Беспросветная духовность. Последний трамвай. бесплатное чтение

Понизу всю улицу укрывает густой туман. Рассеянный свет, падающий из пасмурного осеннего неба вместе с едва уловимыми капельками измороси, пронизывает его насквозь, от чего невесомая мохнатая масса будто светится изнутри. То там, то здесь через размытый воздух мимо влажных терракотовых фасадов домов вверх тянутся деревья. Их костлявые лапы так и норовят ухватиться за тучи.

Тук… Тук… Тук… Тук… Гаснущим эхом. Это бьется не мое сердце. Конечно, оно у меня тоже есть, и, надо сказать, прекрасно справляется со своей работой вот уже в течение более сотни лет.

Тук… Тук… Тук… Тук… В маленьких динамиках наушников-затычек к одинокому звуку удара по басовому барабану, пропущенному через эффект задержки, добавляются аккорды беззастенчиво подражающего струнным синтезатора.

Тук… Тук… Тук… Тук… Теперь вступает женский голос, невероятно сильный и глубокий – аж до мурашек, несмотря на то, что мое тело уже давным-давно остыло.

Тук… Тук… Тук… Тук… Энни допевает строчку: «Ритм этого трепещущего сердца, стучит как барабан». И на словах: «Оно бьется для тебя…» – из облака пара, непрерывно валящего из открытого люка чуть поодаль от пешеходной дорожки, появляюсь я.

«Песня любви для вампира». Она не очень-то подходит к моменту, но уж больно мне нравится. Могу слушать ее бесконечно. Ха! Из моих уст эта фраза звучит достаточно иронично, неправда ли? Ведь далеко не каждый на этом свете может позволить себе подобное.

Интересно, она тоже вампир? Навряд ли. Хотя все может быть. Селебрити из наших, по совершенно понятным причинам, предпочитают уходить в тень молодыми, ну, или, по крайней, мере до того как их смертные поклонники начинают задавать вопросы относительно неувядающего облика своего кумира.

Доисторический, даже по человеческим меркам, проигрыватель mp3-файлов уже добрался до кульминации: «Дай же мне быть той единственной, что от холода укроет тебя…» На фоне музыки мир вокруг меркнет… «…Звездами из ярчайшего золота усеян пол на небесах». А мое сердце вот-вот вырвется наружу. «Они сияют для тебя, они сияют для тебя. Они горят, чтобы видно было всем». Если бы я был человеком, то наверняка бы умер. «Вернись в объятия снова и душу эту освободи». И ровно в тот момент, когда отыграли последние аккорды, я оказался на растрескавшемся и вздыбленном асфальте остановки, отделенной от проезжей части парой трамвайных путей. Достал из кармана своего серого безразмерного пальто маленькую коробочку с блестящим корпусом и нажал на кнопку в форме дуги под колесиком управления. После таких отличных песен надо делать паузы, потому как в сравнении с ними все остальные, порою совершенно незаслуженно, могут показаться блеклыми и невзрачными.

Постепенно шум шуршащих мимо по мокрому асфальту автомобилей и разговоры прохожих позади меня перекрыли стук нечестивого сердца – мои мысли потихоньку вернулись обратно, на землю. Я посмотрел вниз на носки возмутительно ярких кроссовок, украшенных свежими брызгами грязи, потом перевел взгляд на лежащие перед моими ногами проржавевшие рельсы, проглядывающие сквозь заросли жухлой травы, заполонившей пространство между почти истлевшими шпалами. Всю эту разлагающуюся массу осень небрежно закидала россыпью листьев всевозможных оттенков: от бледно-зеленого до оранжевого. Яркое преддверие бледной ледяной смерти.

Напротив меня у кромки проезжей части на автобусной остановке столпились люди: бабки с сумками на колесиках, днями напролет рыскающие по городу в поисках скидок, студенты, вырвавшиеся на волю из застенков местного колледжа. Все как один склонились над шестидюймовыми порталами в бесконечно обновляющуюся вселенную информационного компоста. Настоящий мир, похоже, никого больше не интересует.

Я стою и пресыщенным безразличным взглядом смотрю на пищу. Эпоха Интернета, уподобив им, превратила меня в потребителя. Раньше, чтобы утолить голод, приходилось быть изобретательным и хитрым. Да и с выбором было не ахти: существо, застрявшее в теле четырнадцатилетнего человеческого ребенка, могло завлечь лишь примерно такого же возраста подростков. Молодая кровь – это конечно прекрасно, но иногда хочется чего-то особенного. Теперь же, через соцсети можно «обработать» любого, и чуть ли не с доставкой на дом. И, согласитесь, при нынешнем качестве корма для людского стада, проще найти деликатесных приверженцев здорового образа жизни и любителей эко-продуктов, используя тематические группы. Эта пресловутая современность сделала из нас тех еще гурманов.

Откуда-то изнутри, из ямы, которую раньше, видимо, заполняла бессмертная душа, начала выползать скука. Такая знакомая, предсказуемо одинаковая и невыносимо родная. И все бы ничего, но за ней следом припрется ее закадычная подруженция – тоска, а там нагрянет и депрессия с ворохом всяческих увеселительных веществ. В итоге, конечно, все завершится радостно и с помпой, но тогда моим планам на вечер точно придет конец.

Пока еще не поздно, снова достаю проигрыватель размером с компакт-кассету и, вращая механическое колесико, выбираю на маленьком монохромном экранчике произвольный режим воспроизведения. Звучит сыгранный одновременно, и на гитаре, и на фортепиано аккорд – унылый бубнеж города разлетается на мелкие осколки. Следом начинает отмерять ритм ворчание зацикленного на трех тактах мощного мотоциклетного мотора, работающего на холостых оборотах. Поехали!

Come with me

Into the trees

We lay on the grass

And let hours pass…

Они-то уж явно не люди, эти нестареющие ребята из Бэсилдона: создавать из обрезков повседневности и мертвых синтезированных звуков музыку, не подверженную влиянию времени. А их тексты? Они как будто видят жизнь откуда-то со стороны. Точно, упыри! Сказал, а сам поморщился. Как только нас не обзывают: вурдалаки, упыри, нежити, стригои, заложные. А вот интересно, что сказали бы про человечество коровы, свиньи и прочая, поедаемая ими живность если бы умели говорить? А какие непотребства эти нерадивые потомки Адама вытворяют с планетой? Людишки сколько угодно могут придумывать для нас оскорбительные прозвища, чтобы самим выглядеть белыми и пушистыми. Но это ничего не изменит в их сути. С другой стороны, чего на них обижаться-то: никто же не злится на скот, когда тот гадит там, где ест. И к тому же, в отличие от них мы, вампиры, зачастую оставляем источник своего пропитания в живых.

Если посмотреть с философской точки зрения, то вампиризм – это скорее про второй шанс. По какой-то причине мы стали для бога здесь ненужными, а тот, другой, нас подобрал. Надо сказать, что многие эту возможность не упустили. Среди детей ночи много не только прославившихся на эстрадном поприще, но также встречаются персоны, достигшие значительных успехов в науке и искусстве, технике, информационных технологиях, да и просто обладатели недюжинного ума. Именно мы подарили человечеству множество открытий и изобретений, создали шедевры, по своей красоте приписываемые к искре божией.

Пока я так стоял и размышлял, прошла, кажется, целая вечность. И вот уже в наушниках закончился невероятно цеплючий проигрыш, отзвучали последние слова, оставив меня снова наедине с затухающим рокотом двухцилиндрового мотора.

Сверкая намытыми боками, к остановке, той, что у кромки проезжей части, подполз синий городской автобус и разинул стеклянные двери, приглашая в свое пластмассовое чрево пассажиров. Проигрыватель выбрал на жестком диске очередной трек: «Угасает новый рассвет» – без шансов на радость, но музыка классная до невозможного. К примитивному ритму, отбиваемому на простейшей ударной установке, подключается такой же сырой бас, а чуточку погодя к этому экспрессивно пульсирующему дуэту присоединяется дребезжащая гитара. Обыватели, тем временем, перекочевали в салон транспортного средства. Я опомнившись за мгновение до того как двери автобуса захлопнутся, рискуя выдать свою сущность, в один прыжок пересекаю две полуразложившиеся рельсовые колеи и приземляюсь на подножке. Ждать больше нет смысла, ведь последний трамвай прошел здесь вечность назад.

«Ха-ам!» – гаркнул чей-то голос, вламываясь через монотонный подернутый безразличием голос Яна Кертиса: видимо, мое неожиданное появление перепугало какую-то бабку. «Да кому ты нужна!» – подумал я, направляясь в головную часть автобуса.

Оплатив у водителя проезд несколькими железками с вонючим латунным покрытием, пристраиваюсь лицом к окну в центре салона.

I've walked on water, run through fire

Can't seem to feel it anymore

It was me, waiting for me

Hoping for something more

На залапанной поверхности стекла по замызганным фасадам частного сектора, распластавшегося на противоположной обочине дороги, вместе со мной через город плывет полупрозрачный, почти ускользающий, образ: молодой человек с тощим белесым лицом, обрамленным вызывающе длинными каштановыми волосами. Мы смотрим друг на друга одинаково пустыми бездушными серыми глазами.

Me, seeing me this time

Hoping for something else

Надеюсь… Но разве мне положено? Ведь надежда – это удел смертных. Вероятно, все дело в том, на что уповаешь. «Уж точно, ни на что хорошее», – с заговорщицкой ухмылкой отвечаю сам себе. На мгновение, вынырнув из своих мыслей, блуждающих между нот коды мрачной песни, открываю черный кожаный рюкзачок и внимательно проверяю его содержимое. В невидимом списке еще раз отмечаю: все ли на месте? Все! Убедившись, что ничего не упустил, утягиваю тесьму на горловине и запахиваю сумку. Провожу рукой по матовой дубленой поверхности. Интересно, у вещей из кожи есть душа? Ну, хотя бы частичка? Если да, то у моего рюкзака она человеческая.

Проигрыватель, тем временем, судорожно поскреб считывающей головкой в недрах десятигигабайтового намагниченного чуланчика, выискав там новый трек. И после непродолжительного вывернутого наизнанку завывания хора, поверх неспешного ритма и скупых шлепков по клавишам фортепьяно, хриплым подавленным голосом, завел свою заунывную и страшную песню бледный эктоморф. ‘Man that you fear’ – дряхлая как мир история: бойся всего, что не понимаешь.

Автобус незаметно подполз к следующей остановке и, изрыгнув нескольких уже добравшихся до пункта назначения, заглотил новую, более увесистую, порцию пассажиров. От этого в замкнутом пространстве салона повис невыносимый сконцентрированный смрад современного человека, откормленного эрзацем пищи, приправленной пальмовым маслом. Возможно, конечно, так пахнут их души? Хотя раньше я подобного не замечал. Но, как оказалось, мимо пролетел и тот момент, когда местное население объявило себя самым духовным и принялось искоренять в своих рядах любое проявление «нечестивости». Ведь им объявили, что все их беды от злых духов и прочей нежити. И как это обычно случается со смертными, они поверили на слово, оборачивая свой гнев против любого, кто выделяется из безликой никчемной массы или того, на кого в очередной раз укажет палец-сосиска одного из локальных наместников верховной власти. И не то чтобы мы сильно испугались всех этих выпадов: таится нам не впервой. Но многие, все-таки, предпочли покинуть эту загнивающую обитель духовности. Надо отметить, что и своей породе людишки порядком поднагадили, затравив или выгнав из страны самых выдающихся и прогрессивных. Теперь вот, наверное, ждут, когда жизнь наладится.

Последняя мысль совпала с кульминацией песни. Голос андрогинного существа в наушниках совсем зашелся: «I am so tangled in my sins that I cannot escape…» Мой глубокий вдох. Его голос со скрипом выдавливает слова, выкладывая из них фразы, наполненные одному ему ведомым смыслом. Еще чуть-чуть, и музыка вернулась в прежнее русло: надрыв снова уступил место неспешной зловещей мелодии. Выдох.

Здесь маршрут поворачивает направо, открывая за окном вид на некогда живописный луг на берегу речушки, нынче обезображенный толстенной трехметровой кирпичной стеной какого-то там монастыря. Они что в двадцать первом веке к набегу язычников готовятся? Или может… …может на них снизошло откровение о грядущем зомби-апокалипсисе, ведь святошам полагается всегда быть на связи с зачинщиком всех пакостей случающихся с человечеством? А если серьезно, зачем проповедникам смирения и нестяжательства, выбравшим путь уединения, столько пространства почти в центре многолюдного города? Тем более, что изначально, еще до того как век назад, захватившие власть в стране нигилисты принялись изничтожать любые проявления религии, в том числе и недвижимые, территория этого филиала христианско-провославленного царствия охватывала значительно меньший отрез мирского пространства. Понятное дело, что деятельность любой секты нацелена на обладание душами пролетариата, если выбирать, я бы все же предпочел варваров с красными партбилетами. Хотя, что может понимать начисто лишенное души существо.