Долгая память бесплатное чтение

Лестран тин Менье, штатный летописец потентатов Колхидии

Счастье – это хорошее здоровье

И плохая память.

Альберт Швейцер

Нельзя забывать собственное прошлое. Потому что иначе оно может вернуться в самый, казалось бы, неподходящий момент и так врезать под дых, что не сможешь и вдохнуть. В это Лестран тин Менье верил свято. Опыт предков следует тщательно изучать и делать соответствующие выводы, чтоб потом «привет из прошлого» не смог застать тебя врасплох. А потому летописи должны отражать только истину, даже если она будет такой, что на твоих бумагах поставят гриф «Секретно» и постараются просматривать как можно реже. Или вообще сгноят в архивах.

Но он не будет врать или приукрашивать действительность. Он опишет то, чему был свидетелем максимально беспристрастно. А если потомки предпочтут закрывать глаза на подробности собственной истории… что ж, им предстоит узнать мощь понятия «рикошет».

Чтобы правильно определить особенность здешнего мироустройства, следует использовать такой термин как «вербальная магия». Потому что часть населения целого континента изначально рождалась с умением либо благословить, либо проклясть окружающих. И довольно долгое время, тех, кто был склонен к благословению, понятное дело быстро-быстро подгребала под себя церковь Светлейшего, понадавав им разных статусов и регалий и объявив данную деятельность богоугодной. А тех, кто так и норовил проклясть ближнего своего, соответственно, клеймила отверженными во веки веков и подлежащими уничтожению, аминь.

С чего так суетились церковники, было ясно как божий день: в сознание паствы старательно вбивалась мысль о том, что благословение – это хорошо. А кто несет его в массы для облегчения и улучшения жизни населения? Вот именно. Потому быстро начинаем уважать проповедников Светлейшего со своевременной выплатой положенной девятины и изничтожать вредоносных проклятийников. И население поддержало их с энтузиазмом.

В принципе, понять-то точку зрения населения тоже очень даже можно, кому ж захочется терпеть под боком эдакий источник постоянных неприятностей? Вот горбатился ты, к примеру все лето на поле, вырастил хороший урожай, а злобный сосед взял и проклятьем в секунду превратил его в мусор. И что теперь уже даже не на базар везти, а жрать всем семейством до следующего урожая – вообще непонятно. Или прикупил ты на многолетние сбережения новый дом, а кто-то его из зависти проклял, и торчишь ты посреди пожарища как хрен на блюде. А уж вариантов, когда соперницы насылали на лица вроде как более удачливых в любви подруг фурункулы и прыщи и вовсе было не счесть. А еще проклятийники могли «пожелать» ближним своим заразиться какой-нибудь болезнью со смертельным исходом, и погребальные конторы получали неплохой навар с продажи гробов и сдачи в аренду катафалков. Одним словом, никакого житья от этих вредителей не было. Поэтому желающих разобраться с такими зловредными людишками было ой как много.

И по всему континенту начали вспыхивать костры, негласно поощряемые служителями Светлейшего. Причем разницы по гендерному или сословному признакам не делалось: проклятийник мог оказаться любого пола. И возраста. И положения. Порой достаточно было косого взгляда и простого подозрения, чтоб еще один потенциальный пакостник превращался в пепел. Ясное дело, под таким соусом заодно удалось быстро и эффективно проредить разных недовольных местной властью, которая тоже не стояла в стороне от процесса, хе-хе, «очищения», пусть и в неявном виде.

Так бы со временем и извели всех проклятийников, если бы не случилось исключения. Рокур тин Веронье, двадцатый потентат Колхидии, стал единственным правителем, который отказался тупо участвовать в поощряемой церковью Светлейшего бойне. Он то ли сам додумался, то ли умные люди ему подсказали, но оказался именно тем человеком, кто сумел правильно поставить вопрос: а в чем, собственно, разница между проклятьем и благословением? С точки зрения технического исполнения – никакой, и там и там словесное пожелание. А как насчет смыслового наполнения? Если, к примеру, проклясть сорняки и прожорливых вредителей, урожайность проклятого участка только возрастет, ну так что ж тут плохого? А если, наоборот, благословить какого разбойника на удачный грабеж и неуязвимость от оружия обороняющихся, то, что ж тут хорошего? И таких примеров можно найти довольно много, потому давайте сначала во всем разберемся, а не кинемся рубить с плеча.

Тин Веронье на тот момент стал первым, кто понял: разница между проклятьем и благословением не равна разнице между плохим и хорошим, как талдычили церковники. Разница именно в прикладном характере вербального пожелания. Потому что некоторые способны и благословением изгадить жизнь ближнему своему, причем далеко не одному. А правильно примененное проклятье способно принести уйму благ, если его направить по соответствующему вектору. И пока остальные бездумно и старательно борются с этой напастью, следует подумать о возможном применении талантов проклятийников на благо своей страны.

И результатом долгих раздумий и совещаний стал его эдикт о правах одаренных. Отныне все, проживающие в Колхидии и склонные к любому направлению вербальной магии, рассматривались именно как одаренные, наделенные равными гражданскими правами. Понятное дело, желание попроситься под крылышко такого просвещенного монарха немедленно испытали все недобитые проклятийники континента! И сразу кинулись умолять о присвоении им колхидского гражданства. И нет, потентат ничем не рисковал! Потому что к этому эдикту прилагалась уйма подзаконных актов, жестко регламентирующих поведение одаренных. Которые начинали действовать с момента пересечения ими границы.

Хочешь перебраться в Колхидию? Молодец, проходи, регистрируйся и немедленно на прием к комиссии по обеспечению твоей лояльности. Где будет установлен твой уровень дара и на тебя сходу наложат проклятье, не дающее тебе возможности пакостить вновь обретенной родине. А в случае попытки вредоносного воздействия проклятье активируется и результатом будет мучительная смерть. Не нравится? Вали обратно, видишь, во-он там твои бывшие соотечественники как раз увлеченно собирают для тебя и твоей семьи хворост и прочие горючие материалы. Количество несогласных и желающих вновь примкнуть к бывшим согражданам и прогреться до костей почему-то вдруг резко сокращалось. До нуля. И все эмигранты абсолютно добровольно подписывали согласие соблюдать законы отныне своей страны и добросовестно трудиться на ее благо и процветание.

Потентат с членами Законодательного Собрания все просчитали заранее, ну куда остается деваться беженцам со статусом «вредоносных, подлежащих уничтожению»? Окромя как в Колхидию, больше некуда. Нет, можно, конечно, попытаться затаиться и в других государствах, а потом ежеминутно трястись за свою шкуру и жизнь семьи, но зачем, если есть страна, официально принимающая проклятийников? И требование применять отныне свои способности не во вред, а во благо новой родине уже не кажется странным или чрезмерным. Кому охота селить и кормить бесполезных нахлебников? Кому охота вообще содержать тех, кто сядет на шею и примется пакостить? А денег у беженцев, равно как и возможности их легально заработать без применения дара было, мягко говоря, очень немного. Если они вообще были. Нет, можно, конечно, отказаться работать «по профилю», подвергнуться запечатыванию дара и существовать на грошовое пособие. Но смысл? А тут появляется шанс для приложения своих… хм… осуждаемых остальными государствами способностей, причем за вполне себе неплохую плату. Поэтому прибывающие одаренные, взвесив все за и против, радостно подписывали обязательство не нарушать законодательство и трудиться, где будет велено.

Яснее ясного, такая вызывающая позиция Колхидии не могла пройти мимо внимания правительств остальных стран. И если сначала большинство из них выдохнуло с облегчением, от того, что проблемные жители массово покидали их территорию, то потом самые прозорливые призадумались. Рокур тин Веронье отродясь не отличался глупостью, тогда зачем он сейчас буром прет против общественного мнения? Зачем подгребает под себя проклятые богом и людьми отбросы? Что, собственно, у него на уме? Остальным пора начинать волноваться или как?

Масла в огонь подлили и спохватившиеся служители церкви Светлейшего, сообразившие, что внутренний враг, ради борьбы с которым церковь среди прочего, вроде как, и создавалась, скоропостижно закончился. И ладно бы усилиями паствы и церковнослужителей, так ведь нет же! Эти самые враги теперь благодаря действиям правителя соседней страны ушмыгнули от справедливой расправы и прекрасно устроились в Колхидии! И что, скажите на милость, теперь служителям отвечать на вопросы тупых прихожан, которые чуть не ежедневно настырно интересуются «Наставник, а почему этих наши соседи не жгут, а привечают?» Мало того! Это подрывает авторитет церкви Светлейшего в международном масштабе. И с этим надо было что-то делать. Причем немедленно.

И церковь прямо обвинила потентата тин Веронье в не богоугодном занятии и нарушении догм церкви. «Ересь!» – таков был официальный вердикт церковников по поводу действий правителя Колхидии. И депеши с требованием немедленно прекратить покровительство изгоям и выдать их на праведный суд полетели в Ольвию, столицу Колхидии в количестве неописуемом. Кроме того, в них содержалась угроза отлучения от лона церкви Светлейшего как лично потентата тин Веронье, так и всего населения страны. Предполагалось, что Рокур тин Веронье перепугается и, как верный сын церкви, немедленно выполнит все озвученные требования. И тогда получит шанс отделаться легким наказанием.

И правители остальных государств тоже не остались в стороне, забросав потентата аналогичными требованиями, но сменив характер угроз. Вот они как раз предупреждали тин Веронье, что для приведения в чувство взбрыкнувшего правителя можно ведь использовать и радикальные меры, например, военную экспансию. А что? Если какой-то одиночка считает возможным плевать на мнение целого континента, так у него могут начаться проблемы. Серьезные. А ранее чужая территория вместе с имеющимися у нее полезными ископаемыми соседям очень даже пригодится как собственная. Поэтому, слушайся или сдохни.

Лестран тин Менье, когда добрался в хрониках до описания последующих действий потентата, просто ухохотался, осознав, что именно тот вытворил, и аж восхитился, нет, ну до чего ж стране повезло, ей попался на редкость хитроумный глава! Потому что Правитель Колхидии совершил, мягко говоря, нетривиальный поступок. Для начала он взял и отделил церковь от государства, лишив толстопузых Наставников привычной девятины. И заодно разрешил многобожие. Лицемерно заявив, что стремится соблюсти равноправие и поддержать те конфессии, которые ранее не имели официального права на существование и отправление своих культов. Правда, в том же эдикте оговорился, что культы, связанные с повышенной воинственностью или, упаси все святые, жертвоприношениями будут беспощадно искореняться светской властью, дабы население не пострадало от рук разных фанатиков.

Один эдикт. И столько убитых разом степных попрыгунчиков.

Во-первых, Рокур тин Веронье разом избавился от засилья церковников, которые не просто занимались регулярными поборами, но еще упорно и старательно без мыла лезли во все его государственные начинания. То нельзя, это не делай, а вот за такой поступок – однозначно анафема, ну и зачем ему такая гиря на ногах? Зачем ему те, кто намеренно сдерживает его власть? Отделить и не зависеть! Между прочим, аристократы в большинстве своем восприняли освобождение от тирании и вымогательств церкви буквально с рукоплесканиями. Что касается возмущенных представителей церкви Светлейшего, то всем недовольным потентат тин Веронье кротко и великодушно предложил беспрепятственно покинуть Колхидию. Предварительно перекрыв им доступ ко всем их счетам.

Что интересно, многие Наставники страну так и не покинули. Кто-то по причине искренней веры в Светлейшего, кто-то из соображений отсутствия других умений кроме молитвы, а кто-то и вовсе предполагал организовать местное сопротивление властям силами недовольных истово верующих…

Во-вторых, простой народ Колхидии от эдикта не пострадал и зла на потентата не держал. Право верить в Светлейшего у людей никто не отнял, сделав отныне пожертвования им не обязательными, а добровольными, и добавив к этому праву возможность самостоятельного выбора веры. Например, примкнуть к церкви яганов, допускающей многоженство. Чем часть населения немедленно с удовольствием воспользовалась, принеся в копилку лояльных государству граждан дополнительные голоса. Недовольных также насильно держать не планировалось, границы на выход для них закрывать никто не стал. Но и забрать с собой много скарба у них не получалось, потому что покупать, например, их недвижимое и движимое имущество соседи не собирались, разумно дожидаясь момента, когда недовольные эмигранты будут вынуждены просто бросить свои дома и хозяйства на радость остающимся.

В-третьих, тех, кто верил не в Светлейшего, а в каких-то других божков, в Колхидии насчитывалось не так, чтобы много, всего-то процентов четыре-пять населения, но главным было не это. А то, что эти четыре-пять процентов, благодарные правительству, дозволившему отправление их культов, теперь стали самыми яростными патриотами страны. Более того, начали подтягивать своих соплеменников по скрываемой вере из других стран. Так что уменьшение населения за счет недовольных церковников оказалось с лихвой перекрыто куда более лояльными понаехавшими пригретыми проклятийниками и иноверцами.

Естественно, такой резкий демарш Рокура тин Веронье в принципе не мог остаться без ответа. И, ознакомившись с его эдиктом, правительства стран всего континента, усердно науськиваемые представителями церкви Светлейшего, немедленно ощутили в себе желание действия потентата Колхидии осудить. И покарать. В идеале собственноручно. Больше всего радовались соседи, имевшие общую с Колхидией границу, справедливо полагая, что уж кому-кому, а им сам Светлейший велел оттяпать кусок пожирнее рядом с собой, а вот допускать к разделу пирога тех, кто находится далеко, резона-то никакого и нет. Да и кто ж им такую возможность даст? И Корнуэлль, и Габайон, и Угрения немедленно объявили о начале военных действий и выдвинули войска в направлении своего отрезка колхидской границы.

И пока их войска перебрасывались к границе с Колхидией, правительства стран всего континента вместе с иерархами церкви Светлейшего до хрипоты спорили о разделении грядущих сфер влияния на освобожденных территориях и прорабатывали контуры будущих карт, на которых территория Колхидии отсутствовала как класс, доставаясь в разных долях Корнуэллю, Габайону и Угрении. Потому что задавить одну страну армиями трех государств, да с поддержкой остальных, да усиленных благословениями сильнейших служителей церкви Светлейшего – дело времени, а вот выдрать возможные максимальные привилегии у потенциальных союзников – процесс небыстрый и тягомотный.

Все прикинули, все рассчитали, но не подумали о том, что у хитроумного Рокура тин Веронье может оказаться дополнительный козырь в рукаве. Да такой, что способен перебить всю военную мощь агрессоров. А потентат, не мудрствуя лукаво, поступил очень просто: мобилизовал и выдвинул к границам не просто военные силы, а еще и сильнейших проклятийников страны.

Благословение – это, конечно, хорошо. Особенно, если оно подразумевает повышение неуязвимости личного состава или увеличивает прицельную дальность стрелкового вооружения. Но если войску в ответ прилетает целевое проклятье, превращающее любые взрывчатые вещества в пыль, то о запланированных попытках обстрела противника можно забыть. Ну, или срочно озаботиться изготовлением луков и пращей. Арбалеты вот, тоже можно. Рогатки опять же будут в тему…

И никто на тот момент не задумался о том, как это было проделано. А напрасно.

Поняв, что этот козырь у них отнят, командующие армий не растерялись, а, скорее, обозлились. Даже если их лишили возможностей использования артиллерии, то перевес в живой силе никто не отменял. И Шахванш ир Кайнар, главнокомандующий армии Габайона, давно мечтавший об эффектном победном аккорде перед уходом в отставку, первым из союзников отдал приказ войскам о пересечении границы и атаке колхидских блокпостов с использованием исключительно холодного оружия, бросив в бой пикинеров и кирасиров. А уже через четверть часа та часть 12-го габайонского штурмового полка, которая еще оставалась жива, перестала кидаться на верную смерть. Потому что любой боец, пересекавший невидимую на земле линию, падал замертво без видимых причин. А командир колхидских вояк, со своей стороны хладнокровно дождавшись наступления паники во вражеских рядах, приказал открыть по наступающим огонь. Свои-то патроны и снаряды они не проклинали и сумели превратить за считанные мгновенья существование нападавших в ад. Из целого полка по итогу выжили всего двое, да и то, только потому что успели сориентироваться и вжаться в практически микроскопические углубления почвы на почти плоской местности.

Уже сильно потом, после установления сквозь зубовный скрежет некого подобия дипломатических отношений с обнаглевшей страной на одном из официальных приемов на прямой вопрос пресс-атташе Габайона Краншара ир Тоуга почему та атака их армии не увенчалась успехом, посол Колхидии в Корнуэлле Велерин тин Тамфелнье небрежно пояснил, что она и не могла им увенчаться. Потому что некоторые перебежчики оказались людьми талантливыми и ответственными. И по просьбе потентата просто-напросто прокляли землю на несколько метров наружу от границы приютившей их страны. И теперь пересечь ее снаружи живым без специально принятых мер не сумеет никто. После этого стало понятно, почему так и не вернулся ни один из засылаемых в Колхидию через самые, казалось бы, глухие горные тропы и перевалы разведчиков, попробуй пересечь живьем такую зону отчуждения…

А тогда, нарвавшись на ничем не объяснимый, но вполне жесткий отпор Колхидии, и потеряв за треть часа целый полк, члены объединенного штаба устроили срочное совещание, больше напоминавшее пошлый скандал, чуть буквально не перешедший в банальный мордобой. Потому что проще было извергать возмущение и угрозы в адрес строптивых колхидцев, чем признать, что использованные ими проклятья эффективнее благословений сильнейших служителей церкви Светлейшего. Чего, теоретически, не могло было быть по определению. Во всяком случае, не должно было быть. Дождавшись, когда различные обвинения и прочие неконструктивные крики прекратятся, слово взял командующий армией Корнуэлла:

– Я так понимаю, они там у себя что-то намудрили с землей, чтоб нас не пускать. И гнать сейчас войска на верную смерть глупо и бессмысленно. Но часть Колхидии имеет морскую границу, возможно, имеет смысл прощупать их со стороны воды? Проклинать которую им может оказаться себе дороже?

Представитель Угрении припомнил карту и немедленно воодушевился: со стороны Альборанского моря Колхидия граничит только с Корнуэллем и Угренией, если все получиться, Габайон, будучи сугубо сухопутной державой, при отсутствии даже намеков на флот автоматически вылетает из уже проработанных правительствами раскладов. Минус претендент – однозначно неплохо! И охотно согласился с предложением командарма Корнуэлля довести до сведения правительства своей страны идею о проникновении со стороны моря, тем самым вынудив колхидцев сражаться на два фронта. Догадавшись, что именно его стране в морском противостоянии ничего не светит, а к достигнутым на море успехам нынешние союзники их точно не подпустят, командарм Габайона попытался настоять на необходимости выполнения уже заключенных союзных контрактов, на что получил ожидаемый ответ:

– Хотите угробить еще один полк, Ваше дело. А мы пока будем оперировать всеми имеющимися у нас дополнительными возможностями.

Впоследствии главнокомандующий армии Габайона позволил себе ну очень втихаря порадоваться тому, как облажались флоты Корнуэлля и Угрении. Нет, разумеется, он не желал союзникам провала операции…, но их нежелание делиться успехами на стадии переговоров о делении будущих территорий запомнил крепко. А, прочитав сводку о том, как деревянные корабли двух стран, едва приблизившись к колхидскому порту Кимериш на расстояние артиллерийского удара и уже приготовившись к его обстрелу, начали ураганно гнить, спешно покидаемые экипажем, только хмыкнул, не все же Габайону нести потери в этой войне. Пусть теперь и жадные союзнички пожуют горькую пилюлю поражения.

После двух таких оплеух, полученных союзными войсками на суше и на море, объединенный Генштаб сообразил, что Рокур тин Веронье не просто так попер против сложившейся системы, щелкая их по носу именно тем ресурсом, который стараниями церкви Светлейшего много лет уничтожался. И принялся искать возможность хоть на чем-то прихватить взбрыкнувших колхидцев. Земля вокруг страны проклята, взрывчатые вещества тоже, ни пройти вглубь территории, ни обстрелять их не получается, корпуса плавсредств они тоже как-то научились повреждать, что еще союзные войска могут им противопоставить?

– Остается воздух, – задумчиво предложил Предстоятель церкви Светлейшего, вызвав у окружающих дикое удивление. Потому что летать человек до сих пор не выучился, каких-то крупных летучих тварей приручить тоже не смог, не уж Наставник благословить кого-то на полет сумеет?

Все оказалось гораздо проще: глава церкви Светлейшего предложил переместить на территорию Колхидии вирус, распространяющийся воздушно-капельным путем. Часть колхидских войск находится вдоль границ, вот они-то как раз и получат первую дозу заражения. Которую затем и растащат по всей стране. А уж озаботиться тем, чтобы к противнику попала действенная зараза – уже задача военных. Лично он может придумать только способ, но не саму заразу. Пораженные «добротой» Предстоятеля члены Генштаба аж онемели.

Зато адъютант командарма Угрении не растерялся и даже присвистнул в восхищении:

– То есть, Вы, Верховный Наставник, предлагаете пустить в ход аэрозольную инфекцию? А если ее к нам обратно перенесет?

– Не перенесет. Устойчивые ветра в нужную сторону мы можем гарантировать примерно в течение недели.

В принципе сложного-то ничего не было, пара-тройка государственных лабораторий, отвечающих за исследование различных вирусов, имелась в каждой стране, но вот сам факт применения подобного оружия… пусть и против вражеской армии… тут уже намечались нюансы. Некоторые страны успели подписать общеконтинентальную конвенцию о неприменении бактериологического оружия, и явно не горели желанием ее нарушать в одиночку, а из тех, кто к конвенции в свое время не примкнул, оставались только Йеллин и Лагрос.

Йеллин, изначально являясь конфедерацией, вовсе мог не суметь предоставить союзникам требуемых препаратов в случае голосования против хоть одного из членов объединения, каковых насчитывалось более двадцати. Не зря же его представитель сам сомневался в том, что их конгломерат способен обеспечить союзникам требуемые поставки. Лагрос же, хоть и позиционировал себя как унитарное государство, но на деле управлялся мешаниной региональных представителей, по мнению остальных стран больных на всю голову и постоянно тянувших в правительстве одеяло каждый в свою сторону. Эти-то способны были и черную чуму против врага выпустить, только просить их о подобном одолжении… было чревато. Потому что, приняв сегодня решение о применении данного оружия против Колхидии, они уже завтра могли прикинуть, что и остальные соседи по континенту как-то зажились на этом свете, и неплохо будет и им подкинуть какую интересную эпидемию. Вот и прикидывай теперь, с кем лучше иметь дело – с осторожными отказчиками, или с оголтелыми фанатиками…

Результатом стало компромиссное решение: для начала переправить по-тихому на территорию противника споры гриба из рода Фузариум, который в народе еще зовут «хмельным хлебом». Воспользоваться предложением Предстоятеля насчет устойчивых ветров и понадеяться, что их разнесет как можно глубже. Расчет был простым: на носу уборка урожая и грибок, попав в зерновые культуры, может перепортить их все, и пшеницу, и рожь, и овес, и ячмень. А если с ветрами придут еще и дождевые тучи этому никто не удивиться. А им это только на руку – зараза быстро распространяется именно при влажной погоде. И когда колхидцы обнаружат на поверхности зерен легкую морщинистость или розовый налет будет уже поздно что-то предпринимать. Такое зерно с содержанием вомитоксина ядовито как для людей, так и для животных. Если все же кто-то рискнет употребить хлеб из такой муки, последствия не заставят себя ждать: головокружение, дурнота, рвота, понос, сонливость и прочие «радости». Лишив Колхидию одного из основных продуктов питания, и перекрыв возможность доставки зерна и прочей провизии морем, можно было постепенно, не тратя личного состава вооруженных сил, медленно уморить строптивцев голодом. А если они все же продолжат трепыхаться, то на следующем этапе подумать о заброске к ним и еще какой ядовитой субстанции…

Все получилось. Только не так, как задумывалось. Сначала благословленный Верховным Наставником ветер беспрепятственно перенес доставленные ему габайонскими агротехниками споры через границу с Колхидией и понес дальше, в глубь территории, и союзники заранее потирали руки, представляя, как гордые колхидцы скоро на коленях начнут их умолять о прощении, но… но погодные условия неожиданно переменились и через три дня ветер задул ровнехонько в противоположную сторону. В направлении пахотных земель Габайона. Заволновавшиеся союзники немедленно атаковали Предстоятеля церкви Светлейшего вопросами «Что происходит?», «Почему не сработало?» и «Что следует предпринять?» Вопросы были вполне резонными, потому что происходящее не объяснялось ничем.

Собственно механизм деятельности благословляющих, равно как и проклятийников, был общеизвестен: самым слабым требовалось прикоснуться к объекту воздействия, насылая пожелание, более сильные могли «прислать» изъявление воли, имея объект в зоне видимости, но не более того! Тогда как объяснить то, что некто не просто обнаружил практически незаметную глазу биологическую диверсию, но и сумел переломить благословение сильнейшего иерарха церкви Светлейшего? Наиболее сообразительные припомнили ранее примененное колхидцами заклятье, превращающее любые взрывчатые вещества в пыль, и заволновались, поскольку наличие в арсенале противника таких неизвестных «дальнобойных» средств сводило на нет практически любые преимущества союзных войск.

И что, теперь выпущенный грибок Фузариума перекинется на урожай Габайона? Или, упаси Светлейший, разлетится дальше по континенту? И, самое главное: кто это учудил и как теперь с этим бороться? На что Верховный Наставник только сморщился, как от зубной боли и процедил единственное слово:

– Зеркальщик.

Зеркальщик! Тварь, о которой в народе ходили если не легенды, то как минимум опасливые слухи. Говорили, что он способен «отразить» в сторону автора и благословение, и проклятье, более того, шептались, что он способен вывернуть посыл наизнанку, превратив даже благое пожелание в свою противоположность. Церковники не любили их даже больше, чем проклятийников, потому что, во-первых, эта разновидность одаренных никакими известными методами не определялись, а, во-вторых, извращала саму суть их учения, будучи способной переиначить любое их благое пожелание в проклятье. Причем, сила отраженного воздействия напрямую зависела только от силы благословляющего, вложенной в посыл.

И только тогда члены объединенного Генштаба поняли, почему Рокур тин Веронье ничего не предпринимал и предоставил им возможность довести ситуацию с нападением на Колхидию до абсурда. Не иначе как предвидя подобные действия и имея такой козырь в загашнике, он только и ждал действий союзников, чтоб выдать им симметричный ответ. Главное, его даже обвинить в агрессии не получиться, раз уж они сами начали био-атаку. Впору начинать радоваться, что они не рискнули запустить к нему чего-то более вирулентного, да еще «заточенного» против населения, а то лечи потом армии трех держав… в смысле то, что от них останется…

Ситуация стала патовой, потому что предпринять что-то против Колхидии при наличии не только проклятийников, но и зеркальщика, не представлялось возможным. Плюс во весь рост встала проблема искоренения фузариоза, «любезно» возвращенного противником на территорию Габайона, и стремительно расползавшегося по направлению к другим странам альянса. Поэтому, несмотря на все причитания церковников, правители союзных стран на срочно собранном совете предложили прекратить вооруженную экспансию, и вспомнить другие методы борьбы, а именно объявить Колхидии экономическую и политическую блокаду. Эмбарго со стороны остальных стран бунтовщикам как минимум не понравится. А как максимум сильно ухудшит условия проживающих. Так и до голодных бунтов недалеко, а там, глядишь, и недовольные нынешней властью голову поднимут… и задумаются о смене правящей семьи на более правильную… Может, проще подождать?

Долго подождать не получилось. Лазутчики Колхидии, имевшие в отличие от соперников возможность беспрепятственного прохода через проклятый «пояс», незаметно доставили прямиком на столы правителей других стран встречное предложение Рокура тин Веронье. Несмотря на то, что потентат выдержал в послании ровный и сдержанный тон, оно больше походило на ультиматум. Каковым, по сути, и было.

Потентат аккуратно сетовал на то, что, поддавшись на сторонние уговоры, правители ранее союзных стран постарались забыть о многовековых добрососедских отношениях и позволили себе вмешательство во внутренние дела Колхидии. Он выразил сочувствие пострадавшим в столкновении, но не мог не отметить, что его страна только защищалась в ответ на проявленную агрессию. Он также призывал прекратить бессмысленное уничтожение войск и мирного населения и наладить прерванные инцидентом дипломатические и торговые отношения в прежнем объеме, оговорившись, что в противном случае Колхидия оставляет за собой право вести хозяйство так, как будто за ее пределами одни враги. Нет, они не имеют планов на кого-то нападать. Но и учитывать чужие интересы они тоже не будут обязаны.

Например, начнут изгонять всякую бурунную саранчу и еще какого корагальского жука за пределы государства, и не станут заморачиваться тем вредом, который эти вредители соседям нанесут. Или выдворят в одночасье опасных водных хищников подальше от своей береговой линии – пусть себе размножаются и пируют на здоровье в чужой акватории. А то ведь можно и дождевые тучи для полива посевов призывать исключительно на свою территорию, наплевав, что остальная часть континента задыхается от засухи. В случае же, если ранее существовавшие договоренности будут восстановлены, Колхидия обязуется соблюдать интересы союзников и даже оказывать им своевременную помощь согласно утвержденным международным стандартам. В заключение Рокур тин Веронье выражал надежду, что правители ранее союзных стран при принятии правильного решения будут руководствоваться исключительно практическими и разумными соображениями.

Если отбросить вежливую словесную шелуху, суть присланного документа сводилась к следующему: либо, вняв голосу разума, соперники устанавливают с Колхидией нормальные взаимовыгодные отношения, либо, пойдя на поводу у церковников, ставят себя в заведомо проигрышное положение, потому что отныне Рокур тин Веронье при проявлении иностранной агрессии не станет сдерживать ни своих проклятийников, ни зеркальщика.

Понятно, что мнения присутствующих на спешно собранном совете стран разделились. Подстрекаемые Верховным Наставником церкви Светлейшего, усмотревшим в меморандуме тин Веронье как прямое оскорбление чувств верующих, так и угрозу существования самой конфессии, воинственные Лагрос и Баренвальд настаивали на продолжении военных действий. Более осторожные нейтралы типа Йеллина, Тармеи и Тильции отмалчивались. А вот соседи Колхидии молчать не стали. И первым высказался представитель Габайона.

Шахванш ир Кайнар настоятельно посоветовал прислушаться к предложению потентата Колхидии. Раз уж не удалось тупо задавить соседей силой, придется договариваться. Тем более после той впечатляющей демонстрации, которую колхидские войска учинили в стычке на границе с его уже не существующим полком. Как ни прискорбно признавать, на данный момент он не видит способа реального противостояния им. Опять же, восстановление торговых контактов отодвинет угрозу голода, нависшую над его страной после «возврата» фузариоза. Так что он где-то понимает желание Лагроса и Баренвальда померяться силами с противником… причем, что характерно, на чужой территории, но в лице представителя своей страны выступает за начало мирных переговоров.

Представитель Корнуэлля горячо поддержал соседа. И все присутствующие прекрасно понимали почему, корнуэлльская береговая линия была пусть не слишком протяженной, но очень важной в стратегическом и экономическом отношении: из-за рельефа местности и отсутствия нормальны пахотных земель морская рыба составляла едва ли не половину рациона населения этой гористой страны. И если колхидцы отгонят как пригрозили в их часть акватории Альборанского моря пятнистых акул или змеевидных хвостобоев, об этом пищевом ресурсе можно смело забыть, такие хищники мало того, что не боятся человека, так еще и за свою кормовую базу бьются жестко. Насмерть. И никакие благословения (тут Крослин дель Тарпальян метнул угрюмый взгляд на Предстоятеля церкви Светлейшего) почему-то бороться с этой напастью не помогают. Выбирая между голодом и переговорами, они предпочтут переговоры.

А посол Угрении и вообще не побоялся открытым текстом озвучить причину начавшегося противостояния с Колхидией, грамотно переведя стрелки на Верховного Наставника. И не постеснялся произнести вслух то, о чем задумывались все, но пока не рисковали высказаться.

– Давайте перестанем объясняться завуалированными намеками: наши страны пошли войной на Колхидию после опубликования эдикта Рокура тин Веронье об отделении церкви от государства. А если говорить прямо, после требований уважаемого Предстоятеля покарать отступников. Пока мы могли надеяться на получение преференций своими силами, наши с ним цели совпадали. Но справиться наскоком не вышло и никакие благословения не сработали. Нам доходчиво объяснили, что плюшек не будет, и предложили возврат к довоенным договоренностям. С политической точки зрения проще признать, что продолжение военных действий не имеет смысла и Колхидия в своем праве: что они делают в своей стране – не наше дело. Тем не менее от нас требуют продолжать класть жизни наших солдат на алтарь во имя… а чего, собственно? Амбиций Верховного Наставника? Или сохранности церковного кармана? Я так понимаю, мы должны по его первому требованию, невзирая на возможные потери, кидаться отвоевывать для него право взимания привычной девятины?

– Да как вы смеете! Речь идет о святом! О наказании вероотступников!

– А мне показалось, о реквизированных потентатом церковных деньгах. То-то Вы даже на «врачующее» отлучение не стали размениваться, а сразу шарахнули по Колхидии интердиктом!

– Церковь Светлейшего не потерпит!..

– Тогда собирайте собственное войско, благо есть на что, и гробьте его! Потому что наши страны пока не получили от этой войны ничего, кроме убытков! И можем пострадать еще больше, если послушаем Вас, а не голос разума!

Верховный Наставник как-то подобрался и с преувеличенной лаской в голосе спросил:

– Значит, ты сомневаешься в разуме верховного иерарха церкви Светлейшего? А ты не боишься последствий?

– Не боюсь, – оскалу Флиппа Хиверсайда сейчас могла позавидовать самая кровожадная косатка Лазурного залива. Причем, косатка, уже неоднократно и с удовольствием отведавшая в своей жизни человечины, и решившая сделать этот деликатес своим основным блюдом.

– Я человек военный, несемейный, к тяготам походной жизни привычный. Чем Вы мне пригрозить можете? Опалой и проживанием в глуши? Нашли чем напугать после фронта! Очередным отлучением? Так это уже не срабатывает, и Колхидия тому яркий пример. Добьетесь моей отставки, на это место приедет следующий угренец и задаст тот же самый вопрос!

И чтоб ни у кого не оставалось сомнений, добавил:

– Так что бояться последствий, Верховный Наставник, следует не мне. Бояться следует тому, кто еще не понял, что кроме Рокура тин Веронье могут отыскаться и другие неглупые правители, которые очень скоро сообразят, что вместо того, чтобы выплачивать девятину, можно договориться с умеющими насылать проклятья, а это куда более выгодное занятие! И таких «умных» может набраться довольно много! Да Вы можете хоть весь континент отлучить – это не фокус, только что Вы с остальными Наставниками потом жрать будете?!

– Ваше Светлейшество, – подхватил и дель Тарпальян, – давайте прекратим взаимные угрозы и трезво оценим ситуацию. Всем понятно, что Колхидия и для Вас, и для нас потеряна. Всем понятно, что тратить ресурсы на бессмысленную войну с ней занятие непродуктивное и расточительное. Поэтому также вношу предложение о начале мирных переговоров.

– Но как же!.. Они уничтожили и попрали…

– Уважаемый Предстоятель, зачем же нагнетать: не изгнал ведь тин Веронье церковь Светлейшего из страны, и никаких карательных мер к наставникам не применил, а просто отказался от бесполезных трат. Так что, ничего не поделаешь, придется Вам смирить аппетиты. А иначе кто-то еще и впрямь может задуматься, зачем ему платное покровительство церкви, благословения которой не слишком помогают по жизни… в отличие от проклятий…

И, хотя Верховный Наставник еще долго пытался убедить совет стран предпринять что-то против непокорной Колхидии, подавляющее большинство голосов совета было отдано за мирное сосуществование. И по итогу переговоров было подписано соглашение и возобновлены дипломатические и торговые отношения.

Недовольных подобным решением хватало. Кроме Предстоятеля церкви Светлейшего, лишившегося привычных выплат от взбунтовавшейся страны, обычные жители многих стран не понимали причин отказа от поддержки церковников и искренне осуждали поступок Рокура тин Веронье. Не в восторге были и правители стран, пострадавшие в войне, и не сумевшие обосновать право на репарации, дабы стребовать законную контрибуцию. Потому что никто из членов конфликта не собирался признавать себя побежденным и нести хоть какую-то ответственность за причиненный материальный ущерб. Нет, Колхидия согласилась помочь пострадавшим в уничтожении фузариоза, но не забесплатно. Только в обмен на нечто полезное. Потому, что не с ее подачи распылялся ядовитый грибок. Вот ни разу не с ее. Так что оплатите услугу по очистке территории – и все останутся довольны.

И не возразишь. А то с колхидцев еще станется вспомнить, что и они сами пострадали от фузариоза, причем первыми, и начать искать виноватых. А там и до требований о возмещении ущерба недалеко, э, нет, мирный договор, значит, мирный договор! Что не означает, что бывшие враги не отказались от планов на реванш.

Поэтому многие, не произнося этого вслух, втихаря надеялись на проявление внутристранового дисбаланса. На то, что Рокур тин Веронье не сумеет соблюсти паритет между интересами коренных благословляющих и пришлых проклятийников. Рассуждали они просто: если именно последние помогли выиграть войну, правительство обязано их обласкать и наградить. И сделано это будет в обход коренных одаренных. А это значит что? Зависть, интриги, ненависть, клевета, попытки физического устранения, да мало ли во что может вылиться такая взрывоопасная ситуация! Возможно, следует просто немного подождать и конфликтующие одаренные разных направлений сами помогут раздробить страну. И останется только подгрести под себя ослабленных чужих подданных.

Но они просчитались.

Что характерно, продуманный Рокур тин Веронье и здесь нашел выход: со временем не только пришлых, а всех одаренных Колхидии он уравнял в правах и посадил на жесткий поводок. Отныне все владельцы дара, вне зависимости от их пола, положения и направления вербальной магии, подлежали обязательной регистрации в госреестре и проходили обучение в специализированных заведениях. После чего, все они обязывались на определенный срок к служению стране на той или иной должности. Причем, оплачивалась их работа куда лучше, чем у тех, кто даром оказался обделен! А если кто-то пытался от всевидящего ока государства увильнуть… пойманные на попытках сокрытия дара карались безжалостно, поскольку данный поступок автоматически приравнивался к государственной измене.

Если же одаренный по каким-то причинам склонности к государственной службе не испытывал, он имел право отказаться, почему нет. Но тогда он либо подвергался усыплению дара плюс выплачивал немалый единовременный налог за уклонение от общественных обязанностей, либо выкупал лицензию на частную (например, лечебную или косметическую) деятельность и тоже выплачивал деньги государственным органам, но теперь уже в виде налога на доходы.

Исключения бывали, не случается в жизни такого, чтоб все было идеально. Не все болезни можно было вылечить (новую ногу отрастить, к примеру, ничего не помогало!), а потому сильно хворых одаренных от службы освобождали. Или подыскивали для них не слишком напрягающее занятие, чтоб они могли, например, работать сидя. Или через день. Но никакая хворь не могла помешать одаренным из специально созданных государственных институтов по требованию потентата накладывать на жителей Колхидии заклятия. Отныне всех граждан целенаправленно благословляли на любовь и преданность правящей семье и накладывали превентивное проклятье на случай измены. Потому и преступления были нечастым явлением, а уж желающих сместить верховную власть и вовсе не находилось.

А сама идея комплексного воздействия нашла широкое применение во всех сферах жизни страны. И в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в судоходстве, и в финансовых структурах, и в законотворчестве, да практически везде, дабы с одной стороны упрощать труд работников, а с другой – держать над головами потенциальных недовольных непреходящую угрозу: нарушишь – поплатишься! Иными словами, Рокур тин Веронье, обладавший воистину великим государственным умом, и не зря прозванный в народе Великим, оставил потомкам и стране возможность пожинать плоды монополии на использование проклятий вкупе с благословениями. Но не все его потомки оказались столь же умны или прозорливы.

Именно его праправнук Робер тин Веронье, красавец и гуляка, оказался тем, на ком природа не иначе как решила отвлечься и передохнуть. Именно он, не иначе как уверовав в собственную исключительность и вседозволенность, и допустил просчеты, не достойные разумного государственного деятеля. И нарвался. Причем, нарвался с последствиями как для своего рода, так и для страны.

И он, Лестран тин Менье, как человек обязательный и непредвзятый, обязательно оставит описание ошибок этого потентата в назидание потомкам, как не следует поступать мудрому Правителю…

Робер тин Веронье,

XXIV

потентат Колхидии

Даже мудрейший не во всем бывает прав,

И держит место для альтернативных мнений.

Маразм ведь не про память, а скорей про нрав.

Его симптом – отсутствие сомнений.

Дмитрий Эйт

Понятно, что рано или поздно любой правитель задумывается о женитьбе и продолжении рода, и, ясное дело, желающих получить звание супруги потентата было… нет, не много. Их было практически вся женская часть населения Колхидии, невзирая на их положение, возраст и внешний вид. И красавицы, и дурнушки, и свободные, и замужние, и знатные и простолюдинки, даже древние, даже несовершеннолетние, короче, желали все. Потому что эта была такая мечта, а у мечты, как известно, преград нет. Но самому Роберу приглянулась девушка с самой верхушки знатных родов, Хлеанора тин Лаферье. И, пообещав ей тиару рода тин Веронье, которую получала право надеть только невеста потентата на свадьбе, он сумел добиться от гордой красавицы согласия на более близкий контакт.

И ладно бы все это закончилось женитьбой!

Фокус был в том, что жениться Робер на ней и не собирался, просто иначе сьерра тин Лаферье наотрез отказывалась составлять ему компанию в спальне без обязательств. Не желала ронять и позорить звание древнего благородного рода. Не ценила, дурында, какая ей оказывается будущим потентатом честь. Значит, все равно следовало гордячку обломать и получить свое, пусть и ценой невинного обмана. И когда, наигравшись, Робер тин Веронье объявил Хлеаноре ее дальнейшую судьбу, ей это сильно не понравилось. Не понравилось это и ее отцу, который после смерти жены сам воспитывал единственную дочь. Робера осудили даже его собственные родители, потому что уж очень то его решение напоминало утонченную издевку. Несмотря на то, что такую невестку они ему и не позволили бы завести, ибо исторически тин Веронье брали в жены девушек только из семей благословляющих, но то, что его поведение было недостойным аристократа, они высказали сыну прямо и в достаточно жесткой форме. И даже потребовали его постоянного присутствия в гарнизоне на границе с Габайоном, где, как выразился отец «побегаешь по жаре, да при полном отсутствии баб в округе на пять дней пути, глядишь, хоть так до тебя дойдет!»

Потому что Робер не просто прилюдно сообщил Хлеаноре о лишении ее своего благоволения, но и о намерении выдать ее замуж за… тут ему пришлось повнимательней оглядеться по сторонам, чтоб не ошибиться, и не «зацепить» случаем уже женатого подданного, и углядев поблизости холостого мелкопоместного Лойдера ти Видамье, ткнуть в него правящей дланью: «Вот за него!»

Но даже и это могло бы сработать, окажись ти Видамье умнее и оцени всю выгоду от брака с высшей аристократкой, ну, и догадайся изобразить готовность к переменам в жизни и восторг от происходящего. А он вместо этого громко возмутился попыткой подсунуть ему чужую подстилку. Онемели все. Хлеанора тин Лаферье молча развернулась и наплевав на этикет, покинула сборище. Ее отец в тот же день написал прошение об отставке и несмотря на все уговоры правящей четы не задержался в столице ни минуты. Вместе с дочерью он уехал в свое имение на Альборанском море и оборвал все прежние контакты.

Со временем скандал забылся, Робер удачно женился на одобренной родителями Луисанье тин Маршенье, обзавелся детьми, и думать забыл о том, что когда-то публично унизил девушку из рода тин Лаферье. Пока однажды правящую семью не поразила эпидемия. Вернее, даже целители сначала подумали, что это эпидемия, но ни точно определить заболевание, ни найти лекарство от него так и не смогли. Робер за неделю лишился всей семьи, братьев, сестер, даже дальних родственников, повезло выжить только его старшему сыну, трехлетнему Ругеру.

Робер недолго горевал, и уже через год сочетался свадебным обрядом с Лидиенной тин Равелье. Вторая жена родила ему единственную болезненную дочь, и больше детей у него не было. Зато сына все невзгоды как будто обходили стороной: здоровый, умный, красивый, с сильным даром. И старший внук, Ришван, наследник, любимец деда, пошел в их породу. Казалось бы, живи и радуйся, но однажды непонятное заболевание вновь сразило всю его семью, обойдя только старшего внука. И тогда семейный целитель, старый Милль тин Ксаранье так и сказал ему, что не бывает таких совпадений. Это не болезнь. Это проклятье.

Но кто это мог сделать? И как? Все одаренные Колхидии закляты на любовь и преданность правящей семье и знают о последствиях проклятья на случай измены и злоумышления! Им не жить при одной только попытке! Тин Ксаранье долго копался в старых фолиантах, думал, а потом объяснил, что лазеечка есть.

– Я тогда не сопоставил, а вот сейчас сообразил, во время первой эпидемии умерли дети у Ньяриты ти Вележье, Шаралиссы тин Тренфалье и Леоканны тин Граванье, припоминаете?

Ничего подобного Робер не припоминал, и припоминать не собирался.

– А сейчас умерли дети Матиассы тин Хранье и Риатты ти Даурье, это Вам тоже ни о чем не говорит?

О чем ему должно это говорить, когда у него горе и ему сейчас не до чужих несчастий?

– Ну как же, Правитель, именно эти дамы среди прочих скрашивали Ваш досуг. И я так понимаю, их погибшие дети тоже были Вашими?

Разве?! А хоть бы и так, что с того? Он же не из Наставников, блюдущих целибат, он живой человек со своими потребностями, и у него регулярно появляются любовницы! И каждую из своих фавориток он в свое время при расставании щедро одарил и забыл. А эти дети… даже если они действительно от него… что, между прочим, не факт… они по любому никому не интересны, поскольку официально носили другие родовые имена и не имели прав на престолонаследие. Что, собственно, Милль тин Ксаранье пытается до него донести?

Да то, что кто-то догадался проклясть не самого Робера тин Веронье, нет, воздействие не было направлено на Правителя лично, иначе бы исполнителя сразу испепелило, а наложил хитрое отложенное проклятье на его семью и потомков. Проклятье касалось всего рода тин Веронье, и должно было пощадить только старшего сына в роду до момента заведения им потомства мужского пола. А потом неминуемо выкашивало всех остальных представителей. Так что думайте, потентат, вспоминайте, кто Вас настолько сильно ненавидит и мог с Вами так поступить. Причем этот кто-то должен был иметь доступ к частице Вашего тела.

И, перебирая всех возможных недоброжелателей Робер добрался, наконец, до кандидатуры Хлеаноры тин Лаферье… после чего нецензурно выругался. Дело-то не только в том, что у нее были все основания его возненавидеть и был доступ к его телу, а в том, что семья тин Лаферье – потомственные проклятийники. Именно поэтому родители ему в свое время даже думать запретили о браке с девушкой из подобной семьи, несмотря на ее высокое происхождение. Да и не в ее ненависти дело, вернее, не только в ней, но если вспомнить, что ее разобиженный отец ушел в отставку с должности не абы кого, а Главного ритуалиста Колхидии, то дело принимает ой какой нехороший оборот! Этот мог сплести подобное заклятье, такому вполне по силам!

И если теперь понятно кто, и понятно как, то остается последний вопрос: каким образом это снять? В принципе, после смерти проклятийника наложенные им наговоры осыпаются, так что публичная казнь Брюинна тин Лаферье как раз и может освободить их семью от столь неприятного обременения. А значит… следует послать лучших: отряд Гархеля тин Пассодье отправится в Тильвериш сегодня вечером. С приказом доставить изменников тин Лаферье в столицу.

А уж когда их привезут, он им все припомнит: и как на потентата обижаться, и как злоумышлять, и как идти против правящей семьи, и как именно надлежит поступать с отступниками! Но все пошло не так. За целую неделю Гархель тин Пассодье, что ни предпринимал, так и не смог преодолеть защиту имения тин Лаферье. И его, и членов его элитного, между прочим, отряда просто отбрасывало при попытке хотя бы прикоснуться к стенам. Все, чего ему удалось добиться от обитателей – это единственного ответа, что владелица имения будет разговаривать только с Робером тин Веронье. Отчет тин Пассодье дышал бессильной злобой, и разве что не дымился в руках получившего его потентата. В принципе, ожидаемо, мог бы и сам сообразить, куда Гархелю против заклятий сильнейшего проклятийника Колхидии!

А это означало, что, если Робер хочет добиться хоть какого-нибудь результата, ехать придется самому. Ему-то причинить вред таким образом невозможно. И не пустить его на порог как тин Пассодье тоже не смогут… Но хорошего настроения ему эта мысль не добавляла, скорее, наоборот. К злости на факт наложенного Главным ритуалистом проклятья добавилась дополнительная неприязнь, что его таки вынудили тащиться через полстраны. И кто! Какая-то никому не нужная девка…

Вот перед потентатом ворота имения тин Лаферье мгновенно распахнулись. И Хлеанора тин Лаферье, ожидая визитеров, величественно сидела на возвышении в приемном зале как законная правительница, снисходящая к просьбам простых смертных. И она его не боялась, он это ясно видел, скорее, пребывала в предвкушении от возможности с ним сцепиться, пусть и в последний раз в жизни. А ведь Леа по-прежнему красива и практически не постарела, машинально отметил Робер, даром что с нашей последней встречи прошло… сколько лет? Сорок пять? Пятьдесят? Больше? И фигура такая же соблазнительная… Так, он здесь не затем, чтобы вспоминать прошлое! И постарался сразу перейти к делу:

– А что ж я здесь твоего отца не наблюдаю?

– И тебе здравствовать, потентат, – ехидно уколола его Хлеанора пренебрежением к элементарным правилам вежливости. – Так сколько лет минуло… возраст, опять же… скончался он.

– А… ну, а теперь хоть ты можешь ответить, зачем все это понадобилось?

– Что это?

А глаза какие удивленные – ну, прямо сама невинность!

– Проклятье нашего рода.

– Скажешь, у меня не было оснований? После твоих действий?

– Может у тебя и были основания обижаться на меня, но при чем тут дети?! Их-то за что?

– У меня тоже был ребенок. Сын. Которого ты не захотел. И он умер. Тебе я сделать ничего не могу, клятва не позволит, тут тебе повезло, но за мое унижение и боль ты будешь наказан. Сам-то ты долго протянешь, живой и здоровый, но при этом будешь смотреть как умирают твои дети и внуки. На это нашего с отцом дара хватило. И ни одна из женщин здешней земли не сможет родить вашей семейке потомков, что не пострадают от проклятья тин Лаферье!

Робер понял, что больше не выдержит, и выданный Миллем тин Ксаранье ритуальный клинок мягко вошел в ее яремную вену.

– Дурак, – еще успела она прошептать немеющими губами, – какой дурак!

Тело Хлеаноры тин Лаферье Робер приказал сжечь, и вернулся в Ольвию с ощущением, что освободился от тяжкой ноши, но еще через двадцать лет понял, что поторопился с суждением. Ришван, любимый внук, и две правнучки скончались непонятно от чего, из всех родственников болезнь пощадила только полугодовалого правнука Ральнера. И тут он понял, что ничего со смертью Хлеаноры не изменилось. Но почему? Он же убил ее, проклятье должно было спасть!

Семейный целитель, Ваниг тин Ксаранье, заменивший на этой должности своего отца, старого Милля, долго допытывался что именно ему сказала Хлеанора, а потом подумав и пожевав губами, неохотно сообщил, что если он правильно догадался, то ее убийство ничего дать и не могло.

– И почему, собственно?

– Да потому, что, если верить ее словам, а перед смертью редко врут, она когда-то была от Вас беременна, Правитель.

– И что?

– А то, что ребенок из семьи проклятийников, зачатый от презираемого человека, выношенный в ненависти и рожденный для мести, сам по себе уже представляет нешуточную угрозу. А если его правильно ритуально умертвить, да еще грамотно проклясть при этом всю кровь рода тин Веронье… а Брюинн тин Лаферье был в этом лучшим… то поторопились Вы ее убивать. Сама ее смерть ничего не меняет, а вот рассказать кое-что нужное она могла.

– Что именно?

– Она могла указать точное место, где ныне хранится сосуд с телом Вашего прόклятого сына.

– И зачем мне знать, где этот гробик?

– Это не просто гробик. Это… филактерия, крестраж, ханпинг, как такую мерзость только не называют… Это его не упокоенная «душа в пробирке». И эта душа периодически пробуждается и уничтожает всех, кто связан с Вами кровными узами.

– И… что теперь делать?

– Попробовать найти сосуд и уничтожить. Иначе проклятье Вашего рода останется вечным.

Легко ему говорить – найти и уничтожить! Кто же знает, куда она могла его запрятать? И ведь наверняка, мерзавка, сделала это втайне ото всех! Н-да, возможно он и впрямь поторопился с ней покончить? Потому что поиски этого клятого сосуда результатов ожидаемо не дали. Зато так же ожидаемо голову подняли недовольные аристократы из Законодательного Собрания, и заклекотали как стервятники о необходимости укрепления шатающейся власти потентата. Вплоть до того, что однажды Робер тин Веронье оказался вынужденным прочесть эдикт, согласно которому семья Правителей теряла практически все свои властные полномочия и привилегии, оставаясь лишь символом правления в Колхидии.

А на его неподдельное изумление председатель Собрания прямо объяснил, что рисковать нельзя. Пока это самая, как ее там, которая сосуд с телом не найдена, на что шансов практически нет, проклятье так и будет умертвлять семью тин Веронье. И что прикажете делать, если, вернее, когда после смерти Робера ее останутся представлять только подростки? С неокрепшей волей и психикой. На которых сможет влиять кто угодно? Что в этом случае ждет страну? Нет, так не пойдет. Отныне молодые люди правящей семьи, имеющие обыкновение умирать, даже не достигнув двадцати лет могут оставаться только декоративным элементом власти. А реальное бремя власти придется нести более зрелым и более долгоживущим. То есть тому органу, который и без того был создан именно для этих целей.

То есть в результате ему предъявляют требование ограничения абсолютной власти потентата, понял Робер, пользуясь возможностью «перебить» право вето единогласным голосованием членов Законодательного Собрания. Ловко… все согласно законодательству… и не подкопаешься. Твари.

– Значит, наше Собрание древних ископаемых воспользовалось ситуацией с проклятьем, почуяло слабину правящей семьи и решило узурпировать власть? – ядовито осведомился Робер.

– Ни в коем случае! – Лорат тин Харадье аж замахал на него коротенькими пухлыми ручонками. – Никто не собирается становиться единоличным правителем и подменять семью тин Веронье. Членство в Собрании станет не наследственным, а выборным. Более того, мы считаем необходимым создание специального структурного подразделения – Выборного Совета, в довесок к Законодательному Собранию. Он и станет исполнительным органом власти.

Обложили, мерзавцы. Что он может сделать? А ничего. И вместо возможности управлять страной он оставит своим потомкам только огрызок, даже скорее призрак власти, ранее принадлежавшей роду тин Веронье. И все из-за какой-то мстительной идиотки, в свое время отказавшейся просто раздвинуть ноги. Неужели правы были родители, когда выговаривали ему за недостойное поведение и действительно не следовало обижать сильный род проклятийников? Даром что своей вины он не чувствовал как тогда, так и теперь.

– Кроме того… – тин Харадье слегка замялся… – подобное решение навсегда отрежет от власти любые другие аристократические рода. Которые могли бы… воспользоваться сложившейся неоднозначной ситуацией… и захотеть радикально отодвинуть ослабший род тин Веронье.

Робер чуть не присвистнул, а ведь правда! Что ж, следовало признать, что председатель Законодательного Собрания поганец, конечно, но далеко не дурак, и даже отбирая у его семьи бόльшую часть власти, оставляет вместо нее некую гарантию безопасности.

– И еще… – Роберу показалось, что тин Харадье не иначе как вознамерился его сегодня окончательно добить своей болтовней. – Насчет произнесенной тин Лаферье формулировки… она сказала «ни одна из женщин здешней земли не сможет родить потомков, что не пострадают от проклятья», так? Получается, мы имеем дело с не с безусловным проклятьем, а с проклятьем, завязанным на условие. А что будет, если это условие убрать? Вернее, попробовать обойти? Если женщина для продолжения рода тин Веронье будет не здешней? В смысле, по происхождению не с континента? Это шанс для Вашей семьи преодолеть проклятье.

А ведь верно… если при наложении проклятья имеется условие, типа «будешь покрываться прыщами, если соврешь!», то соблюдая это условие, то есть говоря правду, от проклятья, то есть в данном случае прыщей, будешь избавлен. Если Леа сглупила, присовокупив к проклятью условие, то он-то глупить не намерен, и сделает все, чтоб его обойти. Это действительно шанс для Ральнера. Только вот… где тин Харадье собирается брать такую женщину?

– Две недели назад в Кимериш с промысла вернулась «Ночная звезда». Как раз в районе дальних отмелей они наткнулись на маленький баркас. Всей команды у этого суденышка – два человека, муж и жена. Сами они говорят на каком-то неизвестном наречии, но за прошедшее время начали потихоньку осваивать наш язык. Утверждают, что они родом с Островов, правда непонятно каких. Ни на одной из известных нам карт такой суши нет.

– И что?

– Жена беременна. Ваш семейный лекарь утверждает, что девочкой.

Как Робера при этом перекосило! Дожили. Его правнуку, будущему потентату из правящего рода тин Веронье норовят подсунуть в жены какую-то еще не родившуюся островную дикарку. А она, может, будет страшнее крокодила! И тупее бревна.

Хотя… если ее с рождения правильно воспитать… если вложить ей в голову соответствующие знания и манеры… и, главное, если это поможет обойти проклятье… что ж, пусть будет дикарка. Зато ее и Ральнера дети выживут. И род тин Веронье не прервется.

Почти сразу после родов дочь этой пары максимально тщательно исследовал целый консилиум лекарей, признали годной… и отобрали у них. И мягко… или не мягко… объяснили, что за все в жизни нужно платить. За безбедную жизнь на материке они расплатятся первенцем. И незачем рыдать! Детей еще нарожаете! А девочка попадет не куда-нибудь, а в самые лучшие руки! Подробности родителям, понятно, никто не стал прояснять, мало ли, проболтаются еще, но участок, домик и солидную сумму денег в качестве компенсации они получили.

Для новорожденной немедленно провели ритуал имянаречения Кораддой ти Биратье, выбрав после долгих споров и раздумий имя некогда славного, но, к сожалению, ныне угасшего рода. Для этого были очень определенные основания. С одной стороны – девушка не какая-то там простолюдинка, чтоб впоследствии никто не позволил себе презрительно морщить нос по поводу ее происхождения, с другой – не высшая аристократка, чтоб никто не начал чего-то лишнего подозревать и начать выяснять подробности родословной неизвестно откуда взявшейся представительницы достаточно узкого круга.

Младенца официально удочерила приближенная к власти бездетная пара тин Данерье, и ее начали старательно «обтесывать» под стандарт колхидской молодой барышни. Манеры, этикет, допустимые для юных высокородных леди занятия и увлечения, Робер тин Веронье еще успел увидеть перед смертью как из потомка диких островитян получается вполне приемлемый вариант среднестатистической добропорядочной девушки. А потом прочитать, как заранее простимулированные газеты разразились целой серией статей, о том, что будущий двадцать пятый потентат Ральнер тин Веронье случайно (три раза ха!) встретил молодую приемную дочь четы тин Данерье в театре в антракте и так заинтересовался, что проговорил с ней все второе отделение пьесы. И воспылал к ней чувствами.

Чуйствами, он сказал, высоким, да, и никак иначе!

И дальше борзописцы старательно освещали процесс охмурения молодым Ральнером тин Веронье девицы ти Биратье, приглашавшего ее в театр, оперу, планетарий и даже на экскурсию в Государственный музей минералогии. Они со смаком описывая преподнесенные им букеты, тщательно выбранные сладости и сборники поэзии. Они даже разнюхали подробности его визита в частный питомник сумчатых бельков, где им был выбран самый кондиционный питомец для подарка девушке, за которой он ухаживал. А если учесть, что породистые бельки могли стоить столько, сколько иным за всю жизнь не заработать, то… то это автоматически подтверждало факт серьезности намерений будущего потентата.

Поэтому предложение о замужестве с Ральнером было, естественно, принято ею с восторгом. Накануне свадьбы правнука Робер мог позволить себе умереть умиротворенным. С мыслью, что даже если он и накосячил, то во всяком случае постарался исправить то, что мог.

Не мог он знать, что штатный летописец потентатов Колхидии Лестран тин Менье будет в своих записях придерживаться принципа исторической беспристрастности и в хрониках для потомков впоследствии резко осудит его неподобающее Правителю неразумное и распутное поведение, приведшее к потере семьей тин Веронье власти в стране. И что останется он в истории и народной памяти как тин Веронье XXIV, Безумный Блудник.

Руджер тин Веронье, брат XXVI потентата Колхидии

Память – странное сито:

На нем остается все хорошее о нас

И все плохое о других.

Веслав Брудзиньский

И погода стояла не по-весеннему холодная, и дел опять навалилось, и больная нога к ночи разнылась, не иначе как к ненастью. Руджер тин Веронье посмотрел на стопку еще не прочитанных документов с ненавистью, но деваться было некуда, его работу за него никто не сделает. Как так вышло, что именно ему довелось взвалить на себя это нелегкое бремя? Чем он прогневал какое-то из божеств? Опять до утра разгребать… и ведь не передоверишь никому… Пора, давно пора себе преемника вырастить, да где ж взять такого, чтоб и умен был и предан? Или воспользоваться имеющимися у страны возможностями? В конце концов, как показывает опыт, для обеспечения лояльности окружающих их вполне достаточно…

Потому что проблема преодоления последствий проклятья никуда не делась. Их отцу еще повезло: согласно отчетам сотрудников той организации, которую он нынче возглавляет, папаша был абсолютно бездушной скотиной и редкостным лицемером. Но работать на публику умел превосходно, этого у него не отнять. И спектакль под лозунгом «внезапная любовь» к девочке-островитянке разыграл идеально. Их мать так ошалела от красивых ухаживаний и оказанной ей «чести», что немедленно согласилась выйти за него замуж. И боготворила мужа всю свою недолгую жизнь и беспрекословно выполняла все, что скажут. И своевременно родила двух сыновей: старшего Ривега и через семь лет его, Руджера.

Мама Рада… Руджер, как младший, плохо ее помнил. Она была тихой, ласковой… и незаметной. Ему было пять лет, когда проклятье вновь активировалось, унеся жизнь Ральнера тин Веронье и подорвавшее материнское и его здоровье. Мать так больше и не встала с постели, медленно угасая от тоски по мужу, все думали, что и он скончается, а он месяц провалялся в лихорадке, но выжил. Остался перекошенным, с плохо гнущейся левой ногой, но живой!

А это позволяло надеяться, что половина чужеземной крови все-таки помогла преодолеть проклятье, пусть и частично. Однако со временем встала новая проблема: где подобрать нездешнюю невесту подрастающему Ривегу. Чтоб максимально противостоять наследию Хлеаноры тин Лаферье. Сейчас повзрослевший Руджер понимал, что розыск пары для первенца – дело первостепенной важности, но то, что мысль о поиске возможной жены еще и для него никому в голову не пришла… вообще-то было обидно. Вечный второй, вечный запасной, да еще и пожеванный жизнью урод.

Вот как раз Ральнер тин Веронье хорошо осознавал степень риска для семьи, а потому его посланники давно прочесывали поселения на побережье Альборанского моря, не гнушаясь проверять и соседние Корнуэлль и Угрению, в надежде наткнуться на таких же островных переселенцев, среди которых можно будет найти для старшего наследника девочку без примеси материковой крови, и однажды, пусть и после его гибели, их поиски увенчались успехом. Половинчатым.

Иногда Руджер думал, что лучше бы не увенчались. Потому что после многодневных поисков удалось обнаружить аж в Угрении только одного островитянина. Причем, если учесть, что женат он был на местной угрешке, это значило, что их дочь тоже была полукровкой, как и Ривег с Руджером. То есть улучшения в смысле сглаживания проклятья не ожидалось.

Но любой другой вариант был еще хуже, и Законодательному Собранию пришлось, скрипя суставами, предварительно одобрить этот брак. Ержин и Вирма Ривендейл дав предварительно клятву о неразглашении, выслушали посланников соседней страны, побеседовали с дочерью и согласились прибыть на переговоры в Ольвию. Предложенные условия, как-то: сменить гражданство, переехать из Угрении в Колхидию в уже приготовленный для них дом на море, получить неплохую сумму наличными их вполне устроили, но родители заранее предупредили, что потребуют от собеседников дать клятву, что в отношении их дочери не будет осуществляться попыток насилия. Мотивируя это тем, что они сами дочь никогда силком не заставляли что-либо делать, и другим это позволять не хотят.

Председатель Законодательного Собрания с легкостью им это пообещал, про себя дивясь доверчивости полудикарей, которые готовы принимать за истину пустые слова, и крайне изумился, когда Вирма Ривендейл потребовала присутствия Главного ритуалиста Колхидии для закрепления клятвы. Откуда? Откуда этой невежественной дурище из глухой провинции знать такие подробности? А ведь обещание не вредить, усугубленное печатью лучшего проклятийника страны, намертво свяжет всем членам Собрания руки в отношении их дочурки. И никакие попытки увильнуть от подобного действа не срабатывали. И продавить их авторитетом не получилось – чета угрешцев уперлась намертво. И предупредила, что в случае эксцессов искать им их дочь придется долго, если вообще сумеют ее найти.

Агенты, сопровождавшие чету Ривендейлов из Угрении, подтвердили факт отсутствия в доме дочери на момент отъезда семьи в Колхидию, и стало понятно, что парочка-то не так проста, как казалось на первый взгляд. Откуда-то им известно о том, как работают проклятийники, а откуда им это знать, если таковые имеются только у колхидцев? И они им явно не доверяют, раз уж сами рискнули приехать на переговоры, а дочь предварительно где-то спрятали. И дали понять, что пока не будет в отношении ее железных гарантий, договариваться откажутся. Раньше под пытками сдохнут, но ради блага дочери откажутся. А без их помощи девчонку им в чужой стране не сыскать.

А уж если этим займется контрразведка Угрении, то на всех их планах можно будет смело ставить крест – да они костьми лягут, но постараются ситуацию у соседей максимально дестабилизировать. Понадобиться – сделают все, вплоть до устранения этой девицы, только бы не дать роду тин Веронье выжить.

И клятву давать пришлось. И терпеть наложенное Главным ритуалистом проклятье тоже. И члены Законодательного Собрания сочли, что им уже можно выдыхать, потому что все разрешилось. Мало кто из них тогда догадывался, что проблемы только начинались. Ибо Лайма Ривендейл к своим четырнадцати годам уже имела четко сформулированные жизненные приоритеты и совершенно не собиралась проникаться важностью миссии, уготованной ей колхидцами. Выросшая в простой рыбацкой семье, она с детства привыкла к воле, и любые попытки привить ей благонравное или покорное поведение встречала в штыки.

И никакие уговоры на нее не действовали. Равно как и угрозы. Потому что при первой же попытке на нее надавить, шантажируя жизнью и здоровьем отца и матери, старички из Законодательного Собрания не просто услышали на свой счет некоторое количество… определений, из которых «старые пердуны» было наиболее мягким, даже переводчик от ее портового жаргона покраснел, но и получили встречное обещание после замужества с потентатом расквитаться с «каждой сволочью, посмевшей только подумать навредить ее родителям!»

Да, это вам не тихая и воспитанная Корадда ти Биратье! Вот когда все причастные к процессу организации будущей свадьбы юного Ривега с благодарностью вспомнили и по достоинству оценили усилия семьи тин Данерье, вылепивших из островитянки благовоспитанную барышню! Но тем-то достался грудничок, а здесь пришлось иметь дело с эдакой вполне выросшей оторвой. Руджер еще помнил с каким скандалом будущая невеста брата прибыла в официальную резиденцию в столице. Ему к тому моменту сровнялось одиннадцать лет, и он с любопытством подсматривал через перила второго этажа, как билась посуда, летали книги, а его будущая невестка орала дурниной на сбежавшихся горничных, что не нанималась таскать на себе эти дурацкие тряпки. Весело, никакого цирка не надо!

А уж как с ней намучились учителя колхидского языка! Даже с самым мощным благословением, наложенным лично здешним Предстоятелем церкви Светлейшего юная невеста крайне медленно продвигалась в его изучении, то и дело переходя на родной.

Со временем он понял интересную вещь, Лайма не была ни глупой, ни вредной, ни склонной к истеризму, просто… весь этот навязанный образ жизни был ей чужд. А от нее как раз и пытались добиться покорного принятия чужих правил, не принимая во внимание ее собственные желания. Отсюда и постоянные столкновения с сонмом наставников и гувернанток. Единственным человеком, кто понял это раньше него, оказался его же воспитатель Нифхель тин Зилнье. Именно он сумел научиться договариваться с темпераментной Лаймой и урезонивать ее при необходимости. А проще говоря, установил систему обменных отношений: заучиваешь ежедневно пять правил этикета – сможешь ходить по своим комнатам в привычных брюках вместо платья; вечером на официальном приеме ведешь себя как паинька – утром получаешь возможность съездить на рыбалку; утром выдерживаешь чаепитие в кругу высшей аристократии – вечером можешь рассчитывать на конную прогулку на подаренном жеребце. И так далее.

И сработало! Оказалось, что даже с взбалмошной и капризной Лаймой можно было договориться! Если на нее не давить. И то, что Председатель Законодательного Собрания расценил подобную систему взаимоотношений как пошлую склонность к торговле, на деле было попыткой оставить себе хоть какую-то частичку прежней жизни. Которых оставалось у нее очень немного.

Одна из самых громких склок пришлась на день проведения ритуала имянаречения. Потому что и здесь были свои особенности, связанные с происхождением: по обычаю простолюдинка получала имя максимум из двух слогов, девушке, семья которой носила приставку «ти», разрешалось дать дочери трехсложное имя, и только женщины высших родов с приставкой «тин» получали при рождении право на имя из четырех слогов. А Лайма не хотела отказываться от привычного имени и менять его на подобранное Наставником семьи тин Веронье, утверждая, что предлагаемая им Булинна больше всего похожа на название мелкой рыбешки, водящейся у них в Ласточкиной бухте. Или на звук при рвоте.

Тин Зилнье и тут проявил себя как искусный дипломат. Он не постеснялся напомнить Лайме, что, давая согласие на переезд в Колхидию, брак и прочие, связанные с этим нюансы, она обещала придерживаться установленных в чужой стране правил и обычаев. И требовала относится к своим словам, как к обещаниям взрослого… ну, во всяком случае, достаточно зрелого человека. И ей поверили. А сейчас она как себя ведет? Как малолетняя истеричка. Так может все ее обещания – так, пустой звук, и относится к ней следует именно как к малолетней истеричке? Неспособной нести за собственные обещания ответственность?

Пристыдил ее Нифхель. И в чем-то взял на слабό. Такого покушения на свои слова Лайма перенести не смогла и, вздернув голову, отчеканила, что пойдет на этот дурацкий ритуал, но имя… новое имя она выберет себе сама и уж постарается, чтоб оно не было похоже на звук собачьей отрыжки. И ведь откопала же где-то в именовальной Книге Лайанну, чтоб не переименовываться совсем полностью. И, верная обещанию, прошла ритуал имянаречения безупречно, не заставляя краснеть и дергаться наставников по языку и этикету.

А еще через два года вся Колхидия праздновала свадьбу двадцатилетнего Ривега тин Веронье и юной Лайанны ти Франсье. На церемонии жених выглядел счастливым, невеста в положенном кружевном наряде скромно и очаровательно улыбалась будущему мужу. Только очень немногие знали, что молодожены терпеть друг друга не могут, а сейчас старательно играют на публику.

Руджер как раз и относился к этим немногим. И прекрасно знал, почему будущие муж и жена не пылают друг к другу любовью. Да потому что Председатель Собрания не сумел удержать язык за зубами и заблаговременно оповестил невесту о наличии у тин Веронье родового проклятья и ее возможной дальнейшей трагической судьбе. А вот спросить: зачем? Небось, ту же Корадду ти Биратье в свое время ни о чем не предупреждали, ну, так и проблем с ней никогда не возникало. Зачем сейчас понадобилось что-то менять?

Не иначе отомстить захотел, идиот, за ее слова о том, что после замужества она расквитается со старыми шантажистами. И она, что вполне логично, сочла себя обманутой. Потому что изначально-то обещали сплошные радости: замуж за потентата, безбедную жизнь, доступ к власти и деньгам, содержание родителям, и всего-то надо быть верной женой и вести себя прилично на публике. А что оказалось? Что рождение первого ребенка мужского пола будет означать запуск того момента, когда вновь «проснется» проклятье рода тин Веронье. И шансов выжить именно у нее может не быть. То, что в зону риска попадает и сам Ривег, ее мало трогало, поскольку это их семейное проклятье, и у него выбора все равно не было. Но то, что под удар, тупо использовав и «случайно» забыв предупредить о смертельных последствиях, подставили ее саму… вот это ее привело в ярость.

И отказываться поздно, ее клятву в свое время тоже подтвердил Главный ритуалист Колхидии. Поэтому выбор у нее предельно простой: или соблюдая условия клятвы не разглашать подробности кому ни попадя, выполнять взятые на себя обязательства, или попробовать ее нарушить и мгновенно выгореть изнутри, превратившись в пепел. Ну и как после этого относиться в будущему мужу, который как раз и должен послужить спусковым крючком того механизма, который начнет отсчитывать секунды ее жизни? И, возможно, жизни ее детей?

А будущий муж ее метания и обвинения понимать отказывался. Сам-то он с детства жил с пониманием того, что его ранняя смерть может оказаться неизбежной, но относился к этому факту… философски, что ли. Фаталистически, можно сказать. За годы можно сжиться и не с такой мыслью. Поэтому делай, что должен и увидишь, что будет. Зато есть шанс, объяснял он невесте, что свежая кровь, полученная от нее в этом браке, переборет проклятье и жизнь их сына окажется долгой и счастливой. Она же хочет счастья их будущим детям?

Хотеть она, может и хотела, но… неприятное это понимание, что между счастьем ребенка и своей смертью нужно поставить знак равенства. Поганое оно, понимание это. Причем ребенка-то еще нет, а она, потенциальная смертница, всего-то шестнадцати лет от роду, вот она. И жить с сознанием, что смерть настигнет тебя после рождения твоего первенца – так себе ощущение.

И какой может быть выход? А не рожать как можно дольше, дольше и проживешь. Что она и сообщила супругу в брачную ночь. Идея сама по себе богатая, если… ее будут разделять оба супруга. Только Ривег соглашаться с этим решительно не хотел. Зачем тогда все эти попытки перелома проклятья, поиски невесты, свадьба, неужели только для того, чтобы Лайма, то есть Лайанна получила возможность жить в свое удовольствие, не расплачиваясь? Значит, пришло время напомнить ей, что продолжение рода стоит в перечне ее обязательств далеко не последним пунктом. А неисполнение обещанного тоже не мармелад, откат за это может привести ее к гибели как бы не вернее, чем проклятье. Ну так что она выберет?

И пришлось молодой жене, стиснув зубы, выполнять обещанное. Правда, в отместку она не поленилась стребовать наказания для излишне болтливого Председателя Собрания, справедливо подметив, что, если бы не его длинный язык, то и разногласия между супругами бы не возникло. Это требование, как ни странно, нашло горячий отклик среди остальных членов Законодательного Собрания, многие из которых давно заимели зуб на Тильфина тин Гиардье. А тут такой повод спихнуть его с лакомой должности и забраться туда самому! И вчерашнему всесильному аристократу пришлось вытряхиваться из давно занимаемого им кресла, а члены Собрания, спешно состряпав дополнительный подзаконный акт к эдикту о неразглашении подробностей проклятия правящей семьи, тут же подсунули его на подпись Ривегу тин Веронье. Чтобы отделавшись от одной головной боли, немедленно с наслаждением устроить драку за освободившееся место Председателя Собрания.

Руджер до сих пор полагал, что сделано это было напрасно, поскольку завистливые члены Собрания не то подзабыли, не то отмахнулись от основного занятия сьера тин Гиардье. Который не позволял ни себе, ни сотрудникам в своем ведомстве халтурить. И славился редкостной злопамятностью.