Тайна старинной миниатюры бесплатное чтение

© Кайрос И., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Костя Круглов спешил домой. Он обещал маме и сестре Маше вернуться пораньше и помочь убрать в квартире, но заигрался с ребятами в футбол на школьном дворе. Время пролетело незаметно.

Срезая путь через пустырь, Костя убаюкивал совесть следующими соображениями: «Конечно, нарушать данное обещание нехорошо, но… Эх, если бы не этот пенальти!.. Как красиво его провел Гришка Соколов! Он просто ас – второй Марадона! И что? Я должен был уйти с поля в самый напряженный момент? Да кто бы меня понял тогда?! Сочли бы слабаком, и никогда бы больше не взяли в игру».

Так утешал себя Круглов, пока добирался до дома. Но не успел он протянуть руку к домофону, как дверь резко распахнулась и из подъезда стремительно выскочил человек лет сорока в спортивной куртке с натянутым на голову капюшоном, закрывающим лицо. Казалось, спортсмен и не заметил, как отпихнул мальчика в сторону, и в одно мгновение оказался за углом дома.

– Совсем не смотрит, куда бежит, – пробубнил себе под нос Костя.

«Носится как угорелый, а силища прям как у Кости Цзю. Ишь, как саданул меня по плечу, там сейчас, наверное, синяк размером с дыню будет! – пронеслось в голове у Круглова. – От таких ретивых "старичков" детей защищать надо! А то только и слышишь: "Уважайте старших, уважайте старших!" А они вон какие агрессивные!»

Продолжая бубнить в адрес чересчур резвого спортсмена и ничего не замечая вокруг, мальчик добрался наконец до своей лестничной площадки, и тут его глазам предстало страшное зрелище: на полу лежал их сосед – Петр Ильич, он был ранен, а на его груди расползалось кровавое пятно. Рядом валялся окровавленный нож! Костя с опаской наклонился к соседу:

– Петр Ильич! Что случилось? – дрожащим голосом спросил мальчик.

К удивлению Кости, Петр Ильич очень тихо, преодолевая боль, заговорил. Чтобы расслышать слова раненого, мальчик вынужден был наклониться и приблизить к старику свое ухо.

– Костя, отнеси ко мне в музей эту вещь, – трясущейся рукой Петр Ильич сунул мальчику какой-то маленький сверток. – Только постарайся… Чтобы ее сразу же нашли… У меня на столе… Обещай…

– Да, да, – снова закивал головой, как китайский болванчик, перепуганный Костя. – Я отнесу ее, сегодня же.

– Сегодня пятница… не успеешь… в понедельник иди… с утра, нельзя откладывать…

– Да, да, – снова закивал головой Костя, с ужасом наблюдая за разрастающимся красным пятном на груди соседа. – Обещаю!

После этих слов Петр Ильич потерял сознание, а Костя вскочил как ужаленный и бросился к своей двери. Отчаянно нажимая кнопку звонка своей квартиры, он орал во весь голос:

– Маша, скорей, вызывай скорую! Петр Ильич умирает!

Дальше все как во сне: приехала бригада скорой помощи, увезли Петра Ильича. Врач сказал, что пострадавший жив, но надежды на его выздоровление почти нет. Приехала, конечно, полиция. Они что-то спрашивали Костю в присутствии его мамы, он им что-то отвечал. А что – он плохо помнил. В голове у мальчика была одна мысль: нужно молчать про сверток! Поэтому на вопрос о том, говорил ли что-нибудь сосед, Костя невинно вытаращил на следователя глаза и отрицательно покачал головой: «Нет».

И только когда все разошлись, он прошел в ванную комнату, вытащил из кармана спортивной куртки таинственный сверток и развернул его. Внутри была небольшая коробочка из красной кожи с тиснением.

– Что это у тебя? – вопрос, прозвучавший над самым ухом, заставил Костю подпрыгнуть от неожиданности. Так и есть, сестра Маша выглядывает из-за плеча.

– А чего это ты без стука заходишь? – угрюмо пробормотал Костя.

– А ты за собой дверь забыл закрыть, я и зашла узнать, как дела, ты сам не свой последние два часа, – Маша, как всегда, не испытывала чувства вины. – Нет бы «спасибо» сестре за заботу сказать! Хотя я от тебя благодарности и не жду. Скорее медведи в зоопарке станцуют «Лебединое озеро»… Ладно, проехали, братец. Повторяю вопрос: что это за коробочка и откуда ты ее взял?

– Там, где взял – уже нет! – буркнул в ответ Костя. – И давай кыш отсюда! Я тебя не звал!

– Так, так, так… – задумчиво пропела Маша. В следующее мгновение она молниеносным движением выхватила у него коробочку и, не дожидаясь его реакции, тут же ее открыла.

– Ух ты! – удивилась сестра. – Сразу видно – старинная работа, – добавила она, видом знатока разглядывая содержимое.

Заглянув сестре через плечо, Костя был разочарован. Все что угодно рассчитывал он увидеть, только не маленький портретик девушки в старинном платье. Неужели из-за этой безделицы так волновался Петр Ильич?

– Смотри, да здесь наряды есть для этой красавицы, – продолжая аккуратно копаться в коробочке, сказала Маша. – Вот, гляди! Берешь эту прозрачную пластинку, на которой нарисован костюм мушкетера, накладываешь сверху на изображение – и вот перед тобой уже девушка в мужском костюме! Здо2рово! У меня в детстве была книжка-игрушка похожая. Я из нее вырезала куколку, а потом наряды для нее. На них были специальные «лапки», которые нужно было загибать, чтоб наряд держался на куколке. Но эта игрушка намного интереснее – отдашь мне?

– Не могу! – Костя с мрачным видом попробовал отнять коробочку. Но Маша была начеку и быстро отпрыгнула в сторону. – Отдай, я тебе сказал!

– И не подумаю! А почему ты не можешь эту безделушку мне подарить? А ну, давай выкладывай все на чистоту, иначе я покажу эту вещицу маме. Пусть она разбирается с тобой!

– Только не надо сюда еще и маму приплетать! – разозлился Костя.

Тяжело вздохнув, он рассказал Машке всю правду.

1615 год

Густав Даниэльсон с улыбкой наблюдал за дочкой брата, жизнерадостно лепечущей что-то непонятное в своей колыбельке. Юноша вздохнул украдкой.

Маленькая Лиззи вполне могла бы быть его дочерью. Но его родители и родители Одетт распорядились иначе. Для них он оставался прежним мальчишкой Густи – вечно перепачканным в красках подмастерьем мэтра Рено. Его возраст был против него. Девушка в пятнадцать лет – уже невеста, а вот жених должен быть постарше. Поэтому мужем красавицы Одетт стал его старший брат Эдгар. В свои восемнадцать он уже работал на равных с отцом в мастерской.

На их свадьбе Густав сидел, опустив глаза, так как не мог спокойно смотреть на бледное лицо Одетт. В голове была только одна мысль: «Значит, не судьба». Нужно было жить дальше, и Густи, превозмогая силы, жил.

Между братьями не было вражды. Густав смиренно принял родительский вердикт, хоть и страдал в глубине души. Все же это его родной брат достался Одетт, а не какой-нибудь пришлый толстосум.

Густав так и не пошел по стопам отца и брата, не стал заниматься ювелирным делом, как они, а серьезно увлекся живописью. Он был очень благодарен отцу за то, что тот с пониманием отнесся к его увлечению. Сначала Густав работал подмастерьем у мэтра Рено, растирал ему краски, наносил грунт, изготавливал подрамники и натягивал на них холст. Не так-то и просто сделать хороший подрамник, здесь надо знать некоторые хитрости – дерево должно быть качественным и сухим. А то потом картину так перекосит, что ого-го! Со временем мэтр Рено стал доверять ему более творческую работу – подрисовки на картинах. Для Густава это было гораздо проще, чем сделать хороший подрамник!

Мэтр Рено всегда пользовался книгой, которой он дорожил как величайшим сокровищем. Это было редкое издание сборника гравюр, фонов и архитектурных шаблонов Ганса Вредемана де Вриса «Художественная перспектива». Нельзя и сосчитать, сколько шедевров украсили фоны, срисованные с этой книги. Благодаря этим чудесным задникам, изображающим живописные руины или фантастические пейзажи, которые Густав старательно копировал на заказанные клиентами полотна, картины художника пользовались большим спросом.

Незаметно пролетели пять лет учения. За это время он во многом преуспел. В последнее время старик частенько поручал Густаву заканчивать портреты вместо него.

У старого живописца не было детей. Жена давно умерла, вот так и получилось, что юный подмастерье заменил ему семью.

После смерти мастера Густав с изумлением узнал, что стал его наследником. Хотя, по правде говоря, особым богатством там и не пахло. Какое-то время ученик продолжал дело старика Рено – писал на заказ портреты купцов и купчих, местных дворян. Но Руан – это не Париж, тут особо не развернешься. Да и желания такого у молодого мастера не было. К этому времени он четко осознал две вещи. Во-первых, он все еще любит Одетт. Нет, не правильно. Он еще сильнее, чем прежде, любит Одетт. И, во-вторых, он больше не хочет писать портреты.

Его привлекла миниатюра. У мэтра была старинная Библия, украшенная чудесными миниатюрами. Они просто околдовали юного Густава. Возможно, тут сказалось еще и его происхождение из семьи ювелира. Помогая отцу, он привык работать с мелкими предметами, придавая им законченность формы и совершенство в деталях.

Он стал мечтать о том, как будет рисовать маленькие миниатюрные портреты. Путешественники будут брать их с собой в дорогу, воины – на войну, и тогда любимый образ всегда будет с тобой. Ведь это же прекрасно!

Решив попробовать свои силы в этой области, он заострил на один волосок кунью кисточку и нарисовал на крошечном куске пергамента портрет Одетт. Получилось грубовато – все-таки не хватало умения рисовать малые формы. И это при том, что сначала он по заказу брата сделал ее большой живописный портрет, который удался на славу. А с миниатюрой у него ничего не вышло. С пергамента Одетт смотрела тусклым застывшим взглядом!

Густав снова приступил к работе. На этот раз он решил работать на медной пластине. Он тщательно проработал руки, прическу, детали одежды. Маленький рот с лукаво приподнятыми уголками губ. Особенно долго он работал над глазами девушки, пытаясь придать им то пленительное выражение, которое не раз замечал у Одетт. Ее взгляд до сих пор сохранял озорные искорки. Да и вообще она мало изменилась за это время, несмотря на рождение ребенка. Выглядела такой же юной девушкой, какой была до замужества. А может, это Густав ее такой видел?

Он очень старался «оживить» миниатюру, но чуда не произошло. Хотя этот опыт был более удачен, чем эскиз на пергаменте. Главное, ему почти удался взгляд. Вот именно: почти. Для Густава этого было мало. Он мечтал о большем!

И тут он вспомнил разговор с мэтром Рено. Увидев однажды, с каким интересом разглядывает юный подмастерье рисунки в Библии, учитель затеял разговор о миниатюрах. Заодно рассказал ему историю из своего детства о соседском мальчишке – Исааке Оливере. Он был младше Рено, года четыре ему было, но мальчишки сдружились, как часто бывает среди соседей.

Однако из-за того, что Исаак и его семья были гугенотами[1], им пришлось покинуть Францию и уехать в Англию, чтоб не опасаться гонений из-за своей веры. В новой стране Исааку повезло, он попал в ученики к известному миниатюристу Николасу Хиллиарду. Мэтр Рено рассказывал, что Николас рисовал даже особ королевской крови! Сейчас Исаак и сам стал знаменитостью, ему заказывают свои миниатюрные портреты многие знатные люди Лондона.

Густав удивился осведомленности старого живописца. Где Руан, а где Лондон с королевским двором. Да и откуда бы мэтру Рено все это знать? Видимо, придумал, чтоб придать себе вес, мол, вон какие друзья именитые у него есть.

В той давней беседе мэтр Рено как будто прочел мысли своего ученика Густава и тут же рассказал еще о том, что Исаак заезжал в Руан по дороге в Венецию. Мэтр Рено и сам удивился этому. Оливер тогда объяснил свой приезд тем, что хотел повидать родные места и своего старого друга детства. Встреча Исаака Оливера очень обрадовала, он даже адрес свой оставил и пригласил Рено в гости.

Густав, слушая эту историю, про себя усмехнулся, не очень-то он поверил в искренность этого предложения. И дураку понятно, что вряд ли Рено отправится в Англию, так что, скорее всего, адрес Исаак оставил из вежливости. Но сейчас все это может пригодиться самому Густаву!

Юноша уселся за стол и на листе бумаги написал:

Дорогой друг Исаак!

Прими подателя сего в свои ученики. Густав Даниэльсон в течение многих лет был моим подмастерьем и зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Он хотел бы стать миниатюристом, а в этом я ему мало чем могу помочь. Прошу, не откажи в просьбе в память о нашей старой дружбе.

Рено

Закрывая письмо печатью мэтра Рено, Густав не испытывал ни малейшего чувства вины. Вряд ли Исаак догадается, что это почерк не его друга, да и видел ли он его почерк вообще? Молодой человек был уверен, что мэтр Рено с удовольствием бы и сам написал это рекомендательное письмо.

На следующий день Густав сложил в котомку свои нехитрые пожитки, а также две бесценные книги, доставшиеся ему от мэтра Рено, и пошел в порт. Еще он взял с собой маленький миниатюрный портрет своей возлюбленной Одетт, пусть тот и не был очень удачным. Специально для такого случая он заказал маленькую красную сафьяновую коробочку с тиснением. На обороте коробочки он нарисовал два сердца, а также написал свое имя и большие латинские буквы О и Л – первые буквы имени и девичьей фамилии Одетт Лефевр. Вот так налегке молодой художник покинул родной город. В Англию его гнала безнадежная любовь и мечта стать знаменитым миниатюристом!

Наши дни

На следующий день Костя вместе с сестрой, отделаться от которой было не проще, чем от рыбы-прилипалы, отправились в больницу проведать соседа. Они прихватили с собой яблоки, которые так любил Петр Ильич, а также пару пакетиков апельсинового сока.

Но повидаться со стариком не получилось, у них даже передачу не взяли. Петр Ильич находился в коме, и надежды на его выздоровление было мало.

Опечаленные этой новостью, ребята вышли на улицу. Погода была прекрасная, и они решили немного прогуляться. Выпив апельсиновый сок из пакетиков, они взяли по яблоку и с хрустом надкусили сочные зеленые бока.

– Интересно, кто же все-таки напал на Петра Ильича? – вслух высказал давно мучавшую его мысль Костя.

Маша бросила на него косой взгляд и продолжила сосредоточенно грызть фрукт.

– Я тут вспомнил, как столкнулся у подъезда с одним подозрительным типом, как раз перед тем, как обнаружил на лестничной площадке Петра Ильича. Настоящий бандюган: капюшон надвинут на башку так, что лица не разглядишь, силища немереная. Я еще тогда подумал, что для такого убить – что стакан воды выпить. По виду ровесник нашей мамы, ну, может, немного постарше.

– А вот я тут случайно услышала, как полицейские говорили о том, что на нашего соседа напал местный хулиган из соседнего дома. Они его уже даже поймали, а думали, что будет «висяк», ну, они так называют дела, которые невозможно раскрыть, а все оказалось проще пареной репы. По их версии, этот хулиган пришел в ломбард по соседству сдавать часы Петра Ильича. Помнишь, у него были старомодные часы-луковица, ну, такие, что на цепочке к поясу крепят и носят в кармане? Мерзавец так спешил, что цепочку оборвал!

– Ух ты, как оперативно наша полиция работает! – восхитился Костя. – А этот хулиган уже сознался?

– Не-а! Полицейские говорили, что он «горбатого лепит», ну, сказки сочиняет, – пояснила Маша. – Врет, мол, что портфель старика на помойке нашел, там еще были какие-то бумаги, кошелек пустой с мелкими монетами и вот эти часы. Деньги он потратил – мороженое себе купил самое дешевое, в стаканчике. Портфель с бумагами нашли у него дома, а часы он пошел в ломбард сдавать. Там его полиция и схватила!

Какое-то время ребята шли молча. Костя переваривал полученную информацию. Что-то в этой истории не клеилось.

– Слушай, Маша! – не выдержал он. – А что, если этот хулиган говорит правду? Ну, представь себе, чего бы он поперся именно в наш подъезд? Ну, вот нужны ему деньги, так он мог их просто у прохожего отнять на улице, а в соседнем подъезде чего ему околачиваться? Его там многие заметили бы и сразу же опознали. В любую минуту ведь в подъезд могли войти. День на дворе, люди туда-сюда снуют. Да и на что он мог здесь рассчитывать? Так рисковать и ради чего? Это же не дом, где олигархи живут! Представь: вышел он из своего дома и тут же зашел в соседский, затаился в подъезде, как паук, и стал ждать жертву. А тут Петр Ильич в своем поношенном пальтишке и c потрепанным старомодным портфелем. Вот уж «богатый» улов!

Маша засмеялась, представив эту картину. А Костик продолжил:

– И потом, чего бы ему тогда перстень с руки у Петра Ильича не снять, раз уж он на такое злодейство ради добычи пошел, перстень-то золотой! Я его видел на руке Петра Ильича вчера. Да и карманы бы все вор вывернул в поисках банковской карты. К тому же и сверток с миниатюрой он бы тогда обязательно нашел и с собой унес! Нет, мне что-то не верится в его виновность.

– Да, теперь, когда ты все это по полочкам разложил, я и сама усомнилась, – поддержала его Маша. – Но тогда кто, если не этот хулиган?

– Бандюган, который на меня налетел! – уверенно произнес Костик. – Надо в полицию пойти и все рассказать!

– Все? – удивилась Маша.

– Ну… почти все. Про сверток со старинной картинкой – ни слова! Я Петру Ильичу обещал.

Остаток дороги они прошли молча. Каждый думал о своем. Дома мама встретила их расспросами о здоровье Петра Ильича. Услышав не слишком обнадеживающие новости, она расстроилась.

– Господи, что же это творится такое на белом свете! – причитала женщина. – Вот как же я вас теперь буду одних оставлять-то? Чего хорошего ждать, если среди белого дня ни за что ни про что на бедных стариков нападают!

– Мама, – решила прояснить ситуацию Маша, – преступник часы сорвал с цепочки у Петра Ильича, хотел их продать!

– Да не мог он их сорвать! – отмахнулась от ее слов мать. – Цепочка на днях у него порвалась. Петр Ильич собирался ее в ремонт с часами отнести. Я его встретила накануне нападения, так он сетовал, что часы положил в свой портфель, а в ремонт забыл их отдать. Собирался на следующий день зайти, и вот оно как получилось!

Маша и Костик заговорщически переглянулись. Вот и получили они еще одно доказательство невиновности местного хулигана, вернее, подтверждение правдивости той истории, которую он рассказывал полицейским. Ведь часы он с цепочки не срывал, из кармана не вытаскивал, они действительно лежали в портфеле!

Лондон, 1615 год, ноябрь

Густав пробирался по узким улочкам Лондона в надежде встретить человека, который помог бы ему найти нужный дом. Плащ намок от проливного дождя и уже не защищал от холода. А еще туман! Казалось, облака со всего света вдруг разом сомкнулись над Лондоном, стремясь скрыть этот жуткий город от глаз путешественников.

Вообще, об этом тумане можно было бы поэму написать. Он поднимался от реки Темзы, пересекавшей Лондон, впитывал в себя смрад улиц, заваленных гниющими кучами мусора, смешивался с грязными клубами дыма из печных труб, а затем поднимался ввысь до самых облаков, надежной завесой укрывая город.

И что воображают о себе эти англичане? Густав на прекрасном нормандском наречии спрашивает у них дорогу, а они только плечами пожимают и что-то болтают на своем непонятном языке. Ну как же не повезло людям с языком! Прямо каша какая-то, а не язык. Хотя это, конечно, личное дело англичан. А от бумаги с адресом они вообще шарахаются.

Конечно, он не был настолько наивен, чтоб начать поиски прямо от того постоялого двора, где остановилась почтовая карета. Поскольку Густав прибыл в город засветло, то решил не терять время и деньги. Ему хотелось уже сегодня добраться до Исаака Оливера – друга мэтра Рено. Увидев пару крепких молодцев с портшезом[2], он сразу же оплатил их услуги, чтобы не слоняться по незнакомому городу, не владея к тому же английским языком.

А носильщики и рады стараться. Сделали вид, что все поняли, усадили его, были любезны, все повторяли «мсье» да «мсье», а оказалось, что это было единственное французское слово, которое они знали. Носильщики, даром что мускулистые здоровяки, еле тащились. Только один раз они хорошенько припустили, когда в соседнем переулке раздался истошный вопль, явно взывающий о помощи. Вот тут они помчались прямо в противоположном направлении, как арабские скакуны. Густав, движимый человеколюбием, рвался на помощь несчастному, но куда там! У него в ушах только ветер свистел.

А вскоре мо́лодцы остановились, высадили его из портшеза, махнули руками в сторону ближайшего особняка и вмиг испарились в непроглядном лондонском тумане. Густав, ободренный их уверенным тоном, двинулся к указанному особняку. А дом оказался не тот. Вот он и бродит с тех пор по рытвинам и ухабам лондонских улиц, натыкаясь время от времени на мусорные кучи.

Ох, ну и что делать в этой ситуации? А скоро совсем стемнеет. В лабиринте этих узких извилистых улочек смеркается еще быстрее. Верхние этажи домов нависают над нижними, закрывая последние проблески дневного света. Что делать, что делать? Густав в отчаянии озирался по сторонам. Неожиданно он увидел вывеску трактира. Что ж, тоже неплохо. Можно будет обсохнуть и согреться. Да и перекусить. При мысли о еде в животе сразу же заурчало. Он быстрым шагом двинулся в сторону гостеприимных огней.

Разомлев у камина от тепла, сытной пищи и нескольких кружек бодрящего напитка, Густав сам не заметил, как задремал. Очнулся он от энергичного тычка. Открыв глаза, художник сфокусировал сонный взгляд на недовольном лице трактирщика. Тот знаками показывал, что таверна закрывается. Густав совсем приуныл. За окном царила темнота и хлестал дождь. «И как люди могут жить в таком городе?» – в очередной раз поразился юный художник. Потянувшись, он встал и решил напоследок попытать удачу:

– Мсье, не подскажите, как мне найти этот дом? – с этими словами он протянул трактирщику бумагу с адресом.

Тот раздраженно выдавил из себя тираду и показал на дверь. Густав двинулся было к выходу, но потом снова повернулся к трактирщику.

– Исаак Оливер… художник… – юноша вытащил миниатюру с изображением Одетт. – Исаак Оливер, он рисует вот такие миниатюры. Где живет этот человек? Вот адрес…

Трактирщик приостановился и, кажется, на этот раз что-то понял. Взяв из рук Густава бумагу с адресом, он попробовал ее прочесть. Взяв кусочек угля, трактирщик нарисовал на обороте бумаги план, обозначив крестиком место, где стоял дом Исаака Оливера. Получалось не так и далеко. И идти надо почти не сворачивая. Приободрившись, Густав отправился в путь.

Вот, кажется, и нужный дом. Выглядит неплохо. Большое строение, сразу видно, что хозяин не привык гроши считать. Густав решительно постучал в дверь. И не один раз. Наконец из-за двери раздался окрик. Конечно же, на непонятном ему английском, но, судя по тону, по-французски это бы звучало так: «И кого это черти так поздно принесли?»

– Мне нужен Исаак Оливер. Я приехал из Руана, от мэтра Рено, художника! – громко заорал по-французски Густав. Он понял, что за дверью такого богатого дома стоит, скорее всего, слуга, который вряд ли его поймет. А вот Исаак, который знает французский, обязательно поймет, значит нужно сказать так, чтобы тот мог услышать. Его догадка оказалась верной.

Наверху распахнулось окно, и оттуда высунулась голова в ночном колпаке.

– Эй, кто это там упоминает Руан и Жака Рено?

– Это я, Густав Даниэльсон, его ученик! У меня для вас письмо от него! – в ответ воцарилось молчание, а потом недовольный голос произнес:

– Ладно, заходи! – после этих слов Исаак Оливер дал какое-то распоряжение слуге.

Густава провели в богато убранную комнату: комод, шкаф, стол из резного черного дерева, удобные кресла – ничего общего с простотой дома мэтра Рено. А ведь тот был не последним в Руане живописцем. Вот что значит писать портреты королевских особ. Это тебе не вывеску для трактира «Золотой гусь» рисовать!

Хозяин дома встретил его в теплом халате.

– Ну что ж, давай письмо, – пророкотал Исаак на хорошем французском.

Сев в кресло и придвинув поближе свечу, он внимательно прочел рекомендательное письмо несколько раз. Некоторое время Исаак Оливер сидел молча и недовольно хмурил брови.

– И как поживает старина Рено? – спросил Оливер. Было видно, что он еще не принял решения, поэтому просто оттягивает время.

Густав мог бы соврать, придумать какуюнибудь историю, но он слишком устал, поэтому ответил просто:

– Мэтр Рено умер. Это письмо он написал перед смертью, – произнеся эти слова, Густав осознал, что сейчас может снова оказаться на улице. Старый друг мертв, значит, не может быть и никаких обязательств. Но, видно, фортуна решила немного побаловать юного художника.

– Что ж, все мы не вечны! – вздохнул Исаак и потер в раздумье лоб. – Я пока еще не решил, что мне с тобой делать. У меня есть сыновья. Они мои главные помощники и ученики, поэтому я не нуждаюсь в подмастерьях. Но и прогнать тебя не могу в память о старом друге… Поживи у меня какое-то время, поработай рядом со мной. Я же попробую поговорить с Хиллиардом, у которого я обучался в свое время. Может, он сможет тебя взять? Это все, что я могу сделать для тебя сейчас. Ну, и пока ты живешь у меня, я предоставлю в твое распоряжение каморку рядом с чердаком. Там, может, и не слишком уютно, зато сухо и тепло. Слуга проводит тебя туда. Завтрак у нас в семь утра. Опоздаешь – никто ждать не будет, останешься голодным!

Никогда еще Густав не чувствовал себя таким счастливым!

Наши дни

Костя выскочил из подъезда в самом приподнятом настроении. Сегодня у него не должно было быть первого урока, поэтому он решил зайти в полицию и рассказать там все, что ему удалось узнать.

На скамейке перед домом, радуясь погожему майскому утру, сидели пенсионерки. Костя поздоровался и уже собрался пройти мимо, как они возбужденно зашептались, кивая в след прошедшей мимо немолодой женщине.

– Вон-вон, смотри, Ивановна, это и есть мать убийцы!

– Идет мимо и здоровается как ни в чем не бывало! И как ей не стыдно на люди выходить!

– Эй, Тихоновна, вы ж почти соседи с Ильичом были, не знаешь, как все случилось-то?

Толстая старуха с тяжелым лицом, украшенным большой бородавкой, гордо расправила плечи. Перед тем как начать рассказ, она громко и торжественно откашлялась.

– Страшные времена настали, бабоньки, – приступила к рассказу Таисия Тихоновна, соседка Костика с верхнего этажа. – Этот ворюга отмычкой квартиру Петра Ильича открыл да и все драгоценности, что были у соседа, аккурат в сумку и сложил. Петр Ильич-то в музее работал, видать, много всякого антиквариату оттуда понатаскал, вот бандиты его и вычислили.

Она приосанилась, чувствуя внимание соседок, и, не замечая, как Костик слушает ее с шокированным взглядом, продолжила свой рассказ:

– Это на чем я остановилась? А!.. Слушайте, что дальше было. Этот ворюга в вещах роется, а тут и сам Петр Ильич явился. И завязалась у них борьба. Петр Ильич-то, конечно, здоровый как шкаф, да против пистолета разве устоишь? Этот окаянный выстрелил в него пару раз и выскочил из комнаты. Но далеко не ушел. Петр Ильич ему здорово наподдать успел, вот негодяй на лестнице и свалился. Лежит, весь в крови, а тут и Костик, мой сосед, домой из школы возвращается, он сразу же ко мне кинулся и говорит: «Баба Тая, там человек лежит, весь в крови, мне страшно».

Тут старуха наконец заметила Костика, вытаращившего от изумления глаза, смутилась и залепетала:

– А, Костик, здравствуй, дорогой! Что это ты не в школе, беги, пока не опоздал, а то маме твоей расскажу, как ты бездельничаешь. Ох, эти сорванцы, вечно надо за ними приглядывать!

– И не говори, Таисия, я тут каждый день Бога благодарю, что мои внучата живут с родителями на другом конце города. Такие неслухи выросли, прямо страсть! – вторила ей соседка-пенсионерка.

Костя уже прошел мимо болтушек, но не выдержал и обернулся:

– А врать нехорошо, Таисия Тихоновна! Вас там и близко не было, вы домой вернулись уже после того, как Петра Ильича увезли! Вы же к врачу ходили, как вчера моей маме рассказывали. И преступник ранил Петра Ильича не из пистолета, а ножом. Да и никакого бандита рядом не было, – Костик перевел дух. – И зачем вы Петра Ильича-то оболгали? Он же честный человек, ничего из своего музея не крал. Я у него дома часто бывал, так там и мебели никакой почти нет: кровать, скрипучие стулья вокруг круглого стола да кресло старое у окна. И книги повсюду. И питался он просто: утром овсянка, вечером кефир с хлебом. А вы из него прямо короля преступного мира сделали.

Неодобрительно посмотрев в сторону Таисии Тихоновны, он поспешил вслед за матерью хулигана.

– Здравствуйте! Давайте я помогу вам сумки до дома донести, они же тяжелые, – предложил он, чтоб завязать разговор.

– Спасибо, мальчик, но я уже почти дома, разве только на этаж поднять, у меня последний, тяжело очень наверх идти.

Костик подхватил сумки и вошел в подъезд. Женщина молчала, вот Костя и решил сам вывести ее на диалог.

– А почему вам дети не помогают сумки носить? Я вот маме часто помогаю!

– Да мой Толик мне тоже помогал, пока его полиция не забрала, – вздохнула женщина. – Он вообще очень добрый парень, в институте третий курс заканчивает, вот сейчас экзамены должен сдавать в июне, так он даже учебники с собой в камеру взял, готовится к сдаче, говорит, что не виновен, что полицейские разберутся и выпустят его… – женщина горько заплакала.

Костик понял, что сейчас они поднимутся на нужный этаж, женщина его поблагодарит и закроет перед ним дверь, и он так ничего и не узнает. Поэтому сразу ринулся в атаку:

– Так это вашего сына подозревают? Говорят, что он преступник и ему нужны были деньги…

– «Говорят»… Мало ли что говорят! Да не мог Толик никого убить! – в сердцах воскликнула женщина. – Он уколы нашей кошке делать не мог, весь трясся и плакал от сочувствия. Вечно всякую живность во дворе подкармливал. Да и деньги у него были. Он как раз стипендию получил, подарок мне купил на день рождения, а оставшиеся – в шкафчик положил, в вазочку – на хозяйство. Я их там и нашла после того, как новость страшную узнала. Мы с Толиком старались, чтобы дома наличные были. На картах деньги не держали, – уточнила женщина и продолжила: – Да и какой он преступник? Да, было такое, что с одним другом своим поссорился из-за ерунды какой-то и даже подрался. Ну да с кем это не бывает у парней? А деньги… Мы хоть и живем небогато, но я никогда от сына деньги не прячу. Они всегда лежат у нас в одном месте. Сильно мечтал он о каком-то крутом смартфоне. Я ему и сказала, что он знает, где у нас деньги лежат – бери, только вот тогда может на хлеб или лекарства не хватить.

– Но зачем же он в ломбард с часами пошел? – тихо спросил Костя.

– Да ведь он ни о чем плохом не ду-мал, – всхлипнула женщина. – Деньги ему нужны были на хороший смартфон. Вот он копеечки и стал откладывать со своей стипендии. В каникулы собирался поработать… Тут увидел на помойке портфель, а там эти часы. Вот и подумал, что кто-то выбросил ненужное старье, а часы решил сдать в ломбард, хоть какую-то денежку получить…

Они остановились у квартиры. Женщина вытерла слезы и погладила Костика по голове.

– Вижу, хороший ты мальчик. Спасибо тебе! Не верю я, что это мой Толик сделал. Ну, прощай.

Костя попрощался с мамой Толика и в тяжелых раздумьях отправился в участок. С большим трудом ему удалось проникнуть в кабинет следователя Филькина Андрея Владимировича и рассказать то, чему он был свидетелем и что ему удалось узнать.

– Понимаете, Андрей Владимирович, если у Толика не было сильной потребности в деньгах, то зачем ему на старика нападать? И часы он не срывал с цепочки, они лежали в портфеле, как он вам и говорил. А эту вещь Толик увидел на помойке. Похоже, что настоящий преступник выкинул портфель Петра Ильича на помойку, чтобы избавиться от улики. И потом, кто же тот человек в черном капюшоне, который выбежал из подъезда, сбив меня, сразу же после того, как было совершено преступление? Я ведь, когда подошел к дому, никого не видел, кроме этого бугая. Никакого Толика и близко не было!

Следователь надул щеки и с шумом выдохнул воздух.

– Так, парень, вот что я тебе скажу: не лезь ты в эту историю и позволь-ка профессионалам заниматься своим делом! Не тебе рассуждать о действиях преступников. Наши специалисты знают, на какие хитрости те идут, чтобы заполучить желаемое. Не взял денег дома? Эка невидаль, просто мать не хотел расстраивать, да и кушать-то хочется. Сам говоришь, что мамаша его предупредила: деньги в вазочке – на продукты и лекарства. Вот он и «сэкономил», – следователь противно захихикал.

Выйдя из участка, Костя понял, что только он один и может помочь несчастному Толику и его матери. Полиция убеждена в виновности парня, а вот ему, Косте, разум подсказывает, что тот не виновен. Значит, надо искать тому доказательства.

Лондон, 1615 год, ноябрь

Рано утром, спустившись к завтраку, Густав услышал разговор Исаака Оливера и его жены Сары за дверью столовой. Они говорили по-французски, чтобы слуги не смогли понять их важную беседу, зато Густав их прекрасно понимал.

– Зачем нам этот парень нужен? – женский голос был неприятно визглив. – Только лишний нахлебник в доме. Ты же не собираешься его обучать своему ремеслу? Забыл, что у тебя есть сыновья? Пусть наш младший сын еще и мал, но знаю, что из него получится прекрасный художник. Мне кажется, он пойдет по пути моего отца – знаменитого Герертса. Кстати, твой старший сын Питер, хоть у него и нет таких блистательных предков, тоже проявляет способности к миниатюре. Зачем же нам этот француз? Не кажется тебе, что он может стать конкурентом твоим детям?

– Замолчи, Сара! Или я уже не хозяин в доме и не могу сам принимать решения? – раздраженно прервал причитания жены Исаак.

– Не говори потом, что я тебя не предупреждала! – злобно выкрикнула Сара. – Не ной потом, когда этот молодец обскачет твоих детей, перехватив самые выгодные заказы! Вон он какой прыткий! Не успел приехать, а уже определился на постой к самому мэтру Оливеру.

– Да угомонись же ты, женщина! – примирительно пробормотал Исаак. – Я предупредил юношу, что не смогу стать ему учителем, да и приют ему даю лишь на несколько дней. Поговорю с Николасом, тот хоть и совсем старик, но попытка не пытка. Спрошу у него насчет юноши и этим развяжу себе руки. Пойми, у меня есть долг перед старым мэтром Рено. Когда-то его родители помогли моим уехать из Руана, дали денег взаймы. Рено об этом и не знал, а я не стал ему говорить, когда был проездом в его городе. Жадность одолела, что ли… В общем, не вернул я ему этот долг. Но на всякий случай оставил свой адрес, подумал, если он все-таки узнает про эти деньги, то напишет. Теперь этот грех меня душит и не дает покоя.

– Да ведь старик уже умер! Нет старика – нет долга! – продолжала злиться женщина.

Но Оливер ничего ей не ответил.

«И правильно сделал, – подумал Густав. – Мы сами перед Богом отвечаем за свои поступки, и здесь нет места всяким отговоркам и обвинениям тех, кто нас заставил свернуть на кривую дорожку. А советчики сами за себя будут отвечать!» С этими мыслями он толкнул дверь и оказался в столовой лицом к лицу с Оливером и его женой. Через минуту туда вошел юноша того же возраста, что и Густав. Бледный юноша был похож как две капли воды на свою мать. После молитвы все молча принялись за трапезу.

Только неделю и прожил Густав у Исаака Оливера. Все эти дни хозяин вел себя по отношению к юному художнику довольно приветливо. После завтрака даже отвел в свою мастерскую и разрешил наблюдать за своей работой. Здесь также работал его старший сын Питер, а младший остался дома с матерью. В мастерской были два довольно больших окна, поэтому комната казалась достаточно светлой.

– Хорошее освещение очень важно в нашей работе, – пояснил мэтр Оливер. – Когда готовишь миниатюру, нужно очень много света, иначе ты не сможешь сделать ее качественно, найти нужные краски и тона, сделать особо тонкие линии…

С изумлением Густав наблюдал, как Оливер установил над столом большое выпуклое и толстое стекло. Заглянув украдкой за плечо мастера, юноша увидел, как стекло сделало начатую картинку больше и выразительнее. Теперь был виден каждый штрих, который наносил мастер.

– Это увеличительная линза, – пояснил Исаак, заметив удивление юноши. – Ею пользуются все миниатюристы. Возможно, твой отец-ювелир также пользуется ей в своей работе. Даже если у тебя очень хорошее зрение, без этой штуки ты не сможешь создать шедевр. Благодаря увеличению изображения ты можешь контролировать свои действия, штрихи, наносимые тобой, станут более тонкими и летящими, – Исаак помолчал, а потом добавил, сделав над собой усилие: – Ты можешь понаблюдать за моей работой и работой Питера. Думаю, это будет для тебя полезно. Хиллиард приедет дня через четыре, вот тогда я к нему и наведаюсь, замолвлю о тебе словечко.

После этих слов все погрузились в работу. Густав, увидев мельком неприязненный взгляд Питера, понял, что тот заодно с мачехой. И оказался прав. Каждый раз, когда он подходил к Питеру, чтобы понаблюдать за его работой над миниатюрой, тот незаметно делал все, чтобы не дать возможности чужестранцу перехватить секреты его мастерства.

Но Густаву уже и этого было достаточно. Наблюдая за работой Исаака и Питера, он начал понимать сложность этого процесса. Должно присутствовать внутреннее чутье к тому, что ты делаешь: где нужен пунктир, а где достаточно положить несколько цветных точек, где заштриховать. Тогда в рисунке появляется объем, и в нем потихоньку начинает просыпаться жизнь. Это сродни чуду!

Когда Густав оставался один, он рассматривал работы Оливера, которые тот еще не успел передать заказчику, искал в законченности образов секрет мастерства художника. А еще от нечего делать он придумал себе развлечение: стал рисовать на крошечных слюдяных пластинках наряды для своей возлюбленной Одетт, миниатюрное изображение которой он взял с собой в дорогу. Юный художник придумывал целые истории для нее.

Сначала он сочинил историю о том, что, не перенеся с ним разлуки, девушка ушла в монастырь и приняла постриг. Печальная история, которая очень соответствовала его настроению. Он нарисовал на слюде черное монашеское покрывало-вейл и наложил пластину на свою миниатюру. Одетт в этом одеянии была похожа на серую мышку. Потом юный художник решил придать картинке некоторый оптимизм и пририсовал к этому безрадостному костюму ярко-красные серьги. Снова наложил – и вуаля! Теперь перед ним снова была Одетт. Вроде и монахиня, но какая жизнерадостная!

Но долго пребывать в меланхолии Густав не мог, поэтому придумал новую историю: будто он приехал в монастырь и похитил Одетт. А она совсем и не противилась. Надела по такому случаю костюм мушкетера – в нем было легче от погони спасаться! Ну, а потом они приехали в Париж и попали на придворный бал. Тут понадобился новый костюм: яркий, с красивыми перьями в волосах. В нем Одетт должна была стать королевой этого бала. Так и оказалось. Сам Людовик XIII пригласил Одетт на танец и сказал, что лучшей партнерши он и не встречал. То-то все знатные дамы завидовали его Одетт! Потом были еще костюмы и еще истории. Так и развлекал себя Густав на чужбине, ожидая решения от Николаса Хиллиарда.

Оливер сдержал слово и поговорил с Николасом. И тот, к удивлению Исаака и самого Густава, согласился взять юношу в свои ученики! Уже через неделю молодой француз переехал в дом самого Николаса Хиллиарда.

Наши дни

После уроков Костя вместе с Машей отправились в музей, где работал Петр Ильич. Мальчик не забыл обещание вернуть миниатюру, которое дал старику. Но не знал, как осуществить эту затею, поэтому договорился с сестрой о помощи, справедливо решив, что одна голова хорошо, а две лучше. Накануне вечером юные сыщики сфотографировали на смартфон и саму миниатюру, и наряды на слюдяных пластинках, и коробочку, и миниатюру с наложенными на нее пластинами.

По дороге мальчик рассказал сестре последние новости, не забыв упомянуть и разговор сплетниц на лавочке, и встречу с мамой Толика, и свой визит в полицию. Маша недоумевала по поводу решения следователя.

– Ужасно! Они уже все для себя решили и даже капли сомнения у них нет!

– Вот видишь, я же тебе говорил, что нужно самим попробовать преступника найти. Жалко мне маму Толика, да и его самого. Мне кажется, он неплохой парень!

Маша встревожилась. Она не отличалась особой храбростью, поэтому перспектива заняться поиском убийцы, который не боится пустить в дело нож, ее не сильно вдохновляла.

– Может, все-таки доверимся профессионалам? Давай на Петровку[3] сходим или письмо онлайн напишем, – осторожно предложила она брату.

– Удивляюсь я твоей наивности! – возмутился Костя. – К профессионалам мы уже обращались. На Петровку нас и подавно не пустят. Письмо будут долго рассматривать.

– Ну да, – расстроилась Маша. – Похоже, что ты прав…

– Вот и музей, – прервал ее Костя. – Помни, нам нужно, чтоб никто не заметил, как мы положим на его стол эту коробочку. Попробуем порасспрашивать сотрудников музея о самой миниатюре. Думаю, ее что-то связывает с преступлением!

Ребята вошли через служебный вход. Подошли к охраннику, который спокойно пропустил детей, так как хорошо знал Костю, часто приходившему к Петру Ильичу. Костя с Машей прошли по знакомому коридору к кабинету, где работал Петр Ильич и еще два научных сотрудника отдела миниатюры.

В помещении было три стола, за двумя у экранов компьютеров сидели две женщины: одна совсем молоденькая, а вторая гораздо старше, скорее ровесница их мамы. Перед ними лежали какие-то мелкие предметы, и они, рассматривая их под лупой и измеряя, что-то тут же вносили в программу.

Костя помнил, что стол Петра Ильича находится сразу слева от входа в комнату. Удача была практически на их стороне – оставалось только незаметно положить миниатюру!

– А, Костя, здравствуй! – не отрываясь от компьютера и посмотрев из-под очков на мальчика с сестрой, поприветствовала его одна из сотрудниц. – Ты не один?

– Здравствуйте, Ольга! Да, я пришел со своей сестрой. Пожалуйста, познакомьтесь – Мария.

Пока Костя это говорил, Ольга хоть и слушала его, но все ее внимание было приковано к экрану и лежащему на столе предмету искусства, поэтому юный сыщик незаметно вытащил коробочку из кармана и аккуратно засунул в ворох бумаг.

Теперь и вторая сотрудница прекратила работу и выжидающе смотрела на ребят.

– Мы пришли сказать, что с Петром Ильичом случилось несчастье: на него в подъезде напал грабитель и тяжело ранил, сейчас он находится в реанимации, – сказала Маша.

Это сообщение вызвало целую бурю эмоций. Женщины даже всплакнули о своем коллеге.

– Господи, какой кошмар! Такой хороший человек и такой прекрасный специалист!

В это время Костя случайно задел рукавом бумаги на столе Петра Ильича, они упали на пол, увлекая за собой и принесенную ребятами коробочку.

– Ой, простите, сейчас соберем, – Костя и Маша кинулись поднимать бумаги. – А это что за коробочка? – Маша очень хорошо сыграла изумление. – Смотрите, тут какие-то картинки красивые и еще стеклышки.

– Да ведь это та самая миниатюра, которую мы в пятницу искали и не смогли найти! – удивилась женщина постарше. Костя вспомнил, что ее зовут Татьяна Евгеньевна. – С ней Петр Ильич работал последнее время. А мы уж и волноваться стали. Хотя у нас никогда ничего не пропадает! Пойду порадую нашу директрису, а заодно и опечалю ее вашей новостью, – с этими словами Татьяна Евгеньевна вышла.

– Ребята, это старинная миниатюра, видите, здесь написан 1615 год, – пояснила Ольга.

Косте эта сотрудница очень нравилась. Она не задавалась и разрешала называть себя по имени. А еще любила поговорить на всякие научные темы. Прямо Петр Ильич в юбке! Вот и сейчас она снова принялась за любимое дело – начала рассказывать ребятам о миниатюре.

– Так вот, эта миниатюра очень редкая, на ней не только год стоит, но и написана фамилия автора на коробочке. Вот смотрите, здесь указано, – она внимательно присмотрелась к миниатюре, – Густав Даниэльсон. Миниатюры редко подписывали. Именно поэтому для исследователей каждое новое имя – находка! Конечно, до наших дней дошли многие подписанные работы мастеров миниатюры, поэтому мы знаем Николаса Хиллиарда, Исаака Оливера из английской школы, из итальянской школы – Розальбу Каррьеру, из французской – Жана Оноре Фрагонара, Жан-Батиста Изабе… Но это все великие мастера, а ведь было огромное количество малоизвестных, имена которых канули в лету.