Соседи бесплатное чтение

Нам порой кажется, что нет более справедливого суда, чем самосуд. И когда, в порыве гнева, ты собираешься произнести: “Чтоб ты сдох, тварь!”, невольно вспоминаешь библейскую истории о суде над Марией Магдалиной и слова Христа: “Кто безгрешен, первый брось в нее камень”.

Глава первая. Новая квартира

Наконец-то, долгожданная теплая постель. Едва голова коснулась подушки, тяжелые веки опустились и сознание стремительно стало покидать усталый мозг. Практически сразу он погрузился в глубокий сон.

Когда Геннадий только въехал в квартиру, пятнадцать лет назад, ему виделось все в розовых тонах. Соседи казались безупречными.

Состояние эйфории нарушил пронзительный плач новорожденного. Вернувшаяся из роддома жена соседа, осчастливила всех жильцов четырехэтажного дома на узенькой улочке близ Пласа Кастилья города Мадрида. Это означало одно – полная потеря сна.

По роду занятий Геннадий не выносил шума и громкой музыки. И нормально выспаться мог лишь в полнейшей тишине. Не помогали даже беруши.

Однажды произошел случай, приведший Геннадия в бешенство. Ребенок долго не мог угомониться. Плач, наполняя ушные раковины, под давлением врывался в ухо сквозь распирающие узкое отверстие, плотно вставленные беруши, беспощадно перфорируя барабанные перепонки. Грузные шаги крупной женщины, пытающейся успокоить свое драгоценное чадо, казалось, были слышны даже на первом этаже. Дочь Геннадия очень метко назвала ее тюленихой. Сходство с этим неуклюжим, массивным животным было поразительно. Неожиданно все умолкло. Измотанная нервная система Геннадия уже была не в состоянии реагировать. Он вырубился мгновенно. Эта история осталась в далеком прошлом.

Сейчас Геннадий лежал на пустынном пляже, широко раскинувшись, как морская звезда. Казалось, длинными руками он способен объять прибрежные скалы. Горячий песок прогревал его усталое тело до костей. Легкий бриз, едва касаясь его густой шевелюры, щекотал лоб. Яркое солнце медленно закатилось за, неожиданно выросшую откуда не возьмись, тучу. К убаюкивающему шуму прибоя, навязчиво, как старый гремящий будильник, стал подмешиваться пронзительный плач уже столь ненавистного дитяти.

Геннадий полностью проснулся. Прошло около десяти минут. Ребенон не унимался. Наконец, Геннадий взорвался:

– Да мать вашу!!! Вы задрали со своим отпрыском!!! Сделайте что-нибудь!

Через мгновение послышался сонный женский голос:

– Клеменс, встань, успокой ребенка.

Молодой немец нехотя встал и потопал к детской кроватке, очень скоро младенец умолк. Мерное, едва слышное в ночной тиши причмокивание, доносившееся сверху, подобно метроному, гипнотизируя снова погрузило Геннадия в глубокий сон.

Младенец рос. Очень скоро к плачу добавились падение деревянных игрушек и топот, сначала на четвереньках, потом на двух ножках. Геннадий ждал. Он надеялся, что вот-вот, очень скоро ребенок вырастет и все наладится.

Но через два года у хозяйки квартиры сверху стал расти живот и Геннадий впал в отчаяние.

Как по расписанию в квартире над головой появился новый член общества. Убивающий своим пронзительным криком все живое, жилец. Это была девочка.

Неоднократно возмущался он в разговоре с хозяевами верхней квартиры. Нормальных слов Клеменс, похоже, не понимал.

Геннадия, наконец, разорвало:

– Может твоим детям купить мягкие игрушки?! – нервно предъявил в лицо спускающемуся соседу. – Желаете шуметь, идите в парк!

– Мои дети имеют право резвиться дома, – как ни в чем не бывало произнес веселый сосед, продолжая спускаться по лестнце. – Хочешь жить в тишине, купи себе виллу. Мешают ему, видите ли, – добавил он с презрением.

Щуплый немец рядом с высоким, под два метра ростом, Геннадием, был похож на Моську, лающую на слона.

– Виллу купить нужно тебе. Это вы нарушаете правила общежития. Есть общепринятые нормы. И дети твои имеют право ровно до того момента, пока не нарушают мои, – в его словах звучала ненависть.

“Мы тоже шумели в детстве, – войдя в квартиру, подумал Геннадий, – в нашей семье было трое. Кроме меня еще брат с сестрой, на пять лет младше. Отец бросил нас, когда мне было пять. Мама осталась одна и не всегда справлялась с озорными, вездесущими, громыхающими сорванцами. Но разница есть! Она колоссальная! Несмотря на усталость после работы и нескончаемую суету по дому, она все же находила время, чтобы успокоить нас и в очередной раз объяснить, иногда не без физического воздействия, что шуметь – не хорошо. Что соседка снизу, которую мы не выносили всей душой, тоже имеет право на спокойную жизнь. И, волей-неволей, мы усваивали эти прописные истины воспитания – культуру и уважение к тем, кто нас окружает”.

*******

После того разговора прошло много времени. Судьба распорядилась так, что Клеменс с семьей все же купили дом и сдали квартиру эмигрантам из Латинской Америки.

Новые соседи работали целыми днями. Но вечера были шумными. Понятия: “переобуться дома в домашнюю обувь” не было. Каждый шаг беспощадно пробивал мозг Геннадия острым каблуком. Порой это походило на прошивание ткани иглой на швейной машинке. Жизнь превратилась в ад.

Он попытался поговорить с соседкой сверху. Весьма крупного телосложения, похожая на Вини-Пуха, женщина стояла на лестничной клетке как вкопанная. Черные, без малейших признаков интеллекта, глаза перестали моргать. На лице застыло недоумение. Он умолял, взывая к разуму. Но о чем можно говорить с людьми, для которых понятие: “громче-тише” не существует?.. Ведь они знакомы лишь с “вкл.-выкл.”. Их попытки смириться с мыслью, что пребывание столь хороших и гуманных людей на этой земле может кому-то создавать неудобство, были тщетны. Они ведь даже подкармливают голубей. Именно с момента их заселения на голову выходящего из подъезда Геннадия стали падать голубиные лепешка и по обе стороны балкона появились роскошные птичьи гнезда.

Глава вторая. Соседка из Молдавии

Через три месяца, то ли по распоряжению той же судьбы, то ли из-за чувства несправедливости, одолевшего соседей сверху, они неожиданно съехали.

На радость Геннадия, “многократно проклятая” квартира некоторое время пустовала. Он вздохнул спокойно. Но, как позже оказалось, съехавшие жильцы были не самым худшим вариантом.

Тишину взорвал ритм какой-то попсы. Сон был столь глубоким, что Геннадий не сразу понял, что происходит. Грубо выругавшись, он внезапно осознал, что текст песни был на русском. Невольная улыбка надежды блеснула на его, помятом подушкой, лице.

Вскочив с постели и спешно надев спортивные штаны, он направился к выходу. В прихожей все же решил переобуться в летние туфли и уже открывая дверь, обернувшись посмотрел в огромное зеркало во всю стену, поправил растрепанные волосы и, оставив дверь приоткрытой, взмыл по лестнице на верхний этаж. Новость о том, что соседи сверху оказались русскими, неожиданно спровоцировала прилив энергии.

Деревянная дверь вибрировала в такт громыхающей на весь подъезд музыке. Он звонил уже секунд тридцать. Наконец, громкость резко снизилась. Геннадий настойчиво давил на звонок. Еще секунд тридцать никто не отвечал. Приближающиеся шаги, дыхание за дверью. Геннадий позвонил снова.

– Кто там? – послышался робкий женский голос.

– Здравствуйте. Я сосед снизу.

Дверь тут же отворилась.

На пороге стояла среднего роста худощавая крашенная блондинка лет сорока. Ее растерянный взгляд требовал объяснений происходящего.

Геннадий приветливо улыбнулся.

– Прошу прощения. Вы могли бы сделать музыку

потише? – обратился он по-русски. – Я просыпаюсь очень рано, а в это время обычно отдыхаю после работы. Буду вам весьма благодарен, если войдете в положение, – он старался быть учтивым.

– Конечно. Извините, – виновато произнесла женщина. По всей видимости, русский сосед оказался для нее неожиданным сюрпризом. Она стояла, как школьница, которую строгий преподаватель отчитывает перед классом.

– Геннадий.

– Что? А. Я Лена.

– Очень приятно. Вы ведь не из России? Слышу еле заметный акцент, – стараясь разрядить обстановку, произнес он спокойно.

– Из Молдавии.

– Да что вы говорите?! – он заметно оживился. – Вот так совпадение. Откуда именно?

– Из Кишинева, – немного придя в себя, ответила она, поправляя волос.

– Вот как? Я жил в Кишиневе довольно долго. Жена покойная оттуда и дочь там родилась. Как же давно это было. С какого же вы района?

– Гидигич.

– Да. Знаю. Это не совсем Кишинев. Скорее, пригород.

– Это Кишинев, – ревниво возразила соседка.

– Ладно. Не принципиально. Рад, что мы нашли общий язык. Хоть кто-то нормальный по соседству. Спасибо еще раз за понимание. Пойду я. Мне б хоть пару часов поспать.

– Да. Конечно. Спокойной ночи. Ну, то есть, отдыхайте.

Геннадий ворочался уже минут тридцать. Сон не шел. Он старался ни о чем не думать, но упрямый мозг не давал ему покоя. Спутанные мысли метались пчелиным роем. Каждая, налетая на хрупкие стенки сознания, откалывала от него частичку, грозя разнести голову-улей в щепки.

Внезапно, зазвучала музыка. Казалось, она была громче, чем до его разговора с соседкой.

– Не понял!

Недоумевая, он вскочил с кровати, наспех натянул спортивки и, выскочив из дома в домашних тапочках, помчался вверх по ступенькам.

Весь четвертый этаж гремел. Геннадий яростно надавил на кнопку звонка. Реакции не последовало. Позвонил снова. Музыка продолжала будоражить мозг. Он стал нервно вбивать злополучную кнопку в стену.

Наконец, послышалась быстро приближающаяся тяжелая поступь. Дверь резко отворилась. Вместо ожидаемой соседки, на пороге стоял высокий, широкоплечий мужчина.

– Что нужно?! – грубо произнес тот на чистом испанском, недовольно уставившись на неожиданного гостя.

Будучи сам под два метра ростом, Геннадий немного опешил от неожиданности.

– Прошу прощения, – стараясь быть вежливым, произнес Геннадий, – не могли бы вы сделать музыку тише? Я просил вашу супругу… – он великолепно владел официальным языком государства, в котором проживал.

Не дав ему закончить, сосед нагло прервал разговор:

– Ты наехал на мою жену.

Геннадий оторопел.

– Наехал? Я попросил сделать тише. Мило поговорили.

Если б я наехал, вряд ли бы она сказала, что сама из Кишинева, назвала бы район, тем более имя.

Игнорируя услышанный ответ, сосед продолжал дерзко хамить:

– Я у себя дома. Имею право.

– Ты имеешь право до тех пор, пока не нарушаешь мое. Одно из основных правил коммунального проживания: “не беспокоить”.

– Отвали! – резко ответил сосед.

Дверь захлопнулась, едва не ударив Геннадия по носу. Он удрученно поплелся вниз по лестнице. Разочарованию не было предела.

– Звонить в полицию бесполезно, – думал он в отчаянии, – не приедут. да и толку с них никакого.

Геннадий медленно расхаживал по квартире, переходя из комнаты в комнату. В очередной раз проходя мимо окна спальни дочери, глянул на улицу и вдруг остановился. В небольшом скверике перед домом, резвилась детвора. Возвращаясь из школы, ученики задерживались в нем минут на двадцать, создавая шум, подобный шуму аэропорта мегаполиса, – нет, в этой комнате тоже не вариант. Хоть бери и уходи в парк спать, – с досадой подумал он и двинулся по направлению к кухне. Восемьдесят шесть квадратных метров личного пространства не приносили ему радость. Казалось, что соседи живут в его квартире, которая, в свою очередь является проходным двором для возвращающихся с учебы, ненавистных маленьких ублюдков, назвать их иначе у него язык не поворачивался.

Песня звучала с той же громкостью. Было отчетливо слышно каждое слово.

“Может действительно? Солнышко. Скамейка. – задумался Геннадий. – Э, батенька, да вы сдались. Зимой тоже на скамеечке? Очевидно же, что теперь это надолго. Нужно что-то предпринять”.

Вдруг он остановился.

– Музыку любите, мои дорогие?! – на лице появилась ехидная улыбка. – А как вы относитесь к хард-року?!

Вынув из чехла колонку фирмы BOSE, с которой он работал, обслуживая мероприятия, поставил перед собой.

– Эти товарищи знают свое дело, – произнес злорадно, – всегда славились своими низкими частотами. И если учесть, что он профессиональный, а не бытовой, то и мощность на порядок выше, – найдя в YouTube песню группы AC/DC “Back in black” и подключив мобильный к колонке, заткнул уши берушами, задрал громкость до максимума и врубил музыку.

Звук с верхнего этажа мгновенно растворился в роковом рифе легендарного Янга. А чтоб гарантировать эффект, взял десятикилограммовую колонку за ручку на верхней панели и, лихо подняв ее над головой, плотно прижал к потолку. Стены задрожали. Казалось, стекла разлетятся вдребезги. Низа BOSE не подвели. Не прошло и минуты, как музыка у соседей умолкла. Геннадий не сразу понял. Положив колонку на пол и убавив звук, убедился, что сверху воцарилась тишина. И в этой тишине он услышал подавленный голос, только что быковавшего, самоуверенного соседа:

– Сукин сын!

В Испании это выражение далеко не столь безобидно, как мы привыкли воспринимать в России, где оно давно стало присказкой, порой даже восхищающей представление о человеке. В Испанском королевстве – это то еще ругательство. Не дай вам Бог произнести это по отношению к кому-либо из местных и берегите свои зубы.

Но Геннадий злорадствовал. Это было начало войны, победа в первом сражении которой, досталась ему.

Довольный, он стянул с себя одежду, лег в постель и не вынимая берушей, был готов провалиться в сон. Как вдруг, где-то над головой хлопнула дверь и он услышал знакомый голос соседки сверху, орущей на молдавском:

– Твою мать! Брэнтон! Где ты шляешься?! Я говорила тебе, чтоб после школы сразу домой?!

– Я после уроков сразу домой пошел, – испуганно произнес мальчик по-испански.

– Еще раз повторится, голову оторву, сукин сын! – ответила она, перейдя на тот же язык.

– Надеюсь, ты осознаешь, что ляпнула? – с сарказмом произнес в душе Геннадий. Веселая семейка: папаша испанец, мама молдаванка, у сына имя английское.

К счастью, в скандал этот разговор не перешел.

– Иди кушать! – снова крикнула мать. – Потом садись за уроки! Целыми днями нихрена не делаешь.

– Ладно, – уже безразлично ответил сын. На этом диалог прекратился.

Геннадию все же удалось поспать несколько часов.

– Неужели нельзя было сразу угомониться? – подумал он спросонья. – Может все наладится?..

Ничего не наладилось. Семейка, как оказалось, не просто веселая, но и эмоциональная.

Часов в десять начался разговор на испанском на повышенных тонах. Жена предъявляла мужу, что он непонятно где шляется, подозревая наличие любовницы. Тот никак не реагировал, что еще больше выбивало ревнивую супругу из равновесия. Своим непоколебимым молчанием он подливал масло в огонь, который вот-вот мог перерасти в огромный костер, по сравнению с которым, пионерский показался бы вспыхнувшим коробком спичек.

Геннадий ждал одиннадцати, чтоб уже на законных основаниях предъявить претензии. И когда маленькая стрелка часов готова была пробить заветное число, тело Геннадия содрогнулось от звона разлетевшейся вдребезги тарелки. Он насторожился.

– О как. Забавно. Поглядим, что дальше будет.

– Угомонись ты, – наконец, послышался голос соседа. Он пытался сохранять спокойствие, – нет у меня никого.

– Да ладно! – мгновенно отреагировала она с еще большей агрессией и в стену полетела еще одна тарелка.

– Веселый выдался денек, однако, – Геннадий ухмыльнулся. – Невероятно, откуда в такой, на первый взгляд, тихой овечке, столько желчи.

Неожиданно в ее сторону направились тяжелые шаги. Она дико завизжала.

– Только попробуй меня ударить!

Шаги внезапно остановились, не достигнув цели.

– Да пошла ты! – в его голосе звучало больше отчаяния, чем ненависти.

Через мгновение хлопнула входная дверь. Медленным, но уверенным шагом он пошел вниз по ступенькам. Вскоре скрипнула железная калитка, хлопнула. Над головой тоскливо прозвучал женский голос:

– Сукин сын.

И воцарилась тишина…

– Надо же. Никто никого не убил, – Геннадий повернулся на левый бок и успокоился. Он лежал поверх одеяла, совершенно голый и медленно погружался в сон. Спать ему оставалось менее пяти часов.

Несколько цыганских семей, завсегдатаев небольшого скверика, наплевав на какие-либо этические нормы и закон, продолжали шуметь, как ни в чем не бывало.

Однажды, на балкон вышел пожилой мужчина. Группа детей пяти – двенадцати лет галдела не на шутку. Три, необъятных размеров, мамаши сидели неподалеку на лавке и о чем-то весьма громко беседовали. Недовольно крикнув, мужчина призвал виновников шума к порядку. Будучи посланным в известном всем направлении, покряхтев немного, он убрался восвояси.

Вызывать полицию было бессмысленно. Либо, прибыв на место, они медленно проезжали с мигалкой, которая была видна издалека, мимо успевших затаиться виновников вызова, либо не приезжали вовсе.

Геннадий не переставал удивляться, как его дочь умудрялась засыпать в этом балагане.

– Вообще-то, это не просто нарушение статьи о загрязнении окружающей среды звуком, – всякий раз возмущался он, – в Испании эта статья звучит именно так. Я бы судил этих тварей по статье криминальной: умышленное причинение вреда здоровью, психическому. Кто ж это выдержит? С ума можно сойти. И ведь все боятся сказать хоть слово. Один на балкон вышел, так его обматерили и послали подальше. А некоторым и вовсе не мешает. Как сказал один друг: мамы их носят до самых родов по барам и дискотекам, они контуженными рождаются.

Несмотря на то, что спальня Геннадия находилась с противоположной стороны здания, приходилось закрывать все двери, а иногда даже застекленную террасу, чтоб уснуть. Порой, это продолжалось до трех часов утра. Когда нестерпимая жара наконец спадала и на землю опускалась воскрешающая из пепла прохлада, они собирали барахло, что привозили с собой и разъезжались по домам.

Геннадий всегда с уважением относился к соседям. Играя на инструменте, он понимал, что неподготовленному человеку трудно переносить многочасовые занятия на скрипке. И потому, как бы плохо это не отражалось на профессионализме, при любой возможности он предпочитал использовать сурдину, которая почти полностью поглощала звук струн.

*******

Новая полоса в жизни Геннадия не обещала быть безоблачной, но и не отменяла возможности побороться за место под солнцем. Противостояние продолжалось с переменным успехом. Иногда соседка умудрялась довести его до белого каления. И в этом случае, как пел наш незабвенный Токарев: “Я задавил бы тебя трактором, но я боюсь тюремных факторов…”, не желая непоправимых последствий, Геннадий всячески избегал методов решения проблемы лихих девяностых. Он брал с собой ноутбук и отправлялся в парк на Пласа Кастилья, писать очередной рассказ, либо просто полежать в тени ветвистых деревьев, на разогретой беспощадным испанским солнцем, скамейке. А, иногда и подремать, пока какой-нибудь охранник парка не потреплет его за плечо со словами: “Сеньор, вы в порядке?” На что Геннадий, быстро придя в себя, вяло отвечал: “Я чувствую себя, как никогда прекрасно. Спасибо”.

Иногда, под натиском AC/DC, буквально разносящего здание, как во время землетрясения, соседка все же сбегала раньше. И тогда удовлетворенный исходом очередной баталии, Геннадий, усталый, но счастливый, ложился в постель и умиротворенно засыпал.

Глава третья. Соседи в доме напротив

Дом, в котором жил Геннадий, был частью небольшого комплекса, составляющего прямоугольник, внутри которого располагался дворик примерно пятьдесят на двадцать пять метров. Его балкон находился практически в центре длинной стороны двора.

В один из “прекрасных” дней он услышал оглушающий стук кувалды. Выскочил на балкон. В квартире дома напротив рабочие ломали стену. Купившие ее соседи решили произвести капитальный ремонт жилья.

– Ну все, блин! – в отчаянии воскликнул Геннадий. – Это на пару месяцев точно. Плакал мой отдых. Надо же, окна в окна. Хоть кино снимай об интимной жизни соседей. Придется подстраиваться под их график, чтоб хоть немного вздремнуть. Беруши не спасут.

Геннадий ошибся в расчетах. Проворные рабочие вкалывали не покладая рук и в месяц уложились. Хозяева въехали на следующий день, после сдачи объекта.

– Наконец, все наладится, – Геннадий умиленно смотрел на молодую пару, с удовольствием принимающую работу мастеров.

Во время ремонта все его внимание было сконцентрировано на шуме из квартиры, где валили стены, изнурительно визжала дрель и жалобно подвывала циркулярная пила. Война с соседями сверху временно приобрела символический характер. Как говорится: все познается в сравнении.

Геннадий направлялся домой после работы. Обычно, если не случалось ничего непредвиденного, дорога занимала минут двадцать на общественном транспорте, включая переходы. Когда-то отрезок, который он проезжает на автобусе, ему приходилось проходить пешком.