Незнаев и его друзья. Книга 1. Черная муха и Дед Мороз бесплатное чтение

Глава 1. В которой я познакомлю вас со своими сказочными друзьями

Антресолькин просил начать именно с него. Поэтому, выполняю обещание. А теперь поехали…

В одной довольно сказочной стране и в еще более сказочном городе жили-были совсем вроде бы уже не дети, но до конца не повзрослевшие взрослые. Исключительно сказочные. Их было много и все они, вне всяких сомнений, были разными, со своими совершенно уникальными особенностями и качествами. Но все они мои друзья.

Наверное, будет нелишне представиться читателю. Меня зовут Незнаев. Главное мое увлечение – сказки. Вы, наверное, сразу улыбнетесь, вроде бы уже взрослый малый, а читает сказки. Не читаю, а придумываю. Не то, чтобы, конечно, я их совсем уж придумываю. Со сказочными героями априори происходят сказочные события, но, я кое-что добавляю и от себя. Чуть-чуть. Иногда немного больше.

Так уж получилось, что все мои друзья живут со мной в одном доме. Поэтому мы еще и соседи. А у всяких соседей, а тем более если они еще и являются друзьями, принято ходить друг к другу в гости. Поэтому не удивляйтесь тому, что очень часто разные истории с нашими героями будут случаться, когда они будут находиться у кого-то в гостях, или же просто где-то встречаться друг с другом.

Пожалуй, начнем с карточного шулера Знаева. Нет, ну вообще-то, он гениальный математик, составляющий и использующий в различных областях жизни сложные формулы. Он умел применять их не только в своей работе, но и в своем хобби. Это я уж так назвал его карточным шулером. Можно сказать, любя. Карточные игры – его хобби, в котором он поставил себе задачу дойти до совершенства. Это так, чтобы, даже не раздав карты игрокам, сразу посчитать очки. Поэтому Знаев усиленно трудился над сложнейшей формулой – заранее рассчитывать состав карт для каждого игрока с учетом особенностей каждого, статистики предыдущих игр и даже настроения играющих. Вот, представьте себе, один из игроков перемешивает карты и уже собирается начать раздачу. В этот момент Знаев жестом руки останавливает сдающего и сразу расписывает результат кона без всякой раздачи.

Дружная пара Газопроводов и Дюймовочкина. Она работала медсестрой. Лечила всех подряд: от людей до зверей; от больных до не совсем больных и даже вполне здоровых. Каждый день она практиковала на Газопроводове новую, исключительно особую повязку, так что возвращаясь с работы, Газопроводов примерял на себя новый модный вариант из бинтов. Например, повязку на голову, так, что напоминал забинтованную мумию с отверстиями только для глаз и рта. Или же мог весь вечер проскакать по квартире на одной ноге, опираясь на кусок арматуры, так как другая нога у него была плотно забинтована. Надо отдать ему должное, эти эксперименты над собой он переносил вполне стоически, регулярно выдвигая только одно условие: «Сначала поем».

Сам Газопроводов трудился в газовой сфере. Он в свое время запатентовал уникальный проект по извлечению газа из газированной воды и пуску его по трубам. Газопроводов был настолько увлечен своим делом, что покупал газированную воду в огромных количествах, а если вдруг замечал, что Дюймовочкина, припрятав в укромное место бутылочку минеральной воды, украдкой сделала из нее глоток, то подобно коршуну несся по направлению места совершаемого преступления с блестевшими глазами. Поняв, что разоблачена, Дюймовочкина смущенно протягивала ему недопитую бутылочку со словами: «Я только глоточек».

Все у них было хорошо. За исключением одного. Она не просто любила животных, а еще и тащила их в квартиру с неснижаемой скоростью наполнения так, что у них давно сложился настоящий зоопарк. Газопроводов же этих самых животных просто терпеть не мог. Не мог, но терпел. Из-за Дюймовочкиной. Про их домашний зоопарк речь пойдет ниже.

Больше всего на свете Несмеян-Пивасиков, всегда не просто следившим за своей внешностью, но и отчасти восхищавшимся ею, любил пиво. Да, нет, пожалуй, любил – это как-то совсем не описывало механизм их партнерских взаимоотношений. Он не просто пил его всегда и много. Пивасиков постоянно пополнял запасы. Как только в холодильнике, который был битком забит пивными банками и бутылками, освобождалось небольшое место, Несмеян сразу бежал в магазин для того, чтобы его заполнить. А бывало, ночью проснется, дурной сон приснился, пивом забыл затариться, ворочается, ворочается, ну никак не спится, дай, думает, проверю, как там обстановка в холодильнике. Откроет, ложная тревога, улыбнется и спокойно снова засыпает.

По жизни Несмеян работал варщиком. Возможно, читатель сделает предположение, что автор просто допустил ошибку, не написав впереди его профессии букву «с», и что он наверняка был никаким не варщиком, а сварщиком. Нет, здесь никакой ошибки не было. Несмеян был именно варщиком. Он варил дома в огромных ведрах и тазах модные джинсы и продавал их.

Его соседа звали Крохоборов. Он работал буфетчиком в соседней забегаловке. Крохоборов заслуженно считался самым вредным жителем дома. Он приходил на работу ровно к восьми, а уходил ровно в пять, так как считал, что нечего баловать начальство его драгоценным личным временем, за которое ему никто не собирался доплачивать.

Стоя за прилавком, Крохоборов всегда смотрел исподлобья на любого посетителя, ожидая в каждом увидеть потенциального мошенника. Продавая очередной пирожок или чебурек, Крохоборов, во-первых, протягивал самые несвежие из имевшихся, так свежие он всегда успел бы сбыть, а несвежие еще, чего доброго, потом могли вычесть у него из зарплаты. Во-вторых, тщательнейшим образом пересчитывал все до последней монеты, ворча себе под нос, что ему приходится иметь дело с такой мелочью. Пересчитывал всякий раз дважды, причем между пересчетами, традиционно бросал взгляд на посетителя, пытаясь воздействовать на него психологически, посмотреть на его реакцию. Если тот решил его обмануть и обсчитать, ведь тогда недополученную монету его начальство с огромной радостью бы вычло из его зарплаты. Такого, правда, за все время работы ни разу не случалось, но Крохоборов всякий раз опасался этого.

В подъезде дома, в котором он жил, Крохоборов всегда выключал свет на лестничной площадке. И делал он это вовсе не от бескорыстия, а ровно наоборот, так как не горел желанием платить дополнительные деньги за чужую расточительность в доме. Одним прыжком он обычно оказывался у выключателя. И поругивал про себя неизвестного раздолбая, оставившего свет включенным. В то время, как он, Крохоборов, вкалывал на своей работе, перерабатывая и утрачивая свое здоровье, которое, с высокой долей вероятности, потом предстояло восстанавливать, покупая дорогие лекарства. А работа у него была сложной и материально ответственной. Затем шел к своей квартире в полной темноте, иногда спотыкаясь и натыкаясь на что-нибудь.

В своей квартире свет Крохоборов включал ровно тогда и ровно настолько, сколько это требовалось, чтобы совершить какое-то действие. Например, доставая из холодильника котлету, он включал свет только в тот самый момент, когда клал ее на сковородку, чтобы не промахнуться мимо нее. Затем тут же свет оказывался погашенным, так как Крохоборову вполне было достаточно свечения горевшего огня на газовой плите. Он обычно вечерами сидел в своей квартире в полной темноте, неважно, где в тот момент находился: на кухне; в зале или в спальне.

Если вдруг к нему заходил Несмеян (а больше, собственно говоря, никто его и не посещал), то для Крохоборова это превращалось в настоящее испытание. Зайдет, бывало, Несмеян, сразу свет в прихожей включит, чтобы на себя в зеркало посмотреть – порадоваться. Крохоборов пулей к нему – свет выключать. Зайдут на кухню, Несмеян сразу свет включать, чтобы пиво открыть, Крохоборов – бегом выключать за ним. Несмеян на ощупь пытается стул отыскать, чтобы сесть, и падает иной раз. А Крохоборов глаза уже натренировал, в темноте как кошка все видит.

Пьют они в темноте пиво, Несмеяном принесенное, а Крохоборов, давай его поучать, что живет тот слишком уж на широкую ногу, все время со включенным светом. Телевизор даже смотрит, который Крохоборов сам себе позволял только у Несмеяна дома смотреть.

Мылся Крохоборов в спортивном зале, куда ему на работе абонемент оплатили. Не оплатили бы – Крохоборов туда в жизни не ходил бы, да и не мылся бы совсем. Когда домоуправление проверяло раз в месяц показания счетчиков Крохоборова, то приходили даже их друзья и родственники, и отдельные жильцы – на бесплатный вечер юмора. У Крохоборова каждый месяц были практически одни и те же показания, а уж если ему приходилось цифру на конце на единицу прибавить, так сразу было видно, что это показание писалось сильно дрожавшей рукой.

Недельный цикл гипнотизера Пятницына, самым естественным образом делился на две неравных части. Это, собственно, пятница и остальная неделя. Хотя, надо отдать должное, гипнотизер Пятницын гипнозом занимался каждый день. Просто именно в пятницу у него был, скажем так, немного иной гипноз. Но для того, чтобы поддерживать себя в форме это было чрезвычайно необходимо. Традиционно пятница была для него выходным днем, так как одни клиенты, которым надо было срочно загипнотизироваться, приглашали его в будни. Причем, Пятницына подчас ставили в крайне затруднительное положение: вот сиди дома и жди – вдруг кому срочно нужен гипноз. Не так, чтобы постоянно занят, но и совершенно не свободен. Тем, кому это надо было не срочно, а по плану – выбирали выходные. Поэтому с течением времени Пятницын решил установить именно в пятницу положенный выходной. Он ждал его с вечера четверга, старался наполнить каждую минуту пятницы чем-то ярким и начинал сильно тосковать, когда стрелки часов приближали этот день к окончанию. Перелистывая настенный календарь на следующий месяц, Пятницын прежде всего обводил красным фломастером все пятницы, и иногда очень огорчался, если в каком-то месяце пятниц не хватало, так как первое число попадало на субботу. А уж если первый день приходился на пятницу – гипнотизер Пятницын был вне себя от счастья.

Очень занятый Командировкин не вылезал из командировок. Нет, конечно, было время, когда он отправлялся в них пусть и регулярно, но хотя бы последовательно. Но впоследствии в этом аспекте для него наступил если не полный хаос, то, по крайней мере все это подверглось масштабной трансформации. Теперь командировки практически полностью поглотили его жизнь. Он практически всегда был именно в них. Только вернется было, тут же собирается в новую. У него было всего три состояния: только вернулся из командировки; уехал в командировку; собирался в командировку. Хотя, в связи с тем, что интенсивность командировок у Командировкина с каждым годом пропорционально увеличивалась, то первое и третье состояние постепенно трансформировались в то, что из командировки он еще не успел вернуться, а уже уехал в следующую. Но так как Командировкин был человеком с большим добрым сердцем, то он никогда не отказывался помочь кому-то из друзей, обязательно встретиться и решить какой-то вопрос. Вся беда была в том, что в это время он все равно находился в очередной командировке.

Веселый Антресолькин был самым большим человеком, проживавшем в доме. Его квартира была двухэтажной потому, что с его ростом ему трудно было помещаться на стандартной жилплощади. Он вообще мечтал в детстве быть военным. Десантником или, к примеру, танкистом. Но, когда военком посмотрел на него в полный рост и мысленно оценил возможности военной промышленности, не говоря уже о уже действующих моделях военной техники, то, пошептавшись с представителями медицинской комиссии, которая предварительно выставила ему по всем параметрам «годен», извлек из нагрудного кармана дорогую авторучку и, вздохнув, протянул главному медику, чуть заметно кивнув. И главный медик аккуратно везде пририсовал «не». После чего военком, широко улыбаясь, торжественно вручил Антресолькину «белый билет». С тех пор Антресолькин решил заняться установкой антресолей и полок. И если кому-то необходимо было достать с дерева кошку или поменять лампочку, не разыскивая лестницу, то добрый Антресолькин всегда приходил на помощь.

Для теплотехника Тепловича самым важным в жизни было тепло. Во всех его проявлениях. Он всегда ходил в теплом шарфе. Пиво пил только теплое. На работе он имел дело исключительно с теплотехникой. Если ему, как грамотному специалисту, пытались подсунуть какую-нибудь морозильную установку, он наотрез отказывался работать с ней. Дома он всегда поддерживал температуру, про которую Антресолькин, обливаясь потом уже с порога, говорил: «Нет, Теплович, это не тепло и даже не очень тепло, это, обалдеть, как жарко!» Но Тепловича это совершенно не смущало. В его квартире окна всегда были проклеены, шпингалеты выверчены, а помимо батарей, которые словно гигантская паутина опоясывали все стены, были установлены дополнительные масляные радиаторы, которые всегда были включены. В каждой комнате были установлены температурные датчики, которые Теплович регулярно самостоятельно проверял.

Однажды в котельной была авария, отопление не выключили, но немного снизили температуру. Для Тепловича это был настоящий шок. Он тут же побежал в магазин для того, чтобы купить дополнительные радиаторы, и набросал жалобу в домоуправление.

Эту самую жалобу он сразу вручил редактору домовой стенгазеты Правдорубову. Вообще-то Теплович всегда критиковал Правдорубова за его неуемное желание выискивать недостатки в работе домоуправления, самостоятельно расследовать их и писать на эту тему разоблачительные статьи. Теплович не видел в этом никакой положительной перспективы, напротив полагая, что это может привести к перебоям с подачей тепла в дом, что для него было крайне чувствительным. Но на этот раз, в порыве возмущения передал свою жалобу Правдорубову, который сразу просиял и бросился обнимать своего друга. Он совершенно не ожидал, что тот когда-нибудь обратиться к нему за помощью по его непосредственной работе и был несказанно счастлив получить такую просьбу.

Правдорубов, который занимал должность редактора стенгазеты, в которой он числился в одиночестве, тем не менее, соблюдая все формальности, ежегодно проводил собрания редакции. На них под протокол, который сам же и вел, проводилось голосование открытым способом за или против утверждения полномочий редактора на следующий срок. Так как голосование проходило на безальтернативной основе честный человек Правдорубов далеко не всегда сразу голосовал за себя, иной раз он специально проговаривал вслух замечания по работе редакции за истекший год. Концентрировался на опечатках в текстах статей, допущенных орфографических и смысловых ошибках, недостаточной остроте публикуемых материалов. Мог задуматься и нарочно воздержаться от голосования или же проголосовать против, демонстративно отвернувшись в ожидании, что сейчас начнется оживленная дискуссия, и его переубедят остаться редактором на новый срок. Но каждый раз находились контраргументы, заключавшиеся в том, что работа редакции была не так безнадежна, что благодаря острым статьям удалось отстоять коммунальные тарифы на прежнем уровне. Что домоуправление пыталось воздействовать на редакцию разными путями: и прямым – через срывание его наклеенных на этажах экземпляров газеты и косвенным – настраивая против него жильцов дома. А именно это свидетельствовало о том, что работа стенгазеты была крайне важной и результативной. И Правдорубов, немного поворчав, соглашался остаться редактором на новый срок.

Винофил Шатров работал неподалеку в пункте приема винных бутылок, расположенном в тентовом шатре. Как истинный эксперт и дегустатор Шатров всегда носил в своей сумке декантер, а иногда и парочку. Нет, конечно, Шатров был вовсе не из тех, что пьют на работе или в любом другом месте на постоянной основе. Это был своеобразный символ, инструмент, ритуальный предмет. Ну, как шпага для мушкетера. Ведь вы же не сможете представить себе мушкетера без шпаги, не так ли? Вот настоящий профессионал в винной области, по глубокому убеждению, Шатрова, обязан был всегда быть при «шпаге», то есть при декантере. Принимая от посетителей пустые винные бутылки, Шатров неспешно брал каждую в руки и начинал ласково пошлепывать ладонью, начиная с донышка, потом поднимаясь все выше и выше. И наконец, завершив процедуру тактильного воздействия, переходил к обонятельному этапу. Держа бутылку так, чтобы ее горлышко находилось на расстоянии примерно двадцати-двадцати пяти сантиметров от его носа, он нежно потряхивал бутылку, вдыхая остатки винного аромата и стараясь по запаху определить не только сорт вина, но и его возраст и даже примерную оценку на специализированном винофильском сайте.

Счетовод Аналитиков больше всего на свете мечтал стать бухгалтером. Обладая аналитическим складом ума, он понимал, что пока не дорос еще до этой высокой должности, да и место в их конторе никак не освобождалось. Всякий раз перед тем, как лечь спать, он задумчиво смотрел в потолок и представлял, как в один прекрасный день станет бухгалтером, и от этой мысли ему виделись исключительно позитивные сны. В них он приходил к себе в контору, по привычке брал в руки счеты, а в этот самый момент в комнату входил директор. И, демонстративно ему подмигивая, доставал откуда-то из-за спины не совсем новый, но вполне еще рабочий калькулятор на солнечных батареях, у которого западали всего две кнопки. И когда дрожащими руками Аналитиков брал в свои руки калькулятор, сияя и краснея, директор вдруг извлекал из заднего кармана брюк удостоверение бухгалтера с обложкой ядовито-желтого цвета и вручал Аналитикову.

Главным в жизни огородника Капуслова был его собственный огород. Жил он там, можно сказать, круглогодично: с весны до поздней осени очно в своем загородном домике с огородом и баней; а в остальное время – мысленно, скучая по нему у себя в квартире. Все теплое время квартира его пустовала, а когда сезон наконец заканчивался и Капуслов возвращался домой, то пустовать начинало в его душе. Только на свежем воздухе и на своих любимых капустных и морковных грядках он ощущал себя полноценным человеком.

Как только урожай был полностью собран, а огород был подготовлен к зимнему периоду, Капуслов начинал подготовку к новому сезону. Залезая с головой в компьютер, Капуслов тщательно подбирал новые виды семян, читая многочисленные отзывы от других огородников и обязательно оставляя свои комментарии под уже опробованными вариантами. Закончив с семенами, он переходил к выбору новых тазиков для своей бани, и советам по подготовке правильных веников. Так коротал он каждое межсезонье и буквально считал дни до того момента, когда можно будет начать выращивать новую рассаду.

Модный парикмахер Стрижкин следовал моде во всех ее проявлениях. Во-первых, в городе он делал самые модные прически и стрижки. Во-вторых, сам всегда был с иголочки одетым, следил за модными тенденциями и всегда был, что называется, в тренде. От него всегда благоухало самым модным парфюмом. Для того, чтобы попасть на стрижку именно к нему, люди записывались примерно за полгода. И, всякий раз после того, как имел дело с разросшейся в разных направлениях копной давно нестриженных волос, он вздыхал и приступал к работе, советуя в следующий раз не затягивать так со стрижкой. Если же клиент в ожидании следующей стрижки у самого модного парикмахера, коротая время, обращался к другому мастеру, то, попав потом к Стрижкину, получал опять же глубокий вздох, означавший, что выбор предыдущего мастера был явно неудачным. А то, как искусно он орудовал ножницами и электрической машинкой, напевая приятным голосом очередную песенку, привлекало в парикмахерскую посетителей. Ведь они жаждали если уж не постричься, так как их очередь еще не подошла, то хотя бы посмотреть увлекательное шоу.

Кинолог Погуляев с детства интересовался кино. Ходил в фотокружок, потом учился снимать ролики. Поэтому в тот момент, когда необходимо было сделать окончательный выбор будущей профессии, Погуляев, ни минуты не сомневаясь, подал документы для того, чтобы стать кинологом. Некоторые сомнения насчет того, туда ли сдал документы, правда, все же возникли у него еще на этапе вступительных испытаний. Особенно, когда надо было преодолеть полосу препятствий на собачей площадке, держа за воображаемый поводок воображаемую собаку. Но Погуляев резонно допустил, что этот навык может быть весьма ценен для будущей карьеры в кино. Вполне в этой же парадигме уложилось для него следующее испытание, когда он, переодетый в нарушителя границы, больше похожего на современного бомжа, пытался преодолеть тридцать метров до ближайшего забора после того, как на него спустили шесть овчарок. В общем, Погуляев был несколько обескуражен в тот момент, когда, успешно сдав вступительные экзамены, довольно быстро понял, что попал немного не туда.

Погуляева больше всего о его работе любил расспрашивать самый медленный таксист в городе Кимычев, который в свободное от работы время увлекался домашней кулинарией. И характерные особенности собак, с которыми имел дело кинолог Погуляев, его крайне интересовали. Конечно, связываться с овчарками Кимычев несколько побаивался, и все просил Погуляева сообщить ему, если вдруг к ним поступит партия болонок, а еще лучше маленьких гладкошерстных собачек, возни с которыми априори должно было быть поменьше.

Сам Кимычев имел репутацию самого старательного, но при этом самого медленного таксиста в городе. Когда, заказав себе такси в приложении, клиент получал информацию о том, что до искомой точки можно было бы добраться, к примеру, за двадцать минут, он с удовлетворением подтверждал заказ. Но вдруг после подтверждения его ожидал сюрприз – к нему должен был ехать именно Кимычев, а потому время поездки сразу же увеличивалось по программе вдвое. Дело в том, что, зная нюансы профессиональной деятельности Кимычева, приложение по вызову такси автоматически корректировало время исполнения заказа. И многие клиенты при этом тяжело вздыхали, понимая, что поездку уже отменить нельзя, а с Кимычевым быстро точно не получится.

Кимычев, несмотря на значительное увеличение подъезда в приложении после того, как заказ попадал к нему, еще умудрялся каждый раз это самое время увеличить. Тем, что, во-первых, не доверяя современным навигаторам, получив заказ, сразу останавливался в положенном месте, и начинал искать первоначальную точку маршрута на карте. Она, как правило, всегда лежала в бардачке под целой кучей документов: страховок за несколько лет; медицинских справок; счетов за коммунальные услуги; чека за купленный лет десять назад пылесос и т.д. Так как Кимычев все привык делать основательно, то можете себе представить реакцию клиента, ожидавшего заказ, но еще ни разу в своей жизни не ездившего с ним. Так вот, внимательно изучив карту, Кимычев, не спеша поправив зеркала и огромный картуз на голове, которая слегка возвышалась над рулем этим самым картузом, отправлялся по искомому адресу. При этом на всякий случай притормаживая на каждом светофоре и по пути улыбаясь обгонявшим его водителям.

Доезжая до клиента, Кимычев всегда проявлял вежливость и внимательность. Невзирая на явно раздраженное выражение лица клиента, он всегда старался одарить его искренней улыбкой. Замечая, что клиент в каком-то возбужденном состоянии начинал дергать ручку задней двери, Кимычев, добавляя своей улыбке еще больше тепла, всегда старался выйти из машины для того, чтобы самому открыть клиенту дверь. Но всякий раз, открывая водительскую дверь, забывал, что пристегнут. Поэтому не в силах выйти из машины, основательно отстегивал ремень, открывал дверь и, еще более дружелюбно улыбаясь, шел к зеленевшему от гнева клиенту, пытаясь открыть заднюю дверь. В этот момент выяснялось, что, как всегда, он забыл отключить блокировку. Поэтому, одарив клиента очередной улыбкой, Кимычев возвращался к водительской двери, и нажимал антиблокировочную кнопку. После чего возвращался к будущему пассажиру, который, услышав характерный щелчок, в нервном раздражении прыгал на заднее сиденье. Кимычев спокойно подходил к задней двери, открывал ее, снова улыбаясь клиенту, потом захлопывал, убедившись в том, что дверь действительно закрылась, и утиной походкой направлялся на свое место.

После этого он исключительно любезно здоровался с уже багровевшим клиентом и уточнял их маршрут. На гневное замечание клиента относительно того, что эта информация уже имелась пятнадцать или более минут назад в приложении, Кимычев спокойно замечал, что современные технологии так ненадежны, и что не лишним будет узнать у клиента лично. Потом Кимычев опять лез в бардачок за картой, улыбаясь в зеркало заднего вида белевшему клиенту, который почему-то уже был в полной уверенности в том, что если бы пошел пешком, то уже минут пять, как был бы на месте. Отыскав наконец место на карте, и при этом не переставая улыбаться, Кимычев обычно поворачивался к уже белому, как молоко, клиенту, и приветливым тоном говорил: «Добро пожаловать на борт! Хотите анекдот с бородой».

Спустя какое-то время все постоянные клиенты сервиса такси уже знали Кимычева, и это самое знание, с кем они будут иметь дело жестко разделяло их на три группы. Первых брала оторопь, когда в приложении такси под инициализацией водителя у них высвечивалась широко улыбающаяся голова со скрещенными руками; вторые – тут же начинали делать звонки, что, по не зависящим от них обстоятельствам вынуждены будут задержаться; третьи – наоборот, были рады, что к ним едет именно Кимычев. Да им суждено было опоздать, но зато они в очередной раз услышат анекдот с бородой и с гарантией доедут до места. Как говорится, тише едешь, дальше будешь.

Почтальон-конокрад Пастушков учился своему довольно редкому ремеслу у знакомых цыган. Обучение шло вполне себе неплохо, если не брать в расчет некоторые проблемы, которых при детальном анализе можно было выявить три. Первая заключалась в том, что в современном мире довольно непросто было найти свободного коня для его кражи – пойди их еще поищи, чтобы украсть. Вторая состояла в том, что, ну, допустим, потратил ты несколько месяцев для того, чтобы где-то найти коня, и даже украл его, но тогда вопрос – а для чего он тебе нужен, что с ним делать??? Ну, и третья – ладно, с грехом пополам решил, что с этим самым украденным конем делать, ну или же просто оставил этот вопрос без какого-либо ответа для себя, но куда его потом запихнуть. В квартире же его не будешь держать. Домоуправление не позволит, или Правдорубов критическими заметками замучает. А Крохоборов же вообще житья не даст. Во все инстанции будет жаловаться, что с таким безответственным и расточительным контингентом ему в одном доме приходится проживать вопреки собственного желания, так еще и коней по квартирам распределяют. Вот, допустим, войдет Крохоборов в подъезд и по традиции свет сразу выключит, а потом вляпается кое во что, так как лошади могут и в подъезде навалять. Поэтому, несмотря на то, что Пастушков прошел курс обучения у цыган на конокрада и даже получил именной сертификат по его окончанию, решил пока коня не красть, а поработать почтальоном.

Бригадир водопроводчиков Братанов был очень серьезным человеком со своими бестолковыми, как он считал, подчиненными, которые вечно то инструмент забудут, то с похмелья придут на работу, то что-нибудь не то отвинтят, то наоборот, что-то лишнее привинтят. Поэтому Братанов держал их в строгости и ежемесячно устраивал им экзамены по школьным предметам, так как считал, что водопроводчик должен обладать широким кругозором и постоянно совершенствовать свои навыки. Его подчиненные не очень понимали, для чего им совершенствовать навыки в заполнении контурных карт из школьной программы для седьмого класса или прыжках в высоту. Ведь все, что они заполняли на своей непосредственной работе, были наряды на работу и запись в журнале заявок, а вместо высоты, им приходилось прыгать вниз, то есть в канализационный колодец, но ослушаться своего строго начальника не могли.

Зато со своими друзьями Братанов был душой компании. И спеть, и сплясать, и покурить, и шлепнуть, и истории из своих трудовых будней рассказать, проблем для него не составляло.

О еще одном моем друге речь пойдет в следующей главе, так как на знакомство с ним меньше главы потратить не удастся. Это был никто иной, как Дядя Лёня.

Глава 2. В которой речь идет о Дяде Лёня, который живет в подвале

Я полагаю, что самые внимательные и придирчивые читатели сразу же обратили внимание на то, что все предыдущие герои фигурируют с фамилиями, и вдруг речь заходит о новом персонаже, который назван по имени. Возможно, сразу закрадываются определенные сомнения. Вот, что уж, не могли и ему фамилию какую-нибудь определить?! Или же надо и всех остальных по имени называть.

Поэтому для того, чтобы сразу ответить на все возможные вопросы и замечания, скажу, что и у Дяди Лёни была своя фамилия. И ею он вполне был доволен и даже где-то гордился. Вот только проблема заключалась в том, что, по его мнению, для такого важного и солидного человека как он, фамилия была недостаточно важной и солидной. Поэтому, оказывая ему почтение, все называли его просто, Дядя Лёня.

Да, понимаю законное нетерпение читателей, а с фамилией-то что не так? С фамилией все было в порядке. Дядя Лёня носил фамилию Шлепанцев. Круглый год он носил на ногах шлепанцы. Обязательно на белый носок. Зимой, чтобы не замерзнуть, он поверх обычных носков надевал шерстяные. Дядя Лёня придерживался твердого убеждения, что шлепанцы являются идеальной обувью. Так как нога в них не потела, была достаточно подвижна. И плюс ко всему, они легко снимались и надевались, не надо было мучиться со шнурками, липучками и застежками.

Было довольно забавно наблюдать со стороны за тем, как Дядя Лёня поднимался из своего «бункера» на поверхность зимой в тот момент, когда выпало много снега, а дворники еще не успели почистить дорожки. Дядя Лёня высовывал свою голову из-за лестницы, которая вела в цоколь, подобно перископу подводной лодки, внимательно осматривая, куда именно ему можно наступить, чтобы не промочить ноги. Если с сугробами все было совсем плохо, Дядя Лёня, повертев своим перископом с двумя круглыми иллюминаторами и двумя круглыми ушами-колесиками, глядя на которые у любого возникало навязчивое желание их немного покрутить и посмотреть, что произойдет дальше, недовольно кряхтя спускался в свое убежище.

Если же теоретическая возможность выйти, несильно намочив ноги, все-таки существовала, а необходимость доминировала над предполагаемыми потерями, Дядя Лёня, снова кряхтя, начинал вымерять свой единственно правильный путь. Стараясь повыше поднимать каждую ногу. При этом, перед тем как окончательно наступить, словно сапер аккуратно ощупывал подошвой шлепанца, не ошибся ли он. Прохожие, хорошо его знавшие, улыбаясь говорили примерно следующее: «Да, жирку Дядя Лёня маловато нагулял, до весны лапы не хватило». Или «Дядя Лёня, давай на руках, береги шлепанцы!» Ну, и третий вариант, «Дядя Лёня, не валяй дурака, Кимычеву доставку закажи, к ужину подвезет!»

Допускаю, что у читателей может сложиться несколько неверное впечатление о нашем герое. Раз он круглый ход ходит в шлепанцах, резонно посчитать, что он на редкость закаленный человек, какой-то морж или физкультурник. На самом деле, Дядя Лёня совсем не закалялся и не был моржом, регулярно болел. Причем сразу начинал пить антибиотики, даже не заморачиваясь, так как был убежден, что только они были способны вылечить его от любого заболевания. И уж тем более, не был никаким физкультурником. К примеру, расстояние, которое мог прошагать на лыжах, измерялось исключительно в метрах. Ну, максимум десятках метров, после прохождения которых он обычно, сдвигая кепку на бок и вытирая пот со лба, выдыхал: «Все, приехал. Чаю!»

Дядя Лёня, если не принимать в расчет шлепанцы, всегда тепло одевался, почти не уступая теплолюбивому Тепловичу. Убежденный, что только теплая одежда может защитить его от того, чтобы заболеть, надевал самую теплую куртку, теплые ватные штаны. И весной, когда большинство уже снимали свитера и кофты, Дядя Лёня продолжал носить свою теплую одежду. И только когда становилось совсем жарко, он наконец переодевался. И, завидев его в обновленном виде, соседи говорили: «Да, теперь уж точно лето наступило».

Вот с головным убором было сложнее. Голова, которой Дядя Лёня очень гордился, как и всем, что было у него, была большая. Нет, не подумайте, не настолько большая, чтобы он выглядел подобно головастику – небольшого роста и с огромной головой. Но Дядя Лёня, подчеркивая, что у него очень большая, а потому, само собой разумеется, страшно умная, голова. Говорил всем, что, к большому сожалению, на нее практически ничего не налезает, поэтому круглый год он носил шерстяную темно-серую кепку с большим козырьком.

Кем Дядя Лёня работал? Вообще Дядя Лёня с детства любил цирк и мечтал там работать. Он с юных лет готовился к нему. Даже с напарником. То есть напарницей. В свое время после школы Шлепанцев поступал в цирковое училище, но завалил экзамены. Поэтому, решил начать, что называется, с начала. То есть с гардероба.

Он устроился в цирк гардеробщиком, ловко жонглируя номерками и выполняя различные трюки по переноске меховых пальто и прохождению полосы препятствий между вешалками, надеясь, перепрыгнуть потом сразу в клоуны. Но место клоуна, к неудовольствию Дяди Лёни, никак не хотело освобождаться. Оно было занято старым и вредным клоуном, который принципиально не уходил на пенсию, чтобы туда не заскочил какой-то там гардеробщик. Поэтому Шлепанцев ждал-ждал своего часа стать самым веселым клоуном, но так и не дождался. А гардеробщиком ему быть надоело. Поэтому он плюнул на пол прямо в гардеробе и завершил свою цирковую карьеру.

Дядя Лёня решил взяться за более солидное дело. Поэтому выбор пал на сахарок. Точнее, конечно, не подумайте чего-то дурного, это был сахар. Но Дядя Лёня предпочитал ласково называть его сахарком. И если раньше он компьютером пользовался исключительно в игровых целях, например, играя за хитрого гнома в сандалиях, который был очень похожим на него самого, воровал абрикосы из тарелки, пока никто не видит, убегал от сороки, которая пыталась утащить его героя в гнездо, потом снова воровал абрикосы, то теперь все решительно изменилось. Сидя за своим компьютером почти круглые сутки, он отслеживал динамику цен на биржах, освобождение складов, транспорт, пошлины. На игры он тоже периодически отвлекался, но теперь это были исключительно стратегические. Например, как впихнуть сахар на баржу, чтобы не потопить ее, а на вторую жалко компьютерных денег.

В общем, в сахарок Дядя Лёня был погружен полностью, можно сказать, влез туда целиком, вместе с кепкой и шлепанцами. Он покупал, продавал, доставлял. Нервничал, когда не покупали. Потом нервничал, когда купили, а цена тут же выросла. Затем нервничал, от того, что не покупали, а цена продолжала снижаться. В конце концов, просто нервничал. Зная о его занятии и памятуя о его выдающейся голове, соседи даже дали ему прозвище «Сахарная голова».

Почему Дядя Лёня жил в цоколе? Очень интересный вопрос. Раньше Дядя Лёня жил, как и все, в своей квартире. Но ему было как-то неуютно там. Вот, надо допустим поработать, приходится идти из одной комнаты в другую. Захотел поесть, опять-таки, надо двигаться в сторону кухни, потом обратно. Иными словами, постоянно куда-то ходить. Вот как раз это Дядя Лёня очень не любил. Поэтому он решил, что ему надо такое помещение, чтобы все было под рукой. Ходить далеко не надо, все в доступности двух шагов. Причем, не фигурально, а именно фактически. Рабочий стол стоял бы около плиты, ванная у дивана, кровать у холодильника и т. д.

Поэтому Дядя Лёня решил переехать, а квартиру свою сдать. Но так как дом, в котором он жил, его вполне устраивал, да и переезжать далеко от друзей он не хотел, потенциальных вариантов для своего размещения он рассматривал всего два: чердак и подвал. Антресолькин, который всегда привык смотреть не снизу, а сверху, сразу стал агитировать Дядю Леню за чердак. Дюймовочкина тоже больше советовала этот вариант, полагая, что с голубями, воронами и прочими воробьями жить Дяде Лёне будет веселее и интереснее.

Теплович, напротив, напряженно воспринял эту идею. По чердаку были проложены лежаки отопительной системы, и Теплович предпочитал, чтобы все от них держались подальше. Командировкин ничего не посоветовал, но обещал, что как только вернется из очередной командировки и, при этом сразу если не уедет в следующую, то обязательно даст грамотный совет. И только винофил Шатров категорически настаивал на цоколе, так как там можно было бы оборудовать винный погребок, и именно это место для вина было оптимальным.

Один только Крохоборов ничего не советовал, а только недовольно замечал, что так как на одного жильца в доме (после сдачи Дядей Лёней своей квартиры) станет больше, ничем хорошим это обернуться не могло. Во-первых, теперь еще больше желающих будет баловаться (то есть в переводе с Крохоборовского, оставлять включенным свет на лестничных клетках). А от этого Крохоборову придется еще один рот кормить из своего кармана. Во-вторых, ладно, чердак или подвал – неважно, пусть Дядя Лёня хоть спит с включенным светом, это все равно ему платить, но как быть с лампочками на чердачной лестнице или лестнице, ведущей в подвал?! Это, получается, что опять Крохоборову мало того, что приходилось перед сном все этажи обходить, а потом в полной темноте возвращаться в свою квартиру, так ведь тогда еще и лезть наверх, или вниз спускаться по ступенькам придется?! От того, что кому-то приспичило, страдать должен именно Крохоборов?! Кроме того, Крохоборова душила жаба от того, что Дядя Лёня, сдавая свою квартиру, еще и будет на ровном месте огромные деньги заколачивать, а ему, Крохоборову, приходилось на всем экономить.

Послушав доводы друзей и ворчание Крохоборова, Дядя Лёня принял решение. В отличии от известного героя, с которым у них было много общего, Дядя Лёня летать не очень, чтобы умел, так как ни пропеллера, ни встроенного реактивного двигателя у него не было. В тот момент, когда его друзья по сложившейся годами традиции в день его рождения подбрасывали его вверх, то всякий раз отрицательный вертикальный маневр удавался ему значительно лучше, чем взлет. С трудом рассекая своим плотным фюзеляжем воздух при стартовом запуске, Дядя Лёня пыхтел, словно пытался придать движению какое-то внутреннее ускорение. Он снова и снова силился обмануть силу притяжения и силу тяжести своего личного не совсем воздушного судна. Но сила, а, скорее даже не она, а именно тяжесть всегда брала верх. А его приземление всегда сопровождалось испуганными криками принимавшим его стороне. «Штаны не порвите!» «Не уроните, как в прошлый раз!» Но традиция есть традиция. Но все же, не испытывавший недостатка в полетах на небольшой высоте и совершенно к ним не стремившийся, Дядя Лёня предпочел переселиться не наверх – на чердак, а вниз – в цоколь. С тех пор у него появилось еще одно прозвище: «Дядя Лёня, который живет в подвале».

Новоселье, после его переезда в цоколь отмечали на широкую ногу. Даже Командировкин перенес на один день внеочередную командировку. Дядя Лёня полдня закупал в буфете всевозможные угощения под хмурый взгляд Крохоборова, которого единственного не пригласили на праздник. Буфетчик, видя, что у Шлепанцева солидный список, с одной стороны, страшно завидовал, что все, что было в списке будет съедено и выпито без его участия; с другой стороны, он старался воспользоваться его обширностью в своих целях. А именно: обвесить; обсчитать и впарить самое несвежее или уже списанное.

Оставшуюся часть дня Дядя Лёня вытирал пыль, готовил, резал и накрывал на стол. Когда он представил, что потом все это надо будет убирать, мыть и расставлять по местам, он глубоко вздохнул. Но зато каждый из его друзей, приглашенных на новоселье, принес для Дяди Лёни подарок.

Антресолькин подарил Дяде Лёне две новые антресоли, которые сам же и повесил. Эти самые антресоли заполнить свой подарком – архивом номеров за всю историю существования стенгазеты в уникальном переплете из кожзаменителя солидного синего цвета с автографом редактора на внутренней стороне – предлагал Правдорубов. Но, оценив величину его подарка, Дядя Лёня решил, что он займет все пространство. Поэтому попросил пока редактора взять архив к себе на ответственное хранение. Но при этом Дядя Лёня мог бы в любой момент получить его на руки. Такой вариант очень понравился Правдорубову, которому и самому очень не хотелось расставаться со своим архивом.

Теплотехник Теплович подарил Дяде Лёне комплект теплых вещей: шарф; плед и шерстяные носки, так как считал, что в цоколе априори всегда холодно, и что подаренный им набор явно пригодится. Винофил Шатров подарил Дяде Лёне вино собственного производства в редкой бутылке из своей коллекции, но наименее ценной из всех. При этом, подарив вино, Шатров все равно попросил Шлепанцева вернуть ему эту бутылку назад после того, как тот его выпьет. Так как ему она все равно без надобности, скорее всего, он ее выкинет, а для винофила она представляла коллекционную ценность. Дядя Лёня, разумеется, согласился и сразу уточнил, не заберет ли он тогда после окончания вечера все пустые бутылки к себе или на работу, или в коллекцию. Шатров также, разумеется, кивнул головой.

Модный парикмахер Стрижкин подарил Дяде Лёне новую машинку для стрижки. На вопрос о том, что он ведь не собирался становиться парикмахером, Стрижкин резонно ответил, будешь стричь себя сам. Шлепанцев усомнился в том, что сам себя сможет постричь достаточно ровно. Парикмахер возразил, что навыки приходят с течением времени, и что, если постричься наголо – это и проще, и моднее.

Самый медленный в городе таксист Кимычев принес Дяде Лёне на новоселье часы с кукушкой. Точнее, так как кукушка была очень маленькой, то это были часы с кукушонком. Но Кимычев заверил Шлепанцева, что это ничего, как говорится, на вырост. Вот пройдет время, и кукушонок вырастет.

Огородник Капуслов подарил Дяде Лёне уникальную комнатную морковь в цветочном горшке, который Дядя Лёня хотел поставить на подоконник. Но Капуслов рассказал о том, что делать это ни в коем случае нельзя, так как там может быть сквозняк, а морковь очень теплолюбивая, поэтому надо ее к батарее поближе. Так и сделали.

Почтальон-конокрад Пастушков подарил Дяде Лёне настоящую подкову на счастья, снятую цыганами с копыта украденного ими коня. Пастушков предлагал повесить ее над диваном, но Дядя Лёня опасался, что она может его шандарахнуть, свалившись на голову, поэтому попросили Антресолькина прикрепить ее над антресолями, где оставался зазор между ними и потолком, чтобы падать ей было особо некуда.

Несмеян принес Дяде Лёне бочонок пива и килограмм копченых лещей. Все тут же было выпито (преимущественно самим Несмеяном) и съедено в качестве разминочной части. Гипнотизер Пятницын подарил Шлепанцеву сертификат на бесплатный сеанс гипноза, но Дядя Лёня очень опасался погружаться в гипнотическое состояние, поэтому про себя решил, что передарит этот сертификат кому-то другому.

Кинолог Погуляев, подарка которого Дяде Лёне больше всех ждал Кимычев, надеявшийся на то, что это будет болонка, к разочарованию самого медленного таксиста и искреннему удивлению Дяди Лёни, презентовал последнему на новоселье кожаный ошейник и поводок. Вдруг Дядя Лёня когда-нибудь заведет собаку. Ну, или в конце концов, можно было использовать эти девайсы и для иных целей.

Бригадир водопроводчиков Братанов подарил Дяде Лёне вантуз для его сантехники с удобной прорезиненной ручкой. Братанов предложил Дяде Лёне сразу опробовать ценный подарок, а для этого устроить искусственный засор и его ликвидировать. Но Дядя Лёня категорически был против подобных экспериментов, поэтому просто поставил вантуз рядом с унитазом.

Подарок Газопроводова, возможно, и выглядел банальнее, чем у остальных, тем не менее, в глазах Дяди Лёни представлялся наиболее практически полезным по сравнению с крайне необходимыми штуками, принесенными остальными. Газопроводов подарил ему бутылку хорошего виски из своего богатого бара, а Дядя Лёня сразу убрал ее в антресоль.

Дюймовочкина хотела подарить Дяде Лёне какое-то домашнее животное, но тот категорически заявил, что ни кота, ни крота ему ни в коем случае не надо. Поэтому Дюймовочкина подарила Дяде Лёне большую медицинскую аптечку со всем необходимым. Командировкин же просто вручил Дяде Лёне конверт. Новоселье же удалось на славу, тем более если судить по количеству забранных с собой пакетов с пустой стеклотарой винофилом Шатровым.

Глава 3. В которой Газопроводов пытается научить попугайчика летать, но в итоге учит его кое-чему другому

Дюймовочкина, которая очень любила животных, держала в квартире, где они проживали с Газопроводовым, как уже было сказано выше, настоящий зоопарк. Да, кого там только не было. Коллекция их животных стартовала в свое время с двух мышей-песчанок. Затем у себя в огороде Капуслов неожиданно обнаружил крота и, выбирая дальнейшую для него судьбу между штыком лопаты и Дюймовочкиной, решил подарить его последней. Последняя с радостью взяла его на воспитание и поселила у себя дома в посылочном ящике. Туда была насыпана земля, и она специально стала выращивать там картофель для того, чтобы кроту не так скучно было жить.

Далее у них появилась черепаха, главной особенностью которой было то, что ее могли «потерять» на пару месяцев после того, как она залезала под диван или кресло. Потом она наконец высовывала свою голову, щурясь от внезапно накрывшего ее глаза света, и таким образом обнаруживала себя. И Дюймовочкина с Газопроводовым вспоминали о ее существовании. Кстати, именно это качество – вот так пропадать на длительное время и не попадаться ему на глаза – Газопроводов ценил в черепахе более всего и с течением времени проникся к ней определенным уважением.

На балконе у них жил петух, который, в принципе, по убеждению Газопроводова, не был совсем уж безнадежным. В целом, он навел и впоследствии поддерживал во вверенном ему помещении относительный порядок: склевал рассыпанную давным-давно на балконе крупу; подмел крылом кое-какой мусор в углу.

Но не в пользу петуха складывались два обстоятельства. Во-первых, с течением времени он стал злоупотреблять эксплуатацией беговой дорожки, которую Газопроводов вообще-то покупал для самого себя. Во-вторых, петух с определенного момента частично утратил доверие со стороны Газопроводова из-за того, что тот стал очень как-то очень подозрительно на регулярный процесс извлечения из шкафчика на балконе заначки виски, о которой Дюймовочкиной, разумеется, не было известно. Конечно, у Газопроводова были определенные сомнения в том, что петух смог бы разоблачить его, все рассказав Дюймовочкиной. Но то, с каким нескрываемым недовольством петух смотрел на него в тот момент, когда извлекалась заначка, явно не способствовало укреплению доверия между ними.

В свою очередь, петух также имел свои веские основания не доверять Газопроводову. Он стал замечать, что, переписывая очередные показания счетчика электроэнергии, установленного на балконе, тот часто хмурил брови. Петух не очень глубоко разбирался в вопросах съемки показаний приборов, но опасался, что частое использование им беговой дорожки и выражение лица Газопроводова при проверке счетчика вполне могли иметь прямую или косвенную связь. Кроме того, не добавляли птице оптимизма и периодические проверки Газопроводовым шкафчика на балконе в тот момент, когда Дюймовочкиной не было поблизости. В ее добром сердце петух, конечно, не сомневался. Насчет же планов Газопроводова у него имелись серьезные сомнения. Так как он давно заметил, что в шкафчике стояла большая кастрюля, и, визуально примеряя ее на свое туловище, без учета головы, приходил к весьма неутешительным выводам. Это очень сильно нервировало его, а единственным отвлечением становилась беговая дорожка, интенсивность эксплуатации которой резко увеличивалась.

Потом знакомые передали Дюймовочкиной на ответственное хранение попугайчика, который летать не умел, но очень к этому стремился. Поэтому, совершая очередной шаг к освоению данного ценного навыка, бухался то в тазик с водой, получив некоторое представление, что такое дайвинг; то в сахарницу, пытаясь тут же самостоятельно откопаться за счет собственных подручных средств; то в вазочку с вареньем, в котором тут же завязал как в болоте. Поэтому, практически под страхом смерти Газопроводову категорически запрещалось оставлять какие бы то ни было емкости с жидкими, сыпучими и вязкими веществами поблизости от храброй птицы.

Но однажды Газопроводов решил проявить инициативу и навыки гениального дрессировщика. В тот момент, когда Дюймовочкиной не было дома, он решил немного подучить попугая летать.

Суть многоступенчатой системы обучения заключалась в том, что, слегка придав попугайчику вертикального ускорения, Газопроводов крикнул ему: «Лети!». Газопроводов с гордостью взглянул на, как ему показалось, страшно довольного попугая, взглядом начальника центра управления полетами после успешного запуска ракеты. Вот только уже в следующее мгновение восторг сменился почти паническим ужасом.

Возвращение с околоземной орбиты мало того, что случилось значительно быстрее предполагаемых сроков, так еще и точка приземления, как назло, оказалась в крайне труднодоступном месте. Попугайчик упал в узкое пространство между пианино и стеной и тихо, можно было бы даже сказать, без особой надежды, пропищал.

Ситуация становилась критической. Газопроводов, глубоко вздохнув, на всякий случай посмотрел в окно, убедившись, что Дюймовочкина еще не подходила к дому. Далее он, мысленно оценив примерный резерв времени, незамедлительно приступил к спасательной операции. Для начала было принято решение попробовать извлечь попугайчика путем опускания руки в узкую нишу между стеной и пианино. Но так как ниша была слишком узкой, а попугайчик находился на самом дне ущелья, данный план провалился. Попугайчик еще менее слышно пропищал.

Газопроводов решил обратиться к более нестандартным действиям. Он слегка приподнял тяжелое пианино, рассчитывая на то, что попугай сообразит, во-первых, что от него хотят; во-вторых, еще и сможет осуществить это, а именно выползти. Но то, ли инструкции, посланные невербальным способом, были не совсем корректно поняты спасаемым, то, ли его подвело отсутствие элементарных навыков ползать по-пластунски. Но факт оставался фактом, попугайчик не только не выполз из ниши, он еще каким-то образом оказался под пианино. Попугайчик чуть слышно прохрипел.

Газопроводов, перед глазами которого в этот момент калейдоскопом проносилась вся его жизнь, в ужасе представил, как крохотный попугайчик удерживал на своих хрупких плечах пианино, и уже на всякий случай начал обдумывать пути отступления. Раз попугая все равно было не спасти, необходимо было инсценировать для Дюймовочкиной случайность гибели птицы. К примеру, в их квартиру могла залететь в форточку ворона специально для того, чтобы заклевать несчастного.

Но Газопроводов, зная, как дорожила каждым животным Дюймовочкина, решил все же предпринять последнюю попытку спасти попугая. Рывком приподняв край пианино, он сунул левую ногу под инструмент, таким образом перенеся на нее всю тяжесть. А в это время носком правой стал аккуратно ощупывать пространство под инструментом для того, чтобы как-то выгрести попугайчика. Наконец даже через носок он нащупал что-то маленькое, мягкое и испуганное. Это самое, что он нашел, глубоко вздохнуло.

Находившегося в состоянии комбинированного шока, попугайчика, который теперь только вздыхал, все же извлекли на поверхность стола. Опухшая нога спасателя, хоть и болела, но уже меньше. Газопроводов решил, что в этой, вне всяких сомнений, нестандартной ситуации, необходимо было действовать подчеркнуто нестандартно. Решив, что если бы сам оказался на месте попугайчика, который еле заметно следил своими маленькими глазками за движением рук и тела Газопроводова и уже даже не вздыхал, то, пожалуй, именно это было в этот момент не просто важным, но и необходимым. Не говоря уже о том, что для самого Газопроводова это было еще более необходимым.

Он налил себе виски в стакан чуть выше середины, одним движением, глядя перед собой, осушил практически все, оставив немного на самом дне. Попугайчик, казалось, в этот момент чуть приподнял голову, пытаясь, видимо предположить, каким еще изуверским испытаниям мог быть сейчас подвергнут. Газопроводов взял чайную ложечку и, наклоняя стакан, налил в нее остатки виски. Попугайчик с нараставшим напряжением бесшумно провожал взглядом ложечку, проделывавшую короткий путь от стакана до его головы, которая была даже меньше этой самой ложки. С совершенно довольным видом Газопроводов слегка пихнул ложку по направлению к рефлекторно раскрывшемуся клювику птички и гордо сказал: «Пей, парень!»

Попугайчик, который уже видимо смирился абсолютно со всем, что с ним могли сделать, кое-как догадавшись, что обращение «парень» было адресовано именно ему, проглотил несколько живительных капель. Потом он, бросив взгляд на просто расплывшееся в улыбке лицо Газопроводова, глубоко вздохнул и глотнул еще парочку.

С тех самых пор, разом резко поднявшийся в глазах Газопроводова попугайчик стал для того если не другом, то по крайней мере, компаньоном. В виртуальном рейтинге домашних животных Газопроводова попугайчик даже оставил далеко позади себя черепаху. В итоге произошедшего попугайчик больше уже не предпринимал опрометчивых попыток научиться летать, а неспеша ходил по столу, то и дело озираясь, не слишком ли он приблизился к краю. С появлением в чувствительной близости от своего тела Газопроводова попугайчик вздрагивал и глубоко вздыхал, неотрывно наблюдая за действиями последнего. Если же Газопроводову случалось налить для себя к ужину немного алкоголя, то обязательным атрибутом становилась чайная ложечка, а попугайчик обреченно ковылял в сторону стакана, глубоко вздыхая. Газопроводов же напротив воспринимал его приближение исключительно в позитивном ключе, говоря при этом: «Этот парень не промах!»

Глава 4. В которой Командировкин неожиданно возвращается из командировки и сразу участвует в выборах

Командировкин, все свое свободное от свободного времени время, находившийся в постоянных командировках, однажды, приехав в одно довольно странное место, попал в совершенно непривычную для себя ситуацию. Во-первых, сойдя с трапа самолета, он каким-то шестым чувством почуял, что на этот раз с его командировкой могло что-то приключиться. Вы можете задать резонный вопрос, как именно почувствовал. Он ощутил это с навязчивым и неприятным запахом копченой курицы, которую, по всей видимости, пассажир с соседнего кресла, направлявшийся в командировку в тот же самый город, только что съел в аэропорту, что от них страшным образом разило. Курицей, копченостями и еще, бог знает, чем. Командировкин сразу понял – запах копченой курицы не к добру.

Во-вторых, по прилету в международный аэропорт всем командировочным необходимо было проштамповать командировочные удостоверения. В этот самый момент обычно крайне аккуратный в этих вопросах Командировкин, вдруг не по-детски напрягся. Дело в том, что всякий раз Командировкин помещал свое командировочное удостоверение в нагрудный карман одной из своих дорогих командировочных рубашек. И представьте себе весь ужас человека, месячное время нахождения в командировках которого порой превышало время календарного месяца, когда несколько раз ощупав свой нагрудный карман он не обнаружил командировочного удостоверения.

Командировкин, осуществляя поисковую процедуру четырнадцать раз, глубоко выдохнул и, хотя совершенно, не рассчитывал на успех, вдруг стал хлопать себя по карманам брюк, включая задний, в котором у него всегда находился бумажник с наличностью. Картам Командировкин не очень доверял после того, как в одной из командировок неправильный банкомат сожрал его карту. Пропустил ее через свой желудок и выдал то, что от нее осталось исключительно полосками.

Итак, Командировкин, который уже несколько месяцев находился в непрерывных командировках без возвращения домой, впервые в жизни осознал, что, пожалуй, с командировками не худо бы и завязать, хотя бы на какое-то время. Тем более, он вспомнил еще про один недобрый знак. Ему приснился сон, как он проходил процедуру предполетной проверки в одном аэропорту. Сняв часы и ремень, он спокойно шагнул в зону металлодетектора. Раздался характерный звон. Улыбнувшись, Командировкин снял крест с цепочкой и шагнул туда снова. Опять сигнал. Командировкин снял туфли на плоской подошве. Все равно звенело. Тогда он последовательно снимал рубашку с металлическими пуговицами, льняные брюки с металлической ширинкой. И всякий раз раздавался сигнал.

Командировкин, которому даже во сне было уже не смешно, стоя в одних трусах и носках согласился проехать по ленте, по транспортеру самолично. Для него нашли самый большой контейнер, куда он с трудом, но все-таки влез, скрестив ноги ближе к подмышкам. Но когда он проезжал через черную зону с резиновыми шторками, все равно раздался сигнал. Оператор, к которому подошел раздетый Командировкин, объявил, что звенят его зубы. А это означало, что содержание металла в его имплантах превышало нормы полетной безопасности. Поэтому ему предлагалось самостоятельно вывинтить импланты и получить их после посадки для последующего вкручивания. Или же попросту не лететь.

Импланты, которые дались Командировкину с чудовищной болью и не менее страшной потерей времени для возможных командировок, теперь были положены для него на чашу весов. С потенциальной возможностью пропустить важную командировку, к которой он долго готовился. Дополнительный ужас заключался в том, что импланты, он, быть может, и выкрутил бы, но, не факт. Так, как рейс был уже скоро. Более вероятно, просто вырвал бы, а если нет, то важная командировка могла сорваться окончательно. Командировкин с яростью посмотрел в сторону оператора и принял решение. И тут же проснулся. Какое именно решение он принял, не знал даже он сам. Сон-то закончился. Но сам факт, что какое-то решение он принял, Командировкин галочкой зафиксировал в своей голове. Это периодически происходило в его снах. Что-то решил, точно решил. А что именно, было неизвестно.

Этот сон в купе с явно плохой приметой в виде запаха копченой курицы, формировал нехорошее предчувствие. Свое командировочное удостоверение он так и не нашел. Возможно, он все-таки забыл его дома, чего не случалось с ним никогда из-за его пунктуальности. Могло так сложиться, что его вытащили бы в аэропорту отлета, но такое также ранее не происходило по причине его максимального внимания к вопросам безопасности.

Итоги инцидента с утратой командировочного удостоверения и всех смягчающих обстоятельств в виде копченой курицы и странного сна были письменно подведены в небольшом транзитном помещении между входом и выходом. Командировкину было аннулировано не предъявленное по факту командировочное удостоверение и выдано предписание покинуть аэропорт в течение двенадцати часов в обратном направлении, а до этого ему надлежало находиться в транзитной зоне аэропорта размером примерно дюжину на пол дюжину шагов. Более того, ровно на месяц Командировкину ввели официальный запрет с круглой печатью на поездку в какие бы то ни было командировки.

Командировкин подобно знаменитому узнику не менее знаменитого замка, вначале, заложив руки за спину, честно пытался отмерить шаги от одной стеклянной двери до другой, вначале по горизонтали, потом по вертикали. И к своему собственному удивлению, всякий раз получал отличавшиеся друг от друга значения. Сообразив, что в данной конкретной нестандартной ситуации он имел дело не просто с математикой, но с некоторой магией, он решил в таком непростом случае высчитывать среднеарифметическое. Результат его также не удовлетворил, так как получив его, у него возникло два вопроса к самому себе: зачем мне среднеарифметическое и вообще, не сплю ли я?!

Протерев ладонями глаза и убедившись в том, что если он и спал, то, собственно говоря, не очень крепко, Командировкин с пересохшим от жажды горлом направился к вендинговому аппарату с водой. Выбрав свою любимую – минеральную с ультра-сильной газацией, он стал пытаться засунуть в аппарат купюры. Но, на его несчастье, аппарат купюры наотрез отказывался принимать. Дело начинало принимать серьезный оборот. Командировкин попробовал запихнуть в аппарат все имевшиеся у него в наличии купюры, сначала по отдельности, в порядке возрастания значения. Затем кардинальным образом сменив порядок на противоположный. Потом, плюнув на все, стал пихать в прорезь все разом, но с той же самой степенью отрицательной результативности.

Наконец, измученный жаждой и фиаско с ситуативной ликвидностью наличности, Командировкин решился-таки достать свою знаменитую склеенную из восьми полосок карту. Ее в свое время смог склеить каким-то особым герметическим клеем, применяемым в тепловом хозяйстве, на глазах изумленных друзей Теплович, причем делал это вместе с очками Правдорубова. Которые оказались разбиты после того, как редактор домовой стенгазеты, увидев во сне кошмар, что все экземпляры его газеты были сожжены в результате страшного заговора со стороны домоуправления, неожиданно слишком резко направился с кровати в сторону пола. И именно Теплович, слегка ворча на Правдорубова и попутно уточняя у Командировкина через какое количество календарных месяцев его можно ожидать с целью обсудить отдельные вопросы, заклеивал сразу два предмета.

Само собой, в тот момент максимальное внимание он уделил банковской карте Командировкина, части магнитных полос которой упорно не желали сходиться друг с другом. Но Теплович, получив от Антресолькина зажигалку ухитрился как-то их присобачить более-менее правильным образом. Потом перешел к очкам редактора Правдорубова, попутно снова отчитав его за чересчур острые статьи, ставившие под угрозу соблюдение в доме теплового режима на необходимом ему уровне. И сделал невозможное – приклеил стекла к душкам, хотя вероятность этого изначально выглядела минимальной. Теперь они были выдвинуты подобно глазам рыбы-телескопа наружу. Но скромный Правдорубов, в принципе, и такой работой остался вполне доволен.

Так вот именно теперь, когда Командировкин с устрашавшей даже его хладнокровную психику быстротой начинал утрачивать связь с реальностью от жажды, в возбуждении извлек из бумажника склеенную Тепловичем банковскую карту из восьми полосок и бережно вставил ее в отверстие. Карта, кряхтя и квакая, оставляя с каждым звуком по серьезному рубцу на сердце Командировкина, все-таки кое-как пролезла в отверстие. В тот момент, когда на крошечном экране загорелось – введите номер, в душе Командировкина все переполнилось сколь неизбежным, столь и желанным ощущением приближавшегося счастья.

В нижний отсек, нехотя, словно раздумывая над сложной головоломкой, плюхнулась бутылка минералки с самой сильной газацией, какая только была возможна и какую только Командировкин употреблял. Осушив бутылку за считанные мгновения, Командировкин пришел к весьма неутешительному выводу. Во-первых, он совершенно не напился. Во-вторых, несмотря на то, что убедился в искусстве Тепловича по восстановлению карты, был абсолютно не уверен в том, что ее магия не иссякла.

Но целостность карты при движении назад устояла. Хотя кряхтение и кваканье, как это воспринял вполне себе музыкальный слух Командировкина, несколько усилилось. Командировкин вновь вставил карту в приемник. Она, как ему показалось в этот момент, с нескрываемым неудовольствием от того, что меня сначала туда, потом сюда, затем снова туда, а про законный отдых вообще забыли, кое-как всунулась. Командировкин оплатил еще одну бутылочку воду ультра-сильной газации. Опять разом осушил ее, и снова совершенно не ощутил чувство удовлетворения мучавшей его жажды.

После этого Командировкин, снова продолжил испытывать неприятное ощущение жажды. Бегло осмотрев содержимое аппарат, он убедился, что бутылок с необходимой степенью газации больше не было. Он решил, что если все-таки карта войдет и тем более выйдет обратно, то тогда, нечего делать, возьмет негазированную воду, которую и за воду-то, собственно говоря, не считал. Карточка, скрипя, пыхтя, кашляя и квакая, с полным презрением к происходящему, протиснулась в приемник. Командировкин получил бутылку с обычной негазированной водой, и, морщась, выпил полностью. К своему огромному удивлению, тут же утолил жажду.

На всякий случай, пока его карточка окончательно не развалилась, после чего уже никакой Теплович склеить ее уже не смог бы, он купил еще пару бутылок водички без газа. Ждать-то было, ох, как долго. Он видел, как новые прилетавшие и улетавшие, со счастливыми лицами проходили по коридору вдоль его стеклянной комнаты. Командировкин же, подобно льву в клетке, усиленно ходил то в одном, то в другом направлении. Тем более, учитывая то обстоятельство, что направлений было не так, чтобы слишком много. Для того, чтобы слегка отвлечься, Командировкин решил в ожидании своего рейса, почитать новости родного города, а также конкретного дома, в котором жил.

Раздел новостей по его дому представлял собой эпическое поле битвы между редактором единственной независимой стенгазеты в доме, Правдорубовым и домоуправлением. Редактор упорно стоял на своей позиции, что тут и там имели место тысячи нарушений и злоупотреблений. Что свет в его собственном подъезде практически всегда был выключен (тут, конечно, можно было отдельно поблагодарить буфетчика Крохоборова). К описанию этого прилагались фото абсолютно темного пространства, в котором, по всей видимости, мог угадываться подъезд. Но больше это напоминало черные прямоугольники.

Командировкину, конечно, сложно было оценить тот ли это подъезд в силу того, что он немного забыл, как именно он выглядел, но он верил своему другу, Правдорубову. Далее, речь шла о том, что уровень подачи гиколарий тепла не вполне соответствовал грабительским счетам, за него регулярно выставляемым. Под этой статьей присутствовало сразу два фото – на одном из них грустный Теплович положил руку на батарею, а рядом стоял Антресолькин, который с улыбкой положил в свою очередь руку на плечо Тепловича. На втором фото был запечатлен Крохоборов, который в тусклом свете подогревавшихся на газовой плите двух котлет с выражением безумной ярости тыкал пальцем, с которого стекал жир, в какую-то смятую бумажку. И, еще не забыв, кто такой Крохоборов, Командировкин вполне мог допустить, что гениальный кадр, снятый редактором Правдорубовым мог означать, что содержание счета за коммунальные услуги не совсем соответствовало ожиданиям буфетчика.

При этом домоуправление предпочитало давить официальной информацией, которая абсолютно убедительно должна была подчеркивать максимальную эффективность его работы и закономерность выставляемых счетов. Кроме того, были также приведены аналитические материалы в защиту данной позиции. К примеру, короткая заметка под названием «Этой зимой неожиданно выпал снег», очень наглядно разбирала абсолютную погодную аномалию в виде выпавшего зимой снега. На борьбу с уборкой которого был героически брошен зевавший на фото дворник с лопатой со сломанным черенком. На заднем же плане отчетливо виднелась нога в шлепанце, случайно попавшая в кадр, и которая явно пыталась определить в сугробе искомый фарватер.

Далее шла восторженная заметка: «Мы экономим!», о том, как сознательные жители дома сами следили за тем, чтобы свет не горел зря, и тем самым вносят существенный и добровольный вклад в экономию общедомовых ресурсов. Под заметкой была размещена фотография, на которой чья-то рука тянулась к выключателю на лестничной клетке (и нетрудно было предположить чья именно).

Далее были размещены материалы, под названиями: «Они – вам не друзья»; «Следы финансирования их «расследований» тянутся за рубеж»; «Газета или просто мусор?!». Они явно свидетельствовали о том, что безосновательные нападки местной прессы, неправомочно считавшейся независимой, явно спонсировались из-за рубежа (а откуда же еще?!). С целью вносить раздор во взаимодействие между жителями (которые гордо именовались в статье добросовестными плательщиками коммунальных услуг) и домоуправлением, и предоставлять заведомо ложную информацию. Таким образом пытаться парализовать нормальную работу официальной структуры управления домом.

Более того, в качестве решающего аргумента было указано, что издаваемая стенгазета совершенно не пользовалась поддержкой читателей (жителей), а лишь способствовала появлению дополнительного мусора. Который необходимо было регулярно вывозить. Статья сопровождалась двумя фотографиями: на одной была целая пачка сорванных стенгазет, рядом с которой стоял зевавший дворник, и была короткая подпись – «коммунальные службы на страже от мусора». На другой был изображен улыбавшийся счетовод Аналитиков, с огромным удовольствием читавший журнал «Как стать бухгалтером». А также стояла подпись – «Плательщики коммунальных услуг предпочитают позитивные публикации!»

В общем, Командировкин не без интереса погрузился в изучение увлекательных материалов о доме, где был прописан, и почувствовал, что со своими командировками, несколько выпал из общественной повестки. И еще обратил внимание на крохотную заметку самым мелким шрифтом о том, что скоро должны были пройти выборы на освободившееся место в правлении. Дело в том, что член правления Прикарманов неожиданно для всех и особенно для себя вынужден был временно (предположительно лет на пять), но резко, сменить свое место жительства. И Командировкин, который несмотря на то, что почти всегда находился в командировках решил принять участие в выборах на освободившееся место. С благородной миссией – принести пользу всем жителям дома, раз уж все равно остался, как минимум на месяц, без командировок.

Вернувшись домой, Командировкин первым делом решил собрать предвыборный штаб. Отбор был предельно жесткий. Брали почти всех, кто изъявлял желание помочь. Разумеется, в команде Командировкина оказался редактор Правдорубов. Кроме того, туда были рекрутированы его друзья. Антресолькин, готовый поддержать Командировкина в любой его инициативе. Теплович, который, конечно, переживал, что ситуация с теплом в их подъезде могла неожиданно ухудшиться в связи с выборами, но не поддержать друга он не мог. Винофил Шатров, попросивший только выдать ему официальную справку для освобождения от работы в пункте приема винных бутылок на время избирательной кампании. И бригадир водопроводчиков Братанов, как друг и представитель рабочего класса. Звать Крохоборова, смысла не имело. Толку от него все равно было бы мало, а требований и пожеланий масса.

По Шатрову тоже все было не так уж и просто. Он сразу взял на себя функции начальника штаба и стал нарезать всем задачи. В частности, дал указание Правдорубову сделать дополнительный выпуск стенгазеты в качестве предвыборной поддержки Командировкина. Редактор Правдорубов, совершенно с этим согласный, просто попросил определенную сумму денег на бумагу, картридж. Шатров, как начальник штаба, крайне возмутился данному подходу. Это как же так, делаем, мол, общее дело, а еще и деньги платить?! С тех пор винофил Шатров называл в глаза и за глаза не взявшего ни копейки за всю свою жизнь Правдорубова законченным вымогателем.

Конечно, были и другие кандидаты в члены штаба. Например, Теплович усиленно предлагал кандидатуру счетовода Аналитикова для укрепления аналитической составляющей их работы. Но тот, как назло, купил себе платный курс «Как стать бухгалтером за месяц или хотя бы получить удовольствие». Шатров вспомнил о почтальоне-конокраде Пастушкове, который мог бы бесплатно распространять агитационные материалы в рабочее время. Но на того в тот момент в очередной раз вышли знакомые цыгане с вебинаром «Куда пристроить украденного коня. Практические советы».

Гипнотизера Пятницына уже было взяли в свой штаб, но потом он отказался, сославшись на то, что, конечно, готов всех гипнотизировать в течение всей недели, но, пятница была святым делом. Дядя Лёня отказался категорически. Он страшно остерегался быть втянутым в политику в любых ее проявлениях. А участие в предвыборном штабе кандидата в члены домоуправления считал, к тому же, дело для себя чрезвычайно опасным.

В этот момент домоуправление тоже, в свою очередь, подключилось к избирательной кампании. Изначально кандидатура Командировкина не только не вызывала отторжения, напротив, домоуправление готово было ее поддержать. Он был человеком серьезным, практически системным, при этом, постоянно отсутствовал в своих командировках, что являлось безусловным плюсом. Для того, чтобы эффективная, планомерная и правильная работа никоим образом не страдала. Но смущало остальных членов одно серьезное обстоятельство – дружба Командировкина с Правдорубовым. Настоящая дружба, которая именно по-настоящему и смущала. Поэтому после нескольких совещаний в закрытом формате было сформировано решение – поддержать на выборах другую кандидатуру.

Таковых, кроме Командировкина, изначально было две. Электрик Запойкин и Закосянов. Точную сферу деятельности последнего не знал никто. Но было только известно, что во всех вопросах за него хлопотали родственники. Изначально фаворитом числился Запойкин, но, едва началась избирательная кампания, он по сложившейся традиции, хорошенько обмыл это дело и ушел в плановый запой. Поэтому домоуправлению пришлось делать ставку за Закосянова.

В этой связи необходимо несколько слов сказать про самого Закосянова. Помимо того, что у него были влиятельные родственники, которые принимали непросто непосредственное, но и самое решающее, участие в его судьбе, его отличительной особенностью было то, что он умел закосить при любом случае и в любой ситуации. Получить освобождение в школе от уроков, откосить от службы в вооруженных силах, не попасть под раздачу на сессии, лихо восстановиться после раздачи в высшем учебном заведении, получить законный выходной на бюллетене, – это было не просто в порядке вещей. Данное умение, в свою очередь, стало его визитной карточкой и крайне ценным качеством, за которое ухватилось домоуправление.

Во-первых, было совершенно понятно, что ему совершенно до звезды вся работа домоуправления. Во-вторых, плевать он хотел на какие-то там стенгазеты и их критику. В-третьих, ему было глубоко по барабану, вообще все, что и как происходило в доме. Он знал, что его влиятельные родственники, в любом случае, если что, его не бросят. Но перспектива занять теплое и престижное начальственное место, тем не менее, ему вполне была интересна. Мало ли, рассуждал Закосянов, вдруг в нужный момент это помогло бы от чего-нибудь резко закосить, ну, и безусловно, в выдвижении его поддерживали родственники.

Кампания шла отлично. Никаких сомнений в исходе голосования не было ни у одной из трех сторон. Дело в том, что позиция Закосянова была очень простой – родственники в нужный момент подключаться и чего-то подшаманят. А ему-то зачем вкалывать?! Домоуправление в целом поддерживало такую позицию Закосянова. Лучше не лезь, без тебя сделаем. Хотя, с каждым днем ближе к голосованию члены домоуправления все отчетливее понимали, что выиграть у Командировкина им не удастся. И никакие родственники Закосянова им помочь были не в состоянии. Тогда в недрах домоуправления начал созревать коварный план.

В штабе же Командировкина напротив, не сомневались в победе. В течение всего месяца друзья активно ему помогали. Самый медленный таксист Кимычев накануне голосования в течение нескольких часов медленно курсировал вдоль всех подъездов так, как умел только он один, с агитационным баннером, закрепленным на крыше его автомобиля. Модный парикмахер Стрижкин весь месяц в обмен на получаемые деньги за модную стрижку раздавал визитки в поддержку Командировкина. Газопроводов, который попутно занялся утилизацией бутылок из-под использованной минеральной воды, на каждый пакет с пластиком также наклеивал небольшой стикер в поддержку Командировкина. Даже аполитичный Дядя Лёня иногда махал из маленького окошка цоколя своим шлепанцем, на подошве которого была фотография Командировкина.

День голосования начинался отлично. Командировкин в сопровождении Шатрова стоял в центре двора, как всегда широко и тепло всем улыбаясь. Рядом на лавочке сидел счетовод Аналитиков, который как раз дочитывал очередной номер журнала «Как стать бухгалтером» и тоже периодически улыбался потому, что солнце припекало, а мысль о том, что в один прекрасный день он все-таки станет бухгалтером наполняло его сердце нескончаемым потоком тепла. Его руки так и чесались при мысли о том, что вожделенное удостоверение бухгалтера вот-вот должно было оказаться у него в кармане. На выборы ему было, конечно, наплевать, но свой голос за Командировкина он, конечно, отдал. И, составив накануне свои аналитические таблицы, он ни минуты не сомневался в его победе.

Домоуправление в течение всего дня голосования пребывало в полном унынии. Жители дома активно голосовали за Командировкина, причем даже из других подъездов. В свой подъезд Командировкин и Шатров направили в качестве наблюдателей свои главные силы – Антресолькина, Правдорубова, Братанова и Тепловича. В общем, результаты были практически предопределены, и у домоуправления не было ни единого шанса пропихнуть Закосянова. Хотя, нет, один шанс все-таки был. Оставалось только надеяться на чудо. И, как ни странно, именно и оно произошло.

Понимая, что они безоговорочно побеждают, тем более в своем подъезде, Антресолькин, Правдорубов, Братанов и Теплович вышли с лестничной клетки первого этажа, где был установлен ящик для бюллетеней, с разными целями: Антресолькин, Братанов и Правдорубов чтобы покурить; Теплович чтобы погреться на солнышке после нахождения в холодном подъезде. В лучах заходящего солнца они вместе радовались общей победе. Сомнений не было никаких. Тем более несмотря на то, что их бросили именно на этот участок фронта – в целом ситуация по нему была наиболее прогнозируема. Находясь в благожелательном расположении духа, они планировали отправить Правдорубова закупить необходимое для банкета.

Но именно в этот момент случилось страшное. Ну, может быть, не страшное, но крайне неприятное. Надо сделать оговорку, что несмотря на то, что электрик Запойкин выбыл из избирательной гонки, он в самый неподходящий для Командировкина и его друзей момент, вышел из запоя, и был тут же рекрутирован домоуправлением на выполнение секретной миссии. И в то самое время, когда друзья стояли на улице и курили, обсуждая, как будут отмечать общую победу, все их планы нарушило роковое стечение обстоятельств. Они даже заметили, что Запойкин, непривычно толстый, видимо после запоя, прошмыгнул в подъезд, но не придали этому событию никакого значения.

Целый день голосования Крохоборов был сам не свой, периодически выглядывая наружу и каждый раз хватаясь за сердце при виде горевшего на лестничной площадке света. Ему строго-настрого было предписано в день голосования не трогать выключатели, что вгоняло его в глубокую депрессию. Он терпел из последних сил, даже отказавшись попить пива и посмотреть телевизор с Несмеяном у того в квартире.

В самый роковой момент электрик Запойкин аккуратно просочился в подъезд со своей секретной миссией. Он стал медленно на каждом этаже выключать и включать свет, создавая эффект какого-то моргания. Крохоборов, который и так находился на предпоследней стадии нервного срыва, увидев в дверной глазок, что свет не просто был включен, но еще и моргал, тут же схватился за сердце. Одно дело – из-за этих поганых выборов электричества должно было нагореть на круглую сумму – а Крохоборову потом платить. Так, теперь еще и новая напасть. Проводка могла сгореть, и, получалось, что Крохоборов снова должен был на своих плечах весь подъезд вытягивать, пока они там в какие-то выборы играли?! Нет, уж, дудки!

Крохоборов с этими мыслями выбежал из квартиры и стал последовательно на каждом этаже вынимать пробки, чтобы вообще нигде в подъезде не было света. После выборов пусть домоуправление с этим бы разбиралось. А со светом баловаться было нельзя!

Спрятавшийся за лифтом Запойкин, увидев, что Крохоборов вынул пробки и на первом этаже, подкрался к ящику для голосования, включил налобный фонарик на резинке и стал откручивать крышку. Потом достал канцелярский нож и вспорол себе штаны, доставая оттуда пачку бюллетеней. Все содержимое его штанов, ну или почти все, разом оказалось в ящике, после чего Запойкин завинтил крышку обратно.

Подсчет голосов поверг Командировкина и его друзей в шок. Победив в трех других подъездах и, ожидаемо несомнваясь в безоговорочной победе в своем, они потерпели там сокрушительное поражение. Число голосов за Закосянова по их подъезду превышало в несколько раз число жителей не только подъезда, но и дома. Так неожиданно и бесславно закончилась избирательная компания Командировкина.

Глава 5. В которой рассказывается история не очень хорошей квартиры Дяди Лёни

Пока Командировкин прежде, чем снова уехать в очередную командировку, неудачно поучаствовал в избирательной кампании, а Газопроводов обучил попугайчика кое-каким фокусам, Дядя Лёня был серьезно погружен в решение куда более насущных и важных вопросов. Во-первых, на его левом шлёпанце оторвался хлястик после внештатной ситуации, о которой мы поговорим ниже, что для Дяди Лёни было крайне неприятным событием.

Во-вторых, Дядя Лёня отравился, скорее всего, не совсем свежими пирожками из буфета. Покупая которые, он отвлекся на пролетавшую в окне ворону, а Крохоборов, сверкнув взглядом коршуна, достал, по всей видимости, совсем просроченное из-под прилавка из своей особой заначки.

И Дядя Лёня мало того, что промучился с животом три дня, так еще и стал ловить себя на мысли, что стал все время смотреть в одну точку. Вот садился так на диван как-то бочком и смотрел перед собой на муху, которая залетела к нему в подвал. И вроде бы надо подняться и прихлопнуть ее стенгазетой, которая лежала у него на столе, а он все смотрел и смотрел на эту муху. Пока последняя, переходя в стадию окончательной наглости, не стала садиться Дяде Лёне на нос. Отчего он вздрагивал и, слегка покрутив этим самым носом против часовой стрелки, тем самым кое-как отлепив муху от волос в носу, опять начинал смотреть в одну точку.

Но, в конце концов, живот немного отпустило, а тщательное изучение конкретной координаты в пространстве тоже в какой-то степени принесло ему пользу. Дядя Лёня обратил внимание на то, что в том самой точке, в которую он часами смотрел, и где поблизости ползала черная муха, кляксу вишневого варенья в виде небольшой лодочки. Причем после многочасового изучения данного квадрата стало ясно, что это пятно появилось не вчера. И что муха, прочесывавшая пространство в этих координатах в свободное от попыток сесть на нос Дяде Лёне время, облюбовала это место не зря.

Но так как, даже с выздоровевшим животом привычка смотреть в одну точку Дядю Лёню отпустила не сразу, то он еще какое-то время внимательно изучал пятно в виде лодочки, стараясь определить, какой конкретно модели она могла соответствовать. И периодически, подобно дрессированному тюленю крутил своим носом против часовой стрелки в тот момент, когда муха переставала заниматься засахаренным вареньем и упорно старалась добраться до вожделенных волосиков в этом самом носу.

Первым делом после того, как Дядю Лёню отпустила странная привычка смотреть в одну точку, он, бросил оценивающий взгляд, на, мягко говоря, не совсем толстую стенгазету. Понимая, что это не вариант, он снял с ноги шлепанец. А потом с силой хлопнул им по тому месту на столе, где было варенье, и которое в очередной раз окучивала черная муха.

В результате хлопка сложился следующий расклад. У шлепанца отлетел хлястик, более того, он оказался в липкой жиже вишневого варенья. Стол не утратил пятна в виде лодочки, которая теперь все-таки изменила свою форму, но зато утратил свой краешек. Дядя Лёня, совершая хлопок, получил болезненную отдачу в свою пухлую ладонь, отчего она немного распухла. Стоявшая на столе тарелка с холодными недоеденными и покрытыми жиром свиными купатами пошла трещинами. Из-за чего застывший в ней жир оказался на столе по соседству с кляксой из варенья, по всей видимости, желая много что обсудить между собой. Черная муха осталась невредимой, поднявшись к потолку и явно намереваясь жестоко мстить Дяде Лёне, подбирая наиболее удобный момент, чтобы продолжить терроризировать волосы в его носу.

Шлепанцев после произошедшего оказался в не самом бодром расположении духа. С видом полководца, которому только что нанесли крайне чувствительное поражение, стал производить беглый осмотр поля бедствия. Периодически он периферийным зрением поглядывал на черную муху, словно желая определить, планировала ли она осуществить очередной налет на его нос или же просто тихо ржала над его неудачей, ползая по потолку.