Плач смерти бесплатное чтение

© Харос Р., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

– Тебе осталось не так много времени, мой мальчик, чтобы встретить любовь. Будь готов к тому, что истинная сущность не спутает судьбу с вожделением, привязанность – с похотью. Ты справишься, несмотря на то, что твое сердце на момент вашей встречи будет разбито. Не вини себя в том, чего не сможешь предотвратить. Будь готов принять удар, стань сильным, используй свой дар во благо.

– Что будет, если я не смогу заслужить ее любовь?

– Ты умрешь, мой мальчик, и это будет меньшая из всех твоих бед, поджидающих по ту сторону Забвения.

Пролог

Дарует ли судьба второй шанс на спасение души?

5-й год правления эры Дракона

Клото сидела на каменном выступе в пещере и терпеливо плела нить судьбы одного из смертных существ, что вскоре возродится на земле. Мойра тщательно перебирала тонкую золотистую прядь, разглаживая и заламывая в местах, служивших своего рода переломными моментами в судьбе. Старуха изредка кидала тоскливые взгляды на сестер, которые, крепко обняв друг друга, спали, соприкасаясь лбами. Мерцание, что пронизывало их, окутывало мойр серебряным светом, из года в год становившимся все сильнее. Истинная магия сестер пробуждалась, способная уничтожить своего прародителя – Интстроха – первое божество, воссозданное из пыли и мрака.

Клото чувствовала: скоро одна из сестер скинет оковы сна и явится к ней, чтобы повелевать нитями судьбы и переделывать те, что отдавала Смерть. Проклятые и прогнившие души Хлоя – карающая дева – делала своими вечными рабами и придавала им истинную форму порока: они становились мрачными тенями с удлиненными руками и ногами, неспособными в полной мере контролировать свои тела. Смерти нравилось наблюдать за страданиями некогда живых существ. В отличие от сестер, Алкесты и Сенсии, Хлоя славилась своим нездоровым желанием убивать, оправдывая себя тем, что делает это во имя справедливости и во благо тех, кто не сошел с верного пути.

Камо́лы – смертные титаны, души которых так искусно уничтожала Смерть, возрождались в ужасающих обличьях, предав истинную природу. Пожирая себе подобных, они уподоблялись божественным предкам, чтобы возродить новую эру и истребить орков, которые считались врагами испокон веков. Они так и не смогли смириться, что воины сильнее их. Но камо́лы не знали, что осталось всего несколько десятилетий, прежде чем они умрут, оставив после себя лишь горечь ужасающих воспоминаний, которые не дадут их душам спокойно уйти в Забвение.

Священный огонь, что пробудился пять лет назад, даровал и Вреклингу – континенту жизни и смерти, и Аванти́ну – континенту огня и пепла, безграничную власть, что удерживали в своих руках Селестия и Михаэль. Дриада, в жилах которой с рождения бушевала первородная магия отца, смогла избавиться от проклятого дара и обрести истинную сущность. Потомок дракона трепетно относился к супруге и всячески пытался ей угодить. Они возродили континенты, стерев огнем всю ненависть и пороки, укоренившиеся на землях. Дриада и дракон воссоздали могущественную державу.

Но оставалась Пра́нта – континент желаний и страхов, где еще не был выбран правитель, способный повести жителей за собой. Клото́ знала, что вскоре на этих землях возродится потомок Бальтаза́ра – одного из могущественных демонов, которому не суждено было прожить счастливую жизнь. Всю его сущность переполняли злость, ненависть, черствость, жажда власти, что не смогла искоренить даже любовь. Наоборот, это жгучее чувство только распороло швы, которые демон небрежно накладывал на свое кровоточащее сердце.

Клото́ умело перебирала старческими пальцами нить судьбы сына Бальтаза́ра, мерцающую ярким светом при каждом прикосновении, заставляя мойру щуриться. Вся прядь была в заломах и изгибах, что говорило о непростой судьбе существа, которое никогда не сможет обелить имя отца, когда-то силой хитрости желавшего умертвить правителей Вре́клинга и Аванти́на.

Бережно положив нить судьбы демона, Клото вскинула руки вверх. Вокруг ее худых запястий обвились еще две золотистые судьбы, тянущиеся друг к другу, при каждом прикосновении искрящиеся, и, шипя, разлетелись в стороны. Разные сущности, тесно связанные, но не догадывающиеся об этом.

Мойра крепко сжала обе нити и замерла, чтобы не пропустить момент, когда сможет возродить каждую. А пока ей оставалось только ждать, когда сестры проснутся и даруют освобождение, которое вскоре будет уготовано каждому смертному существу.

Глава 1

Сатана, пришедший по грешные души, или Ангел, пытающийся спасти их?

15-й год правления эры Дракона

Мулцибе́р

Я провел ладонью по лицу и устало выдохнул. Ненавидел свою сущность всей душой, но с годами научился принимать ее и использовать во благо. Магия отзывалась на любое настроение: стоило заплакать, как багровая поволока заключала тело в нежные объятия, стоило испытать злость или обиду, как острые щупальца тянулись в сторону врага, стараясь поразить его в самое сердце. Но я научился контролировать ее, контролировать свои эмоции. Выражение лица стало нечитаемым – каменная маска безразличия, скрывающая разбитую на мелкие осколки детскую душу. Мне было одиннадцать, когда начался ад.

Я был изгоем среди родных. Тот, чье имя произносили со скрежетом на зубах. Дьявол, которому не суждено было выжить. Однако у Смерти имелось другое мнение на этот счет. Когда я появился на свет, младенческого крика не последовало – лишь хриплое дыхание вырывалось из горла новорожденного. Мать, лежавшая вся в крови, кричала от осознания того, что ее ребенок умирает. Цепляя дрожащими руками кожу, царапая плоть до кровавых рытвин и пытаясь освободиться от хватки лекаря, она дернулась в мою сторону, но упала без сил, потеряв сознание. Отец кинулся к жене, восстанавливая ее здоровье своей магией, не обращая на задыхающегося ребенка никакого внимания. Уже тогда все мое нутро бушевало, желая оказаться по ту сторону Забвения. Душа заведомо знала, что они не примут меня. Не примут истинную сущность некогда желанного дитя.

Дриады, желающие вернуть мою душу из Забвения, балансирующую между жизнью и смертью, не заметили, как в распахнутое окно влетел темный сгусток магии. Любое существо могло благословить каждого родившегося ребенка, но только в том случае, если он сделает первый вздох и закричит. Наяды, которых позвали родители перед родами, стояли в углу комнаты, сложив руки на груди и раздраженно цокая.

– Вы не спасете мальчишку своей грязной магией.

Голос одной из наяд напоминал бурлящий водопад. Она вскинула полный презрения взгляд на дриад, которые, опешив, перестали колдовать над моим посиневшим телом.

– И что же ты предлагаешь сделать? – почти выплюнув слова в лицо наяды, произнесла одна из дриад, попутно смахнув прилипшую ко лбу прядь зеленоватых волос.

– Отдайте нам дитя.

Тем временем темный сгусток магии, который медленно скользил по телу, юркнул в мой раскрытый детский рот. Пока дриады и наяды сверлили друг друга ненавидящими взглядами, детский крик наконец рассек тишину.

Отец, вскинув голову, с застывшим ужасом на лице произнес:

– Дьявол… дьявол… дитя порока и тьмы…

В подтверждение его слов из моей головы начали появляться остроконечные рога, за спиной распахнулись перепончатые крылья, чуть подрагивая в такт хаотичным движениям. Крик, заполонивший комнату, до сих пор отголосками прошлого звучит в голове.

Когда родители узнали, что у них родился дьявол, они отреклись от меня, отослали в один из дворцов, погибающих в болотистой трясине. Мать, умоляя отца этого не делать, падала на колени и ревела, глядя, как дитя увозят. Ее возлюбленный, словно каменное изваяние, распахивал белоснежные крылья и преграждал женщине путь каждый раз, когда она пыталась дотянуться до меня, спрятать, оставить рядом. Для того чтобы сослать сына в неизвестность, им потребовалось десять лет.

Уже три года я жил отшельником вдали от родителей, но разъедающее чувство обиды и горечи не покидало душу.

С самого детства твердили, что я – дитя порока и тьмы, что мне уготованы страшные испытания и муки на предсмертном одре. Но из раза в раз я задавался вопросом – что такого мог сделать десятилетний ребенок, существовавший все эти годы затворником, чтобы родной отец ненавидел его?

Мои родители были ангелами – душами умерших богов, вымолившими у Смерти второй шанс. Хлоя смилостивилась и даровала им жизнь, но в обмен они пожертвовали всеми воспоминаниями, которые хранили их разум и сердце. Лишь любовь осталась в их душах и помогла найти друг друга на земле. Родители испытывали то самое чувство, которое не было подвластно дьяволу: он мог управлять лишь пороками и желаниями смертных и чудовищ.

Что такое любовь? Я пытался найти ответ, но из раза в раз натыкался на непроходимую стену, которая омрачала сердце. И лишь в тот вечер, когда сбежал из дворца, смог получить ответы на свои вопросы.

Родителям все равно. Им было все равно, когда проснулся мой дар, было все равно, когда я впервые опробовал силу, убив стаю Стимфали́йских птиц. За несколько дней до случившегося я узнал, что родители ждут ребенка. Девочку-ангела. Аста́рту. Чувство радости, которое испытал сначала, сменилось на презрение и ненависть, но не к новорожденной сестре, а к тем, кто бросил меня. Отец, который до этого изредка все-таки мог заговорить со мной, теперь просто игнорировал мои слова, считая порочное дитя пустым местом, не стоящим никакого внимания. Мать оказывала чуть больше внимания, а затем полностью переключилась на сестру, которая улюлюкала и дергала ногами на руках женщины. Родители так были рады рождению дочери, что не заметили, как аура окутывала ее нутро, как голубого оттенка глаза покрывались темной поволокой. Они не чувствовали запаха разложения, исходящего от тела младенца. Белоснежная кожа, золотистые локоны, небольшие крылья с бирюзовым вкраплением, вторившие оттенку волос. Ангел во плоти, дьявол по происхождению.

Я не мог смотреть на любовь родителей и сестры, чувствуя себя лишним. С момента рождения сестры я стал изгоем, которому оставались считаные часы, дни, недели до того, как отошлют, словно прокаженного, прочь, чтобы не мешал идиллии, воцарившейся в семье. Отец стал часто поднимать на меня руку, когда я оказывался рядом с сестрой, чтобы почувствовать и попробовать истребить тьму, разрастающуюся в детском теле с каждым днем все сильнее. Мать не возражала мужу, боясь попасть под горячую руку. В такие моменты она лишь брала сестру в свои объятия и уходила из комнаты, неслышно прикрывая дверь.

Но в одну из ночей я услышал детский плач, смешивающийся с хриплым смехом – настолько жутким, что по коже пробежали мурашки. Прислушавшись, понял, что в доме все спали. Я слез с кровати и вышел из комнаты, направившись в покои сестры. Лунный свет сквозь окна освещал темный коридор, на стенах висели гобелены с изображением богов, истребленных во время войны и имена которых приписали к лику святых. Афродита, Дионис, Фемида, Гермес и многие дети Олимпа – все они лишь картинки, застывшие, натянутые на раму полотна с краской, без души. Смерть не дала им шанс на возрождение, посчитав, что они будут нужнее в ее царстве, подобно лучу солнечного света. Я осторожно, но уверенно продолжал идти вперед под пристальными взглядами умерших богов, хотя все тело тряслось от волнения и какого-то ужаса, к которому уже был готов.

Дойдя до комнаты сестры, трясущимися руками обхватил дверную ручку и резко распахнул створку, застыв на пороге. Темная материя, напоминающая волкообразную дымку, нависла над Аста́ртой и питалась ее страхом. Тварь, оскалив прогнившие зубы, с которых стекала темная жидкость, издала лающий смех, когда девочка вновь всхлипнула и попыталась прикрыть глаза маленькими ручками. Мое тело трясло от страха, но я нашел в себе силы и вошел в комнату, споткнувшись об игрушку, чем привлек внимание твари. Она медленно повернула голову в мою сторону и улыбнулась. Пар вырвался из ее ноздрей, обдав комнату запахом смрада и разложения. Острые когтистые лапы вцепились в стену и начали драть краску, которая летела на сестру, хороня под слоем пыли. Тварь издевалась, зная, что я не представляю для нее никакой опасности. Моя магия еще не пробудилась в полную силу. Сестра завозилась и вновь издала протяжный крик, который в этот раз разбудил родителей. Тварь, прижав обезображенную лапу ко рту, приказала молчать и скрылась в распахнутое окно.

Отец вбежал в комнату первый и, увидев, как дочь кричит и пытается отдышаться от клубов пыли, отшвырнул меня в стену и прижал локоть к горлу, перекрыв дыхание. Я пытался ослабить хватку, но он лишь сильнее надавил на кадык, заставив рвано задышать. Мать, вбежавшая следом, вскрикнула и побежала к дочери, разгребая руками засохшую краску со стен.

– Ты пытался убить мою дочь, никчемный демон, – прошипел отец.

– Я б… бы никог… гда не прит… тронулся…

– Врешь! – закричал отец и резко убрал руку от моего горла.

Я рухнул на пол и схватился пальцами за шею, пытаясь сделать глубокий вдох, от которого закашлялся. Затуманенным взглядом наблюдал, как ревущая мать прижимала к себе сестру, всхлипывающую на ее руках и смотрящую на меня темным, почти что озлобленным взглядом, где таилась ненависть всего мира. Я почувствовал в этот момент удар в грудь, болезненно отозвавшийся по всему телу.

Отец, стоя напротив меня, воссоздал из магии хлыст, который рассекал воздух при каждом взмахе. Не веря в происходящее и посмотрев на свою грудь, я сглотнул горькую слюну, увидев, как через разорванную рубашку проявилась полоса крови. Отец замахнулся еще раз и еще, нанося удары. Я крепко сжал челюсти и вскинул голову вверх, приказывая самому себе не плакать.

Тринадцать ударов плетью пришлось по моему телу. Рубашка напиталась теплой жидкостью, стекающей к ногам, образуя на полу алые разводы. Мать крепко прижимала сестру к груди, стараясь не смотреть в нашу сторону. Отец откинул плеть и с ревом приказал мне выметаться.

Чтобы выплеснуть магию, бурлящую под кожей, я сбежал в лес, где на поляне выклевывали язык и глаза Стимфали́йские птицы существу, которое напоминало ламию, – лишь кончик хвоста, лежащий чуть поодаль, подтвердил мои догадки. Они синхронно вскинули головы, почувствовав запах моей крови, и яростно захлопали крыльями, готовясь к нападению. Это послужило последней каплей. Плотина, которую я столько лет возводил, удерживая магию, дала трещину. Крылья, распахнувшись, с корнем вырвали пару кустарников. Алая дымка заволокла глаза, откуда теплой струйкой начала стекать кровь. Руки сжались в кулаки, и ударная волна магии пробежалась по поляне, заставляя птиц биться в агонии. Их тела с треском разламывались, ребра прорывались сквозь перья, распахиваясь, словно цветок. Я не принадлежал себе, магия взяла контроль над моим телом и силами. Лишь когда разум начал проясняться спустя долгие минуты, я вскрикнул и рухнул на землю, окинув поляну затуманенным взглядом. Пять распотрошенных птиц лежали рядом друг с другом, головы и крылья были вывернуты под углом, широко распахнутые глаза устремлены в небо. Спустя мгновение меня вырвало. Наутро отец нашел умерщвленных птиц, и бо́льших причин ему и не надо было – я стал убийцей, который может уничтожить не только монстров, но и собственную сестру. Мне было всего десять лет.

Я не позволил воспоминаниям взять верх, мчался сквозь сгущающиеся сумерки и редко кидал беглый взгляд назад, убеждая, что за мной никто не следует. Уханье сов, шелест деревьев, потрескивание веток под моими ногами – звуки должны были успокаивать, убаюкивать в лесных объятиях, но страх только сильнее проникал в душу и обхватывал сердце своими щупальцами. Легкие горели огнем, бок кололо. Прислонившись к дереву рукой, я чуть нагнулся и попытался отдышаться. Только сейчас понял, что все звуки стихли, даже ветер не играл с листвой. Моя неокрепшая магия бурлила по венам, создавая щит. Тихий трескучий голос послышался за спиной. Я резко повернулся и вскинул руку, направляя силу на источник звука. Дерево, стоящее поодаль, вспыхнуло багровым пламенем, затрещало и повалилось. За ним в лохмотьях стояла женщина лет сорока – руки опущены, босые ноги, волнистые волосы пшеничного цвета, скрывающие половину лица.

– Кто ты? Что тебе надо? – громко спросил я, игнорируя голос разума, заставляющий молчать и бежать со всех ног.

– Подойди ко мне, мой мальчик, я не обижу тебя.

Глазами я начал искать пути отступления, но болотного цвета магия стрелой достигла и сковала тело. Закричав, я почувствовал, как что-то мягкое коснулось рта. Мои глаза расширились в ужасе от увиденного.

Эхса́. Паук, достигающий двадцати сантиметров в длину. Его белоснежное пушистое тело было покрыто острыми волосками, с которых стекал яд. Четыре пары глаз устремились на меня. Паук, не обращая внимания на мои мычания и попытки вырваться, плел паутину вокруг рта и спрыгнул на землю лишь после того, как убедился, что я не смогу издать ни звука. Незнакомка щелкнула пальцами, и насекомое осело на траву кучкой пепла.

Женщина бесшумно направилась в мою сторону. Вместо ног у нее было облако золотистого пара, на котором она чуть покачивалась в такт движениям.

Джинн.

Остановившись в нескольких сантиметрах, она осторожно обхватила мое лицо руками, будто боялась причинить боль.

– Мальчик, так отчаянно веривший в любовь. Мужчина, чье сердце так отчаянно будет требовать покоя. Дьявол, которому уготована великая судьба. Не бойся меня, я всего лишь хочу помочь. – По-матерински нежно проведя по моей щеке большим пальцем, она тихо спросила: – Могу ли я доверять тебе?

Моргнул, поняв, что незнакомка хочет, чтобы я молчал. Та тепло улыбнулась, схватила паутину и дернула на себя. От неприятных ощущений я сморщился и поводил губами в стороны, прогоняя боль. Я посмотрел на женщину, задавая немой вопрос.

– Я боялась, что ты вновь закричишь. Прости за это, – джинн провела подушечками пальцев по моим воспаленным губам и тихо выдохнула, понурив голову, – прости. Ты мог разбудить Аба́асы.

– Что вам нужно? – проигнорировав предостережение женщины, с упреком спросил я.

– Я всего лишь хочу помочь.

– Разве я нуждаюсь в помощи?

– Да. Каждый нуждается в этом, но боится признаться сам себе. Мы можем найти спасение друг в друге. Твой дар не позволит мне солгать. Проверь, если так будет угодно.

– Я окутан вашей магией, словно ядовитой паутиной, – процедил сквозь зубы я, стараясь не смотреть в глаза в попытке оставить незамеченным стыдливый румянец, окрасивший лицо.

– Прости, – спохватившись, женщина рассеяла магию, и я рухнул на колени. Зашипев, посмотрел на нее исподлобья, но промолчал. Я с силой надавливал на рот, стараясь стереть остатки паутины тыльной стороной ладони. Женщина протянула свою руку, желая, чтобы я узнал ее истинные мотивы и мысли. Долю секунды изучал ее серебристую кожу. Мотнув головой, встал с колен и обхватил пальцы женщины в приветствии, не призывая магии. Та улыбнулась кончиками губ и обхватила мою ладонь, чуть сжав.

– Мы так с тобой похожи.

– Не вижу сходства, – вырвав руку из хватки, я воссоздал вокруг себя щит и пошел дальше вглубь леса, желая провести эту ночь в одиночестве. Спиной чувствовал, что женщина последовала за мной.

– Я желаю, чтобы меня любили, чтобы во мне нуждались. Разве мы не похожи, Мулцибе́р?

На долю секунды я замедлил шаг, но, спохватившись, мотнул головой и направился обратно в сторону замка, и вправду боясь потревожить Аба́аса. Пройдя несколько метров, не услышал характерных шагов за спиной и, обернувшись, увидел, что джинн парила над землей, пристально глядя мне вслед. Фыркнув, протянул руку и кивнул головой в сторону выхода из леса, который прямой дорогой вел ко дворцу.

– Идете? Не оставлять же вас здесь одну посреди ночи.

Лицо женщины сначала исказилось в недоумении, но затем на нем расцвела полная благодарности улыбка, так что уголки моих губ непроизвольно дрогнули. Джинн, подплыв и чуть подрагивая, оказалась рядом и крепко обхватила мои пальцы, чуть сжав.

– Спасибо.

Я пожал плечами и пошел вперед, подстраиваясь под темп женщины, стараясь не сильно ускорять шаг. Вопрос о том, откуда незнакомка знала мое имя, я так и не задал.

Джойс

Я безмолвно следовала за мальчиком. Была близка к тому, чтобы покончить жизнь самоубийством, обратить магию против себя, дабы она пропитала тело ядом, который медленно и мучительно уничтожил бы все изнутри. Но страх, исходящий от ребенка, заполонил собой всю поляну и не дал совершить опрометчивый шаг. Не в силах сделать свою жизнь лучше, я обязана помочь тому, кто этого заслуживает.

Маленькое хрупкое тельце металось меж деревьев, ярко сияющие сапфировые глаза искали кого-то в темноте. Магия ребенка багровой дымкой струилась и обволакивала мальчика, стараясь воссоздать невидимый щит. Но я прожила достаточно, чтобы понять, что страх, наполняющий сердце и душу ребенка, был вызван не чем иным, как одиночеством. Мальчик боялся вновь оказаться ненужным, выброшенным на берег, словно рыба, хватающая жалкими рваными вздохами воздух. Он способен продлить существование на несколько мгновений, после чего наступит тьма, поглощающая всецело.

Все, ради чего жила, было обманом. Все, ради чего прислуживала, оказалось не чем иным, как рабством. Меня заманивали ласковым словом и теплым объятием в свои капканы те, которым нужно одно – моя магия, способная исполнить самые заветные желания.

Но этот ребенок… я чувствовала, как растет его сила, слышала ее зов, но мальчик противился, считал себя чудовищем, которому не место среди других существ. Лишь призвав магию, обнажавшую истинную сущность и природу, с ужасом осознала, что на нем была метка Смерти. Вопреки всем законам, дитя должно было умереть – его душа несколько долгих минут пребывала в Забвении, что сказалось на ребенке. Он должен был родиться ангелом, но Смерть решила обыграть всех, сделав мальчишку своим прислужником.

Я двинулась чуть ближе, скрываясь меж деревьев. Мягко ступая по траве, на ощупь продвигалась дальше, стараясь дышать как можно тише. Внезапный звук ломающейся сухой ветки заполнил собой поляну. Я почувствовала, как мальчик остановился, со страхом вглядываясь в темноту.

– Ну же, призови магию, покажи, чего ты на самом деле стоишь, – произнесла я одними губами, выпрямилась и собрала магию в кулаки, зная, что мальчик воспользуется своей силой. Но не для демонстрации могущества, о котором он пока не догадывался. Им двигало одно – сохранить жизнь любой ценой. Даже если для этого придется убить.

Багровая магия, похожая на остроконечные стрелы, пронзила дерево, где я скрывалась. Передо мной стоял испуганный мальчик лет тринадцати с угольно-темными волосами, сквозь которые прорывались небольшие рога. Сапфирового оттенка глаза бегло рыскали по моему телу, пытаясь почувствовать опасность, пухлые губы были плотно сжаты, отчего ямочка на подбородке выделялась еще сильнее.

Он так был похож на моего ребенка. Я не смогла спасти собственное дитя, но считала себя обязанной помочь тому, кто потерялся в темноте и одиночестве.

– Мы почти пришли, – пробормотал мальчик и зевнул, прикрыв рот кулаком. Его шаги замедлялись, он то и дело спотыкался.

– Ты утомился, – констатировала я и сбавила шаг, поравнявшись с мальчиком. Хотела было прикоснуться, чтобы приободрить, но он отпрянул от меня, как от огня, который может уничтожить, но не согреть. Мулцибе́р обхватил свое хрупкое тельце руками и спрятал голову в приподнятые плечи. Я прижала ладони к себе, чтобы побороть желание вновь прикоснуться к ребенку, – прости, не должна была…

– Все хорошо, просто я не привык к… подобному.

– Тебя не обнимают?

В ответ была тишина, оказавшаяся красноречивее слов.

Спустя пару минут мы вышли на поляну, посреди которой расположилась крепость. Ее колонны выстроены из темного мрамора, пологая крыша сплошь усеяна остроконечными пиками, спасающими от незваных гостей. Окна покрыты темным материалом, не позволяющим разглядеть то, что происходило внутри. Тонкая дымка багровой магии клубилась по земле, устилая каждый участок. Сила Мулцибе́ра струилась вокруг дворца, уходя вдаль.

Я чуть повернула голову и встретилась глазами с Мулцибе́ром, наблюдавшим за мной с примесью лукавства и опасения.

– Для чего это?

– Чтобы знать страхи, желания и пороки каждого. Я дьявол, и в этом моя сила, – Мулцибе́р пожал худощавыми плечами и пошел дальше. Магия, струившаяся вокруг него, на мгновение задержалась в воздухе, чуть колыхаясь. Была готова поклясться, что она изучает меня.

– Домой, – повысив голос, произнес Мулцибе́р.

Дымка чуть встрепенулась и стремглав нагнала дьявола, зашипев от удовольствия. Она любила своего хозяина, оберегала его, несмотря на то что тот считал ее своим проклятием. Я побрела в крепость, по пути гадая, кому были адресованы последние слова Мулцибе́ра – мне или магии, которая готова уничтожить любого, кто посмеет обидеть ребенка.

Без малого полгода пришлось выстраивать доверительные отношения с мальчиком. Его косые взгляды в мою сторону, плотно сжатые губы, некая скованность в движениях говорили о том, что он не верил мне и не мог осознать до конца, кто я такая и что делала в ту ночь в лесу. Я была благодарна Мулцибе́ру за то, что он не задавал лишних вопросов, позволяя проживать в его доме. Все в крепости оказалось чуждо – стены, потолки и ковры, устланные полы не выражали уюта, поленья в камине потрескивали с некой злобой, будто им претила сама мысль дарить свет и тепло чужим.

Мулцибе́р выделил мне комнату рядом со своей. Большие панорамные окна выходили на лес, скрывающий внутри сущий кошмар и непроглядную тьму, которую не мог пробить ни один солнечный луч. Кровать из ясеня, покрытая лаком, стояла напротив окна, по обе стороны висели бежевые плотные шторы. Туалетный столик был усеян различными колбочками и склянками, названия веществ внутри которых написаны на неизвестном мне языке. Небольшое трюмо расположилось в углу, на нем стояла тарелка с нарезанным сыром и вяленым мясом и кувшин со свежей водой. Больше в комнате ничего не было.

Когда я впервые оказалась в крепости, нестерпимо хотелось окунуться в железную лохань с горячей водой и смыть с себя остатки дурных мыслей, которые лезли в голову. Мулцибе́р, как и полагается хозяину, проводил меня до комнаты, приоткрыл дверь и впустил внутрь. На мой умоляющий взгляд и безмолвный вопрос о том, где можно искупаться, он сухо ответил:

– Крепость чувствует любое желание, которое испытывает гость в тот или иной момент. Стоит лишь подумать, и оно тут же исполнится.

– Ты сотворил эту магию сам? Один?

– Да.

Не сказав больше ни слова, Мулцибе́р развернулся на пятках и стремительно начал исчезать в темном коридоре. Прикрыв за собой дверь, я тихо ступала по прохладному полу, произнося едва слышно:

– Мне необходима лохань с горячей водой, чтобы выкинуть все мысли из головы.

В ответ на просьбу одна из стен начала слабо подсвечиваться лиловым отблеском, после чего появилась небольшая деревянная дверь. Приоткрыв ее, ахнула – в несколько метров железная лохань, до краев наполненная горячей водой, откуда шел пар, несколько небольших баночек, внутри которых колыхалась жидкость серебристого, золотистого и янтарного цветов, кусочек лавандового мыла, лежащий на краю.

– Спасибо.

Пол подо мной немного дрогнул. Дом принял благодарность. И меня.

Горячая вода помогла вынырнуть из водоворота воспоминаний. Обтеревшись полотенцем и намазав кожу отваром ромашки и мака для крепкого сна, прошлась вдоль кровати, едва касаясь пальцами мягкого одеяла. Могла спокойно принимать облик смертного, используя вместо дымки ноги. С ними чувствовала себя незащищенной, но в крепости я была в безопасности.

Вздрогнула от внезапного стука в дверь. Сердце бешено забилось в груди, но я нашла силы подойти и открыть ее. Дернув на себя створку, увидела на пороге Мулцибе́ра, который сонно потирал глаза и зевал. Встретившись со мной взглядом, он стыдливо произнес:

– Не могу уснуть.

Я улыбнулась и отодвинулась в сторону, пропуская мальчика в комнату. Тот несколькими шагами пересек ее и залез на кровать, укрывшись одеялом почти что с головой. Лишь глаза светились противоестественным блеском.

– Вы… вы расскажете мне… сказку? – запинаясь, произнес ребенок. Я чувствовала стыд, исходивший от него, словно голодный зверь. Он хотел иметь друга, ощущать поддержку, но боялся признаться в этом самому себе.

– Конечно, мой мальчик. Про что ты хочешь услышать?

Я прилегла рядом и по-матерински опустила одеяло с лица, подтолкнув его под шею. Магия ребенка замурчала, принимая мою заботу. Она так же, как и Мулцибе́р, изголодалась по чувствам, которые окрыляли и давали надежду, помогая пережить самые темные времена.

– Мне без разницы. Что сами захотите.

– Что ж… – Я укрыла ноги одеялом, облокотилась спиной о кроватный щиток и притянула мальчика к себе, чуть приобняв за плечи. – Незадолго до того, как Зевс и Посейдон воссоздали континенты, на свете жила маленькая фея, которая питалась пыльцой и пила росу. Ее магия была сильнейшей из всех, что знал свет. Сердце феи, полное отваги, доброты и милосердия, служило светом для тех, кто потерялся во тьме. Она помогала богам воссоздавать континенты, наделяла души людей и чудовищ светом, которые они сами же и сгубили своей жестокостью, алчностью и завистью. Две расы, так отличающиеся, но до боли похожие, начали истреблять друг друга, ведомые злым роком судьбы. Фея металась, словно загнанный в клетку зверь, силясь помирить людей и чудовищ, но все было напрасно. Каждое ее движение, каждое слово было приравнено к предательству. Единственное, что фея могла сделать для предотвращения войны, – спасти невинную жизнь, а затем умереть. Обратившись к богам, она попросила изменить внешность и сделать ее сиреной, чтобы перед смертью она смогла познать, каково это – стать частью моря. Ее молитвы и просьбы были услышаны. Боги даровали ей такую возможность, но ограничили во времени. Фея в облике сирены направилась в море, нашла корабль, который попал в шторм, и спасла дочь купца, путешествующую вместе с отцом. Смертный рассказал об этой вести на своем континенте, тем самым доказав, что чудовища – не враги, что среди них, равно как и среди смертных, есть милосердные создания. Спустя час фея, добравшись до суши и приняв истинный облик, погибла. Но ее свет, который, подобно тысяче фейерверков, ослепил собой все континенты, даровал надежду на светлое будущее.

– А еще? Можно еще одну сказку? – Мулцибе́р чуть подался вперед, вглядываясь в мое лицо с той наивностью, которая присуща всем детям.

– Отдыхай, а я посижу рядом, пока сон не примет тебя в свои объятия. А завтра, если захочешь, расскажу еще одну сказку.

И он захотел. Он прибегал ко мне неделю, слушая сказки о чудовищах, жертвовавших собой ради благой цели или любви, которая была им непостижима. На третий день мальчик спросил, как меня зовут, и я ответила, осознав, что так и не представилась.

На девятый день Мулцибе́р попросил рассказать еще, но я, сглотнув ком, образовавшийся в горле, тихо произнесла:

– Девятая история еще не дописана, мой мальчик.

– Кем? Кем не дописана, Джойс?

– Самой жизнью.

Глава 2

Такая драгоценность, как сострадание, к сожалению, дана не каждому.

20-й год правления эры Драконов

Мулцибе́р

– Вставай и продолжай сражаться! Я не потерплю слабости! Вставай! Ты можешь больше! – Резкий удар по спине волной боли прокатился по телу.

Кентавр, нервно цокая копытом, держал в руках деревянное копье с железным наконечником. Он принялся подходить ко мне, аккуратно ступая по кругу и прокручивая в руках оружие. Ярко выраженный квадратный подбородок, серые миндалевидные глаза, нос с горбинкой, который в потасовках и драках разбивали несколько раз, густая борода, доходившая до груди. Ноги и часть туловища покрывала шерсть дымчатого оттенка.

Очередной удар. Очередная волна боли. Вскрикнув, я рухнул на землю и вцепился дрожащими пальцами в траву с такой силой, что вырвал ее с корнем.

– Ты никчемный слабак. Посмотри на себя. Имея силу, могущество, магию, ты уничтожаешь себя изнутри. Ребенок, брошенный родителями. Дьявол, потерявший себя, – в голосе кентавра сквозило презрение, но я знал, что это все лишь уловка. Чудовище пыталось потянуть за те нити, которые я давно похоронил глубоко в душе. – Вставай, ничтожество, и продолжай бой.

– Заткнись, – тихо прорычал я, чувствуя, как магия обволакивает тело, застилая глаза алой пеленой.

– Повтори.

Я вскинул голову вверх, ехидно улыбнулся и провел языком по выступающим клыкам. Магия, пробудившись, бурлила по венам, напитывая тело силой.

– Я велел тебе заткнуться, Ци́ллар.

Улыбка кентавра, похожая на оскал, стала еще шире. Вскинув копье вверх, он провернул его, перекидывая из одной ладони в другую. С гулом ударив основанием по земле, Ци́ллар провел большим мохнатым пальцем по шее, показывая тем самым, что скоро мне наступит конец. Поднявшись с земли, я крепко сжал кулаки, собирая магию, чтобы нанести удар. Ее сила струилась по мне, расползаясь темно-алой сеткой вен по коже.

Я провел в воздухе рукой, образуя магией подобие меча, который плавно опустился в свободную ладонь. Резанув острием по запястью, почувствовал, как теплая жидкость стекла по коже. Удерживая меч, большим пальцем провел по ране и нарисовал на лбу узор, напоминающий чашу.

Магия на крови. Один из многих усилителей магии, подвластных дьяволу. Если ты используешь свою кровь, то множишь мощь, если врага – то забираешь часть дара себе. Теперь я мог искажать звуки, заставлять слышать чужие голоса, проникать в разум, подчинять своей воле. Мог узнавать все страхи, тайные желания и вожделения каждого, стоило только прикоснуться к собеседнику. Поначалу, когда только начинал использовать магию на крови, силы, которые она даровала, быстро исчезали. Но чем больше жертвовал собой, тем глубже она укоренялась в моей магии.

– Наконец-то ты вернулся, хиляк.

Ци́ллар подорвался и, выставив острие вперед, помчался на меня, яростно цокая копытами по земле, от ударов в разные стороны летели клочки травы. Я стоял со скучающим видом, оперевшись о меч и согнув одну ногу в колене. Когда острие копья оказалось в опасной близости от моего сердца, распахнул крылья и взмыл вверх за несколько секунд до того, как разъяренный кентавр промчался там, где прежде стоял я. Приземлившись за его спиной, материализовал рядом с собой огромного дымчатого волка, который на самом деле был вурхэ́нгсоном. В истинном обличье они практически не отличаются от человеческого трупа. После вскрытия могилы на лице нежити возникает румянец, а лицо становится здоровым. Кожные покровы приобретают нехарактерный оттенок. Живые мертвецы часто имеют пухлые черты лица, отросшие волосы. Восстать из могил могли только оборотни – те, кто принимал облик животного или птицы. Они боятся солнечного света, боярышника и освященных вещей. Только это был не обычный вурхэ́нгсон, а мертвец, связанный со мной клятвой крови. Я нашел его умирающим среди старых пней, где чудовище доживало последние минуты. Его дрожащие руки пытались вытащить кол, торчащий из сердца. Такой слуга вполне мог пригодиться, и я, недолго думая, предложил без пяти минут мертвецу сделку. Его душа, проклятая темная сущность, так хотела жить, что он принял условия. Жизнь вурхэ́нгсона теперь была в моих руках. Погибну я, погибнет и он. Его же смерть не лишит меня ничего.

Я молча вскинул руку и указал вурхэ́нгсону на кентавра. Тот, зарычав, стремглав помчался на Ци́ллара, у которого в глазах застыл животный страх. Когда до соперника оставалось около пары метров, я вскинул руку вверх, отчего мертвец, взвизгнув, встал на задние лапы и резко затормозил. Невидимый поводок на шее существа натянулся, когда волк пытался вновь кинуться на кентавра.

– Ну-ну, мальчик, конина – жесткое мясо. Я найду для тебя другое, фу.

Волк, стушевавшись, последний раз зарычал на Ци́ллара, развернулся и, подойдя ко мне, сел. Его силуэт медленно начал таять, стоило прислонить ладонь к морде, вызывая магию обратно.

– Ты сражаешься нечестно! – взревел кентавр.

– Ты давно должен был уяснить, что я мастер слабостей и пороков. Добродетель – не самая моя сильная сторона.

Ци́ллар, лязгнув зубами, кинул копье в сторону и провел пятерней по лицу, фыркнув.

– Боже, мой друг, что за манеры. Фыркают только лошадки в загоне.

Судя по взгляду, которым кентавр меня одарил, жить мне оставалось недолго. Рассмеявшись, сложил крылья за спиной, что втянулись в кожу. Ци́ллар продолжал сверлить меня взглядом, но я заметил, как его челюсти крепко сжаты в попытке скрыть улыбку. Мотнув головой, кентавр гортанно рассмеялся и направился в сторону крепости. Через плечо он громко произнес:

– Ты не ничтожество, Мулцибе́р, а один из сильнейших дьяволов, которых я тренировал. Помяни мои слова – через пять лет ты станешь Высшим и забудешь старика Ци́ллара.

– Никогда. Я никогда тебя не забуду, – шепотом произнес вслед удаляющемуся другу.

Три года назад Джойс упорством заставила меня брать уроки рукопашного боя. Женщина целыми днями напролет преследовала и пыталась образумить, что магия не всегда сможет помочь, что каждый уважающий себя демон должен уметь драться и обращаться с оружием, словно это его вторая ипостась. Поначалу я отмахивался, но спустя месяц надоедливых слов сел и обдумал слова Джойс, найдя в них толику правды.

Мой выбор сразу пал на одного из самых сильных кентавров, проживавших на Пра́нте, и я направился на его поиски. Вурхэ́нгсон, обладавший чутким обонянием, выследил кентавра по характерному для их расы запаху сена и затхлой шкуры. Кентавры разбили небольшой лагерь около запретного леса, находившегося в нескольких километрах от крепости. Эти существа были искусными воинами и отлично скрывались среди деревьев и листвы, показываясь лишь тогда, когда сами того хотели. Вурхэ́нгсон, как только вывел меня на заветную поляну, растворился в воздухе. Я осмотрелся и не увидел никого из кентавров – лишь поляну, где стояли массивные стражи-деревья, чьи верхушки покачивались от порыва ветра. Пройдя пару шагов, осмотрелся и прислонился ладонью к коре, усмехнувшись краем губ – неподалеку от меня, буквально в десятке метров, чувствовался страх, приправленный интересом. Эмоции были не взрослого кентавра, а дитя. Продолжая удерживать ладонь на коре, я направил на страх существа багровую стрелу, остроконечник которой указал за одно из деревьев, что стояли по правую сторону от меня. Отшатнувшись, сделал пару шагов и рвано выдохнул, резко затормозив. На поляну, с другой стороны от стрелки, вышел кентавр, крепко сжимавший кулаки, грудь выпятил вперед, изумрудные глаза смотрели надменно и настороженно. Густая каштановая шерсть местами была окрашена свежей кровью. На кентавров часто устраивали охоту, чтобы сделать эликсир, позволяющий благодаря их магии усилить собственную мощь. Зачастую проигрывал тот, кто нападал, поскольку не было равных в бою этим существам. Они уступали лишь оркам, потомки которых расселились по всем континентам.

– Чего тебе, дьявольское отребье? – басом спросил кентавр, став напротив меня в нескольких метрах так, что багровая стрела уперлась в его мощную грудь.

– Я пришел просить помощи.

В подтверждение своих слов я приподнял руки, согнув их в локтях, и присел на колени. Кентавр, фыркнув, цокнул копытом по земле, горсть которой отлетела в сторону с клочком зеленой травы. Существо подошло ближе, не сводя пристального взгляда, и склонилось над моим лицом, обдав жарким дыханием. Кентавр мог убить одним ударом копыта, и я даже не успел бы сообразить, что Смерть пришла по мою душу.

– Продемонстрируй магию.

Я увидел в глазах кентавра собственное отражение – пятнадцатилетний демон, с рук которого медленно, подобно туману, начала слетать магия, окутывая поляну. Она обвивала каждое дерево и травинку, подчиняя своей мощи. Страх, который я чувствовал от дитя, теперь исходил от всех представителей этой расы. Это понял и кентавр.

– Достаточно, – его глаза сузились, когда я сжал кулаки и резким движением призвал магию обратно. – Какая помощь тебе нужна?

– Нужен самый сильный кентавр, способный обучить меня рукопашному бою и обращению с оружием.

– Что ты готов предложить взамен, демон?

– Проси все что угодно, – спокойно парировал я.

– Защиту, – молниеносно произнес кентавр.

В эту минуту за его спиной начали выходить из укрытий кентавры и кентавриды, держащие на спинах детей, которые крепко вжимались копытами в тела родителей. Существа были истощены – у кого-то выступали ребра от голода, у кого-то не хватало глаза, у кого-то из бока торчало острие копья, где рана начала покрываться гнойными нарывами.

Кентавров истребляли, когда охотники сплачивались в большие группы и нападали. Если уничтожить не удавалось, то убийцы сжигали траву, заставляя их голодать и терять силы, чтобы нанести новый удар.

– Договорились.

Я протянул ладонь кентавру, который неохотно, но протянул в ответ свою и пожал. Мы не стали скреплять нашу сделку кровью, поскольку существо и без того было ослаблено и уничтожено морально, желая защитить свое селение. Кентавр, вышедший на поляну, был вожаком стаи, имя которого – Ци́ллар. Он, тяжело вздохнув, три раза цокнул копытом по земле. В то же мгновение на поляне начали показываться шатры и потухший костер, где лежали обглоданные кости. Справа валялись трупы сородичей, что еще не успели разложиться и могли сгодиться на мясо. Магия кентавров позволяла им на короткий срок укрыть шатры от ненавистных врагов – слабая, болотного цвета дымка, похожая на оттенок верхушки деревьев, создавала своего рода непроницаемый купол.

Я вернулся в крепость, приказал обитателям наготовить еды и снести ее во двор. Те не стали задавать вопросов и, подобно стае куриц, поспешили на кухню исполнять приказ. Спустя пару часов двор был устлан множеством блюд – от фруктовых нарезок до сочно приготовленного мяса.

Вскинув руку, я погрузил поляну в сумрак, заграждая солнце магией. В полной темноте орудовал силой, заставляя парить тарелки над землей и устремляться вглубь леса к поселению кентавров. Почувствовав знакомый страх, я трясущимися руками опустил яства и отозвал дымку, судорожно начав глотать воздух. Проклятый лес подпитывался магией, словно изголодавшийся зверь. Кентавры не доверяли никому, поэтому заставить их выбраться из убежища было невозможно. Не хотелось, чтобы они почувствовали себя изгоями, от которых отмахнулись, прислав еду. Поэтому я решил сам принести пищу, чтобы сделать первый шаг навстречу возможной дружбе, где выигрывала каждая из сторон.

На следующее утро я встретил Ци́ллара на поляне. Он нервно перебирал копытами по земле, ощущая на себе пристальные взгляды прислуги, которая выбежала на улицу и рассматривала существо широко раскрытыми глазами и ртами. Я приказал им расходиться и поклонился кентавру, как только поравнялся с ним. По скованным движениям существа и некоему смущению в глазах, понял, что он хотел поблагодарить за еду. Прежде чем Ци́ллар что-то успел сказать, я мотнул головой. Он резко выдохнул и изогнул рот в подобие улыбки.

С этого дня мы начали тренировки, благодаря которым я в совершенстве овладел оружием и тактикой рукопашного боя. Взамен обучения поставлял кентаврам каждый день еду и восстанавливал купол, скрывающий поселение от незваных гостей. Разрубленные пополам тела, что полукругом лежали вокруг барьера, служили усладой для моей души. Вокруг глаз и рта охотников уже начали разрастаться рои насекомых, поедающих плоть. Руки и ноги лежали чуть поодаль. Вспоротые местными хищниками животы обрамлялись кишками и засохшей кровью.

В один из дней я вызвался проводить Ци́ллара до поселения. Мы переглянулись, когда увидели на теле трупа, плоть которого местами уже сгнила, записку.

«Будь проклят тот день, когда родился демон, отравляющий ваши земли. Вы, глупые существа, не понимали, какую честь мы оказывали, убивая. Вы жертвовали собой ради благой цели, но, к сожалению, выбрали путь бессмысленного существования, полного злости и ненависти. Будьте вы прокляты, как проклят демон, рожденный ангелами».

После этого охотники перестали появляться на наших землях, освободив кентавров от страха истребления.

После поединка у меня хватило сил только на то, чтобы окунуться в горячую воду. Нагишом завалившись на кровать, обхватил руками подушку и, уткнувшись в нее носом, моментально заснул.

Спустя пару часов порывистый, внезапно возникший ветер, будто гонимый невидимой силой, распахнул настежь окно, разбив стекло. Пара осколков впились в кожу, отчего я раскрыл глаза, потеряв сон.

– Что за черт, – встав, схватил с кровати одеяло и обмотал вокруг бедер.

Ступая по осколкам, рассыпанным по полу в причудливом узоре, я взялся за подоконник и огляделся. Пара капель дождя упала на разгоряченную кожу, от которой шел едва заметный дым. Небосвод пронзила молния, гром прокатился по поляне, окружая дворец своей мощью. За окном лил дождь, из-за которого не видно было ни зги. Едва различимый плач, доносившийся со стороны леса, вызвал неприятный трепет в душе. Зажав в ладони битое стекло, щелкнул пальцами, сменив одеяло на теле темными штанами.

Тихий шепот, который нес в себе ветер, пропуская слова через стекло, позволил понять, откуда слышен плач. Призвав магию, отшвырнул вонзившиеся в кожу осколки, чувствуя, как раны на ходу начали затягиваться. Распахнув крылья, я создал вокруг себя щит, не пропускающий влагу. Вылетев в разбитое окно, стремглав помчался на плач, который с каждым взмахом становился все громче. Лавируя меж деревьев и перепрыгивая коренья, резко свернул налево и на мгновение задержался в воздухе в паре метров от земли, шумно сглотнув.

На поляне, посреди которой горело дерево, находились два сатира. Один из них прижимал тело другого, содрогаясь от рыданий. Судя по всему, это были отец и сын. Руки старого сатира безжизненно лежали на коленях молодого.

Я опустился на землю и громко кашлянул, чтобы привлечь внимание. Сатир даже не взглянул на меня, лишь закричал, задрав морду вверх, подставляя ее под дождь. Я плотно сжал губы и медленно направился к нему, как к затравленному зверю, стараясь не напугать. Подойдя, осторожно опустился на колени рядом с существом и кинул короткий взгляд на его отца. Черты лица того исказились от страха – широко распахнутые глаза, рот, открытый в безмолвном крике. Сатир поднял на меня глаза, полные боли, всхлипнул и тихо спросил:

– За что? Чем прогневал богов? Почему они забрали его, а не меня?

Даже сквозь раскаты грома я услышал его слова. Сатир был сломлен, потерян, уничтожен. Его слезы мокрыми дорожками стекали по волосатой морде, собираясь на густой бороде. Он был еще слишком молод – не старше пятнадцати лет. Существо, так рано познавшее потерю, так рано столкнувшееся со смертью.

– Позволь мне помочь. Позволь унять твою боль, – я протянул руку, с которой искрами слетала магия. Она багровыми узорами растекалась по ладони, готовая принять чужие страдания и боль, даруя в ответ покой.

– Кто ты? – сатир продолжал убаюкивать отца на руках, словно младенца. От него не шел страх, только горе, разрывающее нутро на куски.

Ком, вставший в горле, не позволял произнести ни слова. В ответ я лишь коснулся свободной рукой глаз отца сатира и забрал предсмертные муки, наблюдая за тем, как его лицо разглаживается, на губах появляется слабая улыбка. Казалось, будто он просто спит и видит сон, согревающий душу. Сатир всхлипнул и посмотрел на меня. В его глазах теперь таились страх и… благодарность?

– Я друг, – хрипло произнес я, борясь с собственной магией, которая растекалась по венам, словно яд. Ей были чужды такие чувства, как боль и страх.

– Друг… – повторил сатир более уверенным голосом, – спасибо, друг. – Уголок его губ чуть дернулся в вымученной улыбке.

– Его ударила молния?

Кивок.

– Он умер сразу?

Кивок.

– Я могу чем-то помочь тебе? – Я чуть подался вперед, убирая намокшие волосы со лба. Дождь понемногу стихал, но капли в неприятном ритме соприкасались с кожей. Я боялся открыто использовать багровую магию, ассоциирующуюся с кровью, поэтому смиренно сидел под дождем и ждал, когда сатир немного успокоится.

– Ты сможешь забрать меня? Мне некуда идти, я остался совсем один. Я… потерян. Не знаю, что делать, куда идти. – Сатир с пылом продолжил: – Могу выполнять любую работу, какую прикажешь, я выносливый! Только не оставляй одного. Кажется, что ты не причинишь мне боль.

Я остался один.

Я сломлен.

Кажется, ты не причинишь мне боль.

– Позволишь? – Я протянул руки к отцу сатира. Тот в ответ снова кивнул и протянул бездыханное тело. Ловко подхватив, я опустил его отца на землю и, проведя ладонью вдоль силуэта умершего, воссоздал вокруг существа щит, не позволяющий добраться влаге. – Я приду и похороню его, хорошо? А сейчас пойдем домой.

Я обхватил тело молодого сатира и резко встал, прижав к себе. Тот пискнул и обвил мою шею маленькими руками, дрожа. То ли его слезы, то ли дождь стекали по моей коже.

Друг.

– Я не дам тебя в обиду. Обещаю… друг.

Сатир поднял взгляд и улыбнулся. По-настоящему улыбнулся.

Вернувшись во дворец, я отнес уснувшего сатира в соседнюю комнату. Переживал, как разум существа перенесет потерю отца, но вмешиваться не хотел. Его рассудок мог не выдержать моей магии.

Осторожно закрыв за собой дверь, я вновь направился на поляну, где оставил сатира. Разведя руки в стороны, почувствовал тяжесть лопаты, которая материализовалась в ладонях. С яростью обхватив ее основание, начал втыкать острие в землю, надавливая ногой и отбрасывая комья грязи и размокшей земли в сторону.

Ты не одинок.

Ты заменил мне сына.

Я так горжусь тобой, мой мальчик.

Я тоже боюсь одиночества.

Эти слова эхом раздавались в голове. Ярость переросла в силу, которую я использовал, чтобы вырыть могилу. Когда в земле образовалась глубокая яма, кинул лопату в сторону, подошел к телу сатира, осторожно поднял и уложил в землю. Его маленькое тело все было в ожогах и волдырях, ноги и руки вывернуты. Я услышал скрежет собственных зубов, едва сдерживая слезы.

Слезы не делают тебя слабым. Милосердие не умаляет твоих достоинств.

Лишь небольшой бугорок земли напоминал о сатире, тело которого навсегда покинула жизнь. Смерть – это всего лишь начало нового пути, неизведанного, но не менее прекрасного.

Я рухнул рядом с могилой, сжал пальцами рыхлую от дождя землю, подставляя лицо каплям дождя.

– Сколько могу еще вытерпеть?

В ответ я лишь услышал раскаты грома, сопровождаемые вспышкой молнии. Боги вели со мной безмолвную беседу, суть которой я не мог понять.

Глава 3

На следующий день попрощайся с теми воспоминаниями, которые заставляют кровоточить старые раны.

Клерс

Меня разбудил тихий стук в дверь. Приоткрыв глаза, которые нещадно щипало, я тяжело вздохнул. Резко остановился посреди комнаты и посмотрел на дверь. Воспоминания о прошлой ночи вонзились в сердце острием, не давая сделать и вздоха. Тем временем стук в дверь усилился, сопровождаемый недовольным бормотанием по ту сторону.

Мотнув головой, прогоняя морок, я фыркнул и взъерошил пятерней непослушные волосы, подошел к двери и распахнул ее. На пороге стоял парень, который спас меня от грозы. На вид ему было не больше восемнадцати. Одет в простую холщовую белую рубашку, которая по контрасту с загорелой кожей смотрелась почти что белоснежной. Темные штаны, крепящиеся грубой нитью на середине икры, босые ноги. Парень вскинул голову вверх, безмолвно спрашивая разрешения войти. Я чуть отодвинулся в сторону, сжимая от волнения и неизвестности дверную ручку.

– Я не кусаюсь, можешь не бояться. – Парень изогнул рот в усмешке, обнажая клыки, прошел в комнату и рухнул на кресло, стоящее у окна. Комната представляла собой небольшое помещение, вмещающее в себя кровать из дубовой коры, кресло на темных деревянных ножках, обитое позолоченным бархатом. Небольшой стеклянный стол на противоположной стороне, где стояли свежие фрукты и вино. Должно быть, принесли слуги, пока я спал. Окна выходили на заросший сад.

Я бесшумно прикрыл за собой дверь и повернулся лицом к спасителю. Стыд и стеснение за свое поведение волной окатили тело и душу, но я не подал виду, стараясь унять дрожь.

– Нет ничего постыдного в том, что тебе страшно, уж можешь мне поверить. – Парень провел костяшками по губам, задумавшись. Перекинув ногу на ногу, он потянулся в кресле, отчего послышался характерный хруст позвонков.

– Я знаю, но отца мне это не вернет, – сквозь дрожь в голосе прошептал я, стараясь не поднимать глаз, в которых стояли слезы.

Спаситель продолжал пытливо изучать мое лицо, подчеркивая любое изменение в жесте или эмоции. Постучав ладонями по подлокотникам кресла, он поднялся и в несколько шагов преодолел расстояние до стола. Коснувшись графина с вином, демон одним взмахом ладони материализовал два кубка, наполнив их до краев и протянув один мне. Я почти что выхватил его и выпил большим глотком, сморщившись от крепости.

– Впервые пробуешь вино?

Осушив свой кубок, мальчишка снова его наполнил, с усмешкой заметив, как алкоголь ударил мне в голову – лицо раскраснелось, а взгляд начал блуждать по комнате. Пить крепкое вино на голодный желудок – не самое лучшее решение, однако сейчас оно казалось самым правильным. Я фыркнул и показал ему язык, не желая отвечать на вопрос.

– Так по-детски.

– Я и есть ребенок, – пробурчал я и наполнил кубок новой порцией вина, после чего тут же с напором спросил: – Кто ты такой?

– Про меня еще успеем поговорить. Лучше расскажи, кто ты такой и как оказался посреди грозы на той поляне. – Парень лениво потягивал вино, наблюдая за мной сквозь поверхность кубка. Одним пальцем, с которого слетали искры магии, он чуть постукивал по нему.

– Я так понимаю, выбора у меня нет?

– Выбор есть всегда, но стоит ли его делать сейчас? Если решишь, что в лесу одному тебе лучше, я не буду задерживать. Не в моих правилах запирать друзей в четырех стенах. Так что, каков твой выбор?

У меня его нет.

Промелькнуло в голове, но хватило ума промолчать. И я начал свой рассказ.

Мы с отцом сбежали из деревни, когда гроза только начала расходиться. Жили в самой глубине леса – небольшом поселении Сарти́саг на двадцать семей. У нас было свое хозяйство – мы взращивали пшеницу, кукурузу, даже виноград, из которого делали вино. Многие существа – джинны, оборотни, которые в отличие от вурхэ́нгсонов уже рождались с магией перевоплощения, дриады – съезжались с других континентов и покупали алкоголь.

У нас приобретали товары, с нами дружили, но нас не защищали. За последние несколько недель на поселение нападали пять раз, умерло тринадцать сатиров. Что-то темное, злое, древнее приходило в деревню под покровом ночи и уносило наши жизни. Наутро в кроватях находили лишь оболочку – бездыханное тело, в котором не было ни капли крови. В ту ночь я, почти заснув, услышал шорох и слабый стон, доносившийся с окраины леса. Стараясь не разбудить сородичей, тихо выскользнул наружу и побежал к отцу, который отдыхал в соседнем шатре. Дети, мужчины и женщины ночевали по отдельности, лишь молодые сатиры могли объединиться под покровом ночи в одной лачуге, чтобы не смущать остальных. Нам категорически запрещалось любое проявление чувств. Мы считали нежность, любовь и привязанность болезнью, которую невозможно излечить. Стоит лишь единожды дать слабину, как путь назад, к отрезвленному от чувств разуму, будет перекрыт. Одному, знаешь ли, лучше. Как только я ворвался в шатер к отцу, попивавшему вино из кубков с друзьями, он молча с ними переглянулся.

– Клерс, что-то случилось?

Не успел я произнести и слова, как со стороны леса послышался вой, после чего последовали испуганные крики – кто-то обращался к богам, умоляя спасти их жизни. Шум и возгласы стихли так же быстро, как и возникли, лишь слабый стон становился все ближе. Я чувствовал, как нечто медленно приближалось к нам. Ветки ломались под чьим-то тяжелым шагом, ветер, завывая, поднимал пыль с земли. Крепче прижался к отцу, который успел достать нож, хранимый под матрасом кровати. Он завел меня рукой за себя, выставив острие вперед, готовясь к атаке.

Тихий смех прозвучал около уха. Вздрогнув, я повернулся, но увидел лишь темноту, окружающую нас непроницаемым куполом. Чьи-то холодные пальцы коснулись кожи, и я закричал, но отец закрыл мой рот рукой. Сердце билось где-то в глотке, руки дрожали.

Внезапно порыв ветра снес шатер. В наших краях никогда не было подобного. Сатиры бросились врассыпную, чередуя молитвы и ругательства. Отец схватил меня за руку и рванул в сторону леса, расталкивая сородичей. Небосвод поразила молния, гром прогремел в нескольких метрах, на землю упали первые капли дождя. Позади нас послышались крики ужаса. Что-то невообразимое творилось на поляне, но мои тело и душа были так объяты страхом, что я только послушно следовал за отцом, который все дальше углублялся в лес.

Молнии, словно взбешенные, рассекали дерево за деревом. Звуки треснувшей коры и валящихся на землю деревьев доносились со всех сторон. Запах гари заполонил весь лес. Я непроизвольно поймал себя на мысли, что стихиями кто-то управляет.

Зевс? Посейдон? Аид?

Но чем мы могли прогневить богов?

Закончить мысль не дали очередной раскат грома и вспышка молнии, осветившая поляну. Это была не магия Зевса, которая лишь запугивала, но не убивала. Что-то темное, древнее преследовало нас, не давая шанса на побег. Деревья валились одно за другим, охваченные огнем. Пламя пожирало все живое: травы, кустарники, коренья – все вспыхивали, словно спички. Мгновение – и на месте цветущего дерева появилась горсть пепла.

Отец резко остановился и развернулся лицом. Я не слышал, что он говорил, лишь чувствовал, как рукоять ножа упирается мне в грудь. Опустив взгляд, словно завороженный, я взял в ладони оружие. Отец встряхнул меня, продолжая что-то кричать.

Очередная вспышка молнии. Дуб, рассеченный пополам, рухнул на него. Отец лишь успел оттолкнуть меня. Из-за дождя, лившего стеной, я не сразу смог разглядеть тело. Лишь хлопал глазами и переводил взгляд с ножа на отца, пока в мозгу что-то не щелкнуло. Я отбросил оружие в сторону и на карачках подполз к отцу, отказываясь верить, что он мертв. Его лицо исказили боль и страх – эмоции, которые он испытал перед гибелью. Спасая меня, отец умер, пожертвовал собой, чтобы сохранить мою жизнь.

Молчание повисло в комнате на несколько минут. Взгляд спасителя был устремлен в окно, через которое виднелся заросший сад, переходящий в лес.

– Ты не смог разглядеть того, кто напал на ваше селение?

Я мотнул головой и сел на пол, чувствуя головокружение от выпитого количества вина и вновь нахлынувших воспоминаний об ужасах прошлой ночи.

– Странно… за столько лет, что здесь живу, слышу подобное впервые, – на минуту погрузившись в свои мысли, парень мотнул головой и воззрился на меня. – Какой у тебя дар, кроме тяги к вину?

Не выдержав, я закатил глаза и цокнул, не оценив шутки. Демон пытался разрядить обстановку.

– На каком моменте я должен был засмеяться, смазливый шутник? – Алкоголь явно развязал мой язык. Но, как ни странно, я не чувствовал от незнакомца опасности, скорее интерес, который вызвал в его душе своим внезапным появлением.

– Считаешь мою мордашку смазливой?

– Ты не улавливаешь главного посыла.

Спаситель несколько минут смотрел на меня, нахмурив брови, после чего залился грубым гортанным смехом. Его веселье разрасталось, пока он, пошатнувшись в кресле, чуть не рухнул с ним на пол, но в последний момент удержал равновесие. Проведя тыльной стороной по лицу, вытирая слезы, парень усмехнулся сквозь угасающий смех и протянул мне руку.

– Мулцибе́р.

Я с недоверием посмотрел на массивную лапищу, сплошь покрытую сеточкой шрамов, но все-таки протянул свою для рукопожатия.

– Клерс.

– Так какой у тебя дар, Клерс?

– Я умею делать заслонки в разуме, не позволяя чужой магии проникать в сознание. Успел обучить этому нескольких сатиров.

Мулцибе́р расплылся в довольной улыбке.

– Ну надо же. Научишь меня? – Чуть подавшись вперед, Мулцибе́р оперся локтями о колени, постукивая ногой от нетерпения.

– Выдержишь?

– Обижаешь.

– Тогда договорились. И да, я не потерплю отлыниваний.

Мулцибе́р в шутливом жесте приложил руку к виску. Встав с кресла, он направился к выходу из комнаты. Лишь когда парень почти закрыл за собой дверь с обратной стороны, я тихо произнес:

– Спасибо.

Мулцибе́р на мгновение замер. Кивнув, он тихо прикрыл за собой дверь. Выдохнув, я лег на кровать и крепко заснул, проспав до самого вечера, тихо вскрикивая во сне от кошмаров, которые будут преследовать меня не один год.

Прошел месяц со дня нашего знакомства с Мулцибе́ром. Почти каждый вечер мы проводили в библиотеке, где искали все необходимые материалы по созданию барьера в разуме. Демон быстро усваивал теорию, но с практикой все оказалось намного хуже.

У нас было одно-единственное занятие, на котором я понял, что его разум не готов к подобной встряске. Аура Мулцибе́ра, вся в разломах и трещинах, представляла собой лакомый кусок для любой твари, любящей кормиться страхами других. Мы решили выбрать иную тактику: найти сведения, необходимые для воссоединения и возрождения изуродованных участков, и залатать изломленную душу, пока это было возможно.

Чем больше я проводил времени с демоном, тем сильнее к нему привязывался. Несмотря на столь юный возраст, Мулцибе́р был силен, физически развит и прекрасно осознавал, какое впечатление оказывает на окружающих. Девушки желали его, в то время как мужчины, старики и дети побаивались и обходили стороной. Демон изучал их слабые стороны, пороки, желания, используя себе во благо. Если верить слугам, то Мулцибе́р заставил советника по политическим делам, который изредка заезжал в наши края в края за налогами, снизить размер выплат. Это был оборотень, достаточно молодой по принятым меркам, не больше двадцати пяти лет, волосы цвета спелого каштана, чуть искривленный нос, шрам, слева рассекающий губу, и медового оттенка глаза. Демон несколько минут наблюдал за советником, который метался из угла в угол, пытаясь скрыться от взгляда дьявола. Чем больше советник терзался изнутри, тем шире становилась улыбка Мулцибе́ра. Демон, нагнав оборотня, прошептал ему на ухо одно слово, после которого оборотень побледнел, словно увидел саму смерть, схватил все документы и скрылся, пообещав снизить налоги вдвое.

На других континентах давно отменили подобного рода выплаты, но так как Пранта была без контроля Высшего, то власть к рукам прибрали оборотни, проживающие в У́нсахе – столице континента. Все налоги, если верить их словам, они направляли на укрепление границ и взращивание новых существ и растений, которые могли бы принести славу. Но многие догадывались, что все собранные средства спускались на женщин и питейные заведения, которых было множество на Пранте.

Алке́ста и Велис, временно управляющие континентом, реагировали каждый раз на просьбы жителей одной фразой: «Как только они изберут Высшего, тогда он сможет решить судьбу сбора налогов и советников, которые самовольничали». Эту позицию не смогло изменить даже восстание.

На протяжении недели после смерти отца меня каждую ночь преследовали кошмары, перерастающие в неконтролируемый страх, сжимающий сердце словно оковы. Я просыпался в холодном поту, глубоко дышал, пытаясь унять бьющееся в бешеном ритме сердце. Но каждый раз чья-то тень ускользала из комнаты, когда я открывал глаза и рвано глотал воздух. Поначалу я ее боялся, но со временем понял, что это Мулцибе́р посещал мою комнату, стараясь помочь и забрать весь страх, таящийся в душе.

На восьмой день я встретил его в столовой. Он сидел во главе стола, держа в руках какой-то исписанный тонкий лист бумаги. Темные круги под глазами, ярко выраженные вены на запястьях и руках пульсировали от потраченной магии. Все негативные эмоции, которые демон забирал себе, становились для него ядом. Истинная сущность противилась этому, желая заполучить наслаждение, утолить похоть, скрытые пороки, подпитывая этим собственную магию. По левую сторону от него сидел дымчатый вурдалак, который при виде меня низко зарычал и клацнул пастью.

– Тише, мальчик, тише.

Процокав мимо него, я залез на стул по левую руку от парня и принялся разливать чай.

– Доброе утро.

– Угу.

– Я хотел бы сказать спасибо. Больше не понадобится твоя помощь. Мне уже лучше.

Мулцибе́р даже не поднял взгляд, проигнорировав мою благодарность.

– Прекрасная погода, не правда ли?

– Угу.

– Говорят, ты редкостный кретин. Это правда?

– Угу… что?

Мулцибе́р удивленно выгнул бровь, медленно опустил бумагу на стол и откинулся на спинку стула. Кулаки его начали сжиматься и разжиматься, с кончиков пальцев слетали искры магии.

– А то. Невежливо игнорировать благодарность. – С непроницаемым лицом я разлил чай по чашкам и схватил кусок буженины, с которой стекал сок и пахло дымом и пряными травами. – Будешь? По взгляду вижу, что ты голодный, как вурдалак.

Мулцибе́р чуть склонил голову набок, изогнув уголок рта в ухмылке, показывая белоснежные клыки. Я заметил, что его обнаженная грудь покрыта царапинами. Судя по всему, ночью на него напали. Пару раз. Девушка с очень длинными когтями.

– Как спалось? – между делом спросил я.

– Ты снова кричал ночью, – парировал демон.

Я встретился взглядом с Мулцибе́ром, который подпер подбородок указательным пальцем. Лицо – непроницаемая маска, не выражающая ни единой эмоции. Простая констатация факта, так легко сорвавшаяся с его дьявольского языка: «Ты снова кричал ночью». В ответ я лишь пожал плечами и вонзился зубами в сочную буженину.

– И фто?

– Это ненормально. – Демон отпил пару глотков из чашки и выпрямился, сложив руки на груди и вытянув вперед длинные ноги, задевая ножку стола. – Я могу помочь.

– Последний раз, когда ты хотел мне помочь, сам чуть не умер. Так что нет, спасибо, откажусь. Меня и здесь неплохо кормят. Хочешь умереть – перепиши на меня дом, чтобы я не скитался от двора ко двору и не веселил советников из столицы своим пьяным видом.

Я вспомнил, как несколько дней назад Мулцибе́р почти что вполз в столовую. По его лицу, рукам, телу струились темные тени, изогнутые в виде змей, отравляющие все естество. Если бы не Джойс, которая подбежала к демону и начала его подпитывать своими эмоциями, то он умер бы у меня на руках. Все его тело трясло, пересохшие губы искали воду. Лишь в тот момент я понял, что мой страх вновь остаться в одиночестве на растерзание тому существу, что напало на нас с отцом в лесу, был несоизмерим с теми эмоциями, которые я испытывал, находясь рядом с демоном и джинном. Я решил, что, несмотря ни на что, должен искоренить его, словно прогнивший сорняк. Тяжело, но справлюсь.

Вместо недоумения на лице Мулцибе́ра дернулись уголки губ, после чего он залился смехом. Наблюдая за тем, как демон безуспешно пытается успокоиться, я сам начал хихикать, после чего засмеялся в голос. Служанки, проходящие мимо, то уносили пустые тарелки, то сменяли на новые, до краев наполненные едой, и кидали на нас косые взгляды. Но нам было все равно.

Я, икнув, втянул воздух и воззрился на Мулцибе́ра. Треснутая аура, сплошь покрытая сеткой шрамов, немного затянулась. На месте уродств возникали сотканные из магии небольшие рубцы, образуя подобие алых подтеков. Демон со смесью страха и недоумения развернулся и принялся глазами искать то, что ему было неподвластно увидеть. Обыскав взглядом столовую, он повернулся ко мне и пожал плечами, задавая безмолвный вопрос. Я расплылся в широкой улыбке и почесал подбородок.

– К черту книги. Я знаю, как тебе помочь.

Я начал тренировать Мулцибе́ра блокировать разум от вторжения чужой магии. Своей силой, проникавшей подобно ужу в сознание демона, пытался сломать заслон, оберегающий воспоминания о прошлой жизни. Если в предыдущие разы это получалось за считаные секунды, то сейчас требовалось гораздо больше времени. И дело не в том, что моя магия слабла, нет, – Мулцибе́р научился контролировать свои эмоции и отрезать воспоминания прошлого. Он оберегал их как зеницу ока, поэтому так рьяно защищал.

Я отбросил ненужные методички и учебники, заменив их на эмоции. Чем больше радовался демон, тем менее заметными становились его шрамы на душе, рубцы которых зарастали так же быстро, как и появлялись. Мулцибе́р не видел всего, что наблюдал я, поэтому просто доверился мне и методам, которые я предлагал.

Но сейчас мы оба были истощены – демон, удерживающий заслон в разуме на протяжении нескольких часов, лежал в углу комнаты, раскинув руки и ноги подобно морской звезде. Я, пытающийся пробить брешь, сидел, вытянув копыта вперед и потягивая вино из кубка.

– У меня сейчас вытекут мозги. – Парень, постанывая, привстал и на четвереньках пополз ко мне.

– Я тебя умоляю, было бы чему вытекать. Не льсти себе.

– Ты просто невыносим. – Мулцибе́р поднялся, подполз ко мне и выхватил кубок. Одним глотком он осушил его и вытер рот тыльной стороной ладони.

– В этом моя особенность. Каждый по-своему уникален.

– Твоя взяла.

Мулцибе́р резко замолчал и прикрыл глаза, нахмурившись. В комнате стоял сумрак, лишь лунный свет касался пола. Два стула, у которых от времени начала облезать краска, небольшой стол – одна ножка валялась оторванная в углу. Изодранные в клочья разноцветные клочки бумаги, свисающие лоскутами со стен.

Первая комната Мулцибе́ра. Демон рассказал мне: что, когда его только отослали сюда, он всю ночь проревел, рвал и ломал все, что попадалось под руку. Каждый вымещает свою боль и ненависть по-своему. Как он умудрился никого не прикончить – загадка. Именно поэтому Мулцибе́р настоял, чтобы мы использовали для уроков именно эту комнату: горечь прошлого и разочарование в близких по крови должны усилить тренировки.

Мальчишка, от которого избавились как от неугодного.

С каждым днем характер демона закалялся, словно сталь, испуг и внутренняя борьба, что читались в его взгляде, сменились уверенностью и осознанием своего превосходства.

– Я тут вспомнил одну легенду, – кадык Мулцибе́ра дернулся, когда он сглотнул. Глаза демон не разомкнул, лишь постукивал указательным пальцем правой руки по кубку.

– Жажду подробностей, мой повелитель.

В ответ демон лишь усмехнулся.

Жизнь и Смерть – две ипостаси одной души. Если одной уготовано сеять радость и удовольствие, то второй – хаос и разрушение. Жизнь и смерть сменяют друг друга в безумном танце, давая свободу. Но все изменилось незадолго до того, как боги прокляли чудовищ, погрузив тех за грехи и убийства в непроглядную тьму. Они погибали от голода и холода, воцарившихся на всех континентах. Пришло время правления Смерти. Облаченная во все черное, молодая девушка, с ногтей которой стекала кровь, медленно ступала по земле, оставляя все живое позади себя умирать. Чудовища корчились в агонии, моля о пощаде. Но Смерть была непреклонна. Когда, казалось, вся надежда умерла, слабый луч света пробился сквозь тьму, служившую клеткой для всего живого. Жизнь, нарушив запрет богов на вмешательство, поступила по-своему – пошла против Смерти. Белокурые волосы водопадом спадали на жемчужное платье. С кончиков пальцев срывались искры, превращающиеся в воздухе в мотыльков. Две половины одной души открыто выступили друг против друга. Лишь когда между ними осталась пара шагов, Жизнь, улыбаясь, протянула Смерти руку. Та, недолго думая, обхватила ее. Две половины одной души соединились, но отголоски их магии осколками вонзились в сердца чудовищ: кто-то научился предсказывать смерть, читать чужие мысли, кто-то – излечивать раны и воскрешать.

Мрак всегда тянется к свету. Но значит ли это, что они совместимы? Значит ли это, что они могут быть вместе, не боясь быть уничтоженными друг другом?

– И? И что было дальше? – Я подался чуть вперед, желая узнать больше.

– А что было дальше – никто не знает. На этом сказание обрывается. Словно его взяли и уничтожили. Знаешь… порой кажется, что мне не было суждено жить, будто приказали моей душе существовать без целей, без родных, без всего.

– Утри слезы, красавица, и пошли тренироваться.

– Опять?!

– Снова. Поднимай свой зад с пола и пошли.

Встав, я ткнул копытом в бедро Мулцибе́ра, который ловко перехватил его и быстро, но плавно опрокинул меня на пол. Навалившись сверху, демон злобно сверкнул глазами и защекотал мое тело, отчего я начал извиваться, подобно червю. Сквозь слезы я заметил, что трещины и шрамы на душе Мулцибе́ра почти затянулись.

Глава 4

Теперь ты один из нас, демон.

25-й год правления эры Дракона

Мулцибе́р

Я проснулся и сладко потянулся, наблюдая краем глаза за тем, как девушка, лежащая рядом, хищно облизнулась и потянулась ко мне. Усмехнувшись, я ловко перевернулся и обхватил тело руками, прижимая к себе, ощущая грудью ее возбужденные соски. Острые когти девицы впились мне в кожу, оставляя кровавые борозды. Чувство одиночества, разъедающее изнутри, лишь на некоторое мгновение заглушилось близостью.

Кровавая Вдова, несмотря на свою чудовищную природу, была прекрасна – искусанные после ночи губы, покрытые шершавой сеточкой, широко распахнутые изумрудные глаза, обрамленные густыми ресницами, ямочка на щеке, темные брови. Девушка, чье тело неотличимо от смертного. Ее дар – наводить иллюзии и менять внешность, которая не единожды спасала ей жизнь.

Я хотел Вдову, но моя душа, словно кричащий ребенок, отторгала ее, не способная любить. Нас устраивали наши отношения: она давала, а я брал. Был потребителем, подпитывающимся эмоциями девушки, тайными желаниями и фантазиями, от которых истинная сущность готова была кричать.

Стук в дверь заставил девушку отпрянуть. Издав протяжный стон разочарования, я схватил одеяло, обернул его вокруг бедер и вышел под возмущенные крики Кровавой Вдовы, лежавшей обнаженной на кровати. Чуть приоткрыв дверь, я увидел у порога Джойс – испепеляющий взгляд был направлен мне поверх плеча. Прошло десять лет с нашей встречи в лесу. Джинн, сущность которой заключается в исполнении желаний. Женщина, заменившая мне мать. При одном упоминании о ней сердце болезненно сжалось, окутывая его темными оковами. Чуть мотнув головой, прогоняя воспоминания, я улыбнулся, облокотился рукой о дверной косяк, тем самым загородив обзор в комнату. Джойс прищурилась, но промолчала. Она знала, что каждую ночь мою постель согревают разные девушки. На все доводы и попытки Джойс достучаться до моего разума я лишь сжимал ее бледные пальцы и просил самому решать свою судьбу. Она принимала мои решения, но переживания, которые читались в ее глазах, приносили куда большую боль, чем следовало.

– Джойс, ты сегодня рано. Что-то случилось?

– Высшие ждут внизу через час. От этого зависит твоя судьба, мой мальчик. Прошу, не дай прихотям погубить собственную жизнь.

На днях мне исполнился двадцать один год. В этом возрасте Высшие избирают из числа могущественных существ того, кто будет управлять континентом вместе с ними.

Чудовища, в чьих руках сосредоточена власть. Существа, готовые уничтожить тебя за неповиновение.

Родители никогда не верили в мои силы. После рождения мать и отец, склонившись над колыбелькой, горестно оплакивали свою потерю. Ангелы, породившие демона. Светлые, не желающие давать жизнь тьме. Несмотря на все попытки родителей излечить этот недуг, сущность крепла, и они отказались от меня, сослав подальше. Я не таил на них обиды, нет. Поначалу ненавидел, желал смерти, но чем старше становился, тем больше понимал, что виноваты не они. Никто не виноват.

Джойс, будто прочитав мысли, обхватила мою свободно свисающую руку своими прохладными пальцами и чуть сжала.

– Мальчик мой, не омрачай сердце воспоминаниями. Тебе уготовано великое будущее…

– …в котором нет места для любви, – продолжил я фразу и осторожно выбрался из объятий женщины, вздохнув. Джойс отпрянула, будто получила пощечину.

– Я переживаю за тебя. Боюсь, что растеряешь крупицы разбитой души в попытке найти истинное счастье, – выдержав паузу, Джойс подняла голову, встретившись со мной взглядом. – Та девушка, которая прячется в твоей комнате, не даст той любви, в которой ты нуждаешься. Она может воспользоваться твоим телом, но сердце она никогда не получит.

– Джойс, наш разговор принял очень серьезный оборот. Не стоит. – Сделав шаг вперед и убрав руку с косяка, я прикрыл за собой дверь и встал на колени перед Джойс, которая едва доставала мне до груди. – Я не подведу тебя. Обещаю.

Женщина по-матерински ласково коснулась моей щеки. Я обхватил ее пальцы и оставил на костяшках легкий поцелуй.

– Я и забыла, как ты вырос, мой мальчик. Дьявол, способный рушить судьбы. Мальчик, заменивший мне сына.

От последних слов сердце пропустило удар. Джойс никогда не рассказывала о своем прошлом и о том, почему в ту ночь скиталась по лесу, будто израненное животное. Все попытки приводили к одному – женщина в молчании и слезах уходила, закрывалась в своей комнате на несколько дней. Я мог бы применить дар, сломать ее волю, но не стал. И никогда не стану. Я уважал ее выбор, и если он подразумевал молчание, то так тому и быть.

Однажды я спросил, почему тогда, десять лет назад, в лесу, она последовала за мной. Ее ответ был предельно прост: «Потому что доверился и не пытался подчинить, заставляя служить тебе».

Многие жители континента, знающие о моей силе, считали меня монстром. Когда я проходил по улицам, матери хватали детей и убегали, произнося молитвы. Они считали меня истинным злом, порождением Сатаны. Все знали о том, какой хаос сеял вокруг себя Бальтаза́р, канувший в бездну собственных грехов. Теперь каждый демон воспринимался как что-то отвратительное, ужасное, готовое утащить чужую душу в ад.

Угольно-темные волосы, сквозь которые прорывались остроконечные рога, сапфирового оттенка глаза, прямой нос, пухлые губы, глубокая ямка на подбородке – девушки считали меня порочно красивым. Они желали мое тело, хвастаться перед подругами, что провели ночь с самим дьяволом, познали вкус его плоти. Но я хотел большего – чтобы меня любили. Каждый день молился мойрам, чтобы они забрали мою силу, считавшуюся проклятием, и даровали ту единственную, которая сможет приручить демоническую сущность.

Они не откликались на мои просьбы, граничащие с отчаянием. Видимо, я чем-то прогневал мойр, раз они уготовили мне такую участь. Из раза в раз приходилось надевать маску высокомерного и властного дьявола, способного по одному щелчку разрушить жизнь или уничтожить бренное тело. Моя магия крепла, подпитываясь пороками других, которые, словно фантомы, витали в воздухе и тянулись к моей сущности. Я знал наперед, чего желает девушка в постели, истинные мотивы, заставляющие ее отдаться дьявольскому отродью.

Гордыня на вкус словно кислый лимон с травами, которые уже местами начинали гнить. Этот порок часто преследовал девушек, познавших близость с дьяволом.

Вздохнув, я поцеловал ладонь Джойс и встал с колен. Та кивнула и, молча развернувшись, начала удаляться вглубь коридора. Лишь серебристая дымка, словно шлейф, тянулась от женщины. Взъерошив волосы, я вернулся в комнату и громко хлопнул дверью.

– У нас есть сорок минут.

Кровавая Вдова, моментально сев на кровати, поманила к себе пальцем. Упав в ее объятия, я позволил себе забыться и напитаться ее похотью сполна.

В назначенное время я стоял на поляне рядом с крепостью, ожидая Высших. Нервно закусывая нижнюю губу, почувствовал, как металлический вкус крови наполняет рот. Трое претендентов, которых избрали до меня, не прошли отбор – не смогли справиться с собственной силой. Высшие имели неограниченные власть и магию, позволяющие им множить собственные способности, что помогало избавляться от слабых кандидатур на роль себе подобных и правителя Пранты.

– Мулц, ты как? Водички, успокоительный отвар из травы, связанную девушку? – взволнованный голос Клерса за спиной пронзил поляну и крепость. Цоканье маленьких копыт приближалось. Запыхавшись, сатир встал рядом и вцепился руками в рубашку, пытаясь отдышаться. – Если еще раз отошлешь в дальнюю комнату, чтобы не мельтешил, как ты выразился, у тебя под ногами, я не постесняюсь своей истинной природы.

Несмотря на свою порочную натуру, Клерс был добр душой, но колкость языка, присущая всем особям его вида, никуда не делась. Видимо, после смерти отца он начал потихоньку приходить в себя, будучи до этого запертым в клетке собственного горя. Наоборот, с каждым годом с ним стало все труднее разговаривать о чем-то серьезном.

Я вопросительно изогнул бровь, опустив взгляд на сатира, который уже пришел в себя и довольно оглядывал поляну. Клерс медленно расплылся в издевательской улыбке, чувствуя мой недоуменный взгляд.

– Твоя обувь, Мулц. Еще раз – и каждый день пара обуви будет беспощадно испорчена. У сатиров ядовитый запах, ты знал? Ароматы такие, что глазницы разъедает.

Я скривил рот и провел ладонью по лицу, фыркнув в ладонь.

– Ты просто невыносим.

– Я неотразим. Не путай. – Простояв пару минут в тишине, Клерс тихо спросил: – Готов?

– Нет, – честно ответил я.

– Оно и к лучшему. Горечь разочарования будет не так сильна.

Спустя мгновение на помосте появились две фигуры в лучах серебристого и алого света. Высшие.

Во главе стояла банши. Темные волосы, доходившие до пояса, блестели, покрытые чем-то вязким, напоминающим кровь. Белесые глаза, обрамленные густыми ресницами, длинный прямой нос, рот, изогнутый в усмешке, – все черты одновременно отталкивали и привлекали. Приглядевшись, я заметил, что на губах банши засохли капли крови. Высшая, положив одну ладонь на талию, держала в другой фрукт, напоминающий яблоко, с которого стекал красный сок. Прозрачное платье цвета раннего заката облегало точеную фигуру, сквозь ткань были видны торчащие соски и мелкие шрамы, покрывающие руки. Через мгновение она подкинула фрукт в воздух и насадила на коготь, вгрызаясь в мякоть.

Ее звали Алке́ста, и о даре Высшей ходили легенды. Одним своим голосом она уничтожала врагов, не давая шанса на победу.

Второй Высший оказался джинном, и звали его Ве́дас. Золотистые татуировки, напоминающие магические символы, покрывали всю его кожу цвета мокрой земли. На бицепсах и запястьях красовались металлические браслеты красного оттенка. Изогнутые рога выступали изо лба. Огненные волосы были стянуты в хвост, желтые глаза наполнились насмешкой. Нос с горбинкой, плотно поджатые губы и борода, схожая с оттенком волос, придавали пугающий вид. В ногах клубилось облако тумана, плавно покачиваясь под его весом.

Банши – разум, джинн – сила.

Им не хватало третьего элемента. Я подошел к Высшим и остановился рядом, молча ожидая дальнейших приказаний. Взгляд банши пробежался по моему телу, в ее глазах загорелся огонь, от которого кожа покрылась неприятными мурашками. Чудовище, отбросив огрызок яблока в кусты, медленно облизало пальцы, по которым стекал сок. Я плотнее сжал губы, наблюдая за тем, как банши подходила ближе, виляя бедрами. Встав по правую руку, Высшая провела острыми когтями по моему животу, опускаясь ниже. Я резко перехватил ее запястье, отводя руку в сторону. Алке́ста встала на цыпочки и прошептала:

– Любишь поиграть, малыш? Я не против, – свободной ладонью Высшая провела по моей спине.

Банши – разум.

– Прошу меня извинить, но я не соглашался на роль игрушки. Как бы ни льстила перспектива прикоснуться к вашему прекрасному телу, вынужден отказаться, – склонив голову в почтении, сделал пару шагов вперед, оставляя Высшую позади.

Джинн, стоявший в нескольких метрах, с усмешкой наблюдал за нами, скрестив руки на груди. Вскинув голову вверх, он безмолвно попросил развернуться. Изумленно выгнув бровь, я последовал приказу Ве́даса. Банши, чей облик до этого был ужасающим, стала совершенно другой. Белоснежная кожа, лазурного цвета глаза, взгляд из-под густых ресниц и часто вздымающаяся упругая грудь. Я переводил ошарашенный взгляд с девушки на джинна, который с одобрением кивнул.

– Простите, а что я должен сделать? – Растерявшись, я потерял всю выдержку и часто заморгал, не понимая, что от меня хотят. Банши, чей смех раздался за спиной, приняла истинный облик и аплодировала, широко улыбаясь.

Боль стрелой поразила голову. Схватившись за виски, почувствовал, как чья-то магия, вязкая и приторная, пыталась забраться в мой разум. Низко зарычав, я призвал свой дар, и барьер моментально отрезала чужеродную силу. Банши с легким изумлением посмотрела на меня, после чего улыбнулась. Ее тело рябило, магия не понимала, какой облик следует принять. Светлые волосы сменялись на темные, пухлые губы – на кровавое месиво вокруг рта. Вмешательство в мой разум выдавало Алке́сту только одним образом – в глазах начали лопаться сосуды.

Моя магия, словно переплетенные между собой щупальца, плотным кольцом обвивала банши, завлекая, желая дать знать, что разум не может выдержать натиска. Лишь когда силы Алке́сты добрались до воспоминаний, я воссоздал подобие волчьей пасти и заглотил ее силу, сделав ловушку в собственном разуме. Часть ее сил осталась у меня. Ее приторный, словно засахаренный мед, вкус напитал демоническую сущность.

Я долго тренировался, чтобы научиться делать подобное. Порой, бледный, с кровавыми разводами под глазами, доползал до кровати и засыпал на пару суток, пока магия не восполняла потраченный резерв.

– Ве́дас, он мне нравится. Теперь забирай его себе.

– Чт…

Невидимая сила отшвырнула меня в дверь крепости, которую снесло с петель. Моментально вскочив на ноги, я зарычал и, призвав магию, направился к Высшим. Банши, похлопав джинна по плечу, прошла мимо меня и скрылась в коридорах, вызвав переполох среди прислуги. Мужчина, разминающий шею, начал призывать магию, которая растекалась серебристым туманом по поляне.

Джинн – сила.

Резкий толчок невидимой силы заставил упасть на землю. Джинн, чуть подавшись вперед, улыбнулся, после чего щелкнул пальцами – и вокруг него появились иллюзии, точные копии Высшего. Одна из них бросилась в мою сторону, держа в руках небольшой кинжал. Резкий толчок в грудь заставил отпрянуть назад в тот самый момент, когда иллюзия замахнулась, чтобы оставить кровавый след на шее. Собственная магия направляла меня, словно умелый кукловод, позволяя отражать удары врага. Тени, столпившиеся рядом, наносили удар за ударом, кромсая плоть. Я чувствовал, как кровь стекала по моей руке. Недолго думая, провел по теплой жидкости пальцами правой руки и судорожными движениями нанес на лоб узор, напоминающий чашу. Магия моментально вспыхнула, позволяя распознать все желания джинна. Я подпитывался его энергией, мыслями и тайнами, которые оплетали душу Высшего, словно ядовитый паук. Ве́дас еще не знал, что моя сила крылась в его слабостях. Джинн хотел, чтобы я присоединился к Высшим, но не хотел уступать, не хотел давать слабины. Он… ревновал?

Ревность напоминала на вкус переспелый гранат, сок которого, приправленный острым перцем, обжигал горло при каждом глотке.

Обнажив клыки в хищной улыбке, я развел руки в стороны и, резко их соединив, громко хлопнул в ладони. Бордового оттенка магия, словно ядовитые плющи, прокатилась по поляне, сметая иллюзии и превращая их в рваную материю. Что-то темное колыхнулось в душе, требуя взять большего. Воспоминания о матери, ненависть отца, непринятие таким, каков я есть, ударной волной прошлись по телу.

Ты мне не сын.

Если бы я только знал…

Глаза заволокло алой пеленой. Рога, выдававшие истинную сущность, с приятной болью проявлялись среди густой копны волос. Крылья со стремительным размахом вырвались наружу. Припав к траве одним коленом, я что было силы ударил по земле, которая моментально разверзлась под ногами. Вскинув голову, наблюдал за тем, как деревья и кустарники, растущие на пути распада, падали в пропасть с гулким звуком от удара.

Я тоже хочу, чтобы меня любили.

Мне тоже страшно.

Ты не одинок.

Внезапная вспышка боли пронзила правую руку. Завертел головой в поисках врага – Ве́дас, стоявший неподалеку, создал магическую стрелу и запустил ее в мою сторону. Я успел отразить второй удар, воссоздав вокруг себя щит, но оружие все равно задело кожу. Однако это не лишило меня возможности направить тьму на соперника и сжать ладонь в кулак, перекрыв ему кислород. Джинн не ожидал подобного. Широко распахнутые от страха глаза Ве́даса заслезились, оттенок лица стал пепельным, дыхание рваным. Мотнув головой, я разжал кулак и позволил джинну свалиться на землю.

Прохлада подействовала отрезвляюще: открыв глаза, резко отдернул руки. Алке́ста, стоявшая чуть поодаль, оценивала мои действия, чуть прикусив нижнюю губу. Багровая магия, окутавшая поляну плотным туманом, клубилась, шипя и искрясь, переплетаясь с серебристой магией джинна. Местами виднелась выжженная трава и вырванные с корнем деревья. Переведя взгляд на свои руки, из которых струилась магия, не сразу почувствовал легкое прикосновение. Банши опустилась рядом со мной на колени и, коснувшись волос, задумчиво начала проводить по ним пальцами.

– Ну и натворил ты дел, малыш.

– Да… натворил.

– После такой заварушки просто необходимо поесть, – выудив из складок платья два яблока, протянула одно мне. Недолго думая, я схватил фрукт и впился в мякоть клыками, чувствуя, как утихает магия.

– Спасибо.

– Пустяки, малыш. Мы теперь повязаны, так что помогать друг другу – это нормальное явление, – чуть приподняв мой подборок пальцами, Алке́ста слабо улыбнулась, – ты прошел испытание. Теперь ты один из нас.

Банши указала пальцем на себя, а затем на Ве́даса, который, проклиная все вокруг, поднимался с земли, придерживаясь рукой за ствол дерева. Наблюдая за багровым от ярости лицом джинна, мы с Алке́стой переглянулись и громко засмеялись, прислонившись друг к другу лбами. Ве́дас, зарычав, направил поток магии в нашу сторону. Пошатнувшись, я увидел, как он воссоздал щит вокруг Высшей, ограждая от меня. Проходя мимо нас и довольно потирая руки, джинн прислонил два пальца к глазам, затем направил их в мою сторону – «я слежу за тобой».

Мне не требовалось призывать магию, чтобы понять, что он ревнует.

Кажется, Высшие нашли третий элемент.

Дьявол – инстинкты.

Теперь ты один из нас.

Заходя во дворец следом за Высшими, я наконец-то понял, что мой дар – не проклятие, а оружие, которым придется научиться управлять.

Глава 5

И воссоздали мойры ту, которая станет пристанищем для погубленных душ.

27-й год правления эры Дракона

Касандра

Порочность, которой одержимы сердца. Невинность, за которую многие отдали жизнь. Свет и мрак, способные проникнуть в самые потаенные уголки темной души. Но так ли соблазнительна невинность без порочности, идущей с ней рука об руку?

Когда ночь взяла бразды правления в свои руки, обнимая и успокаивая в объятиях, вопреки всему живому из ссохшейся земли пробился росток. Прошло без малого двадцать лет, когда фиолетовые, розовые, лиловые гроздья склонились к земле, образуя пышные каскады. Дерево, которое поразила молния, начало новый цикл жизни. Его крона становилась мощнее, деревья напитывались влагой, различными оттенками откидывая тени на траву.

Глициния.

Дерево, скрывающее сокровище, ради которого мойры взрастили его, напитав своей магией. Глициния, служившая временным пристанищем для дитя, которому суждено было умереть, несмотря на благословение, дарованное Жизнью.

Сбивающий с ног ветер стремился вырвать с корнем глицинию, но массивные корни, подсвечивающиеся лазурной магией мойр, крепко держались за землю. Дерево опасно накренилось и заскрипело. Молния рассекла небосвод, последовал оглушающий грохот грома. Крупные капли дождя быстрым потоком начали падать на землю.

Когда очередная вспышка молнии и раскат грома прогремели над поляной, широко распахнулись девичьи глаза изумрудного оттенка. Золотистые волосы намокли, с густых ресниц стекали дождевые капли. Пухлые бледные губы широко изогнулись в крике, но все звуки оборвались, когда тело девушки дернулось, впитывая магию глицинии. Дерево даровало свою силу, крепко удерживая ее за руки и ноги своими ветвями. Мокрые от дождя листья хлестали по лицу, заставляя принять дар. Девушка задрожала, склонила голову и прикрыла глаза. Кожа налилась румянцем, страх во взгляде сменился уверенностью и скрытой силой, которая предрешит исход всего.

Дерево уменьшалось в размерах, пока от него не остался высохший куст, на котором висело алое яблоко. Девушка, оставшаяся сидеть посреди поляны в одиночестве, протянула руку и сорвала плод, поднесла к лицу и впилась зубами в мякоть. Сок стекал по ее обнаженному телу, впитываясь в кожу до последней капли.

Девушка почувствовала резкую боль между лопаток и вскрикнула. Кровь струилась по спине, напитывая землю своей магией и мощью. Небольшие крылья золотистого цвета, обрамленные бирюзовой сеточкой тонких вен, растерзавших спину, распахнулись. Девушка тихо всхлипнула, прикрыв рот дрожащими пальцами. Голову пронзила мимолетная боль и единственное слово.

Мулцибе́р.

Прежде чем провалиться в темноту, фея прижала руки к груди, где часто билось сердце.

Разряд магии пробежался по телу, заставляя очнуться. Я широко раскрыла глаза, глотая воздух рваными клочками. Когда гул сердца и дрожь в теле сошли на нет, привстала с прохладной земли и обхватила себя руками. Неприятный озноб прошелся по коже. Боль, пульсирующая меж лопаток, утихала, уступая место легкости и невесомости. Что-то теплое хлестнуло по лицу, окропляя кожу влагой. Трава, покрытая росой, словно жгуты, торчала из земли. Заведя одну руку за спину, я осторожными движениями нащупала крылья, подрагивающие в такт сердцебиению. Я непроизвольно улыбнулась, но сразу осеклась, нахмурив брови и прикусив нижнюю губу.

Кто я? Как оказалась здесь? Куда мне идти?

Впервые я осмотрела поляну, где проспала всю ночь. Солнце восходило над густыми верхушками деревьев, окрашивая листву и небосвод в золотистые тона. Густая трава плотным ворсом простиралась вглубь леса и приятно покалывала кожу. Массивные деревья, листья которых имели оттенок от лазурного до багрового и гроздьями свисали с ветвей, образуя аркообразный проход в непроглядную тьму. Изуродованные ветром и дождем корни, перехлестываясь друг с другом, словно в борьбе, напоминали застывшие тела.

Что-то невесомое, едва ощутимое коснулось крыльев и надавило на спину, призывая следовать во тьму, скрытую от чужих глаз листвой.

Ноги дрожали, когда я, спотыкаясь, направилась к деревьям. Движения с каждым шагом крепли, позволяя идти увереннее. Подойдя к дереву, я коснулась ладонью шершавой коры. Проведя пальцами по ней, не сразу заметила, что за мной наблюдают.

– Добро пожаловать в мой лес, дитя.

Я вскрикнула, прижала руку к груди и, отшатнувшись и споткнувшись о корень, упала навзничь. Зашипев от боли, бросила испепеляющий взгляд на незнакомку, которая стояла на том самом месте, где несколькими минутами ранее очнулась я.

Снова в сознании вспыхнуло слово.

Зелигена.

Я не могла отвести глаз от духа, представшего в образе молодой девушки. Ее загорелая кожа сияла в восходящих солнечных лучах, белокурые волосы легкой волной спадали с плеч, наивные глаза сапфирового цвета смотрели с сожалением и грустью, доброжелательная улыбка не сходила с лица. Девушка была одета в белую тунику из блестящей серебристой ткани. Мягкие ступни незнакомки плавно касались влажной травы, не приминая ее. Я чуть отползла назад, царапая кожу о корни. Зелигена протянула ко мне руку, словно в мольбе, призывая не страшиться ее. Сжавшись, я наблюдала, как девушка опускается рядом на колени, не боясь испачкать белоснежное одеяние.

– Не стоит меня бояться. Я друг. И хочу помочь тебе, если позволишь.

Чуть склонив голову, девушка щелкнула пальцами. На траве появился небольшой сверток, перевязанный атласной лазурной лентой. Ловко подхватив его с земли, зелигена протянула мне подарок. Я с опаской посмотрела на него, но приняла и кивнула в знак благодарности, продолжая упорно хранить молчание.

– Пожалуйста, открой.

Я выпрямилась, положила сверток на траву и, чуть задержав руки около ленты, начала тянуть концы в разные стороны. Когда та мягко упала в траву, я раскрыла подарок и ахнула, переведя взгляд на девушку, которая с упоением наблюдала за мной, как мать умиляется первым достижениям ребенка.

– Спасибо, – поблагодарила я духа дрогнувшим хриплым голосом и извлекла из свертка изумрудного цвета платье. Встав с земли, я приложила его к телу и чуть покружилась. Чувство легкости и невесомости наполнило нутро, вытесняя все страхи. Мне казалось, что происходящее здесь в этот момент было правильным. Так должно было случиться. Остановившись, я надела изумрудное платье и почувствовала приятный холод материала.

Зелигена поднялась следом. Я резко остановилась, встретившись с ней взглядом.

– Я могу задать вопрос?

– Конечно, дитя.

– Как вы оказались здесь? Почему подарили платье? Ведь…

– Мойры попросили присмотреть за тобой, пока судьба не будет соткана полотном и все нити не будут собраны воедино, чтобы начать новый отсчет.

– Мне не нравятся ваши слова, – тихо констатировала я.

– Всему свое время, дитя, не нужно его торопить, чтобы потом не жалеть об упущенных мгновениях.

Я вцепилась пальцами в платье, продолжая прижимать его к груди. Зелигена почувствовала смятение, подошла и мягко коснулась моей щеки. Ее сила и магия окутывали, даря покой и умиротворение, от которых хотелось прикрыть глаза и насладиться невесомыми прикосновениями духа.

– Ты напугана, но ты не одна. Теперь нет. Позволь помочь тебе, – доброта и нежность, слышимые в голосе зелигены, не оставили выбора.

Я кивнула на слова духа и вымученно улыбнулась, когда девушка приподняла мой подбородок двумя пальцами и встретилась взглядом.

– Это нормально – бояться. В этом нет ничего постыдного. Пойми это, дитя. Как тебя зовут? – вопрос духа застал врасплох. Я не помнила ничего, кроме моментов после пробуждения. Зелигена, коснувшись ладонью моего лба, мотнула головой и тихо вздохнула.

– Я… я не знаю… не помню.

Дух обхватила мою ладонь своими прохладными пальцами и потянула за собой, уводя вглубь леса, откуда со всех сторон доносились звонкий девичий смех и пение птиц.

– Ты не против, если мы будем называть тебя Касандра?

– У меня есть выбор? – грустно усмехнувшись, я последовала за зелигеной.

– Выбор есть всегда, дитя, даже если тебе кажется, что итог предрешен. Стоит лишь довериться сердцу, оно подскажет правильный путь, уготованный судьбой. – Когда поляна скрылась из виду, зелигена кинула через плечо: – Меня зовут Злата, Касандра, – сделав акцент на последнем слове, девушка медленно, но уверенно уводила меня за собой вглубь леса.

Выбор есть всегда.

Чем дальше мы продвигались по лесу, тем сумрачнее он становился. Густая листва окружала едва вытоптанную дорожку, словно пыталась ухватить в свои крепкие, ветвистые объятия, покрывая кожу небольшими царапинами. Низкорослые кусты иссушенными охранниками стояли вдоль пути, цепляясь за подол платья. Злата вела за собой медленно, позволяя разглядеть все окрестности. Не было ни звуков, ни перешептывания листвы, ни дуновения ветра, будто время здесь застыло, изгнав все живое за пределы леса. Под ногами земля была похожа на зеленого оттенка ковер с багровым вкраплением, напоминающим свежую кровь. Я чуть дернула Злату за руку, призывая обратить на себя внимание.

– Это что, кровь? – тихо спросила я.

– Боги, нет. Это первородная магия, с помощью которой мойры создали наши континенты, разве ты не знала? Это помогло богам населить их живыми существами, – с неким упреком в голосе произнесла Злата, но, прокашлявшись, дополнила: – Прости, никак не привыкну, что ты только недавно появилась в нашем мире.

– В вашем?

Злата чуть сжала мою ладонь в своей, призывая замолчать. Я насупилась и сдула с лица прядь волос, которая прилипла к щеке из-за высокой влажности на континенте. Мы шли в тишине, не измеряя время. Ноги дрожали от непривычно долгой ходьбы, во рту пересохло, а в глазах начали плясать мушки. Я дико хотела пить и есть, и лишь когда мой желудок громко заурчал, Злата резко затормозила и развернулась. Девушка, склонив голову набок, прищурила глаза и с неким удивлением обвела взглядом, будто увидела впервые.

– Ты хочешь… есть?

Я в недоумении вскинула брови, шумно сглотнув, пытаясь промочить иссушенное горло. Чуть подняв голову вверх, расправила спину и встряхнула крыльями. Не до конца могла привыкнуть к ним, но их ритмичные движения успокаивали.

– Да, – негромко, но твердо произнесла я. – Когда мы будем есть и пить?

– Удивительно, – проигнорировав мой вопрос, Злата усмехнулась и, развернувшись, направилась на свет, который редеющими отблесками отражался среди деревьев. – Потерпи еще немного, мы почти на месте.

Лишь когда миновали не менее дюжины деревьев, массивной колонной растущих по краям тропы, мы вышли на поляну. От увиденного у меня перехватило дыхание – молодые девушки, лет двадцати, играли в догонялки, смеясь и прихлопывая в ладоши. У них не было крыльев, лишь острые когти, которые могли вспороть брюхо любому, и изумрудного оттенка волосы, ниспадающие до поясницы. При каждом движении девушек в воздухе поднимался ветер, тянущийся за ними подобно верному псу. Чуть поодаль я увидела выстроенные в ровный ряд семь деревьев, где внутри каждого вырезаны дверь и окна. Изнутри просачивался слабый свет – фиолетовый, изумрудный, лазурный, янтарный, багровый, желтый и черный. Привстав на носочки, я попыталась было заглянуть внутрь, но Злата ударила меня по плечу и широко распахнула глаза, показывая тем самым, что такое поведение недопустимо. Я насупилась, но промолчала, продолжая обозревать поляну дальше.

Чуть поодаль увидела пять девушек, разительно отличающихся от резвящихся на поляне. Их волосы были собраны в тугие косы болотного оттенка, между пальцами скользила лазурная магия, помогающая порождать растения и кустарники, отростки которых уже пробились сквозь землю. Я перевела взгляд на Злату, приоткрыв рот от увиденного. Та улыбалась и чуть вскинула голову вверх, призывая посмотреть на других жителей селения. Я последовала за ее взглядом и затаила дыхание, наблюдая за тем, как из-за деревьев вышла пара: мужчина лет двадцати семи и девушка. В руках у каждого был кинжал, который, словно молния, рассекал воздух, пытаясь поразить врага. Если на лице мужчины виднелась усмешка, то девушка была похожа на рассвирепевшего быка, что не может поразить свою цель. Низко зарычав, она высоко вскинула кинжал, пару раз прокрутила его в воздухе, но в одночасье упала на землю, шумно выдохнув. Мужчина одним коленом прижимал к земле соперницу, в то время как второе было приставлено к горлу девушки, шумно втягивающей воздух. Победитель кончиком кинжала осторожно скользил по лицу проигравшей, очерчивая каждый изгиб – лоб, нос, губы.

– Йенс, слезь с меня, – хрипло произнесла девушка, чуть вытянув шею и отвернув голову подальше от кинжала.

– Ты опять была невнимательна, – с издевкой в голосе произнес мужчина, но тем не менее одним плавным, но быстрым движением вскочил на ноги и протянул руку девушке. Та с презрением посмотрела на протянутую ладонь и демонстративно отвернулась, вставая самостоятельно. Лишь когда они вышли из-за деревьев, я смогла разглядеть светло-зеленоватую кожу проигравшей и сероватую кожу победителя. У обоих бойцов просматривались два клыка, задевающих верхнюю губу.

– Кто это? – Я прильнула к Злате и вцепилась в ее руку мертвой хваткой.

Мужчина, услышав голос, резко повернулся и медленно принялся изучать мое тело, которое было скрыто под платьем. Его губы дрогнули в едва заметной улыбке, а в глазах появился опасный огонь. Девушка, с которой он дрался несколько мгновений назад, ткнула его локтем в живот, отчего Йенс согнулся пополам и резко выдохнул.

– Никакого уважения. Чему я тебя вообще учила? – Кинув предостерегающий взгляд на мужчину, который засмеялся, продолжая прижимать руки к животу, девушка резко переменилась в лице: ее грубые черты приобрели некую мягкость, когда губы тронула искренняя улыбка при виде Златы. Изумрудного оттенка глаза, чуть вздернутый нос и пухлые губы незнакомки гармонично смотрелись вместе.

За считаные секунды девушка оказалась около Златы и, глядя на меня в упор, протянула пыльную ладонь. Я посмотрела на руку, затем на незнакомку, а потом на Злату, силясь понять, что надо делать. Боец, закатив глаза, цокнула языком, крепко вцепилась в мою ладонь своими прохладными пальцами и дернула их вверх-вниз.

– Это называется приветствие. Меня зовут Ийнас.

Я с восторгом наблюдала за ее клыками, выступающими над нижней губой. Йенс бесшумно подкрался и закинул свою массивную руку на спину девушки, отчего та повела плечами, пытаясь скинуть ношу.

– Прекрати, у нас же гости. Хватит вести себя как дикарка. – Мужчина подмигнул мне и убрал руку, засунув ладони в карманы штанов, низко сидевших на бедрах. Я едва доходила ему до груди. Василькового оттенка глаза с озорством изучали пространство вокруг, шрамированная грудь равномерно поднималась и опускалась. Левый клык был немного отколот, сероватого оттенка кожа поблескивала в солнечных лучах.

– Я и есть дикарка, Йенс.

Злата, чуть вскинув руки вверх, призвала всех к молчанию, обратившись к Ийнас.

– Осмотришь Касандру? Нужно узнать задатки ее магии, какой стихией обладает, что стимулирует магию, а что, наоборот, блокирует. Сможешь?

– Спрашиваешь еще, – усмехнувшись, Ийнас развернулась и быстрым шагом направилась к одному из деревьев, откуда сочился темный свет. Вздрогнув, сделала пару шагов, но услышала радостный крик Златы, которая махала кому-то и улыбалась. Я развернулась и проследила за девушкой взглядом.

Из-за деревьев вышла женщина лет сорока. Руки скреплены на животе в замок, босые ноги, волнистые волосы пшеничного цвета, скрывающие половину лица, и багровое платье, крепившееся на шее атласными лентами и ниспадающее к щиколоткам. Белесого оттенка глаза, казалось, смотрели сквозь меня.

– Касандра, познакомься. Джойс – покровительница нашего селения – Джомсона.

Глаза женщины с восторгом изучали меня, словно пытались запомнить каждую черту лица и тела. Когда она заметила изрядно помятое от ходьбы платье, местами покрытое слоем пыли, Джойс нахмурила брови и с неким укором в голосе спросила Злату:

– Разве так принято встречать дорогих гостей? Разве так принято приветствовать каждого, кто ищет в поселении приют и покой?

Джойс повела плечами и выпрямила спину, продолжая удерживать руки замком на животе. Я заметила темные круги под ее глазами и тонкую сеточку вен на шее, скрывающихся под волнистыми волосами. Мелкая рябь, которая пошла от ее тела, заставила отшатнуться и пару раз моргнуть, чтобы прогнать морок. Джойс продолжала изучать мое лицо с теплотой, но некой снисходительностью, будто я была несуразным ребенком, сотворившим очередную пакость. Несуразным, но любимым, чтобы за проступок не последовало наказание.

Злата, прокашлявшись, чуть подтолкнула меня в спину и повела головой вверх, призывая ступать за Ийнас, поодаль нервно переминавшейся с ноги на ногу.

Не бойся оступиться. Это твой путь, который ты должна пройти одна. Смелей, не дай сомнениям изменить начертанное.

Голос, прозвучавший в голове, замолчал.

– Вы слышали это?

– Слышали что, дитя? – Злата мягко коснулась моего плеча. В ее глазах таилась тревога и невысказанные опасения, которые она не решалась произносить вслух.

Ты не сумасшедшая. Придет время, когда будешь обязана выполнить начертанное, от этого не сбежать. Иди на свет, который призовет. Обрети магию, дарованную тебе.

Я исполнила безмолвный приказ, будто опытный кукловод потянул за невидимые нити, приказывая выполнять его указания. Протянула платье Злате и нагая пошла в сторону деревьев, манивших своим магическим светом. Поляна утонула в тишине, которая сопровождала каждый мой шаг. Резвящиеся девушки остановились, чтобы понаблюдать за мной с неприкрытым интересом. Те, кто занимался взращиванием новых деревьев и растений, не прекратили своего занятия, но я кожей чувствовала их колкие взгляды. Ийнас удивленно моргнула изумрудными глазами и усмехнулась, когда я поравнялась с ней и улыбнулась уголками губ. Йенс, облокотившись о ствол дерева и скрестив руки на груди, а ноги – в лодыжках, ни разу не шевельнулся, пока я шествовала до дерева. Ийнас схватила платье, которое я отдала Злате и насильно обернула вокруг моего тела, прикрывая грудь и бедра.

– Никогда не расхаживай нагая. Никогда. Нигде, – сухо констатировала девушка, надавив на спину, подталкивая к деревьям, которые, словно почувствовав мое присутствие, засияли еще ярче. Фиолетовый, лазурный, изумрудный, янтарный, багровый и желтый – их оттенки дарили надежду и тепло, но все нутро тянулось к непроглядной тьме, которая высматривала меня своим хищным взглядом, выжидая момента, чтобы поглотить полностью. Я ступала босыми ногами по траве, почувствовав прохладу земли, коснулась ствола дерева дрожащими от волнения пальцами и начала выводить на нем узоры указательным пальцем. Кожу приятно покалывало, когда магия, словно живое существо, изучало меня.

– Я хочу туда, в темноту, – прошептала, не отводя взгляда от мрака внутри одного из деревьев, продолжая выводить пальцем незамысловатые узоры.

– Но магия тебя не принимает, – я уловила удивленные нотки в голосе Ийнас.

– Как это – не принимает? Почему? – До темноты оставался буквально метр. Я могла бы подтянуться и упасть в объятия мрака, чтобы забыться.

– Каждое дерево олицетворяет магию, похожую на солнечные блики, только разных оттенков. Фиолетовый – воздух, изумрудный – природа, лазурный – вода, янтарный – огонь, багровый – контроль над эмоциями, желаниями, возможность узнать пороки всего живого, главные секреты, желтый – исцеление, черный – возможность общаться с умершими, воскрешать их.

– Надо же, как интересно… – Сердце бешено билось о ребра, когда я, не осознавая, вскинула руку и прикоснулась к темноте, которая отозвалась. Мрак пошел рябью, и спустя мгновение из него, словно змея, выскользнула женская рука и, схватив меня за запястье, утянула в сумрак. Нежные прикосновения к коже, убаюкивающий голос и крики, доносившиеся по эту сторону неизвестности.

Ты сделала правильный выбор, фея.

Глава 6

Правосудие – вот что важно на континенте, погрязшем в грехах.

28-й год эры правления Дракона

Мулцибе́р

Спустя три года смог доказать Высшим, что моя магия достойна, чтобы стать одним из них. Поначалу выдавали мелкие поручения, по типу образумить разъярившегося кентавра, которому показалось, что труп охотника шелохнулся и хочет его убить. Я смиренно, скрипя зубами, исполнял все приказания, чтобы доказать самому себе в первую очередь, что чего-то стою в этой жизни.

Алке́ста и Ве́дас решили не устраивать помпезных празднеств по этому поводу, за что я был им благодарен. Мы решили объявить эту новость завтра в столице и других городах, которые были частью Пра́нты. Эта ночь была полностью в моем распоряжении, чтобы свести счеты со старыми правителями континента.

Дождавшись, когда наступит ночь и огни в комнатах погаснут, я потушил свечу в своей и погрузился в полную темноту. Вскинув левую руку, призвал магию, окрасившую собой все вокруг в багровый цвет, сквозь который, извиваясь, виднелись главные пороки и грехи людей и существ, населяющих Пра́нту. Свободной рукой я распахнул дверку шкафа и достал оттуда наряд Высших – темную рубашку и штаны, где была вышита маленькая золотистая эмблема в виде дракона, изрыгающего пламя в небо. По щелчку пальцев одежда плавно соскользнула с вешалки и окутала мое тело, даруя приятную прохладу от касаний шелка. Закатав рукава рубашки по локоть, я пригладил ладонями невидимые складки и всмотрелся в зеркало, встроенное в одну из створок шкафа. Мне виделся изнеможденный мужчина, сапфирового оттенка глаза светились в непроглядной тьме, рога острыми пиками прорывались сквозь густые угольно-темные волосы, губы изогнулись в улыбке, обозначилась глубокая ямка на подбородке. Пару раз дернув за воротник рубашки, я магией бесшумно открыл окно и, распахнув крылья, под покровом ночи покинул крепость, направившись в У́нсах.

Спустя полчаса полета я приземлился около массивной деревянной двери, по ту сторону слышались крики и пьяные мужские разговоры, сквозь которые проскальзывали женские стоны. Бордель пользовался популярностью на Пра́нте благодаря тому, что простые смертные мужчины могли насладиться близостью с магическими существами. Изощренные в своей порочности, они сходили с ума от одной мысли о том, что могут за определенную плату творить с гарпиями, сиренами, кентавридами все то, что только пожелает прогнившее нутро. Мне была противна мысль, что кто-то получает любовь и удовлетворение за деньги, а кто-то за них продает свою честь и уничтожает душу из ночи в ночь.

– Ну же, иди ко мне, моя порочная сирена.

Я мотнул головой, прогоняя чужой голос из головы. У дара слышать голоса даже на большом расстоянии был свой минус – порой можно было узнать то, от чего хотелось подавить рвущиеся наружу рвотные массы.

Сплюнув горькую слюну под ноги, я обвел взглядом дом наслаждений. Корпус борделя был выложен плиткой цвета кофе с молоком. Крыша особняка оканчивалась невысоким фронтоном, треугольное поле которого украшал оригинальный цветочный орнамент. Площадка перед зданием была устлана плиткой различного размера, повторяющей основной цвет стен. Несколько статуй с магическими существами выстроились в одну шеренгу, оголяя различные части тела для привлечения внимания к борделю. За спиной стоял массивный забор из металла, который не позволял нечисти проникнуть на территорию дома наслаждений.

Я обогнул бордель и остановился у обшарпанной двери, где уже местами начала слезать красновато-кирпичная краска. Постучав три раза, скрестил руки на груди и стал ждать. Спустя пару секунд по ту сторону послышались ворчания, а затем дверь распахнулась. Поначалу женщина была полна презрения и недовольства, но, как только она встретилась со мной взглядом, ее черты разгладились.

– Мулцибе́р, какими судьбами?

– Я войду? – нетерпеливо спросил и, не дожидаясь ответа, рукой отвел женщину в сторону и зашел в каморку. Дверь за спиной захлопнулась. Хозяйка, щелкнув пальцами, издала гаркающий звук, создавая огненный шар, который клубился вокруг ее ладони, чуть потрескивал и отбрасывал тени на стены.

– Что за срочность?

А́нгельс. Хозяйка борделя, которая вот уже несколько десятилетий заправляла этим заведением. Огненно-рыжие волосы, веснушки на бледном лице, почти что белесого оттенка глаза и всегда плотно поджатые губы. Только дурак мог не догадаться, что А́нгельс – феникс, популяция которых только начала разрастаться на Аванти́не – континенте огня и пепла. Но женщина решила, что ее привлекают пороки и исполнение желаний других за деньги, вследствие чего она перебралась на Пра́нту и выстроила свою империю борделей, главный из которых располагался в столице.

– Ты выполняешь все мои приказы, А́нгельс?

– Конечно! – рвано выдохнула женщина и прижала ладонь к пышной груди. – Существа, не желающие близости, получают ночную выручку, что ты присылаешь каждое утро. А те, кто одержим подобным… сам понимаешь, им не нужны никакие злато и серебро, дай только оказаться в одной комнате с мужчиной, от которого можно напитаться. А что? Что-то случилось?

Проигнорировав вопрос А́нгельс, я спросил:

– Советники здесь?

– Да, все трое здесь. Сидят в общем зале.

– Сможешь привести их к дальней комнате в восточном крыле?

– Зачем? Как?

– Ты задаешь слишком много вопросов, А^́нгельс, – раздраженно ответил я, с недовольством почувствовав, как смятение и страх медленно заполняли нутро феникса.

– Д… да, конечно, смогу. Дверь там открыта, через пятнадцать минут я проведу их туда.

– Спасибо, – уголки моего рта дрогнули, и я, пройдя мимо девушки, устремился во мрак, который был верным спутником по пути в восточное крыло.

Как и сказала А́нгельс, дверь была отворена. Я вошел внутрь комнаты и всмотрелся в темноту, которую рассеивал лунный свет. Широкая кровать из светлого ясеня скрывалась под пологим балдахином темного оттенка, крепящегося к потолку крюком. Окно в половину стены не было зашторено, прикрытое лишь магией, не позволяющей видеть то, что происходило в комнате, с обратной стороны. Многие посетители любили острые ощущения и зачастую брали девушек именно в этом месте, представляя, что с улицы могли наблюдать за ними. Лилового оттенка ворсовый ковер устилал весь пол, пара свечей, что стояли на деревянном столе напротив кровати, почти догорели.

Дойдя до середины комнаты, я щелкнул пальцами и дождался, когда магия воссоздаст подобие кресла, сливающееся с лунным светом. Не хотел, чтобы советники узнали о моем присутствии раньше времени. Несмотря на острый нюх, мужчины наверняка были пьяны до такой степени, что не сразу бы сообразили, кто перед ними – Высший или девушка, обещанная хозяйкой борделя.

Я неторопливо дошел до кресла, сел и закинул одну ногу на другую, вцепившись руками в подлокотники. Откинув голову на мягкую спинку, шумно сглотнул, дернув кадыком, и усмехнулся, почувствовав, как в воздухе отчетливо стал прослеживаться аромат возбуждения и предвкушения. Спустя минуту на лестнице послышались шаги и мужские голоса, сквозь которые пробивался женский тон, принадлежащий хозяйке борделя. От нее шло ощущение тревоги и страха, но своими разговорами она не выдавала этого. Напротив, голос феникса был полон заигрывания и неприкрытой лести, которая должна была задобрить советников.

– Почему дверь распахнута? – спросил до тошноты знакомый голос.

Секундная заминка, после чего А́нгельс щелкнула пальцами, будто о чем-то вспомнила.

– Так девушке надо было подготовиться к вашему визиту… Сами понимаете, чтобы справиться с тремя оборотнями, надо изрядно постараться, чтобы угодить таким уважаемым гостям.

Один из советников усмехнулся и вошел внутрь, следом – верные псы. В темноте я смог разглядеть их лица – тот, что разговаривал, не кто иной, как сборщик налогов, который приезжал во дворец год назад. Его каштанового оттенка волосы были взъерошены, белоснежная рубашка сплошь усеяна винными разводами и следами от помады, опьяненный, но цепкий взгляд бродил по комнате в поисках девушки. Позади него, переминаясь с ноги на ногу от предвкушения, стояли его прислужники – двое мужчин лет двадцати, в лицах которых проскальзывали общие черты – миндалевидные глаза, горбинки на носах, отрезанные мочки левого уха.

Я не дал А́нгельс зайти внутрь и, вскинув рукой, магией захлопнул перед ее носом дверь, оставив советников в комнате. Мужчины, не ожидая подобного, зарычали и оскалили зубы.

– Кто здесь?!

– Не узнаешь старых друзей?

Мой насмешливый хриплый голос заставил оборотней замолчать и сменить оскал на непонимание, отразившееся на их лицах. Усмехнувшись, вцепился руками в подлокотники и резким движением встал, выходя на лунный свет. Засунув руки в карманы штанов, я чуть склонил голову набок и улыбнулся уголком губ, встретившись глазами с недоуменным взглядом главного советника.

– Ты?

– Здравствуй, щенок.

Мужчины, что стояли позади советника, зарычали – местами на их телах начала проявляться дымчатого оттенка шерсть, зубы удлинились, комнату заполонил звук трескающейся по швам ткани. Я вскинул левую руку вперед, поразив одного из оборотней багровой стрелой в самое сердце и, отведя ее назад, вырвал сердце магией из груди. Отшвырнув мужчину в стену, наблюдал, как бездыханное тело мешком рухнуло на ковер, окрашивая его в алый цвет. Второй рукой я нарисовал в воздухе полукруг и резко перечеркнул его. Волк моментально материализовался рядом, задрал дымчатую морду и взвыл, почувствовав запах плоти. Подавшись вперед, он зарычал и заскулил одновременно, когда я дернул его за поводок и заставил изменить вектор движения на второго советника, похожего как две капли на погибшего. Оборотень, который почти что трансформировался, взвыл от боли, когда вурхэ́нгсон одним прыжком настиг его и, вцепившись зубами в глотку, вырвал кадык и заставил мужчину отхаркиваться собственной кровью. Алая жидкость фонтаном струилась из его шеи. Спустя минуту, сопровождаемую адскими криками боли, второй оборотень обмяк и рухнул рядом с мертвым товарищем.