Криминальная любовь бесплатное чтение

© Мила Дрим, 2024

ISBN 978-5-0064-1792-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Криминальная любовь

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Канада

Говорят, ради тех, кого человек любит, он способен на всё.

Прежде я относилась к этому высказыванию, как к красивым словам, но сегодня я стала именно таким человеком.

Способным, пусть и не на всё, но на многое.

Ради тех, кого я люблю.

Стараясь не показывать, каким сильным было мое волнение, я подошла к охранникам ночного клуба «Ягуар».

Мигающая вывеска заведения на фоне утреннего серого неба казалась вызывающе наглой.

Такой мне и нужно было быть сейчас – наглой и напористой.

По-другому нельзя.

– Тебе чего? – насупился один из охранников, тот, что был ближе.

Его усталое лицо, с проступающей щетиной, выглядело сейчас как лицо человека, которого одолевало похмелье. И, кажется, мое появление лишь усиливало у него это чувство.

– Я хочу увидеть главного, – я нервно кашлянула. – Калаша. У меня к нему важное дело.

Охранник смерил меня недовольным взглядом.

Слава Богу, что я выглядела не как домашняя зубрила, а почти как взрослая, уверенная в себе женщина. По крайней мере я думала, что мой внешний вид ничем не отличается от завсегдатаев клуба.

Иначе меня просто не подпустили бы сюда.

На мне была кожаная косуха и облегающие джинсы. Волосы собраны в хвост, на лице – макияж.

– Очень важное дело, – глядя прямо в глаза охраннику, добавила я.

Пару секунд он всматривался в мои глаза. И всё это время я не смела отвести взор. Понимала, сделай я так, то вызову у него сомнения.

– Ладно, – смилостивился охранник. – Запрещенка какая есть с собой?

– В смысле?

– Дурь. Оружие.

– Нет, конечно, – я почувствовала, как кровь отлила от моего лица.

– Ща проверим, – второй из охраны, лысый бугай, подошел ко мне и начал свой досмотр.

Я стиснула зубы. Прикосновение чужих рук, пусть даже через одежду, вызывало в душе протест.

– Чисто.

Хоть я и знала, что у меня все чисто, это заявление вызвало чувство облегчения. Но длилось оно недолго. Как только я прошла за тонированные двери, меня окатило волной из смешанных, почти не поддающихся контролю чувств.

Мне показалось, что я оказалось в другом измерении.

Темные стены с провокационными граффити, сверкающий, будто залитый ртутью, серый пол. И очень много дверей.

Все здесь давило на мою психику, будь то цветовые сочетания, или же запах. В воздухе висел аромат сигарет, алкоголя и похоти.

Это было местом, в котором я не должна была быть.

Но я пришла.

Сбоку распахнулась дверь, и в коридор вывалился незнакомый мужчина. На ходу поправляя пиджак, он выразительно посмотрел на меня.

Его небритое лицо выражало неподдельный интерес.

– А это кто? – спросил у охранника.

Голос у мужчины был глухим, будто у него болело горло.

– Это к боссу, говорит важное дело, – ответил тот. – Вести?

– Я отведу. Я тоже к нему, – незнакомец вновь посмотрел на меня.

Только теперь я заметила, что в его глазах плясали чертики.

Что его так забавляло? А может, он сам был под дурью?

– Надеюсь, у тебя действительно важное дело. Потому что Калаш не любит, когда его дергают с утра.

Я промолчала. А незнакомец, вдруг, громко заржал:

– Он вообще не любит, когда его дергают!

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Жди здесь, – скомандовал незнакомец, когда мы оказались в одной из комнат.

Я покосилась на диван, стоявший возле стены.

Обитый темно-вишневой кожей, он выглядел как место, предназначенное для того, чтобы заниматься на нем развратом.

Интересно, сколько он видел шлюх?

– Ты чего, глухая что ли? – незнакомец окинул меня непонимающим взглядом. – Садись, давай. В ногах правды нет.

Я медленно опустилась на диван. Его кожаная обивка заскрипела под моей попой, и я ощутила неловкость от этого неуместного звука.

Не зная как успокоиться, я начала разглядывать свои ладони. Но взор мой то и дело возвращался к тому незнакомцу.

– Калаш, ты не занят? – открыв соседнюю дверь, мужчина заглянул внутрь. – К тебе гости. Девушка пожаловала. Говорит, что важный разговор есть. Примешь или отправить её?

Я затаила дыхание. Даже сердце замерло в груди.

– Идет, – незнакомец обернулся на меня и заулыбался.

Улыбка на его лице показалась мне какой-то сумасшедшей. Так улыбаются психи, готовые на безумные вещи.

Чувствуя себя как на приеме у стоматолога – с липкими от страха ладонями и холодком в груди – я перевела взор в сторону приоткрытой двери.

На пороге показался он.

Калаш.

Мне кажется, даже не знай, что именно к нему обратился тот странный незнакомец с улыбочкой психа, я бы все равно поняла, что это именно тот самый человек.

Не знаю, что именно дало мне понять это.

То ли его внешний вид – черная, распахнутая рубашка и прямые джинсы. Под рубашкой, кстати, виднелась белая футболка.

Одежда на нем была простая, но идеально подчеркивала широкие плечи и мускулистое тело.

Или же дело было в тяжелом взгляде, которым Калаш одарил меня. Я будто прибавила полтонны. Ноги-руки налились тяжестью, и я засомневалась, смогу ли я пошевелить ими в ближайшие минуты.

Лицо у Калаша было красивое.

Порочно-красивое, так вернее.

Густые, чуть нависающие над глазами брови, придавали его образу немного трагично-печальный вид. На левой скуле была отметина в виде красного шрама. Интересно, как он получил его?

Глаза – серые льдинки в оправе черных ресниц, глядели на меня с холодной недоверчивостью.

– Ты не похожа на шлюху, но если ты пришла, чтобы получить работу, то ты ошиблась по времени. Приходи в пять и спроси Ника, – с этими словами Калаш прошел в комнату и уселся за стол.

– Да ладно, Калаш, – усмехнулся тот сумасшедший.

Он обошел стол и встал слева от него.

– Может, она только начинает, – сверкая темными глазами, добавил незнакомец.

– Может, – холодно согласился Калаш.

Щеки мои защипало от подступившего румянца.

Хотелось выкрикнуть: «я не такая»! Но вот только язык мой будто прилип к небу.

– Так зачем ты здесь? Говори, не трать мое время. Оно дорого стоит, – Калаш выжидающе смотрел на меня.

– Мне нужна помощь, – выдала я.

На чистом русском.

– Хех, вот так сюрпризик, да, Калаш? – тот странный тип вызывающе заулыбался.

Теперь он тоже говорил по-русски. И так непривычно было слышать эту речь от мужчины! Да, в моем окружении имелись русскоговорящие. Мама, сестры, подруги. А вот мужчин не было.

– Сюрприз, – растягивая гласные, повторил Калаш.

Он положил ладони на стол и переплел пальцы. Я заметила на мизинце массивную печатку.

– Помощь? – брови Калаша приподнялись. – И в чем же заключается помощь?

Мои пальцы задрожали, когда я рванула молнию куртки. Тот псих подскочил ко мне и встал между мной и Калашом.

– Ты чего? – я непонимающе посмотрела на странного типа.

– Что там у тебя? – выкатив глаза, потребовал он.

– Это, – я протянула фотографию.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Псих вырвал фотографию из моих пальцев и, круто развернувшись на пятках модных мужских туфель, подошел к Калашу и положил её на стол.

– Смотри-ка, какой интересный экспонат, – с ухмылкой добавил мужчина, имя которого я все еще не знала.

Калаш молча взял фотографию и повертел её.

Затем небрежно бросил фотокарточку на стол.

Она, скользнув по гладкой поверхности, свалилась на пол.

Псих наклонился, чтобы поднять её.

– Ты хочешь, чтобы я помог ему? – вопросил Калаш.

Претензионно так, с явным недовольством в голосе.

– Да, – я сглотнула. – Помог. Ему нужно помочь сломать обе ноги и правую руку.

Уф! Сказала!

В комнате повисло молчание.

Калаш изучающее разглядывал меня. Я отвечала ему прямым взглядом.

Чувствовала, как от напряжения у меня меж лопаток стекает холодная струйка пота. Хотелось передернуть плечами, но я продолжала сидеть ровно. Слава Богу, что и лицо мое сохраняло более-менее спокойное выражение.

– Почему ты решила оставить ему одну руку целой? – голос Калаша был холодным.

Наверное, так говорят хирурги во время операции.

– Я подумала, – я все же заерзала на месте, – что ему как-то нужно будет есть и подтираться. Пусть сам занимается этим.

– Удивительно милосердие. Макс, – Калаш перевел взгляд на своего приятеля.

Ага. Так значит, Макс.

– Я же говорил тебе, что женщины очень изобретательные существа.

– Тут уж не поспоришь, – Макс вглядывался в фотографию. – Ну и морда у него. Дай-ка угадаю. Немец?

– Баварец.

– Не вижу разницы, – Макс скривил лицо и вернул фото на стол.

Я не стала спорить.

Калаш демонстративно посмотрел на часы. Носил он их на правой руке. Левша что ли?

– Как твое имя?

Вопрос, хоть и был вполне ожидаемым, но вызвал у меня замешательство.

– Василиса, – ответила и не узнала собственный голос.

Он звучал глухо, будто я говорила из последних сил.

– Вот это номер! – оживился Макс.

Он наклонился к Калашу и с очередной безумной улыбкой заявил:

– Это – судьба. Ты – Иван-царевич, она, стало быть, царевна Василиса.

Я почувствовала, как мои губы дрогнули в сдерживаемой улыбке. Правда, ведь, чудное совпадение!

– Колись, царевна, это Кощею надо руку-ноги переломать? – не унимался Макс. – Он тебя решил в жены взять?

– Он уже женат. На моей матери.

– А что это ты решила его поломать? – продолжал Макс. – Поди денег мало дал на новые наряды? Или хочешь его внимания, а он не оказывает его тебе?

Меня затрясло от гнусных предположений Макса.

– Мне нужно, чтобы он перестал бить мою мать! – выкрикнула я.

Крик получился такой звонкий, что мне показалось, что от него зазвенели хрустальные пластины люстры.

– Ну, милые бранятся – только тешатся, – Калаш продолжал испытывающее смотреть на меня, но мне показалось, что его голос стал звучать более холодно.

– А может у них по-обоюдному, – глаза Макса заблестели, – бдсмчик.

– Какой бдсм еще?! – я со злостью посмотрела на него.

– Тише-тише, львица! – рассмеялся псих и поднял руки вверх. – Я пошутил.

– В каждой шутке доля шутка, остальное все правда, – огрызнулась я.

Когда дело касалось моей мамы, я становилась очень тревожной и злой.

– Скажи, Василиса, по какой причине я должен помочь тебе? Пока я не вижу ни одной выгоды. Как женщина, ты меня не привлекаешь, так что секс отпадает сразу. Что ты можешь предложить мне взамен? Ты ведь понимаешь, что за все придется платить.

– У меня есть кое-какие накопления, – я медленно достала из внутреннего кармана куртки конверт.

Тысяча долларов – деньги, которые я на протяжении шести лет откладывала для особенного случая.

Теперь он настал.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Тысяча долларов? Колись, Василиса, где и как заработала такие деньги? – весело сверкнув темными глазами, вопросил Макс.

– Нигде. Накопила, – я вновь посмотрела на Калаша.

Тот даже не прикоснулся к деньгам. Они веером лежали на столе.

– А может поможем ей? – Макс поправил ворот своей рубашки.

Движения его были нервными, словно он прямо сейчас уже готов был выполнить предложенное мной.

Калаш окинул меня мрачным взглядом и сказал:

– Василиса, я не ввязываюсь в семейные отношения. Скажем так, это не мой уровень. Забирай деньги и уходи.

Сердце мое рухнуло вниз.

Больно так стало. Будто мне пощечин отвесили.

Щеки защипало от румянца, в груди появилась горькая тяжесть.

Я с трудом поднялась. Ноги словно одеревенели. Теперь мне стало понятно значение этого слова.

– Держи, – Макс протянул мне деньги.

Я взяла их трясущимися руками и запихнула обратно в конверт. Как назло, он с трудом залез в карман. Словно увеличился вдвое. Хотя я понимала – дело в моих дрожащих, окоченевших от напряжения, пальцах.

Молния на куртке протестующее заскрипела, когда я потянула бегунок наверх. Я сглотнула. Чувствуя на себе мужские взгляды, я нерешительно подошла к двери.

Готовая уже покинуть место своего позора, я, вдруг, обернулась. Не знаю, что именно заставило меня это сделать.

Может, уязвленная гордость или отчаяние.

Я посмотрела прямо на Калаша. Тот встретил мой взгляд с нечитаемым выражением на лице.

– Я думала – русские своих не бросают, – с упреком выдохнула я и скрылась за дверью.

Я не помню, как дошла до выхода. Пришла в себя лишь когда оказалась на улице. Глоток свежего воздуха немного отрезвил меня. Мутное состояние, что прежде сковывало мои разум и тело, начало медленно спадать.

Желая поскорее избавиться от остатков слабости, я быстрым шагом пошла в сторону ожидавшей меня машины.

Ярко-розовый порше, словно весенний цветок, выделялся на фоне унылых серых зданий.

Окно со стороны водительского места приспустилось. Показалась голова моей подруги, Майи.

– Ну, что? – нетерпеливо спросила она.

– Ничего, – я скривилась от досады и, обойдя машину, села на пассажирское место.

– Во козел! А я тебе говорила – все мужики козлы! – яростно сообщила мне Майя.

– Но тебе-то это знание не мешает крутить ими? – усмехнулась я и потянула ремень, чтобы пристегнуть его.

Она повернулась ко мне.

– Это совсем другое, – Майя многозначительно улыбнулась. – Козлов можно доить. Я бы даже сказала – нужно. И вообще, зря ты отказываешься от моих уроков. Я бы многому могла научить тебя.

– Не сомневаюсь, но мне сейчас это совсем не нужно. Я больше нуждаюсь в уроках самообороны, нежели во всем этом.

Во взгляде подруги мелькнуло понимание.

– Я бы тоже не отказалась от этого, – пробормотала она.

Пару секунд мы молчаливо вглядывались друг в друга, затем Майя прервала тишину.

– Ладно, поехали на занятия.

– Погоди! Салфетки влажные дай… И зеркало. Мне надо грим этот стереть.

– Я тебе лучше всю косметичку дам, – Майя бросила мне на колени пухлую, как бочонок с медом, косметичку.

– Ничего себе, – я нервно рассмеялась, – у тебя что, тут весь магазин?

– Половина, – усмехнулась подруга.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Почти все часы учебы меня терзали противоречивые чувства.

Я то ругала себя за собственную наивность, за то, что, как дура, пришла в «Ягуар» и обратилась за помощью к Калашу.

А потом меня накрывало горечью от обиды. Не помог! Отказал!

Умом я понимала, что всякая просьба подразумевает в себе право отказа, но вот сердце считало иначе.

Оно уверяло, что отказ был несправедливым.

– Я вижу, ты совсем загрузилась, – недовольно заметила Майя, когда преподаватель что-то записывал на доске.

– Есть немного, – я обхватила карандаш и начала царапать им по листу в тетради.

Получались какие-то странные фигурки. Так как я изучала психологию, то уже знала, что таким образом психика пыталась отвлечься от переживаний.

– Может, ко мне придете ночевать? – предложила Майя.

У неё была своя квартирка в одном из высотных домов, построенных рядом с парком. Это был элитный район.

Я не спрашивала откуда у Майи появилась эта квартира. Подруга как-то сама обмолвилась, что это – подарок от поклонника. Как и её розовый порше и другие дорогие вещи.

– Нет, какой там, мама ни за что не покинет свой дом. Да и как я аргументирую это? Она-то думает, что я не знаю, что отчим избивает её.

Мама, правда, по первой, хорошо шифровалась. А может, Ганс бил её там, где не было видно…

Первые синяки я стала замечать еще два года назад.

Я тогда не на шутку перепугалась, что у мамы онкология. Помню, как упрашивала её сдать кровь, провериться.

Мама, на удивление, не стала отмахиваться от моей просьбы. Как и положено, пошла в больницу. Наверное, сдала анализы больше для моего успокоения. Сказала все норм, а причина синяков её собственная неосторожность.

Вот только совсем скоро я поняла, что у этой неосторожности было имя.

Ганс.

– Когда он должен приехать?

– На днях, – я подняла на Майю взгляд.

Та сосредоточенно смотрела на меня. Непривычно было видеть её такой серьезной.

– А хотелось бы, чтобы он никогда не возвращался, – шепотом добавила я.

– Хоть бы сдох по дороге, – с жаром выдохнула Майя.

– Это навряд ли, – я скривилась от омерзения, – такие гады живучи.

– Я вижу на последних партах активно обсуждается тема сегодняшнего урока, – взгляд строгих глаз обратился в нашу сторону.

Профессор Мартини – лысый мужчина невысокого роста, которого за глаза все прозвали Гномом, подошел к учительскому столу.

Почему Гном? Дело было в рыжей, доходящей до груди, бороде.

– Может, вы, Майя, поподробнее расскажете нам о вашем, наверняка интересном, разговоре?

Стул сбоку от меня с грохотом отодвинулся. Майя медленно поднялась. Скользнула ладонями по облегающему платью. Она обожала сексуальную одежду, как и обожала производить фурор своим появлением.

Я запрокинула голову и с тревогой посмотрела на подругу. Не хватало еще, чтобы ей влетело из-за меня!

– Ну, я жду, – напомнил о себе Гном.

– Профессор Мартини, – томно заворковала Майя, и я почувствовала, как мои брови от удивления поползли наверх.

– Разве я могу сказать что-то более весомое и интересное, чем вы? Ваша манера подачи информации вызывает столько чувств! Вот и я не сдержалась, наговорила, как мне нравится ваш стиль изложения!

– Что же, – лицо профессора покраснело, так, словно он засмущался, – приятно слышать, что столь юные девы интересуются важными вещами и не остаются равнодушными.

Он закашлялся. Достал из нагрудного кармана накрахмаленный носовой платок и протер им лоб.

– Садитесь, Майя. Продолжим наш урок…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Словно вор, я постаралась бесшумно открыть входную дверь.

Странное желание, ведь это был мой дом, в котором я жила последние шесть лет.

Пройдя в холл, я огляделась по сторонам. В доме было темно. Слабый свет, льющийся со второго этажа, с трудом рассеивал эту тьму.

Все это придавало какую-то скорбную мрачность дому. Как из фильма ужасов. От этого сравнения мне стало еще хуже.

Душа моя заледенела от страха.

Несколько секунд мне потребовалось на принятие решения.

Казалось бы, такое просто – включить свет на первом этаже.

Но мне было страшно. Страх сковывал мои суставы и сжимал внутренности.

Дрожащими пальцами я скользнула по выключателю. Неожиданно яркий свет залил первый этаж. Глазам стало больно – так, будто в них брызнул лимонный сок.

Я проморгалась, а потом заметила разбросанные вещи.

Диванные подушки, опрокинутая ваза, половина журналов, прежде стоявших ровной стопкой, теперь были на полу.

Создавалось ощущение, что за них цеплялись, чтобы удержаться…

Удержаться?

Сердце сжалось от ужасных догадок.

– Мама! – вскрикнула я и помчалась вперед.

В зале было пусто, тогда я завернула на кухню.

Включила свет…

Не сразу я услышала странный звук, похожий на скулеж. На короткий миг мне подумалось, что в дом каким-то случайным образом забрел щенок.

А потом до меня дошло.

Это плакала моя мама. Вернее, скулила от боли.

Ноги сами понесли меня в сторону ванной комнаты. Дверь туда была не закрыта, и потому я увидела самое ужасное, что только могла себе представить.

Отчим держал маму за волосы одной рукой, а другой сжимал ей горло.

Он душил её.

У меня почернело перед глазами от увиденного. Не помня себя, я бросилась на Ганса со всей силы, на которую была способна.

Это подействовало – тот покачнулся и отпустил маму.

Она со стоном упала на кафельный пол. Я не успела посмотреть на её лицо, заметила только босые стопы, потому что в следующий миг отчим отшвырнул меня.

Сил-то у него было куда больше!

И я полетела, как кукла.

Я упала и ударилась глазом и щекой о тумбочку. Боль на несколько мгновений ослепила меня. Казалось, будто тысячи игл пронзили мне голову и странный гул заполнил мне уши.

Ганс посмотрел на меня. Сквозь пелену боли я увидела омерзительную ухмылку, скользнувшую по его холеному лицу. Становилось очевидно, что тот наслаждался собственной властью над нами.

На короткий миг мне показалось, что он переключится на меня, и, Боже мой, часть моего сердца была рада по причине того, что это могло спасти маму.

Я не хотела, чтобы ей было больно. Всем сердцем желая защитить маму, я готова была пожертвовать собой ради её спасения.

Но отчим, кажется, насытился истязанием мамы. Повернувшись боком, он вывалил свой половой орган, и, не стесняясь никого, справил нужду прямо в ванну.

Запах мочи ударил в нос, и меня замутило-затошнило. Сдерживая рвотные порывы, я молилась лишь об одном – чтобы этот монстр ушел.

Слава Богу, это случилось. Покачиваясь из стороны в сторону, Ганс вышел из ванной. Прошло совсем немного времени, и я услышала, как хлопнула входная дверь.

Ушел.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Это только в сладких романах и кино следом должен был появиться мой защитник для того чтобы наказать монстра Ганса.

В реальной жизни этого не произошло.

Несколько минут я глядела прямо перед собой. В конце концов, я впервые увидела этот кошмар. Впервые мне досталось. Наверное, мое состояние можно было охарактеризовать словом, близким к значению «не в себе».

Мамин стон напомнил, что не время разлеживаться.

Превозмогая боль и дурноту, я потащила маму на второй этаж. Она казалась мне такой маленькой и слабой!

Я старалась не смотреть на неё, но случайный взгляд отметил, каким опухше-синим было её прекрасное лицо.

Пока мы преодолевали ступени, в голове моей пульсировал знакомый вопрос.

Когда отчим превратился в монстра?

Ведь был же нормальным человеком. Или не был?

Я пыталась проанализировать, когда появились первые звоночки.

Первый год Ганс был идеальным. Щедрым, внимательным, заботливым. Наверное, поэтому мама согласилась на переезд в Канаду.

Её можно было понять. Ганс ухаживал красиво: дарил цветы, водил на свидания и проявлял отеческую заботу ко мне.

То, чего мне так не доставало.

До сих пор не забыла, как он купил мне перед новым годом зимние вещи… Модные, красивые. Я себя тогда впервые почувствовала привлекательной. Не заморышем каким-то, ходившим в поношенной одежде дочери маминой подруги, а по-настоящему красивой.

Уже через пару месяцев мама оформляла загранпаспорта.

Быть может, все переменилось, когда она родила младших сестер – Таню и Аню.

Тогда Ганс стал часто задерживаться на работе и почти не помогал маме с детьми. Все чаще в голосе его звучали раздраженные нотки. Я тогда списывала это на проблемы на работе. Новая должность обязывала его к еще большей ответственности.

А может, я в силу своего возраста, не хотела верить, что Ганс оказался монстром.

Помню, как мы ночами вдвоем укачивали Таню и Аню на руках. У малышек болели животики от новой смеси. У мамы пропало молоко, и, кажется, теперь я понимала, что причина этого крылась в её переживаниях.

– Вот так, – я повела маму в свою комнату.

Мысли о том, чтобы вести её в спальню, не было. Я уже открыла дверь, как краем глаза заметила стоящую на пороге в детскую сестренку, Таню.

Её огромные васильковые глаза утопали в ужасе.

Бог мой, наверное, я навсегда запомню этот взгляд. Он буквально вспорол мне душу. Она задрожала, захлебнулась от боли.

– Мамочка, – словно добивая меня, раздался дрожащий голосок.

Под своими пальцами я почувствовала, как вздрогнула мама. Я могла только представить, какую боль, теперь еще и душевную, от зова своей младшей дочери, испытывала она сейчас.

– У мамочки сильно заболела голова, – солгала я.

Сестренка недоверчиво глянула на меня.

– Я слышала, как папа кричал.

Заглушая совесть размышлениями о том, что это ложь во спасение, я продолжала врать:

– У папы тоже сильно заболела голова.

– А где он? – в дверях показалась Аня.

Она тоже выглядела напуганной. Губы ее дрожали, по щекам бежали слезы.

– Он вышел погулять, – улыбнувшись, ответила я, и следом мысленно добавила: «хоть бы сдох там».

– Мне страшно. Я хочу к маме, – теперь и Таня заплакала.

– Я тоже, – вытирая кулачком щеку, добавила Аня.

– Мама сейчас выпьет таблетку и будет отдыхать в моей комнате. А я приду к вам и буду читать сказку. Вы же помните, что мы не дочитали про кролика?

– А что с твоим лицом? И глазик красный… – многозначительно произнесла Таня.

Я снова солгала:

– Оса ужалила на работе. Прямо в глаз и щеку. Завтра будет лучше. Идите, я скоро.

Сестренки хоть и с сомнением отнеслись к моему предложению, но не стали выказывать несогласия. Словно понимая, как тяжело мне сейчас, они вернулись в детскую.

Я завела маму в свою комнату и уложила на кровать. Мама не сопротивлялась. Только тихонько всхлипывала. Предполагаю, что от боли.

Хорошо, что у меня имелась аптечка тут, и не нужно было спускаться вниз. От одной только мысли мне становилось жутко. Покопавшись среди лекарств, я достала маме обезболивающее, которое я часто применяла во время болезненных менструаций.

Мама послушно выпила таблетку и прикрыла глаза.

Я уже заметила, что она избегала того, чтобы смотреть на меня.

– Мамочка, – позвала я.

Голос мой был сдавленный. Рыдания душили меня, но я не могла сейчас плакать.

Мамины ресницы задрожали.

– Мамочка, может в больницу?

– Нет, – побелевшие губы дрогнули, – не нужно. Все пройдет.

– Мам, – я осторожно коснулась её ледяной ладони.

Мама, вдруг, распахнула глаза и устремила на меня взор, полный невыразимой боли.

– Прости, дочка. Это я во всем виновата. Одна только я.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Всю ночь я была на страже.

Как только сестры уснули, я прокралась в свою комнату. Склонившись над мамой, я, затаив дыхание, пыталась понять дышит ли она.

Меня прошиб пот, когда я не сразу уловила её дыхание. Наконец, ощутив его, я медленно осела на пол.

Опустошенная, сбитая с ног, с перевернувшимся миром.

Повзрослевшая.

Рыдания все еще бурлили внутри меня, но даже теперь я не имела возможности плакать – боялась, что этим разбужу маму.

Пусть спит. Так меньше боли.

Конечно же, сама я почти не спала. Мой внутренний контролер был начеку. Если и засыпала, то лишь на короткий отрезок времени.

Нельзя было спать. Потому что монстр мог вернуться.

Он и, правда, вернулся.

Когда входная дверь закрылась, по моей спине поползли ядовитые мурашки. Перестав дышать, я слушала его шаги на первом этаже и лихорадочно размышляла, что буду делать, когда отчим поднимется наверх.

К счастью, этого не произошло. Не знаю, что именно остановило Ганса. Может, интересная передача по тв, звуки которой заполнили половину дома.

Или же нежелание видеть, что он натворил.

Но отчим остался спать внизу.

Под громко орущий тв я погрузилась в дрему. Кажется, это было, когда наступил рассвет, потому что в комнате стало значительно светлее.

Пробудилась я уже ранним утром.

Мама спала, сестры тоже. Я подбежала к окну, и увидела, как отчим, одетый в свой безупречно выглаженный костюм, садился в машину.

Я бросила взгляд на часы.

Семь утра. Точно.

Ганс всегда выезжал в это время на работу. Деловой, успешный, учтивый. Глядя на него, нельзя было бы и подумать, какое чудовище скрывалось за этой внешней показной оболочкой.

Когда автомобиль скрылся из виду, я испытала облегчение. Как-никак, у нас в распоряжении было целых 14 часов. Ганс после работы возвращался ровно в 9 вечера.

У нас было время…

Для чего? Я понять не могла. Одно знала точно – в следующий раз отчим мог просто убить нас.

– Дочка… – в коридоре показалась мама.

О, Господи… Она выглядела ужасно. Её распухшее лицо имело синюшный цвет. Нежная кожа на шее и груди была вся в полопавшихся капиллярах. А еще я увидела красные отметины на мамином горле – следы от рук отчима.

– Я отвезу тебя в больницу, – решительно заявила я.

– Не надо, – мама поморщилась, видимо, от боли. – У меня так уже было. Мне день-два отлежаться надо. А потом станет легче.

– Не станет, – я трясущимися руками схватила телефон и набрала Майе.

– Давай же, возьми трубку, – требовала я, слушая гудки.

Наконец раздался сонный голос подруги:

– Алло?

– Майя! – я стиснула телефон с такой силы, что у меня заныли пальцы.

– Василиса? Только не говори, что расписание поменяли, и надо ехать к восьми. Я такого не переживу.

В её голосе сквозило отчаяние.

Может, я бы рассмеялась умению подруги всё драматизировать, но не этим утром.

– Боюсь, в этот раз не переживу я и моя семья. Если ты не приедешь за нами.

Хоть я не видела, но почувствовала, как Майя подскочила на кровати.

– Что случилось?

– Случилось. Маму надо отвезти в больницу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я думала, что отвезти маму в больницу станет целым квестом. Что она начнет сопротивляться и искать причины, чтобы остаться дома.

Но странно, мама лишь один раз попросила: «не надо», а потом стихла. Будто у нее совсем не осталось сил.

Хотя почему «будто»? Мне было видно, как сильно она была истощена – в том числе и морально.

Куда сложнее было объяснить сестрёнкам, что случилось с мамой.

Увы, они увидели, как та выглядела…

И ужас, отразившийся в детских глазах, навсегда запал мне в душу.

Пришлось врать, что мама заболела и ей нужно лечиться в больнице. Аня и Таня молча кивали головами, но что-то подсказывало мне, что сестры больше не верили моим словам.

От этого понимания становилось еще горше. Ведь прежде я всегда говорила им, что врать нехорошо, и вот теперь сама же нарушила свои правила.

Успокаивая свою совесть, что я действовала во благо, я начала помогать сестрам и маме собираться в дорогу. Про себя вспомнила, лишь когда обнаружила, что на мне по-прежнему вчерашняя одежда. Я быстро переоделась. На то, чтобы принять душ, не было ни времени, ни уверенности, что это безопасно.

Вдруг Ганс вернется домой прямо сейчас?

На все сборы у нас ушло чуть больше получаса. Я собрала документы, необходимые вещи, кинула в сумку даже наш фотоальбом и пару любимых игрушек сестер.

Затихнув, Таня и Аня молча разместились в машине.

А ведь будь совсем другой повод для этой поездки, они непременно бы обрадовались розовому, такому девчачьему порше!

По пути в больницу мы завезли моих сестер в садик, а потом доехали до медицинского учреждения. Страховка мамы позволяла сделать все необходимые обследования, и вскоре врач изрек вердикт – у мамы было сотрясение мозга, множественные гематомы.

Доктор настаивал на том, чтобы она осталась на лечении.

– А как же Таня с Аней? Как же ты? – сидя в кресле-каталке, на котором её возили из кабинета в кабинет последний час, тревожно вопросила мама.

– Ты о нас не переживай. О сестрах я позабочусь. О себе тоже, – пообещала я.

Глаза мамы наполнились слезами. Она спрятала лицо в дрожащих ладонях и произнесла:

– Прости. Прости, что из-за меня это случилось. Прости!

«Это не из-за тебя, мамочка. Вся вина на этом проклятом Гансе!» – запульсировало мое сердце.

Но понимая, что подобные заявления сейчас заставят маму еще больше нервничать, я ответила так:

– Мама, ты не должна винить себя. Отдыхай. Лечись. Я позвоню тебе. Завтра постараюсь прийти проведать. Самое главное, чтобы ты выздоровела.

Ладони мамы упали вниз. Взгляду моему предстало напуганное лицо.

– Василиса, – сдавленно начала мама, – не ходите домой. Переночуйте у соседей или подруг. Только… Вдруг…

Она не договорила, но я все поняла. Мама боялась, что отчим что-то сделает со мной и сестрами.

– Хорошо, мама. Обещаю тебе – ни я, ни Таня с Аней, не будут ночевать дома.

Я поцеловала маму в лоб. Тихонько, но все равно это, кажется, причинило ей боль.

Медсестра покатила маму в сторону отделения интенсивной терапии. Дождавшись, когда они скроются за дверьми, я пошла к выходу.

Только теперь я не то что шла, а ползла. Ноги мои гудели, голова чуть кружилась, а лицо и глаз больно пульсировали.

Кажется, я начинала понимать, что тоже пострадала от руки отчима.

– Мисс! – окликнул меня молодой доктор, когда я проходила мимо приемного отделения.

Я обернулась.

Кажется, врачом был пакистанец или индус. Кудрявые волосы, смуглая кожа. Для меня они все были на одно лицо, но их отличие не становилось поводом для неприязни.

– А? – испуганно выдохнула я.

Вдруг, маме стало плохо? Сердце сжалось от страха. С холодком в груди я наблюдала за тем, как доктор быстрым шагом шел в мою сторону.

– Мисс. Ваше лицо и глаз. Кажется, вам тоже нужна помощь, – деликатно заметил он.

Я едва сдержала вздох облегчения. Словно наказывая меня, щека больно запульсировала. Может, я бы и согласилась на медицинскую помощь, но моя страховка бы не покрыла эти расходы.

– Благодарю, но я справлюсь.

Я поспешила на выход. Заметила, что Майя, наворачивая круги вокруг своей машины, с обеспокоенным выражением на лице разговаривала по телефону.

Когда я подошла, до меня долетело её неповторимое:

– Вот козел!

– Случилось чего? – щурясь от яркого солнца, я посмотрела на Майю.

Она выглядела одновременно расстроенной и злой.

– Да блин, как нарочно, – её полные губы задрожали, словно она сдерживалась, чтобы не расплакаться. – Мне надо встретиться сегодня с одним мужчиной. Он ко мне приедет. А я думала, что вы у меня поживете. Что делать, ума не приложу.

– Что за мужчина? – я нахмурилась и тут же пожалела об этом.

Глаз так сильно заколол!

– Который мне купил эту квартиру, – Майя обреченно вздохнула, – я не могу ему отказать.

– Что ж… – только и смогла ответить я.

Я, правда, рассчитывала, что мы останемся у Майи, и вот теперь задачка усложнялась.

– Можно было бы к Алене попробовать, но у нее такие родоки, одна мать чего стоит, загрызет и не поймешь, – размышляла Майя.

– Или просто снять номер в отеле, – добавила я.

– Как вариант, – согласилась подруга.

Я устало вздохнула и запрокинула голову. Слезы обжигали мне глаза, но я по-прежнему боролась с ними.

– У меня кое-какие сбережения есть. Сегодня, может, еще прибавятся, – Майя начала копаться в своей лакированной сумочке.

Не успела я что-то ответить, как рядом послышалось вызывающе громкое рычание. Я обернулась – в двух шагах от меня красовался ярко-красный спортивный седан.

Окно с водительской стороны чуть приспустилось, и я увидела Макса. Он задрал солнцезащитные очки наверх и окинул меня удивленным взглядом.

– Что это с тобой, царевна? – громко вопросил он.

– Гравитация, – саркастически, вспомнив фильм, ответила я. – Моя голова встретилась с тумбой.

– Да какая гравитация?! – вскрикнула Майя. – Говори как есть! Твой друг не помог моей подруге. Вот и досталось ей. А мать вообще в больнице!

Окно еще сильнее опустилось, и я увидела Калаша.

Его взгляд остановился на мне. Давящий, пронзительный.

– Садись в машину, – скомандовал он.

Я усмехнулась и скрестила на груди руки. А Майя продолжила говорить:

– С какого этого она теперь должна сесть к вам? Чтобы вы ее поимели и бросили, что ли? Знаю я вас! Справимся как-нибудь!

Уф! Грубо, но правдиво! Теперь красный авто должен был рвануть вперед.

Для меня стало полной неожиданностью, когда дверь открылась, и Калаш вышел наружу. Ленивой походкой, в которой, впрочем, ощущалась хищная грация. Казалось – любое неосторожное движение, и он бросится на противника.

Калаш подошел ко мне и посмотрел прямо в глаза.

– Поехали со мной, – произнес он.

Уже не скомандовал, а почти попросил.

– Ты не только ее зовешь. На Василисе еще сестры маленькие и избитая мать, – не унималась Майя. – Ты их тоже зовешь или только её одну?

– А ты, смотрю, поболтать любишь? – выходя из машины, подал голос Макс. – Ну давай поболтаем, красотка.

– Хм, я еще подумаю, болтать ли с тобой, – Майя демонстративно закатила глаза.

Макс подошел к ней, тем самым закрывая мне вид на подругу. Теперь мое внимание сфокусировалось на Калаше.

– Поехали, – повторил он.

Я не на шутку разволновалась. Сердце странно запрыгало в груди.

– Скажи, почему теперь я должна ехать с тобой? – ощущая горечь на языке, спросила я.

Калаш наклонился ко мне. Странная, многообещающая улыбка изогнула его губы.

– Русские своих не бросают.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ответ Калаша произвел на меня впечатление и сподвиг на действия, которые прежде я бы назвала безумными.

Словно заговоренная, я подошла к машине и уселась на заднее сиденье. Скользнула дальше и полуприлегла.

Прежде чем закрыть дверь с моей стороны, Калаш окинул меня долгим, задумчивым взглядом.

Что уж он там увидел, понять я не могла. К этому времени мои глаз и голова так сильно болели, что мне было совсем не до того, чтобы анализировать чужие поступки.

– Я за вами поеду! – донесся голос Майи.

Следом раздался громкий голос Макса. Я не расслышала его ответа, потому что Калаш закрыл дверь, но то, что его приятелю понравилось заявление Майи – почувствовала.

Уж очень довольным был его голос.

– Куда изволите? – все тем же довольным тоном уточнил Макс, когда он и Калаш расселись по местам.

– Тут без вариантов. На базу.

– Дом, милый дом.

Машина зарычала еще сильнее, а потом рванула вперед, меня аж откинуло назад, хотя до этого момента я была уверена, что устроилась надежно. В ответ голова еще сильнее заболела.

Пытаясь унять боль, я обхватила голову руками и зажмурилась. Только сейчас до меня дошло, что я тоже могла бы выпить обезболивающее, которое давала маме.

Но этой ночью я совсем забыла о себе.

Желая отвлечься, я устремила взор в окно. Мимо проносились знакомые строения. Торговый центр, парк, а рядом та самая жилая постройка, в одном из домов которых жила Майя… Машина уносила нас все дальше.

Вскоре мы выехали из города и помчались по трассе.

Теперь, вместо зданий, с обеих сторон к дороге подступал лиственный лес. Подобно молчаливым стражам-великанам, деревья растянулись по всей длине, которую мог охватить мой взор.

Создавалось впечатление, что мы оказались посреди зеленого моря, а машина стала нашим кораблем.

Картина, хоть и была красивой, но я почувствовала, как начинаю паниковать.

Город-то, с сестрами и мамой, оставался все дальше!

– Куда мы едем?

– На базу, – ровным голосом ответил Калаш.

– Зачем на базу? На какую базу? – я нервно заерзала на месте. – Может, лучше не надо?

– А что ты предлагаешь? – не оборачиваясь, спросил Калаш.

– Думаю вернуться в город и снять номер на пару дней. Переждать с сестрами там, – озвучила я своей прежний план.

– Ага. Щас, – в голосе Калаша послышалась ледяная усмешка. – Ты хоть раз делала так?

– Нет.

– Я так и понял. Святая наивность. Органы опеки быстро прочухают, заберут твоих сестер, а потом ищи-свищи. Пока будешь обивать пороги, чтобы доказать, что вы благополучная семья, а вы ни хрена неблагополучная семья, сестричек твоих по шухеру отдадут в приемную семью к пидарасам. Тут, в Канаде, все быстро делается.

Я сглотнула. По плечам побежали неприятные мурашки, и я обняла себя.

– А ты… Ты сможешь гарантировать, что на твоей территории этого не случится? Что ты защитишь моих сестер? Маму? – взволнованно, ощущая, как пульсирует в горле, спросила я.

– Во, я говорил тебе, что она царевна! – громко заявил Макс. – Гляди, сразу все уточняет, в лоб спрашивает. Это тебе не прошмандовки с их двусмысленными словами. Царевна, тебе свезло, как пить дать. Калаш все сделает, считай, ты со своим семейством под его опекой. Нашей. Слушай, а у тебя подруга тоже из дворянок? Она свободная? У неё есть кто? А то, может, она ищет своего принца? А я, как назло, не при костюме!

Не успела я осмыслить сказанное Максом, как следом раздался голос Калаша:

– Да. И тебя тоже.

Я не сразу сообразила, к чему были эти слова. В голове была какая-то каша из мыслей, переживаний и боли.

Когда же до меня дошел весь смысл услышанного, я поняла, что в ответе Калаша было обещание.

И это было большее, чем просто переломать руку-ноги отчиму.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Притихнув, я с волнением в груди наблюдала за менявшимися видами. Минуту назад автомобиль, свернув направо, миновал блокпост с охраной, и покатился вперед по узкой, но идеально гладкой дороге.

Мы оказались в самом сердце леса. Теперь со всех сторон к нам подступали ели. Мохнатые лапы задевали корпус машины, царапали окна. Будто намереваясь пробраться внутрь.

Я приложила ладонь к прохладному стеклу.

Испытывая почти нестерпимое желание прикоснуться к еловым иголкам, я погладила стекло так, словно гладила их по-настоящему.

– Приехали, – Калаш вышел из машины, Макс последовал за ним.

Я тоже не стала засиживаться на месте. Только выбралась наружу, и поняла, как сильно кружится у меня голова.

То ли от свежего воздуха, то ли от того, что я не спала и испытывала боль, но накрыло меня ощутимо. Аж в глазах задвоилось.

Чтобы не упасть, я облокотилась на машину. Ощущая под своей спиной её плавные изгибы, я медленно перевела взор вперед.

– Ничего себе домик, – озвучила мои мысли Майя.

Она быстро подошла ко мне и встала рядом. Я покосилась на неё – красивое лицо подруги смешало в себе удивление и замешательство.

Да уж, похожие чувства испытывала и я.

В еловых объятиях красовался двухэтажный каменный дом. Он был таким огромным, что я почувствовала себя лилипутом на его фоне.

Нет, у нас тоже был двухэтажный дом, но не такого масштаба! Этот – что вширь, что в длину, был таких размеров, что в нем бы с удобством разместилось бы половина улицы, на которой я жила.

– Нравится, да, – заулыбался Макс.

Его глаза, поблескивая, сфокусировали внимание на Майе.

Мне показалось, или они у него потемнели?

– Еще спрашиваешь, – усмехнулась она, продолжая разглядывать дом, – тут такие хоромы, что аж любопытство берет, что там внутри.

– А зачем мучиться от любопытства? – Макс встал напротив Майи. – Может, ты тоже поживешь тут? Так сказать, составишь компанию.

– Кому? Тебе, что ли? – Майя с вызовом посмотрела на Макса.

Это был один из её фирменных взглядов. Обычно мужчины робели от него, частенько бывало, что даже ретировались – ощутив, насколько ничтожны они рядом с моей красоткой-подругой.

Но не Макс.

В ответ он заулыбался еще шире и сказал:

– Можно и мне. Я не против. У меня спальня – шикардос. Тебе понравится.

– Твоя спальня или ты сам? – насмешливо уточнила Майя.

– Хех, – Макс обернулся на Калаша, – похоже, я не ошибся. Подруженька-то царевны тоже из дворянок будет. Слышишь, как речь толкает?

– Ага. В дом пошли, а то царевна вот-вот в обморок долбанется, – Калаш двинулся в мою сторону, и Макс с Майей, давая ему пройти, отошли.

– Что, Василек, еле ноги держат, да? – приглушенно начал Калаш.

Наверное, чтобы остальные не услышали. Но судя по громкой беседе, продолжавшейся между Майей и Максом, им было совсем не до нас.

– Почти, – я заставила себя улыбнуться, чтобы уж совсем не выглядеть жалкой в глазах Калаша.

Улыбка получилась кривой, потому что щека еще сильнее заныла.

– Помочь дойти? – он выжидающе смотрел на меня, я отвечала ему прямым взглядом.

Теперь, когда Калаш был так близко, у меня появилась возможность разглядеть оттенок его глаз.

Я удивилась, обнаружив, помимо уже знакомого мне стального оттенка, зеленые вкрапления в нем. Будто кто-то обмакнул тонкую кисть в акварель мшистого цвета, а потом разукрасил мужские глаза. Пожалуй, самый насыщенный оттенок был рядом со зрачками.

Надо же, бывает такое!

Впервые я видела такие удивительные глаза.

– Молчание – знак согласия, – сделал свой вывод Калаш.

Он уже потянул ко мне руки, и я, пробудившись, испуганно дернулась в сторону.

– Я сама, – нервно ответила я, и как в замедленной съемке, начала оседать на землю.

Калаш с нечитаемым выражением на лице молча наблюдал за этим процессом.

Видимо «я сама», брошенное мной, останавливало его от каких-либо действий, а, может, он просто решил проучить меня.

Как только я почувствовала под попой мелкие камушки, то мои руки сами потянулись к Калашу.

Он, сохраняя молчание, обхватил их пальцами. Я едва не взывала от его стальной хватки. Мужские руки были такими сильными, будто передо мной был робот.

И лишь тепло, исходящее от кожи Калаша напоминало мне, что он – живой человек, из плоти и крови.

Он медленно потянул меня за ладони, и когда я поднялась, обвил мои плечи рукой.

Потрясенная этим жестом, я подняла на Калаша смущенный взгляд.

– Долбанешься вдруг, у нас тут ступени, – пояснил он.

– Спасибо, – внезапно задетая таким ответом, я опустила глаза.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Что-то давящее, пробуривающее мне лицо, заставило меня открыть глаза.

Как только я сделала это, то пожалела об этом. Прежняя боль, обжигая, принялась меня снова терзать. Глаз закололо, и я почувствовала, как из него покатились слезы.

– Таблетки на столе. Рекомендую выпить их, а потом я осмотрю твой глаз, – все тем же строгим тоном начальника, заявил Калаш.

Калаш…

Когда он успел прийти? Я даже не заметила его появления… Похоже, я все-таки уснула.

Я начала садиться. Голова в отместку за это действие закружилась и заболела. Казалось, что кто-то вгонял мне в щеку и глаз раскаленные иглы. Ужасная боль!

Взор мой был мутный, и потому я не могла разобрать каким было выражение лица Калаша. Единственное, что я заметила, что тот сидел в кресле.

– Как долго ты сидишь здесь? – сдавленным голосом, спросила я и, наконец, села.

Пытаясь сфокусировать свой взгляд, я несколько раз моргнула. Кажется, это немного помогло. Теперь мне стало чуть лучше виден Калаш.

Его красивое лицо выражало глубокую сосредоточенность. Словно он прямо сейчас решал какую-то сложную математическую задачку.

Интересно, что он успел увидеть, пока сидел здесь? Может, я храпела или, что еще хуже, испустила газы?

Такое часто бывало с моими сестренками, значит, и меня могло настигнуть подобное.

Я почувствовала, как мое лицо начала заливать краска стыда.

– Около часа, – ответил он на мой вопрос, о котором я уже забыла.

Калаш встал, взял что-то со стола и подошел ко мне.

– Выпей это, – он протянул мне две таблетки.

Синюю и красную.

– Ха, – усмехнулась я, – прямо как в кино. Это на выбор или сразу две? Я узнаю правду или все забуду? Окажусь в матрице?

– Сразу две. Тебе будет не так больно и отек немного спадет, – игнорируя мой шутливый тон, он положил мне таблетки на ладонь, и я послушно проглотила их.

Хотя будь это иной случай, добровольно я бы никогда не сделала так. Но я доверилась Калашу, и была уверена, что это лекарство будет мне во благо.

– Для того чтобы узнать правду, таблетки не нужны, – он забрал из моих рук пустой стакан и вернул его на стол. Снова что-то взял с него и подошел.

– Голову запрокинь, – скомандовал Калаш.

– Зачем? – я непонимающе глянула на его невозмутимое лицо.

– Глаз осмотрю и закапаю, – в его взгляде скользнуло нетерпение, и я, издав усталый вздох, сделала как он сказал.

Откинув голову на спинку дивана, я наблюдала за тем, как Калаш располагается рядом.

Он сел так близко…

Очень близко!

Его тело хоть и не касалось моего, но я чувствовала невероятную энергию, что оно источало. Будто сотни микропокалываний – надо добавить приятных, сродни тому, когда распаривалась кожа в бане, прошлись по мне.

Мне стало жарко.

Словно желая добавить еще пару градусов, Калаш обхватил мое лицо пальцами и наклонился.

Буравя меня потемневшим взглядом, он изучал мой больной глаз с такой маниакальной сосредоточенностью, что мне стало не по себе.

Другая его рука скользнула вверх. Горячие пальцы оттянули мне нижнее веко с такой профессиональной точностью, что я невольно задалась вопросом, а не было ли у Калаша медицинского образования?

Где-то там, в далеком прошлом?

Сколько скелетов было в его шкафу? Ведь понимала, что почти не знаю о Калаше.

Разумеется, кроме того, что он возглавлял самую жестокую мафию, которая держала всё побережье в страхе.

Именно по этой причине я и обратилась к нему.

Кстати, я еще не знала сколько ему лет. Но чувствовала – разница в возрасте между нами не в пять лет, а минимум в два раза больше.

– Сейчас будет больно, – бесчувственно предупредил Калаш, и через секунду мой глаз обожгли прохладные капли.

Обволакивая глазное яблоко, они просачивались в него, вызывая этим сильное жжение.

– Аа! – не сдержавшись, жалобно выдохнула я.

– Проморгай, – не отпуская моего лица, приказал Калаш.

– Больно, жжется!

– Я сказал – проморгай, это поможет каплям попасть куда надо, – игнорируя мои вопли, продолжал приказывать он.

– Они уже и так попали куда надо, – я все же стала моргать, – ужасные капли.

– Замечательные капли. Еще несколько раз в день, недельку, и глаз как новенький будет, – он убрал ладонь с моего лица.

– Недельку? – перестав моргать, я уставилась на Калаша.

Тот ответил мне ровным взглядом.

– Что тебя так удивляет? – все тем же тоном, в котором ощущалась снисходительность, уточнил он.

– Я не думаю, что буду жить тут недельку… Или ты дашь мне капли с собой? – с каждым новым словом меня охватывало смущение.

Оно сдавливало мне грудь, отчего ощущение жара только прибавлялось.

– С чего ты взяла, что ты не будешь жить тут недельку? – Калаш сдвинул брови на переносице, отчего его взгляд теперь выглядел иначе – он стал таким претензионным, что я ощутила неловкость от столь близкого соседства с ним.

– А разве нет? Я думала, когда все наладится, я смогу вернуться домой.

– Нет, – холодно ответил Калаш.

С этим словом он поднялся с дивана и отвернулся.

Я скользнула взглядом по его спине. Мне показалось, или Калаш был напряжен?

Я хотела спросить, почему он так категорично заявил «нет», но в ту же секунду в кармане моих джинсов зазвонил телефон.

Звонила мама.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Да? – пальцы мои затряслись, и я, опасаясь выронить телефон, сжала его сильнее.

– Доченька, у тебя все хорошо? – в голосе мамы звучали беспокойные нотки, что только усилило мою тревожность.

– Да, мамочка, – предчувствуя, что мама вот-вот скажет что-то нехорошее, я вся выпрямилась – словно это могло каким-то образом смягчить удар.

– Это хорошо. Доченька, тут какие-то странные вещи происходят.

– Какие именно? – я поднялась, и тут же пожалела об этом.

Коленки мои подкосились, и я была вынуждена вернуться на место.

– Не знаю, может, мне просто кажется. Тут около палаты какие-то люди. Мужчины. Выглядят как охрана. Серьезные такие, накаченные. Я подумала, сперва, что в больнице какая-то знаменитость лежит. Но когда поняла, что эти мужчины кружатся только рядом с моей палатой, решила позвонить тебе. Предупредить, мало ли.

Мама хоть и старалась теперь говорить спокойно, это у нее плохо получалось. Тревога звучала в каждом слове.

– Мамочка, я тебе через минутку перезвоню, ладно? Ты только никуда из палаты не выходи, пожалуйста.

– Да куда я выйду? Мне капельницу поставили.

– Я скоро, – пообещала я и отключила звонок.

Сердце, громко грохоча от страха за маму, заставило меня позабыть о собственной слабости и смущении.

– Калаш! – обратилась я к нему, благо тот еще не успел уйти.

– Мм? – он глянул на меня исподлобья.

– У меня там мама… Там люди какие-то возле её палаты, – я заставила себя встать. – Едем!

Я решительно подошла к нему.

– Куда собралась-то? – усмехнулся Калаш.

Волна злости обдала меня с головы до ног. Стало так душно, аж ладони вспотели!

– В больницу! К маме!

– Не вижу смысла делать это прямо сейчас, – Калаш стоял, не сдвинувшись с места. – Успокойся.

Ох, зря он это сказал! Правду говорят, слово «успокойся» для девушки – это как ментос и кола.

– Да как ты не понимаешь?! – вскрикнула я. – Там мама! Одна! И там какие-то левые мужики! Вдруг они убьют её?

– Не убьют, а защитят. Это не левые мужики, а охрана, которую я поставил.

Сердце в груди подпрыгнуло от облегчения, и следом странная слабость окатила меня теплой волной.

– Охрана? Правда? – я покачнулась, но устояла на месте.

– Правда. Охрана. Звони матери и идем есть, – Калаш, давая мне поговорить с ней наедине, вышел.

Я тотчас позвонила маме и успокоила её. Стараясь не вдаваться в подробности как так получилось, что возле палаты была охрана, я взяла с неё слово о том, что она не будет переживать, и пообещала позвонить ей перед сном.

Прежде чем выйти из комнаты, я заглянула в туалет. Слава Богу, что он был тут! Быстро сделав свои дела, я осмелилась посмотреть на себя в зеркало.

Лучше бы я этого не делала.

Я выглядела ужасно.

Ужас ужасный.

Опухшая щека, заплывший глаз. Мой вид напоминал махровую алкоголичку, которая бомжевала последние недели на улице.

Самое печальное, что ничего не могло сейчас исправить ситуацию. Даже самый лучший тональник был бы не в состоянии снять отек и убрать синеву-красноту с лица.

А уж глаз… Как говорится, без слез не взглянешь. Разглядывая красный, изрезанный капиллярами глаз, я испытывала еще большую боль в нем.

Представляю, сколько «удовольствия» вызывал мой вид всех тех, кто смотрел на меня.

– Василек, ты там не долбанулась случайно? – голос Калаша напомнил мне, что я задержалась больше положенного.

– Нет, я иду, – я бросила прощальный взгляд на свое отражение и поморщилась.

Пытаясь не показывать, как огорчена собственным видом, я вернулась в комнату. На пороге стоял Калаш. Всунув руки в карманы олимпийки, он смотрел на дверной косяк с видом человека, которого что-то заботило.

Заметив мое появление, Калаш окинул меня долгим, задумчивым взглядом.

Я особенно робела, когда он так смотрел на меня. Будто что-то особенное пытался разглядеть.

Но не было во мне ничего особенного. Ни яркой внешности, ни точеной фигурки, ни женской обворожительности, которой в совершенстве владела Майя.

Я была, что называется, девчонкой с соседнего дома.

– У тебя есть солнцезащитные очки?

– Есть.

Он отвернулся и вышел из комнаты. Я пошла следом за ним.

Стоило мне только оказаться в той просторной комнате, как мой нос уловил аромат чего-то вкусного…

Желудок болезненно заныл, а рот наполнился слюной.

Когда я последний раз ела?

Я не помнила. Даже тот сэндвич, с работы, наверное, все еще валялся в коридоре дома.

Наконец я увидела источник этого восхитительного аромата. На деревянном столе стояла сковорода, в которой скворчали жаренные сосиски и яичница.

Рядом – вилки, нарезанный хлеб и помидорки черри в пиале.

– Садись, – Калаш кивнул на кожаный диван.

– Это ты приготовил? – усаживаясь на диван, произнесла я.

– Башка у нас за повара, – Калаш сел сбоку от меня.

– А где Майя? И остальные? – я несмело взяла вилку, которую подвинул ко мне Калаш.

– Подруга твоя еще час назад уехала. Башка на кухне, Макс где-то в доме.

Стоило Калашу сказать про Макса, как тот появился в комнате.

– О, еда, – оживился он и довольно заулыбался.

– Башку позови, пусть тоже поест, – то ли попросил, то ли скомандовал Калаш.

Макс, послав сковородке с едой тоскливый взгляд, скрылся в коридоре.

– А почему вы называете его Башка? – тихо спросила я.

– Захар, он же Башка, головастый парень. Умный очень. Бухгалтерия, компьютерные программы и прочее – всё на нем. Ты что не ешь? Сейчас эти двое придут и сметут все.

Я неуверенно подцепила вилкой кусочек яичницы и отправила её в рот. Мм, вкуснятина! Сочно, в меру соленое, да еще на сливочном масле…

А ведь я еще сосиску не попробовала! Поколебавшись, я воткнула в неё зубцы вилки.

– Впечатляет! – рассмеялся Макс, в это время появившийся в комнате.

– Это типа тебе предупреждение, да, Калаш? – добавил он и плюхнулся в кресло напротив. – Чтобы ты не подкатывал к царевне. Видишь, какая опасная.

– Невероятно опасная, – согласился Калаш.

Блин, о чем они говорят? При чем тут несчастная сосиска? До меня стало доходить, и я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Щеки защипало. Я, оставив вилку, опустила голову в надежде, что никто не заметит этого.

Сковорода, вдруг, громко затрещала.

Я удивленно посмотрела на неё и нашла объяснение этому звуку.

Башка и Макс принялись за обед. Словно мечами, они то и дело сталкивались вилками, отчего раздавался характерный звук, сопровождаемый разлетающимися в разные стороны кусками яичницы.

Моя вилка, воткнутая в несчастную сосиску, покачивалась, как одинокий парусник посреди бушующего моря.

Калаш молча взял пиалу с черри. Опрокинув её, отчего помидорки покатились по столу, как крошечные красные мячики, он положил в пиалу сосиску с моей вилкой и сверху наложил еще кусок яичницы, которую пока не успели разодрать на части голодные Макс и Захар.

– Ешь, – с этими словами он поставил пиалу передо мной.

– Спасибо, – пробормотала я, не уверенная в том, что Калаш услышал меня.

Пока я ковыряла свой обед, мужчины уже закончили есть. Теперь они обсуждали какие-то машины, потом перешли на тему спорта, и потому для меня стало неожиданностью, когда Макс громко обратился ко мне:

– Царевна, может ты скажешь мне, у Майи-пчелки есть кто?

Я проглотила яичницу и посмотрела на Макса.

Его выразительное лицо застыло в предвкушающей улыбке.

Что мне сказать в ответ? Я ведь и сама толком не знала, есть ли кто у Майи. Но сегодняшний разговор по телефону, случайным свидетелем которого я стала, оставил в моей душе неприятный осадок.

Переживала я за подругу, что таить.

– А почему бы тебе самому у неё не спросить? – ответила я.

– Так я спрашивал, но она толком ничего не сказала, – Макс почесал щетинистую щеку. – Ну? Есть или нет?

– Не знаю, – я продолжила есть.

– Да прям не знаешь. Она же твоя подруга. А подруги всё-всё друг про друга знают, – не унимался Макс.

– А ты что, влюбился что ли? – раздался сбоку от меня насмешливый голос Калаша.

Теперь он, откинувшись на спинку дивана, выглядел куда более расслабленным, чем в комнате, в которой я спала.

Мне даже показалось, что его губы почти улыбались.

Я, вдруг, ощутила любопытство. А как выглядел Калаш, когда искренне улыбался? Ведь говорят же, что улыбка преображает человека. Не то чтобы он нуждался в этом, но, все же, мне было интересно увидеть его таким.

– Еще спрашиваешь! – в отличие от Калаша, Максу не составляло труда улыбаться.

Теперь на его лице играла немного сумасшедшая, но не лишенная своего очарования, улыбка.

– В такую девушку, да не влюбиться! Лицо, волосы, фигурка! Куколка просто! Скрывать не собираюсь, я влюбился! – высокопарно продолжал Макс.

– Да ты каждые две недели в кого-то да влюбляешься, – впервые за это время нарушил молчание Захар.

– Ты что, осуждаешь меня? – густые брови Макса поползли наверх.

– Я просто озвучиваю свои наблюдения. Каждые две недели у тебя случается влюбленность, если посчитать последний год, то это у тебя будет 25 влюбленность, – ответил Башка.

– 25! – Макс подпрыгнул на месте и с грохотом сел. – Юбилейный! Это – судьба!

– Это – играй гормон, – голосом циника высказал свое мнение Калаш. – Держи свою влюбленность крепко в штанах.

– Обижаешь. Я может, на полном серьезе, – Макс выразительно глянул на Калаша.

– Посмотрим, каким будет твое на полном серьезе месяца через два, – Калаш подтянул к себе помидорку и закинул в рот.

– Два месяца?! – глаза Макса округлились от ужаса. – Ты смерти моей хочешь?

– «Не везет мне в смерти – повезет в любви», – почти пропел Калаш.

Я удивленно глянула на него.

Вот так Калаш!

– Ладно, Василиса, собирайся. Ехать пора, – поймав мой взгляд, привычно строгим тоном приказал он.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Я ощущала давящее беспокойство, когда, покинув машину, пошла прямиком к детскому садику, в котором были мои сестры.

Пятнадцать минут назад я позвонила одной из воспитательниц (благо, номера сотрудниц садика были записаны в моем телефоне, потому как нередко я сама отводила-забирала сестер) и сообщила, что заберу Таню с Аней сегодня пораньше.

Звонок я делала, когда наша машина уже припарковалась возле детского сада. Всё это было необходимыми мерами безопасности. Как сказал Калаш – ход на опережение, чтобы обезопасить сестер от появления Ганса.

А теперь я шла за Аней с Таней со смешанными чувствами. Страх, что мне не отдадут моих сестер, покусывал мне сердце. Не знаю, откуда он взялся, но теперь, после этой страшной ночи, я очень боялась потерять самых близких людей – маму и сестер.

Мою семью.

Нажав на кнопку вызова, я начала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Камушки под подошвой моих кроссовок смешно поскрипывали, аромат цветов с огромной клумбы защекотал мой нос, и я трижды громко чихнула, да так, что на третий раз, очки чуть не слетели с моего носа.

Очки мне вручил Калаш. Темные, в строгой квадратной оправе, они стали для меня настоящим спасением. Во-первых, глаз теперь не так сильно болел, а во вторых, за плотной тонировкой было не различить, как ужасно он выглядел.

Был и еще один пунктик, который я признала с огромным трудом.

Мне было приятно, что Калаш поделился личной вещью со мной. Было в этом что-то покровительственно-заботливое. По крайней мере, именно так воспринимало происходящее моя измученная психика.

Впереди послышался звук открываемой двери, и следом – шаги.

Я тотчас выпрямилась и постаралась придать лицу спокойное выражение. Взгляд мой устремился вперед. Через секунду показалась светлая макушка. Еще не видя лица, я знала, что это Аманда, пожалуй, единственно неприятная воспитательница в детском саду.

Угораздило же именно ей вывести моих сестер!

– Хочу вас предупредить, – сразу, вместо приветствия, начала Аманда, голос её гундосил, и выражение лица показывало, как она недовольна, – что мы не поощряем, когда детей забирают посреди учебного дня.

– Здравствуйте. Благодарю вас за предупреждение, – я скользнула по лицу блондинки взглядом и опустила его на сестренок.

Кажется, те были напряжены. По крайней мере, их нежные лица не сияли улыбками. Впрочем, вполне можно было объяснить их состояние прошедшей ночью.

Сердце мгновенно вспыхнуло от ненависти к отчиму.

– Все в порядке? – я улыбнулась Ане и Тане.

Те закивали головами.

Я протянула им ладони, и они вцепились в них, как в спасательный круг.

– Простите за неуместный вопрос, что с вашим лицом? – Аманда выжидающе глянула на меня.

Её тонкие губы сложились в ниточку, а глаза, напротив, были готовы вот-вот слететь с орбит.

Круглые, на выкате, они глядели прямо на меня.

– Ах, это на работе оса ужалила, – сдержанно ответила я.

– Оса… – задумчиво повторила она, и мне не понравился тон, прозвучавший в её словах.

Было в нем что-то такое, отчего становилось не по себе.

– А, я забыла дать с собой учебные материалы девочкам, – Аманда натянуто улыбнулась. – Подождите, я сейчас принесу.

– Да, конечно.

Аманда поспешила обратно. Шла она быстро, и создавалось впечатление, что женщина едва сдерживается, чтобы не побежать.

Странное предчувствие не отпускало меня. Оно крутило мне душу, сжимало ребра.

Казалось, я что-то сделала не так.

А потом я увидела, как из здания садика выбегает охрана…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

На долю секунды страх сковал меня ледяными оковами.

Застывшим взором я наблюдала за приближающейся охраной, а потом, вдруг, сердце громко бахнуло в груди, и я очнулась.

– Бежим! – скомандовала я сестрам.

Слава Богу, они оценили серьезность моего тона, и не стали спорить со мной и задавать вопросов. Мы побежали с такой прытью, будто за нами гнались ужасные твари.

Впрочем, сейчас именно такими виделась мне детсадовская охрана.

Тварями, готовыми отнять у меня самое дорогое.

На одном духу мы добежали до автомобиля, двери которого уже были открыты, и быстро забрались внутрь.

Как только мы расселись по местам, машина, грозно рыкнув, дернулась с места и помчалась вперед.

И вовремя.

В заднее окно я увидела, как с территории садика выбежала охрана.

Капельки пота проступили на моем лбу. Меня трясло, а сердце в груди билось с такой силой, будто собиралось выпрыгнуть наружу.

– О, Господи, – прошептала я еле слышно, но Аня все равно услышала это и прокомментировала:

– Василиса опять молится.

– Слыхал? – оживился Макс.

Он, видимо, хотел добавить что-то провокационное, но, глянув на Калаша, умолк.

– Чего напугалась? – Калаш обернулся и окинул меня выразительным взглядом.

– Ничего. Просто… Увидела кое-что, – стараясь не показывать своего беспокойства, ответила я.

– Я тоже видел, не стоит беспокоиться, – взгляд Калаша прошелся по лицам моих сестренок.

– Давайте знакомиться. Я – Иван, – уже более теплым тоном произнес он.

Иван. Мои губы дрогнули в улыбке. Так непривычно было слышать это имя. Привыкла уже, что Калаш.

– А я – Аня.

– Таня, – эхом отозвались сестры.

– А ты кто? – не сводя с Калаша пристального взгляда, строго вопросила Аня.

– Я – друг Василисы.

– А-а, друг, – разочарованно протянула Аня. – А я думала – жених.

С водительского сиденья послышался смех, я покраснела, а Калаш лишь широко улыбнулся и сказал:

– А у самой-то, поди, женихов полно?

– Да ну их! – подала голос Таня, и Аня, соглашаясь, закивала головой.

– Дураки они! – с жаром добавила она.

Салон машины наполнился смехом. Теперь смеялся и Калаш.

… – А когда приедет мама? – Таня выразительно посмотрела на меня.

Её губы были перепачканы взбитыми сливками, которым были наполнены пирожные, и она напомнила котенка, испачкавшегося в сметане.

Мы приехали в дом Калаша полтора часа назад. Сперва переоделись, потом немного отдохнули и занялись изучением первого этажа, а там и доставка подоспела.

Детские блюда с ресторана, а на десерт – вкуснейшие пирожные, которые даже я попробовала. Взбитые сливки, воздушное тесто и наверняка сотни калорий…

Но последнее сегодня мало волновало меня.

– Как только закончится её лечение, – проглотив остаток пирожного, ответила я.

– А папа, – Аня нахмурила свои бровки, отчего её лицо стало по-взрослому серьезным, – он не придет сюда?

Сердце мое сжалось от того, каким тоном произнесла свой вопрос Аня.

Не было в нем тоски по отцу. Только страх.

– Нет, папа сюда не придет. Никогда, – с непоколебимой уверенностью ответила я.

По лицу Ани пробежало облегчение. И Таня, как зеркало, тоже повторила за сестрой.

– Это хорошо, – откусывая пирожное, заявила она, – пусть не приходит.

Она звонко облизала пальцы и откинулась на спинку дивана. Теперь пришел черед Ани повторять за сестрой.

Та так же облизала – по очереди – каждый пальчик, а потом опрокинулась назад.

Вид у сестер был довольным и спокойным, что не могло не радовать меня.

– Давайте, дуйте в свою комнату, мойте руки, а я пока уберу тут, – я поднялась и стала складывать на поднос грязную посуду.

Аня с Таней сползли с дивана и непонимающе огляделись по сторонам. Забыли, видимо, в какой стороне комната.

Пришлось подсказать.

– Вот же, – я потянула за ручку двери, и сестренки облегченно заулыбались.

Они юркнули внутрь. Убедившись, что сестры направились прямиком в ванную, я вернулась к столу и продолжила складывать посуду.

Пока делала это, думала о Калаше.

Вернее, об его улыбке.

Вот ведь досада – улыбка шла ему так сильно, что мне хотелось снова увидеть, как он улыбается.

Полная мужского шарма, его улыбка заставляла мое сердце – против воли – взволнованно биться.

Эх! Знал бы Калаш о чем я думала, сразу же бы выгнал из дому. Уж ему-то точно не нужна была влюбленная глупая девчонка.

Не то чтобы я ощущала влюбленность, но трепет сердца немного напрягал меня.

Я четко понимала, что между нами ничего не может и не должно быть. И точка.

На кухне никого не было. Создавалось впечатление, что все мужчины куда-то ушли. Но я знала – это не так. Скорее, каждый разбрелся по своим комнатам, давая нам, девочкам, освоиться на месте и спокойно поесть.

Закончив мыть посуду, я убрала мусор и протерла стол. Окинула комнату внимательным взглядом.

Кухня была просторной, из дерева и закаленного стекла. В середине стоял массивный, грубо сколоченный, и от того еще более уютный, стол. Большие окна открывали вид на ели и дорожку, змейкой терявшейся среди них.

Интересно, куда она ведет?

В голове возникло сравнение собственного жизненного пути с этой дорожкой. Так же я и не знала, куда она приведет меня.

Разве могла я когда-либо подумать, что обращусь за помощью к мафии?

Вот уж точно – не зарекайся.

От дальнейших размышлений меня отвлек телефонный звонок. Я быстро достала телефон из кармана. Удивилась, прочитав «Майя».

Потому что еще полтора часа назад, когда я приехала с сестрами, мы переписывались с ней и условились созвониться завтра утром.

– Да?

– Василиса! – голос её дрожал, и в ответ мое сердце тоже наполнилось дрожью.

– Что случилось? Говори! – не узнавая собственный голос, потребовала я.

– Я попрощаться. Кажется, меня сегодня убьют.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Все два часа, ожидая, когда ситуация с Майей прояснится, я провела расхаживая по комнате.

Как же хорошо, что сестры были слишком заняты мультиками, чтобы путаться у меня под ногами.

Может, звучало это грубо, но сейчас я плохо справлялась с собственными эмоциями, и мне было не до того, чтобы развлекать Аню и Таню.

Каждая минутка тянулась мучительно долго. Каждый шум отражался дрожью в моем теле.

Я вздрагивала от малейшего шороха. Знала – пока не увижу подругу – не успокоюсь.

За Майей уехал Макс. Не знаю, хорошо это было или плохо.

Он же ведь такой… Бешеный. Как бы не случилось чего.

Калаш остался дома – и теперь был единственным зрителем, наблюдавшим за моим тревожным шествием.

Откинувшись в кресле, он молча смотрел на меня. И хотя Калаш не сказал мне и слова, я не могла забыть о его присутствии – потому как ощущала изучающий взгляд на себе.

Словно из-за кустов за мной наблюдал хищник.

За окном уже начало темнеть. Первые признаки сумерек – серая дымка – медленно расползалась меж елей.

Свет включать не спешили. И потому стало вполне объяснимым, когда я налетела на угол дивана.

– Ай! – вскрикнула я и согнулась пополам от боли.

Слезы брызнули из глаз. Так не вовремя!

– Садись уже, – Калаш потянул меня назад, и я плюхнулась на диван.

– Покажи, где болит, – склонившись надо мной, потребовал он.

Я отрицательно мотнула головой. Калаш и так сегодня нанянчился со мной! Не хватало еще продолжения.

– Капризничать вздумала?

Я промолчала, а он сделал свой собственный вывод:

– Ну покапризничай. Царевнам положено.

Мне хотелось промолчать, однако предательский всхлип вырвался из моей груди.

Калаш поднял на меня взгляд. Серые глаза в оправе черных ресниц глядели так пристально, что мне показалось, что мы остались на всей планете одни.

Странное это было чувство. Впервые я ощущала его.

– Очень больно?

– Не сколько больно, а обидно, – призналась я.

– Бывает. Навалилось, да? – его темные брови сошлись на переносице, отчего выражение лица Калаша стало трагично-печальным.

Как в наше первое знакомство.

– Навалилось, – я опустила голову, потому что слезы снова закапали из моих глаз, а мне не хотелось, чтобы Калаш видел как я плачу.

Только плечи, выдавая мое состояние, беззвучно подрагивали. А хотелось бы сейчас – замереть, испариться, не чувствовать – ни собственной слабости, ни той горечи, разъедавшей мне душу.

Калаш присел на корточки и стянул с моей ноги носок. Всего лишь носок, а мне виделось, что это не он был, а кружевной чулок. Вот фантазерка-то!

Я перестала дышать. Только сердце забилось от странного трепета. А потом и вовсе, как сумасшедшее, начало прыгать в груди, когда горячие пальцы Калаша обхватили мою стопу и коснулись несчастного мизинца.

Он аккуратно потрогал его и чуть подвигал.

Той яркой боли уже не было, лишь небольшой дискомфорт.

– Так больно?

– Чуть-чуть, – не поднимая глаз, тихо ответила я.

Знала – стоит нашим взглядам сейчас встретиться, как Калаш догадается о моих чувствах. Тут не нужно было обладать особой проницательностью, потому как наверняка все было уже написано на моем лице.

– Вроде перелома нет. Скорее всего, ушиб. У меня так было в 15 лет. Мой мизинец и угол кресла встретились. Незабываемая была встреча. Аж звезды из глаз посыпались. Думал перелом, но нет, пронесло.

– Спасибо, – выдохнула я и потянулась к своему носку.

Дрожащими пальцами я начала натягивать его на ногу, но то ли руки меня не слушались, то ли носок отчего-то стал неудобным, но я никак не могла справиться с ним.

– Дай я, – видимо, устав от моих жалких попыток, Калаш натянул носок, и, о чудо, он налез на мою стопу без каких-либо запинок.

– Спасибо, ты так помог мне… Даже не верится, что ты согласился. Для меня никто так многого не делал. Я даже не знаю, как отблагодарить тебя, – взволнованно затараторила.

Волновалась еще и потому что пальцы Калаша сжимали мою щиколотку, а сам он смотрел куда-то вниз.

Казалось, теперь пришла его очередь прятать глаза. Но я знала – Калаш был не из тех, кто трусил.

В отличие от меня.

С напряжением в груди я смотрела на его макушку и мысленно отсчитывала секунды до того, как Калаш посмотрит на меня.

Словно в замедленной съемке его темноволосая голова начала подниматься. В тот миг я перестала дышать.

Калаш запрокинул голову и посмотрел на меня.

Это был другой взгляд, и совсем другой Калаш.

В его взоре читалась такая глубина и понимание, что я почувствовала будто давно искала и, наконец, нашла те самые глаза.

Именно почувствовала – потому как все это никак не вязалось с разумными мыслями.

Несколько секунд мы вглядывались друг в друга, и мне даже показалось, что сейчас случится что-то важное.

Но внезапный грохот в коридоре разбил на звенящие осколки наше с Калашом уединение.

– Калаш! – крикнул Макс. – Задание выполнено.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Калаш резко поднялся и быстрым шагом пошел в сторону коридора. Провожая его взглядом, я чувствовала, как смятение медленно просачивается в мое сердце.

Несколько секунд я переваривала случившееся, а потом вспомнила, что Макс должен был приехать не один, а с Майей.

Надо же, за эти минуты я совсем забыла про неё…

Поднявшись на ноги, я поспешила вслед за Калашом, вышла в коридор и увидела Майю. Она стояла, прислонившись к стене правым плечом.

При виде неё у меня заныло в груди.

Моя подруга выглядела такой… Потерянной.

Её красивое лицо было заплаканным, глаза перепачканы потекшей тушью, волосы взлохмачены, отчего создавалось ощущение, что кто-то таскал Майю за них…

Или я не ошиблась?

Мы встретились глазами. Во взгляде Майи читалась боль вперемешку с отчаянием.

Я такое уже видела. В маминых глазах.

– Майя! – я рванула к подруге и обняла.

Поразило, какой ледяной мне она показалась. Будто жизнь из неё всю высосали. Уже когда я оказалась рядом с ней, то заметила порванную бретельку платья.

– Кто? – уже догадываясь, что приключилось с Майей, тихо спросила я.

Она подняла на меня пустые глаза и с кривой усмешкой выплюнула:

– Папик.

– Майя, милая…

Я сильнее обняла её. А она, вдруг, прижалась головой к моей груди. Маленькая девочка, нуждавшаяся в материнском приятии и поддержке.

Того – чего у неё никогда не было.

– Всё прошло, – пытаясь утешить Майю и заодно и себя, зашептала я.

Взор мой устремился вперед. Теперь, наконец, я увидела Макса. Привалившись к стене, блестящими глазами он смотрел на Калаша.

– Калаш, сигареты есть? – прохрипел Макс.

– Ты знаешь, что нет, – сдержанно ответил он.

– А жаль, – Макс запрокинул голову, и я увидела, как подрагивал его кадык, – как теперь успокаиваться-то?

– Чей не впервой, – Калаш обнял друга за плечи, – справимся.

– Да хрен его знает, – Макс повернул голову к Калашу, – я его грохнул, ты в курсах?

– Я так и подумал, – в голосе Калаша не было никаких эмоций, – уборщиков-то вызвал?

– Там они, – Макс обнял его в ответ. – Хреново мне.

– Я знаю что делать. Пошли на воздух.

Макс качнул головой. Я заметила, каким рассеянным было это движение. Калаш потянул друга за собой, и тот покорно пошел рядом с ним.

Как только мужчины скрылись, и раздался грохот закрывающейся двери, Майя, вдруг, громко всхлипнула, и я почувствовала, как её горячие слезы упали на мою грудь.

– Тише, тише, теперь всё хорошо, – попыталась я успокоить подругу.

Она мотнула головой:

– Нет. Теперь Макс понял кто я.

Майя запрокинула голову и посмотрела на меня. Её красивые глаза утопали в слезах.

– Он теперь даже не посмотрит в мою сторону, – с отчаянием, выдохнула она. – И я его не осуждаю.

Не успела я сказать ей что-то в ответ, как Майя следом добавила:

– Это я во всем виновата. Одна только я.

– Не говори так! – не на шутку напугавшись её словам, которые почти один в один повторяли мамины, я стиснула подругу.

По лицу Майи пробежалась горькая улыбка:

– Мы обе знаем, что это так. Кому нужна шлюха? Никому.

– Нет! Ты не шлюха! – слезы полились по моим щекам. – Ты – самая лучшая, самая красивая, моя Майя!

Она лишь грустно улыбнулась в ответ.

– Идем, – я взяла её за липкую от пота ладонь, – идем, ты умоешься, переоденешься и вместе мы посмотрим мультики. С пирожными.

– Ах, с пирожными. С этого надо было начинать, – Майя улыбнулась, но я знала – она делает это исключительно ради меня.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

За окном была уже ночь.

Все дела сделаны – сестры накормлены-помыты-уложены спать. Майя тоже поела, искупалась и теперь мирно посапывала на диванчике, на котором я спала днем.

Глядя на неё, невозможно было подумать, что она имела какое-то отношение ко взрослой жизни. Сейчас Майя напоминала мне маленькую, невинную девочку.

Еще до того, как мы легли спать, я позвонила маме. Сумела-таки вывернуться и, не вдаваясь в подробности, успокоить её, что всё хорошо.

Я и сама немного успокоилась, поговорив с ней. Голос у неё хоть и был сонным, но уже не таким болезненным, как этим утром.

Оставалось всего-ничего – заснуть и мне.

Но как нарочно, сон не шел. Как только вокруг все стихло, переживания, не спрашивая разрешения, начали пробуждаться.

Уставившись в потолок, на котором были причудливые тени от ночника, я прислушивалась к мирному посапыванию сестренок, и переваривала события прошедшего дня.

Прошел всего лишь один день, а у меня сложилось впечатление, что целый месяц. Снова и снова я прокручивала в голове мамино лицо, синяки на её теле, её скулеж…

А потом перед глазами появлялся отчим, его половой орган и льющаяся из него моча.

Кажется, я даже сейчас ощущала эту вонь.

Переживания тяжелым грузом придавливали меня к кровати, и я не могла ни пошевелиться, ни даже полноценно вздохнуть.

Следом я снова испытывала ту боль. Щека запульсировала, глаз защипало. Не знаю, надуманная ли это была боль, или просто действие таблеток закончилось.

Но вот что было точно, с чем я не могла поспорить – моя душа болела. На самом деле. Измученная, она металась меж ребер в поисках успокоения.

И как не пыталась я успокоить себя, что всё хорошо, мне этого не удавалось.

За последние недели я прибывала в таком напряжении, в такой ответственности, что теперь нуждалась в поддержке.

Но где ж её взять, особенно учитывая то, что именно этой поддержкой сама я была для всех?

Нет, я не жалела об этом.

Но сейчас… Ах, как же мне хотелось ощутить себя в теплых объятиях, и забыть, забыть о пережитом кошмаре!

Не знаю, как долго вот так я лежала. И может быть, мучаясь от переживаний, так и не сдвинулась бы с места, если б не мой телефон, издавший тихую вибрацию.

Опасаясь, что его звук всех разбудит, я протянула руку и обхватила пальцами телефон, лежащий на полу.

Кто мог написать в такой поздний час?

Лишь бы не мама с сообщением, что что-то случилось. Довольно с неё! Теперь у мамы всё должно было быть хорошо!

Яркий свет экрана больно ударил по глазам. Мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы разглядеть от кого было сообщение.

Это был неизвестный номер. Снизу написано:

Выйди.

Сердце взволнованно подпрыгнуло. Я не сомневалась, что это сообщение было от Калаша. Меня не удивляло откуда он взял мой номер. Такой человек мог всё!

Вот только что ему было нужно?

Ответ я могла получить только покинув комнату. Осторожно, чтобы никого не разбудить, я сползла с кровати, а потом – медленно, все время оборачиваясь на сестер, дошла до двери.

Затаив дыхание, я потянула её на себя. Снова посмотрела на Аню с Таней – те крепко спали. Мысленно поцеловав их, я вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Сделала шаг – и замерла.

Кругом стояла такая темнота, что я боялась двигаться дальше. Впрочем, моим глазам хватило и минуты, чтобы адаптироваться.

Теперь я видела куда лучше, и могла разглядеть очертания мебели.

Взор мой устремился вдаль – с огромных окон в комнату лился мягкий лунный свет. Серебристые потоки падали прямо на пол, и я, завороженная увиденным, медленно пошла вперед.

Уже когда я пересекла половину комнаты, от стены бесшумно отделилась высокая фигура, и в следующий миг горячие пальцы сомкнулись на моем запястье.

Я не закричала, нет.

Вскинув голову, я вопрошающе посмотрела на Калаша.

То, что это был он, я ни секунды не сомневалась. Моя кожа уже запомнила его первое прикосновение.

Наши взгляды встретились. В полутьме белки его глаз казались мне невероятно яркими, впрочем, и взор Калаша был отмечен той же яркостью.

Не было в нем ни намека на сон или усталость.

Только решимость.

Калаш не сказал, но я увидела в его глазах: «идем со мной».

Соглашаясь, я качнула головой. Горячие пальцы сильнее сомкнулись на моей руке и потянули.

Словно любовники, мы вышли из комнаты. Не проронив ни слова, подошли к выходу из дома.

Вот тут я не на шутку разволновалась. Подняв на Калаша вопрошающий взор, тихо спросила:

– Куда?

– Со мной.

Сердцу понравился этот ответ. Оно, подпрыгнув, забилось мощными ударами в груди.

Калаш открыл дверь и потянул меня за собой.

Ощущая себя так, будто я переступаю не порог дома, а делаю шаг в совершенно другую жизнь, я вышла за Калашом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Я зябко передернула плечами.

На мне была пижама из тонкой, мягкой ткани, а на улице было достаточно прохладно.

Неудивительно, что я начала подмерзать.

Я огляделась по сторонам. Верхушки елей тонули в звездном небе. Господи, какая красота!

Я такого неба, наверное, с детства не видела. Последний раз в похожем месте я была на турбазе. Мы тогда с мамой отдыхали там. Двухэтажные маленькие домики, все удобства – на улице.

Комаров было полно, они постоянно кусали меня, отчего кожа распухала, но как же хорошо там было!

Спокойно, радостно, светло.

А потом, взамен щемящим воспоминаниям, пришло горькое осознание.

Детство давно закончилось. Утратила я ту беззаботную невинность, тот нежный взгляд на мир.

Мир взрослых оказался слишком жестоким.

– Под ноги смотри, – окончательно возвращая меня в реальность, предупредил Калаш.

Мне показалось, или теперь его голос звучал рассерженно?

– Смотрю, – тихо ответила я.

Калаш остановился и окинул меня оценивающим взглядом. Его густые брови сошлись на переносице, и я заметила недовольство в серых глазах.

Когда я успела накосячить?

– Хрен знает что носишь, – пробурчал Калаш, стягивая с себя спортивную толстовку.

В следующее мгновение она оказалась у меня на плечах.

– Надень нормально, – скомандовал Калаш и недовольно поджал губы.

Я всунула руки в рукава. Тепло, оставленное Калашом, обволокло мое тело. Я задрожала, но теперь уже не от прохлады. Это была другая дрожь. Обещавшее что-то невероятное.

Меня напугало это чувство. Я нервно дернула молнию и застегнула толстовку до самого горла.

Мы пошли по той самой дорожке, которую было видно из окна кухни. Камушки смешно поскрипывали под подошвой моих кроссовок, но мне совсем было не до смеха.

Калаш потянул меня налево, и вскоре я увидела строение, чем-то напоминавшее просторный гараж.

Куда же он ведет меня? Что ему нужно?

Лихая мысль, что Калаш решил заняться со мной сексом, была тотчас отметена. Не из тех он был, кто женщину насильно брал.

Хотя, признавалась я себе, скажи Калаш – что такова плата за безопасность моей семьи, я бы отдалась ему.

Когда мы подошли к строению, я заметила возле его дверей двух мужчин. Один из них мне был уже знаком, это был Захар-Башка.

А вот другого я видела впервые.

Мужчина был одет в спортивную форму и с виду напоминал тренера.

Его недовольный взгляд был устремлен на собеседника, Захара.

Когда незнакомец повернулся к нам, я отметила каким были резкими черты его лица, особенно выдавался нос. Не то чтобы он был огромным, но именно он показался мне самой заметной частью мужского лица.

Взгляд холодных глаз равнодушно скользнул по мне и остановился на Калаше.

– Это – Василиса, Василиса, это – Ярослав, – представил нас друг другу Калаш.

Я покраснела, потому что поняла, что он все еще держал меня за руку. Да еще на мне была его одежда.

Что обо этом подумали эти двое?

Но самое главное, что волновало меня куда больше – что сам Калаш думал обо мне. Зачем привел сюда и почему не отпускал мою руку?

Что это значило?

– Здравствуй, царевна, – Ярослав холодно улыбнулся, – я уже наслышан о тебе. Как ты и заказал, Калаш, все сделано чисто и быстро. Принимайте подарочек.

Ярослав кивнул в сторону домика.

– Благодарствую, – Калаш одобряюще похлопал по плечу Ярослава.

Тот сдержанно улыбнулся в ответ. Захар в это время лишь молчаливо наблюдал за происходящим. Я уже отметила, что из всех мужчин он был самым немногословным.

– Идем, – Калаш потянул меня за собой, а я и не думала сопротивляться.

Дверь с каким-то отчаянным гулом открылась, мы прошли внутрь.

Я сглотнула. Не знаю почему, но мне стало не по себе.

Может, всё дело в темноте?

– Щелк, – сопровождая словами свои действия, Калаш включил свет.

Комнату заполнил яркий свет.

– А вот и подарочек, – добавил Калаш, и я увидела то, от чего у меня перехватило дыхание…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

– Не беспокойся, он не видит и не слышит нас, – уже знакомым докторским тоном предупредил меня Калаш.

Я сглотнула – единственное действие, на которое была способна.

А вот пошевелиться я уже не могла. Ноги будто приросли к полу.

Взор мой припечатался к человеку, который находился за стеклянной стеной.

Привязанный к стулу, с кляпом во рту и красным лицом, посреди комнаты сидел Ганс.

Как же он отличался от того уверенного Ганса, каким я видела его этим утром!

Глаза отчима были расширены от страха, уши багрово- красными, словно их недавно коптили. Тело Ганса подрагивало, грудь ходила ходуном.

Я пригляделась и поняла, что его трясет от страха.

Он был жалким, уродливым и отвратительным.

Смятение, которое я испытала в первые секунды, быстро уступило место другому чувству.

Злорадству.

О, да! Я ощущала его в полной мере. С нескрываемым наслаждением я вглядывалась в лицо человека, которому прежде доверяла.

Человека, который должен был заменить мне отца, и, значит, стать оплотом безопасности, любви, мира и доброты.