ЧУДИЩЕ бесплатное чтение

Меня зовут Майк, я живу с мамой и Молли, нашей канарейкой. Пока весь мой мир – это наша квартира и часть улицы, которую я вижу из окна. Когда ты маленький вокруг одни запреты и правила – «нельзя» и «не могу», но мама говорит: «Это для твоей безопасности, мой милый, – или, – не хочу, чтобы что-то случилось с моим малышом». Мама знает как лучше для меня. Я просто жду – никто не бывает сразу большим.

Я люблю сидеть у окна, могу часами сидеть и смотреть. Кому-то может показаться, что это так скучно смотреть на одно и то же, как разглядывать один рисунок в книге и не листать страницы. Но это совсем не так, за окном не застывшая картинка, а фильм и нужно внимательно смотреть, отвернешься и обязательно пропустишь что-то важное.

И так герои моего фильма. Великан, он же дерево для всех остальных. Он не такой как мы, как пришелец с другой планеты. И я не могу прочитать его мысли, как бы не старался, как будто они написаны на чужом языке, таком сложном, что не выучить за всю жизнь. Иногда я думаю, что он может говорить со мной, если захочет, просто пока ничего важного нет, и он молчит. Он другой, но он всех понимает и мне кажется, он знает всё, что было и будет.

Напротив моего окна живет старик – просто обычный старый дом сказал бы кто-то невнимательный, но не я. Я люблю разглядывать его. Трещины на потемневшем от времени кирпиче, как морщины на старом лице, от земли вдоль стен тянутся густые ветви какого-то растения с темными листьями и маленькими белыми цветочками. Оно цепляется веточками, как тоненькими пальчиками за трещины в камнях и поднимается все выше, выше и выше к самой крыше. В доме никто не живет, окна и двери наглухо закрыты, как будто старик ждет специальных гостей, а пока просто спит, закрыв глаза.

У меня нет роли в этом фильме. У меня нет роли, потому что я режиссер, я сижу и управляю всем, что происходит, я главный.

                   ***

Мимо окна пролетают птицы, иногда они садятся на подоконник, весело чирикают и смотрят на меня с любопытством. Я люблю смотреть на птиц, они вызывают восхищение и восторг, как чудо, к которому нельзя прикоснуться. Я знаю, что Молли тоже птица. И она похожа на птиц на улице, но она другая, всего лишь жалкое подобие, как копия, сделанная с работы мастера неумелой рукой.

Все в ней раздражает меня, и я хочу, чтобы ее не было совсем. Я смотрю на нее.

«Так нельзя смотреть, – говорит мама. – Малыш, ты пугаешь Молли, не смотри так, пожалуйста». Но я все равно смотрю, когда мама не видит. Я просыпаюсь рано-рано и иду смотреть, пока она спит, и я знаю, что причиняю Молли вред, просто мой взгляд – он как острые когти царапает ее. И я знаю – что-то плохое случится с ней, и она тоже это знает, и тоже смотрит на меня из своей клетки.

***

Моя мама очень сильная, она поднимает меня над головой и смеется, что я как пушинка. Мне совсем не страшно так высоко. Она целует меня прямо в нос, мне тоже становится смешно. Когда я вырасту я смогу громко смеяться и ходить на улицу, и разговаривать и еще много всего, как она, тогда никто не будет смотреть на меня сверху вниз.

Мы переехали совсем недавно и поселились здесь в небольшой, но светлой квартире, в маленьком доме на втором этаже. Просто обычный домик в обычном городке. Мама привезла с собой кучу всяких мелочей, и квартира быстро превратилась в наш обычный дом, с нашими цветами, книгами, запахами пирогов, смехом маминых гостей и мамиными куклами, «уродцами», как я их называю.

Они живут в шкафу за стеклом, маленькие мамины пленники. Их тонкие фигурки кажутся такими хрупкими, как будто они могут рассыпаться от легкого прикосновения. Бледные фарфоровые лица, огромные глаза очерчены кругами и полны слез, цветные шелковые платья и аккуратно причесанные длинные волосы. Они пугающе красивы, но в их красоте есть что-то неестественное и живое одновременно, наверное, слишком живое для игрушки. Мама говорит, что каждая кукла единственная и второй такой нет, у каждой есть имя и своя история. Время от времени мама покупает новую куклу, и семья уродцев растет.

Иногда я стою перед стеклянной дверью шкафа и не могу отвезти взгляд, и мне начинает казаться, что их глаза смотрят на меня, я подхожу ближе и ближе. Я хочу узнать их истории, и они наверняка хотят рассказать их кому-нибудь. Еще чуть-чуть и я услышу голоса, шепот, шелест платьев…, но все тихо… Возможно, когда их будет очень много, они смогут вырваться из своей шкафной тюрьмы.

***

Мы только устроились, а наш дом опять полон людей, как будто все мамины друзья переехали вслед за нами. Двери открываются и закрываются, гости приходят и уходят, я немножко ворчу себе под нос, что от них один шум, но на самом деле мне нравится наблюдать и слушать разговоры и мысли. Когда они разговаривают, то это для всех, мысли – только для себя, они так думают. Как музыка, делаешь вид, что увлечен чем-то серьезным, а про себя мычишь глупую песенку. Но я все слышу.

Стук в дверь, ну вот опять кто-то пришел…

– Познакомься, Майк, это Мэри и Лили!

В комнату вошла молодая женщина и маленькая девочка. Девочка бережно держала потрепанного плюшевого зайца. Женщина скользнула по мне взглядом, как будто смахнула пыль и они, с мамой оживленно болтая, исчезли на кухне, загремела посуда… Девочка просто осталась стоять.

Она стояла и не двигалась, ее большие голубые глаза смотрели на меня внимательно и немного удивленно.

– Прямо как кукла, если тебя уменьшить и в шкаф к маминым уродам, – я фыркнул.

– Я Лили, мне кажется это невежливо смеяться над гостями, и я бы не хотела в шкаф к уродам, – она говорила серьезно, но в глазах блестели веселые искорки.

От удивления я чуть не упал со стула. Она подошла ко мне и протянула игрушку:

– Это Бенджи, он кролик, а не заяц, он всегда со мной.

– А почему он такой старый?

– Он не старый – ему пять.

– А почему он такой потрепанный, с какими-то драным ухом, тебе что не могут нового купить или в магазине кролики закончились?

– Мне не нужен новый из магазина, чем тогда он будет отличаться от других?

– Ну наверное ничем, просто кролик, такой как все кролики должны быть – два уха, хвост.

– Откуда ты знаешь, какие все должны быть? Разве плохо быть особенным, не как все?

– Не знаю, я не особенный.

– Значит ты просто как новый кролик на полке в магазине, не Майк и не Бенджи, а просто новый кролик, как сто тысяч миллионов других, – она пожимает плечами и начинает разглядывать комнату.

– А хочешь посмотреть фильм? – неожиданно предлагаю я.

Мы идем к окну, и я сам не замечаю, как рассказываю ей и про птиц, и про великана, и про старика.

– А я знаю этого старика, – смеется Лили, – это теперь наш дом, смотри, он уже не спит.

И правда. Я смотрю – в окнах свет и на втором этаже окно немного приоткрыто.

– Это мое окно, я не люблю, когда окна плотно закрыты, все волшебство исчезает.

Мама подружилась с Мэри, и они с Лили стали часто приходить в гости.

***

Я просыпаюсь с ощущением, что что-то произошло, как будто какая-то странная тишина, чего-то не хватает. Мама еще спит, как всегда встаю и иду убивать Молли.

Странно, почему я удивлен, это же должно было произойти, она лежала на дне клетки, просто маленькое что-то. Кажется она умерла. Она не двигалась, и я мог ее разглядеть, я бы хотел потрогать ее, но прутья клетки такие узкие.

Мне не терпится рассказать Лили. Что она скажет, может ли так быть, что мой взгляд убил кого-то или это все глупые фантазии, просто совпадение. Я закрываю глаза и наслаждаюсь тишиной, только шелест листьев за окном, еле слышное тиканье часов, я слышу даже свое дыхание и что-то еще, как будто какой-то тихий шепот, звук появляется и сразу тает в воздухе, я напрягаюсь и стараюсь не дышать, кто-то шепчет: «Он это сделал… Не случайно… Я не шучу… Он зло, остерегайтесь…».

«Кто здесь?», – я оглядываюсь по сторонам. Все стихло… шепот доносился из угла комнаты, стараясь шагать совсем бесшумно, я иду через комнату… никого нет, я стою возле маминого шкафа, поднимаю глаза. Конечно! Проклятые куклы! Я всегда чувствовал, что они следят за мной. Сейчас они неподвижны, но их огромные глаза смотрят прямо на меня, и мне кажется, сейчас в них появился страх. Я не беспокоюсь, могут сколько угодно шептаться там за стеклом… Я не чувствую никакой вины из-за Молли, как будто я просто имел на это право, оно было дано мне с рождения, и я всегда знал это. Мама наверное не сильно расстроится из-за Молли, может даже и не сразу заметит.

***

Я оказался прав. Мама сказала только: «Бедняжка». Потом она положила Молли в коробку из-под печенья и закопала под нашим деревом, я смотрел как мама возится с лопатой, стараясь выкопать ямку поглубже, потом она вернулась и убрала клетку за шкаф. Вот и все.

***

Мэри и мама как обычно на кухне, а мы с Лили сидим и смотрим в окно.

– А я убил Молли, кажется… Я так думаю… Я не знаю это возможно вообще… Не знаю… – я говорю быстро, и все это звучит совсем не так как я представлял, – может я вообще зря рассказал, может ей это не понравится, не нужно было… – мысли проносятся в моей голове.

Но Лили просто посмотрела и кивнула головой:

– Да, ты это можешь, ты можешь гораздо больше, чем думаешь, Майк. Я думаю, только мы сами всегда это решаем – что мы можем, а что не можем, понимаешь?

– Я не понимаю, мне кажется, ты такой, какой есть, и это не зависит от того, что ты там себе решаешь.

– Вот смотри, это как домик, ты живешь в нем, а потом зачем-то строишь вокруг забор, и проще, когда выглянул из окна и все видно – все, что у тебя есть. А потом привыкаешь и кажется, что дальше забора идти нельзя или это неинтересно и неважно, или вообще кажется что дальше ничего нет. И вот уже забор из прутиков превращается в каменную стену, и ничего не разглядеть, и стена все выше и выше… У кого-то забор прямо около дома, спустился с крыльца и стена – конец, у кого-то он далеко, еле-еле видно. Понимаешь?

– А у тебя как? – спрашиваю я.

– О, я вообще не люблю заборы, – Лили смеется.

Время проходит незаметно, и я слышу голос Мэри:

– Лили, дорогая, нам пора домой! Чем Вы там занимались с Майком?

– Мы разговаривали.

– О, действительно? Я думала, что Майк не умеет?

– Он не разговаривает словами, мама. Это как будто он шепчет мне в ушко свои истории и чувства, и я отвечаю ему в своих мыслях.

– И что же он тебе сегодня рассказал? Нам бы так интересно было услышать, правда, Джейн? Что мы такого не знаем, – в голосе Мэри насмешка, и мне становится неприятно. – Ну же, Майк, Лили, мы ждем.

– Это Майк убил Молли, – спокойным голосом говорит Лили, – он смотрел и она…

– Прекрати немедленно, что ты такое говоришь! – Мэри резко обрывает Лили.

От неожиданности я вздрагиваю:

– Ты что?!

– Не волнуйся, они все равно не поверят, – Лили наклоняется и шепчет мне в ухо.

– Лили, милая, с чего ты это взяла… да, Молли умерла… Мэри, мне кажется, я не говорила об этом… – голос мамы звучит удивленно.

– Ох, прости, Джейн! Дети такие фантазеры. Не обращай, пожалуйста, внимания, вечно она все выдумывает! Вот под кроватью у нее живет какой-то щенок.

– Мама! Его зовут Тоби! Он не какой-то!

– Ой, извини, у нас Тоби под кроватью живет, а у вас?

Напряжение пропадает, и мама с Мэри опять весело смеются.

– А что за Тоби, ты мне не рассказывала? – спрашиваю я Лили.

– Обычный щенок, он вчера откуда-то взялся, он просто милый щенок и все.

– Лили! Собирайся, нам пора, скоро папа придет, – кричит Мэри с кухни.

Лили и Мэри уходят, и я смотрю на них через стекло, пока они идут через двор к своему дому. Лили как всегда оглядывается и машет мне рукой.

***

Стук в дверь, снова и еще раз. Это бабуля, она стучит и звонит по-особенному, она

считает, что так мы понимаем, что это она пришла, она нас так предупреждает без помощи телефона. Бабуля живет где-то в деревне и приезжает к нам раз в месяц «поучить уму-разуму», как она говорит. Она не знает, что я ее зову «бабуля», она бы конечно такого не позволила.

– Стучу, Стучу! Почему звонок-то не работает, Джейн!

– Да, мама, сломалось что-то, все руки не доходят.

– Мужика потом что в доме нет.

Я выхожу в прихожую. Она как раз осматривает нашу простенькую квартиру с явно неодобрительным видом, и ее взгляд спотыкается на мне:

– Тьфу, чудище!

Когда я был совсем маленьким, я думал что «Тьфучудище» это имя такое, и я каждый раз говорил: «Бабуля, меня же Майк зовут, ты что забыла». Сейчас я понимаю конечно.

Она неодобрительно качает головой:

– Ой, и какой смысл было переезжать в эту дыру?

– Ну мама, это очень милый городок и у меня уже много друзей и …

– А как же Джозеф?!

– Мама, мы расстались…

– Я так и знала, – она охнула, – так и знала, что ты прошляпишь очередного мужика. Ты что хочешь?! Одна остаться хочешь?! Без семьи, без детей остаться?!

– Мама, хватит! Лучше уж одной, чем с кем попало!

– Я что говорю «с кем попало»?! Я не говорю «с кем попало»! Но нужно же думать, делать что-то же, не ждать, что тебе на голову свалится мужик! Искать же где-то! Вот у моей подруги есть сын, прекрасный молодой человек и умный, и воспитанный…

– Мама, прекрати, что за глупости?!

– Ну конечно, мать глупая! Что ты, что отец твой, упокой Господи его душу, все по-своему. Мужика хорошего удержать не можешь, зато вот с чудищем своим носишься, как будто дитя родное.

Я давно узнал это, что я не родной, я слышал как мама и бабуля вместе рассказывали историю о моем появлении:

– Я тогда приехала к маме на Рождество. В деревне настоящая зима, не то что городская грязь.

– А я всегда говорила – в деревне лучше!

– Утром я вышла на крыльцо, всю ночь шел снег, и он сверкал на солнце так, что глазам было больно, и все вокруг было наполнено белым туманом – настоящая сказка.

– Весь двор завалило, два дня потом чистили.

– Крыльцо было под снегом, и я вдруг заметила странный сугробик на нижней ступеньке. Это оказалась небольшая корзинка, с какими деревенские девушки ходят за грибами, ее полностью засыпало, только краешек ручки виднелся из-под снега, и вокруг не было никаких следов, наверное корзинку оставили еще вечером, до того как начался снегопад. Внутри в голубом одеяльце было холодное, неподвижное тельце. Он не подавал никаких признаков жизни, и я подумала, что он умер от холода. Боже мой, это была такая ужасная находка еще и перед самым Сочельником, но вдруг я почувствовала, что его сердечко бьется, очень-очень медленно: тук… и пауза, как будто показалось, но нет опять – тук… Это чудо – он был жив!