Ходящая по снам бесплатное чтение

Глава 1. Явь. Деревенские будни

Утро в деревне всегда хлопотное время. Даже для такой лентяйки, как Елизавета Петровна.  Пока потягивалась на пуховой своей перине, за окном Акимыч уже успел поругаться с строителями, что сваи прям на малину положили. Потом досталось Витале – за брошенные на крыльце провода. Умывалась под неумолчное ворчание деда на Милку и мелких пакостников, что разлили молоко прям на новые сапоги. Резиновые сапоги этого винтажного модника были ярко-желтого цвета. Такие солнечные, что одуванчики на заднем дворе принимали Акимыча за своего. Дорожил ими, как своими не к ночи помянутыми валенками. Мыл, сушил сам. После двора протирал тряпочкой, чтоб ни единого пятнышка не оставалось. Пора было спасать народ от этого вождя революций, пока он еще кого-нибудь не поймал.

– Доброе утро, дедушка дорогой, – промурлыкала Лизавета, появляясь на кухне. Отняла остатки молока и насильственно усадила трудягу за стол.

– Еще не завтракал, наверно. Весь в делах, весь в заботах. Давай-ка я тебе капучино сделаю и бутербродик. Может, кашки сварить? – Лиза обернулась и посмотрела на округлившиеся глаза деда Василия. – Да, гречку я точно смогу сварить. Вот и позавтракаем. – Налила в кастрюлю воды, опустила пять пакетиков гречки на каждого и пошла мучить свою кофемашину.

Причина утреннего плохого настроения у Василь Акимыча прояснилась после плотного завтрака и долгих посиделок на кухне. Хитрый дед все-таки пошел ночью и навязал ниток на калитки и дырки в заборах соседей, чтоб знать, кто ходить будет.

– А эти бугаи с утра как начали свою буханку переставлять и  разгружать, так все мое плетение порвали! Полночи мучался, а они… – проглотил матерное слово дед. – Вечером поправлю, как все уйдут, – заговорщически подмигнул Лизе. – Мы с Барбосом тут беспорядки всякие разводить не дадим.

Сильно его разозлило, что на вверенной территории командовали какие-то пришлые.

– Только на рожон не лезь. Вениамин обещал на неделе тревожную кнопку для вневедомственной охраны сделать. Им ехать 10 минут. Наше дело будет только оповестить, а там уж они сами разберутся.

– Охрана, – проворчал старый вояка. – Знаем мы, как они охраняют. Под собственным носом не видят. Защитнички…

Так, ворча, и пошел новый ролик с Виталиком снимать. Сегодня у этих блогеров была по плану полировка копыт у козы новым разрекламированным аппаратом для педикюра. Эти тролли активно привлекали Лизавету для подбора всяких бьюти-технологий, потом через агентство связывались с производителями и пробовали на главном блогере или на бессловесной Милке. Молокоотсос им, кстати, тоже привезли. Конструкция была признана не очень удачной и после третьей или пятой дойки позорно сломалась. Но просмотров такое безобразие и хулиганство набирало прилично, некоторые конторы уже сами просились для тестирования продукции в экстремальных условиях.

Набрала мудрую Тортиллу, как называла про себя Розу Абрамовну. Та пребывала в отличном настроении. Благодарила за «чудо какого вкусного» мальчика и просилась в гости. Посыл был более чем прозрачным, и Лиза, конечно, пригласила их в свою дачную усадьбу как смогут,  вместе с племянником.

На улице к дому приближался какой-то гастролирующий цирк Шапито. Играла музыка, кричали дети, и лаяла собака. Потом стало еще громче, и Лиза побежала с кухни на крыльцо встречать обещанных гостей. Ленка – многодетная мать двух вождей краснокожих и одного весьма сурового подростка, муж Мишка, заваленный сумками с продуктами, и Барбос, который облаивал машину со всех сторон. Перекрикивая магнитолу с веселыми детскими песнями, все стали выгружаться, носиться по двору, рассказывать свежие новости. Старшего, Алексея Михайловича, Лиза отправила помогать Акимычу и оператору. Глядишь, найдут общий язык. Два наследника Монтесумы неуправляемыми баллистическими ракетами носились по участку за псом и от него, улюлюкая и хохоча. Дамы обнимались, а счастливый отец семейства все еще выгружал пакеты и коробки.

– Вы ко мне на все лето переезжаете? – оглядывая гору каких-то свертков, пакетов и жердей, спросила Лиза.

– Не боись, только спиногрызов тебе оставлю, а сами уедем, – неудачно пошутила Ленка, но, взглянув на вытянутое лицо подруги, расхохоталась и призналась: – Да шучу, шучу. Горку спортивную им купили по случаю с рук в Фоминске, еле запихнули в машину. Сейчас соберем на травке – будет у нас полчаса времени. Ну или поменьше. – Сорвалась внезапно и, подхватив одного из близнецов, оттащила от колодца.

– Матвей Иванович! – позвала Лиза. – Можно это как-то заколотить на время, чтоб не добрались? – попросила она подошедшего прораба, показав на колодезный домик и заинтересованных малолетних вредителей.

– Ага, – понимающе откликнулся Иваныч. – Сейчас организуем. Пошел к буханке, покопался в безразмерном нутре ее, вытащил петли и навесной замок.

– Вот теперь порядок.  Ща качели сварганим мальцам, прям вылитые внуки мои, такие же живчики. А ну-ка! – подхватил обоих на плечи, предварительно получив утвердительный кивок от Ленки, и под довольные визги утащил бесенят на задний двор.

– Уфф. – Лиза присела на помост беседки. Ленкины детки – это был не последний аргумент, почему она не любила посещать семейные праздники у них дома.

– Мы вечером уедем, – примирительно протянула Ленка. – У нас тут в пансионате номер снят. Просто там они точно с ума со скуки сойдут и разнесут этот приют пенсионеров. Пожалей людей, они туда отдыхать приехали.

– Да я вас не гоню. Хоть на все выходные оставайтесь. Пойдем сумки разберем.

Так за разговорами и не заметили, как сорванцам были организованы качели и собрана горка, а потом на улицу выпустили козлят и случилась настоящая термоядерная реакция. Хохотали строители, роняя на ноги сваи, дед подыгрывал на гармошке, а носящимся по кругу, залезающим на яблони и доски детятам и козлятам был уже никто не нужен.

Пока готовили обед, поговорили про участок. Лиза передала контакты наследников Мишке, а тот решил прогуляться до владений, посмотреть повнимательней.

– Один не ходи. Сейчас Василь Акимыч освободится, возьми его. Он там ниток навязал от гостей незваных, сам запутаешься, еще и он расстроится.

– О, как у вас тут интересно. Что за партизанщина?

– Вот он сам и расскажет, – отмахнулась Лиза, не имея никакого желания пересказывать вчерашние приключения.

Позвонил Вениамин. Аккуратно поинтересовался, можно ли приехать втроем.

– Ольга? – обрадовалась Лиза.

– Нет, Сашка очень просится познакомиться. Флешку тоже забрать надо.

– Вот пройдет все круги ада в гостях твоей тети, тогда свою цацку и получит. Лично отдам, – отрезала Лиза. – У меня друзья с детьми в гостях, если вас это не смутит, то жду вас с тетей. Вдвоем.

Не было никакого желания общаться с неадекватным Александром, каким бы он хорошим ни был. Лиза сама удивилась, как легко оказалось отказать в просьбе.  Просто потому, что не хотела сейчас видеть этого пациента, объяснять что-то малопонятное ей самой. Спасибо, обойдемся.

К обеду на запах шашлыков приехал зоотехник, еще раз посмотрел козу. В очередной раз сказал, что у нее все прекрасно и Лиза зря беспокоится. Кровь на анализы, впрочем, взял и остался за столом. Лиза очень просила. Сидела рядом и мучительно придумывала, как бы выклянчить или стащить что-нибудь у товарища ветеринара. Ленка, зная Лизку как облупленную, сложное это выражение лица приняла за симпатию и неумение кокетничать и начала активную кампанию по сводничеству. В этом у нее не было равных еще с института. Провалиться сквозь землю Лизе мешала только деревянная лавка, а уж зардевшийся маковым цветом Иван на Ленкины подколы и попытки отправить их с Лизой то в лес вдвоем грибы собирать, то на экскурсию на ферму, только мычал что-то маловразумительное, но не отодвигался.

Положение спас Акимыч. Бесцеремонно отодвинул Ивана на скамье и сказал, что стар он другое место искать, а честь девичью блюсти ему по статусу положено. Зыркнул на Елену-сводницу и придвинул себе тарелку поближе. Вожделенная пуговица становилась все дальше и дальше.

Зоотехник, вконец растерявшись на этих внеплановых смотринах, стал подниматься и неудачно зацепился краем рубахи за угол скамьи. Послышался треск. «Вот оно!» – воскликнули в голове у Лизы все 11 друзей Оушена, и длинным броском, с криком: «Давайте помогу!» – она рванула конец на себя. Акимыч только крякнул, оказавшись меж двух огней. Лавка начала крениться, и вся честная компания чуть было не упала с помоста. Отскочив от сумасшедшей козоводки, Иван скомкано распрощался и выскочил в калитку. Быстро завел мотор и, воняя черным дымом, на холодную рванул на своей ниве по улице.

– Надо как-то поаккуратнее, – пожурила Ленка свою подругу, когда остались наедине. – Мальчик, конечно, замечательный, но Лизетта, это было уже слишком. Ты, по-моему, его испугала своим вниманием.

Лиза, грея в кармане джинсов оборванный угол от рубашки, только пожала плечами. Своего она добилась, и у Милки будет несанкционированный прием ветеринара. А Ленкины матримониальные фантазии – это мелочи жизни.

Мелкотня так набегалась с новыми рогатыми друзьями, что в машину детей грузили в спящем, самом милом из имеющихся состояний. Старший из Ленкиного потомства спелся с Виталей и Акимычем и просился остаться на ночь, но мать была непреклонна.  Мишка был полон радужных планов переустройства их будущей дачи. Завтра они встречались с риелтором и собирались уронить цену за неприглядный вид и общую запущенность участка по максимуму.

Лиза помахала всем ручкой и наконец-то сбежала в свою половину дома.  Осталось только выучить очередной зубодробительный рецепт и зазвать доктора на свидание… с козой.

Глава вторая. Сон ветеринара.

Вечером лечь пораньше не получилось. Дед Василий опять хандрил, что пограничная служба его провалена, а Лиза его чаем отпаивала и хвалила за все про все. И хозяйство на нем одном держится и бизнес их блогерский только им и тянется, а она коза неблагодарная только деньги на карточку получает и своими непонятными делами занимается.  Дедушка, напившись чаю был уже не таким хмурым. Похлопал Лизавету по плечу, сказал, что глупостей она напридумывала, ему это все в радость. Да и он себе тоже надумал. Какая теперь из старого вояки защита, смех один. И пошел к себе на печь.

– Вот и зря ты так думаешь. Для меня другой защиты и не надо. Ты все равно лучше всех. – ответила Лизавета в спину Акимычу. Настроение было минорное. Кулебяка с зайчатиной выучилась слово в слово. Пора было засыпать.

Сонный Лизин дом встретил хозяйку открытыми окнами. Все так же шелестела о чем-то своем с ветром береза и какая-то пичуга активно чирикала, призывая партнера по брачным играм. Пройдя босыми ногами от двери в спальню, Лиза посмотрела на свернувшуюся большим клубком козу на кровати. Изменения стали еще заметней. По позвоночнику, прорезав шерстяной покров торчали костяные шипы. Лопатки выдались еще сильнее, вытянулись вдоль спины, как сложенные крылья. – Ме! – Печально поприветствовала Лизавету страдалица. Хвост животины был покрыт какой-то коростой и опущен, как будто даже длиннее стал.

– Ты моя девочка. Больно тебе? – Осторожно погладила питомицу Лиза.  – Я сейчас доктора приведу, может он чего подскажет? Подожди немножко. Я туда и обратно.

Сомнений больше не оставалось. Козе срочно нужна помощь. Все разговоры, бабы Милы, что это наследственность были просто теорией, а коза вот она настоящая. Рецепт кулебяки никуда не денется, главное доставить зоотехника.

Сжала в руке, с таким трудом завоеванный трофей, и потопала к калитке. В этот раз мостик был бетонной плитой, брошенной через канаву. Иван нашелся среди бесчисленного стада коров, у которых постоянно отваливались от ушей бирки и сами буренки перемещались с невероятной целеустремленностью. В этой неразберихе несчастный доктор пытался разобраться кого он уже привил, а кого нет. Лиза вытянула из мычащего стада мужчину, прямо за его клетчатую рубашку.

– Здравствуйте.

– А это вы. Я тут очень занят. Надо за сегодня всех проверить и вакцинировать. Просто руки опускаются, ничего не успеваю.

– Давайте лучше я вам помогу. – Особо не разбираясь,  просто перевела Ивана через бетонную плиту туда и обратно. Как часто бывает во сне, все изменилось за мгновенье. Коровы уже не мычали, сбившись в плотную толпу, а вольготно ходили по пастбищу.

– Вот видите, вы уже всех проверили и бумаги заполнили. А у меня коза болеет.

– Опять коза. Она абсолютно здорова. Я уже не знаю зачем к вам езжу постоянно. Елизавета,  вы очень интересная девушка, но поймите: коза – плохой повод завязать отношения. Я может и не против, может быть даже сильно  «за», но мы с вами очень разные.  – Пытался оправдаться ветеринар, пока Лиза, крепко взяв того за руку тащила к своей калитке.

– Понимаю, понимаю. Козу посмотрите и идите к своим коровам. – Эта отповедь слегка корябала по самолюбию Лизы, но реальной симпатии она к Ивану не испытывала, а что он себе надумал его проблемы.

– Да я не про коров, я в целом. Просто чувствую себя, как загнанный заяц. Все чего-то хотят. – Продолжал изливать душу зоотехник. – То кошка у них хвост сломала. Приезжаешь, а там какая-то племянница хозяйки сама себя шире. Похоже, что хвост кошке она и сломала. В углу меня зажала и давай глаза закатывать. А я на работе! – Повысил голос герой любовник деревенский. – Я не могу быком осеменителем тут работать на полставки. Доярки подрались, кто в мою смену коров водить будет на узи. Прямо на ферме за волосы друг друга таскали. Мужики смеются, ставки делают, когда меня уже охомутают. Понимаете? – Он проникновенно заглянул Лизе в глаза, резко остановившись.

– Я взрослый самостоятельный мужчина, я может из города сюда приехал, чтоб от маминой опеки убраться подальше, а тут вот такое дело.

– Понимаю, как ни странно. Тоже бесит, когда за меня берутся что-то решать. Пойдемте. Мне правда нужна ваша помощь.

Увидев Милку возлежавшую на кровати с новыми апгрейдом, Иван реально завис. Он стоял и таращил глаза на рогатую красотку с костяными выростами и зачатками крыльев, тряс головой, пытаясь прийти в себя. – Этого не может быть. Это сон. Такое даже в кино не покажут.

– Что это доктор? – Встревоженно спросила Елизавета. – Она не встает уже несколько дней с кровати, отказывается от еды. Посмотрите у нее еще что-то с хвостом, он весь в коросте.

– Ну если вспомнить мои увлечения древнегреческими мифами, то понятно почему я это вижу. Но чтоб так подробно. Это, дорогая Елизавета Петровна, явление настолько редкое, что в научных трудах не описано. Коза ваша перерождается в Химеру обыкновенную. Хотя там по-моему все таки голова льва была с телом козы, а не наоборот. Очень интересный случай. Он открыл свою докторскую сумку и аккуратно ваткой смоченной антисептиком стал снимать коросту из болячек и волос с  чешуйчатого хвоста перерожденки. Смотрите, это драконий хвост. Очищая чешуйку за чешуйкой – приговаривал удовлетворенно. –  По мифологии это животное может летать и изрыгать пламя, но надеюсь до этого не дойдет. Хотя про летать я погорячился. Крылья вот-вот проклюнутся.  Ну-ка покажи копытца свои – совершенно бесцеремонно вытащил Милкину согнутую ногу и поманил Лизу поближе.

– Смотрите, настоящие львиные лапы. – Измененная козья конечность была в два раза шире копыта, с большими серповидными когтями. Нажал на подушечку. – Острые загнутые когти втягиваются в особые пазухи и поэтому не тупятся при ходьбе и не стучат.  Совершенное животное! – Восхищался реликтовый зоолог.

У Лизаветы отлегло от сердца. Опять баба Мила оказалась права, а Лизка дура-дурой. Коза оказалась с сюрпризом. Вот почему так настоятельно в фамильяры пихали бедное рогатое.

– А что Химеры едят?

– Теоретически, это хищник, хотя сохранилась голова козы.. – тут Иван полез в пасть к Милке и чуть не остался без пальцев. – Да, конечно. Коза с полным набором клыков и моляров. Мясо! Эту красотку нужно кормить мясом. Может быть даже парным.

– В смысле живым? Куриц ей там всяких ловить?

– Ну пока линька не прошла, я думаю она будет отказываться от пищи. Держите свежую воду и не беспокойте животное. А потом да, скорее всего курицы, кролики и прочее. – Задумчиво произнес он.  – Впрочем с такими когтями она и оленя может завалить спокойно. Я думаю, когда вылупятся крылья дома вы ее удержать уже не сможете. Она сама найдет чем поживится – подытожил зоотехник.

– Какой прекрасный сон, я даже просыпаться не хочу.  – Восхищался он, не желая уходить от козьей химеры. Милка уже проявляла беспокойство, наклоняя голову в сторону надоеды и Лиза решила, что прием пора заканчивать.

– Можно мы вам еще приснимся? – Заискивающе начала она, выпроваживая воодушевленного доктора из спальни.

– Конечно! Я готов любоваться превращением в мифологическое животное хоть каждую ночь напролет! Вы не представляете, какой это толчок для моего творческого потенциала.  – Зоотехник все рвался вернуться к козе, а потом обернулся к Лизе и посмотрел глаза в глаза.

– Лизавета, можно я вас поцелую? Вы мне очень нравитесь. – Огорошил он девушку.

– Ну э, вы же сами только вот говорили, что против всего этого – растерянно заблеяла сновидица, но Иван уже наклонился к Лизе и нежно коснулся губ. Пока дама хлопала глазами, отвернулся и пошел в сторону двери сам.

– Отличный сон. Приснитесь мне еще раз, а то одни коровы и бешенные доярки, вот и все мои развлечения ночью. – Прощаясь, попросил смешной рыжебородый парень.

– Глаза у него красивые. – Невпопад подумала Лиза и выпроводила гостя через бетонную плиту на коровье пастбище.

Глава третья. Явь с гостями и воскресной службой.

Проснулась головой на подушке, а мыслями в розовых облаках. Как приятно кому-то нравится, без экивоков, без флирта этого дурацкого – просто нравится человеку. Понятно, что рядом с доярками Лиза смотрелась гораздо выигрышнее, но сам факт грел душу неискушенной в любовных делах даме сердца. За окном только рассвело и в такую рань спал даже вездесущий дед Василь.

Душе хотелось праздника, и Лиза решила, что давно она собственным лицом не занималась. В сумке, привезенной из дома, хранился нехилый запас масок и скрабов, что перепадали с работы или заказывались по интернету. Отобрав наименее просроченные, занялась красотой своей неземной. Очищение, скраб, маска из голубой глины. Остатки можно на руки нанести, чтоб деревенский загар немного сгладить.  Накрутив на голове полотенчико, чтоб волосы не пришлось отмывать от этой непонятной субстанции напевала на кухне, зарядив свою кофемашину на капучино из козьего молока.

– Как ты красива сегодня! Нет в твоем сердце не только коза, как ты сегодня мила. – Перевирая слова вытягивала довольная Лизавета, выходя на задний двор из кухонной двери.

– Ох, со святыми за упокой! – Ранними пташками оказались и строители вместе с батюшкой. Он и стоял на ступеньках, обернувшись к открывающейся двери. Ребята, чтоб не будить хозяев прошли мимо крыльца на задний двор, где засыпали в сваи пескобетон и докручивали оставшиеся пару штук.

– Простите. Доброе утро. – Пискнула Лиза, закрывая дверь изнутри.

– Ну, что отец Сергий, поцеловал бы лягушку, глядишь в принцессу оборотилась бы. Стала бы тебе матушкой, не все тебе холостым ходить. – беззлобно подначивали трое из ларца батюшку, пока Лиза смывала патентованный состав, изгваздав не только тазик и полотенце, но и всю кухню.

– Тьфу на вас. Прости их господи. Матушку им подавай, вас Буратин беспримесных в женское общество вообще пускать нельзя. Ржете только как кони. Барышню вот перепугали. Лизавета Петровна – аккуратно постучал в дверь поп.

– Минуточку. – Задушено, из-под полотенца отвечала «бедная Лиза» Кое-как оттерев зелень с лица открыла дверь. Теперь красотка была красной как рак, с сине-зелеными разводами под подбородком и заляпанной футболке.

– Простите, что так получилось. Надо было вас заранее предупредить. Это моя вина, так рано гостей принимать не принято. – Продолжал рассыпаться батюшка в извинениях, проходя на кухню. Он очень тактично не показывал, что видит весь этот разгром и потеки зеленой глины по столу и стенам. Лиза решила не заморачиваться и просто взяла тряпку, протерев сначала стул, а потом стол перед священнослужителем.

– Наверно у вас были веские причины, чтоб встать так рано. – Начала она.

– Да, вы правы. Причина более чем веская. Сегодня воскресная служба и я хотел бы пригласить вас с Василием Акимовичем присутствовать. Это пожертвование не должно быть замолчано. Вы сделали благое дело, и я хотел бы поблагодарить при всех. Это самое малое, что могу сделать. У нас в храме литургия проводится поздняя, так что в 9 утра будем вас ждать. Ребята вас отвезут, они тоже собирались.

Пока Лизавета придумывала вежливую отмазку, батюшка распрощался и смущенный шмыгнул за дверь.

– Что за шум, а драки нет? – Почесываясь, в семейных труселях выполз на кухню дед Василь. – Ой, Лизавета, это что ж с тобой? Заболела? Тыкнув в несмытое пятно на шее, он покачал головой, разглядывая зеленый палец. – Ага. Красоту с утра пораньше решила навести, а тут эти охальники. – Прозорливо оглядывая кухню постановил бьюти блогер.

– Ну дык давай умывайся, а я кухню приберу. Вот приперлись ни свет ни заря, только девку мою напугали. Ждем кого, али так вскочила как пташка ранняя?

– Спасибо. Доброе утро. – Насупилась Лиза.  – Я сама тут приберусь. Отец Сергий заходил, на службу ждет.

– Это ты под него, что ли зеленым выкрасилась, чтоб работников наших не выхаживал?  – Улыбнулся старый проказник. Погрозил пальцем. – Это ты Лизка брось, зачем нам такой жених? Из своего только ряса да забот полон рот. Нам нужон, чтоб за хозяйством смотрел, как меня не станет, а этот то тут, то там с молельщицами своими прихожанками носится. Так и будешь кататься от одной проблемы до другой. Нету у него своего прихода, перелетный значить. Бабы еще когда наши вызнали.

– А чего еще твои бабы узнали?  – Заинтересовалась Лизавета, убирая со стола зеленое полотенце с пятнами и вытирая шею. К идеям деда проженить ее на любом, кто носит брюки она  уже относилась с юмором и всерьез не принимала.

– Да мутный твой отец Сергий. Сам молод, вроде обходителен, а как глянет – мороз по коже. В администрации его дюже боятся, после той охоты, да после кончины старого батюшки. Рыльце у них в пушку похоже. А этот по деревням ездит, вот службы ведет, пока замены нет. Помогает кому может, да все выспрашивает. Я тут про краеведа хотел узнать, так наш батюшка уже и им интересовался. А сходить надо, авось сами чего увидим. У тебя платье то нарядное есть, Лизавета?

– Найдем и платье, и платок – отмахнулась Лиза. – Ты про краеведа чего узнал, рассказывай.

– Ну дык, дай хоть сортир посетить, непоседа. Все как на духу расскажу. Кой-чего и узнал – Ухмыльнулся и потопал в свою половину за очередным спортивным костюмом.

Краевед оказался пришлым с Вереи и сам он не музейный работник, а любитель какой-то. Собиратель историй и антиквариата. Сначала все самовары да иконы по домам выкупать пытался, даже в церковь ходил, отец Алексий его еще из храма выгнал, ругался. Потом бабушек про историю расспрашивал, кто где жил, да как. Как зовут не помнят. Похоже на Ираклия, ли Акакия, дурацкое какое-то имя. У Лизаветы брезжил в памяти какой-то собиратель историй и слово «уезд» зацепившееся с ним же. – Потом само всплывет. – Решила миссис Марпл Мценского уезда и пошла собираться на службу. Написала Ленке, чтоб не дергалась и хозяйничала дома, как хотела. На что получила звонок от подруги и просьбу подождать полчасика. Цыганский табор хотел на гастроли в Храм Божий.

Служба на удивление прошла спокойно. После богослужения отец Сергий поблагодарил деда Василия и Лизу, которая вообще в этом не участвовала. Виталик аккуратно снимал на камеру снаружи, а дети вели себя прилично. Местных Лизавета никого не знала, кроме продавщицы. С ней и поздоровалась.

– Благослови тебя Бог девочка, – перекрестила та Лизу – Хорошую смену себе баба Мила оставила. Мы думали, ты блудня какая, а тут смотрю наша местная. – Словоохотливую даму под ручку увел Акимыч, пошептаться. Ленка смотрела на убранство храма, когда все стали расставлять свечки за здравие и упокой, подходила к иконам, только, что не ковыряла их.

– Лен, ты чего? – Шикнула на нее Лиза под подозрительными взглядами бабушек.

– Пойдем, выйдем. – Елена-следопыт потащила подругу к выходу из храма, попутно показывая Мишане, что отпрыски теперь его проблема. – Понимаешь, какой-то диссонанс получается. Оклад старый, а икона, как будто напечатана на принтере. Даже пиксели видны. Ну не может же такого быть. Понятно, что там освещение не особо, но она около окна и свет так падает удачно. Я ее долго разглядывала, может показалось, но я цифровой принтер от масла тоже способна отличить.

– Пойдем-ка обратно, не на шутку встревожилась Лизавета. Вспомнив, что старый батюшка тоже в этом храме Богу душу отдал, не за икону ли?

После службы, когда все разошлись, и батюшка освободился, потащили священнослужителя в подозрительной иконе.

– Да, кажется, она такой и была. Надо у прихожанок моих поинтересоваться.  Список икон при церкви хранился, но он вместе с деньгами пропал. Здесь вообще какая-то неразбериха с документами, уже третью неделю копаюсь, концов найти не могу. – Пожаловался тот.

– Позвонил Вениамин, спросил могут ли сегодня наведаться в гости. Лиза, понимая, что ниточки все как-то взаимосвязаны, попросила и батюшку приехать к ним на чай. Поговорить.

Ленка, какая-то подозрительно тихая сидела в машине. Косилась на подружку, хмурила выщипанные брови.

– Я, моя дорогая чего-то не понимаю, либо все самое интересное прошло мимо меня. – Начала выпытывать Лизавету на кухне, пока готовили воскресный завтрак на всю толпу и мариновали шашлык.

– Лен, не заморачивайся. Это мои личные дела. Когда-нибудь сядем и я тебе все расскажу, но не сейчас. – Лиза не желала увеличивать круг посвященных на болтливую Елену Троянскую, у которой вода во рту не держится, не то, что тайны.

– Раньше у тебя от меня секретов не было – Надулась подруга.

– Раньше и я была другой, а сейчас такая, какая есть. Хочешь ешь, а хочешь не ешь. – Отрезала Лиза, впрочем, чтоб смягчить свои жесткие слова, прижалась грудью к спине Елены-Несправедливо-Отверженной и сказала. – Это не мои тайны.

– Да, ладно. Потом все равно проболтаешься. Я терпеливая. А теперь еще и соседями будем, никуда от меня не денешься – Закончила разговор и выдала чашки и блюдца для выноса на общий стол.

Мишаня, как и собирался уехал в город встречаться с риелтором. Вчера вечером он имел разговор с изрядно удивленными наследниками заросшего участка. Там люди были сами пожилые, жили далеко и заниматься домом им было не с руки. Про продажу предварительно договорились, но нужен был обмерщик и хоть какая-нибудь предварительная оценка. Без этого дальше разговоров дело не пошло.

Беседа перед домом была почти закончена, оставалось только крышу на столбы поставить. Тут все пригодились и Акимыч, что гвозди подавал и три богатыря и тощий Виталик. Наконец, уже ближе к обеду, сияя свежей древесиной «Летний зал по приему пищи», как окрестила строение Ленка был готов принимать гостей.

Рядом вкопали бочку, чтоб жарить там мясо, притащили самовар и стали ждать гостей, попутно гоняя детей и козлят от строителей. Милка сегодня была в настроении и спокойно объедала свежую траву и ветки на заднем дворе. Неведомая сонная хворь прошла как по волшебству.

– Это на тебя наш доктор так положительно повлиял, никто лечиться не хочет – приговаривала Лиза, скребком для лошадей вычесывая свою любимицу от зимнего пуха.

За новенькой калиткой послышались разговоры и Ленка крикнула – Лизка, принимай гостей, где ты там?

Роза Абрамовна принарядилась и с последней их встречи расцвела майской розой. На тщательно завитых буклях красовалась маленькая шляпка с вуалькой. Платье в горошек играло волной и показывало кружевной подъюбник. В руках записной модницы был лаковый ридикюль и не хватало только кружевного зонтика, для полного комплекта дачницы 19 века.

– Вот это красотка! – Нарисовался дед Василий. – Позвольте вашу ручку, мадам. У нас тут намусорено.  – Сложив локоть крендельком и оттеснив Вениамина, подвел Донну Розу к хозяйке дома. – Представь меня внучка.

Глядя на эти, отнюдь не деревенские манеры, простого как валенок деда, Лиза слегка растерялась.

– Добрый день Роза Абрамовна, вот познакомьтесь, это мой дедушка Василий Акимович. Прошу любить и жаловать – Зачем-то добавила она.

– Ну про любить, это вы поспешили деточка, хотя какие наши годы – Подмигнула веселящаяся кокетка кавалеру, – А вот жаловать, с большим удовольствием. Венечка, открой багажник.

Вениамин с непроницаемым, как обычно лицом кивнул Лизавете и пошел к машине. Из безразмерного багажника его железного монстра стали вытягиваться коробки и упакованные стойки. Гора привезенных коробок укладывалась возле беседки.

– Если ты, моя дорогая девочка, отказываешься от финансовой благодарности, то не откажи себе в маленькой радости. Они чудо как хороши – сама выбирала.

Рядом с беседкой распаковывались шикарные садовые качели. С подвесным полноценным диваном, пологом от комаров и горой подушек.  Лиза позвала строителей, чтоб помочь собрать это чудо дачного отдыха, а Розу Абрамовну повела показывать свое хозяйство.

– Я себе знаю, а ты себе думай, что хотите. – Отсекла все возражения по поводу такого дорогого подарка старая Тортилла. – Моя девочка идет на поправку. Ни сегодня, так завтра она откроет глазки, и Боренька увезет ее подальше в санаторий, а эти шлемазы пусть крутят свои фаберже. Больше они ее не достанут.   Я перед тобой моя крошка в долгу, еще неделя и мы получили бы дышащий труп, а не Оленьку.

– Да прекратите уже Роза Абрамовна, – окончательно смутилась Лиза.

Ленкины детеныши оккупировали качели, как только был закручен последний болт.  Взрослым не досталось даже краешка подушки. Пока разжигали остатки досок от стройки для углей, пока самовар набирал жар, и накрывался стол скатертью самобранкой, приехал и сам батюшка.

Был он задумчив и не весел. Икону сняли и со всеми предосторожностями отравили в архиерейскую мастерскую по реставрации. О подмене речь пока не шла, но проверить стоило.

– Что за подмена? – Заинтересовался Вениамин, после последней встречи, он стал относится к отцу Сергию гораздо почтительнее.

– Да, да. Расскажите поподробнее – обмахиваясь кружевным платочком от ранних комаров поддержала его тетушка Роза. – Очень интересно.

Получив утвердительный кивок от священнослужителя девушки рассказали, что привлекло Ленкино внимание и почему напечатанное на бумаге изображение никак не подходит к богатому серебряному окладу.

– Мы все иконы проверяли с прихожанами. Там, правда, в углу рядом с окном сирень сильно разрослась. Только на днях ее подстригли, чтоб свет не загораживала. Да и оклад точно тот. Если бы икону украли, то серебро с собой взяли, куда она без оклада?

– Ну не скажите, если икона была действительно старая, да еще и написана известным мастером, то отсутствие оклада, конечно снизит стоимость, но не до нуля. Опять же, произвести подлог не так заметно. Если бы не зоркость и наметанный взгляд Елены Владимировны, то прихожане и дальше бы поклонялись напечатанной святыне. – Выразил свои сомнения юрист.

Ну да, ну да – почернел лицом батюшка, это ж скандал такого масштаба. Это теперь в полицию надо обращаться, мало того, что смерть отца Алексия, да пропажа денег, так еще и эта напасть.

– Ну с полицией, мы помочь можем. Это не проблема, а вот слухам тут делать нечего. – Обвел он взглядом притихший стол.

– Нам бы еще этого краеведа найти, неспроста он вокруг церкви ошивался и у нас тоже – напомнила Лиза.

– Вы не о скупщике антиквариата, случайно говорите? Он весьма занятная личность – Загорелся батюшка. – Везде отметился, но ни контактов не осталось, ни описания всерьез. Я уж грешным делом думал, покрывают его наши бабушки, но телефон, что он им записывал вне зоны доступа, звали его Аркадий точно, роста среднего, худощавый, особых примет нет, приезжал нерегулярно, но был вхож в администрацию, хотя там его тоже не вспомнили. – Отбарабанил как на протокол священнослужитель.

– Это уже гораздо интереснее. Вы номерок его мне продиктуйте, может и подтянем звоночки и про администрацию поподробнее пожалуйста. – Вениамин потащил отца Сергия из-за стола подальше от любопытных ушей

– Вот тебе и тихая деревня. Сплошной хоррор и мертвые с косами стоят. – Задумчиво произнесла Ленка, глазами отыскивая своих младших. Лешка, как и в прошлый раз не отходил от Витали и за столом их не было – монтировали свет на заднем дворе.

– Роза Абрамовна, нам бы пошептаться. – Наклонилась к соседке по столу Лиза.

– Лизонька, дружок. Отведи тетю Розу в места уединения. Мне так носик охота попудрить, что гляди, как бы не описаться. – С детской непосредственностью произнесла великовозрастная хулиганка и торопливо ушла вслед за хозяйкой дома.

– Роза Абрамовна, может нашему  батюшке Ольгу показать? – начала непростой разговор Лизавета. – Он тут предлагал свою помощь, у его специализация такая – из сект вытаскивать.

– Ну отпевать девочку еще рановато, выкарабкается. Ты лучше сама мне не откажи в помощи. Венечка тут рассказал доверительно, что первый ваш опыт совместных сновидений был не хуже, чем второй – тактично хмыкнула старый психиатр. –  Может дело в предмете, что ты держишь в руках? Я для того и приехала, чтоб тебя, хорошая моя, заманить в Первопрестольную. Доступ у меня в Олечкину плату свободный, может поглядишь? – Столько тревоги было в глазах этой уставшей тащить на себе весь мир женщины, что Лиза только молча кивнула.

Собрались быстро. По дороге только поинтересовалась, как проходит лечение подкинутого пациента, на что психиатр  не сдержав довольной усмешки, похлопала Лизу по колену.

– Этого мальчика я на ноги поставлю. Он у меня шелковым стал. В стационар лег. Все детские секреты мне раскрыл. Это такое знаешь-ли средство ядреное – каждую ночь встречаться с тетей Розой. Мда, врагу не пожелаешь, – Закончила она. Врачебных тайн своих, впрочем, раскрывать не стала, да Лиза и не настаивала.

– Скажете, когда можно его будет обратно отправлять. Мне флешку еще вернуть надо будет.

– Скажу, скажу непременно. Сама лично за ручку приведу спасибо говорить. Он тебе по гроб жизни обязан. А нечего мнемотехники вместе с таблетками непроверенными применять. Решил из себя суперкомпьютер сделать – олух царя небесного. Такого наворотил, что не выведи ты его, так бы у кушал галоперидол по расписанию. – Выдала непонятную тираду доктор и замолчала до Москвы, поглядывая в окно.

Ольга лежала в отдельном платном боксе на два человека. На столе стояли свежие цветы, а рядом сидел и читал ей Экзюпери молодой мужчина. Лицо его было осунувшимся, а рубашка мятой и несвежей.

– Борис, – Представился он Лизе, встал и поцеловал в щечку тетю Розу.  – Без изменений. Давление в норме, пульс в норме, энцефалограмма тоже в норме для ее состояния.

– Борюсик, иди, мой дорогой, поспи дома. Тетя Роза тут посидит. Давай мне свою книжку и езжай в кроватку. Я тебе как доктор говорю. Венечка, отвези его покушать и баиньки. Оставьте девочек одних. – посмотрела на Лизу и добавила.  – Я тебе позвоню, когда нашу малышку надо будет домой отвезти.

Выпроводила всех из палаты. С неожиданной силой отодвинула стол от постели болящей и придвинула вторую кровать вплотную к Ольгиной.

– Ложись. Я тебя в сон попробую ввести. Будем на живом человеке практиковать технику гипноза.

– Прям в ботинках? – К такому повороту Лиза не была готова.

– Лиза, доверься мне. Ты один раз смогла помочь, когда все наши внутренние органы обделались, теперь и официальная медицина руками разводит. Кто кроме тебя? Я буду контролировать каждый твой вдох. Если что-то пойдет не так, то вся ответственность на мне.  Хочешь бумагу напишу?

– Да не надо мне от вас расписок – Проворчала сновидица. Опять попалась в ловушку человеколюбия. Не хотела же лезть. Говорила ей бабка, что сама Ольга проснется, когда время придет. Нет, как и с козой, сама все сама.

Глава четвертая. Сон Ольги

Лиза оказалась к гипнозу невосприимчива, и как не билась старая дама. Ни в какой транс она впадать не собиралась. Вконец измучившись с упрямой подопытной, Роза отсела в кресло, попросла помолчать, чтоб могла подумать. Лизавета же, вставшая ни свет ни заря, после утомительной дороги и неудачных экспериментов, в тишине и на мягкой подушке, заснула сама, удерживая в руке безвольные пальцы Ольги.

Дома было хорошо. Комната с печью казалась больше, чем наяву. Печь тоже преобразилась. Исчезли трещины и пятна сажи на побелке. Заслонки и дверцы избавились от ржавчины. Даже полы блестели, как хорошо натертый лаком паркет.

Проводя рукой по светлым бревнам комнаты, еще вчера бывшими закопченными от времени,  Лиза позвала свою хранительницу.

– Милка, твоих лап дело?

– Меее. – Довольно донеслось из спальни.

Спальня, что наяву была простым закутком, теперь по размерам не уступала большой комнате. Добавилось еще одно окно. Кровать тоже увеличилась в размерах. На ней возлежала гаремной повелительницей перерождающаяся Химера. Сегодня у Лизиной козы уже сформировались вполне оперенные крылья, которые она горделиво продемонстрировала хозяйке. Пластика и поза животного все больше и больше напоминала крупного кошачьего. Рога подросли, венчая устрашающими дугами голову любимицы.

– Вот ты какой северный олень – завороженно прошептала Лиза, осторожно подходя к мифическому животному. Вспомнит ли, кто ее чесал и роды принимал.

– Мррр. Ме – ответила коза, привычно уткнувшись в живот, выпрашивая ласки.

– Ты ж моя козья морда. Свалишь же. – Счастливо выдохнула Лиза, начесывая стратегически важные места. Химера муркала, когтила покрывало и изредка взмахивая чешуйчатым хвостом, поднимала пыль из залежавшейся перины.

Я тебе сейчас свежей водички принесу, раз тебе доктор диету прописал – пообещала довольная Лизавета, вставая с краешка этого царского ложа. Коза лениво встала за ней, сложив свои белоснежные крылья за спиной и двинулась к выходу.

– Вот мы и ходить начали,  – С умилением, глядя на любимицу, не удержалась от комментария Лиза. – Ты моя девочка хорошая.  – Продолжала поглаживать, жмущуюся к бедру химеру. Так и прошли к двери на волю.

Потянувшись всем телом, как умеют только кошки, рогатая покогтила ступеньки и спрыгнув на землю одним плавным движением раскрыла крылья на всю ширину. Солнечный свет высветил каждое перышко этого великолепия, и Лиза задохнулась от восторга. Ее Химера была прекрасна. Гордую голову на длинной шее венчали изогнутые, как у горных сородичей рога. По спине, острыми уголками торчали наросты, переходящие в длинный чешуйчатый хвост с копьевидным окончанием. – Острый наверно,  – пронеслась отстраненная мысль в голове.

– Милка, – позвала хозяйка, хотя это простое имя, уже никак не подходило сияющего на солнце подтверждения правдивости древних мифов.

– Может тебя теперь Амалфея называть? – Предложила Лизавета, вспомнив, кто выкармливал главного греческого бога на острове Крит.

– Ме.   – утвердительно кивнула рогатая и взмахнула крыльями, подняв вокруг пыль и сухую траву. Оторваться от земли удалось не сразу. Сначала закрутив небольшое торнадо, она просто с силой поднимала и опускала свои великолепные крылья, а потом подобравшись, как лев перед броском прыгнула вверх и вперед, разобравшись наконец с механизмом полета. Подогнула мощные лапы и начала набирать высоту над домом.

Лиза, не отрываясь, смотрела на рогатую, боясь и сожалея заранее, что придется отпустить это чудо на волю, как она отпустила Иннокентия. Стояла понимая и сожалея, что сама рождена прямоходящей по земле, а никак не для свободного полета.

– Не улетай далеко. Возвращайся в наш дом. – Просила она небеса, глядя, как сияющая белая точка поднимается все выше и выше.

Словно услышав мольбу-призыв, коза плавно, закладывая виражи начала спускаться. Проверила, что может летать и домой на кроватку. Участок их тоже сильно изменился. Забор между соседями пропал и пустырь, что Лиза уже начала считать своим, растянулся бескрайним полем, теряясь за горизонтом. Вдали белела стволами березовая роща, а туманная граница стала отодвигаться все дальше и дальше.

– Вот значит, как мы площадь убежища увеличивать будем. – Удовлетворенно подумала Лизавета, провожая взглядом приземляющуюся Химеру. – Что видит, то и хранит. Чем выше поднимается, тем больше видит. Интересно, а кошка бабы Милы тоже по деревне гуляла, чтоб в убежище свое расширить. Хотя кошки всегда гуляют сами по себе.

Милка-Амалфея удовлетворенно приблизилась, требуя новой порции ласки и поощрения. Попила воды, принесенной из колодца и гордо взмахнув хвостом удалилась в дом, а Лиза осталась осматривать свои новые владения.

– Так, я вообще-то по делу пришла, – вспомнив про спящую Ольгу и свой сон на больничной кровати, проговорила сама себе.

– Пойдем, посмотрим, что там изменилось с последней встречи. Ощущение чужого рукопожатия было воспроизвести сложнее чем неодушевленный предмет, но за несколько подходов к калитке сновидица справилась и шагнула в проем уже твердо удерживая тонкие пальцы несчастной.

Ольга нашлась через ажурный кованный мостик на берегу медленно текущей реки. Сидя на травке и поджав под себя босые ноги, ученица донны Розы, завороженно смотрела за течением, не отвлекаясь на происходящее вокруг.

– Добрый вечер, – вспомнив неприличный анекдот, поздоровалась Лиза.  – Ее там все ищут, спасают, откачивают в больнице, а она на речку любуется.

Ольга подняла на сновидицу светлые глаза и опустила опять, провожая взглядом проплывающий мимо лист, упавший с дерева.

– Нет, так дело не пойдет. Мы здесь надолго застрянем. У меня там коза дома летающая, а тут задерживаться мы точно не будем. – Протянула руку к неподвижной девушке и потянула на себя, вынуждая подняться с травы.

– Ольга, ты меня слышишь? Говорить можешь? – Допытывалась Лиза у безвольно переставляющей ноги болящей и продолжала тащить к мостику. Решение было одно – опять тащить к бабе Миле, может опытная знахарка подскажет, как этот ступор снять.

– Бабуль, мы дома. Прокричала с порога Лиза, заходя в комнату.

– Опять как оглашенная орешь, чуть не разбудила меня.  Маланья поднялась с любимой лавки у окна, обнимая свою двоюродную внучку. – Это кто у нас такой молчаливый?

Обошла по кругу Ольгу, подняла, опустила ее руку и повела на лавку. Внимательно посмотрела в глаза, помяла затылок.

– Это та самая феечка, которую на днях притаскивала. Вот видишь собралась, а просыпаться не хочет.  Посмотришь ее?

– Конечно посмотрю, мне больным да убогим отказывать Право не велит. Травками пропоим, на молодой луне росой умоем, будет наша девочка краше прежнего. Как зовут-то болезную?

– Ольга. Ее там в больнице откачивают уже неделю почти, а она никак.

– Ну ничего, успокой родных то. Подниму я твою страдалицу. Пусть не трогают больше. Здесь время по-другому идет. К завтрему и проснется с Божьей помощью. А ты иди. Милка то как?

– Хорошо. У Милки теперь все хорошо. Переродилась наконец в Химеру. Летать начала.

– Вот это новость, так новость. Не зря, значит я ее выхаживала, из соски выпаивала. Не соврал леший. Пойди, поклонись старому. Гостинцев отнеси,  не жадись. Тебе с ним еще лес себе растить, сны деревьев читать. Уважь старика. Тетрадку-то мою учишь?

Лиза, как первоклашка на выпускном концерте прочитала рецепт кулебяки с зайчатиной, ни разу не запнувшись и не перепутав ингредиенты.

– Вот и молодец. Потом поговорим, как все в голове своей уложишь. Пока рановато тебе.

– Ба, а домовые существуют? – вспомнив голос за спиной у подъездной двери. – Спросила Лиза.

– И домовые и лешие и овинные и банники хулиганы. Все существуют. Им запрета нет. Шастают меж мирами, да проявляются не в каждом. Зацепиться им не за что. А как зацепятся, так приростают, не сковырнешь.

Коли дом тебе не дом, а место, где кровать да еда, там домовому не прижиться. Самому надо в жилье свое врасти, тогда и тебе уважение будет. Не морочь мне голову. Про старика не забудь, поклонись от себя да от меня разок, не переломишься. Такой подарок тебе царский сделал. Хорошо, что сохранить смогла. Деток евойных он сам скажет куда пристроить. Чужим людям, чтоб не давала. Поняла меня?

Лиза только кивала, переваривая новую информацию. Пора было возвращаться. Ее ждали дома.

Глава пятая. Явь. Пожар.

Проснулась от знакомого цоканья когтей по  металлическому козырьку. Иннокентий вежливо стукнул в окно клювом.

– Сейчас, сейчас мой хороший. – выпутываясь из тонкого одеяла приговаривала Лиза.  – Подожди.

Шептала, чтоб не разбудить народ в палате. Поскакала к оконной раме, чудом не развалив в темноте столик с цветами. Открыла, свесилась через подоконник, протягивая руку дорогому другу. Кеша переступил с карниза на предплечье, позволяя внести себя через проем.

– Торрропись. Пожаррр. – настойчиво потерся головой о щеку хозяйки.

– Где дома? Я сейчас!  – Выпустила в окно вещую птицу и как была в носках выскочила в коридор. Хорошо, что телефон так и оставался в кармане джинсов.

Набрала Акимычу. Гудки, не отвечает.  Повтор Виталику – вне зоны доступа. Последняя попытка – Вениамин, тот ответил сразу после первого гудка.

– Лиза?

– Мне надо домой, срочно. Потом все объясню. Там похоже пожар.

– Сейчас буду, не уходи никуда. Тебя не выпустят просто так.

Лизавета оглянулась. В темном коридоре мягко светилась лампа на посте медсестры. Молодая девушка заинтересованно подняла глаза на Лизин разговор и начала подниматься со стула. Лиза успокаивающе махнула рукой и вернулась в палату. В темноте помещения начали проступать силуэты, света уличных фонарей хватало, чтоб разглядеть и мирно спавшую на боку Ольгу, подложив ладонь под щеку и раскинувшуюся на кресле тетю Розу, выводящую рулады носом.

Ботинки нашлись наощупь в самом темном углу под кроватью. Куртка висела на спинке. Лиза закрыла окно и опять попыталась набрать деда. Гудки, гудки, гудки.

– Что же делать?  – Металась по палате Лизавета, порываясь то звонить Ленке, то опять набирать деда Василия. Кеша врать не станет.

Звонок телефона, засветившегося в руках, заставил подпрыгнуть на месте.

– Я подъехал, выходи. Встречу у лифта на первом этаже, у охраны.

Лиза, не сбросив трубку, выскочила в коридор, вихрем пробежала мимо медсестры. И не дожидаясь лифта, выскочила на лестницу. Перепрыгивая через ступеньки, шептала, как заклинание. «Только б успеть, только б успеть …»

Вениамин поймал ее прямо на лестничном марше первого этажа. Похоже услышал, как скакала козой, его абонент через работающий до сих пор телефон. Не говоря ни слова быстрым шагом потащил, пытающуюся обогнать его Лизу к машине. Сел и рванул с места. Так быстро по ночной Москве Лиза не каталась даже в студенчестве. Она успела только пристегнуться, как черная махина на четырех колесах, набирала ход по полупустым улицам. Вдавливаясь в сидение при поворотах и закрывая глаза через моргающие или откровенно красные светофоры, она снова  и снова мучила телефон, набирала знакомый номер.

– Иванычу набери – коротко бросил Веня, не отрывая глаза от дороги. Они летели, едва касаясь резиной земли, проскакивая ремонт и люки с небрежностью носорога в буше.

– Сейчас прибавим, уже почти выехали. – Попытался ободрить нервно копошащуюся в телефонной книге девушку.

– Матвей Иванович! – Закричала в ответившую трубку Лизавета. – У вас там все хорошо? Дед Василий не отвечает! Он там совсем один. Да, пожалуйста сходите. Ничего, что поздно. Я уже телефон оборвала, еду домой, скоро буду! Да, спасибо! Позвоните, да. Жду!

– Сейчас сходит – Выдохнула Лиза. – Только бы все обошлось. – Судорожно сжимая телефон,, как последнюю надежду, повторяла она. Машина, тем временем вылетев на трассу за городом резала ночь черным болидом, пугая редкие попутки.

Зарево пожара было видно с подъездной дороги. Огненная птица выбрасывала свои дымные крылья вверх в начинающее светлеть с востока небо. Кругом толпился народ с деревни, кто с ведрами, кто с лопатами, стояло две пожарные машины с включенными проблесковыми огнями и раскатанными рукавами. Подъехать ближе к дому не получилось.  Лиза выпрыгнула из машины, запутавшись в ремне. Побежала, выкрикивая родное имя.

Дом был цел. Дед Василий нашелся около крыльца, где гордо рассказывал уставшему человеку в боевке и шлеме, как они догадались встречный пал пустить. Горел соседский дом, тот, что недавно посещали искатели. Выгорел весь участок с травой и бурьяном и часть поля за ним, сгорела старая банька, где нашли брошь. Чудом огонь не перекинулся на Лизин сарай с сеном и козой с козлятами.

Матвей Иванович с ребятами успел вовремя. Додумались опрокинуть забор и пустить встречный пожар на надвигающуюся опасность от Лизиного дома. Благо, поднявшийся ветер гнал огонь в сторону поля от деревни. Прибежавшие селяне закидывали землей и забивали ветками то, что подбиралось к дому. Акимыч, надышавшись дыма, надрывно кашлял и все пытался раскурить свою беломорину, несмотря на протесты местного фельдшера. Здесь были все, кто увидел зарево. Зоотехник вообще догадался приехать на фермерском тракторе и путаясь в рычагах пытался опахать участок, но только сломал забор окончательно. Пожарные поливали догорающие остатки соседского дома и хмуро ругались за самовольный пал травы.

– Да какая трава в два часа ночи! Поджог это! – Кричал на огнеборцев Василь Акимыч, потрясая кулаком. Лиза выдохнула только прижав бушевавшего деда к груди и расплакалась от переживаний и бешенной гонки в ночи.

– Ну будя, будя. Чего потоп-то развела, – Утешал ее дедушка. – Все живы. Робята прибежали, пока я с Барбосом обход совершал. Милку вот с детями вывели. В сенях она стоит. Ну не реви ты, как над покойником. – Гладил по спине всхлипывающую внучку свою приемную. Сам был как черт перемазан сажей, сипел с присвистом, отплевывался, но выглядел молодцом.

Пока заливали дымящие бревна, пока механизатор распекал зоотехника, за угнанную сельхозтехнику, народ толпился, не желая пропустить ни минутки этого представления. Потом Вениамин, уже успевший перемазать очередной костюм, стал потихоньку выставлять зевак со двора. Пожарные скрутили свои рукава и отбыли, а вся компания недопогорельцев села в беседку безбожно пачкая свежие доски черными пятнами. Главным героем был Матвей Иванович, его хлопали по плечам и хвалили за находчивость. Прораб был хмур и только бровями кустистыми поигрывал и топорщил бороду.

– Это Лизавета меня подняла своим звонком, если б она не переполошилась, сгорели бы к чертовой бабушке и дом и сарай. – Пробасил он, наконец, когда лишние глаза и уши выставил суровый юрист со двора.

Все повернулись к Лизе.

– Я дозвонится не могла до деда, вот и дернулась из Москвы сюда. – Озвучила она самую правдоподобную версию.

– А я старый пень телефон дома забыл. Барбос-то лаять на забор стал, вот и пошли с ним проверить. Фонарь взял, а телефон оставил. Заряжался он – Виновато ответил Акимыч. – Мы с кобелем пока по улице прошлись, гляжу, Иваныч бегом бежит. А там уже заполыхало. Сухостой, чего с него взять, дождей-то уже поди две недели не было. А как зарево пошло, так и народ начал собираться. Вся деревня помогала, не чужие глядишь люди-то.

– Ага, не чужие, а поджечь кто-то не постеснялся. – Задумчиво проговорил Вениамин.  – Машину не слышал какую? Собака куда тянула?

– Дык, Барбос меня все в кусты тащил, но куда я ночью за ним полезу? Вот и пошли по дороге. Не было тут никаких машин. Тихо все было.

– Значит свои. Ладно будем разбираться. Завистников или недоброжелательно настроенных лиц можете вспомнить? С кем имели неприятные разговоры или может отказали в чем? – Вениамин обвел всех тяжелым взглядом и продолжил. – Давайте по свежим следам, вспоминайте, кого видели сначала, а кто потом пришел.

Ветеринар, чья измазанная физиономия и застегнутая вкривь рубашка сначала Лизой и не была замечена за столом высказался первым. – Витек, дедов бывший собутыльник, давно уже слухи распускал по деревне, что гнать надо городских. Да кишка у него тонка такое учудить, только и готов, что языком молоть, как баба.

Лиза вспомнила неприятного дядьку, что вез их из магазина на жигулях.

– Этот мог пакость наделать. – Протянул дед,  – Да зачем ему? Если только подговорил кто.

– Не было никого лишнего. Бабы сначала прибежали и фельдшер наш. Да мы особо никого тут и не знаем. – Как обычно, одновременно и вразнобой сказали трое богатырей.

– Значит, сейчас все идут досыпать, а я в город поеду. Лизавета, можно вас попросить кофе сделать? – Вениамин достал телефон, собираясь устроить раннее пробуждение кому-то из знакомых. – Вы не против, если на правах вашего представителя я прям сегодня заключу договор о вневедомственной охране дома и участка?  – Спросил он хозяйку. Получил рассеянный кивок – И надо будет попробовать заявление в полицию написать, хотя участок пока не ваш, имущество не пострадало. Могут и не принять.

– Да куда уже в кровать то, светло на улице. Работать пора. – Поднялись строители.  – Умыться только сходить.

– Давайте, тогда с меня кофе и завтрак, а вы пока себя в порядок приведете. – Подскочила Лизавета, не желая оставаться с Иваном наедине. Тот смотрел на нее глазами спаниеля и уходить из-за стола не собирался в отличие от остальных. – Я мигом. Туда и обратно.

– Я помогу, – Встал ветеринар из-за стола и поплелся за Лизой на кухню. Лиза выдала ему колбасу для нарезки и поблагодарила за героический поступок. – Вам наверно влетит за трактор? – Поинтересовалась она.

– Да, ничего. – Почесал пятерней, итак, взлохмаченную свою шевелюру. – У них все равно кроме меня за животными смотреть некому, вряд ли выгонят. Ну штраф впаять могут. – Осознание, что за любое геройство потом надо будет отвечать, похоже доходило до него только сейчас.

– Лиза, – перехватывая ее руку и останавливая кружение по кухне, обратился он. – Я так за тебя испугался. Я знаешь, поговорить хотел…

– Да, я тоже испугалась. Ночь была просто ужасная. Давай потом поговорим, ладно? – Мягко попросила она.

– Угу. – Сник Иван и подхватив блюдо с нарезанными бутербродами вышел вон.

Милка вернулась на свое место силами Акимыча и умытых строителей. Кофе и бутербродов хватило на всех. Лизавета написала Ленке про сегодняшнее происшествие, им пора было возвращаться в Москву с детьми, а здесь разруха и гарью несет на всю улицу. Опять же вопросы будут у оценщика и кадастрового инженера, с кем встречался Мишка. Забот полный рот, ни прожевать, ни выплюнуть.

Пока чинили поваленный забор между участками, приехал Виталя. Долго ходил с обалдевшим видом, потом полез проверять камеры. Ему хоть потоп, хоть пожар – главное, инфоповод зачетный и просмотров побольше набрать.

Акимыча насильно уложили в Лизину кровать. Бессонная ночь и беготня с лопатами давали о себе знать. Все-таки восьмой десяток разменял, а все скачет козликом. Лиза отмывала окна от копоти, беседку решила просто покрасить. Тент от качелей и подушки могла спасти только стирка. В целом убытков было меньше ночного испуга, но отходить от такого будут все еще долго. Приехал батюшка на попутке, донесли прихожане, что двор весь сгорел и дом тоже. Хотел руками помочь или утешить добрым словом. После недолгих препирательств был усажен за стол и накормлен чем Бог послал.

Лиза отправила Виталю, пока главный блогер отдыхает купить какой-нибудь нейтральной краски по дереву, а сама шкуркой оттирала черные пятна на беседке от сажи.

Прискакала Ленка с полоумными глазами. Обняла подругу, тараторила про то, что сначала не так прочитала, потом в рабочем чате увидела кадры пожара, и отправив мужа с детьми, сама на такси рванула спасать Лизу. Продолжили оттирать вдвоем несчастную беседку. Приехал Виталя – привез три банки ярко салатового цвета – вырви глаз, неоновый. Был бит, потом отправлен по примеру Тома Сойера красить забор и калитку в три слоя. Пусть будет веселеньким, издалека видным. На такой ужас где люди едят, Лизавета даже под Ленкиным давлением не согласилась. Решила, лучше белым покрасит потом и сама.

Вернулся из Фоминска Вениамин, привез подписанный договор и двух суровых мужчин, что установили датчики на открытие двери и окон и повесили коробочку с тревожной кнопкой. Обещали 5-10 минут время прилета спасательной команды, при срабатывании. Камеру на улицу проверили, за ночь только дед Акимыч и ходил. Значит пробрались поджигатели тропинками через поле. Похвалили яркий забор, что теперь легко будет найти и уехали восвояси.

После обеда на быструю руку, как-то все разбежались и разъехались, а Лиза осталась одна. Веня повез Елену Владимировну в Москву, строители на рынок заказывать новые материалы, Виталик, докрасив забор, отпросился отмываться, дед до сих пор спал.

Лиза пошла к Милке и долго ей рассказывала про Химер, читала найденные в интернете мифы и проветривала, пропахший гарью сарай. Хорошо, что все обошлось и с дедом, и с козой.

Роза Абрамовна отзвонилась еще утром, а теперь присылала слова поддержки и сочувствия в чате. Ольга спала обычным сном, лекарства ей отменили, завтра будут выписывать. Борис просился в гости, как только Ольга встанет на ноги, и если Лиза будет не против, то донна Роза просила устроить им журфикс*, когда закончатся хлопоты по восстановлению участка.

Образование позволяло не переспрашивать значение этого дореволюционного слова, и Лиза обещала подумать. Сейчас были заботы поважнее, чем прием гостей и светская жизнь.

Дед Василий проснулся ближе к вечеру, удивленно почесывая затылок, сначала отчитал Лизавету, что дала проспать весь день, а потом поделился чудным сном. А снилась ему ни много ни мало коза Милка, что умела летать и гнала деда с кровати. Потом правда сменила гнев на милость и позволила лежать рядом.

– Представляешь Лизка, прям точь-точь наша козюлина, а лапы как у тигры. Я грешным делом и не понял, что сплю. Чуть инфаркту не схватил по началу. Было ругаться собрался, а она меня рогами, вот и поделили кровать твою. Она посередке, а я с краюшку, так и проспал. Вот дела чудные, такой сон и не растолкуешь. Пойду проверю ее, чегой она сниться то взялась, бестия такая?

Почесываясь и позевывая, дед ушел в сарай, а Лиза, сдерживая смех все вспоминала реакцию на крылатую Химеру. Решила больше никого на свою кровать не пускать от греха подальше.

* Журфи́кс – в дореволюционной России определённый день недели в каком-либо доме, предназначенный для регулярного приёма гостей.

Глава шестая. Сон про брошь с портретом.

Амалфея, а про простому коза Милка, выглядела довольной своей шуткой, как кошка притащившая на подушку мышь. Все упреки, что дед старый и нервы его надо беречь пропустила меж рогов, лишь довольно мекнув-мякнув подставила козью морду для почесываний.

– Ну что хулиганишь бестолочь ты такая. А так приснишься чужому или болтливому – уведут со двора, а нам такая коза самим нужна – Ласково продолжала увещевать питомицу Лиза.

– Да погоди ты, дай хотя бы рецепт запишу новый. Сегодня на очереди были вареные в меду огурцы с сушеной калиной и вороньим глазом. Помогал от подагры и ревматизма. Лиза так еще подумала, что для пенсионеров огурцы во сне видеть, это запросто. Да и ревматизм им болячка знакомая. Пока рецепт крайне полезного сонного десерта занимал свое место на страничке книги, коза задумчиво жевала одеяло. Всем своим видом показывая, что если хозяйка с ней на улицу не пойдет и не обеспечит провиантом, то с пастельным бельем может попрощаться раз и навсегда.  Лизавета не провокации вестись не стала и аккуратно буква в букву выводила: «Варить три ночи подряд, не доводя до кипения. Помешивать против часовой стрелки можжевеловой веткой.»

– Все, пошли на прогулку. Я готова. – Надо было навестить бабу Милу и узнать про Ольгу. Еще очень интересовала серебряная брошь, так и оставшаяся приколотой к пижаме. Милке надо было какой-нибудь живности наловить или предложить уже самой поохотится. Угодья теперь большие, может какого кролика поймает – бестия рогатая.

К калитке химера протопала след в след за хозяйкой, а потом прихватив зубами край кофты, выскользнула вслед.

– Эй, ты куда это собралась? Ты вообще-то дом должна сторожить!

–Меее – Издевательски ответила хищная и скрылась в тумане. Лиза чувствовала свою козу, как раскаленное маленькое светило. Она с легкостью могла указать куда улетела непоседливое животное и призвать ее силой одного желания. Все оказалось просто, как чувствовать собственную руку, копошащуюся в сумке. То, что ты ее не видишь, не значит, что не контролируешь. Белокрылая химера кружила за пределами их мирка, примериваясь на кого-то поохотится.

– Я за тобой вернусь, не отлетай далеко – Крикнула неудачливая пастушка и поспешила сжать в руке бабушкины часики. Надолго эту гулену оставлять не хотелось.

Маланья сегодня ничего не готовила и не собирала из свои запасов. В доме отчетливо пахло мятой и ромашкой, но на столе лежала только белая рубаха, куда знахарка аккуратно наносила красным мелком геометрический узор.

– Проснулась твоя подруга. – Вместо приветствия сказала Лизавете. – Посиди спокойно, не сбивай. Такие рубахи для рожениц хороши. Наденет такую на ночь и ни один морок не привяжется. Грани то, тоньше паутинки становятся, когда человек в мир приходит или когда уходит, вот и приходится сторожка вплетать. Сейчас узор нанесем, а потом его ниткой и закрепим. Будет крепко держаться.

Лиза завороженно разглядывала незамысловатые ромбы и перекрестия линий. Что-то похожее она видела в музее Историческом.

– Милка из дому сбежала – Пожаловалась она бабушке.

– Ну так не на цепи ж ее держать. Полетает вернется. Она кошмары теперь людские будет сама ловить. Они ей питательней теперича, чем веники то из крапивы. Позовешь – вернется, куды ей бечь, у нее дом есть, с периною – хихикнула Маланья.

– Как там Ольга? – Села перебирать нитки рядом, помогая распутать перевязанные клубки.

– Это хорошо, что ты сюда ее притащила, там бы у себя так бы на воду и глядела. Здоровая она. Все помнит. Страхи ее кончились. Поговорить вам надо. Не нравится мне, те кто ее поймать смог. Девка то сильная, хоть и не нашей породы. Сама до всего дошла. Книжек умных прочитала. Я столько и в той жизни не видела. Да не лезь одна, балда – Стукнула по рукам за связывание разных красных клубков. – Не видишь, что ли одна нитка женская, а другая для старухи, что неплодна стала. Цвет то различай. Учить тебя и учить. Чем сегодня подчевать собираешься?  – посмотрела с вопросом на внучку.

Та замешкалась, не поняв вопроса, а потом догадалась, что рецепты проверяют у нее.

– Огурцы вареные на меду, в печке томленые. С сушеной калиной и вороньим глазом. Взять полфунта меда липового со спящего зимою улья, да молодых огурцов, чья рассада у дачника не взошла – Пробарабанила она, как пионер присягу.

– Верю, верю. Ты Лизка торопись. Тяжелые времена настают. Тревожат мертвых. Сны из баламутят. Есть в моей книжке и такой рецепт, чтоб спалось им крепко да сладко, да пока сама не дойдешь, помогать не стану.

– Я постараюсь. А как тревожат?

Но Маланья отвечать не стала, лишь скосила глаза на Лизаветкину грудь и пальцами сцапала забытую с прошлого раза брошку.

– Это еще что-такое? Ты б думала, чего цепляешь? Опять тебе этот ворюга притащил? Поинтересовалась бы у милого своего, откуда дрянь эту таскает, глядишь и не вешала бы память усопшую к сердцу то.

– Снять? – Испугалась Лиза, схватив приколотую серебряную безделушку.

– Да оставь уже, вреда то не наделает. Нет в ней злобы, одна грусть только осталась. Сходила бы, да отпустила плакальщицу, сколько лет мучается. Ни уйти, не вернуться.

– Мы ее в старой бане нашли у соседей, а Кеша потом в сон притащил.

– Хорошо, что дохлых мышей тебе не таскает, добытчик. – Продолжала ворчать бабушка. – Всю жизнь мусора в дом прет. Запомни, девонька моя.  Вещи от хорошей жизни не теряются. Нет там счастливых историй у твоего Иннокентия, не того полета птица. Ну коль притащил тебе заданье, то и выполняй. Ежели заблудишься, Милку свою зови – она домой по короткой дороге доставит, не то, что этот занесет еще куда. Иди уже иди, ночь коротка. В лес то так и не собралась?

– Да куда там, у нас пожар был, чуть не сгорели.

– Дом крепкий, я его на Вербное воскресенье святой водой поливала с четырех углов, пожара не бойся. А сама сторожись, темное рыщет, тебя по свету ищет. Ну иди, иди, нечего глаза таращить. – И выпроводила Лизавету за порог.

Так сжимая брошь и шагнула со ступенек. Холодно. Ноги босые по промерзшей земле сразу остыли. На дворе конец ноября или декабрь бесснежный. Вместо мостика плита могильная. Наступать страшно, обратно идти гордость не позволяет. Перескочила, едва коснувшись мыском холодного камня. Стоит Лиза в поле. Небо серое, трава сухая под ветром шелестит. Земля серым пеплом припорошена. Ни души живой. Куда идти? Кого звать?

– Ну веди к своей хозяйке. – Сняла брошь и кинула перед собой. Покатилась серебряным клубочком перед Лизаветой чужая память, плетение только и мелькает. Чувствует совсем замерзать стала, еще чуть-чуть и останется Елизавета Петровна, как спящая красавица посреди мертвого поля. Смотрит, стоит девушка. Вдаль взгадывается. Ладонь прикладывает к глазам, а нет никого.

– Доброго дня. – Лиза, отбросила навеянное настроение и хотела поскорее только закончить это блуждание по промерзшей земле.

– Милого я жду. Обещался, что и после края вдвоем будем, а вот нет как нет. Не видела ли его, суженного моего?

– А поподробнее можно? Как звали? Как выглядел? Где жил? Даты, адреса, пароли, явки. Как я вам барышня, как вашего суженного найду, если я про вас ничего не знаю.

Девушка в соломенной шляпке потупилась и произнесла почти шёпотом. – Повенчались мы тайно от отца. Сбежать хотели. Я пока ждала у церкви застудилась сильно, вот и сгорела в лихорадке. Евдокия Петровна, урожденная Всеволожская, дочь коллежского советника Петра Алексеевича из Фоминского уезда.  – Представилась та. – Муж мой – Алексей Николаевич Голлер – капитан лейб-гвардии Финляндского полка, ехал в расположение части своей. Смута у нас была, неспокойно. Отец хотел во Францию меня отправить, а я все Лешеньку ждала. – Заплакала бесцветная девушка. – Вот ждала, ждала, да не дождалась.

– Ну, ну, как вас там Евдокия Петровна. Поищем вашего Лешеньку. Если я эту брошку нашла, может и муж ваш найдется?

– Лешенька жив! Я всегда это знала, вот и не может прийти ко мне, а я тут застряла ни жива ни мертва. – Опять начала рыдать брошенная невеста.

– Ну здесь я бы поспорила. Смутные времена это 1917 наверно?

– 16й был от Рождества Христова. – подняла на Лизу удивленные глаза девушка позапрошлого века.

– Вот, а на дворе 24й год, понимаешь? Сто лет уже прошло с гаком, потерялся твой Лешка в горниле Мировой революции. Брошку спрятал, а сам потерялся. Ну не плачь, архивы есть. Имя есть. Поищем. Ты меня тут подожди, еще немножко, может и придумаю чего.

– Спасибо вам, вы подарили мне надежду в этих зловещих сумерках. Отнесите мою память к его могиле, там мы и встретимся. – Лизу аж покривило от высокопарности речи этой экзальтированной барышни, но кивнула согласно, подхватила с земли брошенную брошку и закричала во все горло: «Милка! Милка, козью твою мать, неси меня домой уже. Я тут околела совсем!»

Химера появилась в сером небе как уменьшенная копия Пегаса, если к рогам не приглядываться. Довольно уркнув прихватила Лизавету за кофту зубастой пастью и дернула за собой в теплый полдень деревенского лета. Облокотившись об калитку Лиза пытаясь отдышаться от этого мгновенного перемещения из промозглого ноября в летнюю жару. Ноги ничего не чувствовали, по спине до сих пор бежали толпами мурашки, но она была дома.

– Это кто у меня умница! Ты моя хорошая! Давай ушки почешу моей козюлечке! У кого такие лапки красивые! – нахваливала и наглаживала свою хранительницу. Той только этого было и надо. Кто скажет, что козы не умеют мурлыкать, тот нагло соврет. Умеют! Просто это должны быть специальные модифицированные с крыльями.

Глава седьмая. Явь. Мечты и немного истории.

Ночью пошел долгожданный дождь. Тяжелые капли стучали в старое окно, на улице шумел мокрый ветер и просыпаться совершенно не хотелось. Дед с утра топил печь. На подоконнике скопилась лужица воды у старой рамы, а Лизавета валялась на кровати, лениво размышляя, что пора вставать. Очень не хотелось идти в деревянную будку, но организм требовал начать новый день именно с нее. Потоки воды текли вдоль не посаженных грядок, кругом разливалась серая мгла и казалось, что май уступил пару дней октябрю.

– Не пойду никуда, буду лежать на кровати и ничего не делать. – За время своего отпуска Лиза не вспомнила ни одного дня, когда ничего бы не происходило. Все требовало ее внимания, движения и сил. А тут погода сама дала перерыв.

Стройка сегодня тоже никуда не двигалась. Ребята собрались в баню и звали Акимыча с собой. Оставшись одна в теплом, протопленном доме, Лиза забралась в уютное гнездо из подушек и свернутого пледа. У кровати ее уже ждал ноут с не досмотренным еще в Москве сериалом и кружка сладкого кофе. Отдыхать было скучно. Через полчаса глупые реплики героев наводили тоску, спина затекла, а с подоконника на пол начала капать растущая лужа воды.

– Ну так дело не пойдет.  – Свежеобретенное шило в нижней части спины подзуживало на какое-нибудь осмысленное действие. Остановив на незаконченной фразе главного героя, что уже минут пять размышлял о своих не простых чувствах, Лиза пошла за тряпкой. Вымыла подоконник и пол, разобрала завал из чистых и ношенных вещей, поменяла пастельное белье.

– Нормально так отдыхается. – Обнаружила себя на кухне, возле перемытой посуды и сияющей плиты. Приехал Виталя. Получил сегодня выходной за отсутствием старшего и в довесок два пакета вещей в прачечную.

В холодильнике еще оставалась еда и покружив по дому в поисках занятия опять оказалась у ноута. После небольшой встряски нашлось и дело интереснее и место приятнее, чем мягкая перина. К вечеру приехал распаренный Акимыч с Матвеем и новой идеей, а Лиза оторвалась от поисковых запросов, разгибая уставшую спину. Пора было менять табуретки на кухне на что-нибудь более удобное. Хозяин брошки после долгих поисков оказался реальной фигурой. В тематических сайтах и форумах рассказывали, что в Первую мировую войну вступил в рядах Финляндского полка. Высочайшим приказом от 1916 года штабс-капитан Голлер был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени. Интересная личность. В Русской армии барона Врангеля служил в 1-м сводно-гвардейском полку до эвакуации Крыма.

После 20-го эмигрировал во Францию, был участником сопротивления и умер в 45-м, не дожив до победы. Был женат. Остались двое детей. Стоило поискать кого-то на Лазурном берегу, из общества русских эмигрантов, может и подскажут, где этого вояку похоронили. Ехать во Францию ради несчастной Евдокии искательница и не собиралась, а вот списаться и отправить брошь для захоронения вполне была готова.

Мужики тихонько сидели рядом, заглядывая через плечо на ветки форумов, стараясь не мешать. Лиза поняла, что больше из открытых источников ничего не вытащит, отложила вопрос на подумать и обратилась к своим придумщикам.

– Ну, давайте рассказывайте свою гениальную идею. Я готова.

– Так вот чего удумали. Дом наш Лизавета, маловат, да и венцы нижние поменять треба. Вот мы с Иванычем и покумекали, что надо нам свайный фундамент не только для туалету делать, но и весь дом на него поставить.

– Сразу и обвяжем все – Поддержал деда прораб. – Расходы пока только на сваи будут, а дому потом с пристройками на одном фундаменте стоять, все крепче, чем каждый раз свое городить.

– Подождите. Вы хотите наш дом разобрать и фундамент весь заменить? А жить мы где будем?  – Округлила глаза Лиза, не поняв и половины.

– Да, тьфу на тебя. Куда разбирать? Фундамент нам поменяют, а дом оставят. Полы опять же утеплят. Уже придумали все. Надо еще только 40-50 свай, да обвязки чутка. Ну с печкой еще покумекать. Она то на своей опоре стоит, это только перекладывать

– Можно это без меня как-нибудь решить. Я вообще ничего не поняла. Главное, чтоб не в сарае с козой куковать, пока вы тут все сломаете. – Лиза потерла виски пальцами. – А без этого никак нельзя?

– Ежели по правильному, то никак. А если кое-как, то можно и так. – Хитро ответил дед, запутав окончательно свою хозяйку, но потом подмигнул и продолжил. – Не боись, Лизка, такие хоромы нам отгрохают, что будешь у нас боярыня столбовая, а мы значит при тебе.

На том и порешали. Все найденные данные отправила Вениамину на почту с просьбой помочь найти наследников белогвардейского эмигранта. В голове носились мысли о перестройке дома. Представлялось такое французское шале с открытой верандой и лавандой в горшках, но в реальности мог получится монстр из кучи кубиков.  – Может проект посмотреть какой, но куда с нашими финансами, такие траты. Сама порисую, чего хочется, а трое из ларца пусть уже думают, возьмутся за это безобразие или нет.

Дедушка уже похрапывал на печи, за окном шелестел дождь, а Лиза все сидела на кухне в мечтах об идеальном доме, где всем найдется место.

Глава восьмая. Сон на природе.

Странное дело, каждую ночь приходилось куда-то по чужим сновидениям ходить, а недосып остался в Москве, вместе с кошмарами. В просторном сонном доме Лиза ходила задумчива и только перебирала варианты, куда бы она что поставила. Если добавить пару комнат и большую веранду, то гостей можно оставлять в старом доме. А если еще и расширить кухню, то куда будут выходить окна. – Можно же сначала тут дом перестроить, а потом уже наяву его пытаться повторить  – Посетила светлая мысль блондинистую голову.

Химера с ленивым интересом наблюдала за метаниями хозяйки. Она была согласна на переделки, если ее кроватку, занимавшую уже пол спальни никто не будет двигать. Козочка устала, ей отдыхать надо.

– Пойдем-ка прогуляемся. – Предложила хитрой морде хозяйка. Все лежишь и лежишь, а окрестности мы так и не посмотрели. Вытащила уговорами и принуждением ленивицу на крыльцо и пошла на задний двор. В отличие от реального пятачка с парой грядок, яблонями и сараем, тут было просторно.  За заборчиком начинались поля. Летний полдень остановившегося времени напоил зноем травы. Терпкий запах щекотал ноздри и тропинка приглашала прогуляться все дальше и дальше.

– Пойдем? Лиза замерла у заборчика, вопросительно посмотрев на козу. Не то чтобы она боялась, но знакомый по яви мирок был точно безопасен, а тут трава по пояс и непонятно кто в ее сновидениях еще может еще поселится. Милка боднула трусливую хозяйку под мягкое место:  – Мол, не бойся. Тут страшнее нас никого не водится.  – Обогнув застывшую Лизавету, потрусила вперед, раздвигая сложенными крыльями осыпающиеся метелки.

– Начало сотворения мира. – Думала восхищенная Елизавета Петровна, царица полей. Над головой в глубоком, голубом небе звенел жаворонок и тонким серпом висела новорожденная луна, презирая космический порядок. Она лежала, раскинув руки на смятой траве и лучшего сна за свою жизнь еще не видела.

Амалфея, вредная рогатина ходила кругами, утаптывая спирали, как от прилета инопланетян. Сторожила хозяйку и мученически прихватывала травинки, всем видом показывая, то она нагулялась и пора уже возвращаться.

– Вот до края леса дойдем и вернемся, – Из вредности предложила хозяйка, решив показать кто в доме главная коза. Березки, казавшиеся такими близкими, отодвигались с каждым пройденным шагом. Они то казались нарисованными, то проявлялись, то скрывались в тумане. – В лес, похоже, я тут не попаду. Придется Лешему наяву свидание назначать. Хотя идея казалась такой удачной.

Оставалось вернуться к дому несолоно хлебавши и пойти записывать очередную тарабарщину в кулинарную книгу. Сегодня у них на сон грядущий была постная гречневая каша в капустных листьях и желтой кувшинки. Представляя себе это сочетание вкусов, даже в лекарственных целях Лиза содрогалась всем желудком. Впрочем, для лечения мозолей и натоптышей может ее просто прикладывать надо было. В рецепте об этом ни слова, но и готовить не заставляют. Запоминай и пиши.

Отпустив Милку за калитку в поисках новых, свежих кошмариков, сама собралась к бабушке. Надо было рассказать, что узнала про брошку и посоветоваться как Лешего в лесу ловить. Часики привычно прыгнули в ладонь и вот она уже стоит у знакомой двери.

– Ну, что егоза. Замерзла поди от смертного холода? Пустила тебя преграда то или ворона пришлось ждать? – Выспрашивала Маланья сновидицу, налив полную кружку малинового взвара и выдав очередную ватрушку. В волшебной печке они похоже пеклись постоянно.

– Холодно, да. Я думала околею, пока дойду. Девушка там, мужа ждет. Как в революцию умерла, так и ждет. А он герой и белогвардеец, сбежал во Францию, там женился, жил и помер. Он про нее и не помнил наверно.

– Последние желания уважать след. Попросила тебя душа чего исполнить, так не обещай или в лепешку расшибись, если слово дала. – Маланья припечатала последнюю фразу резким хлопком по столу. Лизу чуть кружку не разлила.

– Это я и сама поняла. – Ответила примирительно. – Я его наследников постараюсь найти, может им отправить, чтоб в могиле захоронили. Не готова я во Францию ехать, здесь дел полно.

– Да понятно, что ж делать-то. Я тебе девочка говорю, чтоб ты пустых обещаний не давала. Ни живым, ни мертвым. Во снах такое втрое взыщется, не то, что в жизни твоей бестолковой.

Лиза постаралась свернуть разговор от нравоучений в конструктивное русло и взялась выспрашивать про Лешего. Что ему нести из подарков и как найти. Сама идея дойти до леса во сне бабушку больше рассмешила, но направление, где искать указала примерно тоже.

– Опять ты забыла, чего я наказывала. Вещь тебе нужна, что лесу принадлежит, тогда и в сон попадешь, куда надо. А из гостинцев хлеба с солью, да сахару кускового. Хватит ему старому. От меня привет не забудь передать, да на словах скажи, чтоб не озоровал. Болото какой год гниет, а он ни ухом ни рылом. Расслабился совсем, только и осталось мощи, дачников пугать, да по буеракам таскать. Будет чего просить, за спасибо не соглашайся. Есть чем отдариться скопидому этому, пусть уж раскошеливается. А коли должен останется, то считай счастливый билет вытянула. Ну иди, иди. Утро вечера мудренее.

Глава девятая. Явь. Романтические прогулки

Утро было солнечным. Вчерашний дождь, смыл сажу и пепел после соседского пожара, на кустах висели капельки, переливающиеся алмазной россыпью. Высокое чистое небо с редкими перистыми облаками и молодая зеленая травка с желтыми солнышками одуванчиками, что может быть лучше. Лиза щурилась на крыльце, попивая первую кружку кофе, когда в калитку стукнулся хмурый батюшка. Выражение его лица так контрастировало с радостным весенним пейзажем, что Лиза не в шутку встревожилась. Дошла до калитки и впустила отца Сергия, предложив ему позавтракать вместе и рассказать, что случилось.

– Правы вы были с Еленой Владимировной. Подменили нашу святую Ольгу. Отсканировали и вместо оригинала вставили. Вот такие новости Елизавета. История скверная получается. Икона была списком с доски семнадцатого века, ценности невеликой, а вот покусились. И ладно бы оклад серебряный содрали, а тут одно святотатство вместо прибытка. Бесовщина какая-то.

– Батюшка, а список, это копия значит? – Поинтересовалась заинтригованная Лиза.  – А оригинал тогда где?

– Ну да, копия. Святую Ольгу Симон Ушаков писал для домовой церкви князей Нечаевых. После Андрея Рублева это один из самых известных иконописцев был. Немного его работ осталось. Утерян был святой образ в Революцию, где-то в Петербурге. Оклад сорвали, а дерево на костер. Теперь и копии лишились – Совсем пригорюнился святой отец.

– Ну не вяжется. Зачем столько мороки ради копии. Сначала надо было снять незаметно, отсканировать, потом распечатать, вставить и вернуть назад. Это не сельская самодеятельность, здесь как минимум принтер нужен нормальный. – Продолжала размышлять, поднаторевшая в детективах Лизавета. – А, как думаете, отец Сергий, а если это тот самый оригинал и есть? Пропал, а потом его за копию приняли?

– Ну скажите тоже. Это как Святую Троицу в сельский храм повесить. Проверяли и не один раз. Иконописец такого масштаба. Хотя, – Задумался он – Запрошу еще раз документы. После возрождения храмов такая неразбериха была, кто в дар приносил, а кто по разрушенным церквям собирал. Здесь деревня, контроля всегда меньше. Натолкнули меня на идею, Лизавета Петровна. Теперь еще все сильнее запуталось. Дело открывать надо о краже. Знакомый ваш посодействовать обещал, чтоб шуму лишнего не было.

– Да, да. Сейчас наберем ему – рассеянно ответила Лиза, думая, что человеку стороннему иконы вообще не интересны. Надо же знать еще чьей кисти и сколько стоит. Опять этот краевед торчит из истории, как сучок. Он один и мог понимать, ценность, висевшей в старой церкви доски.

Крутилась в голове верткая мысль, что упускает что-то Лизка. Ответ близко, руку протяни, а не схватишь.    Набрала юристу, передала трубку священнику и деликатно отошла в сторону забора, задумчиво проводя рукой по доскам. Ядовито зеленый штакетник выдержал свой первый дождь и сиял неоновым цветом на фоне раскисшей улицы.

– Лизавета! – Позвал батюшка. – Позволите дождаться Вениамина у вас в гостях, если не стесню? Он обещал приехать со следователем, а дорога сегодня  не сказать чтоб прохожая.

– Конечно. Даже разговора быть не может. Пойдемте только в дом. Там деда уже проснулся, может он чего расскажет, как сторожил.

Дед Василь в своих ярко желтых сапогах как раз вернулся с дойки и только бороду чесал удивленно, слушая новости о подмене икон.

– Не припомню я чтоб наши отдавали чего. У Матрены Николай Чудотворец был, да после смерти дети увезли, не побрезговали. Батюшка наш, земля ему пухом, очень за это дело расстраивался. Он по всем окрестным деревням тогда ездил, как Храм восстанавливали. Собирал утварь храмовую по домам разнесенную. Может и икону эту, кто отдал. Кто знает-то.

В задумчивости посидели еще немного. Впрочем, скоро приехал Виталя с новым средством для чистки туалетов и два хулигана быстро ретировались устраивать реалити-шоу в деревенский сортир. Рекламодатель заявлял, что блестеть будет, как новый. Вот и побежали проверять под камеру. Лиза разбирала полученное с прачечной белье, а батюшку оставила у ноутбука, разрешив посмотреть новости и предложив еще чаю.

Через час с небольшим нагрянули сразу и строители с целой машиной железных свай и юрист с товарищем из следственного комитета. Лизе только оставалось бегать между одной и другой командой, стараясь не упустить нить разговора священника с органами. Вредный Матвеевич дергал каждую минутку, нужна была ему хозяйская рука и одобрение на предполагаемое свайное поле. Бросила это неблагодарное занятие, только после строгой просьбы не мешать следственным действиям и укоряющего взгляда Вениамина.  Органы погрузили батюшку в свою машину и увезли на место предполагаемого хищения. Веня обещал заскочить и все рассказать потом. И про письмо о поисках эмигранта намекнул со значением. Значит уже успел что-то узнать.

Сунулась было к блогерам, но хохочущий Василий, махнул рукой и отправил Лизавету своими делами заниматься. У них там процесс шел своим ходом.

Развернулась и ушла к своей Милке, веник ей нарвала из веток с свежими листочками. Козлята, как обычно, хулиганили вовсю, и строгая мать уже начинала их строить. Скоро пора было отселять непосед, а расширять сарай особо некуда. Пора думать о новых владельцах. Лиза вспомнила наставления бабы Милы, про лешего и содействие его в преустройстве химериного потомства.

– Ну на ферму я вас точно не отдам. – Пообещала хулиганам хозяйка. Будем вас по магической части пристраивать. Главное, чтоб в лес не заставили тащить. Обойдется. Только в надежные руки.

За забором загудела машина и Лиза выскочила с заднего двора, посмотреть кого в этот раз нелегкая принесла. У калитки мялся ветеринар. Был он в наглаженной новой рубашке, стрижен и с тортиком в руках.

– Добрый день, Иван Федорович. Вы к нам? А Милка здорова. У вас праздник какой-то? – Не смогла сдержать удивления Лизавета. Зоотехник выглядел сущим франтом в чистых джинсах и белой рубашке. Даже бороду вычесал.

– Это вам Елизавета. Пустите? – Окончательно покраснел зоотехник, протягивая  кремовый тортик. – Добрый день.

– Заходите конечно. Всегда рады. Сейчас Акимыча позову, будем чай пить.

– Нет, не надо пока никого звать. Давайте просто поговорим. – Краснота достигла угрожающего цвета, и Лиза подумала, как бы парень не загорелся от такого пожара внутри себя.

Лиза догадывалась, что ее нежданный визит в сновидение доктора просто так не закончится и ждала от Ивана ответных действий, но тот похоже принял все всерьез. – Женихаться пришел, -сказал бы дед.

– Давайте тогда на кухне посидим, – продолжая играть дурочку, пригласила в дом. Ну нельзя же человеку признаваться, что это она ему приснилась сама, по надобности, а не судьбоносное видение, что жизнь переворачивает. Нелепица какая-то.

– Лизавета. Я хотел – Начал, замялся и опять замолчал Иван, сидя за кружкой кофе с молоком.

Девушка только брови подняла и слегка наклонила голову, показывая, что она вся во внимании.

– Лиза, я не большой умелец говорить красивые слова. – Повторил попытку смущенный ухажёр, а потом выпалил, как в воду холодную прыгнул: – Вы мне нравитесь, очень. Мы мне даже снитесь, ничего с собой поделать не могу. Дайте мне шанс. – Зачастил, выговаривая похоже давно вынашиваемый текст: – Я понимаю, что я простой зоотехник, а вы девушка с запросами. К вам такие люди ездят. В интернете блог ведете, и вообще не моего полета птица, но не отказывайте сразу. Может нам стоит узнать друг друга получше? – Схватил в порыве руку и сжал Лизину ладонь заглядывая в глаза.

– Ох, Иван.  Я так-то не готова к этим разговорам. Ты милый парень, правда, но я даже не знаю, что тебе сказать – Лиза не хотела выдергивать руку, чтоб окончательно не добивать влюбленного, но понимала, что эту махровую романтику не вытягивает. – Давай может попробуем сначала просто дружить? Я тебя так-то постарше буду. Зачем тебе это все?

– Я про возраст даже слушать не хочу. Не в средневековье живем. Просто, я не могу уже больше молчать. Я чуть с ума не сошел, когда услышал, что ваш дом горит. Бежал на ферму за трактором и думал, что мне больше жизни нет, если с тобой что-то случилось.

– Ну, все ж обошлось. – Осторожно освободив кисть, похлопала по плечу поклонника. – Ты, главное, спокойнее к этому относись.  Все хорошо. Я просто не готова пока к отношениям. Столько всего навалилось.

– Может погуляем? – Предложил Иван, решив, что надо продолжать наступление, пока их разговор не прервали неожиданные гости или домочадцы.

– В лес? Отведите меня в лес. Отличная будет прогулка! – Совместив, наконец, в голове пазл, воскликнула манипуляторша. Глядя на округлившиеся глаза ухажёра, улыбнулась довольно. Пусть лучше считает слегка сумасшедшей, чем погибает от неразделенной любви.

– Прям сейчас? Там мокро после дождя.

– Да ничего, я сапоги одену, мы по краешку. Давно хотела в ваш лес попасть. Подождите минуточку. Я быстро. – Пока не передумал, метнулась в комнату, схватила куртку и выскочила на задний двор, где Акимыч как раз закончил издеваться над новинкой химической промышленности. – Деда, дай сапоги поносить. Мы в лес съездим на полчасика и обратно. Тебя там торт дожидается, только все не съешьте. Оставьте нам с Иваном по кусочку.

– Ох, Лизка, ну даешь! Схомутала таки жеребчика. – Хохотнул довольный дед. – Для такого дела и сапог не жалко. Бери, носи. Да носок поддень шерстяной, размерчик-то не твой. Ух, огонь девка. Скачи уже, дело молодое.

Натянув носки и желтые сапоги, Лиза не забыла прихватить в пакет черного хлеба и кусок каменной соли для подарков. От себя орешков и пакет семечек. Поход в гости к лешему становился все ближе. Обалдевший зоотехник, распахнул дверь своей нивы, глядя как туристка запихивает сначала сумку с продуктами, а потом себя в салон.

– Может тогда сначала ко мне, хоть обувь сменю. – Посмотрел на новые ботинки, которые точно поход не выдержат.

– А давай! – Кивнула авантюристка и помахав рукой веселящемуся деду, пристегнула ремень.

Сначала заехали в новую деревню. Остановились у дома на двух хозяев. Половину и снимал ветеринар. Пригласил в гости, но Лизавета предпочла остаться в машине, чтоб не смущать окончательно товарища, который явно не ждал сегодня гостей. Домик был попроще Елизаветиного, но чистенький с палисадником и крашенными белым наличниками.

– У нас тут даже вода есть и газ проведен. – Похвастался ветеринар, видя заинтересованный взгляд девушки.  – Вообще жить можно, не хуже, чем в городе.

– Ага. – Лизавета уже думала, что бы ей такое из лесу прихватить в качестве сувенира и подойдет ли тот лесок, куда ее обещал отвезти Иван.

– Мы прям в лес, лес поедем?  – В который раз уже спрашивала она, пока нива тащилась по раскисшей дороге от деревни.

– Ну в сам лес наверно не проедем, но сколько сможем по дороге пробраться. Да и мокро там. Сейчас так себе прогулка будет. Это летом хорошо. За грибами или земляники пособирать. Лиза, ты грибы собирать умеешь?

– Не пробовала никогда, может и умею, только не различу ни за что, кто из них съедобный, а кто просто гриб.

– Ну ничего, научим! – Хорошее настроение возвращалось к жизнерадостному Ивану, не смотря на странную просьбу девушки. – Вот скоро сморчки пойдут, я тебе такие места покажу. Их там можно корзину за полчаса набрать или даже две.

Слушая хвастающего грибника, Лизавета улыбалась. Идея с прогулкой была крайне удачная. Сидеть дома под приглядом деда Василия или опять сталкивать лбами двух альфа-самцов не хотелось абсолютно. Вениамин точно заявится после церкви, а тут ветеринар с тортом. Да и с лешим уже пора было познакомится поближе. Бабушка, когда еще сказала.

Доехали с ветерком, маленький внедорожник с разгона брал мелкие лужи, а большие объезжал по краю ни разу не застряв. Лес появился внезапно темной грядой, после легкомысленных полей и кустов. Подъехали. Остановились на опушке.  По обочинам петляющей дороги, прикрывая её тёмными сводами, стояли старые ели, с молодой порослью меж ними. Их острые верхушки, качались от ветра, а внизу, на земле, было тихо и глухо.  Ни луж, ни солнечных зайчиков. Только кусочек голубого неба над головой, напоминал о сегодняшнем солнечном дне. Крайние ветки поблескивали влагой, обещая холодный душ вошедшим.

Лес был стар. Старше ЛЭП с просекой; старше железной дороги с громыхающими составами и человеческих поселений, что поджали некогда огромный массив. Лес был замусорен, так, что даже таким паразитам, как люди было бы противно заходить внутрь.

– Ну пошли, раз доехали. – Вздохнул сельский рыцарь и первым пошел на сплошной частокол еловых стволов. Дама сердца пристроилась следом с пакетом подарков, в очередной раз понимая, что сморозила глупость и надо было дождаться, когда все просохнет.

Замшелые стволы елок в глубине лежали упавшими героями, выворотни торчали корнями рядом с воинством стоящих на страже.  Мокрые, как после купания туристы тихо пробирались сквозь молчащий лес. Стали попадаться едва распустившиеся березы, ясени, вязы с черной корой и корявыми ветками. Кое-где попадался строительный мусор и оставшиеся после грибников бутылки с прошлого года. Стараясь не отходить далеко от дороги, Лиза искала подходящий пенек, где почище, чтобы поздороваться и оставить подарки.

Было до слез обидно смотреть на загаженный островок первозданного чащи. Никто уже давно не верил и не боялся обидеть лесного хозяина. Что такое потерявшиеся один два человека в год или распоротая нога в погоне за грибами. Случайность или проклятье? Деревья не помнят зла, а старые и мудрые знают и прошлое, и будущее. Пьют глубоко вросшими корнями подземную воду, поднимая ее на самую вершину, шелестят кронами, осыпают пыльцу весной, листья осенью и дарят спокойствие. Не суетность – вздох за вздохом, шаг за шагом.. проникает в лёгкие, в кровь дыханием Леса..

Шишку она уже подобрала, решив, что лучшего сувенира и не найти. Рядом с монументальным пнем, что торчал, как трон среди светлой полянки, заросшей тонким молодняком. Распаковала хлеб и соль, поломала на кусочки, чтобы удобнее было зверью добраться до угощения. Насыпала семечек и орешков. Молча, кинув предостерегающий взгляд на спутника поклонилась, как алтарю. Мысленно поздоровалась и попросила прощения за свинство человеческое, пообещав себе, что обязательно выберется и соберет сколько сможет мусора.

Иван, молчал, за что ему «Большое спасибо». Подрастеряв в мокром ельнике гусарский задор, просто шел за Лизой, не произнося ни слова. Помог разломать соль на несколько крошащихся кусков. На обратной дороге не побрезговал и собирал найденный мусор в пакет из-под подарков наравне со спутницей. Романтический момент был потерян, но может это стало началом чего-то большего?

– Мне не стоит спрашивать, что это было? – открыл рот новоявленный рыцарь, сев в машину.

– Я все равно не смогу рассказать.  Так надо было сделать. Я здесь надолго, нельзя приходить в гости без подарков, понимаешь? Меня бабушка так учила.

– Ну да, слышал я про твою бабушку, думал враки все.

Отвечать Лизавета не стала, просто молча смотрела в окно на проскакивающий на ухабах пейзаж, крепко сжимая драгоценную шишку. – Это неправильно.  Так нельзя с лесом. Он живой. Его беречь надо. – Билась в голове птицей мысль об увиденном. В голове Лизы, до этой прогулки, была идеальная картинка из книжек, и фильмов. Лес похожий на заросший парк, где солнечные тропинки и дубы исполины, где нет мусора и поваленного бурелома. Сегодня все изменилось. Хотелось вытащить всю деревню и дачников на субботник. Заставить каждого кто выкинул бутылку или пакет – найти и забрать.

– Прям Тимуровка, пионерка с барабаном на шее – Ухмыльнулась своим порывам Лиза.  – Так меня кто и послушает. Стройными рядами пойдут за собой убираться, ага.

Доехали до дома. От предложенного чай Иван отказался и поехал переодеваться к себе. Лиза поблагодарила за прогулку и предложила как-нибудь повторить. Только головой кивнул и уехал задумчивый. То ли от увиденного, то-ли неудачное свидание так повлияло.

Во дворе уже ходил встревоженный Вениамин. Они с дедом и Виталей грели самовар и поглядывали по очереди на улицу, куда запропастилась эта искательница приключений.

– Я же просил не ходить никуда одной. – Накинулся юрист на промокшую девушку с пакетом мусора.

– Ага. – Односложно ответила та, и передав ему пакет пошла в дом переодевать насквозь мокрые штаны и куртку. Акимыч ревнивым взглядом проводил сапоги, но увидев, что с его желтенькими все в порядке, довольно откинулся на лавке: – Ты Веня пока в своей столице чахнешь, упускаешь такой шанс, что даже говорить стыдно. Я б одну нашу Лизавету за порог бы не отпустил, а тут с сопровождением была. Человек порядочный, да и намеренья посерьезней некоторых. Вот такая диспозиция значит.

Глава десятая. Сон Лешего.

Засыпать с шишкой под подушкой было странно. Еловый презент пах смолой и дождем. Лизавета в очередной раз пожалела, что не приспособила себе коробку какую-нибудь для сувениров. Скоро спать будет негде, а она все сует и сует очередные находки.

Взбудораженная все гоняла в голове идеи, как помочь задыхающемуся лесу, так и заснула. Сегодня сон ее начинался не с порога, а с кровати Амалфеи. Улегшись у хозяйки под боком, химера умудрилась еще крылом прикрыть беспокойную свою владелицу до половины. Полежали немножко вместе. Почесали козу за ушком, и меж костяных гребней, куда рога не доставали. С тихим вздохом химера поднялась с пуховой перины и пошла в сторону двери помахивая драконьим хвостом. Обернулась на Лизу, мотнула головой мол, – Пошли уже. Чего разлеглась? Дела пора делать.

Лиза дошла до калитки и представила еловую шишку в руке. Вспомнила чешуйки, смолянистый запах. Понюхала, зачем-то прикрыв глаза, и шагнула вместе к Милкой в густую тень огромных елей. Ничего не изменилось с сегодняшней прогулки, кроме ощущения. Этот лес был живой. Он спал. Павшая хвоя шуршала под ногами шепотом. Мох на стволах серебристо поблескивал серебряными нитями. Тихо было. Ни птичьего крика, ни ветерка. Коза уверенно вышагивала по лесной подстилке вперед. Здесь она чувствовала себя как дома. По-хозяйски оглядывала чащу, обходя упавшие деревья и вела все глубже и глубже Лизавету за собой.

На старом, сгнившем пне прикорнул дед, чем-то напомнивший Лизе Акимыча в первые встречи. Плохенькие его валенки зияли дырками. Где-то заткнутые мхом, а где-то просто листом подшиты. Телогрейка заплесневела с одного бока, лишайником пошла по краю, вросла в пень бесцветными корешками. Бородка жиденькая, травинки торчат и сучки не вычесанные. Сам весь скособоченный, комочком скрутился и вздрагивает, как будто пугают его, страшное чего снится. Амалфея, недовольно взмахнув кончиком хвоста, вся подобралась, как перед прыжком. Кинула на Лизу предупреждающий взгляд, чтоб не лезла и быстрым кошачьим движением прыгнула на пень.

Лиза впервые увидела, как охотится ее ласковая девочка. Кошмар был матерым, он опутывал Лесовика корнями, выворотнем поднимался из земли, стараясь задеть острыми щепами пня разъярённую козу. Та, летая над пнем, драла его всеми четырьмя лапами и била острым навершием хвоста, как маленькой секирой. Выл раздираемый пень, не желая отдавать свою добычу. Все глубже засасывал Лешего в трещину поближе к корням, только плечи, да борода торчит. Очнулась Лиза от столбняка, подскочила к чудовищу и дернула дедка за бороду, чуть не оторвала, но хватило сил удержать. Тут и Милка сверху свалилась когтями напополам разорвала монстра, а туман серый слизнула как кошка молоко. Был кошмар, да весь вышел.

Леший глаза открывает, а тут две красотки возле него. Одна ночнушку отряхивает по подолу. Не удержалась все-таки, грохнулась мягким местом на землю, пока тащила. Вторая вылизывается довольно. Языком шершавым крылья выглаживает, перышко к перышку. Хвостом подстилку лесную метет, только борозды остаются.

– С пробуждением дедушка! – Поприветствовала старика Лизавета, когда поняла, что тот в себя пришел. – Кошмар тебе снился, будто пень тебя съел совсем, а Милка его на кусочки порвала.

– Ох, горюшко. Это сколько я так проспал-то? – Подал голос лесовик. Оглядел себя со стороны, попробовал плесневелую телогрейку перевязать, да пояса нет. А под ней, только кожа да кости. Худющий дед, мхом на груди зарос, а дальше только ребра торчат.

– Похоже долго из тебя этот морок соки пил, смотреть страшно. Бабка меня послала, Маланья Кузнецова. Поклон велела передавать.

– Маланьюшка, девонька моя ненаглядная. – расплылся в щербатой улыбке старик. – Помню, помню егозу. Ух и намучался я с ней. То за ягодами в болото полезет, то за воронами на дуб. Это она приятеля моего к себе на березу сманила. А как воронов не стало, так значить и я засыпать стал. В своем собственном лесу блудил. Места найти не мог. Кого ни встречу, все враги мерещатся. Лес мой погубить хотят, деревья валят, молодняк губят, а силенок-то нет. Шугану одного, так десять набегут. Запоганили. Заморочили. А потом и вовсе подняться не мог. Что зима, что лето – все едино. Муть только перед глазами, да немощь такая, что и пальцем не двинуть.

Сам Леший покачнулся и наверно упал бы, не поймай его Лизавета за локоть.

– Так дело не пойдет. Ты сам стоять можешь? Посиди пока тут. Милка! Охраняй!

Коза только ухом дернула, что бдит. Подошла с деду, прилегла рядом, подперла теплым боком и крылом укрыла, как козленка маленького. Глянула со значением: – Иди хозяйка, не дам старика в обиду.

– Я сейчас, мигом. Туда и обратно.

– Выдернула из-за пазухи верные часики и рванула к бабуле. Здесь средства надо покрепче Лизиного сочувствия. Тут тяжелая артиллерия нужна.

– Маланья, как знала. Встречала прям у крыльца: – Что девонька? Беда какая? Я и прилегла на полчасика, чую меня зовешь, сердце не обманешь.

– Леший там совсем плох. Кошмар его держал, еле Милка справилась. На ногах не стоит, тощий как селедка ребрами наружу. Что делать-то баб Мил?

– Что делать, лечить. Да вывести его ты ни к себе, ни ко мне не сможешь. Он сам лес и есть, корнями прирос к месту. Поесть я тебе сейчас соберу, да отвара дам. Его чаща сама полечит, коли силы остались.

– Да какие там силы, сама наверно видела, там от леса осталось всего нечего.

– Ну, ну девонька. Ты ж сама то в своем праве. Ты во сне древам волю дай, пусть растут во снах своих, а через сны и наяву пристать станут. Лексея Боровича, стало быть, устроить надо, чтоб тепло, да сухо было. Походишь к старику, пока в себя не придёт. Вот держи корзинку.  Сама б уже готовить научилась, а то все бабуль, да бабуль – ворчала по привычке знахарка, провожая Лизу к калитке.

На поляну привела та же шишка. Она в ладонях согрелась, просохла и стала топорщить чешуйки, открывая созревшие семена самолетики. – Вот значит как. А не посадить ли нам свеженький лесок?

– Леший, пригревшийся у козы под боком, тихонько сидел и уплетал пироги от Маланьи, запивая горячим отваром. Амалфея, даром, что кошмаром пообедала поглядывала заинтересованно. Получила полпирожка и довольно прикрыла глаза пережевывая. Лизавета ходила по полянке. Нашла палку, чертила бороздки поглубже и клала по одному семечку в землю.

– Мне бы полить их чем? – обратилась к лесовику.

– Дык, родничек, поди не зарос. Смотри, вот туда иди. – махнул рукой ободрившийся дедок. Понравилась ему затея с еловыми посадками. Прям глаза загорелись. Допил отвар и крынку Лизе отдал. Родник не родник, одно название. Лужа под кустом. Пока листья отгребла, канавку прокопала, чтоб крынку можно было опустить, смотрит, а вода все прибывает.

–Ну дела. – Протянула Лиза. – Воду твою можно лить можно, не отравим?

– И самой пить и деток поить. Сила в ней осталась, куда ж она денется. Это самого леса соки. Не бойся, черпай, ему полезно. Чем больше возьмешь, тем больше в другой раз будет.

Ну Лиза и раздухарилась. Под каждый росток проклюнувшийся, по крынке налила. Умоталась, как лошадь ломовая. Последние тонкие елочки уже чуть не ползком поливала. А леший вставать начал. Борода драная завитками пошла.  Ходит между елочками, по веткам гладит. Ласковые слова шепчет.

– Ну вот, ожил Лексей Борович. Жди в гости, мы теперь с Милкой к тебе часто заглядывать будем. Шефство над тобой взяли. Можно сказать Тимур и его команда в женском исполнении.

– Не пойму, мудрено говоришь. Лес мой для тебя и днем и ночью открыт. Приходи, как домой. Все тропинки под ножки твои рушниками вышитыми лягут. Ягоды, грибы, травы да деревья – всем чем богат, Лизавета, все твое. Не будет тебе отказа ни в чем. Погибель вы лютую от меня отвели. По самому краюшку прошелся. Теперь-то восстановимся. – Погладил льнувшую елочку к ногам:

– Рассажу вас крошечки мои, чтоб и света вдоволь и водицы. Растите, подрастайте, сил набирайтесь.

Оставляя воркующего лешего с целым детсадом из крохотных елочек, Лиза была спокойна. Тому, кто занят, никакие болячки не страшны. И сам выздоровеет и деток поднимет, а они с Милкой помогут. А про козлят потом поговорим, когда на ноги поднимется.

Глава одиннадцатая. Явь. Сплошные пропажи.

Новый день начинался с телефонных разговоров. Сначала звонили Ленка с Мишкой. Пожар на соседском участке так испугал владельцев, что те были готовы хоть завтра подписать договор и избавиться от нехорошего имущества раз и навсегда. Риелтор выторговал еще и приличную скидку за демонтаж сгоревших конструкций, так, что на этой неделе надо встречаться и все урегулировать наконец. Треть вносила Лизавета, а остальное чета Смирновых. За такие деньги даже машину подержанную не купить, а тут целое именье. Сразу и решался вопрос с расширением дома. Лиза побаивалась начинать строительство, если земля не оформлена. Вдруг какие накладки, а она уже хозяйничает.

Следом позвонил нынешний работодатель и вкрадчиво поинтересовался:

– Ты давно с матерью говорила, голуба?

– Давно, – призналась неблагодарная дочь.

– Лизавета, у тебя точно все хорошо? Матушка твоя дозвониться не может уже неделю до тебя, мне весь телефон оборвала. Человек там ночами не спит, в Москву собралась билеты покупать, а ты так спокойно об этом говоришь.

– Пал Михалыч, я ей позвоню сегодня, не переживайте. Просто семейные неурядицы, период взросления и отпочкования. Вот мама и бесится. Я с ней поговорю.  – Потом помолчала пару секунд и попросила еще пару недель отпуска.

– Лиз, я со всем уважением к твоей семье, но мне работник нужен, а не мертвая душа в штатном расписании. Ты вообще на работу возвращаться собираешься? Тебе вредно в отпуск ходить. Я подумаю о твоей просьбе.

– Да, я тоже. Спасибо большое.

Разговор так и остался незаконченным. Денег, что приносил их блогерский проект хватало с лихвой, плюс Вениамин намекал на клиентов по проблемным сновидениям, а вот возвращаться к набившим оскомину статьям, правкам на сайте, рабочим чатам, дедлайнам и прочим прелестям не хотелось совершенно. До конца отпуска было еще достаточно времени, чтобы решить для себя, готова ли она рубить хвосты спокойной жизни.

– Я подумаю об этом завтра. – сказала начитанная девочка Лиза выключенному телефону и пошла на улицу.

Милка – коза ненаглядная – просилась на прогулку. Поддевала рогами дверь и заглядывала в глаза. Как такой отказать?

На заднем дворе были навалены стройматериалы  и суетились рабочие, поэтому все семейство разоряло палисадник перед домом. Акимыч только головой покачал:

– Ну ты и огородница! Так без малины останемся и с цветами перед окнами тоже можешь попрощаться.

– Да и ладно, новые посадим.

Улыбающаяся Лизавета была гораздо милее деду, чем вчерашняя хмурая и задумчивая. Козе поэтому никто препоны не чинил. Она в свое удовольствие объедала все, до чего дотягивался ее любопытный нос. Подросшие козьи дети в количестве двух штук тоже носились по участку, то запрыгивая на ступеньки крыльца, то на стол в беседке. Этот радостный хаос  и заметила подошедшая к калитке продавщица с деревенского магазина:

– Эй, куда полезла! Ну-ка, я тебя ща хворостиной да по хребту! Уйди с малины, подлая тварь!

Лиза встала с качелей и недружелюбно глянула на разоравшуюся селянку.

– Чем обязаны?

– Смотри, она у тебя всю малину пожрет. – слегка сдулась та. – Я думала тут нет никого. Ваську-аклаша кликни, говорят он у тебя тут обивается.

– Василий Акимович тут работает по трудовому договору и живет на правах партнера, а не обивается, как вы сказали. – скопировала Лиза тон и словесные обороты своего юриста, общаться с такими людьми она не умела, ставить их на место, впрочем, тоже. А тут как нашептывал кто.

– От как, а я думала, типа шута горохового у тебя тут, а он гляди, партнер. – протянула бабища.

Так и стояли: одна раскрасневшаяся у калитки, вторая, опершись о качели, скрестив руки на груди. Третья собеседница в разговор не вступала и продолжала с упоением поедать малиновые листики.

– Так кликни партнера своего, разговор у меня есть. – на тон ниже произнесла визитерша, понимая, что Лиза дальше калитки ее не пустит.

– Подождите тут. Я сейчас его позову.

Дед Василий вышел в сопровождении Виталика с камерой и трех строителей из-за угла. При виде этой недовольной компании баба совсем сдулась.

– Василь Акимыч, ты моего Витька не видел? Третьего дня собирался с мужиками на рыбалку, а все нет. Из милиции к нам приходили, говорят ты на него донос написал, как на поджигателя, а он ведь на рыбалке был. Ты б людям голову не морочил со своими доносами – начала опять заводиться она.

– Нет, не видал я твоего Витьку и доноса не писал. А вот указать его как недоброжелательно настроенного, указал. Кто в прошлом годе по домам шарился – Витек твой с компанией. А там дальше пусть следователи разбираются, прав я или поклеп на честного человека навел. Иди уже, работать нам надо. Не до тебя. Сама своего мужика ищи. Запил небось. Как водка кончится, так и объявятся.

– Да когда она у них кончится проклятущая! Это все ты с дружками своими Витька моего спаивали, а теперь, как беда пришла, так все на него и валите! Нету его нигде. Уже и Настькин муженек вернулся и Колька тракторист, а моего нету. Может он у вас тут схоронился?

– Ну ты сама то себя слышишь? Дура ты бестолковая! – Начал закипать дед, подходя к калитке все ближе и ближе: – Сначала, значит я донос пишу, а потом пьянь твою у себя прячу. Пропал – иди в полицию. Заявление пиши. Может беда какая случилась с человеком, а она все кота за хвост тянет, по соседям бегает. Телефон его где?

– Так дома оставил, сказал утопит еще, как в прошлый раз – пролепетала, обалдевшая от напора женщина.  – Я ж думала, попьянствуют и вернутся, а его все нет и нет. И к матери его бегала уже, он там завсегда отлеживается. Чего делать то, дед Вась? Может действительно чего случилось? – завыла она, наконец в голос.

– В полицию звонить. – веско проронила Лиза, доставая телефон.

– Алло. Вениамин, у вас номера участкового местного не сохранилось? Нет, у нас все хорошо. Из деревни товарищ один пропал, про которого Василь Акимович рассказывал. Помните? Да. Диктуйте.

Совместными усилиями привели даму в чувство. Участковый приехал быстро, увел потерпевшую с собой писать заявление. Со значением посмотрел на Лизавету, а с Акимычем за руку поздоровался.

– Хороший человек, не смотри, что новый.  – дал емкую характеристику стражу правопорядка дед.

– Я еще зимой до него ходил, когда Барбос потрепал жулье. Так не поддался значит на народное давление, разобрался что-почем.

Странное это происшествие всколыхнуло новые версии поджога. К вечеру, устав от предположений, сошлись к мысли, что Витек точно причастен, и сбежал чтоб не привлекли к ответственности. А утром пропал Барбос.

Глава двенадцатая. Сон про шишки, желуди и молочные реки.

Лизавета долго еще сидела на кухне, разбираясь с финансовой своей ситуацией. Деньги на перестройку и приведение дома в порядок оставалось еще прилично от наследства бабы Милы и проценты с донатов канала. Для жизни им с Акимычем много не надо, сдав свою однушку, она спокойно перекрывает зарплату. Денег прижимистый Пал Михалыч платил не слишком много. Оставался вопрос, как не испортить отношения, но здесь все похоже упиралось в маман. Придется звонить и мирится. Оставлять у себя за спиной нерешенные проблемы и опять влезать в кабалу рабочего чата претило все Лизино существо.

– Так и поступим. Сначала с мамой поговорю, а потом заявление напишу и давайте до свиданья.

Умиротворенная улеглась в кровать.  Скоро кончатся ее мучения с тазиками и ковшиками. Скоро, скоро польется из крана горячая вода. Под эти нехитрые мантры засыпать было гораздо приятнее, чем перебирать в голове произошедшее за неделю.

Во сне она опять лежала на кровати. Амалфея стояла над хозяйкой, укоризненно заглядывая в глаза.

– Ну и легла бы рядом, не все же место я тебе заняла. – ответила Лиза, потягиваясь. Сонное ложе было не в пример удобнее и просторнее чем наяву. Коза себе плохого не придумает. Вон какие покои отгрохала. Дом опять неуловимо изменился. Окна стали больше, потолок выше. Выход из спальни был оформлен аркой из двух стволов деревьев с растительной резьбой. Выйдя в зал, где раньше помещалась только печка и большой стол, Лизавета ахнула.

Большая часть потолка над залом пропала, обнажив темные стропила крыши, осталось только галерея над коридором и антресоль над спальней.     Проемы между стропил были обшиты светлым деревом, а на галерею вела свежая деревянная лестница. Первые балясины выточены в виде рогатых козлов, вставших на дыбы.

– Это теперь не сельский домик, а усадьба какая-то. Я так и просыпаться не захочу, слышишь Милк. Ты у меня первая коза-архитектор похоже. Мне очень нравится.

– Меее. Поторопила довольная похвалой коза, остановившуюся хозяйку.

Крыльцо тоже стало выше и массивней. Вместо набитых дощечек перил красовались половинки оструганных бревен. Натертые воском они оставляли на пальцах неуловимый запах меда и лета. Лиза обернулась на свой боярский терем и залюбовалась обновлённой крышей с флюгером вороном, большими окнами с цветными вставками. Все о чем бы она мечтала, сейчас можно было рассмотреть и потрогать.

– Я себе такое же перестрою. Однозначно. Заказы брать буду, денег найду, но дом этот наяву стоят будет! Постановила хозяйка и пошла уже к калитке, пока Милка подол не оборвала, как тянула.

– Куда путь держим? Или ты просто погулять, кошмарики погонять?

– Мек-меее! – как непонятливой ответила коза, дергая Лиза за карман пижамы.

Сунула руку. Вчерашняя шишка. Жива здорова. Как будто ее и не разодрали по чешуйкам в прошлом сне.

– Ну к лешему, так к лешему. Пойдем проведаем старика.

Шагнув по поваленному дереву в самую чащу, они почти сразу же попали на полянку с новорожденными елочками. Сегодня тропинка сама легла под ноги, ровно на ширину двух дамочек. Кусты убирали ветки, а крапива кренилась в обратную сторону от дорожки. Лиза даже бурелома по сторонам не заметила. Лес оживал. Коза вырвалась вперед и весело похлопывая сложенными крыльями по спине поскакала на встречу со своим подопечным. Как игрушку новую подарили, право слово.

Дед Лексей был занят. Он ходил меж рядов явно подросших елочек и разговаривал с каждой. Едва увидев свою рогатую спасительницу, бросил все и побежал к Милке раскинув руки.

– Девоньки мои пришли, не бросили старика! Красотулечка, ласковая ты моя – гладил он ластившуюся химеру за ушами. Та только жмурилась от удовольствия.

– Доброго дня Лексей Борович! Как самочувствие? Кошмары больше не мучают? Как елочки ваши?

– Да как видишь Лизонька. Вашими руками посажены, да мной обихожены. Будем новый лес растить. Наяву-то совсем горе горькое, едва десятая часть от угодий осталась, да и та запаршивела совсем. Ну ничего, я там брошенные поля приглядел, мы туда березняк поселим, очень березки это дело любят. Родниковой водой напою и годик другой не узнаешь нашу помойку. Лучше прежнего будет. Ты за сморчками бы сходила, глядишь корзинку другую для родной души дедушка соберет, не обеднеем.

– Схожу обязательно. Думаю, как нам лес почистить от всякого мусора и чего б такого придумать, чтоб больше этого не повторялось. Люди – свиньи изрядные. – извиняясь за человеческий род, проговорила Лизавета.

– Ни не расстраивайся. Чего сами сможем переработать, то уберем. Вон я муравьев разводить собрался, они деревяшки быстро переработают. А остальное земля да трава скроют.  Выживем как-нибудь. Не тужи.

Лиза рассмеялась: – Это я вас утешать должна, а получается дед Лексей, ты меня успокаиваешь.

– Ты Лизавета, знай. Лес – он большую силу имеет. Забыли люди, деревья порубили, дорог понастроили, а сами себе плохо делают. Ведь, как ты к нему, так и он к тебе. Чем дышать-то будут, коли леса не станет – коробками своими бетонными? То, то же. Дай срок, восстановимся. Поле ваше возле деревни думаю себе прирастить, не будешь ли против?

– Вот спросил. Я только в своем дому хозяйка.  По мне, хоть все там деревьями засаживай.

– Ну и ладненько. – потирая руки ухмылялся хитрован.  Давно это полюшко прибрать хотелось, да спросить не у кого было. А тут хранительница пришла.

Милка ходила по полянке принюхиваясь к молодым елочкам, но ситуацию понимала и рот свой держала на замке. Потом подошла к Лизе, толкнула головой в бок и показала наверх.

– Полетать хочешь? Размяться? Лети, конечно. Посмотри, чем здесь еще можно поживится, может какую бяку найдешь. Только осторожнее пожалуйста. – Попросила Лизавета и легонько хлопнула ладонью по крупу своей химеры. Только ветром обдало от взлетевшей козы.

– Хорошо пошла. Молодая, сильная. – Восхищенно промолвил леший, задрав голову вслед Амалфеи, набиравшей кругами высоту.

– Да она считай только переродилась, недели не прошло. – Поделилась наболевшим козоводка.

– Перерожденная значит! Сработала наша задумка. Проснулась кровь старая, ай да Маланья. Вот молодец! – хлопнул себя по бокам, чуть в пляс не пустился. Погрозил кому-то кулаком – А я говорил тогда, что не врут вороны!  Осталась еще сила в старых корнях, вон какую красавицу родить смогли!

– А расскажи-ка мне Лексей Борович, чего вы с бабушкой такого интересного сделали с козой? Я как никак владелицей ее стала, а знать ничего не знаю. Вот ветеринара во сне таскала, чтоб только понять, чего с ней не так. Открой глаза уже, поделись информацией.

– Да чего так рассказывать – потупился лесовик. – Мы считай ничего и не сделали, сказки все это. Маланья, светлая голова все и придумала, да не успела сама-то завершить, видишь, как получилось. Я во мраке заплутал, а подругу свою не сберег, скончалась для этого мира. Туда мне и ходу нет. Ушла моя Маланьюшка совсем, только через тебя какую весточку и передам.

– Передашь, конечно, не расстраивайся. Все у нее сейчас хорошо. От разговора только не уходи.  Какие сказки? Чего придумали? Давай, рассказывай по порядку.

– Пойдем ка прогуляемся. Места тебе покажу. Все расскажу, утаивать не буду. – Подхватил под локоть и повел по новой тропинке в лес, уводя от молодняка, что любопытно тянулся вслед говорящим.

Во сне лес казался бесконечным. Тропинка вела их напрямки мед березовых рощ, кленов, что распускали свои розетки нежно салатового цвета, лип, вязов, ясеней. Всем нашлось место в заповедном лесу. На небольшшой полянке, густо заросшей земляникой стоял дуб-исполин. Когда-то егокрона подпирала небо, но теперь искореженные ветви после удара молнией были обуглены. Треснул пополам лесной великан. Кора отслаивалась огромными пластами, а в пять обхватов ствол темнел незащищенной сердцевиной. Печальное это было зрелище. Мертвый, мухой великан, казалось тянулся в небо в немом крике. В тишине подошли к дубу.

Леший, с нежностью погладил мертвое дерево. – Вот он, последний росток перводерева. Сгниет и не останется у нас надежды на перерождение новых миров. Что мы только с Маланьей не придумывали. Спит смертным сном друг мой. Только глубоко в корнях и осталась память. Вот здесь мы козу твою и сотворили.

Ворона поди Иннокентия еще застала? Хорошая птица. Вещая. Долго на дубе жил. Пока несчастья того не случилось, а потом ужо убрался из лесу. Чем его только не приманивал. И остальных своих сманил, а может невмоготу им было рядом с мертвецом селится. Каждой твари живая сила потребна, а тут только воспоминая одни и остались.

Лиза понимающе кивнула. Она пока не решилась звать Кешу в проснувшийся лес. Может он и возвращаться не захочет.

– Так о чем я, девонька, говорил? – лесовик устало прислонился к стволу, спускаясь на вылезающий корень. Тяжеловато ему еще такие прогулки давались. Запыхался и побледнел дед Лексей.

– Про козу начал рассказывать. Тут вы с бабушкой ее волшбу творили. Дальше то что? – Лиза тое присела на корточки, машинально перебирая сухие желуди и кусочки коры пальцами.

– Да, ворон. Принес как-то со странствий своих монету. Серебро, не серебро, а блестяшки он всегда любил. Так на монете той коза натуральная с крыльями и была. А по гурту надпись не по-нашему. Это потом догадались знающих людей спросить. Откуда мы греческие буквы поймем? В институтах не учены. Так вот надпись про возрождение из забытия сильно бабку твою заинтересовала. Чего она только с этой монетой не делала. Говорит, видение ей было пророческое, что через козу, да молочные реки, Прадерево возродить можно. Кто б только знал как.

Замолчал, задумался о прошлом. Морщинами лоб нахмурил, губы жует, а глаза в небытие смотрят. Тяжело разговор дается лесовику. Видно, что боль свою не изжил, как вчерашний день вспоминает.

Водили значит мы козу Маланьину в самую чащу. У дуба сколько ночей провели охраняя. И монету вешали и кровью козьей кропили. Только лишь в жертву не принесли – уберегла нелегкая от убийства. А толку нет. Никакого результата. Орет дурниной, ни пру, ни ну. А значит за двеннадцатую ночь, аккурат на полную луну сбегла рогатая. Да так утекла, что ни Маланья, ни я в своем лесу дозваться не мог. В охоте оказалась, а мы слепота куриная, даже не чухнулись. До утра по буреломам пропажу искали. Главное, ни монеты у дуба, ни козы. Перед рассветом притащилась. Вся в репьях, довольная как кошка блудливая, копыты сбиты, а на спине драные полосы, как будто ее тигра унес. Вот такая история. Уж выхаживала ее хозяйка, отпаивала, чуть на руках не носила, а все равно родами да издохла. Одну твою Милку и народила несчастная. Любила козу свою крепко бабка твоя, и ты люби. Это может последняя на всем белом свете чудовица такая. Без нее как спать то? Нету слаще для ней лакомства, чем страхи ночные. Вот в силу войдет, никому в округе ужастей сниться не будет, ну если только человек сам себе надумает. Но это уж людской выбор, тут и коза не помощник.

– Думаешь унес ее рогатый жених? Вот от него и потомство? А Милка то как? Она ж мне тоже стельная досталась? Двоих принесла бесенят. Теперь пристраивать надо будет.

– Живые?! – ахнул дед. – А чего ж ты молчишь, окаянная! Это ж праздник какой! Милку то тоже в лес водили. А понесла, аль нет уже не узнал никто. Я в то время, как замороченный был. День с ночью путал, а бабка твоя сама еле ходила. Ни трав от меня ни помощи дозваться не могла. Все сама, вот и надорвалась бедная. Вот виноватый кругом, обещал сберечь, да помочь, а самого из забытья пришлось вытаскивать. – Понурился, голову уронил, только по бороде капли потекли.

– Ну, ну! Рано раскисать. Лексей Борович, хорошо ж все. Смотри и Милка жива и бабушка тебе кланяться велела. Все прошло уже. Зачем расстраиваешься? Деток тебе в лес приведу, хоть посмотришь на них, безобразников рогатых. Я так понимаю нельзя из незнающим людям в хозяйство отдавать. Тут селекционная работа нужна. Нам бы эксперта какого ни будь по древним мифам или хотя бы козовода понимающего, а то какая из меня хозяйка. Гладь, да чеши – вот и все обучение.

– Это ты Лизавета на себя наговариваешь. Дар у тебя силы великой. Рядом с тобой Милке лучше и не придумаешь. Нашли значит друг друга. Держись ее крепко, они за хозяев и в огонь и в воду. Из любой беды вытащат, верные животинки то.

– Это мне и бабушка говорила. С козлятами чего делать будем? Они через месяц, другой мне сарай по бревнышкам разберут. Матери уже проходу не дают, а отселять некуда.

– Да подожди ты торопыжка. Отправлю соек поспрашивать. Был у меня один знакомец, далековато, но за такими сокровищами пешком дойдет, домчится. Сильно он свою породу возродить мечтает. Про золотое руно слышала? Вот с Колхиды и приедет гость. Не знаю я как у вас сейчас называется. Не следил я за людскими названьями, главное скажет, что от дяди Леши, вот тогда и разговор заводи. Я ужо сегодня вестников разошлю. Глядишь поторопится старый черт, не сам, так гонца пришлет. Ты не прогадай. Большие богатства твои ребятушки стоят, в стародавние времена таких малышей на вес золота брали. Последыши от родительского древа. Других таких не дождемся, схлопывается мир-то. Нету нам тут места ужо. Одни только сказки и остались.

– Ну подожди схлопываться. Может и поправить можно чего? Тебя вот разбудили, может и пророчество сработает. Коза у нас с крыльями есть, молочных рек не обещаю, но литр после малышей нам всегда остается. Может его поливать надо молоком?

– Да пробовали, всю округу кисляком провоняли. Чем только не поливал. Нету там искры жизненной, одна только память, да сны тяжкие.

– Ну вот, вы наяву, а мы во сне попробуем. Милка! Возвращайся, дело есть! – потянулась мысленно с гулене. Как за нить незримую дернула. Спросила без слов, сможем ли помочь? Сил хватит ли?

Амалфея уже спускалась к дубу, наворачивая круги над пустой кроной распростертой в туманные небеса. Села на ветку, как кошка, лапы подобрала, крылья сложила, хвостом ветку обняла. Отдыхает и вниз смотрит.

– Спускаться будешь? Дело для тебя есть. Я конечно та еще доярка, но постараюсь поаккуратнее. Давай поможем, может сработает?

– Ме, недоверчиво ответила вредина, с подозрением глядя на хозяйку. Прозорливая коза читала Лизавету, как открытую книгу и доверять вымя неумехе не собиралась.

– Ну и чего ты предлагаешь тогда? Дояра тебе вызывать, специально обученного?

– Мееее. – утвердительно поддержала диалог каприза. Единственно кому доверяла молоко, это был дед Василь. Он то с козой обращаться умел, в отличии от белоручки городской.

– Ладно. Ты Лексей Борович нас подожди тут. Надо кое-кого привести. Эксперимент ставить будем, по доению в полевых условиях. Надо же эту версию отработать до конца. Видениям бабушкиным я больше доверяю, чем своим глазам. Да и с твоего разрешения возьму на память – показала на ладони сухой скукоженный желудь, что механически подобрала у корней. – Может пригодится когда.

– Пустое. Я их первое время мешками таскал, все думал проращу. Нету живой искры, мертвые семена. Время только потратишь.

– Ну с шишкой получилось, может и тут получится. Жди нас тут. Мы быстро. Туда и обратно. – И подхватив дедов платок из кармана, махнула козе, чтоб шла за сновидицей ступила на мостки заядлого рыбака Василия Акимовича.

Глава 2. Сон ветеринара

Вечером лечь пораньше не получилось. Дед Василий опять хандрил, что пограничная служба его провалена, а Лиза его чаем отпаивала и хвалила за все про все. И хозяйство на нем одном держится и бизнес их блогерский только им и тянется, а она, коза неблагодарная, только деньги на карточку получает и своими непонятными делами занимается. Дедушка, напившись чаю, был уже не таким хмурым. Похлопал Лизавету по плечу, сказал, что глупостей она напридумывала, ему это все в радость. Да и он себе тоже надумал. Какая теперь из старого вояки защита, смех один. И пошел к себе на печь.

– Вот и зря ты так думаешь. Для меня другой защиты и не надо. Ты все равно лучше всех, – ответила Лизавета в спину Акимычу. Настроение было минорное. Кулебяка с зайчатиной выучилась слово в слово. Пора было засыпать.

Сонный Лизин дом встретил хозяйку открытыми окнами. Все так же береза с ветром шелестели о чем-то своем, и какая-то пичуга активно чирикала, призывая партнера по брачным играм. Пройдя босыми ногами от двери в спальню, Лиза посмотрела на козу, свернувшуюся большим клубком на кровати. Изменения стали еще заметней. По позвоночнику, прорезав шерстяной покров, торчали костяные шипы. Лопатки выдались еще сильнее, вытянулись вдоль спины, как сложенные крылья.

– Ме! – печально поприветствовала Лизавету страдалица. Хвост животины был покрыт какой-то коростой и опущен, как будто даже длиннее стал.

– Ты моя девочка. Больно тебе? – осторожно погладила питомицу Лиза. – Я сейчас доктора приведу, может, он чего подскажет? Подожди немножко. Я туда и обратно.

Сомнений больше не оставалось. Козе срочно нужна помощь. Все разговоры бабы Милы, что это наследственность, были просто теорией, а коза – вот она настоящая. Рецепт кулебяки никуда не денется, главное – доставить зоотехника.

Сжала в руке с таким трудом завоеванный трофей и потопала к калитке. В этот раз мостик был бетонной плитой, брошенной через канаву. Иван нашелся среди бесчисленного стада коров, у которых постоянно отваливались от ушей бирки, при этом сами буренки перемещались с невероятной быстротой и целеустремленностью. В этой неразберихе несчастный доктор пытался разобраться, кого он уже привил, а кого нет. Лиза вытянула из мычащего стада мужчину, прямо за его клетчатую рубашку.

– Здравствуйте.

– А, это вы. Я тут очень занят. Надо за сегодня всех проверить и вакцинировать. Просто руки опускаются, ничего не успеваю.

– Давайте лучше я вам помогу, – особо не разбираясь, Лиза просто перевела Ивана через бетонную плиту туда и обратно. Как часто бывает во сне, все изменилось за мгновенье. Коровы уже не мычали, сбившись в стадо, а вольготно ходили по пастбищу.

– Вот видите, вы уже всех проверили и бумаги заполнили. А у меня коза болеет.

– Опять коза. Она абсолютно здорова. Я уже не знаю, зачем к вам езжу постоянно. Елизавета, вы очень интересная девушка, но поймите: коза – плохой повод завязать отношения. Я, может, и не против, может быть, даже сильно «за», но мы с вами очень разные, – пытался оправдаться ветеринар, пока Лиза, крепко взяв того за руку, тащила к своей калитке.

– Понимаю, понимаю. Козу посмотрите и идите к своим коровам. – Эта отповедь слегка скребла по самолюбию Лизы, но реальной симпатии она к Ивану не испытывала, а что он себе надумал – его проблемы.

– Да я не про коров, я в целом. Просто чувствую себя, как загнанный заяц. Все чего-то хотят, – продолжал изливать душу зоотехник. – То кошка у них хвост сломала. Приезжаешь, а там какая-то племянница хозяйки сама себя шире. Похоже, что хвост кошке она и сломала. В углу меня зажала и давай глаза закатывать. А я на работе! – повысил голос герой-любовник деревенский. – Я не могу быком осеменителем тут работать на полставки. Доярки подрались, кто в мою смену коров водить будет на узи. Прямо на ферме за волосы друг друга таскали. Мужики смеются, ставки делают, когда меня уже охомутают. Понимаете? – он проникновенно заглянул Лизе в глаза, резко остановившись.

– Я взрослый самостоятельный мужчина, я, может, из города сюда приехал, чтоб от маминой опеки убраться подальше, а тут вот такое дело.

– Понимаю, как ни странно. Тоже бесит, когда за меня берутся что-то решать. Пойдемте. Мне правда нужна ваша помощь.

Увидев Милку, возлежавшую на кровати с новыми апгрейдом, Иван реально завис. Он стоял и таращил глаза на рогатую красотку с костяными выростами и зачатками крыльев, тряс головой, пытаясь прийти в себя.

– Этого не может быть. Это сон. Такое даже в кино не покажут.

– Сон, конечно, сон. Мы вам снимся вместе с козой, – согласно кивала Елизавета. – Так все-таки что это? Она не встает уже несколько дней с кровати, отказывается от еды. Посмотрите, у нее еще что-то с хвостом, он весь в коросте.

– Ну, если вспомнить мои увлечения древнегреческими мифами, то понятно, почему мне такое могло присниться. Но чтоб так подробно… – начал он размышлять вслух. – Это, дорогая Елизавета Петровна, явление настолько редкое, что в научных трудах не описано. Коза ваша перерождается в Химеру обыкновенную. Хотя там, по-моему, все-таки голова льва была с телом козы, а не наоборот. Очень интересный случай.

Иван открыл свою докторскую сумку и аккуратно ваткой, смоченной антисептиком, стал снимать коросту из болячек и волос с чешуйчатого хвоста перерожденки.

– Смотрите, это драконий хвост, – очищая чешуйку за чешуйкой, приговаривал он удовлетворенно. – По мифологии это животное может летать и изрыгать пламя, но, надеюсь, до этого не дойдет. Хотя про летать я погорячился. Крылья вот-вот проклюнутся. Ну-ка покажи копытца свои, – совершенно бесцеремонно вытащил Милкину согнутую ногу и поманил Лизу поближе.

– Смотрите, настоящие львиные лапы! – Измененная козья конечность была в два раза шире копыта, с большими серповидными когтями. Нажал на подушечку. – Острые загнутые когти втягиваются в особые пазухи и поэтому не тупятся при ходьбе и не стучат. Совершенное животное! – восхищался реликтовый зоолог.

У Лизаветы отлегло от сердца. Опять баба Мила оказалась права, а Лизка дура дурой. Коза оказалась с сюрпризом. Вот почему так настоятельно в фамильяры пихали бедное рогатое.

– А что химеры едят?

– Теоретически это хищник, хотя сохранилась голова козы… – тут Иван полез в пасть к Милке и чуть не остался без пальцев. – Да, конечно. Коза с полным набором клыков и моляров. Мясо! Эту красотку нужно кормить мясом. Может быть, даже парным.

– В смысле живым? Куриц ей там всяких ловить?

– Ну, пока линька не прошла, я думаю, она будет отказываться от пищи. Держите свежую воду и не беспокойте животное. А потом да, скорее всего курицы, кролики и прочее, – задумчиво произнес он. – Впрочем, с такими когтями она и оленя может завалить спокойно. Я думаю, когда вылупятся крылья, дома вы ее удержать уже не сможете. Она сама найдет чем поживиться, – подытожил зоотехник.

– Какой прекрасный сон, я даже просыпаться не хочу, – восхищался он, не желая уходить от козьей химеры. Милка уже проявляла беспокойство, наклоняя голову в сторону надоеды, и Лиза решила, что прием пора заканчивать.

– Можно, мы вам еще приснимся? – заискивающе начала она, выводя упирающегося доктора из спальни.

– Конечно! Я готов любоваться превращением в мифологическое животное хоть каждую ночь! Вы не представляете, какой это толчок для моего творческого потенциала, – зоотехник все рвался вернуться к козе, а потом обернулся к Лизе и посмотрел глаза в глаза.

– Лизавета, можно я вас поцелую? Вы мне очень нравитесь, – огорошил он девушку.

– Ну… эээ, вы же сами только вот говорили, что против всего этого, – растерянно заблеяла сновидица, но Иван уже наклонился к Лизе и нежно коснулся губ. Пока дама хлопала глазами, отвернулся и пошел в сторону двери сам.

– Отличный сон. Приснитесь мне еще раз, а то одни коровы и бешеные доярки, вот и все мои развлечения ночью, – прощаясь, попросил смешной рыжебородый парень.

– Глаза у него красивые, – невпопад подумала Лиза и выпроводила гостя через бетонную плиту на коровье пастбище.

Глава 3. Явь с гостями и воскресной службой

Проснулась головой на подушке, а мыслями в розовых облаках. Как приятно кому-то нравиться, без экивоков, без флирта этого дурацкого – просто нравиться человеку. Понятно, что рядом с доярками она смотрелась гораздо выигрышнее, но сам факт грел душу неискушенной в любовных делах Елизаветы Петровны. За окном только рассвело, и в такую рань спал даже вездесущий дед Василь.

Душе хотелось праздника, и Лиза решила, что давно она собственным лицом не занималась. В сумке, привезенной из дома, хранился нехилый запас масок и скрабов, что перепадали с работы или заказывались по интернету. Отобрав наименее просроченные, занялась красотой своей неземной. Очищение, скраб, маска из голубой глины. Остатки можно на руки нанести, чтоб деревенский загар немного сгладить. Накрутив на голове полотенчико, чтоб волосы не пришлось отмывать от этой непонятной субстанции, напевала на кухне, зарядив свою кофемашину на капучино из козьего молока.

– Как ты красива сегодня! Нет, в твоем сердце не только коза, как ты сегодня мила, – перевирая слова вытягивала довольная Лизавета, выходя на задний двор из кухонной двери.

– Ох, со святыми за упокой! – ранними пташками оказались и строители вместе с батюшкой. Он и стоял на ступеньках, обернувшись к открывающейся двери. Ребята, чтоб не будить хозяев, прошли мимо крыльца на задний двор, где засыпали в сваи пескобетон и докручивали оставшиеся пару штук.

– Простите. Доброе утро, – пискнула Лиза, закрывая дверь изнутри.

–Ну что, отец Сергий, поцеловал бы лягушку, глядишь – в принцессу оборотилась бы. Стала бы тебе матушкой, не все тебе холостым ходить, – беззлобно подначивали трое из ларца батюшку, пока Лиза смывала патентованный состав, изгваздав не только тазик и полотенце, но и всю кухню.

– Тьфу на вас. Прости их, Господи. Матушку им подавай, вас, Буратин беспримесных, в женское общество вообще пускать нельзя. Ржете только, как кони. Барышню вот перепугали. Лизавета Петровна! – аккуратно постучал в дверь поп.

– Минуточку, – задушенно, из-под полотенца отвечала «бедная Лиза». Кое-как оттерев зелень с лица, открыла дверь. Теперь красотка была красной, как рак, с сине-зелеными разводами под подбородком и в заляпанной футболке.

– Простите, что так получилось. Надо было вас заранее предупредить. Это моя вина, так рано гостей принимать не принято, – продолжал рассыпаться в извинениях батюшка, проходя на кухню. Он очень тактично не показывал, что видит весь этот разгром и потеки зеленой глины по столу и стенам. Лиза решила не заморачиваться и просто взяла тряпку, протерев сначала стул, а потом стол перед священнослужителем.

– Наверно, у вас были веские причины, чтоб встать так рано, – начала она.

– Да, вы правы. Причина более чем веская. Сегодня воскресная служба, и я хотел бы пригласить вас с Василием Акимовичем присутствовать. Такое пожертвование нельзя замалчивать. Вы сделали благое дело, и я хотел бы поблагодарить при всех. Это самое малое, что могу сделать. У нас в храме литургия проводится поздняя, так что в 9 утра будем вас ждать. Ребята вас отвезут, они тоже собирались.

Пока Лизавета придумывала вежливую отмазку, батюшка распрощался и, смущенный, шмыгнул за дверь.

– Что за шум, а драки нет? – почесываясь, в семейных труселях выполз на кухню дед Василь. – Ой, Лизавета, это что ж с тобой? Заболела? Тыкнув в несмытое пятно на шее, он покачал головой, разглядывая зеленый палец. – Ага. Красоту с утра пораньше решила навести, а тут эти охальники, – прозорливо оглядывая кухню, постановил бьюти-блогер.

– Ну дык давай умывайся, а я кухню приберу. Вот приперлись ни свет ни заря, только девку мою напугали. Ждем кого, али так вскочила, как пташка ранняя?

– Спасибо. Доброе утро, – насупилась Лиза. – Я сама тут приберусь. Отец Сергий заходил, на службу ждет.

– Это ты под него что ли зеленым выкрасилась, чтоб работников наших не выхаживал? – улыбнулся старый проказник. Погрозил пальцем. – Это ты, Лизка, брось, зачем нам такой жених? Из своего только ряса да забот полон рот. Нам нужон, чтоб за хозяйством смотрел, как меня не станет, а этот то тут, то там с молельщицами своими, прихожанками, носится. Так и будешь кататься от одной проблемы до другой. Нету у него своего прихода, перелетный значить. Бабы еще когда наши вызнали.

– А чего еще твои бабы узнали? – заинтересовалась Лизавета, убирая со стола зеленое полотенце с пятнами и вытирая шею. К идеям деда выдать ее за любого, кто носит брюки, она уже относилась с юмором и всерьез их не принимала.

– Да мутный твой отец Сергий. Сам молод, вроде обходителен, а как глянет – мороз по коже. В администрации его дюже боятся, после той охоты, да после кончины старого батюшки. Рыльце у них в пушку, похоже. А этот по деревням ездит, вот службы ведет, пока замены нет. Помогает кому может, да все выспрашивает. Я тут про краеведа хотел узнать, так наш батюшка уже и им интересовался. А сходить надо, авось сами чего увидим. У тебя платье-то нарядное есть, Лизавета?

– Найдем и платье, и платок, – отмахнулась Лиза. – Ты про краеведа чего узнал, рассказывай.

– Ну дык, дай хоть сортир посетить, непоседа. Все как на духу расскажу. Кой-чего и узнал, – ухмыльнулся и потопал в свою половину за очередным спортивным костюмом.

Краевед оказался пришлым с Вереи, и сам он не музейный работник, а любитель какой-то. Собиратель историй и антиквариата. Сначала все самовары да иконы по домам выкупать пытался, даже в церковь ходил, отец Алексий его еще из храма выгнал, ругался. Потом бабушек про историю расспрашивал, кто где жил да как. Как зовут, не помнят. Похоже на Ираклия или Акакия, дурацкое какое-то имя. У Лизаветы брезжил в памяти какой-то собиратель историй и слово «уезд», зацепившееся с ним же. «Потом само всплывет», – решила миссис Марпл Мценского уезда и пошла собираться на службу. Написала Ленке, чтоб не дергалась и хозяйничала дома, как хотела. На что получила звонок от подруги и просьбу подождать полчасика. Цыганский табор хотел на гастроли в Храм Божий.

Служба на удивление прошла спокойно. После богослужения отец Сергий поблагодарил деда Василия и Лизу, которая вообще в этом не участвовала. Виталик аккуратно снимал на камеру снаружи, а дети вели себя прилично. Местных Лизавета никого не знала, кроме продавщицы. С ней и поздоровалась.

– Благослови тебя Бог, девочка, – перекрестила та Лизу. – Хорошую смену себе баба Мила оставила. Мы думали, ты блудня какая, а тут смотрю – наша местная.

Словоохотливую даму под ручку увел Акимыч, пошептаться. Ленка смотрела на убранство храма, когда все стали расставлять свечки за здравие и упокой, подходила к иконам, только что не ковыряла их.

– Лен, ты чего? – шикнула на нее Лиза под подозрительными взглядами бабушек.

– Пойдем выйдем, – Елена-следопыт потащила подругу к выходу из храма, попутно показывая Мишане, что отпрыски теперь его проблема. – Понимаешь, какой-то диссонанс получается. Оклад старый, а икона как будто напечатана на принтере. Даже пиксели видны. Ну не может же такого быть. Понятно, что там освещение не особо, но она около окна и свет так падает удачно. Я ее долго разглядывала, может показалось, но я цифровой принтер от масла тоже способна отличить.

– Пойдем-ка обратно, не на шутку встревожилась Лизавета, вспомнив, что старый батюшка тоже в этом храме Богу душу отдал, не за икону ли?

После службы, когда все разошлись и батюшка освободился, потащили священнослужителя к подозрительной иконе.

– Да кажется, она такой и была. Надо у прихожанок моих поинтересоваться. Список икон при церкви хранился, но он вместе с деньгами пропал. Здесь вообще какая-то неразбериха с документами, уже третью неделю копаюсь, концов найти не могу, – пожаловался тот.

– Позвонил Вениамин, спросил, могут ли сегодня наведаться в гости. Лиза, понимая, что ниточки все как-то взаимосвязаны, попросила и батюшку приехать к ним на чай. Поговорить.

Ленка, какая-то подозрительно тихая, сидела в машине. Косилась на подружку, хмурила выщипанные брови.

– Я, моя дорогая, чего-то не понимаю, либо все самое интересное прошло мимо меня, – начала пытать Лизавету на кухне, пока готовили воскресный завтрак на всю толпу и мариновали шашлык.

– Лен, не заморачивайся. Это мои личные дела. Когда-нибудь сядем и я тебе все расскажу, но не сейчас, – Лиза не желала увеличивать круг посвященных на болтливую Елену Троянскую, у которой вода во рту не держится, не то что тайны.

– Раньше у тебя от меня секретов не было, – надулась подруга.

– Раньше и я была другой, а сейчас такая, какая есть. Хочешь ешь, а хочешь не ешь, – отрезала Лиза. Впрочем, чтоб смягчить свои жесткие слова, прижалась грудью к спине Елены-Несправедливо-Отверженной и сказала:

– Это не мои тайны.

– Да ладно. Потом все равно проболтаешься. Я терпеливая. А теперь еще и соседями будем, никуда от меня не денешься, – закончила разговор Ленка и выдала чашки и блюдца для выноса на общий стол.

Мишаня, как и собирался, уехал в город встречаться с риелтором. Вчера вечером он имел разговор с изрядно удивленными наследниками заросшего участка. Там люди были сами пожилые, жили далеко и заниматься домом им было не с руки. О продаже предварительно договорились, но нужен был обмерщик и хоть какая-нибудь предварительная оценка. Без этого дальше разговоров дело не пошло.

Беседка перед домом была почти закончена, оставалось только крышу на столбы поставить. Тут все пригодились: и Акимыч, что гвозди подавал, и три богатыря, и тощий Виталик. Наконец, уже ближе к обеду, сияя свежей древесиной, «Летний зал по приему пищи», как окрестила строение Ленка, был готов принимать гостей.

Рядом вкопали бочку, чтоб жарить там мясо, притащили самовар и стали ждать гостей, попутно гоняя детей и козлят от строителей. Милка сегодня была в настроении и спокойно объедала свежую траву и ветки на заднем дворе. Неведомая сонная хворь прошла как по волшебству.

– Это на тебя наш доктор так положительно повлиял, никто лечиться не хочет, – приговаривала Лиза, скребком для лошадей вычесывая свою любимицу от зимнего пуха.

За новенькой калиткой послышались разговоры, и Ленка крикнула:

– Лизка, принимай гостей, где ты там?

Роза Абрамовна принарядилась и с последней их встречи расцвела майской розой. На тщательно завитых буклях красовалась маленькая шляпка с вуалькой. Платье в горошек играло волной и показывало кружевной подъюбник. В руках записной модницы был лаковый ридикюль, и не хватало только кружевного зонтика для полного комплекта дачницы 19 века.

– Вот это красотка! – нарисовался дед Василий. – Позвольте вашу ручку, мадам. У нас тут намусорено.

Сложив локоть крендельком и оттеснив Вениамина, подвел Донну Розу к хозяйке дома:

– Представь меня, внучка.

Глядя на эти, отнюдь не деревенские манеры простого как валенок деда, Лиза слегка растерялась.

– Добрый день, Роза Абрамовна. Вот, познакомьтесь, это мой дедушка Василий Акимович. Прошу любить и жаловать, – зачем-то добавила она.

– Ну, про любить – это вы поспешили, деточка, хотя какие наши годы! – подмигнула веселящаяся кокетка кавалеру. – А вот жаловать – с большим удовольствием. Венечка, открой багажник.

Вениамин с непроницаемым, как обычно, лицом кивнул Лизавете и пошел к машине. Из безразмерного багажника его железного монстра стали появляться коробки и упакованные стойки. Гора привезенных коробок росла возле беседки.

– Если ты, моя дорогая девочка, отказываешься от финансовой благодарности, то не откажи себе в маленькой радости. Они чудо как хороши – сама выбирала.

Рядом с беседкой распаковывались шикарные садовые качели. С подвесным полноценным диваном, пологом от комаров и горой подушек. Лиза позвала строителей, чтоб помочь собрать это чудо дачного отдыха, а Розу Абрамовну повела показывать свое хозяйство.

– Я себе знаю, а ви себе думайте, что хотите, – отсекла все возражения по поводу такого дорогого подарка старая Тортилла. – Моя девочка идет на поправку. Не сегодня так завтра она откроет глазки, и Боренька увезет ее подальше в санаторий, а эти шлемазлы пусть крутят свои фаберже. Больше они ее не достанут. Я перед тобой, моя крошка, в долгу, еще неделя – и мы получили бы дышащий труп, а не Оленьку.

– Да прекратите уже, Роза Абрамовна, – окончательно смутилась Лиза.

Ленкины детеныши оккупировали качели, как только был закручен последний болт. Взрослым не досталось даже краешка подушки.

Пока разжигали остатки строительных досок на угли, пока самовар набирал жар и накрывался стол скатертью-самобранкой, приехал и сам батюшка.

Был он задумчив и невесел. Икону сняли и со всеми предосторожностями отправили в архиерейскую мастерскую по реставрации. О подмене речь пока не шла, но проверить стоило.

– Что за подмена? – заинтересовался Вениамин. После последней встречи он стал относиться к отцу Сергию гораздо почтительнее.

– Да-да, расскажите поподробнее, – обмахиваясь кружевным платочком от ранних комаров, поддержала его тетушка Роза. – Очень интересно.

Получив утвердительный кивок от священнослужителя, девушки рассказали, что привлекло Ленкино внимание и почему напечатанное на бумаге изображение никак не подходит к богатому серебряному окладу.

– Мы все иконы проверяли с прихожанами. Там, правда, в углу рядом с окном сирень сильно разрослась. Только на днях ее подстригли, чтоб свет не загораживала. Да и оклад точно тот. Если бы икону украли, то серебро с собой взяли, куда она без оклада?

– Ну не скажите, если икона была действительно старая, да еще и написана известным мастером, то отсутствие оклада, конечно, снизит стоимость, но не до нуля. Опять же, произвести подлог проще. Если бы не зоркость и наметанный глаз Елены Владимировны, то прихожане и дальше бы поклонялись напечатанной иконе, – выразил свои сомнения юрист.

– Ну да, ну да, – почернел лицом батюшка, – это ж скандал такого масштаба. Это теперь в полицию надо обращаться, мало того что смерть отца Алексия да пропажа денег, так еще и эта напасть.

– Ну, с полицией мы помочь можем. Это не проблема, а вот слухам тут делать нечего, – обвел Вениамин взглядом притихший стол.

– Нам бы еще этого краеведа найти, неспроста он вокруг церкви ошивался и у нас тоже, – напомнила Лиза.

– Вы не о скупщике антиквариата случайно говорите? Он весьма занятная личность, – загорелся батюшка. – Везде отметился, но ни контактов не осталось, ни описания всерьез. Я уж грешным делом думал, покрывают его наши бабушки, но телефон, что он им записывал, вне зоны доступа, звали его Аркадий точно, роста среднего, худощавый, особых примет нет, приезжал нерегулярно, но был вхож в администрацию, хотя там его тоже не вспомнили, – отбарабанил как на протокол священнослужитель.

– Это уже гораздо интереснее. Вы номерок его мне продиктуйте, может, и подтянем звоночки. И про администрацию поподробнее пожалуйста, – Вениамин потащил отца Сергия из-за стола, подальше от любопытных ушей.

– Вот тебе и тихая деревня. Сплошной хоррор и мертвые с косами стоят, – задумчиво произнесла Ленка, глазами отыскивая своих младших. Лешка, как и в прошлый раз, не отходил от Витали, и за столом их не было – монтировали свет на заднем дворе.

– Роза Абрамовна, нам бы пошептаться, – наклонилась к соседке по столу Лиза.

– Лизонька, дружок. Отведи тетю Розу в места уединения. Мне так носик охота попудрить, что гляди, как бы не описаться, – с детской непосредственностью произнесла великовозрастная хулиганка и торопливо ушла вслед за хозяйкой дома.

– Роза Абрамовна, может, нашему батюшке Ольгу показать? – начала непростой разговор Лизавета. – Он тут предлагал свою помощь, у него специализация такая – из сект вытаскивать.

– Ну, отпевать девочку еще рановато, выкарабкается. Ты лучше сама мне не откажи в помощи. Венечка рассказал доверительно, что первый ваш опыт совместных сновидений был не хуже, чем второй, – тактично хихикнула в кулачок, старый психиатр. – Может, дело в предмете, что ты держишь в руках? Я для того и приехала, чтоб тебя, хорошая моя, заманить в Первопрестольную. Доступ у меня в Олечкину плату свободный, может поглядишь? – столько тревоги было в глазах этой уставшей тащить на себе весь мир женщины, что Лиза только молча кивнула.

Собрались быстро. По дороге только поинтересовалась, как проходит лечение Александра, на что психиатр не сдержав довольной усмешки, похлопала Лизу по колену.

– Этого мальчика я на ноги поставлю. Он у меня шелковым стал. В стационар лег. Все детские секреты мне раскрыл. Это такое, знаешь ли, средство ядреное – каждую ночь встречаться с тетей Розой. Мда, врагу не пожелаешь, – закончила она. Врачебных тайн своих, впрочем, раскрывать не стала, да Лиза и не настаивала.

– Скажите, когда можно его будет обратно отправлять. Мне флешку еще вернуть надо будет.

– Скажу, скажу непременно. Сама лично за ручку приведу спасибо говорить. Он тебе по гроб жизни обязан. А нечего мнемотехники вместе с таблетками непроверенными применять. Решил из себя суперкомпьютер сделать – олух царя небесного. Такого наворотил, что не выведи ты его, так бы и кушал галоперидол по расписанию, – прихлопнула рукой по колену и замолчала до Москвы, поглядывая в окно.

Ольга лежала в отдельном платном боксе на двух человек. На столе стояли свежие цветы, а рядом сидел и читал ей Экзюпери молодой мужчина. Лицо его было осунувшимся, а рубашка мятой и несвежей.

– Борис, – представился он Лизе, встал и поцеловал в щечку тетю Розу. – Без изменений. Давление в норме, пульс в норме, энцефалограмма тоже в норме для ее состояния.

– Борюсик, иди, мой дорогой, поспи дома. Тетя Роза тут посидит. Давай мне свою книжку и езжай в кроватку. Я тебе как доктор говорю. Венечка, отвези его покушать и баиньки. Оставьте девочек одних, – посмотрела на Лизу и добавила. – Я тебе позвоню, когда нашу малышку надо будет домой отвезти.

Выпроводила всех из палаты. С неожиданной силой отодвинула стол от постели больной и придвинула вторую кровать вплотную к Ольгиной.

– Ложись. Я тебя в сон попробую ввести. Будем на живом человеке практиковать технику гипноза.

– Прямо в ботинках? – к такому повороту Лиза не была готова.

– Лиза, доверься мне. Ты один раз смогла помочь, когда все наши внутренние органы обделались, теперь и официальная медицина руками разводит. Кто кроме тебя? Я буду контролировать каждый твой вдох. Если что-то пойдет не так, то вся ответственность на мне. Хочешь бумагу напишу?

– Да не надо мне от вас расписок, – проворчала сновидица. Опять попалась в ловушку человеколюбия. Не хотела же лезть. Говорила ей бабка, что сама Ольга проснется, когда время придет. Нет, как и с козой, сама, все сама.

Глава 4. Сон Ольги

Лиза оказалась к гипнозу невосприимчива, и как ни билась старая дама, ни в какой транс она впадать не собиралась. Вконец измучившись с упрямой подопытной, Роза присела в кресло, попросила помолчать, чтоб могла подумать. Лизавета же, что встала ни свет ни заря, после утомительной дороги и неудачных экспериментов, в тишине и на мягкой подушке заснула сама, удерживая в руке безвольные пальцы Ольги.

Дома было хорошо. Комната с печью казалась больше, чем наяву. Печь тоже преобразилась. Исчезли трещины и пятна сажи на побелке. Заслонки и дверцы избавились от ржавчины. Даже полы блестели, как хорошо натертый лаком паркет.

Проводя рукой по светлым бревнам комнаты, еще вчера закопченным от времени, Лиза позвала свою хранительницу.

– Милка, твоих лап дело?

– Меее, – довольно отозвалась коза из спальни.

Спальня, что наяву была простым закутком, теперь по размерам не уступала большой комнате. Добавилось еще одно окно. Кровать тоже увеличилась в размерах. На ней возлежала гаремной повелительницей перерождающаяся Химера. Сегодня у Лизиной козы уже сформировались вполне оперенные крылья, которые она горделиво продемонстрировала хозяйке. Пластика и поза животного все больше и больше напоминала крупного кошачьего. Рога подросли, венчая устрашающими дугами голову любимицы.

– Вот ты какой, северный олень, – завороженно прошептала Лиза, осторожно подходя к мифическому животному. Вспомнит ли, кто ее чесал и роды принимал.

– Мррр. Ме, – ответила коза, привычно уткнувшись в живот, выпрашивая ласки.

– Ты ж моя козья морда. Свалишь же, – счастливо выдохнула Лиза, почесывая стратегически важные места. Химера муркала, когтила покрывало и, изредка взмахивая чешуйчатым хвостом, поднимала пыль из залежавшейся перины.

– Я тебе сейчас свежей водички принесу, раз тебе доктор диету прописал, – пообещала довольная Лизавета, вставая с краешка этого царского ложа. Коза лениво поднялась, сложив свои белоснежные крылья за спиной, спрыгнула с кровати и двинулась за Лизой к выходу.

– Вот мы и ходить начали, – с умилением глядя на любимицу, не удержалась от комментария Лиза. – Ты моя девочка хорошая, – продолжала поглаживать жмущуюся к бедру химеру. Так и прошли к двери на волю.

Потянувшись всем телом, как умеют только кошки, рогатая покогтила ступеньки и, спрыгнув на землю одним плавным движением, раскрыла крылья на всю ширину. Солнечный свет высветил каждое перышко этого великолепия, и Лиза задохнулась от восторга. Ее Химера была прекрасна. Гордую голову на длинной шее венчали изогнутые, как у горных сородичей, рога. По спине острыми уголками торчали наросты, переходящие в длинный чешуйчатый хвост с копьевидным окончанием. «Острый, наверно», – пронеслась отстраненная мысль в голове.

– Милка, – позвала хозяйка, хотя это простое имя уже никак не подходило сияющему на солнце подтверждению правдивости древних мифов.

– Может, тебя теперь Амалфея называть? – предложила Лизавета, вспомнив, кто выкармливал главного греческого бога на острове Крит.

– Ме, – утвердительно кивнула рогатая и взмахнула крыльями, подняв вокруг пыль и сухую траву. Оторваться от земли удалось не сразу. Сначала, закрутив небольшое торнадо, она просто с силой поднимала и опускала свои великолепные крылья, а потом, подобравшись, как лев перед броском, прыгнула вверх и вперед, освоив наконец сам механизм полета. Подогнула мощные лапы и начала набирать высоту над домом.

Лиза, не отрываясь, смотрела на рогатую, боясь и сожалея заранее, что придется отпустить это чудо на волю, как она отпустила Иннокентия. Стояла, понимая и сожалея, что сама рождена прямоходящей по земле, а никак не для свободного полета.

– Не улетай далеко. Возвращайся в наш дом, – просила она небеса, глядя, как сияющая белая точка поднимается все выше и выше.

Словно услышав мольбу-призыв, коза плавно, закладывая виражи, начала спускаться. Проверила, что может летать, – и домой на кроватку. Участок их тоже сильно изменился. Забор между соседями пропал, и пустырь, что Лиза уже начала считать своим, растянулся бескрайним полем, теряясь за горизонтом. Вдали белела стволами березовая роща, а туманная граница стала отодвигаться все дальше и дальше.

– Вот значит, как мы площадь убежища увеличивать будем, – удовлетворенно подумала Лизавета, провожая взглядом приземляющуюся Химеру. – Что видит, то и хранит. Чем выше поднимается, тем больше видит. Интересно, а кошка бабы Милы тоже по деревне гуляла, чтоб в убежище свое расширить? Хотя кошки всегда гуляют сами по себе.

Милка-Амалфея удовлетворенно приблизилась, требуя новой порции ласки и поощрения. Попила воды, принесенной из колодца и, гордо взмахнув хвостом, удалилась в дом, а Лиза осталась осматривать свои новые владения.

– Так, я вообще-то по делу пришла, – вспомнив про спящую Ольгу и свой сон на больничной кровати, проговорила сама себе.

– Пойдем посмотрим, что там изменилось с последней встречи. Ощущение чужого рукопожатия было воспроизвести сложнее, чем неодушевленный предмет, но за несколько подходов к калитке сновидица справилась и шагнула в проем, уже твердо удерживая тонкие пальцы несчастной.

Ольга нашлась через ажурный кованый мостик, на берегу медленно текущей реки. Сидя на травке и поджав под себя босые ноги, ученица донны Розы завороженно смотрела за течением, не отвлекаясь на происходящее вокруг.

– Добрый вечер, – поздоровалась Лиза. – Ее там все ищут, спасают, откачивают в больнице, а она на речку любуется.

Ольга подняла на сновидицу светлые глаза и опустила опять, провожая взглядом проплывающий мимо лист, упавший с дерева.

– Нет, так дело не пойдет. Мы здесь надолго застрянем. У меня там коза дома летающая, а тут задерживаться мы точно не будем. – Протянула руку к неподвижной девушке и потянула на себя, вынуждая подняться с травы.

– Ольга, ты меня слышишь? Говорить можешь? – допытывалась Лиза у безвольно переставляющей ноги болящей и продолжала тащить к мостику. Решение было одно – опять вести к бабе Миле, может опытная знахарка подскажет, как этот ступор снять.

– Бабуль, мы дома. Прокричала с порога Лиза, заходя в комнату.

– Опять как оглашенная орешь, чуть не разбудила меня. Маланья поднялась с любимой лавки у окна, обнимая свою двоюродную внучку. – Это кто у нас такой молчаливый?

Обошла по кругу Ольгу, подняла, опустила ее руку и повела на лавку. Внимательно посмотрела в глаза, помяла затылок.

– Это та самая феечка, которую на днях притаскивала. Вот видишь, собралась, а просыпаться не хочет. Посмотришь ее?

– Конечно, посмотрю, мне больным да убогим отказывать Право не велит. Травками пропоим, на молодой луне росой умоем, будет наша девочка краше прежнего. Как зовут-то болезную?

– Ольга. Ее там в больнице откачивают уже неделю почти, а она никак.

– Ну ничего, успокой родных-то. Подниму я твою страдалицу. Пусть не трогают больше. Здесь время по-другому идет. К завтрему и проснется с Божьей помощью. А ты иди. Милка -то как?

– Хорошо. У Милки теперь все хорошо. Переродилась наконец в Химеру. Летать начала.

– Вот это новость так новость! Не зря, значит, я ее выхаживала, из соски выпаивала. Не соврал леший. Пойди, поклонись старому. Гостинцев отнеси, не жадись. Тебе с ним еще лес себе растить, сны деревьев читать. Уважь старика. Тетрадку-то мою учишь?

Лиза, как первоклашка на выпускном концерте прочитала рецепт кулебяки с зайчатиной, ни разу не запнувшись и не перепутав ингредиенты.

– Вот и молодец. Потом поговорим, как все в голове своей уложишь. Пока рановато тебе.

– Ба, а домовые существуют? – вспомнив голос за спиной у подъездной двери, спросила Лиза.

– И домовые, и лешие, и овинные, и банники хулиганы. Все существуют. Им запрета нет. Шастают меж мирами, да проявляются не в каждом. Зацепиться им не за что. А как зацепятся, так прирастают – не сковырнешь.

Коли дом тебе не дом, а место, где кровать да еда, там домовому не прижиться. Самому надо в жилье свое врасти, тогда и тебе уважение будет. Не морочь мне голову. Про старика не забудь, поклонись от себя да от меня разок, не переломишься. Такой подарок тебе царский сделал. Хорошо, что сохранить смогла. Деток евойных он сам скажет куда пристроить. Чужим людям, чтоб не давала. Поняла меня?

Лиза только кивала, переваривая новую информацию. Пора было возвращаться. Ее ждали дома.

Глава 5. Явь. Пожар

Проснулась от знакомого цоканья когтей по металлическому козырьку. Иннокентий вежливо стукнул в окно клювом.

– Сейчас, сейчас мой хороший, – выпутываясь из тонкого одеяла, приговаривала Лиза. – Подожди.

Шептала, чтоб не разбудить народ в палате. Поскакала к оконной раме, чудом не развалив в темноте столик с цветами. Открыла, свесилась через подоконник, протягивая руку дорогому другу. Кеша переступил с карниза на предплечье, позволяя внести себя через проем.

– Торрропись. Пожаррр! – настойчиво потерся головой о щеку хозяйки.

– Где, дома? Я сейчас! – выпустила в окно вещую птицу и как была в носках выскочила в коридор. Хорошо, что телефон так и оставался в кармане джинсов.

Набрала Акимыча. Гудки, не отвечает. Повтор Виталику – вне зоны доступа. Последняя попытка – Вениамин, тот ответил сразу после первого гудка.

– Лиза?

– Мне надо домой, срочно. Потом все объясню. Там, похоже, пожар.

– Сейчас буду, не уходи никуда. Тебя не выпустят просто так.

Лизавета оглянулась. В темном коридоре мягко светилась лампа на посту медсестры. Молодая девушка заинтересованно подняла глаза на Лизу и начала подниматься со стула. Лизавета успокаивающе махнула рукой и вернулась в палату. В темноте помещения начали проступать силуэты, света уличных фонарей хватало, чтоб разглядеть и Ольгу, мирно спавшую на боку, подложив ладонь под щеку, и раскинувшуюся на кресле тетю Розу, выводящую рулады носом.

Ботинки нашлись наощупь в самом темном углу под кроватью. Куртка висела на спинке. Лиза закрыла окно и опять попыталась набрать деда. Гудки, гудки, гудки.

– Что же делать? – металась по палате Лизавета, порываясь то позвонить Ленке, то опять набирать деда Василия. Кеша врать не станет.

Звонок телефона, засветившегося в руках, заставил подпрыгнуть на месте.

– Я подъехал, выходи. Встречу у лифта на первом этаже, у охраны.

Лиза, не сбросив трубку, выскочила в коридор, вихрем пробежала мимо медсестры. И, не дожидаясь лифта, выскочила на лестницу. Перепрыгивая через ступеньки, шептала, как заклинание: «Только б успеть, только б успеть…»

Вениамин поймал ее прямо на лестничном марше первого этажа. Похоже, услышал через работающий до сих пор телефон, как скакала козой его собеседница. Не говоря ни слова, быстрым шагом потащил пытающуюся обогнать его Лизу к машине. Сел и рванул с места. Так быстро по ночной Москве Лиза не каталась даже в студенчестве. Она успела только пристегнуться, как черная махина на четырех колесах набрала ход по полупустым улицам. Вдавливаясь в сидение при поворотах и закрывая глаза, когда пролетали через моргающие или откровенно красные светофоры, она снова и снова мучила телефон, набирала знакомый номер.

– Иваныча набери, – коротко бросил Веня, не отрывая глаз от дороги. Они летели, едва касаясь резиной земли, проскакивая ремонт и люки с небрежностью носорога в буше.

– Сейчас прибавим, уже почти выехали, – попытался ободрить нервно копошащуюся в телефонной книге девушку.

– Матвей Иванович! – закричала в ответившую трубку Лизавета. – У вас там все хорошо? Дед Василий не отвечает! Он там совсем один. Да, пожалуйста, сходите. Ничего, что поздно. Я уже телефон оборвала, еду домой, скоро буду! Да, спасибо! Позвоните, да. Жду!

– Сейчас сходит, выдохнула Лиза. – Только бы все обошлось! – судорожно сжимая телефон, как последнюю надежду, повторяла она. Машина тем временем, вылетев на трассу за городом, резала ночь черным болидом, пугая редкие попутки.

Зарево пожара было видно с подъездной дороги. Огненная птица выбрасывала свои дымные крылья вверх, в начинающее светлеть с востока небо. Кругом толпился народ с деревни, кто с ведрами, кто с лопатами, стояли две пожарные машины с включенными проблесковыми огнями и раскатанными рукавами. Подъехать ближе к дому не получилось. Лиза выпрыгнула из машины, чуть не запутавшись в ремне. Побежала, выкрикивая родное имя.

Дом был цел. Дед Василий нашелся около крыльца, где гордо рассказывал уставшему человеку в боевке и шлеме, как они догадались встречный пал пустить. Горел соседский дом, тот, что недавно посещали искатели. Выгорел весь участок с травой и бурьяном и часть поля за ним, сгорела старая банька, где нашли брошь. Чудом огонь не перекинулся на Лизин сарай с сеном, где была Милка с козлятами.

Матвей Иванович с ребятами успел вовремя. Додумались опрокинуть забор и пустить на надвигающуюся опасность встречный пожар от Лизиного дома. Благо поднявшийся ветер гнал огонь в сторону поля от деревни. Прибежавшие селяне закидывали землей и забивали ветками то, что подбиралось к дому. Акимыч, надышавшись дыма, надрывно кашлял и все пытался раскурить свою беломорину, несмотря на протесты местного фельдшера. Здесь были все, кто увидел зарево. Зоотехник вообще догадался приехать на фермерском тракторе и, путаясь в рычагах, пытался опахать участок, но только сломал забор окончательно. Пожарные поливали догорающие остатки соседского дома и хмуро ругались на самовольный пал травы.

– Да какая трава в два часа ночи! Поджог это! – кричал на огнеборцев Василь Акимыч, потрясая кулаком. Лиза выдохнула, только прижав бушевавшего деда к груди, и расплакалась от переживаний и бешенной гонки в ночи.

– Ну будя, будя. Чего потоп-то развела, – утешал ее дедушка. – Все живы. Робята прибежали, пока я с Барбосом обход совершал. Милку вот с детями вывели. В сенях она стоит. Ну не реви ты, как над покойником. – Гладил по спине всхлипывающую внучку свою приемную. Сам был, как черт, перемазан сажей, сипел с присвистом, отплевывался, но выглядел молодцом.

Пока заливали дымящие бревна, пока механизатор распекал зоотехника за угнанную сельхозтехнику, народ толпился, не желая пропустить ни минутки этого представления. Потом Вениамин, уже успевший перемазать очередной костюм, стал потихоньку выставлять зевак со двора. Пожарные скрутили свои рукава и отбыли, а вся компания недопогорельцев села в беседку, безбожно пачкая свежие доски черными пятнами. Главным героем был Матвей Иванович, его хлопали по плечам и хвалили за находчивость. Прораб был хмур, только бровями кустистыми поигрывал да топорщил бороду.

– Это Лизавета меня подняла своим звонком, если б она не переполошилась, сгорели бы к чертовой бабушке и дом, и сарай, – пробасил он наконец, когда лишние глаза и уши суровый юрист выставил со двора.

Все повернулись к Лизе.

– Я дозвониться не могла до деда, вот и дернулась из Москвы сюда, – озвучила она самую правдоподобную версию.

– А я, старый пень, телефон дома забыл. Барбос-то лаять на забор стал, вот и пошли с ним проверить. Фонарь взял, а телефон оставил. Заряжался он, – виновато ответил Акимыч. – Мы с кобелем пока по улице прошлись, гляжу, Иваныч бегом бежит. А там уже заполыхало. Сухостой, чего с него взять, дождей-то уже поди две недели не было. А как зарево пошло, так и народ начал собираться. Вся деревня помогала, не чужие, глядишь, люди-то.

– Ага, не чужие, а поджечь кто-то не постеснялся, задумчиво проговорил Вениамин. – Машину не слышал какую? Собака куда тянула?

– Дык, Барбос меня все в кусты тащил, но куда я ночью за ним полезу? Вот и пошли по дороге. Не было тут никаких машин. Тихо все было.

– Значит, свои. Ладно, будем разбираться. Завистников или недоброжелательно настроенных лиц можете вспомнить? С кем имели неприятные разговоры или, может, отказали в чем? – Вениамин обвел всех тяжелым взглядом и продолжил:

– Давайте по свежим следам вспоминайте, кого видели сначала, а кто потом пришел.

Ветеринар, чья измазанная физиономия и застегнутая вкривь рубашка сначала Лизой и не была замечена за столом, высказался первым:

– Витек, дедов бывший собутыльник, давно уже слухи распускал по деревне, что гнать надо городских. Да кишка у него тонка такое учудить, только и готов, что языком молоть, как баба.

Лиза вспомнила неприятного дядьку, что вез их из магазина на жигулях.

– Этот мог пакость наделать, – протянул дед, – да зачем ему? Если только подговорил кто.

– Не было никого лишнего. Бабы сначала прибежали и фельдшер наш. Да мы особо никого тут и не знаем, – как обычно, одновременно и вразнобой сказали трое богатырей.

– Значит, сейчас все идут досыпать, а я в город поеду. Лизавета, можно вас попросить кофе сделать? – Вениамин достал телефон, собираясь устроить раннее пробуждение кому-то из знакомых. – Вы не против, если на правах вашего представителя я прям сегодня заключу договор о вневедомственной охране дома и участка? – спросил он хозяйку. Получил рассеянный кивок. – И надо будет попробовать заявление в полицию написать, хотя участок пока не ваш, имущество не пострадало. Могут и не принять.

– Да куда уже в кровать-то, светло на улице. Работать пора, – поднялись строители. – Умыться только сходить.

– Давайте, тогда с меня кофе и завтрак, а вы пока себя в порядок приведете, – подскочила Лизавета, не желая оставаться с Иваном наедине. Тот смотрел на нее глазами спаниеля и уходить из-за стола не собирался, в отличие от остальных. – Я мигом. Туда и обратно.

– Я помогу, – ветеринар встал из-за стола и поплелся за Лизой на кухню. Лиза выдала ему колбасу для нарезки и поблагодарила за героический поступок. – Вам, наверно, влетит за трактор? – поинтересовалась она.

– Да ничего, – почесал пятерней и так взлохмаченную свою шевелюру. – У них все равно кроме меня за животными смотреть некому, вряд ли выгонят. Ну, штраф впаять могут, – осознание, что за любое геройство потом надо будет отвечать, похоже, доходило до него только сейчас.

– Лиза, – перехватывая ее руку и останавливая кружение по кухне, обратился он. – Я так за тебя испугался. Я, знаешь, поговорить хотел…

– Да, я тоже испугалась. Ночь была просто ужасная. Давай потом поговорим, ладно? – мягко попросила она.

– Угу, – сник Иван и, подхватив блюдо с нарезанными бутербродами, вышел вон.

Милка вернулась на свое место силами Акимыча и умытых строителей. Кофе и бутербродов хватило на всех. Лизавета написала Ленке про сегодняшнее происшествие, им пора было возвращаться в Москву с детьми, а здесь разруха и гарью несет на всю улицу. Опять же, вопросы будут у оценщика и кадастрового инженера, с кем встречался Мишка. Забот полон рот, ни прожевать, ни выплюнуть.

Пока чинили поваленный забор между участками, приехал Виталя. Долго ходил с обалдевшим видом, потом полез проверять камеры. Ему хоть потоп, хоть пожар, главное – инфоповод зачетный и просмотров побольше набрать.

Акимыча насильно уложили в Лизину кровать. Бессонная ночь и беготня с лопатами давали о себе знать. Все-таки восьмой десяток разменял, а все скачет козликом. Лиза отмывала окна от копоти, беседку решила просто покрасить. Тент от качелей и подушки могла спасти только стирка. В целом убытков было меньше ночного испуга, но отходить от такого будут все еще долго. Приехал батюшка на попутке – донесли прихожане, что двор весь сгорел и дом тоже. Хотел руками помочь или утешить добрым словом. После недолгих препирательств был усажен за стол и накормлен чем Бог послал.

Лиза отправила Виталю, пока главный блогер отдыхает, купить какой-нибудь нейтральной краски по дереву, а сама шкуркой оттирала от беседки черные пятна сажи.

Прискакала Ленка с полоумными глазами. Обняла подругу, тараторила про то, что сначала не так прочитала, потом в рабочем чате увидела кадры пожара и, отправив мужа с детьми, сама на такси рванула спасать Лизу. Продолжили оттирать несчастную беседку вдвоем. Приехал Виталя, привез три банки ярко-салатового цвета – вырви глаз, неоновый. Был бит, потом отправлен по примеру Тома Сойера красить забор и калитку в три слоя. Пусть будет веселеньким, издалека видным. На такой ужас для беседки, где люди едят, Лизавета даже под Ленкиным давлением не согласилась. Решила, лучше белым покрасит потом сама.

Вернулся из Фоминска Вениамин, привез подписанный договор и двух суровых мужчин, что установили датчики на открытие двери и окон и повесили коробочку с тревожной кнопкой. Обещали, 5-10 минут – время прилета спасательной команды при срабатывании. Камеру на улицу проверили, за ночь только дед Акимыч и ходил. Значит, пробрались поджигатели тропинками через поле. Похвалили яркий забор, теперь легко будет найти и уехали восвояси.

После обеда на скорую руку как-то все разбежались и разъехались, и Лиза осталась одна. Веня повез Елену Владимировну в Москву, строители укатили на рынок заказывать новые материалы, Виталик, докрасив забор, отпросился отмываться, дед до сих пор спал.

Лиза пошла к Милке и долго ей рассказывала про Химер, читала найденные в интернете мифы и проветривала пропахший гарью сарай. Хорошо, что все обошлось и с дедом, и с козой.

Роза Абрамовна отзвонилась еще утром, а теперь присылала слова поддержки и сочувствия в чате. Ольга спала обычным сном, лекарства ей отменили, завтра будут выписывать. Борис просился в гости, как только Ольга встанет на ноги, и если Лиза будет не против, то донна Роза просила устроить им журфикс*, когда закончатся хлопоты по восстановлению участка.

Образование позволяло не переспрашивать значение этого дореволюционного слова, и Лиза обещала подумать. Сейчас были заботы поважнее, чем прием гостей и светская жизнь.

Дед Василий проснулся ближе к вечеру, удивленно почесывая затылок, сначала отчитал Лизавету, что дала проспать весь день, а потом поделился чудным сном. А снилась ему ни много ни мало коза Милка, что умела летать и гнала деда с кровати. Потом, правда, сменила гнев на милость и позволила лежать рядом.

– Представляешь, Лизка, прям точь-точь наша козюлина, а лапы как у тигры. Я грешным делом и не понял, что сплю. Чуть инфаркту не схватил поначалу. Было ругаться собрался, а она меня рогами, вот и поделили кровать твою. Она посередке, а я с краюшку, так и проспал. Вот дела чудные, такой сон и не растолкуешь. Пойду проверю ее, чегой она сниться-то взялась, бестия такая?

Почесываясь и позевывая, дед ушел в сарай, а Лиза, сдерживая смех, все вспоминала реакцию на крылатую Химеру. Решила больше никого на свою кровать не пускать от греха подальше.

* Журфи́кс – в дореволюционной России определённый день недели в каком-либо доме, предназначенный для регулярного приёма гостей.

Глава 6. Сон про брошь с портретом

Амалфея, а по простому коза Милка, казалось, была довольна своей шуткой, как кошка, что притащила на подушку мышь. Все упреки, что дед старый и нервы его надо беречь, пропустила меж рогов, лишь довольно мекнув-мякнув, подставила козью морду для почесываний.

– Ну что хулиганишь, бестолочь ты такая. А так приснишься чужому или болтливому – уведут со двора, а нам такая коза самим нужна, – продолжала ласково увещевать питомицу Лиза.

– Да погоди ты, дай хотя бы рецепт запишу новый. Сегодня на очереди были вареные в меду огурцы с сушеной калиной и вороньим глазом. Помогали от подагры и ревматизма. Лиза так еще подумала, что для пенсионеров огурцы во сне видеть – это запросто. Да и ревматизм им болячка знакомая. Пока рецепт крайне полезного сонного десерта занимал свое место на страничке книги, коза задумчиво жевала одеяло, всем своим видом показывая, что если хозяйка с ней на улицу не пойдет и не обеспечит провиантом, то с постельным бельем может попрощаться раз и навсегда. Лизавета на провокации велась и аккуратно буква в букву выводила: «Варить три ночи подряд, не доводя до кипения. Помешивать против часовой стрелки можжевеловой веткой».

– Все, пошли на прогулку. Я готова.

Надо было навестить бабу Милу и узнать про Ольгу. Еще очень интересовала серебряная брошь, так и оставшаяся приколотой к пижаме. Милке надо было какой-нибудь живности наловить или предложить уже самой поохотится. Угодья теперь большие, может, какого кролика поймает, бестия рогатая.

К калитке химера протопала след в след за хозяйкой, а потом, прихватив зубами край кофты, выскользнула вслед.

– Эй, ты куда это собралась? Ты вообще-то дом должна сторожить!

– Меее, – издевательски ответила хищная и скрылась в тумане. Лиза чувствовала свою козу, как раскаленное маленькое светило. Она с легкостью могла указать, куда улетело непоседливое животное, и призвать ее силой одного желания. Все оказалось просто, как чувствовать собственную руку, копошащуюся в сумке. То, что ты ее не видишь, не значит, что не контролируешь. Белокрылая химера кружила за пределами их мирка, примериваясь, на кого бы поохотиться.

– Я за тобой вернусь, не улетай далеко, – крикнула неудачливая пастушка и поспешила сжать в руке бабушкины часики. Надолго эту гулену оставлять не хотелось.

Маланья сегодня ничего не готовила и не собирала из своих запасов. В доме отчетливо пахло мятой и ромашкой, но на столе лежала только белая рубаха, куда знахарка аккуратно наносила красным мелком геометрический узор.

– Проснулась твоя подруга, – вместо приветствия сказала Лизавете. – Посиди спокойно, не сбивай. Такие рубахи для рожениц хороши. Наденет на ночь, и ни один морок не привяжется. Грани-то тоньше паутинки становятся, когда человек в мир приходит или когда уходит, вот и приходится сторожка вплетать. Сейчас узор нанесем, а потом его ниткой и закрепим. Будет крепко держаться.

Лиза завороженно разглядывала незамысловатые ромбы и перекрестия линий. Что-то похожее она видела в музее Историческом.

– Милка из дому сбежала, – пожаловалась она бабушке.

– Ну так не на цепи ж ее держать. Полетает – вернется. Она кошмары теперь людские будет сама ловить. Они ей питательней теперича, чем веники-то из крапивы. Позовешь – вернется, куды ей бечь, у нее дом есть, с периною – хихикнула Маланья.

– Как там Ольга? – села перебирать нитки рядом, помогая распутать перевязанные клубки.

– Это хорошо, что ты сюда ее притащила, там у себя она так на воду бы и глядела. Здоровая она. Все помнит. Страхи ее кончились. Поговорить вам надо. Не нравятся мне те, кто ее поймать смог. Девка-то сильная, хоть и не нашей породы. Сама до всего дошла. Книжек умных прочитала. Я столько и в той жизни не видела. – стукнула по рукам за связывание разных красных клубков. – Не видишь что ли – одна нитка женская, а другая для старухи, что неплодна стала. Цвет-то различай. Учить тебя и учить. Чем сегодня потчевать собираешься? – резко перескочив с одной темы на другую спросила, посмотрев строго на внучку.

Та замешкалась, не поняв вопроса, а потом догадалась, что рецепты проверяют у нее.

– Огурцы вареные на меду, в печке томленые. С сушеной калиной и вороньим глазом. Взять полфунта меда липового со спящего зимою улья да молодых огурцов, чья рассада у дачника не взошла, – забарабанила она, как пионер присягу.

– Верю, верю. Ты, Лизка, торопись. Тяжелые времена настают. Тревожат мертвых. Сны их баламутят. Есть в моей книжке и такой рецепт, чтоб спалось им крепко да сладко, да пока сама не дойдешь, помогать не стану.

– Я постараюсь. А как тревожат?

Но Маланья отвечать не стала, лишь скосила глаза на Лизину грудь и пальцами сцапала забытую с прошлого раза брошку.

– Это еще что такое? Ты б думала, чего цепляешь! Опять тебе этот ворюга притащил? Поинтересовалась бы у милого своего, откуда дрянь эту таскает, глядишь и не вешала бы память усопшую к сердцу-то.

– Снять? – испугалась Лиза, схватив приколотую серебряную безделушку.

– Да оставь уже, вреда-то не наделает. Нет в ней злобы, одна грусть только осталась. Сходила бы да отпустила плакальщицу, сколько лет мучается. Ни уйти, ни вернуться.

– Мы ее в старой бане нашли у соседей, а Кеша потом в сон притащил.

– Хорошо, что дохлых мышей тебе не таскает, добытчик, – продолжала ворчать бабушка. – Всю жизнь мусор в дом прет. Запомни, девочка моя. Вещи от хорошей жизни не теряются. Нет там счастливых историй, у твоего Иннокентия, не того полета птица. Ну коль притащил тебе заданье, то и выполняй. Ежели заблудишься, Милку свою зови – она домой по короткой дороге доставит, не то что этот, занесет еще куда. Иди уже иди, ночь коротка. В лес-то так и не собралась?

– Да куда там, у нас пожар был, чуть не сгорели.

– Дом крепкий, я его на Вербное воскресенье святой водой поливала с четырех углов, пожара не бойся. А сама сторожись, темное рыщет, тебя по свету ищет. Ну иди, иди, нечего глаза таращить, – и выпроводила Лизавету за порог.

Так, сжимая брошь, и шагнула со ступенек. Холодно. Ноги босые по промерзшей земле сразу остыли. На дворе конец ноября или декабрь бесснежный. Вместо мостика плита могильная. Идти тяжело, ветер навстречу поднялся, шага не ступить, не вдохнуть. Ступать страшно, обратно идти гордость не позволяет. Брошь на груди огнем горит, почти обжигает. Тянет за собой, как рыбу на крючке. Перескочила, едва коснувшись носком холодного камня. Стоит Лиза в поле. Небо серое, трава сухая под ветром шелестит. Земля серым пеплом припорошена. Ни души живой. Куда идти? Кого звать?

– Ну, веди к своей хозяйке, – сняла брошь и кинула перед собой. Покатилась серебряным клубочком перед Лизаветой чужая память, плетение только и мелькает. Чувствует совсем замерзать стала, еще чуть-чуть – и останется Елизавета Петровна, как спящая красавица, посреди мертвого поля. Смотрит, стоит девушка. Вдаль вглядывается. Ладонь прикладывает к глазам, а нет никого.

– Доброго дня, – Лиза отбросила навеянное настроение и хотела только поскорее закончить это блуждание по промерзшей земле.

– Милого я жду. Обещался, что и после края вдвоем будем, а вот нет как нет. Не видела ли его, суженого моего?

– А поподробнее можно? Как звали? Как выглядел? Где жил? Даты, адреса, пароли, явки. Как я вам, барышня, суженного вашего найду, если я про вас ничего не знаю.

Девушка в соломенной шляпке потупилась и произнесла почти шепотом:

– Повенчались мы тайно от отца. Сбежать хотели. Я, пока ждала у церкви, застудилась сильно, вот и сгорела в лихорадке. Евдокия Петровна, урожденная Всеволожская, дочь коллежского советника Петра Алексеевича из Фоминского уезда, – представилась та. – Муж мой, Алексей Николаевич Голлер, капитан лейб-гвардии Финляндского полка, ехал в расположение части своей. Смута у нас была, неспокойно. Отец хотел во Францию меня отправить, а я все Лешеньку ждала, – заплакала бесцветная девушка. – Вот ждала, ждала, да не дождалась.

– Ну, ну, как вас там, Евдокия Петровна. Поищем вашего Лешеньку. Если я эту брошку нашла, может и муж ваш найдется?

– Лешенька жив! Я всегда это знала, вот и не может прийти ко мне, а я тут застряла ни жива, ни мертва, – опять начала рыдать брошенная невеста.

– Ну, здесь я бы поспорила. Смутные времена – это 1917, наверно?

– 16-й был от Рождества Христова, – подняла на Лизу удивленные глаза девушка позапрошлого века.

– Вот, а на дворе 2024-й год, понимаешь? Сто лет уже прошло с гаком, потерялся твой Лешка в горниле Мировой революции. Брошь спрятал, а сам потерялся. Ну, не плачь, архивы есть. Имя есть. Поищем. Ты меня тут подожди, еще немножко, может, и придумаю чего.

– Спасибо вам, вы подарили мне надежду в этих зловещих сумерках. Отнесите мою память к его могиле, там мы и встретимся, – Лизу аж скривило от высокопарности речи этой экзальтированной барышни, но кивнула согласно, подхватила с земли брошенную брошку и закричала во все горло: «Милка! Милка, козью твою мать, неси меня домой уже. Я тут околела совсем!»

Химера появилась в сером небе, как уменьшенная копия Пегаса, если к рогам не приглядываться. Довольно юркнув, прихватила Лизавету за кофту зубастой пастью и дернула за собой в теплый полдень деревенского лета. Облокотившись о калитку, Лиза пыталась отдышаться от этого мгновенного перемещения из промозглого ноября в летнюю жару. Ноги ничего не чувствовали, по спине до сих пор бежали толпами мурашки, но она была дома.

– Это кто у меня умница? Ты моя хорошая! Давай ушки почешу моей козюлечке! У кого такие лапки красивые? – нахваливала и поглаживала свою хранительницу. Той только этого было и надо. Кто скажет, что козы не умеют мурлыкать, тот нагло соврет. Умеют! Просто это должны быть специальные модифицированные, с крыльями.

Глава 7. Глава седьмая. Явь. Домострой и немного истории

Ночью пошел долгожданный дождь. Тяжелые капли стучали в старое окно, на улице шумел мокрый ветер и просыпаться совершенно не хотелось. Дед с утра топил печь. На подоконнике скопилась лужица воды у старой рамы, а Лизавета валялась на кровати, лениво размышляя, что пора вставать. Очень не хотелось идти в деревянную будку, но организм требовал начать новый день именно с нее. Потоки воды текли вдоль непосаженных грядок, кругом разливалась серая мгла, и казалось, что май уступил пару дней октябрю.

– Не пойду никуда, буду лежать на кровати и ничего не делать, – за время своего отпуска Лиза не вспомнила ни одного дня, когда ничего бы не происходило. Все требовало ее внимания, движения и сил. А тут погода сама дала перерыв.

Стройка сегодня тоже никуда не двигалась. Сегодня был большой праздник – 9 мая, да и непогода не разрешит. После утреннего праздничного парада, просмотренного вдвоем по интернету, дед Василь засобирался в баню с мужиками. Приехали со всем почтением погрузили нарядного ветерана. Оставшись одна в теплом, протопленном доме, Лиза забралась в уютное гнездо из подушек и свернутого пледа. У кровати ее уже ждал ноут с не досмотренным еще в Москве сериалом и кружкой сладкого кофе. Отдыхать было скучно. Через полчаса глупые реплики героев уже наводили тоску, спина затекла, а около подоконника собралась целая лужа воды.

– Ну, так дело не пойдет, – свежеобретенное шило в нижней части спины подзуживало на какое-нибудь осмысленное действие. Остановив на полуслове главного героя, что уже минут пять размышлял о своих непростых чувствах, Лиза пошла за тряпкой. Вымыла подоконник и пол, разобрала завал из чистых и ношеных вещей, поменяла постельное белье.

– Нормально так отдыхается, – обнаружила себя на кухне, возле помытой посуды и сияющей плиты. Приехал Виталя. Получил сегодня выходной за отсутствием старшего и в довесок два пакета вещей в прачечную на завтра.

В холодильнике еще оставалась еда, нарезать салат на праздничный ужин времени много не нужно, и, покружив по дому в поисках занятия, опять оказалась у ноута. После небольшой встряски нашлось и дело интереснее, и место приятнее, чем мягкая перина.

К вечеру приехал распаренный Акимыч с Матвеем, а Лиза оторвалась от поисковых запросов, разгибая уставшую спину. Пора было менять табуретки на кухне на что-нибудь более удобное. Хозяин брошки после долгих поисков оказался реальной фигурой. В тематических сайтах и форумах рассказывали, что в Первую мировую войну он вступил в ряды Финляндского полка. Высочайшим приказом от 1916 года штабс-капитан Голлер был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени. Интересная личность. В Русской армии барона Врангеля служил в 1-м сводно-гвардейском полку до эвакуации из Крыма.

После 20-го эмигрировал во Францию, был участником сопротивления и умер в 45-м, не дожив до победы. Был женат. Остались двое детей. Стоило поискать кого-то на Лазурном берегу, из общества русских эмигрантов, может и подскажут, где этого вояку похоронили. Ехать во Францию ради несчастной Евдокии искательница не собиралась, а вот списаться и отправить брошь для захоронения вполне была готова.

Мужики тихонько сидели рядом, заглядывая через плечо на ветки форумов, стараясь не мешать. Лиза поняла, что больше из открытых источников ничего не вытащит, отложила вопрос на подумать и обратилась к деду с Матвеем.

– Раз у нас сухой закон, давайте просто поужинаем. У меня готово все.

За ужином больше молчали да вспоминали стариков, заставших наступление немцев. Недалеко от деревни был музей Веры Волошиной. Девушку казнили немцы в тот же день, что и Зою Космодемьянскую, но подвиг молоденькой разведчицы такой огласки не получил, хотя маленький музей и открыли.

– Жалко девчонку, совсем молоденькая погибла. Надо будет нам туда, Лизавет, наведаться, моя Марья там помогала чем могла, поди, и от наших рук не откажутся.

– Конечно, съездим. Подвиг этот забывать нельзя. Если есть чем помочь, то поможем. Не сомневайся. О чем вы поговорить-то хотели, с такими загадочными лицами весь вечер сидите?

– Так вот чего мы удумали. Дом наш, Лизавета, маловат, да и венцы нижние поменять треба. Вот мы с Иванычем и покумекали, что надо нам свайный фундамент не только для туалету делать, но и весь дом на него поставить.

– Сразу и обвяжем все, – поддержал деда прораб. – Расходы пока только на сваи будут, а дому потом с постройками на одном фундаменте стоять, все крепче, чем каждый раз свое городить.

– Подождите. Вы хотите наш дом разобрать и фундамент весь заменить? А жить мы где будем? – округлила глаза Лиза, не поняв и половины.

– Да тьфу на тебя. Куда разбирать? Фундамент нам поменяют, а дом оставят. Полы опять же утеплят. Уже придумали все. Надо еще только 40-50 свай, да обвязки чутка. Ну, с печкой еще покумекать. Она-то на своей опоре стоит, это только перекладывать

– Можно это без меня как-нибудь решить? Я вообще ничего не поняла. Главное, чтоб не в сарае с козой куковать, пока вы тут все сломаете, – Лиза потерла виски пальцами. – А без этого никак нельзя?

– Ежели по-правильному, то никак. А если кое-как, то можно и так, – хитро ответил дед, запутав окончательно свою хозяйку, но потом подмигнул и продолжил:

– Не боись, Лизка, такие хоромы нам отгрохают, что будешь у нас боярыня столбовая, а мы, значит, при тебе.

На том и порешили. Все найденные данные отправила Вениамину на почту с просьбой помочь найти наследников белогвардейского эмигранта. В голове носились мысли о перестройке дома. Представлялось такое французское шале с открытой верандой и лавандой в горшках, но в реальности мог получится монстр из кучи кубиков.

– Может, проект посмотреть какой? Но куда с нашими финансами – такие траты. Сама порисую, чего хочется, а трое из ларца пусть уже думают, возьмутся за это безобразие или нет.

Дедушка уже похрапывал на печи, за окном шелестел дождь, а Лиза все сидела на кухне в мечтах об идеальном доме, где всем найдется место.

Глава 8. Сон на природе

Странное дело, каждую ночь приходилось куда-то по чужим сновидениям ходить, а недосып остался в Москве вместе с кошмарами. В просторном сонном доме Лиза ходила задумчива и только перебирала варианты, куда бы она что поставила. Если добавить пару комнат и большую веранду, то гостей можно оставлять в старом доме. А если еще и расширить кухню, то куда будут выходить окна. «Можно же сначала тут дом перестроить, а потом уже наяву его пытаться повторить», – посетила светлая мысль блондинистую голову.

Химера с ленивым интересом наблюдала за метаниями хозяйки. Она была согласна на переделки, если ее кроватку, занимавшую полспальни, никто не будет двигать. Козочка устала, ей отдыхать надо.

– Пойдем-ка прогуляемся, – предложила хитрой морде хозяйка. Все лежишь и лежишь, а окрестности мы так и не посмотрели. Вытащила уговорами и принуждением ленивицу на крыльцо и пошла на задний двор. В отличие от реального пятачка с парой грядок, яблонями и сараем, тут было просторно. За заборчиком начинались поля. Летний полдень остановившегося времени напоил зноем травы. Терпкий запах щекотал ноздри, и тропинка приглашала прогуляться все дальше и дальше.

– Пойдем? – Лиза замерла у заборчика, вопросительно посмотрев на козу. Не то чтобы она боялась, но знакомый по яви мирок был точно безопасен, а тут трава по пояс и непонятно, кто в ее сновидениях еще может поселиться. Милка боднула трусливую хозяйку под мягкое место: мол, не бойся. Тут страшнее нас никого не водится. Обогнув застывшую Лизавету, потрусила вперед, раздвигая сложенными крыльями осыпающиеся метелки.

– Начало сотворения мира, – думала восхищенная Елизавета Петровна, царица полей. Над головой в глубоком, голубом небе звенел жаворонок и тонким серпом висела новорожденная луна, презирая космический порядок. Лиза лежала на смятой траве, раскинув руки – лучшего сна за свою жизнь она еще не видела.

Амалфея, вредная рогатина, ходила кругами, утаптывая спирали, как от прилета инопланетян. Сторожила хозяйку и мученически подхватывала травинки, всем видом показывая, что она нагулялась и пора уже возвращаться.

– Вот до края леса дойдем и вернемся, – из вредности предложила хозяйка, решив показать, кто в доме главная коза. Березки, казавшиеся такими близкими, отодвигались с каждым пройденным шагом. Они то казались нарисованными, то проявлялись, то скрывались в тумане.

– В лес, похоже, я тут не попаду. Придется Лешему наяву свидание назначать. Хотя идея казалась такой удачной.

Оставалось вернуться к дому не солоно хлебавши и пойти записывать очередную тарабарщину в кулинарную книгу. Сегодня у них на сон грядущий была постная гречневая каша, обернутая листьями капусты и желтой кувшинки. Представляя себе это сочетание вкусов, даже в лекарственных целях, Лиза содрогалась всем желудком. Впрочем, для лечения мозолей и натоптышей, может, ее просто прикладывать надо было. В рецепте об этом ни слова, но и готовить не заставляют. Запоминай и пиши.

Отпустив Милку за калитку в поисках новых, свежих кошмариков, сама собралась к бабушке. Надо было рассказать, что узнала про брошку, и посоветоваться, как Лешего в лесу ловить. Часики привычно прыгнули в ладонь – и вот она уже стоит у знакомой двери.

– Ну что, егоза? Замерзла поди от смертного холода? Пустила тебя преграда-то или ворона пришлось ждать? – выспрашивала Маланья сновидицу, налив полную кружку малинового взвара и выдав очередную ватрушку. В волшебной печке они, похоже, пеклись постоянно.

– Холодно, да. Я думала, околею, пока дойду. Девушка там, мужа ждет. Как в революцию умерла, так и ждет. А он, герой и белогвардеец, сбежал во Францию, там женился, жил и помер. Он про нее и не помнил, наверно.

– Последние желания уважать след. Попросила тебя душа чего исполнить, так не обещай или в лепешку расшибись, если слово дала, – Маланья припечатала последнюю фразу резким хлопком по столу. Лиза чуть кружку не разлила.

– Это я и сама поняла, – ответила примирительно. – Я его наследников постараюсь найти, может, им отправить, чтоб в могиле захоронили. Не готова я во Францию ехать, здесь дел полно.

– Да понятно, что ж делать-то. Я тебе, девочка, говорю, чтоб ты пустых обещаний не давала. Ни живым, ни мертвым. Во снах такое втрое взыщется, не то что в жизни твоей бестолковой.

Лиза постаралась свернуть разговор от нравоучений в конструктивное русло и взялась выспрашивать про Лешего. Что ему нести из подарков и как найти. Сама идея дойти до леса во сне бабушку больше рассмешила, но направление, где искать, указала примерно то же:

– Опять ты забыла, чего я наказывала. Вещь тебе нужна, что лесу принадлежит, тогда и в сон попадешь, куда надо. А из гостинцев хлеба с солью да сахару кускового. Хватит ему, старому. От меня привет не забудь передать, да на словах скажи, чтоб не озоровал. Болото какой год гниет, а он ни ухом ни рылом. Расслабился совсем, только и осталось мощи дачников пугать да по буеракам таскать. Будет чего просить – за спасибо не соглашайся. Есть чем отдариться скопидому этому, пусть уж раскошеливается. А коли должен останется, то считай – счастливый билет вытянула. Ну иди, иди. Утро вечера мудренее.

Глава 9. Явь. Романтические прогулки

Утро было солнечным. Вчерашний дождь смыл сажу и пепел после соседского пожара, на кустах висели капельки, переливающиеся алмазной россыпью. Высокое чистое небо с редкими перистыми облаками и молодая зеленая травка с желтыми солнышками-одуванчиками – что может быть лучше. Лиза щурилась на крыльце, попивая первую кружку кофе, когда в калитку стукнулся хмурый батюшка. Выражение его лица так контрастировало с радостным весенним пейзажем, что Лиза не на шутку встревожилась. Дошла до калитки и впустила отца Сергия, предложив ему позавтракать и рассказать, что случилось.

– Правы вы были с Еленой Владимировной. Подменили нашу святую Ольгу. Отсканировали и вместо оригинала вставили. Вот такие новости, Елизавета. История скверная получается. Икона была списком с доски семнадцатого века, ценности невеликой, а вот покусились. И ладно бы оклад серебряный содрали, а тут одно святотатство вместо прибытка. Бесовщина какая-то.

– Батюшка, а список – это копия, значит? – поинтересовалась заинтригованная Лиза. – А оригинал тогда где?

– Ну да, копия. Святую Ольгу Симон Ушаков писал для домовой церкви князей Нечаевых. После Андрея Рублева это один из самых известных иконописцев был. Немного его работ осталось. Утерян был святой образ в Революцию, где-то в Петербурге. Оклад сорвали, а дерево на костер. Теперь и копии лишились, – совсем пригорюнился святой отец.

– Ну, не вяжется. Зачем столько мороки ради копии. Сначала надо было снять незаметно, отсканировать, потом распечатать, вставить и вернуть назад. Это не сельская самодеятельность, здесь как минимум принтер нужен нормальный, – продолжала размышлять поднаторевшая в детективах Лизавета. – А как думаете, отец Сергий, а если это тот самый оригинал и есть? Пропал, а потом его за копию приняли?

– Ну скажете тоже. Это как Святую Троицу в сельский храм повесить. Проверяли, и не один раз. Иконописец такого масштаба! Хотя, – задумался он, – запрошу еще раз документы. После возрождения храмов такая неразбериха была, кто в дар приносил, а кто по разрушенным церквям собирал. Здесь деревня, контроля всегда меньше. Натолкнули меня на идею, Лизавета Петровна. Теперь еще все сильнее запуталось. Дело открывать надо о краже. Знакомый ваш посодействовать обещал, чтоб шуму лишнего не было.

– Да-да. Сейчас наберем его, – рассеянно ответила Лиза, думая, что человеку стороннему иконы вообще не интересны. Надо же знать еще, чьей кисти и сколько стоит. Опять этот краевед торчит из истории, как сучок. Он один и мог понимать ценность висевшей в старой церкви доски.

Крутилась в голове верткая мысль, что упускает что-то Лизка. Ответ близко, руку протяни – а не схватишь. Набрала юриста, передала трубку священнику и деликатно отошла в сторону забора, задумчиво проводя рукой по доскам. Ядовито-зеленый штакетник выдержал свой первый дождь и сиял неоновым цветом на фоне раскисшей улицы.

– Лизавета! – позвал батюшка. – Позволите дождаться Вениамина у вас в гостях, если не стесню? Он обещал приехать со следователем, а дорога сегодня не сказать чтоб прохожая.

– Конечно. Даже разговора быть не может. Пойдемте только в дом. Там деда уже проснулся, может, он чего расскажет как сторожил.

Дед Василь в своих ярко-желтых сапогах как раз вернулся с дойки и только бороду чесал удивленно, слушая новости о подмене икон.

– Не припомню я, чтоб наши отдавали чего. У Матрены Николай Чудотворец был, да после смерти дети увезли, не побрезговали. Батюшка наш, земля ему пухом, очень за это дело расстраивался. Он по всем окрестным деревням тогда ездил, как Храм восстанавливали. Собирал утварь храмовую, по домам разнесенную. Может и икону эту кто отдал. Кто знает-то.

В задумчивости посидели еще немного. Впрочем, скоро приехал Виталя с новым средством для чистки туалетов, и два хулигана быстро ретировались устраивать реалити-шоу в деревенском сортире. Рекламодатель заявлял, что блестеть будет, как новый. Вот и побежали проверять под камеру. Лиза разбирала полученное из прачечной белье, а батюшку оставила у ноутбука, разрешив посмотреть новости и предложив еще чаю.

Через час с небольшим нагрянули сразу и строители с целой машиной железных свай, и юрист с товарищем из следственного комитета. Лизе только оставалось бегать между одной и другой командой, стараясь не упустить нить разговора священника с органами. Вредный Матвеевич дергал каждую минутку, нужна была ему хозяйская рука и одобрение на предполагаемое свайное поле. Бросила это неблагодарное занятие, только после строгой просьбы не мешать следственным действиям и укоряющего взгляда Вениамина. Органы погрузили батюшку в свою машину и увезли на место предполагаемого хищения. Веня обещал заскочить и все рассказать потом. И про письмо о поисках эмигранта намекнул со значением. Значит, уже успел что-то узнать.

Сунулась было к блогерам, но хохочущий Василий махнул рукой и отправил Лизавету своими делами заниматься. У них там процесс шел своим ходом.

Развернулась и ушла к своей Милке, веник ей нарвала из веток со свежими листочками. Козлята, как обычно, хулиганили вовсю, и строгая мать уже начинала их строить. Скоро пора было отселять непосед, а расширять сарай особо некуда. Пора думать о новых владельцах. Лиза вспомнила наставления бабы Милы, про лешего и содействие его в устройстве химериного потомства.

– Ну, на ферму я вас точно не отдам, – пообещала хулиганам хозяйка. Будем вас по магической части пристраивать. Главное, чтоб в лес не заставили тащить. Обойдется. Только в надежные руки.

За забором загудела машина, и Лиза выскочила с заднего двора посмотреть, кого в этот раз нелегкая принесла. У калитки мялся ветеринар. Был он в выглаженной новой рубашке, стрижен и с тортиком в руках.

– Добрый день, Иван Федорович. Вы к нам? А Милка здорова. У вас праздник какой-то? – не смогла сдержать удивления Лизавета. Зоотехник выглядел сущим франтом в чистых джинсах и белой рубашке. Даже бороду вычесал.

– Это вам, Елизавета. Пустите? – окончательно покраснел зоотехник, протягивая кремовый тортик. – Добрый день.

– Заходите, конечно. Всегда рады. Сейчас Акимыча позову, будем чай пить.

– Нет, не надо пока никого звать. Давайте просто поговорим. – Краснота достигла угрожающего цвета, и Лиза подумала, как бы парень не загорелся от такого пожара внутри.

Лиза догадывалась, что ее нежданный визит в сновидение доктора просто так не закончится и ждала от Ивана ответных действий, но тот, похоже, принял все всерьез.

– Женихаться пришел, – сказал бы дед.

– Давайте тогда на кухне посидим, – продолжая играть дурочку, пригласила в дом. Ну нельзя же человеку признаваться, что это она ему приснилась сама, по надобности, а не судьбоносное видение, что жизнь переворачивает. Нелепица какая-то.

– Лизавета. Я хотел… – начал, замялся и опять замолчал Иван, сидя за кружкой кофе с молоком.

Девушка только брови подняла и слегка наклонила голову, показывая, что она вся внимание.

– Лиза, я не большой умелец говорить красивые слова, – повторил попытку смущенный ухажёр, а потом выпалил, как в воду холодную прыгнул: – Вы мне нравитесь, очень. Вы мне даже снитесь, ничего с собой поделать не могу. Дайте мне шанс, – зачастил, выговаривая похоже давно заученный текст: – Я понимаю, что я простой зоотехник, а вы девушка с запросами. К вам такие люди ездят. В интернете блог ведете, и вообще не моего полета птица, но не отказывайте сразу. Может, нам стоит узнать друг друга получше? – схватил в порыве руку и сжал Лизину ладонь, заглядывая в глаза.

– Ох, Иван. Я так-то не готова к этим разговорам. Ты милый парень, правда, но я даже не знаю, что тебе сказать, – Лиза не хотела выдергивать руку, чтоб окончательно не добивать влюбленного, но понимала, что эту махровую романтику не вытягивает. – Давай, может, попробуем сначала просто дружить? Я тебя так-то постарше буду. Зачем тебе это все?

– Я про возраст даже слушать не хочу. Не в средневековье живем. Просто я не могу уже больше молчать. Я чуть с ума не сошел, когда услышал, что ваш дом горит. Бежал на ферму за трактором и думал, что мне больше жизни нет, если с тобой что-то случилось.

– Ну, все ж обошлось, – осторожно освободив кисть, похлопала по плечу поклонника. – Ты, главное, спокойнее к этому относись. Все хорошо. Я просто не готова пока к отношениям. Столько всего навалилось.

– Может, погуляем? – предложил Иван, решив, что надо продолжать наступление, пока их разговор не прервали неожиданные гости или домочадцы.

– В лес? Отведите меня в лес. Отличная будет прогулка! – совместив, наконец, в голове пазл, воскликнула манипуляторша. Глядя на округлившиеся глаза ухажёра, улыбнулась довольно. Пусть лучше считает слегка сумасшедшей, чем погибает от неразделенной любви.

– Прямо сейчас? Там мокро после дождя.

– Да ничего, я сапоги надену, мы по краешку. Давно хотела в ваш лес попасть. Подождите минуточку. Я быстро, – пока не передумал, метнулась в комнату, схватила куртку и выскочила на задний двор, где Акимыч как раз закончил издеваться над новинкой химической промышленности. – Деда, дай сапоги поносить. Мы в лес съездим на полчасика и обратно. Тебя там торт дожидается, только все не съешьте. Оставьте нам с Иваном по кусочку.

– Ох, Лизка, ну даешь! Захомутала-таки жеребчика. – хохотнул довольный дед. – Для такого дела и сапог не жалко. Бери, носи. Да носок поддень шерстяной, размерчик-то не твой. Ух, огонь девка. Скачи уже, дело молодое.

Натянув носки и желтые сапоги, Лиза не забыла прихватить в пакет черного хлеба и кусок каменной соли для подарков. От себя орешков и пакет семечек. Поход в гости к лешему становился все ближе. Обалдевший зоотехник распахнул дверь своей нивы, глядя, как туристка запихивает сначала сумку с продуктами, а потом себя в салон.

– Может, тогда сначала ко мне, хоть обувь сменю, – посмотрел на новые ботинки, которые точно поход не выдержат.

– А давай! – кивнула авантюристка и, помахав рукой веселящемуся деду, пристегнула ремень.

Сначала заехали в новую деревню. Остановились у дома на двух хозяев. Половину и снимал ветеринар. Пригласил в гости, но Лизавета предпочла остаться в машине, чтоб не смущать окончательно товарища, который явно не ждал сегодня гостей. Домик был попроще Елизаветиного, но чистенький, с палисадником и крашеными белыми наличниками.

– У нас тут даже вода есть и газ проведен, – похвастался ветеринар, видя заинтересованный взгляд девушки. – Вообще, жить можно, не хуже, чем в городе.

– Ага, – Лизавета уже думала, что бы ей такое из лесу прихватить в качестве сувенира и подойдет ли тот лесок, куда ее обещал отвезти Иван.

– Мы прям в лес-лес поедем? – в который раз уже спрашивала она, пока нива тащилась по раскисшей дороге от деревни.

– Ну, в сам лес, наверно, не проедем, но сколько сможем по дороге пробраться. Да и мокро там. Сейчас так себе прогулка будет. Это летом хорошо. За грибами или земляники пособирать. Лиза, ты грибы собирать умеешь?

– Не пробовала никогда, может, и умею, только не различу ни за что, кто из них съедобный, а кто просто гриб.

– Ну ничего, научим! – хорошее настроение возвращалось к жизнерадостному Ивану, несмотря на странную просьбу девушки. – Вот скоро сморчки пойдут, я тебе такие места покажу. Их там можно корзину за полчаса набрать или даже две.

Слушая хвастающего грибника, Лизавета улыбалась. Идея с прогулкой была крайне удачная. Сидеть дома под приглядом деда Василия или опять сталкивать лбами двух альфа-самцов не хотелось абсолютно. Вениамин точно заявится после церкви, а тут ветеринар с тортом. Да и с лешим уже пора было познакомиться поближе. Бабушка когда еще сказала.

Доехали с ветерком, маленький внедорожник с разгона брал мелкие лужи, а большие объезжал по краю, ни разу не застряв. Лес появился внезапно темной грядой после легкомысленных полей и кустов. Подъехали. Остановились на опушке. По обочинам петляющей дороги, прикрывая её тёмными сводами, стояли старые ели, с молодой порослью меж ними. Их острые верхушки качались от ветра, а внизу, на земле, было тихо и глухо. Ни луж, ни солнечных зайчиков. Только кусочек голубого неба над головой напоминал о сегодняшнем солнечном дне. Крайние ветки поблескивали влагой, обещая холодный душ вошедшим.

Лес был стар. Старше ЛЭП с просекой, старше железной дороги с громыхающими составами и человеческих поселений, что поджали некогда огромный массив. Лес был замусорен – так, что даже таким паразитам, как люди, было бы противно заходить внутрь.

– Ну пошли, раз доехали, – вздохнул сельский рыцарь и первым пошел на сплошной частокол еловых стволов. Дама сердца пристроилась следом, в очередной раз понимая, что сильно сглупила: надо было дождаться, когда все просохнет.

Замшелые стволы елок в глубине лежали упавшими героями, выворотни торчали корнями рядом с воинством стоящих на страже. Мокрые, как после купания, туристы тихо пробирались сквозь молчащий лес. Стали попадаться едва распустившиеся березы, ясени, вязы с черной корой и корявыми ветками. Кое-где валялся строительный мусор и оставшиеся после прошлогодних грибников бутылки. Стараясь не отходить далеко от дороги, Лиза искала подходящий пенек, где почище, чтобы поздороваться и оставить подарки.

Было до слез обидно смотреть на загаженный островок первозданной чащи. Никто уже давно не верил в лесного хозяина, не боялся его обидеть. Что такое потерявшиеся один-два человека в год или распоротая в погоне за грибами нога? Случайность или проклятье? Деревья не помнят зла, а старые и мудрые знают и прошлое, и будущее. Пьют глубоко вросшими корнями подземную воду, поднимая ее на самую вершину, шелестят кронами, осыпают пыльцу весной, листья осенью – и дарят спокойствие. Не суетность вздох за вздохом, шаг за шагом проникает в лёгкие, в кровь дыханием Леса…

Шишку она уже подобрала, решив, что лучшего сувенира и не найти, рядом с монументальным пнем, что торчал, как трон, среди светлой поляны, заросшей тонким молодняком. Распаковала хлеб и соль, поломала на кусочки, чтобы удобнее было зверью добраться до угощения. Насыпала семечек и орешков. Молча кинула предостерегающий взгляд на спутника и поклонилась пню, как алтарю. Мысленно поздоровалась и попросила прощения за свинство человеческое, пообещав себе, что обязательно выберется сюда ещё и соберет столько мусора, сколько сможет.

Иван молчал, за что ему большое спасибо. Подрастеряв в мокром ельнике гусарский задор, просто шел за Лизой, не произнося ни слова. Помог разломать соль на несколько крошащихся кусков. На обратной дороге не побрезговал и собирал найденный мусор в пакет из-под подарков наравне со спутницей. Романтический момент был потерян, но, может, это стало началом чего-то большего?

– Мне не стоит спрашивать, что это было? – открыл рот новоявленный рыцарь, сев в машину.

– Я все равно не смогу рассказать. Так надо было сделать. Я здесь надолго, нельзя приходить в гости без подарков, понимаешь? Меня бабушка так учила.

– Ну да, слышал я про твою бабушку, думал враки все.

Отвечать Лизавета не стала, просто молча смотрела в окно на подскакивающий на ухабах пейзаж, крепко сжимая драгоценную шишку. «Это неправильно. Так нельзя с лесом. Он живой. Его беречь надо», – птицей билась в сознании мысль об увиденном. В голове Лизы до этой прогулки была идеальная картинка из книжек и фильмов. Лес, похожий на заросший парк, где солнечные тропинки и дубы-исполины, где нет мусора и поваленного бурелома. Сегодня все изменилось. Хотелось вытащить всю деревню и дачников на субботник. Заставить каждого, кто выкинул бутылку или пакет, найти и забрать.

– Прям тимуровка, пионерка с барабаном на шее, – ухмыльнулась своим порывам Лиза. – Так меня кто и послушает. Стройными рядами пойдут за собой убираться, ага.

Доехали до дома. От предложенного чая Иван отказался, сказал, что поедет переодеваться к себе. Лиза поблагодарила за прогулку и предложила как-нибудь повторить. Только головой кивнул и уехал задумчивый. То ли от увиденного, то ли неудачное свидание так повлияло.

Во дворе уже ходил встревоженный Вениамин. Они с дедом и Виталей грели самовар и поглядывали по очереди на улицу, гадая, куда запропастилась эта искательница приключений.

– Я же просил не ходить никуда одной, – накинулся юрист на промокшую девушку с пакетом мусора.

– Ага, – односложно ответила та, и, передав ему пакет, пошла в дом переодевать насквозь мокрые штаны и куртку. Акимыч ревнивым взглядом проводил сапоги, но, увидев, что с его желтенькими все в порядке, довольно откинулся на лавке:

– Ты, Веня, пока в своей столице чахнешь, упускаешь такой шанс, что даже говорить стыдно. Я б одну нашу Лизавету за порог бы не отпустил, а тут с сопровождением была. Человек порядочный, да и намерения посерьезней некоторых. Вот такая диспозиция значит.

Глава 10. Сон Лешего

Засыпать с шишкой под подушкой было странно. Еловый презент пах смолой и дождем. Лизавета в очередной раз пожалела, что не приспособила себе коробку какую-нибудь для сувениров. Скоро спать будет негде, а она все сует и сует очередные находки.

Взбудораженная, все гоняла в голове идеи, как помочь задыхающемуся лесу, так и заснула. Сегодня сон ее начинался не с порога, а с кровати Амалфеи. Улегшись у хозяйки под боком, химера умудрилась еще крылом прикрыть беспокойную свою владелицу до половины. Полежали немного вместе. Почесали козу за ушком и меж костяных гребней, куда рога не доставали. С тихим вздохом химера поднялась с пуховой перины и пошла в сторону двери, помахивая драконьим хвостом. Обернулась на Лизу, мотнула головой, мол, пошли уже – чего разлеглась? Дела пора делать.

Лиза дошла до калитки и представила еловую шишку в руке. Вспомнила чешуйки, смолистый запах. Понюхала, зачем-то прикрыв глаза, и шагнула вместе к Милкой в густую тень огромных елей. Ничего не изменилось с сегодняшней прогулки, кроме ощущения. Этот лес был живой. Он спал. Опавшая хвоя шуршала под ногами шепотом. Мох на стволах серебристо поблескивал серебряными нитями. Тихо было. Ни птичьего крика, ни ветерка. Коза уверенно вышагивала по лесной подстилке вперед. Здесь она чувствовала себя как дома. По-хозяйски оглядывала чащу, обходя упавшие деревья, и вела все глубже и глубже Лизавету за собой.

На старом, сгнившем пне прикорнул дед, чем-то напомнивший Лизе Акимыча в первые встречи. Плохонькие его валенки зияли дырами. Где-то заткнуты мхом, а где-то просто листом подшиты. Телогрейка заплесневела с одного бока, лишайником пошла по краю, вросла в пень бесцветными корешками. Бородка жиденькая, травинки торчат и сучки невычесанные. Сам весь скособоченный, комочком скрутился и вздрагивает, как будто пугают его, страшное чего снится. Амалфея, недовольно взмахнув кончиком хвоста, вся подобралась, как перед прыжком. Кинула на Лизу предупреждающий взгляд, чтоб не лезла, и быстрым кошачьим движением прыгнула на пень.

Лиза впервые увидела, как охотится ее ласковая девочка. Кошмар был матерым, он опутывал Лесовика корнями, выворотнем поднимался из земли, стараясь задеть острыми щепами пня разъярённую козу. Та, летая над пнем, драла его всеми четырьмя лапами и била острым навершием хвоста, как маленькой секирой. Выл раздираемый пень, не желая отдавать свою добычу. Все глубже засасывал Лешего в трещину поближе к корням, только плечи, да борода торчит. Очнулась Лиза от столбняка, подскочила к чудовищу и дернула дедка за бороду, чуть не оторвала, но хватило сил удержать. Тут и Милка сверху свалилась, когтями напополам разорвала монстра, а туман серый слизнула, как кошка молоко. Был кошмар, да весь вышел.

Леший глаза открывает, а тут две красотки возле него. Одна ночнушку отряхивает по подолу. Не удержалась все-таки, грохнулась мягким местом на землю, пока тащила. Вторая вылизывается довольно. Языком шершавым крылья выглаживает, перышко к перышку. Хвостом подстилку лесную метет, только борозды остаются.

– С пробуждением, дедушка! – поприветствовала старика Лизавета, когда поняла, что тот в себя пришел. – Кошмар тебе снился, будто пень тебя съел совсем, а Милка его на кусочки порвала.

– Ох, горюшко. Это сколько я так проспал-то? – подал голос лесовик. Оглядел себя со стороны, попробовал плесневелую телогрейку перевязать, да пояса нет. А под ней только кожа да кости. Худющий дед, мхом на груди зарос, а дальше только ребра торчат.

– Похоже, долго из тебя этот морок соки пил, смотреть страшно. Бабка меня послала, Маланья Кузнецова. Поклон велела передавать.

– Маланьюшка, девонька моя ненаглядная, – расплылся в щербатой улыбке старик. – Помню, помню егозу. Ух и намучался я с ней. То за ягодами в болото полезет, то за воронами на дуб. Это она приятеля моего к себе на березу сманила. А как воронов не стало, так значить и я засыпать стал. В своем собственном лесу блудил. Места найти не мог. Кого ни встречу, все враги мерещатся. Лес мой погубить хотят, деревья валят, молодняк губят – а силенок-то у меня нет. Шугану одного, так десять набегут. Запоганили. Заморочили. А потом и вовсе подняться не мог. Что зима, что лето – все едино. Муть только перед глазами да немощь такая, что и пальцем не двинуть.

Сам Леший покачнулся и, наверно, упал бы, не поймай его Лизавета за локоть.

– Так дело не пойдет. Ты сам стоять можешь? Посиди пока тут. Милка! Охраняй!

Коза только ухом дернула, что бдит. Подошла с деду, прилегла рядом, подперла теплым боком и крылом укрыла, как козленка маленького. Глянула со значением: «Иди, хозяйка, не дам старика в обиду».

– Я сейчас, мигом. Туда и обратно, – выдернула из-за пазухи верные часики и рванула к бабуле. Здесь средства надо покрепче Лизиного сочувствия. Тут тяжелая артиллерия нужна.

Маланья как знала. Встречала прям у крыльца:

– Что, девонька? Беда какая? Я прилегла на полчасика, а чую, меня зовешь, сердце не обманешь.

– Леший там совсем плох. Кошмар его держал, еле Милка справилась. На ногах не стоит, тощий, как селедка ребрами наружу. Что делать-то, баб Мил?

– Что делать, лечить. Да вывести его ты ни к себе, ни ко мне не сможешь. Он сам лес и есть, корнями прирос к месту. Поесть я тебе сейчас соберу да отвара дам. Его чаща сама полечит, коли силы остались.

– Да какие там силы, сама, наверно, видела, там от леса осталось всего ничего.

– Ну-ну, девонька. Ты ж сама-то в своем праве. Ты во сне древам волю дай, пусть растут во снах своих, а через сны и наяву прирастать станут. Лексея Боровича, стало быть, устроить надо, чтоб тепло да сухо было. Походишь к старику, пока в себя не придёт. Вот, держи корзинку. Сама б уже готовить научилась, а то все бабуль да бабуль, – ворчала по привычке знахарка, провожая Лизу к калитке.

На поляну привела та же шишка. Она в ладонях согрелась, просохла и стала топорщить чешуйки, открывая созревшие семена-самолетики.

– Вот значит как. А не посадить ли нам свеженький лесок?

Леший, пригревшись у козы под боком, тихонько сидел и уплетал пироги от Маланьи, запивая горячим отваром. Амалфея, даром, что кошмаром пообедала, поглядывала заинтересованно. Получила полпирожка и довольно прикрыла глаза, пережевывая. Лизавета ходила по полянке. Нашла палку, чертила бороздки поглубже и клала по одному семечку в землю.

– Мне бы полить их чем? – обратилась к лесовику.

– Дык родничок, поди, не зарос. Смотри, вот туда иди, – махнул рукой, ободрившись, дедок. Понравилась ему затея с еловыми посадками. Прям глаза загорелись. Допил отвар и крынку Лизе отдал. Родник не родник, одно название. Лужа под кустом. Пока листья отгребла, канавку прокопала, чтоб крынку можно было опустить, смотрит, а вода все прибывает.

– Ну дела, – протянула Лиза. – Воду твою можно лить, не отравим?

– И самой пить и деток поить. Сила в ней осталась, куда ж она денется. Это самого леса соки. Не бойся, черпай, ему полезно. Чем больше возьмешь, тем больше в другой раз будет.

Ну, Лиза и раздухарилась. Под каждый росток проклюнувшийся по крынке налила. Умоталась, как лошадь ломовая. Последние тонкие елочки уже чуть не ползком поливала. А леший вставать начал. Борода драная завитками пошла. Ходит между елочками, по веткам гладит. Ласковые слова шепчет.

– Ну вот, ожил Лексей Борович. Жди в гости, мы теперь с Милкой к тебе часто заглядывать будем. Шефство над тобой взяли. Можно сказать, Тимур и его команда в женском исполнении.

– Не пойму, мудрено говоришь. Лес мой для тебя и днем и ночью открыт. Приходи, как домой. Все тропинки под ножки твои рушниками вышитыми лягут. Ягоды, грибы, травы да деревья – все, чем богат, Лизавета, все твое. Не будет тебе отказа ни в чем. Погибель вы лютую от меня отвели. По самому краешку прошелся. Теперь-то восстановимся, – погладил льнувшую к ногам елочку:

– Рассажу вас, крошечки мои, чтоб и света вдоволь, и водицы. Растите, подрастайте, сил набирайтесь.

Оставляя воркующего лешего с целым детсадом из крохотных елочек, Лиза была спокойна. Тому, кто занят, никакие болячки не страшны. И сам выздоровеет, и деток поднимет, а они с Милкой помогут. А про козлят потом поговорим, когда на ноги встанет.

Глава 11. Явь. Сплошные пропажи

Глава двенадцатая. Сон про шишки, желуди и молочные реки

Лизавета долго еще сидела на кухне, разбираясь с финансовой своей ситуацией. Денег на перестройку и приведение дома в порядок оставалось еще прилично от наследства бабы Милы, а ещё же были проценты с донатов канала. Для жизни им с Акимычем много не надо, сдав свою однушку, она спокойно перекрывает зарплату. Денег прижимистый Пал Михалыч платил не слишком много. Оставался вопрос, как не испортить отношения, но здесь все, похоже, упиралось в маман. Придется звонить и мириться. Оставлять у себя за спиной нерешенные проблемы и опять влезать в кабалу рабочего чата – против этого восставало все Лизино существо.

– Так и поступим. Сначала с мамой поговорю, а потом заявление напишу – и давайте до свиданья.

Умиротворенная, улеглась в кровать. Скоро кончатся ее мучения с тазиками и ковшиками. Скоро, скоро польется из крана горячая вода. Под эти нехитрые мантры засыпать было гораздо приятнее, чем перебирать в голове произошедшее за неделю.

Во сне она опять лежала на кровати. Амалфея стояла над хозяйкой, укоризненно заглядывая в глаза.

– Ну и легла бы рядом, не все же твое место я заняла, – ответила Лиза, потягиваясь. Сонное ложе было не в пример удобнее и просторнее, чем наяву. Коза себе плохого не придумает. Вон какие покои отгрохала. Дом опять неуловимо изменился. Окна стали больше, потолок выше. Выход из спальни был оформлен аркой из двух стволов деревьев с растительной резьбой. Выйдя в зал, где раньше помещалась только печка и большой стол, Лизавета ахнула.

Большая часть потолка над залом пропала, обнажив темные стропила крыши, осталась только галерея над коридором и антресоль над спальней. Проемы между стропил были обшиты светлым деревом, а на галерею вела свежая деревянная лестница. Первые балясины выточены в виде рогатых козлов, вставших на дыбы.

– Это теперь не сельский домик, а усадьба какая-то. Я так и просыпаться не захочу, слышишь, Милк. Ты у меня первая коза-архитектор, похоже. Мне очень нравится.

– Меее, – поторопила довольная похвалой коза остановившуюся хозяйку.

Крыльцо тоже стало выше и массивней. Вместо набитых дощечек перил красовались половинки строганых бревен. Натертые воском, они оставляли на пальцах неуловимый запах меда и лета. Лиза обернулась на свой боярский терем и залюбовалась обновлённой крышей с флюгером-вороном, большими окнами с цветными вставками. Все, о чем бы она мечтала, сейчас можно было рассмотреть и потрогать.

– Я себе такое же перестрою. Однозначно. Заказы брать буду, денег найду, но дом этот наяву стоять будет! – постановила хозяйка и пошла уже к калитке, пока Милка подол не оборвала, так тянула.

– Куда путь держим? Или ты просто погулять, кошмарики погонять?

– Мек-меее! – как непонятливой ответила коза, дергая Лизу за карман пижамы.

Засунула руку. Вчерашняя шишка. Жива-здорова. Как будто ее и не разодрали по чешуйкам в прошлом сне.

– Ну, к лешему, так к лешему. Пойдем проведаем старика.

Шагнув по поваленному дереву в самую чащу, они почти сразу же попали на полянку с новорожденными елочками. Сегодня тропинка сама легла под ноги, ровно на ширину двух дамочек. Кусты убирали ветки, а крапива кренилась в обратную сторону от дорожки. Лиза даже бурелома по сторонам не заметила. Лес оживал. Коза вырвалась вперед и, весело похлопывая сложенными крыльями по спине, поскакала на встречу со своим подопечным. Как игрушку новую подарили, право слово.

Дед Лексей был занят. Он ходил меж рядов явно подросших елочек и разговаривал с каждой. Едва увидев свою рогатую спасительницу, бросил все и побежал к Милке, раскинув руки.

– Девоньки мои пришли, не бросили старика! Красотулечка, ласковая ты моя, – гладил он ластившуюся химеру за ушами. Та только жмурилась от удовольствия.

– Доброго дня, Лексей Борович! Как самочувствие? Кошмары больше не мучают? Как елочки ваши?

– Да как видишь, Лизонька. Вашими руками посажены, да мной обихожены. Будем новый лес растить. Наяву-то совсем горе горькое, едва десятая часть от угодий осталась, да и та запаршивела совсем. Ну ничего, я там брошенные поля приглядел, мы туда березняк поселим, очень березки это дело любят. Родниковой водой напою и годик-другой – не узнаешь нашу помойку. Лучше прежнего будет. Ты за сморчками бы сходила, глядишь, корзинку-другую для родной души дедушка соберет, не обеднеем.

– Схожу обязательно. Думаю, как нам лес почистить от всякого мусора и чего б такого придумать, чтоб больше этого не повторялось. Люди – свиньи изрядные, – извиняясь за человеческий род, проговорила Лизавета.

– Не расстраивайся. Чего сами сможем переработать, то уберем. Вон я муравьев разводить собрался, они деревяшки быстро переработают. А остальное земля да трава скроют. Выживем как-нибудь. Не тужи.

Лиза рассмеялась:

– Это я вас утешать должна, а получается, дед Лексей, ты меня успокаиваешь.

– Ты, Лизавета, знай. Лес – он большую силу имеет. Забыли люди об этом, деревья порубили, дорог понастроили, а сами себе плохо делают. Ведь как ты к нему, так и он к тебе. Чем дышать-то будут, коли леса не станет – коробками своими бетонными? То-то же. Дай срок, восстановимся. Поле ваше возле деревни думаю себе прирастить, не будешь ли против?

– Вот спросил. Я только в своем дому хозяйка. По мне, хоть все там деревьями засаживай.

– Ну и ладненько, – потирая руки, ухмылялся хитрован. Давно это полюшко прибрать хотелось, да спросить не у кого было. А тут хранительница пришла.

Милка ходила по полянке, принюхиваясь к молодым елочкам, но ситуацию понимала и рот свой держала на замке. Потом подошла к Лизе, толкнула головой в бок и показала наверх.

– Полетать хочешь? Размяться? Лети, конечно. Посмотри, чем здесь еще можно поживится, может, какую бяку найдешь. Только осторожнее пожалуйста, – попросила Лизавета и легонько хлопнула ладонью по крупу своей химеры. Только ветром обдало от взлетевшей козы.

– Хорошо пошла. Молодая, сильная, – восхищенно промолвил леший, задрав голову вслед Амалфеи, набирающей кругами высоту.

– Да она, считай, только переродилась, недели не прошло, – поделилась наболевшим козоводка.

– Перерожденная, значит! Сработала наша задумка. Проснулась кровь старая, ай да Маланья. Вот молодец! – хлопнул себя по бокам, чуть в пляс не пустился. Погрозил кому-то кулаком:

– А я говорил тогда, что не врут вороны! Осталась еще сила в старых корнях, вон какую красавицу родить смогли!

– А расскажи-ка мне, Лексей Борович, чего вы с бабушкой такого интересного сделали с козой? Я как-никак владелицей ее стала, а знать ничего не знаю. Вот ветеринара во сне таскала, чтоб только понять, чего с ней не так. Открой глаза уже, поделись информацией.

– Да чего так рассказывать, – потупился лесовик. – Мы, считай, ничего и не сделали, сказки все это. Маланья, светлая голова, все и придумала, да не успела сама-то завершить, видишь, как получилось. Я во мраке заплутал, а подругу свою не сберег, скончалась для этого мира. Туда мне и ходу нет. Ушла моя Маланьюшка совсем, только через тебя какую весточку и передам.

– Передашь, конечно, не расстраивайся. Все у нее сейчас хорошо. От разговора только не уходи. Какие сказки? Чего придумали? Давай, рассказывай по порядку.

– Пойдем-ка прогуляемся. Места тебе покажу. Все расскажу, утаивать не буду. – Подхватил под локоть и повел по новой тропинке в лес, уводя от молодняка, что любопытно тянулся вслед говорящим.

Во сне лес казался бесконечным. Тропинка вела их напрямки меж березовых рощ, кленов, что распускали свои розетки нежно-салатового цвета, лип, вязов, ясеней. Всем нашлось место в заповедном лесу. На небольшой полянке, густо заросшей земляникой, стоял дуб-исполин. Когда-то его крона подпирала небо, но теперь искореженные ветви после удара молнией были обуглены. Треснул пополам лесной великан. Кора отслаивалась огромными пластами, а в пять обхватов ствол темнел незащищенной сердцевиной. Печальное это было зрелище. Мертвый сухой великан, казалось, тянулся в небо в немом крике. В тишине подошли к дубу.

Леший с нежностью погладил мертвое дерево:

– Вот он, последний росток Перводрева. Сгниет – и не останется у нас надежды на перерождение новых миров. Что мы только с Маланьей не придумывали! Спит смертным сном друг мой. Только глубоко в корнях и осталась память. Вот здесь мы козу твою и сотворили.

Ворона, поди, Иннокентия еще застала? Хорошая птица. Вещая. Долго на дубе жил, пока несчастья того не случилось, а потом ужо убрался из лесу. Чем его только не приманивал! И остальных своих сманил, а может, невмоготу им было рядом с мертвецом селиться. Каждой твари живая сила потребна, а тут только воспоминания одни и остались.

Лиза понимающе кивнула. Она пока не решилась звать Кешу в проснувшийся лес. Может, он и возвращаться не захочет.

– Так о чем я, девонька, говорил? – лесовик устало прислонился к стволу, спускаясь на вылезающий корень. Тяжеловато ему еще такие прогулки давались. Запыхался и побледнел дед Лексей.

– Про козу начал рассказывать. Тут вы с бабушкой волшбу творили. Дальше-то что? – Лиза тоже присела на корточки, машинально перебирая пальцами сухие желуди и кусочки коры.

– Да, ворон. Принес как-то со странствий своих монету. Серебро не серебро, а блестяшки он всегда любил. Так на монете той коза натуральная с крыльями и была. А по гурту надпись не по-нашему. Это потом догадались знающих людей спросить. Откуда мы греческие буквы поймем? В институтах не учены. Так вот надпись про возрождение из забытья сильно бабку твою заинтересовала. Чего она только с этой монетой не делала! Говорит, видение ей было пророческое, что через козу да молочные реки Прадерево возродить можно. Кто б только знал как.

Замолчал, задумался о прошлом. Морщинами лоб нахмурил, губы жует, а глаза в небытие смотрят. Тяжело разговор дается лесовику. Видно, что боль свою не изжил, как вчерашний день вспоминает.

– Водили, значит, мы козу Маланьину в самую чащу. У дуба сколько ночей провели, охраняя. И монету вешали, и кровью козьей кропили. Только лишь в жертву не принесли – уберегла нелегкая от убийства. А толку нет. Никакого результата. Орет дурниной, ни тпру, ни ну. А значит, на двенадцатую ночь, аккурат на полную луну, сбегла рогатая. Да так утекла, что ни Маланья, ни я в своем лесу дозваться не мог. В охоте оказалась, а мы, слепота куриная, даже не чухнулись. До утра по буреломам пропажу искали. Главное, ни монеты у дуба, ни козы. Перед рассветом притащилась. Вся в репьях, довольная, как кошка блудливая, копыты сбиты, а на спине рваные полосы, как будто ее тигра унес. Вот такая история. Уж выхаживала ее хозяйка, отпаивала, чуть на руках не носила, а все равно родами да издохла. Одну твою Милку и народила, несчастная. Любила козу свою крепко бабка твоя, и ты люби. Это, может, последняя на всем белом свете чудовица такая. Без нее как спать-то? Нету слаще для ней лакомства, чем страхи ночные. Вот в силу войдет, никому в округе ужастей сниться не будет, ну если только человек сам себе надумает. Но это уж людской выбор, тут и коза не помощник.

– Думаешь, унес ее рогатый жених? Вот от него и потомство? А Милка-то как? Она ж мне тоже стельная досталась? Двоих принесла бесенят. Теперь пристраивать надо будет.

– Живые?! – ахнул дед. – А чего ж ты молчишь, окаянная! Это ж праздник какой! Милку-то тоже в лес водили. А понесла аль нет, уже не узнал никто. Я в то время как замороченный был. День с ночью путал, а бабка твоя сама еле ходила. Ни трав от меня, ни помощи дозваться не могла. Все сама, вот и надорвалась, бедная. Вот виноватый кругом, обещал сберечь да помочь, а самого из забытья пришлось вытаскивать, – понурился, голову уронил, только по бороде капли потекли.

– Ну, ну! Рано раскисать. Лексей Борович, хорошо ж все. Смотри, и Милка жива, и бабушка тебе кланяться велела. Все прошло уже. Зачем расстраиваешься? Деток тебе в лес приведу, хоть посмотришь на них, безобразников рогатых. Я так понимаю, нельзя их незнающим людям в хозяйство отдавать. Тут селекционная работа нужна. Нам бы эксперта какого-нибудь по древним мифам или хотя бы козовода понимающего, а то какая из меня хозяйка. Гладь да чеши – вот и все обучение.

– Это ты, Лизавета, на себя наговариваешь. Дар у тебя силы великой. Рядом с тобой Милке лучше и не придумаешь. Нашли, значит, друг друга. Держись ее крепко, они за хозяев и в огонь и в воду. Из любой беды вытащат, верные животинки-то.

– Это мне и бабушка говорила. С козлятами чего делать будем? Они через месяц-другой мне сарай по бревнышкам разберут. Матери уже проходу не дают, а отселять некуда.

– Да подожди ты, торопыжка. Отправлю соек поспрашивать. Был у меня один знакомец, далековато, но за такими сокровищами пешком дойдет, домчится. Сильно он свою породу возродить мечтает. Про золотое руно слышала? Вот с Колхиды и приедет гость. Не знаю я, как у вас сейчас называется. Не следил я за людскими названиями, главное, скажет, что от дяди Леши, вот тогда и разговор заводи. Я ужо сегодня вестников разошлю. Глядишь, поторопится старый черт, не сам, так гонца пришлет. Ты не прогадай. Большие богатства твои ребятишки стоят, в стародавние времена таких малышей на вес золота брали. Последыши от родительского древа. Других таких не дождемся, схлопывается мир-то. Нету нам тут места ужо. Одни только сказки и остались.

– Ну подожди схлопываться. Может, и поправить можно чего? Тебя вот разбудили, может, и пророчество сработает. Коза у нас с крыльями есть, молочных рек не обещаю, но литр после малышей нам всегда остается. Может, его поливать надо молоком?

– Да пробовали, всю округу кисляком провоняли. Чем только не поливал! Нету там искры жизненной, одна только память да сны тяжкие.

– Ну вот, вы наяву, а мы во сне попробуем. Милка! Возвращайся, дело есть! – потянулась мысленно к гулене. Как за нить незримую дернула. Спросила без слов, сможем ли помочь? Сил хватит ли?

Амалфея уже спускалась к дубу, наворачивая круги над пустой кроной распростертой в туманные небеса. Села на ветку, как кошка, лапы подобрала, крылья сложила, хвостом ветку обняла. Отдыхает и вниз смотрит.

– Спускаться будешь? Дело для тебя есть. Я, конечно, та еще доярка, но постараюсь аккуратнее. Давай поможем, может, сработает?

– Ме, – недоверчиво ответила вредина, с подозрением глядя на хозяйку. Прозорливая коза читала Лизавету, как открытую книгу, и доверять вымя неумехе не собиралась.

– Ну и чего ты предлагаешь тогда? Дояра тебе вызвать, специально обученного?

– Мееее, – утвердительно поддержала диалог каприза. Единственный, кому доверяла молоко, – это был дед Василь. Он-то с козой обращаться умел, в отличие от белоручки городской.

– Ладно. Ты, Лексей Борович, нас подожди тут. Надо кое-кого привести. Эксперимент ставить будем, по доению в полевых условиях. Надо же эту версию отработать до конца. Видениям бабушкиным я больше доверяю, чем своим глазам. Да и с твоего разрешения возьму на память – показала на ладони сухой скукоженный желудь, что механически подобрала у корней. – Может, пригодится когда.

– Пустое. Я их первое время мешками таскал, все думал – проращу. Нету живой искры, мертвые семена. Время только потратишь.

– Ну, с шишкой получилось, может, и тут получится. Жди нас тут. Мы быстро. Туда и обратно, – и, подхватив дедов платок из кармана, махнув козе, чтоб шла за сновидицей, ступила на мостки заядлого рыбака Василия Акимовича.

Глава 12. Сон про шишки, желуди и молочные реки

Глава двенадцатая. Сон про шишки, желуди и молочные реки

Лизавета долго еще сидела на кухне, разбираясь с финансовой своей ситуацией. Денег на перестройку и приведение дома в порядок оставалось еще прилично от наследства бабы Милы, а ещё же были проценты с донатов канала. Для жизни им с Акимычем много не надо, сдав свою однушку, она спокойно перекрывает зарплату. Денег прижимистый Пал Михалыч платил не слишком много. Оставался вопрос, как не испортить отношения, но здесь все, похоже, упиралось в маман. Придется звонить и мириться. Оставлять у себя за спиной нерешенные проблемы и опять влезать в кабалу рабочего чата – против этого восставало все Лизино существо.

– Так и поступим. Сначала с мамой поговорю, а потом заявление напишу – и давайте до свиданья.

Умиротворенная, улеглась в кровать. Скоро кончатся ее мучения с тазиками и ковшиками. Скоро, скоро польется из крана горячая вода. Под эти нехитрые мантры засыпать было гораздо приятнее, чем перебирать в голове произошедшее за неделю.

Во сне она опять лежала на кровати. Амалфея стояла над хозяйкой, укоризненно заглядывая в глаза.

– Ну и легла бы рядом, не все же твое место я заняла, – ответила Лиза, потягиваясь. Сонное ложе было не в пример удобнее и просторнее, чем наяву. Коза себе плохого не придумает. Вон какие покои отгрохала. Дом опять неуловимо изменился. Окна стали больше, потолок выше. Выход из спальни был оформлен аркой из двух стволов деревьев с растительной резьбой. Выйдя в зал, где раньше помещалась только печка и большой стол, Лизавета ахнула.

Большая часть потолка над залом пропала, обнажив темные стропила крыши, осталась только галерея над коридором и антресоль над спальней. Проемы между стропил были обшиты светлым деревом, а на галерею вела свежая деревянная лестница. Первые балясины выточены в виде рогатых козлов, вставших на дыбы.

– Это теперь не сельский домик, а усадьба какая-то. Я так и просыпаться не захочу, слышишь, Милк. Ты у меня первая коза-архитектор, похоже. Мне очень нравится.

– Меее, – поторопила довольная похвалой коза остановившуюся хозяйку.

Крыльцо тоже стало выше и массивней. Вместо набитых дощечек перил красовались половинки строганых бревен. Натертые воском, они оставляли на пальцах неуловимый запах меда и лета. Лиза обернулась на свой боярский терем и залюбовалась обновлённой крышей с флюгером-вороном, большими окнами с цветными вставками. Все, о чем бы она мечтала, сейчас можно было рассмотреть и потрогать.

– Я себе такое же перестрою. Однозначно. Заказы брать буду, денег найду, но дом этот наяву стоять будет! – постановила хозяйка и пошла уже к калитке, пока Милка подол не оборвала, так тянула.

– Куда путь держим? Или ты просто погулять, кошмарики погонять?

– Мек-меее! – как непонятливой ответила коза, дергая Лизу за карман пижамы.

Засунула руку. Вчерашняя шишка. Жива-здорова. Как будто ее и не разодрали по чешуйкам в прошлом сне.

– Ну, к лешему, так к лешему. Пойдем проведаем старика.

Шагнув по поваленному дереву в самую чащу, они почти сразу же попали на полянку с новорожденными елочками. Сегодня тропинка сама легла под ноги, ровно на ширину двух дамочек. Кусты убирали ветки, а крапива кренилась в обратную сторону от дорожки. Лиза даже бурелома по сторонам не заметила. Лес оживал. Коза вырвалась вперед и, весело похлопывая сложенными крыльями по спине, поскакала на встречу со своим подопечным. Как игрушку новую подарили, право слово.

Дед Лексей был занят. Он ходил меж рядов явно подросших елочек и разговаривал с каждой. Едва увидев свою рогатую спасительницу, бросил все и побежал к Милке, раскинув руки.

– Девоньки мои пришли, не бросили старика! Красотулечка, ласковая ты моя, – гладил он ластившуюся химеру за ушами. Та только жмурилась от удовольствия.

– Доброго дня, Лексей Борович! Как самочувствие? Кошмары больше не мучают? Как елочки ваши?

– Да как видишь, Лизонька. Вашими руками посажены, да мной обихожены. Будем новый лес растить. Наяву-то совсем горе горькое, едва десятая часть от угодий осталась, да и та запаршивела совсем. Ну ничего, я там брошенные поля приглядел, мы туда березняк поселим, очень березки это дело любят. Родниковой водой напою и годик-другой – не узнаешь нашу помойку. Лучше прежнего будет. Ты за сморчками бы сходила, глядишь, корзинку-другую для родной души дедушка соберет, не обеднеем.

– Схожу обязательно. Думаю, как нам лес почистить от всякого мусора и чего б такого придумать, чтоб больше этого не повторялось. Люди – свиньи изрядные, – извиняясь за человеческий род, проговорила Лизавета.

– Не расстраивайся. Чего сами сможем переработать, то уберем. Вон я муравьев разводить собрался, они деревяшки быстро переработают. А остальное земля да трава скроют. Выживем как-нибудь. Не тужи.

Лиза рассмеялась:

– Это я вас утешать должна, а получается, дед Лексей, ты меня успокаиваешь.

– Ты, Лизавета, знай. Лес – он большую силу имеет. Забыли люди об этом, деревья порубили, дорог понастроили, а сами себе плохо делают. Ведь как ты к нему, так и он к тебе. Чем дышать-то будут, коли леса не станет – коробками своими бетонными? То-то же. Дай срок, восстановимся. Поле ваше возле деревни думаю себе прирастить, не будешь ли против?

– Вот спросил. Я только в своем дому хозяйка. По мне, хоть все там деревьями засаживай.

– Ну и ладненько, – потирая руки, ухмылялся хитрован. Давно это полюшко прибрать хотелось, да спросить не у кого было. А тут хранительница пришла.

Милка ходила по полянке, принюхиваясь к молодым елочкам, но ситуацию понимала и рот свой держала на замке. Потом подошла к Лизе, толкнула головой в бок и показала наверх.

– Полетать хочешь? Размяться? Лети, конечно. Посмотри, чем здесь еще можно поживится, может, какую бяку найдешь. Только осторожнее пожалуйста, – попросила Лизавета и легонько хлопнула ладонью по крупу своей химеры. Только ветром обдало от взлетевшей козы.

– Хорошо пошла. Молодая, сильная, – восхищенно промолвил леший, задрав голову вслед Амалфеи, набирающей кругами высоту.

– Да она, считай, только переродилась, недели не прошло, – поделилась наболевшим козоводка.

– Перерожденная, значит! Сработала наша задумка. Проснулась кровь старая, ай да Маланья. Вот молодец! – хлопнул себя по бокам, чуть в пляс не пустился. Погрозил кому-то кулаком:

– А я говорил тогда, что не врут вороны! Осталась еще сила в старых корнях, вон какую красавицу родить смогли!

– А расскажи-ка мне, Лексей Борович, чего вы с бабушкой такого интересного сделали с козой? Я как-никак владелицей ее стала, а знать ничего не знаю. Вот ветеринара во сне таскала, чтоб только понять, чего с ней не так. Открой глаза уже, поделись информацией.

– Да чего так рассказывать, – потупился лесовик. – Мы, считай, ничего и не сделали, сказки все это. Маланья, светлая голова, все и придумала, да не успела сама-то завершить, видишь, как получилось. Я во мраке заплутал, а подругу свою не сберег, скончалась для этого мира. Туда мне и ходу нет. Ушла моя Маланьюшка совсем, только через тебя какую весточку и передам.

– Передашь, конечно, не расстраивайся. Все у нее сейчас хорошо. От разговора только не уходи. Какие сказки? Чего придумали? Давай, рассказывай по порядку.

– Пойдем-ка прогуляемся. Места тебе покажу. Все расскажу, утаивать не буду. – Подхватил под локоть и повел по новой тропинке в лес, уводя от молодняка, что любопытно тянулся вслед говорящим.

Во сне лес казался бесконечным. Тропинка вела их напрямки меж березовых рощ, кленов, что распускали свои розетки нежно-салатового цвета, лип, вязов, ясеней. Всем нашлось место в заповедном лесу. На небольшой полянке, густо заросшей земляникой, стоял дуб-исполин. Когда-то его крона подпирала небо, но теперь искореженные ветви после удара молнией были обуглены. Треснул пополам лесной великан. Кора отслаивалась огромными пластами, а в пять обхватов ствол темнел незащищенной сердцевиной. Печальное это было зрелище. Мертвый сухой великан, казалось, тянулся в небо в немом крике. В тишине подошли к дубу.

Леший с нежностью погладил мертвое дерево:

– Вот он, последний росток Перводрева. Сгниет – и не останется у нас надежды на перерождение новых миров. Что мы только с Маланьей не придумывали! Спит смертным сном друг мой. Только глубоко в корнях и осталась память. Вот здесь мы козу твою и сотворили.

Ворона, поди, Иннокентия еще застала? Хорошая птица. Вещая. Долго на дубе жил, пока несчастья того не случилось, а потом ужо убрался из лесу. Чем его только не приманивал! И остальных своих сманил, а может, невмоготу им было рядом с мертвецом селиться. Каждой твари живая сила потребна, а тут только воспоминания одни и остались.

Лиза понимающе кивнула. Она пока не решилась звать Кешу в проснувшийся лес. Может, он и возвращаться не захочет.

– Так о чем я, девонька, говорил? – лесовик устало прислонился к стволу, спускаясь на вылезающий корень. Тяжеловато ему еще такие прогулки давались. Запыхался и побледнел дед Лексей.

– Про козу начал рассказывать. Тут вы с бабушкой волшбу творили. Дальше-то что? – Лиза тоже присела на корточки, машинально перебирая пальцами сухие желуди и кусочки коры.

– Да, ворон. Принес как-то со странствий своих монету. Серебро не серебро, а блестяшки он всегда любил. Так на монете той коза натуральная с крыльями и была. А по гурту надпись не по-нашему. Это потом догадались знающих людей спросить. Откуда мы греческие буквы поймем? В институтах не учены. Так вот надпись про возрождение из забытья сильно бабку твою заинтересовала. Чего она только с этой монетой не делала! Говорит, видение ей было пророческое, что через козу да молочные реки Прадерево возродить можно. Кто б только знал как.

Замолчал, задумался о прошлом. Морщинами лоб нахмурил, губы жует, а глаза в небытие смотрят. Тяжело разговор дается лесовику. Видно, что боль свою не изжил, как вчерашний день вспоминает.

– Водили, значит, мы козу Маланьину в самую чащу. У дуба сколько ночей провели, охраняя. И монету вешали, и кровью козьей кропили. Только лишь в жертву не принесли – уберегла нелегкая от убийства. А толку нет. Никакого результата. Орет дурниной, ни тпру, ни ну. А значит, на двенадцатую ночь, аккурат на полную луну, сбегла рогатая. Да так утекла, что ни Маланья, ни я в своем лесу дозваться не мог. В охоте оказалась, а мы, слепота куриная, даже не чухнулись. До утра по буреломам пропажу искали. Главное, ни монеты у дуба, ни козы. Перед рассветом притащилась. Вся в репьях, довольная, как кошка блудливая, копыты сбиты, а на спине рваные полосы, как будто ее тигра унес. Вот такая история. Уж выхаживала ее хозяйка, отпаивала, чуть на руках не носила, а все равно родами да издохла. Одну твою Милку и народила, несчастная. Любила козу свою крепко бабка твоя, и ты люби. Это, может, последняя на всем белом свете чудовица такая. Без нее как спать-то? Нету слаще для ней лакомства, чем страхи ночные. Вот в силу войдет, никому в округе ужастей сниться не будет, ну если только человек сам себе надумает. Но это уж людской выбор, тут и коза не помощник.

– Думаешь, унес ее рогатый жених? Вот от него и потомство? А Милка-то как? Она ж мне тоже стельная досталась? Двоих принесла бесенят. Теперь пристраивать надо будет.

– Живые?! – ахнул дед. – А чего ж ты молчишь, окаянная! Это ж праздник какой! Милку-то тоже в лес водили. А понесла аль нет, уже не узнал никто. Я в то время как замороченный был. День с ночью путал, а бабка твоя сама еле ходила. Ни трав от меня, ни помощи дозваться не могла. Все сама, вот и надорвалась, бедная. Вот виноватый кругом, обещал сберечь да помочь, а самого из забытья пришлось вытаскивать, – понурился, голову уронил, только по бороде капли потекли.

– Ну, ну! Рано раскисать. Лексей Борович, хорошо ж все. Смотри, и Милка жива, и бабушка тебе кланяться велела. Все прошло уже. Зачем расстраиваешься? Деток тебе в лес приведу, хоть посмотришь на них, безобразников рогатых. Я так понимаю, нельзя их незнающим людям в хозяйство отдавать. Тут селекционная работа нужна. Нам бы эксперта какого-нибудь по древним мифам или хотя бы козовода понимающего, а то какая из меня хозяйка. Гладь да чеши – вот и все обучение.

– Это ты, Лизавета, на себя наговариваешь. Дар у тебя силы великой. Рядом с тобой Милке лучше и не придумаешь. Нашли, значит, друг друга. Держись ее крепко, они за хозяев и в огонь и в воду. Из любой беды вытащат, верные животинки-то.

– Это мне и бабушка говорила. С козлятами чего делать будем? Они через месяц-другой мне сарай по бревнышкам разберут. Матери уже проходу не дают, а отселять некуда.

– Да подожди ты, торопыжка. Отправлю соек поспрашивать. Был у меня один знакомец, далековато, но за такими сокровищами пешком дойдет, домчится. Сильно он свою породу возродить мечтает. Про золотое руно слышала? Вот с Колхиды и приедет гость. Не знаю я, как у вас сейчас называется. Не следил я за людскими названиями, главное, скажет, что от дяди Леши, вот тогда и разговор заводи. Я ужо сегодня вестников разошлю. Глядишь, поторопится старый черт, не сам, так гонца пришлет. Ты не прогадай. Большие богатства твои ребятишки стоят, в стародавние времена таких малышей на вес золота брали. Последыши от родительского древа. Других таких не дождемся, схлопывается мир-то. Нету нам тут места ужо. Одни только сказки и остались.

– Ну подожди схлопываться. Может, и поправить можно чего? Тебя вот разбудили, может, и пророчество сработает. Коза у нас с крыльями есть, молочных рек не обещаю, но литр после малышей нам всегда остается. Может, его поливать надо молоком?

– Да пробовали, всю округу кисляком провоняли. Чем только не поливал! Нету там искры жизненной, одна только память да сны тяжкие.

– Ну вот, вы наяву, а мы во сне попробуем. Милка! Возвращайся, дело есть! – потянулась мысленно к гулене. Как за нить незримую дернула. Спросила без слов, сможем ли помочь? Сил хватит ли?

Амалфея уже спускалась к дубу, наворачивая круги над пустой кроной распростертой в туманные небеса. Села на ветку, как кошка, лапы подобрала, крылья сложила, хвостом ветку обняла. Отдыхает и вниз смотрит.

– Спускаться будешь? Дело для тебя есть. Я, конечно, та еще доярка, но постараюсь аккуратнее. Давай поможем, может, сработает?

– Ме, – недоверчиво ответила вредина, с подозрением глядя на хозяйку. Прозорливая коза читала Лизавету, как открытую книгу, и доверять вымя неумехе не собиралась.

– Ну и чего ты предлагаешь тогда? Дояра тебе вызвать, специально обученного?

– Мееее, – утвердительно поддержала диалог каприза. Единственный, кому доверяла молоко, – это был дед Василь. Он-то с козой обращаться умел, в отличие от белоручки городской.

– Ладно. Ты, Лексей Борович, нас подожди тут. Надо кое-кого привести. Эксперимент ставить будем, по доению в полевых условиях. Надо же эту версию отработать до конца. Видениям бабушкиным я больше доверяю, чем своим глазам. Да и с твоего разрешения возьму на память – показала на ладони сухой скукоженный желудь, что механически подобрала у корней. – Может, пригодится когда.

– Пустое. Я их первое время мешками таскал, все думал – проращу. Нету живой искры, мертвые семена. Время только потратишь.

– Ну, с шишкой получилось, может, и тут получится. Жди нас тут. Мы быстро. Туда и обратно, – и, подхватив дедов платок из кармана, махнув козе, чтоб шла за сновидицей, ступила на мостки заядлого рыбака Василия Акимовича.

Глава 13. Сон про правду, обман и можжевеловые веники

Акимыча нашли на распухшем от дождей вспаханном поле. Лежал под завязшим в земле трактором, за спину держался, охал, а перевернуться не мог. Такой большой жук в желтых резиновых сапогах.

– Поздорову ли тебе, Василь Акимович? Чего под трактор залез? Пашешь и днем и ночью? – решила пошутить Лизавета.

– Чем зубоскалить, помогла бы встать, хохотушка. Уж не знаю, как из-под этого чудища вылезть, и так, и так пробовал – спину прострелило.

– Ой! Я думала, ты шутишь! – Лиза упала на колени и начала тянуть за руку захворавшего деда.

– Да поаккуратнее, плечо выдернешь. Худая, на чем душа держится, а дергаешь, как лошадь колхозная, – ворчал перевернувшийся на карачки Акимыч, вылезая наконец из-под железяки.

– Ты как? Встать сможешь? Давно у тебя так? Чего вечером не сказал?

– Да на пожарище напрыгался, старый козел, все за молодыми хотел успеть, вот и тянет. А ночью так прихватило, что ни вздохнуть, ни пернуть. Чисто трактором переехало. Вишь, какой сон в руку, – так и стоял согнувшись, потирая простреленную поясницу.

– Нет, так дело не пойдет. Я тебя хотела к партийному заданию привлечь, а тут только в постель и баиньки. Давай с поля твоего выбираться. Пойдем лечить спину твою. А утром добавим еще и традиционной медицины.

– Ох, грехи мои тяжкие. Взялась Лизка за дело, залечит старика до погоста, – причитал страдалец. – Куда тащишь, окаянная, рано меня еще списывать. Лизавета, да стой ты. Само пройдет. Кепку я свою под трактором забыл, – упирался он.

– Вот полечим, тогда и за кепкой вернешься. Пошли-пошли. Тебе понравится. Хотела я как-то поаккуратнее все преподнести, но, видно, не судьба. Главное, не пугайся. Слышишь? Я тебе плохого не желаю, сейчас подлечим спину и верну, где взяла.

– Загадками говоришь, непонятно чегой-то, – продолжал бурчать не желавший лечиться дед Василий. Дошли до Маланьиного мостика и сменили один сон на другой.

– Свят-свят! Покойница! Вертай назад, обратно к живым! Рано еще умирать, мне тебя еще замуж отдавать и правнуков понянчить!

– Чего орешь, старый ты хрен! Допрыгался! А я тебе когда еще говорила: «Береги спину! Не тягай, почем зря». Тащи его, Лизаветка, в горницу. Раскукарекался петух, пока в суп не попал. Да живая я, на вот потрогай! – баба Мила, что стояла на крыльце, подхватила оглушенного отповедью деда, и вместе с Лизой затащили того в горницу.

– На лавку его клади, бородой вниз. Сейчас мы веников напарим, да как наподдам за встречу за ласковую. Мертвяком меня называть вздумал, разорался на весь двор.

– Дык я ж тебя похоронил. Ты мертвая была. Холодная совсем. Могилку с фельдшером нашим копали. Недалеко от моей Маруси легла, а тут вот, – бормотал Василий, пока бабка ему спину правила.

– В том померла, а в этом жива-живехонька. Сон это, понял, пень трухлявый? Во сне живая осталась. Вот и живу, за внучкой приглядываю. А ты, Лизка, глаза не таращь. Наврала я тебе, нельзя в другой мир скакнуть цельным телом. Коли померла тут, так и там живой не быть. Во сне я живу, туточки. Моя это вотчина, докуда дотянулась, там и осталась. И девочку я тебе подсунула, чтоб сама учиться захотела, не из-под палки. Вот такая я вредная бабка, кругом обманула да объегорила.

– Да я и не обижаюсь, – пробормотала Лиза, просто жалко. Я думала, ты переселилась. А ты, оказывается, по-настоящему умерла.

– Заладили, умерла да умерла. Тут я, жива-здорова. Не стой столбом. Веник вот можжевеловый возьми в сенях да кипятком обдай, там таз был. А я пока нашего добра молодца оголю с задней части, будет знать, как подругу давнюю матюками встречать. Ужо полечим, глядишь, не покалечим.

– Ты там полегче, Маланья, – пытался сопротивляться Василь Акимыч, одергивая задранную рубаху. – Я ж не со зла, испужался слегонца, а так прощенья просим. Не зверствуй, я твои методы знаю.

– Руки по швам! – скомандовала ему бабка, и дед вытянулся в струнку на лавке, да так, что даже мысочки на сапогах стукнули.

– Вот, другое дело. Запарился веничек? Давай, давай сюда вместе с тазом, а сама на печи посмотри шаль серую, козьего пуха. Да вон правее лежит, слепая что ль? Куда на мокрое, рушник постели на веник, а потом шалью его привязывай. Учишь вас, учишь…

Страдающего Акимыча оставили пока в покое с компрессом на самом интересном месте, а сами пошли к столу.

– Ну, спрашивай. Не держи в себе. Побоялась я тебе сразу всю правду-матку выкладывать, вот и придумала сказочку про миры да переселения.

– А как же…

– А вот все остальное – правда чистой воды. Ходящая ты по снам, да и я тоже. Просто живу теперь тут, в явь мне ходу нет. Да и невелика потеря, если разобраться.

Лиза сидела огорошенная признанием, она уже привыкла думать, что бабушка живая, только не в этом мире, а в другом. Хотя сны уже давно перестали казаться чем-то менее реальным, чем явь. Чем не параллельная вселенная? Наверное, поэтому Лиза сегодняшняя эту информацию восприняла гораздо легче, чем Лиза тогдашняя. Может, и права бабушка, что не стала все вываливать сразу.

– Ты только скажи, Луша настоящая?

– Конечно, настоящая, как и я. Живет она тут с отцом. Вот как траур пройдет, может, и мы с Силушкой одним домом жить станем, а то прыгаем, как зайки по кустам, людских взглядов пугаемся. Тут все настоящее, просто не для тебя, моя хорошая. Я тебе снюсь, понимаешь?

– Ты же меня не бросишь? – шмыгнула носом Лиза, в одночасье поняв, что сниться ей бабушка может и перестать.

– Да как я тебя брошу, родненькая ты моя? Ну, сопли-то подотри, я теперь с тобой повязана. Просто и во сне люди живут, не всё ж наяву землю коптить. Ну не плачь, не случилось беды большой, что все узнала. Давно пора было, – утешала шмыгающую носом Лизавету, прижимая к себе.

– Давай, успокаивайся, а то расклеилась, барышня ты моя кисельная.

Стали понятны и вечные пироги, и наличие бабушки, когда бы Лиза ни пришла за помощью. Все встало на свои места.

– Баб Мил, я у тебя дура, да? Могла ж сама догадаться, что дело нечисто.

– Чисто, чисто наше с тобой дело. Могла и догадаться, да случай помог. Вот и Василию поможем, как новенький станет, а Сергей Афанасьевичу ты его покажи утречком. Мое-то леченье долгое, а там, может, уколов понатыкают – и восстанет наш Финист ясный сокол. Будет опять горькой беды свои заливать.

– Завязал я, – ответил прислушивающийся к разговору дед. – Слово дал и держу. Слово мое кремень!

– Дал, взял. Молчи уже, вашей лавке голоса не давали. Пропил все здоровье, а теперь квохчешь, девка тебя на закорках таскает.

– Зря ты, баб Мил. Василь Акимович мне первый помощник, без него у меня наяву ничего бы не было. Дом весь на нем, достаток, благополучие, в съемках он один и участвует. Милку после твоей смерти сохранил, не дал пропасть, – как последний аргумент использовала Лиза.

– Ну если только Милку сохранил, – недоверчиво поглядела на притихшего деда знахарка. Потом вздохнула и показала кулак Василию. – Гляди у меня, опять за рюмку схватишься, я тебя с того света достану. Чтоб девок моих не обижал, старый пропойца.

– Да завязал он, правда, – продолжала защищать Василия сновидица. – Честное-пречестное, да и некогда ему, правда, дед?

– У нас план горит, надо до конца месяца еще видосов накидать и донаторов подтянуть, а вы: пропойца, алкоголик. Я, может, только жизнь новую начал, человеком себя почувствовал нужным, – прокомментировал больной с веником на спине.

– Лежи уже, человек. Оставляй его, Лизавета, до завтра у меня. Сам проснется, как время придёт. Про книжку опять забыла? Сама уже могла бы людей лечить, если б не ленилась.

– Я все помню. Вот сейчас Лексей Боровичу поможем, и буду опять рецепты учить.

– Добралась до старого? Спит, поди, в пне своем проклятом? Говорила ему, выкинь трухлю, а он вцепился, пока чернота не завелась. Ну, этот разговор не для чужих ушей, завтра заходи, все расскажешь по порядку. А ты там не шевелись, растопырил уши волосатые, сказано было лежать – вот и лежи.

– Дык, я вроде и не чужой, – прошептал дед.

– Не чужой, – подтвердила, в очередной раз вступившись за него, Лиза. Мне дед Василь позарез как нужен в этом деле. Милкино молоко надо, а она меня к титькам подпускать отказывается. А там дерево погибает, сама ж знаешь.

– Не оставил эту затею лесовик. Ну, если так доверяешь, то конечно, дело твое. Осторожней надо с людьми, у кого рот не закрывается, – опять зыркнула на Василия бабка.

– Да говорю, завязал. Сколько можно повторять-то? Хоть ты, Лизка, ее убеди, неверующую.

Лиза только рукой махнула, похоже, старые друзья могли препираться всю оставшуюся ночь. И не надоест же им. Села на лавку и рассказала все по порядку. Про лес, загаженный рядом с деревней, про спящего лешего, про кошмар, что в пне поселился. Елочки новорожденные описала и мертвый дуб. Только про козлят забыла, но они к делу не относились.

– Вот оно как. Лешего-то в наших краях давненько никто не видел. Я уж думал, брешут все. В детстве мы без краюхи хлеба и на опушку не ходили, а сейчас кому надо помнить, стариков и не осталось совсем, – задумчиво из-под веника прогундел дед Василь. – Надо помочь лесу. С Виталей поговорю. Он башковитый у нас, а ты, Лиза, законника подтяни, глядишь, акт какой найдет о недопущении гадить в общественных местах.

– Так то в общественных, а тут просто лес, – грустно ответила Лиза, был бы заповедник, тогда другое дело.

– Вот и поговори, – наседал тот. – Как-то энти твои заповедники оформляются, не сами ж они как грибы растут, а мы поможем. Давай уже Маланья, снимай свой шалаш, полегчало мне, надо дела делать, некогда разлеживаться.

– Лежи уже, развоевался. Сколько ждали, еще денек подождут. Ты, Лизавета, сходи да скажи, чтоб до завтрева подождал Лексей. Дояра его на ноги ставить будем. Милка-то где? Ни разу и не заглянула к прежней хозяйке. Волю почуяла?

– Летает где-то. Она теперь дама свободная, прилетит, когда нагуляется.

– Ну вот и славненько. Нечего рассиживаться. Мне делами заниматься, тебе лежать, не дергаться, а тебе, внучка, вставать пора, утро скоро. Не буди пока этого прыгуна, пусть подремлет мальца наяву-то.

Глава 14. Явь. Как доярка медведя в заимке поймала

Лиза открыла глаза. Она не успела забежать к о