Стеклянные лягушки бесплатное чтение

Сто приседаний

Маше Голубцовой почти одиннадцать лет, и она ни в чём не виновата. Так она и сказала.

– Гулька сама виновата! Она мне специально под ноги упала!

– Как это – сама? – спрашивает Ольга Дмитриевна. – Сама тебе под ноги бросилась?

– Это она нарочно! Специально так! Я уже не успела ногу убрать, вот и получилось, будто я ей по лицу ногой!

А Гулька сидит, держится за лоб, хотя ей бы надо бежать, искать чего-нибудь холодного, чтобы приложить к ушибу. Синяк ведь будет! Она молчит, хлюпает носом, подбородок дрожит. Но не ждите, что она заплачет, нипочём не дождётесь.

– Я тоже, между прочим, ударилась! – продолжает Маша. – О землю. И мячом ещё прилетело. Я его не трогала! То есть не специально, он сам мне о ладонь ударился. Так что штрафной вы зря назначили.

– Будешь спорить – вообще тебя с поля удалю, – говорит ей тренер, – за неспортивное поведение. Всё, продолжается игра! – и она захлопала в ладоши, потом дунула в свисток. Все стали расходиться, только Гулька сидит и всё трогает свой лоб, трёт его ладонью. Маша подала руку, но Гулька оттолкнула её, встала сама.

– Тоже ведь неспортивно, – буркнула под нос Маша и отправилась на свою половину поля. Девчонки смотрели сердито, а Дашка вообще показала издалека кулак. Спортивно ли вот так кулаками угрожать? Конечно, сейчас все решат, что они из-за этого дурацкого столкновения проиграли. Ничего ещё не проиграли, может быть, случится чудо и им не забьют этот штрафной?

Но чуда не случилось, Настасья пропустила мяч, им забили гол, который всё решил, проиграли.

В раздевалке все только и говорили о том, что Маша во всём виновата, а она опять кричала, что нет, не виновата, это арбитр неправ, разбирайтесь с ним, а меня не трогайте.

– Девочки, – зашла в раздевалку Ольга Дмитриевна, – что за гам? Умейте проигрывать, – посмотрела на Машу, – Голубцова, с тобой отдельно поговорим, – и ушла.

Сразу наступила тишина. Ну всё, скоро Машу выгонят из команды. Когда тренер вот так кого-то вызывает, обычно этот кто-то недолго остаётся в секции, уходит. Что уж там Ольга Дмитриевна говорит, какие слова, неизвестно. Но ещё никто не задерживался после таких разговоров с тренером.

– Выгонит тебя, – сказала Настасья.

– Посмотрим, – сказала Маша, – может, и нет.

– Не выгонит, – сказала Гулька. – Она же лучший игрок.

– Ну уж лучший, – сказала на это Настасья Веселова.

У Гульки на лбу была здоровенная шишка. Это только на играх девчонки делятся на две команды, но вообще-то они все из одной, «Родины».

– Ладно, девчонки, я пошла, – сказала Маша, когда оделась. – Не поминайте лихом, что ли.

И ушла. Время идти домой, но никто и не двинулся с места в этот пятничный вечер. Все ждали Машу, девчонку, которая так играет в футбол, что пацаны из мужской «Родины» ей завидуют.

– Что это было? – спросила Ольга Дмитриевна, как только Маша зашла в тренерскую.

– Я не виновата! – крикнула Маша.

– Тихо, тихо, – сказала тренер. – Тихо. Не виновата она. Кто Гульнаре шишку посадил? Сама, что ли?

– Ну, – сказала Маша, – это же спорт.

– Спорт, конечно, спорт, но вот завтра, ладно, в понедельник, её мать придёт ко мне, что я буду говорить? Гуля сама под твои ноги голову подставила? Сама упала?

– Она поскользнулась, дождь ведь перед игрой прошёл. А с понедельника мы же в зале?

– Какая ты! На всё ответ есть.

– Никто не застрахован, – сказала Маша. – У нас ни у кого шиповок нет, вот и падаем посреди игры. Были бы бутсы, было бы лучше.

– Бутсы-бутсы. Плешь мне уже своими бутсами проела. Иди. Сто приседаний с тебя!

Маша поскорее выскочила за дверь.

– Всё, что ли? – встретили её девчонки. – Чего так быстро? Что сказали? Тебя выгнали? – они спрашивали. Маша молчала, ждала тишины.

– Бутсы купят, – сказала Маша, когда всё стало тихо, – вот увидите, купят. И тогда никто не будет падать после дождя.

– Ну ты даёшь! – сказала Плотникова. – И что, она тебя не выгнала?

– Что сказала-то? – спросила Настасья.

– Сто приседов! – сказала Маша.

– Ну ты даёшь! – повторила Плотникова.

Новые постояльцы

Мама ушла на кладбище, к деду, а Машу не взяла. Маша, когда узнала, просила подождать её там.

– Я оденусь – и тут же прибегу, – сказала она по телефону. Маша правда быстро прибежала, посидела рядом с дедовой могилой, потом прошла к прабабушкам. Прадедушек не было, они погибли в войну и похоронены где-то далеко, там, где сражались.

– Они точно похоронены? – спрашивала Маша маму каждый раз. Недавно в школе им рассказывали, что во время войны после боёв не всех успевали похоронить.

– Точно, – говорила мама, дома доставала из секретера шкатулку и показывала Маше похоронки.

– Хорошо, – говорила Маша, – хорошо, что похоронили. Плохо хорошему человеку без могилы, правда? А они ведь хорошие. Правда?

Мама кивала головой: правда.

– Что ты меня не взяла? – спросила Маша, когда они уже выходили с кладбища.

– Да я быстро думала сходить – раз, и всё.

– Знаешь ведь, что мне тоже надо.

– Господи, да зачем тебе это надо? – каждый раз спрашивала мама, будто забывала, что Маша отвечает всегда одно и то же:

– Хорошие люди, всегда полезно повидаться с хорошими людьми, правда?

Мама, конечно, отвечала, что правда, хорошо повидаться с хорошими людьми, но ради этого не стоит пропускать тренировки или откладывать приготовление уроков, например. Кладбище – вот оно, никуда не уйдёт, а время пропустишь – потом не догонишь.

– Иди домой, – сказала мама, – а я на работу, опаздываю уже. Сегодня должны новые постояльцы приехать.

– О, давай я с тобой!

– Нет уж, если бы не кладбище, ещё бы подумала. А так – топай домой, учись. Завтра в школу.

Маша чуть не ответила, что опять приходится учиться, как трудно жить детям, но смолчала. Всё равно мама ответит всё то же: надо учиться, чтобы потом уехать из Лузы. Что тут делать нечего теперь, надо искать удачу в Кирове, например, или вообще в Москве. Мама сама когда-то работала химиком на лесозаводе. Но потом завод купили какие-то люди, стали сокращать производство, увольнять людей, и маму тоже сократили, уволили. И теперь она работает в гостинице, в которой мало кто живёт.

Мама пришла в гостиницу, успела застелить кровати в двух номерах свежим бельём, протереть от пыли мебель. Потом отправилась гладить бельё, которое вчера постирали, а сегодня оно высохло. Всё у неё было на месте, утюг работал, бельё пахло свежестью. Порошок – определяла она по запаху. За годы работы химиком она совершенно точно понимала, где пахнет порошком, а где бельё по-настоящему висело на воздухе и теперь пахнет, как ветер.

В две комнаты заселились двое мужчин. Один совсем молодой, худой, со звонким голосом. Другой немного старше, лысый, неторопливый. Оба они заполняли анкеты на первом этаже, прежде чем поселиться. Мама увидела их, когда проходила мимо в прачечную.

– У вас будет номер двести пятнадцать, – говорила Леночка, сегодняшняя администратор, – а у вас – двести тринадцать, через комнату друг от друга.

– Хорошо! – сказал молодой, взял ключ и пошёл к лестнице.

– Хорошо, – сказал тот, что постарше, тоже взял ключ и отправился на второй этаж, хромая на правую ногу, потом как будто что-то вспомнил, остановился, спросил: – А лифт у вас есть?

– Да, пожалуйста, налево, – сказала Леночка, не глядя на него.

Когда мама шла обратно, остановилась спросить у Леночки, откуда постояльцы.

– Сейчас, – сказала администратор, посмотрела их анкеты, ответила: – Из Кирова оба, пишут, что в командировку.

– Интересно.

Встреча Чистякова

В полвосьмого позвонила Плотникова. Понятно зачем.

– Голубцова, – сказала она, – на вокзал идёшь?

Голубцова! Эля никого не называла по имени, разве что учителей и тренера. Поэтому и её все звали тоже по фамилии.

– Голбец, – отозвалась Маша, – сколько тебе повторять?

– Какой Голбец ещё? – спросила Плотникова, она почему-то тяжело дышала, будто бежит куда-то. – На вокзал-то идёшь, нет? Погнали!

– Слушай, ты математику сделала? Я что-то ещё не садилась.

– Здрассьте! А чем занималась в выхи? Там ерунда, быстро сделаешь, погнали?

– Да мы на кладбище с мамой были, потом я, короче, не сделала ещё. Давай сходи, расскажешь потом.

– Здрассьте, – снова сказала Плотникова, – и что там нового, на кладбище, интересно? Слушай, выходи, поговорим нормально. Тем более сегодня Чистяков должен приехать. Завтра на треньку придёт, Ольга Дмитна сказала. Не слышала?

– Это какой Чистяков? Тот самый, что ли? Сам?

– Господи боже мой, много ты знаешь Чистяковых? Сам, конечно.

– Ладно, – сказала Маша, – погнали. Тебя отпустили, что ли?

– Зачем, я маме сказала, что к тебе иду. Во двор. Погулять как бы. Открывай, я уже у двери.

– Ну ты даёшь, – сказала Маша, когда увидела Плотникову, – а я думаю, бежишь, что ли? А как ты в подъезд вошла? Ты же не звонила.

– Да входил кто-то, давай быстрее, поезд уже скоро.

– Может, он не на поезде приедет, на автобусе?

– На автобусе, на поезде… Какая разница? Пойдём проверим.

– Проверим, проверим, – сказала Маша, запрыгнула в пальто, забралась в ботинки – вышли. Сначала молча шли, потом Маша сказала:

– Хорошо, мама сегодня на работе, она бы не отпустила без математики никуда. О, кстати, она сказала, к ним сегодня постояльцы приезжают. Двое вроде. Может, один из них – Чистяков. Как его зовут, кстати?

– Вадим Никитич, неграмотная. А кто второй?

– Может, с ним кто. Мама придёт, спрошу.

На вокзале было людно, как всегда перед кировским поездом. Маша с Плотниковой сразу увидели своих, из команды «Родина». Гульки только не было, наверно, не захотела с такой шишкой являться.

– Привет! – закричала Плотникова так, что полвокзала на неё оглянулось. Вот она всегда так, то молчит, то как крикнет. Хоть стой, хоть падай.

– Скоро ли, скоро ли? – говорила Настасья и немного подпрыгивала на месте. – Когда он приедет уже?

Глядя на неё, Маша тоже начала подпрыгивать. И вот объявили поезд. Всех как будто слизнуло волной – вот были люди на вокзале, а вот их нет, все на перроне. И так – каждый день, вот уже сто лет. Каждый день люди для чего-то приходят встречать этот поезд, да и друг друга по-видать. Каждый день поезд приезжает, кто-то из него выходит, кто-то заходит. Тот, кто приезжает впервые, удивляется, как много людей на перроне. Вроде бы маленький городок, а смотри, сколько народу. И это только на вокзале, а что же в городе? Но потом они идут в город – и он оказывается пустым. Ещё бы – кто-то на вокзале, а кто-то дома давно, по вечерам тут не принято нигде гулять. Разве что на вокзале.

«Родина» смотрела на приезжих во все глаза. Но из вагонов выходили какие-то обыкновенные люди, совсем не похожие на спортсменов, а похожие на местных, которые откуда-то издалека возвращаются домой. Так оно и было, большинство пассажиров – это были местные жители, которые возвращались из Кирова. Кого-то встречали родственники, шумно здоровались, обнимались.

– Смотри, Ольга тут! – зашептала Настасья. – Чистякова ждёт, точно.

Всей команде было уже известно о приезде лучшего областного тренера Чистякова, только вот Маша почему-то эту информацию пропустила. Хорошо, что Плотникова вытянула её из дома. А то она так бы и не знала ничего до завтра.

Поезд стоит в Лузе только десять минут. За это время одним пассажирам надо успеть выйти, другим – зайти. А тем, кто встречает, – увидеть своих. Но как тут увидишь, если не знаешь, как человек выглядит?

Перрон постепенно пустел, пустел. И скоро не осталось никого, кроме «Родины» и Ольги Дмитриевны. Она позвонила кому-то, и девчонки столпились тесно вокруг неё.

– Вадим Никитич, – говорила она, – вы приехали? Я вас на перроне жду. Как на автобусе? А-а, ещё днём. Так вы в гостинице? В какой? Как на вокзале? Зачем? А-а, ну да, да, тут действительно лучше всего. Ну, приятного аппетита. Да, да. Тогда до завтра, да. Давайте.

И нажала отбой.

– Зря ждали, – сказала Ольга Дмитриевна, – он на автобусе днём приехал. А сейчас ужинает на вокзале. Идите домой, девочки. Завтра увидимся.

Можно идти домой двумя путями. С перрона сразу спуститься в город на Вокзальную площадь или пройти через здание вокзала. Все, конечно, пошли через вокзал. Мало того – каждая футболистка немного замедляла шаг, когда проходила мимо ресторана. Дверь была открыта, и можно было увидеть, кто там сидит.

– Сидит, – пискнула Сонечка, – у окна!

И все, кто проходил после Сони, смотрели, кто сидит у окна. И шли довольные дальше. Маша тоже замедлилась возле ресторана. Он был полупустым, а за столом у окна сидели двое мужчин – и мама. Маша быстро отвернулась и ускорила шаг.

– Видела? – спросила её на улице Плотникова. – Сидит такой.

– Не знаю, – ответила Маша, – может быть.

Ужин на вокзале

В гостинице «Луза» поселились два тренера по футболу. Фамилия молодого тренера была Мышкин, а того, что постарше, – Чистяков. Они приехали почти вечером, часов в пять. Поселились в гостинице, каждый в своём номере, сходили в душ, поскучали. Мышкин спустился в буфет, взял чаю с капустным пирогом и пошёл к администратору.

– Мужчина, куда вы со стаканом? – побежала за ним буфетчица. – Верните стакан!

– А где у вас ужинают?

– Пирогов ещё возьмите, вот и ужин, – ответила буфетчица по имени Варвара Матвеевна.

– Мне бы горяченького.

– На вокзал сходите. Или вот в «Рассвете», через дорогу, но они скоро закроются.

– Спасибо, – сказал Мышкин, залпом выпил чай и отдал стакан буфетчице.

Через полчаса оба тренера в одинаковой спортивной одежде стояли рядом со стойкой администратора. Мимо проходила Нина Васильевна. Мышкин с Чистяковым уговорили её проводить их к вокзалу.

– Я сто лет не был в Лузе, – сказал Чистяков.

От гостиницы до вокзала они шли недолго, минут десять.

– Вот, – сказала Нина Васильевна, – заходите на вокзал, а там сразу направо ресторан. Готовят лучше всех в городе.

– Подождите, – сказал Мышкин, – мы так не договаривались.

– Да, поужинайте с нами, – попросил Чистяков.

– Что вы, я дома. С дочкой поужинаю.

– Большая дочка? – спросил Чистяков.

– Одиннадцать скоро.

– Ничего, сама поужинает! – сказал Мышкин. – Не маленькая. А вы – с нами.

– Ну ладно, – сказала Нина Васильевна.

Официант быстро принёс им меню и долго стоял над душой, пока все выбирали, что заказать.

– Что посоветуете? – спросил Мышкин.

– Индейку с клюквенным соусом, – ответил официант.

– Пожалуй, – сказал Мышкин, – и рис.

– А я люблю чего попроще, – сказал Чистяков и заказал пюре с котлетой. Себе и Нине Васильевне.

– Спасибо, – сказала она, – я и сама могла бы.

– Понимаете, – объяснил Мышкин, – Вадим Никитич думает, что он всё решает самостоятельно. Особенно по воскресеньям.

– Да-да, – сказал Чистяков, – кушайте на здоровье.

– Понятно, – сказала Нина Васильевна. – Спасибо. А я по воскресеньям сама за ужин расплачиваюсь.

– Один – ноль в мои ворота, – сказал Чистяков. А Мышкин сказал:

– Браво, Нина Васильевна.

Ужинали в молчании. В ресторане было тихо, а вот на вокзале становилось всё шумнее. Потом разом всё смолкло.

– Поезд пришёл, – сказала Нина Васильевна.

– Вы спиной, что ли, видите? – спросил Чистяков.

– Просто знаю, – ответила она. – Все на перрон пошли.

– Мы должны были на поезде приехать, – сказал Мышкин, – но потом передумали. Автобусом быстрее.

После нескольких минут тишины на вокзале снова стало шумно. У Чистякова зазвонил телефон. Он поговорил, объяснил, что ещё днём приехал на автобусе, а сейчас ужинает на вокзале.

– Давайте, до завтра, – сказал он и нажал отбой.

– Ждут? – спросил Мышкин.

– Женская команда, – объяснил Чистяков. – Хотели встретить.

– Я завтра приду на тренировку, – вдруг сказала Нина Васильевна.

– Зачем это ещё? – спросил Чистяков.

– Меня позвали, Ольга Дмитриевна, – объяснила Нина Васильевна, – у меня дочка в «Родине».

– Это та, которой почти одиннадцать? – спросил Мышкин. Нина Васильевна кивнула. Чистяков хмыкнул.

– Посторонние на тренировке, – сказал он, – как-то это… Зачем?

– Я одним глазком, – сказала Нина Васильевна.

Встала, выложила на стол деньги за ужин и ушла.

Тренировка с Чистяковым

Не поймёшь, как мама у Маши, Нина Васильевна, работает, какой у неё график. То два дня через два, то сутки через трое. Вчера вот в середине дня на кладбище успела побывать, а сегодня вскочила ни свет ни заря, собирается. И Машу будит. Маша, как глаза открыла, тут же хотела спросить, с кем это мама вчера в ресторане была. Но не говорит ничего: мама не разрешает ей на вокзал ходить. Но мама сама вдруг спросила:

– А ты что, не была вчера на вокзале?

– Зачем это? – говорит Маша.

– А я видела много ваших на вокзале и ещё и Ольгу Дмитриевну. Встречали кого-то.

– А ты что делала на вокзале? – Маша спрашивает.

– А я, – отвечает мама, а сама перед зеркалом крутится, – провожала туда наших новых постояльцев. Между прочим, футболистов. Они спросили, где можно поужинать, а у нас лучше всего, сама знаешь, на вокзале кормят. Вот я их и повела.

– Сами, что ли, добраться не могли? – спрашивает Маша. – Не маленькие же.

– Ну они же гости, Маша. Попросили проводить, я не стала отказываться. И меня ещё угостили.

– Чем? – спрашивает Маша, а сама всё в кровати лежит, не встаёт.

– Так, – сказала мама уже другим голосом, – или ты сейчас встанешь, или я сегодня к тебе на тренировку приду. А?

– О нет! – сказала Маша и выбралась из-под одеяла.

– А что? Меня пригласили, между прочим.

– Чистяков? Это с ним ты на вокзале была?

– Чистяков, – мама отвечает, – а второй – Мышкин. Да, точно, Мышкин. Молодой такой. Оба звали. Один на мужскую тренировку, один – на вашу. Ну так что, приду?

И она выскочила за дверь.

– О нет! Мама на тренировке! – сказала Маша и пошла умываться.

Вечером мама в самом деле пришла на треньку. И не только она. Оказывается, тренер обзвонила всех родителей, сказала, что будет день открытых дверей. А кто не любит день открытых дверей – все его любят. Нина Васильевна старалась быть не очень заметной, сидела на самом верху, не спускалась вниз, к другим родителям, но Ольга Дмитриевна всё равно то и дело кричала Маше:

– Соберись! Не отвлекайся! Что происходит?

Маша сама бы не могла сказать, что происходит. Наверняка что-то непоправимое. Чистяков явно не позовёт её ни в сборную, ни в школу олимпийского резерва. Зачем ему такие, которые отвлекаются на родителей на трибуне? Но, сказать правду, все сегодня играли как какие-то новички.

– Как будто первый раз поле видите! – кричала им Ольга Дмитриевна.

– Давайте я, – предложил ей Чистяков, свистнул в свой свисток, скомандовал общее построение. Все встали.

– Ребята! – сказал он.

– Мы девочки! – сказала тихо Плотникова. Вадим Никитич посмотрел пристально на неё.

– Девчата, хорошо, – снова начал он, – я знаю, что вы неплохая команда, я помню ваше выступление в прошлом году на области, там вы, конечно, не очень справились, но были ценные моменты, были! Я даже помню некоторые фамилии, – тут он достал из кармана бумажку, развернул её: – Плотникова, Голубцова…

– Голбец, – сказала Маша, наверно, ещё тише, чем до этого Плотникова. Вадим Никитич не обратил внимания на это, он продолжал: – Башкирова, Кунак, Веселова. Видите? Я запомнил! Но то, что вы показываете сегодня, – это просто ах! Так не бывает!

Родители тоже хотели послушать, что говорит кировский тренер. Они подошли к девчонкам.

– Бывает, – вдруг сказал папа Гули, он часто приходил на тренировки, и его все знали, – они всегда так на тренировке, хуже играют, чем на соревнованиях.

Чистяков замолчал. Хотел что-то сказать, но передумал. А Гулин папа продолжал:

– Ольге Дмитриевне, конечно, не позавидуешь. Иной раз думаешь: как она с ними поедет? Как они будут играть? Ничего, играют.

– Так, – сказал Чистяков, – так, – сказал Вадим Никитич, – почему на поле посторонние? У вас что, день открытых дверей?

– Ну да, – ответил папа Гули Башкировой, – день открытых дверей. Бахир Годенович, здравствуйте! – он протянул руку тренеру. Тот пожал её.

– Так вот, – сказал Вадим Никитич, – все посторонние должны покинуть поле. Остаются только игроки женской «Родины»! Сколько до конца тренировки?

– Десять минут, – сказала Ольга Дмитриевна.

– Вы тоже пока посидите там, на скамейке запасных, – сказал ей Чистяков. – Итак, продолжаем! – и он дунул в свисток.

Дальше дело пошло лучше. Ни Маша, ни кто-то ещё не обращали внимания на родителей, пасовали друг другу, старались забить гол, бегали так, будто две недели сидели дома и очень соскучились по полю.

После тренировки мама сказала:

– Вот это да! Ты была лучше всех. Скажи, у вас всегда на тренировках так шумно?

– Ну мама! – сказала Маша. – Ты всё время об этом спрашиваешь.

– И что ты отвечаешь мне?

– Не всегда. Бывает и похуже.

Рынок

Маша с мамой пошли на рынок за новыми кроссовками для Маши – из старых она выросла. Они побежали сразу после тренировки, пока рынок не закрылся. Мама ещё позвонила тёте Жанне, попросила задержаться немного. Хорошо, когда есть знакомые продавцы. На рынке Машу знает дядя Али, яростный футбольный болельщик. Он, как увидел её, сразу закричал:

– Маша, солнце! Иди посмотри, какая у меня айва!

Но Маша с мамой спешили за кроссовками. Китайскими. Вообще-то Маша просила настоящие, фирменные, но они дорого стоят. И потом, на рынке их не бывает.

– Сейчас и китайские неплохие стали, – объясняет мама.

– Тогда давай уж закажем в интернете, – говорит Маша, – так ещё дешевле.

Но мама всегда отказывается. Говорит, что на рынке зато можно посмотреть обувь, пощупать, проверить швы. Да просто примерить! И они каждый раз бегут на рынок. В этот раз выбирать почти не пришлось. У тёти Жанны были только две пары кроссовок Машиного размера. Одни синие, другие белые. Маша хотела белые, но мама сказала, что они будут быстрее пачкаться.

– Ладно, – сказала Маша, – но пойдём ещё к дяде Али за айвой.

– Да он, может, ушёл уже, – сказала мама.

Дядя Али не ушёл.

– Вас тут жду! – сообщил он Маше и маме. – Выбирайте!

А что выбирать? Все знают, что у дяди Али все фрукты самые лучшие. Мама взяла одну айву в руки, повертела, понюхала, спросила растерянно, тихо, просто сама себя:

– Что же из неё делать?

– Как что делать, женщина?! Нина, дорогая, как что делать? Варенье делать, компот делать, запекать в духовке – закачаешься! Просто так кушать! Бери больше!

– Да она вяжет, – сказала мама и положила на весы две айвы.

– Больше, больше бери! Спать ляжешь – айву рядом положишь, аромат! А сон какой приснится, красавица!

Дядя Али приехал из Таджикистана, Маша думает, там все такие, как он: сыплют комплименты, угощают айвой и чем-нибудь ещё. Но потом вспоминает, что Бадр, сын дяди Али, совсем другой.

– Как ваш Бадр? – спрашивает она, а сама берёт пакет и складывает в него сливы.

Она складывает, а дядя Али рассказывает, что он редко видит Бадра, а дочь Зулмат решила развестись и уехать в Киров.

– Как я родне в глаза посмотрю! – громко страдает дядя Али. – Дочь разводится! Есть ли что хуже развода?

– Смерть, – говорит Маша и кладёт на весы пакет со сливами. Продавец молча взвешивает, считает, потом улыбается и говорит:

– Такая маленький человек, а такая мудрый! Держи! – и он даёт Маше очень большое яблоко, самое большое, какое есть на рынке.

– Всё, – говорит мама, когда они наконец всё покупают и уходят, – а теперь иди учи уроки. Я на работу, и так меня долго сегодня не было.

– Это потому что ты на тренировку ходила, – сказала Маша. – Можно к тебе?

– Нет.

– Мам, а чем тебя Чистяков угощал вчера?

– Пюре с котлетой. Соком. А что?

– Так. Просто мне интересно. А какой он? На тренировке был сердитый.

– Нормальный человек, – сказала мама, – вежливый. Внимательный – я запнулась по дороге, чуть не упала, он меня поддержал.

– А, – сказала Маша, – понятно.

Мечты Плотниковой

– Надолго он приехал? – спросила Плотникова.

– Не знаю, маму надо спросить, – сказала Маша.

Эля лежала на раскладушке в Машиной комнате. Она пришла ночевать, потому что дома у неё было, как она говорила, неспокойно. Папа у Плотниковой без постоянной работы, часто сидит дома и злится на себя и на свою жизнь. Иногда эта внутренняя злость становится такой большой, что он уже не может выдерживать её без алкоголя. А когда он выпивает, то становится ещё злее. Так продолжается несколько дней. В эти дни Плотникова ночует то у своей тёти Поли, то ещё где-то. Сегодня, например, у Маши.

– Вот бы мой папка с твоим на вахты ездил, – мечтала Плотникова. – Во-первых, появилась бы работа. Во-вторых, деньги бы привозил. А самое главное – не злился бы, пить бы перестал. Может, сказать твоему, чтобы в следующий раз моего взял? Когда он приедет?

– Недели через две. Или, погоди, через одну.

– Вот. Надо папке будет сказать, чтобы ехал с твоим.

– Говорили ведь уже, – сказала Маша.

Это правда, Игорь Алексеевич, Машин папа, предлагал Плотникову ездить с ним на стройку. И Элин папа был готов. Он целых две недели был готов, пока Машин отдыхал от вахты. А в последний день перед отъездом так крепко выпил, что проспал поезд. Машин папа поехал один, а Элин стал ещё злее, даже трезвый теперь мог ни за что накричать на жену или дочь, мог даже ударить.

– Я попробую ещё раз, – сказала Плотникова, – только надо выбрать момент.

– Я тоже своему скажу, – сказала Маша. – Ты не знаешь, почему он хромает?

– Кто?

– Да кто, Чистяков.

– А, Вадим Никитич. Травма какая-то, ты не знаешь, что ли, эту историю? Как его взяли в сборную страны, но он там поиграть не успел как следует, переломил колено.

Вот Плотникова скажет тоже! Переломил колено.

– Перелом колена, что ли? Такое бывает?

– Ну видишь сама – хромает.

– А жил он где, интересно?

– Кто? – снова спросила Плотникова.

– Да Чистяков же! Он же наш, из Лузы.

– Да знаю я, что наш, чего ты мне говоришь. Я всю его биографию знаю!

– Девочки! – в комнату заглянула мама. – Почему я слышу, как вы разговариваете? Спать, бегом!

– Ма-ам!

– Что – мам? Я почти одиннадцать лет как мам!

– Мам, а надолго он приехал?

– Кто – Чистяков? Гостиницу до пятницы оплатил. Спите!

– Мам!

– Так, – сказала мама, – ещё одно слово – и никаких тренировок, – и она закрыла дверь.

– Эх, – зашептала Маша, – я хотела спросить про псевдоним.

Плотникова молчала минут пять, потом так же шёпотом спросила:

– Какой псевдоним?

– Спортивный, – сказала Маша, – если меня возьмут в сборную, я скажу, чтобы меня по-другому звали.

– Как это?

– Не Голубцова. Голбец, как крест на кладбище.

– Какой крест? Кому? – Плотникова, кажется, уже засыпала.

– Да всё равно кому, Эль. Скажи, красиво?

Но Плотникова ничего не ответила. Маша подождала минут пятнадцать и уснула тоже.

Чистяков в школе

После последнего урока четвероклассники не ушли домой. Ещё с утра все знали, что сегодня в школу придёт Чистяков. Вера Павловна так и сказала про него: наш бывший ученик Вадим Никитич Чистяков.

В школьном зале была почти вся школа. На первом ряду сидели самые старшие, а первоклашкам достались места сзади. Они вставали там, те, кто посмелее, подбегали к сцене. После звонка на урок в зал вошли учителя с директором. Они быстро пересадили первоклашек вперёд, а выпускников – назад. Спустя минут десять пришёл Чистяков. Все захлопали. Маша заметила, что он стал хромать сильнее. Вместе с директором тренер поднялся на сцену.

– Ребята! – сказала Ангелина Алексеевна. – У нас в гостях замечательный человек – Вадим Никитич Чистяков! Это футболист, тренер областной сборной по футболу, бывший игрок сборной России.

Все захлопали, Чистяков подошёл ближе к краю сцены. Директор продолжила:

– Вадим Никитич учился в нашей школе до девятого класса. Потом они с семьёй уехали из Лузы. В футбол он начал играть ещё у нас. Ну, я думаю, что об этом он сам расскажет гораздо лучше.

Все снова захлопали, а Ангелина Алексеевна спустилась со сцены.

– Ну, в сборной я не очень долго играл, – начал Чистяков, – на тренировке заработал травму колена, долго восстанавливался, но вернуться в большой спорт уже не смог.

Он рассказал, что сейчас бы он, вероятно, всё равно уже не играл в сборной, потому что карьера игроков бывает не такой уж долгой – возраст и травмы дают о себе знать. Правда, футболисты бывают и сорокалетние. Вот, например, в Японии одному футболисту вообще сорок восемь лет! Так что, может быть, и он, Чистяков, ещё играл бы в футбол. Словом, кто знает, как бы повернулась жизнь, если бы не колено.

– Но мне нравится то, чем я занимаюсь, – сказал Вадим Никитич, – мне нравится, когда я вижу, как растут мои ученики, как играют всё лучше и лучше. Занимайтесь спортом, ребята! Вот, например, у вас в городе отличная футбольная секция.

Потом он ещё рассказывал, кого он вырастил, кто где сейчас из его учеников, рассказал, как трудно некоторым бывает играть, но они упорно трудятся и достигают разных вершин. Каждый своей вершины достигает. Например, один его ученик долго добивался того, чтобы его взяли в сборную России, и его взяли на скамейку запасных, а другой только на региональных матчах иногда забивает одинокие голы. Но для него это значит больше, чем для того, кто сидит на скамейке запасных в сборной.

– Так что не стесняйтесь своих достижений, ребята! В спорте, учёбе, других кружках и секциях. Главный ваш соперник – это вы сами, это ваша, может быть, лень, ваш страх сделать лучше и больше. Не бойтесь ничего.

Плотникова слушала очень внимательно, а Маша – вполуха, потому что всё глядела на часы в своём телефоне – скоро должна начаться тренировка, а Чистяков здесь, а она хочет есть, но не поела ещё.

Когда Чистякову начали задавать вопросы, она дёрнула Плотникову за руку, и они вышли из зала. Сразу стало легче дышать, оказывается, в зале было душно, Маша это поняла только сейчас.

– Зачем ты? Я ещё хотела послушать, – сказала Плотникова, – вопросы задать, у меня есть к нему вопрос! Кого он возьмёт в команду? Ты что думаешь?

– Меня может взять. Тебя тоже может. Пошли домой, скоро на треньку бежать.

– Да ладно, без Чистякова не начнётся, а он ещё тут.

– Надо поесть. Погнали ко мне! У тебя форма с собой?

И девочки пошли обедать к Маше. Мама вчера ещё сварила щи.

– Слушай, – спросила Маша, когда они ели, – ты заметила, что он стал больше хромать?

– Чистяков? Так на улице скользко же, ледяной дождь прошёл. Наверно, ему идти тяжелее было, вот и захромал сильнее. Хотя я, честно говоря, не заметила. Наверно, не намного сильнее. Ты сегодня дома ночуешь?

– Думала к бабушке. Пойдём вместе!

– Пойдём. Мне мама звонила, сказала, пока домой не надо приходить.

Кого возьмут в сборную?

На тренировке Чистяков был совсем не таким милым и разговорчивым, как на встрече в школе.

– А когда вы из города уехали? – спросила его Сонечка.

Чистяков немного поморщился, будто попробовал что-то кислое, ответил:

– Лет двадцать назад. Ну, пятнадцать. Давно.

Дунул в свисток, сказал строиться. Для начала, для разогрева все побегали, попрыгали, как на обычной ОФП. Вообще-то по расписанию у девочек и была общая физическая подготовка, но Ольга Дмитриевна сказала, что, пока Чистяков и Мышкин в городе, у всех будет только игра. На каждой тренировке. И треньки на этой неделе – каждый день, чтобы тренера успели всех как следует разглядеть – кого стоит брать в сборную, кого – в школу олимпийского резерва, а кого – оставить в «Родине».

Потом девчонок разделили на две команды. Они хотели, как всегда, рассчитаться на первый-второй, но Чистяков сам их по-своему разделил. Получились команды в шесть и семь человек – Гульки не хватало.

Девочки бегали на этой тренировке как бешеные ракеты! Особенно старалась Сонечка. Её и обычно-то не догонишь, а тут она развивала такую скорость, что, если бы кто оказался на её пути, сильно бы пожалел – точно снесла бы. На тренировке она догоняла мяч, пасовала своим или била по воротам сама. Настасья Веселова, как всегда, стояла на воротах, она не пропустила ни одного мяча! Хотя они все были такими сложными. Чистяков довольно смотрел на неё. Потом поставил в ворота Машу, а Настасья пошла в левый фланг. Она и тут играла что надо! Забила гол Плотниковой, которая в этот раз оказалась в другой команде. Плотникова показала язык, пока Чистяков её не видел. Правда, это заметила Ольга Дмитриевна, она погрозила Плотниковой пальцем. Конечно, неспортивное поведение, она всегда за это девчонок ругает, особенно достаётся Маше Голубцовой и Плотниковой. Вот и на этой тренировке Маша повела себя неспортивно, когда пропустила гол от Насти Рыболовлевой. Настя пришла к ним из команды постарше, потому что там почти все разбежались – кто в танцы, кто в мягкую игрушку. Почему-то именно у шестиклассниц команда распалась. И Настю приняли к девочкам, которые младше её.

– Так нечестно! – закричала Маша, когда ей засчитали гол. – Я отвернулась!

– А ты не отворачивайся, когда рядом с твоими воротами жарко, – сказал Чистяков.

– А кто тебя заставлял? – спросила Ольга Дмитриевна. – Отвернулась она. Сейчас ещё штрафной назначим.

– За что штрафной-то? – спросила Маша. Не умеет она вовремя остановиться никогда, всегда спорит.

– За поведение, – ответила Ольга Дмитриевна.

– Совершенно согласен с вами. Давайте назначим штрафной. Заодно проверим…

Он не стал договаривать, что хочет проверить, и так ясно – Машу и её реакцию, сможет ли она взять мяч. Маша смогла. Она без отрыва смотрела на Таю и как-то почувствовала, что вот сейчас она направит мяч в левый угол. Маша не поймала мяч, она смогла отбить его. Игра продолжилась. Потом в ворота поставили Дашу из параллельного класса. Ну она-то известная мазила, пропустила подряд два мяча. Маша сначала расстраивалась, а третий мяч смогла сама остановить уже на подлёте к воротам, отбила головой. И так ей почему-то стало спокойно, она вдруг поняла, что в этот раз игра ведётся не между командами, а между игроками. Кто лучше играет, тот и победит – может стать игроком сборной, может поехать учиться в Киров.

Она оказалась права. После тренировки Чистяков сказал, что сегодняшняя игра показала их в лучшем свете, чем вчера, когда девочки отвлекались на родителей. И перечислил тех, кто играл хорошо. Это были Сонечка Кунак, Настасья Веселова, Плотникова и Маша Голубцова.

– Но Голубцова, – сказал он, – под большим вопросом. Обычно те, кто спорят с арбитром, не попадают в сборную.

Гуля выбывает из игры

Маша любит приходить к дедушке с бабушкой. Во-первых, до них идти с тренировки ближе, чем до дома. Во-вторых, в соседней квартире живёт Гулька, и с ней всегда можно поболтать. А сегодня вообще красота: с Машей пришла Элька Плотникова. Так что хороший вечерок обеспечен. Маша и Плотникова приготовили уроки и пошли к Гуле. Она ещё дописывала последнее предложение в тетрадь по русскому.

– Привет! – с порога закричала Плотникова. – Чего на треньке не была?

Гуля показала на шишку, сказала:

– Папа не пустил.

– Ой, – сказала Маша, – прости, из-за меня, значит.

– Да не то чтобы. Он всегда против. И я же часто падаю, всё время с шишками и синяками хожу. Так что он не пустил. И вообще, говорит, не женское дело – играть в футбол. Не знаю, пустит ли когда-нибудь.

– Ого! – сказала Плотникова. – Ничего себе!

– Ого! – сказала Маша. – Гулька, как же так?

Она оглядывала комнату – всюду висели грамоты, постеры и календари с футболистами – всё-таки Гулька очень любит футбол.

Плотникова обняла Гульку.

– Как же, – говорит, – мы будем без тебя?

– Это из-за меня, – сказала Маша, – точно из-за меня. Я с твоим папой поговорю.

И она вышла в коридор, Бахир Годенович как раз пришёл со своей смены в ГИБДД.

– Здравствуйте, – сказала ему Маша.

– О, привет, Маш! Как дела?

– Плохо, – ответила Маша. – Бахир Годенович, вы только Гульке разрешите ходить в секцию! Это я виновата, что у неё шишка. Я буду аккуратнее играть. И вообще, все мы будем аккуратнее. Мы уже стали лучше, в прошлом году знаете, сколько травм у нас было! А теперь уже не так.

– Так, – сказал Бахир Годенович, – ты, значит, заступница.

Маша молчала. Что скажешь – заступница.

– Давай-ка я тебе скажу… – начал Гулин папа, но Маша перебила:

– Футбол тоже бывает женский. И волейбол. И учителя теперь только женщины, а раньше были мужчины. И врачи!

Она, кажется, готова была и дальше перечислять, но Бахир Годенович сказал:

– Конечно. Конечно, ты права. Но Гуля играть в футбол не будет. Во всяком случае, если её выберут в сборную, я её не отпущу. Это понятно?

– Понятно, – сказала Маша, – а кем ей работать? Особенно в Лузе?

– В библиотеке может, как мать.

Мама у Гули работает в библиотеке, выдаёт книжки, но ещё она часто проводит разные праздники или необычные дела. Однажды Маша видела её с сигаретами в руках, удивилась очень. А оказалось, Гулина мама придумала такую акцию: меняла сигареты на конфеты, чтобы люди меньше курили. Стояла на главной площади у Ленина и всех курильщиков ловила. Потом ходила и не знала, куда деть сигареты. Выкинула в конце концов. Кажется, люди меньше курить не стали, но все до сих пор вспоминают ту акцию.

– В библиотеке, – сказала Маша, – но там же скучно.

– В футболе вашем весело очень, как я посмотрю. Да?

Маша растерялась, странный вопрос.

– Да, – говорит, – не скучаем вообще-то.

– Ладно, – сказал Бахир Годенович, – давай считать наш разговор законченным. А ещё лучше – что его не было. Гуля в сборную не поедет – и точка.

– А у нас играть вы ей дадите? – спросила Маша каким-то сухим голосом, всё в горле у неё пересохло.

– Посмотрим, – сказал Гулин папа, – а теперь всё, мне некогда.

– Спасибо! – сказала Маша и сразу же занырнула в комнату Гули. Чуть не ударила её дверью в лоб – Гулька, конечно, стояла и подслушивала.

– Зря ты это придумала, – сказала Гуля, – всё равно не пустит.

– Что сказал-то? – спросила Плотникова, которая стояла дальше и ничего не слышала.

– Пить хочу, – еле выговорила Маша, – всё пересохло.

– Сказал-то что он?

Гуля дала Маше стакан с водой. Она быстро всё выдула и сказала:

– В сборную не отпустит.

– Так, – сказала Плотникова, – ясно.

– А играть просто с нами – не знаю. Сказал: посмотрим.

– Это значит что? – спросила Плотникова, глядя на Гулю.

– Посмотрим, – ответила она.

Как познакомились папа и мама

Бабушка всегда ждёт Машиного папу. Она так однажды и сказала Маше:

– Что ни день – жду Игоря. Утром ставлю чайник, думаю: был бы Игорёк тут, чаю бы вместе выпили. Иду в магазин, тоже думаю: как бы хорошо, я бы ему конфеток купила!

– Каких конфеток, мать, ты спятила? Игорьку тридцать пять годиков, ему лучше коньяк! Конфеток.

Бабушка рассердилась.

– Это ты только про коньяк думаешь, – сказала она, – а Игорь и от конфет бы не отказался.

– Ага, вишня в коньяке! – смеётся дедушка.

– Алёша! Прекрати! – кричит бабушка. – Я ведь сейчас приду к тебе, ты ведь пожалеешь!

И дедушка в самом деле прекратил свои шуточки. Больше ничего не говорил ни про коньяк, ни про конфетки. И бабушка про папу больше не говорила. Такие они, бабушка с дедушкой – или говорят вместе, ругаются и смеются, или вместе молчат. Почему-то этот разговор Маше вспомнился, когда они с Плотниковой пришли от Гули.

– Ты не знаешь, есть такие конфеты – вишня в коньяке? – спросила Маша.

– Конечно есть, почему нет? – сказала Эля. – Ещё и не то бывает.

– Да уж, а ещё допинги, – сказала Маша.

– Ну ты уж совсем. Совсем разное дело!

– А почему тогда на выпускных экзаменах родители дежурят с бананами и шоколадками? Это же допинг! Для них, для тех, кто экзамен сдаёт.

– Ну допинг, – соглашается Плотникова.

В комнату вошла бабушка. Посмотрела на девочек, сказала:

– Давайте мойте руки и ужинать.

Весь ужин бабушка что-то вспоминала про папу, особенно про то, каким он был в школе, что неплохо учился, и друзья у него были какие надо, верные друзья.

– Бабушка, – сказала Маша, – а покажи папу маленького. Где у тебя фотографии?

– Пойдём в большую комнату, – сказала бабушка, – Элечка, просто в раковину поставь, не мой, я сама. Пойдёмте.

Бабушка любит показывать фотографии и вспоминать прежние времена. А Маша любит слушать, как бабушка вспоминает. Она просит рассказывать про разных людей, не только про родню. Однажды бабушка рассказала, как ездила в колхоз, когда поступила учиться в техникум. Такой был смешной случай! У них на курсе училась деревенская девушка, которая в жизни не пробовала козинаки. И тут она увидела их в магазине и купила целую коробку. Даже коробищу. Туда бы вошло три комплекта учебников за четвёртый класс. Или даже четыре. Такая вот коробка с козинаками. Все поели с чаем, легли спать. А девушка эта никак не успокаивается, сидит и ест. Полночи так просидела, пока в коробке не кончились козинаки. Тут ей стало плохо. И потом ещё несколько дней было плохо – болели челюсти, жевать не могла.

– А про золото расскажи, как она золото в цветы прятала! – просит Маша, но бабушка вдруг вспоминает, что времени уже много. Ничего не поделаешь, нужно идти. Но Маша у порога оглядывается и просит ещё рассказать, как мама с папой познакомились. Знает, что бабушка не откажется. А если дедушка услышит, так разговоры до полуночи обеспечены.

– Ладно, только быстро, – соглашается бабушка и зовёт деда: – Алёша, иди к нам! Ты лучше знаешь!

Дедушка, кажется, понимает, для чего его зовут.

– Уроки выучили? – спрашивает он.

– Да, – отвечают девчонки в один голос.

– Так вот! – говорит дедушка. – Жил-был мальчик Игорь. И жила-была девочка Нина.

– В Лузе? – спрашивает Маша.

– В Лузе. Они ходили в разные школы, а потом Нина уехала учиться в Киров.

– На химика, – говорит бабушка.

– Да, – продолжает дедушка, – на химика. А мальчик Игорь после восьмого класса пошёл в училище.

– После девятого, наверно, – говорит Плотникова, – обычно после девятого.

– Ну девятого, – соглашается дедушка. – Он на лесную промышленность пошёл. Потом работать. Как-то раз увидел Нину.

– На заводе, – говорит бабушка, – на практике. Приехала на родину.

– Да, – продолжает дедушка, – точно, так и есть. Приехала на практику на родину, на родной завод. А он тогда уже там работал. Помощником бригадира, вот как! В двадцать лет! И что ты думаешь? Он её позвал на дискотеку! Потому что мама твоя очень хорошенькая была. И он…

– Она и сейчас красивая, – перебила Маша.

– Ты слушай! Не перебивай! – сказала бабушка.

– Вот именно, – сказал дедушка, – и вот они на танцы пошли, а там Генка. А Генка – цыган, красавец! Он Нину всё приглашает и приглашает на медленные танцы. И твоя мама с ним всё танцует.

– Ну, тут Игорёк начал действовать, – продолжает вместо дедушки бабушка, – вызвал цыгана поговорить.

– А ты вот знаешь, как говорить с цыганами? – вдруг спрашивает Плотникову дедушка.

– Нет, – отвечает Плотникова.

– Или ты, может, знаешь, как говорить с цыганами? – спрашивает дедушка Машу.

– Нет, – отвечает Маша.

– С ними не надо говорить, – объясняет бабушка. – Раз я поверила одной…

– Погоди, – говорит дедушка, – об этом потом. Так вот. С цыганами говорить не надо. Особенно как папа твой с ним поговорил тогда.

– Он подрался, – подсказывает бабушка.

– Мать, кто рассказывает: я или ты? – сказал дедушка, кажется, он даже обиделся на неё.

– Ты-ты, – сказала бабушка, – рассказывай.

– Так вот, – сказал дедушка и замолчал. – На чём я остановился?

– Они подрались, – сказала Маша.

– Да, подрались, – сказал дедушка. – А с цыганами драться нельзя. Они своих приведут точно. И тогда берегись! А Игорёк наш молодой был, горячий! И что ты думаешь? На следующий день, утром, его у проходной уже ждали – банда, пять человек!

– Восемь! – сказала бабушка.

– Восемь, – согласился с ней дедушка, – или даже больше. На одного! Запугать Игоря. Мы, говорят, тут тебя подождём, тут поговорим. И развернулись и пошли.

– А у Игоря звонкий голос был всегда, – сказала бабушка.

– Да. И он так им вслед и говорит: «Кто меня тронет, тому не поздоровится». И что ты думаешь? Подловили они его, избили, всё как положено. А на следующее утро тот цыган, Генка, с лошади упал. Он на конезаводе работал и упал.

– Спину сломал, – сказала бабушка.

– Да, – сказал дедушка. – И что ты думаешь? Конечно, никто больше из цыган к нему не лез.

– А он выжил? – спросила Маша. – Цыган.

– Выжил, конечно, выжил. И даже встал и пошёл, ходит. Только на танцах больше никто его не видел. Так вот твои родители и познакомились, – сказал дедушка.

– Да, – сказала бабушка, – но там ещё продолжение было! Спортсмен ещё какой-то. В Кирове.

– Да, точно, – сказал дедушка, – в городе за Ниной начал какой-то спортсмен ухлёстывать. Баскетболист, что ли.

– Или футболист, один чёрт – спортсмен, – сказала бабушка, – Может, вообще борец. А тут и наш Игорь нарисовался. Поехал в Киров на свидание. Приезжает – а Нина ему говорит: познакомься, мол.

– Ну, они познакомились. У Игорька всегда кулаки были крепкие, правда, мать? Он так познакомился, что спортсмен тот летел далеко, было ему больно. И так больно, что он из спорта ушёл.

– Ох! – вздохнула Плотникова. – Совсем?

– Совсем, – сказал дедушка. – И больше к Нине никто подходить не смел.

– Все боялись! – сказала бабушка.

– Бабушка, а у нас точно никого в роду колдунов не было? – спросила Маша. – А то как-то странно.

– Чего болтаешь, колдунов! – сказал дедушка. – Не было, конечно. А просто если твоё, то знай сражайся за своё. Вот Игорёк за Нину и сражался.

Потом девочек отправили спать. Когда Плотникова и Маша ночуют у бабушки, они спят вместе, в одной широкой кровати. Маша, как хозяйка, выбирает, где спать. Обычно с краю, чтобы утром быстрее вскочить.

– Вот это у тебя папа! – сказала Плотникова, когда они ложились. – А интересно, что это за спортсмен был? Не Чистяков ли?

– Чего вдруг Чистяков? – спросила Маша, а сама тоже задумалась, не он ли.

– А что? – сказала Плотникова. – У него же тоже травма. И твоя мама с ним на вокзал ужинать ходила. Всё сходится! Представляешь, ты могла бы быть дочерью Чистякова!

– Ерунда какая-то, – сказала Маша. А сама подумала о том, что, во‐первых, она в самом деле могла бы быть дочерью Чистякова. А во‐вторых, о том, что папа давно уже умеет драться. Уж лучше бы не умел.

Пианино

Нина Васильевна по телефону поссорилась с мужем. Всё утро он звонил ей и спрашивал, нет, даже выспрашивал, чем она занята, очень ли сильно скучает по нему, с кем видится. Словом, ревновал.

– Ну за что ты меня так обижаешь? – спрашивала Нина Васильевна. – Я ни в чём перед тобой не виновата. Живу, работаю, жду тебя. Когда ты приедешь?

– Скажи тебе ещё. Когда приеду – тогда приеду, – сказал он. – В гостинице есть постояльцы сейчас?

– Есть.

– Мужчины или женщины?

– Есть и мужчины, и женщины.

– Молодые?

– Господи, да кто молодой?

– Мужчины молодые?

– Разные. Что ещё?

– Долго живут?

– С воскресенья. Да что за глупости?

– Глупости? Ты говоришь, глупости? Ну, погоди. Приеду.

– Когда приедешь?

И всё повторялось сначала, Игорь Алексеевич говорил, что не скажет когда, снова спрашивал, кто живёт в гостинице, молодые или нет.

К середине дня Машина мама была уже так вымотана этими разговорами, что всё у неё валилось из рук: утюг долго не включался, пылесос чихал, голова болела. Чтобы как-то отвлечься, Нина Васильевна пошла на второй этаж, к пианино. Она тихонько начала наигрывать старую мелодию, которую сочинил Бетховен. Но «Оду к радости» нужно играть в полную силу! Она думала, никому не помешает музыкой, рабочий день был в самом разгаре. Из двести тринадцатого номера вышел Чистяков. Он встал неподалёку от Машиной мамы. Нина Васильевна не замечала его. После Бетховена она сразу перешла к музыкальной теме из фильма про пиратов Карибского моря. Тут уж Вадим Никитич не выдержал, подошёл к пианино. Нина Васильевна увидела его, но не стала останавливаться.

– Теперь я! – сказал тренер и встал слева от Нины Васильевны.

– Ловите! – сказала она и немного подвинулась. Нет, даже отошла на шаг от пианино. Вадим Никитич подхватил мелодию и повёл её дальше. Потом сказал:

– Пас! – и отошёл на шаг, а Нина Васильевна снова подошла ближе и продолжила. Так они играли, пока не кончилась вся мелодия.

– Здравствуйте! – сказал Чистяков.

– Здравствуйте! Славно поиграли! – сказала Нина Васильевна.

– Вы где учились? – спросил тренер.

– В музыкалке. Точнее, в нашем филиале.

– И я! Вы у Надежды Михайловны? Я у неё.

– Я тоже.

– Как она? Не видел её с тех самых пор, – сказал Чистяков.

– Умерла в прошлом году, – сказала Нина Васильевна, – зимой. Чтобы похоронить, землю костром разогревали, в самые морозы ушла.

– Как жаль, – сказал тренер и замолчал. Машина мама тоже молчала.

Вдруг Вадим Никитич начал тихо-тихо играть «Yesterday». Иногда он делал шаг назад от пианино, и играть продолжала Нина Васильевна, так же тихо, как Чистяков. Удивительно, что ни разу никто не сбился, но это потому что каждый напевал про себя эту песню. Песня кончилась, два человека стояли в тишине у открытого пианино.

– Сыграем ещё? – спросил Чистяков.

Но в это время у Нины Васильевны зазвонил телефон. Мелодию из сериала про Дживса и Вустера.

– Ой, мне надо бежать, наверное, уже, – сказала она, глядя на экран.

– Да, и мне на тренировку, – сказал Вадим Никитич. Он закрыл крышку пианино и ушёл. Только когда он скрылся, Нина Васильевна ответила на звонок.

Маша снова в воротах

Соня Кунак такая маленькая, что все зовут её Сонечкой, даже Плотникова. Когда Сонечка только пришла год назад в «Родину», все посмотрели на неё снисходительно. Плотникова думала, что уж эта крошка точно долго у них не продержится, а Маша Голубцова просто решила, что новенькая вечно будет сидеть на скамейке запасных. Но отношение к ней поменялось на первой же тренировке: Сонечка бегала так быстро, что угнаться за ней почти никто не мог. Разве что Плотникова, но ей нужно было после этого отдохнуть минуты две, а Соня Кунак через полминуты готова была снова бежать. Раньше, когда на тренировке Маша, Плотникова и Сонечка оказывались в одной команде, это был для них настоящий праздник. Маша любила давать пасы Сонечке, та бежала с мячом вперёд, и никто не мог за ней угнаться. Соня бежала по краю поля, а Плотникова напрямик – к воротам противника. Сонечка давала пас Эле, а та била по воротам. И очень часто забивала, если, конечно, в воротах была не Настасья Веселова. Эту троицу очень трудно было переиграть. В конце концов все даже надеяться на это перестали, поэтому Ольга Дмитриевна никогда не ставила их втроём в одну команду. Другие же тоже должны были чему-то учиться. В прошлом году, когда «Родина» ездила на соревнования в Киров, Ольга Дмитриевна перед первым матчем сказала:

– Берегите ваше тайное орудие – Сонечку.

Вот как – тайное орудие! И она правда была тайным, пока не показала себя в деле – ей отпасовала Настя Рыболовлева, и Сонечка через всё поле провела мяч, отдала его Плотниковой, а Эля забила гол. С тех пор Кунак перестала быть тайным орудием, а стала явным – о ней говорили все команды, на атаку Сони бросались самые умелые игроки. К счастью, Сонечка не только быстро бегала, но и умела отдавать мяч игрокам своей команды. Правда, не всегда, временами её всё-таки одолевали противники, и она теряла мяч. Маша бегала медленнее, но была хитрее, могла обмануть соперников. Она принимала пас, дожидалась, когда все поверят, что этот мяч она никому не отдаст, обложат её со всех сторон, – и пасовала Сонечке или Гуле. А те уже вели мяч к воротам. А если там уже ждала Плотникова – можно было считать, что гол обеспечен.

На новой тренировке девочки играли с мальчиками. За игрой наблюдали Чистяков и Мышкин. А Ольга Дмитриевна и Сан Саныч, тренер мальчиков, были арбитрами на поле.

Эта тренировка была очень тяжёлой для Маши. Во-первых, на играх, когда девочек не делили на две команды, она всегда уставала больше. А во‐вторых, перед игрой пришлось сдавать Ольге Дмитриевне сто приседаний, она не забыла всё-таки про наказание.

– Вот так, – сказала тренер, когда Маша сделала последнее приседание, – может быть, сегодня подумаешь, как спорить с арбитром.

– Спорим, у меня самые сильные ноги в команде? – сказала Маша перед игрой Плотниковой. Эля только пожала плечами. Какая-то грустная она была, кто знает почему?

Первый мяч девчонки пропустили почти сразу же. Гера Головёнкин, капитан мальчишек, провёл мяч от середины поля к воротам. Маша, защитница, надеялась, что Сонечка догонит Геру, отвлеклась, выискивая глазами её на поле, и пропустила мяч. Головёнкин отправил его в правый угол, в самый край, Настасье не хватило дотянуться до мяча нескольких сантиметров. Было обидно, Маша чуть не заплакала, но делать нечего – игра продолжалась. В следующий раз она успела перехватить мяч у Руслана Гаджиева, Чистяков издалека показал ей большой палец – во! Потом Плотникова забила гол, и счёт сравнялся, Маша готова была её обнять, но разве Плотникова позволит? Конечно, нет. Руслан снова побежал с мячом к воротам, Маша бросилась ему наперерез, но он успел послать мяч в ворота. К счастью, Настасья в этот раз его поймала. Команды ушли на перерыв. После первой части Маша чувствовала себя измученной, Плотникова и Настасья, наоборот, как будто летали.

На второй тайм Чистяков поставил на ворота Машу, Настасью отправил в нападающие, а Сонечку – в защитники. Дело пошло. Сонечка бросалась на все мячи, Настасья нападала, мяч почти всегда был на стороне мальчишек. Странно, казалось, они устали больше девчонок: по полю передвигались как сонные мухи. Но похоже, что это был обманный ход. За две минуты до конца матча они заметно ускорились. Влад Панишев с мячом бежал по полю, Сонечка догнала его, но не смогла перехватить мяч, Влад послал его Серёге Величко. Но тут Серёгу остановила Плотникова. Она оттолкнула его так сильно, что он упал. Тут же оба арбитра засвистели в свои свистки. Команде девочек назначили штрафной. Забивать его стал Величко, известный специалист по пенальти. Он почти не думает, просто пинает, и всё, по крайней мере со стороны это выглядит именно так. Он быстро направил мяч в середину, но так высоко, что Маша едва смогла коснуться мяча пальцем. Гол был забит, победила мужская команда.

Разбор полётов

После матча назначили разбор игры.

– Кто не хочет, может не оставаться, – сказал Чистяков, – но для тех, кто любит футбол и хочет играть, сейчас будет много полезного. Мы могли бы разобрать завтра, но лучше сейчас, пока вы помните всю игру.

Все остались. Разбор полётов был в зале, ещё пахнущем игрой, ещё как будто хранившем все звуки игры. Маша позвонила маме сказать, что задержится, но мама не взяла трубку. Маша оставила телефон в раздевалке, чтобы не отвлекаться. Плотникова сидела мрачнее тучи. Сонечка ёрзала на своём сиденье. Настасья Веселова и Настя Рыболовлева смотрели куда-то в разные стороны. Гера Головёнкин кому-то строчил сообщения в телефоне. Словом, со стороны могло показаться, что никому не нужно то, что говорят Мышкин и Чистяков.

– Я не понимаю, – сказал Мышкин, – вам что, неинтересно?

– Интересно, – ответили ему несколько голосов.

Им и правда было интересно. Просто они так слушали. Ольга Дмитриевна знала, что Сонечка всегда, когда слушает, болтает ногой и вертится, обе Насти отводят взгляд, чтобы не отвлекаться. А уж про Геру Головёнкина не только Сан Саныч, но и все знали, какой он уникум: может делать несколько дел одновременно. И конечно, переписка в телефоне не мешает ему слушать разбор игры. Хоть сейчас, хоть через два часа спроси, что говорил тренер, – расскажет.

Когда собрание закончилось, оказалось, что Машу Голубцову в раздевалке ждала мама.

– Ты откуда здесь? – спросила Маша.

– Почему на телефон не отвечаешь? – спросила мама. – Я звоню, звоню… Пришла узнать, что с тобой.

– Всё нормально, – сказала Маша, – просто оставила телефон в раздевалке. Тем более всё равно бы не ответила, у нас было собрание.

– Что на собрании?

– Разбор полётов. Меня хвалили.

Машу и правда похвалили и Чистяков, и Мышкин. Они сказали, что у неё отличная реакция и развитая интуиция – она бы взяла штрафной, если бы умела повыше прыгать. Для этого и нужны тренировки. Маша чуть не начала спорить, говорить, что ей совсем не хочется стоять в воротах, но смолчала – вспомнила сто приседаний.

Плотникова по-прежнему была хмурой и молчаливой. Она подошла к Машиной маме, спросила, можно ли снова у них переночевать.

– Как хорошо! – сказала Нина Васильевна. – А то мне сегодня допоздна работать, хоть вместе до дому дойдёте – фонари опять не горят.

– А можно мы на вокзал сходим? – спросила Маша.

– Нет, конечно, – сказала мама, – какой вокзал? А уроки?

– Всё равно не успеть с уроками, – проворчала Маша, – вечно эти уроки.

Мимо проходил Чистяков, услышал.

– Уроки необходимо учить, – вдруг сказал он, – это одно из условий областной сборной. У нас, кто не учится, в соревнованиях не участвует. Так вы Машина мама? – спросил он без всякого перехода. – Перспективная спортсменка.

– Спасибо, – сказала Нина Васильевна. – Она старается. Вы знаете, я хотела вас спросить: как живут в этой самой школе? Если Машу примут, я должна знать.

И они с Чистяковым вышли из раздевалки.

– Видишь? – сказала Маша Плотниковой. – Они не были знакомы. Ясно же видно.

– Ага, – ответила Плотникова, – видно. Пойдём, что ли.

– Чего такая грустная? – спросила Маша. – Дома что-то?

– Да папка никак не успокоится.

Девочки вышли на улицу, но не увидели Нину Васильевну. Оказывается, она не стала их ждать. Вместе с Чистяковым они шли по направлению к гостинице и разговаривали.

– Ничего себе, они уже ушманали! – сказала Плотникова.

Чай с молоком

Мама пришла поздно. Плотникова уже спала, и Маше пришлось очень тихо выходить из комнаты.

– Ты почему не спишь? – спросила шёпотом мама.

– Не спится, – тоже шёпотом сказала Маша. – Что он сказал?

– Кто?

– Чистяков-то.

– А, – сказала мама. – А ты уроки выучила?

– Ну мам!

– Заниматься, говорит, тебе надо. Перспективная, говорит, ты. И Плотникова твоя. И Гульнара. Где она, кстати?

– Её из-за меня не отпустят никуда. Ни в СДЮШОР, ни в сборную. И ещё неизвестно, разрешат ли вообще в футбол играть.

– Почему из-за тебя?

– Она шишку из-за меня получила. И её папу эта шишка как раз и доконала, он её не пускает теперь. Говорит, пока Чистяков не уедет, не пустит. А дальше посмотрит.

– Как жаль, – и мама замолчала. Потом сказала: – Но это не из-за тебя, я думаю, просто у Гули такой папа. Он считает, что футбол – не женское дело.

– А шишка?

– Шишка из-за тебя.

Маша помолчала тоже, а потом спросила:

– Мам, а ты его знала раньше? Когда в школе училась или там после.

– Знаешь, совершенно его не помню, вот совершенно, хоть мы из одной школы. Мы кучу общих знакомых нашли – а друг друга не помним. Он ведь всего на три года старше меня, представляешь?

– А выглядит, будто на все десять. Или пятнадцать даже.

– Правда?

Они снова замолчали.

– А давай чаю с молоком попьём! – предложила мама и поставила чайник. – Я замёрзла что-то.

Маша стала доставать кружки из сушилки для посуды, загрохотала. Вышла из комнаты Плотникова, завёрнутая в одеяло.

– Чего это вы? – спросила.

– Чай будем пить, – ответила мама, она всё ещё шептала, хотя уже никто не спал, можно было как следует разговаривать, – давай с нами.

– Чего он сказал? – спросила Плотникова, когда уселась за стол.

– Да, говорит, вы обе перспективные очень и вам надо заниматься дальше. Лучше всего в СДЮШОР.

– О, хорошо бы. А вы Машу отпустите? Вдвоём-то всяко лучше.

– Я отпущу. Но как папа скажет, не знаю.

– А вы его не помните? – спросила Плотникова.

– Папу?

– Чистякова, – сказала Плотникова, – вы же в одной школе учились. Или, может, потом встретились?

– Вот только сейчас, когда он приехал. А так – я его совсем не помню. Он на три года меня старше. Может быть, папа с ним знаком? Всё-таки ровесники. Хоть и из разных школ.

– Это не из-за вас у него травма? – спросила Плотникова.

– Из-за меня? Почему из-за меня?

– Нам вчера бабушка с дедушкой рассказали, что за тобой какой-то спортсмен ухаживал, – сказала Маша. – Пытался. А папа его так отделал, что он из спорта ушёл.

– Ох, – сказала мама, – ну и придумали. Ухаживал! Ушёл из спорта! Он не спортсмен был, просто лыжи очень любил. И он не ухаживал, мы с ним книжками обменивались, чтобы не покупать. Однажды Игорь приехал, а ко мне как раз Демьян пришёл. И папа, да, с ним поговорил, чуть не подрался, я не разрешила.

– Демьян? Ну и имя, – сказала Плотникова. – На областном канале такой есть ведущий передачи. Про спорт как раз.

– Вот! Он и есть, – сказала мама. – Как видите, жив и здоров. И не покалечен.

– Так, значит, это не из-за папы он хромает? Чистяков, – спросила Маша.

– Нет, конечно. Эх, вот и хочется, чтобы ты уехала, чтобы занималась футболом, а как подумаешь: столько придётся заниматься. И правда, столько травм бывает, здоровье убивается. Ты-то как хочешь?

– Я – поехать. Хотя, если не поеду, может, и ничего. Не знаю. Бабушка с дедушкой тоже говорят, что спорт калечит.

– Я бы точно поехала! – сказала Плотникова и швыркнула чаем.

Папа приезжает

Папа Маши Голубцовой не любит сообщать о том, когда приедет. Конечно, мама с Машей примерно представляют себе, что папа вернётся через месяц или иногда полтора, но точной даты не знают. И папа почти никогда накануне не звонит им, не предупреждает о приезде.

– Это он нас проверяет, – однажды сказала мама.

– А что нас проверять? – спросила Маша.

– Ну, например, дома мы или нет.

– Интересно, а куда мы можем деться? – спросила Маша. Мама не ответила, пожала плечами.

Папа вернулся в четверг утром, когда все ещё спали. Открыл дверь своим ключом, вошёл в квартиру. И сразу же, с дорожной сумкой на плече, направился на кухню – ставить чайник. Мама услышала, встала.

– Зачем чайник? – спросила она. – Я сварю кофе в турке, – и обняла папу. Они постояли обнявшись несколько минут, пока чайник не начал свистеть.

– Я буду чай, – сказал папа и выключил плиту.

– Сделаю бутерброды, – сказала мама.

Пока она резала батон, намазывала куски маслом, папа говорил, как прошла его вахта, когда поедет в следующий раз. А мама рассказывала о том, как они жили, пока папы не было, новости о бабушке и дедушке, о Маше.

– Ни в какую сборную, конечно, я бы её не отпустил, – сказал папа.

– Её и не возьмут, – сказала мама.

– Как? Как это – не возьмут? Она же лучше всех в команде.

– Спорит много. Тренеру не нравится это.

– Много он понимает, твой тренер, – сказал папа.

Маша проснулась раньше будильника. Что-то было не так, непривычно. А, ну конечно, рядом посапывала Плотникова. Вроде бы часто ночует, а Маша никак не привыкнет к ней. Это во‐первых. А во‐вторых, с кухни доносился тихий разговор. Слов не разобрать, но ясно слышно: мама и папа. «Приехал!» – догадалась Маша. Полежала, как будто прислушиваясь к своему внутреннему голосу: что он скажет? Рад или не очень? Пожалуй, рад, но встревожен: отпустит ли папа в сборную, если её пригласят? Завтра всё должно решиться. Чистяков и Мышкин последний день в городе, потом уедут. И до сих пор неясно, кто будет играть за сборную области, кого позовут в Киров учиться в школе олимпийского резерва. Нет, с мужской командой всё понятно – Гера Головёнкин играет лучше всех, за ним никто не угонится. А в женской кандидатов полно. Известно только, что Гуля больше не претендент.

Маша встала, пришла на кухню.

– Папа! – сказала она. – Как ты долго!

– Тапки надень! – сказала мама, но Маша и не подумала, села с ногами на табуретку.

– Тапки, Маша, – сказал папа.

– Потом, – ответила она, – посижу немного.

Папа мог бы заставить её пойти за тапками, но не стал. В самом деле, почему ребёнку не посидеть, поджав под себя ноги?

Мама налила Маше чай, дала бутерброд.

– Папа, меня уже болельщики узнают, правда, мам? Я думаю, меня возьмут в сборную. Отпустишь меня?

– Нашла болельщика – Али! – сказала мама.

– Нормальный болельщик, чего ты сразу, – сказала Маша.

– Ладно, хороший, – согласился папа. – А я вам вот что привёз!

И он начал доставать из сумки бананы, мандарины, киви, гранаты.

– Ого! – сказала Маша и взяла один мандарин. – Это ты хорошо зашёл!

Встала Плотникова, вышла из комнаты в трусах и футболке, увидела Машиного папу.

– Ой! – сказала она и убежала обратно в комнату.

– Выходи! – крикнула ей Маша. Эля показалась через минуту – уже одетая. Мама налила ей чай, дала бутерброд.

– Как живёшь, Плотникова? – спросил папа.

– Нормально, – сказала она. Откусила хлеб с маслом и спросила: – А вы моего папку с собой возьмёте на вахту?

– Вот это поворот! – сказал папа. – А что, если я сам больше не поеду?

– Не поедешь? – спросила мама. – Случилось что-то?

– Да не, так-то нормально всё. Устал чего-то, по вам скучаю сильно.

– Здесь негде работать, – сказала Плотникова и откусила яблоко, – только у частников рубить лес.

– А что там твой папка, ты почему у нас?

– Да опять не справляется с жизнью. Сегодня домой пойду.

Папа вдруг начал говорить, как может быть тяжело жить, но всё равно надо держать себя в руках, не распускаться, не позволять себе опустить руки, вот он знает такие истории страшные, но там люди не скатились в болото уныния, а как-то выкарабкались. Машу удивило, в первую очередь, что папа вдруг начал это всё Эльке говорить, а во вторую, то, как он сказал про болото уныния, она сама точно до такого бы не додумалась. Потом она перестала прислушиваться, и тогда папин голос стал как фон, как будто рядом говорит радио. Оказывается, Маша соскучилась по папиному голосу, вот что она поняла. Папа мог бы учить Эльку и дальше, но тут у Маши в комнате прозвонил будильник. Пора было собираться в школу.

Голубцов и Чистяков

Утром Маша ушла в школу, мама на работу, а папа лёг спать. Наконец-то наступили его законные выходные. Целых две недели он будет дома, со своими родными. Днём папа проснулся, поел и пошёл проведать маму в гостиницу. Очень ему хотелось увидеть её, а ещё больше – некоторых постояльцев гостиницы. Оценить: могут ли они заинтересовать его жену, могут ли обидеть? Почему-то папе казалось, что, когда его нет в городе, его жена может полюбить кого-то другого. Или её может кто-то обидеть. Такие подозрения бродили в его душе, и он отправился проверять, правда это или нет.

Мама была, конечно, в гостинице, у себя на работе. Она стояла на втором этаже, рядом с Мышкиным и Чистяковым.

– Да не запирайте дверь, – говорила она Чистякову, – всё равно я сейчас сюда горничную отправлю.

– Не стоит, – сказал Чистяков, – мы скоро съедем. И у нас чисто.

– Вы завтра с самого утра выезжайте, – сказала Машина мама, – чтобы лишнего не платить.

– Э-э, лишнего! Это деньги не наши, нам на работе выдали! – сказал Мышкин. – Может быть, мы подумаем да ещё послезавтра уедем.

– Думать нечего, – сказал Чистяков, – ночным поездом.

– Да-а! Меня вот, например, уже дома ждут, – сказал Мышкин.

В это время, пока Мышкин говорил, на этаж поднялся папа Маши Голубцовой.

– Та-ак! – сказал он. – Спортсмены?

– Добрый день, – сказал Чистяков.

– Здравствуйте! – сказал Мышкин.

– Игорь? – удивилась Нина Васильевна. – Ты что? Ты уже всё? Выспался?

Но Игорь Алексеевич не стал ей отвечать. Он уставился на тренеров и спросил:

– Так, а кто из вас Чистяков?

– Игорь, – сказала Нина Васильевна, – что ты?

– Молчи, – ответил ей муж. – Так кто?

– Чистяков, – сказал Вадим Никитич и протянул руку Игорю Алексеевичу, – приятно познакомиться.

– Голубцов, – пожал его руку Машин папа.

– Мышкин, – подал руку и Мышкин.

– Голубцов, – повторил Голубцов. – Вы извините, я по-простому. Может, поговорим?

– Нам некогда вообще-то, – сказал младший тренер, – у нас тренировка.

– Так я про это и хочу говорить, у меня дочка занимается, – сказал Игорь Алексеевич.

– Я в курсе немного, – сказал Чистяков.

– Это хорошо, поговорим? – спросил Голубцов.

– Игорь, не надо, – сказала Нина Васильевна.

– Давайте по дороге поговорим, – предложил всем Чистяков.

– Правда, идти давно пора, – сказал Мышкин, – пойдёмте.

И он начал спускаться. За ним пошёл Машин папа.

– Я на лифте, – сказал Чистяков и повернул к лифту.

– Игорь! – крикнула вслед мужу Нина Васильевна. – Давай, чтобы всё нормально!

Но он её уже не услышал.

По дороге на тренировку Игорь Алексеевич всё допытывался, поедет ли его дочка Маша в Киров, возьмут ли её в областную сборную.

– У нас ещё два дня тренировок, – уже возле самого спортзала футболистов сказал Чистяков, – сегодня и завтра. Вы понимаете, выбор сложный, кандидатов очень много.

– Хорошо, – ответил Голубцов, – много кандидатов, ясно. Я о другом ещё хотел сказать. Не крутись возле моей жены, понял?

И он резко развернулся и ушёл домой.

Настасья Веселова

Настасье Веселовой всё время некогда. Столько дел, только успевай поворачиваться. Придёшь из школы – надо бежать на футбол или на рисование. Кончится занятие – в детский сад за Пашкой. Да ещё в магазин мама попросит зайти по дороге – тоже Настасьино дело. Придёшь домой – там Светка мелкая, её надо покормить, да ещё смотреть, чтобы она со своего стула не свалилась, у неё голова большая, того гляди перевесит всё остальное тело, и сестра упадёт. Наверно, потому Настасья и научилась хорошо ловить мячи, что реакцию развила со Светкой и Пашкой. То одна падать надумает, то у другого всё из рук валится. А ещё на горку с братом ходи и лови побыстрее, пока другие не скатились и его не толкнули. Но это зимой было, в прошлом году, а скоро их вдвоём придётся водить. Мама работает на вокзале, в кассе, а потом ещё уборщицей, так что ей некогда. Когда возвращается домой, садится на диван и сидит полчаса – приходит в себя. Папы нет, он всё время в лесу, работает на частника. На выходные из леса приходит домой, чуть не плачет: никто теперь в лесу не убирается, пни не корчуют, все ветки, все отходы рубки остаются в лесу. Летом потом в таком месте появиться пожару проще простого, больно смотреть. И ещё новые деревья на место спиленных не сажают. И сам же он в этом участвует, а что поделаешь – все хотят есть.

– У меня вот куда деньги уходят, – говорит он маме и показывает на детей. Мама его успокаивает:

– Ничего, ничего, дети вырастут – и лес вырастет.

Но папа всё равно горюет. Маме его жалко, а Настасье некогда жалеть, она в выходные сидит с домашкой из школы и рисования, играет в футбол, возится с братом и сестрой. Никогда нет времени. Иногда ей хочется сесть и просто посидеть у окна или у телевизора, повисеть в каком-нибудь чате с девчонками, но некогда. Бывают люди, которые с детства чем-нибудь всё время заняты, у которых много дел, вот Настасья – такой человек. Всегда она думает на три действия вперёд: вот схожу в школу, потом на футбол, потом за Пашкой в садик, за Светкой в ясли – держит всё в голове. И ничего из этой головы не пропадает, так всё и происходит, как Настасья задумала.

В футболе ей нравится быть нападающей, но её всё время ставят в ворота, у неё ловить мячи получается лучше всех. Маме и папе она говорит, что она – самый лучший игрок в команде. Родители ей верят, почему бы и нет? Конечно, Настасья может играть лучше остальных девчонок.

– Мама, – сказала Настасья на следующее утро после того, как Чистяков появился в Лузе, – к нам приехал один тренер. Он выбирает, кто поедет в Киров в спортшколу и в сборную. Наверно, выберет меня. И я поеду.

– А как же мы? Как мы без тебя? – спросила мама. – Надо поговорить с папой.

– Папа только в выходные приедет, а Чистяков в пятницу уже должен сказать, кто поедет в Киров.

– Ничего, – сказала мама, – мы ему позвоним. И вообще, ему могут дать отгул.

Она взяла телефон, но папа был, видимо, очень далеко в лесу, робот сообщил, что «абонент вне зоны действия сети».

– Как они там без связи? – пробормотала мама. – А если что случится? А если понадобится помощь?

Но Настасья ей не ответила – помогала Пашке одеться в детский сад. Светка уже была одета и томилась в прихожей. Лучше всех на свете Настасья умела одевать маленьких детей.

В школе Настасье тоже некогда. На переменах она доучивает уроки, если ещё не выучила. Или куда-то уходит. Одноклассники не обращают внимания, не интересуются, куда она ходит. Если бы Эля Плотникова и Маша Голубцова учились с Настасьей в одной школе, уж они обязательно бы разведали, куда на переменах она ходит. Чаще всего она бежит к Людмиле Анатольевне, учительнице физкультуры. Зачем? Это не тайна, Людмила Анатольевна учит всех, кто к ней обращается, правильно дышать, правильно сидеть и стоять, временно отключать мысли, медитировать, то есть как будто думать и не думать одновременно, спокойно наблюдать за течением жизни. Настасья это называла отключением от мира. Однажды она так отключилась от мира на уроке чтения, они как раз проходили стихи Пушкина, и Зоя Николаевна спросила Настасью, как звали няню великого поэта. Конечно, всем известно имя Арины Родионовны, но Настасья в тот раз ответить не смогла – она как будто была не совсем на уроке. Во всяком случае, мыслей её на уроке точно не было, она смотрела вглубь себя и пока что ничего там не видела. И не слышала, что происходит вокруг неё. Зоя Николаевна уже в четвёртый раз спросила у Настасьи, как звали няню Пушкина.

– Арина Родионовна, – ответила она.

– О чём ты думаешь? У тебя ещё ни одной оценки нет, что я тебе буду выводить за четверть?

– Про Арину Родионовну, – сказала Настасья, – няню Пушкина.

– Сядь, – усталым голосом сказала Зоя Николаевна.

Настасья села. О чём она думала, она и сама не знала. Кажется, ни о чём не думала. На перемене она побыстрее побежала к Людмиле Анатольевне спросить, нормально ли – ни о чём не думать. Но учительнице было некогда, она принимала подтягивания у троих восьмиклассников. Пришлось Настасье ходить с этим вопросом до конца уроков. А после школы ей нужно было бежать на футбольную тренировку. Когда, интересно, этот тренер Чистяков поймёт, что она играет лучше всех в команде и именно по ней плачет областная женская сборная? Это правильно, что на прошлой тренировке её поставили в нападающие. Так она показала, что может быть не только вратарём.

Тренировку начали с ОФП. Маша Голубцова быстрее всех приседала, Плотникова подпрыгивала выше всех, а Сонечка Кунак, конечно, быстрее всех бегала. Зато Настасья Веселова знала, что не надо попусту тратить свои силы, она их берегла для игры. Совершенно ясно, что и сегодня будет игра, не только разминка. Уж сегодня он точно всё поймёт и завтра объявит всем, кого он выбрал. Но тут на тренировку неожиданно пришла Юлька Барамзина.

Так нечестно!

Юля Барамзина – сестра Гули Башкировой, она старше её почти что на два года, но тоже играет за ту же «Родину», что и сестра. Ну, как играет. Время от времени приходит на тренировки, отлично занимается и пропадает в неизвестности. Ольга Дмитриевна потом, как говорится, рвёт на себе волосы, когда Юлька пропускает занятия. Просит Гульку поговорить с сестрой, чтобы та ходила на тренировки. Гулька отвечает, что попробует, но гарантии не даёт. У них какая-то сложная история, у Юли и Гули, в ней мало кто может разобраться: они сёстры, но фамилии у них разные и папы разные. Юлин папа уехал из Лузы ещё до того, как Юля родилась. И её мама вышла замуж за Бахира Годеновича. И сменила фамилию на Башкирову. Потом она родила вторую дочь, и Бахир Годенович настоял, чтобы вторую дочь назвали башкирским именем. Так и получилось, что в одной семье у двух дочерей разные фамилии. И воспитывают их по-разному. Юльке разрешается гулять до десяти, а Гульке только до восьми. Юльке можно ходить в брюках хоть круглый год, а Гульке только в морозы. Гулька говорит так:

– К счастью, морозных дней в Лузе больше, чем тёплых, – так она любит брюки.

Вот и сейчас – Юлька на тренировку пришла, а Гульку не пустили. Все девчонки обступили Юльку, потому что давно не видели и соскучились.

– Зачем пришла? – спросила её Ольга Дмитриевна. – Думаешь, я тебя пущу?

Юлька не отвечала, смотрела в пол.

– Ну пожалуйста, Ольга Дмитна! – сказала Сонечка Кунак, а за ней и другие девчонки.

– Что у вас происходит? – спросил Чистяков. – Почему не начинаете тренировку? Встаньте в строй!

Девочки выстроились.

– А это кто? – спросил Чистяков. – Ты кто такая?

Но Юлька молчала. Она вообще была не очень-то разговорчивой, предпочитала, чтобы за неё всё рассказывали другие.

– Это Гулина сестра, – объяснила Настя Рыболовлева, – она отлично играет!

– Да? А где же ты была раньше, Гулина сестра? – спросил опять Чистяков, так получилось, что он сегодня говорил только вопросами.

– Дома, – ответила Юля.

– Дома, – повторил он, – Гуля тоже дома?

– Да.

– Иди встань в строй, – сказал Чистяков.

Юлька встала первой, она была самая высокая.

– Так нечестно, – сказала Маша Голубцова.

– Что нечестно? Кто это сказал? – спросил Чистяков.

– Я, – ответила Маша. – Так нечестно.

– Ты снова споришь, – сказал тренер. – Я тебе говорил не спорить? Выйди из строя.

Маша вышла.

– Сто приседаний, и сегодня – на скамейке запасных, – сказал Вадим Никитич.

Потом всех разделили на две команды. Игра началась. Маша закрыла глаза – раз ей нельзя участвовать в игре, она и смотреть её не будет. Но долго она так не вытерпела, открыла. И стала смотреть. По полю как угорелая бегала Сонечка Кунак, она передавала мяч Плотниковой, Плотникова вела его к воротам соперников, но тут откуда ни возьмись появлялась Юлька Барамзина и выбивала мяч на середину поля.

– Так нечестно, – шептала Маша, сидя на скамейке запасных, – так очень нечестно.

В перерыве к ней подошёл Чистяков, сказал:

– А теперь говори.

– Что говорить?

– Что нечестно?

– Нечестно, что Гульку не пускают на тренировки, а Юльку пустили.

– Может, её тоже не пускают, – сказал тренер, – а она пришла. Откуда ты знаешь?

– Как это? – спросила Маша. – Всё равно так несправедливо.

– Так, – сказал Вадим Никитич, самый лучший тренер в области. – Так. Или ты немедленно замолчишь и пойдёшь на поле, или уйдёшь отсюда. И больше мы не встретимся никогда.

Маша немного подумала, потом пошла в раздевалку. После перерыва девочки побежали на поле, а Маша переоделась и села как зритель на трибуне. Начался второй тайм. Что говорить, Юлька играла очень хорошо. Настасья бегала как танк – перед ней все расступались, никто не мог устоять. И только Маши не было на поле.

– Стоп! – закричал Чистяков и дунул в свисток. – Так, может мне кто-нибудь объяснить, почему посторонние в зале?

Все остановились. Вадим Никитич смотрел на Машу.

– Я не посторонняя, – громко сказала она. – Я нападающая.

– Ты не на поле, – сказал Чистяков, – значит, посторонняя. Можешь уходить.

И Маша встала и пошла из зала, а что ей ещё оставалось? Несколько раз она оглядывалась.

– Она же не посторонняя, – тихо сказала Плотникова.

– Кто там что сказал? – спросил Чистяков.

Больше никто ничего не говорил. Маша вышла из зала и медленно побрела домой, но потом свернула и пошла быстрым шагом в гостиницу.

Игра продолжается

Как только Маша Голубцова вышла из зала, Чистяков дунул в свисток, но почти никто из команды даже не подумал играть. Только Настасья Веселова оглядывалась, искала глазами мяч.

– Игра продолжается! – скомандовал Вадим Никитич. – Тайм только начался. Все по местам! – и он снова засвистел.

Но его свист перебил голос свистка Ольги Дмитриевны.

– Команде непонятно, почему вы, Вадим Никитич, выгнали нашего игрока. Мы не будем продолжать игру, пока вы не объясните. И кто теперь будет вместо Маши, нам тоже непонятно.

– Она была в запасных, – ответил Чистяков, – и вообще, я не обязан ни перед кем отчитываться.

– Но это мои игроки! И я решаю, продолжать им игру или нет. В данном случае…

Но Вадим Никитич перебил:

– В данном случае это мой игрок. Игрок областной сборной.

В зале наступила полная тишина.

– То есть как? – спросила Ольга Дмитриевна. – Как областной сборной? Вы уже всё решили?

– Ничего не решил, она кандидат.

– Вы только что её выгнали.

– После поговорим.

– Нет уж, давайте сейчас, – сказала Ольга Дмитриевна, свистнула в свисток и скомандовала девочкам пробежать пять кругов. Все побежали. Оба тренера стояли и разговаривали, размахивали руками, что-то объясняли друг другу. Потом пять кругов кончились. Теперь засвистел Чистяков и велел прыгать четыре круга то на правой, то на левой ноге. И они продолжали говорить. Наконец они поговорили и остановили девчонок.

– Девочки, – сказала Ольга Дмитриевна, – от тренировки осталось двадцать минут. Давайте продолжим игру.

– А что с Голубцовой? – спросила Плотникова.

– Кто в сборной? – спросила Настасья Веселова.

– Всё хорошо, девочки, – сказала Ольга Дмитриевна, – я позвоню Маше позже. Давайте продолжим тренировку.

А Чистяков сказал:

– Игра должна продолжаться в любых условиях. Если вы, конечно, нормальные футболисты, а не просто какая-нибудь команда из подворотни. Поняли меня?

– Поняли, – сказала Сонечка Кунак, – в дождь и в снег. И так далее.

– Нет, вы не поняли, – сказал Чистяков, – речь не только о погоде. У нас в команде был один игрок, полузащитник, он как-то пришёл на игру сразу с похорон матери. Вот так. Мать умерла, но он не мог пропустить полуфинал. Понимаете теперь, что значит – в любых условиях? А вы – просто потому что кто-то решил уйти.

– Так она не в сборной? – спросила Настасья Веселова.

– Потом, всё узнаете завтра, – ответил Чистяков и скомандовал продолжать игру.

Вне игры

– Мама, он вообще ничего не понимает! – говорила Маша. Она сидела в гостинице, на складе чистого белья. Мама чистила утюг и слушала. – Я говорю ему: это нечестно! А он меня – на скамейку запасных! Понимаешь?

– Машенька, я всё понимаю. Но это дело Юли и Гули, они сами должны это решать. И их родители. А нас тут никто не спрашивал, ни тебя, ни меня.

– Ну ты подумай, если Гуле не дали поехать в Киров, то и Юле не должны разрешать! Они же сёстры! Папа Гульке ничего не разрешает, а Юльке всё можно!

– Маша, дорогая, а ты не думала, может быть, это к лучшему?

– Да как ты не понимаешь!

– Нет, постой, может быть, это ты не понимаешь. Вот смотри, Юля поедет в Киров, будет там жить, а к ней потом и Гуля приедет. Папа увидит, что там не страшно, и отпустит её. А по-твоему выходит, они обе должны жить в Лузе, обеим не надо заниматься футболом.

– Почему не надо, я так не говорила! Я просто говорю, что всё должно быть честно. Раз Гульке нельзя, то и Юльке… Погоди. Ну да, получается, что никому не надо заниматься. Но это тоже нечестно, потому что мы же занимаемся. Точнее, я занималась, – она выделила ударением последний слог в слове «занималась» и задумалась. Потом сказала: – Все должны заниматься, если хотят. И я тоже. Вот уедет Чистяков, пойду снова. Думаешь, Ольга Дмитна меня пустит ещё заниматься? Будет неправильно, если не пустит. Не она ведь прогоняла.

– Честно, правильно, как ты легко всё решаешь. Честно ли, что папа куда-то уезжает, а мы только в Лузе сидим? – спросила мама. – А может быть, он бы и хотел всё время тут находиться с нами, а не может, надо работать. Честно это или нет?

Маша задумалась. Потом сказала:

– Вообще-то я про это не думала.

Мама дочистила утюг, они вышли со склада. Маша сказала:

– Мам, я пойду в зал?

– А уроки?

– Там немного.

– Хорошо.

Они дошли до администратора, взяли ключи от спортзала.

– Так, я на уборку. Дорогу помнишь?

И они разошлись в разные стороны. Гостиница «Луза» – большая, полупустая из-за того, что мало кто приезжает в Лузу. А когда-то тут останавливались люди, которые приезжали в город в командировку, на спортивные соревнования. Специально для гостей к гостинице сделали пристрой – спортзал. Маша бывает в нём иногда. Мама даёт ей ключ, и Маша идёт одна по длинному гулкому коридору, и ей бывает немного жутко. Кажется, кто-нибудь выйдет из-за угла и пойдёт навстречу. «Из-за какого ещё угла?» – думает Маша и успокаивается. Коридор длинный и заканчивается входом в зал. Маша открыла зал, включила свет, подождала, пока зажглись, клацая, все длинные лампочки дневного света. В углу лежали мячи – футбольные, волейбольные, баскетбольные. Маша взяла сначала баскетбольный, покидала мяч в корзину. Из семи раз попала только один. Это уже лучше, недели две назад она попадала один раз из десяти.

С футбольным мячом она чувствовала себя, конечно, привычнее, но и немного глупее: как играть в футбол в одиночестве? Она пинала мяч в разные стороны, догоняла его и останавливала. Потом стала делать упражнение на остановку летящего мяча, то есть подкидывала его так, чтобы он стукался о стену и отскакивал, а внизу его останавливала Маша: стопой, головой, грудью. Её цель была – остановить мяч, не дать ему ускакать куда-нибудь далеко. Так незаметно прошёл час. Она вздрогнула, когда мама сказала ей от дверей, что пора идти домой.

– Иди ко мне! – позвала Маша. – Поможешь.

– Ну нет, – сказала мама, а сама уже шла к ней. Маша направила мяч в мамину сторону. Мама отбила его и сказала: – Только недолго, у тебя же ещё уроки. И папа ждёт.

Они стали перекидывать друг другу мяч, Маша отрабатывала остановку мяча внутренней стороной стопы, просто отбивала мяч. Мама повторяла за ней, ей, видимо, тоже было интересно.

– Когда-то, – сказала она вдруг, – я тоже немного играла в футбол.

– Да ладно! – крикнула Маша. – Почему я об этом не знаю?

– Это уж к тебе вопрос, – ответила мама и послала мяч с такой силой, что Маша не смогла его отбить. Мяч улетел к стене, возле которой стояли обручи. Обручи с грохотом посыпались на пол. Маша в ответ тоже с силой пнула по мячу, и мама тоже его пропустила. Так они бегали по залу, перебрасывали друг другу мяч, отбивали или не отбивали его. Они не заметили, как в зал кто-то вошёл и сел на скамейку. Только когда в ту сторону полетел мамин мяч, они увидели Чистякова.

– Ой, – сказала Маша.

– Здрасьте, – сказала мама.

А Чистяков молча остановил мяч. Встал и отправил его в Машину сторону. Маша отбила его маме. Начался как будто такой странный танец. Мяч летал от одного человека к другому, причём, если он летел от Чистякова к Маше, ей приходилось не так-то легко. Чтобы остановить мяч, надо было ускоряться, или подпрыгивать, или отбивать его левой ногой. Мама чаще всех пропускала мячи, а Чистяков отбивал их спокойно и уверенно. Правда, один раз Маше удалось так пнуть по мячу, что тренер не смог остановить его. Точнее, у него бы получилось, если бы не правая нога. В тот момент, когда он понадеялся на неё и потянулся левой к мячу, боль протаранила всю ногу, и он не устоял, упал. Тут же Машина мама подбежала к нему, подала руку. Чистяков медленно встал, доковылял до скамейки.

– Тренировка окончена, – сказал он. Это были первые его слова в гостиничном зале, – завтра приходи в «Родину».

– Вы же её выгнали, – сказала мама.

– Выгнал, – согласился тренер, – а теперь зову обратно.

– Хорошо, – ответила Маша. А мама сказала:

– Она подумает.

Чистяков молча вышел из зала. Маша с мамой подняли обручи, немного поправили маты, сложили все мячи в угол, выключили свет и ушли.

По дороге домой мама спросила:

– Как, пойдёшь завтра?

– Я не знаю, – ответила Маша, – с одной стороны, чего хорошего, когда вот так выгоняют, а потом зовут обратно. А с другой – может, стоит его простить. Кто бы другой стал так с нами тренироваться в гостинице. Ольга Дмитриевна вряд ли, мне кажется. Этим он мне понравился.

– Да, – сказала мама, – мне тоже. Но ты подумай сама. Не торопись.

Последняя тренировка

В пятницу на завтраке Маша сказала:

– Мама, я сегодня пойду на тренировку.

– Уверена? – спросила мама.

– Ага.

– А что, в чём дело? – спросил папа.

– Да меня прогнали вчера. Насовсем. А потом обратно позвали. Вот я и думала – стоит ли идти. Вроде бы и не стоит, но тут футбол.

– За что это тебя насовсем прогнали? Почему я ничего не знаю? И ты что, пойдёшь на тренировку после этого?

– Слушай, как ты думаешь, если Гульку не пускают на тренировки, то и Юльку не должны пускать, так?

– Ничего не понимаю, – сказал папа. – Не знаю ни Юльку, ни Гульку. А с тренером твоим поговорил бы. По-хорошему.

Маше пришлось рассказать про сестёр.

– Маша, – сказал папа, – я тебе скажу одну вещь. Мне, конечно, хочется поговорить с этим Чистяковым, но я бы тоже тебя выгнал.

– Но почему?

– Потому что это не твоё дело – решать за Юльку и Гульку. И за их родителей.

Маша молча чистила мандарин и слушала, как папа говорит, что не стоит никогда ни за кого решать. Ни к чему хорошему это не приведёт. Никто спасибо не скажет.

– А вот с тренером твоим я поговорю. Во сколько тренировка? – спросил папа.

– В три.

– Понял, – сказал папа, – в три.

Мама посмотрела на Машу как-то испуганно, и Маша поняла, что говорить этого не стоило. А как не ответить, если папа спрашивает?

На тренировку Маша опоздала, но зато видела, как за их спортзалом разговаривают о чём-то её папа и Чистяков. Она глянула на них и быстро убежала в раздевалку. Пришла в зал, когда уже шла разминка.

Чистяков с Голубцовым разговаривали о Маше, конечно. Папа снова выспрашивал, возьмут ли её в сборную. Чистяков отвечал, что всё решит сегодняшняя тренировка, всё зависит от того, придёт ли она на неё.

– Что, если не придёт? – спрашивал Игорь Алексеевич. – Всё? Не попадает к вам? В калашный ряд? А если придёт? А вот я её не пущу ни в какой Киров. Что будете делать? Как будете без неё?

– Бог мой, – сказал Чистяков, – когда вы все успокоитесь уже? Думаете, кроме вашей девочки, нам и работать не с кем? Да, перспективная спортсменка, да, талант. Но таких по области знаете сколько? Мы ездим как проклятые, видим много. Таких, как ваша девочка, – много. И это шанс ей из этой дыры вырваться. Вашей – из Лузы, какой-нибудь Ивановой – из Суны, из Фалёнок несчастных! Нет, родители встают стеной! Нет, не пустим! А что её ждёт тут? Вот ты можешь ей обеспечить нормальную форму, да те же шиповки, бутсы? Или даже если можешь, не станешь ведь ты её возить на тренировки в Киров, нет? Ехать пять часов в один конец. А здесь она уже достигла потолка, понимаешь? Всё, больше ей эта команда дать не может ничего! Понятно это? А?

– Во-первых, – сказал Машин папа, Голубцов сказал, – во‐первых, не ты, а вы.

– Вы, – поникшим голосом сказал Чистяков, – хорошо, вы.

– А во‐вторых, я же ещё не сказал, что никуда её не отпускаю.

– Что же вы мне мозги полощете? – спросил Чистяков. – Всё, мы пришли уже.

– Ну а всё-таки – возьмёте вы Машу или нет?

– Всё решит эта тренировка, я же сказал уже.

– Тогда я подожду, – сказал Машин папа, – сколько она идёт: час? Два? И пусть у меня ноги отвалятся ко всем чертям.

При чём тут его ноги? Просто у папы Маши Голубцовой они всё время мёрзнут. Он отморозил их, когда служил в армии. С тех пор даже летом он ходит в тёплых носках. И сейчас он тоже в тёплых, но долго стоять на морозе ему нельзя. А тренировка длится больше часа. Игорь Алексеевич стоял-стоял, ждал-ждал, а потом потихоньку зашёл в спорткомплекс, нашёл зал, где занимались обе команды – женская и мужская, незаметно забрался на самый верх зрительских мест и сел там. Никто не увидел его, все были погружены в тренировку. Она, кстати, уже кончалась. Чистяков подал последний свисток. Все выстроились. Мышкин объявил, что в сборную приглашается Гера Головёнкин, а Чистяков начал долго рассказывать о том, что игра в сборной – большая ответственность, что они с Мышкиным долго думали, кого взять, и вот решили позвать в сборную Соню Кунак и Элю Плотникову.

– А как же я? – выкрикнула Настасья Веселова. – Я же лучший игрок.

– Ты хороший игрок, – сказал Вадим Никитич, – может быть, да, лучший. Но ты, понимаешь, слабо чувствуешь других. Ты играешь только за себя, а не за команду. Вот вчера – толкнула Настю. Не нарочно, конечно, но можно было её обойти. Или ещё был случай: сама разбиралась с мячом – и в результате упустила его. И так не один раз, я наблюдал внимательно. Думаю, что тебе подойдёт любой спорт, где надо быть самой за себя, может быть, лёгкая атлетика. Попробуй!

– А я? – спросила Маша Голубцова. – Я же на тренировку пришла.

– В самом деле, – со своего места сказал Игорь Алексеевич, – она же пришла.