Ты умрешь в Зазеркалье бесплатное чтение

Пролог

Две тени – обтянутая черным тонкая и юркая фигура убийцы и Эмиль, на голову выше, – сцепились на мраморном полу у стены и исчезли из поля зрения одного монитора, на котором транслировалась картинка с камер видеонаблюдения, сразу же возникнув на другом.

Все дружно перевели взгляды на экран, где отображался многоугольный зал. Под сводчатым потолком с лепниной и световым окном висели огороженные черной лентой картины. На светло-серых стенах яркими прямоугольниками выделялись полотна с портретами королей, принцев, герцогов и инфант кисти Веласкеса, в самом центре – знаменитые «Менины»[1].

Убийца вывернулся из рук Эмиля и попытался достать его ножом, ударив точной профессиональной рукой раз, другой, третий. У него была боевая стойка, а рука выстреливала, словно на пружине. Эмиль отскакивал от ударов вправо, влево, но не атаковал. Он что-то кричал, выпростав вперед раскрытые ладони, а его противник выстреливал ножом, пытаясь достать цель. И все это в абсолютном беззвучии немого кино – мониторы передавали цвет, но не звук.

Толпа посетителей музея Прадо, возбужденная и перепуганная этой странной сценой не то из «Матрицы», не то из «Человека-паука», отшатывалась от них, как от языков пламени. С ужасом люди уносились прочь из зала. Некоторые, потеряв способность ориентироваться в пространстве, натыкались друг на друга, прежде чем выскакивать в проемы, кто-то полз вдоль стен под полотнами, чтобы добраться до ближайшего выхода, кто-то снимал на телефон – Вера насчитала три или четыре вытянутых вверх гаджета. Контент для соцсетей – огонь, ничего не скажешь.

Эмиль и его соперник набрасывались друг на друга, взметались их руки-ноги, нож рассекал воздух. И будто был даже слышен свист лезвия через мониторы – воображение у тех, кто находился в комнате управления видеонаблюдением, разыгралось не на шутку. Вера зажимала рот рукой, сотрудники музейной безопасности, как истинные испанцы, жарко болели, что-то выкрикивая, вскидывая руками и ахая. Их начальник, отстегнув от пояса рацию, орал по-испански на своего зама, веля немедленно связаться с полицией.

– Почему он его не обезвредит? – обратился к Вере по-английски один из них. – Он же выше и видно, что опытнее!

– И этот не так прост, – ответил ему другой – из вежливости к Вере – тоже по-английски, но произнося звуки мягко, на испанский манер. – Ноги так и летают.

Убийца действительно хорошо работал ногами, Эмилю приходилось постоянно приседать, чтобы не пропустить удар в голову. Но вот он изловчился подхватить его за стопу и повалить на пол. Противник ловко отпружинил от полированного мрамора руками и подпрыгнул, угодив в кольцо рук Эмиля.

Нож замер в опасной близости от их сплетшихся бедер. Эмиль опять отказался от атаки и принялся что-то кричать. Его рот беззвучно открывался и закрывался, лицо перекосило от ярости. Что он делает? Зачем теряет время и силы?

Черная тень убийцы, извиваясь, пыталась выскользнуть, но Эмиль выкрутил ему руку, заведя локоть за спину, и попытался вырвать нож. Противник подцепил того стопой под колено – оба рухнули, покатившись прямо под «Менины».

Начальник музейной безопасности припал ладонями к столу, бормоча что-то по-испански и периодически вытирая пот со лба. В тесной комнате было, как в печке. Никто не замечал жары, все были прикованы взглядами к драке неизвестного с парижским детективом Эмилем Герши, будто это был финал Лиги Чемпионов.

Эмиль навалился на соперника, тот ударил ножом – получилось в воздух. Голова детектива дернулась, он стукнулся затылком о раму картины, но точным ударом ладони выбил нож из обтянутой перчаткой руки.

«Менины» над ними опасно покачнулись.

Внутри комнаты управления видеонаблюдением все хором вскрикнули, синхронно подпрыгнув, точно во время матча. Убийца перекатился в сторону, подцепил с пола нож. Эмиль припал коленом и обеими ладонями к полу, выпростал ногу снизу вверх. Тот не успел уклониться, получив в голову пяткой, отлетел и распластался на полу. Детектив набросился сверху, оседлав его, вырвал нож, отбросил далеко в сторону. Он держал противника за горло, но вдруг дернулся, как от электрического тока, скривился, и они опять сплелись на полу в опасной близости от самого крупного шедевра Веласкеса.

Некоторое время оба так и катались по полу темным клубком, взметались их руки-ладони то лопаточкой, то когтистой лапой, кулаки, ступни, они уворачивались, дергались из стороны в сторону, пытались достать друг друга головами. Особенно мелкий, с лицом, обтянутым то ли маской человека-паука, то ли чулком или балаклавой, – он бил, как Депардье в фильме «Папаши», норовя лбом попасть в переносицу. Эмиль в основном работал руками, его удары больше походили на то, что исполняла Ума Турман в «Убить Билла 2», когда училась у крутого китайского мастера в горах, – он бил по болезненным точкам: шея, ключица, солнечное сплетение.

Вера бросила взгляд на время, мерцавшее в углу экрана, – не прошло и двух минут, а казалось, это длится уже целую вечность.

– Маньчжурское кунг-фу, – пробормотал кто-то из сотрудников службы безопасности. – Эмиль Герши учился ему в Тибете! Читал про него в газетах. Хорош, чертяка!

Убийца вывернулся, попытался улизнуть – то ли за ножом, то ли и вовсе хотел удрать. Эмиль погнался следом. Черная тень взлетела вверх по стене, прямо у конного портрета принца Бальтазара, оттолкнулась, сделала сальто. Эмиль чудом увернулся, припав к полу. Наверное, они сильно попортили картины: портрет принца сдвинулся, повиснув на честном слове, тот, что рядом, качался.

Ничем не вооруженная охрана в зале беспомощно толпилась в дверях в ожидании полиции. Они помогали людям покинуть место происшествия, вскидывали руки, что-то беззвучно крича: очевидно, тоже болели за Эмиля. Никто не рискнул вступить с его противником в драку – все видели, какими боевыми навыками тот обладает.

Эмиль наконец дотянулся до него, толкнул в спину, поймал на лету, стиснул сгибом локтя горло, прижав к себе спиной. И они застыли, как пара фигуристов: ноги широко расставлены, колени согнуты, затылок неизвестного упирается в подбородок детектива.

Вера видела, как Эмиль, нависнув над ним, говорит что-то. Секунд на десять противник затих в его руках – слушал. Но дождавшись, когда Эмиль ослабит руку, впечатал локоть тому под ребра, развернулся в прыжке и подбил под подбородок носком стопы. Эмиль взмахнул руками, отлетел назад, тяжело рухнув на спину, и уже не встал.

Глава 1

«Крик»

Клиентов в детективно-профайлинговом бюро Эмиля Герши обычно принимал его дядя Юбер – бывший адвокат с тридцатилетним стажем. Даже за почти год работы Вера не сразу привыкла к странному устройству, правилам и принципам агентства, у которого была очень размытая сфера деятельности: от подсчета рисков внутри компаний, корпоративного профайлинга до поисков похищенных предметов искусства, расследований убийств и розыска мошенников.

Приемная располагалась на втором этаже углового дома на улице Л’Эшикье в квартире Юбера. Под нее был отведен шикарный кабинет-эркер с балконом. Поверх французского паркета лежал белый пушистый ковер, по углам расставлены креслица зеленого сукна, по форме напоминающие распустившиеся тюльпаны, на белых стенах с молдингами полотна импрессионистов – это были малоизвестные художники, но они все же обошлись Юберу в кругленькую сумму. Дядя Эмиля имел слабость к искусству и коллекционировал картины. Сам он восседал за роскошным антикварным столом, на котором бумаги, книги, папки и ноутбук были разложены в строжайшем порядке.

Утром в кабинет не проникали солнечные лучи, окна выходили на запад, зато из них открывалась потрясающая панорама на покрывало парижских крыш, утыканных дымоходами, на узкую улочку под июньским небом, зажатую между двумя лентами домов светлого камня с черепичными мансардами и балкончиками из кованого металла.

Была бы воля Веры, она бы ставила кресло против окна и сидела часами, наслаждаясь видом Парижа и неспешно попивая «кофе-дю-ле». Но, увы, против окна приходилось устраивать клиентов, чтобы свет падал им на лица, а самой садиться спиной, чтобы камере, спрятанной на воротничке Веры, ничего не мешало снимать.

Бюро Эмиля Герши оказывало очень редкую для Европы услугу – корпоративный профайлинг. Сотрудников любой фирмы, организации и компании можно было просканировать в опросной беседе, чтобы позже подсчитать риски человеческого фактора, отследив девиации характера будущего сотрудника, оценить его привычки и нрав, определить, насколько он честен и склонен ли к мошенничеству. Иногда частные компании заказывали расследования хищений или хотели вычислить сотрудника, слившего секретную информацию.

Все эти скучные дела Эмиль свалил на свою новую сотрудницу, нанятую бюро в качестве психолога. Часами Вера занималась тем, что задавала вопросы и слушала ответы, пытаясь вычислить по мимике, жестам, голосу и сигналам вегетативной нервной системы, лжет ли ее клиент, кто он в таблице психотипов, способен ли занять позицию жертвы, или же он классический паранойял и станет хорошим руководителем.

– Вы всегда следуете правилам информационной безопасности?

– В каких случаях вы бы оправдали коллегу за воровство?

– Насколько толерантно вы относитесь к фактам мошенничества среди коллег?

– Вам свойственно лгать?

– Какое наказание за хищение информации самое, на ваш взгляд, надлежащее?

И множество других вопросов в том же духе. Иногда беседа длилась весь день, иногда приходилось продолжать на следующее утро, в зависимости от тяжести корпоративного преступления. Если нужда состояла лишь в том, чтобы прощупать кандидата на должность, или просчитать риски и предоставить психологический профиль, то час-два.

При этом молчаливой начальствующей тенью присутствовал Юбер, делая вид, что занят своими делами. Однако после того, как Вера выпроваживала клиента, давал пару, обычно всегда очень точных, замечаний. Большая адвокатская практика делала его хорошим верификатором. Он бы и детективом стал отличным, но вид этой деятельности Юбера Герши нисколько не привлекал. Основной его задачей оставалось вовремя оформлять сертификаты, страховки и обновлять лицензию на частную детективную деятельность Эмиля.

Если раньше Вера и задавалась вопросом, зачем такому блестящему адвокату прозябать от скуки в частном детективном агентстве своего племянника, то за год вопрос отпал. Хотя ответа она толком не получила, возникли стойкие подозрения – Эмиль, его эксцентричная сестра Зоя, которая работала гидом в Лувре, и Юбер сотрудничали с секретными службами Франции. А агентству поручались, может, и не самые крупные, но уж точно запутанные и безнадежные дела, с которыми полиции справиться не удавалось.

После вчерашнего случая с серийным убийцей из кафе «Пелотон» Вера долго не могла успокоиться и заснула только к утру, поэтому сегодня опросную беседу проводила вяло, едва не зевая и совершенно не следя за микровыражениями на лице миловидной девушки. Ту собирались нанять в престижную частную школу, директриса которой очень щепетильно относилась к набираемому штату и уже не раз обращалась к Эмилю Герши за советами и услугами.

Вера в очередной раз подавила зевок, не слишком понимая, что говорит молодая француженка с лицом морской свинки, в больших круглых очках, белой офисной рубашке и длинной фиолетовой юбке. Вся надежда была на Юбера и боди-камеру. Она сама позже просмотрит видео и вынесет свой вердикт, основываясь уже на нем.

На Эмиля надежды не было. Шеф отчетов не писал.

Эмиля Герши на самом деле совершенно не волновало хорошо ли, плохо ли Вера справляется со своими обязанностями профайлера, его вообще не интересовало составление отчетов по корпоративному профайлингу. Он организовал его у себя в бюро, имея тайный резон. Все, чего он хотел, – видео с боди-камеры Веры, которые пополнили бы его коллекцию. Их было так много, что они занимали около сотни внешних хардов с достаточно большой емкостью. Еще больше – скриншотов с этих видео, Эмиль распечатывал их и старательно подшивал в папки. Папками был уставлен огромный стеллаж в его кабинете, занимающий едва не всю стену.

Эмиль изучал эмоции, их проявления и психологию лжи. Он готовил огромную монографию, нацелившись попасть в один ряд с такими учеными, как Пол Экман, Клаус Шерер и Роберт Сапольски.

Он редко показывался у Юбера, прячась у себя двумя этажами выше. Его кабинет был островком аккуратности и порядка среди хаоса их с сестрой квартиры, в которой антикварная мебель стояла вперемежку с техникой, густо припорошенной пылью.

Главенствовали в его логове три огромных экрана: на одном всегда транслировалась видеоигра с анимешными персонажами, на других – какие-то таблицы. На идеально чистом рабочем столе без единой пылинки строго по линеечке лежали клавиатура, мышка, провода, какие-то блоки, принтеры и книги с последними исследованиями по нейрофизиологии, нейрокогнитивистике, психобиологии, поведенческой психологии и даже генетике. Здесь Эмиль занимался написанием компьютерных программ, которые могли бы заменить детектор лжи, приложения он разрабатывал для Apple, но чаще для префектуры полиции и – уж точно – для секретных служб. Всяческие фейсридеры, определители психотипа по голосу, сканеры соцсетей, мессенджеров и почты. Но самой вожделенной его мечтой все же оставалось издание книги, которая бы включала все факторы, все аспекты, все нюансы психологии лжи.

Вера жила в скромной квартире под ними и часто слышала, как ее шеф, желая обдумать какое-нибудь сложное исследование, принимался отрабатывать длинные дорожки-упражнения по кунг-фу. В занимавшей весь этаж квартире Эмиль устроил зал для тренировок, пол его был выстелен татами, а стены сплошь увешаны китайским холодным оружием. В детстве и юношестве, до поступления в Национальную школу полиции Парижа, он был профессиональным спортсменом, занимал на чемпионатах призовые места и подавал огромные надежды стать одним из лидирующих в мире представителей этого боевого стиля.

Вера знала: если потолок дрожит, значит, Эмиль отрабатывает прыжки и удары или бегает по стенам. Чаще по ночам, поскольку ее странный шеф жил по совершенно внеземному режиму. Мог отключиться за компьютерным столом головой на клавиатуре минут на двадцать, мог неделю не спать, а потом отсыпаться сутками. В таких случаях Юбер даже начинал бить тревогу, пытаясь до него дозвониться и достучаться. В ходе детективной жизни шефа его паранойяльность возросла до небес: квартира запиралась сложными замками, в парадной и вокруг дома была понатыкана тьма камер, которые позволяли обозревать дом и улицу со всех сторон.

Вера проводила девушку к выходу, вернулась в кабинет бюро, сняла боди-камеру с воротничка и положила перед Юбером на стол.

– Надеюсь, она не серийная убийца, потому что я сегодня вообще не соображаю и плохо вела беседу. Посмотрите сами, Юбер?

– Эмилю нужен только материал. Пишите в отчете, что она не годится. Я бы и близко не подпускал ее к школе.

– Она что, и вправду похожа на маньячку? – удивилась Вера.

Юбер поднял одну бровь.

– Ее там съедят живьем. Она же просто мясо для коллектива и ребятишек!

Вера поразмышляла секунды три и пожала плечами.

– Вы так думаете? Я все же позже пересмотрю видео.

Сев в кресло, которое только что оставила будущая учительница, Вера развернулась к распахнутому настежь окну. Из него тянуло зноем и запахами нагретого камня и речной воды, которые перемежались с ароматами выпечки и кофе из кофеен снизу. Скоро обед, можно будет прогуляться до Люксембургского сада и перехватить какой-нибудь сэндвич, сидя на скамейке у фонтана Медичи.

Тренькнул смартфон. Вера автоматически полезла за ним в карман джинсов. Пришла рассылка от сотовой компании. Пальцы заскользили по экрану – скроллинг в Интернете заменял ныне пасьянс и даже перекладывание бусин на четках. Прочтя смс, она залезла проверить мессенджеры, следом соцсети, в которых теперь держала лишь фейковые странички, периодически меняя аватарку с котиков на цветочки, с цветочков на морской пляж и изображение запотевшего бокала мартини, чтобы такие, как Эмиль, не смогли просчитать по аккаунтам ее психологический профиль. С паранойяльным начальником сам невольно становишься параноиком. Это ужасно заразно!

А ведь когда-то она, живя в Питере, была известным блогером с двенадцатью тысячами подписчиков, давала уроки французского и проводила онлайн-консультации по психологии, писала гайды для новичков. Какой-то неполный год назад… А по ощущениям – точно в прошлой жизни. Весь ее день проходил в охоте за открытыми парадными северной столицы России для сторис и рилс, в прогулках по заброшенным усадьбам, в построении контент-плана, в приятном общении с аудиторией в прямых эфирах. Благодаря блогу она и получила приглашение от Эмиля!

Она приняла его и… все лопнуло, как пузырь. В ее жизни появился черный всадник. Он подлетел к столику кафе, что внизу, прямо на мотоцикле. Они рвали друг у друга ее телефон, а он орал, что Вера больше не имеет права выкладывать что-либо в сеть и должна немедленно завязать с блогингом. Теперь она вспоминала этот момент с улыбкой.

Если бы Вера тогда могла знать, как легко взломать любую соцсеть и канал в мессенджерах, как легко вынуть душу любого пользователя! Эмиль сам писал утилиты для проникновения на странички в соцсетях и часто их использовал в детективной работе. Известность в Интернете порой могла стоить жизни. Знай все это раньше, Вера никогда бы ни за что на свете не выложила ни единой своей фотографии, не опубликовала ни единого слова. Хотя вычислить профиль по соцсетям можно, даже если тебя там нет. Человек, которого нет в соцсетях, это, как правило, паранойял…

Отмахнувшись от мыслей и воспоминаний, Вера залезала в Ютуб. После смерти прошлого клиента, – а его Вера до сих пор не могла забыть, – она часто просматривала новостную ленту в надежде что-нибудь узнать о жизни аукционного дома Ардитис, хозяйкой которого едва не стала…

И тут ее сердце, сделав рывок к горлу, едва не остановилось. Она вскочила и села в кресле ровно, чтобы пересмотреть промелькнувший кометой перед глазами ролик из Прадо.

Незнакомец в черной водолазке, темном трико и маске, издалека похожий на черного человека-паука из «Врага в отражении», шел через переполненные залы мадридского музея и всаживал в случайных прохожих длинный, острый нож.

Он двигался, как ангел смерти, и посетители падали к его ногам замертво, он перешагивал через корчащихся от боли людей, через застывшие тела. Убил одного преградившего ему путь охранника, другого и исчез в дверном проеме, возникнув в следующем зале. Съемка велась сначала с одного ракурса, следом с другого – что-то снимали очевидцы, что-то было заснято камерами видеонаблюдения.

Голос диктора сообщал, что неизвестный, которого успели сравнить в сети с персонажем из хоррора «Крик», убив четырнадцать человек, вошел в женский туалет и исчез. Музей был оцеплен, людей организованно вывели, но убийцу так и не нашли. В конце ролика призывали тех, кто стал свидетелем подозрительных действий со стороны посетителей или видевших что-то необычное, обратиться в мадридскую полицию.

Вера взглянула на Юбера, собираясь показать ему ролик, но тот, видимо, уже посмотрел. Адвокат сидел с белым лицом и расширенными глазами. Таким она его не видела никогда, а были случаи пострашнее ролика из Ютуба: вооруженные нападения, погони, в которых Юбер никогда не терял улыбки Луиса де Фюнеса и французской бравурной беспечности. Сейчас же он сидел, точно шпагу проглотил. Пальцы, легшие по обе стороны от его стального ноутбука, слегка подрагивали.

– Вы это видели? – Вера поднялась, протягивая ему телефон.

Юбер посмотрел на нее пустыми глазами.

– Видимо, да, – пробормотала она.

– Меня, кажется, взломали, – выдавил бывший адвокат и провел ладонями по седоватым, как у Пьера Ришара, кудряшкам.

Вера обошла стол, встав позади Юбера. На экране замер кадр из видео – стена с несколькими подсвеченными изнутри картинами. Вера узнала мелкий почерк Иеронима Босха и его триптих «Стог сена». Картину перегораживало искаженное страхом лицо женщины, пойманное в кадр крупным планом: короткая стрижка, морщины, серьги, похожие на индийские обереги. Она будто замерла в полете. А в нижнем углу виднелся кончик ножа с алой каплей крови.

– Что это? – выдохнула Вера и, не спросив разрешения, нажала на «пробел», запустив видео.

Но она тут же вернула «паузу», потому что кабинет огласил истошный вой, женщина упала, а нож из нижнего угла переместился вверх и вонзился в основание шеи возникшего словно из ниоткуда мальчика лет шестнадцати. Брызнула кровь. Вера машинально тронула крышку ноутбука, прикрыв его, – чтобы не видеть капель и потеков крови, оросивших экран.

Видео, что отправили Юберу, было снято камерой, которая как будто находилась на теле убийцы. Того самого – из Прадо.

– Это пришло от меня Эмилю. – Юбер жалобно посмотрел на Веру.

– Как это – от вас Эмилю? – ахнула Вера.

– Понятия не имею. Он меня четвертует…

Минут через пять дверь в прихожей хлопнула, и в кабинет шаровой молнией ворвался шеф.

– Что значит взломали? – вскричал он, когда Юбер закончил сбивчивые объяснения. – Я же поставил лучшую и самую последнюю защиту от любых червей и вирусов! Или ты опять серфишь по запрещенным сайтам без VPN?

Он взмахом ладони согнал дядю с вращающегося кресла, плюхнулся в него и, придвинув себя ко столу, первым делом вышел из видеопроигрывателя и открыл Телеграм.

– Какой шустряк! Удалил твой аккаунт, Юбер. Надеюсь, ты не хранил в «Избранном» ничего важного, – со злым смехом проговорил Эмиль. Он сунул флешку, запустил на экране бегущую ленту каких-то букв и цифр и колдовал над ноутбуком минут пять с лицом хирурга, пересаживающего почку.

Черные, крашеные иглы его волос торчали во все стороны, в мочках ушей огромные тоннели вороненого серебра, мятая серая футболка с анимешным принтом на груди, на шее и крепких, жилистых руках – причудливые изгибы татуировок, изображающие эзотерические символы. Длинные пальцы с быстротой ветра носились по клавишам, лицо бледное, почти зеленое, под глазами синяки от постоянного бдения за компьютером. Кто скажет, что этот гик когда-то работал опером BRI и некоторое время криминальным аналитиком, уговорил префекта использовать в полиции детектор лжи, а потом сам же заставил от него отказаться?

Его зрачки носились из стороны в сторону, на глаза упала челка, Эмиль ее не замечал, ни разу не смахнув, – так был увлечен делом. Порой он делал глубокий вдох и долго не дышал. Эту странную привычку из древних дао-практик он, видимо, сохранил со времен своей спортивной жизни.

Почистив ноутбук, Эмиль вновь запустил вирусное видео. Вера могла лишь предполагать, что теперь оно безопасно.

– Я сделал экранку, – объяснил он.

Несколько минут Вера с Юбером были вынуждены слушать истошные крики боли и страданий убитых этим утром в Прадо.

Неизвестно, сколько длился ролик, Вера не знала его метража. Положение спасли трели, раздавшиеся из домофона. Вера посмотрела на Юбера, который стоял за Эмилем и смотрел на экран сквозь пальцы дрожащей руки, легшей поверх лица. Он пожал плечами – встреч в ближайшие два часа не назначено.

Домофон запиликал вновь. Эмиль, не обращая внимания на звуки, смотрел видео, впиваясь зелеными, как у дикого кота, глазами в детали, и не дышал.

Юбер отправился выяснять, кто это мог прийти. Некоторое время он с кем-то переговаривался – Вера слышала его голос из глубин коридора. Потом вдруг из распахнутых балконных дверей донесся звонкий девчачий крик:

– Эй, Эмиль Герши! Открывай!

Вера округлила глаза. Что за Сова пришла к Медведю? Эмиль продолжал смотреть в экран ноутбука. Вера шагнула к окну и чуть отклонила штору. Внизу стояла особа лет шестнадцати на вид, с ярко-красными волосами, собранными в хвосты до пояса, в черном топе, коротенькой клетчатой юбке, как у японских школьниц, в гольфах до колена и кедах – один был оранжевый, другой – кислотно-зеленый. Подружка Эмиля? Она, похоже, была сделана из того же теста, что и ее шеф.

В кабинет вернулся озадаченный Юбер.

– Там какая-то девица: сказала, хочет получить работу в агентстве – и тут же убежала.

Эмиль наконец нажал на «паузу» и поднял голову.

– Что? – скривился он. Вера могла поклясться, что он действительно ничего не слышал.

С улицы вновь заорали:

– Эмиль Герши, ты пожалеешь, что не выслушал меня? Впусти!

– Кто это? – Эмиль скривился еще больше, злой, что ему мешают.

– Не знаю, – развел руками Юбер. – Судя по голосу – юная мадемуазель, ее трудно понять, через слово молодежный сленг.

– Что ей надо? – Когда Эмиль чем-то занят, его нельзя трогать, он превращался в склеротика и невротика, чертыхался и принимался задавать глупые вопросы, как девяностолетний старик, позабывший где-то свою вставную челюсть.

Только когда девица снизу завопила вновь, он соизволил подняться и вышел на балкон.

– Ты кто вообще? – бросил Эмиль.

– А ты всех клиентов так принимаешь? Орешь им с балкона? – ответили ему снизу.

Пауза в несколько секунд означала раздумья, Эмиль оценивал гостью. И, кажется, она ему понравилась.

– Окей, заходи.

Он вернулся за стол, кивнув Юберу, чтобы тот открыл дверь и, пока девушка поднималась, досмотрел проклятое видео.

Глава 2

Девчонка в юбке японской школьницы

Едва Эмиль поднял на нее глаза, Вера четко осознала, что с этой минуты начнутся проблемы.

Она оказалась зеркальным отражением самого Эмиля.

Не то чтобы копией, но она была из его Вселенной, если выражаться на языке «Marvel». Мальчишеская угловатая фигура, красные длинные хвосты, челка до кончика носа, за которой прятались большие, подведенные черным глаза, во рту – чупачупс, на шее – чокер и старые потертые наушники «Маршалл», худые ноги с побитыми коленками обтянуты черными гольфами с белой полоской по краю. И эти разноцветные кеды!

Если Вера и могла представить девушку, к которой Эмиль проявил бы интерес, то она так, наверное, и выглядела бы: как персонаж клипа «Gorillaz», как аниме-фигурка из «Геншин Импакт». Как сам Эмиль.

Гостья сделала три шага, виляя бедрами, точно прошла по красной ковровой дорожке, и остановилась, уткнув кулак в бок. Она обвела всех присутствующих пристальным взглядом. На секунду задержалась на Вере, отметив беззвучным смешком, что та не представляет для ее охотничьей сущности никакой опасности, призывно улыбнулась Юберу, заставив того разомлеть, отбросила с плеча хвост и, наконец, уставилась на Эмиля.

– Я пришла устраиваться к тебе на работу, – выдала она, вынув конфету изо рта. Розовый язычок скользнул по ярко-красным, подведенным тинтом губам. Они у нее были пухлые, чувственные, верхняя чуть приподнята, что делало ее лицо подчеркнуто презрительным, точно у Брезгливости из мультфильма «Головоломка».

Эмиль откинулся на спинку Юберова кресла, качнулся туда-сюда. Его локти упирались в подлокотники, из-под рукавов футболки выглядывали вытатуированные ведические знаки, какие-то таинственные символы и узоры. Вера заметила, что гостья долго разглядывала именно их.

И тут началась сцена из «Кин-дза-дзы».

– А что ты умеешь? – спросил ее Эмиль после долгого, оценивающего взгляда.

– Много чего.

– Что конкретно?

– Верификации лжи.

– Кто тебя научил?

– Отец научил, он раньше работал в отделе сбора и обработки информации в Управлении военной разведки.

Эмиль перестал качаться в кресле, выпрямился и, подъехав к столу, уперся локтями в его край.

– Дай-ка подумать, – начал он, сузив глаза и продолжая смотреть на девушку искоса. – Серж Редда? Два года назад его принимали на работу в спортзал «Атлетик Клаб», верно?

Девушка перекатила конфету от одной щеки к другой.

– Ага.

– У него жена умерла… то есть твоя мать, получается. Потом его уволили со службы из-за неуравновешенного поведения. Он твой отец, верно?

– Угадал. Меня зовут – Аксель Редда. – Она сделала три широких солдатских шага, легла животом на стол и протянула Эмилю руку для знакомства. – Для своих я Аска. Смотрел «Евангелион»?

– Типа киннишь[2] ее, что ли? – Эмиль с брезгливостью посмотрел на ее ладонь с облупившимся черным лаком на обгрызенных ногтях.

– А ты – «Эла» из «Тетради смерти»?

Вместо ответа Эмиль подцепил пальцами футболку на груди, – на ней был изображен сидящий на корточках лохматый парень в джинсах и белой футболке. Они словно общались на языке жестов и звуков с планеты Плюк, понятном только им двоим.

– Кто твой «ДД[3]»? Кого мейнишь?[4] – спросила она.

Мозги Веры начали закипать.

Она переглянулась с Юбером, – он стоял в дверях, старательно избегая смотреть на то, что было под коротенькой юбкой Аски. Девушка почти лежала на столе, юбка задралась, обнажив черные кружевные шортики.

Эмиль приподнял бровь, собираясь изобразить недоумение, но расплылся в улыбке – он сделал это против воли, как кот, которому пододвинули мисочку сметаны. Вот и рухнула стена его внутренней крепости.

– Ладно. – Аска подперла ладонью подбородок. – А с какими пачками в бездну ходишь?

Эмиль продолжал молча улыбаться, разглядывая ее.

– Что, даже рекордом урона не поделишься? Э, я знаю, что ты режешься в «Геншин». Спорим, у тебя главный домагер[5] – Аяка?

Улыбка Эмиля тотчас сошла с лица, губы поджались. Девчонка, кажется, угадала. А он еще смел ругать Веру за ее эмоции. У самого-то лицо как поплыло!

– Ага, так и есть! – радостно прокричала Аска, сползла со стола, обошла угол и села на столешницу боком рядом с Эмилем. Тот продолжал молча пожирать ее глазами.

– Я угадала! – Аска закинула ногу на ногу. – Вот видишь, какой я хороший профайлер. А еще у меня третий дан по карате. – Она сделала рубящее движение ладонью. Вера и опомниться не успела, как Эмиль поймал запястье гостьи.

Он сжал его так сильно, что еще чуть-чуть и сломает руку. Но девушка даже не пикнула, не принялась вырываться, а просто смотрела на Эмиля с вызовом и насмешкой. Пальцы шефа разжались.

– Реакция хорошая, и выдержка – пойдет, – похвалил он. – Но в бюро не возьму.

– Почему?

– Тебе есть восемнадцать?

– Я заканчиваю лицей. И уже могу работать.

– Все равно – нет.

– Почему?

– Ты психопатка.

– Хорош! – рассмеялась она, запрокинув голову. Ее звонкий, как колокольчик, смех взмыл к потолку. – Ты как будто нет! Хочешь, составлю твой психологический профиль?

Эти слова для Веры прозвенели божественным громом, грохотом рушащейся каменной стены. Она тысячу раз слышала от Эмиля угрозы составления ее профиля, шеф клялся пропустить через свои сканирующие программы ее мессенджеры и почту, постоянно намекал, что уже двадцать раз взломал ее старенький «Asus» и сто раз – телефон. И наконец настал день и час, когда кто-то швырнул Эмилю в лицо его же козырную карту. К сожалению, Вера испытала торжество, внутренне потирала руки и малодушно, с мстительностью ждала слов этой богини грома, словно сошедшей с экрана какого-то аниме.

– Ита-ак, – протянула Аска, выдержав длинную паузу.

Обведя всех медленным взглядом с хитрым прищуром, она повернулась к Эмилю и поглядела на него сверху. Тот откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком и ждал. На губах играла странная улыбочка. Он будто боялся ее, но в то же время не мог спрятать восхищения.

– Ну, давай, не тяни кота за хвост! – подначил Эмиль.

– Начнем с детства. – Она перекатывала в пальцах палочку с розовой конфетой, точно игральную карту. – Твои родители внушили тебе мысль, что ты инкарнация твоего деда. Надо признаться, фигура у него геройская: прожил в тибетском монастыре почти четверть века, умел драться, как Джеки Чан, Брюс Ли и Стивен Сигал, и участвовал в битве под Сталинградом. Первые шестнадцать лет ты провел в жестких тренировках, тебя таскали по соревнованиям и чемпионатам, победы в которых ты одерживал с легкостью. Это служило очередным доказательством для твоих родителей-сектантов, что ты не забыл прошлую жизнь.

Эмиль приподнял бровь. Улыбка с его лица не исчезла, но в глазах появилось темное облачко.

– Слушай! – Она растянула губы в выученной улыбке, жеманно прижав ладонь к груди. – Мои соболезнования по убитому детству. Я сама такая – мой черно-белый пояс по карате был заслужен кровью и потом. Когда на соревнованиях я не брала призовое место, мне так крепко доставалось и от отца, и от тренера, что мама не горюй. Папа до сих пор не оставил мысль засунуть меня в Национальную школу полиции. Так что мы братья по несчастью.

Вера удивилась – а эта малявка знает толк в манипуляциях. Какая качественная подстройка!

– Ок. Что с психологическим портретом? – холодно спросил Эмиль. Он, видимо, тоже заметил ее ход конем.

– Не спеши. Сейчас все будет. – Губы девчонки расплылись в елейной улыбке. – Ты готов? А?

– Я весь внимание.

– Сам попросил! – Она медленно провела языком по конфете и продолжила: – Ты жил окруженный эзотерической хренью, всякие там веды, мандалы, хочешь не хочешь, впитывал это. Родители держали тебя на веганстве. Сейчас они завели санаторий по вправлению мозгов, но ты решил пойти дальше и мыслишь масштабней. Хочешь переделать не просто горстку людей, обратившихся за помощью, а весь мир. В какой-то момент своей подростковой жизни ты понял, что мировое устройство никуда не годится и его надо менять. Возможно, твоя шизоидность – это гены, возможно, ты и вправду похож на своего деда. Или тебя таким сделали придурки-родоки. Мы все – тени своих отцов, и в этом наше проклятие. Вечно хотим изменить все вокруг, не понимая, что мы клоны клонов предыдущих таких же. И если это исправимо, то в лишь в рамках эволюции, а ее график оси и ординат слишком масштабен, чтобы мы могли обхватить его своими крошечными мозгами. Верно я говорю, шеф? Уже готов принять меня в бюро? Где ты еще найдешь такого толкового сотрудника? Я хорошо разбираюсь в людях.

Эмиль улыбался одной половиной рта, глаза потемнели еще больше. Он молчал, глядя на гостью из-под упавшей на глаза челки.

– Чтобы добиться желаемого, ты подчинил себя жесткой дисциплине и поставил точные цели, – безжалостно продолжала она. – Это показывает твою паранойяльную сторону. Ты дистанцируешься от людей этим прикидом-маской, одновременно и боясь показаться бесхребетным, и не желая тратить на социальные правила много времени. Ты помешен на продуктивности – хочешь, чтобы твой КПД всегда был высоким, а потери минимальны. Поэтому посвятил себя изучению психологии лжи и эмоций. И хакерству, чтобы иметь доступ к душам людским. Ты собираешь души, как какой-то сталкер, проникаешь в гаджеты. И если мне вздумается пожаловаться на тебя за то, что ты снял моего отца на скрытую камеру во время интервью, распечатал его фотки на черно-белом принтере и вложил их в одну из миллиона папок, хранящихся в твоем чисто вылизанном сталкерском кабинете, то не пройдет и часа, как у твоего дома засверкает проблесковый маячок неотложки, которая благополучно доставит тебя туда, где таким, как ты, самое место – в дурдом!

Эмиль слушал ее, затаив дыхание, а потом усмехнулся и с нарочитой горечью покачал головой. Он не обиделся на ее острые, как сюрикены, слова. Или просто не показал вида?

– Чтоб этих журналюг! Ты читаешь коммунистов? Только «Юманите» могут позволить себе залезть в чужую квартиру, пока хозяина нет дома.

– Тебя с воплями и перестрелкой арестовали. – Аска, казалось, была разочарована.

– А как отпустили несправедливо обвиненного – это «Юманите» миру не поведала, – развел руками Эмиль.

– Ты – паранойяльный шизоид, – бросила она с ядовитой злостью.

– Это не диагноз. – Он вынул из кармана бутылек с лекарствами и закинул в рот две капсулы. – За это мы не сажаем за решетку и не отправляем на принудительное лечение.

Не прошло и трех месяцев, как хирурги чудом вернули его с того света, выковыряв пулю из селезенки после ранения в то ужасное пасхальное утро в замке владельца аукционного дома Ардитис[6]. Эмиль продолжал сидеть на обезболивающих и успокоительных, самостоятельно назначая себе дозировки прописанных врачами лекарств.

– Однако ты решил окружить себя нежными эмотивами. – Аска кровожадно посмотрела на Веру. – Зачем тебе здесь эта плюшевая зайка?

У Веры желудок сжался от ее взгляда – чистой воды Гого Юбари из «Убить Билла». Она с ужасом представила, как девчонка, разозленная поражением, набрасывается на нее и впивается зубами в горло. Школьница высунула язык и запихнула в рот свой чупа-чупс. Щека нахально выперла в сторону, опять сделав ее похожей на мультяшную Брезгливость.

– Ты нарочно взял ее, – давила она; чупа-чупс за щекой смешно задвигался, ревность фонтанировала искрами из глаз. – Чтобы стать, как она? Научишься и станешь еще эффективней обманывать людей? Тебе этого не хватает, да? Умения общаться с людьми.

– Как ты видишь свою работу в моей команде? Тоже хочется «обманывать людей»? – спросил Эмиль.

Своим простодушием он окончательно выбил ее из седла. Аска сидела, молча перекатывая конфету языком от щеки к щеке, по наморщенному носу было видно, как она силится придумать ответ. Уж чего-чего, а такой простоты она от него не ждала. Понадеялась, что хорошенько его разозлит, но нет. Эмиль при своей несколько отталкивающей внешности умел осуществлять потрясающую подстройку к людям. С паранойялами он был эмпатичным, с подвижными и жизнерадостными гипертимами умел проявить тревожность и даже печаль, с властными эпилептоидами становился истероидом, принимался играть на публику, завлекая людей в ловушки их страхов и тайных желаний.

Перед ним стоял точно такой же паранойяльный шизод, как и он сам. С не меньшей способностью к манипуляциям. Только женского пола. Она пришла к нему с мечом, имея намерение вывести из себя. Он это понял и тотчас преобразился в эмпата: смягчил лицо, голос, добавив в тон нотку наивности.

Но насчет Веры Аска была права.

Принимая ее на работу, Эмиль прекрасно знал, как будет воздействовать на него присутствие эмотива в команде. Вера хорошо разбиралась в психотипологии и поняла: она понадобилась шефу, чтобы учиться у нее эмпатичности. Он прекрасно знал, что свою паранойяльную экспрессию сможет нивелировать, лишь посадив возле себя человека с противоположным типом личности. И когда обстоятельства требовали, Эмиль копировал поведение Веры. Точно так же, как Аска копировала сейчас поведение его самого. Она знает, как работает подстройка.

– А что, если я хочу тебя исправить? – выдала, наконец, Аска.

– А зубки не раскрошатся? – усмехнулся Эмиль, но сделал это с таким добродушием! Нет, он не играет, это не подстройка, девушка ему… запала в душу.

– Не-а. – Она слезла со стола и встала над Эмилем, расставив ноги и уперев руки в бока. Вдруг раздался хруст, точно треснуло стекло – девчонка разгрызла конфету, демонстрируя крепкие зубки хищницы. Потом взяла ручку со стола, подхватила ладонь Эмиля. И тот безвольно смотрел, как она что-то на ней строчит.

– Это мой UID-номер в «Геншине». Найдешь сам. – Ручка полетела обратно на стол в кучу бумаг, стукнулась о пепельницу.

И, продолжая катать палочку от чупа-чупса по языку, точно мистер Блондин из «Бешеных псов»[7] зубочистку, Аска вышла из кабинета. Через секунду хлопнула входная дверь.

Эмиль продолжал сидеть в кресле, расслабленно откинув локоть на подлокотник, на губах играла улыбка, а взгляд уставился в одну точку. В его глазах потрясение и восторг слились в гремучую смесь. Она ему понравилась!

Очнувшись, Эмиль взъерошил волосы, подъехал в кресле к столу и, никак не прокомментировав визит странной особы, открыл ноутбук Юбера и стал пересматривать видео. Правда, на этот раз звук убрал. Его лицо приняло прежнее выражение сосредоточения и включенности, в глазах вспыхнул азарт.

– Надеюсь, вы понимаете, что это неспроста? – спросил он, пылающим взглядом следя за движениями фигур в кадре, то и дело нажимая на паузу и делая скриншоты.

– Что именно, Эмиль? – Юбер наконец тоже очнулся от колдовского наваждения, в которое его вогнала девушка в юбке японской школьницы. Он подошел к племяннику. Тот со скоростью света жал на комбинации клавиш. На экране видео замирало, а следом скриншот улетал куда-то в глубины компьютерного чрева.

– Видео с тела убийцы и эта девица с черно-белым поясом по карате, которая засыпала нас терминологией из учебников по психиатрии.

– Пока очень трудно угадать связь. Что-нибудь удалось понять по ролику? – спросил Юбер.

– Убийца – рост метр шестьдесят пять-восемь, не больше, рука очень точная. Хорошо бьет и снизу, и сверху, и сбоку. Прямо по-армейски. А фигура… как будто женская, или это подросток, но только на вид… Худ, как доска, кости выпирают. Кажется, ему около двадцати, но в движениях угадывается опыт ближнего боя.

– Думаешь, это могла быть… она?

– Во сколько это произошло? – Эмиль посмотрел на Веру. Та в изнеможении опустилась в кресло-тюльпан.

– Судя по новостному ролику, утром… через час после открытия музея, значит, в одиннадцать. Там были школьники, и он направил нож в мальчика… – Вера закрыла лицо руками, почувствовав подкатившие к горлу слезы. Все-таки визит гостьи подействовал на нее удручающе, девица оказалась энергетическим вампиром.

– Надо выяснить, где Аксель Редда была в то время, есть ли у нее алиби, – продолжил Эмиль. – Кристоф только что прислал смс – мадридская полиция хочет получить от нас с Зоей независимую экспертизу. Они думают, что убийца как-то связан с искусством, раз пришел убивать в музей. Но тут… другая история. И боюсь, она связана с этой самой девчонкой.

Он откинулся на спинку кресла и обеими ладонями убрал челку назад, открыв высокий лоб, которого никогда не было видно. С таким открытым лицом Эмиль казался уязвимым. Он и демонстрировал свою уязвимость, не замечая этого, потеряв осторожность и контроль.

– Серж Редда, – начал он. – Полковник. Один из лучших спецов в разведке, преподавал криминалистику в Национальной школе полиции. И я у него учился…

– Мир тесен, – покачал головой Юбер, который, видимо, тоже его знал.

– Он действительно мощный специалист в поведенческой психологии и профилировании. Поэтому его дочь так хорошо владеет темой. Он ее натаскал со скуки.

– Почему со скуки? – нахмурила брови Вера.

– Он уже пять лет прозябает без дела. Его уволили за неподобающее поведение, отобрали право преподавания. Он избил старшего по званию – а это очень и очень плохо. Происшествие изо всех сил скрывали от журналистов. Даже я не знаю, на кого он там умудрился руку поднять. Адвокаты насилу отвоевали ему свободу, – сказались какие-то его тайные заслуги, – но пришлось пожертвовать званием.

– Что за тайные заслуги? – пробормотала Вера.

– Разведка – дело темное. Иногда участника какого-нибудь секретного дела ни возвеличить нельзя, ни убрать, ни засунуть, куда подальше, иначе то одним не угодишь, то другим. Редда из таких. С внушительными покровителями и не менее грозными врагами. Его не трогают. Сейчас о нем ничего не слышно. Видимо, затаился. И это понятно. Если он хоть что-то выкинет или публично скажет, его тотчас упекут в дурку. Думаю, у него в медкарте для такого случая написано: пограничное расстройство личности… не знаю, или мозаичная психопатия. Скорее второе. Вообще и до несчастного случая он был отличным манипулятором, страшным параноиком, боялся слежки и все такое. Короче, более ядерного психопата я в жизни не встречал.

Эмиль собрал брови на переносице и в раздумьях вздохнул.

– Не представляю, каким адом обернулась его жизнь после всего этого. Он был вынужден закончить тренерские курсы и сейчас подрабатывает в качалках. – Шеф редко выказывал сочувствие, но к своему бывшему учителю он явно испытывал симпатию. Боялся его и, видно, что не выносил, когда был студентом, но все же восхищался.

– А что за несчастный случай? Что он сделал? – спросила Вера.

– Ему снесло крышу после аварии, в которой погибла жена. Он был за рулем, вылетел на встречку, чтобы обогнать фуру, успел уклониться, но машину перевернуло. Мать Аски скончалась на месте. Аска провела в реанимации месяц, сам он тоже долго отходил. Если дочери и ставить диагноз «психопатия», то, уверен, он будет подкреплен физиологическими изменениями мозга. Она хорошо треснулась головой. Они все трое хорошо треснулись, только жене полковника повезло умереть…

– И он приходил к тебе на интервью?

– Да, менеджер «Атлетик Клаб» попросил провести ему проверку на профпригодность. И я предупредил их, что мой бывший учитель криминалистики – психопат! Но они все равно его взяли. Клуб только открылся, в него втюхали кучу бабла, им нужна была звезда в тренерском составе, и они включили в рекламу, что один из тренеров – полковник разведки. Правда, рекламу быстро попросили убрать, но маркетинговый ход успел сработать. По цыганской почте разлетелся слух, кто такой Серж Редда. Боец ММА, видит людей насквозь. У него целый полк поклонников – был когда-то, сейчас – не знаю.

– Могу я уточнить? – неуверенно начала Вера. – Ты считаешь: случай в Прадо и Аска связаны?

– Ты бы проигнорировала эту связь? – В голосе Эмиля промелькнула тревога. Обычно шеф был рад заковыристому делу, но сейчас его что-то настораживало.

– Наверное, нет, – ответила Вера, хмурясь. – Но… Ты считаешь, она успела бы побывать в Мадриде в полдень? Это невозможно! Физически.

– Какая-то она странная… – Эмиль невольно посмотрел на Юбера. – Будто знала, что мы получили то видео. Не находишь?

– А то, что это чистое совпадение… – проронил в раздумьях его дядя. – Никак, да?

– Рост тот же, Юбер, комплекция. И ножом она могла владеть хорошо – отец обучил. Два пункта сходятся – это очень много.

Дело клонилось к вечеру, солнце, совершив путь вокруг дома, теперь вовсю светило в окна, врываясь розовыми брызгами в распахнутые двери балкона. По небу плыли алые облака, предвещавшие закат. Стояла присущая приближению июля духота.

– За три часа успеть совершить с десяток убийств в музее, вылететь обратно в Париж и тут же отправиться сюда. – Эмиль загибал пальцы. – Физически все же возможно. Ровно в одиннадцать совершить преступление, в одиннадцать тридцать пять быть в аэропорту Мадрида – Барахас от Прадо недалеко. Приземлиться без двадцати два в Париже и в начале четвертого стоять под нашим балконом.

– Ты расскажешь Кристофу? – спросил помрачневший Юбер.

Эмиль посмотрел на него, закусив нижнюю губу, на его лице промелькнуло смятение. Вера поняла, что он ничего не скажет начальнику уголовной полиции Парижа.

– А вдруг видео тебе прислали нарочно, Эмиль? – добавил Юбер. То, что племянник не собирается сдавать девушку, было очень неосторожным решением.

Эмиль молча кусал губу, зрачки его расширились.

– Что, если тебя хотят впутать в нехорошую историю? Сам посуди. Бывший разведчик, которого некуда деть, а убрать надо, его неуравновешенная дочь, ты – тоже не подарок, бельмо на глазу полиции. Не думал, что вас троих просто хотят замести и все? Не лезь в это.

– Я сам разберусь.

– Я всегда опасался, что тебе подсунут очень ловкую и коварную ловушку, Эмиль. Кажется, так и случилось.

– Не будь кликушей! Если бы это были те, «чьи имена нельзя называть», они бы взломали меня, а не тебя.

– Это уловка! Чтобы ты именно так и подумал.

– Я сам все решу, – отрезал Эмиль.

Глава 3

Влюбленный шпион

Эмиль поступил по-своему. Он строго-настрого запретил Юберу и Вере сообщать кому бы то ни было о взломе ноутбука и визите Аксель Редда в свое бюро.

Он рассудил так: если факт появления дочери Редда еще могли зафиксировать на камеры, то со взломом сложнее – все следы вредоносного ПО Эмиль удалил, заменив жесткий диск, чтобы нельзя было найти и следа проникновения.

На этом этапе игры с невидимым противником он мог вздохнуть спокойней. Эмиль не совершил ничего противозаконного, что было бы легко доказать в суде. А если пристанут – он лишь почистил дядин ноут и не смотрел это видео. Испанской полиции Эмиль выслал свой отчет, где честно описал все характеристики убийцы – в газетах его прозвали «Мадридский «Крик», окрестив преступление в Прадо «Мадридской резней бензопилой».

Тревожащейся Вере и надутому Юберу Эмиль пытался объяснить, что спецслужбы не стали бы копать под него, начиная так далеко, аж из Испании, и устраивать публичную резню в музее в другой стране. Ему виделось некое частное лицо за этим преступлением, причем водившее личное знакомство с Аксель Редда. Но Вера упрямо твердила, что слишком много совпадений: резню устроили именно в музее нарочно. Сестра Эмиля занималась преступлениями, связанными с предметами искусства, сам он часто брал дела с утерей картин, старинных книг и музыкальных инструментов. И нельзя забывать: Аска пришла к нему именно в тот самый злосчастный день, когда новостной ролик уже гулял по сети, а также и тот факт, что Эмиль учился когда-то у ее отца, осужденного за причинение вреда своему прямому начальству.

В ответ от шефа она получала целую тонну очень нелогичных убеждений, которые начинались фразой: «Между этими тремя событиями могут пролегать глубокие пропасти, мы не должны спешить с выводами – полетят невинные головы». Эмиль считал, что правильнее будет установить за Аской слежку, выяснить, чем она и ее отец занимаются, чего хотят, а уж затем втягивать власти.

В один из жарких июльских полдней Вера и Эмиль сидели в кафе «А Лакруа Патисье» в Латинском квартале, на набережной Монтебелло. На той стороне реки застыло полотно строительных лесов и заборов из профнастила, за ними прятался поврежденный при пожаре Нотр-Дам. Через проезжую часть, по которой сновал непрекращающийся поток машин, стоял ряд лавочек с сувенирами и картинами уличных художников. По тротуару толпами ходили люди. Ветерок шевелил сочно-зеленые, омытые летним дождем кроны лип.

Они выбрали кафе недалеко от лицея Фенелон, что заканчивала Аска, – оставался последний экзамен, назначенный на сегодня. Вокруг самого лицея было невозможно спрятаться: узкие улочки, полупустые кафе, двое детективов за столиком оказались бы слишком заметными. Девушка никуда не денется, пока не напишет предмет, поэтому Эмиль решил отойти на безопасное расстояние и ждать.

Вера слушала Эмиля, глядя на него с прищуром. Его было не узнать. Светлые джинсы, белая футболка с длинными рукавами, чтобы скрыть татуировки, белая бейсболка, козырьком назад, под которой он спрятал выкрашенные в угольно-черный волосы, Эмиль даже вынул пирсинг и выглядел, как ученик терминаля – последнего класса лицея.

Неужели Аске и вправду удалось его изменить?

Вера старалась над ним не подшучивать, но так и подмывало сказать «тили-тили-тесто»! Всю неделю он охотился с фотоаппаратом за девчонкой в юбке японской школьницы, снимал людей, с которыми она общалась, и места, куда она ходила. По вечерам они с Верой и Зоей отсматривали материал, и он долго мучил сестру, заставляя составлять психологические профили заснятых людей лишь по нескольким изображением.

– Физиогномики недостаточно для психологического профиля, ты же знаешь, – пыталась отвертеться Зоя.

– Хотя бы приблизительно! – наседал на нее Эмиль. – Нам нужно расставить маркеры подозрительных личностей, с которыми она имеет дело.

Выяснилось, что в обществе Аска не была Аской, хотя одевалась так же – в юбку японской школьницы, яркие футболки и разноцветные кеды. Ее даже звали иначе. Она была милой лицеисткой Аксель Редда с эмотивным характером, милой улыбочкой и опущенными в пол глазками. Потрясающая маска! Вера сначала предположила, что девчонка заметила слежку, поэтому такая из себя скромняга, но это было не так…

Судя по тому, как она училась в лицее и что о ней говорили учителя, Аска умела отлично перевоплощаться в разные психотипы. Чтобы доказать это, Эмиль, умело вооружившись фальшивым удостоверением соцработника, опросил преподавателей Фенелона. И что он узнал? Аксель Редда обладала редкой отзывчивостью, всегда получала балл не ниже семнадцати[8], а по поведению ей поставили девятнадцать – выше этой оценки не было ни у кого из выпускников за всю историю лицея.

Для него стало вызовом раскрыть личность Аски и то, как она развила в себе этот редкий дар подстройки. Неужели подобный навык привил ей отец – полковник разведки? Любого она могла посадить на крючок, как самого Эмиля. Эмиля! На которого не нашел управы даже его дядя Кристоф – начальник уголовной полиции.

– Такая суперсила – либо данность от природы, либо она достается дорогой ценой, – объяснял шеф. – И если это ее способ выживания, то нужно что-то делать… Вытаскивать ее!

И он продолжал за ней ходить тенью в надежде, что сможет подтвердить свою теорию доказательствами, обдумывал, как проникнуть в ее квартиру и понаставить жучков, стащить ноутбук, скопировать данные с помощью специальных утилит или сделать клон жесткого диска. Его останавливал только страх перед бывшим преподавателем, которого он считал страшным демоном и одновременно восхищался им. Поэтому дальше фотоохоты пока не заходил.

А сегодня ему зачем-то понадобилось присутствие Веры во время одной из таких слежек.

– Ты не видишь того, что увидел я, – с жаром шептал Эмиль, стиснув ее запястье, пока они сидели за столиком в «А Лакруа Патисье».

– Чего же я не увидела? – злилась Вера, видя за одержимостью Эмиля лишь внезапно вспыхнувшее чувство; оно могло быть присуще подростку, но не тридцатилетнему мужчине, у которого имелась полицейская служба за плечами.

– Синяки на руках и шее. Отец ее лупит.

– Это дело социальных служб.

– Уже нет. Теперь это мое дело. – Он стиснул руку Веры еще сильнее и нагнулся к белому мраморному столику. Между двумя чашками недопитого кофе лежал его фотоаппарат с огромным объективом. – Когда я сжал ее руку… нарочно сделал так, чтобы было больно – очень больно: прищемил пальцами кожу и надавил на несколько болезненных точек вот здесь…

Он показал на Верином запястье сначала место, где пролегали два тонких сухожилия и веточка вен, а затем на углубление между большим и указательным пальцем с пучком нервных окончаний.

– Я видел, как у нее начала синеть кисть, и она не могла двигать пальцами. Любой другой на ее месте взвизгнул бы, подпрыгнул, выдернул руку, а особо чувствительный потерял бы сознание от болевого шока. Но она смотрела на меня с вызовом. Она привыкла терпеть боль и уже давно перешагнула тот порог, где вообще не существует понятия боли для ее физической оболочки. Возможно даже, она ее жаждет и наслаждается.

– Это признак явной психопатологии. – Вера аккуратно высвободила запястье из гибких, сильных пальцев Эмиля и спрятала руки под столом.

– Верно. Но чтобы достичь такого умения, нужно долго-долго, очень долго пробыть под воздействия насилия.

– Что ты хочешь сказать? Отец издевается над ней?

– Вопрос стоит лишь в том, как далеко он зашел. Я такие вещи чую на расстоянии.

Он взял фотоаппарат в руки.

– Ты еще не видела, как он выглядит?

– Нет, до сих пор он ни разу не попался нам в кадр. А фото с документов слишком мелкое.

– Вчера я поймал его у входа в парадную.

Вера повернула огромную махину фотоаппарата жидкокристаллическим дисплеем к себе. Эмиль приподнялся, показывая ей, как листать фото, потом увеличил одно из них, снятое в солнечный полдень.

– Господи, кадр сверху! Ты залез на дерево? – скривилась Вера.

– Напротив дома растут густые платаны. Отличное место для обзора.

Вера нахмурилась и опустила глаза к фотографии отца Аски.

– Он не кажется высоким.

– Рост – метр шестьдесят девять.

– А у Аски?

– Шестьдесят семь. Я подсмотрел в ее медкарте.

– А ты в отчете для мадридской полиции написал, что убийца ростом около ста шестидесяти восьми сантиметров.

– А также то, что она или он военный или бывший военный.

– И не смог определиться с полом?

– Увы, поведение было очень андрогинным. Движение точные, но не жесткие. Скорее автоматические, – Эмиль отбросил локоть на спинку плетеного стула. – Я бы назвал его вочеловечившейся пумой. Зоя сказала, что чувствует женскую энергетику. А я склонен доверять ее интуиции.

– Есть люди, которые умеют делать подстройку под пол?

Эмиль скривил губы, его взгляд затуманился, будто он ушел куда-то в себя. Он не ответил, лишь медленно качнул головой.

Вера принялась разглядывать фото Сержа Редда. Это был человек лет сорока пяти-сорока восьми, волосы с легкой сединой коротко – по-военному острижены. Лицо спокойное, чуть грустное, уголки глаз слегка вниз, как у Франсуа Клюзе, рот жесткий, поджат. Одежда скрадывала комплекцию: на нем была широкая серая спортивка, молния на ветровке застегнута до горла, на плече рюкзак. В образе ничего женского. Он был ярким представителем мужской половины, это видно по развороту плеч, хоть и узковатых, и приподнятому подбородку. Эмиль сделал несколько кадров в ту минуту, когда он набирал код на домофоне. Его приземистую, спортивную фигуру оттенял прямоугольник входной двери в стиле Баухауз из остекленного и покрашенного в черную краску железа.

На бульваре Распай дома были образцами позднего модерна, там можно встретить даже что-то в подражание Гауди. На следующем кадре Эмиль запечатлел целиком тот жилой дом, в котором обитало семейство Редда: семиэтажный, плавные эркеры, делавшие здание похожим на волнующееся кремовое море, фигурные барельефы с обнаженными греческими героями и амурчиками по бокам от черной парадной двери со стеклом и завитками из кованого железа.

Вера вспомнила, что рассказывала Зоя. Бульвар был очень популярен среди художников, в свое время там жили Пикассо, Модильяни. А поселились Редда на нем не случайно. Покойная мать Аски занималась организацией выставок современных художников в музее Тиссена-Борнемисы и Прадо в Мадриде, она была известным в своих кругах искусствоведом и помогла подняться многим молодым талантам.

В этом полном совпадений деле завязывалось все больше узлов. Вера не знала, где искать концы и за что взяться, точно они уронили клубок ниток, который тотчас подхватил игривый котенок, перепутав все нитки. Была ли этим игривым котенком Аска, никто пока не понимал.

– Ты так и не сказал, какое сегодня у меня задание? – спросила Вера. – Ты хочешь, чтобы я тебя подменила? Проследила за ней?

– Да, после экзамена я обещал сводить ее покататься на кораблике по Сене.

Вера в негодовании открыла рот.

– Что-о?! Это свидание?

– Которое не состоится, – предостерегающе поднял ладонь Эмиль.

– Что ты задумал?

– Тебе почти ничего не придется делать. Немного потренироваться быть незаметной. Проследишь за нами до причала. Сдюжишь семьсот метров? – В его лице промелькнула ирония.

– Зачем?

– Перед самой посадкой мне поступит звонок, я сам же себе отправил через программу отсроченных действий. Сделаю вид, что меня вызывают по неотложным делам. Она останется одна. Мы планировали провести весь день вместе, но обстоятельства так сложились, – Эмиль поднял пальцы рожками, – что у нее появится куча свободного времени. Я хочу посмотреть, чем она его займет.

– Ого! – воскликнула Вера. – Какой ты коварный!

– А ты уже разревновалась, мадемуазель Отелло? – усмехнулся Эмиль.

– У тебя к ней нездоровый интерес.

– У меня здоровых интересов не бывает, иначе я бы и дальше сидел в полиции, а не занимался частными расследованиями. Я, знаешь ли, гурман.

– Оно и видно. Какая у меня роль на этот раз?

– Камеру потаскаешь. Только не спались! А то она подумает, что ты за мной из ревности следишь. А я это подтвержу.

Вера закатила глаза.

– Когда вы успели свидание друг другу назначить?

– В компьютерной игре общаемся.

Вера вздохнула и допила остатки кофе. Глянув на часы в своем айфоне, Эмиль подцепил ремень фотоаппарата и, бросив на столик десятку, встал.

– Экзамен должен скоро закончиться. Идем!

Они провернули задуманный план довольно быстро, – от азарта Вера потеряла счет времени. Было странно издалека наблюдать за Эмилем, совершенно преобразившимся, в этой белой футболке (в которой подозрительными были только длинные рукава в такую жару), бейсболке козырьком назад, с открытым лбом и выражением лица влюбленного принца. Ему только букета цветов не хватало. Он встал у фасада ресторанчика «Аллерад» из темного дерева, сунул руки в передние карманы джинсов и рассматривал свои «конверсы», искоса бросая взгляды на выходивших из массивной арочной двери лицея учеников.

Вера зашла в магазинчик «Хиппи Маркет» по соседству с «Аллерад» и, делая вид, что ищет себе новый сарафан, через стекло ветрины наблюдала, как Эмиль ждет свою новую девушку. Узкая улица Эперон петляла, уходя вверх, справа от лицея вереницей стояли припаркованные велосипеды и байки. Здание было четырехэтажным, каменным, похожим на старинный монастырь с почерневшими от плесени стенами, на арочных окнах первого этажа решетки, выкрашенные в смоляной черный.

Аска показалась нескоро. Ее красные волосы были собраны в крупный пучок на затылке, вместо короткой клетчатой юбки – коричневая, в складку и подлиннее. Белая оверсайз-футболка заправлена за пояс, на груди черно-белый токийский гуль – вампир из одноименной манги, левый глаз которого залит кроваво-алым. Она держала в руках учебники. Увидев Эмиля, Аска высоко подняла руку и с радостной улыбкой помахала. А подлетев, обвила его шею свободной рукой и чмокнула в щеку. Они взялись за руки и пошли вверх по улице, точно парочка влюбленных из модного сериала про школьников. Когда они успели так сблизиться?

Вера отмахнулась от накатившего чувства ревности. Ремень фотоаппарата давил на плечо, она поправила его и вышла из магазина. Можно было изобразить восторженную туристку, щелкающую фасады зданий, но Аска, к сожалению, знала ее в лицо. Пришлось дать им отойти на порядочное расстояние. Издалека Вера видела, как они, все еще держась за руки, повернули с улицы налево.

У причала толпа туристов была столь внушительной, что Вера осмелела, спустилась к реке и встала в очередь на ожидание очередного кораблика. Иногда она включала фотоаппарат и делала снимки стоявшего вдалеке Лувра, колеса обозрения парка Тюильри, афиш, что сообщали о подготовке к Олимпиаде 2024 года – их на набережной было полно, с фотографиями будущих павильонов, планами мероприятий, которые пройдут прямо на реке, в том числе парад спортсменов. Она даже увлеклась, читая очередной плакат, втиснутый в раму, когда пришло смс от Эмиля: «Не так близко. Жду у Карла».

Сначала Вера не поняла, что еще за Карл? А потом догадалась глянуть на Карту. Недалеко отсюда, через прогулочный мост Дюбль, густо заполненный туристами, находился сквер Карла Великого с монументальной конной статуей средневекового монарха.

Вера поплелась через Сену. Справа и слева стояли скамейки и гранитные тумбы – все занятые людьми. Перила из литого чугуна, выкрашенного в кирпично-красный, густо заставлены картинами уличных художников. Музыкант в ярко-желтом фраке играл на саксофоне знаменитую «Sous le ciel de Paris»[9]. Вера прошла мимо тележки с ароматными крепами и, подавив желание перекусить, села на край каменного постамента рядом с шумными студентами.

Из-за строительных работ, кипящих вокруг собора Нотр-Дам, сквер частично был перегорожен профнастиловым забором желтого и зеленого цвета, за ним виднелись строительные краны.

Через четверть часа рядом опустился запыхавшийся Эмиль. Он перевернул бейсболку козырьком вперед, натянув ее едва не на нос, надел темные очки-авиаторы. Не сказав Вере ни слова, он пытался запустить какое-то приложение на своем айфоне, но оно никак не хотело открываться. Наконец на экране появилась карта и мигающая зеленая точка на ней.

– Осталась на набережной, – пробурчал Эмиль.

– Ты сунул ей маячок?

– Червя с GPS-трекером в телефон.

– А вдруг она обнаружит?

– Не обнаружит. Мобильник с системой «Андроид», там сам черт ногу сломит. Я его в кеше «Мозиллы» спрятал. Идем!

Он забрал у Веры фотоаппарат, перешагнул через ажурное ограждение и двинул прямо по газону в густой кустарник, разросшийся у ограды набережной. Вниз к реке уходила каменная, вся в многовековых потеках лестница. Через Сену легла набережная Монтебелло, которую они только что покинули, длинным хвостом уходила вправо толпа, ожидающая очередной погрузки на прогулочный катер. Эмиль включил фотоаппарат и стал что-то искать объективом, у которого был очень большой зум – видимо, покинутую им девушку. Вера не смогла бы ее разглядеть в такой толпе. Периодически он поглядывал на экран айфона, чтобы убедиться – его червь с маячком работает.

Внезапно он застыл, глядя в объектив фотоаппарата, и не дышал почти минуту, а потом резко дернулся из кустов обратно.

– Живо, мы их должны обогнать!

– Кого?

– Она отцу позвонила, и он только что ее забрал. На такси они за десять минут доедут.

Вера уставилась на него в непонимании.

– Я хочу видеть их вместе, – процедил он с остервенением. – Ты со мной? Нужно будет на шухере постоять.

Эмиль понесся по мосту Дюбль, обгоняя неспешных туристов, обратно на левый берег. Оказывается, напротив углового кафе «Панис» с зеленым навесом он оставил свой мотоцикл – черный блестящий «BMW», похожий на сложившего крылья грифона с красным росчерком «RR». Эмиль пристегнул к специальному поясу фотоаппарат, открепил шлемы от руля. Вера села позади него, в голову непрошенной пришла мысль: он собирается совершить нечто необдуманное, слишком торопится и уже запутался. Но она привыкла доверять шефу, ведь Эмиль никогда не терял головы. Правда, прежде и влюблен он никогда не был…

Мысли Веры тотчас сдуло ветром, едва они тронулись с места. Резко развернув байк, так что засвистели шины об асфальт, Эмиль едва не снес полосатый плетеный стул на тротуаре, благо тот был пустой. Посетители кафе, чинно восседавшие за круглыми столиками, дружно всколыхнулись, как стайка воробьев, но последствий Вера не увидела – Эмиль с дьявольским грохотом мотора вылетел на Монтебелло.

Ветром он пролетел по набережной, свернул на площадь Сен-Мишель, оттуда на улицу Дантон, объезжая пешеходов и другие машины на сумасшедшей для узких улочек скорости. Вера зажмурилась, вжавшись носом в спину Эмиля, лишь изредка открывая один глаз, чтобы проверить, не убились ли они еще.

Бульвар Сен-Жермен, заложенный бароном Османом одним из первых в Париже, был густо засажен зелеными платанами, две трети дороги отдано для движения автомобилей, одна – для автобусов и велосипедистов. Приоткрыв глаза, Вера с ужасом ахнула: Эмиль летел на встречной полосе, по разделительному поребрику, ловко объезжая дорожные знаки. Она вдохнула, собираясь предостерегающе крикнуть, но не успела, – мотоцикл свернул в переулок. Чудом они не встретили патрульных, но позже, конечно же, ему вышлют штраф.

Наконец Эмиль вырулил на бульвар Распай, остановился возле магазина сантехники «David B» и достал телефон.

– Шесть минут. Они в двух перекрестках.

– Эмиль, ты ехал против встречного движения, – осмелилась заметить Вера.

– Я же заплачу штраф, – отмахнулся он и показал на красную вывеску гриль-ресторанчика «Турне-Бушон». На двух дощечках, выставленных на тротуар, мелом было выведено меню, за столиками сидели пожилые парочки и компания шумных итальянских туристов. – Сядь здесь. Найду, где оставить байк, и вернусь. Я должен успеть. Чертов Распай – повсюду знаки «стоянка запрещена».

– Когда тебя это останавливало? – буркнула Вера, все еще ощущая сильное сердцебиение. Она зарекалась садиться на мотоцикл шефа, но каждый раз возникала острая необходимость куда-то мчаться.

– Если бы таких, как я, было больше, то я бы спрятал свой мотоцикл среди прочих. Но, как видишь, в Париже и без моего участия все в порядке с соблюдением правил парковки.

Вера просидела за пустым столиком, заказав графин воды и два кофе, целых полчаса. Подъехало такси, из машины вышли Аска и мужчина с седоватой короткой стрижкой, в широком спортивном костюме мышиного цвета. Вблизи он казался еще ниже и худее.

Эмиль так и не появился. Скорее всего, он стрелял из своего огромного объектива с той стороны бульвара и видел, как отец и дочь, обняв друг друга, исчезли за черной парадной дверью. Веру поразило отсутствующее выражение лица Аски: холодное, безэмоциональное, даже обреченное. Это была ее третья маска? Или она все-таки расстроилась, что сорвалось свидание?

Едва они скрылись за парадной дверью, как мрачный, словно грозовая туча, Эмиль сел за столик напротив Веры, залпом выпил остывший кофе и уронил локти на стол.

– Видел их? – спросила она.

Он промолчал, отстегнул фотоаппарат от пояса и положил его на столик.

– Она показалась мне очень грустной. Может, ты зря это затеял? – проговорила Вера, но пожалела об этом. Эмилю лучше не стало.

– Буду сидеть здесь до тех пор, пока не стемнеет, – сказал он. – В сумерки, пока еще не зажгут фонари, залезу на дерево.

– Ты сумасшедший, – вздохнула она. – Какое еще дерево?

– Я должен знать, что творится в их квартире.

– А если шторы будут задернуты?

– Я буду ждать, когда откроют окна. Жара. Они иногда открывают.

– У них наверняка кондиционер.

– Но свежий воздух все равно нужен. Что-нибудь да получится выявить. Ты можешь ехать.

Вера откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Все под контролем, – нахмурился Эмиль.

Вера покачала головой.

– Ты не в себе.

– Я должен знать, что происходит между ними, – сквозь сжатые зубы произнес он.

– Мы выглядим подозрительно.

– Да брось! Вокруг одни туристы, они ничего не поймут. Коренные парижане все уже смотались куда-нибудь в Нормандию или к замкам на Луаре. Мы сами, как два туриста. Вон, посмотри, какой у меня фотоаппарат! Такие только туристы покупают.

– И детективы.

– Детективы живут только на страницах книг и экранах телевизоров.

Вера прикрыла веки и вздохнула.

– Я останусь.

– Не надо.

– Кто кости твои будет собирать, если свалишься с дерева?

Он достал айфон, открыл приложение. На карте зеленая точка, означающая Аску, мерцала где-то в районе очертаний дома с волнообразным фасадом в стиле Гауди. По лицу Эмиля трудно было понять, чувства его толкали на эти странные поступки или азарт охотника. Действительно ли он влюбился в девушку, или вступил в негласное соревнование с ее отцом? Он терпеть не мог незавершенных дел, его мозг взрывался, если что-то не получалось сразу. Возможно, это единственный для него способ получить достаточную дозу серотонина – поставить галочку в графе «готово». Вера давно подозревала, что Эмиль все-таки чуточку психопат, и если бы не занимал голову расследованиями и монографией по психологии лжи, то стал был вторым Джеком-потрошителем. Он был из тех, кому не приносили удовольствия простые радости жизни. Он должен был, как истинный паранойял, биться за некую призрачную справедливость и, как истинный шизоид делал это весьма оригинальным манером, действуя по кодексу, известному только ему одному.

Но в то же время… в его поведении иногда проскальзывала настоящая, неподдельная эмпатия.

За время ожидания они пообедали. Вера успела прочесть три главы книги «Биология добра и зла» Роберта Сапольски, закаченной в читалку на телефоне. Эмиль сидел, уставившись перед собой в одну точку. За два с лишним часа ни Аска, ни ее отец из парадной не выходили. Шеф становился все мрачнее, видимо, рисуя в воображении страшные картины насилия, избиения и страданий девушки.

Примечательно, что никто другой тоже не входил в дом и не выходил из него, значит, и вправду, коренные парижане убегали от жары за город.

Наконец настал час, когда «все кошки серы», – сумерки. Эмиль поднялся, стянул со стола фотоаппарат и пошел к разделительной части бульвара с зелеными насаждениями, на ходу закрепляя его на поясе. Вера в страхе глянула назад, не смотрит ли кто на него, не следит, не кажутся ли они подозрительными?

И пока она оборачивалась, Эмиль исчез.

Она подняла голову, ища его в густоте крон, но ветки столетних платанов были развесистыми и пушистыми, а сумерки мешали что-либо разглядеть. Все предметы действительно стали одинаково серыми.

В семиэтажном доме, возле которого они сидели, начали зажигаться окна, ему вторили соседние дома и те, что стояли напротив, включились фонари, зажглось освещение и в «Турне-Бушон». Теперь заметить Эмиля стало совершенно невозможно, даже если он и сидел на одной из веток против дома № 67. Освещение на бульваре Распай было устроенно таким образом, что деревья тонули во мраке, а здания сияли, как рождественские елки.

И Вера успокоилась. Даже вновь принялась за чтение, на некоторое время провалившись в книгу.

Вскоре кто-то тронул ее за плечо – Эмиль подошел сзади. Он был сосредоточен, но не мрачен. Сел на пустующий рядом с Верой стул, попросил официанта принести счет и молча стал показывать ей свою добычу. Крутил колесико, на дисплее фотоаппарата мелькали снимки. Окна плавного эркера на втором этаже имели жалюзи, и одно из них спустили наполовину. В щель была видна Аска, одетая в растянутую майку и широкие шорты, волосы собраны в тугой хвост, на руках красные боксерские перчатки. Кто-то в черном стоял спиной и держал спортивную лапу, а девушка молотила по ней, как сумасшедшая, кулаками, коленями и даже головой. На кадрах застыли ее раскоряченные позы, сжатые кулаки и мокрое, изможденное лицо.

– Он тренирует ее, – объяснил Эмиль, но радости в его голосе не было.

– Бокс?

– ММА.

– Ужас!

– Все правильно. Девушка должна уметь за себя постоять.

Вере пришел на ум фильм, где Дженифер Лопес отметелила мужа-абьюзера. Кажется, назывался он «С меня хватит».

– Возможно. У нее же какой-то дан по карате. Зачем ей еще ММА?

– Мне пришла в голову мысль. – Эмиль выключил экран фотоаппарата, серьезно посмотрев на Веру.

– К-какая? – пискнула она. Взгляд у Эмиля был такой, будто он замыслил шалость, но, как всегда, недобрую.

– Завтра начнем тренировки. Я покажу тебе пару приемов, отработаешь их.

Вера чуть не задохнулась, даже привстала.

– Ну уж нет! Потом ты меня бегать по утрам заставишь? Нет и нет! – Она вышла из-за стола, достала телефон и отсканировала со счета QR-код, чтобы заплатить за обед, перетекший в ужин. – Смотри, я откупилась! Никаких тренировок, мне достаточно поездок на байке. Что еще удумал!

Эмиль смотрел на нее с улыбкой змея-искусителя, отбросив локоть на спинку стула. Его забавляла реакция Веры.

Печальнее всего, что она знала, выкрикивая эти жаркие слова в свою защиту: шеф от нее не отстанет. И завтра ей придется, как Аска, молотить кулаками лапу или того деревянного болвана, который стоял у него в тренажерном зале. Вера представила этого болвана, пол, выстеленный красно-синими татами, китайские секиры, мечи и кинжалы с красными кисточками на ручках, висящие на стенах, и ее пробила дрожь.

Глава 4

Секретный агент Кристина Дюбуа

Задыхаясь, пытаясь оторваться от собственной тени, она неслась вперед. Тяжелые ноги, точно железобетонные тумбы, едва передвигались. Казалось, требуется целая минута, чтобы перенести одну стопу, затем другую. Шаг, еще шаг, еще… Перед глазами все расплывается. Зелень деревьев, серость асфальта, цветные пятна изредка проезжающих в ранний час машин – все смазано, будто зрение минус пять. Да еще тяжелые капли пота заливают глаза, музыки в наушниках почти не слышно, потому что уши словно заложило ватой от резкого скачка давления. Все, больше она так не может! Довольно! Это был последний раз. Третий день утренней пробежки.

И вовсе не Эмиль повинен в том, что Вера все же начала бегать по утрам. Это был проклятый эффект подражания – одна из самых распространенных когнитивных ловушек, означающая, что рано или поздно твое мнение присоединится к мнению большинства.

Утренняя пробежка – особенный ритуал парижан. Каждый уважающий себя житель столицы Франции должен начинать день с того, что ныряет в шорты или спортивные штаны, крепит к плечу смартфон, надевает наушники и в жару и стужу выбегает из парадной, направляя свои кроссовки к набережной или в какой-нибудь городской сад – в парк Монсо, например, или на Марсово поле. Некоторые даже ездят для этого в Булонский лес!

За год Вера не завела ни одного полезного знакомства. Иногда она общалась с соседом по лестничной площадке – русским парнем, официантом из кафе снизу, который тоже, по злой иронии судьбы, окончил факультет психологии. И все. Эмиль так загружал ее опросными беседами, что желание общаться с людьми напрочь отпадало уже к полудню. Однажды Юбер заметил: лучший способ социализироваться в городе – это начать бегать. Люди заводят беседы в перерывах между подходами, идут пить кофе, договариваются насчет ужина. И когда Эмиль вознамерился обучать ее приемам кунг-фу, Вера улизнула в бег.

– Сначала мне нужно привести себя в форму, – жалобно простонала она, отбиваясь от шефа, когда он едва не силой тащил ее в страшную комнату в его квартире, застланную татами и завешанную китайским холодным оружием.

Вера не представляла, что такое ударить человека. Это было выше ее сил и понимания, поэтому пришлось принести в жертву целый час сладкого утреннего сна и ежедневно выбрасывать себя в самое пекло адового котла утренней пробежки.

Она не убегала от улицы Л’Эшикье слишком далеко: чуть больше километра до Восточного вокзала и столько же обратно. Но этого хватало, чтобы каждый раз оказываться на грани получить инфаркт, инсульт или вовсе дать дубаря.

Телефонный звонок застал ее врасплох. Она испугалась, когда внезапно в наушниках пропала музыка. Первой мыслью было: все, она оглохла, лопнул в голове сосуд, аневризма и – привет, инсульт! Но вместо музыки появились знакомые трели звонка. Непослушными, дрожащими, как у больного Паркинсоном, руками Вера пыталась вынуть из пластикового держателя телефон, чтобы увидеть, кто звонил. Липучки никак не хотели отлепляться, она едва не выронила его, насилу удержав в скользких, потных руках. На экране горел незнакомый номер.

Кто мог звонить в шестом часу утра?

Вера смахнула пальцем кнопку приема.

– Алло? – осторожно спросила она.

– Ты где?

Это был Эмиль, чтоб его!

– Где-где? – едва не вскричала разозленная Вера. – Как раз собираюсь выплюнуть легкие. На пробежке!

– Немедленно в бюро. Юбер даст тебе все инструкции. – И он бросил трубку.

Секунд пять Вера стояла, онемев, в позе кактуса: согнутая рука с телефоном, колени ватные. А потом вдруг откуда-то взялись силы, и она полетела быстрее ветра по улице де Паради к Фобур-Пуассоньер. До бюро два перекрестка.

Вся взмокшая, словно после душа, она предстала перед антикварным столом Юбера в кабинете бюро. Тот, одетый в наутюженный серый костюм, с уложенными светлыми с проседью кудряшками, навис над столешницей и колдовал с пробирками, набирая в шприц прозрачную жидкость. Веру пробила дрожь – это выглядело весьма странно, загадочно и… недобро.

Подняв на нее глаза, Юбер расплылся в беспечной улыбке француза, который будет попивать вино и пыхтеть сигарой, даже если у его дома начнут взрываться ракеты или станет извергаться вулкан.

– Что случилось? – выдохнула Вера, припав к столу руками.

– Ничего серьезного. Эмиль вышел на след «Мадридского “Крика”» и сегодня собирается его взять.

– Боже! И кто это, он уже знает?

– Я не могу называть имен, но вы, итак, наверное, догадываетесь.

– Серьезно? – Вера прикрыла рот рукой, почему-то подумав, что это Серж Редда.

– Она вышла сегодня из дома ровно в пять. С рюкзаком, подозрительно пухлым. И отправилась в аэропорт Шарля де Голля.

– «Она»? – Вера дернула бровями. – Аска?

– Да. Самолет до Мадрида. Билеты куплены вчера, летит по фальшивым документам.

– А что я могу сделать?

– Он был вынужден броситься за ней в погоню с одним только фотоаппаратом и телефоном. Ему нужен ноутбук и кое-что еще. – Юбер выложил на стол маленький пластмассовый чемодан черного цвета на четырех колесиках, марки «Американ Турист». Следом он положил на стол карточку и какое-то удостоверение. – А это для вас.

Вера взяла документы и прочла:

– Кристина Дюбуа, капитан? Генеральная дирекция внутренней безопасности МВД… – У нее затряслись руки. Эти страшные слова стояли рядом с незнакомым именем и ее фотографией. Ее! Точно такой же, как и на карточке вида на жительство. – Что это значит?

– О, сущую ерунду. Эмиль разве не сказал? – Юбер беспечно пожал плечами.

– Нет, он ничего т-такого не говорил. – Вера не могла перестать трястись. В глазах потемнело от очень недоброго предчувствия.

– В шпионских романах это называется вербовкой, Вера. Теперь вы секретный агент. И в ваших же интересах помалкивать. Эта бумажка ничего не значит.

– Но как быть с отпечатками пальцев?

– Не беспокойтесь. У Кристины Дюбуа ваши отпечатки пальцев.

– Но это… это!.. – Ее захлестнула волна негодования. – Это незаконно! Куда вы меня пытаетесь втянуть?

– Не пытаемся. А уже втянули. – Юбер был безжалостен. С беспечной полуулыбкой он складывал какие-то предметы в чемодан.

Вера запустила руки в волосы и в отчаянии закружила по кабинету. Четверть часа назад она думала, что жизнь ее висит на волоске из-за сущей пустяковины – пробежки. Теперь утренний бег показался ей ерундой. Она шпионка! Французская шпионка, гребаная Мати Хари. Все-таки это случилось – Эмиль впутал ее во что-то нехорошее. Это должно было произойти рано или поздно.

– Все законно, Вера. Перестаньте маячить, сядьте и отдышитесь, – вкрадчиво попросил Юбер.

– Если меня раскроют, я сяду в тюрьму, меня вышлют, повесят, расстреляют, обезглавят… О господи!

– Ну что вы! Эпоха Террора миновала. Все в порядке, Вера, не бойтесь, прошу вас, и не катастрофизируйте. Это просто формальности, бумажки, картонки и буковки. Вы всего лишь должны передать Эмилю это. – Он приподнял чемодан. – И все. Он сейчас в аэропорту на хвосте у цели.

– Кристоф знает, что он затеял? – оборвала его Вера, опустив обе ладони на стол.

Юбер смотрел на нее с умильной улыбкой добрую минуту.

– Именно поэтому вас и взяли на секретную службу, Вера! Ваши аналитические способности выше, чем у многих выпускников Национальной школы полиции Парижа.

– Кристоф знает, чем сейчас занят его племянник? – надавила она, чеканя каждое слово.

– Эмиль хочет взять ее сам… – начал Юбер, но не выдержал и всплеснул руками. На его лице наконец проступила тревога. – Он хочет ей помешать, чтобы она ему сама созналась. Он пытается ее спасти… Я не знаю, чего он хочет! Но если ему не помочь, то сегодня могут погибнуть люди, как месяц назад. Поэтому я открыл вам вашу миссию раньше.

– Миссию? То есть Кристиной Дюбуа я должна была стать попозже?

– Именно.

– Вы украли у меня спокойный сон, – пробормотала Вера, теряя почву под ногами и не зная, что и думать.

– Где-то около двух недель спокойного сна, если быть точнее, – согласился Юбер с таким видом, будто стоит у картины Дега и обсуждает балетные пачки танцовщиц. На его лицо вернулась улыбка, теперь уже романтическая. – Эмиль собирался вам открыться в середине августа.

– Это не смешно.

– А я и не смеюсь. Вера, вы подписали свой контракт, когда дали согласие на участие в перфомансах Куаду. Думаете, ваш прошлогодний подвиг не дошел до нужных ушей?¹ Не будем терять времени. Эмиль ждет. Самолет вылетает в шесть пятьдесят пять. Это через час с лишним. Только дорога до аэропорта займет минут сорок.

Вера скрестила на груди руки.

– То есть отказаться нельзя?

– После операции мы обсудим этот вопрос.

Она вздохнула, закрыв глаза. Надо же было так вляпаться! Вспомнился недавний случай с серийным убийцей, которого ей дали допросить прямо в бронемашине BRI. Надо было еще тогда догадаться, что Эмиль готовит ее к чему-то. Все эти: надо учиться боевым приемам, уметь читать лица, следить за своими эмоциями. Он натаскивал ее, как охотничьего спаниеля!

– Черт! – прорычала Вера, стукнув обоими кулаками по столу, понимая, что если согласится, то назад пути не будет. Но как оставишь Эмиля одного в аэропорту? Он же наломает дров!

– Вера, сегодня могут погибнуть невинные люди! – подначивал Юбер, видя ее смятение.

– Не нужно включать манипуляции! Вы, Юбер, сейчас, как слон в посудной лавке, – процедила она.

Набрав воздуха в легкие и зажмурившись, Вера выдохнула:

– Что нужно? Конкретнее!

Юбер облегченно выдохнул и улыбнулся, сделав движение бровями. У Веры промелькнула мысль: все же, может быть, лучше отказаться? Ей ничто не угрожает, если она пойдет на попятную. Самое многое – вернут на родину. И тут из темных углов подсознания показался силуэт личного интереса. И Вера поняла, что хочет принять в этом участие.

– Итак, ваша задача, Вера, передать чемоданчик. – Юбер открыл его и показал небольшой шприц, который лежал поверх ноутбука и черного пакета. – Это снотворное для «Крика». Все остальное я уже озвучил.

– Что за пакет? – Вера не узнала свой голос. Почти Кларисса Старлинг!

– Винчестер… разумеется компьютерный, не пушка. Ну, знаете, такая прямоугольная штуковина с микросхемами и проводами. И док-станция для жестких дисков – устройство для чтения карт. Эмиль хочет сделать клон ее жесткого диска, если не получится скопировать данные через его хитромудрые программы. Вы приедете в аэропорт, зайдете в магазин «Эрме», переоденетесь в офисную одежду. Ее выдадут там – вас будут ожидать. Потом Эмиль найдет вас сам, и вы передадите ему чемодан. И да… Вам нужно будет сделать прическу, как на фото с документов. Если акцент выдаст, то могут попросить их показать, начнут придираться. Но если все пройдет гладко, то контакт с властями ограничится прикосновением паспорта Кристины к турникету на входе в аэропорт. И, пожалуйста, не светите им.

Вера выехала ровно через десять минут на такси, успев лишь принять душ и сменить тренировочный костюм на джинсы с футболкой. Сидя в такси, она тщательно зачесывала волосы назад, пытаясь уложить их точно в такой же пучок, как на фото.

Фото на паспорт – это всегда какой-то ужас. Если и существовал человек на земле, который бы походил на свое изображение на документах, то только какой-нибудь скрытый пришелец с планеты, где не действовали законы гармонии. Вера никогда не носила волосы собранными. Но, когда фотографировалась на ВНЖ, ее попросили их убрать, чтобы были видны уши.

С другой стороны, если она с такой прической еще и наденет офисную одежду спецагента французской разведки из «Эрме» – господи, звучит-то как! – то Аска ее не узнает. И зачем Эмилю этот маскарад? Не хочет светить бюро перед полицией? Но никто не летает в самолете в офисной одежде… Вера призадумалась. Нет, почему, иногда она встречала мужчин в костюмах – на рейсах между европейскими городами. Когда полет длится в районе часа, деловые господа летают на встречи в офисной одежде.

С этими мыслями Вера отключилась, – уснула, запрокинув голову на подголовник заднего сиденья. Сон после такого бешеного утра был черен, как пропасть, и крепок, как тиски: таксисту пришлось ее расталкивать, когда они приехали.

– Мадам, мадам, мы уже в аэропорту! – Он теребил ее колено. – Эй, мадам! Смотри-ка, уснула, пушкой не разбудишь. Ма-дам!

– Что? – Вера вытерла подбородок и разлепила веки. – Где я? Ой! Уже приехали?

Выглянув в окно, она увидела огромное округлое здание Терминала 1, похожее на летающую тарелку. Год назад, когда Вера прилетела в Париж, оно не казалось таким страшным, серым и давящим.

И вот турникет остался позади. Надо искать магазин «Эрме». На часах шесть двадцать… Циферблат неумолимо сменил ноль на единицу, и стало шесть двадцать один. Вера держала телефон, пялясь на экранные часы. Ее охватила паника. Аэропорт был огромным! Куча входов-выходов, стрелочек, эскалаторов, мониторов, лотков с такс-фри и прессой. Кругом сновали люди, куда-то шли, бежали, катили свои чемоданы или сидели прямо на полу, в фуд-зонах пахло бургерами, газировкой и кофе, бегали шумные дети и то и дело раздавался голос, сообщающий то о задержке, то о посадке.

До вылета полчаса, а она замерла с открытым ртом, как Кевин МакКаллистер в аэропорту Нью-Йорка.

Вера закрыла глаза.

– Что бы сделала Кристина Дюбуа? – пробормотала она. Эта фраза сотворила в голове удивительную ясность, будто Кристина Дюбуа была ее мастером Йодой.

Вера распахнула глаза. Она ведь секретный агент! И с уверенностью джедая отправилась искать магазин, попутно останавливая людей и прося указать путь.

«Эрме» был найден через пять минут, для этого пришлось дважды подняться на эскалаторе и пройти метров семьсот. Это расстояние Вера пролетела, точно к ее кроссовкам приладили два турбодвигателя. Черные прямые буквы «Эрме» на светлом фоне над тремя прямоугольными ветринами возникли перед ее глазами, словно мираж в пустыне.

Едва Вера углубилась в лабиринт вешалок с одеждой, к ней подошла хорошенькая блондиночка и с улыбкой начала предлагать то одно, то другое. Вера шла за ней, как завороженная, катя за собой чемодан. В голове сумбур, вроде ей обещали, что в магазине быстро снабдят необходимым…

– У меня деловая встреча сразу после прилета, – выдала ее внутренняя Кристина. – И мне нужна соответствующая одежда. К тому же вылет уже через двадцать минут.

Девушка-консультант подняла на нее большие голубые глаза, улыбка исчезла.

– Я вас поняла.

Вера вышла из «Эрме», не чувствуя под собой пола. Она была в черных лоферах, длинной кремовой юбке-карандаш с высокой посадкой и разрезом спереди. Темно-коричневая рубашка с отложным воротничком и крупными манжетами оттеняла ее бледное лицо, казавшееся худым из-за утянутых вверх волос, на губах ярко-красная помада. Вера никогда такой не пользовалась. Этот цвет артериальной крови превратил ее в невероятную женщину-вамп в роли Умы Турман. Ее принесла блондинка-консультант вместе с одеждой – Вере пришлось воспользоваться. Спрашивать бесполезно, все нужно было понимать на ходу.

Как же иной стиль одежды, прическа и один-единственный штрих в макияже способны изменить внешность! Вера никогда не ходила в таком виде. Ей нравился кежуал с элементами классики, но чтобы туфли и юбка-карандаш!

Она не сделала и пары десятков шагов, чувствуя себя героиней фильма «Дьявол носит Prada», как к ней подошел высокий японец. Он поднялся с ряда сидений у одного из выходов и размеренной походкой направился ей навстречу. С зачесанными назад волосами, в темно-синем деловом костюме, белой рубашке и при галстуке, лица не видно за черной маской, на носу очки с узкой оправой с очень толстыми линзами. Вера поняла, что это японец или китаец, только по маске во все лицо – азиаты часто надевали их в общественных местах.

Он склонился в деланом поклоне и, протянув к ее чемодану руку, забормотал какую-то тарабарщину. Вера смекнула: язык все-таки японский, – промелькнуло знакомое «аригато». Она настороженно смотрела на протянутую руку, и что-то заставило ее ощутить невозможно знакомое.

Подняв глаза, она обомлела. Это был Эмиль! За толстыми линзами очков – его глаза. Искаженные, но его. И если бы не голос, то Вера шефа так бы и не узнала. Он вымыл голову! Зализал волосы и стал похож на японского профессора с этими очками. Ну а маска скрывала лицо. Костюм на нем сидел чертовски сногсшибательно – вылитый Сакамото[10] – самый крутой, умный и милый ученик школы города Гакубун. Вера с ума сходила по Сакамото, еще когда училась в Универе.

Эмиль забрал чемодан, что-то сказал по-японски и опять протянул руку, очевидно, для пожатия. Она неуверенно сжала его пальцы, почувствовав в ладони маленький твердый предмет размером с горошину.

Эмиль сотворил восточный поклон, склонив торс градусов на сорок, выпрямился, развернулся, как на шарнирах, и ушел. Он удалялся, катя перед собой чемодан и поддерживая ручку неуловимым прикосновением указательного пальца. Вера отошла к огромной декоративной пальме с пушистыми ветвями, украдкой глянула на то, что оставил в ее руке шеф. Черный, крохотный, как муха, предмет – похоже, наушник. Вера пригляделась. Да, несомненно: имелась маленькая сеточка, как на айрподсах.

Быть секретным агентом – принимать быстрые решения. Вера сунула наушник в ухо, с ужасом поняв, что он утонул в его недрах. Она не успела этого испугаться, как раздался голос Эмиля прямо в голове:

– Молодец, ты справилась. Выглядишь сногсшибательно! Итак, первая часть плана позади.

Голос был совсем на него не похожий, теплый, без сарказма и бодрый.

– Что мне делать? – прошептала Вера.

– Для начала отойди от куста – так ты вызываешь подозрения. Выпрямись. Не трогай ухо. И не напрягай лицо.

Вера невольно шагнула из засады и расправила плечи.

– Так лучше. Теперь двигайся в сторону Выхода 2В. На твой телефон я выслал электронный билет до Мадрида и посадочный: регистрацию тоже оформил на сайте. Место 31А. Я буду в центре самолета. Аска сидит в начале, на ней темно-синяя толстовка и черные широкие джинсы, на лице маска, волосы спрятаны под капюшоном. Самолет задерживается, но через три минуты начнется посадка. Нам лучше присоединиться к толпе сейчас, чтобы не привлекать внимания. Увидимся в аэропорту Барахас.

Глава 5

Мадридский переполох

– Кристина, прием!

Вера вздрогнула, когда в ее голове вновь раздался голос Эмиля. Наушник был таким крохотным, что она за двухчасовой перелет совершенно о нем позабыла. Пройдя несколько сотен метров по аэропорту Барахас, она вышла из здания на слепящее солнце Мадрида к веренице белых с красной полосой такси. Если в Париже почти все такси черные, то в столице Испании, где она оказалась впервые, – под цвет испанского слепящего солнца.

– Когда ты называешь меня Кристиной, я чувствую себя той красной машиной из фильма, снятого по роману Кинга.

– Если помнишь, она убивала.

– Жаль, у меня нет этой способности.

– Прошу, не позабудь: тебя зовут Кристина Дюбуа. Если ты ляпнешь свое настоящее имя, у нас будут проблемы. Я не просто так затеял это шоу с переодеваниями. Бюро нельзя светить. Не говори по-русски.

– Я даже думаю уже только на французском.

– Не покупай русских книг, даже не листай их.

– Эмиль, где я их возьму?

– Сейчас ты должна взять такси и доехать до Прадо, сразу встать в очередь к кассе и, пройдя проверку, ждать у огромной статуи обнаженного мужчины, он между книжным и входом. В магазин не ходи.

– Ладно. А ты?

– Я еще здесь. Объект кружит по аэропорту. Может, потерялась или пытается запутать следы. Я буду следовать за ней по маячку.

– Ты потерял ее из виду?

Молчание длилось минуту. Вера тронула ухо.

– Эмиль, ты ее потерял?

– Да.

– Но она могла выбросить телефон!

– Поезжай в музей. Сиди напротив входа и паси толпу. Заметишь что-то подозрительное, сразу сообщи охране.

Вера легко объяснила таксисту, куда ехать, хотя знала по-испански только «оля[11]» и «мучо густо[12]», просто сказав: «Прадо».

– О мусео Прадо! – закивал пожилой испанец с черными горошинами глаз и белозубой улыбкой. – Ло се! Натуральменте ло се![13]

Проверив на карте, сколько добираться до цели, Вера с радостью отметила, что всего одиннадцать километров.

Весь путь она провела, обдумывая ситуацию. Эмиль взял на себя ответственность ловить таинственного мадридского убийцу самостоятельно и, всучив ей фальшивые документы, втянул ее в это. Юбера, возможно, тоже. И Аску! Которая вряд ли могла оказаться тем головорезом, хотя на нее указывало несколько пунктов психологического профиля, что составили Эмиль и Зоя. Девочка каждый год ездила в Мадрид с матерью, она могла возвращаться сюда, просто чтобы предаваться воспоминаниям.

Веру высадили на Пасео дель Прадо – аллее, густо засаженной деревьями, – прямо перед памятником Диего Веласкесу, который восседал на каменной тумбе, держа в руках кисть и палитру. За плечами медного, покрытого зеленой пленочкой окиси художника лежало длинное классическое здание с выступающим прямоугольным портиком с барельефом и монументальной колоннадой, по оба конца здания – выпирающие за линию фасада квадратные крылья. Первый этаж – ряд арочных окон, второй – прямоугольные с расстекловкой, обрамленные фальшь-колоннами, стены – светлый камень в сочетании с краснокирпичной кладкой.

Всю площадь вокруг памятника испанскому художнику наводняли люди. Вера, как глупая туристка, пошла прямо к дубовым арочным дверям главного входа, которые красовались прямо за спиной Веласкеса, – Пуэрта Веласкес. Вход был заперт, пришлось идти с толпой в обход.

После массового убийства музей стоял закрытым две недели – пока велись следственные работы. За это время усилили меры безопасности: добавили камер наблюдения, сменили компанию, что занималась охраной, начальником временно поставили своего человека. Был объявлен день траура по погибшим, в торце здания организовали уголок памяти с венками, зажженными свечами, фотографиями и даже плюшевыми игрушками – погибло двое подростков.

У Веры пробежал холодок по спине, когда она проходила мимо этого крохотного островка боли, напомнившего ей о том, какая здесь разыгралась ужасная трагедия. И будто только сейчас до нее дошло, насколько все серьезно. Убийца не найден, музей решили не держать запертым, люди, летевшие сюда со всех уголков мира, бесстрашно заходили внутрь.

Вера не чувствовала ног, идя с густой толпой к дверям, расположенным позади здания. Посетителей впускали в музей через пристройку в стиле «модернизм шестидесятых» из камня и бронзы, поверх нее был выстлан газон и проложены дорожки в подражание ступенчатым садам Версаля. Всюду туристы с фотоаппаратами, лестницы, по ним бегают дети, возвышаются аккуратно стриженные деревья, птицы поют, в голубом небе застыло легкое перистое облачко, слышна музыка. Недалеко от входных дверей играл на гитаре уличный музыкант в белой панаме поверх растрепанных седых волос. Все клали в плотный чехол у его ног по паре-тройке евро.

И среди этой кутерьмы, возможно, ходил убийца! Не такой, который сначала продумывает свое преступление, долго выслеживая жертву, а готовый валить людей десятками без причины. Вера не могла объяснить природу такой слепой агрессии. Может быть, это месть? Кому? Эмилю? Ее шеф мог вывести из себя кого угодно. Но не до такой же степени, чтобы положить четырнадцать человек в соседней стране, а потом прислать ему видео жестоких убийств. Может, это спланировали, чтобы скрыть личную расправу, как в одном из последних фильмов про Джека Ричера с Томом Крузом? Но ни одна из смертей не принесла никому богатого наследства, не освободила от обязательств, не сделала директором крупной компании. Жизни жертв были тщательно изучены – Эмиль каким-то образом достал данные о них. Ни единой зацепки – все убийства спонтанные. Это доказывало и видео, что прислали Юберу. Человек в черной водолазке, черном трико и маске – его одежда со стороны напоминала костюм для снорклинга или косплей черного человека-паука, – шел, как робот, как Терминатор, как персонаж фильма «Крик», перемещался из зала в зал и хватал, кто подвернется под руку первым.

Вера не могла поверить, что это Аска…

Неужели девушка доведена до такой степени безумия, что пошла на такой поступок? Зачем? Спустить пары? Какая могла быть у нее цель?

Вера стояла в очереди и между терзающими ее раздумьями пыталась приобрести электронный билет через приложение в телефоне. Мысли об убийце не давали сосредоточиться на цифрах ее банковской карты. Она вводила номер, но все промахивалась, перед глазами мелькал окровавленный нож, зажатый в пальцах, обтянутых черными перчатками. Чем ближе к дверям она подходила, тем ярче в ее сердце цвела паника. Она не могла смотреть на стоящих перед ней людей, слышать тех, которые без умолку болтали и смеялись позади нее.

Ей казалось, что все они мертвецы, их часы сочтены, а фото поставят в черные рамки под венками в торце здания. Хотелось позвать Эмиля, поговорить с ним. Но нельзя.

Наконец она ступила с солнцепека под навес зонтиков у дверей, потом за порог здания, и дальше очередь пошла бодрее. Вот ленточный транспортер с рамой-металлоискателем для поиска запрещенных предметов. Сотрудники музея в черных спецовках с белой надписью «сегуридад» на спинах, что значило «охрана», просили оставить зажигалки, санитайзеры-спреи, бутылки с водой и слишком крупные сумки. Иные туристы являлись в музей прямо с чемоданами, и их отсылали в камеру хранения. Вера прогнала через сканер свою крохотную полупустую сумочку от «Эрме», и ее пропустили.

Оказавшись после слепящего солнца в помещении, Вера почувствовала головокружение, перед глазами заплясали цветные пятна. Она стиснула зубы и стала оглядываться. Круглые колонны розового мрамора, информационная стойка из серого камня, плакаты с изображением картин, что находились сейчас в музее на выставке, куча входов-выходов, широкоформатное остекление, кусок красной стены, на ее фоне огромная статуя обнаженного мужчины, готового ринуться в бой, за его ногу цеплялся похожий на Пифагора полулежащий старик. Эмиль велел ждать здесь.

Слева от мраморной скульптуры, которую оттеняло ярко-красное, как кровь, полотно крашенного гипсокартона, располагался ряд лакированных скамеек. Вера подошла к статуе, делая вид, что любуется ею. Это была работа знаменитого испанского скульптора Хосе Альвареса Куберо, творившего в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого веков. Его имя было выведено на мраморной плите под самой скульптурой. Вера уже не помнила, откуда она знала его. Может, Зоя рассказывала, может, Юбер или Даниель… Воспоминание о Даниеле больно резануло сердце. Название композиции написано рядом, такими же крупными буквами и ровным шрифтом, как имя автора. И перевести его было легко: «Оборона Сарагосы». Слово «оборона» и на испанском, и на французском писалось почти одинаково.

Вера обернулась, продолжая рекогносцировку. Справа от стойки «Информасьон» огороженный белой перегородой с надписью «Мусео Прадо 1819–2019» прятался книжный магазин, полки которого имели полукруглую форму. Вот почему Эмиль так настойчиво твердил, чтобы она не ходила туда и не покупала книг! Боялся, что забудется. Вера могла! Дальше располагалось что-то вроде кофейни, откуда доносился запах кофе. Она подавила поднявшееся из недр желудка чувство голода и села на скамейку.

Ее задача – выявить в толпе Аску или того, кто мог быть убийцей. За черной полосой ограждения цивилизованно, шаг за шагом продвигалась пестрая шеренга людей с разных концов света, каждый, дожидаясь своей очереди, клал на ленту под сканер сумку, рюкзак. Как же сюда пронести нож? Никак. Это невозможно.

Едва Вера предположила это, в толпе началось волнение, люди отскакивали, возмущенно ругались. Среди силуэтов возник некто очень знакомый в страшно мятой черной футболке с принтом и черных джинсах. Эмиль! А где его костюм Сакамото и маска?

Он растолкал всех и подлетел к сотруднице в спецовке, что стояла на пропускном пункте у монитора сканера. Люди с рациями на поясах и надписью «сегуридад» на спине были всюду – стояли по углам, у дверей, их было много. Все они тотчас всполошились. К Эмилю подошел человек в темном деловом, как будто ему великоватом, костюме – по виду начальник. Эмиль отчаянно размахивал руками, пытаясь что-то объяснить. Тот взял его за локоть, отвел к колонне.

Вера поджала губы и решительно направилась к ним.

– It’s so important! He’s already here! – До нее донесся сбивающийся голос шефа[14].

Человек в костюме хмурился. Невысокий – головой едва доставал до плеча Эмиля, – плотный, с усталым и несколько заплывшим лицом, короткой стрижкой ежиком и черной бородкой, он смотрел недоверчиво, щуря маленькие снобские глазки. Чем-то он походил на молодого Дэнни Де Вито. Наверное, этим своим пренебрежительным выражением лица.

Веру взяла ярость.

Не мельтеша, не нервничая, нацепив на себя образ агента Старлинг, она подлетела молнией и быстро сунула ему под нос свое удостоверение, тотчас убрав его в карман юбки, чтобы не успел прочесть фальшивого имени.

– Генеральная дирекция внутренней безопасности МВД Франции, – одним махом отчеканила Вера по-английски. – А это детектив Эмиль Герши, он сотрудничает с нами. Мы преследуем объект прямиком из Парижа. Есть информация, что «Мадридский “Крик”» – как его окрестили в СМИ – только что проник в здание музея.

Во взгляде Эмиля сквознула благодарность. Вера украдкой глянула на бейдж, прикрепленный к петличке незнакомца: «Хавьер Барко Барба, начальник службы музейной безопасности».

– Где ваша комната управления видеонаблюдением? – подхватил Эмиль. – Нужны камеры всех залов и подробный план здания.

Начальник музейной безопасности оценивающе оглядел Веру, перевел взгляд на Эмиля.

– Нам удалось проследить его до порога музея по маячку в смартфоне, – продолжил шеф. – Но телефон пять минут назад был отключен, сигнал пропал. Мы теряем время! На кону жизни посетителей. Неведомо, что он задумал!

Хавьер Барба собрал брови на переносице. Он казался страшным тугодумом – продолжал бросать на Эмиля недоверчивые взгляды и тянул время.

– Следует начать выводить людей, – наконец выдал он.

– Боюсь, это бесполезно, – отрезала Вера. – Вы не успеете охватить все залы, посеете панику. Проще отследить возможного убийцу по камерам и обезвредить его. Дайте знать вашим людям, чтобы они были готовы.

Господи, откуда она знает, как разговаривают секретные агенты? Вера произнесла это так безапелляционно, что аж самой себе поверила. Положительно, пересмотрела сериалов про ФБР.

Эмиль бросил на нее молниеносный взгляд, в нем сверкнуло восхищение. Сердце колотилось, но Вера держала зубы сжатыми, а спину стрункой, чтобы не дать себе закричать. А так хотелось заорать от поднимавшейся из недр сердца паники. Она боялась, что этот Хавьер Барба попросит ее документ и начнет его изучать. Но тот пожевал губу и проронил:

– Идите за мной.

На ходу он отцепил от пояса рацию, спрятанную под полой пиджака, и, что-то сообщив по-испански своим сотрудникам, махнул Вере и Эмилю, приглашая следовать за собой.

Они прошли через полукруглый зал с красными стенами, прямоугольными оконными проемами и белыми скульптурами муз, сидящими на кусках колонн, выкрашенных в темно-коричневый цвет, нырнули в узкий коридор, отделанный серым мрамором, следом в другой. И петляли по ним достаточно долго, – Вера почувствовала, что заблудилась.

Наконец они оказались в помещении с низким перфорированным потолком-армстронгом. Воздух был наполнен запахом пыли и шумом кулеров, широкий стол светлого полированного дерева заставлен компьютерами с огромным количеством цветных экранов. Каждый, поделенный на четверо, передавал как будто бы одну и ту же картинку: бродящих в неком подобии броуновского движения людей, которые разглядывали картины и статуи, переходя из зала в зал.

Это была комната охраны и управления видеонаблюдением. Слишком тесная для такого большого музея, как показалось Вере.

Эмиль вырвался к экранам, припав руками к широкому столу и всполошив своим появлением трех сотрудников, в таких же черных спецовках, что и у охранников у входа. Они восседали на офисных стульях на колесиках, следили за мониторами и, видимо, исполняли роли айтишников.

– Это не все залы, – выдавил шеф, скользя быстрым взглядом по изображениям.

Один из сотрудников музейной безопасности – самый тощий, с длинными светлыми волосами, – нахмурившись, что-то пробубнил по-испански, другой велел ему заткнуться. Слов Вера не поняла – только интонацию. Третий поднялся, отойдя в сторону, и обратился к начальнику.

– Да, это не все залы. На каждый экран приходится несколько, – перевел Хавьер Барко Барба.

– Выведете мне крупным планом те картинки, где располагаются женские туалеты, – попросил Эмиль.

Хавьер Барба перевел его просьбу. Тот, что встал, мигом вернулся за стол, принялся работать мышкой и щелкать по клавиатуре, бойко заговорив по-испански.

Начальник перевел:

– В здании не так много туалетов. На нулевом этаже: один возле кассы, один у Зала Муз и один у Конференц-зала. На первом этаже: у Зала Веласкеса. На втором два в левом крыле, два – в правом.

Эмиль прохаживался вдоль стола за спинами IT-специалистов, сунул руки в передние карманы джинсов, гипнотизируя мониторы. Все молчали и тоже смотрели на изображения залов, на медленно продвигающихся людей, которые замирали у картин и скульптур, приближали свои носы к пояснительным табличкам, вывешенным справа от каждой работы. Музейные смотрители в черных деловых костюмах с важным, несколько напряженным видом стояли у каждого входа в зал.

– Почему здесь так много народу? – Эмиль ткнул пальцем в нижний экран слева, на котором была круглая зала.

– Здесь висит точная копия Моны Лизы. Ее написал ученик Леонардо да Винчи под руководством своего великого учителя, – объяснил Барба. – Некоторые время, – он недобро усмехнулся, – посетители полагают, что это настоящая Мона Лиза, каким-то чудом оказавшаяся в Прадо. Одним удается перевести с испанского или английского, что это не та картина – не принадлежащая кисти да Винчи. Теряя интерес, такие тотчас покидают зал и продолжают рассматривать висящие по соседству иконы. Другие идут спрашивать у смотрителей. Иные так и не понимают, что это не та самая Мона Лиза и пя… смотрят на нее очень долго, создавая толчею.

Вера невольно взглянула на начальника музейной безопасности. Он хорошо говорил по-английски, но проявлял явные качества мизантропа и, видно, не очень жаловал посетителей Прадо. Хотя, как правило, все работники музеев не особо их любят.

– Есть еще такие места, где люди толпятся больше обычного? – бросил ему за плечо Эмиль.

– В зале Босха всегда негде яблоку упасть. Особенно с недавних пор, как в Прадо вернулся «Стог Сена». Его забирали в апреле для реставрационных работ.

У Веры подпрыгнуло сердце. Она-то знала, что триптих Иеронима Босха вовсе не для реставрационных работ увезли из музея, а для торгов. Она вспомнила, как сын главы аукционного дома Ардитис – Даниель показывал ей картину в семейном хранилище и увлеченно рассказывал о каждой миниатюре, изображенной на полотнах[15].

Вера кинула взгляд на сосредоточенно нахмуренного Эмиля, – его глаза перебегали от одного монитора к другому. Зачем он спрашивает про залы с наибольшим скоплением людей? Ведь не все они расположены рядом с женскими туалетами, где Аска могла бы натянуть черный обтягивающий костюм и маску.

– В зале Гойи, там, где висят самые мрачные работы художника, тоже всегда тесно. И у «Менин», разумеется. – Барба хмыкнул, не стараясь скрыть снобистского настроения. – Про Зал Веласкеса вы уже знаете. С одного из портретов короля Филиппа до сих пор пытаются оттереть кровавую кляксу, что оставила одна из убитых.

Вера вновь посмотрела на начальника. Ее заставила нахмуриться беспристрастность, с какой он сообщил о пятне крови и об убитой. Будто повредили манекен или куклу, а не человека убили! Он производил впечатление ужасного сноба, которому предметы искусства коллекции Прадо дороже, чем люди. Он не выказал сожаления по поводу смертей, или беспокойства, что подобный инцидент может повториться, ни разу не упомянул жертв. И изъяснялся на совершенном британском английском.

Наконец на мониторе верхнего левого экрана мелькнуло что-то темное. Угловая камера в одном из залов захватывала небольшое пространство коридора и серую дверь с табличкой «WC», у нее на секунду показалась удлиненная тень человеческой формы, но вида совершенно не характерного для человека, явившегося лицезреть экспонаты. Никто не ходит в музеи в костюме черного Человека паука!