Тетька. Уроки внеклассного воспитания бесплатное чтение

Пролог.

Дремавший под утренним солнцем автобус, наконец, встрепенулся и ожил.

Еще не задушенный июльской жарой день только начинался. Не выспавшиеся пассажиры междугороднего Икаруса устраивались поудобнее в высоких креслах, в надежде досмотреть прерванные сны, под монотонное дребезжание венгерского двигателя.

Автобус с неожиданной грациозностью развернулся на крошечной площади, вдоль осиротевшего здания автобусной станции.

Тетька машинально оглянулась, что бы еще раз увидеть улицу, ведущую к дому. Ее взгляд сразу выхватил одинокую фигуру мужчины в строгом сером костюме, напряженно вглядывающегося в большие окна отъезжающего автобуса.

От неожиданности она подскочила в кресле и уже готова была закричать, что бы автобус остановили, но их взгляды встретились, и что-то заставило ее опуститься на место.

Икарус набирал ход, оставляя за собой облако пыли, в котором медленно растворялись знакомые черты.

Не в силах оторвать взгляд от исчезающей фигуры, Тетька все глубже вжималась в кресло. Сердце сдавило внезапно навалившейся тоской.

Автобус повернул, выехав на центральную улицу. За окном разбегались знакомые здания: детский сад, контора леспромхоза, столовая, а дальше…

Глядя на уплывающий вдаль поселок, девушка почувствовала себя вдруг такой одинокой. Она отправлялась совсем в другую жизнь, в которой не будет ничего из того, что она знала до сих пор. Там все будет совсем по-другому, и ей еще только предстоит узнать как.

Глава 1. Светлое прошлое.

Итак, если уж я решила рассказать вам эту историю, будет справедливо, если я начну ее с описания той страны, в которой она произошла.

Так совпало, что я родилась и выросла в самый лучший период для этой страны. Плод полностью созрел, но еще не подернулся гнилью. В далеком прошлом остались черные «воронки». С последней войны прошло больше двадцати лет. Достаточный срок, чтобы забыть о крови и боли, и не так много, чтобы не помнить, тех, кто принес победу на своих плечах.

Руины уже восстановлены, либо стерты с лица земли, как ненужное напоминание пережитой действительности. Вместо них черно-белые фильмы с отважными воинами, в отутюженных гимнастерках, поющие оперными голосами. Трогательные многосерийные баллады о мытарствах беспартийных душ, о кожаных комиссарах, трагически погибающих за счастье простых людей.

Бережно дав мне, подрасти и окрепнуть в своей благодарности советскому детству, страна иссякла, переводя меня на новую ступень моего развития – юность. Но полученный детский опыт, прочно укрепил в моем сознании идеи равенства и самоотверженного труда на благо общества.

В большинстве своем, в СССР жили простые и добрые люди. Они гордились своей страной. Искренне любили своих соседей. Прятали ключ от дома, под коврик на крыльце. Иногда и вовсе не запирали дверь. Праздновали День Победы всем селом. Не отрывались от телевизоров во время сеанса связи с космонавтами. Семьями рыдали над индийским кино в местном клубе.

В этой стране не было бродячих собак и брошенных кошек. Одноразовых стаканчиков, перчаток и масок. Все, что производилось в этой стране, делалось на века. Дети самостоятельно гуляли во дворах, как только уверенно вставали на ноги. На дорогах спокойно уживались трактор с запряженной лошадью повозкой, велосипед с мотоциклом, и играющая в футбол детвора.

В этой стране не было неравенства. Каждый социальный слой дислоцировался строго в своей нише, и ни в коем случае не пересекался, читать смешивался, с другим.

Поэтому для рабочих и крестьян и инженеров средней руки, правительство и кинозвезды существовали только в телевизоре с двумя программами.

Они отдыхали в отдельных санаториях, обслуживались в отдельных поликлиниках и покупали вещи в отдельных магазинах. Думаю, некоторым простым людям вообще не приходило в голову, что те, другие что-то едят и где-то живут, помимо голубых экранов.

В этой стране армия была надежной защитой от капиталистических врагов. Капиталисты представлялись исключительно с брюшком, золоченым пенсне и скверным характером. А как иначе? Они же наживались на рабском труде наших братьев.

А вот солдаты… солдатами были наши отцы, сыновья, братья и деды. Мы ими гордились. Они показали всему миру доблесть русских солдат, с победным знаменем пройдя по всей Европе.

В этой стране законы писали для простых людей. Богатые жили по своим, но мы же с ними не пересекались, вы помните? Ну а если что, то «рожденная революцией», возглавляемая «знатоками», обязательно найдет и справедливо осудит. Кстати, тюрьмы в этой стране были. Много тюрем. Но порядочному человеку, честно отрабатывающему свой долг перед Родиной, на это было абсолютно наплевать.

Его бесплатно лечили, учили, развлекали, давали жилье. В общем, простой рабочий человек чувствовал себя в этой стране совершенно счастливым. Средней зарплаты рабочего человека вполне хватало до получки. В магазинах кроме бухарской обсыпки по рубль двадцать и завтрака туриста, как правило, покупать было нечего.

Общепит, в основном, был представлен рабочими столовыми, с рыбными днями по четвергам и тринадцатикопеечными котлетами из панировочных сухарей. Рестораны, конечно, были, но только в городах и на железнодорожных вокзалах, с тройной наценкой.

Но рабочим путешествовать было некогда, да и не куда. Дети редко далеко уезжали от родителей, максимум, в районный центр, который, кстати, не всегда был городом, учится. И оставались там, если повезет жениться или выйти замуж.

Зато в каждом поселке было отделение почты, дом быта, поликлиника, книжный магазин и клуб. Села побогаче имели Дом Пионеров, Дом Культуры с одноименным парком и летнюю танцплощадку.

Знаете, описывая вам все эту маниловскую красоту, я вдруг поняла, как же я скучаю по этой простой, как греча с молоком, стране. И скорее всего, я вычеркну эти строчки из книги, но сей час хочу еще раз сказать всем: у нас было самое счастливое детство. Потому, что в этой стране одновременно ни чего не было и было все.

Я частенько слышу жалобы своих сверстников, что родителям некогда было заниматься нашим воспитанием, поэтому мы такие «неудачненькие» получились. Позвольте мне с этим не согласиться. Наши родители дали нам самое главное – свободу быть тем, кем мы родились.

Свободу невозможно воспитать, привить, к ней нельзя приучить, что само по себе является ограничением свободы. Ее можно только отобрать или доверить. На самом деле, за нами всегда оставалась свобода выбора: как учиться, что читать, с кем дружить и чем заниматься.

Это подводило нас к главному уроку – брать ответственность на себя за свой выбор. Мы учились рассчитывать только на собственные силы, не выставляя претензии стране и родителям, что нам чего-то недодали: пособия, внимания, образования или наследства.

Подумалось, может если бы мы от своих детей отстали, они бы были нам так же благодарны, как мы своим?

Ну да я отвлеклась. Вернемся в СССР.

Глава 2. Юрья.

И хотя, выше я говорила о том, что простые люди не часто путешествовали, до достижения своего школьного возраста я поменяла несколько мест проживания. В основном это были небольшие рабочие поселки в Кировской области, построенные в конце девятнадцатого столетия, при строительстве пермской железной дороги.

Идя со мной дальше, вы поймете, с чем были связанны эти переезды. Но начать описание я хочу с места моего рождения, потому что все мои детские дороги заканчивались именно там, в Юрье.

Это был большой поселок, районный центр. Поселок городского типа – важным тоном обозначали юрьянцы. Железная дорога делила его пополам. В центре – здание железнодорожной станции с перроном и небольшой привокзальной площадью. За вокзалом, дома в основном деревянные, частные хозяйства, бараки, стадион. Каменными были только магазины и двухэтажное здание новой школы.

Противоположная часть больше напоминала город. И хотя и там были небольшие деревянные постройки, в глаза бросались двухэтажные кирпичные жилые дома, недавно отстроенный Дом Культуры с несколькими аттракционами неподалеку, музыкальная школа и Дом Пионеров.

Немного в стороне от поселка находилось деревянное двухэтажное здание роддома, где, собственно, и начался мой жизненный путь. А сразу за ним поселковое кладбище. Уж не знаю, было это умышленно или так совпало. Но для меня это соседство всегда было немного пугающим и символичным. Словно предупреждало о том, что ты не вечно на этой земле.

С первого взгляда Юрья был хоть и крупный поселок, но один из сотни в этих местах. Но было то, что его делало не совсем обычным. В нескольких километрах от него стояла ракетная дивизия.

Для местных жителей это меняло многое. Во-первых, за забором с колючей проволокой возвышались новые кирпичные пятиэтажки для офицерского состава, с центральным отоплением, ванной и туалетом в квартирах. Во-вторых, снабжение в городке было на высшем уровне, так как там же находился и штаб.

Прилавки местных промтоварных магазинов уступали, разве что Московскому ЦУМу или Питерскому ДЛТ. От обилия мясных деликатесов в кулинарии у простого обывателя голова шла кругом. Офицерские жены, все как одна смахивали на Жаклин Кеннеди, с укладками из местной парикмахерской.

Конечно, попасть туда было не просто. Да и опасно. Через КПП без пропуска не пускали, но в заборе чьи-то заботливые руки сотворили портал. Через него обыватели и шастали до местных магазинов, нервно оглядываясь по сторонам. Бояться было чего, того и гляди нарвешься на патруль. С позором выставят тебя за ворота, а дыру заделают.

Патруль, кстати сказать, прохаживался и по Юрье, отлавливал солдат, сбежавших в самоволку. Местные жители были не против, как-то даже спокойнее было с ними. Ну, мало ли что.

И хотя, строительство железной дороги стало причиной появления поселка на карте, главным богатством местных земель, конечно, были леса.

Лес опоясывал Юрью со всех сторон, простираясь на несколько десятков километров. Поэтому не удивительно, что основным предприятием был леспромхоз. Из пяти тысяч населения, там работало тысяча триста человек. Проще говоря, почти в каждой семье кто-то работал в леспромхозе. И моя семья не исключение.

История человека, как мне кажется, начинается задолго до его рождения. Так и свою историю, начну с описания своей семьи. Иначе, как мне рассказать вам кто я такая и почему именно такая.

Глава 3. Ростислав Викторович.

К сожалению, дети в силу своего юного беспечного возраста, мало интересуются прошлым своих родителей, пока они живы. Достигнув зрелости, понимают, что реальные факты прошлого перемешались с живым детским воображением, и распутать этот гордиев узел невозможно. Но спросить уже не у кого. И я не исключение. Поэтому факты в моем рассказе будут больше напоминать калейдоскоп из детских впечатлений.

Мой дедушка, Ростислав Викторович, не был уроженцем этих мест. Мальчишка, воспитанный Черным морем и крымскими виноградниками, возмужавший на широких проспектах Москвы, был выслан великой партией на дальние трудовые рубежи необъятной Родины.

Случилось это в конце пятидесятых годов. По маминым рассказам, ей было лет четырнадцать, когда она приехала к папе в Юрью. А за ней уже подтянулась бабушка с младшими детьми.

По скупым рассказам деда, а он очень не любил рассказывать о своем прошлом, выслали его из Москвы, за то, что вместо отказа от родного отца, арестованного, как врага народа, он положил на стол членский билет Коммунистической Партии Советского Союза.

Я могу только предположить, как сложно было коренному южанину привыкать к суровым сибирским зимам и заснеженным лесным дорогам. Почти так же, как московскому парнишке, здоровавшемуся за руку с Маяковским, проводившему бессонные ночи за беседой с Макаренко, погрузиться в звенящую тишину российской глубинки.

Но дедушка ни когда не жаловался мне, или кому-то из детей. Видимо залив кровоточащую рану изрядным количеством алкоголя, извергая гнев от бессилия на самых близких людей, как впрочем, делаем все мы, в первые годы ссылки, он примирился с действительностью, и встретил старость с достаточной долей самоиронии, позволяющей ему не сойти с ума.

В моей памяти он навсегда останется высоким, жилистым пожилым мужчиной, с гордой осанкой. С чисто выбритым широким подбородком, с двумя пересекающимися веснушками на кончике прямого, почти идеального носа. С лукавым взглядом карих глаз из-под густых, сурово нависающих бровей.

Удивительно, но ни легкая седина редеющих на висках волос, ни растопыренные большие уши совсем не портили красоты его продолговатого лица, исполненного благородства взлетающими крыльями носа и слегка приподнятой правой брови.

Чаще всего, на его лице я наблюдала выражение сосредоточенной серьезности, потому что никогда не видела его праздно сидящим без дела. Приходя с работы, он менял свой неизменный строгий серый костюм с голубой рубашкой на старые галифе военного образца, китель и видавший виды картуз.

Во дворе он никуда не спешил, размеренно исполняя, как священный ритуал любую работу. Чистил клетки кроликам, полол клубнику, подрезал малину, колол дрова. Каждое движение было хорошо продуманно, осмысленно и выверено. Наблюдение за его слегка прихрамывающей на правую ногу фигурой завораживало.

Он никогда не возвращался домой, пока его не позовут на ужин. И бабушка знала, что должна дать ему минут пятнадцать, закончить начатое. Дедушка никогда не оставлял неоконченных дел.

Вернувшись в дом, сняв рабочую одежду, и тщательно вымыв руки, Ростислав Викторович садился к столу. Рядом с его местом, на подоконнике, всегда лежали свежие газеты. Надев очки, он просматривал газеты.

Лишь одна небольшая деталь беспокоила меня в этом образе невероятно мужественного человека. На мизинце его правой руки красовался длинный, красиво отточенный ноготь. Половину моего дошкольного детства меня очень занимал вопрос происхождения данной красоты.

Как увидите в дальнейшем, я никогда не отличалась детской непосредственностью, позволяющей задавать нескромные вопросы взрослым. Поэтому, мне понадобилось достаточно много времени, чтобы очень осторожно, с предельной аккуратностью задать вопрос бабушке, которая рассмеявшись, объяснила существование длинного ногтя:

– Ему так удобнее листы подцеплять ногтем, чтобы не пачкать бумагу! Дедушке приходится читать очень много важных документов.

Я тут же с облегчением представила, как Ростислав Викторович, сидя за рабочим столом спокойно и размеренно читает важные документы. Прочитав очередной лист, легко подцепляет его длинным ногтем на мизинце, переворачивает, и читает следующий. Действительно, должно быть удобно.

Ел он так же спокойно и размеренно. За столом, взрослые вели мирную беседу о каких-то повседневных делах. И казалось мне в детстве, что вся сущность этого мира была сосредоточенна в пределах этой светлой кухни, в этих спокойных разговорах ни о чем, в этих теплеющих глазах, остановивших свой взгляд на моей физиономии. И может быть, именно так это и было.

Глава 4. Татьяна Яновна.

Написав название новой главы, я вдруг поняла, что не знаю с чего начать рассказ о моей бабушке. Какой она была? Боюсь, что на этот вопрос не существует однозначного ответа.

Татьяна Яновна была второй женой дедушки. Первая его жена умерла при родах. Этот факт никогда не скрывался. Потому что у дедушки был старший сын, который жил в Москве.

Татьяна Яновна была актрисой. Не подумайте только, что это упрек. Она действительно была актрисой на сцене более пятидесяти лет, но и в жизни она не переставала играть. То примерную жену и хлебосольную хозяйку, то заботливую маму и бабушку, то бескомпромиссного директора дома культуры, то… Впрочем, перечислять можно бесконечно. И каждая роль ей удавалась безупречно.

Эта хрупкая, невысокого роста женщина, с аккуратно уложенными седыми локонами фиолетового отлива, с идеально ровной спиной и широко разведенными плечами, приветливо улыбающаяся прохожим, умела метать такие яростные взгляды, в случае любого твоего неверного шага. Мало кто из внуков, да что там внуков, уже взрослых детей, позволял себе оплошность в ее присутствии.

Не смотря на это, улыбка редко сходила с ее лица. Там, где была моя бабушка, всегда звучал смех. Она знала не одну тысячу историй, которые с удовольствием рассказывала в лицах, хорошо поставленным сценическим голосом, отчетливо проговаривая каждый звук.

Даже беседуя с дедушкой на кухне в полголоса о повседневных вещах, она находила момент, над которым безудержно заливалась смехом. А смеялась она упоенно, запрокинув голову вверх, аристократично прикрывая рот полуоткрытыми губами, так, что присутствующие не могли не рассмеяться вместе с ней, ну или хотя бы улыбнуться.

Утро ее начиналось раньше всех. Зарядка, электробигуди, кокетливо прикрытые косынкой, завтрак. Только после ухода дедушки на работу, она на бегу выпивала чашку какао и меняла старый халатик на официальный наряд. Три капли духов и неизменная красная помада.

И вот уже в зеркало, решительным взглядом смеющихся глаз, смотрится уважаемая Татьяна Яновна, эталон стиля для местных дам, воплощение мечты для юрьянских ребятишек и решительная рука помощи для трудных подростков.

И вряд ли кто-то из них догадывался, какой тяжелый путь прошла эта женщина. Родившись последним, четвертым ребенком в семье латышского инженера Клеструпа, она вопреки обыкновению, не стала балованным последышем. Может в силу того, что обладала дерзким характером, не соответствующем девочке того времени. Может потому, что плохо училась, в отличие от старших сестер.

Вспоминать свое детство бабушка не любила. И если что-то и рассказывала, то больше о своих проказах, которые очень расстраивали ее маму и забавляли папу.

Начинать взрослую жизнь Танечке Клеструп пришлось довольно рано, в связи с внезапной ранней кончиной ее отца. Может поэтому, едва уйдя из родительской семьи, она сразу вышла замуж. К стыду своему, я ни разу не слышала истории знакомства своих бабушки и дедушки. Могу лишь догадываться, что встреча их состоялась на заводе «Фрезер», на котором они оба работали до войны.

Судьба, по какой – то причине, не была благосклонна к их браку, в первые годы совместной жизни им пришлось пережить потерю двух старших сыновей. И только, появившись в 1944 году, моя мама дала, наконец, бабушке возможность полностью посвятить себя материнству, насколько это было возможно в то время.

Но уже следующий ребенок, тремя годами позже, заставил всю семью мобилизоваться, родившись с врожденными пороками – волчьей пастью и заячьей губой. В семье ходит легенда, что в детстве мамин брат перенес сорок операций. Не берусь утверждать, что это так, но вырос мой дядя довольно крепким и здоровым мужчиной, и даже служил в армии, некоторое время, в звании прапорщика.

Проведя годы в борьбе за здоровье сына, едва переведя дух, ей пришлось покинуть Москву, вслед за ссыльным супругом. Надо сказать, что с переменой справлялась она куда лучше мужа. Обустроила небольшой огород, завела живность и потихоньку завоевывала уважение и восхищение юрьянцев, своей неизменной жизнерадостностью и любовью к театру.

Судьба Татьяны Яновны достойна отдельной книги, и может быть, я когда-нибудь вернусь к ней, в одной из своих историй.

Глава 5. Леночка.

Для ребенка его мама – самая красивая женщина на земле. Часто это не соответствует реальности. В моем случае, нет никакого преувеличения. Леночка Коронелли росла действительно настоящей красавицей, и хорошо это знала.

Густую копну иссиня-черных волос с трудом сдерживала тяжелая коса. Смеющийся взгляд карих глаз, с причудливым разрезом, смуглая кожа, красиво очерченные пухлые губы делали ее похожей не то на цыганку, не то на восточную принцессу.

Хотя, сравнению с царственной особой явно мешала подвижная мимика, ярко и не всегда эстетично выражающая ее эмоции. И вообще, Леночка была отчаянным сорванцом. Раннее детство она провела со своей бабушкой, Александрой Георгиевной, занимающейся воспитанием двух старших внуков, Виктора, оставшегося без матери, сына Ростислава Викторовича и Жени, его племянника от младшей сестры.

Мальчики были практически ровесниками и старше Леночки на десять лет. Стоит ли говорить, что девочка обожала своих братьев и во всем старалась на них походить. Ей непременно нужно было участвовать во всех их играх и быть посвященной во все их тайны.

Мама любила вспоминать свое детство. Огромную коммунальную квартиру, рассказы бабушки Шуры, первый советский телевизор с лупой, у экрана которого собирались все соседи. Это были только веселые воспоминания. Она никогда не рассказывала о трудностях и лишениях, или может я так запомнила. Как бы там не было, ее детство закончилось, в момент переезда в Юрью.

Леночка натурой была целеустремленной, бесстрашной, независимой, готовой броситься на помощь любому, мало-мальски в ней нуждающемуся человеку. В ситуации, когда в семье зарабатывал только папа, а мама вынуждена была заботиться о больном брате и новорожденной сестренке, она не могла остаться в стороне.

Бросив школу в четырнадцать лет, отправилась в леспромхоз зарабатывать деньги. И не просто конторской служащей, а на самый сложный участок работы, наравне с взрослыми мужиками вылавливая бревна из лесосплава и обрабатывая их на пилораме.

Леночка не гордилась своим поступком, для нее это был естественный вклад в благополучие семьи.

К этому времени из угловатого сорванца-подростка она превратилась в стройную яркую девушку, что не смогло быть незамеченным со стороны противоположного пола.

Ухажеры толпами ошивались у родительского дома. Один вел на танцы, другой провожал до дома, третий встречал после работы. Нет, Леночка не была ветреной, но сердечко ее было свободно. А желающих его прибрать к рукам было много. Ей все это казалось забавным, не более того.

Бабушка, конечно, очень переживала и хотела для дочери хорошей партии. Долго и преданно ухаживал за Леночкой молодой многообещающий офицер из военного городка.

Как-то зимой, проводив Леночку, домой после танцев в клубе, он больше часа стоял у дома, потому что она обещала переодеться и выйти с ним погулять. Но случайно на улицу вышла Татьяна Яновна. Разглядев одинокую фигуру в свете тусклого фонаря, окоченевшую от холода в офицерском обмундировании на тридцати пяти градусном морозе.

– Витенька, а что ты тут делаешь? – участливо поинтересовалась она.

– Леночку жду, Татьяна Яновна. Скоро она выйдет?

– Боже мой, да ведь она уже десятый сон видит. Как пришла, сразу и улеглась! – всплеснула руками моя бабушка.

И все же, первая любовь не обошла стороной мою маму. Взрослый мужчина привлек ее внимание. Роман начал развиваться достаточно бурно, что испугало бабушку, которая не посчитала ухажера достойной партией для своей старшей дочери.

Семья, к тому времени, ставшая на ноги, не нуждалась в дополнительных заработках, поэтому было решено отправить ее на учебу, подальше от Юрьи и неподходящего ухажера.

Кем было решено, я конечно не знаю. Может и сама Леночка решила, что ей пора получить профессию. Но, думается мне, что решение принимала моя бабушка. А потом, как бы советуясь с дедушкой, как поступить в столь щекотливой ситуации, в Леночкиных интересах, аккуратно подвела его к верному выводу.

Ну а спорить с дедушкой, в нашей семье, было невозможно. Не то, что бы кто-то пробовал, даже никто и не помышлял. Дедушка был главой семьи, а решения главы семьи были для ее членов законом.

Леночке ни чего не оставалось, как отправиться на учебу.

Глава 6. Семья.

Так началась, самостоятельна жизнь моей мамы. Учеба Леночке давалась достаточно легко, потому что была она девушкой сообразительной и весьма не глупой. Но эта сторона жизни не сильно ее занимала.

Леночка любила шумные компании, в центре которых она непременно оказывалась, благодаря своему природному жизнелюбию и легкому характеру. Она активно учувствовала в общественной жизни училища. Устраивала вечера отдыха, играла в самодеятельности, прыгала с парашютом.

Надо сказать, что вятский край в те времена, славился не только братьями Васнецовыми и стиральными машинками. Была у него и другая, более грустная репутация – это был край тюремных зон и многочисленных частей внутренних войск.

В одной из таких частей и служил мой будущий отец. Валера был стройным красивым брюнетом, больше похожим на киногероя, бог знает, почему выбравший для себя карьеру военного.

В части он организовал вокально-инструментальный ансамбль, который с удовольствием приглашали выступить все учебные заведения района. Так хорош был их руководитель, и, по совместительству, солист, томным, чуть хрипловатым голосом исполняющий лучшие советские хиты того времени.

Конечно, Леночка не могла, не обратить внимание, на этого самоуверенного молодого человека. С первой встречи им обоим стало ясно, что судьба свела их не напрасно.

Роман развивался стремительно. И вот уже они вдвоем едут в Юрью, знакомиться с родителями. Валера, по бабушкиным понятиям, вполне подходил на роль будущего мужа дочери, молодой, перспективный офицер из семьи пропавшего без вести во время войны железнодорожника.

Достаточно сдержанный, достаточно образованный, достаточно воспитанный.

Да и пара получилась очень уж красивая. Леночке как раз нужен муж немного постарше, сдерживать ее неуемную энергию.

Ростислав Викторович будущего зятя одобрил, и не потому, что Валера ему понравился. Что-то было в глазах вдруг повзрослевшей дочери такое, когда она смотрела на своего избранника, что его предчувствия просто теряли смысл.

С молчаливого согласия отца и одобрения матери, в августе 1963 года появилась новая семья. Молодые отправились жить в Жданов, к матери супруга.

И сначала все у них складывалось очень хорошо. Надежда Дмитриевна, Валерина мама, приняла Леночку, как родную дочь, которой у нее никогда не было. Оставшись одна, после смерти мужа, пропавшего без вести во время войны, она так и не вышла больше замуж.

Нужно было поднимать троих сыновей. Валера был самым младшим. Старший Гена бредил морем и не торопился с женитьбой. Средний, Александр, давно встречался с хорошей девушкой, но расписываться не спешил.

А ей уж очень хотелось понянчить внуков, да и разве можно с выросшими сыновьями поговорить на простые бабьи темы. Не поймут. А Леночка, с ее бескорыстным стремлением помочь каждому, пришлась как нельзя кстати.

Она и дом намоет, и приготовит, и Надежду Дмитриевну выслушает. Ох, не понимает Валерка, какое счастье ему досталось. И родители у Леночки очень интеллигентные.

Через год в семье произошло пополнение. Родившаяся девочка была маленькой, недоношенной и хотя сложно было в этом розовом комочке что-то разглядеть, определенно походила на свою маму.

Счастья в доме прибавилось. Валера старался не задерживаться на работе. Надежда Дмитриевна старалась отпускать молодых развеяться, с удовольствием оставаясь с Иринкой.

В общем, жили молодые, как все. Уверенно глядя в будущее. Копили то на новый диван, то на стиральную машинку. Дочка потихоньку подрастала. И Валере начало казаться, что как-то недостаточно интересно он живет.

Что он напрасно растрачивает себя на службе Родине. Заброшенная гитара немым укором висела на стене, медленно покрываясь пылью. Леночка, видимо неверно поняв, погрустневшие взгляды, ставшего раздражительным мужа, решилась на второго ребенка.

Ошарашенный новостью, супруг, выплеснул на беременную жену всю боль, потерянной души, обвинив ее в том, чего она ну ни как не ожидала. Оказалось, не о военной карьере мечтал Валера, он всю жизнь грезил литературой. Хотел получить высшее образование, ну где ей, с ее семью классами понять, что он губит свой талант, вкалывая, что бы обеспечить ее и ребенка. А теперь, еще и второго она ему на шею повесить хочет, а он его, ребенка этого, уже ненавидит.

Леночка всю ночь проплакала в подушку. Но от ребенка не отказалась, да и не просто это было в те времена.

Глава 7. Роды.

К счастью, вскоре после этой размолвки, Валера получил новое назначение. Переезд примирил супругов. Сам выехал на новое место службы и ему, просто было не до душевных метаний. Оставшись один, Валера в полной мере ощутил, как хороши были Леночкины котлеты и борщи.

Сама же Леночка не могла не радоваться тому, что новая часть располагалась недалеко от дома ее родителей. Она очень скучала по ним, особенно по маме, рядом с которой можно было вновь почувствовать себя маленькой девочкой.

Воспользовавшись таким замечательным совпадением, Валера отвез беременную жену с ребенком к ее родителям, а сам отправился устраиваться на новом месте.

Котчиха совсем маленький поселок в Кировской области, даже не знаю, существует ли он до сих пор. Когда мой отец приехал туда, там проживало не более пятисот человек добровольно, и еще полторы тысячи по приговору суда.

Еще в 1926 году сюда привезли первых раскулаченных ссыльных, основали для них лесопилку и построили бараки. К 1936 году открыли отделение для заключенных, которое к 1943году было преобразовано в исправительно-трудовую колонию.

Кому обязан поселок странным названием, история умалчивает. Хотя и существует несколько бредовых версий его происхождения. Судите сами, одна из самых правдоподобных звучит так: некто увидел на этом месте, как кот чихает, был поражен и решил увековечить это событие.

Пока Валера осваивался в Котчихе, подошло время Лене рожать. Конечно, перевозить жену из Юрьи смысла не было. Там она была в надежных руках мамы, да Иринка была под присмотром.

Вторая беременность проходила очень тяжело. Лена очень сильно отекла, плод, по словам врачей, лежал не правильно. Муж, не смотря на небольшое расстояние, не мог навещать ее часто. Прямого сообщения между поселками не было, и приходилось добираться с пересадками, на нескольких автобусах, в общей сложности, не меньше десяти часов.

В один из первых осенних дней, когда Валера наконец-то смог выбраться к жене на пару дней, Леночка опять почувствовала себя любимой, соскучившимся в одиночестве мужем.

Они весь день обсуждали свое будущее. Решили, что Валера на следующий год все-таки поступит в институт, на заочное отделение. Лена, к тому моменту, уже сможет выйти из декрета на работу, благо работы в части хоть отбавляй. Им дали не плохую квартиру, и как только ребенок родится, Валера заберет их в Котчиху.

Татьяна Яновна, увидев радостно заблестевшие глаза дочери, расчувствовалась и отпустила молодых в кино, на последний сеанс. Но досмотреть фильм им не удалось. Посреди сеанса Лена почувствовала, что у нее отходят воды. Пришлось срочно идти домой, что бы вызвать скорую.

В роддоме Лену встретила пожилая акушерка, принимавшая роды еще у ее мамы.

– Леночка, как я не хотела, что бы ты рожала в мою смену! – горестно воскликнула она – ты сама не догадываешься, какая ты тяжелая.

Но, моя мама догадывалась. Ей было очень страшно, и обидно, что так не ко времени это началось. С другой стороны, чем быстрее родится ребенок, тем быстрее она сможет переехать к мужу.

Роды были очень тяжелыми. Ребенок был крупный и застрял плечами, сил тужиться, у Лены уже не было. Врачи не знали, кого спасать, то ли роженицу, от боли теряющую сознание, то ли ребенка, задыхающегося в родовых путях.

Старая акушерка не подвела. Знаете, в то время люди работали не за деньги, звания и награды, работали ради людей. Совесть не позволяла относиться к работе хладнокровно. Делали больше, чем могли.

Вот и в этот раз, схватив простыню, акушерка буквально выдавила ребенка из матери, сохранив жизнь обоим. Услышав громкий крик новорожденной, Лена открыла глаза.

– Девочка – ответила акушерка на ее немой вопрос – здоровая, смотри какая крупная! Ручки ножки на месте, везде по пять пальчиков. Видишь?

– Вижу – пересохшими губами, улыбаясь, прошептала Леночка.

«Все-таки девочка – подумала она. Не то, чтобы она расстроилась, просто до последнего сомневалась – как на Валеру похожа, он будет рад».

Глава 8. Котчиха.

Малышка оказалась на редкость спокойной. Крепко спала, в отведенные для этого часы. С удовольствием брала мамину грудь, громко причмокивая. Благо, что молока у Леночки было так много, что сцеживаясь после кормления, оставалось на кружечку старшей дочери, которой на тот момент не исполнилось еще и трех лет.

Через месяц, почти восстановившись после трудных родов, Лена засобиралась к мужу, до сих пор не видевшему младшей дочери. Валера, взяв в части отпуск по семейным обстоятельствам, приехал забирать жену и детей.

Надо сказать, что когда он увидел впервые дочь, сердце его растаяло. Малышка не спала, когда они вошли в комнату. Туго спелёнатый ребенок громко пыхтел, пытаясь повернуться на звук открывшейся двери. Лена осторожно перевернула малышку на спину, и первое что увидел отец, это колыхнувшиеся в воздухе щеки.

Серьезный взгляд огромных голубых глаз поймал мамино лицо, и губки ребенка затрепетали как крылышки бабочки, еще не способные надолго держать улыбку.

Через секунду взгляд попал на лицо отца и тут же стал вопросительно-изучающим. Девочка смотрела на него без испуга и даже слегка улыбнулась, словно проверяя. Ответит или нет. И он, конечно, ответил. Взяв ее на руки, нежно пальцем погладил щечку, и прошептал:

– Тебя, мою желанную, не зря зовут Светланою – повернув к жене растроганное лицо – Лен, давай ее Светланой назовем!?

Бесконечно благодарная мужу за этот момент, Леночка торопливо закивала головой, хотя сама с самого рождения называла дочь Сашенькой, в честь своей незабвенной бабушки.

Через несколько дней все семейство отправилось в свой новый дом. Котчиха встретила их проливными дождями и размытыми дорогами. Но в их новой квартире было уютно и весело. Офицерские жены радушно приняли Леночку в свое общество, радуясь появлению свежего человека.

Жизнь опять стала налаживаться. Новая работа отнимала много сил, но дома всегда было чисто и пахло борщом и котлетами. Леночка любила готовить. Делала она это легко, весело и очень вкусно. Валерины холостые сослуживцы любили захаживать в гости, после работы. Поглазеть на красавицу-жену и сытно поужинать.

Сначала Валере это даже нравилось. Он гордился женой и девочками. Но когда, некоторые из друзей перестали скрывать, что безнадежно влюблены в его жену, он стал пристальнее наблюдать за поведением жены. И даже стал выговаривать ей за ее острые шуточки и веселый нрав.

Девочки между тем подрастали. Старшая, все больше становилась похожа на маму, не только внешне, но и веселым легким характером. Тогда как, младшая, с копной коротко стриженных светлых волос, с сосредоточенным взглядом голубых глаз мало напоминала родителей.

Ходить Света начала поздно, слишком тяжело ребенку было поднять свою тугую попку, ножки в детских перевязочках слушались ее плохо. Говорила больше однозначными словами. Хорошо кушала и много спала. Игрушки ее почти не интересовали, чаще добравшись ползком до кухни, ребенок рассматривал кастрюли, примеряя их на голову или засовывая в них ноги и руки.

Жизнь семьи ни чем не отличалась от жизни обитателей поселка. Летом они съездили в отпуск в Жданов. Проведали Надежду Дмитриевну и отдохнули на Азовском море. Море оставило неизгладимое впечатление в душе младшей дочери, впервые его увидевшей.

Как-то раз, после возвращения из поездки, Лена, оставив спящую Светку дома одну, побежала в соседний магазин. Вернувшись домой, она обнаружила ребенка сидящим в тазу с синей краской, опрометчиво забытом в комнате. Голова, ручки и грудь девочки были покрыты отпечатками маленьких ладошек, измазанных в краске.

Малышку учили так купаться в море. Окунуть ладошки и потом приложить их к себе. Видимо проснувшись, Света, в поисках мамы, набрела на таз, показавшейся ей кусочком моря. Не зная, плакать или смеяться, Лена отмывала дочь от краски несколько часов.

Глава 9. Развод.

Когда Светлане исполнился год, ее отправили в ясли. Леночка вышла на работу в продуктовый магазин для заключенных. Валера поступил в Харьковский университет на факультет журналистики, на заочное отделение.

Работа в магазине была и сложной и интересной. Среди Леночкиных открыток много лет хранилась одна, не похожая на все остальные. Это был стандартный прямоугольник картона, с вышитым гладью поздравлением к восьмому марта. Симпатичный мишка держит в лапках охапку мимоз, подпирающую ажурную восьмёрку.

Спустя годы, натыкаясь на это поздравление, ее взгляд теплел, и на лице появлялась загадочная улыбка.

– Сидел у нас один фальшивомонетчик – говорила она – прекрасный был художник. Ты помнишь, какую красивую картину он нарисовал у нас на стене?

Света, конечно, не помнила этой картины. Только яркое пятно, неизменно притягивающее взгляд. Больше ничего из этой квартиры вспомнить она не могла. И из этой жизни тоже, почти ничего.

Мама, напротив, часто вспоминала этот их период жизни. С улыбкой рассказывала повзрослевшей дочери о том, какой она была в то время.

За маленький рост и пухлые щеки, взрослые во дворе девочку прозвали – пенечком. Прозвище это ей не нравилось, и она, приходя домой, обиженно жаловалась маме:

– Мама, я же не пенесек, я Тетя Пасенко! – говорить Света начала поздно и половину букв не выговаривала.

– Ну, конечно же, Тетя – ласково гладя по голове, успокаивала мама девочку.

И как-то, само собой, это имя заменило все остальные прозвища. В семье, иначе девочку уже и не называли.

Жизнь в Котчихе закончилась внезапно. И, несмотря на то, что мамины рассказы давно смешались с личными воспоминаниями, Тетька была абсолютно уверенна в том, что этот день она отчетливо помнила сама.

Какая красивая была мама в тот вечер! Любимое зеленое платье в рубчик мягко подчеркивало ее стройную фигуру. Уложенные в прическу, густые черные волосы открывали высокие скулы. Стройные ножки, обутые в туфельки на небольшом каблучке делали ее похожей на киноактрису, туфли в сельской местности была большая редкость. Неудивительно, что папе захотелось ее обнять. Он притянул ее к себе, поцеловал и, в следующее мгновенье, отодвинув, наотмашь ударил по лицу…

В маленькой прямоугольной комнате, тускло освещаемой сумеречным светом из единственного окна, находилось трое. Девочки сидели, прижавшись друг к другу, на широкой железной кровати. Татьяна Яновна, осторожно ступая, время от времени подходила к двери, ведущей в соседнюю комнату, застывала на пару мгновений и быстро возвращалась обратно.

Девочки не плакали. Они пристально вглядывались в бабушкино лицо, пытаясь угадать тот момент, когда можно будет не бояться. Но на ее окаменевшем лице не возможно было прочитать ни одной эмоции. Она лишь изредка еле заметно вздрагивала, в ответ на доносившийся вопль боли ее дочери, но тут же собиралась, завидев, как личики девочек начинали складываться в гримаски панического рева. Тогда взгляд ее смягчался, руки ласково трепали обе головки. Темную, с жидкими косичками и светлую, с копной коротких волос.

– Ну-ну, девочки. Папе с мамой нужно поговорить. Сейчас все закончится, не плачьте. Все будет хорошо, вы такие молодцы – и девочки молчали, то ли от страха, то ли на них действовал спокойный ровный голос, которым она к ним обращалась.

Ей ли было не знать, что такое пьяный муж, вымещающий все свои накопившиеся неудачи и разочарования кулаками на боках жены. Сколько раз, ее любимый, родной Славочка гонялся по поселку с заряженным ружьем за ней, собиравшей в охапку сонных, полуодетых детей.

Крики в соседней комнате прекратились, громко хлопнула входная дверь. Тишина была страшнее звуков драки.

– Мам – послышался плачущий, измученный голос из-за двери – мам, выйди, пожалуйста, помоги мне.

Тетька не помнит, как они уезжали из Котчихи. Была ли с ними мама, или бабушка забирала их одна. Девочка больше никогда не видела своего отца, и воспоминания о нем начисто стерлись из ее памяти, кроме этого.

В ее подсознании навсегда поселилось сострадание к матери и страх перед пьяным мужчиной, способным в один миг разрушить существующий мир, казавшийся таким надежным и безопасным.

Глава 10. Опарино

Неокрепшее Тетькино сознание не в силах было проследить всю цепочку событий, приведшую семью, урезанную на четверть, в Опарино. Зато оно помогло ей, наконец, определиться со своим местом в семье. По всему выходило, что она самая младшая.

Мама устроилась работать дежурной на железнодорожный переезд. Работа была сменной, по двенадцать часов, то в день, то в ночь. Тетька видела ее теперь редко, либо она сама была в садике, либо мама была на работе. Даже когда мама и была дома, она часто ложилась спать перед ночной сменой или наоборот, после нее. Девочки в это время отправлялись гулять, чтобы не мешать, маме отсыпаться.

Ирка, выйдя на улицу, тут же вливалась в стайку ребят, совершенно забыв про младшую сестру. Через какое-то время спохватывалась и, не обнаружив, сестры среди играющих детей, облазав с ребятнёй все ближайшие дворы, размазав сопли и слезы на раскрасневшемся лице, бежала домой:

–Мамочка миленькая, проснись, пожалуйста! Светка опять пропала! Я уже везде все обыскала, нет ее нииигдеееееее…

Приходилось вставать, наспех напяливать на себя телогрейку, и бежать по дворам, заглядывая по пути к соседям, ни видел ли кто пропавшего ребенка. Обычно поиски заканчивались в одном из соседних дворов. Где-нибудь под крылечком или под навесом обнаруживался мирно спящий ребенок, прикорнувший на саночках или, на оставленных, на просушку половиках.

Правда, в один из зимних дней, так же пробежав по всем возможным укромным местечкам, мама с Иркой найти Тетьку не смогли. В голове начали собираться тревожные мысли, одна страшнее другой. В поселке расчищали снежные завалы трактора, сугробы были выше человеческого роста, мало ли не заметили где маленькую девочку на санках. В распахнутой настежь телогрейке, валенках на босу ногу, бросаясь на каждый снежный бугорок, женщина металась вдоль дороги:

– Только бы была жива! Вот погоди, найду я тебя! – побледневшими губами шептала она.

– Лен, привет! Ты не Светку ищешь-то? – окликнула ее проходившая мимо соседка, замотанная теплой шерстяной шалью поверх ситцевого платка. Из-под зажатого подмышкой оцинкованного тазика, торчал березовый веник.

– Светку! А ты что, видела ее? – задрожавшим от надежды голосом ответила мама.

–Так она в бане моется! Я вон только что оттуда.

– Как в бане? – осев в сугроб на подкосившихся ногах, охнула Леночка.

– Да вот так! Я-то намылась уже, сижу в предбаннике, одеваюсь. Смотрю, Светка твоя заходит. Идет к шкафчику, раздевается. Ну, я подождала, думаю, сейчас Лена-то придет. А тебя все нету. Значит, придется ребенка самой намыть, че ж она одна и без таза, и без мочалки. Ну, так я разделась опять, пошла, намыла ее. Да ты беги, Лен, она там одевается уже, наверное.

Мама со всех ног бросилась бежать, волоча за собой еще зареванную Ирку. Добежав до бани, они увидели Тетьку, которая невозмутимо выходила из дверей предбанника.

– Светочка, бессовестная, мы с мамой совсем с ног сбились, думали, ты погибла уже, а ты в бане прохлаждаешься! – подскочила к ней сестра.

– Что же ты, доча, без нас в баню ушла? – спросила мама, схватив Тетьку в охапку, крепко прижимая к разгоряченной бегом груди, запахивая телогрейку поверх ребенка.

– Сегодня же банный день, все в баню шви и я пошва, – удивленная маминой неосведомленностью объяснила девочка.

Глава 11. Дежурка.

Тетька была совсем не похожа на свою маму, жгучую брюнетку со смуглой кожей, и слегка раскосыми карими глазами. Ребенок выглядел достаточно крупным для своего возраста, никак не на три с половиной, а лет так на пять. Коротко стриженные густые волосы золотистого оттенка наискосок прикрывали высокий лоб и открывали пухлые щеки. Серьезный взгляд огромных голубых глаз неторопливо, словно пробуя на вкус, изучал предметы и людей, встречавшихся на его пути.

В противоположность ей, старшая сестра была маленькой копией их мамы. Худенькая, кареглазая девочка, с двумя короткими косичками, торчащими в разные стороны, ростом не многим больше Тетьки, не смотря на то, что уже пошла в первый класс.

Опарино небольшой рабочий поселок, все в той же Кировской области, появившийся в тридцатых годах прошлого века. В период строительства железной дороги Котлас – Пермь, на этом месте построили станцию, а потом, вокруг нее начали строить жилые дома. Маме дали небольшую двухкомнатную квартирку на втором этаже дома для железнодорожников. И хотя прожили они в ней не многим больше года, Тетька хорошо ее запомнила.

Сразу напротив входа находилась дверь в туалет несуразной формы, с крошечным оконцем, больше напоминающим кладовку с унитазом. Длинный узкий коридор заканчивался еще двумя противоположными дверьми. Налево – крошечная кухня, с небольшой, но настоящей русской печкой. Направо – средних размеров прямоугольная комната, со скудной обстановкой: маленький зеленый диванчик, обеденный стол со стульями, за которым никогда не обедали, полированный шифоньер, трюмо и нескольких книжных полок. Вход во вторую, совсем маленькую комнату, больше похожую на шкаф с окном, был из первой. Там спали девочки.

Иногда мама брала Тетьку с собой на работу в ночь. Сооружала ей прямо на полу у печки лежак из форменных телогреек, потому как вся обстановка квадратного кирпичного домика с высоким крыльцом у самых рельсов, состояла из печки, обитой черным железом, стола с табуретом, да вешалки у входа.

Мама выходила, когда серый ящик на столе начинал звенеть. Через открытую дверь в помещение врывался клуб морозного воздуха, но, не успев долететь до тетькиной лежанки, растворялся в тепле. Пол начинал качаться в такт колес проходящего поезда. Проносившиеся мимо светящиеся окна, приводили в движение тени. Большой алюминиевый чайник на плите натужно шипел, а квадратный стеклянный фонарь легонько позвякивал.

Вернувшись, женщина брала в руки брошенные спицы и склонялась над своим вязанием. Тетьке не спалось. Она внимательно наблюдала, как мамины руки ловко управляются с нитками, перекидывая их с одного пальца на другой.

–Что же ты не спишь, ребенок? – устало спрашивала мама, видимо почувствовав на себе пристальный взгляд.

– Я тозе хосю так – показывая взглядом на вязание, ответила Тетька.

– Ну, хочешь, давай, попробуй, – она достала из сумки клубочек и пару блестящих коротких спиц. – Давай свои пальчики, я покажу как нужно.

Присев рядом, на лежанку, мама взяла в свои руки тетькины, и осторожно начала набирать петли. Девочка старательно повторяла мамины движения. Процесс так увлек ее, что она не заметила, как мамины руки ее отпустили, и вот она уже сама протаскивает ниточку, сквозь тугую петельку, от напряжения вытягивая губы трубочкой. Получилось! Вскинула гордый взгляд на маму.

– Ну, надо же, получилось! – удивилась мама – молодец, давай, продолжай!

Придвинув фонарь поближе к печке, мама пересела на свой табурет и опять уткнулась в вязание. Было тепло и так тихо, что слышно мерное постукивание спиц:

– Так-так, так-так, так-так… – звучали серьезные взрослые спицы, вывязывая новую кофту одной из девочек.

–Тюк-тюк… тюк-тюк…тюк-тюк – вторили им малыши.

Глава 12. Сестра.

Надо сказать, что раньше Тетька не задумывалась, кто такая Ирина, почему она живет с ними, чем она занимается. Она всегда была рядом, сколько девочка себя помнила. Но в Опарино, все изменилось. Теперь сестра в ее жизни занимала все больше и больше места. Чаще она отводила Тетьку в садик по пути в школу, и всегда забирала ее оттуда. Даже когда мама была дома.

Тетьке такой расклад не нравился. Ирка всегда спешила отвести сестру домой, а та не любила торопиться. Ей нравилось разглядывать новые лужи, цветы, людей, встречающихся по пути. Много всего интересного было вокруг. А эта Ирка:

– Светочка, нас мама дома ждет, ну чего ты встала, как столб? Мама же сказала, что ты должна меня слушаться, я же старшая! – канючила Ира.

Но Тетька ее не слушала. Как раз сейчас она была занята тем, что искала четырёхлистный клевер. Кто-то сказал недавно, что если такой найти, то будешь счастливой. Тетька уже умела считать до четырех. Ей обязательно нужно быть счастливой.

Ирка продолжала канючить, все чаще всхлипывая между слов. И зачем только мама ее родила? Без нее было гораздо лучше.

– Ты чего плачешь? – спросил дяденька, проходивший мимо – случилось чего?

– Да вот мама заболела, попросила сестренку из садика забрать, а эта…. – забормотала Иринка, и совсем разрыдавшись, от внезапного сочувствия в голосе незнакомого человека – эта домой идти не хооочеееет, я ее уже по всякомуууу уговаривалаааа!

– Показывай дорогу, – сказал мужчина старшей девочке, осторожно взяв на руки младшую.

Оказалось, что у мамы действительно была температура. Поблагодарив незнакомца, умыв Иринку, мама накормила девочек и опять легла. Ругать Тетьку она не стала, только потрепала соломенную прядь:

– До чего ж ты упрямая, ребенок! Не просто тебе будет в жизни.

Тетька вообще не помнила, чтобы ее ругали и как-то наказывали. Даже тогда, когда она закопала на пустыре за домом свою новую сандалю. Совсем недавно мама прочитала ей сказку про Мурочку. Какое чудесное дерево у нее выросло.

– Вот мама обрадуется, если у меня такое же дерево вырастет!

Откопала ямку, положила сандальку. А Мурочка ее поливала, нужно домой за леечкой.

– Тетька, ты, где сандалю потеряла, – ахнула мама, увидев дочь босиком.

– Я не потевява. Я ее закопава.

– Да зачем же ты это сделала, тебе, что сандалии не понравились? – удивилась мама.

– Понавивись. Сюдо-дееево посадива!

Рассмеявшись и обув ребенка, мама отправилась искать потерю. Перекопали они пол пустыря, но так ничего и не нашли. И долго еще Тетька вспоминала свои новые красивые сандальки, и такую нечестную сказку про Чудо –Дерево. Так ей от этих воспоминаний становилось горько и обидно.

Надо сказать, что в Тетькиной жизни, в Опарино, огорчений было не так уж и много. Но если они случались, то совсем не по ее вине.

Тетька сидела на кухне, зажав уши руками.

– Мамочка, миленькая, не бей меня, пожалуйста – визжала Иринка в соседней комнате – я так больше не буду, мамочка! Прости меня, пожалуйста.

– Да что же ты за дрянь такая – кричала мама, раскрасневшись от злости, отхлестывая кожаным ремнем ребенка – будешь еще так, будешь?

Черные локоны, выбившиеся из прически, лезли в глаза, в распухший от слез нос и липли к влажным губам. Убрав с лица волосы тыльной стороной ладони, мама бросила ремень на пол, опустившись на пол рядом с дочерью, обессилев от выплеснувшейся ярости:

– Что же за наказание мне такое досталось? Мать сутками работает, чтобы прокормить вас, а ты уроки выучить не можешь? – Обняв ее, завыла, не в силах сдержать в груди отчаяния, захлестнувшего ее целиком.

Тетьке было очень жалко Иринку с ее жидкими косичками, но все-таки больше ей было жалко маму. Дети часто плачут по разным причинам, но когда плачут взрослые, детям становится по-настоящему страшно. Зайдя в комнату, девочка тихо подошла к маме и обняла ее:

–Не плачь, мамочка! – приговаривала она, поглаживая своей маленькой ладошкой роскошные мамины волосы – мы очень тебя любим. Правда, Иринка?

И они еще долго сидели на полу, обнявшись, наперебой уговаривая друг друга больше не плакать, признаваясь друг другу в любви.

Глава 13. Друг.

После этого события Тетька как будто сразу повзрослела, теперь уже она присматривала за старшей сестрой. Больше она с ней не капризничала, послушно шла домой из сада. Не отставала от компании Иринкиных друзей. И стала скрывать от мамы Иринкины тайны. Кабы чего не вышло.

Своих друзей Тетька заводить, еще не научилась. А Иринкины для нее были слишком большими, все уже школьники. Поэтому частенько она сидела на скамеечке у подъезда, только со стороны наблюдая за игрой ребят.

Там, на скамеечке, она и подружилась с дедом Димой. Самым примечательным в нем был его огромный красный нос на пол лица. Кожа на носу была выпуклой и рыхлой. Разговаривая с дедом, Тетька всегда таращилась на нос.

– Что, пенечек, напугал тебя мой нос? – подсмеивался над ней дед.

– Да сто уз, нос как нос – притворно равнодушно отвечала Тетька, отводя взгляд в сторону, будто ее действительно заинтересовала соседняя лужа.

– А зовут то тебя как?

– Так Тетя Пасенко, мы тут вядом зивем. С мамой. И с Ивой. Вон она там игвает.

– Тетя? Тетька значит!

У деда Димы всегда были припасены интересные истории для Тетьки. Они могли часами сидеть вдвоем на лавочке.

– Дядь Мить! Ты чего ребенку опять заливаешь? Все рассказываешь, как дорогу железную строил? – посмеивались соседи.

Однажды, дед не появился. Тетька долго сидела на лавочке, ждала, когда он выйдет. Но он не вышел и на следующий день, и через день тоже.

А потом вдруг у дома собралось очень много народу. Женщины тихо плакали, вытирая слезы кончиком черных платков. Мужчины, сняв кепки, деловито приглаживали волосы. И все как-то по-особенному тихо переговаривались, словно боясь кого-то разбудить.

В квартире деда Димы, которая была на первом этаже, открыли окно. Через него на плечи нескольким мужчинам передали гроб. Тетька уже знала, что такое гроб. Мама читала ей сказку о мертвой царевне. Гроб немного накренился, и первое, что увидела Тетька – нос. Это был дедов нос! Она узнала бы его и за тысячу километров.

– На, деточка, помяни нашего деда, – протянула ей горсть шоколадных конфет незнакомая тетенька – уж больно он тебя любил…

Прижав конфеты к груди, Тетька со всех ног рванула домой. Топая по деревянным ступеням лестницы, в такт громко стучащему в горле сердцу. Влетев в прихожую, бросила на пол конфеты и разрыдалась. Теперь она знала, что дед Дима уже никогда не выйдет посидеть на их лавочке.

Дни как-то поблекли, то ли потому, что дело шло к осени, то ли потому, что лавочка осиротела. Тетька теперь обходила ее стороной. Некоторое время на заборе, возле лавки сушилась клеенка. Старшие ребята сказали, что на ней лежал мёртвый дед Дима, а кто до нее дотронется – тоже умрет. Умирать Тетька не хотела.

Глава 14. Обман.

Но не все осенние дни были хмурыми. Сегодня у мамы с утра – отличное настроение. Она смеется, шутит, даже в сад Тетьку не отвела. Сейчас они наведут дома порядок, зайдут за маминой подругой и все вместе пойдут в баню.

Сборы заняли какое-то время. На душе у Тетьки было так радостно. Кто же откажется целый день провести с мамой. Да еще, когда у нее такое хорошее настроение. И даже не важно, какая погода на улице.

Мамина подруга жила со своими родителями в большом деревянном доме. Тетьку усадили за стол с чаем и блинами, пока мама с подругой о чем-то болтали на крылечке. Пышная немолодая женщина заботливо подкладывала сметанку в тетькино блюдце, без умолку о чем-то говоря.

Мама с подругой все не возвращались, да и на крылечке их уже не было видно.

– А де моя мама? – забеспокоилась Тетька – мы с ней сегодня в баню идем.

– Та, мама сейчас вернется – ласково ответила женщина – они по делам сходют ненадолго, поди ка пока полежи, вон у нас перина какая! А я тебе и телевизор включу.

Надо сказать, телевизор Тетька видела только у бабушки с дедушкой, у них дома его не было. Да и перины дома тоже не было, и у дедушки с бабушкой тоже. Поэтому девочка с удовольствием вскарабкалась на огромную кровать, и тут же словно провалилась в облако. После сытных блинов, неудержимо клонило в сон. Вглядываясь в черно-белый экран «Рекорда», она еще какое-то время силилась понять, что там происходит, но это оказалось ребенку не под силу…

Внезапно открыв глаза, Тетька увидела, что за окном уже стемнело. В доме царил полумрак, у плиты суетилась хозяйка, но мамы нигде не было видно.

– А де моя мама? – теряя надежду спросила она.

– Проснулась! – все так же ласково спросила женщина, – как тебе спалось на новом месте?

– А де моя мама? – повторила вопрос Тетька – мы зе в баню собивавись.

– Та, щас они вернутся – примирительно ответила хозяйка.

Но время шло, Тетька поглядывала на часы, висевшие над дверью. Большая стрелка, обгоняя маленькую, сделала несколько кругов, а мамы все не было. Но мама не могла обмануть Тетьку, она же обещала, что они обязательно пойдут в баню. И Тетька ждала.

Когда мама с подругой вернулась, на небе давно сияли звезды.

– Мама! Мы в баню идем? – в глубине души зная ответ, бросилась к ней Тетька.

– Доченька, поздно уже, мы обязательно сходим с тобой, в следующий раз.

Они конечно сходили в баню, но уже не в Котчихе. Вскоре маме дали направление в железнодорожный техникум в Барановичах. Упускать такую возможность было нельзя. Она уехала на два года в Белоруссию, только изредка, проезжая пол страны в один конец, навещая девочек на каникулах.

Глава 15. Переезд.

Отъезд мамы прошел для Тетьки незаметно.

Девочек забрали к себе, в Юрью, бабушка с дедушкой. Сам по себе поселок не был для Тетьки незнакомым, она здесь родилась. Но мало что о нем знала, потому что бывала наездами, с родителями, и никогда надолго не оставалась.

Юрья казалась Тетьке очень большой, гораздо больше Опарино. Тут был и Дом культуры, которым руководила бабушка, и Дворец пионеров, в котором она же вела театральный кружок. Была даже своя музыкальная школа, в которую отдали учиться Иринку на класс фортепиано.

Но все это находилось в центре поселка, а их дом стоял у самого леса, в конце небольшой улицы без названия. Собственно и улицей это было сложно назвать. Слева на углу, стоял небольшой соседский дом, в котором Тетька никогда никого не видела, а справа от дороги начинался небольшой луг, обрамленный лесом.

Между ними стоял большой деревянный дом на три окна, с застекленной на половину верандой и летней кухней. Весь участок был не меньше пятидесяти соток. Во всяком случае, Тетька в своей жизни таких просторов еще не видела.

Вообще в этом доме было много того, что Тетька видела в своей жизни в первый раз. Отдельная ванная комната, с круглой металлической печкой. Дедушкин кабинет, заставленный от пола до потолка книгами. Причудливые пальмы с кактусами, на специальных полочках в дедушкиной комнате, и элегантное черное пианино в бабушкиной спальне. И еще много чего, большого и маленького, что необходимо было изучить и попробовать.

Ранним утром кухня наполнялась ароматом готовящегося завтрака и приглушенными голосами взрослых. Детей будили, когда стол уже был накрыт. Дедушка, позавтракав к тому моменту, шел пить чай в гостиную, перед телевизором, за просмотром новостей. Тетьку одевали первой, потому что завозил ее в сад дедушка, по пути на работу, на служебном уазике.

Мамина младшая сестра Лариса, которой на тот момент было не больше пятнадцати лет, забирала с собой в школу Иринку.

А бабушка, отправив всех, собиралась на работу последняя. Ее рабочий день начинался немного позже других, ну и выглядеть ей нужно было на все сто.

Вообще, неиссякаемой энергии Татьяны Яновны позавидовать мог каждый. Утро ее начиналось задолго до завтрака. Поднявшись со своей кровати из обычных досок, покрытых поролоновым матрасиком, не более шести сантиметров толщиной, она делала зарядку минут на пятнадцать, затем еще минут пятнадцать – дыхательную гимнастику, потом бег на месте, и только потом переходила к водным процедурам, включив предварительно электробигуди.

Приняв холодный душ, она выходила из ванной в легком халатике и косыночке, повязанной поверх бигудей. В таком, собственно, виде она и готовила завтрак.

И уже отправив всех по своим делам, снимала бигуди, надевала строгое платье или костюм, укладывала волосы и добавляла по капле "Красной Москвы" за каждое ушко.

Придирчиво осмотрев в зеркале стройную не молодую женщину, с абсолютно ровной спиной, аккуратно уложенными седыми локонами, с еле заметной помадой на губах, она решительно выходила из дома. Она вообще все делала решительно, гордо вздернув подбородок и победно глядя с высоты своего небольшого роста.

На работе ее побаивались, восхищались и любили. Никто кроме нее не умел так заразительно смеяться, а по ее лицу не возможно было прочитать ни одной тени тех тревог, какие, когда – либо бывали в ее жизни.

Глава 16. Кролики.

Тетька не помнила, чтобы бабушка грустила или расстраивалась. Иногда бывала строгой, отчитывая детей за проступки. Иногда была серьезной, слушая собеседника или новости по телевизору. А все остальное время, легкая озорная улыбка не сходила с ее лица.

Вечером, возвращаясь с дедушкой из сада, все на том же служебном уазике, они заставали уже всю семью дома. Лариса делала уроки или читала в кабинете, Иринка с учебниками сидела за круглым кухонным столом, а бабушка неутомимо хлопотала на кухне. Одновременно с готовкой ужина, помогала Иринке с уроками.

– Однажды лебедь, рак да щука…– монотонно, десятый раз начинала Иринка.

– Работнички наши вернулись – восторженно восклицала бабушка, выбегая в прихожую навстречу вошедьшим.

Дедушка неторопливо снимал пальто и шапку, а бабушка принималась распаковывать Тетьку из кроличьей шубки и валенок.

В доме было тепло. У дедушкиных ног радостно повизгивала собака Муха, терпеливо ожидая, когда и ей достанется внимание хозяина. С печки внимательно следила за происходящим кошка, чтобы не пропустить удобный момент, потереться о любимые тапки деда.

Ростислав Викторович, передав жене сумку с продуктами, которые он прихватил с базы, как ни как, начальник отдела снабжения леспромхоза, шел менять свой строгий костюм на рабочую домашнюю одежду. Старый китель и галифе давно стали верными спутниками его дел по хозяйству.

Бабушка с Тетькой, тем временем, готовили ему корзинку с едой для кроликов. Девочка не задумывалась, почему этим никогда не занимались Иринка или Лариса, может потому, что девочки учились в школе, и им нужно было делать домашнее задание, в отличие от нее. А может потому, что Тетьке просто нравилось этим заниматься, и на самом деле, она вряд ли с кем-то разделила бы эту обязанность.

Как бы там ни было, переодевшись, дедушка натягивал старую телогрейку и шапку ушанку, Тетька вновь влезала в свою шубку, валенки, и они, сопровождаемые собакой и кошкой, отправлялись к кроликам.

Во дворе, кроличьему семейству была выделена специально огороженная территория. С одной стороны, вдоль забора, тянулась череда деревянных кроличьих клеток, выстроенных в два этажа, с другой, располагались хозяйственные постройки: сеновал, теплый сарай с клетками для окотившихся крольчих и дедушкина мастерская с дровяником.

Любой человек, оказавшийся в этом месте, понимал, что у хозяина руки растут, откуда надо. Двор был чистый, все постройки были абсолютно исправны, ни где не было и намека на извечное русское "ааа, потом"! Ни каких разболтавшихся петель, подпертых досками дверей, или забытых, в неположенных местах, инструментов. У Ростислава Викторовича каждая вещь имела свое предназначение и место, даже если кому-то могло показаться, что это не так.