Волчья дикость бесплатное чтение

Глава 1

Это была страшная бойня. Бойня, которая лишила меня многих моих воинов, но и вампиров стало на сотню меньше. Они раздобыли хрусталь, и схватка оказалась смертельной…Смертельной и напрасной, потому что ликаны не поддержали нас и отвернулись. Никто из них не поддержал волков, они перекрыли границы и все пути к отступлению.

Пока я резал и колол своих врагов…зная, что дома меня ждут, вспоминая ее глаза, запах ее волос. Отчаянно желая победить и вернуться.

Бойню остановил Воронов. Он появился из ниоткуда, он словно вырос посреди поля боя, усеянного трупами и раненными вампирами и оборотнями, корчившимися в крови от боли или в агонии, или застывшие навсегда с остекленевшими взглядами, ушедшие в объятия смерти.

– ОСТАНОВИСЬ! Стоп! Вахид! Император!

Воронов поднял меч вверх, ожидая от меня того же жеста и я так же поднял руку, заставляя кровавое пиршество остановиться.

– У меня есть доказательства, что твоих ликанов не убивали вампиры.

Крикнул король и я, смахнул с лица капли крови, дрожащей рукой вогнал меч в землю. Выпрямился во весь рост.

– Какие доказательства?

– Днк! Убийца не вампир! Это демон! И мы оба прекрасно знаем, кто на это способен!

Бойня прекратилась…Мы заключили временное перемирие и каждый уползал на свою сторону, уносил трупы и зализывал раны. Король отдал мне флешку с данными и отчетами его лаборатории. А я проклинал себя за то, что не сделал то же самое, а поверил…вспыхнул и загорелся как спичка, выплеснул свою ярость, погубил своих волков.

Недели подготовки, дни и ночи сражений, убийства, кровавые расправы. Выпотрошенные волки, обезглавленные вампиры, вырезанные целые семьи. И среди этого хаоса я шел к своей цели только благодаря тому, что верил – меня ждут дома. ОНА ждет. Смотрит в окно, плачет, трогает своими розовыми пальчиками стекло и наблюдает за тем, как падают снежинки.

Вернусь и под ее окнами разобью целый сад. Я посажу там розы. Голубые, как ее глаза. Привезу из Китая самые лучшие сорта, и они будут расти и напоминать каждый день о ней. Нет… я высажу цветами ее имя. Оно растянется огромной оранжереей на весь двор, я поставлю фонтаны со статуями, изображающими изгибы ее тела.

Пока врач зашивал и чистил раны на моем лице я думал о том, что всего лишь через несколько часов сожму ее в своих объятиях, почувствую запах кожи и успокоюсь.

Она написала мне сама. Моя мать. Собственной рукой. Горные волки не признавали в таких вопросах блага цивилизации. У нас по-прежнему в почете бумага с вензелями, печать дома Ибрагимовых и гонец, который доставит письмо в любую точку мира. Никаких мейлов, смсок. Только лично. Только с росписью. Только от руки.

«Пишу тебе сын…потому что никому другому не доверю нанести тебе такую боль. Пусть это буду я. Поверь, мое сердце разрывается и разорвется вместе с твоим. ОНА ТЕБЕ ИЗМЕНЯЕТ! Твоя Лана. Твоя смертная любовница носит ребенка от Эрмаса. Я своими глазами видела ее в его постели. Голую. Я, твои сестры, их мужья. Все мы стали свидетелями гнусной низости, разврата, мерзости и предательства. Я не казнила ее только потому, чтобы это сделал ты. Она вместе с любовником похитила камни. Деусталы исчезли.

Только ты можешь наказать свою фаворитку…Прости, что причинила тебе боль, сын. Держись. Мы ждем тебя дома во имя жизни и правосудия!»

***

Я думал о смерти. Алкал ее. Я хотел ощутить смерть своими руками, тронуть ее, приласкать, погладить. Я хотел лизнуть ее языком и спить глотками жадными, как и страсть. Я не мог думать. Ни одной мысли, ни одного желания. Ни одного воспоминания. Все исчезло, и я оледенел. Только сердце продолжало качать кровь только оно наполнялось, разбухало, трескалось от ненависти. Она сочилась сквозь него, она рвала его на части и проливалась сквозь рваные дыры.

А снаружи лед. Мне настолько холодно, что я не могу пошевелиться, не могу произнести ни звука. Отшвырнул врача.

– Останутся шрамы.

– ВОН!

Взревел и тот исчез в один миг. Я хотел мести. Я хотел самой жуткой, самой дикой и беспощадной мести. И смерти. ЕЕ смерти. Я уже убивал ее. Разными способами. Каждый раз мучительней другого. Снимал живьем кожу, потрошил, отрезал конечности и смотрел как она корчится в агонии, слышал, как молит о пощаде. Все о чем я сейчас мечтал – это о ее смерти. Смотреть в ее глаза, наполненные адским страхом и вырывать ее сердце когтями, медленно наживую вытаскивать из ее груди. А потом.. я бы сожрал его, наслаждаясь вкусом ее боли и страданий. Моя ненависть была ненасытной. Мое омерзение достигало апогея, а злость рвала своими клыками мою душу и выматывала нервы в лохмотья.

Эрмас! Что, блядь? Какого хрена! Они даже не общались и не виделись? Когда! И … острым ядом воспоминание – ее увозил именно он. Тогда, когда мать отдала приказ и обменяла девчонку на перстни. Вот когда они познакомились… и все это время. Дьявол! Чтоб все мои кости горели в аду…с тех пор они за моей спиной! Истерически смеялся, хохотал. Потому что мать была права. Совершенно права. Кристально права. Она не зря говорила, что смертная не достойна, что это дурацкая блажь, что ей никогда не стать одной из нас. Она не только смертная, она еще и славянка!

Сукааааа! Мерзкая гребаная дрянная сука! Отдавшаяся другому мужику, наставившая мне рога. Сука, которая разрешила кобелю влезть на нее и влить в нее свое семя. Смертная не может понести от чистокровки…но может понести от полукровки Эрмаса. Что он пообещал ей? О … дьявол я сойду с ума! Что он говорил ей, почему, блядь?

Как же я был ослеплен. Как же верил, что она единственная, кто хочет меня … а не императора, единственная, кто любит во мне мужчину, кто преданна именно мне! Не за золото!

Увидеть ее и понять…увидеть и посмотрев в глаза решить какой смертью она умрет. И когда. Я ехал домой и вез с собой смерть. Я вез с собой боль свою и ее боль. Потому что только страдания утолят эту пытку. Потому что мне кажется, что я остался без кожи и у меня болит каждый волосок на моем теле.

Перед глазами картинками и меня от них тошнит, меня выкручивает, и я кажется сейчас выблюю собственные кишки. Как будто мои руки погрузились в разложившийся лопающийся гниющий труп.

Вижу ее рядом с ним, улыбающуюся ему, раздевающуюся для него, с его членом во рту, под ним, на нем, перед ним. Она стонет, она плачет, она умоляет, она кончает для него. И просто ору от боли. Никто не смеет ко мне подойти, потому что боятся. Потому что не видели таким обезумевшим никогда. Моя сущность рвется наружу, мои клыки острее стали, а когти впиваются в ладони. На моем лице клоки шерсти, а глаза горят фосфором. Я не выдерживаю… я одержим своим зверем и болью. Я везу смерть. Возможно для нас обоих.

Глава 2

Ни с кем не видеться. Никого не встречать. Только рявкнуть:

– ГДЕ?

Посмотрев в глаза Раису и пойти за ним следом по винтовой лестнице вниз. В подвалы. Туда, где держат самых презренных тварей, посмевших украсть, предать, прелюбодействовать, насиловать и убивать. Для нее выделили отдельное помещение. Словно знали, что я бы этого хотел…а скорее понимали, что сюда войду я и видеть голую камеру с цепью и ошейником, с ведром для испражнений не для императора. Пока что она еще не пыль, пока что она еще не стала вещью. Пока что она все еще в статусе.

Перешагнул через порог и задохнулся от ощущения дикой тоски, которая навалилась гранитной плитой и пониманием насколько я истосковался по этой твари. В несколько секунд преодолел расстояние между нами и рванул к себе за плечи. Мне нужно было ощутить аромат ее волос, аромат кожи. И смерть отступает, делает несколько шагов назад пока я стою и дышу жизнью. Обманчивой, эфемерной, ненастоящей, но такой бесценной, потому что каждый глоток слишком ничтожен, чтобы утолить голод задыхающихся по НЕЙ легких.

Секунды для жизни и снова позволить смерти поднять голову и выдохнуть на меня лед ненависти. Отшвырнул Лану от себя так что она упала на пол, схватил за волосы и резко поднял с пола. Оскалился, приближая свое лицо к ее прекрасному до остановки дыхания лицу…

– Здравствуй…сука! Как жила без меня? Скучала?

Выдохнул и сильнее вцепившись в ее волосы, всматриваясь в невероятно голубые глаза прохрипел.

– Ты…ты моя любовница, моя фаворитка. Та, кто поднялась туда, где еще никто не бывал. – рыча подтверждение того, кем она являлась для меня, озвучивая снова, так чтобы в воздухе зазвенело и растеклось это гребаное понимание и ощущение предательства, его зловонный смрад, – Я! Я, мать твою. Поднял тебя до высот, я приблизил к себе презренную эскаму…наплевав на законы, на мнение моей матери, на мнение моей семьи и моей стаи. Ты вошла в мою жизнь, не только в постель!

Сдавил пальцами ее лицо, так что ногти впились в нежную кожу щек. Пока еще не когти… но зверь уже готов к расправе. Он мечется внутри…но его держат ее глаза полные слез безысходности и страха. Мне хочется верить в их искренность. Все еще хочется. Я все еще одурманен ею, все еще нахожусь под какими-то диковинными чарами этой смертной женщины и начинаю верить, что она приворожила меня.

– И ты…ты предала меня!

ЕЕ глаза вспыхнули, и я ощутил волну боли, проглотил ее, наслаждаясь. Снова глоток жизни, но теперь ядовитый, приправленный местью. Скоро она умрет. Я пока не решил, когда именно и как. Но очень скоро. Она… и ее ребенок. А сейчас пусть хоть что-то скажет. Хоть одно слово в свое оправдание. Какого хрена она молчит? Хотя бы одна мольба, одна просьба. Пусть я не поддамся, пусть я никогда им не поверю. Но, блядь, пусть хотя бы попробует меня убедить! Не молчи, Лана…не молчи. Давай, дай себе шанс. Разжалоби меня, расскажи, что ты его не хотела, расскажи, что он тебя заставил. Придумай для меня ложь…пожалуйста. Заставь меня снова начать жить!

– Что он дал тебе…чего не давал я? У него больше член? Он как-то по-особенному вгонял его в тебя? Что…что блядь в нем было лучшего чем во мне? Лизал по-другому? Трахал пальцами? ЧТО ОН ДЕЛАЛ ЛУЧШЕ? Почему ты предпочла его мне?

Когти показались и вспороли щеки появились первые капли крови. Не удержался…слизал их. И когти спрятались под ногти. Как всегда, зверь питается ее ядом и успокаивается. Ведьма…она человеческая ведьма. Ее надо сжечь. Но адская боль не утихает, она поглощает меня всего и я, не сдерживаясь бью лживую тварь по лицу. Наотмашь. По щекам. Так что голова отлетает то к одному плечу, то к другому. Волосы падают ей на лоб, липнут к окровавленным губам. И эта кровь врывается своим запахом мне в волчью сущность, взрывает ее жаждой.

– Нравилось? Я спрашиваю тебе нравилось с ним трахаться? Отвечай! Шлюха!

– Не знаю…

Прошептала едва слышно, и я снова ударил. Потому что сильнее моей адской любви оказалась моя дикая ревность и бешеная злость. Разбил губы сильнее, так что кровь потекла по подбородку. И сам набросился на ее рот, чтобы слизать. А потом снова ударить и прижать ее к стене за горло.

И больше я ее ни о чем не спрашиваю. Лед затапливает меня, лед обволакивает мое сознание, лед впивается мне в кожу иглами и прокалывает до нервных окончаний. Так меня еще никто не унижал, никто не втаптывал мою гордость в месиво грязи. И я ощущаю, как умирает мое сердце. Болезненно корчится, выворачивается, рвется на куски и дохнет. В нем селится смерть, она захватывает своими щупальцами все больше и больше территории, она скоро будет здесь царствовать.

Как царствовал над ее телом проклятый ублюдок, с которым она мне изменяла. И я слепну от ярости. Я не могу понять почему? Не могу осознать какого хрена ей не хватало, ведь я дал все и даже больше. И тот факт, что она дала ему, что она спала с ним, что он брал ее тело и впрыскивал туда свое семя. Сколько раз? Сколько гребаных раз она позволяла это сделать, раздвигала ноги, выгибалась, подставляла свои дырки. Сукааа! ЕЕ измена страшнее потери деусталов, ее предательство не так сжирает душу, как понимание, что она любила другого. Иначе как объяснить…Мне бы один намек на то, что брал ее силой, один невзрачный намек и я бы уцепился за него мертвой хваткой. Но нашлись свидетели…они встречались и не один раз. Да что блядь свидетели – ее ребенок! ЕЕ гребаный, проклятый ребенок! Она понесла от полукровки. Его семя проросло в ней. Альфа не мог зачать…не мог по всем законам. С обычной смертной!

Я бы поверил…во что угодно поверил. Мог бы предположить, что моя мать врет, что все, сука, врут вокруг меня. Что они изначально ее ненавидели и сейчас подставили. Ооо, как бы я хотел в это поверить. Но самое явное доказательство ее измены у нее в животе. Растет там…как опухоль. Ребенок другого мужика, который трахал мою женщину. Который трахал единственную женщину, которую я когда-либо любил.

Разжал пальцы и отступил…Позже. Я допрошу ее позже. Сейчас я хочу успокоиться. Еще не пришло время умирать. Отступил назад, отвернулся и вышел из подвала. И только тогда услыхал как она крикнула мне вслед.

– Вахид.

Сука! Как же больно слышать свое имя ее голосом. Так больно, будто хрусталь вогнали мне в сердце.

***

– Мне последнее время не становится лучше. Регенерация прекратилась. Врачи это объясняют тем…что она беременна. И ее кровь больше не может меня восстанавливать.

Взревел, взял сестру за хрупкие плечи.

– Я приведу ее к тебе. Посмотри ей в глаза, посмотри ей в сердце и в душу. Скажи мне лжет она или нет. Спаси меня от этой медленной смерти в аду. Попробуй…ради меня! Иначе я сойду с ума!

– Я посмотрю…я постараюсь, брат. Постараюсь. Приведи ее. Пока у меня есть силы. Приведи как можно быстрее.

И я привел. Лично. Потому что никому не доверял. Ненависть зашкаливала. Я ощущал, как она пульсирует в воздухе. Я видел глаза своих зятьев, видел глаза сестер и наложниц. Все они считали меня идиотом рогоносцем и не понимали почему я до сих пор не казнил эту лживую суку.

Я и сам не знал почему она все еще жива…не знал, но ощущал, что яд ревности и ненависти отравляет меня с каждым днем все сильнее и сильнее. Мой разум погрузился в черноту, мое сердце отравлено, мой мозг думает только о смерти. Я весь стал как смерть.

Скольких я казнил за эти дни, сколько неверных решений было принято. Пришел к ней, выволок за шкирку и потащил по лестнице. Как тряпичную куклу. Мне было плевать, что она не поспевает за мной, что она спотыкается и падает. Я тащил за собой наверх, тащил и думал о том что это ее последний шанс…последний потому что…блядь потому что я все еще хотел верить. Хотел. Какая-то часть меня жалко и тоскливо скулила «А вдруг ты ошибаешься, Вахид? Вдруг она невинна? Вдруг ты не разобрался и казнишь ее ни за что…разве твоя мать и твои сестры любили ее? Разве не мечтали все вокруг избавиться от человечки?».

Затащил ее в спальню сестры. Толкнул к постели так что упала на колени и медленно подняла голову. Бледная как смерть Айше взяла ее за подбородок, поднимая за лицо к себе, заставляя посмотреть на себя.

– Смотри мне в глаза…Лана. Смотри и отвечай на мои вопросы. Говори правду. Хорошо?

Она кивает и…слабая, такая ничтожная надежда врывается ко мне в сердце. Потому что я вижу как слезы катятся из глаз Ланы, как текут ручьями по нежным щекам, какая она хрупкая, сколько тоски и ужаса в ее взгляде. Да помоги нам всем адское пекло. Помоги мне! Я готов начать снова молиться! Готов…на что угодно за крупицы надежды.

– Расскажи мне…ты знала Эсмара?

– Нет…не знала.

– Ты видела его…хотя бы раз?

– Нет, не видела!

Айше поднимает измученный взгляд на девушку и смотрит на нее исподлобья.

– Зачем ты лжешь?…Ты ведь видела его. Он возил тебя в лес, отдавал вампирам.

Как удар хлыста по спине, я выпрямился и прижал руку к горлу. Меня начинает выкручивать, меня буквально ломает. Я слышу, как хрустят собственные кости.

– Я… не помню. Я ни на кого не смотрела, мне было страшно. Я не помню кто меня возил. Я даже лица их не видела.

– Эсмар…твой любовник? Ты спала с ним? Говори правду?

Айше едва держится сидя на постели, она сливается с подушкой, ее губы почти синие и она едва ими шевелит. Ей не просто плохо – она словно в агонии.

– Нет! Нет же! Эсмар никогда не был моим любовником! У меня никого не было кроме Вахида! Это его ребенок это…

– Ложь…ложь… – шепчет Айше и падает на подушки, ее глаза закатываются и по телу проходит судорога. Меня накрывает черной пеленой, и я уже ничего не вижу перед глазами.

– Подожди…– выдыхает Айше, поднимая прозрачную руку, – позовите ведьму. Пусть посмотрит, что там за ребенок. Ведьма почувствует ауру альфы. Если…если малыш твой ведьма будет это знать.

Айше теряет сознание, а я тащу суку за волосы обратно в подвал, в сырые камеры смертников, туда, где ей самое место. Но мозги еще не окончательно заплыли, и пусть я плохо понимаю, пусть меня всего трясет от последних слов Айше… я все еще чувствую жалкие крупицы надежды внутри своего тела, внутри своего сердца, превратившегося в ошметки. Они сверкают мелкой россыпью стеклянных осколков. Эти крупицы. Они режут израненную душу так, что она ноет и болит еще сильнее. Последняя надежда. Ведьма, о которой говорила Айше.

Ее приводят из деревни. Дряхлую старуху с длинными седыми космами, глазами навыкате и серой пергаментной кожей.

– Ее зовут Заханаварра. – сказал Раис, – Когда-то она достигла почти могущества Чанкра и была изгнана, лишена магии, наказана самом главой Нейтралитета. Теперь промышляет гаданиями, приворотами и знахарством. Но за крупицы красной пыли может поднапрячься и вернуть былые возможности ненадолго.

Я сделал шаг к ведьме, и та немного отшатнулась назад. Аура волка давила на нее. Мой Зверь поднял голову и больше не засыпал, он был готов к обращению в любую секунду. Я держал его огромным усилием воли. Это было впервые – когда волк готов был вырваться на свободу даже днем.

– Это правда? Красная пыль вернет тебе способности?

– Да…это правда, мой Повелитель! Вернет. И чем больше красной пыли, тем дольше я смогу служить вам!

Она пала ниц и начала целовать мои ботинки. Я нетерпеливо отшвырнул ее в сторону и кивнул Раису. Тот бросил ведьме пакетик и я с отвращением смотрел как она высыпала содержимое на тыльную сторону ладони и жадно вдохнула своими огромными ноздрями из которых торчали пучки волос.

По ее телу прошла судорога, она какое-то время стояла с закрытыми глазами, а когда открыла их бельма пропали и взгляд стал ясным и молодым.

– Идем…ты должна кое-что выяснить для нашего императора. Одна из его фавориток беременна. Ты должна сказать носит ли она в себе ребенка альфы или полукровку. Твоих сил хватит на это?

– О дааааа, – прошипела ведьма и усмехнулась, – Заха способна и на большее. Она даже может сказать кто отец…настолько хороша была красная пыль.

Я кивнул Раису, и мы вместе спустились по ступенькам в подвал. Меня затошнило когда я увидел во взгляде Ланы надежду, то как она протянула руки ко мне, то как смотрела на меня. Как будто…как будто она невиновна. Как будто я казню ее просто так. Взревел и бросил взгляд на ведьму.

– Приступай! И не если солжешь я выдеру твое сердце и сожру его у тебя на глазах, поняла старая гниль?

Она быстро закивала и приблизилась к Лане. Ходила вокруг нее кругами, танцевала какие-то танцы, потом оголила ее живот и приложила к нему руки. Закрыла веки и под ними забегали глазные яблоки.

– Ребенок полукровки…приближенной к императору. Девочка….дочка того кто умеет говорить….не альфа…не царская кровь…чужой ребенок.

Глава 3

Как же холодно в этой комнате. Или это мне кажется, что все наполнилось адским холодом. Очень хочется позвать…произнести его имя, прошептать его, согреться каждой буквой. Но я не хочу говорить его в ледяную пустоту. Я больше не хочу вообще говорить, потому что это бессмысленно. Меня никто не слышит и слышать не хочет.

Вахид сидит напротив…на стуле. Когда я смотрю на него мне становится безумно страшно и, кажется, все мое тело покрывается мурашками ужаса. Мне кажется что последний раз я видела его очень давно настолько он изменился или изменилось мое восприятие.

Он стал выглядеть намного старше и этот шрам на его лице. Толстый уродливый идущий от виска к подбородку…Черные всклокочены а не зачесаны аккуратно назад как обычно. И мне кажется, что на висках блеснуло несколько седых ниточек или мне кажется. Разве…он может вдруг постареть? Он же не человек. Скулы заострились, вокруг глаз темные синие круги…его губы поджаты. Он смотрит на меня. Не отрываясь. Смотрит так жутко, что у меня начинают дрожать пальцы. И холод чувствуется еще сильнее. Как будто исходит от него.

А раньше…раньше мне всегда было жарко в его присутствии. Как же страшно и по телу проходят волны острых и колючих мурашек, они словно поражают меня тонкими иглами до самых костей.

– Тебе тоже холодно…

Не спросил скорее утвердил и склонил голову слегка на бок. Ослепительно красивый и в тоже время до дикости ужасный. Потому что я осознаю всю его мощь и понимаю на что способен ослепленный ненавистью и ревностью арх. Мне подписали приговор. Меня обрекли на страшную участь, и я пока не знаю что ждет нас вместе с малышом…и как мне доказать, что никогда даже не смотрела на других мужчин, что в моей душе и в моем сердце не было места никому кроме него…моего императора, моего волка, моего любовника.

– Здесь отопление работает на полную мощность… а кажется стены промерзли.

Зеленые глаза затянуты дымкой и я не знаю…не знаю о чем он думает и что чувствует. Сейчас в его голосе не дребезжит ненависть. Но это спокойствие, этот глухой и хриплый голос не сулят ничего хорошего. Они страшнее звериного рыка.

Посмотрела снова на его лицо и сердце болезненно вздрогнуло его словно начало резать тонкими опасными лезвиями. Обреченность и опустошенность вот что я вижу в нем. Как будто…как будто кто-то очень близкий и любимый им вдруг умер. Страх…разве он не должен породить ненависть. Разве есть место любви рядом со страхом. Но в моей душе не было ненависти…только боль, только адские страдания и та же обреченность, полное бессилие пред лживыми обвинениями.

И я понимала – Вахид разъедаем этой ревностью, этой невероятной ложью. Как будто последние события разломали его. Нет, не сломали и не поставили на колени. Хуже…они стерли в нем то человеческое, которое было раньше. И он полон боли и злости. И я понимала эту боль, понимала что сошла бы на его месте с ума если бы мне сказали…что моя женщина носит чужого ребенка.

Это агония и чем она закончится для меня с ребенком не знает никто…а он знает и поэтому выглядит таким опустошенным.

Айше…как она не почувствовала, что я не лгу? Что с ней? Почему сказала так? Почему смотрела на меня и не видела? Что не так? Почему она снова выглядит смертельно больной! И ведьма…она вбила последний гвоздь в крышку моего гроба.

И мой волк…мой волк пытался как-то принять и понять, что я…та, кого он подпустил к себе так близко и назвал своей жизнью…что я предала его, отдалась его человеку, зачала ребенка от соперника.

Хищник пытается выжить от обрушившегося на него цунами мерзостной и отвратительной лжи. И я слышу вдалеке рокот его пробуждающегося зверя. Он пока только поднял голову и открывает глаза. Глаза полные смертельной злобы и алчного голода. Он захочет моей боли… Как будто с этого зверя сняли шкуру и он стоит там в глубине адской бездны и истекает кровью. Чтобы он выжил ему нужно мясо…он все еще сдерживается. Пока сдерживается. Но мы оба знаем, что будет когда он сорвется. Точнее я еще не знаю. Я могу только догадываться и молиться чтобы меня пощадили.

Зачем-то он забрал меня из подвала к себе в комнату. Я здесь уже больше суток. Сижу на его постели…а он пришел пока я спала и сидит смотрит на меня. В его глазах отчаяние и боль которые заставляют жаждать их облегчить. И я медленно встаю чтобы подойти…чтобы тронуть хотя бы его пальцы лежащие на расставленных коленях сжимающие их так что побелели фаланги.

Вот такой застывший и холодный он похож на покойника. На окаменевшее изваяние от которого исходят волны замогильного холода.

На скулах щетина, она жесткая и вот-вот начнет обращаться в шерсть. По лбу и вискам проскальзывает сетка сосудов. Как будто сущность волка уже где-то близко, но все еще сдерживаема своим хозяином…

Приближается вечер. Мне, видно, как темнеет за окном и прячется за горизонт солнце. И я не знаю пьет ли он все еще мою кровь или отказался от нее. Сколько на нем шрамов…на щеке, на шее, на руках. Их не было раньше и почему они не исчезают и не заживают? Разве Айше не говорила мне о немедленной регенерации?

Испарился дикий ужас, отошел на задний план, куда-то в глубины моего сумасшедшего существа, порабощенного этим мужчиной. Протянула руку и коснулась шрама на щеке, очертила его, лаская и касаясь кожи, тяжело дыша и понимая, что сейчас просто разрыдаюсь от этого прикосновения.

«ты…можешь просить у меня что угодно…кроме того, чтобы я отпустил тебя. И…если посмотришь на кого-то другого…, – он вдруг схватил меня за горло и оскалился, – я изуродую и убью тебя, Лана. Я способен разодрать тебя на части.

– Зачем…мне…кто-то…дру…гой…

– Только для того, чтобы умереть страшной смертью…»

Услышала его голос и свой у себя в голове и болезненно поморщилась. Он словно ворвался мне в мозг картинками, кадрами, заставляя застонать и обхватить виски руками, пытаясь прогнать острое и болезненное вторжение в свое сознание.

Поднял взгляд и посмотрел прямо на меня, а потом перехватил мою руку и с такой силой оттолкнул от себя что я упала навзничь на спину и с ужасом отшатнулась назад. Вскинул руку и уже сжимает меня за горло притягивая к себе…

– Запрещенная способность…о которой ты не знала. Способность которую я не испробовал на тебе…Пока. Но что может мне помешать теперь разорвать твои мозги на части и заставить тебя орать и плакать. Свести тебя с ума. Наполнить твое существование нескончаемым лютым ужасом.

Сдавил за горло так сильно что у меня потемнело перед глазами. Оскалился и я увидела, как зубы вытянулись в клыки, как лицо покрылось сеткой вен, как стали черными глаза.

Наверное, я умру…наверное сегодня настанет мой конец. Потому что Вахид больше не сдержит своего зверя.

***

Вот он ужас, врывается в мои вены и заставляет прикрыть их. Потому что человек чувствует зверя и это инстинктивный страх. С ним ничего нельзя сделать.

– Я так много не знаю о тебе…– дрожащим голосом, глотая слезы. Потому что не могу контролировать то, как они катятся по щекам.

– Узнаешь. Ты здесь именно для того, чтобы узнать меня. Пока еще здесь. Но сегодня тебя отведут в другое место…

Его голос очень низкий и хриплый, он очень страшный в своем тихом звучании. И я вдруг понимаю, что он больше не называет меня по имени. Как будто мое имя умерло для него вместе со мной.

– Ты считала, что останешься в моей комнате? Думала я защищу тебя от ярости моей семьи? Думала, что избежишь страшной казни?

Говорит и трогает пальцами мое лицо. Вместо ногтей уже давно показались волчьи когти, и он проводит ими по щеке.

– Нет, ты будешь умирать десятки раз. Я буду казнить и наказывать тебя снова и снова.

Сдавил пальцами мои скулы, притягивая за лицо к себе.

– Одного раза слишком мало…Я оставлю тебя наедине со своим зверем. Снова и снова.

Какой страшный у него голос. Тихий, вкрадчивый. И мне кажется что это уже говорит его зверь, а не человек. Распахнула веки и посмотрела в его глаза – они изменили цвет. Они больше не ярко-зеленые они напоминают цвет бушующего океана, смешанного с солью. Мраком и поднявшейся грязью.

– Теперь ты будешь говорить, смотреть, ходить, двигаться только когда я тебе разрешу.

– А…а мой ребенок? Что будет с ним?

Закрыл рот рукой, запрещая мне говорить, приближая ко мне свои сумасшедшие темные глаза.

– Не спрашивай о своем ублюдке. Он все равно не родится!

Оттолкнул со всей силы, и я чуть не упала на пол. Хлопнула дверь – Вахид ушел. В воздухе остался его запах, и какие-то неуловимые всплески энергии, мощи его присутствия. Так как будто сам воздух все еще сохранял его присутствие.

Я всхлипнула и медленно опустилась на колени, обхватывая голову руками.

Меня перевели в ту же ночь в другое помещение. И это самое ужасное место из всех, что я когда-либо видела. Хуже тюрьмы, хуже подвала. Оно напоминало клетку с каменными стенами. Я пришла сюда под надзором банахиров. Мне завязали глаза. Надели на шею ошейник и пристегнули на цепь как собаку.

Когда я сняла с глаз повязку то вздрогнула от ужаса. Самое страшное место…скорее сделанное для зверя, чем для человека. Почему сюда? Что здесь будет происходить?

Но ответов не было. Только мрачная тишина. И никто не приходит. Только приносят поесть, приносят ванну с водой, давая каждый вечер обмыться и переодеться в чистую одежду.

Вместо кровати топчан с матрасом. Нет стола стульев. Ничего нет. Самая настоящая клетка с массивными прутьями на стене и какими-то кольцами. Я не знала, чего именно здесь ожидаю, но с каждым днем становилось все страшнее. Потому что это время…оно не работало на меня оно нагнетало напряжение. Рано или поздно будет страшный срыв.

Я разговаривала сама с собой и кричала, но у стен была отличная звукоизоляция и мой голос глухим эхом тонул в этом каменном мешке. Под потолком тусклая лампа и от нее света скорее нет, чем есть.

Когда повернулся ключ в замке я дернулась всем телом и вскочила с топчана. Звякнула цепь. И этот звук был слишком ярким и сильным после гробовой тишины.

Вахид вошел в клетку, и я…боже, я обрадовалась. Потому что мое сердце не разучилось любить его, потому что оно трепыхалось и рвалось от взгляда на него. Он ведь пришел спасти меня и забрать отсюда. Иначе и быть не может. Он узнал куда меня заперла его мать и Гульнара. Это ведь они…Он не мог… А потом я смотрю в жуткие мертвые глаза и понимаю, что я ошибалась – это он. Никто и никогда бы не посмел без его ведома. Это именно его приказ запереть меня в этом жутком месте.

В чем я вообще могла сомневаться. Это же именно Вахид является владельцем всего этого особняка, это именно он отдает приказы и все законы они созданы именно им. Посмотрела в его лицо и ужаснулась тому что спустя несколько дней он начал выглядеть еще хуже и шрам на его щеке кажется воспалился, а не зажил. Волосы опять всклокочены, одежда надета небрежно. И во взгляде мертвая пустота.

Хотела сказать хоть слово, но …он запретил. Нет, не голосом, не жестом, а буквально заставил замолчать своим взглядом. Как будто сковал мое горло холодом и сдавил так, что я не могла произнести ни слова.

– Говорить будешь, когда я разрешу.

И немой вопрос. За что? Неужели это ты? И такой же ответ вспышкой грязного триумфа. Да, это он. И ему нравится то, что он видит. Это его приказ. Нет больше никаких сомнений.

– Сука…, – прохрипел и тронул мои скулы, провел по ним кончиками пальцев, – ты даже не представляешь сколько дней я не хотел сюда приходить. Иногда я сомневаюсь, что ты человек. Скорее ведьма. Ничто тебя не уродует…

Повел по шее по ключице, по волосам, убирая их назад.

– Ты должна была превратиться в жалкую ободранную псину…но нет. Какие-то дьявольские силы оставляют твою красоту неизменной. И я понять не могу. Что это? Как стереть с твоего блядского лица краску, или убрать этот блеск из твоих синих глаз. Проклятая дрянь!

Протащил через клетку и вдавил в стену за голову.

– Ты что со мной сделала? Это твоя кровь так действует? Так я ее не пью… я блядь забыл, когда пробовал ее в последний раз! Ослепительная…хрустальная, прекрасная. Хочу сломать и сломаю!

Рявкнул и сдавил мою шею.

– И знаешь. Все эти дни я думал о том, как ты умрешь. И так и не выбрал для тебя смерть. Я решил оставить это право выбора своему зверю. Он будет решать что с тобой делать.

Я задрожала, продолжая смотреть на него затравленным взглядом и понимая, что… что с ним что-то происходит. Он не в себе. Он как будто сходит с ума. Никогда раньше не видела его таким.

– Какая теплая и гладкая кожа. Ты знаешь… если бы я был уверен, что если ты умрешь мне станет легче я бы убил тебя не задумываясь. И мое безумие окончится. Мое адское безумие…кажется я сошел с ума из-за тебя, сука! Если бы я знал…, – сдавил мой затылок, – Но нет, блядь, это безумие становится только сильнее! Я пришел…чтобы изувечить эту красоту. Я принял решение…Ты будешь отдана зверю. Я оставлю тебя с ним наедине и…он, полный боли и голода, потому что я не кормил его слишком долго, он вынесет тебе приговор…

– Он будет делать с тобой то, что захочет….и никто и ничто его не остановит!

В эту секунду меня свернуло от резкой и адской боли в животе. Я закричала и буквально рухнула на пол…

Глава 4

В ту ночь я еле сдержал своего зверя…Позвал к ней врача. Самых лучших врачей. Своих научных работников, которые дни и ночи корпели в лабораториях, а теперь стояли на дней, пока она лежала в беспамятстве на постели.

– Угроза выкидыша миновала. Сейчас пациентка в полном порядке и она спит. Я дал ей лекарство, чтобы ослабить спазмы и расслабить мускулатуру. В том числе и матки.

– Вытащи из нее ЭТО! Почему ты не дал выкидышу произойти?! Ты идиот? – рявкнул я, понимая, что пока ребенок находится в ней я не могу отпустить свою ярость на волю, не могу дать волю своему адскому сумасшествию. Не могу разрешить себе разодрать ее на части.

– Невозможно!

– Почему?

Фархат склонился к животу Ланы, провел по нему датчиком и остановил изображение. Он заставил меня посмотреть на монитор, где внутри темного пятна просвечивалось нечто похожее на какое-то существо. Оно двигалось и вертелось. И это вызывало во мне злость и…какой-то необъяснимый трепет. Нечто не поддающееся описанию на уровне подсознания. Как будто я…как будто чувствовал это существо. Оно живое и оно…оно словно думало обо мне, и я мог уловить слабые импульсы. Или мне кажется. Я уже совершенно обезумел.

– Плацента. Это не просто связь между ними – это общая система. Абортировать волка нельзя. Только убить их обоих, потому что операция сама по себе убьет и мать, и дитя.

– Бред.

– Нет, увы не бред. Здесь все переплетено. Организм волка устроен таким образом, что он полностью забирает все силы матери и в какой-то момент она становится зависима от него это в случае если плод крепкий и здоровый. Не она кормит его, а он поддерживает в ней жизнь. Потому что ее силы давно иссякли. Она не оборотень. Она человек. По сути плод должен ее убить…и убил бы, если бы не вот это. Такое случается раз в тысячелетия. Это можно сказать чудо своего рода. Вот здесь…

Врач показал пальцем на мигающую красную извилину.

– Вот он кровоток. Доплер прекрасно показывает проходимость артерий. Плод кормит мать и поддерживает в ней жизнь. Он снабжает можно сказать свой инкубатор всеми необходимыми элементами, он генерирует ее, восстанавливает вместо того чтобы убить. Так дитя любит свою мать…

– ХВАТИТ ФИЛОСОФИИ!

Ударил кулаком по стене и по ней пошла трещина. Не хрен мне рассказывать как ЕГО дитя любит мать. Дитя ублюдка, который трахал мою женщину и зачал ей ребенка! Это выше моих сил!

– Ты можешь убить эту тварь внутри нее?

– Я могу попробовать…Но скорей всего, как только умрет плод умрет и мать.

Разве я не хотел, чтоб они оба сдохли? Разве это не было моим выбором? Чтобы уничтожить ее, чтобы причинить ей максимум страданий. Но при мысли об этом все внутри вывернулось мясом наружу и я с трудом мог дышать от боли.

– Не надо пробовать. Убирайся и ищи способ вытащить из нее отродье. Я держу тебя, кормлю и плачу тебе не просто так! Иначе лишишься всего! Я хочу, чтобы ребенка не было! Убей его…а она пусть останется жива!

– Мой Повелитель. Вы можете лишить меня всего и даже жизни, но это невозможно. Сейчас сам плод ее второе сердце. Как только я уберу плод, ее собственное остановится. Смотрите.

Фархат убрал датчик от живота и перевел его на грудь женщины.

– Вот оно… оно качает кровь младенца и матери, а значит регенерирует. Как только кровь оборотня перестанет поступать клетки начнут отмирать. Можно сказать они мертвы. Все в ней мертво. Почки, легкие, печень. Ребенок уничтожил ее еще на самых первых неделях…но и он же поддерживает в ней жизнь.

– И что это значит? Когда она родит это ничтожество она умрет?

– Скорей всего да…Но у нее есть еще время. Почти полгода жизни. Кто знает. По идее она должна была умереть сразу после зачатия. Ребенок-донор – это очень редкое явление. Поэтому нужно ждать родоразрешения. Ее беспамятство всего лишь итог перенапряжения, усталости и стресса. Она скоро проснется.

***

Я оставил ее в покое. Перевел в подвальное помещение в отдельную пристройку. Какое-то время старался не находится рядом с ней, избегать ее. Но не мог мысленно отпустить. Мне нужно было до боли в костях чувствовать ее рядом. ЕЕ присутствие, ее дыхание, запах. И понимание, что однажды могу не найти ее, однажды она может покинуть меня приводило в панику. Я стал зависим. Как от красного порошка. Как самый отъявленный, гнилой наркоман. Лана изменила меня, создала нечто новое. Нет…не светлое. Нечто черное, страшное, дикое, воняющее смертью.

Я наблюдал за ней через камеры. Смотрел как она спит, увеличивая изображение, а иногда не выдерживал и приходил. Я всегда мог делать это совершенно бесшумно. Войти в ее келью и смотреть жадно, как она свернулась на простынях, как разметались ее волосы, как она дышит, как приоткрыты ее сочные губы. И от желания прикоснуться ломило каждую косточку.

Бывало, мне хватало мгновения. Втянуть аромат, посмотреть и исчезнуть на долгие недели. Это была моя доза наркоты. Персональная. Нужна для того, чтобы продержаться. Бывало, я сидел у ее постели. Часами. До самого рассвета. Тогда я представлял себе, что мы в моей комнате, ничего не случилось и она сладко спит, пока я просто любуюсь идеальными чертами лица. А потом, когда проснется протянет ко мне руки, поманит к себе и я опрокину ее на простыни, я уложу ее на них и жадно войду в ее тело. Блядь!

И справиться не получалось. Бесчисленные любовницы, наложницы, новые и новые тела, разорванные смертные. Ничто не могло утолить мой адский голод именно по этой женщине. Но ведь так не могло быть! Потому что проклятая изменница не могла стать для меня истинной! Я смотрел на себя в зеркало и слышал голос своего зверя…он словно материализовался и облизывался скаля клыки в засаде. Он ждал своего часа, он хотел ее крови, хотел ее боли.

– Ну что…император, ты оказывается настолько жалок, что не можешь просто убить изменившую тебе тварь? Не можешь вырвать сердце ей и ее отродью? Расскажи своим воинам, что ни одна баба теперь не может тебя удовлетворить! Ты трахаешь их пачками и не можешь кончить! Ты кончаешь только когда мечтаешь о ней! Представляешь, фантазируешь.

Подлая тварь грызет изнутри, скалится, облизывается.

– И что. Какое это имеет значение, как и когда я кончаю? Я ж не спермой собираюсь расстреливать своих врагов!

– Подумай о том, что тебе нужны наследники. Если Гульнара снова родит дочь…в кого ты сольешь свое семя, чтобы у тебя был хотя бы один единственный сын?

– В тебя, блядь!

– В меня нельзя. В меня ты и так сливаешь, когда мастурбируешь. Что от этого толку!

Отворачивался от зеркала и сжимал виски руками, сжимал так, чтоб от боли начали вылазить глаза, чтобы перестать слышать голос Зверя. А точнее свой же собственный. Потому что прекрасно понимал, что схожу с ума и говорю сам с собой.

Смертная сучка довела меня до безумия.

***

7 месяцев спустя….

– Это длится уже пять часов. Она кричит как плебейка, а не дочь благородного семейства.

Роксана бросила равнодушный взгляд в сторону комнаты, откуда доносились крики роженицы.

Это действо происходило в самом поместье, в выделенных отдельных апартаментах. Никакого присутствия врачей, больниц, ничего. Так было положено в клане волков испокон веков. Волчицы рожают сами и лишь природа решает кому выжить, а кому умереть. Рядом только поверенная повитуха. Она примет ребенка, перережет пуповину, и она объявит отцу о том, кто родился.

Первые сутки будут решающими. К ребенку никто не подойдет. Никто не посмотрит его пол. Ему дадут возможность выжить в этом мире и принять человеческий облик. Дети волков рождаются наполовину животным, наполовину человеком. Двадцать четыре часа на борьбу со смертью. Если побеждает жизнь младенец обретает человеческие черты и больше не обратится до первородной двенадцатой луны у девочек и тринадцатой у мальчиков. И только потом ребенка вынесут отцу и толпе. Совершенно голого, показывая пол. Отец даст ему имя и проведет кровный ритуал, доказывающий, что ребенок родной, затем младенца отнесут к матери и гости смогут поздравить мать и дитя.

Гульнара начала рожать внезапно сразу после завтрака. Выпила чай. Закричала, скрутилась пополам и ее унесли в специально приготовленные комнаты.

Теперь оставалось ждать родоразрешения. Все это время она жила в особняке императора в комнатах фаворитки. Ей подарили еще три спальни, обустроили детскую. Теперь она удостоилась звания «будущая мать наследника». Если родится мальчик Гульнара вознесется так высоко, как никто и никогда не возносился. Потому что именно она мать первого и старшего сына.

Она может получить место смотрительницы за гаремом наравне с Архбаа и если архбаа по какой-либо причине не сможет выполнять свои обязанности – их будет выполнять мать наследника. А точнее она сама станет Архбаа, потому что ее сын – наследный Арх.

Сестры Вахида и их мужья понимающе посмотрели на Архбаа.

– Да, кричит так как не подобает дочери высокородного горного волка.

Сказала старшая дочь Роксаны и пожала плечами.

– Когда я рожала своего первенца, то не издала ни звука.

– Ну ты же моя дочь, Ная. Как могло быть иначе.

Дверь открылась и ко мне подошел один из моих людей.

– К вам приехал человек…оттуда!

Встал и прошел следом за Роком, слыша как мать продолжает обсуждать роды моей старшей сестры. Увидел Арто, того, кто охранял…Лану. Проклятую суку, которую так и не смог уничтожить, которую запер в дальнем поместье, приставил охрану и…приезжал, когда становилось невмоготу, когда нужна была очередная доза наркотического впрыска в кровь, когда становилось невыносимо и я больше не мог терпеть, больше не мог находиться вдали от нее.

Пока…один раз не приехал и не заметил ее выпирающий живот. Тогда ненависть во мне взметнулась так высоко, что казалось я сейчас задохнусь от нее. Потому что нет большего доказательства принадлежности женщины тебе, чем твой ребенок внутри нее. Это на первобытном уровне, на уровне самых низменных животных инстинктов. И чужое семя внутри твоей самки вызывает адскую боль и желание его искоренить. Пусть даже вместе с ней.

В тот день я сломал все ногти и разбил нахрен все костяшки на пальцах.

– Что там?

– Она умирает.

– ЧТО?

Схватил его за шиворот и вдавил в стену.

– Что ты несешь?

– Роды начались еще вчера. Никак не разродится. Повитуха ушла сегодня утром. Сказала, что бессильна. Что …что женщина и плод обречены.

– Какого черта я узнаю об этом только сейчас?

– Вы приказали…только если совсем срочно, и я…я не знал. Но ближе к вечеру она начала бредить, кричать, звать…вас. И я подумал, что мне нужно вам сказать.

Отшвырнул его в сторону и быстрым шагом пошел по коридору.

– Сын! – раздался крик Роксаны и я обернулся.

– Что это значит? Ты уходишь?

– Я скоро вернусь!

– По нашим законам ты не можешь уйти пока она рожает…когда на свет появится ребенок…только тогда.

– Я скоро вернусь!

– Вахид!

Я не обернулся, пошел в сторону машины, которую уже подогнали к подъездной дорожке. Раис распахнул передо мной дверцу автомобиля и сел на переднее сидение.

***

Мне не солгали. Лана умирала. Она металась по постели, выгибалась, скрючивалась, хваталась за спинку кровати. Не кричала. Только глухо стонала, плакала, металась. Ее огромный живот возвышался над хрупким телом бугром…и доказательством того, что эта женщина мне изменила. А я пришел…бросил своего собственного ребенка и преданную мне Гульнару и пришел сюда. Зачем?

Увидел стоящую в углу девчонку и вспомнил – это номер восемь. Бывшая эскама, которую я отдал Лане в прислуги и так и оставил возле нее. Потому что никто другой не хотел прислуживать Прокаженной. Так называли изменившую и отвергнутую любовницу императора. Прокаженная. Готовая к казни.

– Ты! – схватил номер Восемь за шиворот, – что стала? Повитуха ушла?

– Да.

– Что она сказала?

– Что…все. Что ребенок не выйдет. Он…неправильно лежит. Сказала, что они умрут оба. И…

– Кто еще может принять роды?

Обернулся к Раису.

– Заха. Ведьма из деревни. Больше никого звать нельзя. Медицина бессильна.

– Иди за ней! Ты! – повернулся к служанке Ланы, – Неси что там нужно. Еще тряпки, горячую воду, разожги камин. Останешься рядом с ней! Поняла?

Она быстро кивает и сжимает руки в молитвенном жесте.

– Она ведь выживет? Выживет? Она так страдает…так страдает. Уже вторые сутки. Сил нет смотреть на эти мучения!

Отодвинул девушку в сторону и прошел к роженице. Не похожа сама на себя. Волосы прилипли к лицу, огромные синяки под глазами, в уголках рта запеклась кровь, потому что губы искусаны. Наклонился над ней, чувствуя как внутри все разрывается от противоречивых чувств, как выгибает начинает морозить все тело от понимания – она умирает на моих глазах.

С каждой схваткой она стонет, закатывает глаза и выгибается. Невольно положил руку ей на живот и ощутил, как шибануло волной. Больно не только ей…Тому существу, чужому, отвратительному существу точно так же больно. Оно испугано, оно на грани отчаяния. Невольно провел ладонью по животу, вбирая в себя темную энергию. Перенимая боль. Избавляя от нее. Наполняясь этой энергией сам, отдавая ее своему зверю, который сожрет что угодно.

«Знаешь, что мне нужно, да, Вахид?» – утробное рычание переходит в шипение. Зверь глотает чужую боль и довольно урчит. «Мне нравится, как она умирает. Пусть мучится подольше!»

– Если умрет…разве ты получишь свою порцию счастья?

«Нет. От нее нет. Я получу свое счастье от тебя…Ты же захлебнешься ею. Болью, а я нажрусь вдоволь и буду жрать твою боль бесконечно долго».

Внезапно Лана открыла глаза и…увидев меня с рыданием выдохнула:

– Вахииид…любимый. Вахид. Это ты…это ты…

– Я…

– Теперь можно и умереть…рядом с тобой!

– Умрешь, когда я решу!

– Когда ты решишь…любимый, хорошо…когда ты решишь…

ЕЕ глаза снова закатываются и она начинает трястись как в лихорадке, а я … я как идиот смакую ее обманчивое, лживое «любимый», иссохшийся как мертвая земля по ее голосу и по своему имени на ее губах.

Глава 5

Раис служил этой семье уже более тысячи лет. Начинал с обычного слуги, потом работа на кухне, потом личный досмотр еды, потом охрана, личная охрана и в конце концов начальник личной охраны Архбаа, а потом и советник самого императора.

Он знал Вахида с детства. Именно ему отдали мальчика на обучение. Раис не хотел привязываться. В его профессии и в его жизни многое могло резко измениться. Особенно при дворе горных волков, где никакие блага цивилизации ничего не меняли. И современный мир совершенно не сдвинул ни иерархию племени, ни устои и законы клана.

Раис был умен и умел приспосабливаться к любой ситуации, а такой высший чин как Арх ибн Бархам, то есть принадлежащий Арху, давался не просто так, а за высшие заслуги.

Раис не просто привязался, он полюбил своего молодого хозяина, как только может полюбить верный пес своего господина. Они были неразлучны и именно Вахид провозгласил Раиса своим советником, чем дал в его руки неограниченную власть, которую Раис мог использовать с именем императора на устах.

И никто уже и не вспомнит, что сам Раис не принадлежит к клану Горных волков. Он ликан. Его истинное племя не в горах, а в лесу. Его настоящий король провозглашенный Велес Константин…Но Раис уже давно отрекся от ликанов. Еще ребенком его продали в рабство волкам.

С тех пор он был предан своему новому клану. При нем произошло несколько переворотов и самый главный был тогда, когда Вахиду исполнилось всего лет пять от роду и архбаа была вынуждена его прятать, чтобы уберечь от заговоров и козней.

Вахид истинный император и он достоин своего места в стае. Он альфа и никто не может этого отрицать. И все было хорошо до тех пор…пока в поместье не появилась ОНА. Эскама с медовыми волосами и глазами цвета осеннего неба. Никто не верил, что простая рабыня может стать фавориткой, но она стала. А теперь…теперь стремительно упала вниз и утянула за собой и самого Повелителя, потому что Раис никогда не видел Вахида таким опустошенным и полным тоскливой безумной ярости.

– Ваша кровь, мой Арх. Вот что спасет мать и ребенка!

– Ты в своем уме, старая сука?

Советник бьросился к ведьме и схватил за шиворот.

– Кровь императора бесценна.

– Жизнь тоже бесценна. Так что решайте, что дороже.

– Отойди, Раис, не мешай! Что надо делать?

– Поднести к ее губам запястье. Пусть пьет прямо из вены. Свежую иначе ей не пережить сечение. Ребенок лежит неправильно и при его весе он идет ногами, а не головой. Мне нужно резать. Но у нее нет сил. Если не дадите своей крови – она умрет!

Раис смотрел как дрожащий Арх стоит перед постелью смертной. Пока она корчится в муках, он держит свое запястье у ее рта и дает ей пить глотками свою кровь. А рядом разводит руками ведьма. Она ходит кругами, читает заклинания.

А Арх с вздувшимися венами на лбу, напряженный до предела, склонился над роженицей и держит ее на краю жизни и смерти.

– Еще больше крови, мой господин. Ребенок требует сил, чтобы родиться тем способом, что спасет им обоим жизнь… и ей нужны силы для регенерации.

Вахид побледнел и выдохнул, сжимая руку в кулак, а роженица выгнулась, забилась. И ее страдания и мучения ощутил даже Раис на ментальном уровне.

– Все! Дольше ждать нельзя! Выходите! Я буду доставать младенца!

Арх, отнял руку, не обращая внимания на сочащуюся кровь, он схватил ведьму за горло.

– Не выживет и ты умрешь самой жуткой смертью за всю историю существования ведьм и костер покажется тебе счастьем.

Они вышли из комнатушки на улицу. Бледный как смерть Арх и Раис, который никогда не видел своего Повелителя таким.

Молчат оба. Раис не решается заговорить, потому что все слова излишни. Он лишь хочет напомнить про Гульнару, но не решается произнести ни слова.

– Моя фаворитка, моя преданная Гуль рожает сейчас нашего сына… а я здесь с тварью, которая наставила мне рога и не могу ни убить ее, ни дать ей умереть. Что со мной не так. Раис?

– Любовь очень коварное чувство, мой господин. Она не выбирает достойных и недостойных, богатых и бедных. Она косит всех, как болезнь. Нельзя выбрать и любить по ведению разума, а у сердца нет осознанности.

– Я бы вырвал себе сердце, чтобы там не болело.

– Тогда вы умрете, мой Господин…а вот этого она уже недостойна.

– Но я страдаю. У меня нет больше сил так страдать. Мне кажется, что меня разломали, кажется, что мне раздробили кости на миллионы осколков и все они впились мне в мясо и я истекаю кровью. Разве любовь может быть такая, Раис? Разве она не прекрасна и не приносит счастье?

– Любовь… имеет очень много обличий. Неразделенная и неверная приносит много страданий.

Роженица дико заорала и он подскочил, побледнел еще больше, желая ворваться в келью, но Раис удержал его за руку.

– Вы ничем не поможете. Это не мужское дело. Заханаварра справится. Она слишком боится за свою шкуру.

– Кто там снует постоянно? То уходит, то приходит! Таскает какие-то свертки!

– Это помощница ведьмы. Она, наверное, принесла травы. Главное, что они что-то делают.

Раис сжал плечо императора и тот медленно выдохнул.

– Я убью ее позже…потом. Я еще не готов. Я не готов с ней расстаться. Не готов отпустить. Не готов. Черт меня раздери будь проклята моя слабость!

– Вы можете и не убивать.

– Свидетели моего позора не дадут забыть.

– Все решаете вы. Забудут если прикажете. Уберите смертную подальше от их глаз. Не будут видеть, не вспомнят.

– Убери всех, кто тогда был. Всех слуг, всех охранников.

– Вы можете заставить их забыть.

– Это запрещено законом по отношению к своим соплеменникам.

– А кто узнает если они забудут?

Резко повернулся к Раису и тот смиренно опустил взгляд.

– Я лишь даю совет, мой Повелитель, а вы поступайте как сочтете нужным.

– Я не сотру память моей матери и сестрам.

– Вы альфа…вы можете стереть память всем, кому пожелаете. Вы сильнее любого из стаи.

– Ради кого? Ради изменницы? Ради шлюхи, которая трахалась с моим дипломатом?

– Ради любви…

– ЕЕ нет. Она исчезла в ту секунду, когда эта сука мне изменила. Пусть живет…пока я не буду готов ее уничтожить, а память моей семьи пусть не дает мне забыть ее предательства!

Из кельи вышла ведьма с окровавленными руками, она вытерла их о передник и посмотрела на Вахида.

– Роженица будет жить. Я вытащила ребенка и зашила ее. Ей нужна еще ваша кровь, мой император!

Оттолкнул Раиса и прошел внутрь в келью, Советник следом за ним. Женщина лежит на постели. Ее лицо почти синее, глаза закрыты, потные волосы разметались по подушке.

Вахид бросился к ней, тронул ее щеку, одернул руку, застонал. Потом надкусил запястье и приложил к губам женщины, чуть придерживая ее голову.

Раис тем временем подошел к свертку, издающему характерные звуки в углу кельи в корзине.

Откинул края покрывала и резко выдохнул – девочка. Малышка открыла глаза и заплакала. У нее были серые светящиеся радужки, как и у ее родного отца, как и у всего клана Раимовых…сомнений в том, чья это дочь не осталось.

Что ж это приговор и его приведут в исполнение на рассвете. Этот ребенок будет умерщвлен.

***

Я открыла глаза, чувствуя, как болит все тело. Словно оно стало чужим и ноги, руки отказывались слушаться. Я как будто соткана из другой кожи.

Снаружи гроза. Я слышу адские раскаты грома, молния сверкает в завешанном окне. Мои руки медленно поднимаются вверх, и я обхватываю ими спавший живот. Паника. Глаза резко распахиваются, и я с воплем подскакиваю на постели.

– Ребенок! – хрипло в темноту, но там никого нет. Я совершенно одна. Вокруг холод, тьма и неизвестность вперемешку с болью и слабостью. И предчувствие, надвигающееся ощущение адской беды, как будто наваливается сверху и давит ледяными плитами необратимости.

Где-то вдалеке слышится детский писк и у меня сжимается сердце. Я понимаю, что он там…мой малыш. Где-то за темнотой этих стен. Его спрятали от меня.

– К ней нельзя! – голос в глубине комнаты и я всматриваюсь, чтобы увидеть ту, что виделась мне в мареве боли и красного тумана.

– К ней?

– Да! Твоя дочь лежит одна и ждет своего часа.

– Разве это не мальчик? – спрашиваю шепотом и мне страшно слышать свой голос, я невольно прислушиваюсь к тому, что происходит снаружи. Здесь был Вахид. Даже в воздухе остался его запах и все мое существо готово потянуться к нему. Ведь он пришел…

– Нет, ты родила девочку. Можешь молиться за нее, потому что жить ей осталось недолго.

Дышать становится все труднее, как и спрашивать. Потому что я понимаю. Что каждый ответ будет ударом, который собьет меня с ног и поставит на колени.

– Она больна?

– Нет. Она совершенно здорова. Но ее приговорили к смерти и на рассвете она умрет.

Меня бьет мелкой дрожью, а сердце замирает и пропускает удары. В голове звучит монотонно реквием. Как будто слышу замогильную музыку и мне становится все страшнее.

– Я хочу увидеть ее.

– Не положено.

Женщина, которая говорит со мной остается в тени, но я и не стремлюсь рассмотреть свою жуткую собеседницу. Плач младенца доносится все отчетливей и у меня начинает болеть внутри, меня пробивает ледяная дрожь.

– Она плачет…Дайте мне ее увидеть. Один раз. Пожалуйста.

– Младенец волков пребывает один до рассвета. Потом его уносят члены стаи. В твоем случае его унесет палач.

Сражаясь со слабостью и онемением во всем теле, я все же встала, опустила ноги с постели. Резкая боль внизу живота заставила зажмуриться и на мгновение ослепнуть.

– Пришлось резать. Ребенок шел ягодицами. Ты выжила чудом…

Я знаю, как я выжила. Он меня спас. Я помнила его руки на своем лице, помнила терпкий и острый вкус на губах, свои адские крики и мольбы о помощи.

– Мне говорили, что я жду мальчика…

– Они ошиблись. Так бывает. Но это не имело бы никакого значения. Ребенок все равно умрет.

Ответила жестоко, заставив задохнуться от ужаса и боли.

– Я хочу увидеть ее, прошу. Мы ведь одни здесь. Никто не узнает. Дай мне увидеть малышку. Один раз.

Женщина вдруг вынырнула из темноты и я отпрянула назад, увидев ее бледное морщинистое лицо, похожее на пергаментную бумагу кожу с просвечивающимися венами на щеках и на лбу. Очень старая, буквально трясущаяся и в то же время со сверкающими цепкими глазами, которые прошелестели по моему лицу, словно ощупывая его и заставили поежиться от холода, как будто она коснулась меня пальцами.

– Что ты дашь мне за это? Если я принесу тебе дочь? – прошипела она и я невольно судорожно глотнула воздух.

– А чего ты хочешь?

– Пока ничего…ведь это не все, что ты попросишь. Но будь готова отдать мне то, что я захочу. Я принесу тебе дочь. Ненадолго. Полюбуйся кого ты родила на свет и попрощайся с ней. Не у всех есть такая возможность…И никогда не забывай доброты Заханаварры.

Она принесла мне сверток и отдала в руки. Совсем крошечный. Такой маленький, что кажется там спрятана игрушка. Я откинула тряпку с лица младенца и увидела сморщенную мордашку, сжатые кулачки и блестящие серые глазки. От жалости защемило сердце, кажется с него содрали кожу. Неужели это моя девочка? Ребенок заплакал, и я прижала его к себе. Укачивая, убаюкивая и чувствуя как слезы текут по щекам. Как же я позволю чтоб ее убили? Как позволю умертвить мою девочку? Как отдам ее на растерзание. Она ведь ни в чем не виновата.

– Ты…ты можешь ее спасти? – тихо спросила я.

– Нет! Это исключено!

– Ты сказала, что я попрошу большего. Ты знала, да? Ты знала, что можешь спасти ее, а я отдам все что ты захочешь? Просто спаси малышку, она такая маленькая…

– Она пришла на этот свет не в свое время. ЕЕ часы сочтены. Так распорядились звезды.

Заханаварра посмотрела на младенца, а потом перевела взгляд на меня.

– А на что ты готова, чтобы спасти свою дочь, м?

– На все! – вскрикнула я и с нежностью прижалась губами к головке малышки. Это же дочь Вахида. Это его кровь и плоть. Неужели он казнит своего ребёнка? Как я могу позволить этому случиться?

– Не торопись давать обещания, ведь ты не знаешь о чем я тебя попрошу.

– Какое это имеет значение если ребенок останется жив.

– Возможно…но ты никогда ее не увидишь и не узнаешь об этом.

– Я буду надеяться на звезды!

– Звезды лгут. Ведь еще сегодня они пророчили ей смерть!

– Тогда…тогда я буду верить тебе.

– Зря. Ведь я не скажу тебе ни слова о младенце. Если она выживет ты никогда ее не увидишь.

– Пусть так! Пусть никогда!

Малышка успокоилась у меня на руках и уснула, а я так сильно прижимала ее к себе, что казалось у меня сломаются руки. Отчаянней всего я хотела, чтоб она выжила.

– У тебя есть нечто совершенно бесценное, Лана…нечто настолько дорогое, что многие готовы были бы отдать за это миллионы. Но ты будешь отдавать мне это бесплатно каждый раз, когда я попрошу. – ведьма плотоядно улыбнулась и облизала губы, – уверена, что это будет необычайным лакомством…

Она схватила меня за руку, провела когтем по вене и наклонившись слизала каплю кончиком раздвоенного языка. От омерзения по всему моему телу прошла дрожь.

– Ммммм….невероятный вкус. Как я понимаю зависимость волка…ты сводишь его с ума. По первому зову ты будешь отдавать ее мне. Свою кровь. Каждый раз, когда мне будет нужно.

– Хорошо. Я согласна!

– Бросишь все и придешь ко мне чтобы отдать…иначе я не смогу гарантировать, что твой ребенок выживет там, где я его спрячу.

– Брошу все и приду…клянусь!

– Сегодня утром…на месте твоей дочери будет чужой мертвый ребенок…И помни. По первому зову!

Я кивнула, целуя малышку в макушку, целуя ее крошечные ручки, личико и передавая в руки ведьмы.

– Поклянись, что она останется жива.

– Слово Заханаварры. Останется.

Глава 6

Сколько я выдержал без нее? Чуть больше месяца….Месяца данных себе обещаний, месяца поездок заграницу, открытия новых веток бизнеса клана. И везде, где бы я ни находился я думал о ней. О проклятой суке, которая поработила меня, превратила в какого-то конченого, больного на голову психопата. Я напоминал себе сумасшедшего и моя вторая сущность одичавшего, озверевшего от предательства волка жаждала крови. Ее крови. ЕЕ боли. ЕЕ страданий. Потому что сам я больше не был похож на себя прежнего. Я скорее напоминал какую-то жалкую тень. Меня распирало от жестокости. Я принимал самые кровожадные решения за всю историю правления…Потому что вспоминал ее лицо, когда казнили ребенка. То, как она смотрела на мертвое тельце с застывшими слезами в глазах и просто молчала. А потом взглянула на меня с дикой болью и упреком…и я осатанел от ярости из-за ее притворства и наглости, из-за того, что на секунду смог усомниться… и в своей правоте. Потому что, блядь, я хотел, хотел хотя бы немного сомнений зацепиться за них, удержаться, впиться в них крючьями надежды и попытаться вынырнуть из бездны безумия. Но всего лишь секунды… и меня снова поглощает тьма. Перед глазами в языках пламени прыгают кадры, в которых она извивается под другим мужиком, стонет, кричит от наслаждения. Приказал закрыть суку. В самой страшной тюрьме. В каменном мешке, без окон и с единственной дверью с железным замком. Без общения, без каких-либо благ цивилизации. На ошейнике, как собаку в будке. Мою собаку. Которую я не мог убить…Пока не мог.

Меня дома ждет фаворитка, родившая мне наследника. Самого первого сына. Крепкого, здорового, так похожего на меня самого. Но ничто не радует и не дает мне сил, ничто не заставляет сердце снова биться. Оно мертвое. Я восседаю на троне, я стою у колыбели малыша или смотрю в глаза деловому партнеру и понимаю, что я мертвый. Во мне больше нет жизни. Я не живу. Я существую.

– О чем ты думаешь, Вахид?

Шепот Гульнары позади меня, пока я смотрю на крошечное лицо сына и… и мне почему-то кажется, что есть в его чертах нечто неуловимо похожее на НЕЕ. Или это я окончательно обезумел и вижу ее везде, она мерещится мне как призрак или проклятие.

– О ней?

Я вздрогнул и стиснул ладонью край колыбели.

– Ты лучше вспомни как она трахалась с твоим дипломатом, вспомни как валялась с ним в постели. Вспомни каждый кадр, где видно как он лапает ее и как она нежится в его объятиях. Вспомни, что ее губы, которые ты целовал, сосали его член и…

– ЗАТКНИСЬ!

Разворот и удар по щеке так что она отлетела к стене. Рука сжимается в кулак, и я весь трясусь от дикого и адского понимания, что это гребаная правда.

– Ты бьешь меня…мать своего сына… а она…она родившая ублюдка от любовника все еще живая. Наверное, сидит там и вспоминает как он ее трахал. Бей ее, а не меня, Вахид…или ты все еще жалеешь ее? Где твоя гордость?

Выскочил, задыхаясь из комнаты, чувствуя, как всего раздирает от бешеной и невыносимой боли, от дикой ревности, от адского чувства, что мне вырвали сердце и душу и нагадили в них, что внутри меня кишат черви.

Уехал…снова. На недели. Подальше от нее. Так чтоб не было даже искушения увидеть. А с каждым днем все сильнее тоска, с каждым днем все губительней каждая мысль о ней. Словно жалкий наркоман, который считает дни и пытается выжить в ломке, но у него ни хрена не получается.

Пока она живая…разве смогу я сам жить дальше? Смогу дышать и не задыхаться от понимания, что меня предали? Дайте мне гребаного обезболивающего, я больше не могу!

Вернулся из поездки и…пошел к ней. Сам себя уговаривал, что просто посмотрю. Увижу какая она жалкая, какая презренная, вспомню, что она сделала и уйду без сожалений.

А самого трясет перед встречей, лихорадит так что руки дрожат. Вот она доза. За железной дверью. Распахнул и застыл на пороге. Потому что увидел и сердце разорвало на хер на ошметки. Затопило диким ликованием и болью.

Сидит на постели, в длинном платье с распущенными по плечам волосами и смотрит на меня своими огромными голубыми глазами, светлыми и ясными как самое чистое весеннее небо. Такая адски красивая, несломленная, невинная…Сама чистота и упрек мне. До боли, до надламывающей сознание ненависти. Шагнул к ней, забывая о словах данных себе. Да и кто их сдержит, вашу мать, когда передо мной россыпь чистейшего голубоглазого героина. И мои вены уже кипят и ждут впрыска яда. Я бегу за ним. В два шага преодолевая расстояние между нами, наклоняясь и касаясь пальцами ее скулы.

Дрянь.

«Она мерзкая дрянь. Она сука и грязная шлюха. Убей ее» взрывает мозг звериное рычание. Но я трогаю нежную кожу и чуть ли не плачу от облегчения, от наслаждения этим прикосновением и теперь уже ненавижу себя за слабость.

Почему время и тяжелые роды не изменили ее. Почему она не стала уродливой, почему худоба и бледность не отняли красоты у ее лица, а сделали его мрачно по готически прекрасным? Худая, осунувшаяся и платье висит на ней не скрывая худобы, эти круги под глазами, мраморная бледность, пересохшие бледные губы. И все равно до дикости красива, до сумасшествия. Разве так бывает? Это издевательство, это какая-то дикая насмешка.

Колдовство…может быть я приворожен к ней каким-то проклятием. Но во мне больше нет ее крови. Я утратил физическую связь, тогда что это? Что это за болезнь.

Веду ладонью по щеке… и содрогаясь вижу, как она закрывает глаза и трется этой щекой об меня. Пронизывает током, и я весь покрываюсь мурашками.

– Когда я шел сюда одна часть меня хотела увидеть тебя мертвой и успокоиться…но вместо этого я увидел измену, смотрящую на меня твоими глазами, которые хочется выцарапать только за то, что они смотрели на кого-то другого.

Ощутил, как содрогнулось все ее тело. В глазах появилось затравленное выражение и я не мог остановится, я гладил ее щеку, я проводил по ней костяшками пальцев и понимал, что ломаюсь, что во мне что-то хрустит….лопается, раскалывается на части.

– Я бы отдал все гребаные богатства мира, чтобы знать, что когда ты сдохнешь мне станет легче и я избавлюсь от тебя, сука, избавлюсь от наваждения, от ломки, изуродую все к чему ОН прикасался, чтобы никогда больше! – провел по подбородку, по губам большим пальцем и чувствуя как рыдание рвет грудную клетку. Наркотик бежит по венам. Наркотик и нечто первобытно страшное рвет оковы, сбрасывает сдерживающие цепи, выдирает с мясом ограждения. Это зверь стремиться на волю. Он жаждет крови. И у меня больше не осталось причин не дать ему его дозу.

Я слишком голоден и полон смерти. Я хочу выпустить смерть…хочу дать ей волю. Может быть тогда мне не будет настолько больно.

***

Как жутко горят его глаза, сужаются зрачки и снова расширяются. Мне уже знаком этот огонь на дне зрачков. Он появляется перед тем, как прорывается его зверь. И эти глаза алчно сверкают самой страшной и сумасшедшей похотью, которая граничит с безумием. Я не помню, чтобы он когда-нибудь смотрел на меня вот так…словно в его глазах живет сама смерть. Нечто похожее на звериный голод, которого я еще никогда не встречала…С таким взглядом вдираются в добычу клыками и рвут мясо на ошметки истекая кровью жертвы, чавкая и дергая головой, чтобы куски отрывались быстрее. И я вдруг с ужасом поняла – он пришел меня убивать. Это не просто жажда боли, это жажда смерти. Вот что он сделает со мной – раздерет как голодное животное, беспощадно и очень жестоко. Ко мне пришел не Вахид. Ко мне пришел голодный, обозленный волк. Пришел мстить и увечить. Судорожно глотнула воздух и отступила назад. Страх сковал все мое тело, страх и неверие, что он и правда вынес мне приговор.

Схватил за горло ладонью и впился губами в мои губы, впился в них клыками, которые с треском прорвали его десна. Меня окатило волной первобытного ужаса. Я не готова к мучениям, я не готова к такому Вахиду. Мне не просто страшно, моя душа рвется на осколки, потому что я ни в чем не виновата…Потому что самый жуткий приговор это видеть ненависть в его глазах. Ненависть и голод. Звериный, адский, бешеный. От него кровь стынет в жилах и я слышу как он стонет, когда целует меня, как надсадно стонет, трепая мои губы, вбиваясь в мой рот длинным языком. Его всего трясет, он взмок от пота и я с диким отчаянным паническим ужасом слышу как ломаются его кости…со мной больше не человек. Лицо вытягивается в морду, в обросшую шерстью жуткую оскаленную пасть, которая заглатывает мое лицо и калечит щеки клыками. Полулапы полуруки рывком разворачивают меня спиной и давят к полу, ставя на четвереньки, мое платье разлетается лохмотьями. Я чувствую как он вспарывает мне кожу до мяса и от боли темнеет перед глазами, наверное я кричу. Мне до безумия страшно…так еще никогда не было. И я умру под ним. Его зверь убьет меня.

Он вдирался в мое тело болезненно сильно и безжалостно. И его орган казался мне не просто большим, а огромным и он рвал мою плоть, растягивал до дикой боли, как раскаленным поршнем обжигал внутренности. От дикой боли все тело содрогнулось, и я закричала, чувствуя, как по щекам текут слезы. В ответ услышала довольное утробное рычание.

Он двигался по звериному быстро, жадно, с рыком и хриплым волчьи дыханием. В комнате воняло зверем, потом и сексом. А еще воняло смертью и скорей всего я сегодня не выживу. Это прелюдия…перед тем, как сожрать. Так вот что происходит с жертвами в столовой…они насилуют их и сжирают. Схватил лапой за волосы, заставляя прогнуться и поднять голову, так что мне видно его жуткое отражение в спинке кровати.

Он больше не разговаривает, только ревет, стонет, хрипит. Лапа давит мне на горло, а другая дерет кожу на груди, оставляя кровавые борозды.

***

Человек почти исчез. Теперь я его слышу где-то вдалеке. Слышу отголосками, но он больше мной не управляет. Оскаленный, голодный зверь, покрывает свою неверную самку, наказывает ее. Дергается внутри узловатым членом быстро и резко, глубоко до самой матки, кайфуя от ее вздрагиваний и стонов боли. Ее грудь колышется в такт моим толчкам и я не могу отвести от них взгляд как и от своих лап на нежной коже. Это возбуждает еще сильнее ее красота и мое уродство. Ему ты отдавалась так же сука? Стонала с ним? Извивалась? Он брал тебя зверем? Тебе нравилось? Кажется нет…вот он твой первый раз, шлюха. Ты будешь выть от боли, ты будешь от нее терять сознание, как я валялся на полу и грыз камни потому что меня корежило от боли. Никакого акта любви, никакого секса, только адский акт покрытия, присвоения, жестокой случки. И трахать я тебя буду как самую последнюю отмороженную шлюху. Ты для меня больше не человек. Ты моя сука, шавка, моя шалава. Я возьму тебя во все твои дырки…Выдернул горящий в агонии член из ее влагалища, рывком раздвинул ягодицы и силой водрался в другое отверстие, в ее невероятно узкий анус, по самые яйца и заорал от дикого наслаждения от этой узости и от ее вопля раненого животного. Она зарыдала и обмякла, а я врывался и врывался в ее узкую дырочку, сатанея от кайфа, воя от него, впиваясь когтями в ее ягодицы, оставляя на них кровавые борозды. Давай, удовлетворяй меня…пока не сдохнешь. Тварь!

Вышел из нее и развернул к себе, чтоб смотрела на меня именно такого, чтобы видела свою смерть, как и я видел в ее глазах полузверя получеловека. Теперь я брал ее в оба отверстия по очереди, распластав ее ноги и всматриваясь в лицо залитое слезами, такое бледное, искаженное страданием. Но все такое же красивое, все такое же невероятно прекрасное так что слепит до потери сознания, так что становится трудно дышать. Кто бы ни сошел с ума от этого лица. Каждый кто смотрит на нее дрожит от восторга, и я знал это… я это чувствовал в каждом смотрящем на нее мужике. Они все ее хотели.

Взмахнул когтями и вспорол нежную кожу на лице уродуя его, и еще раз, превращая половину лица в месиво. Никогда больше никто на тебя не посмотрит. Ты теперь только моя уродливая сука! Рывками в ее тело, сильнее, яростнее, грубее. Заливая нас обоих ее кровью, слизывая ее и рыча от удовольствия пока не кончил изрыгаясь внутри ее тела фонтанами спермы, продолжая сжимать волосатыми лапами хрупкое изувеченное тело, которое почти не двигается подо мной.

Взревел и упал рядом, обвивая обеими лапами тыкаясь мордой в ее шею, в плечи, окончательно выпуская волка, который жалобно взвыл и заметался возле бесчувственного тела. Он бессилен что-либо сделать до первых лучей солнца. Он воет, скулит, он мечется возле израненной жертвы. Волк не умеет ненавидеть…он плачет, он в отчаянии, потому что чувствует, как вокруг летает смерть…и возможно ОНА не доживет до утра. Мы убили ее…мы растерзали ее и она истечет кровью.

Волк скулит и нюхает изувеченное лицо девушки, вскакивает и мчится в сторону леса…откуда доносится его дикий, леденящий вены вой, заставляющий всех задрожать от ужаса.

Глава 7

– Если доживет до утра это будет чудо. Так и передай своему господину, а платить мне не надо. Пока. Я приду потом, когда понадобится. Вам пора уходить.

Заханаварра указала банахирам на дверь. Когда увидела их ночью покрылась холодным потом, потому что решила, что они пришли за ней…пока не поняла, что они несут кого-то завернутого в плащ. Банахиры – полукровки, которые не обращаются, но имеют силу и кровь волков. Банахиры обучаются с самого детства и являются особой подкастой горных волков. Их называют те, кто не воют на луну, но это не делает их менее смертоносными. Они имеют ту же силу, что и у зверя круглосуточно, их когти ядовиты двадцать четыре на семь, их клыки рвут плоть и отравляют жертву ядом, их раны регенерируются с адской скоростью и они могут смешаться с толпой даже ночью. Банахиры – разведчики, охрана и каратели волчьего племени.

Значит они принесли к ней смертную девчонку. Усмехнулась уголком рта…это случилось намного позже, чем она ожидала. Значит не убил…почти. Хотя, кто знает, может не выживет. Раны, нанесенные полузверем ядовитые. Они сжирают плоть, они проникают ядом до самых костей.

Банахиры уложили израненную, окровавленную девушку на стол, с которого ведьма смела все склянки и банки.

– Господин сказал если вылечишь получишь много денег. Столько денег, что станешь богатой. Или все, что захочешь.

– Все что захочешь…

Ворчит ведьма, раскрывая плащ и осматривая рваные раны на теле и на лице несчастной, а сколько их может быть внутри. Придется доставать самое сокровенное зелье, которое она использует очень редко, потому что хранит именно для таких случаев. А еще ей будут нужны ее силы, ее магия и заклинания, кто потом возместит ей потерю энергии. Но…личная просьба Вахида дорогого стоит. Император будет щедр на вознаграждение. Заханаваррра предвидела это еще когда только задумывала свои первые шаги…когда Гульнара впервые пришла к ней за помощью.