Моё сегодняшнее настроение можно назвать одним единственным словом- ностальгия. Поэтому я бессмысленно катаюсь по городу, коротая время до начала своей смены. Двадцатая годовщина со дня, когда моя единственная и невероятная любовь уехала в другой конец страны. Это сейчас модно и популярно переезжать на юг, а двадцать лет назад Светкины родители переехали в Мурманск. Она вместе с ними. Это был конец.
«Руки вверх» не помогали, мамины упрёки не помогали, дешёвый портвейн тоже не оправдал доверия. Как я выжил? Поступил в наш великий и могучий КУБ ГАУ и решил стать большим человеком. Для начала экономистом. И не смейтесь, в 18 лет мало кто смыслит в жизни. Но в 18 лет люди могут феноменально страдать.
Она уехала на север, я остался на юге, пути разошлись, а я до сих пор ищу её в каждой длинноволосой блондинке. У Светки был глубокий синий взгляд, пухлый изящный ротик, три родинки на лбу и крохотный шрамик над правой бровью. Я помню каждую мелочь.
Все наши одноклассники были в неё влюблены. Соперничество было страшное: каждый день спор, кто проводит её домой. Частенько за школой мы били друг друга за лишний взгляд или лишнее слово, адресованные ей. Дрались с упоением, с диким азартом, не чувствовали боль, только желание подтвердить своё право общаться с ней.
Светка быстро поняла, что нравится нам. Выбор она сделать не смогла, и чтобы никого не обидеть, придумала расписание. Суть его состояла в том, что у каждого из нас был свой день, чтобы её завоевать. В понедельник Мишаня купил ей булочку, Вовка подежурил вместо неё во вторник, Пашка всю среду носил ее портфель, Серёга в четверг решил ей всю контрольную по математике, в пятницу эстафету принял я и проводил её домой. Тогда, в пятом классе, я в первый раз стоял у её двери. Долго. Кажется, полчаса. Разинув рот, я слушал рассказ о проделках её кошки. Светка широко улыбалась, размахивала руками, а я просто любовался ею и хотел, чтобы вместо кошки она погладила меня.
Чёткого расписания не было, всё зависело от её настроения. Но разве это было важно? Она поверила в каждого из нас. Мы все старались, мы все хотели быть лучшими. Она делала нас лучше.
Такое положение дел длилось где-то полгода, потом от коллектива отбился Маркелов Пашка, переметнулся к Ольке Есиповой из 5 «А». Вскоре и другие пацаны предпочли футбол, денди и стрелялки общению с прекрасной Светой. Нас осталось трое: я, мой лучший друг Вовка и Мишаня. Мишаня отсеялся очень быстро, потому что ухаживал от нечего делать и жил с ней на одной площадке, ему просто было удобно. Светлана быстро поняла, что к чему и отвергла его ленивые попытки.
В итоге мы с Вовкой менялись через день. Он не был моим соперником. По Светке он сох за компанию, и я ему был благодарен за это. Остаться наедине с ней и тем, что я к ней чувствовал, было страшно.
Теперь я мог общаться с ней чаще и узнавать о ней больше. Оказалось, она обожает жевательный мармелад и игрушечных лошадок, а ещё сходит с ума по Крису де Бургу. Последнее обстоятельство меня очень смущало. Я был совсем мальчишкой и ничего толком не умел делать хорошо, а этот певец был, безусловно, талантлив. Как мне тягаться с ним? Мы с Вовкой долго думали, что делать. В итоге я стал осваивать гитару с помощью самоучителя. Так прошёл шестой класс.
Я тратил на свою любимую одноклассницу все свои карманные деньги. Со временем моя копилка опустела, а мечта о мотоцикле превратилась в цветной постер с ярко-жёлтым байком из девчачьего журнала. Его мне подарила Света, она понимала меня, она поддерживала меня, она становилась ещё ближе.
Новый год в седьмом классе стал для нас двоих решающим что ли. Я выступал на сцене перед всей школой с песней про снегопад, аплодировали все. Ирина Владимировна, учитель русского, даже закричала «Бис!». Светка вышла ко мне в длинном красном платье с прозрачной накидкой и поцеловала в щёку. Смутился ли я? Да, было стрёмно от того, что все на нас смотрят, но радости было больше, однозначно.
На зимних каникулах Света уехала на турбазу в горы, а я разучивал новые песни. В понедельник я ждал её возле ворот школы, как обычно, она не спешила. Заметив её бежевую шубку, я чуть не подпрыгнул от счастья. Она подошла ко мне и строго спросила:
– Почему ты за мной не зашёл? Я тебя ждала.
-Я? Ну я не знал. Я не, я не..– я заикался от волнения и неожиданности.
– Мы же теперь встречаемся, поэтому тебе придётся всегда за мной заходить.
– Конечно, я с радостью. Просто сегодня я забыл.
– Записывай, – строго сказала она и вошла в школу.
Мы опоздали на урок и наша математичка, конечно, это заметила:
-И где это вы ходите? Урок давно начался! Быстро займите свои места!
Всё внимание одноклассников было нам обеспечено, в овациях мы не купались, но всё равно было чертовски приятно, что мы вместе, и это видят. Светка на меня многозначительно поглядывала, а мне было очень стыдно, что из-за напрасных ожиданий она опоздала. Я представил, как она сидела возле окошка и волновалась из-за моего отсутствия. А я даже не догадался за ней прийти, какой же я дурак!
Теперь вся школа знала, что мы встречаемся, на все вечеринки и дискотеки мы ходили только вдвоём. Я полностью растворялся в любви к ней, больше я ни в чём не нуждался, ничего не хотел, я не мог без неё жить…
Летом, после 9 класса я умудрился слечь с ангиной в сорокоградусную жару. По версии врача я злоупотреблял ледяным душем, но причины моего недуга меня не интересовали. Самое главное, что я заболел за два дня до соревнований по баскетболу, которые проходили за городом. Вместо друзей и хорошей игры – постельный режим и куча лекарств. Положение мерзкое, согласитесь. Я позвонил Свете и осипшим голосом сообщил, что не поеду на игру. Она, конечно, расстроилась, посочувствовала и пообещала скоро приехать. Моему счастью не было предела! Победоносно взглянув на маму, которая не верила в нашу любовь, я вернулся в кровать. Я посмотрел несколько передач по телику, дочитал пять последних глав «Капитана Блада», он валялся под моим столом несколько месяцев. Я понимал, что Светке некогда, она была занята подготовкой к предстоящим соревнованиям, на ней были все организационные вопросы. Теперь ей ещё нужно было искать мне замену. Я и так целую неделю ломался, не желая идти в команду, с трудом попадал в кольцо, теперь вообще заболел. Я подвёл её окончательно.
Света пришла в сумерках, как всегда красивая, с распущенными волосами и озабоченным лицом. Она смущённо посмотрела на мою маму, та, всё понимая, вышла. У мамы был ещё более смущённый вид.
– Привет! – она радостно подмигнула мне,– Ты как? – я просто сидел и улыбался, глядя на то, как она вытаскивает из голубого пакета какую-то баночку. Она пришла! Она рядом! Она моя!
– Спасибо за заботу,– наконец, выдавил я.
-Это всего лишь малиновое варенье,– это было варенье цвета её губ. Я очень выразительно посмотрел на неё.
– Нет, нет, нет,– она усмехнулась. – Ты хочешь, чтобы я заразилась? Представляю, как мы оба будем лежать с опухшими носами, красными глазами и в шарфиках. – Она рассмеялась, – Ты же помнишь, какая на мне ответственность? К тому же простудиться летом- это полный дурдом. – её аргументы были бесспорны.
– Слушай, Свет, мне так неудобно. Я играть не смогу, нужна замена, мне очень жаль. – Я чувствовал себя очень виноватым, очень.
– Да брось ты! – она махнула рукой – Не морочь себе голову, у меня 6 запасных. Скорее всего, это будет Борька или Вадик, неважно.
– Тогда рад, что не доставил неприятности. – Мне и правда, стало легче.
– Всё, мне пора. Поздно уже. Я буду приходить каждый день. Обещаю! – ароматная и парящая, она порхнула к двери.
– Пока! Передавай всем привет! И удачи!
– За пожеланиями удачи я завтра приду! – её воздушный поцелуй был пойман мною и спрятан прямо в сердце, так надёжнее всего.
Вошла мама, чтобы проводить Свету. Я слышал, как они распрощались у дверей:
– До свидания, тёть Оль!
-До свидания, Светочка!
Мама снова заглянула ко мне:
– Температуру померь!
– Почему ты ей даже чаю не предложила? – набросился я на неё.
– Потому что чайник ещё закипеть не успел, как она уже умчалась! – она взяла градусник со стола и протянула мне. – И почему она меня теть Олей назвала, если я тетя Надя?
– Мам, не придирайся, – Устало попросил я.
За время болезни Света больше ни разу не приходила. Наверное, подготовка и сами соревнования забирали всё её время. Я не хотел ей мешать, поэтому даже не звонил.
А она позвонила мне через 6 дней, чтобы сообщить о победе. Я поздравил, конечно, и её, и Вовку, с которым она отмечала триумф. Мне было неловко, хотелось участвовать во всех событиях вместе с ними, быть рядом. Ещё через неделю Света позвонила, чтобы пригласить меня в кафе. Я должен был сделать это первым, но снова не додумался. Да уж, тормоз это про меня!
Громкий глухой звук отвлекает меня от моих сладостных мыслей. Я экстренно торможу. В реальность меня возвращает нечто оранжево-красно-фиолетовое, оно сползает с моего капота. Меня бросает в пот. Это не со мной. Я опытный водитель. Что произошло?! Я выскакиваю из машины. На земле, держась за бок, сидит девушка. Это я понимаю, даже не по длинным рыжим волосам, а по глазам. Они огромные, зелёные, перепуганные на смерть.
– Она..помогите..там..быстрее…пожалуйста! – прерывисто просит рыжая бледными искусанными губами.
– Какого чёрта?! Вам жить надоело? А если бы я вас задавил? – эта девушка с лицом зомби здорово меня разозлила. Если она захочет от меня денег, то у меня есть видеорегистратор. Лохушка!
– Извините! – еле слышно говорит она. – Вы ехали не очень быстро. Мне нужна помощь. Бабушка внезапно потеряла сознание, а все «скорые» заняты. Я ничего не знаю о вашем городе. – отчаянье этой особы на лицо.
– Ладно, посмотрим, что с ней.
Потерпевшая кое-как встает и плетётся к коттеджу, который стоит рядом с дорогой, за деревьями. Калитка небольшого дворика открыта настежь. Девушка поднимается на крыльцо:
–Давайте же!
Я спешу за ней. В коридоре между комнатами на полу лежит пожилая женщина.
– Она упала и не реагирует ни на что, – её страх невольно передаётся и мне.
Мы вдвоём доносим её до машины и укладываем на заднее сиденье.
– Не переживайте! Всё будет хорошо! – стоит приободрить свою несчастную пассажирку, и мы мчимся в ЗИП.
Успел. Я мысленно хвалю себя за аккуратное вождение и смекалку. Обходными путями и дворами нам удалось доехать за 15 минут. Я сам помчался в приёмный покой, понимая, что эта девушка ни черта не соображает. Около часа я проторчал в больнице, чтобы узнать, что с женщиной. За шоколадку с миндалём хорошенькая медсестра позвонила Палычу и подтвердила мою причину опоздания на работу.
–Можешь сегодня уже не выходить, ты ж человеку жизнь спас, – разрешает Палыч.
–Любой на моём месте сделал бы то же самое, – возражаю я.
–Да не скажи! Сейчас вон кошки больные больше у молодёжи жалости вызывают, чем люди.
–Бывает, – с этим не поспоришь. – Тогда до завтра! – Пора домой.
Я слышу шаги позади себя. Оборачиваюсь. За мной медленно плетётся та девушка. Опустив голову, она приближается ко мне.
– Послушайте, можете просто сказать «спасибо». Преследовать меня вовсе не обязательно, правда. – Я сильно устал и перенервничал и уже не скрываю свое раздражение.
– Я потеряла линзу, – мямлит она.
И что делать? Извиняться за своё хамство? Или молча уехать? А она ещё час будет здесь маяться в поисках.
– Я не пользуюсь линзами, но, по-моему, вы уже в любом случае не сможете ею воспользоваться.
– Тоже верно,– вздыхает эта несчастная. Легким движением она вынимает вторую линзу и бросает в урну. – Спасибо, – она поднимает на меня свои опухшие красные глаза. Да, зрелище ещё то! Прям призрак из «Багрового пика»! – Вы ведь просили сказать спасибо? – на её длинных, как у рыбы, губах появляется подобие улыбки, но правый уголок рта никак не может подняться вверх.
Что я чувствую? Я чувствую себя дебилом! По сути, это уже я пристаю к ней с разговорами, и мешаю ей решать свои проблемы. В качестве извинения я предлагаю:
– Может, подвезти вас до оптики? Купите другую пару.
– У меня денег нет с собой, – прикусив губу, она идёт в сторону остановки.
– Я одолжу. У вас ведь сейчас нет времени на всякие мелочи, – я напоминаю ей о её беде! Что ни слово, то провал!
– Вы правы. Давайте. Деньги я вам в течение недели через мобильный банк переведу, ладно? – она выжидающе смотрит на меня. Блин, она такая высокая, что ее страшенные глаза на уровне моих. Каланча просто! Никакой утонченности, хрупкости – её широкие плечи, обтянутые пестрой тканью, не вызывают желания их обнять, овальное лицо и дрожащий выпирающий подбородок тоже не придаёт лицу очарования. А волосы? Волнистые, ржавого цвета, торчат в разные стороны. Откуда ты, недоразумение?
Я тупо стою и разглядываю её, хотя надо ехать.
Она начинает копаться в своих бездонных карманах. И, наконец, вынимает оттуда огромный телефон в чехле в форме панды. Интересно, сколько ей лет?
– Диктуйте номер карты, я сохраню. – Я называю цифры, а она быстро набирает их своими длинными пальцами с полукруглыми ногтями. Ни маникюра, ни цветных принтов, которые так обожают все девочки – просто неровно обрезанные ногти. Капец! Есть в ней хоть что-то привлекательное? – Я вам в течение недели всё отдам, – повторяет она. – А теперь поедем, мне сегодня ещё надо будет сюда вернуться,– тяжкий вздох выводит меня из ступора. У неё нехилые проблемы, бабка при смерти, а я стою и издеваюсь над ней. Хоть и не вслух. Всё равно придурок.
– Поехали! – я веду её к своему «Рено».
Она выбирает оптику на Красной, заходит в маленькое стеклянное здание и пропадает. Я никогда не покупал линзы, но хочу, чтобы процесс их приобретения проходил как-то быстрее.
Вдруг сквозь прозрачную стену магазина я замечаю свою попутчицу.
Она разговаривает с врачом, кивает своей огненно-рыжей головой и теребит конец кофты. Какая же она жалкая! Плечи опущены, голову не поднимает, бубнит, наверное, что – то под свой конопатый нос. Я не выдерживаю и сигналю. Сколько можно уже? Она и врач, которая, к слову сказать, оказалась гораздо симпатичнее этой, смотрят в мою сторону. Ну и что? Я спешу.
Она садится в машину. Засовывает в карман маленькую коробочку, ничего не получается.
– У вас сумки нет? – раздраженно спрашивая я. – Что вы всё в карман суёте? Хлеб тоже там носите?
– Нет, – она удивленно смотрит на меня. Глаза её стали чище, прозрачнее, шире. Теперь я даже могу определить их цвет – нефритовый.
Точно. Именно такого цвета было ожерелье на шее Пенелопы Крус. Она лучезарно улыбалась с обложки женского журнала. А Танькин указательный палец настойчиво тыкал в загорелое лицо актрисы. Ожерелье было массивным, в несколько рядов, камни крупные. Невольно залюбуешься такой красотой. Пенелопа сияла, а Танька злилась и завидовала. Завидовала она испанке, а злилась на меня за то, что я не спрашивал её о зигзагообразном колечке на том самом указательном пальце.
Чего ждут эти бабы? Что им надо? Чтобы ревновали их к каждому столбу и заваливали подарками? Нет, это не ко мне. Кольцо, скорее всего, было от её начальника Бориса Борисовича, совет им да любовь. Что касается ожерелья, то его бы я точно не купил. Тем более для Таньки.
Танька всегда была по случаю, если так складывались обстоятельства. Мы не встречались в общепринятом смысле. Мы просто встречались.
Что-то белое падает между сиденьями, как оказалось, квитанция из оптики.
–Э-э-э,– не понимаю я.
– Элеонора Ножкина, – подсказывает девушка.
– Элеоножкина.– Невероятно! О чем только думали её родители?
– Элеонора Ножкина,– терпеливо поправляет она.
– Никогда не представляйтесь таким образом, – умничаю я. – У людей это будет вызывать замешательство.
– Я привыкла. Но обычно меня зовут Эля.
– Уже легче. – Я возвращаю ей квитанцию, – Вам домой?
– Да. Надо вещи собрать для бабушки и отвезти в больницу, – её глаза моментально наполняются слезами и становятся огромными! Чистейшие нефриты таких размеров мне точно не по карману.
Я решил доиграть в джентльмена и потерпеть её ещё немного, но это было сложно. Правда.
Всю дорогу она вздыхает и всхлипывает, всхлипывает и вздыхает. Надоела до жути. Хочется включить радио, но боюсь весёлой музыкой оскорбить её чувства. Как выйти из этого тупика?
Она заходит во двор и снова пропадает. Можно я передумал и уехал домой? Можно у меня возникли дела? Можно было, в конце концов, не останавливать мою машину? Кинуться на другой капот? Я ведь помню, что передо мной проезжала красная «Мазда».
Почему я должен таскаться с этой чокнутой туда – сюда? Я завожу машину и двигаюсь задним ходом, и тут скрипит калитка, Элеонора Ножкина пожаловала. Уродская кофта с её плеч исчезла, вместо неё появился какой-то оранжевый балахон – впору «01» вызывать. Она себя в зеркале видела?
Прикусив безразмерную губу, она непонимающе глядит на меня.
– Что вы стоите? Садитесь уже! – мама учила меня вежливости, но получается у меня не всегда.
– А куда положить багаж? – уточняет девушка.
Я замечаю рядом с ней дорожную сумку, коричневую, в обезьянках с бананами. Ей в больницу или в аэропорт? Я молча заталкиваю чемодан в багажник и, наконец, нажимаю на газ.
Моя новая знакомая выходит у ворот ЗИПа. Колёса дурацкой сумки тарахтят по плиткам тротуара. Ржавые кудри на поникшей голове выбились из непонятной прически. Передо мной грустный клоун, и ожидает его вовсе не представление.
Эля
Этот человек обескуражил меня своим замечанием! Разве я не говорила ему спасибо? Кажется, всю дорогу, держа бабушку за руку, я твердила это слово. А я точно благодарила его?
Ладно, есть более важные дела. Надо думать о бабушке, она мне дороже всех. Я вхожу в палату, её глаза уже открыты.
– Бабуля! – я обнимаю её изо всех сил и прижимаю к себе. Если бы я могла, то прямо на руках отнесла бы её домой.
– Моя девочка, – вздыхает бабушка. – Радуешься, что избавилась от меня на время? – она мне подмигивает!
– Никогда так не говори. Никогда. Напугала меня до смерти. – Я глажу её по голове, по щекам, беру её руки. Мне необходимо чувствовать её тепло, знать, что она жива.
Сейчас я очень злюсь на отца, за то, что его нет рядом. Злюсь на себя, что не уберегла родного человека. Боже мой! Страшно подумать, что было бы, если бы мы не приехали вовремя в больницу.
– Вот плакать, пожалуйста, не надо, – недовольно ворчит бабушка, отодвигаясь от меня,– Не хоронишь, ведь.
–Бабушка! – моему возмущению нет предела.
– Ну, что бабушка? Придёт время, отвезёшь меня на погост, рядом с дедом положишь.
– Я даже думать об этом не хочу! – мне очень неприятна эта тема.
– Думай, не думай, а оно само случится. А ты не открещивайся, я сто лет жить не собираюсь.
– Перестань уже!
– А думаешь легко в 78 ноги больные таскать да таблетки пить горстями? – не унимается она.
– Если бы ты не забывала про лекарства, то сейчас бы здесь не оказалась, – отчитываю я больную.
– С переездом разве всё упомнишь? Намаялись мы с тобой, внучка. Лишь бы не зря.
– Бабулечка! – я снова обнимаю её, она уже устало опускается на подушки. Пора идти.
Переезд из Сибири в Краснодар был папиной идеей. Спустя годы он решил стать отцом и позаботиться обо мне, поселить поближе к морю.
Он предлагал купить квартиру, благо застройка идёт активно, но мы с бабушкой были категорически против унылых стен и настояли на коттедже с собственным двориком.
Папа согласился. Конечно, переехали только мы с бабушкой. Друг без друга никак. Моя семья – это я и бабушка, родители не входят в этот маленький союз.
Это сложно объяснить, а понять ещё сложнее. Но со временем я с этой задачей справилась. Мои родители живут для себя. Меня всегда касались только их доходы.
Тёплые объятия, ободряющие слова, любящие взгляды были роскошью для меня, для них же мелочь, не имеющая значения. На бабушкиных руках я оказалась в два с половиной года, когда она вышла на пенсию. Родители с лёгким сердцем перевезли меня к ней и уехали на заработки в Испанию.
Бабушка заботилась обо мне, играла со мной, шила для меня кукол, рассказывала сказки, плела косы, водила сначала в садик, потом в школу. Я не знала, что такое папа и мама, а что такое бабушка я чувствовала очень хорошо.
Я понимаю, что если её не станет, не станет и меня. Я не умею жить без неё. Она – мой свет, мой навигатор, моя стена, моя подушка, моё всё.
Однажды я попробовала начать жить самостоятельно, но всё закончилось катастрофой. Теперь я всегда с бабушкой. Я уверена только в ней.
– Что ты там увидела? – я вздрагиваю от бабушкиного голоса и понимаю, что стою перед окном. На соседнем карнизе сидят два белых голубя, ненавижу голубей.
– Думаю просто, бабуль. Что тебе завтра принести? – Я сажусь на краешек её кровати.
– Не надо ничего. Только парня мне приведи, с которым мы сюда приехали. Спасибо ему скажу.
– Бабуль, – я прикусываю губу от волнения, – Я его уже поблагодарила. Будет неловко беспокоить его ещё раз.
– Тоже верно. Но ты всё ж уважь старую. Не всякий бы стал помогать, а этот не бросил в беде человека. Им вон и врачи и медсестры восхищаются, а я как рада, что ты не одна осталась!
– Попробую, – обещаю я.
Снова обращаться к нему? Это чересчур, наверное. А с другой стороны, бабушка верно говорит, она имеет право с ним встретиться.
– Пойду я домой. А ты отдыхай и выздоравливай. Ладно?
– Ладно,– она снова улыбается. – Ты мне халат голубой с ромашками завтра принеси. Надо же прилично встретить своего героя! – её глаза радостно блестят.
Надо же! Так это её герой? А я думала мой. Сможет ли он нести сразу два знамя?
Я дала себе сутки, чтобы успокоится и набраться смелости для звонка. Нужно выполнить обещание, данное бабушке, познакомить её с тем человеком.
Ох! Не хотелось бы мне снова с ним сталкиваться. Он такой суровый и колючий! В его присутствии мне было страшно даже дышать.
Ну да ладно, справлюсь, не съест же он меня. Посчитав до десяти, набираю его номер.
–Да! – я вздрагиваю от его недружелюбного тона.
–Добрый день! – Я даже имени его не знаю! Надо срочно собраться с мыслями.
–Алло! Вас не слышно! – похоже, он уже злиться.
–Это Элеонора! – я, наконец, соображаю, что меня-то он знает.
–Элеоножкина!– фыркает он. Вот болван!
–Да,– обречённо подтверждаю я. Это наш последний разговор, пусть называет меня, как ему вздумается. – Моя бабушка хочет лично поблагодарить вас за помощь, – выдыхаю я.
–Понял. Обязательно зайду к ней сегодня вечером. Ей лучше?
–Да, спасибо. Мы вовремя доставили её в больницу. Я вам очень признательна. – если бы он был сейчас рядом, я кинулась бы ему на шею, наверное. Неважно даже, что потом бы пришлось вытаскивать из себя его шипы.
–Эля, не стоит, – неужели он смутился?
«Эля», мне полегчало от того, что он обратился ко мне по имени.
–Я прямо сейчас отправлю вам деньги за линзы, ждите, – вовремя я вспомнила о своих долгах
–Хорошо, я при получении отпишусь.
–Договорились!
Я сразу перевожу нужную сумму, счёт принадлежит Всеволоду М. Быльскому.
Всеволод?! А он ещё над моим именем смеётся!
«Пришли. Спасибо!» – тут же получаю сообщение от этого немногословного и порядочного человека.
Что ж, прощай, Всеволод! Я безумно рада знакомству с тобой!
Сева
Похоже, история со спасением немного затянулась. Но ничего, пожму руку старушке и поеду домой.
Пухленькая улыбчивая медсестра предлагает проводить меня до палаты. Она даже открывает передо мной дверь! Сервис одиноких девиц! Девочки, я занят!
Моя подопечная на кровати справа, в халате в ромашку. Она всё ещё бледна. Но это бледность живого человека, что для меня самое важное. Кажется, она дремлет.
–Здравствуйте! – тихо здороваюсь я. Если она спит крепко, то зайду в другой раз.
–О! А вы никак мой спаситель? – мгновенно подскакивает она.
–Я всего лишь Всеволод,– улыбаюсь я.
–Сева, значит? Садитесь, садитесь! – она освобождает мне место на кровати.
–Как у вас дела? – мне крайне неловко.
–Да какие могут быть дела в мои годы? – она машет рукой. – Я, Лидия Николаевна, а вы?
–Сева, и давайте на «ты», пожалуйста.
–Да, конечно! – она улыбается, и я вижу перед собой лицо её внучки, только более полное, и глаза у этой женщины совсем не зелёные, а серые, но сходство определённо есть.
–Спасибо тебе за всё, – её голос срывается на шёпот, – Если бы не ты…Мне себя не жалко, я своё отжила, а вот Элька…Натерпелась бы она страху, – женщина судорожно вздыхает, – Только вот жизнь с ней снова начинаем, а тут, пожалуйста! Я ж всё для нее только стараюсь, – её глаза увлажняются, я глажу её по руке, – Переезд этот наш и беготня – документы, очереди, и не знаешь ведь никого! Вдвоём быт налаживаем,– всхлипывает она.
–Лидия Николаевна, успокойтесь! Вы себе только хуже делаете!
–Да я сейчас, сейчас,– она деловито протирает лицо платком,– ни к чёрту мои нервы, всё наперекосяк.
–С вашей внучкой всё хорошо. Подлечитесь, вернётесь к ней, она же не маленькая, в конце концов. Меня вон на дороге остановить не побоялась!
–Она ради меня на всё, а я ради неё. Только мой срок выходит, а ей ещё жить, а она не умеет. Вот на ноги её поставлю, тогда и умирать можно.
–Лидия Николаевна, вы сейчас в больнице после тяжёлого сердечного приступа. Думайте пока о себе, – советую я.
–Сева, я могу тебя кое о чём попросить? – она выжидающе смотрит на меня.
–Хорошо,– надо хоть как-то порадовать старушку.
–Мы в городе всего неделю, ещё не освоились, я тебе говорила. Может, покажешь Эле ваш Краснодар? Хоть пару раз выведешь куда-нибудь? Если, конечно, у тебя время есть и возражать никто не будет. – Наверняка, она уже заметила, что кольца на пальце у меня нет, поэтому и осмелилась просить. Да и внучку она мне не сватает, кажется.
–Я постараюсь. Экскурсовод из меня не важный, но погулять с ней смогу, – решаюсь я.
–Спасибо, – она сжимает мою руку в долгом рукопожатии.
Я желаю ей скорейшего выздоровления и выхожу. В коридоре та же медсестричка. Она устремляется мне на встречу. Я даже улыбаюсь ей.
–Пациентке Ножкиной измерьте, пожалуйста, давление, я за неё переживаю. – Наверное она ожидала от меня других слов. Девушка опускает глаза и возвращается на свой пост.
Моё сердце занято. Может, на груди сделать такую татуировку?
Эля
Бабушкина комната совсем готова. Главное, что она вернётся сюда и увидит, какой порядок я здесь навела.
Я разглядываю в зеркале своё зарёванное лицо и думаю, что уныние пора отключать. Развешивание занавесок и перестановка мебели здорово отвлекли меня по началу. А теперь, когда я увидела бабулину кровать с голубым покрывалом, золотистые шторы на окне, наполовину истлевшие салфеточки с вышивкой моей прабабушки, я начинаю понимать – это всё, что могло мне остаться после неё. Её бы не стало, а эта комната осталась бы вот такой, не дождавшись свою хозяйку. От этой мысли меня знобит.
Дни нашего переезда проходили в таком бешеном ритме, что я перестала замечать, пьёт ли она таблетки, как себя чувствует, устала или нет.
Бабушка вставала раньше меня, готовила завтрак, разбирала вещи. Я занималась только оформлением дома. Когда я в тот день вернулась и увидела её на полу, моему ужасу не было предела. Убедившись, что она жива, я начала звонить на все мыслимые номера «Скорой помощи», но они либо были заняты, либо находились слишком далеко. Решение просить помощи на дороге было самым простым и очевидным выходом из положения.
Сева был не единственным в те минуты, но он ехал не очень быстро, поэтому я смогла его остановить. Боже мой, если бы не он!
Стук в дверь разрывает мрак, который уже начал затягивать меня в очередную истерику.
–Вы всегда плачете? – передо мной материализовывается Всеволод. Как говорят в таких случаях? Лёгок на помине?
–Нет. – Я тщетно пытаюсь проморгать набежавшие слёзы, и найти себя в отражении ещё не установленного зеркала.
–Я не вовремя? – он нерешительно топчется на пороге.
–Всё хорошо, – я одёргиваю своё старое платье, поправляю волосы, стараюсь всем своим видом подтвердить свои же слова.
–Просто я вижу перед собой крайне расстроенную девушку на грани нервоза, – он опускает взгляд в пол, – Я очень любезен, да? – чуть тише спрашивает он.
–Вы на высоте! – я надеюсь, он пришёл не для того, чтобы добить меня.
Мы стоим и улыбаемся друг другу. Нервно, криво, неуверенно – в этих улыбках намешано всё – и неловкость, и стеснение, и попытка сгладить ситуацию и наладить отношения. Мой рот уже болит от непосильной работы, а в глазах рябит от красно-синих завитушек на придверном коврике.
–Я сегодня был у вашей бабушки. Она попросила меня немного отвлечь вас от грусти, погулять, показать город.
–Да? – от неожиданности я поднимаю глаза и вижу на его лице любопытство. Что за чёрт? – Прошу прощение за бабушкину настойчивость. Не стоит, я разберусь сама.
–Я пообещал,– возражает он. – Завтра идём в Горпарк,– громко хлопает дверь.
Сева
Я дал слово Элиной бабушке. За язык меня никто не тянул, но отказывать старому больному человеку как-то неудобно.
В принципе я готов провести несколько часов с этим чучелом.
Выбор мой пал на Городской сад. Вполне милый выходной вариант для молодой девушки. Побродим по дорожкам, покормим уточек – и вот я уже справился с задачей, я молодец. Все довольны.
Но я не учёл один немаловажный момент – суббота. В этот день парк захвачен молодоженами. Мне эта тема не близка совсем, а Эля похоже втянулась. Она облокотилась на парапет террасы, и увлечённо разглядывает пары вокруг. А я от нечего делать смотрю на неё. Я замечаю, что кожа у неё очень белая, вся в веснушках. Раньше я их видел только на носу, теперь понял, что ими усеян и её лоб, и плечи и руки. На длинных загнутых ресницах слой коричневой туши, веки неопределённого цвета – краситься она точно не умеет.
А Светка всегда была на высоте – идеальный макияж, ровный тон лица, пушистые разделённые реснички, перламутровая пудреница под рукой.
Я носил её сумку сам, знал, что и где в ней лежит. Я быстро доставал своей девушке то, что нужно. Своей девушке. До сих пор сердце сжимается от этих мыслей. Неужели у сердца есть память?
– Знаете сколько у меня свадебных фотографий? – неожиданно спрашивает Эля. – Шестьдесят две: пять альбомов и портреты в разных ракурсах. Мне хотелось запечатлеть каждую счастливую секунду, хотелось, чтобы время остановилось с помощью снимков. Хотелось сохранить день свадьбы незыблемым, – она вздыхает. Боже, что за дурацкая привычка!
– Вы работали фотографом? – Мне вообще всё равно. Чего она завелась-то?
– Я была замужем,– обречённым голосом уточняет она.
Внезапно вспоминаю ее безымянный палец на огромном экране телефона, тогда он вызвал у меня отвращение. Сейчас я не вижу его. Она подпирает рукой свой острый чуть вздернутый подбородок с длинной глубокой ямкой. Она смотрит не на меня, а на женихов и невест, позирующих внизу, под нами. Что она видит сейчас?
– Я была замужем, – по её лицу пробегает усмешка.
Она была замужем. Она знает язык новозеландского племени. Она спускалась в пылающее жерло вулкана. Она была на Марсе. Всё это близко по смыслу – одинаково невероятно.
– Я думала, что фотографии, гости, ресторан, новое белоснежное платье – всё это гарантия бесконечного счастья. Но это самообман. Просто так не испытываешь страха. Чувствуешь себя уверенней, красивей. Все на тебя восхищенно смотрят и он тоже.
Торжественный марш, красная дорожка, они думают, что это важно, – она кивает головой в сторону свадебной толпы. – А самое важное – это мир в доме, это взаимопонимание, это, когда всё хорошо, – снова проклятый вздох.
Обнять и плакать! Если ей неприятно, то чего распинаться – то? Мне это точно неинтересно. Может, пойти к малой сцене у фонтана и попросить у ди-джея микрофон? А что? Пусть людям праздник испортит.
Эля
Свадьба закончилась. Цветы завяли. Гости ни разу не позвонили. А мы с ним остались вдвоём. Самое страшное, что я не знала, что делать. Он позвал меня замуж, я побежала со всех ног. Думала, вот она свобода от родителей, от бабушки, от их советов и наставлений.
Губы предательски дрожат. Как же надоело плакать! Сколько можно?
Это был абсолютно сумасшедший период моей жизни. Я, круглая отличница, поступила в институт. Сразу появилось много новых знакомых, приехавших учиться со всей области. У них не было никого рядом, жили в общежитии свободной весёлой жизнью. Вели себя, как хотели. Я им завидовала. Мне было скучно возвращаться каждый вечер к бабушке, я жаждала перемен.
Особенно после встречи с Витей. Он сразил меня своим обаянием, улыбками, настойчивостью. Сначала он повсюду искал меня, а потом стал искать повод со мной остаться.
Я не сдержалась. Незнакомые чувства, странные мысли, опасные желания… Меня закрутило в такой водоворот, что я захлебнулась.
Бабушке он не понравился, я не удивилась, она у меня очень требовательная. Я перестала ночевать дома, она позвонила моим родителям и вызвала их к нам. Были долгие трудные разговоры. Я чувствовала себя взрослой, а они доказывали мне, что я глупа. Я не хотела их слышать, а они хотели, чтобы я их услышала.
Потом я пригласила Витю к нам домой, и он сделал мне предложение:
– Николай Иванович, Лариса Сергеевна, я прошу руки вашей дочери,– он уже получил от меня всё, кроме руки.
– Виктор, может, стоит подождать? – удивленно спросила мама. Она растерянно разглядывала нас – Витя держал мою ладонь в своей. Я непонимающе смотрела на него. Что происходит? Почему я в спортивном костюме? Где шампанское? Где ощущение счастья? Он с ума сошёл? Я звала его совсем не для этого.
– Вить,– прошептала я, – Что ты делаешь?
– Вытаскиваю тебя из этого дурдома. Ты же говорила, что устала от их морали. – Также шёпотом ответил он.
– Просто это так неожиданно.
– Виктор, я так понимаю, у вас всё серьёзно? – папа, кажется начинал понимать, что к чему.
– Конечно, – он держался довольно развязно, но я в него верила
Потом была свадьба – потрясающее платье, которое я нашла за один день, изящная фата, длинные атласные перчатки. Это был единственный раз, когда я чувствовала себя красивой.
А дальше началась наша семейная жизнь. Настоящая энциклопедия лжи, унижений, ошибок. Я была прилежной ученицей и старалась усвоить каждую главу, выучить каждый урок.
Сева, кажется, не слышит меня. Он разглядывает машины на парковке и ворчит, что с паркоматами прогулка по парку теряет свои преимущества.