Ведьма из Приречья бесплатное чтение

Глава 1

Трава на кочке у моих ног зашуршала, и из нее показалась лохматая голова. Под торчащими во все стороны лохмами удивленно мигали два больших глаза.

–Ты хто?

– Что? – я немного опешила. Мне не часто приходилось видеть полевиков, поэтому, встреча оказалась достаточно неожиданной. – Я Ведьма.

– Хлупая?

– Что? Нет. Умная, добрая и красивая!

– Хлупая. – Голова скрылась, и что-то зашуршало в траве, отдаляясь. – Иначе бы, не села на пчеловейник!

Я огляделась, и, с удивлением, обнаружила, что вокруг меня копошатся чем-то (интересно, чем же) недовольные пчеловеи. Вскочила, и поняла, что все это время сидела на домике этих бедных насекомых.

– Ай! – У пчеловей кончилось терпение, они перешли к активным действиям. Собравшись толпой решили покарать агрессора. – Ай, ай, айяяяяяяй!

Я, даже вещи не успев собрать, спешно покидала… Да что уж там, – убегала с воплями и позором как можно дальше. Н-да… теперь до ночи туда не сунешься… По собственной невнимательности, теперь, осталась без еды. Пчеловеи махом, по крошкам, перетащат ее в свое укрытие. Лишь бы спички и снадобья не тронули… Оставалось только надеяться на лучшее, что не доберутся эти прожоры до моих запасов.

Осмотревшись, решила спуститься к речушке, которая текла рядом с холмом. Пока шла по склону, набрала две пригоршни земляники. Ну, хоть что-то, чтобы немного перебить аппетит. Вода в реке была кристально чистая, сверкала и струилась на солнце. Весело плескалась рыба, подставляя серебристые бока под теплые солнечные лучи. Лишь бы не к дождю. Шатер тоже остался в сумке, в плену у пчеловей и в случае непогоды, я просто вымокну до нитки.

Стало немного грустно. Похоже, дедушка-полевик оказался прав. Я хлупа, как пробка. И не умею смотреть по сторонам.

Неожиданно, я услышала какой-то звук. То ли стон, то ли писк. Я тряхнула головой. Почудилось? Но звук повторился. Где-то в кустах. Я прислушалась. И решилась. Похоже, бедолага совсем лишился сил. Кусты оказались колючими, но Ведуньи трудностей не боятся. Минут пятнадцать, я боролась с ветками и колючками. Расцарапала руки и порвала свой любимый дорожный костюм. Но, упорно лезла дальше, даже не думая, как буду выбираться отсюда.

– Ух… Ухух… – прозвучало где-то совсем рядом. Я раздвинула последний ряд веток и, краем глаза, где-то слева, заметила какое-то шевеление… Вниз головой, висел подросший птенец филина. Протянула к нему руку и еле успела отдернуть. Клюв щёлкнул в миллиметре от моей ладони. Малыш был перепуган. Аккуратно, обхватив крылья со спины, чтобы трепыхания ему еще больше не повредили, подняла выше, чтобы понять, что же удерживает бедную птаху в плену. Почувствовав, что зла ему не желают, птенец затих и дал распутать с ноги охотничий силок.

– Хлупый. И я хлупая. Совершенно очевидно, что мы друг друга стоим. А?

Филин сидел у меня в ладонях, не спеша улетать. Действительно, он остался совсем без сил. Ну что же. Пересадила его на плечо. Отдохну немного и будем выбираться. Засунула руку в карман, в поисках каких-нибудь крошек, которые могли бы помочь птенцу восстановить силы, но не нашла. Зато, вытащила пузырек с перламутрово-зеленой жидкостью. Зелье преображения… Как я… Птенец подпрыгнул, испугавшись звона от моей пустой головы, когда я от избытка чувств хлопнула себя по лбу.

– Извини, – я скосила на него глаза. – Не хотела тебя напугать.

Птенец гукнул, то ли ругаясь, то ли в знак понимания.

Обратная дорога заняла меньше времени. Все терновые кусты на нашем пути, при помощи зелья, превращались в безобидные, сиреневые. Эх. Костюм всё же жалко. Ну что поделать. До ночи еще часов шесть. Всё какое-то занятие. Осталось раздобыть еды, накормить недоразумение, сидевшее на моем плече. Да и самой перекусить… Две горсти земляники для моего активного организма – это очень как-то… мало… очень мало. Что я – не ведьма что ли! Хоть и «хлупая».

Словно прочитав мои мысли, птенец расправил крылья и утвердительно гукнул.

Глава 2

– Дедушка-Полевичок, выгляни-покажись! Дедушка-Полевичок, помоги! Дедушка-Полевичок, поклон бью! – минут пятнадцать я так разорялась на всё прибрежье. То ли не слышал, старый хрыч, то ли притворялся.

– Ну Хлупая! Как есть. Хлу-па-я! Что ты орешь, как последний день живёшь! Угомонись! Что надо! Или Покон забыла?! Хлеба каравай положи, поклон отвесь, да жди в сторонке, когда снизойду!

Ага… Снизойдет он…

– Так нет каравая-то… Каравай в сумке… Сумка у пчеловей…

– Ну ты молодеееец, хоть и девица! На, вот, держи свою сумку. И сначала давай! И чтоб как положено мне! Не халтурь!

В меня полетела сумка. Моя! Родненькая! Еда! Шатёр! Полжизни там! Еле успела ее поймать. Птенец замолотил крыльями и больно вцепился мне в плечо. Еле сдержалась, чтобы не завопить! Да что ж за день-то такой!

Первым делом, достала каравай и красно-белый плат в клеточку. Плат расстелила, хлеб на него положила:

– Отведай дедушка, не побрезгуй. – Поклон отвесила на все четыре стороны. Сама примостилась неподалеку – начала проводить ревизию. В обрывок пергамента был завернут кусок солонины. Покосилась на филина – интересно, можно ли ему соленое. Тот заметно оживился, стал показывать всем своим видом, что вполне себе можно. Ну нет. Спасти тебя от силков, чтобы убить едой? Это в мои планы никак не входило. Оставим пока. От греха и искушения, убрала подальше. Вот! Сыр! Ничем не хуже! Сыроварня в деревне, в которой я была седьмицу назад – был совсем неплох. Как и обещал – сыр его не портился. Возникали, конечно, вопросы, почему. То ли магичил хозяин, то ли сыпал чего. Но на голодный желудок – не тот вопрос, который задавать стоит. Еда. Главное – еда.

Филин наотрез отказался покидать насиженное место. Так и ели. Кусок ему, кусок мне.

– Голубчик, ты хоть понимаешь, что когда-нибудь я лягу спать? – Филя ничего не ответил, таращил на меня свои блюдца и завороженно следил за куском сыра. Весь вид его говорил, что хоть и не мясо, но желудок забить – и это гоже.

Дед-Полевик тоже от нас не отставал. Хрустел караваем так, что аж за ушами трещало.

– Дедушка, давай меняться. Я тебе сыра немного, а ты мне хлеба. Не могу сыр просто так есть!

– Ииииииишь ты! Меняться. Не по Покону! Али все забыла! Голова твоя дурная! А сыр-то вкусный?

– Вкуууууусныыыый, дедушка! Ой какой вкуууусныыыый!

– Не свящёный поди!

– Свящёный, дедушка! Матери Земле свящёный!

– Ну, коли так – давай. Вреда не будет.

Совершив обмен в лучших традициях и предосторожностях разбойничьих банд, внимательно оглядев обмениваемое, мы разошлись по своим местам.

Но минут через пять я услышала натужное пыхтение и увидела, как Полевичок тащит плат со всем содержимым к нашему расположению. Снизошел, таки. Улыбка, расплывшаяся против воли, во всё лицо, выдала мое самодовольство. Полевичок обиженно засопел:

– Чего скалишься. Все по чину. Встала б, да помогла б. Уууууууууу! Бестолочь!

– Прости дедушка, не сообразила. А улыбаюсь – рада потому что, что ты нас присутствием своим почтить хочешь.

– Не сообразила она! Старшим уважение, молодым почёт! Ладно уж! И так вижу, что не сильно ты… сообразительная…

Всем видом выражая свою обиженную независимость, дед шмыгнул в траву и через пару секунд появился, неся две горячие чашки травяного чая. Когда только успел самовар раскочегарить. И дыма не видать из норы.

– Держи. Ты ко мне с добром, и я злым не буду.

Усаживаясь на свое место, старичок не оставил меня в покое. По Покону теперь полагалось чинно и неспешно вести житейскую беседу о погоде, урожае, новостях дальнеземельных. Но и тут все пошло не так…

– Путь куда держишь, несообразительная ты наша?

– В Стольный, дедушка.

– В Сто-о-ольный. Да что же ты забыла-то там? По всему видать, сельская ты. Удел твой раны зельями мазать, да трясею заговаривать.

– Почему это!? – не сильно почтительно, зато выразительно возмутилась я.

– Да потому что и без тебя там такого добра хватает. Иные и сообразительнее тебя и мастеровитее. А ты-то что там забыла?

– Что надо, то и забыла… – буркнула было я в чашку, но Филя клюнул меня в ухо, напоминая, что дед не тот, с кем ругаться стоит. Спрашивает – отвечай. Мудрость у него… понимаешь ли…

Дед выжидающе смотрел на меня, видимо, смирившись с тем, что собеседница еще юна и импульсивна по-детски. А, собственно, в чем он был неправ-то? Да, сельская. Да, дар поздно открылся и обучалась она всего три года у ведьмы-лекарши-травницы из соседней деревни. Когда другие с малолетства у бабок своих знания и мудрость перенимают. Да, померла ведьма, оставив нехитрый набор склянок и книгу по лекарству, унеся с собой глубинные знания о стихиях и настоящем ведовстве. Не успела передать. И силу с собой забрала. На пятый год обучения тянула. И не дотянула…

– Учителя иду искать, дедушка. Не хочу быть недо…

– Учителя… Что же. Дело хорошее. А согласится ли кто?

И как он узнал о моем самом большом сомнении… Хотя. Мудрость же…

Я сделала очередной глоток чая, беря паузу, не зная, что ответить. Блаженно зажмурила глаза, успокаивая свое волнение. Но ответа и не потребовалось.

– Согласится, девонька. Не сомневайся. – глаза деда заблестели глубиной. – маг один возьмет тебя в ученицы. Только ноги потоптать придется, да и не в Стольном он тебя ждет.

– Ждет?..

– Говорю, ждет, значит – Ждёт! Али не веришь деду! Звать его Всеведа. Но это кличка такая. Народом прозвище данное. А имя свое настоящее, может и скажет тебе, а может и не скажет. Как пойдет. По лесам ищи. К северу от Стольного. Месяцев через шесть сыщешь. Если его терпение раньше не кончится.

Я задумалась. Шесть месяцев. Целая вечность. Думала, к осени уже остепениться. Жить в обучении, в тепле, да в уюте, набираясь знаний и практикуясь потихоньку. И рассчитывала, что наставницей всё же ведьма будет… А тут – маг…

– А другие маги? Может ведьма какая на выселках?..

– Вот же девка дурная. Сказал жа! Все-ве-да! Ой, да ну тебя. Делай как знаешь, да только потом не пеняй!

– Поняла, поняла – дедушка. Всеведа, так Всеведа. Не хуже Гали-Мать-и…

Дед расхохотался и махнул рукой. Мы допили волшебный чай, дед по-хозяйски собрал чашки и шмыгнул в траву.

– Тебе в путь пора. Только к полночи до ближайшей деревни доберешься. Смотри, в избы не стучи. Не откроют, а то, и чтотпохуже. Одолела их нечисть. Найди сеновал на отшибе – там заночуй, а утром и в деревню зайдёшь. Найди вдовицу с детьми, у нее на постой встань дня на три.

Голос стих. Я отвесила поклон, уже совершенно искренний. – Спасибо, Дедушка-Полевик, за науку. Собрала остатки сыра, свернула плат и двинулась в путь.

Глава 3

Как Дед и напророчил, деревню я нашла уже ближе к полуночи. И то, чуть было стороной не обошла, если бы Филя не дернул. Мол, не туда идёшь. Деревня стояла, будто вымершая, даже ночные костры не горели. Не было лая собак. Просто глухая тишина. Веяло страхом и безысходностью. Но, делать нечего. Идти дальше сил не было. Да и советы Старших игнорировать – себе дороже. Сказано – на три дня. Значит, будь добра. Ни больше, ни меньше. Нашла сеновал. Расположилась и устроилась, почти по-домашнему. Филю с плеча еле сняла, пересадив на перекладину с долгими уговорами дать мне поспать, ибо, сидя спать я не умею.

Но стоило мне улечься, как под боком у меня примостилось что-то большое, пушистое. Наверное, кот деревенский пришел на свое привычное сторожевое место. А так как зла во мне не учуял, то и решил, что вдвоем теплее будет. И я провалилась в сон.

За мной гнался зверь. В броне из металла. Длинные когти его полосовали воздух за моей спиной. Еще немного, и в расход пойдет не только спина, а сожрет он меня! Что уж тут скромничать! Я выбивалась из сил, воздуха стало не хватать. Запнулась, и в полете… Открыла глаза. Меня ослепил луч солнца, пробивавшийся сквозь дырку в доске сеновала. Я отвернула голову и встретилась взглядом…

Мамочка!!!! Рысь!!! Огромная рыжая нахальная Рысь!!!! А-а-а-а-а-а-а-а!!!! – я орала как не в себя, спиной прижавшись к стене сарая. Бежать было некуда. И помолиться не успею! Прощай мир, прощай матушка!

Пока я предавалась прощаниям и стенаниям, рысь подпрыгнула, развернулась, перевернулась, выгнулась дугой… Ну все. Кранты мне. Сейчас бросится. Но произошло нечто, совсем другое… Рысь сделала два прыжка в мою сторону, подпрыгнула третий раз и… уселась на моем плече филином Филей!

– Что-о-о-о-о-о!?!?!!!

Мы долго смотрели друг на друга. Потом я на ватных ногах сползла по стеночке на пол. И попыталась заново научиться дышать. Метаморф… Вот так вот… Моему шоку и изумлению не было предела. Я считала, как и все люди в нашем мире, что метаморфов не осталось. Ни людей, ни животных. В прошлые века, во времена войн, их истребляли нещадно наши враги, и день, когда был убит последний метаморф, объявлен мировым днем траура. А тут на тебе… Живехонек… Может и не последний. Может удалось выжить.

Я махнула рукой. Потом. Потом разберемся! Главное, решить сейчас, что делать. А еще, чтобы на людях Филя не вздумал превращаться. Об этом я ему и рассказала. Как и о правилах поведения. В приличном обществе. Филя клюнул меня в ухо, давая понять, что разговорами сыт не будешь, и намекая, что ему побоку все мои глубинные рассуждения о правилах приличия, как минимум – до завтрака. Вздохнула, натянула свои, уже поношенные порядком, ботинки, я вознамерилась выйти в суровую неизвестность.

Деревня была живая. Утренняя суета шла своим чередом. Деревенских сплетниц у колодца, я приметила еще издали. Что же. К ним и направимся. Надо же еще и вдовицу найти. Причин не доверять советам Полевика у меня не было.

– Здравствуйте, люди добрые, процветания, урожая богатого, да жизни долгой, – отвесила я поклон. – А как деревня ваша зовется?

– И тебе здравия, путница. А деревня наша – Поскрёбышки. Далеко ли путь держишь? Али ищешь кого?

– На постой бы мне остановиться. Задержаться надобно. Впереди переход долгий, отдохнуть, да подготовиться.

– Какой постой, девица! Самим-то есть нечего! – злобно сверкнула на меня глазами женщина лет сорока – сорока пяти.

Тише ты, Федотовна, угомонись. Вот что за характер-то! Откуда ж ей знать! Дак едой у нас и не разживешься, милая. – Оттеснив от меня чуть не поперхнувшуюся товарку, вперед выдвинулась женщина в годах. – Только отдыху и можем предложить. Впроголодь живем. Обозы торговые нас стороной обходят. Да и ты, хорошо, что днем пришла. Ночью прибить могли ненароком.

– А случилось-то чего. Вижу – люди здесь, не лодыри живут, сеять да копать приученные.

– Да вот, уже третий год, не можем мы ни копать, ни сеять, ни скотину завести. Редко ночь, когда спокойная выдается. Одолела нас нечисть. Третьего дня Васьконого сына в топи уволокла, в лесу за деревней, покаместь тихо. Из дома-то никто не выходит ночами, а тут шалость на него напала. Решил, видать, с нечистью силою помериться. Годков двадцать было, кровь горяча. На подвиги потянуло. Вот и сгинул…

– Беда, родненькие! Ну ничего, я, может полезной буду вам. Раны залечить, болезни зашептать. Авось пригожусь.

– Болезни, говоришь? А может и будешь, У Натальи, вдовица которая, сын уже вторую седьмицу от огницы сгорает. Сможешь помочь?

– А где искать-то ее?

– А, во-о-он – седьмой дом от пруда видишь? С крышей худой? Муж ее тоже бороться выходил, так всемером и полегли. Он, да шестеро пришлых. Так крышу и не успел наладить. Помоги уж ты ей. Семеро по лавкам, да любит всех. Горя не переживет, коли потеряет кого.

– Спасибо, люди добрые. Попробуем мальца спасти.

Глава 4

Женщина завела меня в комнату, где действительно, семеро по лавкам… Горница была большая и светлая, видимо, муж старался, дом ладил в расчёте на большую семью. Места всем хватало. Передала ребенка с рук на руки старшей девочке, попросила приглядеть. А мы с ней прошли дальше. За печкой обнаружился закуток, без окон. Свет проходил только из горницы, и тот еле-еле.

– Принесите свечу, хозяюшка.

– Не могу. Он как свет увидит – биться начинает. Поэтому, здесь и положила. Да знобит его, постоянно. Тепло нужно. И горячий при этом. Калит, как уголь из печки. Руку обжигает.

– Не огница это. А в лес не ходил случаем, один?

– Ходил. Дак, три года назад, когда все жили, ещё горя не знали. Сейчас только самоубивец какой, за село-то выйдет.

– Разговаривает? Может говорить?

– Последние три дня хрипит только… Да звуки страшные по ночам издает. Я уже похоронное приготовила… Надежды нет никакой.

– И себе приготовь матушка. И детям своим и селу всему. Еще три дня и не будет сына у тебя… А только кровожадный упырь. Что ж ты детей своих не научила с незнакомыми не разговаривать, прежде имени не узнав? И меня как зовут, не спросила.

– А мне сейчас, что жизнь, что смерть… Всё едино… Мужа схоронила. Ежели детей переживу, так и жить не за чем.

– Ладно. Три дня есть у нас. Попробуем беду остановить. Неси соломы побольше. Воды колодезной и плат красный. Да свечу принеси. Привязала сына-то?

– Привязала, путница…

– Да сама с детьми к соседям уйди. Что бы в доме не происходило – не суйся. Иначе беда будет. Кроме того, что он упырем обращается, так еще кровь родную учует – сил прибавится, не справлюсь тогда.

– Убивать будешь?! – лицо женщины перекосилось от ужаса.

– Нет. Кровь чистить буду. Беду изгонять. Не переживай. Бороться буду до последнего. А там, как воля будет.

– Чья?

– Так ясно чья. Его, моя, богов. Ему сейчас всё равно. Иди.

Женщина принесла всё, мной требуемое. Только свечу оставила незажжённой. Ну, не страшно. Главное, что плат сама ткала, и воду сама принесла. Заставила ее нашептать на ведро трижды молитву ко всем богам. Материнское слово самое верное. Затем, я дождалась, пока она с детьми соберется к приютившим ее соседям, на другом конце села. И решила, пока ночь не настала, поговорить с мальчиком. В полумраке плохо различала его черты, но все же видела, какой он худенький, изможденный болезнью. Сил, бороться за себя почти не осталось.

Я провела руками над его телом от головы до ног. Если везде чувствовался жар, то в районе сердца холод был. Могильный.

– Что же ты милый сделал-то. Чью могилу раскопал. Что искал, да зачем. Зло древнее потревожил, запертое. И на батьку своего беду накликал.

Мальчик забился в конвульсиях. Начал страшно выворачиваться и завыл.

– У-у-у-у-у-у-уйди-и-и-и-и-и, Ведьма. Мой он, не видишь, что ли? Еще немного осталось и в деревню смогу зайти. Все мои-и-и-и-и-и-и-и-и бу-у-у-уду-у-у-у-у-у-у-ут!

– То есть, по-хорошему, не получится? Так?

Мальчик застыл, повернул ко мне голову и глаза его засветились синим.

– По-хорошему? Уйди, если по-хорошему хочешь. Иначе и тебе смерть! Я в силу войти должен! Мне кровь живая нужна!

– Что же. Поняла я тебя. А пока, отдыхай. – Я провела руками с ног до головы… Показалось, что дыра в районе сердца стала еще больше. Ребёнок устало прикрыл глаза и тяжело задышал.

– Мама… – еле слышно, сквозь стон, прошептал мальчик. И я поняла, что надежда еще есть. Лишь бы сил хватило.

Глава 5

Дело близится к полуночи. Деревня как будто вымерла с последними лучами солнца. Ночь, тишина и мнимый покой окутали округу. Но сейчас впереди нас ждала битва. Сражение за чистую (а чистую ли) душу. Как бы то ни было. Вписался – значит круг.

Я зажгла свечу, обошла по периметру весь дом, на каждой стене, окне и двери рисуя защитные знаки, которые не позволят изгнанному злу покинуть эту обитель. Если ничего не получится, не хватит сил, да мало ли что! Но в любом случае, останется еще выход – сжечь дом. Если моих сил не хватит, я тоже буду обречена. Что ж. Так тому и быть… Сейчас надо думать о защите. Я не стала надевать защитные амулеты. Сейчас мальчик слаб, в нем еще живет его душа. А вот, если он уступит раньше, чем я проведу ритуал… То и они не помогут.

Со свечой я направилась в закуток за печкой. В изголовье кровати повесила красный платок. Внутренне собралась и стала тихо напевать. Пламя свечи замерло, будто прислушиваясь, а затем робко, нерешительно потянулось к мальчику. Я усиливала голос, пламя свечи стало сильнее, потянулось к сердцу мальчика. В то место, где зияла холодная дыра и еле чувствовался пульсация еще живой души.

– Помоги мне… – я тихо прошептала в паузу между завитками мелодии. Голубая искра души вспыхнула в ответ и, кажется, израсходовала на это все свои оставшиеся силы. Мало! Долго! Я усилила голос. От пламени потянулась тонкая нить и коснулась искры, искра редко-редко начала пульсировать. Мало! Еще добавила силы. Нить стала заметно толще, напитывая душу силой. И тут, тело мальчика забилось в конвульсиях. Мой голос снова стал громче. Надо зарастить дыру. Как же он сопротивляется! Я уже почти на пределе. Если сейчас не удержать нить – все кончено… Это осознание, как будто придало мне сил. Борись! Держись! Только вместе мы справимся. На миг показалось, что нить прервалась, но я не позволила себе поддаться панике. Продолжала так же ровно. Тем временем, вокруг меня стало что-то происходить. Черный туман заклубился по комнате и только маленький пятачок – я со свечой и нить энергии света и тепла – оставались видимыми этой тьме.

Не отвлекаться! Начал действовать, значит боится. Ему приходится тратить силы на борьбу, а мне этого только и надо. Неожиданно, силы мои утроились, и я смогла подключить в наш тандем еще один элемент – любовь матери. Платок стал магнитом, он начал вытягивать черные крупинки чужеродной силы из тела мальчика.

Зло не может причинить вред непосредственно душе. Оно будет разрушать тело, создавать непреодолимые жизненные препятствия, затягивая на человеке узел неудач, но не коснется чистой души. Она сама зачахнет, когда перестанет хотеть жить. И чем дальше, тем сильнее платок работал. Мне достаточно было только дать импульс. Остальное делала любовь матери и ее желание спасти дитя. Платок из красного становился сначала грязно-алым, затем серым. Мало! Нужно забрать все! До последней крупинки. Между тем, искра души, напитываясь чистым пламенем, пульсировала все чаще. Все продолжительнее. Мало! Она должна гореть ровным светом, лишь в минуты печали становясь чуть тусклее.

Тьма усилила напор, но я чувствовала, что дыра начала постепенно затягиваться. Понемногу, но зло сдавало позиции. Тьма вокруг меня безумствовала, ко мне тянулись из нее руки мертвяков, стремясь разорвать на части. Мальчик кричал нечеловечески от страшной, жуткой, адской боли. Потерпи родной, скоро все закончится. И тут все стихло. Я не дала себе расслабиться, так как моя цель еще не достигнута. Я немного усилила напор… и поняла, что дыра стала расширяться. Душа почти была отрезана от того единственного источника, который давал ей силы. И я вышла на предел своих возможностей, почти теряя сознание, отдавая силу всю, которая во мне была. Потоком. Я не знала даже, как много зла уже вышло.

Нельзя отвлекаться! Не знаю, сколько это продолжалось, но я вложила остатки сил в последний виток мелодии и потеряла сознание. Тьма поглотила мое сознание…

Глава 6

Я пришла в себя от холода, который разливался по всему телу. Неужели это конец. Открыла глаза. Фух… Я лежу на полу, рядом валяется свеча. Точнее, то что от нее осталось. Зажгла огарок. Мальчик… Он спал. Слава Богам! Платок над кроватью был чёрен, как уголь. Как та тьма, которая нас чуть не поглотила… Прислушалась… Дыхание было ровным. С хрипом, но это мы вылечим травками. Это остатки болезни. Подошла к печке. Взяла кочергу. Нельзя прикасаться руками. Закинула платок в топку. От огарка свечи подпалила с четырех углов и смотрела, как тьма истлевает без остатка. Ткань не горела. Только тлела и чадила смрадным дымом.

Но и это еще было не всё. Почти падая от усталости, я достала из сумки заговоренное полотенце, подтащила ближе к кровати ведро с водой и стала омывать мальчика. Надо смыть остатки. Полотенце не почернело. Значит все хорошо. Тьма и чернота ушли полностью, без остатка. Укрыла вторым одеялом маленького пациента. Еле доползла до хозяйской кровати и отключилась по щелчку пальцев. Я смогла…

Не знаю, сколько спала, но разбудил меня запах ароматных щей и неповторимый божественный аромат пирожков. Около печи хлопотала хозяйка дома. Кажется, больше никого не было. Заметив краем глаза моё движение, хозяйка повернулась ко мне и лучезарно улыбнулась.

– Проснулась, спасительница! Как ты? Сможешь сесть? Я тебя сейчас накормлю!

– Звучит как угроза!

– Так и есть! – а она красивая, когда улыбается. И не такая старая, как показалось на первый взгляд. Измученная просто. Бедами, да невзгодами.

– Ну что ж. Вынуждена уступить, ибо сил на борьбу не осталось. – Я попыталась сесть на кровати, но голова закружилась, и я рухнула обратно на подушки.

– Лежи, лежи. Я покормлю сына, а потом займусь тобой.

Глаза мои закрылись, я только почувствовала, как к спине прижалось что- то теплое и сильное. Наверное, кот…

Три дня провела я, как в раю. Кормили меня на убой, не смотря на скудное положение всей деревни. Благодарность материнского сердца не знает границ. Я слабо сопротивлялась, но мое мнение особо никого не интересовало. А дорога… Дорога терпелива… Дождется путника своего. Филя за эти три дня тоже знатно раздобрел. И удивил нас немалыми трюками. Оказывается, рысь и филин – это только два существа, удобные в ежедневной жизни, полезные в охоте. Развлекая детей, Филёк превращался и в маленького испуганного зайчика и в быстроногую косулю с грустными глазами.

А, еще, ноль дней без скандалов! С утра все свалились с лавок от громкого стука в дверь. Да что там стук! Такое ощущение, что семь стражников с наскока дверь ломают.

– Али, забыли, кто гостит у меня! Сейчас проклянет!

За дверью стало тише, и уже попросили открыть робким, опасливым стуком.

– Федотовна! Ты чего? С ума совсем съехала? Или боги вечной жизнью одарили? Здоровье лишнее? Смотри у меня.

– Да… Да твоя! Да эта! Да…

– Ну давай, заходи. С мыслями соберись, да по делу. Не до тебя…

– Прокляла она меня! Что ж такое, да где это видано! Что я сделала!

– А ты, бессовестное создание, у вдовицы курей воровала. Вот и покарали боги. – Не могу остаться в стороне от такой наглости.

– Ничего я не воровала! Еще и клевещешь! – дамочка двинулась в мою сторону с кулаками.

Да не на ту напала! Я улыбнулась. Лицо женщины покрывали ярко красные прыщи. Пакость, но в радость. Да и какая пакость, если на чужое позарилась – отвечай.

– Защиту на имущество я поставила. Вот ты и попалась, голубушка. Давай всем расскажем, от чего люди болеют?

– Сними, помилуй…

– Куря вернешь?

– По осени, как подрастут.

– До осени и ходи. – моя улыбка становилась всё шире.

– Да как я ходить-то буду! Позор какой. Из дома не выйти, воды не принести. Снимай!

– Куря верни.

– Да съели уже, что я верну!

– Ну ходи так. Совести нет, у детей-сирот последнее отнимать, так и красота тебе не нужна будет. А затянешь до осени – навеки такой останешься. Я – недоучка, либо сниму сразу, либо срастется с тобой проклятье. Все. Нет куря – нет красоты. Прощай, свободна. Пока-а-а-а-а.

– Да я, да тебя, да сжечь тебя мало! – Ну ничему жизнь не учит, грубиянку такую!

– А коли на костер поведут, так все тут же и узнают, кто курей по деревне собирает. Не пугай. Пуганные мы. Филя, проводи за порог гостью дорогую! Уходит она уже.

Филя спрыгнул с моего плеча, превратился в рысь и замер, вопросительно глядя на Федотовну. Мол, не засиживайся. Устали от тебя. Пора и честь знать.

Федотовна обомлела от увиденного. Попятилась спиной в дверь. Запнулась о порог и кубарем выкатилась со ступенек крыльца. Ребятишки покатились со смеху. Да уж. В голодный год сразу видно, что из себя человек представляет. С бедой справились, но понимание еще не пришло. Ну что же. Свыкнутся.

Глава 7

Тем временем, я начала собираться в путь. Складывать свои пожитки в сумку, готовясь к дальней дороге. Много припасов собрать не удалось, деревня сама выживала из последних сил. Да и я тут, сильно припасы проредила. Кто их выдумал только, законы гостеприимства эти. Надеюсь, обозы в скором времени приедут. Иначе, недолго осталось жителям.

Выходила на рассвете четвертого дня. По моим расчётам, путь до следующей деревни должен был занять полтора дня, с ночёвкой. Дорога… Ну что же. Со мной теперь Филя, который ни в какую не хотел со мной расставаться. По ночам грел меня большим котом. Днем развлекался превращениями, играми с детишками и много кушал. Постно, скромно, но радостно.

Дорога шла вдоль полей, пустых, заросших. Я представляла, сколько труда предстоит вложить жителям деревни, чтобы восстановить порядок и мироуклад, и верила, что они справятся. Чем смогла, помогла. А дальше – сами. Перед выходом, с хозяйкой домика с прохудившейся крышей состоялся непростой разговор.

– Зачем тебе учитель. Ты же и так все умеешь. Вон, ребенка моего спасла. Зачем тебе еще больше могущества. Не приведет ли к худому. От добра добра не ищут.

– Я ж чуть не умерла, Наталья. Пожертвовала собой. А все это могло быть проще. Легче. Я знаю. И сейчас… Три дня прошло, а я все еще выжата, как лимон. Как будто у меня полжизни отняли. Скольким я помогу, таким образом.

– Так лечи, что попроще. Травки, шепотки.

– И твой сын бы уже погиб.

– Так каждому по силам. Спасла – благодарности моей нет предела. Но дальше – то.

– Учителя найду. Не откажет, поди. Сколько еще зла на землях наших. Да и знания… Лишними не будут.

– А если откажет?

– Значит другого найду.

– А если все откажут.

– Значит, шепотки и травы. Но, не попытать счастья – жить во мраке.

– Молодая ты, но мудрая. Всем бы твою силу и устремленность. Ну что же. Дорогу тебе, по силам. И знаешь. Поговаривают, что есть книга Всех знаний, на острове Буяне, в Море-Окияне, где камень Алатырь. Лежит она и ждет чтеца премудрого, кто страницы её перевернуть сможет. Может быть, ты до нее доберешься и обретешь все премудрости земные и небесные. И тогда учитель тебе не надобен будет. Сама учителем станешь.

– Ну, сказки и легенды слишком далеки от меня. Как в веках, так и по расстояниям. А учитель тут. Вполне реален. Ждет меня…

– Ну, коли ждет, значит найдешь. Не сверни только.

– Не сверну, будь спокойна.

На том и расстались.

Дорога шла в холм. Весь день уже в пути. Пора искать место на ночлег. Только подальше, от гнезда пчеловей. Научена.

И только я подумала о том, что ночь пройдет спокойно и хорошо, как позади меня раздался сильный шум, свист. Мы еле успели отскочить с дороги, как мимо промчался конь со всадником. Чуть не затоптал, ирод! Из-за скорости, я не смогла разглядеть лицо этого или этой мерзопакости. Но, не осознавая, что я делаю, подняла с дороги камень и бросила его вслед. Где-то вдалеке послышалось сочное «шмяк» и недовольный вопль.

–Так-то. – Я стояла, потирая руки. – Знай наших! – Филя на плече заухал, как преданный фанат лучшего лучника государства. Но, тут же, я услышала мерное цоканье с той стороны, куда улетел камень. Ну дела… бежать, явно поздно… да и бесполезно. Вот и пришел мой последний день… Закрыть глаза, что ли. Ой, хлупа-а-а-а-я-я-я-я-я. Матушка, прости, не поминай лихом.

– Цок-цок-цок-цок-цок, Цок-цок… цок… цок…

Тишина. Опять тишина. Снова тишина. Продолжительная. Страшно вздохнуть. Но уже стало настолько любопытно, что веки мои на правом глазу начали аккуратно разъезжаться. Не спешите, родные… Аккуратнее… Стоит. Черная масса коня и один сапог… где-то на уровне моих глаз… мужской… некрасивый, дорожный, обычный сапог, серый от пыли. Ясно. Смотреть не на что. Я опять закрыла глаза.

И вдруг, раздался хохот. Хрипловатый, не страшный, но он меня оглушил. От шока мои глаза открылись, Филёк раздраженно ухнул. Тоже, видимо, ожидал не такой реакции, мысленно похоронив уже, глупую и недальновидную свою подругу.

На коне сидел человек неопределенного возраста. Черная одежда, камзол – не камзол. Не разбираюсь во всех этих придворных штучках. И он хохотал. И конь ржал. И так обидно стало, что я подняла с земли еще один камень. Человек и конь резко перестали издавать звуки и уставились на меня. Всадник с легкой улыбкой, конь – подозрительно.

Ноль дней без скандала…

Я уже было открыла рот, но мужчина весело мне подмигнул, тронул коня пятками и умчался в горизонт.

– И что это было? – спросила я у филина.

– Угух… – Филя задумчиво и с явным облегчением выдохнул. Если бы на кончиках крыльев у него были пальцы – он бы покрутил у виска… Нда….

Ну какой тут ночлег, сон и прочее. Было принято решение. Волевое. Идти в деревню пока есть силы. Сколько там тех вёрст по карте. Или ноги у меня не молодые?

Молодые, может и молодые, только чуть они не умерли отдельно от меня… Не спеши, а то успеешь. И всегда оценивай свои силы правильно.

Глава 8

К тому времени, как на горизонте появились силуэты крошечных домиков, ноги мои выдавливали из себя последние шаги, на которые еле хватало сил. Филя стал просто неимоверно тяжелой ношей. Я пару раз намекала, о том, что неплохо бы размять крылышки, побегать по зеленой травке. И вообще, проявить заботу о ближнем. На что, филин ухал, показывая, что ему и так не плохо.

– В конце-то концов! Ты же, метаморф! Ты и в коня можешь! Это я должна ехать на тебе, ты мужчина! А я бедная, хлупая ведунья! Имейте совесть, господин!

– Уху-хух! Хех! – вот так. Ещё и издевается! Корми его после такого.

Так, успокаивая себя бурчанием, чтобы не разреветься от усталости, мало-помалу, мы приближались к островку уюта и спокойствия. Наверняка, найдется домик, в котором будут готовы оказать пришлой ведьме, за благословление домашней скотины или хлебов. Законы времени. Что мне на руку.

Сумерки понемногу захватывали землю. И чем темнее становилось, тем больше я понимала – что-то не так. Но одна мысль, о еде и кровати, перебивала внутренний голос. Старалась не слушать его. И вот, настал момент, и не прислушиваться к себе стало невозможным. Когда до домов оставалось совсем немного, я поняла, что было не так. Не было огней в окнах. Дома выглядели перекошенными, полуразрушенными, обгорелыми. Деревня пуста. Не будет нам уютной кровати, не будет мне горячего ужина. Идти туда нельзя.

Я остановилась и села на землю. Сил уже не было. Цель, манившая меня и дававшая силы – исчезла. Что ж. Выясним все завтра, а сейчас неплохо бы соорудить ночлег и ужин своими руками. Филя робко чирикнул с удивлением.

– Да, дорогой. Не будет тебе мяска сырого, поедим мы с тобой… А, что мы с тобой поедим? Остатки хлеба… И яблоко. Не самый сытный, но здоровый ужин. Не побрезгуй. Чем богаты.

Филёк презрительно посмотрел на остатки былого великолепия, наморщил свой перяной лоб. Покосил на меня глазом, с немым укором и сорвался с плеча. Видимо, понял, что с такой хлупой ведьмой сытым не умрёшь. И улетел в ночь.

Ну и ладно. Не было печали. Знала же, что не навсегда. Никто не остается навсегда. Ну и скучать не буду. Ну и всё. Пусть так. Но мог бы хотя бы спасибо сказать. За все, что с нами было. Предатель пернатый.

– Прощай друг и будь счастлив. – чуть не давясь яблоком, пробубнила я. Было обидно до слез. Если бы не усталость, может, и поплакала бы.

Костер разводить сил не было, поэтому, пришлось доставать из сумки походный шатер. Стенки его хотя бы ветер задержат. Ночи еще холодны и земля остывает. Ткань была заговорена, поэтому, сколько раз ни складывай, толщина его была в три листа крапивы. И на этом спасибо. И вес уменьшался, соответственно размеру. Разложила, нашла две сухие ветки на распорки и, как есть, залезла внутрь и уснула.

Глава 9

– Вставаааааай, дураааааа! Да проснись же!

Ну нет, мне этот сон не нравится. Еще в моих снах меня будут дурой называть! Не бывать этому. Я попыталась перевернуться на другой бок и тут на меня рухнула палатка и что-то тяжелое. Поняв, что это что-то тяжелое меня сейчас раздавит, я ужом выворачиваясь, из-под этого чего-то, поползла туда, где у шатра должен был быть выход. Выбралась, кое-как, и увидела картину…

Натюрморт «Доброе утро, Дорогая». Лязгал меч. И кто-то с кем-то бился. Второй, третий и четвертый «кто-то» явно не умели кричать человеческим голосом. Это были огромные волки, с человеческими руками, кровожадными пастями и нечеловеческой силой. А с ними дрался… Баааатюшки родные! Да это вчерашний всадник в неухоженных ботинках. Ну, он имел право меня дурочкой назвать… Та ещё..

– Да помоги ж мне!

Он стремительно терял силы. Да что я могу-то! Я ж не боевая ведьма. Я Ведунья. Хлупая. Недоучка. Но, на размышления ушло две минуты. Я достала флягу, открутила крышку. Там еще оставалась вода. Я знаю. И, начала песнь. Не многое я могу. Но поддержать и усилить смогу. Я вкладывала в песню все свои силы, весь свой голос. Всю свою душу. Или мы, или нас. Умирать не хотелось. И думать о том, что будет не хотелось. Только песня. Тонкий ручеек голубоватого сияния потек в сторону этого чудесного, прекрасного человека, который сражался за наши жизни… Я усилила голос, ручеек стал мощнее. Вот он коснулся спины спасителя. Тот удивленно скосил на меня глаз, и пропустил удар. Устоял, нашел баланс. Но пропустил второй удар и упал.

И тут я сделала то, что на моем месте сделала бы каждая уважающая и хотящая жить девушка. Я завизжала. Истерично, испуганно, громко.

Человолки переглянулись, решили, что добить всегда успеют и пошли в мою сторону. Быстро так пошли. Побежали. Я видела все замедленно, понимая, что деться от этих страшных клыков и когтей мне некуда. Ой, мамочки! Я закрыла глаза, как только увидела занесенную для удара лапу-руку с длиннющими когтями. Прощай мир!

Раздался взрыв. Яркая вспышка, которая даже сквозь закрытые веки ослепила меня. И наступила звенящая тишина. Так вот как умирают… Ну что ж. Не страшно. Даже боли нет. Только ноет вывихнутая лодыжка. И я провалилась в темноту. Что-то часто я начала там бывать. В темноте в этой.

Пришла я в себя от резкого запаха. Не бывает на той стороне таких резких запахов. Там луга, речки, цветочки. А тут, как будто, тухлое яйцо мне в нос сунули. Чуть не стошнило. Я попыталась увернуться, но не смогла. Глаза открывать очень не хотелось. Но запах был уже в мозгу. Защекотал внутри и я чихнула.

– Ну все, живая.

Мою голову положили на землю. Противный запах угнездился в носу, я испугалась, что теперь он будет преследовать меня всю оставшуюся смерть и села, тряся головой, стараясь вытряхнуть из своего носа этот ужас. Глаза пришлось открыть. Та же поляна, где я устроилась на ночевку. Солнце. Цветы. Я живая… То ли счастье, то ли разочарование. И странное чувство. Руки и ноги на месте. Раскалывается от боли голова, ноет подвернутая лодыжка. Но живая же!

Ко мне подошел вчерашний незнакомец, молча протянул кружку с чем-то горячим. Я молча взяла. Держа в руках, радовалась, что могу ощущать горячие бока металла. Сделала глоток и внутри начал разливаться покой и теплый жар. Медленно, глоток за глотком я выпила отвар. Вряд ли, человек, который спасал мою жизнь, сделает мне что-то плохое. Причин не доверять у меня не было. Мой спаситель бродил неподалеку, занимаясь своими делами. Я смотрела на него из-под упавшей почти на глаза, чёлки.

– Вот скажи, откуда ты взялась на мою голову. – Путник-человолкоубивец заметил, что я наблюдаю за ним.

– Из Приречья.

– Из Приречья… И как же тебя занесло в наши края. Что тебе там не сиделось? Или в приречье травы закончились? Ночью, рядом с гнездовьем волколюдов, рядом с мертвой деревней пособирать решила? Утомилась и прилегла отдохнуть? Ты вообще, думаешь хоть иногда? – и потер шишку на затылке.

– Я.. я… я… – и заревела. Не было сил объяснять и рассказывать чужому человеку о своих целях, планах, мечтах. Ревела взахлеб, как маленькая, с придыханием, чувствовала, что воздуха не хватает, но ревела. Горько. От жалости к себе. От того, что никто не верит в меня, что я сама в себя не верю. От того, что устала, от того, что мне больно. И снаружи, и где-то там, внутри. И эта боль рвалась наружу. И выходила с моими рыданиями. А он стоял… Стоял и смотрел… Только взгляд стал каким-то смущенным, растерянным. А вот так-то. Не надо девушек перепуганных и измученных доставать своими размышлениями об их умственных способностях!

Потом подошел, сел рядом. Обнял. Я уткнулась в него носом и продолжила свое мокрое дело. А он гладил меня по волосам. Как маленькую. Сначала робко, но поняв, что мне становится легче, рука его обрела уверенность:

– Ну что ты.. Ну успокойся. Теперь все будет хорошо. Я тут поесть приготовил.

_ Мя… мя… мясо?

– Мясо. И рыбу. И каши полкотелка. Будешь?

– Бу.. бу… буду…

– Только сначала, помоги другу своему.

– Ка…ка… ка…кому…