды видение оставило мне памятку, хотя проще было предположить, что старый учитель случайно взял не тренировочную, а боевую катану, а девушка и лепестки японской вишни мне почудились от боли и крови, залившей глаза.

Видение не прекращалось. К счастью, оно было бесплотным, иначе меня бы уже располовинило бритвенно острым лезвием клинка. Так что же это – лишь галлюцинация или какое-то послание?.. Верующим я не был – работа не располагала; однако несколько раз удавалось уйти от верной смерти буквально чудом, так что невозможно было не допустить наличия высших сил. А если это послание, то от кого? И что оно гласит? Бессмысленные вопросы. Надо просто переждать. Само пройдет, как проходило прежде. Ну, если не считать шрама на щеке и резкого рывка за плечо, чтобы убрать меня с траектории движения меча. А что на этот раз?

Девушка вдруг остановилась. Повернулась ко мне. Я увидел ее лицо. Японка, очень красивая – словно из анимэ, только без этих дурацких, не по-монголоидному широко раскрытых глаз. С красавицей что-то происходило… какая-то метаморфоза. Судорога прошла по ее лицу и телу… Катана выскользнула из внезапно укоротившихся рук и со звоном упала на татами… Голова уменьшилась и втянулась в ворот кимоно, которое вдруг осело на пол ворохом ткани… И тем не менее что-то под этим ворохом еще было. Шелк шевелился, словно укрытое им существо пыталось выбраться наружу.

Глава третья

Школа единоборств

На рассвете, когда самолет стал снижаться перед посадкой, у самого горизонта, над розовым хаосом облаков проступили очертания вершины Фудзи. Япония приветствовала меня, словно приподняв коническую соломенную шляпу над седой головой. С высоты эта страна казалась такой, какой оставалась на протяжении многих столетий, пока под давлением технического прогресса и желания знати жить по-европейски не отступила от вековых традиций. Однако едва лайнер опустился ниже облачного слоя, сразу же стали видны небоскребы Большого Токио, опутанные транспортными развязками. Призрачный мир далекого прошлого растворился в шуме и суете настоящего.

Я вышел из самолета вместе с толпой обычных пассажиров. Пройдя на втором этаже терминала иммиграционный контроль, сразу отправился на третий, где прошел таможенный. У меня по-прежнему была только ручная кладь, а из одежды – все тот же костюм «русского бизнесмена», хотя на открытом воздухе здесь было заметно холоднее, по крайней мере, если сравнивать с жарой в Индонезии. В портфеле, который передал мне резидент, нашлась внушительная пачка банкнот – японских иен. Это была лишь малая часть суммы, выделенной мне на предстоящие оперативные расходы, но в основном ее составлял безнал, который я еще должен обналичивать в незначительных объемах, чтобы не привлекать излишнего внимания.

В южном крыле аэропорта я купил неброскую куртку и более практичные ботинки на смену туфлям из крокодиловой кожи. Теперь можно было отправляться на конспиративную квартиру в окраинном районе Токио, где предстояло познакомиться с боевой группой и выработать план совместных действий, а заодно получить свежие оперативные данные о банде Димки Орлова.

Ощущение дежавю возникло, едва я вышел из здания терминала – и не потому, что вокруг ничего не изменилось с того времени, когда я жил в Японии. Некогда свято придерживавшаяся традиций, эта страна теперь стремительно менялась, особенно в том, что касалось технологий. Хотя, по моему мнению, японцы сами не слишком изменились с тех пор, когда им в руки впервые попали созданные в западных странах механические игрушки.

Помню, во времена моего детства японская бытовая электроника считалась вершиной научно-технического прогресса. Каждый мечтал о японском магнитофоне или радиоприемнике, а уж видеомагнитофон и тем более персональный компьютер находились за пределом мечтаний. Уже после распада Союза на наш рынок хлынули все эти вожделенные устройства, правда в основном тайваньской сборки, которые с каждым годом становились все дешевле, а значит, доступнее. Вскоре китайская продукция не только вытеснила японскую, но и развенчала миф о техническом чуде Страны восходящего солнца.

А вот в самой Японии, по-моему, просто не заметили этой своей славы. СССР был для нее не самым емким рынком сбыта как бытовой электроники, так и автомобилей. Куда интереснее стали США и Европа: самые экономически развитые на тот момент страны не хотели пускать к себе столь изобретательного и трудолюбивого конкурента, но тем азартнее японцы стремились к тому, чтобы их продукция вытесняла с рынка то, что производили у себя американцы и европейцы. И во многом им это удалось.

Я впервые оказался в Японии десять лет назад. Никакого задания у меня не было, не считая стажировки, и я отправился на обучение к опытному старому мастеру единоборств. Мой учитель Уэна-сан в молодости служил в пехоте. Его богом был император Хирохито, его матерью – великая империя восходящего солнца. Рядовой Уэна готов был умереть ради них, но, когда император подписал капитуляцию, а великая империя оказалась униженной, словно уличная женщина, пехотинец пересмотрел свои взгляды. Погибло так много людей – и все для того, чтобы вчерашнее божество отдало свой народ на поругание американцам, которые сбросили две атомные бомбы, в одно мгновение убившие сотни тысяч человек и еще сотни тысяч обрекшие на медленную смерть от страшных ожогов и незримого излучения, проникающего в кости и кровь…

Убедившись, что в мире нет ни добра, ни справедливости, Уэна принялся искать мудрость, но не в умственных построениях, а в боевых искусствах, и стал учеником одной из школ в Киото. Другие ученики смеялись над ним: он казался им слишком старым, но Уэна не обижался, ведь они были для него несмышлеными малышами. «Старый» ученик не только упорно тренировался, но и прислушивался к каждому слову своего учителя. При этом не гнушался никаким трудом по хозяйству. За учебу Уэна не мог платить: у бывшего солдата в разоренной Японии не было ни своего пристанища, ни доходного ремесла, поэтому школа стала для него и домом, и местом работы. Прошло много лет, прежде чем Уэна был благословлен учителем на открытие собственной школы.

Уэна-сан открыл ее на севере префектуры Киото. Ему очень понравились эти места. Особенно вид с вершины холма на основанный в далеком VIII веке храм Курама-дэра. Популярная легенда утверждает, что один китайский монах увидел во сне своего наставника Цзяньчжэня, который сообщил ему, что гора Курама наделена волшебными свойствами. Ученик не отмахнулся от этого сна и отправился в дальний путь, чтобы выстроить на священной земле храм. Несмотря на то что японцы приняли чужеземное для них учение Будды, они до сих пор верят, что в этих местах обитают тэнгу – горные духи.

Как бы то ни было, монахи в Курама-дэра свято следовали буддийскому вероучению, основанному на традициях трех разных школ, но по окончании Второй мировой войны настоятель храма Коуун Сигараки основал собственную религию, постулаты которой во многом отличаются от канонов буддизма. С тех пор монахи, обитающие здесь, следуют эзотерическому учению, утверждающему, что сама природа окрестных гор пронизана духовностью. Любой паломник или просто турист, который решил преодолеть путь наверх по крутой извилистой тропе, может убедиться в справедливости этого учения, настолько прекрасный вид открывается ему с площадки перед храмом.

Когда я впервые прибыл сюда, тоже не смог удержаться от искушения и поднялся к Курама-дэра. Не скажу, что мне это далось с трудом – все-таки физическая подготовка в нашем ведомстве всегда была на высоте, – но я сумел оценить мужество и выносливость монахов, многие из которых уже далеко не молоды. А ведь они проделывают такой путь если не ежедневно, то точно несколько раз в неделю, ибо то здание, фотографии которого растиражированы в Интернете, представляет собой лишь часть всего храмового комплекса, хотя и самую главную.

Я не просто поднимался по склону, а пытался проникнуться красотой этого места. Начиналась осень. Листва окрестных деревьев уже наливалась пурпуром и золотом. Шагая по тропе, невольно останавливался возле небольших святилищ, посвященных младшим божествам то ли буддистского, то ли синтоистского пантеона – я недостаточно об этом знаю, чтобы различать. Однако, судя по оставленным паломниками подношениям, ни одна из этих кумирен не обойдена вниманием верующих.

И все-таки главная цель всякого пустившегося по этой тропе – это просторный храмовый двор с величественным зданием в центре. Отсюда открывается вид на горные хребты и долины. И отсюда же начинается живописная тропа, ведущая в долину Кибунэ с одноименной деревней, где и расположена школа, которую основал Уэна-сан. Налюбовавшись здешними красотами, я начал спускаться, гадая, какие из старинных черепичных крыш с круто загнутыми козырьками относятся к сооружениям школы.

«Кибунэ» в переводе означает «желтая лодка». Название связано с поверьем, что однажды сюда явилась Аматэрасу – богиня-солнце. Она совершала путь на борту желтой лодки вверх по реке, из Осаки по направлению к северным горам. Там, где богиня сошла на берег, в ее честь был возведен синтоистский храм, а желтая лодка погребена неподалеку. Моя «желтая лодка» тоже прибилась к этим берегам, хотя вряд ли когда-нибудь в честь этого события будет воздвигнуто святилище. Усталый, я брел по старинной улочке, высматривая нужный двор.

Иностранцу непросто найти в Японии дом по адресу. Названий улиц как таковых здесь нет, а нумерация домов отображает очередность их постройки: если в данном квартале дом был воздвигнут первым, то и будет обозначен номером один, а рядом вполне могут оказаться дома тринадцать и двадцать четыре. Правда, это касается в основном жилой постройки в больших городах, а школа единоборств относилась к общественным зданиям. Мне помогли знание японского языка и навыки разведчика, позволяющие ориентироваться даже в тундре или пустыне, не то что в населенном пункте…

Все эти мысли вперемешку с воспоминаниями промелькнули у меня в голове, когда выходил из поезда на вокзале в Киото, оставив под сиденьем вагона пустой портфель с тщательно стертыми отпечатками пальцев. Сегодня у меня не было времени на совершение пешего паломничества – предстояла еще одна поездка, более короткая, до станции Курама. Я купил билет и вскоре сидел в вагоне местной линии. Странно, но было ощущение, что возвращаюсь домой. Даже лица окружающих – как местных жителей, так и туристов – казались знакомыми. А выйдя на станции, я не удержался и подмигнул гигантской статуе Содзёбо – птицы-царя тэнгу с громадным красным носом вместо клюва.

Канатная дорога вознесла меня над багряными кронами растущих в горах деревьев к обзорной площадке у Курама-дэра. Я спешил, поэтому бросил лишь мимолетный взгляд на серебристо-серую крышу храма и сразу же двинулся вниз, к долине «желтой лодки». Что ни говори, а служебная командировка мало походит на ностальгическое возвращение – предаваться воспоминаниям могу лишь на ходу, да и то когда не надо оглядываться и в случае обнаружения слежки отрываться от нее. Самое печальное, что, даже если моя миссия завершится успехом, у меня не будет возможности снова приехать сюда – ведь, скорее всего, у полицейских властей Японии ко мне могут появиться вопросы… Если наслежу, конечно.

В Кибунэ я не заметил никаких изменений, что неудивительно: таким местам любые значительные перемены только во вред. Туристы со всего света едут сюда ради старины и традиций, поэтому местные жители относятся к нововведениям с осторожностью и стараются сделать их незаметными. Как я ни торопился, а все же покружил по окрестным улочкам, стараясь обнаружить слежку, если та имеется, при этом помня, что за мной могут присматривать и свои. И все же отличить вражеского соглядатая от неявного телохранителя можно: последний не станет прятаться, если поймет, что я его обнаружил, хотя и специально лезть на глаза тоже не будет.

Не обнаружив ни врага, ни друга, я отправился к комплексу зданий школы, где преподавали стиль Уэти-рю, который создал мастер Камбун Уэти на основе окинавских стилей единоборств. Меня охватило волнение: неужели опять увижу мастера? Я знал, что Уэна-сан жив и по-прежнему преподает, хотя уже и не занимается непосредственно силовыми упражнениями. Это ведь только в дешевых боевиках мастер карате-до даже в глубокой старости остается непревзойденным мастером единоборств, способным одним движением уложить на татами молодого здоровяка… Увы, это не так: возраст, травмы, полученные на тренировках, все же дают о себе знать. С новым поколением занимаются его ученики, он же – хранитель мудрости, самой философии, духа, заложенного основателем учения Сакугавой.

Вход в школу, как всегда, был свободен. Злоумышленников здесь не опасались. Во-первых, потому что учитель исповедует принцип, который на русский можно перевести как «не ожидать зла», во-вторых, потому что никаких особенных ценностей, кроме духовных, в комплексе зданий школы не хранилось, а в-третьих, мало найдется сумасшедших, которые рискнут проникнуть с недобрыми намерениями в место, где круглосуточно обитают с десяток мастеров единоборства.

Так что входящему здесь были рады. И иллюзий по поводу того, что мне – особенно, я не питал. На месте учителя я бы точно не обрадовался, если бы мой дом превратили в конспиративную квартиру. Однако логику руководителей операции понять можно.

Если наш противник все-таки пронюхал о том, что Владимир Макаров опять появился в Японии, то пусть думает, что тот всего лишь решил посетить своего старого учителя. Хотя вряд ли Васи этим проведешь… Ну так в нашей работе мало в чем можно быть уверенным на сто процентов. Хотя бы потому, что мы никогда не играем против слабого, а тем более глупого противника.

Я уложился в тот отрезок времени, который был выделен на мое перемещение от аэропорта до деревушки в горной котловине, поэтому меня ждали. Японец в обычной гражданской одежде встретил у ворот и проводил к небольшому дому в глубине двора. Мощенная диким камнем дорожка проходила мимо здания, где находилось додзё, и до моих ушей донеслись ласкающие слух звуки – отдаваемые мастером команды и глухие удары, парируемые блоками. В школе шли занятия. Я бы тоже с удовольствием вышел на татами, но сейчас имею другую задачу.

В домике ждала моя боевая группа – двое парней и девушка. Негусто, особенно если учесть сложность задания, но зато эти уж точно были лучшими из лучших. Когда я вошел, они поднялись и поклонились мне: как-никак, я был старшим, сэнсэем. Не произнеся ни слова, оглядел их всех. Досье на каждого из них было у меня в голове. Нода Хирота, двадцать пять лет, уроженец Хоккайдо, образование высшее техническое, наш компьютерный гений, при этом за плечами служба в спецназе Сил самообороны. Уэда Ямато, двадцать три года, коренной житель Осаки, образование среднее, чемпион префектуры по автогонкам; кроме того, черный пояс, первый дан. Мацумото Мэй, двадцать лет, родилась на Окинаве, образование высшее, специальность – криптография, при этом отлично владеет огнестрельным и холодным оружием.

Досье, однако, было неполным. Я не знал главного – почему они работают на нас. Симпатия ко всему русскому? Желание очистить свою страну от всякой нечисти? А может, все трое просто хладнокровные наемники, готовые работать на кого угодно, лишь бы платили? Последний вариант устраивал менее всего: не хочу, чтобы мою спину прикрывали люди, которых можно перекупить – пусть даже чисто теоретически.

Глава четвертая

Лепестки сакуры

Что бы ни было причиной участия этих людей в нашей операции, надо отдать им должное – они были настоящими профессионалами. Через час беседы с ними мне стало многое понятно про нынешнюю деятельность Димки Орлова. Он курировал контрабандные поставки подержанных японских автомобилей в Россию и Северную Корею – сначала по линии нашего ведомства, работая под прикрытием, но потом, видимо, почуял вкус к большим деньгам и продался тем, чью деятельность обязан был пресекать.

Сперва он гнал в Центр недостоверные данные, а затем – откровенную дезинформацию. И это была не просто деза. Однажды он передал сообщение о том, что у Сахалина с японского сухогруза, трюмы которого были переоборудованы под перевозку продукции автопрома Страны восходящего солнца, состоится передача партии автомобилей на борт зафрахтованного контрабандистами судна. Перепроверка сообщения подтвердила это, но не смогла установить, что охранять нелегальный груз будет вооруженный катер. В итоге наши пограничники попали под обстрел, и четверо из них погибли.

Так Орлов стал предателем, и его следовало убрать, однако сделать это оказалось не так-то просто. У бывшего детдомовца, бывшего сотрудника спецслужбы появилась амбициозная цель: он решил потягаться с самой якудза, оттяпав у нее изрядный кус нелегального бизнеса. Пользуясь своими связями в среде контрабандистов, Орлов сколотил собственную банду по-военному: субординация, жесткая дисциплина, за малейшую провинность – наказание, причем зачастую непропорционально жестокое. Ни наркоман, ни алкоголик, ни психически неустойчивый человек не мог попасть сюда.

Наверное, поэтому его небольшая армия действовала весьма эффективно – ее преимущество перед якудза заключалось в том, что, при всей дисциплине и единоначалии, на которых держалась группа Орлова, в последней не было клановости и презрения к нижестоящим, да и доходы делились по справедливости. Так что рассчитывать на то, что удастся найти предателя уже среди людей Васи, не приходилось, но можно попробовать выйти на его конкурентов, дабы те оказали помощь в устранении своего соперника – якудза должна быть весьма в этом заинтересована.

Этот план мы и обсудили с бойцами, которые, конечно же, не были обычными боевиками – послушными и тупыми исполнителями чужой воли. Они соображали не хуже меня, а уж в знании местных реалий во многом превосходили, так что эти два японца и японка стали моими проводниками в криминальном мире Страны восходящего солнца и надежным прикрытием. Для начала было решено, что я должен вернуться в Киото и поселиться в небольшой уютной гостинице, хозяйка которой в курсе операции – именно она должна организовать мне встречу с единственным проверенным информатором.

Тем временем мои ребята прощупают выход на местного кумитё – высшего начальника действующей здесь группировки якудза. Затея, надо сказать, рискованная, и это при том, что в Японии мафия существует полулегально, ведя свою деятельность посредством множества подставных, но официально зарегистрированных фирм. Однако нельзя просто прийти в такую фирму и сказать: «Сведите меня с боссом. У меня для него важное сообщение», – служащие фирмы в лучшем случае сделают вид, что не поняли, о чем речь, а в худшем – отправят за твоей головой дэката, рядовых убийц.

Впрочем, это не моя забота – меня проинформируют об исходе, каким бы тот ни был. Если все получится, с кумитё мне придется общаться лично, причем от имени своего руководства, ведь якудза никакой легендой не проймешь; и не просто общаться, а предложить что-нибудь интересное для мафии: например, данные по имеющимся у нашего противника активам, по сути передав его бизнес японским криминальным воротилам. Это не слишком щепетильно, но борьба с местными бандами не входит в задачи нашей службы – мы обеспечиваем безопасность только своей страны.

Распределив обязанности и наметив план действий на ближайшие дни, мы разошлись – ребята сразу покинули школу Уэны-сан, а мне предстояла встреча с ее основателем.

Сдерживая волнение, я переступил порог домика в глубине двора – традиционный японский дом, разве что кровля не соломенная, а из черепицы. Гэнкан – прихожая; васицу – комната, которую делят на две части сдвижные внутренние перегородки фусума – рамы, обтянутые рисовой бумагой; камидана – ниша для ками, небольших фигурок, изображающих традиционных японских божеств – хранителей домашнего очага.

Сняв обувь, я поставил ее мысками к выходу и шагнул в комнату. Учитель, который, казалось, не изменился за эти годы, сидел на татами. Увидев меня, он, не вставая, сдержанно поклонился. Я ответил ему поклоном, но более глубоким, после чего опустился на колени, а потом сел на пятки. Несколько минут мы молчали: в традиционной культуре Страны восходящего солнца не принято тараторить в первые мгновения встречи, особенно если разлука была долгой – нужно проникнуться величием и глубиной момента.

Потом старый учитель заговорил. Он не спрашивал у меня, зачем я приехал в Японию. Я не уверен даже, что он был в курсе того, что мы устроили в его школе конспиративную квартиру. Никто не собирался обманывать старика, ведь его дом был открыт для всех и каждый входящий имел право не говорить о том, кто он и зачем пришел. Впрочем, совсем уж чужие здесь появлялись редко. Туристы не знают, что этот дом – вернее, несколько домов в одном обширном дворе – школа карате, а местные жители уважают чужую собственность. Иными словами, сюда может зайти только тот, кто знает, зачем идет.

Уэна-сан говорил о другом. Он восхищался наступающей осенью, так, словно никогда ее не видел. Потом начал рассказывать о своих учениках, причем напропалую расхваливал их, будто они уже превзошли наставника. Оставив в покое действительные и мнимые достоинства своих воспитанников, Уэна-сан перешел к музыке, сравнивая ее с голосом ветра, завывающим в зимних ущельях.

Я слушал, стараясь не пропустить ни слова, хотя совершенно не понимал, к чему он клонит, почему не задает вопросов и не рассказывает о себе. Другой на моем месте перебил бы старика и потребовал объяснений, но я знал, что учитель ничего не делает просто так, и надо было запомнить все, что он скажет.

Когда мастер умолк, он поклонился, давая понять, что аудиенция окончена. Я поднялся, согнулся в пояснице и вышел, так и не произнеся ни слова. М-да, задал мне Уэна-сан загадку. Что он всем этим хотел сказать? И почему не дал мне и рта открыть? Неужто в школе могли установить жучки? Вряд ли. А если даже и установили, то наши должны были проверить и найти. Или все тоньше, чем мне кажется, и странная встреча с учителем не имеет никакого отношения к нашей возне? Я ломал над этим голову, когда поднимался по тропе к храму Курама-дэро, спускался по канатной дороге к городку Курама, возвращался на поезде в Киото…

Так ничего и не надумал, да и нельзя было мне сейчас отвлекаться на поиски отгадок: предстояла встреча с информатором, и устроить ее должна госпожа Кояма Химари, хозяйка гостиницы с немудрящим для Японии названием «Сакура». Имя информатора моим людям неизвестно, из чего следует вывод: хозяйка не просто передаточное звено. Значит, к ней нужно присмотреться и быть осторожным. На станции я взял такси и через пятнадцать минут был уже в гостинице. Вернее, возле нее, ибо «Сакура» тоже представляла собой постройку, стилизованную под старинную японскую архитектуру, и просто так зайти с улицы в нее было нельзя.

Что ж, японцы выкачивали из своего прошлого максимальную прибыль, и понятно, что здесь-то случайных людей хватало. Следовательно, среди них мог затеряться кто угодно, в том числе и убийца, подосланный Орловым… Стоп-стоп-стоп! Что это я? Недооценивать противника нельзя, но и приписывать ему всемогущество – тоже. Разумеется, предатель понимает, что контора не ограничится теми двумя бедолагами, которых он уже угробил, не считая Матвея. И еще он понимает, что в следующий раз Центр должен прислать кого-то посерьезнее – может быть, даже меня. Однако ему неизвестно, когда я приду по его душу, и не стоит торопиться извещать его об этом.

Отель «Сакура» только снаружи напоминал дворец эпохи Эдо, хотя и был построен наподобие хонжина – главного здания древней японской столицы, которое служило гостиницей для проезжающих даймё – крупнейших военных феодалов старой Японии – и прочей знати. И теперь в хонжине тоже жили самые богатые постояльцы. В примыкавших к нему зданиях – ваки-хонжинах – жили гости попроще, как и в прежние времена, когда такие постройки служили пристанищем для простых людей. Все эти здания имели отдельные ворота и особые входы, которые вели в приемные комнаты, располагавшиеся со стороны главного фасада. Номера же, как и полагалось, находились на верхних этажах.

Последнее было не очень удобно в смысле возможных путей отхода, но зато рядом с отелем находился буддийский храм с примыкающим парком. Портье, увидев мои документы, тут же позвонил хозяйке. И вскоре она появилась в вестибюле – в традиционном кимоно и сабо. Я невольно поймал себя на мысли, что в этом нарочитом следовании старине есть что-то неискреннее, ведь современные японцы на самом деле привержены культуре и образу жизни предков не более, чем другие народы: уважают, чтут, но живут уже по-иному. Тем не менее я поклонился Химари-сан, приветствуя ее по-японски.

– Добро пожаловать! – откликнулась она в ответ. – Пойдемте, я провожу вас к номеру.

Взяв электронную карточку-ключ у портье, я направился вслед за хозяйкой. Мы поднялись в лифте на третий этаж, подошли к двери номера; отворив ее, я пригласил Химари-сан внутрь. Та сняла сабо, сразу став меньше ростом, вошла, я – следом. Щелкнул замок, мы остались наедине. После того как я избавился от портфеля, что вручил резидент, у меня не было чего-то, что бы я нес в руках. Да и в карманах, кроме документов и денег, тоже ничего. Так что я только разулся и снял куртку. Прошел в комнаты. В номере их было две – спальня и гостиная. Хозяйке сесть не предложил – в кимоно удобно сидеть только традиционным способом, – и сам остался стоять.

– Здесь можно разговаривать свободно, – сказала она. – Кроме того, есть все необходимое – вы сами найдете, а при малейшей надобности обращайтесь ко мне. Сейчас вам принесут обед. Вы какую кухню предпочитаете – русскую, японскую, американскую?

– Пусть будет японская, – улыбнулся я.

– Наш друг прибудет через два часа. И будет ждать вас в парке, неподалеку от храма То-дзи.

– Как я его узнаю?

– Он сам подойдет к вам.

Химари-сан поклонилась и вышла. Я первым делом обследовал номер – по профессиональной привычке, а не потому, что не доверял хозяйке. Гардероб был набит одеждой и обувью на все случаи жизни – кажется, случись прием в императорском дворце, и для него бы нашлась экипировка. Самое интересное из обнаруженного в номере хранилось в одной из обувных коробок – «Глок-26», субкомпакт для скрытого ношения, и к нему шесть полных магазинов «люгер» 9 мм. Хорошая штука, но в Японии, помешанной на безопасности, с пистолетом особо не походишь…

В дверь постучали. Я сунул «глок» в карман и пошел открывать. Около порога переминался с ноги на ногу официант из ресторана, с обедом. Пропустил его в гостиную, там он разгрузил поднос, получил чаевые и ретировался. Я оглядел принесенные блюда. Ничего неожиданного: суп мисосиру, лапша удон, мясное – якитори, нику-дзага и рыбное – сашими; ну и пиво. Я не торопясь, со вкусом поел, потом принял душ и переоделся. Посмотрел на часы: до встречи с информатором осталось пятнадцать минут. Пора идти. Лучше прибыть заранее и осмотреться на месте. Пистолет решил оставить в номере – это только в кинобоевиках агент разгуливает по чужому городу вооруженный до зубов.

У моего ваки-хонжина имелся отдельный выход не только на улицу, но и в парк, им я и воспользовался. Парк Тодзи был тоже, разумеется, традиционным: пруды, водопады, ручьи, мосты, древний фонтан и неизменный чайный домик. Над багряными, золотистыми, пурпурными кронами деревьев возвышалась крыша одноименного буддийского храма, черепичная кровля которого напоминала драконью чешую. По дорожкам бродили туристы и монахи – правда, в отличие от праздношатающихся иностранцев, служители храма были заняты делом: они подметали дорожки, собирали опавшие листья, чистили ручьи и пруды. На меня никто не обращал внимания.

До встречи осталось три минуты. Если «наш друг» не опаздывает, он должен находиться уже где-то рядом. В прямой видимости была только семейка туристов: мама, папа и двое ребятишек, девочка пяти и мальчик восьми лет – ну, примерно. Еще я видел обритого наголо монаха в черно-желтом одеянии, который шаркал метлой в двух шагах от меня. И больше никого. Семья отпадает. Неужто монах? Или это ряженый? От Японии всего можно ожидать. Я пристально посмотрел на него, но он не обращал на меня внимания, полностью сосредоточившись на своем деле.

– Konnichiwa!

Я оглянулся: позади меня стоял молодой японец. Очки, черный костюм, белая рубашка, темный галстук. С виду клерк из фирмы средней руки, такие заполоняют общественный транспорт в больших городах по утрам и бары – вечерами. С его внешностью нет ничего проще раствориться в толпе. Вот только как он сумел подобраться ко мне незаметно? Ведь я нарочно торчал на открытом месте, делая вид, что любуюсь красотами парка, для чего поворачивался на триста шестьдесят градусов. И все-таки этот очкарик с аккуратно постриженной челочкой подкрался ко мне в те несколько секунд, когда я смотрел в другую сторону.

– Здравствуйте! – ответил ему я, тоже по-японски.

– Меня зовут Ишима, – представился парень. – Я экскурсовод. Поэтому будет выглядеть естественно, если мы двинемся в направлении храма. Жестами я буду показывать на различные достопримечательности, но слова мои будут о другом.

– Я вас понял, господин Ишима.

Мы двинулись вдоль дорожки. Мой «экскурсовод» показал рукой на древний, но неработающий сейчас фонтан и заговорил:

– Интересующий вас господин…

– Васи, – перебил его я.

Ишима кивнул и продолжил:

– Господин Васи должен прибыть в Киото через несколько дней. Его резиденция находится в районе Саке, станция метро «Кокусай-кайкан». Более точный адрес пока сообщить не могу, поэтому потребуется еще встреча. Сейчас в городе много людей господина Васи, он желает обеспечить свою безопасность, поэтому они будут искать гайдзина из России по приметам, которые господин Васи им сообщил…

Неожиданно подул сильный ветер. Что-то прилипло к моей щеке… Я машинально стер это с лица и посмотрел на пальцы – лепесток сакуры. Осенью?.. Ветер усилился, свет вечернего солнца померк. Внезапно разразилась буря, что несла в воздухе мириады розовых лепестков. Мой «экскурсовод» растерянно оглянулся. Он хотел что-то сказать, но лепестки залепили ему очки, ноздри и норовили протиснуться между неплотно сомкнутыми губами. Я его понимал. Мне тоже хотелось разинуть от изумления рот, но я опасался, что захлебнусь ветром вперемешку с лепестками давно отцветших деревьев.

Глава пятая

Во всех подробностях

Я заметил, что буря, несущая лепестки сакуры, удивительным образом не задевает растущие в парке деревья, и даже вода в прудах остается спокойной. Кроме нас с информатором, на аллее никого не было… нет, ошибка: была еще девушка, японка – она шла нам навстречу, загадочно улыбаясь. Ее лицо мне знакомо… Ну конечно! Та самая девушка с катаной, которая в моих видениях стремительным вихрем носилась по додзё, рассыпая лепестки! Ветер, девушка, лепестки… Неужели это не галлюцинация?.. Я оглянулся на своего «экскурсовода». Судя по изумленному взгляду, он тоже ее видел – значит, это происходит на самом деле.

– Кицунэ! – вдруг выкрикнул Ишима, показывая на девушку.

Я снова повернулся к ней. Ветер взметнул подол ее длинного платья, и мне показалось, что это не ткань, а лисьи хвосты, которых было то ли три, то ли четыре. И в следующий миг буря прекратилась, лепестки опали, а девушка исчезла. Выходит, все-таки галлюцинация?..

Мой спутник стряхнул с себя лепестки.

– У вас есть еще что мне рассказать? – спросил я, глядя, как они кружатся, падая на землю.

– Нет, господин, – ответил он. – Сегодня я постараюсь выяснить точное место пребывания господина Васи и завтра в пятнадцать часов смогу сообщить вам.

– Где же мы с вами встретимся?

– В ботаническом саду. У входа со стороны станции метро «Кита ям а».

Мы поклонились друг другу и разошлись, затем я вернулся в отель. Среди вещей, которыми меня снабдила группа через хозяйку гостиницы, был и телефон, но, выходя на контакт с информатором, я оставил аппарат в номере. Разумная предосторожность: современные средства связи легко отследить, и лежащий в кармане телефон вполне может служить маячком для тех, кого очень интересует маршрут передвижения агента.

Вернувшись в номер, я тут же проверил поступившие сообщения. Их было два: одно было о том, что послезавтра состоится подписание контракта на поставку зерновых (я все еще по легенде был бизнесменом с сельскохозяйственным уклоном), что означало прибытие через два дня в Киото главного объекта, то есть Орлова; второе сообщало о сумме, переведенной на мой счет некой фирмой. Это SMS тоже не имело отношения к бизнесу, потому что содержало информацию о количестве взрывчатки, завезенной в порт Нагасаки.

Иными словами, противник действовал: готовился к совершению крупного теракта; вряд ли с политическим целями – какое дело Орлову до политики?.. Скорее, с коммерческими: убрать конкурентов с рынка либо через уничтожение активов, либо через серьезный подрыв деловой репутации, а возможно, и тот и другой способы вместе. Подрыв, взрывчатка… Сто тонн – это очень много. Если подорвать ее в порту, будут не только жертвы, но и серьезные разрушения. Нужно понять вот что: действует ли Васи по собственному почину либо выполняет заказ, и если так, то кто заказчик?

Устранить предателя мало, надо не дать ему совершить задуманное – в ином случае победа не будет полной. Значит, мне нужно больше данных, пусть наша разведка потрудится. И я написал ответное сообщение: «Деньги получены, спасибо, но срочно требуется детализация данных движения по счету».

Теперь оставалось только ждать. Лишь со стороны кажется, что наша работа – это погони, стрельба, слежка, уход от преследования… Врать не буду, все это тоже случается, но больше всего приходится ждать, вернее выжидать, так что главное качество разведчика – терпение.

За окнами номера стемнело, и теперь разглядеть можно было лишь россыпь городских огней. Ночью все города мира выглядят одинаково – различия видны только при свете дня. Ответа все не было, это и понятно: пока не собрана и не зашифрована должным образом конкретная информация, никто попусту отвечать не станет.

Я поужинал, посмотрел телевизор и лег спать пораньше. Снилась мне бегущая вода, качающая на своих волнах розовые лепестки и смутное, колеблющееся отражение девичьей фигурки. Я знал, что это та самая девушка, которую я видел сегодня в парке храма То-дзи. И информатор тоже ее видел – значит, она не пригрезилась.

Утром, когда я размышлял, заказать ли мне завтрак в номер или спуститься в ресторан, в дверь постучали. За дверью оказалась Кояма Химари – хозяйка и, как выяснилось, моя связная. Теперь на ней был современный деловой костюм, а волосы собраны в пучок на затылке. Я посторонился, пропуская женщину внутрь и не спрашивая, что ее привело ко мне в столь ранний час: раз пришла – значит, надо. Телефон я проверил, едва проснувшись: новых сообщений не было. Может, Химари-сан что скажет? Она прошла в гостиную, села в кресло. Я воспринял это как приглашение к беседе.

– Извините за непрошеное вторжение, – произнесла хозяйка, – однако полученная по вашему запросу информация настолько ценна, что ее нельзя доверять даже зашифрованной связи.

– Да-да, слушаю вас! – подбодрил я связную.

– В Нагасаки построили новый терминал для перекачки сжиженного природного газа, принадлежащий компании «Тайё». Хранилища сейчас заполнены на пятьдесят процентов, но к концу месяца будет уже семьдесят пять.

– Это все?

Химари-сан кивнула.

– Благодарю вас!

Она поднялась, я тоже – и опять поклоны… Да, здесь у них радикулит не наживешь.

Оставшись один, принялся размышлять. Если судно со взрывчаткой подогнать к терминалу с СПГ вплотную и подорвать, взрыв будет многократно усилен детонацией газа в хранилищах, и тогда снесет не только порт, но и город. А это, с учетом плотности здешнего населения, десятки тысяч жертв, как при бомбардировке в 1945-м, только без радиации. И весьма серьезный актив компании «Тайё» перестанет существовать, и обвинить в катастрофе можно будет иностранное государство – Северную Корею, например… Или, что гораздо хуже, Россию.

Вот куда ты метишь, Димка Орлов! Тебе мало отбиться от рук, ты еще хочешь нагадить Родине! Ну уж нет, не выйдет у тебя. За все придется ответить: и за Матвея, и за других ребят, и за остальные художества. Теперь понятно, почему именно меня Суходольский рекомендовал Гриневу. Знал отставной генерал, как я реагирую на угрозу своей стране. Неоднократно им проверено, и не на словах, а на деле.

Но тогда и приоритеты меняются. Предотвратить обычный теракт – это одно, а теракт, чреватый серьезными международными осложнениями, – другое. Международные осложнения – это казус белли. Я взял телефон, в список контактов которого были внесены три номера, и отправил всем троим абонентам по три звездочки: ***. На нашем языке это означало срочный сбор. Так как явочной квартирой в Киото был мой номер в отеле «Сакура», мне опять оставалось только ждать. Вскоре от каждого из своих бойцов я получил по звездочке, подтверждающей, что вызов принят и вся троица едет сюда. Я решил, что успею позавтракать, а заодно предупредил хозяйку: будут гости. Она кивнула, и этот жест означал не только то, что она меня поняла, но и то, что примет меры, если нам попытаются помешать.

Через час все трое были в моем номере. Мы расстались только вчера, но у меня возникло ощущение, что я и эти молодые японцы перестали быть чужими друг другу: нас сблизили общая задача и общая тревога. Думаю, они не хуже меня понимали всю серьезность угрозы, осталось только проверить на деле, насколько мы заодно. Я попросил ребят выключить телефоны и свой тоже отключил. Несколько минут мы молчали. Японцы были так воспитаны: ждали, пока заговорит старший. Я же обдумывал, с чего начать.

– План меняется, коллеги, – произнес наконец я. – Сначала нужно предотвратить саму возможность взрыва и только потом приступать к выполнению главной задачи.

– Разве устранение Васи не решает проблему взрыва, сэнсэй? – спросил Нода Хирота.

– К сожалению, нет, – сказал я. – В данном случае гибель босса сама по себе не предотвратит теракт. Еще вопросы есть?

Бойцы промолчали.

– Предложения?

– «Тайё» курирует Ямагути-гуми, – сказала Мацумото Мэй. – Выйти на ее босса можно через Всеяпонское общество содействия развитию погрузочных и разгрузочных работ. Меньше всего якудза заинтересована в уничтожении порта, тем более терминалов СПГ.

– Принимается, – сказал я. – Если сумеете обеспечить меня соответствующим контактом, буду благодарен. Тем не менее исходим из того, что мы останемся одни против подпольной армии Васи. Какие действия мы еще можем предпринять?

– Предупредить портовые власти, – предложил Уэда Ямато.

– Правильно, – кивнул я. – Хотя это почти то же самое, что предупредить Ямагути-гуми. И тем не менее это нужно сделать, но не самим, а через надежного человека, который не имеет к нашей операции никакого отношения.

Все трое кивнули, что означало и согласие со мною, и то, что мои слова приняты к исполнению.

– Теперь о судне со взрывчаткой, – проговорил я. – Что нам известно?

– «Цусима-мару», бывший транспорт времен Второй мировой, – начала рассказывать Мэй. – Водоизмещение – шестьсот тонн. Принадлежит компании «Тако». Фирма явно подставная. Экипаж – сорок человек, в основном малайцы. Скорее всего, беглые преступники, ибо компания «Тако» занимается разными сомнительными перевозками.

– Как же оно оказалось на внутреннем рейде Нагасаки?

– Взятки.

– Понятно, – сказал я. – Выходит, портовые власти закрыли глаза на содержимое трюмов «Цусима-мару». Тогда предупреждать их не только бессмысленно, но и опасно. Можем спугнуть. Судно уйдет в неизвестном направлении. Ищи-свищи…

Последние два слова я произнес по-русски, и ребята меня не поняли. Ну да ладно.

– Можем мы побывать на борту?

– Я могу, – сказала Мэй.

– Почему именно вы?

– Матросов не отпускают на берег. Они в международном розыске. А я девушка! – как нечто само собой разумеющееся произнесла она.

Признаться, я опешил от такой откровенности. Она это серьезно?!

– Как вы это представляете?

– Если вы пойдете со мною.

– В качестве кого?

– Сутенера.

– А их не насторожит, что я русский?

– Если они имеют дело с Васи, то к русским должны уже привыкнуть.

– Допустим, – буркнул я, все еще не веря, что девушка, пусть даже работающая на нашу контору, может спокойно рассуждать о таких вещах. – Как мы осуществим эту вылазку?

– Захватим с собой побольше алкоголя, – принялась объяснять боец Мэй, – разумеется, со снотворным. Я соберу их в кубрике, буду перед ними танцевать. Они начнут пить, вы будете меня охранять, пока они не уснут. Дальше корабль окажется в нашем распоряжении.

– Я понял. Завтра дам ответ. В любом случае выход на якудза надо будет отработать. Связь с портовыми властями отменяю. Все, расходимся.

Мне тоже пора было собираться. Покопавшись в гардеробе, выбрал одежду, которая изобличала меня как туриста-одиночку. По этой причине не стал брать пистолет, а вот телефон взял: не мешает для виду сделать с десяток бессмысленных фотографий, турист все же…

Я вышел из отеля за полчаса до назначенного времени. Пешком добрался до станции метро «Годзё», по дороге фотографируя что попало. Станции на красной ветке Киотского метрополитена закрытого типа, как некоторые в Питере. Подходит поезд, и одновременно раздвигаются двери и на платформе, и в вагонах. Я вошел с толпой других пассажиров.

Метро в Киото сравнительно новое. Дизайн станций скромный. После всей этой вычурной исторической экзотики на поверхности глаз отдыхает на полированном металле и строгих линиях.

Я обдумывал предложение Мэй; уж очень отдавало оно дешевым кинобоевиком… И все же идея была соблазнительной. Можно было попытаться разом покончить с затеей Орлова. Скажем, если затопить судно на рейде, открыв кингстоны. В крайнем случае жертвами станут четыре десятка подонков, по которым тюрьма плачет, если не хуже.

Все это было не так-то просто. В том числе и в моральном смысле. В любом случае требуется разрешение Центра. Однако чтобы его запрашивать, план нужно разработать в мельчайших подробностях. Как мы попадем на судно? Варианты отхода? Кто нас прикроет, если все пойдет не как надо? «Цусима-мару» наверняка охраняется. Если я возьму ствол, у меня его обязательно отберут при обыске. Конечно, мы с Мэй умеем драться и без оружия, но, если у охраны «калаши» или американские «М-16» либо израильские «Узи», нам ни карате, ни джиу-джитсу не помогут, потому что реальная операция – это не кино…

Я что, уже готов согласиться на такой дикий план? Надо выбросить всю эту чушь из головы! По крайней мере, пока не встречусь с информатором. Эх, как мне не хватает сейчас Мотьки – вот бы с кем посоветоваться… Как же он не уберегся? Знал же, с каким подонком имеет дело! Впрочем, а кто бы уберегся – один, против целой банды? Последнюю пулю в Орлова всажу от имени Матвея Александровича Кислицына, пусть земля ему будет пухом.

Объявили станцию «Китаяма». Я вышел на платформу, поднялся по эскалатору. Наверху поток пассажиров разделялся: местные разбредались по домам и магазинам, туристы спешили узреть здешние достопримечательности – храмы Камигамо и Кинкаку-дзи. Самый жидкий людской ручеек направлялся к ботаническому саду. Для посетителей сад работает до пяти вечера, а пускать перестают и того раньше. Много ли за пару часов успеешь осмотреть, даже при всем желании? Ведь территория этого красивейшего места огромна! Я после встречи с информатором и сам с удовольствием погуляю до закрытия: в таком месте хорошо думается.

Я пришел вовремя, но Ишимы у входа не было. Опаздывает? И позвонить нельзя: не знаю его номера. Придется ждать, и лучше зайти внутрь ограды, чтобы не торчать на улице у всех на виду… Минуты шли, а информатор не появлялся. Несколько раз мне казалось, что среди японцев, которые проходили мимо, я вижу Ишиму – все-таки молодых очкариков, одетых как среднестатистический клерк, в городе хватало, – но каждый раз это был не тот, кого я ждал. Видимо, с ним что-то случилось. Я постановил себе прождать в общей сложности час и возвращаться в гостиницу; теперь уже не до прогулок…

Случайно посмотрев под ноги, я увидел лепестки на дорожке. В ботаническом саду обычное вроде зрелище, вот только это опять были розовые лепестки цветущих плодовых деревьев, которые называют в Японии «сакура», объединяя сразу несколько видов растений, а осень – неподходящее для цветения время…

Лепестки не валялись где попало, а узенькой полоской уходили в глубь сада. Они словно на что-то указывали или заманивали куда-то. И хотя это было довольно глупо, я пошел по следу. Видимо, придется привыкать к мистическим совпадениям и галлюцинациям, что сопровождают мое несентиментальное паломничество в Страну восходящего солнца.

Глава шестая

Сбор информации

Лепестки вились прихотливыми петлями, заманивая меня в глубь ботанического сада. Я понимал, что это может оказаться ловушкой… Шрам, оставшийся от давно зажившей раны на щеке, вдруг заныл… И тем не менее я продолжал шагать вдоль розового пунктира, оставаясь начеку. Нельзя поддаваться кажущейся безмятежности осеннего дня, позволить заворожить себя красоте этого чудесного места. Легко быть готовым к любой неожиданности, когда вокруг тебя грязь и мерзость запустения, но красота расслабляет, настраивает на благодушный лад.

Я не поддался и правильно сделал, потому что, дойдя до пышных зарослей рододендрона, едва не споткнулся о ноги, торчащие из-под кустов. Аккуратно разведя ветки, я увидел бледное лицо своего информатора, открытые глаза и… перерезанную глотку. Сомнений не было: это почерк якудза, ну или тех, кто хочет, чтобы подозрение пало на нее. Я мысленно попрощался с Ишимой – большего для него сделать не мог, – затем неспешным шагом праздного гайдзина двинулся к выходу. И вдруг налетел ветер, взметнув лепестки сакуры и словно растворив их в себе – ни одного розового пятнышка не осталось на дорожке.

Несколько раз я останавливался возле разных растений, наклонялся к табличкам, будто читая их, и, выпрямляясь, рассеянно озирался. «Хвоста» за мною не было, и я очень надеялся, что камеры видеонаблюдения не установлены здесь на каждом шагу: оказаться среди подозреваемых в убийстве молодого японца, совершенном в ботаническом саду города Киото, мне не хотелось. Вмешательство полиции в наши дела будет, мягко говоря, излишним. Достаточно того, что за мною скоро начнут охоту люди Орлова; вернее, уже начали. Васи действует в японской традиции, будь она проклята… Убив информатора, он оставил предупреждение мне. Ну или не мне, а абстрактному человеку из Центра, если преданные Орлову люди пока еще не установили мою личность.

Как ни бесчеловечно это звучит, но в убийстве Ишимы есть и положительный момент. Враг нервничает и уже совершает ошибки: убивать информатора, не выяснив, с кем он встречался и о чем успел рассказать, глупо и непрофессионально. А в том, что несчастного Ишиму убили, не задав ему ни одного вопроса, сомнений нет. Ботанический сад, может, и подходит для ликвидации, но явно не для пыток.

Я неспешно покинул это чудесное место, оскверненное пролитием человеческой крови, и двинулся к стоянке такси. Нельзя возвращаться в отель на метро: возможных преследователей следует поводить за нос, а потом и вовсе сделать так, чтобы они меня потеряли. Таксисту я назвал первый пришедший на ум адрес. Парень оказался хитрованом, решил нагреть руки на наивном гайдзине, который плохо знает город, а потому не подозревает, что шофер намеренно петляет по одним и тем же улицам, чтобы накрутить сумму на счетчике. Бедолаге и в голову не приходило, насколько я ему благодарен за это – впрочем, по чаевым, что я ему дал, наверное, догадался.

Я вышел в районе города, который обычно не посещают туристы, поплутал по улочкам, стараясь обнаружить слежку, если таковая имелась, но ее не было. И все-таки на всякий случай взял еще такси и поехал на противоположный край Киото, там еще побродил; «хвоста» вроде не было – я не заметил ни одной подозрительной машины или человека. Только тогда я вернулся к «Сакуре» на обычном пассажирском транспорте. Не заходя в свой ваки-хонжин, засел в баре напротив: во-первых, немного выпить мне не мешало, а во-вторых, надо было понаблюдать за гостиницей.

Мои скитания по городу заняли все оставшееся светлое время суток, так что бар я покинул, когда уже стемнело. Сюрприз ожидал в вестибюле: весь пол оказался усеян все теми же розовыми лепестками, а три женщины, включая хозяйку, собирали их пылесосами. Интересные у меня галлюцинации, мало того что их видят и другие люди, так они еще случаются и в мое отсутствие. Как тут не поверить в то, что шрам у меня от лезвия призрачной катаны… И вообще, что это со мною творится? Может, и впрямь по возвращении в Россию показаться мозгоправу? По крайней мере, спишут подчистую, и никакие полковники даже не пикнут: психически неустойчивый агент опаснее агента-предателя.

Увидев меня, Химари-сан выключила пылесос, кивнула уборщицам, дескать, заканчивайте, и подошла ко мне. Не из вежливости. Отведя меня в сторонку, проникновенно прошептала:

– К вам приходила гостья.

– Кто такая?

– Она не назвала своего имени. Очень красивая девушка. Просила предупредить вас.

– О чем?

– О том, что вам грозит опасность. Она предлагает вам срочно вернуться в Россию.

– Она как-то это мотивировала?

– Не успела… Такой ветер поднялся, настоящая буря! Двери распахнулись, и… теперь у нас все в лепестках… Их, наверное, миллион. Уже третий час вычищаем.

– А девушка?

– Ушла, видимо. По крайней мере, никто из персонала ее больше не видел. Мне только почудилось… – Химари-сан осеклась.

– Что именно?

– Мне кажется, я услышала ее голос, когда мы пытались закрыть двери. И она сказала: «Не убирайте лепестки, будет беда!»

– И все-таки вы убрали?

– Вы не видели, что здесь творилось, – вздохнула хозяйка. – А у меня постояльцы…

– Благодарю вас! – поклонился я. – Пришлите мне в номер ужин, на свой вкус. И еще… Мне нужен ноутбук с защищенным доступом в Интернет.

– Все будет сделано, господин.

Я поднялся в номер, разделся и залез под душ. Так увлекся мытьем, что не слышал, как принесли заказанное. Впрочем, Химари-сан можно доверять – чужак бы сюда беспрепятственно не проник. На столе увидел аккуратно расставленные тарелки и разложенные приборы. Я прекрасно управлялся с палочками, но из уважения к привычкам моего народа вместе с ними принесли и обыкновенную вилку. Я неторопливо поел, поглядывая на коробку, что лежала на другом конце стола. Надо было сообразить, с чего начать: работа разведчика состоит в сборе данных, и отнюдь не всегда запертых за семью печатями.