Магические Перпендикуляры 1. Масонская карта Поволжья бесплатное чтение

Глава первая

Плохое место? Когда Вам говорят, что там, куда Вы собрались идти «плохое место», лучше прислушаться. Особенно, если добавляют при этом про пропадающих людей. В этом случае прислушайтесь обязательно. Ну, хотя бы к сведению примите, что ли. Я вот не принял. Да что там не принял – посмеялся.

Ладно бы лес или болото, а то ведь чистое поле, можно сказать. Ну, хорошо, хорошо, не поле, луг с холмами, остатки оборонительного вала и лесопосадка шириной метров десять, даже не пятнадцать. И где тут гибнуть или пропадать? Так я думал. Лёха был со мной совершенно согласен. Даже не так: Лёха и предложил туда поехать на выходные с металлоискателем. Пошукать, не оставили ли там спецом для нас какие-нибудь татаро-монгольские товарищи чего-нибудь интересного: наконечников от стрел или медальонов каких. Или может, скифы проездом ненароком монетку уронили. Нет, я, конечно, в курсе про скифов, они в другой стороне жили, просто хочется найти нечто старинное, ну, и ценное, само собой.

Во-о-от… а поскольку работы всё равно никакой не предвиделось, то почему бы и не смотаться. Тут не далеко, ста километров не будет. Опять же погода позволяет.

Короче, я по-быстрому упаковался. Не совсем как на выход, но по старой армейской привычке кое-что полезное в рюкзачок кинул, и по новой гражданской тоже. Само собой прихватил подарок судьбы – складную титановую лопату.

Подарок, потому что досталась на халяву, а судьбы, потому что нашёл. Ну, не то чтобы совсем так нашёл, просто она плохо лежала. Хороший прапорщик, а старший прапорщик – это не просто прапорщик – это ОЧЕНЬ хороший прапорщик, так вот хороший прапорщик никогда не пройдёт мимо, если что-то полезное плохо лежит. Он это что-то обязательно положит хорошо в очень надёжном месте. Где-нибудь у себя. В каптёрке, гараже, или на балконе. Я тогда очень надёжно положил её у себя на антресолях. А сейчас достал.

Сели мы в Лёхину «Приору» и покатили. Сначала по М5, потом по дорогам попроще, ближе к месту пришлось на грунтовку выйти, а под конец с полкилометра вообще по полю ехали.

Место как место, ничего плохого, гиблого или просто подозрительного на глаза не попалось. Это если не считать езду по полю. В принципе и это ничего, главное чтобы дождя не было и бомбёжки. Про бомбёжку – это такая старая армейская шутка юмора, а про дождь очень даже серьёзно: толкали мы разок машинку по такому вот полю, в четверг ни в четверг, но в аккурат после дождичка.

Собственно до самого места мы не доехали, преодолеть лесопосадку на танке ещё можно, хотя и не рекомендуется без необходимости, а на легковом автомобиле даже пробовать, и то не стоит. Вот мы и не стали. Подъехали почти вплотную к деревьям, остановились и начали разгружаться. Собственно особенно разгружать-то и нечего было: Лёха взял металлоискатель, а я лопату и оба рюкзака. Пока я приспосабливался нести свою поклажу, Лёха ушёл вперёд через посадку.

Сейчас, задним числом, я, конечно, понимаю, что именно посадкой эта лесополоса могла и не быть. Хотя, и это не факт. Слишком уж всё странно.

Пытаясь догнать Лёху, я чуток срезал – пошёл не поперёк леска, как он, а слегка наискосок. Тут-то все странности и начались. Сначала я споткнулся. Не просто споткнулся, а самым натуральным образам грохнулся мордой лица в грязь. Пока отчистился, пока посмотрел, обо что запнулся… Опаньки! Вот, зуб даю, не было тут этого бревна. Я бы заметил. А оно есть.

Вышел я из лесу и причумел. Я не увидел никакого обещанного Лёхой оборонительного вала. Но это бы ещё ничего – самого Лёху я тоже не увидел. То, что Лёхи не было – это ещё полбеды, хотя, плохо, конечно, но вот присутствие тут странной компании мужичков с лошадьми и телегами озадачивало всерьёз. Сразу же бросилась в глаза странная одежда на людях – вся какая-то под старину, а трое даже в лапти обуты. Тут кино снимают? Это уж совсем некстати. И они нам помешают, и мы им. Я огляделся в поисках съёмочной группы, но нигде никого не увидел. Хрен бы чай с ними, но где Лёха?.

Мужики тем временем плюнули на съемки, и всё своё внимание сосредоточили на мне. Я решил, не затягивая знакомство надолго, спросить про Лёху и уже уйти подальше. Поскольку персонажи выглядели абсолютно по-крестьянски, я и обратился к ним соответственно:

– Селяне, а не покажите, куда мужик в камуфляже пошёл?

– Ась? – переспросил персонаж в сапогах и окладистой бороде.

– Ну, мужик, пятнистый такой, куда пошёл? Влево? Вправо? У него ещё приблуда такая, на глушак похожа.

– Дык, эта… – протянул старовер. – Кажись, туды. – И показал куда-то себе за спину.

Глянув в указанном направлении, я на секунду увидел небо в алмазах, а потом тьма поглотила мир.

Но ненадолго. Правда, как некогда говаривал Альберт Генрихович, всё относительно. Быстро или нет, но я таки пришёл в себя. Тупая боль в затылке ясно давала понять, каким именно способом реальность мне поставили на паузу, а связанные руки и ноги позволяли примерно предположить зачем.

Даже не открывая глаз, я сообразил, что меня куда-то везут, и, судя по уровню комфорта, мог бы поклясться, что на телеге. Для дальнейшего анализа ситуации необходим был визуальный осмотр. Медленно-медленно, чтобы не привлекать лишнего внимания, я приоткрыл глаза.

Как ни странно, но никто за мной не следил. Мало того, даже рядом никого не было. То есть, конечно, были: возница и с ним ещё какой-то человек, неспешно переговариваясь, сидели на облучке. Или как там называется место, на котором обычно сидят водитель кобылы и его штурман? Да пофиг! Сидели они ко мне спиной, а меня, не особо аккуратно брошенного на дно телеги, почему-то никто не контролировал. Рискну предположить, что это из-за верёвок на руках и ногах.

Стараясь издавать поменьше шума, я посмотрел назад, в смысле, походу движения назад. За нами двигалась другая телега. Помнится, изначально я их четыре штуки насчитал, сейчас же всё могло измениться: и добавиться новые могли, и из этих какая-то отстать, или свернуть.

Ну, что же, любой ОСВОДовец Вам скажет, что спасение утопающих – это проблема самих утопающих. Именно поэтому, и от греха подальше, опять же, на помощь призывать никого не стал. Хочешь сделать хорошо – делай всё сам! И я начал процесс возвращения себе свободы действий.

Те, которые меня, её – свободы – лишили, наверняка считали, что связали меня на совесть. Возможно, с другими, да тем же Лёхой, и проканало бы… Сто-о-оп! Так, может я потому его и не увидел нигде, что он сейчас в другой такой же телеге вот так же путешествует? А это мы сейчас проверим! Не совсем сейчас, конечно, сначала развяжусь.

Вы, должно быть, решили, раз я прапорщик, так у меня пузо до колен? А поскольку ещё и старший, так аж до пола свисает? Нет, господа! В армии прапорщики не только для того, чтобы ничего лишнего на складах не валялось. Есть и такие, которые взводами командуют, гайки в рембоксах крутят, за разными пультами сидят, ну, или какими другими полезными делами заняты. И вообще, из кого, по-вашему, контрактники состоят? Из полковников что ли?

Так вот, я восемь лет тушёнку жрал не на продовольственном складе, а в лесах и горах таких мест, про которые Вам и знать не положено. В плен попадать, тьфу-тьфу-тьфу, не доводилось, но готовили меня и к такому повороту событий, так что верёвки за спиной, это мне ненадолго.

С ногами сложнее, но тут нам одна домашняя заготовочка поможет. Есть у меня в брюках кармашек, а в кармашечке ножичек, как раз на такой случай… Хха! Есть! Был! Стоп! Ну-ка, ну-ка! Нет, всё-таки есть! И это не может не радовать. Теперь главное – не делать резких движений, и вообще стараться не привлекать к себе внимание. Рано ещё. Ещё успеем, и себя показать, и других посмотреть, кто что может.

Нож хоть и канцелярский, но с верёвками справился. Правда, думаю, жизненный цикл его лезвия подошёл к концу. Ну, и ладно, свою задачу он выполнил: свободу мне вернул. Теперь осмотреться.

– Глянь-к, кажись, очухалси! – донеслось из-за… сзади, короче.

Всё! Времени на любования пейзажами мне не оставили. Резко вскакиваю. Тому, что обернулся – с ноги в репу, извощику – со второй в рыло. А чего?! Знали, на что шли! Они меня дубиной по затылку, а я им – «позвольте-извините»? Быстро башкой влево-вправо. Спереди одна телега, в ней четверо, сзади – две, в них по трое. Те, что сзади уже заметили, те, что спереди – ещё нет. Передние пусть отъедут подальше – дольше возвращаться будут. Задние ещё не остановились – соскакиваю и быстро к ним. Мешки мои у них, и лопата там же поблёскивает.

Какие-то они сонные: я уже добежал до них, а они ещё лошадь не остановили. Сходу извозчику кулаком в пятак съездил, правда, с левой, так что это ненадолго. Правой быстро хватаю лопату и бегу к последней телеге. Это чтобы все противники у меня не просто с одной стороны были, а ещё и в бой бы вступали по очереди.

Так, тут ребята попроворней – один вон уже каким-то дрыном замахивается. Это он зря: малая пехотная лопатка в Красной армии – как томагавк у команчей. Уворачиваюсь от дрына, и лопаткой ему по роже, пока плашмя, а там посмотрим.

А вот и момент истины – сабля! Та-а-ак, теперь всё встало на места, кто из ху понятно, сантименты закончились. Перехватываю лопатку поудобней. А парень-то – тот ещё фехтовальщик: размахнулся, как будто надвое разрубить меня хочет. Ага! Сейчаз! Ты не торопись, браток, я постою! Полшага влево-вперёд с полуприсядом, и я блокирую его убийственный замах встречным ударом ребром лопаты по руке. Укороченными пальцами мужик саблю удержать не смог, и она, кувыркаясь, отлетела к ногам другого. Тот не придумал ничего умнее, как наклониться и подобрать. Два быстрых шага, и сверху лопатой по затылку, только теперь уже не плашмя, а по-взрослому – уголком наступа. Этот теперь если и выживет, то не сразу. Не расслабляться! Вот тут шустрый паренёк с дубиной. Он бы, наверное, по пояс меня таким ударом в землю вогнал, только мишень ему уж очень вертлявая попалась. Порхай как бабочка, жаль как пчела! Так завещал нам великий Кассиус Марселлус Клей. Вот я и упорхнул с линии атаки и, перехватив лопату двумя руками, так ужалил этого доброхота в бочину, что тот, сдавленно вскрикнув, выронил дубину и рухнул ничком.

– Сёмка! Сынок! – в отчаяньи выкрикнул второй.

Ненависть сверкнула в его глазах, а в руках блеснул топор. Быстрым выверенным движением я удлинил лопату почти на полметра и, выполняя приём штыкового боя под названием «длинным коли», со всей силы ткнул мужика полотном прямо в кадык. Если бы передняя кромка была бы заточена, как мы в армии точили, то он бы меня сейчас с ног до головы кровью бы окатил. А так, может ещё поживёт чуток, когда оклемается. Говорить, правда, не сможет. Ну, откуда ему было знать, что черенок у моей лопаты телескопический.

От передовой телеги на помощь товарищам рысцой поспешала четвёрка бойцов, трое с дубьём, четвёртый с саблей. По ходу, главшпан.

Не вступая в затяжные переговоры, я перекинул лопату в левую руку, а правой подобрал с земли топор. Сёмкиному отцу он сейчас всё равно ни к чему. На пару секунд обретя нового хозяина, топор отправился в короткий полёт в сторону человека с саблей.

Давненько я топоров не метал ни на дальность, ни на точность, поэтому даже и не рассчитывал попасть в голову: она маленькая и твёрдая, а тело большое и мягкое. В него и целился, но без практики всё же промазал. В смысле в тело, а вот попал как раз в голову. Колени у главаря подогнулись и, опрокинувшись на спину, он как подкошенный рухнул на землю.

Трое оставшихся, видя такой поворот событий, остановились и, не сговариваясь, кинулись назад к телеге. Если у них там хотя бы одно ружьё, пусть даже и кремневое, то ко мне прямо сейчас быстрыми скачками примчится большой и толстый полярный лис.

Хрен вам! Успею! Несусь к трупу главаря, выхватываю из мёртвой руки саблю и даже успеваю сделать несколько скачков вдогонку за этой троицей, а потом понимаю: нет там у них никакого ружья. Запрыгнув в телегу, они пустили лошадёнку вскачь, спасая свои драгоценные, никому ненужные жизни.

Я остановился отдышаться, давненько я таких упражнений не делал. Сердчишко так и колотится.

Твою мать! А если Лёха у них?! Я ж их теперь ни в жизнь не догоню! Су-уки-и!!!

Ладно, вышло, как вышло. Теперь остаётся провести экспресс-допрос пленных в полевых условиях. Сколько их, кстати? Та-а-ак, было их… двое, да четверо, да два по три. Всего выходит двенадцать. Трое ушли – девять. Один двухсотый – восемь. Четверо в коме, трое в легком нокауте. И ещё этот… который воет, ну, с ним-то уж точно говорить сейчас без толку: ему не до меня, он пальцы свои сосчитать и то не сможет.

Подобрав брошенную лопату, я пошёл к той телеге, на которой меня везли, тем более что она как раз ближе всех оказалась. Прикидывая по дороге с кого там начать, я на всякий случай посматривал на остальных. Сомнения вызвал только возница со второй повозки: удар с левой у меня не такой сильный.

В это время заворочался мой конвоир, тот, что первым заметил моё «пробуждение». Значит, с него и начнём. Мельком глянув на извозчика с «моей» телеги, я всё же дошёл до следующей, водитель которой беспокоил меня больше других. Врезав ему по чайнику для верности ещё и с правой, и прихватив оба рюкзака, я вернулся к головному экипажу.

Остатками верёвки я связал бесчувственного извозчика, мало ли, вдруг с конвоиром не заладится, нужен будет запасной язык. А конвоир тем временем уже начал делать попытки подняться. Подсечка свела все достигнутые им результаты на нет, а сабля у горла ясно показала, кто хозяин положения.

– Где Лёха?

– Хто? – испуганно моргая глазами, переспросил пленник.

– Мужик в пятнистой одежде, который передо мной из леса вышел. Куда его повезли?

Допрашиваемый снова поморгал и заверил:

– Не было никого.

Я резко и больно ткнул его кончиком сабли в грудь. Он вскрикнул.

– Где он??? – заорал я. – Врать будешь – убью!

Мужик бешено завращал глазами.

– Не было никого.

Я ткнул его сильнее.

– Не было никого! Один ты был, барин! Не было с тобой никого!

– Врёшь!!! – яростно крикнул я и опять ткнул его саблей.

– Не было! Жизнью клянусь!

С другой стороны телеги, оттуда, где лежал связанный извозчик, послышались стоны. Очень хорошо.

– Вставай! – скомандовал я пленному конвоиру, тот нехотя повиновался.

Держа саблю у его горла, я подвёл его ко второму пленному и уложил в двух шагах от того на живот. Руки велел держать на затылке, ноги широко расставить в стороны. Связанный извозчик уже достаточно пришёл в себя, чтобы осознать происходящее и прийти ещё и в ужас.

Пока он не перестал меня бояться, я приставил конец сабли к филейной части конвоира и, обращаясь к извозчику произнёс:

– Где мужик в пятнистой одежде?

Тот икнул и переспросил:

– Какой мужик?

– Который из леса вышел прямо передо мной!

– Не было никого, – косясь на саблю, ответил связанный.

Это начинало злить. Для острастки я нажал на саблю – конвоир заорал. Под кончиком сабли появилось красное пятно.

– Будешь врать – я убью сначала его, – я кивнул на вопящего и извивающегося конвоира. – А потом тебя.

– Да не было никого! – заорал конвоир. – Ты, барин, один был! Никого окромя тебя не было!

– А тот бородатый сказал, что был и даже показал, куда он пошёл! – сказал я и нажал на саблю.

Конвоир заорал, а извозчик с огромными от страха глазами залепетал:

– Обманул он тебя, барин. Как есть обманул. Ты туда-то глянул, а Антип тебя эта… того… дубиной!

Чёрт! Это походило на правду, но куда делся Лёха, совершенно не объясняло. Ладно, зайдём с другой стороны:

– Кто вы и что тут делаете?

Поглядывая в сторону остальных фигурантов, я слушал перебивавших друг друга языков. По их словам выходило, что они – мирные крестьяне. Ну, это – чёрта с два! Мирные! Сабля – это же сельскохозяйственный инвентарь. Так вот эти пейзане из своей Милютовки в Балабановку четыре телеги какой-то хрени отвозили. Чтоб лихие людишки не напали, у этих имелось боевое охранение из шести человек. Демид, тот с топором в башке, являлся главным бойцом. Михайло – владелец первой сабли – его младший брат. Они раньше в какой-то сотне служили, теперь типа наёмники.

Скорость изложения материала позволяла с высокой степенью вероятности отличать ложь от правды. Ну, не готовились же они, в самом деле, к тому, что придётся на вопросы своего же пленника отвечать. Единственное, что смущало: на правду всё это не походило совсем. Наоборот, либо это чудовищный розыгрыш, либо – полный бред.

Оставался, конечно, ещё один маловероятный вариант, когда все эти старообрядцы – просто банда умалишённых. Не может нормальный вменяемый человек продолжать играть в нелепые игры с розыгрышами, видя, как убивают других «артистов» из его театра, а Демида я убил очень натурально. Но где Лёха?

Пока я их слушал, пришёл к выводу, что в первой телеге Лёхи, скорее всего, просто не хватило бы места. Там ехало четверо, а меня везли двое. Я бы на их месте второго пленника поместил бы в третью по счёту телегу, оставил бы в ней двоих, а в последней телеге у меня бы тоже четверо ехали. Тогда где он?

Напрашивался ещё один вывод совершенно неутешительный: Лёху они мочканули и бросили где-то там, где мы вышли из леса. И чё делать?

А чего это я собственно расселся и сижу? Не сижу, а стою, это к слову. Ну, тогда чего я стою? Сейчас те трое, которые в этот момент несутся по направлению к Милютовке, приведут на подмогу остальных психов или ментов, а тут такой праздник жизни. Ладно, пара минут по любому есть.

Я велел конвоиру повернуться лицом ко мне, достал телефон, включил видеозапись и, направив камеру так, чтобы в кадр попадали оба, задал вопрос, который мог, если что, проканать за отмазку:

– Зачем на меня напали?

Эти двое посматривали на телефон с интересом, но без опаски. Я бы вот занервничал, если бы меня в такой момент снимать бы начали, а эти – нет. Странно. Странно было до того момента, пока они отвечать не начали:

– Мы ж вёрст пятнадцать проехали – аккурат половина дороги. Остановились, и самим передохнуть, и лошадёнкам сенца задать. А тут ты, барин, из лесу выходишь. Думали лиходеи. Нет, глядь, а ты один. Ну, спеленали тебя, да и с собой: волостному голове сдать, можа каку деньгу за тебя даст.

Складно, вот только на смягчающие для меня не тянет.

– Значит, вы – двенадцать рыл – напали на одинокого прохожего? Так?

– Так, – закивали оба.

– Дубиной по голове нанесли ему, мне то есть, побои средней тяжести, вызвавшие потерю сознания?

Оба пялились на меня не понимающими глазами.

– Дубиной по голове меня били? – заорал я.

– Да, да, – закивали оба.

– Чё да-да? Ударили, спрашиваю?

– Антипка! Антипка, он стервец ударил! – крикнул возница.

– Это который?

– Дык, эта… утёк он.

– Связали меня верёвками. Так?

– Так, так, барин, – закивали.

– То есть не законно лишили свободы, взяли в заложники и хотели получить за меня выкуп?

Опять молчание. Я снова заорал:

– Деньги за меня получить собирались?

– Деньги собирались, – согласился извозчик.

– А ты что молчишь?! Собирался деньги за меня получить?

– Собирался, барин, – понуро кивнул конвоир.

Так, ну, уже кое-что. Надо ещё что-нибудь поувесистей:

– Саблями меня зарубить пытались?

– Это не мы! Это Мишка-поганец да Демид – брат его, – замотал головой конвоир.

– Это не мы! Это они! У нас и саблев-то нет! – поспешил заверить меня водила.

– Тот здоровый бугай, Сёмка, дубиной на меня намахивался?

Оба закивали.

– Чё киваем?! Намахивался или нет?

– Намахивался, барин.

Как они уже достали с этим барином!

– Отец его на меня с топором кидался?

– Кидался, – подтвердили оба.

Ну, вот, на необходимую самооборону уже есть, если что. Теперь сваливать пора.

– Далеко отсюда меня встретили?

– Версты три будет.

– Поехали, покажешь!

Водила осторожно поднялся и полез в телегу.

– Ты тоже! – приказал я конвоиру.

Тот, держась за истерзанную задницу, поднялся.

– Стоять! – крикнул я, заметив лежащие в телеге топор и дубинку.

Отстранив водилу, я откинул оружие к заднему борту телеги, загрузил рюкзаки и лопату, залез сам, потом сделал знак залезать и этим. Водила забрался легко, а конвойный с трудом, всем своим видом изображая страдания от адской боли в торце.

– Перьвязать бы яго, барин, – предложил извозчик, конвойный как по команде сразу же жалобно застонал.

– Не помрёт! – отрезал я. – Трогай!

Глава вторая

Ехали мы действительно километра три. Ещё метрах в двухстах от места схватки я аккуратненько выкинул и топор, и дубинку, на всякий пожарный, а водиле скомандовал поторопиться. И уже минут через пятнадцать он сообщил, что мы прибыли.

Сказать, что я узнавал местность… да не особо. Вон там метров триста влево – лесок. Ну, да, был лесок. Так ведь дальше в километре ещё какой-то. Ничего не поделаешь, других ориентиров я запомнить не успел. Хотя, нет. Вот этот холмик я всё же помнил. Водила же в свою очередь, видя мои сомнения, в качестве доказательства своей лояльности указал на следы их стоянки. Выбирать не из чего. Будем считать, что действительно здесь всё и произошло.

– Вылезайте! – скомандовал я.

Эти двое, предчувствуя недоброе, обречённо вылезли. Я велел им отойти от телеги, с понтом, чтоб не смотались, а сам, достав из кузова свой хабар, начал осматривать местность на предмет следов волочения.

Походив взад вперёд, и ничего не обнаружив, я изобразил задумчивость и, как бы «неосторожно» повернувшись к пленникам спиной, на минуту «упустил» их из виду. Те особого приглашения ждать не стали, и уже через пару секунд я услышал, как они, погоняя, что есть мочи коня, сваливают от меня на своей телеге.

«Спохватившись», я «бросился» в погоню.

– Стоять, суки! Убью нахрен! – размахивая саблей, орал я.

Пришлось даже споткнуться, а то так бы и не ушли парни. Пусть валят. Не надо им смотреть, куда я сейчас денусь. А я, поорав им вдогонку страшных проклятий, вернулся на место, осмотрел его по-быстрому ещё раз и, убедившись, что вышел из лесополосы я именно здесь, пересёк её в обратном направлении.

В глубине души я всё же надеялся найти там если не самого Лёху, то хотя бы его машину. Но не нашёл ничего. Достав из своего рюкзака бинокль, я начал осматривать местность. Вдруг Лёха пока ещё недалеко отъехал, и его удастся засечь. Бинокль у меня ещё с армии остался, он хоть с виду и маленький, но пятнадцатикратный, так что, если Лёха где-то рядом, то я его увижу. Но не увидел.

Не увидел я и ещё кой-чего. А эти вещи меняют дислокацию не так быстро, и именно по этой причине используются в качестве ориентиров. В полукилометре от лесополосы проходила линия электропередач, правда, местного значения, но всё же проходила. Раньше. Мы даже в поле съехали, когда до неё добрались. А сейчас я никак не мог разглядеть там ни одного столба. Да и не только там. Километрах в пяти имелась складка местности в виде возвышенности… Она, вроде, на месте, а столбов нет. Одно ровное поле. И что это значит? Что я ошибся, и что это не здесь?

Самое время звонить Лёхе. Идея казалась хорошей, только пока не выяснилось, что связи-то как раз и нет. От слова ВАЩЬПЕ. А ведь была. Может, эти чумоходы старообрядческие куда-то сильно далеко от цивилизации меня увезти успели? И как это узнать? А я вообще в отключке долго был? Посмотрел на время – одиннадцать сорок две. Что это даёт? Сейчас прикинем.

Здесь я минут десять-пятнадцать, так. Сюда ехали тоже минут пятнадцать, пусть двадцать. Допрос с пристрастием – минут пять-семь… Или десять? Пусть десять. Это уже минут сорок-сорок пять. Хулиганов я зачистил – это минуты три, не больше. Что ещё? Ещё меня отсюда до туда везли. Это сколько? Полчаса, вряд ли меньше, и связывали здесь, ну пускай минут десять-пятнадцать. Хотя, я бы, конечно, и за пять управился, но это я, а не они, значит, пятнадцать. Итого полтора часа. И-и-и? Мы с Лёхой сюда во сколько подъехали? И сюда ли, вообще?

Навигатор показывал отсутствие спутников. Хреново, что тут ещё скажешь. Как теперь узнать, где я сейчас нахожусь? Понятно, что нахожусь я где-то здесь. А где-то здесь – это где? Достать карту? Как это поможет? И спросить не у кого.

Я осмотрелся. Яснее не стало. Признаков жизни тоже не обнаружил. Валить надо отсюда, а то, как бы староверы с подмогой не возвернулись. И ещё не известно, что лучше, чтобы с подмогой из ментов или чтобы с подмогой из своих.

Сколько у меня есть времени? Пока они там объяснят, что случилось, пока соберутся, пока доедут. Я бы на их месте с телег на транспорт побыстрее пересел. А сколько они говорили, до их чувырловки шкондыбать? Те трое по-любому раньше успеют, но те трое не знают, куда я потом подевался, и не узнают, пока не объяснятся с этой сладкой парочкой. А вот когда объяснятся… Короче, минут на сорок я могу рассчитывать. Сорок минут быстрым шагом – это километров пять, а если рысцой, то все семь. Так, в какой стороне дорога?

Без навигатора, где Самара, где Тольятти я могу только гадать, поэтому прёмся на юго-запад, где юго-запад я и без навигатора вижу. Какая-нибудь дорога должна попасться, ну, а там уже на попутках. Дома и стены помогают. Всё, Андрей Иваныч, хватит сиськи мять, лопату в рюкзак, рюкзак за спину, ноги в руки и бегом домой! Лёха? А вот дома и разберёмся, кто кого в бою бросил.

Минут через десять впереди чуть левее показался лесок, значит, принять влево, а то в поле я как на ладони.

Сколько я уже бегу? Минут двадцать? Оглянулся: посадка, от которой я хотел бы удалиться на другой край Земли, виднелась километрах в трёх-четырёх. Остановился, достал бинокль, посмотрел. Ну, что ж, хорошо, если я их не вижу, то и они меня тоже. Привал устраивать рано, но воды пару глотков хлебнуть уже пора. Что, кстати, у Лёхи в рюкзаке?

Перейдя на шаг, я расстегнул вещмешок напарника. Бутылка с водой, термос, наверное, с кофе, планшет, повербанк к нему, футболка, контейнер с едой, дождевик. А тут в кармашке что? Ох, и ни хрена себе! Травмат! А какого икса он его в рюкзаке таскает? Даже не знаю, хорошо это или плохо? Мне с такой штукой ментам лучше не попадаться. Выбросить что ли? Лёха потом предъявит. Рискнём оставить: я пока в бегах, может и пригодиться.

Не забывая вертеть башкой по сторонам, я быстрым шагом продвигался к лесу. Обидно будет, если я сейчас ухожу от дороги, но ведь нет никаких признаков дорог ни слева, ни справа, а с линии Милютовка – Балабановка надо валить, там меня искать начнут в первую голову.

А Вы, товарищ старший прапорщик, баран бестолковый! Чего уж проще на двухвёрстной карте найти два населённых пункта, и посмотреть в какой стороне дорога?

Я остановился, присел, достал из своего рюкзака карту, пять минут добросовестно искал, однако в радиусе тридцати километров от нашей предполагаемой точки высадки ни Милютовки, ни Балабановки, на ней попросту не было. Как это понимать? А Вы, Андрей Иваныч, на ходу над этим подумать сумеете? Тогда в путь.

Чтобы неизбежной, на мой взгляд, погоне увеличить радиус поиска я снова перешёл на рысцу. Лесок приближался. До него уже пара километров, вряд ли больше.

Когда ты не хочешь, чтобы тебя нашли, отправляйся туда, где тебя не будут искать. Или туда, где искать тебя будет сложнее. Сейчас с открытого пространства мне нужно убраться в лес. Незаметно ходить по лесу меня научили ещё в армии, семнадцать лет назад. Вот я там почти девять лет этим и занимался. Не всё время, конечно, но порядочно. А потом в один прекрасный день жизнь моя круто изменилась. К сожалению, не в лучшую сторону. День тогда действительно выдался хороший, но вот вечер…

Это был отпуск, море, набережная, кафе, девушка Рита и второй день нашего с ней курортного романа. Всё шло хорошо, до тех пор, пока наш марьяж не попытались разбить. Один пиковый валет возомнил себя королём и решил указать мне на моё место в жизни, как он его представлял. Многие выходцы из бывших союзных республик изучение русского языка начинают с ненормативной лексики, типа: «Я твой рот… твой маму…» и всё такое прочее. Что отвечать в таких случаях, я знал получше него, но решил в этот раз ограничиться простым предложением заткнуться и удалиться. Не в пеший эротический тур, как он того вполне заслуживал, а в безопасное для него место – подальше от меня.

С валетом оказалось несколько шестёрок, тоже пиковых, и он отважно приказал им меня «как свыню зарэзать». Ножи себя ждать не заставили. Вот только джокер побьёт любую шестёрку, даже козырную, а джокер спецназначения побил их всех. Кроме вальта. Тот доблестно сверкая пятками, склеил ноги.

Итог той встречи – шесть ноль по очкам, и восемь лет общего режима по приговору. Полтора десятка свидетелей подтвердили, что потерпевшие начали драку сами, и убитый, кстати, тоже на нож сам спиной напоролся. И нож в это время находился в руке не у подсудимого, а у другого потерпевшего, вон у того, который на костылях.

Через четыре года, как участник боевых действий я был амнистирован. Вот только обратно в армию мне теперь путь заказан. И не только туда. А сейчас, похоже, похожий случай.

Однако, лес. Углубившись в него метров на пятьдесят, я снова из своего рюкзака достал карту, а из Лёхиного контейнер с бутербродами. Его Людка жарит отличные котлеты, а поскольку мне котлеты жарить не кому, то и нехрен Лёхиным пропадать. И, кстати, если ещё и кофе из термоса отхлебнуть, то его рюкзак, который я тащу в руках, станет немного легче.

Потратив на изучение карты минут пятнадцать, и сожрав половину продуктов приготовленных Людкой для Лёхи, я всё-таки определил своё предполагаемое местонахождение. Предполагаемое, потому что впереди в километре от меня должна проходить асфальтированная дорога. Правда, километр этот пройти нужно по лесу, ну, или крюк вёрст на пять заложить.

Заблудиться я не боялся – нет здесь лесов такого размера, а этот, судя по карте, и не лес вовсе, так лесок. Через пятнадцать минут выйду к дороге.

К дороге я вышел через десять минут. Она, в совершенном соответствии с картой, проходила сразу за лесом. Вот только никакого асфальта. Да что асфальт, она даже на обычную грунтовку походила очень слабо: узенькая колея от узеньких же колёс. А вон, кстати, и образец местного транспорта катит. Неспешным шагом ко мне приближалась запряжённая пегой лошадёнкой телега. Здесь, чё, машин вообще, что ли нет? Или это такой хитрый заповедник для староверов? Только какой-то уж больно здоровый он получается.

Пока повозка преодолевала разделявшие нас двести метров, я прикидывал, как говорить с водителем кобылы.

– Здорово, отец! – обратился я к лапотному крестьянину. – До дороги не подкинешь?

Деньги, если что, у меня были. Селянин, натянув вожжи, остановил телегу метрах в трёх от меня.

– И тебе доброго здоровьичка, барин, – не торопясь, но всё же приветливо проговорил он.

– До асфальта подбросишь?

На бородатом лице пейзанина явно читалось недоумение.

– Что баишь? Ни словечка не разобрал, – произнёс он, вежливо улыбаясь.

– До дороги, до дороги меня довези.

– Вот чудак-человек! Да вот жишь она, дорога-то! Куды я тебя повезу?

– А мне бы в Самару, отец, – нашёлся я.

Мужичок задумался.

– В Самару? Дык это тебе туды, – и он показал от себя налево и назад.

В принципе я так и предполагал, только надо-то мне не в Самару, а в Тольятти. Правда, пейзанину про это знать ни к чему. Если спросят, то он скажет, что я направлялся в Самару, там пускай и ищут. Надо его в этом вопросе укрепить:

– А как мне туда попасть?

– Дык эта… а ты по дороге туды ступай, – и он показал направление.

В России же нет дорог, одни направления, а дорога, на которую показывал он, даже на направление не тянула: так, двухсторонняя тропинка.

– Вёрст пять пройдёшь, там развилка, значится, будет. Туды и туды, – и он изобразил развилку.

– Тебя, значится, туды, – по его жестам выходило, что налево.

Отлично. Поверну направо.

– Спасибо, отец, удачи тебе, – и я бодро почапал «в Самару».

Долго ли коротко ли шагал я по пыльному телегобану, но вот вдали показались Жигулёвские горы. Верной дорогой идёте, товарищ старший прапорщик! И я поднажал: чем быстрей попаду домой, тем лучше.

Связи по-прежнему не было. От нечего делать я начал прокручивать в голове разные варианты развития событий. Главным камнем преткновения по-прежнему являлось отсутствие Лёхи.

На очередном привале я снова сверился с картой. Выходила какая-то хрень. Я уже должен был пересечь как минимум пару асфальтированных дорог, но не встретил даже грунтовых. Тем не менее, горы-то я видел, и были они на юге, значит, и шёл я в нужном направлении.

Ни хрена не понимаю.

Через пару часов движения я решил подняться, то что называется на господствующую высоту. Для этого пришлось свернуть с дороги и пройти пару вёрст полем, но оно того стоило. Я увидел Волгу. И речку со смешным названием Сок я тоже увидел. От увиденного, не то что бы колени подогнулись, но сел я прям там, где стоял.

Пару минут я просто не мог осознать открывшуюся мне картину. Достал бинокль. Хотя, то что так поразило меня можно рассмотреть и без него. В том месте, где река Сок впадает в Волгу, должен быть мост. Даже два моста, старый и новый. Но вот сейчас моста там не было. Не старого, который собирались разобрать, старый – чёрт бы чай с ним, нового, нового моста не было. Старый, новый… там вообще никакого моста не было, а при ближайшем пристальном рассмотрении, выяснялось, что моста там не было никогда.

Твою дивизию! Это что же, я в прошлое попал что ли?

Я достал термос с кофе. Жаль, что ничего покрепче нет ни у меня, ни у Лёхи. Я доел и допил Лёхины припасы, искренне полагая, что он на меня не рассердится, и постарался удержать в голове хоть какую-нибудь завалящую мыслишку.

Где я? Кто я?

Ну, положим, где я, это я знал. А вот кто я, теперь очень сильно зависело от того, когда я?

Глава третья

Причина отсутствия связи теперь ясна как день, даже примерно понятно, какого чёрта они меня тут все барином обзывали. По ходу, я действительно попал и в параллельный мир, и вообще. Когда через лесопосадку проходил, перешёл в прошлое. И с Лёхой, полагаю, тоже всё просто: я перешёл, а он – нет. А вот с планом дальнейших действий – загвоздочка. Нет его.

Время – пять доходит. Скоро вечер, а потом ночь. Заночевать в лесу? Да, нет, не стоит. Деревня рядом, вдруг кто с утра по грибы, по ягоды… Лучше уж в самой деревне. Опять же обстановку прояснить, на предмет какой сегодня век, и кто в президентах.

Ну, положим, век и угадать можно: вариантов-то немного, а именно, Самару в одна тыща пятьсот каком-то году основали, то есть в шестнадцатом веке. Хорошо. И по-моему, ближе к концу. Так что не шестнадцатый, а скорее начало семнадцатого. Но, с такой же вероятностью это может быть не начало, а конец, и не семнадцатого, а восемнадцатого, или даже девятнадцатого. Нет, конец девятнадцатого не может. Двадцатого, кстати, тоже. А почему? Двадцатый вообще не подходит, это понятно, а девятнадцатый? Что-то не так, что-то я видел такое, из-за чего решил, что девятнадцатый не подходит. Н-да!

Взглянув на небо, я попытался по солнцу определить время. К сожалению точнее, чем плюс-минус сто лет не получалось.

Сабли!

Точно!

Не должно в девятнадцатом веке крестьянство с саблями ходить, потому как порядка в девятнадцатом веке на порядок больше, чем в том же восемнадцатом, а про семнадцатый и говорить нечего. Вот почему девятнадцатый отпадает.

И чё?! Ну, отпадает девятнадцатый век, и-и-и…? Как это меняет ситуацию?

А вот как! Это означает, что нет мостов через Волгу, и я сейчас сам, своими руками залезу в мышеловку. То, что я нахожусь в двести лет назад, никак не решает проблему смертоубийства этого… как его… Демида. Просто ловить меня будут без вертолётов, пулемётов и фотороботов, вот и вся разница. Камуфляж на мне – это такая примета, что всем приметам примета: его сейчас во всём мире только один человек носит, тот который Демида убил. Куртку, конечно, можно снять, а штаны? Да и в какой футболке легче в толпе затеряться, в моей с Чаком Норрисом, или в Лёхиной с тигром? Чтобы совсем понятно было, тигр на Лёхиной футболке – это не большая полосатая кошка, а на пару секунд немецкий тяжёлый танк.

Валить надо отсюда. И не просто валить, а ВАЛИТЬ. Куда-нибудь подальше, вёрст эдак за триста, а лучше… Да! Куда валить-то? В Москву? А вдруг сейчас восемьсот двенадцатый и её скоро французы возьмут? Или, наоборот, Шестьсот Двенадцатый, и её возьмут поляки? Или Минин с Пожарским её уже отбили? О! Если так, то лучше всего и не в Москву вовсе, а в такой тихий спокойный городок – Нижний Новгород. И поближе, опять же. Вёрст семьсот-восемьсот. Это и для бешеной-то собаки не крюк, а уж мне и вовсе… За месяц дойду. По пути, правда, «концерты» давать придётся, так никто и не обещал, что легко будет.

Ладно, Нижний так Нижний, там, как никак ярмарка. Обживусь – заводик автомобильный построю – «Красное Сормово». Пошутили, Андрей Иваныч, и будет! В Нижний так в Нижний, только на другой берег-то как? Не вплавь же. Мостов нет, значит, на лодках. А где у нас лодки? Я посмотрел на Волгу: лодку можно было нанять, скорее всего, и здесь, только куда на ней плыть? На другом берегу горы.

Я снова обратился к изделию «Роскартографии». Получалось вот что: плыть надо было из Самары в Сызрань, а уж оттуда шкандыбать в Нижний. Он, кстати, как сейчас называется? Не Горький, это понятно. Да, нет, гоню, он так и назывался всегда – Нижний Новгород. Дело за малым: в Самару попасть.

А Самара, она от меня сейчас на другом берегу. Не Волги, конечно, а Сока, но его тоже как-то форсировать надо.

Где тут местные речку Сок преодолевают? Мост, спрашиваю, где? Не вплавь же, в самом деле!

Так, В Царевщине мост отсутствует. Дороги между Самарой и Тольятти ещё нет, значит, и этого моста тоже нет. Да и самого Тольятти может не быть, но это уже не важно: в Тольятти-то мне теперь и не надо совсем. Блин, как всё сложно. А Красный Яр? Красный Яр есть? Если есть, то ближайший мост там. Ага! Вы, товарищ старший прапорщик, хорошо понимаете, что в Красный Яр – это значит назад, и нормальненько так назад? И дело тут даже не в бешеных собаках, а в служебных. И портретики Ваши уже сейчас могут там на каждом заборе красоваться.

Всё верно, мост это такое место, там не затеряешься. Его и перекрыть могут. И совсем весело будет, если и там моста нет. Тогда где? Я посмотрел на карту: крюк получался знатный, ни одна бешеная собака в здравом уме не отважится. Даже если она совсем спятила.

Как быть? А сколько у нас получается, если метнуться до Красного Яра? Курвиметра у меня с собой не имелось. Как сказал бы сейчас Вася Рогов: «Я не пользуюсь. Я женатый!». Я не женатый и я пользуюсь, просто не захватил. С курвиметром я бы всю дорожку махом бы промерял, но раз уж нет его, то придётся на глаз, благо не впервой.

Так и эдак поприкинув, я получил вилочку в двадцать пять тридцать кэмэ. А вот ежели всё-таки вплавь… в этом местечке ширина у речушки метров сто, не больше. Да если и больше: речка тихая, порогов на ней нет. А срежу я вёрст пятнадцать и Красноярский блокпост. И это… время, время, всё же вечер надвигается. Ну как, там, на мосту комендантский час? Тогда совсем уж неприятно будет.

Обойдя по пути к реке пару не больших озёр, я минут через сорок вышел в нужное мне место. Прикинув, куда меня может снести течением, я прошёл чуть выше, разделся и упаковал пожитки в Лёхин дождевик из плотного полиэтилена. Получился эдакий поплавок. Ну, с богом!

Водичка бодрила. А что вы хотели?! Не май месяц! Июнь. Вышло, что на счёт течения я даже перестраховался, ну, и ладно. Вылез на берег, распаковал поплавок, кстати, ничего существенного не подмокло. Оделся. Лёхин травмат сунул во внутренний карман, подмышку и бодрым шагом двинул в областной центр. Километра через три-четыре вышел на дорогу. Не колею, а дорогу, хотя и грунтовую, конечно. До самой Самары засветло, понятное дело, не дойти, а вот есть ли смысл идти ночью? Дороги-то не освещаются, да и навигатора у меня нет. Сверну впотьмах не туда, и опять резвым сайгаком скакать взад-вперёд. Должно же, наверное, по пути какое-нибудь заведение встретиться класса мотель. Вот только денег-то у меня теперь нет. В смысле местных денег. А теми, которые есть, расплатиться, пожалуй, не выйдет. Сберкарта ещё есть, но тут вообще без вариантов. Захожу я такой на постоялый двор, а приказчик у меня и спрашивает: «Как платить изволите, барин?», а я ему: «Картой, голубчик!», а он пододвинет мне деревянные счёты, и буднично так: «Прикладывайте-с», «Пин-кодик-с не забудьте-с».

Так, развлекая самого себя, я продвигался вперёд, к городу, в котором, бывал не один десяток раз, но увижу сейчас впервые. Дорога шла на подъём, но мы – люди привычные, и не в такие горы залезали. Оп! А вот это нехорошо. Совсем нехорошо. Из-за пригорка на дорогу внезапно выехал всадник. И кустов как на грех никаких-нет. До него ещё метров триста, но он меня уже срисовал, а в чистом поле от конного пешему всё равно не уйти.

Пока я мысленно готовился к встрече, появилась ещё пара всадников, я бы даже сказал кавалеристов. Даже без бинокля было понятно, что пиджачки одинакового синего цвета – это не дань моде, а униформа. А на головах у них, зуб даю, треугоки, тоже, надо полагать, форменные. Ну, и кто это? Патруль? Конный разъезд? Или как тут эта фигня называется? Да, нет, мало их для патруля.

Словно в ответ на мои мысли, появилась повозка. Как всегда телега. В этот раз с какой-то поклажей. Так-так, а ведь эти ребята, наверно, из сопровождения, потому что кучер, или кто он там, тоже одет по форме.

Прямо отлегло. А то я уж думал всё, по мою душу. Хотя, какой на хрен по мою душу?! Как будто менты из этой чувырловки прямо вот взяли и позвонили самарским. Ага! В колокол. И ориентировку на меня с голубиной почтой послали. С фотороботом на бересте.

А я, случ-чё, кто? Бродячий комедиант? Сварщик на гастролях? Независимый археолог? Или землекоп-фрилансер? А ведь спросят. Как дать выпить, спросят. Вон уже заметили и обсуждают. А у меня и одежда не по моде, и рюкзаки нездешние, и легенда отсутствует. Даже набросков нет.

Караван тем временем вырос до шести гружёных телег, появились ещё двое верховых, в мундирах конечно, и с десяток пеших, среди тех, кстати, находились и штатские.

Трое передних всадников наддали и поскакали ко мне. Я, на всякий случай, сместился к обочине, с понтом посторонился и дорогу уступаю. Но нет, скакали именно ко мне. Ну, что ж, на крайняк травмат есть. Правда, им много не навоюешь. Значит, надо отбрехаться.

– Кто таков? – грозно вопросил, тот, что слева.

Судя по расшитости мундира галунами, скорее всего офицер. Но не главный: у того что в середине на треуголке какая-то хрень нашита. У того что слева тоже такая хрень имеется, но у центрального её просто больше.

Ладно нагнетать не будем, надо ответить, пока не разнервничался.

– Кукушкин Андрей Иваныч, в Самару иду, работы какой поискать. А вы, я смотрю, оттуда?

– Не твово ума дела, откель мы! – вмешался их третий, тот, который справа, думаю, этот сержант: одет не богато, но наглый.

– Документы есть? – поинтересовался центровой.

Искренне полагая, что показывать им паспорт, это не самая удачная идея, я решил соврать:

– Нет. Документов нет.

– Так может, ты беглый? – с наездом осведомился сержант.

– Нет, Данилыч! – осадил его центровой. – Не похож он на беглого. Вон смотри и выбрит чисто, и подстрижен.

– Одёжа у него уж больно чудная, Вашбродь, – напомнил командиру Данилыч.

А командир, выходит, действительно офицер. Младший. «Вашбродь» к младшим офицерам обращались.

– Да, – согласился «вашбродь». – Платье у него, и вправду, нелепое. И обувь. Не пойму: сапоги, не сапоги, кожаные, не кожаные… короткие, со шнуром… Никогда прежде не видел такие. Ты откуда такой взялся?

– Говорю же: в Самару иду, работу поискать.

– Работу? – переспросил центровой. – А кем работать собрался, любезный?

– Да, хоть бы и слесарем! – с лёгким намёком на вызов ответил я.

– Слесарем! – усмехнулся Данилыч. – А струмент-то твой где? Слесарь! Ну-к, покашь!

Я с готовностью извлёк из висевшего на поясе чехла свой походный мультитул, и приведя его в положение «плоскогубцы», поднял на уровень глаз и повертел так, чтобы было видно всем троим.

– Ишь ты! – Восхитился первый офицер, тот что помладше. В смысле чином помладше. Хотя, и по возрасту, наверное, тоже.

– А позволь-ка, братец, полюбопытствовать, – заинтересовался инструментом командир, и протянул руку.

Я подал ему мультитул и стал наблюдать за процессом изучения артефакта из будущего. Тот крутил его так и сяк, пооткрывал всё и, наконец, наигравшись, спросил:

– Сам сделал?

– Да, куды ему?! – возмутился таким предположением Данилыч. – Украл, поди!

Это сверхсрочник нравился мне всё меньше и меньше.

– Так, где взял-то? – уже с лёгким недоверием вопросил командир, не спеша, однако, возвращать мне инструмент.

Основной обоз уже подтянулся и, остановившись почти что рядом, ожидал решения командира. Вот так, значит? Как говорится: вечер перестаёт быть томным. Пора людям на их бестактность указать:

– А Вы, господин офицер, лошадку свою украли или сами сделали? – на пару секунд охренели все. Пока не опомнились, продолжаю: – Полагаю, всё же купили. Так ведь? Так почему же Вы не в состоянии предположить, что и кто-то другой, вроде меня, тоже не может купить себе что-либо? Инструмент или того же коня? Или всё-таки в состоянии?

– Ну, раз купил, то так и говори! – не довольно высказался командир.

Если сейчас спросит, где купил и почём, вляпаюсь.

– Ну, отчего же купил? Об заклад побились, я и выиграл! – честно признался я.

– В карты что ли? – с недоверием спросил он.

На самом деле в бильярд, но мне кажется, про это не стоит.

– В карты, – согласно кивнул я.

– В навигационные! – хохотнул офицер помладше.

Что, смешно тебе? Ну, посмейся!

– В топографические!

Он сразу сделался серьёзным, командир тоже перестал улыбаться и вкрадчиво произнёс:

– Ты говоришь так, словно знаешь, что это такое.

В наступившей тишине все присутствующие выжидающе смотрели на меня. Ну, что, а не настало ли время разыграть эту самую карту? В смысле, топографическую. Сдаётся мне, что сейчас из неё самый крепкий козырь выйдет. Небитка. Или не стоит? Слишком много вопросов появится.

– Знаю, – твёрдо ответил я.

– Да неужели? – скривился младший. – Ну, откуда ты можешь знать, какие бывают карты?

Я разозлился:

– Ты сам-то много в них понимаешь? Хочешь сказать, что запросто отличишь кредитную карту от дебетовой? Или умеешь пользоваться дисконтной? – наверное, от обилия незнакомых слов он не нашёлся с ответом сразу, и я решил добить: – Что молчишь? Да, даже и не слышал о таких, а сам уже меня в дураки записал.

– Да ты ошалел, морда! – выпалил первым пришедший в себя Данилыч. – Я вот те щас всыплю горячих! Будешь знать, как с офицером разговаривать!

Не, ну, это уже борзота!

– Слышь ты, офицер! – сказал я ему, то что называется через губу. – Смотри, как бы самому вдруг жарко не стало.

– Да я те щас… – он подъехал ближе и, достав нагайку, замахнулся.

Я не стал ждать и резко съездил его коню кулаком в нос, на всякий случай, отскочив на пару шагов. Конь, не привыкший к такому обращению, шарахнулся назад, и храбрый кавалерист свалился в дорожную пыль. Кто-то из штатских хохотнул, а вояки потянулись за оружием.

– Отставить! – выкрикнул командир. – Данилыч, ты там живой?

– Да живой, вашброть, от я ему щас задам!

– Отставить, я сказал!

– А чего он? Говорит, нешто ровню себе встретил! Оглоед!

Я сделал пару шагов в сторону, чтобы стоявший между нами конь не мешал мне смотреть в глаза Данилычу:

– А ты сам-то кто такой? А то подъехал и прямо вот так с ходу представился: я мол, Светлейший князь Меньшиков Александр Данилович, герцог Ингерманландский, курфюрст Курляндский, маркиз Чувырловский, главный маршал бронетанковых войск в сопровождении двух генералов следую в штаб Приволжско-Уральского военного округа, токма вот с дороги сбились. Нет ли у Вас, уважаемый Андрей Иваныч, с собой карты какой завалящей, на местности сориентироваться?

Данилыч стушевался, офицеры улыбались, народ веселился.

– А у Вас есть? – не переставая улыбаться, спросил командир.

– Что? – не понял я.

Он с трудом подавил улыбку и спросил по новой:

– Уважаемый Андрей Иванович, нет ли у Вас с собой карты какой завалящей? Кредитной или дебетовой? Очень, знаете, любопытно стало.

– Нет, только дисконтная.

– Покжите? – осведомился он.

– Можно и показать, – сказал я, доставая из кармана карту «Магнита». – Правда, интересного в ней мало.

Я протянул красный прямоугольник командиру, он начал её с интересом разглядывать. Младший подъехал к нему вплотную и тоже пытался что-нибудь разглядеть.

– Как ею пользоваться? – спросил командир, передав карту для изучения младшему.

– А у вас тут есть сеть магазинов «Магнит»? – поинтересовался в ответ я.

– Никогда о таком не слышал, – с достоинством ответил он.

– Тогда никак.

– Ну, а если бы вдруг? – хитро прищурился он.

Я слегка скривился, но ответил:

– Приходишь в магазин, набираешь товаров, предъявляешь карту, и тебе делают скидку, как постоянному покупателю. Всё.

– И большую скидку мне делают?

Я поморщился:

– Нет, что-то около одного процента.

– А ты и проценты разумеешь? – с недоверием в голосе поинтересовался младший.

– Сотая часть, – ответил я.

– Ты прав, – не понятно с чем, согласился командир.

– В чём? Что процент – это сотая часть любого числа? – тут же осведомился я.

– Бесполезная вещь, – сообщил он, указывая на Магнитовскую карту. – Топографическая карта, и впрямь, была бы куда как ценнее.

– Смотря, какой местности, – заметил я. – Карта Москвы и окрестностей, например, Вам сейчас вряд ли поможет.

– Карту Москвы и без нас уже нарисовали! – вмешался младший, и очень насмешливо добавил: – А ежели у тебя сыскалась бы карта всего Самарского уезда, вот это поистине ценнейшая вещь.

О как! Или он прикалывается? А сейчас узнаем:

– И во сколько бы Вы, господин офицер, не имею чести знать Вашего имени, оценили бы такую карту, ежели бы она вдруг сыскалась?

– Чё мелешь, дурак?! – снова проявился Данилыч. – Нет таких карт!

Я посмотрел на него, потом снова на младшего офицера:

– Ну, а всё же?

– Сказано же тебе: нет таких карт! – зло сказал он.

– А тебе-то откуда знать? – в моём голосе тоже добротой и не пахло.

– Оттуда, что как раз мы рисовать сей чертёж и едем! А допреж нас, никто, слышишь ты, никто их не делал!

Ну, тут он, конечно, врёт, Ремезов делал, ну, да бог с ними обоими. А вот карту пора разыгрывать:

– А если я всё-таки смогу вам в этом предприятии помочь? На какую награду могу рассчитывать?

– Помочь?! – воскликнул младший офицер. – Да ты ещё скажи, что и мензульной съёмке обучен!

– Мензульной – нет, а теодолитной – да, – не стал врать я.

– Да на что ж нам сдалась твоя тидалитная съёмка?! – возмутился младший. – Сказано тебе карту составлять едем, а карты посредством мензульной съёмки чертят. Понял?

Про мензульную съёмку я слышал: она на пару порядков проще теодолитной и, сдаётся мне, при большой нужде я смог бы ей легко обучиться, вот только надо ли? Ладно, пора разыграть карту Самарской области.

– Вы насчёт имени-отчества ничего не сказали, – напомнил я младшему.

– Алексей Николаевич, – нехотя ответил он.

– Так вот, Алексей Николаевич, тидалит, как Вы изволили выразиться, это прибор, предназначенный для измерения углов на местности, но при этом куда как более сложный, чем Ваша мензула. И, полагаю, в Вашем арсенале таковой не просто отсутствует. Вы про него и слыхом не слыхивали. Так?

– Так! – ответил за него командир. – И что с того?

– Вы… ну, не Вы, а он, – поправился я и указал на младшего, который Алексей Николаевич. – Так вот он говорил, что карта Самарской области настолько нужна, что аж цены не имеет. Это так?

– Не области, дурак, а уезда! – «поправил» Данилыч.

– Так нужна или нет? – резко выкрикнул я.

– А у тебя есть? – насторожился командир. – Или трепаться вздумал?

– Есть! – твёрдо ответил я.

– Показывай! – приказал командир.

– А Вас, как по имени-отчеству?

– Поручик Старинов Роман Елизарыч, – отрекомендовался тот.

– Так вот, Роман Елизарыч, – начал я. – Вы вот инструментик-то мой тоже полюбопытствовать попросили, да так и заиграть изволили. А он хоть и выигран, но денег, однако же, стоит. Сейчас вот карту просите, тоже, поди, забесплатно хотите? Да?

– Вы, Андрей Иванович, забываетесь! Перед Вами офицер! – гордо вскинул голову командир.

– А перед Вами – прапорщик! – и я тоже гордо вскинул голову, про старшего, правда, решил не добавлять – не поймут азияты.

Ну, не ожидал я от них такой реакции: в лицах переменились все, а Данилыч и выправку поменял.

– Отчего же сразу не представились, Андрей Иванович? – спросил поручик. – Для чего такая комедия про слесаря понадобилась?

– А оттого, господин поручик, что служба моя закончилась, и на счёт слесаря никакая это не комедия, а самая что ни наесть суровая правда жизни.

– Послушайте, но отчего же сразу слесарем? – удивился Старинов.

– А кем? – почти перебил его я.

– Разве не найдётся других применений Вашим талантам?

– Например?

– Вы давеча говорили, будто бы съёмку вести умеете.

– Доводилось.

– Так почему бы Вам не присоединиться к нашей экспедиции? Нам как раз опытный человек пригодился бы.

Предложение поручика было не лишено смысла, но… Пока я скрипел мозгами, вмешался младший:

– А карта, про которую Вы говорили, она, правда, при Вас?

– Да? – оживился поручик. – Позволите взглянуть?

Я ещё не успел ничего ответить, а он спохватился:

– И вот инструмент Ваш, возвращаю, – поспешно произнёс он, протягивая мне мой мультитул.

Я не торопясь принял из его рук инструмент, также, не говоря ни слова и никуда не спеша, сложил его и убрал в поясной чехол. Офицеры терпеливо ждали.

– Что ж, – произнёс я, наконец. – Карту показать, конечно же, можно. Только сразу предупреждаю, с ней не всё просто.

– Да что же может быть простого, с картой, которой ни у кого ещё нет? – вопросил младший, радуясь чему-то словно ребёнок.

– Вы, Алексей Николаевич, даже не представляете всей глубины своих заблуждений, – мрачно сказал я, и решительно добавил: – Только не вздумайте, господа, спрашивать, откуда она у меня!

– Её Вы тоже выиграли? – засмеялся поручик, но было видно, как ему не терпится увидеть карту.

– В шахматы, – невесело пошутил я, снимая рюкзак. – В шестицветные.

– А что бывают и такие? – удивился младший.

– Бывают, – заверил его я.

– А это у Вас что? – воскликнул он, когда я извлёк из рюкзака лопату.

– Лопата, – констатировал я, продолжая искать карту.

– Да как же ей копать?! – изумился Данилыч. – На карачках, что ли?

Я молча раздвинул телескопический черенок и воткнул полотно на четверть штыка в землю.

– Ишь ты! – восхитлся Данилыч. Остальной народ за его спиной тоже пошушукался, одобрительно цокая языками.

– Вот, извольте! – с этими словами я поднялся с колен и протянул карту поручику.

Рассматривать развёрнутую карту сидя в седле, оказалось не очень удобно, и господа офицеры сначала просто спешились, а потом, за неимением другой ровной поверхности, расстелили её прямо на земле, придавив с двух сторон шпагами от ветра, так и норовившего сдуть бесценную карту.

– На этой карте обозначены объекты, которых ещё не существует в действительности, – пояснил я на всякий случай.

– Для чего, позвольте Вас спросить? – пристально глядя на меня, спросил поручик.

Как ему объяснить, что всё это обязательно будет? Лет через… А правда, через сколько? Какой у них тут сейчас год?

– Полагаю, это перспективный план развития региона, – выкрутился я, наконец.

– Что, простите? – переспросил младший, но и поручик, похоже, тоже ожидал ответа именно на этот вопрос.

Я поводил руками в воздухе, пытаясь собрать мысли если уж не в стройные ряды, то хотя бы в кучу.

– Я и сам толком ещё не разобрался, но думаю на ней нарисовано то, что по замыслу её создателей должно здесь появиться в некоем отдалённом будущем, – сказал и облегчённо выдохнул.

Оба офицера снова углубились в изучение карты.

– Самара-то раз в двадцать больше, получается! – изумлённо воскликнул младший, ну, тот, который Алексей.

– А это что? – поручик ткнул пальцем в мою малую родину – город Тольятти.

– Я думаю, что это город, – с очень серьёзным лицом произнёс я.

– Да их тут целых три, – удивился Алексей.

Я с видом знатока возразил:

– Название одно – значит, и город один.

– А зелёное – это, надо полагать, лес? – догадался поручик.

Я решил укрепить его в этой мысли:

– Вот и я к такому же выводу пришёл.

– А вот эта рыжая линия, должно быть, дорога? – Алексей указывал на тот участок трассы Самара-Челябинск, на котором мы стояли.

Я наклонился над картой и глубокомысленно произнёс:

– Знаете, господа, сдаётся мне, что вот как раз тут, в этом самом месте мы сейчас и находимся.

Поручик, отстранившись от карты, потупился.

– А это вот, – Алексей ткнул пальцем в плотину, ту самую, которая Волжская ГЭС имени Ленина. – Уж не мост ли?

– Думаю, да, – не стал разубеждать его я.

– Да как же эдакую махину построить-то? – удивился он.

– Люди в Египте пирамиды построили, а в Риме Колизей, – напомнил я. – Так что и с мостом как-нибудь справятся.

– Да уж! – восхитился он. – Вот бы посмотреть на такое чудо света.

Поручик же, видимо не разделяя его восторга, спросил пристально глядя мне в глаза, я даже почувствовал некоторое недоверие к себе:

– И кому же пришло в голову рисовать подобную карту, да ещё столь искусно?

Очень хотелось сказать ему, нечто вроде: «Посмотри выходные данные, там написано», но вряд ли это хоть что-то прояснило бы. А вот ненужных вопросов к моей скромной персоне добавилось бы в разы. Поэтому я решил свалить всё на тех, на кого обычно сваливают все непонятки в мире и, пожав плечами сказал:

– Масонам. Кому же ещё?!

– Масоны? – по-прежнему глядя мне в глаза, повторил поручик. – Вы встречались с масонами?

Этот нелепый допрос начал мне надоедать, и я повернул разговор в другое русло:

– Поручик, Вы карту покупать будете? Если нет, то я тогда, пожалуй, дальше в Самару пойду. Там-то на неё родимую покупатель точно найдётся!

Поручик выпрямился и, изменив выражение лица на деловое, с достоинством произнёс:

– Сколько Вы за неё хотите?

Вот это другой разговор, а то масоны, масоны. А, кстати, сколько я за неё хочу?

– Ведете ли, Роман Елизарович, в своих странствиях я сильно поиздержался, но главное, как Вы должно быть понимаете, я утратил документы, – тут я сделал многозначительную паузу, давая поручику возможность, самому догадаться. – Мне бы переодеться из этой робы, – я провёл рукой по камуфляжу, – во что-нибудь более подобающее, да хотя бы в более русское, что ли. Ну, и документы восстановить. Если берётесь помочь – карта Ваша.

Поручик задумался. Посмотрел на Алексея, тот, судя по выражению лица, половину Родины готов был отдать за настоящую масонскую карту. Похоже, поручик решился:

– С одеждой особых затруднений не будет. А документы… – Вы в каком полку служить изволили?

– В отдельной пластунской бригаде! – ляпнул я первое, что пришло в голову.

Офицеры обменялись взглядами.

– Никогда о такой не слышал! – заявил Старинов.

– А кто такие пластуны, слышали? – наехал я в ответ.

– Разумеется.

– И для чего мы нужны, я надеюсь, тоже знаете? – не сбавляя нажима, продолжил я.

– Безусловно.

– Ну, а раз так, то понимать должны, что есть вещи, про которые не всем подряд рассказывают.

– Ну, раз так, то такие документы Вам только в Вашем штабе и смогут выправить.

– Роман Елизарыч, да мне бы до штаба-то хотя бы добраться, а там уж наш генерал всё как надо оформит.

– Генерал? Разве теперь бригадами генералы командуют? Бригадиров уже не хватает? – удивился Алёша.

– Алексей Николаич! – строго сказал я. – Бригада пластунская, особого, так сказать назначения, а раз так, то все чины в ней на один ранг выше. Понимать надо!

Оба офицера впечатлились. Младший подошёл к поручику и начал что-то яростно шептать ему на ухо. Их импровизированное тайное совещание прервал голос Данилыча:

– Вашброть, я извиняюсь, токма смеркатся уже! Нам бы засветло на ночлег определиться! В дому-то, чай, посподручней выйдет.

Я был с ним полностью согласен, но было одно но: пока что мы с ними направлялись в разные стороны.

Не получив никакого ответа, Данилыч продолжил:

– Тут недалече деревенька иметца, там и посудачите.

Поручик, видимо, привык к подобным проявлениям фамильярностям со стороны бывалого сержанта, потому что строить его не стал, а просто спросил:

– Недалече – это где?

– Дык вон, туды вёрст пять будет, – и он показал прямо вперёд по ходу движения их отряда. То есть в противоположном от Самары направлении.

«…Твою мать» – сказал Штирлиц и грязно выругался. Это совсем не по дороге.

– Да и Вы, господин прапорщик, засветло никуды не дойдёте, – обратился ко мне Данилыч. – Вёрст пятнадцать, почитай, ни деревень, ни постоялых дворов. А до Самары и верхами засветло не успеть. Так что Вы уж лучше с нами пожалуйте, а с утречка уж и в Самару, коль пожелаете.

В его словах была сермяжная правда и здравый смысл: мотелей здесь не было, а ночевать в поле… Да, ну, на хрен!

– Едемте с нами, Андрей Иваныч! – задорно поддержал его Алексейка. – А там за чайком, глядишь, и договоримся.

Я в принципе был уже согласен, поэтому заявил:

– От рюмки крепкого чая я и впрямь сейчас бы не отказался! Только вот что, господа… Я сегодня без малого вёрст сорок пешкодралом отмахал, нет ли где места на подводе для усталого путника?

Глава четвёртая

Как говорится: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти». Желающие могут поспорить, но я вот, к примеру, не стану, хотя ехалось мне действительно не слишком удобно. Телеги вообще не очень комфортабельный вид транспорта.

Вот так, сидя рядом с извозчиком первой телеги, я и ехал, плохо или хорошо, но ехал. По обеим сторонам от меня на своих лошадях двигались офицеры. Данилыч с парой бойцов был отослан в головной дозор метров на сто вперёд. Весь остальной караванчик, снова построившийся в походный ордер кильватерного строя, неспешно катил по пыльной просёлочной дороге Самара-Челябинск. А, кстати, у них здесь есть такая трасса или нет? Его, Челябинск, когда основали-то? Не помню. Да, что не помню?! И не знал никогда. Надо будет при случае поинтересоваться. Или не надо?

А вот господа офицеры интересовались буквально всем. Ну, я бы на их месте тоже бы непонятного персонажа вроде теперешнего меня вопросами завалил. Только Алёшеньке, вот ведь дитё малое, очень хотелось про пластунов побольше разузнать, а поручик задавал вопросы правильные: как я в этих краях оказался, что за одежда на мне, откуда у меня такие странные вещи, и вообще.

Не всегда мне, конечно, удавалось отшутиться в ответ, но я старался. А если не выходило, то обещал рассказать обо всём, когда ушей вокруг поменьше будет. Пока прокатывало. Алёшеньке же, оказавшемуся подпоручиком – лейтенантом по-нашему, нет-нет и рассказывал, коротенько, конечно же, про «пластунские» примочки, и даже пообещал показать, когда приедем, пару приёмов рукопашного боя – «ухваток» по-ихнему.

Оба офицера жутко удивились, узнав, что не все пластуны обучены верховой езде вообще, а уж, чтобы стоя в седле, галопом скакать, так и вовсе единицы. Но вот про горную подготовку, рукопашный бой одного против троих и даже пятерых, про метание ножей и топоров, про раскладную лопатку и её применение в качестве холодного оружия, слушали, раскрыв рты. Пришлось и это пообещать показать. Давненько не тренировался, но как показал сегодняшний день, руки ещё кое-что помнят.

– Вашброть, господин прапорщик, а верно ли сказывают, будто пластуны весь день под водой через соломенку дышать могут? – неожиданно для всех спросил всю дорогу молчавший возница.

– Правда, только не через соломенку, а через камыш, – ответил я и, не придумав ничего более подходящего, добавил: – В полпальца толщиной.

Извозчик разочарованно вздохнул и больше уже ничего не спрашивал.

Так мы и добрались до деревеньки. Я бы сказал, что ехали чуть больше часа. Да, так и выходит: километров пять-шесть. Не ошибся Данилыч, видать частенько бывать доводилось.

Расположились мы с господами офицерами в доме деревенского старосты. А где ещё-то? Самый большой дом. Шибко каких разносолов не было, не трактир, чай, но накормили плотно. Даже водочка сыскалась, не сорокаградусная – послабее, но и это неплохо. Собственно сорокаградусную водку Менделеев же придумал, а до него и более лёгкими версиями напитка обходились. Хотя, и более крепкие, наверняка, встречались.

Водочка, она, как известно, обладает свойством развязывать языки. Вот под эту самую водочку я и узнал у господ офицеров, кто они, откуда, куда и зачем. Болтун – находка для шпиона, а я, хоть и не шпион, а очень даже диверсант, но и на разведку сходить не прочь, тем более что сейчас от того, сколько мне всего узнать удастся, зависит, сколько я протянуть смогу. В этом мире.

Направлялись мои новые знакомые в северо-восточные земли Самарского уезда, с целью более точного размежевания с сопредельными уездами Казанской губернии, к коей, к слову сказать, относился и наш Самарский уезд. Ну, и попутно зарисовать то, что от этих границ влево-вправо на пару вёрст, для привязки к местности, так сказать. Продолжительность пребывания в тех краях и производство работ оценивалось начальством в два – два с половиной месяца. Сам же Старинов их оптимизма не разделял и полагал, что быстрее, чем за пять месяцев никак не успеть. А потому, ежели бы я примкнул к их команде, да в меру сил поспособствовал предприятию, то тогда оно может быть, конечно, месяца за три, ну, край четыре…

Я со своей стороны выдвинул предложение воспользоваться картой с планом перспективного развития региона и попросту срисовать с неё всё что нужно, но поскольку моя карта считалась масонской, то и доверия особого не вызывала: масоны – люди коварные, могли и дезу подкинуть. Я не стал себя пяткой в грудь бить и рубиться за точность «масонской» карты, просто предложил повнимательней к ней отнестись. И чуть не засыпался, сказав, что, судя по надписям, её серьёзная контора клепала, ткнув в доказательство пальцем в аббревиатуру СВ АГП, которая расшифровывалась, если я сейчас ничего не вру, как «Средневолжское аэрогеодезическое предприятие». Хорошо ещё вслух этого не успел сказать.

Поручик пьяный, пьяный, а год выпуска прочитать всё-таки сумел, и вот тут я, по совести сказать, завис основательно.

– Дак она ж старая! – выпалил он. – Пятьсот лет назад составляли. А ты говоришь точная. Да с чего ей точной-то быть, коли ей пять веков?

Я уставился на выходные данные: там русским по белому значилось, что использована картографическая основа тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Ну, да, старая, но не пятьсот же лет. Или поручик спьяну обсчитался, или это я чего-то не понимаю. Значит, пришло время глупых вопросов.

Чтобы поддатому человеку задавать «глупые» вопросы, нужно прикинуться ещё более пьяным, чем он, вот тогда если он даже что-нибудь и заподозрит, то потом всегда отбрехаться можно. Я предложил для ясности ума выпить ещё по одной.

– Чёй-то она старая? – закусывая квашеной капустой, спросил я поручика.

– Потому что вот! Пятьсот лет ей, понял? – ответил мне тот.

– Пятьсот одиннадцать! – сообщил ещё более пьяный, чем мы с поручиком Алёшенька.

– Пятьсот девять, балда! – поправил Старинов. – Считать не умеешь! – потом повернулся ко мне и, по всей видимости, ища во мне поддержки, спросил: – Сейчас какой год?

Я попытался выглядеть осоловевшим и в свою очередь поинтересовался у подпоручика:

– А какой сегодня год? Вчера пятница была… а сегодня какой?

Тот некоторое время тупо смотрел на меня, наверное, не понимал, как можно забыть год, в котором живёшь, но потом всё же выдавил из себя:

– Две тыщи чи-ты-ри-ста дивя-носто сидьмой.

Ни хрена себе! Так я, что, не в прошлое попал, а в будущее, что ли? Странненький тут у них постапокалипсис, странненький! Неожиданный такой! Стоп! А мосты тогда куда подевались? А дороги! Не могло же всё это сгинуть совсем без следа.

– Ат раждиства х-христова? – стараясь выглядеть поневменяемей, уточнил я.

– Чи-во-о-о??? – поручик удивился сильнее, чем я ожидал.

Я очень надеялся, что глаза мои в этот момент выглядели как два куска замутнённого стекла. Икнув для верности, я «пояснил» свою мысль:

– Двещи триста носта сьмой ат жтва стова?

Поручик залился громким хохотом:

– Ну, ты, братец, и напоролся! Две тысячи четыреста девяносто седьмой год от основания Рима! Хотя, тебе сейчас, поди, и вовсе без разницы! Ладно, спать давайте укладываться! Завтра рано вставать!

Я лежал на лавке и смотрел в потолок. Смотреть-то я смотрел, только в избе темень была такая, хоть топор вешай. А-а-а, нет! Хоть глаз коли, вот. Собственно я там ничего высматривать и не собирался, я думал, прокачивал ситуацию.

Значит, две тысячи четыреста девяносто, да ещё и седьмой. И не от сотворения Мира, а от сотворения Рима. И когда же его сотворили? Или создали… или как там правильно? Лет за пятьсот до нашей эры? Или раньше? Или позже? Вот уж не думал, что когда-нибудь понадобится.

По мнению господ офицеров, карта старая и потому никчёмная, надо будет их переубедить. И ещё, может быть и правда, с ними податься? С этими я уже, какой никакой контакт наладил, вроде даже нужен им для чего-то, а в той же Самаре может и не проканать. Возьмут меня… хорошо если под белы рученьки, а то ведь и за цугундер могут. Возьмут, значит, так и начнут выпытывать калёным железом, паяльников-то у них, наверное, нет… да, возьмут и спросят: «Кто ты, мил человек?», а сами иголки сапожные под ногти. А тут ещё эти, из Хацапетовки которые приспеют. «Он это, он Демидушку нашего порешил! Душегуб, нехристь, волк позорный, конь педальный!». И тогда возьмут меня снова, выведут в чистое поле, поставят лицом славянской национальности к стенке, и пустят пулю в лоб.

В плане с бегством в Нижний я теперь видел ещё один минус: там меня никто не ждал. Да меня, собственно, нигде никто не ждал. Это если не считать поручика. Что ж, давайте его посчитаем. Я ему нужен, а он мне? Мне необходимо переодеться, да и вообще внешность сменить: постричься, побриться… что ещё можно сделать? Сутулиться? Можно, наоборот, бороду отпустить. Да, это, пожалуй, лучше будет. Что ещё выдаёт во мне гостя из будущего? Будёновка и волочащийся за спиной парашют? Незнание реалий этого мира! Вот что. Как с этим бороться? Переодеться, свалить от этих и прикидываться глухонемым? Вариант.

А как бы я сам искал меня, будь я на месте тех, кто меня ищет? Если бы я встретил того мужика, у которого я дорогу спрашивал, то непременно рванул бы на всех парах в Самару. А если бы не встретил? А если бы не встретил, то… то тогда бы начал методично обшаривать все окрестности и выспрашивать население про незнакомца в пятнистой одёже.

Очень интересно! И куда податься? Завтра с утра резким движением переодеться и бегом в Нижний. Потому что тут я как на ладони. А с другой стороны, если меня сейчас будут искать в Самаре, то это не такой уж и большой городок, чтобы в нём затеряться. Не миллионник – это точно. Да ещё и денег у меня ни копья. Можно продать некоторые не особенно нужные вещи, вот только по ним, по этим вещам меня выследят ещё надёжнее. Я бы точно выследил. С другой стороны, темнее всего под пламенем свечи. Вот только стоит ли полагаться на эту псевдонародную мудрость.

Так и эдак прикидывая тёмные и светлые стороны обоих вариантов, я незаметно для себя уснул. Проснувшись поутру от шума производимого обычной суетой повседневной крестьянской жизни, я понял, что так и не решил, бежать мне от преследователей или наоборот залечь на дно. Как бы там ни было, но день уже начался, и надо было поторапливаться.

После не хитрых водных процедур у деревянной бочки, я подошёл к поручику и напомнил ему про карту и наш уговор. Тот не стал делать вид, что готовился к этому разговору, наверное, поэтому речь его показалась мне сбивчивой. В довольно размытых формулировках он попытался объяснить, что документы по всей форме он мне выписать не сможет, но после окончания экспедиции составит рапорт и подаст прошение коменданту Самары полковнику Ватулину, а ещё бы лучше повременить до Казани, и уж там губернатор точно не откажет.

Судя по тому, что господин Семихватов, губернатор Казанский, упоминался то как «светлость», то как «превосходительство», надо полагать, являлся одновременно и князем, и генералом. Получалось, что документов у меня не будет ещё долго. А что с одеждой?

– Андрей Иваныч, – начал поручик. – Я вот смотрю на Ваше платье и диву даюсь, как всё толково придумано и ладно подогнано, да и сукно не в пример нашему, не иначе европейские мастера шили?

– Ну, есть такое дело, – я не стал его разочаровывать.

– И в походе удобное?

– Не без того.

– Так отчего ж Вы его переменить-то хотите, раз удобно?

– Да оттого, дражайший Роман Елизарович, что именно в походе удобное, а в обычной жизни… – я не нашёл подходящего слова и решил использовать другой аргумент: – Да сколько ж можно в одной одежде бессменно ходить, его и постирать надо, и поберечь.

Наверное, последний пункт показался поручику самым убедительным и он согласился:

– Так и быть, подыщем чего-нибудь. А то давайте до Красного Яра повременим, село поболе этого будет. Чай и лавка какая найдётся.

Пришлось напомнить господину поручику, что согласия участвовать в его походе я всё же ещё не дал, а раз так, то давайте следующим образом: утром стулья – вечером деньги, но деньги вперёд.

– Деньги? Какие деньги? – не Старинов, ну, ещё бы, он ведь «12 стульев» не смотрел и даже не читал. – Мы с Вами про деньги не говорили.

– Так давайте поговорим. Вы же документами меня снабдить не можете, тогда хоть денег дайте.

Уж не знаю, чем именно поручик был раздосадован больше, тем, что я с ним на эту его съёмку не поеду, или тем, что оказался весьма даже меркантильным типом и возжелал презренного металла за не очень полезную карту, но он тут же погрузился в тяжкие раздумья.

– И сколько Вы за сею карту денег желаете выручить? – поинтересовался он голосом, в котором присутствовало и благородство дворянина, презирающего деньги, и само презрение к людям алчущих их.

– Как сколько?! – я и сам не знал ответа на этот вопрос, поэтому подошёл к делу серьёзно: – Сто тыщ мильёнов! Дешевле никак не могу, сударь. Никак! Хоть режьте, хоть стреляйте.

Шутка позабавила Старинова:

– Ну, а всё же? – улыбаясь спросил он.

Я задумался: с одной стороны, цен здешних я не знал, а с другой, я понятия не имел, насколько ценна может оказаться эта карта, стоящая копейки в нашем мире и существующая в этом в единственном экземпляре. И тут мне показалось, что я нашёл выход:

– Чтоб на пару недель хватило.

Теперь озадачился поручик:

– С Вашей любовью к азартным играм? Вы ведь должно быть, таким образом, и лишились большей части своего имущества? – и он упёр немигающий взгляд мне в глаза.

Что тут скажешь? Сам виноват: «Выиграл, выиграл!», только выиграл-то не шибко нужные вещи, зато необходимые проиграл. А куда ж они ещё могли деться?!

– Как я лишился своего имущества, Роман Елизарыч, я, возможно, Вам как-нибудь расскажу. Когда мы с Вами больше доверять друг другу станем. А пока Вы вольны думать, что Вам в голову взбредёт! – и я сделал оскорблённое лицо.

Препирательства наши прервало появление Данилыча:

– Вашброть, беда, – сказал он это каким-то безразличным тоном, проинформировал и всё, в известность поставил.

Мы с поручиком оба насторожились. Понятное дело, у каждого были свои причины беспокоиться.

– Что стряслось, Данилыч? – осведомился у подчинённого поручик.

– Лихие людишки в Балабановке обоз перебили.

Вот оно, началось! Валить уже надо! Щас дослушаю, что им известно, и свалю. Лишь бы этих валить не пришлось.

– Далеко отсюда? – спросил поручик.

– Отсюда вёрст, почитай, тридцать будет. Да кабы не все сорок.

– В какую сторону? – поручик превратился в настоящего командира.

– А почитай чуток через неё не пройдём.

– Что за обоз? Сильно перебили?

– Дык, эта… ехали они малой ватажкой с Милютовки, да в засаду попали, трое токмо и ушли. А коды с подмогой вернулись, тут их уже почитай всех… – Данилыч сокрушённо махнул рукой.

Так, это уже что-то новое. Засада – это, положим, про меня, а вот подмога… Никакой подмоги не было. Или он что-то путает, или…

– Откуда известно? – коротко спросил поручик.

– Дык эта… гонца в Самару за подмогой послали.

– Из Самары пришла подмога, и её перебили?! – не поверил Старинов.

– Да нет, – махнул рукой старый сержант. – Не самарских, а тех, что с Милютовки, их перебили.

Поручик помотал головой:

– Давай-ка, братец, сначала, а то я что-то ничегошеньки не понял.

Данилыч глубоко вздохнув, стал пересказывать заново:

– Значь так, мужички Милютовские по своей надобности в Балабановку ездили, а на обратном пути, стало быть, в засаду-то и угодили. Трое спаслись на телеге, да и к себе в Милютовку, лошадёнку насмерть загнали. Собрали ватажку десятка в два, да и на выручку, а токма в саму западню… тама их в акурат с полсотни злодеев и дожидалось.

– И что? Никто не выжил? – с надеждой спросил я.

– Ну, один-то утёк верхами. Прискакал в Балабановку чуть живой, токма изранитый весь, говорит, тех-то всех порешили. Ну, они, стал быть, гонца-то в Самару и снарядили, чтоб, значица, войско прислали, лихоимцев ловить. Гонец-то вчерась, попожжее нас прибыл, да уж и заночевал. А щас-ту в Самару помчалси.

– А этот, который спасся, он что говорит, кто на них напал? – спросил поручик.

– А ничё он не говорит. Помер он. Не сдюжил.

Это в корне меняет всё дело: с одной стороны, гоняются теперь не за мной, а самого меня уже и опознавать не кому, с другой стороны, где-то впереди по ходу движения экспедиции Старинова орудует банда. Не банда даже, полсотни головорезов – это против нашей-то группы, целая армия. А у меня из оружия одна лопата. В смысле, из летального оружия, травмат не в счёт – у него пули резиновые. Так много не навоюешь.

А почему это я, собственно, воевать должен? С кем и во имя чего? Кто они мне, все эти люди? В Самару надо, и жизнь как-то наладить, раз уж я теперь тут.

– Данилыч, предупреди людей: через час выступаем, – с неестественным спокойствием приказал поручик.

Старый сержант весь побледнел, но спорить не стал, козырнул и, медленно повернувшись, пошёл выполнять приказ. Поручик ещё молод, но это он командир – это он отдаёт приказы.

Он, мать его, спятил?! Куда он выступать собрался?! У него вместе с ним четырнадцать человек. Гражданские не в счёт. Там полсотни головорезов, их не победить. Ну, ему их не победить. Если бы со мной было тринадцать… да даже и десять наших ребят… вот тогда уже у бандюков не было бы шансов, но я здесь один, со мной никого. Нет моих любимых игрушек, и это не моя война.

– Поручик! – крикнул я. – Не валяйте дурака! Вы же сейчас волку в пасть лезете! Сами погибнете и людей погубите! Их там полсотни, они же вас как котят…

– Так уж и как котят? – усмехнулся подошедший Алёшка. – Мы сумеем дорого продать наши жизни, господин пластун. Не Вы один шпагу держать обучены!

На счёт шпаги, это он зря: не обучен я шпагодырству, я больше из автомата мастер и пулемёт ещё очень люблю и уважаю. Жаль, что нет у меня сейчас ни автомата, ни пулемёта, ни нормальных патронов к травмату.

– А куда Вы так торопитесь? Если всё правильно понимаю, то полковник… – я задумался, вспоминая фамилию. – Ватутин уже через пару часов будет в курсе событий.

– Ватулин, – поправил меня поручик. – Полковник Ватулин. Да, Вы правы: часа через два-три он будет оповещён о случившемся. И что с того?

Я его не понял, что значит: «И что с того?». Прикидывается что ли?

– Поручик, а что бы Вы сделали на месте полковника, узнай о том, что во вверенных Вам землях творится подобное?

– Что-что, отряд бы выслал для поимки, – недовольно ответил Старинов. – А Вы бы как-то по-другому бы поступили?

– Да в том-то и дело, что точно также бы.

– Ну, и-и-и? К чему Вы всё это?

– К тому господин поручик, что если мы все трое мыслим одинаково, то ни сегодня завтра здесь будет тот самый поисковый отряд. А раз так, то я бы как раз, командуй я геодезической партией, подождал бы до их прихода, и уже тогда бы с ними двинулся бы дальше. А не совал бы голову в петлю.

– Вы, что боитесь, господин прапорщик? – усмехнулся Алёша.

– Нет, господин подпоручик! – в тон ему ответил я. – Чего мне бояться, я же с вами не иду.

Повисла неловкая пауза, которую со свойственной командиру решительностью прервал Старинов:

– Подпоручик Раков, извольте приготовить оружие. Мы выступаем.

Алёша нехотя повиновался: вяло козырнув, он развернулся и ушёл.

– Роман Елизарыч! – я старался, чтоб слова мои прозвучали, ну, примирительно, что ли… – Роман Елизарыч, стоит ли так торопиться? Разве пара дней что-то решит, чтобы из-за этого так рисковать?

Старинов вздохнул, подошёл ко мне поближе и грустно произнёс:

– Нет у меня этой пары дней, Андрей Иваныч. Понимаешь? Нет их у меня. Кабы ты с нами пошёл, может быть, ещё и управились бы, а так… – он обречённо махнул рукой. – Снимет с меня голову Семихватов. Как пить дать, снимет.

Картинка у меня в голове никак не складывалась:

– За что с тебя князь голову должен снять? Зато, что ты с дюжиной солдат не пошёл воевать с бандой, которая неизвестно ещё во сколько раз больше? За это?

Старинов невесело рассмеялся:

– Да если б за это.

– А за что? – я всё ещё не понимал.

– Съёмку, съёмку я сделать должен. И вот ежели к сроку не успею, то непременно князь с меня голову снимет.

– И как бы я тебе в этом помог?

В поручика, вроде бы вселилась надежда:

– Ты, Андрей Иваныч, давеча говорил, будто бы какому-то виду съёмки обучен.

Я молча ждал продолжения. Поручил, похоже, понял намёк и продолжил:

– Вот ежели бы и ты с нами пошёл бы, у нас бы дело быстрее бы двигалось, и тогда, глядишь, и поспели бы.

Ах, вон, в чём дело. Ну, что ж, попробуем и эту карту разыграть:

– Если дело только за этим… – я сделал приглашающую паузу.

– За этим, за этим! – радостно закивал поручик.

– Тогда давай обсудим условия.

– Какие? – насторожился поручик.

– Здрасте, пожалуста! Что значит какие? Ты же не думал, что я забесплатно с вами пойду? Даже за простую работу и то платить надо, а тут ещё и такие осложнения, как разные банды! Сколько ты мне собираешься заплатить за работу под пулями?

Старинов немного помялся и выдал:

– Двухмесячное жалование прапорщика.

Очень хорошо! А сколько тут прапорщикам платят?

– И сколько это будет с учётом боевых?

– С учётом боевых – это как? – в свою очередь задал вопрос поручик.

И как ему объяснять?

– Роман Елизарыч, вот тебе, сколько сейчас платят? Если в месяц.

– Восемьдесят два рубля восемьдесят копеек, – я и это-то не успел запомнить, а он уже поправился: – Годовое жалование. А ежели в месяц…

– Понял я, понял. А если воевать приходится, надбавки есть?

Поручик очень удивился такой постановке вопроса:

– Так мы же не на войне. В баталиях не участвуем.

– Ясно. Ну, а мне ты, сколько собирался заплатить?

– У прапорщика годовое жалование пятьдесят семь рублей шестьдесят копеек, сам, поди, знаешь, вот и считай.

Вот совершенно без понятия много это или мало.

– Хорошо, – согласился я, не шибко понимая, на что подписываюсь. – Только давай тогда, ещё пару моментов обговорим.

– Каких?

– Я так понимаю, войска из Самары подойдут или завтра, или послезавтра, ну, так вот, давай их здесь подождём, а ты меня пока поучишь своей мензульной съёмке.

– Я тебя и на месте учить смогу, и по дороге.

– Чудак человек! – возразил я поручику. – Да нельзя нам сейчас в дорогу! А ну, как бандиты на деревню нападут? Тут-то с ними воевать не кому, кроме как нам. Понимаешь?

Старинов помолчал, глядя мне в глаза, и задал довольно провокационный, на мой взгляд, вопрос:

– А будь ты на месте их предводителя, ты бы напал на деревню, которая в тридцати верстах от сильного гарнизона?

– Будь я на его месте, я бы точно напал на небольшой обоз с малюсеньким отрядом. Вот это то, что я бы сделал обязательно. Поэтому и говорю тебе, что в сложившейся ситуации для нас правильнее сосредоточиться именно на своей задаче, а не соваться в самое пекло.

– Боишься, так и скажи, а то ситуация, задачи… – разочарованно произнёс поручик.

– Не тебе, Рома, меня в трусости упрекать! У меня и дырок-то на тушке хватает, а уж сколько я сам патронов извёл – у тебя на возу не уместится. И вот как человек бывалый, я тебе говорю: твой отряд слишком слабо экипирован для борьбы с превосходящими силами противника, тем более что это как раз они будут действовать из засады, а не мы. Так что нехрен подставляться! Придут регулярные части, пусть они и воюют, а у нас своя задача, и времени у нас на неё и без того в обрез. Да, и ещё вот что: если у нас в отряде потери будут, то дело это отнюдь не ускорит. И я тебе сейчас не про убитых, а про раненых. Их, как ты понимаешь, с места боестолкновения в тыл эвакуировать придётся, и что характерно, силами оставшихся в строю. То есть… – я сделал паузу, чтобы он мог осмыслить ситуацию.

Поручик оказался парнем неглупым, немного поразмыслив над моими словами, он произнёс:

– Пожалуй ты прав. Так как ты предлагаешь, действительно лучше. И ещё… – он выпрямился и сказал: – Я должен у Вас, господин прапорщик, просить прощения за свои необоснованные подозрения, и надеюсь, что Вы примите мои извинения.

При этом он так прикольно головой кивнул, что мне стало смешно:

– Не парься, Рома! Не ты первый.

Я вдруг подумал, что парень-то, должно быть, из штабных, повоевать не довелось, а тут только такой подходящий шанс выдался, как его сразу же обломали.

Старинов окликнул проходивших мимо Данилыча со старостой и сообщил им своё решение задержаться в деревне на пару ближайших дней. Новость явно обрадовала их обоих, Данилыч тут же поспешил донести приказ командира до подчинённых, а староста поинтересовался, не потребуется ли что-нибудь нашему отряду. Мне показалось, что за этой заботой о нас скрывается что-то ещё. Так и вышло: немного помявшись, он спросил у Старостина, не стоит ли опасаться набега лихих людишек. Подошедший Алешка, также отметив, что вопрос отнюдь непраздный, уставился на командира в ожидании ответа. Поручик оказался в явном затруднении и поступил так, как поступают в его положении все благоразумные люди – обратился за советом к бывалому, то есть ко мне.

Глава пятая

Как правильно организовать оборону посёлка в полсотни дворов силами четырнадцати бойцов? Ну, хорошо, хорошо, пятнадцати: я теперь вроде тоже в обойме. Крохотное уточнение – вокруг поля. На самом деле всё просто: нужно вдумчиво изучить карту. Так я поручику и сказал.

Попросив командира военных геодезистов, показать мне на расстеленной на столе карте, где последний раз были замечены бандформирования лихоимцев, я приступил к изложению плана. На самом деле я хорошо представлял, где это всё происходило, потому как и сам являлся участником части событий, но об этом никому из присутствующих знать пока не положено. Большую часть плана я уже придумал, но требовалось добиться понимания со стороны остальных.

Так вот, не всё сводилось к близости нашего населённого пункта к месту дислокации частей регулярной армии. Хотя, фактор, конечно, существенный. Вторым не менее существенным фактором являлась опять-таки близость, но уже к реке.

– Отец, – обратился я к старосте, также приглашённому мною на военный совет. – Скажи, реку вашу вброд, где можно перейти?

– Не, – замотал головой тот. – Токмо по мосту.

– А мост где? – на самом деле я уже знал ответ, но – конспирация.

– Дык, знамо где! В Красном Яру мост.

– А река у вас здесь широкая?

Староста почесал затылок:

– Сажён сорок, а то и поболе.

Прекрасно! Что и требовалось доказать. Форсирование реки с целью пограбить не шибко богатое селение абсолютно не целесообразно, поэтому если уж и следует ждать нападения, то со стороны Красного Яра. Но тогда у бандюков возникает соблазн прошерстить сам Красный Яр, а эта операция запросто может уполовинить отряд. Оба офицера со мной нехотя согласились. Староста всё же сомневался в правильности моего вывода. Главный использованный им аргумент звучал примерно так: «А вдруг?»

Вероятность этого самого «А вдруг», на мой взгляд, стремилась к нулю, но стоит ли переубеждать старосту? Может, лучше сыграть с ним в старинную русскую забаву – ополчение?

Мелюзгу потолковее выслали в «дальний» дозор: версты на полторы от деревни, с наказом поднимать шухер, если к деревне будут двигаться больше трёх человек одновременно. С меньшим количеством незваных гостей разобраться не сложно даже нашими скудными силами.

Сформированную из мужиков дружину отдали под начало Данилычу. Алёшенька, как первый заместитель командира сначала затребовал их себе, но напоминание о том, что толковый ефрейтор в бою трёх губернаторов стоит, несколько охладило его пыл. Опять же, мужики – это народ, а сержант, он, как не крути, ближе к народу, чем даже самый младший офицер. К слову сказать, самым младшим офицером в нашем отряде считался я, потому что в Красной Армии времён Петра Первого прапорщик – это не прапорщик, а младший лейтенант. Прапорщику же в нашем понимании здесь соответствует ПОДпрапорщик, а старших прапорщиков вообще нет. Упущение.

Чтобы хоть чем-то занять погрустневшего подпоручика, его отправили с тремя бойцами оборудовать огневую точку на околице со стороны бандоопасного направления. Собственно всё. Оставалось ждать прибытия правительственных войск, ну, или, что уж совсем, на мой взгляд, невероятно, появления тех самых лихих людишек.

Через час ожидания я предложил поручику вместе со старостой произвести осмотр укрепрайона. Взяв с собой пару бойцов из бодрствующей смены, мы двинулись на обход территории. Ничего особенного, просто деревню по периметру обошли.

Данилыч, как и положено бывалому сержанту обучал крестьян штыковому бою с применением сельскохозяйственного инвентаря: вилы, косы, цепы, мотыги. Видели несколько групп дозорных, увлечённо во что-то играющих на удалении в полверсты от деревни. И на закуску осмотрели блокпост подпоручика Ракова. Последний возводился по всем правилам фортификационного искусства. Тот факт, что строился он из какого-то подручного хлама, не играл никакой роли. Жаль только, что за самой-то дорогой в это время никто не следил. О чём я Алёшеньке ласково напомнил. Подпоручик смутился и тут же исправился. Я умилился настолько, что даже ненадолго дал ему для обозрения местности свой бинокль.

Командир также изъявил желание осмотреть территорию с применением пластунской оптики. Осматривал он её долго, надо полагать, тщательно, во всех направлениях, и даже на предмет угрозы авианалёта. Когда же, наконец, оторвавшись от редчайшего в здешних краях прибора, он с сожалением вернул его мне, я сунул его за пазуху, сделав вид, что не заметил никакого интереса к нему со стороны остальных. Ибо нехрен! А то ишь чего! Нашли игрушку!

Произведя таким образом инспекцию гарнизона, мы вернулись в расположение. Чтобы Данилыч до смерти не загонял мужичков, его отозвали для консультаций. Пейзане, воспользовавшись моментом, разбрелись кто куда. Об уровне боеготовности своих подопечных старый сержант высказался в том смысле, что в случае нападения бандюгнов на деревню, отряд добровольцев при удачном стечении обстоятельств сможет задержать продвижение противника вглубь территории на две полновесных минуты. И ещё заверил нас со Стариновым, чтобы на большее мы не рассчитывали. Доложив, Данилыч запросился к нормальным солдатам, туда где все всё понимают, и был милостиво отпущен с приказом организовать дежурство.

Старосте, который стоял рядом и всё слышал, я порекомендовал подготовить смену для полевых дозоров, ну, или хотя бы сухпай им какой-нибудь передать. Тот покивал и отправился исполнять.

Когда мы с поручиком остались вдвоём, я посчитал необходимым выяснить для себя один важный вопрос, который с утра не давал мне покоя.

– Роман Елизарыч, я смотрю, вся эта кутерьма с гражданской обороной для тебя… скажем так – непривычна? Неужели у вас никаких даже учений не было?

Его ответ меня озадачил. С другой стороны всё очень даже по-русски, а уж в армии такое сплошь и рядом – куда назначили, там и служишь. Вот и Старинов учился совсем не на мушкетёра, а как раз наоборот: человек с детства грезил морем, вот в гардемарины и поступил. Но была одна загвоздочка: в классе у парня всё очень даже ладилось, а вот в море… Лекарства-то от морской болезни так и не изобрели. Сия пикантная проблема поставила жирный крест на карьере морского офицера. Однако же изрядные познания в науках не остались невостребованными. Так Старинов вместо того, чтобы стать мичманом, стал сначала адмиралтейским прапорщиком, а потом его талант навигатора привёл юного подпоручика в кавалерию.

– То ли он Донской моряк, то ли он морской казак! Так получается? – пошутил я.

Но оказалось, что к собственно кавалерии он отношение имел довольно опосредованное: моё предположение о том, что паренёк из штабных, было не так уж далеко от истины. Прибыв к новому месту службы, Роман получил назначение в геодезическую или, как он её назвал, съёмочную экспедицию, да так в ней и остался. С тех пор он только тем и занимался, что проводил съёмки местности и составлял по ним карты. Вот такая судьба у человека. Да, и, кстати, подпоручик Раков полностью повторил его путь, только на четыре года позже.

Ну, что ж, это даже хорошо, потому что даёт мне возможность более или менее правдоподобно объяснить, почему бравый прапорщик-пластун не умеет ездить верхом и рубиться на саблях, но владеет приёмами рукопашного боя, теми самыми пластунскими ухватками, обычному фехтованию предпочитает фехтование на ножах, читает и рисует карты, а также неплохо разбирается в организации караульной службы. В нашем деле, если не знать последнего, то, как прикажите часовых-то снимать? А вообще наша главная задача – тихо прийти, тихо уйти, и лучше, чтобы никто не догадался, что мы вообще тут были. Хотя, иногда бывает нужно и по-другому: впереди всё горит, позади всё рыдает, или наоборот. По ситуации.

В коротком алаверды я наскоро примерно в таком ключе и обрисовал свою военную судьбу. Ссылаясь на жуткую секретность, я чуть не поминутно использовал недомолвки типа: «Ну, сам понимаешь!». Старинов кивал, хотя, рубь за сто, не врубался и в половину рассказанного.

Предупредив поручика, что человеку вроде меня для устранения человека вроде него необязательно иметь при себе оружие, я, тем не менее, попросил его научить меня рубиться на саблях, на всякий случай.

– Это не сабля, а шпага, – мрачно заявил военный геодезист.

– Ну, ладно, – не стал спорить я. – Тогда научи колоться на шпагах!

– Весёлый ты человек! – рассмеялся Старинов. – Всё-то тебе хиханьки да хаханьки! Всё-то время что-нибудь да подденешь! Давеча вон Данилыча как отрекомендовал! Маркиз Чувырловский! А ты знаешь, что солдаты его теперь с твоей легкой руки маршалом Танькиных войск называют?

– Танькиных? – изумился я.

– А чего ты удивляешься? Ты ведь как-то так и сказал. Ну да, ладно, хватит шутки шутить! Давай делом займёмся, а то не ровён час и впрямь лиходеи нагрянут.

И мы занялись обучением меня искусству убивать с помощью шпаги. Примерно через час я почувствовал себя достаточно подготовленным, а вошедший в раж Старинов настаивал на продолжении обучения. Сошлись на том, что если мне удастся условно убить его в условном поединке, то будет считаться, что я уже умею, и что дальше меня учить не нужно.

Используя навыки обращения с холодным оружием других типов, я победил его четыре раза подряд. На все возражения поручика о моих не регламентированных действиях, я обратил его внимание на тот факт, что мы не на олимпийских играх, и что подобные отступления от правил в бою могут существенно продлить жизнь.

– И вообще, хватит, а то вдруг война, а я уставший. Давай, наконец, уже займёмся моим переодеванием, если ты, конечно, желаешь, чтобы я поучаствовал в вашем безнадёжном деле.

– Почему безнадёжном? – обиделся Старинов.

– Дружище, а кто всё время причитает: «Не успеем! Не успеем!», я что ли?

– Так, а как же?…

– Вот и давай поторопимся! – перебил я его.

– А если тати налетят, а ты без порток?

– Рома! Если они на нас сегодня нападут, карту я тебе… подарю.

Появившаяся было после этих слов улыбка на его лице, медленно исчезла:

– Так как же ты её мне подаришь, если я тебе за неё одежду, что ты просил, отдам?

Ага! Просёк!

– Ну, ладно, не буду дарить. Пошли переодеваться!

Пока он подыскивал в своём гардеробе вещи, подходящие мне по размеру, я объяснял причину своей уверенности в том, что бандосы сюда не сунутся. И то сказать, если бы они имели достаточно сил и наглости для нападения на деревни, то давно бы уже именно так бы и поступали. Но ни о чём подобном не сообщалось. Напротив, напали они на одинокий незащищённый обоз с десятком человек невооружённых мужиков. Да и факт того, что их именно полсотни, тоже не доказан. У страха обычно глаза в бльшую сторону округляются.

– Не пойму я тебя, Андрей Иваныч, – сказал мне поручик. – То ты меня убеждаешь, что деревню нужно от нападения защищать, то напротив, уверяешь, что никто сюда и не сунется. Не понимаю! Вот честное слово, не понимаю!

– Роман Елизарыч! Дорогой ты наш, да как же тебя ещё-то остановить можно было? Ты же только что «Ура!» не кричал, в бой рвался! Ты лучше вот что скажи, как, по-твоему, кто они? Откуда взялись и что тут делают?

Старинов оторвался от своего занятия и, непонимающе глядя на меня осведомился:

– Разве есть разница, откуда они?

– Местные или пришлые?

– Не всё ли равно? Повесить мерзавцев, и дело с концом!

– Повесить – это само собой, но если они местные, то могут и здесь ещё покружить, а могут и ещё куда податься, но не далеко. Если же они пришлые, то должны уже домой собираться отваливать.

– И что?

Не понимает поручик, не понимает.

– Вот скажи мне, Роман Елизарыч, при каком раскладе они через нашу деревню пойдут?

Кажется, зацепило.

– Ты, Роман Елизарыч, на карту взгляни, мозгами влево вправо раскинь и скажи.

Поручик уставился на карту. Я решил ему подсказать:

– Если мы о них до сих пор ничего не слышали, то откуда они пришли?

Сам я думал, что это татаро-монгольские кочевники, и уже прикинул для них наиболее вероятный путь отхода. Но Старинов меня удивил, предположив, что пришли они именно оттуда, куда сейчас держит путь его экспедиция. Появился сменённый Данилычем Алёшенька. Послушав наши рассуждения, он высказал свою до жути оригинальную мыслишку. По его словам выходило, что это ни много ни мало – речные пираты, братки в стиле Стеньки Разина. Плавают ребятишки по Волге-матушке вверх-вниз и шерстят прибрежные поселения. Эта версия вполне бы сошла за правдоподобную, если бы расстояние от Волги до места описываемых событий было бы раз в пять поменьше. А так это какой-то уж очень глубокий рейд. Кроме того, близость Самарского гарнизона делала подобное мероприятие занятием крайне рискованным.

Я изложил господам офицерам свои соображения по этому поводу, аргументировав их ещё и тем, что если к облаве на этот военно-морской десант присоединится отряд из… я закашлялся и потыкал пальцем в то место на карте, где согласно масонских планов должен был быть построен серокаменный город Тольятти.

– Бахметьевский острог? – недоверчиво произнёс подпоручик. – Кого ж они на облаву отравят? Их там самих дюжины две, не боле.

Вот оно как, Михалыч! Ставрополя-на-Волге ещё нет. А это значит… это значит, что одна тысяча семьсот тридцать седьмой год у них здесь пока что не наступил. Что это нам даёт? Интересно, а Пётр Первый уже умер, или ещё правит? Как это потехничней узнать, и не подставиться? Сначала я добросовестно искал способ это выяснить, правда, в голову ничего умного так и не пришло. Мысленно махнув рукой, типа не срочно, ещё успею, я решил развлечь себя обретением новых знаний:

– Роман Елизарыч, я думаю, до обеда на нас не нападут. Давай-ка ты пока меня своей мензуркой пользоваться научишь.

– Не мензуркой, а мензулой!

– Да я знаю, прикалываюсь просто.

– Что делаешь? – нахмурился поручик.

– Шучу. Мензурка – это же такая ёмкость? Вот, у нас доктор, когда микстуры свои делал, настойки спиртовые, с её помощью спирт отмерял. И у нас шутка такая образовалась: «Доставай мензурки!», это значит: «Наливай!». Вот.

Старинов с Раковым переглянулись, и Раков спросил:

– Предлагаешь, выпить для храбрости?

– Я не трус, но я боюсь! – улыбнувшись во все тридцать два зуба, сообщил я.

Эти двое снова переглянулись. Заподозрив не ладное, я быстренько прокомментировал сказанное:

– Парни, это тоже шутка, а то ещё, чего доброго, и вправду подумаете…

Старинов посмотрел на меня как на блаженного и спросил:

– Так ты что предлагаешь сделать? Прибор достать или всё-таки выпить?

– Я бы, конечно, предложил бы достать приборы и выпить, а то вдруг без поллитры не разберёмся. Но с другой стороны, кто же с утра-то пьёт?

Офицеры согласились, что пить-то ещё рановато, но про поллитру всё же спросили. Был у нас в бригаде один капитан, любил он разные устаревшие словечки вворачивать, вот он-то и разъяснил как-то раз, что ведро, как мера объёма жидкости – это не десять литров, а двенадцать, и штоф, как его десятая часть, соответственно тоже не литр, а побольше, ну и про пузырь естественно не забыл.

– Поллитра, – говорю. – Это такая мензурка на четыре чарки водки. Выпьешь, и всё сразу понятно становится. Ясно?

– Эвон как ты завернул! – восхитился Старинов. – Без поллитры, видать, и впрямь не разобраться! Алёшка, давай доставай мензулу!

– А мензурки? – подхватил шутку Раков.

– Мензурки, Алёша, вечером. Если доживём, – ответил ему командир.

Мензула оказалась упрощённой версией теодолита, с которым я был знаком, поэтому процесс обучения надолго не затянулся. И уже к обеду я мог поклясться, что делаю всё не хуже самого Старинова. Но во всём этом присутствовал один интересный нюанс, я ещё не решил, как с ним поступить, и отложил на потом. Дело в том, что получаемые таким путём данные периодически требовалось умножать то на синус, то на косинус, а то и вовсе на тангенс измеренного угла. И мне стало интересно послушать, как же поручик собирается находить их значения. Оказалось всё просто: у него имелась тетрадь, в которой он добросовестно зафиксировал предусмотрительно исчисленные кем-то когда-то синусы, косинусы и всё остальное прочее. По сути дела – таблица Брадиса в урезанном варианте. Вот и вся разгадка. Нужно ещё будет понаблюдать за процессом арифметических действий поручика, а то, может быть, удастся как-нибудь повыгодней запродать возможности инженерного калькулятора на базе телефона. Жаль только заряжать его здесь негде, а то бы…

После обеда мы совершили плановый обход территорий, никакой угрозы предсказуемо не обнаружили. Раков изъявил желание снова занять место командира огневой точки на окраине села. Старинов милостиво разрешил. Хмурому Данилычу было предложено вместе с частью команды, которую он сам же и отберёт для ночного дежурства, лечь спать прямо сейчас. Я бы, конечно, по-другому сделал, но это я, а поручик пусть пока командует, как хочет, его же отряд, не мой. Редкий боец откажется от возможности лишний часок вздремнуть, потому как если даже солдат спит – служба всё равно идёт. Старая солдатская мудрость.

Ближе к ужину из полей вернулись последние «дозорные», не заметившие, само собой, никого желающего напасть на деревню. Данилыч выступил с предложениями по организации несения караула в тёмное время суток, и обратился за поддержкой ко мне. Сочтя их достойными одобрения, я многозначительно покивал и чуть не прыснул, вспомнив сегодняшнее: «Маршал Танькиных войск».