Очарченное Приключение судна «Ямари» бесплатное чтение

1

– когда уже блять пройдет это?

– Тебя удивляет эта боль?

– Блядское сомнение. Сука. Хули я его подцепил. Хоть не последняя стадия. СУКА!!!!

– Тебе идет!…или….

– без «или» суки! Начнете сомневаться я умру нахуй. Я просто убьюсь тогда. Блядь. Пойду заряжу…суууука!!!

И вот жужжание или жужание? Короче прекратились наивные звуки самого себя. Они длились недолго. Сердце быстро поддалось сомнению. Мозг успел это отсканировать. Он понимал, что вовсе не так все. Что еще чуть и весь он не сможет даже дышать нормальные решения. Он не сможет лепить выборы уверенно и на века. Быстрый приказ рукам – взять серебряный эр-71 модель прошлого года. Барабан на 7 кулер.

А знаете. Вообще….есть такие вещи. Они не могут быть вдыхаемы вашеми слезками. Да, милые мои. Ваши слезы очень так сказать – poorовые. Они как лоскутная ложка что постоянно летает в переменном токе. Расплавленная и нагая. Я бы честно уже выебал эту ложку. Ебанную ложку. Которая дает смысл некоторым шлюхам и тварям жить. Которые видят в Небе суть. Ебаные хуесосы. Как же заебало. Я честно просто для чего. В этих пластмассовых лабиринтах. Мои ноги околелись. Я слышу зов. Я слышу ноты сомнения.Я слышу как небо. Оно трясется и хочет выебать Луну. Как оно хочет чтобы оно обдрочила его от каты до ляток. Как она будет приплюснуто стонать и раскурченно пищать. Да. Именно таков мир. Это просто плевок спермы. Но спермы в виде тепла. Меня заебало это. Меня уже нахуй это не ебет. Видите да? Нет. Потому что я зарылся в яме на втором этаже. Своей ебанной квартиры. Может есть надежда на жизнь. Ведь прельные соломенные волосы смогут снова сковать запах для моего воздухоотвода. Ведь смогут дать силу. Ведь есть еще да. Ведь я могу верить? Что в урановом семени найдется – похожее на прильность жизни. Ведь Луна все еще живет в моем сердце? Ты просто. Забудь. Забей. Это все смятение.

Да?

Веди если так подумать. Веточки векотилии. Они невероятны. В них спрятаны такие узоры.Там и ахоры. И кнаторолы. Я всегда хотел подарить ей данную веточку. Я даже моряком стал. Знаете я такой. В грязной форме. Машинист типо. Ну там хуйней маюсь. Мне как то дали сыр металличный. Он был без запаха, как мне казалось. Он такой был. Ну вкусный. Соленый. И немного сладкий. В нем было немного. Ну. Он плакал вроде того. Его плач вынесли из перельной могилы. Никто не хотел их пить. И потом я пошел в ка…ю…..короче в кухню на корабле. Бля. Ой. Их не должно быть в дневнике, этих церебральных слов.

Я вообще. Зашел. Меня Петр Евгеньевич. Наш повар. Такой сказал. Ну че. Еп… Ну че. Как ты там? После были запрещенные слуги. Да. Им было глубоко поровну. Они сами по себе были жидче. А я ему. Такой. Типо.

– Ну знаешь. Шея. Лучше мог в воду зайти. А так шея побаливает. Ну пройдет день два. Провели на берегу вчера проверку. Сканер. ООО.

– Рентген.

Ага. Типо.

– И сказали что – все норм. Просто ушиб.

Вот мы и разошлись. Так вот. Я еще недавно обжегся чуть. Паром обдало. Так я как сразу в душ побежал. А там Валик был. Он такой – че случилось?

– открой, меня паром объеба….обдало. Мне пи…. Мне плохо будет.

Он вышел. Я под холодной водой – он ее сразу чето сделал – омылся. Немного попил феролина. И норм было.Еще

Было такое что. А. Векотилия. Я хотел подарить ее. Еще в лагере я слышал о векотилии. И вот мечтал их найти и ей подарить. Говорят что такие водятся на берегах Прочего. Знал бы я, что у него не было и шансов стать важнее нынешнего шаблона. Эти слезы, они трясутся от мысли что Случай мог сделать иначе. Я читал, что эти берега где-то в стороне южного берега Кремора. Ну одним словом. Мы туда и плывем. Щас у меня отпуск. И я решил взять пару друзей и поплыть. Точнее. Пару человек. И еще экипаж……Да. Нас человек сорок. Вот так вот. Бывает.

И тут они сывились над трупом слезы. Они долго мычали. Мурчали. Умрчали. Имручал. Чалимру.

Давнешнее утро. Клеменное, наверное давно остревнелое и ободранное значимой рукой Ньютона, путевое, сточное, кровеностное, немного круглое, чуть пластичное, – более чем выцветшие, в осеннем перегаре времени и духа, цветы- тучнистое, глинняное Солнце облипляло своими подушечками пальцев своих же теплое и сахарное излучение от милой, немного детской и наивной, как подростковая любовь или типо того, мягкой и пушистой термоядерной реакции. Как мило. Как очаровательная среда своей грацией. Своей решимостью. В ней видятся. Мелочи. В ней видятся. Чужие мнения. В ней видется очаровательное лицо. Мечта. Словно поцелуй. Словно героический подвиг врезается в опальный грех и преломляет его, но не в смысле нейтрализует. Пронзает струйка тепла левую щеку Угерия Векантинова. В своей каюте он покойно лежит на покорной кровате и ложкой руки нервно пешит вялую кутю одеяла.

Какой я ужасный. Сам по себе чисто. Ну вот пишу да я это. А зачем? Блять. Убейте уже меня. МНЕ ТАК СОМНИТЕЛЬНО ЖИТЬ. Чувствуете? Остроту моего языка? Я же гений, да? Ну прямо во мне есть что-то несомнительно гениальное. Ой. Забыл вопрос написать. Похуй. Просто я. Все. Я начинаю блуждать по этим краям и мне то холодно то весело. То горячо, то спать хочется. И слезы когда текут. Есть же шанс в этом свете здаться? Именно. Я не здамся. В прошлом. В прошлом я не здамся. Ради этого стоило жить. Не здаваться. Но после видимо я сдамся. Я уже не смогу не здаваться. Я сдамся до конца. Я опять говорю такие комканные вещи. Ведь это просто дневник моряка. И его приключения.На корабле. На судне «Ямари». Какая честь.А ведь мало кто поймет тонкость данного лабиринта. Точнее не так. Не каждый поймет тонкую пластичность его. Как не ищи выхода. Любое огниво когда-то кончает в холоде. Кто бы согрел?Кто бы опять зажег?

Выйдя на палубу, Угерия Веканитинов осмотрелся и видит двух доходяг. Одного как правда – зовут Легория Валентинович, а второго – Максим Джексонович. Оба они из аварийного отдела. По их затоможенным, гутым, холодным, потным, вкуснопахнущим, хрустящим, эквильным, прозрачным, чуть более светлым, пудренным лицам становится очевидна участь ихнишняя до прихода к сонным глазам Угерия. Они только с камбуза. Плотно пообедав, решили они прогуляться. Все равно проблемы будут позже, ведь так было заведено на поле священных Мез. Белые священники тогда не верили в слова. Лишь в действие. Они не видели ярких звезд. Лишь осколки камет – пронзивавшые их стремительские сердца. Эти стрелы велики на колкость. Каметометатели были неведомы, что у тех есть своя вера. Что есть своя настойка. На своих травах и стандартах. Этот навар назывался у священников сухой джин. Настаивали на можжевельнике. Гадость как думали каметометатели, на вкус горькое и в горло бьет. Вызывает непонятных людей в голову для после этого все идет не так. Это смешно. На самом деле. Им было все равно. Им приказал король достать настойки. Их руки были некудышны для таких задач. Они были даны для комет. Которые претворясь себе же. Просто теряли форму своей воли. И пронзали немерные подвохи случая.

С этими двумя очень интересная жизнь связана. Один из них – Максим Джексович – парень хороший. Любит заботится о людях. И моряком стал чтобы проявить заботу. В детстве часто помогал сестре лучшего друга с уроками и с решениями всяких проблем. Помогал вещи носить иногда советы давал – но умеренно называл их сугубо своим взглядом на случаи. Кристально понятно что эта монета чуть более нематериальная чем дуальность сторон. Был случай – ей понравился мальчик и она решила просить совета. Диалог задался быстрый.

– Максим, а у меня….такой вопрос…знаешь. Помнишь ты мне книжку давал – там еще про зайку и как он в лису влюбился. И потом лиса тоже влюбилась и жили они еще долго и счастливо? Там они….

Джексович озернулся и начал медленно перебирать воспоминания. Подумал – что его ждут. И УСКОРИЛСЯ. Сделал несколько улыбчивую гримасу и как крунул – Да, а что?

– вот. Мне хочется спросить у тебя. Я влюбилась в мальчика. Его Лолуеша зовут. Он такой добрый но еще он такой. Вот знаешь когда он один постоянно и от людей как зайка от лисы убегал.

Максим улыбнулся словно пирожок с мясом. Начал вспоминать о том что было до этой сказки.

– Ну это интересно, хахаха. Ну а чем я могу помочь?

Есть слишком странные сказки. И не странны они тем, что не уважали прежнего короля. Нет. Просто слеза была слишком в пределах инстинкта. Хотя, что еще им считать.

Сестра чуть засмущалась словно застряла в пучинах самой себя, темных, затуманненых, крашных, кутельных, сидоровых, трезвых – но медленно пьянеющих от безнадежного, безкравонатичекого, безплатного, утопическиреального, ворсистого шипами, иногда мягкими иногда жесткими, – пучинах нравственных, без лишнего дыма,светлых , великих, детских, дельных, свободулюбивых, долгих, безкорыстных, спокойных, бесподобных, ненавистных, бескощунтсвенных, безнадежных, бессмертных, понятных и опять таки, то что нам дававших – созерцание своей ненужности и мелочности. Да. Как ни хоти но на этом свете нужно держать удар – или ты можешь остаться один под гнетом этих медленных фотонов. Слышали что-то о теории бесконечной морали. Это бред но давайте раскажу. Это мировая обязанность. Ее признал впервые Атудина Акматов. Он заметил, что самки жуков более общительные, чем богомолы. С чем это связано? С обособленной границей морали. Невидимой и не имеющей мотива – но цикличной в своем ключе. Даже прерывая эту мораль, например, новыми течениями – являет собой лишь продолжение этой морали. Мораль смерти – есть лишь мутация левой ноги морали жизни. Это все очевидно. Итак будет вечно. Само рождение вселенной есть мораль саморазрушения небытия. Есть ее безвольный итог. Да. Как ни хоти но мораль будет меняться долго. Она будет литься ручьем из артерий мироздания пока не вернется в….о да. Я забыл сказать что эта модель циклична в себе самой. По крайней мере так считается в научном мире. Коль преходящая мораль безграмотности, а именно ее актуальность – ведь морали одновременно могут сосуществовать – ведет к антиподу или метаантиподу – который в свою очередь лишь расширит бесконечный цикл на радиус того же умноженный на корень 3. Ее лучше назвать цикличной моралью, но – это лишь в пределах от сознания и его деконструктивной задачи. Задачи выйти из цикла морали. Обосновать что мораль преисподня самой себе и выйти от нее. Однако – что это значит? Имеет ли смысл такая формулировка того что может протечь через мою сонную, вот бы разбудить ее, артерию. И лопнуть ее.

– Я просто. Стесняюсь его напугать…..

Герой начал удивляться тому – а он сам не знает чему. Это удивление инстинктивное. Как например удивится тому что на земле нет слова Солнце. Вот такая подобия здесь просвечивается. Вообще бедную слезу винили в своей радуговности. В нем переливались истины. Истины, что сами себя нейтрализовали соленой гибридностью ионов. Это страшно признавать но Максим пал в ступор на миг.

– Ну. А вы общались там……или

– ДА. Он очень добрый и такой миролюбивый. Сказал что давай дружить. Мне так тепло в теле стало и я хотела убежать, но он просто взял мою руку и пожал. И пошел к своей парте. Я ничего не поняла. Потом Катя вытащила меня когда я стояла.

– Ого. Так…. – Максим начал видеть смыслы в букве точка. – Просто общайтесь или скажи что он тебе нравится. А если он сам предложил…. – В буквах я видел обратное, не цель смысла. А искажение его. – То может ты ему нравишься…

Вдруг на лице Сестры выдвинулась сама невразумение. Она видимо не могла поверить – я нравлюсь ему? Удивительно. Я кому то нравлюсь…..

– Просто общайтесь или можешь….А. Куда ты?

На лице Сестры вылезли слезы и высокоточная, блестящая, невинная, детская и самого одушевленного человека улыбка. Она была счастлива. Она понимала – что это лишь предположение. Но ей нравилось верить что это вероятное добро. Она верит в это. Это ее путь.

– Я так рада. Я хочу нарисовать как я счастлива. Это невероятно. Я так счастлива. Пойду завтра дружить лучше.

Максим улыбнулся. Он понимал что Сестра осознает – что это лишь вариант но не ответ. Что все решит случай. Скажу заранее. С ними все хорошо. Они стали очень сильными и долгими друзьями. Они будут спасать друг друга. И выкладывать плитку своих глаз.

Но на следующий день от того Максим испугался. Что….. Не что ее отринут. Не что ее будут презирать. А что не поймут. Что тот мальчик не поймет ее намерений. Он верил в то. Что он даже если отклонит любовь – поймет как человека.

Максиму было тогда 15 лет. Сам он был нежным ко всему что есть. Он не презирал сверстников. Иногда злился на родителей из-за того, что они пытаются в нем воспитать своего деда. Он был у них знатным коммунистом при короле еще. Знал манеры. Молился каждую пятницу. Знал толк в слове. И цену знаний.

Максим был глуповат. Учился на тройки. Был малодогадлив. Увлекался хоровым пением и прогрессивной музыкой. Например наизусть знал гармоники прогрессивного барда – Николая Пелизанова. Мог их исполнить спокойно на своей скрипке. Из друзей были одни лентяи. Кои так же как он просто жили и невербально искали ветки.

Его жизнь была совершенно весела и безкопоти пока он не решил вынести мусор. Это была глобальная ошибка в его жизни. Дальнейшие шестренки уже длились по инерции. Просто так. Пока он нес черный мешок набитый мусором и недоетой едой. В период этого колебания от комнаты до мусоробочка – случилось страшное. Крутанулась шестеренка на пакете и он порвался. Вылив причалы мусора и недоетой пищи на землю и ошортеголенные ноги. Конечно он все собрал и донес более аккуратно, думая точно что его веселая жизнь будет долго.

На следующий день в школе он решил рассказать эту тупую историю своим друзьям. И ладно если бы он просто повествовил скудно или минимумом пряностей.Но нет. Он вполне решил выдавить из себя как из зубной пасты мятные ломтики чистой харизмы. Доигрался. Че сказать. Следующие за этой шестеренки уже вертелись всеми парами и дунами.

Это рассмешило компанию – точнее одну девочку – девочек, одну из которых так сильно поразила харизма Максимо -что решила познакомится. Она сидела за 8 партой на 5 ряду(не ищите в этих цифрах смысла). Подсела когда его друзья пошли на перекур. И решила заобщаться. И вроде все отлично. Притом она была из довольного редкого вида вин. Ее градины и виноградины блестели талантом и детской красотой. Что часто отвлекало людей от нормального восприятия ее со стороны тех кто считает себя взрослым(так признать свою погрешность слабости – это умно). Ее это иногда задирало – но часто ее подруги, более высокие (с ее ростом 1,73м они были на две головы выше) часто задирали ее, чтобы ей стало сильно похуй. Она конечно закрутила эти гайки от своего тела и расслабилась. Говорили они долго, да так что домой ОНА его провела. Просто я скажу так – что это была не просто ее инициатива. Ладно если бы она такая – типо давай я тебя проведу. Это сильный инстинкт. Чувство что это цель всего ее знания и таланта. Она прилично играла на флейте и разбиралась в современной академической музыке, на чем они состроили общение первые пять дюн. Шагая по горам на север – они провели бедную мать слезы домой. И упокоили дабы та не ревела. Дали ей пограничный счет на остатки жизни и ушли.

Обменялись сетями соцей и пошли по полю Мез шастать да обсуждать все на свете. Все шло как обычно идут шестеренки при общении с очень хорошим человеком, который к тому же не глуп и дает повод заходить чуть за предел первообразной. Он начал помогать. Дарить подарки. Помогать с УРОКАМИ и проявлять активное здоровое внимание. И все бы ничего. Но вот. Был такой человек в жизни подруги нашего героя появился ..назовем его друг. Только друг ой какой завистливый. Ой какой обиженный. Ой какой «взрослый».ХАХХАХАХАХА. И он ей. Кроме того что вскрыл рану о ее детскости – к тому стал личным сталиным. Отрекая любую непригодную и порчательную для НЕГО дисциплину ума и чувства.

Короче говоря. Он сказал ей – что по его взрослому мнению: то что делает Максим – его подарки и ухаживания не признак святоскроенных чувств и позывов – а лишь НАМЕРЕНИЯ СДЕЛАТЬ ЕЕ ЗАДОЛЖНИЦЕЙ!!!! Охуеть. Я в ахуе. Я просто опиздении. Это ебаная кройка слов. То есть не. Ладно например принимать во внимание все точки зрения. А не говорить что этот человек подозрительно с тобой поступил – просто потому что я вижу зло в всем. Зло на свете есть. Да. Но можно я буду верить в лучшее. Не что на свете есть абсолютная правда или нечто такой. А что несколько ударов будут надолго давать признаки жизни и жизнедержания. В чем смысл ненавидеть что-то просто потому что есть недоверие к мотивам. Не к пеплу что оставляет пуля а именно выстрелу. Да. Тут проблема в моменте времени и когда пространство соотнесется с ним. Я ненавижу некоторых людей из-за антижизненых идеалах что они олицетворяют и несут. Любая моль нуждается и достойна жизни.

И тут нашу подругу повергло, сначала, сомнение. Затем она начала медленно отходить от него. Максим чутко прочувствовал отдаление на расстояние вытянутого рассудка. Он решил прогуляться и поговорить. И. И….. и …..и. Хтонь его юности началась. Она то пошла. И он пошел. НО. ВОТ КУДА ОНИ ШЛИ? Скажу заранее. Ее сомнение выбрало взрослость и допустило ошибку….ХОТЯ НЕТ. Эта ошибка лишь до совести. Она через два года уже поняла его, когда чуть тронулась своим умом от точки (45°21′11″ с.ш.; 36°28′27″ в.д.) в город Детрудинск. Но это не имело уже значения для героя. Он же после отказа встретиться, пошел спать. Ящик начал громко плыть по волнам сновидений. Из него выпадали маленькие крошечки небытия, которое обливало своим жиром все концы до коих оно касалось. Ему виделись эти молоточки проводов о которые так любят сосать дети свои зубы. Считая что веселый отзвук и поцелуй счастья будет ощутим долгим рядом – но лишь яблочный стук разряда о сопротивление языка щелочью щипит в грешном сердце младенца. Но только кажется – младенец не делает это для веселья и от скуки от веселья – а как раз чтобы показать важность внимания и понимания себя. Его милые ногти нуждаются в стрижке. Глаза в слезках; губы – в улыбке; уши – в важной внимательности и обособившейся кадровой системе матричных систем слов – которые детскически дополнятся в мажорной пляске; пятки – в обугленных и щекотных поцелуях, пока милый папа будет носить его на плечах. И слезы уже начали забывать разумом о прошлых конвульсиях своих жидкоченок. Однако структура начала деформироваться. Может ему нужно это? Такое нужно младенцу? Ведь чего хочет любой атом водорода в простанстве, когда среди этих глухих нот есть лишь такие как он водородные элементы.

Та отрешенность от себя что испытал он тогда. Он видел струны таланта. Он видел себя как нечто движимое в абсолютном безвременьи. Он не ушел за предел – не. Он просто остановился, как и все в этой точечной системе моралей.

Я бы съел яблоко. Да. Он часто спрашивал себя – а что не так? Что не вышло……правильным…..в его словах и действиях? Какой чужеродный элемент пробрался в ее горло и вызвал повседческую смерть ее раслабленной десткости. Что дало ей поводы предаться казни своей слезы? Я определю предел рассказа о Максиме – лишь до момента детерминанта случая до полного погашения морального пепла. Тогда он уже исключил некоторые столбцы печалей и смертей себя самого как счастья. И хорошее явление в белом пиджаке, достающая изо пазухи деликатные семена смирения и осознаний. Он давал малые дозы. Он боялся о нем как ни о ком.

Мне очень приятна. Приятна ветвь векотилий что режут мне артерии. Правда. Это невероятно в самой своей сути. Коль в моей голове вызывается школьное сомнение. Я сразу прерываю любую ласку мысли – мыслей что. А нахуя….ты об этом думаешь. Ведь. Ты такой же. Ты сам знаешь когда укол входит в глаз это не боль а зрение начинает вызывать дуальное упругое сопротивление. И тут также. Просто. Любая такого рода мысль лишь пистона глушащего фотона. Мелочь. Ведь мысль о злокачественной половой дифрактализации морали – о сексе если вам так удобно. Есть лишь побочный эффект от момента моей жизни. Мне нечего винить себя. Пошлость моей мысли есть лишь безграмотность и возраст моего тела. А то что хочет эмоция и чувство – сердце его еще называют более оснащенные зубья – я, может повидиться, подавил. Но нет. Просто – это паразитизм. Милота, няшество, обнимания, целования – это все мило. Это все прикольно и действительно может дать дозу синтетического тепла для духа. Но. Это не порох. Порох – это духовная благодать. А материальная и касательная часть – это сама пулька. Но не пуля. Выстрел силы будет лишь в синтезе. Хотя нет. Ложь. Может и призрак человеческой сливы тоже сделать взрыв. Совершить то что хуже……

– Есть ли смысл в пуле если в ней нет пороха? Как ты думаешь Максим?

– Бляяяя. Ну. Нет конечно. Пуля это сугубо…ну так. Просто свинец. Оружие из него такое. А вот с порохом и….

– Так нужно что будет пускать пулю….

– Да, ефрейторный датчик на стволе двигателя. Вот что будет пусковой установкой.

Оба преглянулись собой. На умыльчивых лицах выскочила улыбочка и начала прыгать скакалкой по масштабам рта.

Оба – Ты же думаешь…… 50 минут и жду в моторе.

Максим – там же есть лишний? И…..

Лега – мы его прогоним…..

Оба с укрыдчивой и украдчивой улыбкой – точнее через него …..пулю…..

Ты неведомая часть одной вечной спе…ферменинтного и структуристкого сгутстка семени святого случая. Просто порождение похоти и благой натуры самой себя. Это все сказки.

Пройдя в машинное отделение они провернули вакуум своих голов средь каскадов милых и приозерных банок самых смещенных от твоей ладони цветов. Бесконечная пошлость их порывов взобраться к самой себе – ощутить сапфировые нотки джина, лоснящегося в горле бедными и ребяческими протестами сугного можжевельника. Просто софистические ноты этого растения меня все чаще приманивают – думают коренки пошлечных устриц Леги. Копошась в моралях самого себя он отыскивает удручающие апоследствия всей этой системы запахов.

Лишь одна ты могла решить его задачу. Да . Я про сомнящееся Солнце. Оно медленно набирает статику оборота вокруг погонов нашей кончающей импульсами из чрев не столь видных Земли. Солнце виновно в его явном прирекании запахов такого масштаба циркуля. Оно всегда смотрела – даже эротично, как детская бледная глазная черемуха – за его действиями вопреки своей воли. Лишь преступленный и шариковый интерес испытывало Солнце внизу своей….конечности. Ему не ясно было что все это лишь поток необдуманных значимых событий и работ над своей стигматикой вер и обличий карликовых звезд.

Странность этих наблюдений привела – к ошеломленному потоку с…..потому термоядерного белого света по черничной вечности тянущейся с огорода моей бабушки и таким галопом до самой червоточины, что математики называли ноль.

Просторная вечерняя чихарда лишь начинала предвещать великие бедствия в партиях этого света. Птицы летали и лаяли безмерным хохмотом проводов от ветра до ушей нашних. Вечно безлюдные улицы наполненные страданием культого белка движущего по бесконечной морали самой себя начинают плескаться в голубых пожарах бедных тараканчиков и богомолов – парализованные они двигаются лишь по прибытию светодиодов и новоскальных потускнениях мглы отступов людей постоянно проходящих людей. Что в их чемоданах?

Задай вопрос лучше себе хуйло, ой. Задай лучше вопрос о себе, хуйло. Что в твоем чемодане? Найдется ли там место для бедного и хмурого, как клубничная веснушка или пьяный ход бабочкиной беседочки, для вечно скитающего в поисках своей нулевости – бедный квант. Нет. Давайте я напишу красивее. Найдется ли там место для бедного и хмурого, как клубничная веснушка или пьяный ход бабочкиной беседочки, для вечно скитающего в поисках своей нулевости беднОГО (правильного ого, ведь у нас склонение под 50 градусов, под моего родителя не столь далекого. Да. Отношение не очень явное.) квантА. Все? Я теперь грамотный аффтор? Это все ребячество. Но найдется ли? Среди ключей от говорящих левоцентристкие лозунги дверей. Ведь каждый хочет стать свободней от лишней смерти. Я знаю вас. Хоть я и стар по свеой сути лишь моряк и лишь пишу дневник. Но вас суки я вижу. Я вижу вас насковзь как прорезь во временной пенке, или тефтеле – коль угодно показаться эстетичным. Среди бумаг олицетворяющих ваше расположение средь атомных единиц. Между каждым уровнем этой матрицы. Какой твой столбец? А строка? Но в итоге общий – детерминанта всегда будет равна нулевости. В этом ее деградация и специфика. То как гниют зубы знают лишь зубные ткани. Никто не скажет как больно им лишаться жизни. Ни один люреги не передаст боль смерти. Напиши я про свою радость.

На улице бледеяла межстрочная прохлада, дающая дамам закрывать свои славоточины и мягкие икринки медными, ложными до шюрлоли – ными (это прилагательно для вас) ватками сплетенными в куртки. Бедные людищки ходили рожать бурые конфеты для нечто сточного рая. Облака мило перевозя ангельские шаги – также яростно перешептываются в надежде просто прослыть для некой безмолвной утехи, мол ту о которой говорить среди улыбок запрещено.