Atom Dust: Что ждет нас на следующий день? бесплатное чтение

В шаге от рая

Часто я спрашиваю себя: Что есть фантазия, как не скрытая под плотной завесой неизвестности реальность? Та, что открывает себя лишь в тот момент, когда мы сталкиваемся с ней лицом к лицу.

Нельсон Биглз, основатель компании Ред Кэп.

Глубоко вздохнув, Алан Грейсон попытался отстраниться от качки в вагоне, от запаха чужих тел – от всего того, что мешало сосредоточиться на бегущем перед глазами видеоряде. Три повторения дыхательных методик – неспешный вдох, степенный выдох. Он тянется к браслету, легко касается дисплея и переводит линзы в широкоформатный режим. Пред ним волчком кружит загрузка, легкая рябь, слышен похожий на всплеск звук.

Экран вмиг гаснет, и Алан видит голубое небо. Так ясно, словно птица в полете, словно сам он там и парит в лучах начала дня. Пролетает над парком, слышит из-за горизонта голос. Он не узнает его – это Леонард Коэн. Но какие его годы! Птица снижается, лавируя в потоке, уходит к озеру, летит к большому дому. И нет уж зрителя и птицы, сознания сплелись в единый ряд. Теперь весь он, это тот дом и бархатисто хриплый голос, что шепча, вызывает чувства – будоражит, и холодом проходит вдоль спины:

«Это был один из тех домов, что так легко, увидев, позабыть: светлый фасад, темная кровля. У гаража машина, белый забор и гордо реет звездно-полосатый флаг. Лужайка перед домом аккуратно прибрана, а вдоль бегущей к крыльцу дорожки, цветут розы, – рассказчик замолкает на мгновенье, а камера спускается с небес и замирает у входной двери. – Казалось бы, идиллия, мечта, – тяжко вздыхая, шепчет Коэн, – Но, встав поближе, замерев, вы различите царящие там споры, те, что так часто разрушают брак».

Резкая смена кадра переносит Грейсона на кухню, где крупный, грузный мужчина за сорок, смотрит пустым взглядом в тарелку с остатками размазанного по ней желтка. Он собран, недвижим, и лишь скула предательски трясется, а рука сжимает пустой стакан. Вдруг что-то в нем меняется, морщины со лба сходят, а на губах – полуулыбка.

«Ты долго шел к этому, Фрэнк. Очень долго, – растягивая последние слова, повторяет он себе в несчетный раз за день. Скрещивает приборы на тарелки, сцепляет пальцы на груди и откидывается на спинку стула, что, словно по команде жалобно скрипит. – Еще немного, и ты прожмешь этого сученка из министерства, – сжав зубы, он цедит каждый слог в уме, – Контракт будет твой, Фрэнки, ведь ты им сердце этими руками вырвешь, но свое возьмешь, а там…»

Он мечтательно закатывает глаза, жадно облизывает губы, представляя себе лодку из каталога «Фишинг Дайджест», ровную гладь озера Тахо и тот внушительных размеров дом, что он приметил еще пару лет назад. Прикрыв глаза, он чуть ли не мурчит от предвкушения. Так счастлив, что и не слышит гомона со второго этажа их дома в пригороде Сакраменто. Но вот в дело вступают барабаны, и истошный, срывающийся на крик, голос жены возвращает его из мира грез. Нещадно бьет об реальность, как ту жирную рыбу, которую он в мыслях только что удил. И теперь в голове у Фрэнка, лишь одно: «Ну, твою мать, что опять-то стряслось?»

– Филипп, немедленно открой дверь! – в ответ детский крик, – Не вынуждай меня открывать её силой, иначе…

Цепляясь за поручень, как за спасательный круг, Фрэнк медленно поднимается по лестнице. Внутри него все клокочет, воспоминания из прошлого – жена ведет себя так же, как когда-то его мать.

– Сегодня, ну почему именно сегодня, твою мать, – бормочет он под нос, преодолевая последнюю ступень, видит барабанящую в дверь детской жену, ловит себя на мысли, что с возрастом она изменилась, и вновь задается вопросом: "Ну почему черлидерши с возрастом манерами и телом все более походят на футболистов – долбаных парней из защиты? – он смотрит на нее и вновь шепчет: – Что с тобой стало, добавь кепку, да усы, и ты будешь вылитый Энди Рид [1].

[1] Эндрю Уолтер Рид – в прошлом известный тренер по американскому футболу, трижды приводил команду «Канзас Сити» к взятию Суперкубка. Член зала славы НФЛ. Иными словами, его достижения так же велики, как и его талия размера четыре икс эль.

– Последний раз повторяю, Филлип! Сделай музыку тиши, открывай дверь и натягивай на себя эту чертову форму, а то две недели без сетевых сервисов тебе обеспеченны, – кричит она и, словно в подтверждение угрозам, топает ногой.

От этой картины у Фрэнка по спине холод, он вызывает проекцию календаря на умном браслете и, делая вид, что печатает, подходит к ней с невозмутимым видом.

– Какие-то проблемы, дорогая? – он монолит, невозмутим, как Сфинкс из долины Нила.

– А сам не видишь? – она безуспешно дернула ручку двери несколько раз к ряду. Убрала выбившуюся прядь со лба, взглянула на мужа исподлобья и добавила: – Не хочет надевать школьную форму, это все ты его разбаловал.

– Ага, – спокойно отвечает Фрэнк, а внутри него клокочет жерло вулкана: «Как же ты затрахала меня, тупая ты сука! Сплошные истерики, жалобы, когда-нибудь я сброшу тебя вместе с твоим сраным Кадиллаком Куп Девиль прямо в самый глубокий каньон, да хоть в тот же Великий и, поверь, это будет великий день!»

– Фрэнк, Фрэнк!? – щелкает она пальцами у его носа, – Ты все еще тут? А то мне показалось, ты куда-то улетел!

– Значит, форму одевать не хочет, ладно, – вздыхает отец семейства, и вальяжно стучит в сыновью дверь, – Эй, чемпион, это твой большой папочка, – ухмыляется Фрэнк, смотрит на жену, что топчет пол, как бык копытом землю, и упирает загорелые руки в бока. «Да, если так и дальше пойдет, то после рождения второго она тебя и прирежет», – мысленно комментирует он стойку жены, оттого убирает маску вальяжности подальше. В лице становится серьезным, касанием сбрасывает проекцию календаря с браслета прочь и твердой рукой стучит в дверь, – Что у вас тут стряслось, чемпион, рассказывай?

– Мама обещала, что я могу одеть джинсы в школу.

– Ну, так в чем проблема?

– Теперь она заставляет одеть форму.

– Ага, – качает головой Фрэнк, говорит – Минуту, чемпион, сейчас разберемся. – Поворачивается к жене и спрашивает, – Барби, куколка, это правда?

– Фрэнк, – говорит она и зигзагом проводит пальцами у губ.

– Что? – с недоумением спрашивает он и видит, как она жестом просит его отойти от двери.

Они отходят, он наклоняется, она шепчет:

– Я забыла.

– О чем? – шепчет в ответ Фрэнк.

– О дне этом чертовом.

– Каком, на хер, дне?

– Ну, об этом, – косит она глазами в сторону, словно дает какой-то тайный знак.

– Скажи уж прямо,– вулкан внутри уже дымит: вот-вот начнется извержение.

– Праздник, – подмигивает она и, видя недоумение, добавляет, – День Нового Союза, Фрэнк.

– Вот твою мать.

– Именно, твою, – тычет жена ему пальцем в грудь.

Фрэнк морщится от укола ногтем, жерло вулкана засыпает, а он вспоминает тот самый злополучный день. Он сидел в своем кабинете, второй бокал после обеда – в тот день он отхватил сочный строительный подряд, а по всем каналам шло выступление президента Томаса Дилана. Бессменный лидер нации вещал с трибуны, тряс кулаком и говорил:

«30 сентября 2083 года, пусть все нации Земли запомнят это дату, – это очередной виток в истории величайшей страны, наше наследие и подарок миру. День, когда Америка вернула себе былое величие и взяла под крыло полмира!» – с бородкой и пепельным помпадуром, президент более походил на звезду Нового-Голливуда из Атлантик-Сити. То был, уже десятый повтор президентской речи за день, и Фрэнку казалось, он знает ее наизусть. Тогда он сплюнул в гортензию возле окна и велел цифровой помощнице переключить канал на что-нибудь поинтересней. Но тупая манда Найс вновь включила новости, где уже ведущий с четвертого канала распинался о важности этого сраного дня: «Президент Дилан уже говорил об этом в своем обращении, но я подчеркиваю этот факт еще раз. Американская нация должна отныне понимать День Нового Союза, – это великий день, что по своей значимости приравнен к празднованию 4 июля – Дню независимости США».

«Да, умеют же они подлизать», – сказал в тот день Фрэнк и, переключив на футбол, нацедил себе еще на два пальца. К трем он уже сильно поднабрался, вызвал такси и по дороге к дому заехал в какой-то левацкий бар, где возле туалета, за круглым столом сидела кучка безусых студентов. Они в голос рассуждали о том, что преобразование США в КССГ – это конец всему. Что занимающий уж третий срок президент, это нарушение всех устоев, а День Нового Союза не что иное, как плевок на всех американцев. И что уравнивание статуса двух дат – это предательство, очередной плевок на лики предков и всё то светлое, что завещали нам отцы-основатели. Фрэнк заказал двойную порцию Старины Тома. Пытался смотреть первую игру футбольной лиги, но невольно – краем уха слушал эти тирада юнцов из молодежной организации «Союз единства», качал головой, играл желваками и, сжав бокал, повторял под нос только одно: «Сучата мелкие, были бы вы тут году в 78-ом, когда генерал Мейлорд Кросби, как нож сквозь масло, прошел победным маршем по западному побережью. Вот тогда бы вы мне рассказали о плевках и позоре».

В гражданскую войну, капитан Фрэнк Катл воевал за Запад. Он не был профессиональным военным. Закончил только курсы офицеров и сразу отправился на фронт. Оттрубил с 75-го по 78-й, не отрываясь на госпиталя и прочие тылы, всю войну, как от звонка до звонка. Он смог пережить победу Востока, уцелел он и в Третьей Мировой – все благодаря одному важному качеству – он всегда умел брать свое. Но сейчас ему было стыдно за все те годы: он сидел в замшелом баре, слушал пустые речи сопляков и чувствовал, что, сожми он бокал еще чуть сильнее, как тот треснет, а на стойку упадет свежая кровь. В тот миг он сказал себе: «Угомонись, дружище, тише». Но один из студентов вздернул к потолку бокал со светлым Бадди, и отчетливо крикнул на весь зал, что их поколения не допустит этой диктатуры власти, которую по глупости допустили их отцы.

На этом тосте бокал треснул, а Фрэнк унес с собой два уха, глаз и десяток девственно белых зубов. Дело в последующем замяли, владельцем бара оказался ветеран. Фрэнк помнил тот день в мельчайших подробностях, как потом выбросил в окно трофеи, замотал скотчем кулаки, а Барбаре сказал, что не увидел выступ на стройплощадке, споткнулся да упал.

С того момента уж пять лет прошло, но до сих пор он слышит свой тогдашний голос. Как рычал: «Ах вы тщедушные ублюдки! Да где вы, суки, были, когда сравняли Голливуд с землей? Да вы хоть чуяли тот смрад сожженных тел, что бил мне в нос, когда окончилась резня в Сан-Бернардино!?» В тот день могучий Фрэнк проснулся и вновь играл людьми в пинг-понг. Да, капитал Катл всегда умел брать свое.

– Ты куда опять улетел, Фрэнк? – говорит жена и вновь тычет его ногтем в грудь.

«Да чтоб тебя, так и проткнуть же можешь», – мысленно вторит Фрэнк, приходя в себя. А вслух говорит:

– Сейчас все сделаю. Не помнишь, где у нас инструменты?

– Нашел, кого спросить – твои же инструменты, – фыркает Барбара и крестит руки на груди, – Может, в гараже?

– Логично, – Фрэнк легко стучит в дверь детской и слышит, как сын отшатывается от двери, – Шпионишь за нами, чемпион?

– Я проверял колонки, пап.

– Ну, так можешь не проверять, делай потише. Твоя мама хочет тебе кое-что сказать?

Он видит, как жена разводит руками, жестом показывает ей, мол, надо парня уболтать, а сам он мигом в гараж и вот-вот вернется.

– Пап? – спрашивает ребенок, но большой папочка уже на полпути к цели.

– Папа отошел, это мама, – она подбирает слова, пытается звучать как можно мягче.

– Мам, я уже выбрал джинсы.

– Ты у меня молодец, открывай, и обсудим, какие лучше, – хмурясь, отвечает мать. Старается сдержать поток возмущения, то и дело смотрит на золотые часы, доставшиеся ей от матери. Да спешно перебирает звенья на браслете.

– И никакой формы, честно?

– Конечно, Филл, открывай и поговорим.

– А куда папа ушел? – и в голосе ребенка звучит сомнение, ведь подобное случалось далеко не в первый раз.

«Она на взводе, Фрэнк. Восьмой месяц уже пошел, чего ты от нее хочешь? Сам посиди дома недельку-другую без дела, да с пузом, как у бегемота, и посмотрим, как запоешь», – успокаивал он себя, попутно прикидывая, чем отворить дверь, да как не опоздать на встречу.

– Мам-мам?

– Что?

– Куда папа ушел?

– Он готовится к встрече, открывай дверь, я устала, – отбивая ритм по полу и кусая губы, сдержанно сказала мать. Тряхнула рукой и посмотрела на циферблат – прошло целых две минуты. А доносящаяся из детской песня подошла к концу и вновь началась сначала.

Пальцы музыканта плавно перебирали струны: заиграло вступление, а терпение матери уже готово было лопнуть. И стоило в дело войти барабанам, как она занесла кулак, готовая постучать в дверь со всей той силой, что порождала злость.

Фрэнк был уже в гараже, когда колонки ожили, и отзвук рваных ритмов заполнил дом. «Вот молодец, успокоила», – подумал он, оглядывая завалы из увлечений жены.

– Ну почему именно сегодня? – спрашивал он себя, пробираясь к шкафу с инструментами сквозь нагромождение вещей. – Все эти тряпки, коробки, а швейную машинку надо было ещё в начале лета выбросить, – он освободил подход к шкафу наполовину, когда услышал звук шагов на лестнице. Тяжело вздохнув, покосился на стоящий в другом углу оружейный сейф, вспомнил весь свой комплект, и представил, как достает наследие былых времен – старый русский СКС. Как сует ствол в рот и красит потолок в багряные тона.

– Фрэнк.

– Что?

– Фрэнк!

– Да что тебе от меня надо?! – хочет взорваться он, но сдержанно говорит: – Да, дорогая.

– Достал инструменты?

– Еще минуту, – вулкан в груди готов взорваться.

– Ты можешь побыстрее, мы уже опаздываем.

– Да что ты говоришь?! – с наигранным удивлением отвечает он, а в ответ ему, лишь удаляющийся звук шагов.

Рывком, отбросив в сторону очередную коробку с пряжами, он открывает дверцу шкафа. Рыщет по полкам, вытряхивает, все прямо на пол и, только хлопнув дверцей, видит на шкафу заветный красный кейс.

В тот же миг, осилив лестницу, мать бежит к детской, в боку колит от нагрузки, она хватает ртом воздух и с силой барабанит кулаком в дверь.

– Филлип Фрэнсис Катл, немедленно открывай дверь!

– Если я открою, будет, как всегда, – испуганно отвечает ребенок.

– Мы просто поговорим.

– И ты разрешишь одеть джинсы?

– Надеть, – поправляет она и чуть тише говорит: – Сынок, есть правила, хотим мы того или нет, но ты обязан…

Резкий удар в дверь заставляет мать отпрянуть, колонки выкручиваются на полную, и сквозь гомон ударных и гитарных рифов мать слышит лишь одно:

– Я ненавижу вас, лучше бы меня вы не рожали! – давясь обидой, кричит сын.

Мать хочет ответить, но тот, второй дерется ножкой. Да так рьяно, что ее скручивает пополам. Жадно хватая воздух, Барбара, опираясь о стену, медленно сползает на пол. Сжимает кулаки до белых пятен на костяшках, и плачет, не в силах совладать с собой. А дом трясет от рвущихся из колонок звуков, натужно хрипит усилитель, стены вибрируют, и все внутри приходит в резонанс. Звенят бокалы, стекла, сложенные в моющую машинку приборы. И даже остановившийся у почтового ящика посыльный из «Дон Ку Траффик», слышит, как из-за белой ограды ревет воинственный припев, популярной треш-метал группы «Металлбист»:

[2] Отрывок из песни «No regret». Треш-метал группа «MetallBeast», основанная в 2082 году. Звучание этих зверей – это не то, что вы хотели бы услышать, попивая лимонад на заднем дворе. Жестко, остро и на все сто асоциально.

Состав:

Дин Босвик – ведущий вокал; ритм гитара

Лэнс Дукет – сологитара; бэк-вокал

Брайан Марзини – ударные; перкуссия

Керт Де Гаэтоно – бас-гитара

– Иди ко мне, малыш, – говорит Фрэнк, убирая под мышку красный кейс. Слышит вновь гомон со второго этажа, закатывает глаза и устало умоляет: – Ну, сука, что у них опять не так-то? – восклицает он и со всей силы бьет кулаком в шкаф, когда перед глазами замаячило оповещение:

«Входящий вызов».

– Чёрт те что, – бурчит он себе под нос, сетуя на неподходящую ситуацию, – Найс, что за номер? – обращается он к цифровой помощнице.

– Входящий вызов с неизвестного номера, не удается определить, – ответил приятный женский голос, – Желаете ответить или отклонить вызов?

– Как же все, мать его, не вовремя.

– Не понимаю команды. Желаете ответить или отклонить вызов?

– Отвечу, – мрачно говорит Фрэнк и вновь поминает чью-то мать, наскочив коленом на острый угол коробки с пряжей.

– Привет, Фрэнк, это Билл.

– Билл?

– Билл Пэкстон, подрядчик.

– А, Билл, привет, – с улыбкой отзывается Фрэнк, а сам думает: «Вот только скажи, что ты уже подъехал и размозжу твою башку этим драным кейсом».

– Фрэнк, ты уже на объекте? – в голосе чувствуется волнение.

– Практически, подъезжаю, – соврал Фрэнк, не моргнув глазом, – А ты?

– Чёрт! Нет, я застрял на четыреста пятом под Санта-Моникой.

– Хреново, – а сам выдохнул с облегчением.

– Да, такие вот дела, перенесем?

Шум помех заглушил слова Билла.

– Что!?

– Я говорю, сможешь ли ты…

– Сожалею, но звонок сорвался, – констатировала Найс.

«Ну и чёрт с ним», – подумал Фрэнк, а вслух скомандовал: – Повторить набор.

– Сожалею, но клиент, которому вы пытаетесь дозвониться, недоступен.

– Ладно, – тяжело вздохнув, Фрэнк поправляет галстук и, четко проговаривая каждый слог, говорит: – Найс, набери мне Джил Пэкстон.

– Сожалею, но клиент, которому вы пытаетесь дозвониться, недоступен.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Фрэнк, – Да что сегодня за день-то такой?

– Тридцатое сентября 2088 год, четверг, погода ясная…

– Ты, сука издеваешься надо мной, что ли?! – всплеснув руками, он заносит, чёртов красный кейс над головой, но в последний миг сдерживается. Его трясет от злости, он уже всерьёз смотрит на оружейный шкаф, но штатный ответ приводит его в чувство.

– На такие запросы, я вообще не отвечаю, – сдержанно отвечает Найс с укором.

– Думай о Тахо, приятель. Просто думай о чёртовом Тахо.

– Проложить маршрут до озера Тахо?

– Иди ты на хер, – устало отвечает он.

Не дожидаясь очередного тупого ответа, смахивает струящийся по лбу пот и отключает функцию цифровой помощницы. Чуть приходит в себя, слышит текст набившей оскомину песни. Дин Босквик надрывно хрипит, красочно распевая историю о срубленных головах, траншеях и газовых атаках мировой войны прошлого века. Сам не помня себя, Фрэнк цитирует ложащийся в ритм отрывок: «Тела лежат, вокруг огонь, а дым клубиться тут столбом». В одночасье он понимает, как всё неважно, как ему повезло – с женой, с детьми, с карьерой и этим домом. Чёрт, да многие о таком достатке только мечтают! Он бежит к лестнице, перескакивая через две-три ступени за шаг, так словно ему вновь девятнадцать, и он звезда футбольной команды. Видит жену, она вся в слезах, но для него она вновь та задорная девчонка с этими косичками, да в короткой юбке. Увидев его, Барбара, прячет лицо в ладонях, чтобы не выдать глаза и разводы от поплывшей туши. Она что-то говорит, но губы плотно сжаты и слов не разобрать. В ответ он тихо шикает и нежно целует ее в лоб, говорит: «Не беспокойся, Барби, – и добавляет, – Я тебя люблю». Подходит к детской со словами: «Давай мириться, чемпион!» – готовится постучать в дверь детской. Но стоит руке коснуться полотна, как музыка в мгновение стихает.

– Филл? – неуверенно спрашивает отец.

– Пап, это не я! – испуганно отвечает сын.

Ветер за окном резко сменяется, ветви деревьев хлещут по окну, а по земле пробегает дрожь.

– Пап, это, правда не я. – твердит ребенок.

– Не переживай, сын…

Успевает сказать он, когда яркая вспышка озаряет дверной проем и окна, а в нос бьет резкий запах гари. Фрэнк, что есть сил, кричит, но голос меркнет под напором громоподобного рева. Занавеска в детской вспыхивают, стены покрываются черными пятнами, дымят и заходятся огнем. А мальчик кидается к двери.

– Пап! – успевает крикнуть сын, когда волосы вспыхивают, кожа шипит от жара, покрываясь коркой и сметающая все на своем пути ударная волна, срывает крышу с родового гнезда Катлов.

На секунду картинка замерла – схлопнулась, и вокруг всё до каления становится бело. Звезды играют в глазах ослепленного ядерным взрывом зрителя, и массивный черный гриб затмевает собой всю ширину кадра. Мгновение…

Свет уступает место тьме, а зритель испытывает пугающий, почти эсхатологический восторг. Бегут секунды, глаза Алана Грейсона привыкают к мраку, и он видит, как белые буквы отчетливо маячат по центру экрана:

Проговаривает текст, приятный женский голос цифровой помощницы. А браслет на руке вибрирует, оповещая владельца о новом сообщении. Найс уточняет: «Мистер Грейсон, вы достигаете места назначения».

Навстречу судьбе

– Найс, найди, где в Джерси можно посмотреть «В шаге от рая» Скьюзека, – сказал он, и тут же добавил, – и оформи бронь в ближайшем к дому кинотеатре.

– Ищу.

– Бронируй на девять вечера.

– Бронь оформлена, оплата прошла. Электронный билет и адрес, высылаю на почту.

– Спасибо, Найс.

– Пожалуйста, хорошего вам дня, мистер Грейсон.

Нащупав браслет, он отключил полноэкранный режим и вернулся в реальный мир. С непривычки резко подскочил на месте, словно человек, пробудившийся от дурного сна. И вот он вновь в обшарпанном вагоне, и хоть и утро, вокруг усталые – задумчивые лица, и всё совсем не так, как в кино. Поправив галстук, он огляделся. Сидящая рядом пожилая афроамериканка мельком взглянула на него и осуждающе покачала головой, в уме ругая помешанную на гаджетах молодежь. Но промолчала, лишь фыркнула, поправила очки с цепочкою на дужке и вернулась к чтению новостей со старенького планшета.

Вагон качнулся, Грейсон поднялся и по привычке бросил взгляд на информационное табло. Ярко желтые буквы бежали по экрану:

«Время поджимает», – мысленно поторопил себя Грейсон, протиснулся к дверям, и успел чудом ухватиться за поручень, когда поезд резко остановился в тоннеле. Сзади толкнули, кто-то вскрикнул, а он всем весом наступил на ботинок стоящего подле него мужчины. Извинился и, не найдя другого занятия, уткнулся взглядом в окно, разглядывая вереницы проводов на стенке тоннеля.

Прошла минута, люди толкались и возмущались в голос. Легко коснувшись браслета, Грейсон вызвал чат меню и написал приятелю по колледжу:

Привет, Дик. Смотрел «В шаге от рая»?

Через секунду ответ:

– Не пока не видел, стоит того?

– Это бомба, просто улет! Я не знаю, как им такое дали снять. Как бы Скьюзека после премьеры не посадили. А если такое случится, я уж боюсь, что сделают с автором.

– Да не посадят режиссера

– А, автора?)

– Сценариста что ли?

– Руперт Эвери вообще писатель, но да, в сценаристах он тоже числится.

– Да хрен его знает. Тебе не пофиг?

– Не знаю… просто там все вот прям про сейчас, ну ты понимаешь… Вот всё, как есть, без прикрас.

– Наверное

– Ну, да. Все же всё понимают. Так что думаешь?

– Слушай Ал, я сейчас немного занят. Меня пригласили в Трасн Оил, вот жду в переговорке

– Серьезно?

– А что

– Да ничего. А я еду в Эко.Кор.

– Тоже неплохо. А что куда?

– Буду работать с Джимом, чтоб его Коганом, представляешь?)))

– Говорят он немного того

– Кто говорит?

– Есть люди

– Какие еще люди?)

– Нормальные, которые не ставят точки в конце предложений

– Ну-ну, посмотрим, шутник.)))

– Ладно, завтра все в силе?

– А то, отхвачу место и пятница мой день Помпеи.

– Только давай без перегибов, а то я помню наш выпуск)

– Когда вы искали меня, а я заснул в туалете)?

– Ага, в сортире Лаки Дакки)))

– У человека нет прошлого.))

– Главное, что бы настоящее было. Это я к тому, что притормози со всеми этими мыслями о сейчас и прочей требухе либеральной

– Постараюсь.

– Уж сделай одолжение. Все, бывай. Удачи!

– И тебе!

Оставив последнее слово за собой, Грейсон отключил чат, убрал и оповещения. «Надо собраться», – сказал он себе и повторил дыхательные упражнения. Закончив, взглянул на отражение в стекле, невольно обратил внимание на мимику стоящих вокруг людей. Особенно выделялись двое, что стояли позади него. Крепкие, уже в возрасте и не без лишнего веса. Один повыше Алана, а в другом едва ли наберётся пять с половиной футов роста [3]. Коротышка что-то увлечённо доказывал, почёсывая залысину. В процессе увлекался и то и дело задевал стоявших рядом непослушными локтями, спешно просил прощения и с виноватым видом затихал на мгновение, опуская голову к груди. Теребил ус, чесал жидкие кудри на затылке и вновь заходился тирадой, энергично тыча мясистым пальцем в экран на стене вагона. Алан проследил за направлением его руки и отключил режим шумоподавления на наушниках. И в ту же секунду к пёстрому параду новостей добавились звуки:

– Смотри! Опять бабахнули, – недовольно заметил коротышка.

– Думаешь, и до нас эта волна дойдет? – меланхолично спросил его тот, что выше.

– Не знаю, Боб, но не нравится мне это. Говорю тебе, мир сошел с ума.

– Да брось, Пит, мир всегда сходил с ума, и мы как-то с этим справлялись.

– Вы выходите? – спросила девушка позади этих двоих.

[3] 5,5 футов – это 167,6 см, 1 фут – 30,48 см.

– Да-да, нам до конечной, – оживился тот, что пониже.

– Но вы проходите, – освобождая дорогу, отозвался тот, что повыше, и девушка протиснулась к двери.

Вжавшись в дверь еще сильнее, Алан Грейсон попытался встать поудобнее, но лишь сильнее упёрся бедром, в плечо сидящего у входа пассажира. На что тот ответил смиренным рыком и тут же затих, уткнувшись в экран на стене вагона.

Поезд тронулся, а новостной шпигель [4] уступил место прямому включению.

[4]Шпигель – короткая нарезка видеоматериала в начале новостного выпуска. Служит для ознакомления зрителей с основными темами выпуска.

– Смотри, смотри! – палец Пита вновь замаячил перед экраном.

Миловидная японоамериканка вела прямое включение с нефтедобывающей станции «Транс Оил» у берегов Антарктиды. Капюшон штормовки жил отдельной жизнью и то и дело стремился накрыть ее с головой. По лицу было видно, она давно с этим смирилась, и, пытаясь не подавать вида, продолжала вести репортаж.

– Ага, конечно, никто не взял на себя вины за теракт, – возмутился сиплым голосом коротышка. – Итак, понятно, кто бабахнул, – хмыкнул он и сквозь зубы процедил, – чёртовы узкоглазые.

– Ты думаешь, это китайцы? Думаешь, им одной войны не хватило?

– Конечно, Боб, а кто ещё? – Пит выпучил глаза. – Сначала мы их отделали в восемьдесят втором, потом торговлю перекрыли, а теперь еще и в Антарктику с Африкой залезли. Вот они и мстят, – кашлянул Пит, и тут же добавил: – как могут.

– Да ну, брось, бред, – отмахнулся высокий, – русским мы тоже когда-то торговлю перекрывали, но никто ничего не взрывал, – сказал Боб и аккуратно подметил: – даже в союзе теперь.

– Не-не-не, – завёлся коротышка, – ты не сравнивай, с ними мы не воевали. И вообще, у комми был свой кодекс чести, если на то пошло, это тебе не желторотые.

– Ты их коммунистами назвал, серьёзно, Пит? – иронично заметил высокий и тепло улыбнулся, играя бровями.

– Я… – начал было Пит.

– А вы не могли бы оба заткнуться?!

Двое растерянно уставились на пожилую женщину со стареньким планшетом в руках.

Первым ожил коротышка.

– А вы не лезьте! – он резко вскинул палец вверх. – Нам говорят, Союз, чушь всё это! Мы подобрали осколки развалившейся страны и назвали их новыми штатами. Но это экспансия, а никакой не союз. И Сибирь это лишь цветочки, у нас чёртов президент уж выборы отменил и сидит, как чёртов император. А вы мне тут шикаете, в жопу себе эти шиканья засуньте!

– Тише, Пит, – скрипя зубами, попытался урезонить друга Боб, но весь вагон уже смотрел на них во все глаза.

Оценив ситуацию, Алан поспешил включить режим шумоподавления на наушниках и отвернулся. И если бы поезд в тот же час не тронулся, кто знает, чем могла обернуться эта перепалка.

Прошла минута…

Поезд замедлил ход, остановился. И стоило дверям открыться, как поток пассажиров увлек Алана Грейсона за собой.

– Найс, дай выпуск новостей с пятнадцатого, – бросил он впопыхах, активно работая локтями на выходе из подземки.

– Боже, – тихо сказал Алан и окинул взглядом людское столпотворение.

Вся улица от парка Либерти до мемориала Одиннадцатого сентября была заполнена вышедшими на протест людьми. Одни держали плакаты, другие слонялись без дела, разглядывая собравшихся и окружающие парк башни. Людское брожение не прерывалось ни на секунду.

Мимо Алана прошел худощавый парень в потертой толстовке Сити колледжа и такой же видавшей жизнь бейсболке с логотипом «Металлбист», плакат в его руках гласил:

Рядом стояла молодая студентка из Колумбийского. С другим, еще более содержательным слоганом:

– Найс, проложи маршрут до точки назначения, – сказал Алан, разглядывая толпу и тяжело вздыхая.

– Маршрут построен, – перед глазами Алана появились зеленые стрелки.

Первая умостилась под левым ботинком, а остальные протянулись змейкой по тротуару и уходили вглубь толпы. Алан жестом свернул видеоряд новостей до минимума и больше слушал новости, чем смотрел.

Группа китайских кораблей была замечена в нейтральных водах, близ штата Калифорния. Пекин заявляет, что это навигационная ошибка в ходе учений. И данные действия никак не связаны с попыткой оказать давление на президента Дилана и на решение по отмене эмбарго. «Новое правительство Китая никогда не было заинтересовано в силовом решении вопроса», – так прокомментировал ситуацию глава МИД Китая на прямой линии. А нам остается лишь гадать, к чему еще приведет торговая война Континентального Союза и вновь набирающего силы Азиатского Блока.

Следуя направляющим, Алан лавировал в людском потоке. Оставив парк Заккоти позади, свернул на Бродвей. Ряды митингующих постепенно редели, уступая пальму первенства толпам туристов. А полупрозрачный образ диктора продолжал маячить на периферии взгляда, переходя к новому блоку новостей:

Тело пропавшего без вести Ричарда Бэнкса было обнаружено сегодня утром на парковке города Патерсон, штат Нью-Джерси. Смерть наступила от множественных огнестрельных ранений. Официальная версия – ограбление. Местоположение его напарника, Генри Паскаля, до сих пор не установлено. Детектив Бэнкс и его напарник, расследовали дело об исчезновениях людей, прокатившихся по городу и штату Нью-Йорк. Но в ходе внутреннего расследования были отстранены. За информацию о нахождении Генри Паскаля власти готовы выплатить вознаграждение.

Алан свернул с Бродвея, оставив церковь Троицы позади. Посмотрел на браслет, циферблат показывал пять минут до опоздания, он поспешил ускорить шаг. А новости прервал рекламный ролик – отрывок из документального фильма о компании «Ред Кэп» на общегосударственном канале «Нэйшионал Дидс»:

Мы ценим ваши привычки и знаем, как плотно они входят в быт, – сказал мужчина в форменной одежде компании, повернулся в пол оборота, – Мы учли ваши мнения и с трепетом отнеслись к пожеланиям. Как инноваторов, так и сторонников классики, – ведущий программы плавно поднимает указательный палец и с улыбкой указывает на богатый модельный ряд гаджетов, – Именно поэтому компания «Ред Кэп» оставляет дисплей на умных браслетах. А вы уже сами решаете, как и где будет отображаться нужная вам информация, в особенности дата и время. Ведь одним подойдет циферблат на браслете, а другим ближе отражать данные на цифровых линзах. – Ведущий возводит руки над головой, так, словно стоит у алтаря. Браслеты, пейслайны, домашние колонки и системные пакеты умных домов – вся инфраструктура «Пейс Эйр» выстраивается в ряд, протягиваясь дугой над человеком в красной форме, и сверкает, подобно иконостасу. А ведущий подмигивает Грейсону с экрана, говоря напоследок: – Если это твой выбор, то, твой выбор – «Ред Кэп».

Алан смахивает в сторону окно с каталог компании. Проскакивает пересечение Брод и Уолл-стрит, чудом уворачивается от мальчишки с подтаявшим рожком. Вздыхая, шепчет:

– Черт, только не детская экскурсия, – почти молит он.

И тут же спасает брюки от очередного, летящего без оглядки, ребенка с шоколадкой в руке. Чуть придерживает сорванца за плечо, отстраняет прочь и натыкается на взгляд экскурсовода.

– Аккуратнее, мистер. Это же дети, – читает он по губам.

– А это костюм за семьсот сине-зелённых, – отвечает он, не слыша своего голоса.

И видно так громко, что все родители в группе разом оборачиваются в его сторону, что-то возмущенно кудахчут, широко открывая рты. А ему плевать: он уже на финишной прямой, идёт скорым шагом, и только голос ведущего новостей звучит фоном:

«К другим новостям. Сегодняшний день в Нью-Йорке обещает быть жарким. Студенческие движения объединили силы и планируют провести массовые демонстрации на Нижнем Манхэттене. Один из студенческих лидеров заявил на своей страничке в «Пэйс Эйр»: «Большое яблоко впору называть гнилым яблоком, мы не потерпим текущего политического курса и выйдем на улицы, хотят того власти или нет!» Ждать ли властям города погромов, или всё обойдется мирно? На данный момент сложно сказать… – ведущий запинается и прикладывает палец к уху, – но, как передает мне один из наших корреспондентов, полиция стягивает силы в район Чайнатауна. Подробности мы сообщим позже. Пока нам известно, только то, что на пересечении Канал и Элизабет-стрит фиксируется массовая драка, – сообщил диктор и передал слово коллеге в студии».

Девушка в строгом костюме поправила папку на столе, легко коснулась волос и, поблагодарив коллегу, продолжила выпуск:

«Тем временем в Западном Мидтауне не прекращается забастовка работников санитарной службы. Представители департамента отказываются давать комментарии по данному вопросу. Но вот что нам стало известно», – на экране появился корреспондент, позади него бушует толпа работяг:

«Как меня слышно, Сьюзан?» – спрашивает он и вжимает голову в плечи, когда рядом об асфальт разбивается пустая бутылка.

«Отлично тебя слышим, Чарли. Что у вас сейчас происходит?»

«Как видишь, у нас горячо, почти весь Санитарный департамент вышел на улицы. Силы правопорядка пока не предпринимают никаких действий. А я уже успел опросить рабочих, и стало понятно, что многих заботит последствия роботизации отрасли».

«Спасибо, Чарли. Будь аккуратнее там, – говорит ведущая с фирменной улыбкой на лице и обращается к сидящему напротив коллеге, – Чед, тебе что-то говорят эти слова?»

«Отличный вопрос, Сьюзан. – отмечает ведущий и переходит к заготовленным данным. Роботизация санитарной службы, – чеканит он каждое слово и сцепляет пальцы, – первоначально реформа задумывалась, как облегчение трудовых условий работникам департамента. Первым был модернизирован центральный пункт приема на Блумфилд-стрит, что ныне известен многим, как башня Санитарного департамента на Пирсе 53. Изначально планировалось снабдить бригады «мусорщиков» экзоскелетами от «ФТ Системс», но с началом реформы, быстро стало известно о закупке программного обеспечения «Эдж» от «УБС Технолоджис». Что означало – на улицы пустят автоматизированные машины не требующие присутствия оператора. Это и повлекло за собой веерные сокращения в виду отсутствия рабочих мест. Что нас ожидает дальше, сказать сложно, но я уверен, это неделя пройдет с запашком».

«Как пессимистично, Чарли, – Говорит ведущая и, глядя в камеру, чеканит: – Связана ли волна сокращений с роботизацией отрасли? Чем опасен коктейль из митингующих студентов и бастующих мусорщиков? И куда смотрят власти города? Подробности мы узнаем из прямого включения от Рассела Дольтса, сразу, после рекламы».

«А с вами был, Чед Стейси».

«И Сьюзан Белл».

«Это были новости Пятого канала, берегите себя».

«И не переключайте канал».

Улыбаясь во всю ширину рта, напутствуют ведущие, а по экрану бежит нарезка из ранее показанных событий.

– Как всегда, вовремя, – улыбнулся Алан Грейсон, взглянув на часы.

Остановился перед входом в здание, снял линзы и наушники (зная о ретроградных взглядах будущего начальника). Убрал их в миниатюрный кейс, сделал глубокий вдох, задержал дыхание. И чувствуя, как пульс постепенно приходит в норму, медленно выдохнул:

– Просто будь собой, нервничай, но в меру. Ты получишь и эту должность, и эту работу, – сказал он себе и задрал голову кверху.

Головной офис «Эко Кор» поражал воображение своей монолитностью. Казалось, его стены воочию дышат историей и тайной, а непривычный для современного глаза неоготический стиль лишь подхлестывал эти чувства. Алан сверил время и позволил себе мгновение слабости. Отступил на два шага и насладился видом.

Выполненные в бронзе буквы подчеркивали строгость фасада, а высокие окна над входом и выше, придавали небоскребу сходство с собором. Он попытался разглядеть шпиль, но без улучшающих зрение цифровых линз, тот расплывался вдали и терялся на фоне ясного неба.

Браслет оповестил вибросигналом, что отведенное на дорогу время закончилось.

Поправив галстук, он прочистил горло и решительно скользнул в дверь револьверного типа. Но, оказавшись на шаг ближе к попаданию в корпоративной обойму, замер на месте. Внутренняя часть здания поражала пуще внешней. Высокие своды вестибюля отделаны цветной мозаикой с позолотой. А стены и пол выполнены в причудливом сочетание красного и черного мрамора.

Не теряя более времени, он уверенно проследовал к стойке ресепшена. Теплый свет ламп едва касался пола и создавал особую атмосферу спокойного величия. Полутени играли на кожаной обивке диванов в зале ожидания, а выполненное в металле изображение двух рабочих с молотами мерно сияло, возвышаясь над стойкой ресепшена, подобно алтарю.

– Добрый день, сэр, чем я могу вам помочь? – пропела девушка за стойкой в строгом костюме и белой блузке.

– У меня сегодня первый рабочий день, – слегка смутившись, ответил он и широко улыбнулся.

– Как я могу к вам обращаться, сэр?

– Грейсон, Алан Грейсон.

– Приложите палец к ридеру [5], мистер Грейсон.

[5] Ридер – устройство, удостоверяющее личность по отпечатку пальца или сканированию сетчатки глаза.

Пальцы девушки скользнули по клавиатуре, на лбу появилась едва заметная морщинка, а глаза следили за выдаваемой монитором информацией.

– Нашла, – звонко ответила девушка, – Алан Грейсон, помощник Джима Когана, – вынув из ящика стола одну из пластиковых карт с логотипом компании «Эко Кор», положила ее на стойку перед Аланом.

– Спасибо. Мне на пятьдесят восьмой, верно?

– Именно так. Не забудьте карту – не на всех этажах стоят ридеры, – почесав аккуратный носик, напомнила блондинка, – и после общения с мистером Коганом, обратитесь к его секретарше. Она должна заказать именной пропуск в отделе кадров.

– Еще раз, спасибо.

– Хорошего дня.

– И вам, – бросил он через плечо, проходя рамку металлодетектора.

Охранник посмотрел на показатели и проводил его невозмутимым взглядом до лифта.

Грейсон нажал кнопку вызова, двери беззвучно открылись. Его приятно удивил тот факт, что внутри кабины не оказалось ни единого зеркала. Лифт плавно начал движение, а, набрав скорость, едва уловимо шумел, убаюкивал. Пытаясь отвлечь себя и расслабиться, Алан мысленно рассуждал о дизайнерских решениях последних десятилетий. «Порой зеркала бывают, полезны, но если припомнить, когда я последний раз ими пользовался? Обычно ты в лифте не один и допустимо поправить галстук, но не более. А освещение. Где же это было? А, точно, на той суповой [6] вечеринке у Томми, – качнул головой, улыбнулся. – Да, там было такой жуткий свет, что я подумал тогда, эта штука больше врата рая напоминает, а не лифт. Да и с зеркалами перебор был. Не то чтобы я не любил свое отражение, нет, дело скорее касается интенсивности светового потока. Тут приятный, теплый полумрак, чувствуются старые деньги и величие. А там был холодный, офисный свет. В таких кабинках ты, словно мертвец под лампой патологоанатома: виден каждый изъян твоего лица, каждая неровность кожи».

[6] Суповые вечеринки – это мероприятие, организованные следующим образом: каждый участник получает продукт из списка и покупает его, а приглашенный повар готовит на всех суп. Многим это кажется странным, кому-то диким. Но в этих вечерах есть свой шарм, ведь не приди кто-то вовремя, все будут знать: «С ним супа не сваришь».

Прозвучал короткий звонок. Алан машинально шагнул в дверной проем, продолжая вести внутренний диалог, и чуть не столкнулся лбом с входящим мужчиной.

– Оу-оу, тише! К чему такая спешка? – держа перед собой руку, обратился к нему вошедший.

– Я вас не заметил. Просто задумался и…

– Не извиняйтесь, это всё нервы.

– О чём вы?

– Это не ваш этаж, это пятидесятый, а вам на пятьдесят восьмой, – указывая на цифровое табло, отметил незнакомец.

– Откуда вы знаете?

– Я вас озадачил, верно? – незнакомец пристально посмотрел на Алана и ехидно улыбнулся. Пользуясь растерянностью собеседника, подхватил инициативу. – Меня зовут мистер Карсон, – крепко пожал парню руку, а свободную левую положил ему на плечо, – Проходите, – указывал он на кабину лифта правой.

– Мистер Карсон, – начал было Грейсон.

– Для вас, просто Сидни, – расплылся в теплой улыбке, – начальник отдела безопасности, если вас интересует должность.

– Очень рад знакомству, – ответил Алан на автомате, а про себя подметил контраст между теплотой улыбки и холодом в глазах. И подумал, что какая-то внутренняя неприязнь сквозила в этом человеке: странное чувство тревоги, словно нечто, прилипло к тебе, и сколь ни старайся, его уже не стряхнешь.

Сидни пригладил залысину и прожал кнопку пятьдесят восьмого этажа.

– Знаю, у вас сегодня первый день, но вынужден предупредить: мистер Коган бывает резок. Трудоголик, что с него взять, – развел руками Сидни и осклабился. – Мы неоднократно намекали ему на отпуск, даже давали специальные условия по оплате, в случае согласия. Но он был и есть непреклонен, – сделал паузу. – Насколько я помню, в университете к вам подбивали клинья ребята из «Транс Оил»?

– Да, было дело, – ответил Алан и посмотрел на табло в лифте.

– Я вас утомляю?

– Что вы.

– Хм-м, так почему вы отвергли их предложение? Местечко-то сладенькое было.

– Как сказать, – скривился в ухмылке Грейсон, – ещё в школе я щёлкал тест Форда на завтрак вместо хлопьев.

Алан имел в виду тест Генри Фора при приеме на работу – логическую задачку, успешное решение которой говорило о наличии у претендента таких качеств, как логическое мышление, находчивость, стрессоустойчивость, умение нестандартно мыслить.

– И единственное, что я хотел и желал, так это работать с легендой и оставить след в истории, а не заниматься расчетами по устройству нефтеперерабатывающих заводов. Это исчерпывающий ответ?

– Даже более чем, – Карсон покрутил перстень на безымянном пальце, и, кивнув, поджал губу. – И скажу честно: у руководства точно такие же пожелания, – рука Сидни вновь легла на плечо парня. – Поэтому буду крайне признателен за любую информацию.

– Не совсем понимаю, о какой информации идет речь? – слегка отстранился Алан.

– О той, что касается командной работы. Например, если заметите странности в поведении мистера Когана, нестыковки. Или, быть может, личные поручения, которые напрямую дела не касаются, – он прочистил горло и прямо посмотрел Грейсону в глаза. – В любой подозрительной ситуации идите к Сидни, а Сидни своих не забывает.

Раздался короткий звонок, двери открылись на пятьдесят восьмом этаже.

– Спасибо за дельные советы, мистер Карсон.

– Просто Сидни, молодой человек. Двери моего кабинета всегда открыты, – сухощавый мужчина козырнул на прощание, указал парню место назначения и ушел в противоположном направлении.

«Вот же говна кусок», – подумал Алан, глядя ему вслед. Бросил взгляд на браслет, чертыхнулся и поспешил на встречу.

Обратный отсчет с видом на залив Аппер

Пол был расчерчен цветными линиями: отдел макетов, проекторная, зал совещаний. А стены – из прозрачных панелей, что отображали данные о сотрудниках, их наличие на месте и текущую занятость. Все создавало эффект открытого зала, все, кроме закрытого глухими панелями кабинета в конце, того, к которому вела ярко-красная линия. И чем ближе Алан Грейсон к нему подходил, тем отчетливее он слышал знакомый по документалкам голос:

– Сколько раз мне тебе повторять!? – прозрачные стены приемной едва гасили слова.

Обладатель гулкого баса был явно чем-то недоволен, ходил из стороны в сторону, метался, как тигр в клетке. Алан сбавил шаг. «Джим Коган, это чертов Джим Коган!» – пронеслось у него в голове, когда за стеклянной дверью он увидел крепко сбитого южанина с голубыми глазами и проседью на висках. И, судя по жестикуляции и звукам, тот был готов вот-вот разорваться, подобно водородной бомбе, а хрупкая девушка, напротив, была в самом эпицентре грядущего взрыва.

– Марта, твою мать! Сколько еще раз тебе повторять? – погрозил пальцем, Коган, – Если я говорю, что меня нет, значит, меня нет ни для кого. В особенности для моей бывшей жены! Это ясно?

– Сэр, но… – теребя рукав блузки, ответила секретарша.

– Да ты издеваешься. Я что, по-твоему, попугай? – откинул полу пиджака, провел рукой по подкладке, – Ты видишь перья под этим костюмом?

– Сэр, мистер Коган…

– Что? Что, ты хочешь сказать, что ты извиняешься? Да мне насрать! Не нравится работа, не справляешься с обязанностями, так заполняй форму двенадцать – сорок пять «А» и вали к чертовой матери из моего лагеря, ты меня поняла?

Он прервался, видя, как она подняла дрожащую руку.

– Что?

– Это форма вызова службы по борьбе с насекомыми, сэр, – неуверенно ответила Марта.

– Нет, это Пол Верховен.

– Я не читала, сэр.

«Может, потому, что это фильм», – подумал Коган, но в лице стал мягче и, стараясь не повышать голоса, спросил:

– По звонкам все ясно?

– Да, сэр. Да, мистер Коган.

– Отлично! Меня ни для кого нет до полудня. Усекла?

В ответ она кивнула трижды. А он бросил взгляд на брюнета, наблюдавшего за ним из коридора. Чуть задержал взгляд: высокий, стройный, костюм ничего, но сразу видно, паренек небогат. А по глазам чувствуется – очень хочет вырваться в люди. «Еще одна утка? – задался вопросом Коган. Ответа себе не дал, решил: – Если и так, посмотрим! Но коли уж он к тебе, осади его сразу», – закончив мысль, сжав зубы, кивнул и обратился к Марте:

– До полудня.

– Да, сэр.

Хлопнув дверью, он удалился. А дух тирании застыл в воздухе и был так плотен, что хоть ножом режь.

Стараясь не выдавать тревоги, молодой брюнет подошел к приемной. Аккуратно открыв дверь, приблизился к столу секретарши и поправил галстук.

– Добрый день, мэм, – мягко начал разговор парень, – меня зовут Алан Грейсон, я новый помощник мистера Когана.

– Да-да, одну минуту, – лицо Марты покрыл плотный багрянец, но она отчаянно пыталась взять себя в руки и не разреветься. – Сейчас я представлю вас мистеру Когану, попытаюсь. Надеюсь, у вас крепкие нервы, будьте готовы, – шмыгнула носом. – Да вы и сами уже, наверное, слышали, что к чему.

– Не переживайте, бывают и куда более серьезные вещи, из-за которых не стоит расстраиваться. Вы выше этого, я уверен.

– Да куда уж там, – сказала она и через силу улыбнулась: – Спасибо, спасибо за поддержку, – она оторвала взгляд от стола, посмотрела на Алана и приняла поданный ей платок. – Да, думаю, и вправду, не всё так страшно, – произнесла она уже куда более оживленно.

– Еще как, юная мисс, – он бросил взгляд на именную табличку, – или, быть может, миссис Хобс?

– Мисс, – ответила она слегка смущенно.

Алан задал ей пару вопросов, не относящихся к делу, отпустил шутку-другую, пригласил пообедать. Спустя считанные минуты от былых волнений не осталось и следа. А перед ним сидела красивая двадцатилетняя девушка с задорным блеском в глазах.

– Что мне еще стоит о нём знать? – подытожил их перешептывание Алан.

– Думаю, вы всё и так уже знаете. Просто помните, что мистер Коган не от мира сего, плюс немного расист, плюс курильщик и… – она игриво улыбнулась и, поглядев по сторонам, тихо сказала: – Последнего помощника он ударил.

– Серьезно?

– Угу, – закивала головой Марта, – он был поляк.

– И только? – улыбнулся Грейсон.

– И только. Потому помни, – она вновь начала загибать пальцы, – расист, курильщик…

– И просто отличный парень, – закончил он за неё. – Всё, пора встретиться со зверем: запускай, Марти.

Она смерила его игривым взглядом и, нажав на кнопку интеркома, проговорила:

– Мистер Коган к вам… – рык дикого зверя прервал ее сообщение.

– Какого чёрта?!

– Встреча, сэр…

В динамике послышался отчаянный вздох, молчание.

– Ладно, выкладывай, кто там еще? – и спешно добавил: – Надеюсь, не моя бывшая жена, иначе…

– Нет-нет, мистер Коган, – пролепетала Марта, – прибыл ваш новый помощник.

– А-а-а, хорошо, пригласи его! – сказал он так, словно никого и не ждал.

– Проходите, – в глазах девушки читалось сочувствие.

Поправив галстук, Алан уверенно вошел в кабинет. На пороге застыл, отметил на стенах темного цвета панели – натуральное дерево, лампа, массивный стол, огромное кожаное кресло и пепельница возле папки из кадрового отдела. Этот контраст поражал, казалось, тот коридор и отделы, все из века грядущего – двадцать второго, а этот, словно застрял в далеком двадцатом столетии.

Но парень не подал виду: войдя, не мешкая, взял инициативу в свои руки:

– Добрый день, сэр, – энергично сказал он с порога, – меня зовут Алан Грейсон, я ваш новый…

– Знаю-знаю, – отмахнулся Коган, стоя напротив ростового окна, посмотрел на часы. – Представляешь, мало того, что эта сука оттяпает себе половину всего, так она еще и попрекает меня детьми, – он зло ухмыльнулся, наблюдая, как суда рассекают водную гладь залива – я, видите ли, уделяю им мало времени. А ничего, что мы в шаге от развода? – синхронно подняв руки и брови, вопрошал Джим так, словно репетировал сцену в спектакле.

– Да-да, мистер Коган, понимаю, – наигранно запинаясь, выдавил из себя Алан.

– Да, ни черта ты не понимаешь, – махнув рукой, Коган устало вздохнул. – Сначала они все такие, – повел плечом, – замечательные, красивые и нежные, но стоит только надеть им на палец кольцо, как всё катится к чёртовой матери, – сказал он, не отрывая взгляда от уходящего вдаль парома, и закурил.

«Что он несёт?» – пронеслось в голове Грейсона, когда владелец кабинета продолжил свой монолог:

– Не проходит и года, как они превращаются в грёбаного червя, сосущего из тебя все соки, – пустил дым к полу, вновь затянулся, – солитера с обвисшей жопой, мать его. Так-то, – он устало склонил голову, помассировал зудящий висок, – хотя, кому я это рассказываю, у тебя же ещё всё впереди, – добавил он, смягчившись, выпрямился и, развернувшись к претенденту лицом, озарил его формальной улыбкой. – Располагайся, – указал на стул, а сам, обойдя стол, сел в кресло и разгладил лежащую перед ним папку.

Откинувшись в кресле, выдержал паузу, затянулся. Пробив барабанную дробь по подлокотнику кресла, подался вперед и затушил сигарету.

– Ладно, сопли в сторону – поговорим о деле, – фыркнув, подытожил Коган, – Как, говоришь, тебя зовут?

– Алан Грейсон, сэр, – отчеканил парень.

– Хм, Грейсон, – произнес Коган, смакуя каждый слог,– мне нравится. Хорошая фамилия, есть в ней что-то металлическое, что-то в послевкусие, – мельком взглянул на кандидата, добавил, – Надеюсь, ты ее стоишь.

– Мое резюме – тому лучшее подтверждение, – расправив плечи, ответил Алан.

– Да? Не смотрел.

– Как? Но, как же…

– Я что, похож на кадровика? – прервал его Коган и, не дожидаясь ответа, продолжил опрос: – Откуда ты родом?

– Джерси Сити, сэр, – сдерживая гнев, ответил Алан.

– Да ладно, а с какой улицы?

– С Уильямс авеню, сэр, она пересекается с Вест-сайд авеню, возле Лин…

– Линкольн парка, знаю-знаю. А я с Уэлш-Лэйн, закуток недалеко от синагоги, что на Гаррисон-авеню. Кто бы мог подумать, парень из Джерси! – сказал он и осклабился. – Хорошо, – хлопнул ладонью по столу и в одночасье посуровел, – работы нам предстоит немало, поэтому буду говорить прямо. Следуй моим правилам, и всё пойдет как надо. В принципе, правило у меня только одно. Всегда помни, что соседский мальчик мечтает о твоей работе, – погрозил ему пальцем Коган. – Но на всякий случай растолкую поподробнее, – входящий звонок прервал его. – Что там еще Марта?

– Мистер Орден на второй линии, сэр.

– Хорошо, – Коган приложил палец к губам, давая знак молчать.

Тяжело вздохнул и напрягся, а морщины на лбу собрались в кучу, подобно борцу, вставшему в стойку. Он переключил линию и поднял телефонную трубку старого образца.

– Привет, Стив, если ты хочешь справиться о ходе работ над проектом, то второй звонок за день я считаю лишним. Всё идёт своим чередом, к концу квартала мы закончим…

От услышанного в ответ брови Когана резко поползли вверх.

– Что?! – губы вытянулись в дугу, скошенную к полу. – Ты уверен? Сколько у нас времени? Но откуда такая информация?! – с секунду он сидел, подобно каменному изваянию, из трубки послышались гудки.

– Что-то не так, мистер Коган? Может быть, я зайду попозже, а пока ознакомлюсь с делами? – на секунду Алану показалось, что у шефа приступ.

Лицо Когана застыло, взгляд стал пустым, а левая скула непроизвольно дернулась.

– Нет, в порядке, всё в порядке. Дела, да кое-что ещё можно успеть, – он опустил трубку, нажал кнопку селектора. – Марта, мне нужен обратный звонок на номер, с которого звонила моя жена!

– Мистер Коган? – выдавила девушка.

– Я абсолютно серьезно, мне нужно связаться с женой.

– Хорошо, сэр, – в голосе девушки застыло недоумение.

Коган с силой прижал аппарат к уху: длинные гудки, ожидание.

И, наконец, из трубки послышался приятный, щебечущий голос женщины в годах:

– Алло.

– Это Коган, мне нужно поговорить с Маргарет.

– Она не хочет с тобой говорить, Джимми, – тяжелый вздох. – Ты, вообще, в курсе, что она всё утро пыталась до тебя дозвониться? Секретарша говорила, что тебя нет на месте: ты на совещании, ты в космосе или еще где-то, – миссис Митчелл перевела дыхание. – Ты где угодно, но только не там, где нужен. Для этого я растила свою дочь… – она поправила очки-половинки, – чтобы какой-то мужлан разбил её сердце, а потом появлялся по своей прихоти? Подумай хотя бы о детях! Что вы вообще делаете, мистер, кроме того, что думаете только о себе?

– Миссис…

– Даже не начинай, Джимми. Нет, я не готова видеть, как мои внуки растут в неполноценной семье, – голос старушки смягчился, она прикрыла рот ладонью и перешла на полушёпот: – Позвони позже, она не готова сейчас с тобой говорить, Джим.

– Миссис Митчелл! Это дело жизни и смерти, поверьте мне. Позовите уже дочь к телефону. Если вам действительно так важна дальнейшая жизнь внуков.

– Да, что ты такое говоришь?!– в голосе смешались ноты возмущения и страха.

– Миссис Митчелл, Дороти, – он вытер выступивший на лбу пот, – срочно позовите вашу дочь к телефону, прошу вас!

Ответа не последовало, лишь едва уловимый треск в трубке и звук удаляющихся шагов. Треск то нарастал, то стихал, время шло. Словно из-под толщи воды Коган услышал гулкое эхо – голос миссис Митчелл.

– Маргарет, телефон.

– Кто там ещё, мам?

– Джимми объявился, просит тебя. Говорит, что там что-то важное, – неразборчивая речь в ответ. – Милая я всё понимаю, но поговори с ним. Он звучал очень тревожно, – на последнем слове помехи ушли, громкость вернулась.

От неожиданности, Джим отдернул трубку от уха, но тут же прильнул обратно.

– Вот и правильно: пускай потревожится – надо когда-то начинать, – услышал он голос жены.

– Маргарет Коган, я не буду повторять дважды, возьми эту чёртову трубку! Что вы грызетесь, как собаки, не поделившие кость? Должен же кто-то из вас быть здравомыслящим человеком.

– О боже, мама.

– Маргарет Коул Митчелл [7], я больше не буду тебя просить.

– Хорошо-хорошо! Поговорю я с ним, только не начинай, мам.

[7] Митчелл – девичья фамилия жены Когана.

В трубке послышались звуки приближающихся шагов. Каблуки зло вгрызались в пол, чеканя каждый шаг.

– Как всегда, добился своего, Джим? – сказала она в трубку.

– Маргарет, у тебя с собой ключи от дома в Бруклине?

– Тебе нашего разговора утром не хватило? – шепотом. – Хотя нет, забудь, – она повысила голос: – Я достаточно зарабатываю, и мне не нужен наш-твой дом, ни в Джерси, ни в Бруклине. Можешь тащить туда всех окружных девок!

– Да, услышь ты меня! – чуть не закричал в голос Джим.

– Уже слышала и видела! Кстати, как там мисс красивые сиськи поживает? – она сдула прядь темных волос со лба. – Наверное, уже показал ей свою коллекцию старых фильмов, а, Джимми? – вьющийся локон упрямо сполз на глаза, и она вновь вернула его в строй.

– Марджи, послушай… – пропустив мимо ушей очередную тираду жены, взорвался гулким басом. – Заткнись! Бери детей, маму и как можно быстрее беги к дому в Бруклине! – а про себя подумал: «Надеюсь, ты верна себе и ключи при тебе».

– Джим, я не понимаю, ты совсем…

– Да, что тут непонятного?! – перебил её он. – Ты должна как можно быстрее бежать в дом на Клинтон-стрит. Как доберешься, всё поймешь.

Потеря Коганом компании «Гипперион Энерджи», маячащее на горизонте банкротство и, как вишенка на торте, скандальные фото из стрип-клуба, которое повергло его брак в прах. Все это не единожды раздувалось прессой. Джим был под постоянным наблюдением: журналисты сновали возле его дома; отдел безопасности «Эко Кор» не спускал с него глаз, и даже чертов налоговый орган, нет-нет да наведывался с проверкой, изучая счета и траты. Лишь одну тайну он смог сохранить – документы из госреестра от 2080 года. В одной части которого говорилось о стройке башни «Гипперион» в Нью-Джерси. В другой речь шла о трехэтажном доме на Клинтон-стрит, а именно: строение 151.153.155.159. Где после подачи заявления в отдел городского планирования в 2082 был одобрен капитальный ремонт с заменой несущих конструкций. Джим дорожил этой тайной, привлекал к работе третьих лиц, каждый месяц менял строительные бригады – был крайне аккуратен. К 2083 объект был сдан, и никто не догадывался, что под домом организованно личное убежище судного дня, что готово сокрыть, уберечь и прокормить четверых взрослых. И даже сейчас, когда жена в панике спрашивала его, что стряслось, он молчал, помня об осторожности, свято храня тайну четвёртый год.

– Ты все поняла?! – вновь гаркнул Коган, слушая, как жена осыпает его вопросами.

– Я надеюсь, ты шутишь.

– Нет.

– Джеймс, ты в своем уме? Ты трезв? – она вновь отчеканила набившие оскомину вопросы.

– К сожалению, да.

– Точно? – уточнила она с сомнением в голосе. – Последнее время ты очень странно себя ведешь, и эта история…

– Да, уверен! – он бросил взгляд на Алана. – Меня предупредили сверху. Это не шутка, – понизив голос, почти шёпотом он сказал: – Пожалуйста, Марджи, поторопись и передай детям, я их лю… – связь резко оборвалась, в трубке лишь тишина.

– Твою мать! – Коган с силой ударил ладонью о стол.

На мгновение его поглотило отчаяние, он обхватил лицо руками. От лезущих в голову мыслей, сердце сдавила тягучая, липкая боль. Не замечая ничего, кроме чувств, он с силой отбросил трубку прочь. Пластик жалобно пискнул о стену и, треснув посередине, трубка развалилась на части.

– Сэр, что-то случилось? – Алан понимал: вопрос звучит глупо, но иные слова не пришли в голову.

Сидевший напротив него, молча, достал сигарету и замер в ожидании. Взгляд его, казалось, устремлен в пустоту, а на лице всё явственнее проступало отчаяние.

«Это конец», – мысленно резюмировал Джим.

Ерзая на стуле, Алан не находил себе места. Окружающее пространство давило, он представлял свой первый день в компании и не раз, но не в таком свете. Пытаясь собраться, он сделал глубокий вздох, провел языком по нёбу и молча, наблюдал, как незажженная сигарета в руке Когана балансирует, подобно канатоходцу, над пропастью.

– Мистер Коган, с вами всё в порядке? – подавшись вперед, осторожно поинтересовался Алан.

«Всё не в порядке», – прозвучало в голове, Когана. Он медленно поднял взгляд на парня и не своим голосом сказал:

– Нам надо как можно быстрее выбираться из этого стеклянного гроба.

– Прошу прощения, сэр? – невольно усмехнувшись, сказал Алан, поднимаясь со стула. – Вам явно нездоровится, – посмотрел на браслет. – Может быть, я могу чем-то помочь? Я могу взять ваши проблемы на себя, только скажите, – он натянуто улыбнулся.

«Вот же придурок», – пронеслось в голове Когана. Смерив парня пустым взглядом, он сказал:

– Да, точно. Возьмёшь проблемы на себя, – горько усмехнулся Джим. – Вот, возьми ключи от машины, через минуту она должна стоять у входа. Место 112, второй этаж подземной парковки под зданием.

– Считайте, что машина уже подана, мистер Коган, – козырнул Грейсон и устремился к двери.

– Погоди, – окликнул его Коган.

– Да, сэр?

– Джим, зови меня Джим, парень.

Стоило ему договорить, как горизонт озарился всполохом света. Он машинально отвернулся и соскочил на пол. Всполох и еще один, на горизонте медленно вырастал гриб от взрыва, и полная тишина сопровождала действо.

«Суки, они всё-таки сделали это», – красной строкой взвились мысли в его голове.

И в тот же момент он услышал испуганный крик Алана. Подняв к лицу руки, тот пятился и раз за разом повторял:

– Я не вижу! Не вижу! Ослеп!

– Всё в порядке, – бросил Джим.

– В порядке?! – широко раскрыв рот, завопил Грейсон. Вертясь на месте, словно умалишенный.

Рванулся в сторону, сбил стул, споткнулся и упал на пол, чудом не расшибив голову об тумбу у стены.

– Это от вспышки, не волнуйся, зрение вернется, – гаркнул Коган, а про себя добавил: «Наверное».

Поднявшись на ноги, подбежал к окну и, щурясь, посмотрел на грибовидное облако от взрыва.

– Наземные, какого черта наземные? – шептал он под нос, словно мантру.

А перед глазами уже плыли видео из уроков гражданской обороны. Они еще в 50-х стали вновь актуальны, а после Третьей мировой(Большой третьей) их и вовсе крутили по всем каналам семь на два да усиленно преподавали в школе. Но в данный момент Джиму было глубоко насрать на школьное образование, и вспоминал он лишь разницу между типами подрывов. Свечение уж почти стихло – можно было разглядеть гриб и ножку. И как он не пытался, понять не мог, почему удара по Манхеттену не было. И почему заряды не подорвали в воздухе? Да, наземные взрывы дадут сейсмический эффект землетрясения, но главное: «Зачем все так усложнять, когда можно испарить всё в мгновение ока – одним ударом в центр столицы мира?»

Все эти размышления ворохом сплелись в сознание Когана, заняли секунду-другую и тут же исчезли, когда он прислонился раскалённому стеклу.

– Ай, сука! – отдёрнул руку, обжегшись. И тут же осознал – не будь этой зеркальной поверхности меж ними и вспышкой, они бы тут поджарились, как стейк на гриле.

– Что происходит? – испуганно крикнул Алан.

– Сложно объяснить словами, – вскинув руку к горизонту, ответил Джим.

– Так, мать вашу, попробуйте!

– Ну, я в часы затишья развлекаю себя измерением расстояния на глаз.

– Что?!

– И большой палец порт Ньюарк закрывает, – щурясь, облизнул губы Джим.

– И какого хера это значит?!

– Тихо!

Вытянув руку, Джим наложил большой палец на вырастающее над портом Ньюарка облако грибовидной формы.

– Ну, давай, сука, давай, только попробуй вырасти больше, – шептал он под нос, видя, как от надвигающейся ударной волны побежала рябь по заливу Аппер. А сознание молило лишь об одном: «Только бы не вышел за края».

– Джим…

– Так я и думал, эпицентр не шире ногтя, – Коган, щёлкнул пальцами: значит, это примерно семь с половиной. Нет. Восемь миль, – спешно вытер лоб от пота, – с учетом скорости, одну милю волна пересекает за секунду, плюс погрешность и время на замер, значит, у нас примерно 20 секунд. Минус время на замер, 15 секунд. Алан, ты меня слышишь?

– Я только этим и занимаюсь, Джим! – слова растянулись по кабинету, оседая страхом на стенах.

– Ляг на пол и досчитай до пятнадцати!

– Что!?

– До десяти! Настало время отдать последнее распоряжение, – подскочив к селектору, он нажал кнопку громкой связи: – Внимание, внимание…

– Девять, восемь, семь, – отсчитывал Алан в голос.

– В течение ближайших секунд нас накроет взрывная волна!

– Шесть, пять, четыре…

– Всем необходимо найти укрытия, или незамедлительно упасть на пол, дабы не попасть под поражающий эффект ударной волны.

– Три, два…

С гримасой ужаса на лице в кабинет ворвалась Марта.

– Мистер Коган, вы видели это?!

– Падай на пол, дура!

– Один, ноль…

– Что?! – взбеленилась девушка, глядя, как босс рыбкой ныряет под стол.

«Они не слышали меня. Может быть, электромагнитной импульс сжег электронику, или…» – додумать он не успел.

Сметая всё на своем пути, незримая волна обрушилась на здание, подобно цунами. Окна, рамы, интерьер – всё сплелось воедино и налетело на оцепеневших от страха людей, сродни рою диких пчел. Пол под ногами дрожал, одна волна следовала за другой, и рёв был такой, словно кто-то выкрутил динамик на полную катушку, а в эфире играла лебединая песня всему человечеству.

Синдром оператора

Казалось, уже прошла вечность, когда последний вал вгрызся в фасад башни, сея разруху, собрал новую жатву, а, закончив, вырвался прочь и осыпался градом на головы снующих по улицам людей.

Бежали секунды, отзвуки взрывов стихали, оставляя звенящую память в ушах. Коган стряхнул с себя осколки, прикрыл рот галстуком, попытался оценить обстановку. Запах гари и пыль, словно мошкара, обжигая лезли в рот и глаза, а порывистый, знойный ветер нещадно хлестал по лицу.

Он уже начал разбирать звуки. Стоны и плач. Мольбы о помощи доносились отовсюду, перемежаясь с криками ужаса. Джим приподнялся на локтях, выглянул из-за стола. В дверном проходе неподвижно лежала Марта. Руки, ноги, одежда… всё было покрыто вездесущей пылью, словно кекс пудрой.

«Да, они тебя не слышали», – мрачно уверил его внутренний голос. Он перевел взгляд на пустое окно, лежащее рядом с ним тело, резко подняло голову и закашлялось.

– Мистер Коган, вы тут? – прохрипел Грейсон.

– Ага, и вроде цел, но стекла за ворот изрядно насыпало, – сказал Джим, осматривая себя. – Ты сам как?

– Б-бывало и лучше, – вновь закашлялся Грейсон, стряхнул пыль с плеча. – Перед глазами всё плывет, и вот же чёрт, кажется, руку поранил.

Усевшись на полу, Грейсон тяжело задышал и уперся взглядом в потолок. Белки глаз выделялись на затянутом пылью лице, а на лбу медленно проявлялись черные борозды от выступившего на лбу пота. Руки потянулись к лицу.

– Эй, парень, не трогай глаза, – махнул рукой Коган, но тот не отреагировал, – Грейсон!

– Что? – повернул голову на голос Алан.

– Не три глаза, говорю, – поднялся из-за стола Коган.

– Хорошо-хорошо, – словно в забытьи, ответил парень и уставился пустым взглядом на Джима. – Что будем делать, сэр?

– А ты сам, что думаешь? – язвительно поинтересовался Коган и сплюнул скрипящий на зубах песок.

– Думаю, первым делом надо покинуть здание. Кто знает, насколько сильно оно пострадало.

– Жаль, только кофе хотел предложить. Может быть, еще пару бомб и пойдем?

– С вами точно всё в порядке? – отстранённо спросил Алан.

– Да-а, – протянул Коган, – всё просто отлично. Это стресс на меня так влияет. Ты меня видишь? – махнул рукой и указал на себя пальцем.

– Ничего не вижу, всё в тумане. Я же говорил уже.

– Ну да, точно,– тряхнул головой Коган, – ладно, ползи на голос – помогу тебе подняться.

– А зачем ползти?

– Доверься мне, ползи.

– Могли бы и сами подойти, если уж так хотите помочь, – с детским упрёком в голосе заметил Грейсон.

– Да, мог бы, теоретически мог бы, – по спине пробежала дрожь, – но на месте окна теперь одна сплошная дыра. Ты что, не чувствуешь порывов ветра?

– Чувствую и что? Вы что, высоты боитесь?

– Да не боюсь я высоты! – рявкнул Коган, а в голове пронеслось: – У него шок, сделай «скидку".

– Ага, жене рассказывайте!

– Следи за языком. И, между прочим, твой рабочий день ещё не закончен. А я всё еще твой босс.

– Ну, так увольте, – пожал плечами Грейсон, не поднимая рук, и непроизвольно прыснул со смеху.

– Не могу. Бухгалтерия не работает, да и юристы все разбежались, – нервно выпалил Джим.

– А вы шутник, сэр, – покачав головой, улыбнулся Алан.

– А теперь без шуток, парень, ползи на мой голос. Только я тебя прошу, аккуратнее.

Алан последовал совету, перевернулся на живот и неумело пополз к столу. На полпути почувствовал, как костюм пропитывается влагой. «На воду не похоже, больно густая и этот запах», – рука легла на мягкую, еще теплую плоть, он резко отстранился и припал спиной к столу босса.

– Джим?!

– Это мисс Хобс, – с досадой в голосе ответил Джим, – она мертва.

– Боже…

– Сиди на месте, я к тебе подойду.

С силой вцепившись в край стола, Джим поднялся на ноги. Бросил взгляд в сторону двери.

Юная помощница лежала на спине, руки раскинуты, голова чуть поодаль от тела. Порыв ветра хлестнул Когана по лицу, выбив из него пыль, как палка хозяйки из старого ковра. Прищурившись, он окинул взглядом горизонт. В фасадах окружных зданий, зияли черные бойницы окон. Ни света, ни жизни. Лишь горизонт полыхал и рябил, как полотно дороги в знойный летний день. По коже побежали мурашки, ладони взмокли. Он хотел подойти ближе к окну, выглянуть и узнать, цел ли Бруклин, но страх высоты взял свое. Пальцы пуще прежнего вцепились в край стола, а пот ручьём катился по спине, и он даже не почувствовал, как мелкие осколки стекла вгрызлись в кожу.

До оконного проема было футов шестнадцать[8], но он обходил стол с такой осторожностью, словно шел по канату над Ниагарой.

[8] 16 футов – это 4,8 метра.

– Грейсон, – коснулся он плеча парня.

– Да? – не оборачиваясь, спросил тот.

– Дай руку.

Продолжая держаться за стол левой, ухватил поданную руку и притянул парня к себе. Вновь посмотрел вдаль: казалось, бесчисленная череда построек была свалена в единое кострище, и горела даже вода.

Глубокий вдох, Джим расцепил пальцы и оттолкнул себя прочь от стола.

– Пошли, – услышал он свой голос, словно издалека.

Спешный шаг, второй и третий.

– Так, аккуратнее. Перешагни, – пот струился по лицу, – отлично.

Внезапный рывок заставил его припасть на колено.

– Извините, я не нарочно, – виновато начал Алан. Казалось, что сейчас ударится в слёзы.

– Да всё отлично, ты молодец, – а сам посмотрел на истерзанное осколками тело Марты и завалившегося рядом с ней парня. – Всё хорошо, дай мне руку, я помогу подняться, – к горлу подкатил ком отвращения. Коган не выдержал и выплеснул завтрак на пол.

– Сэр?

– Всё в порядке, – он вытер рот тыльной стороной ладони и почувствовал, как налипшие на кожу осколки царапнули губы. – Не торопись, я помогу подняться.

Алан почувствовал, как Джим медвежьей хваткой сцепил его запястье. Ладонь была настолько влажной, будто его босс сражался за золото на олимпиаде. Подняв парня в одно движение, помог перешагнуть через мисс Хобс. Пнул стоявший на проходе стул и вышел с Грейсоном в коридор.

От былого величия конструкторского бюро «Эко Кор», не осталось и следа. Фальшпотолок местами провис, да обвалился, а большей части внутренних перегородок словно и не было. Мимо прошел человек, покрытый пылью с ног до головы. Джим окликнул его, тот не отозвался. Лишь брёл себе неровным шагом, в известном лишь ему направлении, а по спине растекалось тёмно-багряное пятно. Мужчина продержался недолго – ярда три; опустился на колено и упал ничком. Джим огляделся, тут и там из под осколков выбирались выжившие. Одним помогали коллегам, другие в немой агонии сидели и надрывно рыдали. Двое мужчин пробежали мимо них, торопясь к забитому людьми лифту.

«Вот же идиоты», – подумал Джим и резко втянул голову, когда кусок фальшпотолка обрушился на пол в пяти футах от них, и, будто из чрева поверженного зверя, с потолка вывалилась проводка разной формы и цвета.

– Что это было, Джим? – спросил повисший на плече Алан.

– Ничего. Надо торопиться.

Притянув его к себе, Джим шёл так быстро, как мог. Всюду валялись некогда важные бумаги, вещи, да истерзанные осколками тела. Запах металла витал в воздухе, а битое стекло хрустело под ногами, словно первый снег после морозной ночи. Двое шаг за шагом пробивались через завалы к двери на лестничный пролет.

Пробовать вызвать лифт, желания не было, даже если в нём все системы продублированы и надежно заземлены.

– Это слишком рискованно, – шепотом резюмировал Джим, и, глядя на лежащие тела, вновь задумался: «Если лифт работает, значит, резервное питание сработало штатно, но как они могли тебя не услышать? И почему не укрылись? Может, запаниковали? Или… – и тут он понял. – Им было плевать, уверен, треть ничего и не поняла, лишь схватилась за драные пейслайны и побежала снимать сториз. Идиоты. Какие же вы все идиоты!»

В тот же миг его охватило знакомое чувство, словно нечто вязкое падает на него с небес. Холодом растягивается от темечка до спины. По инерции он пытается бороться, но склизкие путы уже охватывают всё его тело и устремляются в рот, прямо к горлу. И с каждым движением сил меньше, и вот – нет вовсе. Всё, он канул в пучину мерзкого чувства – отчаяния. И нет более движения, лишь где-то на периферии мысли играет проектор. На экране мужчина в белом костюме, вертит на пальце пенсне на цепочке, величаво расхаживает по кабинету и меряет ударом трости шаг. Бьет стальным набалдашником по доске и зачитывает лекцию:

Уж не единожды я освещаю этот материал. Пишите: «Синдром оператора». Именно так называется эффект, вернее, болезнь коей подвержен каждый третий в нашем социуме. Проявляется он в час острого стресса, чаще среди мирных жителей в ходе войны, или во время теракта. Подверженные хвори, не осознают реальности происходящего во время приступа. Бегут к огню, словно мотыльки к свету, в желании заснять и поделиться находкой в социальных сетях. Это может быть фото или видео яркой картины, чаще остро насильственной. Главное, из-за фиксации на камере, человек не ассоциирует происходящее с реальностью. И в большинстве случаев погибали, как и сейчас…

Хлопок и будто видеовставка:

«Хотите узнать больше? Переходите по прямой ссылке и наслаждайтесь лекцией ведущего социолога ХХI века Стивена Адамса: «Метавселенные и все жертвы интернета версии Веб 5.0» – доступно только на образовательном канале Нейшионал Дидс.

Коган почувствовал, как его трясут за плечо, и только сейчас услышал встревоженный голос новоиспеченного помощника. Такой гулкий и далекий, словно кто-то пытается докричаться до него из-под толщи воды.

– Сэр? Мистер Коган. Джим?!

– Да…

– Что с вами?

– Просчитываю ходы, – сухо ответил Коган. А сам и не знал, как описать свалившийся на него приступ.

«Резервный генератор должен работать, но в каком состояние шахта и лифт? Нет, даже не думай. Это чистой воды самоубийство», – мысленно подытожил он, а вслух сказал:

– Идем к пожарной лестнице.

Пройдя большую часть дистанции, он увидел кровавый – темный шлейф. Змейка жизни тянулась к выходу на лестничный пролет. Трудно представить, каких внутренних сил был этот человек, но раны одержали верх, и тело в проеме было тому подтверждением.

– Где мы сейчас, Джим?

– Уже почти пришли.

– Пить хочется.

– Потерпи, уже почти на лестнице, осталось только преодолеть небольшую преграду, и мы будем на полпути, – тяжело дыша, соврал Коган и отер лоб левой рукой. – А как спустимся, там и вода, и снеки. Клянусь, разобью автомат, и напьемся до коликов в животе, – выждав паузу, он продолжил:– Алан…

– Да?

– Я тебя сейчас поддержу, а ты должен сделать шаг вперед, только поднимай ногу выше, в проеме лежит труп.

– Хорошо.

– У него из спины торчит крупный осколок – не порежься…

Коган старался не смотреть вниз, остатки завтрака вновь просились наружу. Перешагнув через тело первым, подал руку спутнику. Алан шагнул левой, перенес на нее центр тяжести и подтянул правую.

– Ага, вот так. Молодец, – пот струился по лицу Джима, он закинул его руку на плечо, прижал к себе парня и был готов к началу спуска.

– Сэр, Джим, – неуверенно сказал Алан, – кто в проёме?

– А это так важно? – начал заводиться Коган.

– Для меня – да, – расслабил галстук свободной рукой Алан. – Кажется, я его знаю.

– Зрение вернулось? – с сомнением в голосе поинтересовался Джим.

– Нет, просто этот запах одеколона.

– Чего запах? – мотнул головой Коган, теряя терпение.– Да, я своей вони…

– Просто посмотрите. Вдруг мы можем помочь.

– Чёрт, – стиснул зубы, – ну, давай посмотрим, – скривившись, выдохнул Коган, аккуратно приподнял тело мысом ботинка и с отвращением на лице отстранился. – Твою мать!

– Что там?

– Да ничего!

– Вы его узнали?

– Да, это сотрудник отдела безопасности, – сплюнул в сторону. – Если о покойниках и не говорят плохо, то этот гондон явно не тот случай, – прикрыл рот рукой, отвернулся. – Не думал, что когда-нибудь увижу его в таком состоянии.

– Мистер Карсон? Сидни Карсон?

– Сидни?!

– Он так сказал.

– Ты его знаешь? – голос стал в одночасье серьезным.

– Да, он перехватил меня в лифте.

– И?

– И всё.

– Поверь, Алан, это не тот человек из-за кого надо расстраиваться, пошли, – одернул полу пиджака Коган. – Ну, чего встал, пошли!

– Не знаю, просто в голове не укладывается. Столько людей погибло в один миг. Да и все наши близкие, и знакомые, скорее всего, тоже. Куда мы бежим? Хотим мы того или нет, а скоро облако осадков покроет весь город, и мы с вами помрем точно так же, как и они. Только с задержкой, – истерично прыснул Алан.

– Будешь так мыслить и точно долго не протянешь. Сам вскроешь себе вены еще на этом лестничном пролете, уж поверь, Грейсон, – махнул рукой в сторону тела. – Про близких промолчу, но вот этот говна кусок, он и подошвы твоей не стоит, – Джим помедлил, положил руку на плечо парня. – Не трать силы на эмоции, у нас еще долгий спуск впереди.

– Извините, сэр. Я-я… – Алан попытался продолжить, но эмоции брали свое.

– Послушай меня внимательно, – Коган взял его под руку и увлек прочь от тела, – ты отлично держишься и, поверь мне, – резко прижав Алана к стене, ухватил его за голову и взглянул прямо в глаза, – ты слушаешь меня?!

Алан кивнул.

– Мы выберемся, чего бы нам это не стоило. Ты меня понял?

– Да, сэр.

– Повтори, что я сказал! – потребовал Коган.

– Мы выберемся отсюда, сэр.

– И!

– Чего бы нам это не стоило.

– Вот и отлично! Так держать, Лесси! – хлопнув парня по плечу, Джим взял его под руку и, бросив взгляд на былого врага, подумал: «Чего стоит былая вражда, когда от былого и следа не осталось?»

Так и не дав себе ответа, он помог Алану осилить ступень и, оставив Сидни позади, они начали спуск. Плечом к плечу, опираясь один на другого. Долгий марафон в пятьдесят восемь этажей.

Долгий разговор в три удара

Первые сорок пролетов молчали: каждый витал в своем, туманном и далёком потоке мыслей. Иногда их обгоняли бегущие по ступенькам выжившие с их пятьдесят восьмого да этажей, расположенных выше. Но все чаще они слышали голоса таких же, как и они: – лестничных марафонцев, что нет-нет, а доносились снизу. Реже, едва уловимо гудел в шахте лифт, и только одно было неизменно – похожие один на другой лестничные пролеты.

Казалось, череде дублей не будет конца, и вот уже пройдено больше половины дистанции, а в шахте лифта вновь слышен гул. «Как можно быть настолько беспечными?» – мысленно задал себе вопрос Коган, но ответа не было. Он облизнул губы, сплюнул под ноги привкус металла и устало засопел в такт шагу. А спустя еще пять пролётов заметил, что и Грейсон тяжело задышал. Бросив взгляд на часы, смахнул со лба испарину и впервые задумался о привале.

До заветного этажа оставалось всего ничего. Слегка сбавив темп, Коган прислушался. Полная тишина, только звук их шагов и учащенное биение сердца. Он щелкнул пальцами несколько раз подряд, пытаясь привлечь внимание парня:

– Это вы щелкаете?

– Да, – тяжело вздохнув, ответил Джим и тут же спросил: – Может, передохнём?

– А мы можем? – капли пота собрались на кончике носа, и стоило Алану наклонить голову к груди, как они дружно сорвались вниз и растянулись темными кляксами на пиджаке.

– Почему нет? Уверен, вряд ли кто-то придет и прогонит нас с лестницы, – устало хмыкнул Коган.

– Тогда, как скажете, – мотнул головой Алан и улыбнулся, впервые за долгое время.

– Да, и я вот ещё что скажу, – Джим вытер рукавом щеку, – во-первых, хватит трясти башкой, словно лошадь.

– А во-вторых? – прижимая руку к левому боку, скривился от колющей боли Грейсон.

– Ветер сегодня дует с залива, а это значит, что все поднятые в воздух частицы уйдут с радиоактивным облаком в сторону Аппалачей и осядут на Джерси. Так что время у нас на привал точно есть.

– Это спорно, – опёрся о поручень Грейсон и продолжил: – взрывы изменили температуру воздуха близ эпицентров, следовательно, и ветер они поменяли, так что всё может пойти совсем по другому сценарию.

– Тогда в любом случае мы отхватим свою дозу, и лишний час роли не сыграет. Или я не прав? – поднажал Джим.

– Будь, по-вашему, – согласился Грейсон.

– Что так легко сдашься? А я то думал, ты человек умеющий отстаивать свою точку зрения.

– Именно такой, сэр. Но сейчас спорить нет сил, – ответил Грейсон и, улыбнувшись краем рта, сложил губы трубочкой – медленно выдохнул. – Тем более, вам виднее, – вымученно улыбнулся и сделал глубокий вдох, пытаясь восстановить дыхание. И понимая, что сейчас лучше подыграть и не лезть на рожон.

– Вот в этом я тебя поддержу, – ответил Коган и плавно снял руку Алана с плеча.

А, усадив парня на ступеньки, пользуясь случаем, потянулся, зевнул и, задрав голову, прислушался. Шагов с верхних пролетов не слышно, внизу тоже царит тишина. Отступив на ступень, прислонил ухо к стене – лифт в шахте молчал, и лишь сквозняк гулял меж этажами.

– Как себя чувствуешь? – устраиваясь рядом, справился Джим.

– Что-то в боку прихватило, – ответил Грейсон.

– Бывает с непривычки.

Прислонив палец к ноздре, Коган высморкался. Закончив, развернулся на месте и приник спиной к холодной стене.

– Я бы так не сказал. Я регулярно бегаю, ну и вообще, держу себя в форме, – ответил Грейсон и, размяв шею, устало выдохнул.

– Значит, надумал лишнего. Поверь, со мной такое бывало. Когда собой не владеешь, сбить дыхание можно на раз-два.

– Сэр, а вы можете, хоть иногда не вставлять своё последнее веское слово? – раздраженно, спросил Грейсон.

– Поверь, я прав, – шмыгнул носом Джим и расслабил галстук. – События и обстоятельства, – всё к тому располагают. Я в свое время боксировал и знаю, что такое стресс и тишина в зале, когда вас лишь двое, и все глаза на тебе. – Глянул на парня: тот склонил голову, плечи резко вздымались и опадали при выдохе. – И тут всё так: эти ступени и тишина, она ведь как пресс на свалке. Довлеет над тобой, жмёт грудь и подступает к горлу. Оттого и дышать…

– Вот мне интересно, – сорвавшись, прервал его Алан, – вы так меня пытаетесь успокоить, или это что-то из ваших личных ритуалов?

– Да, я помочь хочу.

– А нельзя, просто взять и заткнуться? – выпрямившись, спросил Грейсон с нажимом и, посмотрев на Когана, тут же отвернулся, сник и тяжело задышал. Сил у него почти не осталось…

Джим не ответил, лишь неожиданно для самого себя замолчал. «Не перегибай палку, старина», – мысленно осадил себя он, глядя, как Алан упёрся взглядом в стену и с минуту не издавал ни звука. А потом, словно по команде, подскочил на месте и, как ужаленный, начал проверять карманы. Наконец, сунув руку во внутренний пиджака, достал белый футляр с логотипом «Ред Кэп».

– Что это? – вытянув шею, спросил Коган.

Алан не ответил, привычным движением открыл кейс. Ловко цепляя пальцами, надел линзы, а потом и миниатюрные наушники.

– Найс, – отчеканил имя цифровой помощницы Грейсон, но ответа не последовало. Он попытался перезагрузить браслет – тщетно. – Вот же чёрт, Найс!

– Не работают?

– Нет, – ответил Алан. Сдерживая раздражение, снял наушники с линзами, убрал всё в кейс и положил рядом.

– Это было ожидаемо, – резюмировал Коган.

– Сэр, давайте просто помолчим.

С минуту действительно молчали, Коган полез в карман пиджака и вскоре достал пачку «Уайтспот». Вытянув из пачки одну, долго возился, пытаясь найти в карманах зажигалку.

А пока искал, в голову лезли воспоминания. Как жена порицала за дороговизну сигарет, как просила бросить курить. А он, как баран, утверждал, что не хочет, не может. Но если курить, то с настоящим табаком. А хорошие сигареты – это когда под заказа, когда без рекламы и мёртвых младенцев на пачке да чёртовой роялистской символики и прочего дерьма. Она устало смотрела на него, говорила, что яд не стоит двадцати пяти сине-зелёных, что только дурак сам себя травить будет, тем более за свой счет(и дело было не в деньгах). В ответ он что-то кричал, дети плакали, Мардж смотрела на него с ненавистью. И все из-за проклятых сигарет ценой в четверть сотни.

«Вот ты кретин», – вторил воспоминаниям тихий внутренний голос, а Джим всё смотрел в потолок, не моргая. Вспоминал, как часто подобные споры случались; из-за мелочи – на пустом месте. И всегда он старался отстоять свою правоту, словно это хоть что-то должно было значить, да чего-то стоило. «Всё, твоя гордость, – облизнул губы, тяжело вздохнул, – кретин», – осудил себя в мыслях и услышал голос парня.

– Огня? – глядя в точку перед собой, спросил Грейсон.

Коган выдержал паузу, пытаясь удержать образ жены перед глазами. Но всё в мгновение исчезло, и как не старался он вновь вызвать родной сердцу образ, перед глазами лишь лестничные перила, да белая стена.

– Будет не лишним, – оценивающе поглядывая на помощника, ответил Джим и тут же предложил: – сигарету?

– Нет, спасибо, – поблагодарил, Грейсон.

– Хорошие.

– Я не курю.

– А зачем тогда с собой её носишь?

– Скажем так, я хорошо подготовился к первому дню, – едва заметно улыбнулся Грейсон, провёл языком по нёбу и, стиснув зубы, поспешил передать зажигалку. Чувствуя, как эмоции берут своё, склонил голову к полу, желая скрыть лицо и не показывать, как против его воли на глазах навернулись слёзы.

– Ясно, – расплылся в ответной улыбке Коган. Его прельщала та прямота и непринужденность, с которой держался парень. В нём не было фальши, и разве что присущая молодости наивность портила общую картину.

Не замечая происходящей с Грейсоном метаморфозы, Джим прикурил, жадно затянулся и, выпустив плотную струю дыма, размял шею. «Всё же ты не прогадал, Джимми», – подытожил он и подумал о чём-то своем – отстранённом. А, вновь затянувшись, подобрал под себя ногу, упёр в неё локоть и, подперев голову рукой, прикрыл глаза, мыслями убегая в свой, известный лишь ему мир. Тот идеальный, где он не был кретином, а семья была рядом.

– Как думаете, что сейчас на улицах творится? – пытаясь не подавать виду, спросил Алан.

– Мало приятного, но если хочешь, можем сходить и посмотреть, – не открывая глаз, ответил Джим, зажал сигарету в зубах и свободной рукой помассировал переносицу.

– Опять эти ваши шуточки, – в голосе парня чувствовалось раздражение.

– Да, без них никак, – закинув голову, Коган затянулся и, растягивая удовольствие, с облегчением выдохнул плотную струю дыма вверх.

Посмотрел на парня и, лишь убедившись, что тот на него не смотрит, позволил себе скиснуть в лице. «Держись, Джимми, сейчас не время раскисать. Я не знаю, чего тебе это будет стоить, но держись», – мысленно настраивал себя он. Вновь затянулся, стряхнул пепел под ноги и очередные две затяжки наблюдал за парнем, стараясь сохранять молчание.

Алан возился с личным браслетом. Сначала потряс, потом попытался разглядывать дисплей едва видящим глазом, но, так ничего не увидев, снял его и зачем-то поднёс к уху.

– Сейчас пятнадцать минут двенадцатого, мой прекрасный кроманьонец.

– У вас работает браслет? – не заметив издёвки, спросил Грейсон, в голосе чувствовалось волнение.

– У меня часы, – ответил Коган несколько растерянно, – ну знаешь, старые часы, золотые.

– Как в фильмах Скьюзека?

Джим попытался вспомнить фильмы Скьюзека, вспомнил лишь, что что-то слышал, но так до них и не добрался, поэтому сразу ответил:

– Нет, – а, покрутив сигарету в пальцах, уточнил, – просто старые часы, механические. Как у Бутча из Чтива, только вот в заднице их никто не носил.

– Чёрт!

– А в чём…

– Просто из головы не могу выбросить.

– Ты о чём вообще, Грейсон? – спросил Джим.

– О долбанном браслете и этих линзах! – от бессилия Алан топнул ногой, что-то буркнул себе под нос и с досады резко смахнул кейс со ступени, да так лихо, что тот в полёте растерял всё содержимое.

– Зря, – устало заметил Коган, глядя, как в дальнем углу качаются из стороны в сторону выпавшие из кейса наушники.

– Они всё равно не работают.

– В любом случае, зря, – Коган подхватил откатившуюся к его ботинку линзу и, пристально разглядывая, повертел в пальцах.

– Давайте без напутствий, – попросил Грейсон.

– Ладно, как знаешь.

– Просто, у меня не лучшее зрение, – внезапно сорвался Грейсон и тут же добавил, но спокойнее: – а на браслете стояла корректирующая программа.

Коган посмотрел на линзу, а потом, оценивающе окинул взглядом парня.

– Думаешь, это помогло бы справиться с потерей зрения?

– Кто знает, – ответил Алан и вновь сник.

На какое-то время замолкли, Коган подкурил вторую, а Грейсон сидел, скрестив руки, кусал губы, и всё не мог выбросить из головы упущенную возможность.

– Знаешь, ты можешь волноваться и переживать? Но чем это делу поможет?

– Сменим тему, – сказал Грейсон.

– Конечно, валяй, – непринуждённо ответил Джим.

– Тот мужчина – Карсон…

– Да?

– Мы столкнулись с ним в лифте, и он…

– Предложил тебе поработать на него, – опередил его Джим.

– Да, можно и так сказать, – ответил Грейсон.

– А ты что?

– Ничего. Я отказался.

– Тогда к чему вопрос?

– Просто хочу понять, откуда у этой истории ноги растут, – сказал Грейсон и, помедлив, добавил: – если это не секрет, конечно.

– Нет, не секрет, – тяжело вздохнул Коган и с прищуром покосился на парня, – уже нет, – выдержал паузу, пересел поближе и, тепло улыбнувшись, по-свойски толкнул парня кулаком в плечо.

– Что?

– Да так, ничего, – осклабился Коган и добавил: – просто, похоже, у Сидни совсем нервы сдали, если он и в лифтах начал моих кандидатов отлавливать, – вновь ухмыльнулся и покачал головой. – И что именно ты хочешь узнать?

– Погодите, ваших кандидатов?

– Да.

– Так всё-таки вы смотрели мое резюме?

– Да, и сам выбрал кандидатуру, – повел плечом Коган и тут же тихо спросил: – Так, что именно тебя интересует?

– Вы начните, а лишнее я отсеку.

– Попробую, – Джим помедлил, словно пытался взвесить все за и против. – Думаю, ты в курсе, как я попал в «Эко Кор»? – тут же отмахнулся и сам ответил: – Да, конечно, ты в курсе.

– Мне известна только официальная версия, – уточнил Грейсон, – версия с банкротством «Гипперион Энерджи».

– Да, официальной более чем достаточно, – прочистил горло, кашлянув в кулак. – Знаешь, когда ты имел своё дело и прогорел, в работе на корпорацию мало приятного. Плюс были со мной и прочие сложности, – сказал Коган и осекся, словно сболтнул лишнего.

– Наверное, это то, что ваш приятель Сидни называл странным поведением.

– Наверное, – стиснув зубы, ответил Коган и мысленно добавил: «Приятель, мудак он редкостный, а не приятель».

– А это как-то пересекается с той историей, связанной с поляком?

– Кем?

– Ну, тем кандидатом, которого вы ударили.

– Боже, это Марта тебе разболтала? – помедлил, вспомнил её лицо и про себя сказал: «Боже, Марта».

Алан что-то буркнул в ответ, но Коган пропустил это мимо ушей и уловил лишь конец фразы:

– … и это всё, что я знаю, мистер Коган.

– Просто Джим, – поправил его Коган, вытер взмокшую ладонь о штанину и прислушался к пустоте.

Шагов сверху и снизу не было слышно, лифт, казалось, наконец, умер, а где-то вдалеке звучал всё повторяющийся стук, словно одна безымянная палка билась о другую в стенах пустого колодца.

Прислонив руку ко лбу, он вытер испарину, облизнул губы и вновь затянулся, а пустив дым в ноги, сказал:

– Чёрт, что-то из головы вылетело. О чём я?

– Сидни и поляк, – едва заметно покачиваясь, угрюмо бросил слова Грейсон.

– Точно, – растягивая буквы, протянул Коган, подбирая верные слова. – Скажем так, его босс беспокоился за меня и проект. А Сидни – он из тех, кто исправно выполняет свою работу. Даже чересчур исправно, – стряхнул пепел в ноги.

– Босс, это тот, что звонил?

– Да, он самый.

– А поляк?

– Тут проще. Но это и вправду долгая история.

– Я потерплю, – ответил Алан и прильнул головой к поручню.

– Окей, – тяжело вздохнул Коган и перевел взгляд с рук на ноги. – Сидни часом не говорил, что со мной не стоит сближаться?

– Может, что-то говорил, но точно не помню. А что?

– Просто, это часть нашей с ним игры в кошки-мышки, и эта игра сильно затянулась.

– А если подробнее, – поморщился Грейсон и подпер подбородок рукой.

– Скажем так: руководству компании нужны были сведения, которых я давать не хотел, и они всячески вставляли мне палки в колеса, когда дело доходило до выбранного мною кандидата.

– Ваши наработки с «Гипперион Энерджи»?

– Нет, другое. Слышал о портативных энергоносителях нового поколения?

– Да, их выпустили на рынок после того, как вас выкупили.

– Ага, ну так вот. Настоящие прорывные технологии – это не сами батареи, а система их утилизации. Понимаешь?

– Пока смутно, но в целом – да, – сказал Алан.

– Вот и славно, – Коган горько ухмыльнулся. – В общем, я вилял и тянул. Старался придержать сильные карты на руках как можно дольше. А они в ответ начали подсовывать мне своих кандидатов. Вынюхивать. Незаметно, как им казалось. Всячески подавливать на меня, в общем, поводы были разные. Мол, я со сроками не справляюсь и прочий бред. В один момент я серьезно задумался и спросил себя: «Что за люди тебя окружают?»

– И?

– И принял меры, – на мгновение Коган задумался, пристально разглядывая, как уголёк сигареты съедает бумагу.

– В каком это смысле, принял меры?

– Сработал по старинке, – сухо бросил Коган.

– А вам никто не говорил, что вы отличный рассказчик, сэр?

– Прости, я что-то стал выпадать.

– И куда выпадаете? – спросив, Грейсон покачал головой и подумал, что весь этот разговор очень напоминает ему дешевый фарс в школьной постановке.

– Сам не знаю, – соврал Коган и вновь вспомнил лицо Марты.

– Тогда вернитесь к сути, – начиная терять терпение, заметил Алан, шмыгнув носом.

– Да-да, к сути, – затянулся сигаретой Джим и продолжил: – Вот суть. Если позволить сотруднику называть себя по имени, безо всяких там сэр, мэм и прочей социальной требухи. Это рано или поздно сотрет между вами границы.

– Разрядит обстановку.

– Ага, – кивнул Коган, – и только в подобной, разряженной среде ты и сможешь увидеть истинное лицо человека. Я так считаю.

– Согласен, – кивнул Алан.

– Это и есть по старинке. А ты что думал? Что я закидывал их в багажник и вез до ближайшего озера на свидание к рыбкам? – с иронией в голосе спросил Джим.

– Была такая мысль.

– Понимаю, но что бы ты был спокоен, скажу так: если подобное и случалось, то знай. Они все были плохие.

– Да-да, – неожиданно для самого себя, рассмеялся в голос Алан и тут же спросил: – Откуда это?

– Честно, не помню. Но точно из какого-то очень старого фильма, – сдерживая смех, ответил Коган.

– Фу-х,– смахнул испарину Грейсон.

– Да-да,– хлопнул его по плечу Коган.

– И всё же, если без шуток?

– Всё просто, – стряхнул пепел Джим, – когда время приходило, я подкидывал им заведомо ложные данные.

– Уток?

– Да как ни назови, хоть котятами, суть не меняется.

– И, к сути.

– Кидал их так, между делом, чтобы не спугнуть. А если спустя пару дней, ко мне приходил Сидни со сливом на руках, – глубоко затянувшись, Коган выпустил струю в пол и едва заметно ощерился. Выглядело это картинно, словно заранее отрепетированная пауза в Бродвейском спектакле. – Как только подобное случалось, я решал вопрос с кандидатом. Давил его без тени сомнения и жалости.

– Давил?

– Ничего такого, всё в рамках регламента. – Коган облизнул губы и перевёл дыхание. – В любом случае это был вопрос времени. Одни уходили тихо, другие со скандалом, – пустил дым носом, челюсть сжалась, проступили желваки, – потом наступало затишье, но рано или поздно появлялся новый. Подсадных было много, но я их всех ублюдков изловил, – Коган помедлил. – Хотя были и чистенькие. Но они были из не менее худшей породы, ломались слабаки, – посмотрел на Грейсона так, что даже слепой почувствовал бы тяжесть взгляда. – Даже и не знаю, что хуже? Слабак или стукач. В любом случае, такие в команде мне были не нужны, и гнал я их как бродячих псов, – замер на мгновение и тут же добавил: – Знаешь, жизнь она ведь не для мертвецов.

– Что-то я не уловил, мертвецы – это чисто аллегорически?

– И да, и нет. По моему мнению, человек начинает по-настоящему жить лишь тогда, когда перестает искать помощи у окружающих. Знаешь, начинает сам решать задачи, берёт на себя ответственность, борется. И хрен его что сломит. В особенности свойский парень в лице босса. Есть только трудяги и прочие. А все прочие – это ходячие мертвецы, с вечно страдающим видом и конечной остановкой на кладбище.

– Ясно, – вздохнул Грейсон и кашлянул в кулак, пытаясь скрыть то самое душевное волнение, природу которого понять не мог. – Так, а с поляком-то что?

– Ах да. Он был из крепких: явился ко мне в кабинет и высказал всё в лицо. А я сорвался.

– Значит, Джимом мне лучше вас не называть, сэр? – улыбнулся парень.

– Тебе виднее, – мрачно ответил Коган и щелчком сбил с сигареты пепел.

Повисла неловкая пауза, Коган прикурил третью, Грейсон поднялся.

– Вот знаете… Думаю, мой отец с вами бы согласился. Я о мертвецах и всём таком подобном.

– Но, не ты?

– Нет, не я.

– Ну, думаю, с возрастом ты меня поймешь.

– Посмотрим, – уперев руки в бока, Алан невольно задрал подбородок.

– А кем работает твой старик?

– Он бригадир в строительной компании, – спрятал руки в карманы и поджал губу. – Сегодня поехал на объект – реконструкция аэропорта Кеннеди.

– Соболезную.

– Надеюсь, нет.

– Не хочу тебя расстраивать, но это стратегический объект: по ним бьют в первую очередь.

– Знаю, но не хочется верить в то, что я больше его никогда не увижу.

Коган поднялся, хлопнул парня по плечу.

– Слезами трудности не смоешь и не наполнишь животы. Собирайся с силами и пойдем, – сказал он голосом не терпящим возражения.

Грейсон хотел ответить, но внутри что-то вновь пробудилось. Словно некая сила, что, поднимаясь от живота, сковывает грудь и мёртвой хваткой хватает за горло так, что ты не можешь дышать, говорить и думаешь лишь о том, как бы ни подать виду.

Джим окинул его пристальным взглядом и тут же подумал: «На кой чёрт я вообще начал этот разговор? Все эти откровения и твоя наигранная бравада…» – вновь посмотрел на Грейсона.

Лицо парня побледнело, плечи поникли. Казалось, отчаяние в мгновение ока проникло в него и окутало волю паутиной сомнений. И главное – это не на шутку напугало и самого Джима. И не из-за вопросов морали, нет, он на собственной шкуре почувствовал, как отчаяние перекидывается на него, как пожар на соседний дом, и словно паразит тянет из него силы и душит волю.

Коган бросил взгляд на стену, лестницу и вновь – на парня. В ту же секунду его осенило. Было бы проще оставить обузу и побежать со всех ног прочь, но, вопреки слабости, что-то держало его на месте стальными щипцами. Казалось, в его глазах парень олицетворял ту самую грань, последнюю надежду на его собственную человечность. Оставь он Грейсона тут, и это деяние будет нагонять его каждую ночь, преображаясь в кошмары и материализуясь к утру в мокрые от волнений простыни.

Силой вырвав себя из оцепенения, Коган не без труда жадно вздохнул и, облизнув губы, посмотрел на часы.

«Надо что-то с этим решать, Джимми», – пронеслось у него в голове, а вслух он сказал:

– Алан, надо идти, – ответа не последовало, и он вновь обратился к парню: – Всё, держи зажигалку и сворачиваемся.

В ответ – молчание, но стоило Джиму сделать шаг в его сторону, как тот отозвался:

– Оставьте её себе и идите первым, а я догоню.

– Уверен?

– Да, так лучше будет.

Грейсон шагнул вперед и, развернувшись на пятачке меж этажами, устало припал плечом к стене. Посмотрел в сторону застывшего на месте Когана, вжался в стену и махнул рукой в сторону вниз уходящей лестницы.

– Вы же знаете, что я прав. Идите.

– Согласен, – ответил Джим.

Взгляд метнулся от лица парня к полу и вдруг застыл посередине. «Ты всегда знал, что делать, и сейчас знаешь, – Джим облизнул губы, начал обходить парня, а поравнявшись, замедлился и тихим голосом прошептал:

– У меня к тебе просьба, Инди.

– Что? – поднял на него удивленный взгляд Грейсон, и в тот же миг Джим ткнул ему в шею окурком.

От неожиданности, Алан взвился столпом и размашисто вскинул руки. Не теряя момента, Джим отвесил ему пощечину левой, да такую, что у самого в ушах зазвенело. Грейсона отбросило к поручням и, отскочив от них словно теннисный мячик, он тут же сжав кулаки, ударил. Джим нырнул под зеркальный ответ, пробил в область печени левой. А ухватив парня за отворот пиджака, дернул на себя и ушел ему за спину, как в лучшие свои годы. Оказавшись позади, оттеснил парня к стене, толкнул в спину и разорвал дистанцию, отскочив в сторону спуска, когда Грейсон развернулся с ударом, сделал шаг, другой – выцелил оппонента и… скривившись от боли в боку, припал на колено, тщетно глотая ртом воздух.

– Ну что, пришел в себя, доктор Джонс?! Или мне сбегать до ближайшего магазина и прикупить тебе шляпу для пущей уверенности? – с налетом отдышки, гаркнул Джим и тут же подумал: «Догнал бы ты меня, как же».

– Ты совсем охренел, гандон старый? – лицо парня побагровело от прильнувшей крови.

– Вот такой настрой мне по нраву, – зло пробасил Коган, – а то, я вас догоню, брось меня.

Алан ничего не ответил, оперся рукой об пол, отдышался.

– Помоги подняться, – обратился он, не поднимая головы.

– Уверен? – осведомился Джим, словно ничего и не было.

– Ага, как никогда в жизни, – откашливаясь, ответил Грейсон.

– Точно? А то я тут уже как-то обжился, не хочется покидать этот памятник человеческому эго.

– Ну и сволочь же ты, – Алан сплюнул на пол, помедлил. – Может потому у вас всё через задницу в жизни? Урод.

Коган не ответил, лишь достал из потайного кармана маленький футляр, что-то вытряс и вложил в руку Грейсона.

– Что это? – кашлянув, процедил парень.

– Радэкс.

– Что!?

– Леденцы мать твою, – переступил с ноги на ногу Коган, вздёрнул подбородок и тяжело дыша, сказал, – Это от радиации, помогут выжить. – Не дожидаясь парня, он проглотил свою порцию и протянул зажигалку. – Пусть у тебя лучше побудет.

– Спасибо, – сдерживая эмоции, ответил Алан, – кто первый пойдет?

– Давай ты, а я подстрахую, – ответил Джим и, пытаясь скрыть дрожь в теле, вновь переступил с ноги на ногу. Его потряхивало от переизбытка адреналина. Глубоко вздохнув, он с силой сжал зубы, а мир пред глазами пульсировал, да чуть рябил: «Вот только панической атаки мне не хватало, – пронеслось в голове, – дыши, дружище, хоть один из вас должен себя в руках держать. Держись, Джимми».

"Колыбель для кошки"

Проглотив таблетки, Грейсон сориентировался в пространстве и, опираясь на поручень, неуверенно пошел вниз по лестнице. Коган проводил его взглядом, дал фору в пол пролёта и, стоило ему пуститься следом, как ворохом накатили воспоминания.

Он вспомнил тот день, когда будущее казалось безбрежным, почти идеальным. Он был с семьей, компания «Гипперион» еще принадлежала ему, и он открывал филиал дочерней компании в Лондоне. Событие было приурочено к выходу нового продукта, тем самым таблеткам «Радекс» от новоиспечённой компании «Фарма Рад».

Солнце, Темза – рядом Мардж, дочка и сын. Джим вспомнил, как они выбирали с женой имена. Мардж задала ему условие: «Не более трех букв на имя!» Он долго не думал, ответил: «Сын будет Тим, – и тут же уточнил, – ну, как тот маленький паренёк из романа Майкла Крайтона». Мардж этот вариант устроил, хоть «Парк Юрского периода» она только смотрела, да и то с его подачки. С девочкой вышло также, Джим предложил любимую актрису – Ким Бессинджер, Мардж не сразу одобрила, только после просмотра «Бэтмена» 1989 года.

В тот день, Тим и Ким путались вокруг, мешали работать съёмочной группе, а гордый собой Джим вместе с Мардж общались с режиссёром, что снимал рекламу для таблеток. Все съемки им были неинтересны, лишь готовый монтаж, да не обличенные в визуал драфты. Они стояли с женой в обнимку, режиссер держал планшет с материалом, а с экрана на них смотрел добродушный старичок в белом халате.

Представившись мистером Дживсом, старик увлеченно рассказывал, а помогал ему мультяшный герой мистер Рад:

«Таблетки от радиации от компании «Фарма Рад» в своем составе содержат незначительный процент тех веществ, что оседают в организме человека в зоне радиоактивного заражения. – важно заявлял мистер Дживс, – Но в наших силах их вокруг пальца провести, – старичок указывает на экран позади, а из-за его спины мигом выпрыгивает веселый помощник в виде анимированной радиоактивной частички, – Поможешь мне, мистер Рад?

И стоит ему это сказать, как светящийся от счастья мистер Рад, хлопает в мультяшные ладоши и они оказываются в стерильной лаборатории. Старик подходит к цифровой проекции с изотопами, говоря: «Они все разные, но излучают все одно: альфа, бета, гама. Все эти виды излучения нас окружают так или иначе, но когда их много, это на пользу человеку не идет. Но мы мой друг их проведем. И вот в чем будет наш секрет!»

Над горизонтом вспыхивает взрыв, кадры ядерного гриба сменяются горящей АЭС, по экрану бежит похожая на снег рябь, мистер Рад комментирует:

«В процессе ядерных испытаний или техногенных катастроф выделяются радиоактивные частицы, которые наш организм воспринимает ложным образом и при попадании в него, направляет по месту назначения».

А старичок в халате уточняет:

«Стронций 90 воспринимается организмом человека, как кальций и откладывается в костях и костном мозге, что в последующем вызывает рак крови. А вот Йод 131 не менее коварен: попадая в организм, оседает преимущественно в щитовидной железе. И это лишь малая толика опасных для нас изотопов, – важно поднимая палец, говорит старина Дживс, – Верно, мистер Рад?»

В ответ мультяшный герой хлопая глазами, восклицает:

«Все так увлекательно, но очень сложно!»

«Вот именно, – с задором в голосе подтверждает старичок Дживс, кивая, а улыбнувшись, щелкает пальцами, говоря, – Оттого мы и изобрели леденцы Радекс. Что бы все стало просто, как…» – по экрану расползаются помехи, картинка искажается. И…

Кадр резко сменяется: счастливая семья, в окне их дома виден столп дыма. Следуя примеру родителей, дети проглатывают таблетки и улыбаются во все тридцать два. Играет бодрящий мотив, и все, словно по команде, вытягивают руки и поднимают большой палец вверх. А за кадром, диктор проговаривает всплывающий слоган:

– Как вам материал? – спрашивает Когана режиссер.

– Могло быть и хуже, – отвечает он, оборачивается на крик бегущего к нему сына и…

Грейсон промахивается мимо ступени, хватается за поручень. Резкий скрип возвращает Коган из мира грез, он смотрит, как парень не без труда поднимается и вновь продолжает спуск. Все это напоминает ему былые дни, когда он был слишком строг. Грейсон петляет в потоке ступеней, Джим чуть на отдалении – идёт следом на ватных ногах, тяжело дышит и вспоминает, как в тот день на Темзе они были счастливы с Мардж. Как Тим перепугал всех, когда, пробегая, задел камеру за четверть миллиона, как малышка Ким жалась к бедру и, шепелявя, говорила: «Я тебя люблю, пап». И как он чуть не высек ремнем сына на глазах у всех за то, что он чуть не разбил дорогую камеру.

«Какой же ты мудак, Джимми», – мысленно вторил Коган и всё смотрел в след Грейсону, нет-нет, да узнавая в этом молодом пареньке характер своего сына. Но вот только теперь он не повторит былых ошибок, нет, он не перегнёт палку.

Так они и шли – молча. Джим сдерживал себя, стараясь не помогать. Лишь изредка предупреждал, когда что-то оказывалось на пути. Он понимал, что через какое-то время Алан остынет, поймет и будет ему благодарен. «Сейчас что-либо говорить бесполезно, – повторял он себе с завидной периодичностью. – Особенно извиняться за содеянное – это лишь подхлестнёт его к бунту и вернёт к самобичеванию».

Минула последняя ступень, обогнав парня, Коган приоткрыл дверь в холл и вышел первым. Секретаря за стойкой не наблюдалось, как и охранника. Окинув пустой зал взглядом, с опаской посмотрел на висящую под потолком люстру, ухватил Грейсона под локоть, притянул ближе и тихо сказал:

– Дуй за стойку.

– За какую еще стойку? У меня всё в одно сплошное пятно сливается.

– Чёрт, – взяв Алана под руку, отвёл к ресепшену. – Стой тут и жди, – скомандовал Джим и тут же исчез.

«Куда он пошел?» – успел подумать Грейсон, как из-за угла громыхнули удары и послышался звон осыпающегося на пол стекла.

– Чем ты там занимаешься?

– Исполняю обещанное!

Удар и еще один…

«Похоже, это надолго», – Алан обогнул стойку, нащупал кресло и уселся в него. Вытянув ноги, помассировал забитые мышцы. Бросил взгляд на вестибюль, попытался разглядеть хоть что-то, но всё мерцало и плыло.

– Смотрю, ты уже устроился? – Коган появился так же незаметно, как и ушел.

– Можно и так сказать. Как ваша затея?

– Отлично, вот держи, тут пара банок содовой и батончики "Кикерс"[9]. Парочку лучше сейчас съешь.

[9] Кикерс – шоколадные батончики с переизбытком арахиса, нуги и синтетического суфле. А пока вы думаете над пользой этого продукта, съешьте один, и голод не посмеет вернуться.

– А других нет? – и тут же уточнил: – У меня на арахис аллергия.

– Ну-у, – протянул Джим и, скривившись, ответил: – Есть "Блю Милк"[10], будешь?

[10] Блю Милк – зашкаливающее количество сахара и полная таблица периодических элементов в составе. Как и «Кикерс», этот бренд в широком ассортименте представлен в сети гипермаркетов «Алл Эраунд». Производятся шоколадки транснациональной компанией «БРИДЛ», известной всем по логотипу птички, что высиживает яйца в гнезде.

– О, так это мои любимые.

– Ладно, бери, – откусывая ненавистный «Кикерс», отмахнулся Джим. – Пока ломал автомат, я тут прикинул…

– У-гу?

– Ты ее целиком, что ли, сожрать хочешь?

– Идите вы…

– Да, так мы и сделаем, – ухмыльнулся Коган, глядя, как Грейсон жадно поглощает очередной питательный батончик и запивает всё газировкой, – Думаю машина в гараже ещё на ходу, – глянул на мотающего головой Грейсона. – Согласен, дороги, скорее всего, заполнены брошенным транспортом. Тогда пешком и только, – посмотрел на часы. – Так сейчас одиннадцать сорок: если поторопимся к пяти будем на месте.

– А куда мы идем?

– К моему дому в Джерси. Что у тебя по глазам? – подкручивая механизм часов, спросил Джим.

– Правый совсем никак, а левый частично видит, плохо, но хоть что-то.

– Столбы собирать не будешь?

– Справлюсь.

– Вот и прекрасно, давай поднимайся: раньше выйдем, раньше и доберемся, – вздохнув, он окинул взглядом вестибюль.

Ощетинившись неровными краями, остатки окон чем-то напоминали оскал зверя, а покрывающие пол осколки тут и там играли гранями, поблескивая в лучах тусклого солнца. В остальном всё было неизменно, разве что лампы на стенах перестали освещать пространство.

– Что-то не так, Джим? – прищурив незрячий глаз, спросил Алан.

– Не знаю. Странно, что аварийный генератор выключился так быстро.

– А на какой интервал он рассчитан был?

– Не бери в голову – просто мысли вслух. Дай прикурить и пойдем.

Выйдя из здания, Джим окинул улицу взглядом. Город замер, улицы стихли. Слышно было, как вдалеке что-то потрескивает и шипит в огне. Он выставил руку и поймал одну из сотен пепельных снежинок, которая тут же растаяла на мокрой ладони.

– Не нравится мне это, – прервал молчание Джим, изучая взглядом улицу, и вытер ладонь о штанину.

– Что именно?

– Да, всё это. Такая тишь, как перед бурей.

– Так что делать будем?

– А что мы можем: идем, а там посмотрим по обстоятельствам, – шагнул вперед и потянул Алана за собой.

Они прошли немного, чуть менее сотни ярдов по Уолл-стрит в сторону Бродвея. Алан не мог видеть, а Джим не хотел ничего замечать. Желая быстрее пройти сквозь серую поволоку, он так глубоко погрузился в себя, мысленно прокручивая варианты маршрута, что, только наступив на серую кочку всем весом, понял – под слоем пыли лежит человек. Потянув за собой парня, резко отпрянул и, охнув, окинул улицу взглядом.

А, отступив на три шага, стал невольно считать. Десять, двадцать – сокрытым под пеплом остовам почти не было конца. «Большинство небольшие, скорее всего дети», – успел подумать Коган, продолжая считать. Остановившись на тридцати восьми, он посмотрел в сторону статуи Джорджа Вашингтона на лестнице «Федерал Холл». Казалось, что первый президент намеренно поднимает правую руку. Будто хочет указать на всё это поле упущенных жизней и не в силах совладать с эмоциями, так и оставляет ее у бедра, и лишь смотрит вдаль, на юг, в сторону «Фондовой биржи», где в окружении мёртвых – серых холмов, возвышается символ веры в лице лишённой страха маленькой девочки.

Ахнув, Коган увлёк Грейсона за собой. И только на полпути замечает, что фигура эта не более чем установленная напротив здания статуя. Осознав суть увиденного, он пятится и едва не теряет чувства, когда следующий за ним Грейсон вовремя подхватывает ненавистного спутника. Не понимая происходящего, спрашивает его о чем-то раз за разом, да встревожено повторяет его имя.

– Всё в порядке, парень, – наконец шепчет Коган, когда Грейсон оттаскивает его в сторону, да прислоняет к ближайшей стене.

– Что с вами?

– Просто, не знаю. Просто задумался и что-то в голову ударило.

– Может быть, всё от тех таблеток?

– Таблеток? – тяжело дыша, Джим удивлённо поднимает взгляд на парня.

– От радиации, – уточняет Алан.

– Может быть, – врёт Коган, смотрит на парня и, впервые за всё время завидует его слепоте.

– Не стоит тут задерживаться.

В ответ Коган лишь кивает, прикрыв рукавом лицо от лезущей в нос пыли и попросит дать ему минуту, а взяв себя в руки, настоятельно заявляет, что пора убираться отсюда и чем быстрее, тем лучше. Грейсон не спорил, лишь помогает несостоявшемуся начальнику, подав руку. Пытается вглядеться в потрясшую Джима картину, но так ничего и не разобрав в бледно-серой дымке. Лишь заходится кашлем и в одночасье осознает: «Каким бы ни был Коган, он такой же человек, как и все». Мысль бьет в самое сердце – отрезвляет, заставляя вновь поверить в себя, отчего каждый новый шаг становился таким же твердым, как и был прежде, когда он только спешил на собеседование и был полон веры в завтрашний день.

И они продолжают свой путь в неизвестность, опираясь один на другого. А вокруг, лишь серая мгла, скрежет битого стекла под ногами и заходящиеся огнем верхушки поражающих воображение башен, которые нет-нет, да напоминают о себе утробным гулом, заставляя вжать голову в плечи и молить провидение, лишь бы многоэтажные гиганты держались и ранее срока не поспешили упасть в объятия тесных улиц, которые всегда были полны порока, жажды наживы и смертных мук. Но только сейчас сбросили маски и наглядно дали понять: «Тут, что ни шаг, то звучит из-под ног отчётливый хруст чужой жизни».

В котловане грёз

Корреспондент Пятого канала Рассел Дольт поправил маску-респиратор, и посмотрел через плечо на гостиницу «Уалдорф-Астория». Оценил ситуацию – у входа собралась толпа из коллег всех мастей. Окинув собравшихся взглядом, Рассел закусил губу, пытаясь скрыть волнение, поправил галстук, прокрутил в голове прогон и, щелкнув пальцами, дал знак оператору.

– Курт, как я выгляжу? – повертелся в кадре и вновь спросил: – Вход в гостиницу видно?

– Да мне похер! Главное, со звуком всё в порядке.

– Хэй, давай серьезно.

– Если серьезно, то, – Курт смерил стендапера усталым взглядом, – половина аппаратуры в городе не работает. Кто твой галстук увидит и этот сраный отель?

– Слушай, Курт. Может, завалишь и будешь работу свою делать?

– Может, тебе в морду дать? – огрызнулся оператор.

– Лучше свяжись со Сьюзи и скажи ей, чтобы она мне в ухо дала хоть немного информации, – словно и, не заметив, сказал корреспондент.

– Погоди, – сняв с плеча камеру, Курт вызвал Сьюзи по армейской рации.

– Ну что там? – теряя терпение, обратился к оператору Рассел.

Подняв руку над головой, Курт кивнул в унисон услышанному из рации и, подняв брови, показал средний палец стендаперу. Дослушав сводку, поблагодарил Сьюзи. Водрузил камеру на плечо, сказал:

– Я пока возьму пару ракурсов, а ты прочитай последнее обновление в чате, оно на планшете.

– А где он? – выпучив грудь вперед, повел руками Рассел.

– В фургоне, мать твою.

Отойдя в сторону, Курт резко повернулся на пятках и крикнул вслед Расселу:

– У нас три минуты.

В ответ корреспондент улыбнулся и по традиции выразил благодарность жестом со средним пальцем во главе.

– Вот же урод, – ухмыльнулся оператор, цокнул языком и мысленно упрекнул себя: «Лучше бы ты с Шоном Диглом поехал на встречу с тем шибанутым журналистом из «Нью-Йорк Дейли». Всяко интереснее было бы, чем с дерьмом этим работать».

Курт успел отснять забитую силами полиции улицу, в защитных костюмах они все чем-то да напоминали ему космонавтов из документальной хроники по освоения Марса. Но более в глаза бросались парни из спецназа ОСР. Сравнить их можно было, разве что с атлантами. И дело тут не в физиологии, а в исполинском росте их механизированных костюмов. В них, рост каждого достигал почти девяти футов [11].

[11] 9 футов – 2, 74 метра

Один из сотрудников ОСР повернулся в его сторону, и Курт против воли вздрогнул. «Как же вы меня морозите, аж жуть берет!» – поймал он себя на мысли, тряхнул головой, а убедившись, что кадр удался, поспешил обратно к Расселу.

– Что с лицом? – спросил его безучастно коллега, когда он подошел ближе.

– Да, так, – сухо бросил Курт и обернулся в сторону спецотряда.

– А-а! Ясно.

– Что тебе ясно, кретин?

– Струхнул от вида наших бравых парней.

– Пошел ты!

– Видел когда-нибудь, как они в распрыжку на своих кенгурячьих ногах ускоряются? – Рассел жадно втянул ноздрями воздух и картинно закатил глаза. – Зрелище шикарное…

– Рассел, я тебя прошу, завали хлебало, а то я тебе сейчас эту камеру в задницу затолкаю. И единственное что увидят парни из новостного, так это твой глубокий внутренний мир. Ты меня понял?

– Фу-х, остынь. Я так просто, без обид, – слегка попятившись, ответил корреспондент и поправил наушник. – Ну что, погнали?

– Секунду, – ответил Курт, обернулся на парней из ОСР. Нервно дернул плечом и вновь вернулся в свое репортерское прошлое: вспомнил Третью мировую, Дальневосточный фронт.

Тогда он был молодым оператором, разводящим сопли, жалуясь на отсутствие привычных удобств в номерах для прессы. В ту командировку с его глаз слетели все шоры, и более в горячем поле он работать не мог. Тогда, они с группой были под Харбином: собирали материал для «Юнион Глоуб». Стоило ему вспомнить и визуальные образы вновь поплыли перед глазами. Яркие, четкие, словно кадры из хроники, что была отснята еще вчера…

Брали столицу провинции Хайлунцзян, город Харбин[12]. То был август 2081 – переломный момент в войне с Южным Блоком: первый штурм крупного города на территории врага и первое задание для нового рода войск – Мобильной пехоты. Военные образцы «Гардианов» были ещё выше полицейских версий, под десять, иной раз двадцать футов (10 – 20 футов / 3 ~ 6 метра).

Силы Южного Блока держались за каждый дом, на улицах города горели танки, пехота едва поднимала головы. Порой было сложно понять, кто где: часто противник занимал верхние этажи, а пехота Союза нижние. Потеряв три батальона, командование отозвало основные войска на дальний край, и в дело вступили силы МП.

Штурмовые звенья «Гардианов» пересекали добрую сотню ярдов в считанные секунды, лавировали, резко меняли углы атак и, подобно рою саранчи, перескакивали с одного дома на другой. Устанавливали заряды в несущих узлах зданий, жгли засевших из огнеметов, спешно рвали дистанции и оставляли после себя, складывающиеся один за другим дома.

И во всем этом безумном действе, словно зелёные гирлянды, вспыхивали плазмой защитные щиты на костюмах тяжело бронированных солдат МП. А Курт стоял на почтенном расстоянии, снимал с холма и вспоминал недавно прочитанную книгу Переса-Риверте. И в толк взять не мог, как герой из «Баталиста» мог с таким равнодушием взирать на войну, гоняясь за заветным кадром.

[12] Харбин – столица провинции Хайлунцзян в Китае: являлся важным промышленным центром и главным транспортным узлом. Единственное, в чем оператор с Пятого канала ошибался, так это в последовательности наступления. В ходе Третьей мировой войны, на Дальневосточном фронте первым был взята провинция Лоялен и, только позже, взяв город Чанчунь, объединенные войска Новой России и США взяли в кольцо Харбин, где и произошла та самая Харбинская бойня. Но знать он этого не мог: все данные о той войне старательно скрывались, так как правительство на тот момент еще не было уверено в эффективности новообразованных сил МП. А потом, когда результаты оказались более чем впечатляющими, вся информация стала секретной.

На второй день от города остались руины. К вечеру пошел дождь, зарево пожаров стихало, шипело и заглушало доносящиеся из-под развалин стоны. Он запомнил тот день на всю жизнь. Стоны из-под обломков, дым, кострища, и запах такой, словно кто-то решил отметить победу барбекю, но по неопытности сжег мясо до угольков.

Тогда Курт сломался, перевёлся в другой отдел, работал только по общей повестке государства и более не помышлял о стрингерстве, какого бы толка оно не было. Всё это он держал в себе так глубоко, что даже жена думала, что его отказ от жаренного и мяса – это осознанный выбор, шаг в сторону здорового образа жизни.

– Эй, Курт! – щелкнул пальцами Рассел. – Ты там заснул, что ли?

– Работаем, – на автомате ответил Курт, бросил вновь взгляд на ноги сотрудника ОСР и, скрипя зубами, зло буркнул под нос: – Сраные кузнечики.

– Курт?

– На раз, два, три. Поехали!

– Это Пятый канал и с вами Рассел Дольт. Мы находимся в самом сердце Манхэттена, где в здании гостиницы «Уалдорф-Астория» президент Томас Дилан проводит экстренное совещание…

Рассел отвлёкся на вставшего рядом с ним оператора другого канала.

– Куда лезешь, придурок, – сказал он, вытолкнул прочь из кадра и тут же дал знак Курту, что бы он подрезал этот момент.

Прочистив горло, он поправил респиратор и продолжил в прежнем ключе:

– В данный момент нет точной информации о местонахождении мэра Делуко, и в собрании участвуют лишь начальник полиции, представитель корпорации «Маунт Синай», «УБС Технолоджис» и другие, пока неизвестные нам члены экстренного совета города.

Он перевёл дыхание.

– А пока мы ожидаем, перейду к общим рекомендациям для граждан города. После рек… – чуть не оговорился Рассел, но Курт погрозил ему кулаком, и он вовремя осекся:

– Последние факты на данный момент. По Нью-Йорку было нанесено семь ракетных ударов с ядерными зарядами. Поражены шесть из семи Боро, но по Манхэттену точного удара не было. Лишь одна из боеголовок задела Восточный Гарлем и Верхний Истсайд. В данный момент все силы пожарного департамента брошены на устранение пожаров в этих частях города.

Курт дал ему знак закругляться и указал пальцем на дверь гостиницы.

– Что касается ситуации по всему КССГ, на данный момент точной информации нет, – кашлянул и ускорился. – Власти города рекомендуют вам оставаться в ваших домах и ожидать плановую эвакуацию. Не рекомендуем, повторяю, не рекомендуем самостоятельно пытаться добраться до городских убежищ: в данный момент они готовятся к приему граждан, и двери их закрыты. А нахождение на улицах небезопасно, в связи со специальной операцией сил правопорядка по устранению погромов, виновниками которых являются представители студенческих движений.

Рассел прижал наушник рукой и тут же процитировал:

– Особо опасными в данный момент считаются центр Мидтауна и Даунтаун, – вновь палец у уха. – Одну минуту. Из студии мне подсказывают, что появилась информация относительно запуска. Первыми ракеты запустила наша сторона. Что?! – Он осекся, понимая, что сказал это вслух. Хотел сказать что-то еще, поправить себя, или перевести всё на юмор, но двери гостиницы открылись, и, расталкивая конкурентов, он устремился вперед. Активно работая локтями, оказался в первых рядах, сунул микрофон под нос комиссару полиции города и, срываясь на крик, сказал: Как вы прокомментируете ситуацию?«

Курт снимал, как выходящих репортеры забрасывали вопросами. Первым вышел шеф полиции, за ним заместитель мэра, следом свора шишек в гражданском и владельцы компаний. Но всё без толку, что ни вопрос, то формальный ответ – «Без комментариев».

Пепел хлопьями опадал на застывшие во мгле улицы. Прикрывая лица рукавами, двое насквозь прошли по Уолл-стрит, у церкви Троицы свернули на направо. Двигались второпях, в серой поволоке толком дороги не разобрать. Прошли Седар, были уже на полпути к Либерти, когда со сторон вестибюля банка Нью-Токио прозвучал стон о помощи. Джим на секунду замешкался, а оценив все за и против, сделал вид, что ничего не слышал. Лишь дернул на себя сбавившего шаг Грейсона, и в ускоренном темпе повел прочь. Вперёд – на север.

И так весь путь вдоль едва уловимого – узкого Бродвея, что со всех сторон тут окружен высотными башнями. Прошли мимо одной такой, нечто внутри нее надрывно выло, словно раненный зверь. А с виду и того хуже: на месте ростовых окон пустоты, силуэт кажется рваным и чувствуешь кожей, что-то недоброе засело внутри. А ветер воет, рвет и бьет эту красотку – мига ни счесть, как очередной порыв вот-вот сорвет с неё ещё одно одеяние.

Двое успевают сделать шаг, как слышится скрежет и следом режущий ухо свист. Задрав голову, Коган увидел, как с верхнего этажа выпала часть облицовки, какое-то мгновение драный лист парил, а, ударившись о соседнюю башню, упал на сквер возле здания грудой обломков и лохмотьями повис на кронах разорванного надвое клена. Двое застыли в оцепенении, напружинив ноги, не осмеливаясь сделать и шага – по спине бежит холодок, руки трясет от испуга.

– П-пойдем, – запинаясь, говорит Грейсон, да тянет спутника прочь.

Боясь зайтись кашлем, Джим лишь кивает, собирает сделать шаг и, не веря своим ушам, слышит жалобный лай со стороны сквера. Это была одна из тех пород, что, высунув язык, семенит подле хозяина, всего боится, пучит глаза и рычит на всех и каждого. Маленький терьер истошно лаял и рвал поводок прочь из омертвевшей руки хозяйки. Когда они оставили его позади, пёс вырвал поводок, устремился вслед за ними, но, порезав лапу, застыл на месте и жалостно скуля все глядел им вслед.

– Сэр?

– Нет, тебе не кажется, – кашлянув, ответил Джим, – Но этой леди пусть другой бродяга помогает, – сказав, улыбнулся, да тут же пожалел. Грудь схватило огнем: казалось, мелкая стружка оплела легкие. Он почти вдвое согнулся, силой воли сдержал очередной спазм, а, прикрыв нос, прижал парня и сорвался на бег.

Оставив позади пару кварталов, сбавили шаг у часовни святого Павла. Ветер гулял меж высоток, а мгла сходила на нет.

– Джим.

– Чего тебе?

– Мы же у станции Фултон?

– Позади осталось.

– Но зачем мы…

– Не трать силы, – прервал его Джим, сплевывая скрипящий на зубах песок, – Еще чуть-чуть, да всё объясню.

И вновь спешный шаг, пока серая поволока окончательно не сошла на нет, пока не смогли дышать полной грудью, а вдалеке не замаячил шпиль старинной ратуши, что украшала Сити-Холл парк уж не одну сотню лет. Только с видом золотого ковра из разбросанных по парку листьев, да уцелевшего массива деревьев, Джим позволил себя расслабиться и сбавить шаг.

Обойдя ряды брошенных электрокаров, он заприметил автобусную остановку на пересечении Барклай и Бродвея, прямо под древними стенами здания Вулворт. Наспех стряхнув осколки с пластиковой седушки, упал на лавку без сил, и тут же зашёлся кашлем.

– Я вот тут подумал… – сказал Грейсон усаживаясь рядом, и запнулся на полуслове.

Стал кашлять, весь покраснел. Чувствовал, как мелкие частицы сажи огнем охватили легкие. Думал его вырвет, но лишь сильнее заходила ходуном грудь. Вены на висках вздулись, и он почувствовал, как хочется пить, хоть глоток воды – всего один, лишь бы смыть с губ этот кислый осадок.

– О чем? – отсмаркивая черные, как смоль, сопли, поинтересовался Джим. Но, увидев покрасневшее лицо парня, решил обождать. Сплюнул горклый осадок под ноги, вытер галстуком серое от пыли лицо, и толкнув парня в бок, вновь задал вопрос, – Так о чем думал-то?

– О том моменте, когда вышел из метро утром. – пытаясь продышаться, сдавленно процедил парень.

– А можно покороче?

– Я смотрел фоном новости, – утончил Грейсон, громко кашлянул и сплюнул черный сгусток на мостовую, – Помню, был выпуск про Китайскую эскадру и их корабли у западного побережья. Но вот что меня смутило, если это они. И если это и впрямь война…

– А ты думаешь это не она?

– Да я не знаю, что думать, я тут вообще, как карманный аксессуар. Ни хрена не вижу, ни черта не знаю, я как… – он запнулся, боясь произнести слово обуза.

– Не будем об этом, – положа руку на плечо парню, тихо сказал Коган.

– Я не понимаю, почему не было оповещения. Ни рассылки, ни письма, сирены, смс, да хоть чего-то подобного от проклятого министерства экстренных дел… Или как оно там называется, да плевать. Главное, почему вообще ничего?

– Ну а что я-то тебе могу сказать? Хочешь, напишем жалобу в министерство чрезвычайных ситуаций? – щелкнул пальцами, – Вон, гляди, прям перед нами долбаный синий ящик – минутное дело, – тяжело вздохнул, кашлянул в кулак. – Но с тебя бумага и ручка, а я уж так и быть, запишу все твое наболевшее, прям как под копирку.

– Знаете, что?

– Не знаешь что такое копирка?

– Иди ты нахер, Джим

– Мой парень, – осклабился Коган и хлопнул Грейсона по плечу.

Встал, встряхнул пачку Уайтспот, выудил сигарету.

– Лови, – сказал парень, кидая ему зажигалку.

– Я смотрю, освоился.

– Ага, сориентировался по тени и полутени.

– По тени, – улыбнулся Джим, подкуривая.

А как вернул зажигалку владельцу, пустил дым к полу и оглядел округу свежим взглядом. Подметил, что где-то опавшая листва зашлась и вовсю тлеет, а где-то лежит нетронутая.

– Что видите?

– Я не знаю, кто начал первый, но это точно война.

– Тогда почему мы еще живы, почему весь Манхэттен не разнесло в клочья?

– Я не знаю, поверь, – бросил взгляд на фасады зданий, – Но проследи сейчас за моей рукой.

– И?

– Мы сейчас на углу Барклай и Бродвея.

– Да, у парка Сити-холл.

– Не перебивай, – затягиваясь, сухо оборвал Коган.

Обвел рукой парк, взглянул на опаленные фасады зданий, на которых читался архитектурный ансамбль – белые прогалины от соседних высоток, словно художник графист взял, да отразил на городе свое видение конца всему. Описал, как высотка вдалеке, легла светлым пятном на юге, а указав на северо-восток, сказал:

– А вон шпиль здания Вулворт белой прогалиной осел на почерневших стенах Муниципалитета.

– Я понимаю, что для теракта слишком много эпицентров, но…

– Около пяти.

– Но почему по нам не ударили?

– Не знаю, поверь, Алан, – сказав сел рядом, подкурил ещё одну.

– Но вам не кажется это странным?

– Мне многое кажется, но в теории заговора я не верю, – тяжело вздохну, Джим устало откинулся на спинку пластиковой сидушки, – Дай покурить спокойно.

Грейсон промолчал. Подобрав ногу, обнял коленно и так и сидел. А Джим в очередной раз задумался: «Может быть, слухи и вправду не врут». Посмотрел на бегущие к небу столпы дыма, опустил взгляд ниже, да замер на брошенном фудтраке «Свит энд Раунд». И тут же вспомнил: вот точно такой же, тогда он взял бейгл и кофе, шел на встречу в ресторане, что отсюда в паре-тройке кварталов.

Ровно месяц назад, когда «Эко Кор» организовала корпоративный приём по случаю открытия новой штаб квартиры. Тогда аналитик с тридцать четвёртого этажа порядком набрался и был, на удивление, откровенен. Джим хорошо его запомнил. Кевин Сайзмор был человеком в теле, любил сальные шутки и рубашки в с вертикальной полоской. Но более всего, он любил выслушав собеседника, похлопывать его по плечу так, словно они закадычные друзья с детства. Джим стойко терпел эти свойские замашки, и всегда находил повод улизнуть. Лавируя в толпе коллег, цедил свой скотч, мыслями был в своих немногочисленных активах, что остались от продажи «Гипперион Энерджи». В тот-то момент его вновь и нагнал ищущий компании Сайзмор. Подойдя, хлопнул по плечу, собрал в кучу маленькие чернявые глазки-пуговки, спросил:

– Что такой кислый, Джимми?

– Да всё путем, Кев. Просто мысли о будущем.

– Достал старик что ли?

– Старик, едва ли. Но вот наш начальник отдела безопастности, мне уже вот тут! – сказал Коган, дополнив слова жестом.

– Ты это про Сидни, что ли?

– Ну а кто еще у нас без мыло в жопу готов залезть? – огрызнулся Джим и направился к барной стойке.

– Да будет тебе, – закатив глаза, ответил Сайзмор и устремился следом, забавно семеня короткими ножками в туфлях за тысячу с лихом сине-зелённых. А как подошли к бару, щелкнул пальцами в сторону бармена, и задорно воскликнул: – Еще порцию мне и моему другу, угощаю, – в сотый раз за вечер хлопнул Когана по плечу, улыбнулся, надув румяные щеки, и навалился всем весом на стойку, когда не без труда забрался на барный стул.

– Ты же курсе, что все за счет фирмы?

– Дружище к чему эти счеты, мне для тебя ничего не жалко.

Фраза была поддана настолько непринуждённо, что щит треснул, а Коган в сердцах потеплел. Они скоротали время, общаясь на далекие от работы темы, а когда к пятой порции уж Сайзмор поднабрался. Коган спросил невзначай, что мол сверху за спешка с проектами, да о чем шепчутся на их этажах. Услышав вопрос, Сайзмор надул щеки, собрался с мыслями, и казалось слегка протрезвел. Но быстро вернулся в расслабленный образ, играючи приложил палец к губам, заговорщически огляделся и тихо прошептал:

– Спокойно, Джимми. Но знай… – вытер салфеткой разлитый бурбон со стойки. – Мы под колпаком. – икнул и повел плечами. – Мы все в списке.

Вы в списке

Окурок обжёг пальцы, и Коган очнулся от дум. Грейсон покосился в его сторону, спросил:

– Накурились?

– Ты прав.

– Если мы у Сити-Холла, то тут всего квартал до Всемирного торгового центра…

– Даже не заикайся, – резко оборвал его Джим. – Никаких тоннелей и поездов, нет. Нахер!

– Ок-кей, тогда уточним маршрут. Мы идем в Джерси, верно?

– Да что тут уточнять? Идем к тоннелю Холланд, а по нему уже сможем перебраться в Джерси.

– Так мы можем дойти до станции Всемирного торгового центра: она ближе, и, скорее всего, поезда до Джерси ещё ходят.

– С чего они ходить-то будут? Даже светофоры затухли, – Коган махнул в сторону ближайшего. – А если и так, ты хоть представляешь, сколько сейчас народу там застряло, и куда они пойдут?

– А в тоннеле Холланд никто, значит, не застрял?

– Если и застряли, то давно бросили машины и свалили подальше. Но вот если задуматься, как, по твоему может застрять транспорт в тоннеле если электромагнитный импульс на эту глубину не добьёт?

– А если авария? – привел последний довод Грейсон.

– Это шанс на миллион, а вот забитый людьми тоннель станции – это мать его факт.

– Но почему вы так уверенны?

– А ты оглянись вокруг. Куда думаешь люди спрятались?

– А как же гражданские убежища, забыли?

– Никаких убежищ, идём к тоннелю Холланд, а потом в…

– Да я не предлагал, а говорил о том, куда люди делись. – начиная заводиться, повысил голос Грейсон.

– Мне плевать: хочешь идти в убежище – вали!

– А какая альтернатива, что в твоём славном Джерси, кроме пепелища, а, Джимми? – вскочил со своего места парень да толкнул Когана в грудь.

– Там у меня свое, проверенное убежище.

– Где?!

– В подвале дома.

– В подвале дома? – не удержался и прыснул от смеха Грейсон.

– Да, в подвале чёртового, мать его дома. И в чёртовом Джерси. А если тебе что-то не нравится, то можешь идти на все четыре стороны, – мудила малолетний. Что еще непонятно?

– Да всё мне с вами ясно.

– И? – забасил, Коган.

– Вы тот ещё гандон.

– И?! – адреналин ударил в голову, руки Когана предательски тряслись: он готов был сорваться в любой момент.

– Но мне все еще нравятся ваши сигареты.

– Что?

– Сахара 95-го с Белуши, – сказал Грейсон и пошел прочь.

– В ней Богарт играл.

– Это ремейк.

– Куда ты собрался?

– На север, Джим.

– К тоннелю Холланд?

– Да, Джим

– И это правильно, – идя следом и нагоняя, скривился в ухмылке Коган.

– Пошел ты, Джим.

– Может, помочь?

– Сам справлюсь, – сказал Алан и тут же добавил, – по тени и полутени сориентируюсь.

– Мой парень, – расплылся в улыбке Коган.

– Заткнись, Джим.

И Коган заткнулся, лишь нагнал и шел рядом. Играя желваками, размышлял над верностью проложенного маршрута, да потирал обожжённый окурком палец, что так так не кстати саднил, возвращая его к недавним думам:

«Мы в списке, – он мысленно повторил это трижды. – А может быть, всё это не пустой трёп, и Сайзмор не врал. Да и зачем ему врать? Разве что, это был новый ход Сидни? А если и так, то в чём его суть? Нет, бред. И в чём выгода? Но если я и вправду в очередном списке, – захотелось курить, он потянулся в карман за пачкой «Уайтспот», а достав, застыл, – Если так, тогда я могу быть в нём не один. А что, если мы все в списках, весь мать его «Эко Кор»? – он остановился, помял сигарету в пальцах. – Если так, это объясняет звонок от Стивена Ордена. Но зачем ему это? Мы никогда не были друзьями, даже наоборот. Да и зная его, он скорее бы побеспокоился в последний миг о квартальном отчёте продаж, нежели о давнем конкуренте. Но разве и ты не такой же?»

Чуть отстав, он задумался над ответом. А, помяв в пальцах сигарету, ответил в мыслях: «Нет Джимми, ты не такой. Ты тащишь с собой этого парня».

– Не отставай, босс, – сказал идущий впереди Грейсон и тут же добавил: – А то подумаю, что выбился из сил, да брошу тут.

– Не дождёшься, лучше дай огня.

Грейсон протянул ему зажигалку, спросил, о чём Джим так задумался. И отметил, что по его наблюдениям, это уже не в первый раз. Ответа не последовало.

– Значит, секрет?

– Нет парень, просто о семье вспомнил, – соврал Джим, не моргнув и глазом.

Поморщился и вернул зажигалку.

– Понял, проехали, – ответил Алан Грейсон.

– Я не питаю иллюзий, парень. Даже если они и живы, помочь я им не в силах, – а сам подумал, что если Маргарет жива и доберётся до дома на Клинтон, она будет знать, куда идти.

– Дальше по Бродвею до Канал стрит, а там напрямик к тоннелю? – сменил тему Грейсон, чувствуя неловкость от столь острых тем.

– Нет, давай пару-тройку по Бродвею, а там свернём, – затянувшись, ответил Джим, – Не нравится мне этот пешеходный простор, мы тут как на ладони.

Грейсон настаивал, что, покуда есть возможность, надо идти по свободному от машин Бродвею. Но что-то наводило Когана на дурные мысли. Он не мог обьяснить словами ту тревогу, что зарождалась в нем, когда они всё ближе подходили к комплексу из правительственных зданий. Да и как обьяснить простыми словами, что они бредут тут, как потерянный китобойный бот, который давно ушел за горизонт, но вопреки логике продолжает высматривать всплеск над водой, да редкий фонтанчик, без устали преследуя белого кашалота. И чем дольше они будут игнорировать чувство тревоги, тем скорее им наступит конец.

У Рид-стрит парень сдался, устав приводить доводы о свободном пути. И стоило им свернуть с Бродвея, как с позади, ровно с пятого этажа, вылетело офисное кресло и с треском разлетелось на части об асфальт.

– Вот так вот, сучки! Еще хотите?! – кричал осипшим голосом неизвестный откуда-то сверху.

Двое укрылись за брошенным такси. Алан толкнул Джима в бок.

– Кто это орёт?

– Да, если бы я сам знал, – с ухмылкой ответил Коган и потянул парня за собой.

Но стоило им выйти из-за укрытия, как из окна уже выпал стол, и вновь крик:

– А как вам такое, уроды?!

Настороженно поглядывая в сторону метателя офисной мебели, они поспешили ускорить шаг, но не прошли и пяти ярдов, как очередной предмет офисного быта полетел с этажа. Упав на машину, тяжелый диван вмял крышу в салон, и в тот же миг, задрав голову, Джим увидел виновника переполоха.

Неизвестный стоял в пустом окне у самого края, что-то увлеченно пинал ногой, и стоило ему их заметить, прокричал:

– Пригнулись и укрылись[13]! – а пригубив бутылку, добавил: – Сучки.

[13] «Duck And Cover» – главный лейтмотив песни из мультипликационного произведения 1951 года. По сюжету черепашка Берт встречается с разными невзгодами на своем пути. И главной его защитой является умение вовремя пригнуться и укрыться. Произведение вспомнили в июле 2053 года, когда власти приняли решение о возрождение движения Гражданской обороны.

Прищурив незрячий глаз, Грейсон хотел что-то крикнуть в ответ, но тычок под ребро остановил его.

– Не стоит, молчи, – шепнул Коган ему на ухо.

– Эй, вы! – незнакомец указал на них и вновь крикнул: – Куда вы прётесь? Идиоты!

– А что? – не выдержав, крикнул Грейсон.

Ему надоело быть вечно в стороне, а накопившийся осадок наконец-то нашел повод, и единственным его желанием на данный момент было взобраться на этот этаж и хорошенько отделать крикуна. Позже он сам ругал себя за подобные мысли, так как мать учила не прибегать к насилию, но сейчас гнев и беспомощность так и подбивали его на поступок. Быть может, не верный, но именно тот, в котором он сам хоть что-то, да и решал.

– Можете не идти! – отхлебнув из бутылки, проорал в ответ незнакомец. – Закрыты они.

– Так они же общественные, – крикнул Грейсон.

«Тише, Джимми, дай ему спустить пар», – сдерживаясь, думал Коган, переступая с ноги на ногу.

Издалека послышалась неровная череда приглушенных хлопков. Незнакомец осушил бутылку «Старины Тома», отшвырнул опустевшую вглубь этажа и взял откуда-то из под ног новую. Его шатало, сделав шаг к обрыву, он чуть не выпал из окна, но в последний момент удержался на ногах – махнул рукой куда-то вдаль, и сказал:

– Слышали? Отстреливают идиотов.

– Что сказал?! – крикнул Грейсон.

– Говорю, отстреливают! Тех, кто плохо соображает.

– Хватит время терять, – раздражённо сказал Коган, ухватил парня за шиворот и оттащил прочь от общения с накачанным под шиворот идиотом.

– Эй, полегче, – высвободился из цепких лап босса парень, – можно было просто сказать.

– Я уже говорил и вновь повторюсь – главный тут я, а потому хватит херней страдать.

– Да-да, а если хочу, могу валить на все четыре.

– Всё верно.

Провожающий их взглядом незнакомец вновь приложился к уже свежей бутылке. Хмыкнув в усы, пинком сбросил еще один стул. Не удержавшись на ногах, попятился, упал на задницу и еле слышно прохрипел: «Хера вы далеко уйдёте, нам всем уже билеты заказаны». А, поднявшись на ноги, увидел, как уходящая на запад двойка скрылась в глубине улицы, хотел что-то им крикнуть вслед, но, забыв, что именно, устало уселся на краю обрыва и, свесив ноги, продолжил заливать сознание крепким.

Они обогнули завалившийся набок почтовый фургон, взяли курс на север – перешли на Черч стрит. Оставили позади знаменитое здание без окон, слухи о котором будоражили не одно поколение фанатов теорий заговора.

– Черт, пугает оно меня, – хмыкнул Джим.

– Ты про что?

– Да здание это, то, что без окон. Еще в сериале «Секретные материалы» было.

– Это что-то из новенького? – в голосе Грейсона чувствовалось сомнение, он готовился к сегодняшнему собеседованию, но весь культурный пласт 20-го века охватить был не в силах.

– Нет, что-то из старенького,– нахмурившись, ответил Коган, сокрушаясь в душе: «Чёртова молодежь, с вами и поговорить не о чем».

Прошли еще два квартала и уперлись в автомобильную аварию на перекрестке.

– Твою мать,– сокрушённо процедил Коган.

– Что случилось?

– Да если бы ты видел…

Столкновение превратило и без того тесную улицу в непроходимый лабиринт. Завалившийся фургон «Дон Ку Трафик»[14] перекрыл часть улицы, две легковых сплелись воедино чуть дальше, а бьющий до второго этажа поток воды из сбитого гидранта стих, но продолжал огрызаться, выплевывая из недр жалкий фонтанчик.

[14] «Дон Ку Трафик» – корейская компания, основанная в пригороде Сеула молодым бизнесменом Ким Дон Ку. Изначально создавалась, как площадка для купли-продажи, позже преобразовалась в одну из крупнейших транспортных компаний КССГ.

Путники протиснулись в зазор между почтовым фургоном и стилизованным под старый «Додж» электрокаром. В глаза бросилась автобусная остановка и сбивший ее «Олдсмобиль Торнадо» в кузове от семьдесят второго года, которой похоронил под собой людей стоявших на тротуаре.

– Знаешь, парень, хорошо, что мы на лестнице задержались, – изучая аварию, заметил Коган.

Алан не ответил, а Джим не настаивал, сказал лишь:

– Ладно, пошли.

Раздался хлопок, и огонь из одной из перевёрнутых авто перекинулся на масляный след, ведущий к остановке. Пламя в секунду добежало до двухдверной «Митсу» и в мгновение охватило салон, постепенно превращая улицу в подобие дикого зверя, который был готов в любую секунду вырваться из клетки и с жаром наброситься на обступившие его здания.

Вновь хлопок…

– Может быть, пойдем по другой улице?

– Ага,– буркнул зачарованный пламенем Джим и потянул парня в сторону, на запад по Леонард-стрит.

Услышав хрип, Алан резко встал на месте и прислушался.

– Кто там?

Лежавшая на тротуаре девушка, едва слышно сипела, беззвучно открывала рот, но, как ни старалась, не могла выдавить и слова. Лишь красные пузыри на губах и вновь сдавленный хрип.

– Тебе показалось, – сказал Джим как можно громче и потянул его за собой, а про себя подумал: «Мы всё равно ей уже ничем не поможем».

Решили обойти по смежной улице, продолжили путь по Западному Бродвею. А на пересечении с Уайт-стрит Джим увидел выглядывающего из-за угла человека. Окликнул его, и тот мигом скрылся.

Спустя квартал ситуация повторилась, но в этот раз Коган выждал момент, и только когда они были в считанных ярдах от незнакомца, вновь окликнул его.

Тот вновь собрался скрыться, побежал прочь, а Джим крикнул ему вслед:

– Мудила, черный!

– Что ты брякнул? – сделав два шага прочь, удивленно огрызнулся смуглый парень с портативным радио в руках и, ожидая ответа, застыл на месте.

– Ты следишь за нами?

– Да, кому вы нахрен нужны, – отмахнулся тот с изумленно.

– Тогда какого черта уже второй раз нам на пути попадаешься?

– Это я вам попадаюсь?! Да вы сами идете за мной по пятам. Разве не так? – парень выпучил глаза и перевел взгляд на них. – Или быть может у меня из зада хлебные крошки сыпятся?

– Скорее Си-эс.

– А ты не много на себя берешь, снежок?

– Едвали, – почесал подбородок и осклабился, – Просто удивлен, что на кого-то из ваших образовательная реформа сработала, – сказал Коган, почувствовал осуждающий взгляд Грейсона и тут же добавил, обратившись к парню с радио: – Может, покурим, и ты расскажешь последние новости?

– Си-эс покуримс?[15] – улыбнулся в ответ черный, и белые зубы ярко сверкнули на фоне смуглого лица.

[15] Си-эс – дешевый синтетический наркотик, заполнивший улицы еще в конце 70-х. Его курят, нюхаю, бывает используют с ингалятором. Спросите любого подростка и он расскажет вам все о чудо-средстве бодрости.

– Нет, точно, не крэк, – улыбнулся в ответ Коган, махнул незнакомцу и добавил: – без обид, сейчас все на нервах. Давай всё с нуля.

– Ну… – протянул черный, – а что там у тебя, дружок? – увидел пачку «Уайтспот» и одобрительно поднял брови. – Оу, ну хоть когда-то мне должен был попасться богач.

– Давай к делу, – кашлянул, – Алан, дай прикурить.

Встав ближе к углу дома, они какое-то время молча курили.

– Так что там? – стряхнув пепел, спросил Джим и с серьезной миной глянул на черного брата.

– Не знаю, что и сказать, белый брат: может, со мной что-то не то, но у парней в форме крыша серьезно течёт.

– В каком смысле? – подвинулся ближе Грейсон.

– Ну, вояки отстреливают всех, кто хоть на квартал приблизится к городским убежищам, – стрельнув глазами, добавил:– Я тут с друзьями снимаю квартиру в тройке кварталов, так вот. Первым делом мы в убежище ближайшее двинулись…

– В каком часу? – спросил Коган.

– Не знаю, часа два назад. Может, меньше, как только азиаты жахнули. – Так вот, слышим хлопки. А мы хоть и люди искусства, но из пригорода Фили, знаем, как оно бывает.

– Хочешь сказать, власти не дают зайти в убежища? – скривился Джим, а брови собрались в кучу.

– Я хер его знает, что они там делают, но я туда ни ногой.

– А радио работает у тебя? – спросил Грейсон.

– Нет, село, – затянувшись, сплюнул, – но я вам вот что скажу, нездоровая это тема, белые клыки.

– Давай без вашего этого, – устав от разговора, огрызнулся Коган.

– Да, пошел ты, мужик, – отстранился чёрный и, переминаясь с ноги на ногу, добавил: – Я одно могу сказать точно: сейчас каждый сам за себя. И двигали бы вы с улицы.

Стоило ему договорить, как с соседней улицы раздались хлопки выстрелов. Паренек сразу дал деру, а Грейсон тут же припал на колено и вжался в стену.

– Жди меня тут, – сказал Джим, бросил взгляд в сторону убегающего паренька с радио и аккуратно выглянул из-за угла.

Вновь очередь, но из калибра крупнее, и Коган увидел, как по смежной улице, расталкивая всё на своем пути, прошла колонна машин. Броневик «Торчвуд» во главе, за ним три серых фургона, и у каждого на борту надпись: «ОБР».

Пытаясь разглядеть цель обстрела, Джим высунулся на полкорпуса. Казалось головная машина ведет беспричинный огонь: по крышам, вдаль, на уровне третьего. Вдруг башня замерла и резко повернулась в их сторону. Так быстро, что Джим едва успел спрятаться, когда пробежавшая по стене очередь, сорвала кусок облицовки с угла дома.

– Какого хрена? – воскликнул Алан, но тут же понизил голос.

– Ты их спроси, – испуганно, бросил Джим, попутно ощупывая себя: руки, ноги, голова – на его счастье, всё цело.

– Это военные? – спросил Алан, стараясь говорить как можно тише.

– Нет, это кое-кто посерьёзнее, – ответил Джим и, присев, приник затылком к стене.

Сухой треск и еще одна очередь вскользь по стене, заставляет их вздрогнуть и вжать головы в плечи. И в тот же миг рев мотора вдали, снова выстрелы, но уже в ином направление. А чуть погодя, скрежет металла и тишина. Двое сидят, тяжело дыша и только сейчас слышат, как из динамиков уходящей к Финансовому кварталу колонны, звучит, словно мантра, баюкающий механический голос:

– Что это было, сэр?

«Я не знаю», – хотел сказать Коган, но в ответ лишь шикнул.

– Это полиция?

– Почти, – сдерживая поток мыслей, ответил Коган.

– Да что вы тянете?

– Дай минуту отдышаться, – проглатывая слова, сказал Коган, а сам вспомнил, как несколькими месяцами ранее к нему на порог заявились два детектива и репортер.

Как ему показалось, пришли они порознь. Во всяком случае, об интересовавшемся Коганом репортере ему еще Марта говорила. Но тогда он не придал этому значения и от слов секретарши отмахнулся. Но что от него нужно было детективам? Как бы то ни было, в тот день все они стояли у дверей его дома и, как он выяснил позже, хотели поговорить с ним об одном – некогда исчезнувшем друге, но дверь он им так и не открыл. А, как ребенок, затаился на втором этаже и долго вслушивался в их голоса, пока они не ушли. Позже он попросил своего помощника узнать, что именно от него хотели за информацию по некогда исчезнувшему Карлу Регге. Но после того как помощник сообщил о контакте с репортёром, он исчез, словно под землю провалился. И как Коган ни пытался, выйти на связь с ним не получилось.

Заявление о пропаже помощника подавать он не стал, и вот же странное дело, Сидни к нему тоже не заходил после всего этого. Парня просто уволили за отсутствие на рабочем месте и всего делов. Очередной парень, очередной гражданин, которого проглотила эта страна. И на какое-то время все улеглось.

А изменилось в прошлый вторник[16]: он открыл газету и узнал, что приходивший к нему журналист был главным редактором газеты «Нью-Йорк Дейли».

[16] 14 октября 2087 – день смерти Джеймса Брукса. Именно с этого дня начинаются основные события книги «Цифровое Чистилище» .

Заголовок газеты говорил о самоубийстве, ниже было фото. Не лучшего качества, но лицо он узнал. В четверг он обратился к частному детективу, но после первого отчета в субботу того и след простыл. Это не на шутку встревожило, Джим даже думал – бросить всё и привести свой давно заготовленный план в действие. Но собрался с силами и отложил инсценировку своей смерти на потом. Где-то в глубине души он верил, что что-то грядёт, и в определенном смысле нюх его не подвел.

Выдохнув, Коган поднялся, сказал Грейсону:

– Когда придет время, я все расскажу, а пока нам надо убираться отсюда.

– Но…

– Как можно скорее! Пойдем, – а мысленно вновь вернулся к застывшей в сознание мысли: «Может быть, ты и не такой уж дурак, а если и так, то ты очень удачливый дурак. Ведь, если бы у тебя была возможность, ты поставил бы все фишки на то, что этот конвой шёл по твою душу. И что уж там гадать, буть уверен. Ты, Джимми, определенно в списке, и уж точно не в одном».

За углом, в тени деревьев

Прошли мимо полицейского участка, металлические ставни на окнах плотно прикрыты, а голубо-синие двери заперты. Складывалось ощущение, что служители правопорядка надёжно укрылись и выходить не планируют, или их и вовсе там нет.

Всё это вызывало острое, но неведомое чувство тревоги; Коган скривился – кольнуло сердце, а самое худшее не заставило себя долго ждать, когда они прошли мост, и уж виден был съезд. Чёрный столб дыма змейкой уходил в небо и был едва различим. Коган принюхался, посмотрел на открывшуюся картину и охнул. Копоть на стенах, да остовы сгоревших машин, что вереницей тянулись из жерла тоннеля.

– Джим, у нас все хорошо?

– Погоди, парень, – нервно бросил он в ответ, вытер ладонь о штанину, запустил пятерни в волосы, и, казалось, замер.

Но вдруг ухватил парня за руку и сорвался на север, к музею Джеки Робинсона. А как достигли угла, тяжело дыша, Джим прохрипел:

– Твою мать.

– Согласен, – поддержал Грейсон.

– Тоже это видишь? – с надеждой в голосе, спросил Джим.

– Не особо, но этот аромат сложно с чем-то спутать, – ответил Алан так буднично, словно всё это было уже не в новинку.

Поразительно, но в какой-то момент его осенило: «Ты можешь соглашаться или отрицать. Как ни поступи, от тебя мало что будет зависеть». Это заключило его в столь комфортный и плотный пузырь, что, даже понимая нынешнюю перспективу, он впервые за весь этот день по-настоящему расслабился. Подошел к Когану и спокойно сказал:

– Пойдем, глянем, что на этом въезде.

Минули сквер и долго стояли у вывески, что когда-то была окрашена в белый. Стены окружных домов в саже, дым валит плотными клубнями и даже сквозь одежду чувствуется жар.

– Плотно валит? – спросил парень.

– Неслабо, – ответил Джим, уперев руки в бока.

– Прям дневной свет, не иначе, – скривился в ухмылке Грейсон.

– Что? – сцепив руки на затылке, спросил Коган, провожая взглядом уходящую в небо надежду на короткий путь.

– Фильм говорю.

– Со Слаем что ли?

– Наверное, – помедлил Алан и нахмурился, припоминая, – Там взрыв запирает выживших в тоннеле Холланд. И только опальный герой способен их высвободить, – отчеканил он, словно скороговорку.

– Опальный? – прыснул со смеху Коган.

– А что?

– Звучит как-то… – помедлил, подбирая слова, – Как из учебника по истории кино.

– Я старался, – просиял Грейсон, доставая зажигалку, – Огня?

– Не откажусь, – улыбаясь, качнул головой Джим. А подкурив, сказал: – Думаю, это начало прекрасной дружбы.

– Касабланка, – щелкнув зажигалкой, ухмыльнулся парень.

– А кто такой Джеки Робинсон, музей которого мы только что прошли?

– Понятия не имею.

– А говоришь готовился, – погрозил пальцем, Джим.

– Потому и знаю, что бейсбол вы на дух не переносите.

– Да, – протяжно сказал Джим, кивая.

Затянулся, пустил дым к верху и проводил взглядом обычный новой дом, в котором есть этаж, что посвящен первому чернокожему в бейсбольной – высшей лиге. Но мало кто об этом нынче знает, и он не знал бы, если бы его сюда, когда-то не сводил отец. И глядя на этот дом, подумал: «Едва ли он переживёт грядущие перемены, но навеки останется тут, – похлопал себя чуть пониже груди, – в моём сердце», – вновь пустил дым к верху, да неспешно пошел прочь от утопающего в пламени тоннеля, а за ним и парень.

– Куда теперь, босс?

– Сам знаешь, – вальяжно повел рукой Коган.

– На север?

– А что еще нам остается, – отшутился Джим, а сам прикинул: «Если тут никак, то теперь только к Линкольну(тоннель) идти и остаётся, а это час пути, как минимум, – бросил взгляд на улицу с которой пришли. – Или вернуться и попробовать через подземку? – и тут же мотнул головой. – Нет, назад нельзя, там это чертово ОБР. Думай, Джимми, думай».

Пока он размышлял, Грейсон подошел к брошенному авто, залез на пассажирское, на ощупь пошарил в бардачке и, ликуя, крикнул: – Нашел!

– Джим не услышал, всё думал: считал варианты.

– Эй, босс. Воды? – спросил Грейсон, догнав ушедшего вперед Когана.

Джим отпил из бутылки и только после глотка с удивлением посмотрел на помощника.

– Вон в той нашел, – просиял Грейсон. Почувствовав вопрос в утемненном на него взгляде, уточнил, – По свету и тени.

– Молодец, – хмыкнул Коган, хлопнув парня по плечу. И неторопливо пошел по самому центру дороги, думая о том, что если они и с вторым прогадают, им в будущем пригодится по парику.

Улицы пустые, а весь транспорт оттеснён к обочине, так, словно ледокол прошел, а они бредут в его фарватере. За почти десяток кварталов, лишь дважды им встречались живые. В первый раз – мужчина с двумя стульями, куда он их тащил и зачем, уточнять не стали. Чуть позже – двоих у спортивной площадки Валкер-парка. Парни что-то оживлённо обсуждали и пытались подсоединить аккумулятор к старенькому фургону.

Когда они поравнялись с ними, незнакомцы окликнули их, спросили:

– Вы в машинах разбираетесь?

– Знаю, что на этой штуковине есть плюс и минус, – указывая на аккумулятор, поспешил ответить Коган. И тут же улыбнулся так, словно их вот-вот пригласят на чай, но у них планы иные, и вся эта ситуация – это явно не их чашка чая.

– Ну ладно, удачи тогда, – ответил один из парней и ткнул друга в плечо, как бы давая понять, что треп трепом, а дело само себя не сделает.

– И вам, – махнув рукой, ответил Джим и, чуть не забыв, спросил в последний момент: – Не знаете, как дела в тоннеле Линкольна обстоят: пожара нет?

Незнакомцы ответили, что не знают.

И они разошлись, как корабли в море. Не подозревая, что судьба однажды сведет их вновь…

Двое продолжили путь на север, прошли ещё пяток кварталов. «Всё это очень некстати, – размышлял Коган. – С другой стороны, так обычно всегда и бывает. Если что-то и может пойти не так, то всё и пойдет не так». В следующую секунду его осенило, что смысла бежать нет, если и во втором пожар, так они мало что смогут с этим делать. И по опыту Коган знал, если дело касается длинных дистанций и долгих денег, главное – это уметь беречь силы. «Точно, Джимми, не гони лошадей», – успокоил себя и тут же посмотрел на часы.

– Может, привал? – спросил он парня.

– Предлагаете палатку поставить?

– Ага, и костёр развести.

– Тогда я за. Но, чур, вы за дровами.

Примостились на тротуаре под козырьком опустевшего ресторанчика с многозначительным названием «Папас». Джим подобрал под себя левую, Алан, раскинув ноги, сел рядом.

– Чёрт, давно так не ходил.

– Всего-то миля-другая.

– Миля-другая, обсудим это, когда тебе перевалит за сорок, – устало потягиваясь, сказал Коган и достал пачку «Уайтспот».

– Как насчёт сигаретки? – шмыгнув носом, спросил Грейсон и легонько толкнул Джима плечом.

– Ты же не куришь?

– Ну а почему бы и нет?

– Не-е, держись, эти штуки не лучшим образом сказываются на здоровье, а у тебя вся жизнь впереди, – почесав кончик носа, с иронией сказал Коган.

– Чёрт, – запнулся парень, плечи колыхнулись от смеха, – а это и вправду смешно.

– Стараюсь, – хрустнул шеей Джим.

– Но всё равно стариковский юмор.

– Нет лучше школы, чем старая школа, – довольный собой, резюмировал Коган и кашлянул в кулак.

– Вот-вот, и я уверен, – шутливо погрозил ему пальцем Грейсон, – это очередная тема из старого Голливуда.

– Кто знает, – ехидно прищурился Джим и, зажав в зубах сигарету, попросил прикурить.

Сидели молча, Коган играл дымом – пытался выдать ровное кольцо, Грейсон снял обувь, разминал стопы и смотрел в даль, ту, что была доступна на тесной улочке – десять ярдов дали, потухшие вывески и размытые окна с зубами из битого стекла.

– О чём задумался? – спросил Коган.

Он уже порядком вымотался и, сидя на тротуаре, пытался всеми силами не поддаться чаяниям морфея.

– Да так, вспоминаю школу, – ответил Алан, провёл ладонью по тротуару, поднял с земли попавший под руку мелкий камешек и, щурясь, уставился на вывеску кафе напротив.

– И как там, – широко зевнув, растянул слова Коган и проморгался, – в прошлом?

– Сложно… Иными словами, я счастлив, что бутерброды с джемом и арахисовой пастой ушли из моего рациона, – ответив, Алан затих, провел языком по нёбу и добавил, уже более воодушевленно: – У нас в классе был парень с вот такими линзами.

– Думаю, ему доставалось.

– Да, случалось.

– И ты был из числа тех, кто гоняет таких?

– Бывало, – покачал головой Алан, – никогда не думал, что бумеранг таким образом вернётся.

– Это жизнь.

– Пожалуй, – ответил парень буднично и так спокойно, что сон мигом покинул Когана, и он нутром прочувствовал появившееся в голосе спутника изменения.

«Что это сейчас было?» – задался вопросом Джим. Что-то было в интонации, в том, как по-другому себя стал вести Грейсон, жестикулировать, сидеть и держать голову – прямо и расслабленно.

– В этом мире размытых пятен есть свои плюсы, – сказал Алан, глянув на улицу, – все, как картина, написанная в акварели.

– Наверное, – облизнул губы Джим.

А, сказав, подметил битые окна, пустые улицы и чёрные столбы дыма, идущие откуда-то издалека. «Наверное, там сейчас едва ли есть место подобным разговорам», – затянувшись, выпустил наконец ровное колечко и внезапно поймал себя на мысли, что и забыл, как влюблён в этот город. В нём он себя всегда чувствовал песчинкой, которую гонит ветер по улицам. Песчинка не видит общей картины, лишь тесные улицы и верхушки домов, что тянутся бесконечным потоком архитектурных форм, и так по всему Сити. Кажется, ты должен во всём этом затеряться, но вот перекрёсток, и ты уже точно знаешь, на каком углу города тебя гонит по жизни ветер.

– А о чём вы задумались, босс?

– Вспоминаю, как раньше любил гулять по улицам, – очнулся Коган.

– А я и сейчас вас могу таким представить.

– Да? – едва заметно поднял бровь Джим, улыбнулся краем рта и, запустив левую руку в волосы, тяжело вздохнул.

– Ага. Я же говорю, слепота спасает, – Алан поправил узелок галстука и хлопнув себя по коленке, спросил: – Вот что перед нами?

– Сейчас?

– Конечно сейчас.

– Ну-у… – почесался Коган, – напротив небольшой магазинчик, рядом кофейня.

Он задержал взгляд на разбитой витрине и перевёрнутой мебели в зале.

– А цвет какой у этой кофейни?

– Окна и дверь коричневые, а навес зелёный.

– Вот видите, а как по мне, так мы сейчас в тихом сквере на лавочке.

– Только сидим на траве.

– Наверное, лавочку спёрли, – улыбнулся Грейсон.

– Скорее всего, – подыграл ему Джим, опёрся на руку и продолжил, изображая интонацией наивную жертву. – А риелтор говорил, это приличный район.

– Да, такова жизнь, – развел руками Грейсон и надул губы, – надо было смотреть отзывы перед покупкой.

Джим рассмеялся в голос, и первая мысль: «А парень молодец, ты с ним явно не прогадал, Джимми».

Смех стих, и вновь тишина.

Коган подкрутил вторую сигарету, Грейсон выждал момент, чуть наклонился и сказал:

– Слушайте, а тогда на лестнице… – взял паузу.

– Извини, – стряхнув пепел, ответил Коган и чуть не пустился в объяснения, но вовремя осек себя и поджав губу выждал.

– Да, я понимаю, вы всё правильно сделали.

– Давай потом это обсудим и…

– Я про другое, – вставил слово Грейсон, – почему вы меня так назвали тогда?

– Так это как?

– Инди.

– Это сокращение от Индиана.

– А причём тут штат?

– Да нет, я про того, что с хлыстом, – сказал Коган и придвинулся ближе, изобразив рукой удар хлыста. – В третьем фильме был эпизод, где показывали его молодость. И он пытался помешать охотникам за сокровищами…

– Ближе к сути, босс, – улыбнулся Грейсон, понимая, что это очередное путешествие в недра кинематографа.

– Ничего не вышло, но там ему досталась его культовая шляпа.

– Не сильно мне помогло.

– Сейчас объясню.

– Не надо, – выставил перед собой руки и жестом показал тайм-аут.

– Ладно-ладно, проехали.

Джим достал оставшийся батончик «Кикерс» из кармана, зашелестел упаковкой.

– Поделитесь?

– Это не «Блю Милк».

– Ничего, сойдёт.

– Так у тебя же аллергия на арахис.

– Кто вам сказал? – сдерживая улыбку, ответил Алан.

– Ты и сказал.

– Сказал, когда был выбор, – он развел руками и, хлопнув в ладоши, по-лисьи улыбнулся, – а сейчас его нет.

– То есть, соврал мне тогда?

– Исказил факты. И вообще, может, я хотел компенсировать отсутствие у меня шляпы. Ведь на эти шоколадки у меня и вправду аллергия, я их в своё время переел, – ехидно улыбнулся и добавил: – В детстве.

– Вот дела! – хлопнул себя по бедру Коган и покачал головой. – Своему боссу соврал, вот же сукин сын.

– Ну, увольте, – бросил Грейсон и картинно отмахнулся.

– Даже и не знаю, – играя бровями, ответил Джим, подыгрывая, – может быть, завтра. Я подумаю.

– Завтра! – расхохотался парень. – А это смешно.

– А то, серьезные решения требуют времени. Погоди, я из тебя еще человека сделаю, – ответил Джим, толкнул кулаком в плечо по-отечески, и чуть не сказал вслух: «Мой парень!»

– Но всё же, причём тут тот фильм?

– Не знаю: разволновался я тогда, и всё как-то само вышло.

– Ясно – скрывая улыбку, кивнул в ответ Грейсон.

Они разделили шоколад с нугой на двоих, еще один перекур сидели молча. Ровно в половине второго поднялись и продолжили путь на север.

Столпы безумия

Тем временем в городе…

В первое время казалось, что этика, закон и многовековые нормы морали дают свои плоды и работают. Нет, конечно, без инцидентов не обходилось, но если в первые минуты после взрывов, случаи нарушения и имели место быть, то носили исключительно локальный характер. Так в магазине здоровой пищи из-за отключения электричества образовалась давка. Покупатели не понимали, что происходит, кто-то говорил: «Теракт». Другие противились, утверждая: «Это из-за землетрясения. Слышите, гул». Третьи отшучивались и говорили: «Ну, какое землетрясение. Это же Нью-Йорк! Давайте наберёмся терпения, и вскоре нам всё скажут».

И так, капля за каплей нарастала тревога. В один момент пузырь не выдержал и, лопнув, прокатился волной преступлений по городу. Начиналось всё невинно, кто-то не выдержал, покинув магазин, тайком пронёс пару банок консервированной ветчины с усатым Генералом Кросби[17] на этикетке и даже оставил деньги на стеллаже – у выхода. Другой проскочил мимо кассы с пачкой хлопьев за пазухой, а третий утаил банку сардин под пальто. Одна мелочь следовала за другой и подобно снежному кому разрасталась по городу, словно штамп бубонной чумы.

[17] Генерал Кросби – ветчина из отборного мяса, такая же по вкусу как и синтетические аналоги для бедняков, но натуральная. На этикетке изображен герой гражданской войны 2075 года – генерал Мейлорд Кросби.

Так некий Том Нолан, молодой мужчина двадцати четырех лет попытался убежать из магазина, не оплатив покупку в виде двух галлонов молока и пары банок консервов, заткнутых за поясом. Сначала очередь смеялась, крепкий темнокожий охранник в белой рубахе изловил воришку и крутил ему руки за спину. А вот, когда Том, неестественно извернувшись, выкрутился и ударил охранника по голове, всем стало не до смеха. Гомон резко стих, в толпе кто-то охнул. Том стоял, пошатываясь, и тяжело дышал. А краешек зажатой в руке банки со свининой, едва заметно блестел, играя на свету кровавым багрянцем. Охранник неподвижно лежал на полу цвета шахматной доски и не подавал признаков жизни, а белая рубашка все явственнее играла алым. Осознав содеянное, Том выронил банку и выбежал прочь. Тут же кто-то из персонала подбежал к охраннику, пытаясь поставить диагноз посредством своего, приемлемого для занимаемой должности образования.

В тот же миг отсутствием надзора не преминули воспользоваться некоторые из стоявших в очереди. Они плавно выскальзывали из общей массы, устремлялись к выходу, судорожно сжимая в руках пакеты с награбленным. Подоспевшей менеджер попытался было их остановить, но силы оказались неравны. Стоило очередному паникёру вырваться из очереди, как, поддавшись животному инстинкту, толпа ринулась к выходу, сметая всё на своем пути, словно лавина. Менеджер кричал, размахивая руками, пытался их остановить и краснел от злости, пока кто-то не толкнул его в спину. Да так лихо, что он не устоял на ногах. Оступился, почувствовав резкую боль в щиколотке, а неудачно упав на гладкий пол в черно-белую клетку, там навеки и остался.

Эти события произошли в магазине «Джаст Фуд», в самом сердце Манхэттена, там, где можно было увидеть вокруг лишь высотные здания, асфальт и небо. Там, где лишь окна побиты, и нет представления о масштабах катастрофы. Что творилось ближе к окраинам каменных джунглей, тогда представить было сложно.

И после резкого всплеска, город внезапно стих. Но уже спустя полчаса, улицы города вновь ожили в сумбурном движении масс, словно разворошённый муравейник. Одни пытались завести электромобиль и покинуть город, другие в открытую били витрины и выносили всё, что было: еду, одежду, электронику – каждый приходил за своим. К счастью, вовремя подоспели силы полиции, и властям удалось принудить граждан к порядку. И вскоре дорожные полотна главных авеню расчищали отряды ОБР и ОСР. Жителям же настойчиво советовали не покидать дома и обещали скорую эвакуацию, не согласных с советами, мародеров и бунтарей – отстреливали. И когда уже всё казалось: вот он – порядок. Ведомые инструкциями колонны ушли на север, а силы полиции за ними следом. Кто отдал такие приказы – мало кому было известно. По радио транслировалась уже знакомая фраза:

А кто-то, у кого были старые приемники, даже знал, что сейчас все силы полиции отправлены на помощь пожарным. Которые, как и в былые времена, героически исполняли свой долг, сражаясь с огненным вихрем, охватившим Восточный Гарлем и Ист-Сайд. И с каждой удаляющейся на север сиреной, покой покидал улицы.

Уже через четверть часа улицы вновь забурлили, но иначе. Многие посчитали, что их просто бросили – оставили на произвол судьбы. И уподобившись крысам на тонущем корабле, жители выходили из обжитых укрытий и бежали, метались, ища сумрачную надежду, заключенную в слове «выжить». Неведомо, как спастись и более не знать, не помнить всего того ужаса, о котором ранее слышали лишь из передач новостей, да от болтливого соседа с синдромом недостатка внимания.

Так, шаг за шагом, симптомы моральной проказы разлетелись по всему острову, а очаги мародерства окутали город, сродни пандемии Ковид-24. Что не угол – то крик, что не улица – звон битых витрин, и малые группы людей с закрытыми тряпьём лицами.

В двух кварталах от пересечения Гудзон-стрит и Восьмой авеню двое путников столкнулись с выходящей из-за поворота разношёрстной толпой. Человек тридцать, может, сорок. Одни несли пакеты, другие толкали перед собой забитые доверху тележки из «Джаст Фуд». Джим решил пропустить их вперед, подумал: «Чёрт их знает, что там у них на уме». Так они с Аланом и шли следом, но шаг толпы был неспешен, и двое вынужденно их нагоняли.

– Что это еще за демонстрация, Джим? – спросил Алан шепотом, когда они были уже в пяти ярдах от незнакомцев.

– Демонстрация? – хмыкнул Коган. – Скорее, уж марш голодных и обездоленных, – сказал он вслух, а про себя добавил: «Интересно, как бы на это посмотрела полиция…»

Не успел он закончить мысль, как, словно по мановению волшебной палочки из-за угла показался патрульный на коне. Идя галопом, всадник вылетел со стороны детской площадки. Преодолел зелёный барьер в виде высаженного на границе кустарника и, оставив после себя зияющую дыру, устремился к идущей по улице толпе. А зеленый барьер еще долго ходил из стороны в сторону, да извивался ветвями, так и не придя в себя после эффектного появления.

Проскакав разделяющую их дистанцию за считанные секунды, всадник миновал вход в парк, обогнул толпу и, осадив коня, развернулся на полкорпуса. Тело скакуна укрывала защитная попона, морду скрывала маска, а идущие от нее шланги крепились на шее и уходили к фильтрам на груди. Вкупе с защитным костюмом офицера полиции, создавалось впечатление, что пред ними стоит рыцарь из футуристического фильма середины XXI века.

Конь нетерпеливо ударил копытом, офицер обвел разношерстную толпу взглядом и представился громким, чётко поставленным голосом:

– Офицер Джек Эдвардс, – толпа напряглась. – Меня интересует лишь информация. Видел кто-либо из вас молодого человека в клетчатой рубашке красного цвета? Пять футов шесть дюймов ростом, кожа смуглая.

Молчание был ему ответом. Офицер перевёл взгляд на стоявшую в стороне от толпы парочку.

– Может быть, вы, сэр?

– Нет, офицер, – устало ответил Джим и сам не заметил, как понуро опустились плечи.

– Этот человек обвиняется в нападении на полицейского, убийстве и грабеже. Смуглый парень, со светлыми волосами, неужели никто не видел?

Большинство идущих прилипло взглядом к дороге и старалось не замечать охранника правопорядка. Каждый из них боялся, что вот-вот появится один из владельцев обнесенных магазинов и обличит их в ранее содеянном.

Злые улицы

И в тот же миг…

Молодой человек по имени Донни лежал на брюхе за кустом с другой стороны парка и наблюдал за ищущим его полицейским. Друзья звали его Скользкий Донни за его извечную потливость и умение выходить сухим из любой передряги. Донни состоял в одной из уличных банд, мода на которые вернулась в начале восьмидесятых. И сегодняшним утром они с парнями выбрались в центр пощипать толстосумов да повеселиться. Как правило, их жертвами становились зеваки-туристы. Тут кошелёк, там фотоаппарат, порой сумочка. Но до грабежа с применением оружия раньше никогда не доходило.

Быть может, если Донни не тратил всё заработанное на выпивку и красивые шмотки, он бы знал, что стоит на пути в никуда. Но Скользкому Донни было на все это срать с высокого куста. Он любил тусоваться, а их уличная банда – это часть тусовки. И он искренне в свою правду верил.

А как было на самом деле?

Вот что на этот счёт сказал бы нам эксперт – ведущий социолог XXI века Стивен Адамс. В своей книге «Пойми себя и соседа», он так охарактеризовал это явление: «Феномен уличных банд далек от моды и является ничем иным, как социальным ответом молодого поколения на события внутри страны. Корни феномена кроются в нашей истории: Гражданская война 75-77 годов, позже Третья Мировая, и как последний гвоздь в крышку гроба, связка из монополизации внутреннего рынка корпорациями, автоматизация отраслей и неминуемая безработица. Всё это события ХХI века. И вкупе, они напрямую влияют на наше сегодня. Взгляните на цифры. Отсутствие рабочих мест вынуждает старшее поколение сидеть на пособие, каждый пятый в стране обьявил себя банкротом, а остальные закредитованы так глубоко, что дышать уж спокойно не в силах. Кто-то пытается выбраться из этого болота, но основной пласт населения отчаялся. Что их всех объединяет, так это всё нарастающая рождаемость в среде малообеспеченного населения. А теперь встаньте на место ребенка. Какой путь вам выбрать, если путей толком нет? Чем заняться подросткам, когда из-за исторических потрясений перспектива на развитие, отсутствует как факт. Какое у этих детей будущее? Это сложный вопрос. И еще более сложный вопрос: к чему приведет уличная преступность нас в будущем?»[18]

[18] Отрывок приведен из главы: «Я/Мы и злые улицы.

Но Донни умных книжек не читал, быть может, именно поэтому сейчас и лежал в кустах, сокрушая проведение вопросом: «И почему я, да именно сегодня?» А не найдя ответа, перебирал события дня в памяти и клял судьбу.

Неприятности начались с того, что им не хватило места в тачке, и они поехали с Тощим Руди на подземке. В один момент земля сотряслась от ударов, свет потух, и они встали посреди тоннеля. Люди нервничали, толкались, в вагоне было очень душно, пахло жареной картошкой, и тянуло мочой из хвоста вагона. Через минут пятнадцать поезд тронулся, и всех попросили выйти на первой же станции. На улицах творилось что-то странное. Никто не понимал, что стряслось, и как себя вести. Тревожной сирены не было, как и сигнала связи на телефоне(пейслайне). Рекламные вывески потухли, лишь в некоторых зданиях горел свет, а окна покрылись трещинами, как задница его сестры растяжками, а другие и вовсе – выбиты. На самой улице того хуже, всюду измазанные кровью люди, под ногами хрустит стекло, сирены машин скорой помощи, пожарных, полиции – дурдом, одним словом. Донни с приятелем решили, что это очередной теракт от косоглазых.

Позже они заглянули в «Лаки Дакки», [19] поели на халяву в оставленной сотрудниками рыгаловке. Наевшись досыта, Тощий Руди прыгнул за стойку. Нацепил дурацкую кепку с уткой желто-синего цвета и, изображая диктатора, вскидывал правую руку и орал: «Свободная казза, белые ублюдки! Ково еще накормить, жирные свиньи?!»

Накричавшись, они обнесли кассу, а потом долго бродили по Вилладжу: били уцелевшие стекла, прятались от патрулей, которым до них и дела не было, да искали новые приключения на свой юный зад.

[19] Лаки Дакки – в середине ХХI века – это семейная бургерная родом из Атлантик-Сити. Каждая позиция в меню выверена до калории, а состав продуктов нареканий не вызывает. А к концу столетия одна из популярнейших сетей быстрого питания. Сложно сказать, как пришла популярность и куда делись стандарты качества. В одном убеждены, если вы верите в крепость своего желудка, или просто хотите поссать нахаляву, вам прямиком в заведение с жёлтой уткой, что кричит при входе: «Лаки Дакки! Кря-кря!»

Ровно на этом моменте Скользкий Донни начал грызть ноготь, пытаясь припомни, с чего главная срань началась. Он не мог вспомнить улицу, но знал, что в один момент они заприметили двух потерявшихся туристов. А может и не туристов, но, судя по шмоткам, сине-зеленые у них в карманах водились.

Прикинув все за и против, решили этих олухов отработать – ходили за ними следом, как два койота. Старались не попадаться на глаза, да спешно придумывали план на ходу. По задумке, Скользкий Донни должен был уличить момент, когда Тощий Руди отвлечёт жирного мужика, и в этот миг, он вырвет у его жены сумочку из рук. В итоге Тощий свою часть работу сделал, но клиент оказался расторопнее, чем они предполагали, и нагнал Тощего. А, на голову Донни, жирная баба обладала воистину стальным хватом. Вцепившись в сумочку обеими руками, она верещала что было сил: «Полиция, полиция! – но быстро смекнув, что всем похер, корова завопила с еще большим рвением: – Пожар, пожар!»

Внезапно улицу накрыла тень, а крик бабы померк на фоне всё нарастающего гула. Краем глаза Донни увидел, как над городом пролетел огромный белый самолет, прям над головами. Пикируя, он дымился и пронзительно гудел. Время словно замерло, но Донни готов был клясться, что в одночасье этот гулкий ропот стих, и тут же ожил взрывом. Он был уверен, что это именно взрыв, так как видел вспышку, и как небо в алый цвет ушло. А вот когда это произошло, он вспомнить был не в силах, припомнил лишь, как с испугу опустил сумочку, да как вопящая корова завалилась на мостовую. И начался какой-то угар: прямо на его глазах неведомо откуда вылетевший броневик влетел в автобус, смял как игрушечный и скрылся, а за ним следом колонна из грузовиков с солдатами в костюмах, таких же, как в фильмах про войну.

Донни замер, не зная что и делать, глянул на бабу, эта сука заверещала пуще прежнего. Он проклял всё, но колонна прошла мимо и, казалось всем на них было плевать. Он даже улыбнулся, и облегченно выдохнув, бросил взгляд через плечо. Увидел, как Тощий Руди сверкая пятками убегает в неизвестном направление, а жирный мужик стоит на коленях, держась за живот. «Че за…» – меняясь в лице, успел подумать Скользкий Донни, когда чья-то рука сгребла его за шиворот и повалила на землю. С испугу он вытащил раскладной нож из кармана и хлестнул им наотмашь – наугад, а когда обернулся, обомлел, увидев прислонившегося к столбу копа. Тот глотал ртом воздух, держался за рану на шее и безуспешно пытался выдернуть нож.

Не помня себя, Донни вскочил на ноги, огляделся. Корова с сумкой уже успела подняться – так и стояла на прежнем своем месте, сжимая в руках сумку. Не отдавая отчет своим действиям, Донни выдернул нож из шеи копа, подошел к ней, схватил сумку левой. Женщина затряслась всем телом, как чиканутая: глаза на выкате, лицо искажено гримасой; и вот, уже выкрикивая проклятья, плюет ему в лицо, а он не скрывая гнева, отвечает кулаком и плавно добавляет три дюйма стали под её жирные сиськи. Раз, еще один, второй и так под тридцать, пока дыхание не сбилось, а кисть не прострелила острая боль. Лишь в этот миг с глаз ушел багряный морок, и он обнаружил себя всего в крови. Глянул на руки, выронил нож, метнулся прочь и тут же растянулся, споткнувшись об тело копа. Таким и вспомнил он себя: от него пахло железом, саднило разодранное колено и кисть ныла. А он не помня себя бежал прочь от того места, прихрамывая на одну ногу, да прижимая к груди украденную сумку.

Где-то спустя кварталов семь, свернул за угол и приник спиной к стене: в ушах играют барабаны, грудь ходуном, а на губах та еще Сахара. Огляделся по сторонам: улицы опустели, пара машин горела вдалеке, а где-то на соседней улице, играя сиреной, пронеслась пожарная машина. И, казалось бы не по его душу, но Донни сорвался с места и побежал, не разбирая дороги. Несколько раз менял направления, брал перерыв и вновь срывался в бег. А фоном слышал тот звук, словно колокольчики, или какое-то цоканье – это звучание уже не раз его настигало, а он не придавал значения. Думал, всё иллюзия, игра воображения, что нервишки шалят. Но вот сосредоточился, прислушался и, отчетливо услышал звук копыт. Подумал: «Какого хера, что за?» – и тут же увидел, как вдалеке мелькнул корпус патрульного на коне.

Десятью минутами ранее…

Оказавшийся поблизости от места преступления, офицер конного подразделения Джек Эдвардс, отсканировал сетчатку зверски убитой женщины. Камеры наблюдения на улицах вышли из строя, но запись с цифровых линз отсмотреть удалось. По рации никто не отвечал: оказав первую помощь супругу жертвы, он повторно запросил поддержку и указал номер жетона погибшего полицейского. Отточенным движением снял с пояса ридер и отсканировал одежду мертвого офицера на предмет отпечатков – пусто. Прошёл по тротуару, поднял лежащий у газетного автомата нож за лезвие и зафиксировал отпечатки ридером. А пока ждал ответа, сам вбил ID пострадавшей в ручной компьютер, запеленговал сигнал пейслайна в сумочке, и устремился в погоню.

Он быстро настигал убегающую от него точку, но всё же отставал на шаг. В двух кварталах от парка он нашёл лежащую на тротуаре сумку, и продолжил преследование вслепую. Так они и играли в кошки-мышки со Скользким Донни, вплоть до самой детской площадки близ Абингдон-сквер, в том месте, где сходятся Гудзон-стрит и Восьмая Авеню, которые на цифровой схеме города образуют растянутый крест.

Настоящее время…

Мокрый от пота Донни лежал брюхом на земле, а мысли бегло метались по его частично пустой черепной коробке: «Твою мать, Тощий гандон Руди, вот сучара. Бросил меня, как только жаренным запахло. Небось, сидит сейчас с парнями, хлещет пиво и рассказывает, как меня загребли. Вот же пидор», – это замечание было не совсем корректно, так как Тощий Руди занимался похожим делом, только был куда удачливее в своих начинаниях и не лежал брюхом на холодной земле близ Абингдонского сквера по соседству с кучкой собачьего дерьма.

Набравшись храбрости, Донни приподнялся на локтях. А убедившись, что полицейский вовсю увлечен расспросами толпы каких-то бомжей с телегами и в его сторону не смотрит, плавно привстал и, стираясь не отсвечивать, засеменил к прочь – к свободе. Сперва робко и ненавязчиво, так, словно гуляет по мостовой в свой первый день на воле. Но вскоре нервы его подведи, и он сам не заметил, как сорвался на бег.

Отвлёкшись на ручной компьютер, офицер пытался добиться отклика от системы наблюдения, но ни одна из программ не отвечала. А Донни тем временем уже перебежал дорогу и готов был скрыться в лабиринте улиц. И когда до заветного угла оставалось всего ничего, кто-то из толпы с сомнением в голосе прокричал:

– Это он?!

А через мгновение другой, еще громче и уже утвердительно:

– Это тот самый парень, офицер! Вон он убегает!

Проследив за направлением руки кричащего, Эдвардс заметил бегущего в красной рубашке. Натянув поводья, развернул коня на сто восемьдесят градусов и пришпорил.

Донни бежал со всех ног, словно главный герой из последней экранизации «Бегущего человека» с цифровым Марлоном Брандо в главной роли. Ему нравилось смотреть с парнями ремейки на боевики прошлого века. «Старое дерьмо», – как они выражались. Но ему не нравилось ощущать себя «бегущим» в реальности. Ветер бил в лицо, в ушах гремели барабаны, а звук копыт за спиной становился всё громче: «Чертов копытный пидр меня догоняет», – промелькнуло в голове у Донни.

Подковы всё отчетливее отбивали ритм, он бросил взгляд через плечо, их разделял жалкий десяток ярдов. Краем уха Донни услышал требование офицера остановиться. Но как и любой преступник, проигнорировал, показав средний палец. И так со страху ускорился, что вот-вот готов был взлететь. И если бы господь хотел, что бы люди летали, Донни стал первым из рода. Но подобной чести удостоил его отнюдь не создатель, а обычный офицер конной полиции.

Пролетев мимо Донни подобно скоростному поезду, Джек слегка зацепил беглеца сапогом. А обогнав малолетнего выродка, резко осадил коня. От толчка Донни бросило в сторону, мир закружился и, лишь пролетев кубарем пару ярдов, он распластался – прямо у ног спешившегося полицейского.

– Вот и конечная остановка сынок, – подвел итог офицер и опустил ладонь на рукоять покоящуюся на поясе револьвера.

Дони застыл на месте, а взгляд испуганно гулял меж заветным углом дома позади копа, да его ладонью, что замерла у застегнутой кобуры.

– Руки держи на виду. И без резких движений опустить на землю.

Из толпы крикнули: «Он точне шлёпнет это придурка! Я уже такое сегодня видел…» – Джек на мгновение отвлекся на горлопана, а как взглянул на парнишку, увидел, как тот жадно облизнул губы, да уставился на его кобуру.

В памяти Донни всплыли слова Тощего Руди, что, мол со старьем в кобуре носятся только домохозяйки, да членососы. А коль увидишь такой на ремне синепузого, то знай – это пить дать обсос, что только и грезит о пенсии. И срать на него – дави таракана. Но что-то подсказывало Донни, что тут случай иной. И он во всю ширину своих карих глаз таращился на здоровенный кусок стали на поясе такого же здоровенного черножопого синепуза. И все мысли, что роились в его тупой башке, говорили, что быть может не стоит доверять экспертному мнению Тощего Руди во всем. Особенно когда дело касается такой здоровенной хреновины. Особенно когда ею можно получить по голове, да и вообще…

– На землю, – приказал Джек, но парень даже не шелохнулся. Засранец замер, словно завороженный.

Офицер взглянул в глаза парнишки и уловил дурное знамение: тот словно увидел какую-то известную лишь ему слабину. И во взгляде читалось – уверовал в неё всей душой. На мгновение Джек вспомнил коллег: те шутливо косились, да говорили, что Нью-Йорк особый город и нынче с таким древнем стволом не прожить. Но Джек был старой закалки, верил в свой авторитет и старался работать головой. Но парни с участка всё не могли угомониться, ровно до того случая в позапрошлом году. Когда своими глазами увидели его в деле. И с тех пор язык прикусили, знали – мужик он надежный, такой же верный, как и его «44-й спешиал».

– Больше предупреждать не буду, – сказал Джек и плавным движением расстегнул кобуру.

Офицер сделал шаг, паренек отполз на три.

– Последний шанс.

– Вы не понимаете, – взмолился Донни, – я не хотел этого, – а, сказав, привстал и, нервно облизнув губы, метнул взгляд к углу, – Эта дура сама виновата, она должна была отпустить сумку и тогда ничего…

– А ну приземлил жопу на землю.

– Мужик я не хочу снова в тюрьму, ты не понимаешь… – Донни нервно дёрнулся

Джек напружинил ноги и подался вперед.

– Я же не нарочно, так вышло, – развёл руками паренек, жалобно поскуливая.

– Ляг лицом в пол – повторять не буду, – сказал Джек и с неохотой доставал револьвер.

Донни облизнул губы, вытер взмокшую ладонь о штанину и вновь затянул:

– Послушайте, сэр, – взмолился он, с вытянутыми перед собой руками, – давайте мы забудем, давайте я просто развернусь и уйду. Давайте вы просто забудете, забудете, что меня видели.

Джек взвёл курок, и только сейчас до Донни дошло: «Продавить не получится», – от этой мысли, он нервно вздрогнул, да сам не заметил как попятился.

– Не делай глупостей сынок. У тебя еще вся жизнь впереди и… – не договорив, Джек осекся. Подобно молнии, сознание осветила яркая вспышка истины: «Какая жизнь, что у него впереди? Да с того момента, как ты забрал снаряжение из мобильного центра в эфире сплошной бардак. А что на улицах? А что в стране, штате? Судя по суматохе и обрывкам данным, не считая Манхеттена, большая часть Боро [20] лежит в руинах. А то, что не в руинах, вероятнее всего, скоро превратится в пепелище. Да и куда ты его сажать будешь? Зачем ты вообще за ним погнался? И что его ждёт, какое нахер будущее, особенно после причастности к убийству полицейского? Скоро начнет полный бардак, если уже не начался и…»

[20] Боро – округ Нью-Йорка. Изначально их пять: Манхэттен, Бруклин, Бронкс, Квинс и Стейтен-Айленд. Но в за последние годы многое что изменилось.

Заметив замешательство на лице копа, Донни скользнул в сторону. В тот же миг из толпы кто-то крикнул: «Чего ты тянешь, коп!?» Хватило доли мгновения. Джек отвлёкся, и только краем глаза увидел, как в него что-то летит. Попавший в голову офицера кроссовок обеспечил Донни фору и, пользуясь шансом он побежал прочь со всех ног.

– Стой! – крикнул ему вслед Джек, а, вскинув револьвер и выцелив беглеца, забасил: – Стой, а то открою огонь!

Донни не слышал этого, или не желал услышать. Заветный угол дома был близко, очень близко. «Давай, давай. Еще чуть-чуть», – мысленно повторял он в такт каждому шагу и с каждой секундой все быстрее, так, что слова уж сливались в единый барабанный ритм. Ему казалось, он уже чувствует грубый кирпич на подушечках пальцев. Казалось, ускользнул, казалось пока он не почувствовал, как тело стало легче, и он вновь полетел. Лишь вырывающиеся из груди капли тёмно-багряной жидкости наводили на скверную мысль, но боли не было, совсем никакой боли – вообще. Даже, когда тело рухнуло на тротуар, а бордюр врезался в скулу так, что кость показалась. Даже тогда – ни капли боли.

Он лежал ничком, уткнувшись взглядом в сточный люк. Пытался пошевелиться, но не чувствовал ни рук, ни ног. Лишь осознавал, что жизнь утекает из него. А чуть позже увидел, как вытекающая из него багряная жижа заполняет зернистую неровность асфальта и, выравнивая структуру дороги, струйкой уходит в канализационный слив. Так плавно и упоительно покойно, что и Донни внезапно стало спокойно: все тревоги ушли, а веки потяжелели.

– Твою мать, – процедил сквозь зубы Джек и с досады хлопнул себя по ноге. – Вот же дурак, – тяжело вздохнув, опустил револьвер и приблизился к телу своей качающейся, тяжелой походкой. Подойдя ближе, окинул парня взглядом, три аккуратных пятна в области позвоночника. Вздохнув, опустился на колено и перевернув мальчишку на спину.

Мир закружило и Донни увидел склонившегося над ним полицейского в защитной маске и слепящий голубой проблеск неба на заднем фоне. И в тот же момент мысль: «Давно так ясно не было».

Джек прощупал едва уловимый пульс. Осмотрел раны – аккуратные пулевые отверстия на входе, оказались совершенно безобразными на выходе, а зрачки парнишки вообще не реагировали на свет. «Похоже он под чем-то, наверное Си-эс, или еще какое-нибудь дрянь», – заключил про себя Джек, хотел было подняться, но по телу мальчишки прошла дрожь. Зрачки до безобразия широко распустились и в миг замерли, а на штанах появилось характерное пятно, что ни с чем не спутать, так ярко в нос бьет сладковатый аммиачный запах.

– Ну, вот и всё, – тяжело вздохнув, сказал Джек. Прикрыл парню веки, поднялся, убрал револьвер в кобуру и доложил по рации о случившемся.

Тяжело шагая, вернулся к коню, провел рукой по скрытой под попоной гриве, а, похлопав по шее, что-то тихо шепнул на ухо. Неспешно нашел ногой стремя, ухватился за рожок и вернулся в седло. Без особого удовольствия бросил взгляд на тело. Тот лежал, словно выброшенная рождественская ёлка – всё на месте: гирлянды, игрушки и золотая звезда, а ты сидишь и рыдаешь, ведь твой пьяный папаша с птср вновь перепил, и что-то его в этой хвойной даме взбесило. Короткий сигнал с компьютера отвлек от внезапных воспоминаний о детстве. Джек клацнул по ручному компьютеру, и на цифровых линзах появился ответ из центра – отпечатки на ноже совпадали на девяносто процентов. Далее тянулся впечатляющий преступный рекорд семнадцатилетнего Донована Руиса родом из Нью-Йорка, последняя запись в деле говорила о хулиганстве, торговле «Си-Эс» и попытке изнасилования.

«Значит, любишь насиловать девочек, сученок», – качаясь в седле, подумал Джек, пытаясь найти себе оправдание. И тут же мысль: «Он заслужил, – выпрямился в седле, и вновь тяжкий вздох, – но всё равно паршиво на душе, чёрт, глупые малолетки».

Подобрав свисающие плетьми поводья, офицер развернул коня в сторону разбредающейся толпы зевак и плавно пустил коня следом. Начав с рыси, постепенно перешел на галоп. А нагнав, обогнул толпу по левому краю и остановил скакуна прямо у первой линии идущих. От резкой остановки, копыта коня пошли юзом, а подковы выбили искры. Идущие впереди в страхе отпрянули, толпа замерла, лишь несколько недалеких попыталось обойти всадника стороной – развернув скакуна на пол оборота, всадник отстранил корпусом напарника самых непонятливых из граждан. А вернув строптивцев в строй, повторил маневр. Толпа скучилась и встала на месте. Джек осадил скакуна и снял с лица защитную маску: черную как смоль кожу покрыла испарина, взгляд свирепый, а затянутая в кожу ладонь покоится на рукояти несущего смерть.

Оценив расстановку гражданских, как приемлемую, офицер сделал глубокий вдох и заговорил громкой, хорошо поставленной речью оратора. Каждый слог бил по мыслям людей с точностью, равной ушку иголки. Один из первого ряда хотел возразить, даже шагнул прочь из строя, но взгляд полный огня вернул его в строй. Тот даже закашлялся от эмоций, схватился за грудь, оглянулся – осуждающие взгляды соседей по стойлу, дали понять, что более попыток своевольства он не предпримет.

Грозная речь заняла считанную долю минуты, но отложилась в головах слушателей надолго. Каждый знал, что по-своему виновен. Вопрос был лишь в том: а каков приговор?

– Ввиду экстренной ситуации пятый пункт закона Дилана вступает в четвёртую категорию и приравнивается к директивам военного времени… – Банка с томатным супом ускользнула из чьей-то выпавшей из рук корзины, – Офицеры полиции могут открывать огонь без предупреждения и имеют право судить нарушителей на месте! – лязгнула и покатилась под уклон, гулко хлюпая содержимым. – Мародёрство карается смертью. Воровство карается смертью. Любые действия, нарушающие волю представителей власти, также караются смертью… – Зацепившись за край ботинка пожилого мужчины, жестянка всхлипнула содержимым и откатилась прочь, поближе к симпатичным туфелькам канареечного цвета. Девушка на миг бросила взгляд под ноги, но поспешно вернула взор на прежнее место, с которого так часто звучало слово: «Смерть».

Пользуясь отсутствием внимания к своим персонам, двое обходили толпу по другой стороне улицы. Джим изредка бросал взгляд на толпу и на всадника. Люди стояли молча, казалось, даже не дышали: все были зачарованы доводимой до них информацией, лишь банка консервированного супа выпадала из общей, застывшей картины. И ровно в тот момент, когда двое уже поравнялись с полицейским, кто-то пнул её ногой и банка чёртового супа за доллар девяносто девять предательски покатилась прочь из серой толпы – прямо в их направлении… И тут же прогремел оклик в их сторону:

– Вам неинтересна доносимая мной информация?!

– Нет, офицер, мы без продуктовый корзины, – неуклюже пошутил Коган, но поймав на себе испепеляющий взгляд, без страха глянул в ответ, и, выпятив подбородок, добавил. – Лишь я и мой новоиспечённый помощник, – голос Джима вмиг стал серьезным, – а его я есть не намерен, уж поверьте, – отчеканив, перевел взгляд с полицейского на толпу и обратно. – Да и слышал я уже всё, что полагается знать: преступление влечёт наказание.

– Именно так, – громоподобно подтвердил Джек, облизнул губы и закусил нижнюю, провожая их взглядом.

Офицер хотел продолжить речь, но рация зашипела. В сбивчивом потоке помех неразборчиво прозвучал указ руководства, что в переводе с цифровых кодов означало общий сбор. Код 42: «Всем свободным от задач полицейским необходимо прибыть в район, прилегающий к Пятой авеню, для обеспечения порядка, а всем конным полицейским надлежит прибыть в центральный департамент полиции», – и между распоряжениями шла видеосводка на линзы, где было отчетливо видно, как толпа крушит магазины и убивает всех, кто хоть отдалённо напоминает представителя азиатской расы. Выслушав сообщение диспетчера, Джек вернул защитную маску на место и, расталкивая зазевавшихся, пришпорил коня и устремился к указанному участку.

Коган проводил взглядом удаляющегося всадника.

– Давай-ка прибавим шагу, парень. Что-то мне подсказывает, скоро весь город будет купаться в крови.

– Есть такое… Кстати, заметил, как быстро связь наладили: может быть, всё не так плохо?

– Наверное, добрались до капсул изоляции, – бросил невзначай Коган и огляделся: «Пойдём напрямик и, глядишь, через полчаса будем на месте».

– Капсул?

– Да, – посмотрел на часы.

– А детальнее, – не отставал Алан.

– Совсем не в курсе? – разозлился Коган.

– Боже, Джим! Если я спрашиваю, значит, скорее всего, нет, – и чуть спокойнее добавил:– Наверное, не до того в то время было.

– Ну так впитывай. Десять лет назад была начата реформа всей системы, – увлекая парня за собой, Коган продолжил: – Так вот, один мой старый знакомый принимал участие в этом проекте. Говорил, под каждым крупным полицейским участком установили капсулу изоляции, так они это называли. По проекту в ней хранится резервная аппаратура. Он особо не распространялся, но я готов биться об заклад, что это не весь список. А с учетом недавних… всех поправок в законе нашего любимого Томаса Дилана и его беспокойства за судьбу народа, – ехидно улыбнулся и оттер пот с лица, – думаю, там же расположен внушительный арсенал, вкупе с запасами продуктов на случай ЧС и, скорее всего, средства индивидуальной защиты. Дальше разжёвывать?

– Наподобие тех костюмов, что в войну с Азиатским блоком использовали?

– Скорее всего, что-то попроще. Но может, и они, – договорив, Джим вновь огляделся по сторонам.

Толпа потенциальных мертвецов продолжила движение, смущенно толкая перед собой продуктовые тележки из магазина. Речь полицейского явно возымела силу, на лицах читался страх. Словно нашкодившие дети, они, озираясь, шли своей дорогой, боясь прихода взрослых в униформе – людей, готовых обличить их посредственные злодеяния, добавить формальную группу слов в лице приговора и лишить жизни.

Только теперь до Когана начало доходить. Сознание медленно, но пугающе точно вырисовывало перспективы возможного конца. И причиной страха были не сброшенные на них бомбы и не радиация, а люди. В своём стремлении выжить они сделают всё от них зависящее. Соврут, обманут, продадут и, скорее всего, убьют.

В голове пронеслась мысль: «Держи себя в руках, просто постарайся не вляпаться в неприятности. Посмотри на эту кучку, – он остановил взгляд на идущих другим курсом людей. – Да, эти твари сделают всё. Пойдут на любого рода компромисс, и всё это ради призрачной надежды на продление собственной жизни. Может быть, стоит повысить свои шансы, – взглянул на парня, а внутренний голос прошептал, – брось обузу, Джимми». Он сглотнул подступивший к горлу ком, попытался унять прокатившуюся по телу дрожь, но лишь сильнее разнервничался, а ладони предательски взмокли.

Проработав многие годы в крупной компании, он понимал и принимал эгоизм, чаще даже поощрял. А когда управлял своей собственной, поощрял вдвойне. Но сейчас ему стало тошно от самого себя и тех идеалов, коих он ранее придерживался.

От размышлений его отвлёк споткнувшийся Алан, Джим подтянул идущего за ним парня и прохрипел:

– Нам надо, как можно скорее бежать из этого проклятого города.

Репортёр на перекрестке

Было около часа дня, когда машина Пятого канала последовала за смешанной колонной подразделений «ОБР» и «ОСР».

Сперва корреспондент Рассел Дольт хотел доехать до Департамента полиции в Нижнем Манхэттене и, как и многие из его коллег, попробовать вырвать пару комментариев из уст высших чинов полицейского управления, что один за другим прибывали на место. Но в пяти кварталах от точки назначения, журналист заметил, как сотрудники «УБС Технолоджис» силой запихивали людей в бронированный грузовик – Торчвуд.

– Курт, – позвал Рассел Дольт оператора.

– Чего тебе?

– Притормози на углу, – кусая ногти, сказал репортёр.

– Это плохая идея… – огрызнулся Курт.

– Делай, что говорю! – настоял Рассел.

Проклиная всё, оператор свернул на обочину.

– Только не говори, что мы сейчас попрёмся снимать.

– Нет, давай подождём.

Двое бойцов в исполинских «кузнечиках» стояли по углам от входа в здание и контролировали улицу. А оперативники в менее громоздких костюмах класса «муравей» сопровождали конвоируемых к бронемашинам.

– Это попахивает Пулитцером, – потирая руки, оживился Рассел.

– Это попахивает неприятностями, – поправил его Курт.

– Слушай, мужик, я тебя не держу.

– Тогда вываливайся из машины и топай на все четыре, – рыкнул оператор, отбивая пальцем спешный бит.

– Это машина канала, Курт. Не хочешь работать, сам вали.

Курт уже представил, как даёт затрещину Расселу, бьёт его башкой об дверь и выкидывает из машины к хренам собачим, но все действия так и остаются в мыслях.

– Кажется, трогаются. Давай следом, – хлопнув по торпеде, бодро скомандовал Рассел.

– Хорошо, – нехотя откликнулся Курт, чуть пропуская колонну вперед. И только отпустив их на почтенное расстояние, выехал следом.

Вся эта ситуация, все события, всё это наводило сидящего за рулем Курта на дурные мысли. После былых командировок в горячие точки, он стал крайне подозрительным, даже суеверным. Верил в знаки и столь популярную нынче культуру «Йосс» – философию жизни в гармонии с миром, которую активно продвигали по ящику. И то, что он сейчас видел – это был крайне паршивый йосс.

Сев на хвост, они следовали за цепью броневиков. Пропетляли по доброй половине Манхэттена. Время от времени останавливались на расстояние пяти корпусов авто, когда бойцы в «кузнечиках» организовывали оцепление, а те, что поменьше, скрывались в глубине очередного здания. Целями были преимущественно учебные заведения, реже офисы крупных компаний, а иногда жилые дома да отели. Неизменной была лишь цель – люди, которые с заведенными за спину руками конвоировались к грузовикам. Глядя на них, Курт всё сильнее отбивал ногой ритм. Ведь знал, единожды уйдя в чрево бронированной глыбы, они едва ли вновь увидят свободу.

После очередной остановки, колонна свернула на восток. Курт хорошо запомнил этот момент, именно на пересечение Сорок второй и Восьмой авеню, он сбросил скорость и отпустил конвой подальше. Бросил взгляд на притихшего Рассела Дольта. Не отрываясь от рабочего планшета, тот копался в базе данных, нервно грыз ногти и то и дело поглядывал в зеркало заднего вида.

– Что встали? – не отрывая взгляда от текста, спросил Рассел.

– Открытый участок – надо обождать, – крепясь, ответил Курт.

Корреспондент не удостоил его ответа, всё шерстил базу данных. Читал о том, как реализовывалась программа «Защитные сооружения последнего дня». Том, как при поддержке президента Томаса Дилана были созданы подразделения поддержки – пресловутые «ОСР» и «ОБР».

– Что ты там ищешь, – поглядывая в след уходящему конвою, спросил Курт.

Рассел не ответил, лишь с остервенением вгрызся в искусанный ноготь да открыл новую папку с официальными данными по «УБС Технолоджис». И только на подъезде к Брайант парку отлип от экрана, сказав:

– Тут не всё.

– Там всё, что есть.

– Но это же пшик, дерьмо.

– Все так, – ухмыльнулся Курт, и тут же пожалел о сказанном.

Глаза Рассела Дольта блеснули, отложив планшет, он с видом умалишённого уставился на оператора. Только сейчас его осенило, сидящий напротив, был в Третью мировую на первой линии и видел как под Харбином обкатывались все эти автоматоны – «муравьи», да «кузнечики», облегченные версии которых использует «ОБР» и «ОСР».

– Точно, ты же в курсе, – сипло протянул корреспондент и расслабил галстук.

– Рассел, в бардачке фляга. Ты бы хлебнул, попустит.

– Не-е, Курт. Ты не понял, мне нужно мясо.

– Ок-кей: хочешь мяса, так давай свернём на Парк авеню. И обещаю, через пяток минут, будет тебе шикарная мясная лавка Тонга. Наешься так, что брюхо лопнет.

– Курт, – осклабился Рассел и ухватил оператора за отворот куртки.

– Пошел на-хер.

– Ты точно что-то знаешь.

– Руку убери, – тихо процедил Курт и прибавил газу.

– Ну брось, не ломайся. Дай хоть крупицу, – потянул на себя отворот куртки Рассел и заглянул в глаза оператору.

– Крупицу тебе!? – Курт резко ударил по тормозам; и если бы не ремень безопасности, Рассел со всего маху влетел головой в лобовое, – Я тебе сейчас устрою крупицу, гандон, – хватая за шкирку коллегу, прохрипел оператор.

– Да погоди, спокойно! Материал за одолжение. – прикрывая лицо руками, защебетал Рассел Дольт.

Курт замолк, выжидая.

– Что в них такого? – спросил Рассел и тут же спешно добавил, – Расскажешь и обещаю, мы проследуем до их следующей остановки, снимем материал исподтишка и свалим нахрен.

Курт смотрели на него, не мигая.

– Так что, – натянуто улыбнулся Рассел и протянул свою мокрую ладошку, – по рукам?

Руки Курта так и остались на месте: он всё смотрел вслед уходящей колонне. Мысленно проклинал себя за верность профессии и за каждую секунду с этим тщеславным индюком. Наконец он набрал полную грудь воздуху и, со свистом выдохнув, сказал:

– ОСР осуществляет дежурство на территории города. Вернее всех ключевых городов КССГ. А ОБР, они…

– Ну же, что они? – Рассел Дольт тыкнул пальцем в планшет, – Тут вот про них нихрена нет, только то, что они обеспечивают безопасность лиц из числа корпораций и правительства.

– Все верно Расс, – горько ухмыльнулся Курт.

– Что верно, мясо мне дай.

– То и верно, если в списке, то тебя доставят.

На мгновение в глазах Рассела Дольта промелькнуло сознание, но тут же он вспомнил о «Пулицере» и бодро скомандовал:

– Едем.

– Последний адрес, – напомнил Курт

– Ага, – не моргнув глазом, поддержал Рассел.

К двум конвой остановился у главного офиса «Пайзер», на пересечении Тридцатой улицы и Второй авеню.

В глаза бросалось, как всё с самого начала пошло не по плану. Ни оцепления, ни прежней чёткости в действиях. И дело было не в отсутствие слаженности, а в самом месте. Крыша уходящей в небо высотки тонула в огне. Видно было, как просели верхние этажи, а шпиль на крыше дал такой крен, что казалось, вот-вот рухнет на занятую колонной улицу.

– Ты снимаешь? – нервно облизывая губы, спросил Рассел Дольт.

– Конечно.

– Возьми чуть выше, а потом заснимем, как выводят.

Из салона верхние этажи снимать было неудобно и, пользуясь случаем, Курт вышел размять ноги. Закинув камеру на плечо, зафиксировал, как пожарный вертолёт сбрасывает на верхушку башни смесь с виду похожую на густую пену, как исполины-«кузнечики» вертятся перед входом, а оперативники в «муравьях» спешно исчезают в фойе главного офиса «Пайзер».

Он успел снять дальний план и пару средних, когда сверкая фарами из чрева подземной парковки выскочил электрокар один в один похожий на Кадиллак Девиль 66-го. С трудом войдя в поворот, машина посадила на капот одного из бойцов «ОСР», а другого приложила бортом так лихо, что тот со свистом улетел в припаркованный у обочины фургон. Мгновение – все оторопели, но вот вновь зверем зарычал мотор, а Курт успел заснять, как сидящая за рулем блондинка спешно выкручивает руль и пригибает голову, когда подскочивший на подмогу исполинский «кузнечик», хватается стальной культёй за крышу. Срывает тент-крышу, но так и остается ни с чем. А настоящий бензиновый Кадиллак ярко красного цвета, под рев мотора и визг колес срывается с места, и устремляясь прочь, в считанные мгновения превращается в ярко красную – исчезающую точку.

Глядя ей вслед, исполин вскидывает главное орудие, готовясь поразить беглянку. Но тот же миг, словно по команде испускает металлический стон, медлит и, наконец опускает пулемет крупного калибра стволом к земле. И если бы кто-то мог слышать внутреннюю связь, то знал, что лишь одно уберегло красавицу от быстрой смерти – короткое: «Отставить!»

Всё происходит настолько быстро, что Курт успевает лишь единожды вздохнуть. И вот, уж обернувшись, он судорожно ищет взглядом напарника, да тут же замирает, слыша:

– Курт, вход! – выскочив из машины, кричит, что есть сил Рассел, и со всех ног бежит за славой.

От неожиданности Курт аж рот открывает, но быстро берёт себя в руки и против увещевания разума продолжает снимать, как Рассел Дольт ловко проскакивает сквозь линию оцепление. И с наглой ухмылкой на лице, да микрофоном наперевес, спешит к главному входу. Где в спешном порядке вовсю идет выемка «людей из списка».

– Как вы можете прокомментировать эти задержания? – спросил Рассел, подбегая к сотруднику ОСР в бронированном экзоскелете, да так ровно и спокойно, будто никаких событий с секунду назад тут и не было.

В ответ – тишина, и лишь по внутренней связи – оживлённые переговоры:

«Кто пустил этого клоуна? – спрашивает командир группы».

«Они за нами еще с Конфуций Плаза следят, сэр».

«Я не спрашиваю, кто они. Разве копы не должны первичное оцепление обеспечивать?»

«Говорят, у них явка лишь сорок процентов».

Рассел видит, как один оперативник оборачивается к другому. Но, не придавая значения переглядкам, он быстро переключается на конвоируемых. Подскочив к одному из них, чеканит:

– Корреспондент пятого канала, Рассел Дольт. Как вы прокомментируете текущую ситуацию?

– Помогите, – стрельнув глазами на оперативника, тихо прошептал человек в белом халате.

– Вы хотите сказать, вас удерживают против воли?

И не успел Рассел услышать ответ, как ближайший оперативник с силой оттолкнул его, да так лихо, что сбил с ног.

«Тридцатый, избавь меня от этого насекомого», – получил команду боец.

Стоило Расселу подняться, как рядом с ним приземлился один из «кузнечиков» – исполинская глыба на курьих ногах затмила небо, асфальт пополз гармошкой под весом машины. Держась за грудь, корреспондент только и успел сказать: «Я представитель прессы!» И в тот же миг, тридцатый наотмашь хлестанул его закрепленным на руке четырнадцати миллиметровым пулеметом.

Снимающий всё Курт застыл на месте. Пролетев через всю улицу, ненавистный коллега воткнулся в фонарный столб со скоростью бейсбольного мяча. А как упал, сложился вдвое, будто тряпичная кукла.

– Боже, – успел сказать Курт и вздрогнул, увидев всполох.

Длинная очередь змейкой пробежала по ближайшей стене, срезала крышу машины Пятого канала и, словно по волшебству, разнесла камеру на плече Курта.

«Ты чего, тридцатый?»

«Вы говорили только об одном насекомом, командир. А я давно хотел проверить систему прицеливания при веерной очереди».

«Понял тебя, тридцатый, – короткий смешок. – Сворачиваемся».

«А второй? – спросил тридцатый, глядя, как убегает свидетель.

«На твое усмотрение».

Вскинув орудие, тридцатый выдал длинную очередь. Упал светофор, седан разрезало надвое, а Курт замер посреди раздробленного огнем дорожного полотна. Приблизив цель, пилот увидел, как дернулась скула на лице оператора, а на промежности расползлось тёмное пятно.

«Вот теперь можешь бежать, таракашка», – довольный системой наведения, сказал оперативник ОСР.

«Кузнечик» развернулся на месте, загулял двух тонным корпусом из стороны в сторону, подобно готовящейся к прыжку дикой кошке, а напружинив ноги – в один молниеносный скачок скрылся из виду, нагоняя колонну.

Что-то падало с верху, пеплом оседая на улицу. Высотка издавала протяжный вой, стрекотал пожарный вертолёт в небе, а Курт всё стоял на месте, не веря глазам и происходящему. А когда одеревенелые ноги позволили ему сдвинуться, он схватил всё, что осталось из нужного в разорванном по диагонали фургоне, и скрылся, растворившись в лабиринте улиц, как и тысячи других в этот день.

Горячий асфальт

Отсутствие светофоров уже не раз сыграло злую шутку с жителями Манхеттена. Встревоженные и обеспокоенные, счастливчики из уцелевших районов, страшась продолжения обстрела, в панике искали выход из сложившейся ситуации. И единственным верным решением для многих стала, звенящая и, все повторяющаяся мантра: «Бежать! Скорее, бежать из города…»

И никто не задумывался о возможных последствиях: стремясь, как можно скорее покинуть город, они снимали аккумуляторы с машин на подземных парковках и приводили в порядок свои. И как только им это удавалось, грузились в авто и неслись, сломя голову, к свободе. Так, столкновения на прямых участках уже стали нормой. А перекрестки и вовсе преобразились в сложносочиненный сумбур из металла и плоти.

Так же случилось и в этот раз. Джим с Аланом услышали рев двигателя ещё издалека, предусмотрительно спрятались за одной из машин, которую ранее, заботливые колонны ОСР вытолкнули на тротуары. И стоило машине вихрем пронестись мимо них, как Джим тут же узнал тот, видавший лучшие времена, серый фургон. В какой-то момент он даже подумал выскочить и попросить парней подвезти, но что-то удерживало его стальными щипцами на месте.

Серый шершень пронёсся мимо них словно пуля, и скрылся вдали. Глянув им вслед, Джим чуть не сказал: «А это те самые парни». Но тут же представил череду вопросов в свой адрес. Затих, дал жестом знак Грейсону и тут же пригнулся, услышав гулкий хлопок от удара.

К тому моменту, как они подбежали к перекрёстку, всё стихло. Ещё за квартал было видно – авария. Джим торопил парня, надеясь, что, быть может, кто-то выжил и не лишним будет оказать помощь. Но стоило им приблизится, как все вопросы отпали, а от увиденного невольно подкашивались ноги.

Россыпь сложно определимых осколков, легкая дымка, и всё повторяющееся мигание габаритного огня у одной из машин. Коган увидел знакомую машину, посмотрел на дорожное полотно: «Ни единого следа от покрышек: видно даже и не видели, кто в них влетел».

От удара серый фургон развалился надвое, перед ушел в стену дома, зад подальше. Можно было легко представить, как фургон развернуло и, разломившись, из него посыпался весь припасенный с собой скарб. Ложки, чайник, две сковородки и телевизор – весь перекресток был усеян подобным хламом.

– На полной скорости шли, твою же мать…

– Джим?

– Погоди, – сцепив руки на затылке, угрюмо процедил Коган.

Чуть поодаль от фургона, возле ближайшего к ним дерева нашел свой последний приют электрокар стилизованный под красный Кадиллак 66-го года. Джим обошел машину, а приблизившись к водительскому, чертыхнулся, да против воли отпрянул.

– Что с вами?

– Лучше не спрашивай, – опустив подбородок, дернул головой Джим и вновь бросил взгляд на машину, что на поверку оказалась не электрокаром, а самым настоящим оригиналом.

Не пристегнувшуюся девушку выбросило через лобовое. Руки неестественно вывернуты, тело испещрено рваными ранами, а голова блондинки от столкновения с деревом ушла в плечи и только на одной ноге молочно-белая туфелька.

– Да что там? – придерживая Джима, не вытерпел парень.

– Красотка, мать её, – прикрыв рот, отошел в сторону. – Не нужно тебе это.

– Тебе бы присесть, хочешь, передохнем?

– Нет, ни на секунду тут не задержусь.

Минуя центр аварии, Коган раз за разом прокручивал сюжет в голове. «Что же у вас в головах, куда вы летели?» Достал сигарету, рука дрожала, и он не сразу уцепился зубами за фильтр.

– Алан, дай прикурить.

Свернула искра, приникнув кончиком сигареты к пламени, жадно затянулся и, пользуясь моментом, вновь окинул взглядом аварию.

«Кадиллак» у дерева, останки фургона в двух частях, а, как напоминание о былом, разгребание улиц броневиками, красный «Бьюик» со смятой крышей и ужатый вдвое «Плимут» рядом. Все несчастья объединяла скорость, далекая от разрешенной, да человеческая глупость. И нет бы все было трагической ошибкой, или чьим-то просчетом сверху, но нет. Во всём были виноваты они – люди. Все эти люди зачем-то ведутся на моду, а те, кто побогаче ещё более. Джим вновь вспомнил искалеченное тело блондинки и подумал о современной моде на проклятое ретро: «Зачем они стремятся к старым авто из музея, западают на это дерьмо родом из прошлого века, что по степени безопастности приравнено к продовольственной телеге пущенной с горки в ближайшую стену. Ну хотите вы унять ностальгию по прошлому, так берите хотя бы долбанные стилизации от «Ред Кэп», там хоть чертов «Сейв Кэб»[21] есть, но нет… Седлают древнюю рухлядь, и вот результат…»

[21] Сейв Кеб – технология запенивания салона при столкновении на высокой скорости. Вмиг заполняя салон спецпеной, обеспечивает выживаемость на высоких скоростях и не вызывает проблем с покиданием транспорта, так как становится мягкой//становясь/, как свежая пастила уже через минуту.

– Пойдем, Джим, – положив руку на плечо, говорит Алан.

Коган молча кивает, и словно мантру в уме повторяет: «Идиоты, какие вы все драные идиоты». А попятившись, наступает на нечто мягкое и вздрагивает всем телом от неожиданности. Видит голову плюшевого зайца от «Бламс» под ботинком, и его словно молнией в лоб разит.

– Боже, – буркнул он себе под нос и подумал: «Да, это не улица, а какая-то Американская история ужасов. Сошла с экрана и марширует ровным строем по всему городу. Эй, не проходи мимо! Специальное предложение недели. Оформи подписку, всего за доллар девяносто. Лучшее шоу века и фирменная бейсболка в подарок!» – от пришедших в голову мыслей он содрогнулся всем телом и истерично прыснул в кулак.

– Ты чего?

– Забудь.

– Опять нервы шалят?

– Может без тупых вопросов обойдёмся? – сплюнул. – Видел бы ты.

– Ну-да. Я же прям везунчик.

– И еще какой, – устало отмахнулся Коган.

– Да, пошел ты.

– Да-да, пошел я нахер. Так бы и они сказали, – уставившись на плюшевого зайца шепчет Коган и жадно затягивается сигаретой.

И будь он птицей, глазам предстала панорама города. На севере пламя бушует, на западе пепелище, огненный смерч и чуждый по духу флот на востоке – подходит все ближе, готовится к высадке в предвкушение бессмысленной бойни. И мало, пока едва представляющее опасность дуновение ветра с юга, что тянет за собой, поток ушедшего в небо пепла, – жадно рвется к уцелевшему клочку цивилизации, готовясь в скором времени осыпать горячие головы ньюйоркцев холодным – черным дождем. А посреди этого ада, сотни тысяч мелких фигурок: мечутся по Манхеттену, силясь найти спасение, и с каждой новой попыткой выжить, все сильнее топят себя в потоке страстей и личной выгоды. Той самой, что ранее называлась своим личным делом. Одна вот в нынешнем положение несостыковка: когда подступает беда, любое частное становится общим. Вот и оставленные на произвол судьбы граждане в миг смекнули, что пора все брать в свои руки, и частные домыслы, да новостная пропаганда стали новым огненным смерчем на горячем асфальте этого дня.

Шли молча. Алан держался чуть в стороне, Джим, глядя в ноги, нет-нет да что-то нашептывал под нос, потряхивая головой. Вскоре тревога чуть стихла, он подумал о себе, позже о детях и остановился на приобретенной Аланом травме: «Конечно, даже временная потеря зрения – штука серьезная. Но оно вернется, должно вернуться. Я, конечно, не врач, но… Кого ты обманываешь, Джимми. Ты ведь думаешь, как всегда, об одном – сможешь ты его использовать в будущем или нет. И вот как докажешь себе, что нет, так сразу вернешься к вопросу обузы».

– Нет, – к своему удивлению вслух сказал Коган.

– Что?

– Ничего, – достав пачку сигарет, потряс тем немногим, что осталось, и выудил одну зубами. – Дай огня?

– Конечно, – сдержанно ответил Грейсон.

Остановились. Выпустив клуб дыма, Коган жадно затянулся, пустил дым в пол и замялся.

– Алан…

– Проехали.

– Да, не кипятись, – переступил с ноги на ногу, – я погорячился и был не прав, прости.

– Всё нормально, проехали, босс, – сдержанно улыбнулся Грейсон, – возможно, когда-нибудь я привыкну. Но обещать не буду, – добавил он с иронией в голосе.

– Говоришь, как моя жена, – ухмыльнувшись, вздохнул Коган и почувствовал себя смертельно уставшим.

– Не вешай нос, босс, – глядя в сторону на серое небо, сказал Грейсон, а сам подумал: «Без этого ублюдка тебе отсюда не выбраться». Провел языком по небу, сжав зубы, нащупал плечо Когана и выдавил из себя: – Извинения приняты. А теперь, может, пойдем уже?

– Идем, идем, – кивнул в такт словам Джим и сверился с часами.

Судя по указателям, до тоннеля Линкольна бы рукой подать.

– Думаю, минут десять, и будем на месте, – сказал он, глядя вперед, и бодро добавил: – А если всё удачно сложится, часам к пяти уже дойдем.

– А сколько от тоннеля до твоего дома?

– Миль пять, – откашлялся, – по прямой.

– Да я смотрю, вы оптимист, сэр.

– Не сэркай мне тут. Даже если учитывать все возможные преграды, более семи не наберется.

– Ну, раз так. Может и успеем.

В десять минут они почти уложились, маршрут пришлось поменять лишь единожды. Две группы людей дрались на углу Тридцать третьей. Сложно было понять, что именно они не поделили. Но стоящие у углового магазина тележки с продуктами, давали возможный мотив и разгадку. На глазах у невольных свидетелей одна из групп в считанные мгновения оказалась в меньшинстве. Члены уступающей стороны побежали в рассыпную. Лишь один смуглый паренек продолжал стоять на своем, метался по занимаемому пятачку с осоловевшими от адреналина глазами, пытаясь не дать взять себя в кольцо. Рубашка на нём разошлась в области спины, нагрудный карман сорван, а правый рукав сильно укоротился и окрасился в красное. Джим притянул Алана ближе, не желая провоцировать незнакомцев, отвернулся и стал плавно задавать маневр обхода. Шепнул что-то парню на ухо, тот послушно склонил голову и опустил глаза в пол.

Обойдя драку по дальнему радиусу, перелезли через декоративный заборчик на границе сквера и, не оборачиваясь, поспешили к тоннелю Линкольна. А позади последнего из могикан уже оттеснили к стене дома. Сжимая в правой осколок бутылки, он вертелся по часовой, как заведенный. Обступающие кричали и били палками по асфальту, пытаясь напугать, или раздергать, а может просто почуяли кровь, вот и изгалялись животной забавы ради.

Не стерпев, Джим бросил взгляд через плечо: неизвестный в изодранной рубашке уже лежал ничком, обхватив руками живот, а красного в его палитре прибавилось. Он безуспешно пытался встать, но каждая попытка венчалось провалом. Но стоило ему, преодолев боль, чудом подняться, как один из нападавших с размаху саданул его битой, голова неизвестного безвольно дернулась, и упав, он более не подавал признаков жизни. А победитель, издал клич, что эхом разнесся по улице. И в подтверждение победы, вновь со всей силы опустил биту на поверженного. И только когда звук ударов из глухого, стал чавкающим, он устало выдохнул и ликуя, вскинул бейсбольную биту над головой. А повторившийся клич, эхом гулял по улице.

Отвернувшись, Джим ускорил шаг, как никогда прежде. И с каждым новым ударом ботинка по мостовой, он все отчетливее повторял в уме давно набившую оскомину мантру: «Не делай глупостей, Джимми. Не лезь. Не вмешивайся. Не будь дураком».

И вот, первый знак о съезде в тоннель, и чем ближе они к нему подходили, тем отчётливее звучали людские голоса, что нет-нет, а срывались на звероподобные крики опьянённой кровью толпы. И двое шли навстречу судьбе…

Парковочное место на стоянке судеб

Из-за высотки слева причина столпотворения была неясна. Подошли ближе. Толпа стояла на открытой парковке – человек сорок, может пятьдесят. Тем, кому не хватило места, жались к сетке забора или слонялись по улице, переглядывались, ища знакомые лица, а то и просто трепались, словно и не было ничего, словно они собрались с профсоюзом на легкий летний пикник.

Взглянув поверх голов, Джим разглядел крышу синего пикапа и ноги обутые в высокие ботики.

– Что там?

– Не вижу толком – рекламный щит мешает, – щурясь, Коган нагнулся, пытаясь увидеть хоть что-то, но из-за толпы было не разобрать, что к чему.

Обошли толпу справа. Коган увидел крепкого белого мужчину лет сорока. Тот расхаживал по крыше пикакапа, как заправский оратор.

– Видишь, кто там? – дернул его за руку Алан.

– Ага, смахивает на строителя.

Мужчина вскинул руки над головой, призывая собравшихся к тишине. Шум постепенно стих, над парковкой повисло молчание. Он указал пальцем под ноги. Подал знак и тишину нарушил удар. Звук был такой, словно кто-то решил испытать на прочность тыкву.

Стоящий ближе к пикапу тощий парень что-то сказал, и толпа взорвалась единым кличем:

– Давай еще, еще разок!

– Еще разок, что бы это могло значить? – занервничал Джим.

– Не нравится мне это, – прислушиваясь, резюмировал Алан.

– Да, народу тут изрядно собралось, поработаем локтями?

– Может быть, лучше обойдём, – в голосе Грейсона читалось сомнение. – К чему они всё это кричат?

– Не знаю, отсюда толком не видно.

– Я – за обходной путь, – настаивал Алан.

Джим огляделся, прикинул все за и против. Прямой путь перекрыт завалившимся набок автобусом, в проулке слева горят сбившиеся в кучу остовы машин, а кратчайший путь идёт через парковку перед высотным зданием, что, судя по названию, принадлежит транспортной компании «Дон Ку Трафик».

«Можно вернуться, но это опять крюк и кто знает, что нас там ждёт», – сжимая кулаки, размышлял Коган. – Да и какие у нас варианты? Думай, Джимми, думай… Что могло их тут собрать, что за причина, чего они ищут?" И только один ясный ответ в голове оставался – это обиженные судьбой люди, опьяненные призрачной надеждой на справедливость, пришедшие вершить самосуд. А при таких раскладах у них с парнем есть один верный, гарантирующий проход козырь, как и большинство собравшихся тут – они представители белой рассы…

– Давай сделаем крюк, – теряя терпение, прошептал Грейсон.

– Да брось, парень, – уже приняв решение, сказал, наконец, Коган, сжал зубы и тяжело вздохнул, процедив, – ни огня, ни дыма, да и продуктовых вроде рядом нет, – скривился в фальшивой ухмылке и подмигнул. – Пошли.

Не успел Алан ответить, как Коган схватил его под руку и потащил за собой сквозь толпу. До тридцать шестой улицы было уж рукой подать, но когда дошли до центра парковки, Коган почувствовал, как идущий позади тянет плечо. Обернулся, лицо Алана побледнело и осунулось. Тяжело дыша, тот оперся о Джима и склонился к земле.

– Что с тобой?

– Не знаю, голова кружится, – сделал глубокий вздох, выпрямился. – Не бери в голову.

– Голову кружит и тяжело?

– Нет, я просто так сейчас встал.

– У тебя уже были панические атаки?

– Не было у меня нихера, – тяжело дыша, выдавил из себя Алан, – просто эта долбанная толпа меня… – он так и недоговорил.

Коган притянул его к себе, закинув руку на плечо, и готовый идти, мельком бросил взгляд в сторону пикапа, да замер. Поцедив сквозь зубы:

– Какого чёрта…

– Что там, Джим?

Не ответив, Коган оставил парня, сказав, не подниматься и дышать как можно глубже, а сам стал пробираться к краю толпы. Туда где стоящий на крыше синего внедорожника, указывал на офис «Дон Ку Трафик» позади и кричал:

– Вы спросите, кто виноват!? А я отвечу, что все наши беды – от сидящих в правительстве гладкощёких пидрил!

Толпа одобрительно загудела, многие кивали в такт словам.

– Да-да, именно так! – вскинув кулак к небу, сказал крупный мужик, стоя на крыше пикапа, – Если бы не шишки из правительства, мы бы добили желтозадых ещё в восемьдесят четвёртом, когда прижали их под Пекином, – поправив бейсболку, он указал на здание за спиной. – Видите это дерьмо? А знаете, сколько наших полегло на той войне?

– Сколько, Билл? – выкрикнул кто-то.

– Не счесть, – вскинув руку, отрезал Билл и вновь указал в строну высотки. – И ради чего? – кивнул в такт гулу толпы. – Именно. Разве ради этого мы воевали? Нет, вы гляньте. Мы победили, а им всё нипочем. Выстроили себе целую мать их башню. А что дало правительство мне? – покачал головой и свёл брови. – Ничего. Лишь пару медалей. Да пенсию по недееспособности, которой едва хватает на жратву и счета. Спасибо вам, мистер Томас мать вашу Дилан, – обвёл толпу взглядом. – И если вы спросите меня, – ткнул себя пальцем в грудь, – Эй, Билл, а в чём причина случившегося с нами сегодня? Я вам отвечу, – развернул бейсболку козырьком назад, сплюнул и указал рукой под ноги. – В них!

Протиснувшись ближе, Коган взглянул поверх голов впереди стоящих. Рядом с преобразованной в трибуну машиной, сидела группа людей. Глаза их были раскосы, кожа отдавала желтизной. Они жались друг к другу, как потерявшиеся в лесу дети. А припав по воле судьбы на колени, пленники старались не поднимать головы и содрогались всем телом, каждый раз, когда толпа оживала звериным кличем.

Рядом с пикапом стоял худощавый парень среднего роста. Хищно озираясь, он не знал, как унять волнение, и то и дело поправлял вязаную шапку – то сдвигая её на затылок, то возвращая обратно. На нём была клетчатая рубашка, а поверх – дутый жилет, из тех, что в ходу у дальнобойщиков. Сквозь толпу сложно было разобрать, что там ниже. Но, скорее всего, это были прямого кроя джинсы и такие же как и у оратора строительные ботинки шести дюймов в высоту.

Закончив обличать политиков в предательстве американских идеалов, Билл призвал к правосудию. Спрыгнул с четырёхколесного помоста, сунул руку за спину и неспешно подошел к сбившимся в кучку азиатам. Достал револьвер и приставил к голове ближайшего. Мужчина трясся, слёзы текли по щекам, а лицо исказилось от страха. На мгновение Билла охватило сомнение, рука предательски затряслась. Но он тут же вспомнил лица ушедших из жизни ребят и все лишения, коими его изрядно наградила судьба.

Кто-то из толпы крикнул:

– Смерть сукам узкоглазым!

И ткнув стволом прям промеж глаз азиату, Билл плавно выжал спуск, не помня себя и все твердя, словно заведенный: «Справедливость. Расплата. Террор».

Грохот выстрела эхом прокатился по парковке. Голова мужчины едва заметно дернулась, кровь кляксой легла на дверцу пикапа. А пуля, прошла навылет – обожгла плечо девушки рядом и скрылась в колесе внедорожника.

«Какого чёрта ты тут делаешь? Убирайся отсюда, беги», – закричал внутренний голос в сознании Когана.

Сидевшая рядом с убитым пленница, вскрикнула от боли и страха. Багряные кляксы покрыли её шею и плечи, а из раны на плечи струйками текла кровь.

– Вот сука жёлтая, даже после смерти поднасрал, – присвистнул худощавый в дутом жилете, сдвинул шапку на затылок и тут же велел пленнице заткнуться. Но не словом, а делом: сходу влупив тяжелым ботинком под дых.

– Как я и говорил, – сплюнул Билл и развёл руками, глядя на таящую на глазах покрышку. – Все проблемы от желтозадых! – не помня себя, закричал он и в след тощему в жилете, добавил ногой по ребрам азиатке. Девушка свернулась в комок, а он схватив ее за темные волосы, поднял и гаркнул прямо в лицо: – Да заткнись ты уже, сука желтая.

А девушка всё не унималась, билась в истерике пока Билл тремя пощечинами не прошелся по ней, да так лихо садил, что бедняжка чуть чувства не потеряла – сжалась в комок, и отныне, лишь тихо хрипя сотрясалась всем телом, а толпа ликовала.

– Вы думаете этого достаточно? – выпрямляясь во весь свой могучий рост, спросил Билл, но тут же покачал головой. – Я так не думаю, – указал рукой на труп. – Да, такова цена справедливости. – вскинул револьвер и дважды пальнул, – Так что, вернем должок ублюдкам жёлтым, за все что нам пришлось терпеть!?

В толпе прокричали:

– Смерть желтозадым ублюдкам!

Кто-то добавил:

– Слава Союзу!

Клич быстро подхватили, гул стал невыносимым. Парень слева от Алана, вставил два пальца в рот и засвистел, что было сил.

– Дейви, тащи веревку, – силясь перекричать толпу, крикнул Билл худощавому парню в жилете.

– Смерть желторотым ублюдкам! – завопила женщина справа от Джима, сотрясая воздух сухим кулачком.

Коган в ужасе огляделся, на лице застыло недоумение, словно он не понимал, где он и кто он. Окружающие его лица скрыла гримаса ярости. Толпа скалилась и рычала, как зверь, почуявший кровь. «Какого чёрта ты ждешь, идиот?» – подумал он и услышал крик Алана сквозь вопли. Не помня себя, продрался через столпотворение, ухватил парня за рукав. А уверенно взяв под локоть, крикнул, увлекая за собой:

– Я тут, парень!

– Твою мать, Джим, – от испуга его голос сорвался, – думал, ты меня бросил.

– Тащить тебя через весь Сити и бросить? Не дождешься, – выдохнув, добавил: – Еще миля – и мы будем на другом берегу.

Толпа расступалась с неохотой. Одни с недоумением смотрели на идущих иным курсом, другие с ненавистью. Каждый шаг давался с трудом. Их спины взмокли, соленый пот лез в глаза, и сил уж не было, когда голгофа ожила с новой силой, а их, словно пробку шампанского, выплюнуло к выходу с парковки – прямо к шлагбауму.

Цепляясь без сил за шлагбаум, Коган бросил взгляд на дорожные указатели. Полсотни ярдов оставалось до съезда в тоннель Линкольна. Пытаясь отдышаться, он притянул Алана к себе, посмотрел вдаль: сквозь видавшие жизнь клены угадывалось уходящее под землю дорожное полотно. И как ему тогда показалось, всё самое худшее осталось позади. Испарилось, словно дурной сон, иль наваждение. И рык толпы за спиной уже не так был важен, и чужое горе стало не в счёт, и все события что были до – все сплелось, преобразившись в белый шум, идущий фоном, как назойливая реклама по ящику, или просящий милостыню бродяга на мостовой. Только он и парень сейчас существовали – плелись неровным шагом к цели, не помня себя и не слыша, как в гуще людского столпотворения Билл во всю глотку кричал:

– Вздёрнем их, как в старые добрые времена! – а, вскинув моток верёвки над головой, пыша слюной, добавил: – Пусть ублюдки спляшут!

Толпа ликовала: одни свистели, другие слепо скандировали, а иные бились в приступе животного танца, когда Билл связал на скорую руку висельную петлю и направился к рекламному щиту. Поравнявшись с худощавым в дутом жилете, передал ему револьвер и крикнул:

– Дейви, тащи эту суку к рекламному щиту! – а сам поспешил к опоре, перекинул петлю через балку и закрепил конец привычным морским узлом.

Худощавый сунул револьвер за пояс и устремился к пленным. Схватил раненую девушку за волосы, потащил к петле. На пятом шаге ноги её подвели. Упав, она заскулила, как потасканная дворняга: трясясь всем телом и ломая ногти, пыталась вцепиться в асфальт.

«Вот же бестия», – подумал Дейви. Не теряясь, намотал волосы азиатки на кулак и дернул на себя что было сил.

– Дейви, ты долго там!?

– Да иду я, иду! Мать его так-то, – пытаясь совладать с пленницей, завопил худощавый в жилете.

Толпа заходилась на манер летней бури, пленница била ногами по земле и кричала что было сил. Но не обращая внимания, Дейви остервенело тащил её к опоре рекламного щита. Достигнув цели, перевернул на живот, заломил руки за спину и стал помогать Биллу накинуть петлю. Но стоило тощему на мгновение ослабить хват, как, извернувшись, пленница высвободила руку и хлестанула его ломаными ногтями по лицу.

– Ах, ты мразь! – отскакивая, взвизгнул от неожиданности Дейви.

Рваная рана пересекла щеку по диагонали, кровь растекалась по небритой щеке.

– Дейви, твою мать! Может, поможешь?! – заламывая азиатку, рыкнул на родственника Билл, и в одно движение схватил руки пленницы строительной стяжкой.

– Од-д-дин момент, Билл.

Выхватив из-за пояса револьвер, Дейв не без наслаждения пустил в ход рукоять увесистого сорок четвёртого, и тьма окутала сознание пленницы. А обмякшее тело устремилось к земле, да так бы и упало, если бы Билл не подхватил её в последний момент.

– Ну, ты конечно молодец, – осуждающе глядя на Дейва, зло процедил Билл, – Давай быстрее петлю накидывай – я эту суку весь день держать не намерен.

– Извини, – просипел Дейви, – только выше ее подними – верёвки не хватает.

– Твою мать, так?

– Еще чутка.

Руки девушки дернулись, в глазах мелькнула искра жизни. Вскинув голову, она жадно схватила ртом воздух, словно вынырнула из-под толщи воды.

– Ну?! – взревел Билл.

– Готово, отпускай! – хлопнув Билла по плечу, воскликнул Дейви и отскочил в сторону.

И тут же она почувствовала, как давящая на грудь хватка ослабла, а тело стало лёгким, как пёрышко, словно в полёте. Но блаженное чувство свободы вмиг испарилось, когда петля больно врезалась в хрупкую шею и перед глазами все стало бело, а ноги исступлённо забились в воздухе, не находя опоры.

– А как тебе такое, сука желторотая?! – довольный собой ликовал Дейв, пританцовывая на месте, – Билл, ты смотри, как она пляшет! – не унимался он. И чувства так его переполняли, что Дейви вскинул револьвер и выстрелил в воздух дважды.

– Хорош, – саданув его по плечу, рыкнул Билл, – Давай следующего тащи.

Грохот выстрелов прокатился по парковке, отразился от стен зданий и обернулся эхом, когда двое уже шли к спуску в тоннель Линкольна. Джим резко остановился, бросил взгляд в сторону толпы.

– Господи Иисусе, – вырвалось против его воли. – Теперь они вешают их.

– Кого вешают? – с опаской спросил парень.

– Похоже, сотрудников «Дон Ку Трафик», – сказал Джим так, что Алан мигом почувствовал изменения в настроение босса.

– Поверьте, я тоже хочу им помочь, но нас просто убьют, – Алан потянул Когана на себя. – Пойдем, Джим.

– Да-да, – кивая в такт словам, ответил Коган, но так и остался на месте. – Ты абсолютно прав, – буркнул он себе под нос, но с места не сдвинулся.

– Да, что с тобой. Тебя заело?

– Нет-нет…

– Чёрт, босс. Да нам рукой подать до этого чертового тоннеля, – Алан тяжело вздохнул, дернул Когана на себя, сказал: – Пошли.

– Далеко нам до сьезда?

– В тоннель?

– Угу…

– Да нам уж рукой подать, вон он! – вскинув руку, указал на угол дома Алан.

– Ясно…

– Да что тебе ясно, босс? – дёргая вставшего столбом Когана, взмолился парень, но ответа так и не услышал.

Коган так и стоял на месте, глядя на творящийся на парковке самосуд. Стоял и чувствовал, как тело пробил озноб, а в груди что-то так натянулось, что готово было вот-вот лопнуть. «Держи себя в руках, Джимми, просто пройди мимо, не делай глупостей», – повторял он себе раз за разом, глядя на бьющуюся в агонии девушку. Но ноги не слушались, и он развернулся в сторону, обратную тоннелю. И не глядя на парня, тихо прошептал:

– Давай без меня…

А оставив парня, он твердым шагом направился обратно к парковке.

Не желая признавать хоть малый шанс на неудачу, девушка отчаянно боролась за свою жизнь, но петля брала свое: горло жгло огнём, глаза готовы лопнуть, а ноги всё ещё выдавали забытый танец.

Коган подошел к забору, в глаза бросилась пожилая женщина из толпы, её пёстрый костюм напоминал видавшего лучшие годы попугая. Выскочив из первого ряда, она подбежала к девушке, плюнула ей в лицо и завопила: «Так тебе и надо, косоглазая шлюха!»

Коган отер лицо, его шатало. Дыхание сперло, а руки дрожали. Он хотел закричать, но мышцы шеи предательски напряглись, губы сжались, а нижняя челюсть затряслась против воли. Внутри что-то оборвалось, словно перетянутая колкой струна. Он более не мог позволить себе роскошь – не мог пройти мимо, как когда-то…

– Сэр, одумайтесь.

Прозвучал голос парня из-за спины, а на плечо легла уже родная рука. Но он оставил его без ответа, лишь отстранил, шагнул за забор и устремился к пикапу, расталкивая стоящих на пути зверей. Но спасти он её не успеет…

И десяти секунд не прошло, а тело уж покойно висело, едва заметно качаясь. Всё в нём было мертво. Лишь ведомая гравитацией струйка живо чертила дорогу по ножке. Наткнулась на туфельку, задержалась у подошвы. А спустя мгновение, устремилась к земле. Но мало кто обращал на это внимание. Толпа билась в животном экстазе и бесновалась, глядя как вздёрнули второго пленника. Он тяжело дышал и хрипел. Тело била конвульсия, а стоящий подле него Дейви, закручивал его волчком, задорно пиная ногой, словно и не человек перед ним был, а пиньята.

– Давай еще одного, дикий Билл! – крикнул кто-то в толпе.

– Отличное предложение, – ответил Билл в голос и взглянул на тощего в дутом жилете, – Что ты херней занимаешься! – гаркнул он глядя на Дейва, – Лучше на ногах повиси, а то подыхать ещё минут пять будет.

– Прости, Билл, – потупился в Дейви и коснулся ссадины на щеке, поправляя шапку.

– Да чего ты тупишь?! – схватив азиата за ремень, Билл навалился всем весом, да так лихо, что шея вмиг хрустнула, а тело обмякло.

– Ну ты даёшь, – воскликнул Дейви, и вновь почувствовал пьянящее чувство азарта, как у гончей при травле зверя.

– Давай третьего тащи, да живее! – забасил здоровяк, – И ребят прихвати.

– Не вопрос, Билл! – приободрился тощий и натянул шапку до самых бровей.

Подбежав к пикапу, Дейви отрядил двух парней из первого ряда на помощь Биллу, а сам взялся за третьего. Азиат попался упёртый: вцепился мертвой хваткой в бампер пикапа. И оказался столь цепким, что даже тяжелые строительные ботинки Дейва не помогли.

– Ну ща ты получишь, – зло процедил Дейви, и метнулся к дверце пикапа. А достав из салона биту, он сходу влупил жёлтому по клешне.

Рука неестественно изогнулась, мужчина взвыл, а прижав искалеченную конечность к груди, заголосил на своём, как ребенок.

– Только так и понимаете, да?! – зашепелявил Дейви и авансом добавил ботинком под ребра. Ухватился свободной за галстук и поволок мужчину к петле, приговаривая: – Смотрите, какой ловкий, путы снял, а убежать зассал, – криво ухмыльнулся, – Посмотрим, жёлтый, как ты с петлей справишься.

Прорвавшись через пьяную от крови толпу, Джима выбросило лицом к лицу с Дейвом. От неожиданного появления высокого мужчины с проседью на висках, тот аж попятился. Бросил взгляд на парней, они стояли к ним спинами и были поглощены инструктажем от Билла, который глядя на здание, посвящал их в дальнейший план действий.

Худощавый вытер ладонь о штанину, поправил шапку и шмыгнул носом.

– Здорово, брат, не стерпел, да? – покосился в сторону парней. – Хочешь сам повесить желторотого?

Тяжело дыша, Коган смотрел на него, не моргая.

– Чего молчишь-то? Не переживай, веревки на всех хватит, – кивнул тощий в сторону валяющихся рядом с пикапом сумок из спортивного отдела «Алл Эраунд» – сетевого гипермаркета, широко распространенного на Северо-Американской части КССГ. Слоган которого утверждал: «Хочешь взять от жизни все? Бери в Алл Эраунд».

– Ну, что ты встал, подходи, – нервно облизывая губы, просипел тощий в дутом жилете и поправил шапку.

– Это были не китайцы.

– Чего сказал?

Шум толпы сильно усложнял разговор.

Кто-то выкрикнул: «Тащите уже желтого к петле!»

– Я говорю, что это не китайцы! – гаркнул Коган.

Толпа стихла. Билл обернулся. Незнакомец стоял напротив Дейва, а пленник, пользуясь ситуацией, отползал в сторону.

Коган посмотрел на номера, перевел взгляд на Дейва и начальственно обратился к толпе:

– Я спрашиваю, кто вам сказал, что это китайцы?! – указал на номер пикапа, бросил взгляд на застреленного мужчину и грозно обратился к толпе: – Эй, умники. А известно ли вам, – толпа умерила пыл и отныне все стали с любопытством глядеть на незнакомца, – что в законе об эмиграции от 2083 года сказано, что китайским гражданам запрещено работать на территории КССГ. И вот сюрприз: штат Нью-Йорк всё еще в Союз входит, уроды. Но, что может знать этот всезнайка с Орегонскими номерами. Верно?! – обошел застывшего на месте Дейва.

Подойдя к первой жертве, посмотрел на правую руку, наклонившись, снял часы и поднял над головой.

– Читать кто умеет?!

Сборище отозвалась неодобрительным ропотом. Худощавый вторил их настрою.

– Ты о чём, мужик, они на нас бомбы сбросили! – воскликнул Дейв.

– Видите, что написано? – Коган ткнул пальцем на циферблат часов, – Если не видите, сам прочитаю. Тут написано «Омори»! – перевел дыхание, – А это южнокорейский бренд часов. Китаец бы такие носить не стал. Так что и тупому сейчас станет понятно, что вы убили граждан КССГ, которые работали в представительстве Корейской компании. Теперь дошло? – Коган зло глянул на тощего в жилете, – «Дон Ку Трафик» – это корейцы, а не китайцы, мудак ты кривошеий!

– Нет-нет! – замотал головой Дейв.

– Да, что ты его слушаешь? Он с ними заодно, – послышался из-за спины зычный бас Билла.

Оставив парней у рекламного щита, он спешно шел к пикапу.

– Если он так их любит, повесим его рядом, – выкрикнул кто-то из дальних рядов.

– И что теперь скажешь, пиджак? – посмелев, Дейви сделал шаг в сторону Когана и потянулся к револьверу за поясом. Но, так и не успев завершить движение, рухнул на землю от удара с правой, а надетые на кулак часы «Омори», оставили корейский знак качества на его подбородке.

Потеряв равновесие, Джим успел сделать шаг-другой и припал на левую руку. Тут же поднявшись, развернулся и увидел бегущего на него Билла. Нырнул под размашистый удар здоровяка, ответил в корпус. Но, что-то скользнуло по голове слева, он ударил наотмашь. Попытался уйти в сторону, но удар в спину чем-то тяжелым прервал маневр и Джим упал на асфальт. В глазах потемнело. А толпа всё наседала, стараясь окружить и забить несогласного ногами.

– Гасите этого желтолюба, парни! – крикнул Билл, держась за бок. А вздохнув, прошел сквозь увлекшихся насилием людей, как нож сквозь масло, схватил Дейва за шиворот и оттащил в сторону. – Ты как, Дейви?

Сознание отчаянно не хотело возвращаться к худощавому. После нескольких пощечин в глазах прояснилось.

– Как ты, Дейв?

– Где я? – хлопая глазами, отозвался он. – Я его уделал?

– Да, уделал, – ухмыльнулся Билл. – Вон лежит наш чемпион, ребята его ногами обрабатывают. – Револьвер у тебя?

– Да, да, – ощупав пояс, он убедился в обратном. – Твою мать, видно выпал.

– Да, хрен с ним, найдём.

– В машине еще тридцать восьмой есть.

– С этим и так разберёмся, – отмахнулся Билл, и помог Дейву подняться на ноги.

А как убедился, что тощий может стоять без его помощи, окрикнул толпу – приказал тащить желтолюба к виселице. А сам подобрал два мотка верёвки, сунул под мышку и крикнул парням, вязавшим Когана:

– И оставшихся желторотых прихватите!

Стоило ему отдать приказ, как кто-то припомнил, что седой был не один. Толком не видя ничего, кроме скачущих в неистовстве пятен перед глазами, Алан даже не успел среагировать. Нагнав, толпа повалила его наземь и, если бы не приказ Билла, его затоптали бы насмерть.

Книжный на углу Тридцать восьмой и Девятой

Чуть ранее, в трех кварталах к северу от парковки…

Проснувшись, Майкл огляделся. Тонкие лучи света пробивались сквозь занавешенное окно подсобки, а старенький телевизор молчал. «И когда успел выключить?» – задался вопросом старик, глядя на потухший ящик. Хотел было подняться, но мигом от затеи отказался: в голове грозы, на языке пустыня. Он лежит пластом, массирует виски и брови, пытаясь вспомнить прошлый день. Как отпускает, не без усилий приподнимается на локтях, окидывает подсобку взглядом: смятые банки на полу, бутылка, грязный бокал и миска с холодной лапшой из Мама Ло. А судя по тому, как ярко светит солнце, можно предположить – открыть книжный ко времени не выйдет.

Пробормотав под нос что-то про еще один прекрасный день, Майк дотянулся до бутылки «Старины Тома» на полу. Жадно хлебнул, отбросил прочь и для виду скривился. А когда тепло волной растеклось по нутру, посмотрел на часы над столом. Стрелки застыли на без двадцати одиннадцать.

«А с вами-то что не так?» – задался вопросом старик, но так и не найдя ответа, кряхтя, отвернулся к стенке.

Натянул на голову одеяло, попытался уснуть. Но стоило дрёме показаться из-за угла, как с верхнего этажа послышались склоки. И, словно в заговоре, сплелись в единый гам два голоса, звуки борьбы и грохот бьющейся об пол посуды. А доведённый до каления старик, не вытерпев, вскочил с кровати. И с криком «Что вы суки там в такую рань не поделили?» метнул бутылку «Старины Тома» в потолок. Да тут же, пожалев о содеянном, рухнул подле своей лежанки, крепко обхватив похмельную голову руками.

Срикошетив от потолка, бутылка с грохотом разлетелась о стену: горлышко шмыгнуло под кровать, осколки расстелились по полу ковром, а остатки содержимого тонкими каплями стекали по обоям в горошек. Соседи стихли, а Майк сидел у койки, глядя на свои дырявые носки и всеми силами пытался стерпеть головную боль. Собрав все силы, он, наконец, поднялся. Накинул обувь, не без усилий затянул шнурки. Резко выпрямился, и тут же, пожалев о маневре, ухватился за ближайшую опору.

– Давненько тебя так не штормило, – сказал он в нос, неровным шагом выходя на кухню и сокрушаясь, со стоном затянул: – Ну, мог же выпить один, ну, может, три, но не бутыль и пару паков пива!

Пнув пустую банку из-под пива «Бадди», добрел до холодильника и с облегчением открыл источник прохлады. И где-то в мыслях промелькнуло, а почему лампа не горит? Он в миг отбросил эту мысль: всё лишнее не для сейчас – потом. Порылся в морозилке, достал пакет со льдом и, с облегчением выдохнув, приложил его к затылку.

Так постоял с минуту, а как холод перестал жечь, выдавил с дюжину кубиков в блендер. Туда же добавил: лайм, какой-то сок, немного молока и чёрствый кусок хлеба – всё, что на полках у столешницы было, всё, что можно смешать и в тот же миг не помереть. А сдобрив всё щепоткой сахара и солью, удовлетворённо закрыл крышку и, включив максимальную скорость, прожал «старт» – реакции не последовало.

– Что за чёрт… – удивился Майк, и мысленно прошелся крепким словом по всем коммунальным службам города. Оставив блендер, двинулся к мойке. Включил холодную, кран натужно захрипел, не выдав и капли. – Вот и приехали, – почесав седую грудь, зевнул и плюнул на бытовое дело.

Не отчаялся – принял всё, как есть. Размешал вилкой содержимое вышедшего в тираж блендера. Прихватил кувшин с ледяным отваром и вышел прочь из кухни в торговый зал старенького книжного, что нынче едва ли мелкой лавкой назовут. На границе рабочего с жилым остановился, пытливым взором окинул знакомый зал. Всё та же пыль, шкафы, диван, потёртый коврик – всё так знакомо и до тошноты мило. И плотные шторы на ростовых витринных окнах. В одних них радость: так плотно кроют, что ни единого луча – один лишь мрак. «И во мраке этом теряются все споры, и счастье, горечь, и мысли о былом» – припомнил Майк строку из стихотворения давно забытого поэта. Тяжко вздохнув, он медленно побрёл к креслу напротив дубового стола с винтажной кассой. Кожаная обивка хрустнула под весом старика. Он отхлебнул из стакана и устало откинулся на спинку.

«Воды нет, электричества нет. Это внеплановое отключение всех жизненных процессов города? Или наступил конец всему? – Стакан мерно обжигал ладонь холодом, сделав глоток, прислонил его к виску. – Уведомлений не было, счета оплачивал. – Достал из нагрудного кармана сигареты, прикурил от лежащей на столе зажигалки и, щурясь, заглянул в пачку: – Последняя, отлично». А вслух устало протянул:

– Ну, друг, хочешь не хочешь, а магазин открывать придется, – закинул ногу на журнальный столик и, вновь отхлебнув из стакана, поморщился. – Вот же гадость. М-да… А она всегда говорила, кулинар из тебя тот ещё.

Глаза уже привыкли к мраку. Затянувшись, огляделся – пепельница пропала, как и воспоминания о вчерашнем дне. В зале бардак и покой, на столике валом книги в перемешку с журналами, липкий след кофе на краешке стола, а под столом окурки – всё так привычно, но что-то не так, словно в дом кто-то забрался, а уйдя, старательно расставил всё по местам, но как-то иначе. Докурив, бросил окурок в опустевший стакан: бычок зашипел, в нос ударил запах гари. Поднявшись, прошел к входной двери, в последний момент вспомнил о времени года и вернулся на кухню.

Пиджак висел на крючке у входа в подсобку. И стоило Майку накинуть его на плечи, как со стороны улицы послышались крики. А за ними звук бьющегося стекла, да хлопки. «Это что – выстрелы?» – насупившись, Майк прильнул к стене. Щурясь, прислушался. Облизнув губы, выглянул в зал – тихо.

– Не нравится мне это, – шепнул старик. Спешно поправив завернувшийся воротник, оглядел кухню. Проверил отделения столешницы: пусто, на столе тоже пусто. Обошёл кухню, пусто. Не без усилия встал на колено, наклонился, заглянул под кровать. Пивные пробки по соседству с бутылками, недавно потерянное горлышко от «Старины Тома», но в остальном – пусто.

– Да где же ты? – почёсывая щетину, спросил себя Майк.

Поднялся, повторно обошел кухню-кладовку, подошёл к холодильнику, открыл верхнюю секцию и расплылся в улыбке.

– Попался, старичок.

По соседству с открытой банкой сардин, лежал пистолет сорок пятого калибра в поясной кобуре для скрытого ношения. Достав из холодильника, вынул пистолет из кобуры и внимательно осмотрел, так, словно пытался подтвердить подлинность. Два с лишним фунта стали приятно тяготили руку, он заботливо провел пальцем по гравировке: «Лучшему детективу на западном побережье, – повернул другой стороной, – Майку от ребят». Тяжело вздохнув, убрал пистолет в кобуру.

– Да… Было время, – и невольно напел: – Долгое время для меня, долгое время для тебя, – а от себя добавил: – Хотел бы я его продлить, Эн.

Сверху вновь послышалась ругань, кто-то волочил что-то тяжелое по полу, спорили о каком-то взрыве. А Майк всё напевал отрывок из песни «Было время». Сингл, что входил в один из последних, далеко не лучших, студийных альбомов группы «Guns N’ Roses». По мнению критиков, от былого драйва в нём осталось мало, но Майк считал, что альбом по-своему хорош, и чем больше он в себя заливал «Старины Тома» по вечерам, тем теплее был его отзыв. Просыпаясь, он надеялся, что никто этих песнопений не слышал, и чтобы уверовать в свою ложь, ставил привычного Вэйлона Джениннгса да Криса Риа и порой открывал магазин даже к полудню. Но, не считая похмелья, сегодня день начался как-то иначе. Вот и Майк, впервые за долгое время, пристроил кобуру на ремень да двинулся к выходу, не успев опрокинуть в себя и стакана крепкого.

По пути взял со стола очки, на ходу протёр рукавом линзы, а как приблизился к витрине, чуть обождал, прислушался, и аккуратно отодвинул штору.

–А это ещё что? – провел пальцем по трещине, что паутинкой разбежалась по бронированному стеклу витрины. И посмотрел на улицу сквозь тревожные узоры.

Снаружи подозрительно тихо и безлюдно, а прямо на дороге стоят машины с дверьми нараспашку. Вернув занавеску на место, поправил очки, снял шляпу со стоявшей у входа вешалки и, водрузив её на голову, плавно повернул защёлку замка. Дверь предательски скрипнула, стоило ему сделать шаг за порог.

«Когда-нибудь ты ее смажешь», – напомнил он себе не в первый раз за год, и осмотрелся по сторонам. Ни сирен, ни сигналящих без повода таксистов, ни пешеходов. «Даже птиц нет», – подметил Майк, бросив взгляд на кормушку для птиц, из-за которой шли извечные споры с соседями, так как чёртовы птицы, видите ли, гадят на припаркованный транспорт и тротуар. Ничего и никого вокруг, лишь внезапный щелчок дверного замка неподалеку, что заставил Майка скользнуть за ближайший угол.

Выглянув, он увидел мужчину. На спине рюкзак, рядом женщина с ребенком на руках. Он окликнул их, они ответили тревожным взглядом и поспешили прочь. Неотрывно глядя им вслед, Майк вышел на центр дороги и посмотрел вдаль. Казалось, на горизонте поднимаются клубы дыма. Но зрение его уж давно и не раз подводило. Оттого он вновь мысленно задал набивший оскомину вопрос: «Да что тут, чёрт возьми, происходит?»

Но сколько бы Майк не задавался вопросом, ответ он уже давно знал: двадцать пять лет в полиции просто так не проходят, и как не обманывай себя, а опыт говорит об одном: именно так и начинаются неприятности. Другой вопрос, а что именно тут за дело? Майк огляделся: пустые улицу, только ветер гонит газету по дороге, словно это перекати поле. А вокруг непролазная тишь, что как мгла в рассказах Лавкрафта, кутает сознание в мрак, да садит в рассудок ноты отчаяния.

«Нет, это не теракт, и явно не локальная стычка молодёжных банд, да и восстанием тут не пахнет», – прокручивая в уме варианты, Майк подметит битые окна, пустые улицы, брошенный транспорт. И невольно вспомнил молодость: Корею, применение ядерного оружия по Японии и все те картины с пустыми улицами, полными брошенных авто. Кожа на руках стала гусиной, по спине пробежал холодок. «Без паники, дружок, соберись. Всё чуть по чуть, и будет дело», – рука машинально прильнула к кобуре, в голове не осталось и следа от похмелья.

Майк подошел к ближайшему электромобилю: огромный Олдсмобиль в корпусе семьдесят второго года стоял на дороге, заехав одним колесом на бордюр.

– Шоколадного цвета, отлично сочетается с панелями под дерево, водительская дверь открыта нараспашку, как и пассажирская. Ещё чуток, и сбил бы пожарный гидрант, – почесывая щетину, сказал Майк, подходя ближе. – У задней двери детское кресло, тёмно-синее.

Сунул голову в салон, нажал кнопку зажигания, почувствовал, как она легко поддалась нажиму.

– Да, дела. Зажигание активно, а движок молчит.

Осмотрел торпеду. Бардачок открыт, содержимое вывалено на сиденье, проверил козырек от солнца – пусто, попробовал завести машину, реакции не последовало.

– Ушли в спешке: водитель явно был чем-то напуган, – продолжая говорить сам с собой, Майк приложил два пальца к оставленной в подстаканнике кружке, заглянул под крышку. – Кофе холодный, ушли минут сорок назад, может, больше.

Вылез из машины, подошел к детскому креслу у заднего пассажирского сиденья.

– Детская бутылочка на полу салона, игрушки на сиденье. Один из ремней кресла растянут сильнее: скорее всего, с первого раза открыть застежку не получилось, или заклинила, – по привычке потянулся к нагрудному карману за сигаретами. – Пытались стравить ремень и высвободить ребёнка, но слишком торопились.

Машинально поднес руки к груди, словно прижимал ребенка, развернулся посмотрел возможные пути следования водителя. Ботинок уперся во что-то, под машиной лежала миниатюрная сумочка.

– Салон чистый, пахнет клубничным ароматизатором, в бардачке – пачка тампонов. Водитель предположительно женщина. Была в состоянии, близком к панике, даже не заметила, как сумочка упала. Открыв застежку, она прижала ребенка к груди и скрылась в неизвестном направлении. Да, – фыркнул Майк, – гиблое дело.

Отошел на три шага, упер руки в бока и огляделся.

– Ладно, старина, сначала сигареты, потом игры в полицейских.

Достав платок из правого кармана пиджака, утёр испарину со лба, высморкался. Развернулся вокруг оси, еще раз оглядев окружающую обстановку, и двинулся в сторону Девятой авеню.

Пройдя ярдов десять, приметил с пяток пузатых черных пакетов у пустующей аптеки. Мусор вывалился из опрокинутого мешка, и порывы ветра разнесли содержимое по тротуару. «Мусор у нас забирают в одиннадцать», – подумал Майк и скорее почувствовал бряцающий звук позади, чем услышал. Обернувшись, увидел американского бульдога, пристегнутый к ошейнику поводок волочился по тротуару. Пес подошел ближе, облизнулся, с любопытством посмотрел на Майка и переступил с ноги на ногу.

– Привет, малыш, откуда ты такой красавец? – начав разговор, сделал три шага в сторону пса.

Животное стояло на месте. Уши опущены, в глазах смятение.

– Ну и кто оставил без присмотра такого красавца?

Пёс явно раздумывал над перспективами встречи. Едва человек приблизился, он неуверенно попятился, хвост опустился.

– Будет тебе, я ничего дурного не сделаю, лишь прочитаю адрес на ошейнике, – аккуратно подступая, говорил Майк, понижая голос. – Давай, малыш, помоги мне найти твоих хозяев.

Барьер дал трещину, кобель протяжно залаял, опустил голову и вяло замахал хвостом. «Совсем щенок ещё», – подумал Майк, протянув руку навстречу, а проведя ладонью по загривку, почесал пса за ухом. Присев на колено, ухватил пальцами висевший на шее жетон. Буквы гласили, что пса зовут Терч и принадлежит он Бобу Уилсону с Пятьдесят пятой улицы.

– Далеко ты забрался, приятель, – глядя по сторонам, сказал Майк, – ну, ничего, отведем тебя домой. Но сначала составишь мне компанию, старине Майку нужны сигареты.

Потрепав Терча за ухом, он поднял кожаный поводок. Пес явно был не против компании, хвост активно разбрасывал шерсть по округе, уши покойно свисали и, если бы Майк не поднялся, пес зализал бы его до смерти от радости.

В шаге от лавки Фарида…

Вспомнив о цели своего похода, Майк пошёл в сторону Девятой Авеню. Путь был близкий: надо было лишь свернуть за угол, да дойти до лавки Фарида. С хозяином он был в хороших отношениях, но исключительно по нью-йоркски, что значит: знал в лицо, по имени и даже раз был в гостях на семейном празднике. Но этим все и кончалось, и спроси кто Майка откуда, Фарид родом, он ответил бы: «Из какой-то далекой страны, название которой заканчивается на «стан».

Но двум приятелям не суждено было встретиться, как только Майк с Терчем подошли к пересечению Тридцать восьмой и Девятой, из-за угла дома на них выскочил мужчина. Вид у него был потрепанный: правая руку прижата к боку, походка напоминала шаг собаки с подбитой лапой. Запёкшаяся кровь превратилась в шелушащуюся паутину на лице и шее. Стремительно приближаясь, он бежал, не разбирая дороги. То и дело оглядываясь, что-то бормотал себе под нос. В очередной раз бросив взгляд за спину, наткнулся на мешки с мусором у аптеки. А упав, взвыл от боли. Спешно поднялся, прижал искалеченную руку к груди и только теперь увидел, идущего ему навстречу белого мужчину, с собакой на поводке.

– Что с вами? – спросил Майк, а стоящий у ног пес, громко залаял.

Попятившись, незнакомец уперся в стену, и так в нее вжался, словно хотел стать частью кладки. Майк сделал шаг на встречу, повторил вопрос. Незнакомец смотрел на него обезумевшими от страха глазами.

– Все хорошо, – выставив вперед руку, увещевал Майк, – дыши глубже, смотри на меня.

Чуть успокоившись, незнакомец окинул стоящего перед ним взглядом. Морщины на лице и шее выдавали возраст – лет пятьдесят-шестьдесят. Легкая залысина, волосы коротко подстрижены, белки глаз болезненно-красные, а зрачки тускло-голубого цвета. Взгляд прямой – монотонный, пронизывал до костей подобно рентгену. Очки на лице никоим образом не смягчали грубость иссушенного годами лица, а трехдневная щетина венчала суровый образ. Посмотрев на собаку, незнакомец вновь потерял над собой контроль: прижался к стене, мечтая в нее провалиться, всем телом трясся да что-то тараторил.

– Мужик завязывай, – окинул азиата взглядом, – ты под чем, дружок?

Азиат смотрел на него, как идущий на убой бычок. Попытался выдавить из себя хоть толику связной речи. Но от переизбытка чувств не смог закончить и слога, не перейдя на надрывное мычание.

– Да, успокойся ты. Продышись. А потом расскажешь, что с тобой стряслось? – повел плечами Майк и в шутку поднял руки, – Видишь, я и мой четвероногий приятель абсолютно безобидны. Идем себе за сигаретами, а тут ты.

– Вы ч-что, не знаете?! Н-началась война, – запинаясь выдавил из себя азиат.

– Говори громче. Какая ещё война?

– С Китаем, они ударили по нам – затараторил азиат.

– Стоп, ты сказал с Китаем? Опять? – растерянно, спросил Майк.

Азиат кивнул и сбивчиво рассказал Майку, что предупреждения не было. Что по слухам, все Боро не считая Манхеттена, подверглись удару. Описал, как некоторая часть населения грабила в открытую магазины, а другая стала вымещать злость на людях с другим цветом кожи. Рассказал, как и благодаря кому избежал повешения. И, как увидев Майка, принял его за одного из вешателей.

– А как же все эти убежища, почему вы там не укрылись?

– Они закрыты. По крайней мере ближайшее.

– А эти линчеватели, далеко место?

– Нет, я успел только пару кварталов пробежать и свернуть за угол. И тут вы.

– Но на тридцать пятой есть полицейский участок. – возразил Майк. – Хочешь сказать они такое допустили?

– Может, участок и есть, но копов там нет. Всем плевать.

– Постой.

– Думаете, придумываю? Прислушайтесь. Выкриков не слышите? – Майк не слышал.

В свое время жена напоминала ему каждое утро: «Надевай слуховой аппарат». Но с того момента как её не стало, он все реже вспоминал о ритуале. И хоть глухота его была только на одно ухо, это сказывалось.

– Ах ты чертов банана! Значит, пока их там вешают, ты мне тут байки травишь, – ухватил незнакомца за отворот пиджака, рванул на себя, – Давай за мной: покажешь кто у них главный. – сказал Майк с нескрываемой злостью в голосе и тут же сам себя мысленно одернул: «И что ты так на бедолагу взъелся, да еще так грубо обозвал? Всю жизнь ты считал себя человеком крайне сдержанным, справедливым, а тут такое. Откуда это всё? – И словно лампочка моргнула, а в сознание ясно засиял ответ: – А что ты хочешь друг, включи любой канал, там что ни день, так двадцать четыре на семь идет накачка. Вспомни хоть то политическое шоу по пятницам на НТНС: там каждый выпуск, это сплошь грызня и пересуды о Желтой угрозе. А все твои соседи и родня – у них что не напасть, во всем Китайцы виноваты. Вот и тебя эта волна накрыла».

– Отпустите меня, пожалуйста. – по детски наивно, пролепетал азиат.

– Прости, – чуть растерявшись ответил Майк, но хватку не ослабил, – Пошли со мной, покажешь этих линчевателей, а потом рукой твоей займёмся.

– Я не пойду. Нет. Прошу…

– Как тебя звать? – спросил Майк, сдерживая гнев.

– Ёнг.

– Японец?

– Кореец.

– Значит так, кореец Енг. Попробуй успокоиться, продышись. И следуй за мной.

– Но у них оружие! – воспротивился Ёнг, упираясь.

– Ничего, у меня тоже, – парировал Майк и тут же спросил, – Сколько?

– Человек пять-шесть, но…

– Сколько оружия, дубина? – тряхнул его Майк, крепко удерживая за отворот пиджака.

– Револьвер и…

– Что еще?!

– Биты, – выдавил азиат и потупил взгляд.

– Ясно, – нахмурился Майк, выходя на Девятую авеню.

– Вы что не понимаете, они ведь убьют нас!

Это ты не понимаешь, хотел было сказать ему в лицо Майк, но вновь себя одернул. И стоило ему на мгновение дать слабину, как подбитый рванул на себя с такой силой, что только ворот и остался в руке старика. А высвободившийся Ёнг, так резво устремился прочь, что ему позавидовал бы и легкоатлет.

– Вот же червяк! – в сердцах бросил Майк вслед Ёнгу и вышел на центр дороги.

Пригляделся, но увидел лишь бурлящее пятно вдалеке. Наверное они там что-то скандировали, но он ничего не слышал. Лишь размер пятна наводил старика на скверные мысли.

– Человек пять-шесть, значит. Ну-ну, – чертыхнувшись, выдохнул Майк и поспешил к парковке так быстро, как только мог.

Живи и Люби…

Пробежав два квартала, Майк сбавил темп: сердце рвалось из груди, в боку кололо. Согнувшись вдвое, он упер руки в колени, а неугомонный пёс, как на зло, вертелся рядом. Радостно вилял хвостом, лез к лицу, облизывая небритые щеки. Наверное думал, что их пробежка – это какая-то игра.

– Угомонись, – шикнул старик, жадно глотая ртом воздух. И тут же скривился, когда пёс уткнулся холодным носом в щеку. – Хватит, – но пёс лишь активнее завилял хвостом, вновь полез к лицу. И старик не вытерпел, схватил лохматого за морду, дунул что было сил в раскрытую пасть.

Чихая, Терчт отпрянул, склонился над дорогой и почесал лапой морду.

– Ну что, дурилка, нравится тебе запах «Старины Тома»? – пёс посмотрел на него с осуждением, так старику показалось. – Никаких игр, понял? – В ответ Терч фыркнул, звучало это как фту-х, – Вот и славно. Будем считать – это значит да. – с ухмылкой произнес старик, скомандовал: – Рядом! – и удивился, как быстро тот смекнул команду.

До цели им оставалось всего ничего, каких-то ярдов двадцать. С такой дистанции и слепой приметит, собравшуюся на парковке толпу. Вот и для старика размытые контуры обросли деталями. Все как один белые, хоть картину пиши, только светлых колпаков для историчности не хватает. Медленно шагая, Майк попытался сосчитать число вешателей, остановился на тридцати. Все в голос скандировали: «В петлю ублюдка! Смерть желтолюбу!» – и, слыша эти протяжные завывания, старик сам не заметил, как стал закипать. И как не старался сдержаться, видно было, как на сухом лице ритмично дёргается от гнева скула.

– Человек пять-шесть, – сквозь зубы, процедил Майк, припоминая корейца Ёнга. И подрагивая, глубоко вздохнул – пробежка давала о себе знать, пульс зашкаливал, перед глазами плыли круги, искрами вспыхивали звезды.

Медленно шагая, они с псом обогнули сетчатый забор, войдя через северные ворота. У стоящего по центру пикапа задержались. Майк подметил вмятины на крыше: вряд ли кто-то там плясал, скорее всего, использовали в качестве трибуны. И видно, оратор был не из рыхлого числа. Подметил Майк и молодого паренька: голова в крови, пиджак разодран, привязан стяжками к дверце и, кажется, жив. Приблизившись, сунул два пальца под нос.

– Дышит, – тихо шепнул старик, медленно окинув стоящих к нему спинами линчевателей, и так же неспешно достал из кобуры два с лишним фунта стали.

Толпа взревела единым кличем, когда рослый мужчина в клетчатой рубашке вскинул моток веревки над головой и закричал о справедливости, да расплате. И тут же Майк увидел описанного Ёнгом спасителя. Белый мужчина лет сорока на вид, лицо в крови, проседь на висках. Висит на руках у парочки мужчин с виду напоминающих обычных работяг. Рядом здоровяк с петлёй в руке, что-то кричит о предателях нации, но Майк уже не разбирает слов, взгляд его скользит от опоры к рекламному щиту над парковкой.

На нём три молодых пары с разным цветом кожи. Держась за руки, шагают по Таймс-сквер. Лица светятся от счастья, волосы играют на ветру и каждый с ног до головы увешан гаджетами от Ред Кэп. Картину венчает подпись:

Но стоило опустить взгляд, как светлый образы меркнут. И пред глазами вновь тела в петле. Висят, едва заметно качаются и навевают память о былом. «Как в Корее, как в проклятом пятидесят третьем под Тэгу…» – мысленно вторит Майк, а по телу бежит холодок от ярких воспоминаний о былом.

– Эй, вы! – окликает толпу, но голос тонет в потоке прочих. – Да чтоб вас, – цедит он сквозь зубы, командуя Терчу: Рядом! – и ровным шагом идет к линчевателям, попутно досылая патрон в патронник.

Мгновения былые…

Когда утром Билл с парнями участвовал в стачке, всё казалось понятным. Вместе с членами водительского профсоюза они двинулись к офису транспортной компании. Хотели отстоять свои права, получить компенсации за веерные сокращения, а может, даже вернуться в штат. И вновь колесить по стране в любимом траке, но когда произошли удары, все они потеряли головы. Он понимал это ещё до того, как они забили первого случайно попавшегося им под руку паренька с раскосыми глазами. И, быть может, стоило тогда сдержаться, да и вообще, остаться в том доме, где укрылись после бомбёжки. Но в тот же миг Билл прекрасно осознавал, что человеку проще взять на веру домысел и глупость, чем рациональное звено. Вот и тогда в том доме, в тёмной комнатушке каждый думал об одном. Извечные вопросы: «Кого винить? Кого казнить? Как всё исправить?» С третьим было непонятно, а вот с первым и вторым очень даже легко. Так перешёптываясь, все своим чередом и вышло. А Билл не будь дураком, взял и возглавил.

Что же касательно здесь и сейчас, Билл думал: «Поздно, жребий брошен». И он был прав, ведь даже попробуй он всё остановить, его бы рядом с жёлтыми свои за яйца подвесили. Эту науку он ещё в полях Третьей мировой познал: всегда будь со своими, иначе край. Но и не только это толкало его вперёд по скользкому пути. Главный секрет был в том, что Биллу нравилась власть. В кое-то веки его слово имело ощутимый вес, его слушались, им восхищались, и он одним своим взглядом решал судьбы всех тех, на кого падал его взор. И, опьянённый властью, он прочь отбросил все сомненья.

Закрепил на опоре рекламного щита веревку, проверил узел и кивнул парням, что под руки держали Когана.

– Минутная готовность, – сказал он с улыбкой, и парни бодро закивали. – Эй, Дэйви! – окрикнул он худощавого родственника.

Адресат обернулся. Казалось, он совершенно забыл о том, зачем они здесь собрались. Ошарашено глядел по сторонам, худощявый в жилете ощупывал челюсть.

– Дэйви, быстрее ко мне.

– Тут я Билл, – зашепелявил он в ответ.

– Револьвер нашёл? – обернувшись, спросил Билл и вмиг приметил незнакомца у пикапа. Смерил взглядом, и что-то ему в нем сразу не понравилось, больно спокойный он на вид был.

– Не знаю я где он: словно под землю провалился, – развел руками и поправил шапку, – Но я…

– Дейви, а что это за хмырь у нашего пикапа трётся?

– Да вроде не из наших, – снимая шапку, выдавил Дейв и вновь ощупал ноющую челюсть.

– Это я вижу, – поглаживая заросшую щеку, отметил Билл, – Поди разберись.

Но после инцидента, Дейви поубавил прыти. Теребя шапку, он промямлил:

– Может, этого сначала вздёрнем, а потом…

– Ладно, хер с ним. Возьми пару ребят покрепче и дуй за Молли. – поглядывая на идущего к ним незнакомца, сказал Билл.

– Да как же я их найду, здание то вон какое! – воскликнул Дейв, шепелявя.

– Живо! – гаркнул во весь голос Билл, в очередной раз подумав: – Господи, да что моя сестра в нём нашла. – Указал на первых двух из толпа, велел следовать за Дейвом. Вновь глянул на незнакомца и от неожиданности дрогнул.

Выстрел!

Грохот эхом прокатился по парковке. Вжав головы в плечи, толпа вмиг стихла, и, как по команде обернулась. Супротив им стоял помятый старик с собакой на поводке и поднятой к небу правой. Дейв проследил, как незнакомец опустил руку с пистолетом к поясу: казалось ствол смотрит прям на него. «Ну-у, твою мать!» – пронеслось в голове, и он невольно скользнул в сторону от Билла, стараясь как можно скорее раствориться в людской массе.

Держа всех на прицеле, Майк подошел ближе. Зеваки тут же отпрянули, кто-то уже поспешил покинуть стройные ряды. Билл мельком взглянул на биту на земле, глянул на спрятавшегося в топе Дейва, посмотрел на двух подельников слева от него. Казалось, Пит и Винн, держащие под руки незнакомца, застыли на месте и Билл был готов поклясться, что и дыхание ссыкуны задержали. «Вот же слюнтяи», – пронеслось в его голове и желваки заиграли на небритом лице.

– Вы какого хрена тут устроили?! – прохрипел старик, кашлянул и, не дожидаясь ответа, добавил, – Кто главный в этом зоопарке?!

Дэйв и Билл переглянулись. «Сделай что-нибудь, Билли», – подумал Дейви заметно подрагивая. – «Только попробуй слиться, сучонок» – подумал Билл, глядя на Дейва, и сжал кулаки.

– Вы оглохли тут все?! – одернул пса, шикнул, – Кто руководит этим цирком? – спросил Майк тише. Горло першило и он боялся закашляться.

Билл вновь посмотрел на Дейва, спокойно и непререкаемо. Кивнул в сторону незнакомца. Нервно дёрнув головой, худощавый отвел глаза, давая понять Биллу, что в бутылку он не полезет и вообще, ему и в толпе хорошо.

Проклиная в душе безвольного родственника, Билл вышел вперед. По пути подхватил с земли биту, взвесил в руке и посмотрел на старика исподлобья, мысленно прикидывая расстояние и свои шансы.

– Чё надо, дедуля?

– Как вырастешь, узнаешь, – указал стволом на место казни, – отпустите этого человека, повешенных снимите и расходитесь по домам.

– Может, тебе ещё и за таблетками сбегать? – усмехнулся Билл, и отмахнувшись, добавил, – Вали отсюда!

– Повторять не буду, – сказав, Майк поднял правую и навёл пистолет на Билла. – А если не понимаешь, могу и за ушком почесать, – не моргая посмотрел здоровяку в глаза.

– Совсем ума лишился на старости лет? – нервно прыснув со смеху, спросил Билл. – Ты кем себя возомнил, дед? Иди стирай подтяжки, – преодолев страх, Билл почувствовал себя спокойно, он думал: «Ничего, потяни время, подогрей толпу и шанс представится. Надо ещё пару ярдов для рывка выждать и он твой».

Майк бросил взгляд на толпу, напружинил ноги, оценивающе посмотрел на сподвижников. Если еще секунду назад они готовы были повиноваться, но сейчас, поведение здоровяка вновь вдохнуло в них силы. И теперь они смотрели на него, как на добычу.

– Иди своей дорогой дед, мы белых не трогаем, – расправив плечи, гордо заявил Билл, а развернувшись к толпе, развёл руками и чуть попятился, сокращая дистанцию.

– Еще шаг – и схлопочешь пулю, – сухо отметил Майк.

– Правда? – не оборачиваясь, протянул Билл с иронией в голосе, махнул в сторону Майка рукой и вновь попятился, – Посмотрите на этого героя. Он думает, что может заявиться сюда и указывать нам. Указывать – не защищать себя! И терпеть, когда косоглазые закидывают нас бомбами! Нет уж, мы лучше погибнем, но справедливости добьемся!

Толпа робко, но одобрительно зашумела, с дальнего конца послышался свист. Некоторые бросали неизвестно откуда взятые пустые банки из под содовой: одни кричали о предательстве, другие о расправе, третьи о справедливости. В первые ряды выбилась женщина с нескладно подобранным туалетом, побежала на Майка и только наведённый на нее пистолет поумерил в ней прыть. Она глянула на Билла, тот, кивая, улыбнулся. И почувствовав себя в безопасности, она топнув ногой, плюнула в старика, крикнув: «Вали туда, откуда выполз, вонючий предатель!»

Терч нервно переступал с ноги на ногу, глаза скакали от одного человека к другому: ситуация ему явно не нравилась, но взорваться лаем, или броситься на чуждых ему людей он не решался. А Майк, стоя на месте, держался из последних сил: лоб покрыла испарина, он чувствует, как ситуация выходит из под контроля, как вновь в диком ритме беснуется толпа, как слюна старухи ложится на щеку. Видит, как, фальшиво бравируя, Билл мельком бросает на него взгляд и вновь подшагивает ближе, медленно и невзначай – дюйм за дюймом. А бесноватая, вновь открывает рот, готовясь выкрикнуть проклятие.

– Пошел вон, чёртов желтолюб! – выкрикивает она, готовясь вновь отметить его ядом.

«Ну всё, с меня хватит».

– Захлопнись сука. – без злобы говорит Майк, и выстрелом в живот – складывает старуху вдвое.

Развернувшись на месте, Билл аж рот от неожиданности открывает. А Майк держит на мушке, упавшую на колени старуху.

– Кому добавки? – спрашивает он, вновь выжимая спуск. И мозги старухи веером раскидываются по асфальту.

Раскинув руки, она лежит на асфальте. Во лбу отверстие с ноготь, а затылка почти нет.

– Да я тебя урод! – делая шаг вперёд, гаркает Билл. И словно в замедленной съемке видит, как незнакомец наводит на него пистолет.

Хлопок, едва заметный всполох и боль в правом плече. Билла отбрасывает на шаг назад, бита летит из рук, гулко звякает об асфальт, подпрыгивает и катится прочь. Толпа замирает, когда здоровяк выхватив здоровой рукой нож, вскрикивает: «Я порежу тебя, ублюдок старый!» – и шагает навстречу смерти.

– Последний шанс, – говорит Майк и целит в левое плечо, надеясь взять главаря живым и сдать властям. Но Терч с силой рвет поводок, истошно лая на парочку, что пользуясь моментом решила убежать с парковки, и пуля уходит по иному курсу.

Попав в неровный ряд пожелтевших от табака зубов, снесла передние ряды, а прихватив с собой восьмерку и кусок десны, разорвала в куски и щеку. Широко раскрыв глаза, Билл чуть подскочил на месте и забавно крякнул. И в тот же миг нож из руки выпал, а он, не успев и шагу сделать, пошатнулся. И рухнул наземь, как мешок с дерьмом.

– Твою мать, – вырвалось у Дэйва. Глазами он уже приметил укрытие поближе.

– Кому еще пилюлю, выродки? – прохрипел Майк, наведя пистолет на первые ряды, и, словно застигнутые врасплох тараканы, толпа в панике сорвалась с места.

Бегут врассыпную, топчут друг друга у южных ворот, лезут на ограду…

Подойдя к телу здоровяка, Майк хочет сделать контрольный, но замечает, что двое недотёп, держащих мужчину с проседью на висках, так и застыли на месте.

– Что смотрите, недомерки? А ну, валите отсюда! – вытирая собравшуюся в уголке рта слюну, Майк двинулся на них. Почувствовал сладкий дух пороха от пистолета. И этот запах вернул его на десятилетия назад. Вот так же перед ним стояли двое ребят с роты, держали под руки корейца, что-то меж собой шутили. А позади них с десяток таких раскосых – целая семья. Тогда он не сдержался.

Впав в ступор от убийства Билла, парочка стояла на месте, про пленного они и думать забыли, но, намертво вцепившись, продолжали держать его под руки.

– Сэр, мы не хотели. – протараторил один из них.

– Ты тоже так думаешь? – обратился Майк ко второму. А память дорисовала на стоящих форму.

– Да, сэр. Простите, мистер Фокс

– Что ты сказал? – опешил Майк. И былые наваждения мигом растворились в настоящем.

– Я вам книги доставлял в магазин, помните?

– Не помню, – растеряно, буркнул Майк. И не сорвал, последние пару лет он вообще плохо помнил.

– У вас ведь в двух кварталах он отсюда… Не убивайте нас, пожалуйста.

– Мы не знаем, как так все вышло… – добавил второй.

– Заткнулись и пошли вон.

– Сэр…

– Плавно опустите мужчину на землю и валите.

Они сделали всё в точности наооборот, а Майк едва успел поймать шатко стоящего на ногах человека. Подхватив, посмотрел в след дурной парочке, те замедлились возле тела верзилы. Один почувствовав взгляд, обернулся.

– Только в спины нам не стреляйте.

– Пошли вон! – устало крикнул старик, и они поспешили скрыться.

Бежали пригнувшись, дважды оглядывались и в душе не верили в спасение.

– Придурки, – провожая их взглядом, буркнул под нос Майк.

– Что, что вы говорите?

– Это я не вам – смягчившись, пояснил старик.

– А я уж было хотел обидеться.

Расплывшись в улыбке, Майк приструнил рвущегося с поводка пса. Помог мужчине плавно опуститься на землю, а убедившись, что он в устойчивом положение, встал. Взглянул на опору рекламного щита, на повешенных задержался. Два мужчины и одна женщина, рядом пустая петля – упущенная возможность демократии.

– Поверьте я пытался.

– Побереги силы, – тяжело вздохнул Майк и добавил, – власть народа мать их за ногу.

– Что говорите?

– Да так, мысли вслух.

Терч снова дернул поводок, не ожидая столь мощного рывка, Майка повело в сторону.

– Да успокойся ты уже. Рядом!

Шикнув на пса, Майк одернул лохматого. Хотел было опуститься на колено да приласкать. Но, развернувшись, увидел, как на него, сломя голову, нёсся здоровяк с обезображенным лицом. Рваная рана на щеке, трепещет словно флаг на ветру. Каждый выдох венчает летящая из раны кровь. Клетчатая рубашка тёмно-багровая в области плеча и ворота, шею покрыл узор алой паутины.

«Вот же чёрт», – проносится в голове старика, когда минуя пса, в прыжке Билл сносит Майка с ног, как бывалый футболист из защиты. И вместе они с гулким звуком падают рядом с опорой.

Поводок вырывает из рук, пистолет летит в сторону. Билл наваливается на старика всем весом, прикладывает его головой об асфальт и добавляет серию размашистых ударов. Умело закрываясь, Майк пытается защититься – ухватить здоровяка за ворот, притянуть к себе и хоть на мгновение прервать эту канонаду. Выждав момент, наконец цепляется за ворот, но тут же получает удар головой в лицо, что рассекает бровь. А чудом уцелевшие очки, трескаются и летят прочь. Билл вновь замахивается, удар прерывает пёс. Кинувшись, прихватывает руку. В ответ хлопок ладонью по носу, хват за ошейник и бросок. Пёс взвизгнул и затрусил к забору, а Билл вновь навалился на старика, нащупал большими пальцами глазницы. Прохрипел:

– Я кохну тепя, фталый питол.

Майк пробует замостить – выгнуться всем телом в мостик и сбросить Билла, но это лишь на мгновение спасает. Билл держит баланс умело, как бывалый ковбой на давно сдавшемся бычке. А переждав бурю, хватает Майка за грудки, вновь бьет головой и приговаривает:

– Я войну плошел и тебя хозел, пройту!

И, кажется, его силам нет конца. Ни хлопки по ране на плече, ни упертая в рану на лице рука – ничто его остановить не может. Покуда за его спиной не появляется мужчина с проседью на висках. Майк замечает его краем глаз, тот медленно подходит, тяжело волоча ноги. Это наш шанс, – в уме решает Майк. Намеренно подставляется под удар Билла, один, ещё один, и ещё. Почувствовав ритм, вновь мостит, проваливая здоровяка на себя. Коленом подпирает зад, правой обхватывает шею, а левой нащупывает рану на лице. И прямо в неё засовывает большой палец: чувствуя мякоть десен, осколки коренных и струящуюся из пасти кровь, и проталкивает палец так глубоко в глотку, как только может. Ещё и ещё, покуда Билл не заходится кашлем. И, выпрямляясь, старается откашляться, не ведая, что за его спиной во всю ступает смерть.

Зайдя со спины, незнакомец с ходу накинул ему на шею путы и что было сил, откинулся на спину. От неожиданности Билл вновь крякнул, а упав на спину, уже не смог подняться. Незнакомец упер в спину колени и тянул удавку, что было сил. А старик вовремя поспев, сцепил на ногах Билла руки, и подобрав голову к груди, хладнокровно ждал, как силы из народного героя выйдут.

Казалось в таком положении они лежали вечность…

Здоровяк хрипел, всем телом сотрясался. В последние секунды жизни, ухватил за морду вновь подоспевшего на подмогу пса. Не в силах дотянуться до своих убийц, он бил его по голове, но каждый удар был всё слабее. И, вновь занеся кулак, он прохрипел малопонятное проклятье, а руку замерла во взмахе и плетью опала на асфальт, когда он вмиг обмяк и легкая судорога по телу пробежала, а Терч с новой силой стал рвать безжизненную руку.

Выждав немного, Майк поднял голову, потянулся к псу, ухватил за ошейник.

– Ну, всё, всё. Хватит, малыш.

– Всё? – послышался голос из-за головы здоровяка.

– Да, всё. Не видишь что ли? Мертвее некуда, спасибо, хоть не обосрался. – тяжело дыша сказал Майк, принюхался и тихо добавил, – в моем положение это было бы совсем не к стати.

– Ну, извините, я вот не каждый день таким занимаюсь, – нервно прыснул со смеху незнакомец.

– Правильно, затягивает. – не без усилий поднимаясь на локтях, отвечает Майк

– Это вы по своему опыту судите?

– Нет, статистика. – Майк откинулся на спину, а Терч вовсю вылизывал его щеки. – Тот, кто начал, как правило, не останавливается на достигнутом. – Пересев подальше от ног покойника, притянул Терча поближе к себе, почесал за ухом.

– А откуда такие познания, это у вас хобби, или профессиональное?

– Я бывший коп.

Поднявшись, Майк обогнул путающегося под ногами пса, подошел к мужчине в путах, подал руку. Почувствовав крепкий хват незнакомца, ответил на рукопожатие и помог подняться.

– Рад знакомству, – сказал Фокс, вытирая о штанину кровь.

– Джеймс Коган, – сбивчиво дыша, ответил незнакомец и окинул парковку взглядом, – но после такого, можете звать меня просто Джим.

– И как ты в это вляпался, просто Джим?

– Долгая история, – сказал Коган и осёкся, вспомнив о Грейсоне. – Мистер Фокс, не видели тут паренька молодого, с меня ростом, брюнет…

– Можно, просто Майк.

Встав на колено возле тела Дикого Билла, старик прощупал пульс и убедился, что камбэка не последует.

– Ок-кей, Майк. Так вот…

– В костюме?

– Ага, – спешно кивнул Коган, от переизбытка адреналина его всего трясло.

– Там вон он, к пикапу пристегнут, – махнул рукой Майк и огляделся, пытаясь понять куда делся пистолет.

Коган обогнул пикап, подскочил к сидящему у дверцы пикапа Грейсону. Лицо бледное, на запястьях кровавые следы от стяжек. Сидит молча, трясется и, не моргая, смотрит перед собой.

– Алан, – реакции не было, похлопал по щекам – Алан.

Парень медленно поднял взгляд, Джим аккуратно ощупал голову парня, на затылке зрела шишка размером с орех.

– Живой? – подойдя, поинтересовался Майк, попутно пытаясь пристроить сломанную дужку очков на прежнее место.

– Вроде, да. Но ему крепко досталось.

– Дай ему время – отойдет.

– Наверное у него шок, – ответил Джим

– Наверное, – ответил старик и добавил, – Сейчас вернусь.

Вернувшись к месту драки, Майк занялся поиском пистолета, в чём ему активно помогал Терч. Вертелся в ногах, лез к лицу. Заглянув под очередную машину, Майк подумал: «Да что же ты такой неугомонный?» И тут же, устав отбиваться, сдался, а пес поставил лапы на грудь и неустанно вылизывал ссадины на лице. Зализал аж до боли, Майк не выдержал, гаркнул:

– Место! – пёс не послушал, – Черт тебя дери, да угомонись ты уже. – Отстраняя пса, встал, направился к очередному авто.

Заглянув под него, нашёл искомый предмет. Кряхтя встал на колено, опустился на землю и на полкорпуса влез под жмущийся к земле спортивный Корвет. Подцепив пальцем Кольт, аккуратно подтянул к себе, а когда вылез из-под машины, вновь попал в засаду четвероногого. Хвост рассекал воздух, холодный нос утыкался в щеку. Вылизав лицо старика начисто, довольный собой пёс, развернулся и тут же задел хвостом влажную щеку.

– Да чтоб тебя, – беззлобно отозвался Майк и расплылся в не соответствующей словам улыбке.

Проходя мимо Билла, поднял раскладной нож, обошел красный пикап: «Вот же человек, хоть бы путы с рук снял». – подумал Майк, глядя на то, как Джим пытается достать бутыль с водой из багажника пикапа и полить парню на голову.

– Помочь?

– Все нормаль, справлюсь, – ответил Джим и чуть не уронил бутыль на парня.

«Ну как знаешь», – сказал про себя старик, почесал за ухом пса и стал ждать. А Терч преданно смотрел на него, мало понимая смысл происходящего, вилял хвостом и был всецело доволен жизнью. Лишь кровавые следы на морде выдавали его боевой характер, но и те он скоро слизал.

Прислонившись к пикапу, Майк осмотрел пистолет. Повертел в руках, недовольно цокнул языком. От падения сбилась мушка. Выправить её – не проблема, но приятного в таком подарке судьбы мало. Убрав пистолет в кобуру, скривился от крика пришедшего в себя парня.

– Тише-тише. Ты в безопастности, – увещевал его Коган.

Прикованный к пикапу, не мог вымолвить и слова. Надрывно плача, всем телом сотрясался,  не в силах вымолвить и слова. И все кивал, указывая в сторону от себя.

– Эй, тише-тише…

– Я правда хотел помочь, п-правда.

Опустив взгляд, Джим увидел тот самый револьвер, который выронил подельник Билла. Всецело осознав причину срыва, хотел дать пощечину и привести в норму, прямо как тогда на лестничном проему башни «Эко Кор». Но внезапно для себя, положил руку на плечо парню, сказал: «Понимаю, я все понимаю». Обнял, и молча сидел рядом.

– Это вам пригодится, – сказал Майк, оставляя нож Билла на капоте.

Направился к опоре рекламного щита. Ходил от одного тела к другому, проверял содержимое карманов, сверял документы. Осознавая факт, что занимается бесполезным делом: он хотел чем-то себя занять. Хоть чем-то, лишь бы этим двум сейчас глаза не мозолить.

На удивление старика, двое быстро оклемались. Скинув путы, спорили о маршруте, тоннеле, перспективах. А как закончили, нашли его у спортивного Корвета. Когда приблизились, Майк отчетливо услышал их разговор:

– Я думал они нас тут всех повесят, – говорил молодой.

– Так они и хотели, но он им помешал.

– Ты же говорил, он полицейский? – с недоверием вопрошал парень, угадывая в размытом облике незнакомца старика, от которого за милю несло перегаром.

– Все верно, полицейский.

– Уверен? – в голосе парня читалось неприкрытое сомнение.

– Да, но он сказал, что в отставке.

– Это многое обьясняет.

Услышав это, Майк тихо крякнул со смеху, а подоспевшая парочка уже во всю хвасталась найденым револьвером вешателей. Приняв оружие, Майк осмотрел его пытливым взглядом, сказал:

– Может, нам и пригодиться.

– Нам? – удивился парень.

– Именно нам, – повторил старик, протягивая руку, – Рад знакомству.

– Спасибо вам за все, сэр, – не сразу попав в поданную руку, сказал Грейсон.

– Да брось. Хватит с меня этих сэров, для тебя просто Майк, понял?

– Да, сэр.

– А он у тебя смышлёный, – ухмыльнулся Майк, глядя на Когана.

– Дай ему время, он тебя ещё удивит. И вообще, зови его…

– Алан Грейсон, но для вас, просто Алан.

– Да он уже меня удивляет, Джим. А что у тебя с глазами, парень?

– Долго смотрел на солнце, – ответил Грейсон резво, но Майк почувствовал: – тут лишь бравада и попытка слабость скрыть.

– Мы были в одной из башен Даунтауна, когда все произошло, – уточнил Джим.

– Ясно. Надо бы найти ему тёмные очки, сейчас не лучшее время показывать людям слабость. Тут по пути есть магазинчик, что-нибудь там найдём.

– По пути куда? – спросил Коган, удивленно.

– Как, куда, Джим? Ко мне конечно, это недалеко. Думаю кофе вам не повредит, да и погода портится: дождь намечается. – Увидев озадаченность на лицах, уточнил: – Нога болит, словил пулю на службе, с тех самых пор и ноет, как дождь собирается.

– Крепко досталось?

– Бывало и хуже, – машинально потянулся к нагрудному карману рубашки. – А среди вас курящие есть?

– Конечно, – ответил Когана и протянул пачку.

– Ничего себе, Уайтспот, – вытягивая одну, удивился Фокс.

– Такие не курите? – улыбнулся Коган.

– Чаще на мне Лаки Гардиан?

– Любите курить под душем[22].

– Ага, – скривился в ухмылке Майк и жестом попросил огня.

– Армейские привычки? – спросил Алан, доставая зажигалку.

– С чего решил?

– Ну, так сигареты-то армейские. А вы всяко Большую Третью застали.

– Нет, на мне только Корея. – сказав это, Майк вмиг посуровел.

Алан не стал уточнять почему и отчего, а Джим поспешил сменить тему.

– А я думал ты не очень жалуешь старье? – спросил он Грейсона.

– Я не люблю бесполезное старье, а вот историю обожаю. А эти Лаки Гардиан, это живой пример истории. Взять хоть дизайн – это ведь все чистая калька с Лаки Страйк. Наш преподаватель говорил, что после гражданской войны в семьдесят пятом, и национализации «Бритиш Американ Тобакко» на территории США. Это было намеренно сделано, дабы наглядно показать потребителям в Новой Америке, что всё теперь будет, как в старые добрые времена, но на новый лад. А Америка, вновь станет великой. Мне кажется это куда интереснее твоей любви к древнему кинематографу, босс, – договорив, Грейсон аж поперхнулся.

– Боже ты мой, парень. Если бы знал, что ты такой балабол, я бы не спрашивал, – сказал Коган, хлопая Грейсона по спине.

– А я бы сам этим парням притащил верёвку, – подыграл ему Майк.

Все трое улыбнулись, даже пёс подал голос. Прикурив от поданной Аланом зажигалки, они медленно обернулись к пяточку висельников. Джим предложил срезать убитых с опоры, Майк ответил, что толку сейчас нет, парень промолчал. И, развернувшись, они не оглядываясь ушли в сторону тридцать восьмой. Лишь у пикапа задержались, Майк подпалил тряпье из кузова, бросил в салон. Туда же отправил револьвер вешателей, сказав, что оружие у него итак есть, а носить тяжеленный револьвер с одним патроном, смысла не видит.

Машина быстро зашлась огнём, а трое с псом вышли с парковки. Казалось всё худшее осталось позади. И они наконец-то ухватили удачу за хвост. Но не они одни в данный момент так считали. Выждав момент, из свое его укрытия показался худощавый парень в жилете. Дейви всё слышал о книжном магазине, и видел брошенный в пикап револьвер. Он чудом не сгорел, когда полез за ним. И, стоя на парковке, провожая взглядом желтолюбов, он поклялся себе, что найдет ребят, Молли. И вместе они вернут за Билла должок.

[22] Лаки Гардиан – официальный поставщик вооруженных сил КССГ. В составе смесь из пяти видов табака. Во вкусе преобладает ноты чернослива. Титульная сторона пачки выполнена в оливковом цвете, с торцов хаки. В центре красный круг с песочно желтым фоном. Название выведено черными буквами. В рекламном ролике семьдесят шестого, пехотинцу в окоп залетает граната, раздается взрыв, сослуживцы сбегается к окопу, а рядовой, как ни в чем небывало вылезает пыхтя сигаретой. Экран темнеет, появляется слоган: «Хотите поймать удачу за хвост, курите Лаки Гардиан, – и три девичьих голоса в унисон подпевают: – Они приносят удачу». Этот ролик положил начало серии пропагандистских видео в сотрудничестве с министерством обороны. Одним из сюжетов и был упомянут Аланом Грейсоном, в нем военнослужащий курил Лаки Гардиан, принимая душ после боевого выхода, и сигарета не гаснет под душем.

Убийство в прямом эфире

– С вами Сьюзан Белл, – представилась ведущая.

– И Чед Стейси, – сказал сидящий рядом коллега.

– А это экстренный выпуск Пятого канала, – закончила вступительное приветствие ведущая.

В студии прозвучала знакомая по выпускам новостей музыкальная вставка. Ведущая – блондинка в строгом сером костюме: мельком взглянула на стопку бумаг на столе и обратилась к коллеге:

– Чед, какая на данный момент есть информация по ситуации в стране?

– Отличный вопрос, Сьюзан. Думаю, стоит заметить, что в данный момент правительство делает всё возможное для урегулирования ситуации. По моим данным большинство наших зрителей заметило, что в настоящий момент есть проблемы с трансляцией. И это катастрофа… – сказал ведущий, бегло посмотрев на листок на столе.

– Согласна, ведь из-за сбоя никто не увидит мои новые сережки, – улыбнулась Сьюзан, поправляя волосы.

– Именно так Сью, но это не единственная катастрофа, – натянуто улыбнувшись, Чед Стейси в миг посуровел: сцепив руки, поддался вперед и, хмурым взглядом посмотрел в камеру: – В данный момент мы переживаем тяжелые времена, группа азиатских террористов провела акцию на территории нашей страны. Пострадали три города, но к счастью Манхэттена теракт не коснулся.

– Верно подмечено, – улыбнулась фирменной улыбкой ведущая, – именно поэтому для паники нет причин. И мы просим вас, дорогие граждане и жители Нью-Йорка, оставаться на местах своего нахождения. Верно я говорю, Чед? – спросив она привычно улыбнулась, но несколько иначе – натянуто.

– Именно так, Сью. Прямо сейчас силы правопорядке совместно с сотрудниками Отряда Стратегического Реагирования проводят спасательную операцию. И… – Чед Стейси запнулся на полу слове, посмотрел в сторону, перевел взгляд на лист бумаги на столе, и разразился тирадой: – Так, с меня хватит! Я не намерен читать это дерьмо! – он обратился к кому-то за кадром, – Или вы даете нам правдивые данные, а не этот бред, или к чертям идете с этими писульками, – скомканный лист полетел в неизвестного, – Ты меня понял, гандон желез-з…

Он так и не успел договорить, всполох окрасил студию, когда длинная автоматная очередь змейкой пробежала по телу ведущего, разорвав его грудь в клочья. С удивлением на лице, Чед взмахнул руками и вместе со стулом упал на пол. Помещение накрыла легкая думка, запах пороха ударил в нос, а стоящий за камерой оператор, нервно дернулся, когда в кадр вошел сотрудник ОСР в тяжелом бронекостюме. Каждый шаг эхом отражался от стен, а жужжащий звук сервопривода навевал чувство необъяснимой тревоги. Обойдя Сьюзан Бел со спину, сотрудник остановился перед агонизирующим Чедом Стейси: ведущий тянул к нему руку, а ну губах проступали алые пузыри, каждый раз, когда он пытался что-то прохрипеть. Добив Чеда контрольным в голову, сотрудники ОСР развернулся лицом к камере, положив закованную в броню руку на плечо ведущей. И механическим голосом сказал:

– Читать она будет.

– Как скажете! – подал голос режиссер телеэфира, и запнулся, подбирая слова, – Д-дайте минуту, мы уберем всё и гример приведет Сью в порядок. – сказал он, указывая на стол и ведущую – весь её мышиного цвета костюм покрыт алой моросью, и лицо, и прекрасные, новые сережки, – Верно, Сью?

Дрожа от страха, ведущая спешно кивнула.

– Мусор оставьте, – сказал механическим голосом солдат, – у вас минута.

– Но как же! – пытаясь подобрать безопасные слова, нервно выпалил режиссер, – Как же она в таком виде читать будет?

Стальная рука едва заметно сжала плечо ведущей, сотрудник ОСР развернул её лицом к себе и механическим голосом задал вопрос:

– Как ты будешь читать?

– Исключительно по инструкции, – протараторила ведущая, косясь взглядом на изуродованное тело коллеги.

Спустя минуту, натужно улыбаясь, Сьюзан Белл зачитала блок актуальных новостей. И извинилась перед зрителями за отсутствие Чеда Стейси. Упомянув, что ведущий сейчас уже на пути в убежище, и в скором времени даст репортаж в прямом эфире. Темой будет следующий материал: как помочь спасательной команде найти вас, как вести себя при эвакуации и какие правила надо соблюдать после попадания в убежище.

Так же Сьюзан не забыла упомянуть и нежелательные районы для нахождения. А закончив читать с листа, с опаской покосилась на сотрудника ОСР за кадром и сбивчиво проговорила заученную фразу:

Стоило съемке закончится, как сотрудники ОСР уничтожили всё оборудование и забрали половину технического персонала с собой. Сьюзан тоже хотела уехать с конвоем, но ей ровным механическим голосом объяснили, что в списке её нет, а значит и места в «Защитном Сооружении Последнего Дня» для неё нет. Режиссер хотел было поспорить с этим утверждение, но вовремя сообразил, что лучше уж промолчать, чем уподобиться Чеду Стейси. С этой же мыслью и Сьюзан провожала отряд ОСР взглядом, все ещё веря в душе, что события дня – это не конец и со временем ситуация стабилизируется, а жизнь наладится.

А пока гражданские тешили себя грезами, конвой убыл на новую точку. Сотрудников ОСР никоим образом не трогали вершимые ими дела, ведь в награду за службу «УБС Технолоджис» и правительство давало гарантию, что семьи всех сотрудников будут обеспечены местом в убежище. И пока один из сотен конвоев ОСР и ОБН шел к новой – мигающей на карте точке, Манхэттен с каждой новой минутой преображался в изолированную территорию: все тоннели и мосты, всё, что связывало его с внешним миром бралось под контроль силами выше озвученных подразделений. А всех тех, кто по наивности своей приближался к пропускным точкам, проверяли на наличие в списках. И счастливы были те, чье имя там находилось, ведь прочим оставалось уповать только на добрый нрав сотрудника их заметившего, а после начала войны добрым нравом мало кто из них отличался.

И кто знает, чем могло закончиться путешествие Джима Когана и Алана Грейсона, успей они подойдите к тоннелю Линкольна в этот час…

О нас и мухах

Майк вёл интересующегося всем и вся Терча, Джим с Аланом шли чуть поодаль. Пёс то и дело путался у ног, да утыкался мордой в колено, словно пытаясь поделиться, и рассказать о всех открытых оттенках улиц: тут огрызок, там надорванный пакет, пара окурков и пивная крышка. А старик лишь вздыхал, теребил пса за ухом, да одергивал поводок, боясь, что тот порежет лапы о битое стекло на тротуаре. Глядя на это, Коган вспомнил детство, отцовский дом на юге. Как он гулял со своим сеттером, бросал Дункану мяч, и тот мигом приносил. Как он возвращался с учёбы, а тот нёсся ему на встречу во весь опор, сбивал с ног и вылизывал лицо, и стоило ему перевернуться, переходил на уши, пока их домработница, причитая, бежала на помощь. Глория оттаскивала любвеобильного пса за ошейник, извечно повторяя: «Вот же бандит». А юный Джим смотрел на них, и в глазах играл задор.

«Было время», – подумал Коган, устало улыбнулся и посмотрел на пса, а Терч задрал ногу на столб, оставил метку и поспешил к новым открытиям, резво – на всю длину поводка. «Хватит, Джим, – подумал Коган, мысленно добавляя: – Завязывай с этим, а то раскиснешь». Облизнул губы, морщины собрались на лбу гармошкой, кивнул на пса и обратился к Майку:

– Славный кобель, породистый. Давно он у тебя?

– Ну, где-то минут пятнадцать-двадцать, – увидев вопрос во взгляде, Майк уточнил: – Когда я вышел на улицу, он стоял посреди дороги, с тех пор и вместе.

– Славный пёс. – повторил Джим, поправляя часы на руке, – Кстати, а где ты был, когда все произошло?

– Честно говоря, я спал, – двое посмотрели на него с удивлением, – моя покойная жена всегда говорила, что можно весь дом вынести, а ты и бровью не поведешь – так и будешь храпеть, – прочистил горло Майк и указал пальцем на ухо: – Глуховат я.

– Соболезную, – сказал Алан.

– Да, и я, – добавил Джим.

– Спасибо. Но жить с этим можно.

Двое не стали уточнять, что именно он имел в виду, а Майк тут же напомнил, что стоит поторопиться, сказал: «Дождь ждать не будет», – указал на сгущающиеся тучи пальцем и больше не проронил ни слова.

Дошли до магазинчика на углу. Персонал отсутствовал, большая часть полок пуста.

– Да, постарались мародеры, – присвистнул Джим, разглядываю вывеску с именем владельца.

– Может не стоит им уподобляться? – заметил Алан.

– Не переживайте, я владельца знаю, – отмахнулся Майк, почесал щетину и добавил, – Я оставлю Фариду записку, скажу что занесу долг позже.

– Ну и юморок у вас.

– Оставь, Алан, – хлопнул его по плечу Джим и вошел следом за стариком.

– Ничего, пусть осуждает. Что взять с молодежи, они сейчас все очень нежные. Только дай волю пообижаться. – Алан хотел возразить, но Майк опередил, сказав: – Лучше очки выберете, там у кассы.

Крутящая стойка так и сыпала предложениями. Пока они выбирали, Майк удалился в глубь зала. Побродив меж рядов, скрылся за дверьми подсобного помещения. Вернувшись, держал в руке полную корзину продуктов. В глаза бросился корм для собак «Чемпион», немного съестного и пять блоков сигарет «Лаки Гардиан». Поставив на стойку корзину, ушёл обратно, бросив по ходу комментарий о вышедших в финал плей-офф паре. Заметил, что в одних из них Алан похож на белого Рэя Чарльза и проголосовав за альтернативу, удалился обратно, в подсобку. Вернувшись, принёс три упаковки пива и пару бутылок водки «Комсомолец».

Похвалив ассортимент, Джим уточнил, нет ли там ещё скотча. На что Майк утвердительно ответил: «Есть конечно, и не только виски». И, собрав пожелания, удалился, а парень примерил вышедшую в финал оправу.

Раздался страшный треск, двое обернулись, а Майк вылетел из подсобки с пистолетом наготове. Лишенный надзора, Терч перевернул автомат по продаже жвачки, колба треснула, цветные шарики разлетелись по полу, а довольный пёс гонялся за ними по торговому залу.

– Чёртов пес, он как я в молодости. Только дай волю. – расплывшись в тёплой улыбке констатировал новоиспечённый владелец

– Шары погонять? – ухмыльнулся Коган.

– Не без того, – хитро прищурившись, отметил Майк и вновь скрылся за дверью подсобки.

Алан надел выбранную оправу, спросил Когана, как ему. Тот утвердительно кивнул и поднял большая палец вверх. А парень мельком посмотрел в сторону подсобки, наклонился и как можно тише сказал:

– Как думаешь, мы успеем сегодня?

– Скорее да, чем нет. В одном уверен: подкрепиться нам не помешает, сам понимаешь, сутки другие у нас есть.

– Судя по тому, что он тащит, это больше на вечеринку походит.

– Напиваться никто не будет, – отрезал Джим и, понизив голос, добавил: – Что думаешь о нашем друге?

– Хотите взять его с собой?

– Раздумываю над этим.

Алан кивнул, опёрся о стойку и посмотрел в сторону подсобки. Почувствовал на себе взгляд Когана, ответил:

– Не знаю.

– Видел бы ты его там, – оттянул ворот рубашки Джим, почесался и приподнял подбородок, – Нам не помешает человек, умеющий решать вопросы силой.

Алан кивнул, добавив, что собака ему верит, а животные хорошо умеют чувствовать людей. Выслушав его Джим тепло улыбнулся, хлопнул по плечу.

– Вот это я понимаю – мнение эксперта, – сказал Джим и звучно рассмеялся.

– Что-то интересное? – высунулся на полкорпуса из подсобки Майк.

– Да нет. Так, вспоминаем детали путешествия, – почесал затылок Джим. – Мне казалось, у тебя со слухом плохо.

– А, ну да, забыл, – почесал заросшую щетиной щеку Майк и исчез в дверном проеме.

Тем временем Терч переключился на банку консервированной фасоли. Загнал её в угол и активно грыз, в надежде сломить оборону.

Спустя десять минут они покинули магазин. Первым вышел Майк, огляделся, кивком пригласил остальных присоединиться. В левой он держал взятую напрокат корзину, правую оставил свободной. Следом за ним вышел Алан, держа на поводке пса. Казалось пес и старик всю жизнь прожили вместе, Терч шел ровно по следу и стал отличным поводырем для Грейсона. Цепь замыкал нагруженный по полной Джим. Недавнее знакомство с представителями водительского профсоюза, расцветало темным пятном под левым глазом, нос украшала ссадина, бровь тоже, а правый ряд зубов был словно под наркозом. Он провел языком по верхней двойке, тройке и четвёрке: казалось, всё сбилось в кучу и стоит намного плотнее, чем прежде. Сплюнув кровавый сгусток, ухмыльнулся, подумав: «Зато встреча с отрядами ОСР теперь тебе не страшна, – посмотрел в свое отражение на витрине, коснулся переносицы, поморщился. – Да, с таким камуфляжем, тебя и мать родная не узнает».

Через полквартала обогнули брошенное на тротуаре авто и резко остановили, когда Фокс по-хозяйски бросил меж делом: «Пришли».

– Ты тут живёшь? – удивился Коган

– А ты чего ждал?

– Чего угодно, но не этого.

– А что тут? – спросил Грейсон.

– Красота, – протянул Майк, отпирая входную дверь.

В ряду безликих стеклянных высоток, на первом этаже приютился вход в книжный. Над выкрашенной в зеленый цвет витриной красовалось желтая вывеска в черной рамке:

Пропустив гостей вперёд, Майк оставил корзинку на кофейном столике в центре торгового зала, порывшись в тумбочке рядом, достал некогда снятый с двери колокольчик и водрузил на прежнее место. Проследил за ловящим каждое движение взглядом Когана, достал новенькую пачку Лаки Гардиан из блока, помял в руке пачку и, пародируя техасский акцент, сказал, кивая в сторону звонка:

– Предупрежден, значит, вооружен. Верно?

– Кому как не вам знать, шериф, – протянул Коган с южным акцентом, а скинув улыбку, спросил, – Куда покупки ставить?

– Вон в ту дверь, – указал на дверной проем справа от стола с кассовым аппаратом, – Там кухня, в морозилке найдешь лед, верхний ящик, он тебе пригодится.

– Спасибо, – сказал Джим, и на полпути остановился, – А запас воды есть?

– Черт, точно, – помяв сигарету, старик спрятал её в углу рта, – В бочке туалета что-то определенно осталось. – сказал он уже в догонку Джиму, посмотрел на Алана. – Да, тяжело нам без женского общества. Столько всего набрали, а про воду и забыли, – рассмеялся старик, Джим тоже оценил иронию, чему лишним подтверждением был смешок с кухни.

Старик попросил у парня огня, затянувшись, вновь сотрясся от смеха, но веселье прервал приступ кашля.

– Вы в порядке? – с тревогой спросил Алана.

– Да-да, – стукнув себя в грудь, отмахнулся старик. Отошёл ко входу, поднял край коврика ботинком, сплюнул сгусток и вернул ковёр на место. – Тридцать лет курения просто так не проходят, сынок. Если не дымил, советую и не начинать.

Выслушав ответ парня о его приверженности к здоровому образу жизни, Майк прихватил корзину и отправился следом за Джимом на кухню. А Алан нащупал столик, стоящий рядом диван, бросил повод на пол и, усевшись, утонул в мягкой подушке. «Боже, как же хорошо», – подумал он, откидываясь на спинку, и прикрыл глаза – путешествие забрало все силы. Почувствовав волю, пёс сорвался с места. Обнюхал всё и вся в зале, жадно впитывая запахи нового дома. Дважды обогнув диван, уткнулся носом в колено парня и, размахивая хвостом поспешил на кухню.

Звук бряцающего по полу поводка удалялся, Алан устало вздохнул и сквозь навалившуюся на него дремоту, услышал с кухни голос босса:

– Любопытный магазинчик: такое чувство, что где-то я его видел.

– Может быть, – ответил Фокс.

– Что-то ты темнишь, Майк. – хрустя бумажным пакетом, подметил Коган.

– Неужто не узнаёте интерьер?

– Что-то знакомое, но вспомнить не могу.

– У нас снимали сериал «Пит и Пайпер»[23].

– Точно, – хлопок по столешнице ладонью, – как я сразу не узнал.

– Отличный сериал – крикнул Алан с дивана.

– Согласен, – отозвался Коган. – Как вам это удалось?

– Случайно, – затягиваясь сигаретой, ответил Майк, – Парни из «Холла Интртеймент» заглянули сюда когда искали локации, купили пару книг, кажется «Дом ангелов» Вульфа и что-то из Толстова.

– А давно это было?

– Да, когда еще Эни была… – Майк осекся, махнул рукой и добавил, – Да неважно, займемся делом.

[23] Пит и Пайпер – ситком вышел в конце семьдесят восьмого и быстро набрал популярность. Сюжет вертится вокруг двух бывших брокеров с Уолт Стрит, что бросили всё и открыли магазин ностальгии в нижнем Ист Сайде. Коллекционные вещи, памятные издания – всё что напоминает о минувших годах, и будоражит воспоминания. Как отмечали критики: «Пит и Пайпер – это идеальное сплетение, чётко выверенный коктейль из «Книжного магазина Блека» и «Бара Чирз». Он кружит голову и уносит в мир ностальгических грёз, создавая ламповую атмосферу давно минувшей эпохи.

Работа на кухне шла полным ходом. Майк достал из чулана рюкзак, набитый туристическим снаряжением. Порывшись с минуту, откопал газовую горелку. Пока устанавливал, Джим взял походный кофейник, направился в уборную. Открыв дверь, снял с бочка унитаза крышку и зачерпнул остатки воды. Вернувшись, засыпал кофе и поставил кофейник на огонь.

– Думаю, минут пять, – сказал он, регулируя пламя. – А где у тебя кружки, Майк?

– Над мойкой, справа, но сперва холод приложи.

Старик подал ему завёрнутый в полотенце лед.

– Спасибо.

– Только аккуратнее, не рассыпь, – предупредил Майк, – Этим сокровищем сейчас лучше зазря не разбрасываться.

– Согласен, – прикладывая к лицу холод, ответил Джим, – Как насчёт выпить?

– Не откажусь, – указал на полку с бокалами, позади Когана. – Присаживайся на диван, а я сейчас подойду.

Открыв холодильник, Майк достал недоеденную банку сардин. Принюхался, выбросил в мусорку. Переложил в холодильник часть недавно приобретенного, оставив в корзине лишь малую часть: консервы, хлеб, пак пива да бутыль двенадцатилетнего виски «Колтер Клаб». Отнёс гостям, вернулся за остатками льда. Вывалил содержимое последней пачки в жестяную миску, прихватил ещё пару глубоких тарелок и наконец присоединился к остальным.

– Ну вот и всё, – поставив тарелку на стол, застыл на месте, – Вот же дурак старый, сейчас вернусь.

Зайдя на кухню, свернул направо, открыл дверь в спальню, направился к стенному шкафу. А открыв, присел на корточки возле ростового сейфа. Достал деревянную коробку и вернулся к остальным. Первым на его возвращение отреагировал Джим, а парень словно и не заметил. Сидел откинув голову, а из-за тёмных очков: казалось задремал.

– Садись скорее, у нас всё уже готово, – нетерпеливо сказал Джим и сдвинул бокалы, – А что в коробке?

– Набор для чистки оружия.

– Ясно, сколько льда?

– Кинь пару-тройку, больше не надо, – ответил Майк, усаживаясь в стоящее лицом ко входу кресло.

Кожаная обивка скрипнула, поерзав, старик положил коробку на столик и поднял бокал. Вытянул руку, слегка наклонил бокал гостям и, мысленно отсалютовав, осушил до дна.

– Ещё, пожалуйста.

Джим отпил половину, долил хозяину, посмотрел на притихшего парня. Грейсон пил маленькими глотками, смакуя напиток.

– Так, как вас сюда занесло? – спросил Майк, отхлебнув. Не дожидаясь ответа, поставил бокал. Открыл деревянную коробку и разложил содержимое на ближайшей к нему части стола.

– Даже и не знаю, с чего начать, – пригубив, сказал Джим, – Мы были…

Терч подал голос, виляя хвостом, уткнулся мордой в колено Фокса и чуть слышно заскулил.

– Минуту, Джим, – раскрывая пачку с кормом «Чемпион», сказал Майк.

Взяв одну из тарелок, отсыпал щедрую порцию сухого корма. Почесал щетину, взяв вторую тарелку, и глянул на Джима.

– А вода в бочке ещё осталась?

– Последняя на кофе ушла.

– Ясно, – нахмурился старик, открыл банку пива и вылил содержимое во вторую тарелку, – Будем считать, что ему уже можно.

– Как скажешь, Майк, – расплылся в улыбке, Джим. Подумав, что этот старик с каждой минутой нравится ему ещё больше, да и вообще, свой он человек.

Пёс вовсю хрустел кормом, Алан молча цедил «Колтер Клаб», а Джим начал рассказ о их путешествии с самого начала. Только о своем не желание встречаться с сотрудниками ОБР и ОСР умолчал.

Слушая его, Майк достал пистолет, удалил магазин. Резко потянув на себя затворную раму, поймал в воздухе патрон. А дослав его в обойму, приступил к полной разборке своего Кольта, по ходу дела хмурясь да что-то бурча под нос.

Когда Джим добрался до той части, где фигурировала парковка, Майк уже вовсю орудовал промасленной тряпкой. Тщательно проходясь по каждой детали.

– Давненько надо было тебя почистить, дружок. – сказал он почти шепотом, откладывая вычищенную деталь на стол. – Вы простите – старая привычка с самим собой говорить, не хотел перебивать.

– Понимаем, – ответил Джим за двоих. – Оставшуюся часть ты в общем-то и так знаешь.

– Пожалуй, – вытер тряпкой измазанные в оружейном масле руки, глянул на Когана, – Проверишь кофе?

Стоило ему спросить, как с кухни послышался шипящий звук убежавшего напитка.

– Вот же черт, – сказал Майк, спешно вытирая руки ветошью.

– Не отвлекайся, я всё поправлю, – поднимаясь с дивана, сказал Джим и поспешил на кухню. Выкипевший кофе залил горелку. Взяв с мойки губку, Джим стёр сгусток со старенького походного кофейника, вытер балон и горелку. Закончив, дважды щёлкнул пьезаэлемент, убедившись, что винтель надежно закручен, и газ не идет. А подхватив три кружки с сушки и горячий кофе, вернулся в зал.

– Вы уж извините, но сливок у меня нет, – начал оправдываться старик, – Как с неделю назад закончились, так я и не купил.

– Ничего страшного – переживём, – сказал парень, подался вперёд, нащупал корзину с провизией.

Левый глаз его был все так же слеп, лишь правым он видел, да и то – слабо. На ощупь он достал из корзины банки, открывая одну за другой.

– Помочь? – справился Коган.

– Нет, но если принесёшь с кухни нож и доску, буду рад.

– Без проблем.

– Спасибо, босс.

Коган вернулся с ножом и тарелками. Помог парню разложить все и порезал консервированную ветчину на тонкие ломтики. Стол был простой: ветчина, хлеб, сыр, масло и даже сладкие персики в собственном соку. Порывшись в корзине, Джим спросил:

– У нас есть еще с дюжину супов от дядюшки Кларенса[24], будет кто?

Справа промолчали, а увлечённый чисткой пистолета Майк, лишь что-то неразборчиво буркнул под нос и мотнул головой. Из чего Коган пришел к выводу, что обойдемся без жидкого. Прикончив, наконец, первый бокал, Алан предложил повторить, и Джим, собрав все бокал, отмерил каждому на два пальца. Хмельное настроение постепенно окутало компанию: расслабившись Грейсон снял галстук, собрался с мыслями и задал давно назревший вопрос.

[24] Дядюшка Кларенс – под этим логотипом скрывается плеяда готовой еды и консервов. Неизменно одно – с этикетки на вас смотрит добродушный афро-американец в годах.

– Как считаете, кто первый начал? – выдержал недолгую паузу Грейсон и отхлебнул виски. Видно было как держащая бокал рука дрогнула.

Майк был всецело погружён в чистку пистолета и, казалось не услышал вопроса, лишь сопел натирая детали. Молчание становилось гнетущим и первым своей версией поделился Коган.

– Сложно сказать, но мне ясно одно. – выдержал паузу, пригубил бокал. – Мне кажется… Мы слишком сильно поверили в свои силы, вспомнить хоть ситуацию в пятидесятых: вот с той компании в Северной Корее все и пошло под откос. Не будь мы столь агрессивны в своем стремление всё контролировать, возможно и гражданской войны бы у нас не было, да если так подумать, глядишь, и Большой Третьей бы не случилось. – Осушив бокал до дна, он подлил себе ещё на два пальца. – Нельзя было без конца давить на Китайцев, да и на весь остальной мир. Быть может… – Он выдержал паузу, достал из корзины бутылку Комсомольца, плеснул на полотенце с растаявшим льдом, и, протирая ссадины на лице, продолжил: – Быть может, я и ошибаюсь, но порой мне кажется, что мы так увлеклись идеей великой Америки, как прообраза идеального мира, что в упор не видели ничего вокруг себя. Считали, что всё можно преодолеть и освоить, что наше видение, наш образ жизни – это единственно верная парадигма для всех на этой планете, но разве это не иллюзия? Разве это не глупость, не чёртов инфантилизм? – Вскочил с дивана. – Твою мать, неужто эти кретины из правительства не видели ничего дальше своего носа? Вот не поверю. Я был в разных уголках мира, типичному Джону, Ивану, Жаку, Чену и даже сраному Хулио, только одно и нужно – жить в мире, кормить семью, проводить время с родными. Всем только одно и нужно, всем нужен мир, но только не этим кретинам из правительства. Им лишь бы хапнуть, взять контракт, не пропустить очередной конфликт, расширить своё влияние, а на людей им плевать. Вот их непомерная жадность нас всех и сгубила, – он перевел дыхание, ткнул пальцем в сторону стены, где рамка со сложенном флагом висела. – Конечно, они всё знали и подмечали. И уверен, риск ядерной войны ещё со времен заключения «Нового союза», как домоклов меч, витал над нами. Да весь это сраный Союз – это же банальный захват территории методами прошлого века. Подари им одеяла и нарушь договоренности, прям как с индейцами. Только вместо оспы, сейчас договора. Чёртовы идиоты! – Закончив, взмахнул рукой. Добрая половина бокала выплеснулась на пол, а пропитанное водкой полотенце с размаху полетело на пол, а Коган не замечая ничего вокруг, продолжил расхаживать по пяточку из стороны в сторону, словно заведенный. – Ты, может, Алан не помнишь, но вот Майк уж точно подтвердит события последних десятилетий. Вот нахера было лезть к русским, к чему был этот альянс, к чему нам их дальневосточные территорий? Думаешь, укрепление своих границ, да хер там был: всё только ради захвата ресурсной базы и началось. Освоение, инвестиции, подряды на разработку. – Он допил оставшееся, подлил себе ещё, – Вот не дави мы так на Китайцев, глядишь, и не было бы их сближение с Южной Америкой таким скорым. Глядишь и самой Третьей Мировой бы и не было, и всего нынешнего быть может и не случилось. – Он допил виски залпом, слегка качнулся. – И что теперь? Вроде в последней мировой мы победили, а по факту лишь сильнее отстали от «Южного Блока». Научило нас это чему-то? Нет! Мы продолжили давить и вот… Весь сраный мир барахтается в предсмертной мать её агонии. – Пустой желудок был не готов к встречи с алкоголем, Коган покачнулся. Стараясь держать себя в руках, поправив волосы, провёл ладонью по лицу, коснулся синяка, поморщился от боли и достал сигарету. – Алан, дай прикурить.

Парень достал зажигалку, но, не пройдя и половины пути, Коган развернулся на месте. Бросил смятую сигарету в угол, достал вторую трясущейся от гнева рукой.

– Да они хоть понимают что они наделали? Моя семья, тысячи семей превратились в сраный пепел из-за их всратых амбиций и стремления установить западный мир везде и всюду. Будто мало по всему миру чертовых рыгаловок наподобие Лаки Дакки, давайте еще и Китайцев заставим жрать исключительно наше синтетическое дерьмо! Идиоты, – сказал он осипшим голосом. – Тупые, алчные, жалкие идиоты без чувства меры. – Ззакончив, вернулся к дивану, сев, спрятал лицо в ладонях и, казалось, заплакал.

Внимательно слушая, Майк закончил сборку вычищенного пистолета, а, убрав его в кобуру, обвёл сидящих на диване ровным взглядом. Взял бутылку, долил всем на два пальца, а себе двойную.

– Да, Джим. Я тебя сейчас, как никто другой понимаю, и в чём-то согласен, – отпив из бокала, глянул на притихшего парня, на то, как янтарный напиток играет цветом в его бокале, – Моя жена тоже ушла раньше срока, дети у нас есть, но и на их жизни я уже не рассчитываю. – Достав из пачки сигарету помял ее пальцами, прикурил. – А что касается причин, – выдержал паузу, затягиваясь, выдохнул дым через ноздри. – Что касается причин… Видится мне, дело тут не в политике. Видите эту муху? – Майк поднял взгляд к потолку, где под лампой кружило надоедливое насекомое. – Сколько бы ты её не отгонял от тарелки с ветчиной и сыром, она всё равно будет возвращаться. Она не отступит, будет пытаться сесть на него снова и снова, и однажды ты смиришься, а она добьётся своего. Это безудержное стремление не есть её воля, ею движут инстинкты – её природа. Понимаете? – никто не проронил ни слова, все слушали, даже Терч перестал обнюхивать кухню, пришёл к столу, улегся возле кресла. – Я к тому веду, что природа всегда находит выход, а люди склонны к агрессии, мы хищники. Хищники уникального порядка, одни только мы с удовольствием уничтожаем себе подобных. Вот и думай, сами мы повинны в этом, или это просто наша природа. – Стряхнув пепел в банку из под ветчины, выдохнул, сглотнул подступивший к горлу комок. – Спросишь меня, так я скажу, это было заложено в нас. И с тех пор, как наш предок впервые взял в руки палку, до момента изобретения первой атомной бомбы, в нас мало что изменилось, этот финал был лишь вопросом времени. – Закончив говорить, старик выпил бокал до дна, откинулся в кресле и, глядя на жужжащую под потолком муху, затянулся.

Джим убрал руки с лица, краснота глаз бросалась в глаза, по щекам растянулись солёные реки.

– Как ты потерял жену, Майк?

– Буднично. – сделал движение кистью, зажатая в пальцах сигарета оставила след, напоминающий спираль, – У нее обнаружили рак легких на поздней стадии, мы послушались врача, но лечение лишь усугубило ситуацию. Она сгорела очень быстро. Не хочу вспоминать.

– Соболезную.

– Этот магазин – единственное, что у меня от неё осталось, – глаза Майка блеснули, он улыбнулся стоической улыбкой. – Помню, как в две тысячи восьмидесятом мне пришло письмо, в нём говорилось, что умер мой двоюродный брат и завещал мне семейный магазин. Я тогда хотел отказаться от этого дела, но Энни меня переубедила. Сказала, тебе пора выйти на пенсию дорогой, – хватит с тебя службы. И мы переехали в Нью-Йорк. Я не знал как к этому относится – этот город не для стариков. Но нас ничего не держало, дети на тот момент уже давно разлетелись, обзавелись семьями, и спустя месяц я сдался. Жили прям тут. Каждый день она занималась магазином, по четвергам вела книжный клуб, а в обед у нас оставляли детей некоторые из наших клиентов. Она читала им сказки, я был на подхвате. Знаешь… – кашлянув, расстегнул ворот рубашки, – поначалу меня смущала такая тихая жизнь, но вскоре я втянулся. – Истлевшая сигарета добралась до фильтра, жгла пальцы, но Майк этого не замечал. Лишь дёрнул рукой, пепел упал на подлокотник. – А потом, шесть лет спустя, она начала иссыхать, осунулась, стала на себя не похожа. Говорила, что щитовидка барахлит, через месяц сходила к врачу, а вернувшись, уверяла, что всё в порядке. И только через два месяца призналась. Я любил её и не знал, как помочь. Знаешь такое: человек умирает, увядает у тебя на глазах, а ты просто ничем не можешь помочь. – смахнув, скатившуюся по щеке слезу, Майк подобрался, плеснул себе ещё «Колтер Клаб» в бокал, а пригубив, отставил пустую бутылку на пол. – Хороший был виски, – сказал он и умолк, глядя, как на тарелку присела муха.

Облюбовав кусок ветчины, она потирала усики, орудовала хоботком. И никто, кроме старика, на неё не обращал внимания. В этом молчание у каждого нашлось, о чём подумать, о чём сожалеть и на что надеяться. А беспристрастным ко всему был лишь ход времени – стрелка часов на руке Коган исправно мерила шаг, тянулись секунды, в вечность превращая минуты. А часы всё шли и шли, отражая беспристрастное настоящее.

В супе… [25]

[25] Идиому «In the soup» можно привесит, как: В одной тарелке. Как правило в одной тарелке оказываются при крайне неблагоприятных обстоятельствах.

Тонкий луч света падал на заставленный припасами кофейный столик. В прокуренном зале книжного пахло едой и спиртным. А тишина воцарилась такая, что отчетливо слышно, как сопит Майк, как пес вылизывает миску, как Коган скребет пальцами по кожаной обивке дивана, пытаясь собраться с мыслями. И ход часового механизма, что отсекая миг, без устали клонит день к закату. На циферблате:

Щёлк-щёлк…

Грейсон медленно тянется к сэндвичу, а откусив, запивает все кофе. Жадно жует, вновь откусывает и запивает, произнося с набитым ртом:

– Я понимаю, – говорит он, прожевывая сэндвич, – я все понимаю, но давайте вернемся к сути, – откусил еще кусок, от сэндвича почти ничего не осталось. – На данный момент ситуация такова, что я полностью от вас завишу. И пока вы еще стоите на ногах, я прошу вас остановиться и подумать о главном. – Отхлебнув из кружки, толкнул Джима коленом. – Поделись с нами твоим планом, босс.

Допив бокал, Коган пригладил волосы левой, затянулся и устало склонившись над столом, костяшками отбил ритм по столешнице:

– План такой… – сказав, умолк, подбирая верные слова. – Он прежний, мы направляемся в Джерси. – Налил в кружку кофе, а отхлебнув, поморщился, когда горячий напиток обжег ранку на губе. – А в свете последних событий, рассчитываю, что путь мы продолжим вместе, – посмотрел на старика, – что скажешь?

Майк не отрываясь смотрел на ползающую по тарелке муху, и только когда она сорвавшись с места, улетела на кухню, ответил:

– А что там, в Джерси?

Сдержано кашлянув, Коган мельком посмотрел на Алана, шмыгнул носом и вновь глянул на Майка.

– Там убежище, – губы плотно сжаты, глаза блестят от выпитого.

– Какое еще убежище?

– Не из тех, что в городе. Личное.

– Джим, – тяжело вздыхая, почесал щеку Майк, – я понимаю что на тебе костюм за штуку сине-зеленых и ты был большой шишкой в прежнем мире, но…

– Костюм на нем за две штуки, – перебил Алан, – и сам я тоже мало верю в чудеса, но так же как и у меня, вариантов у вас не много. И я вам советую согласиться.

– Советуешь? – хмуря лоб, сказал Майк и холодно глянул на парня. Подумал: «С чего ты взял, что они держат тебя за идиота? Разве так удивительно, что человек с деньгами может позволить себе личное убежище, разве этим каждый богач нынче не балуется? Но если он богач, то, что он делал в офисе в этот день?» – Отодвинув стакан, закурил, взял в левую кружку с кофе, сделал глоток и повторил вслух ранее озвученное слово, убежище.

– Да, убежище, – отозвался на его слова Коган. – Я построил его, не только я, но это неважно. – Тоже отхлебнул кофе из кружки, – Неважно как, главное оно есть. – Повел рукой, поставил кружку на стол. – Ты же не хочешь остаться тут, окруженный всеми этими идиотами? Вспомни, что ты сегодня видел, стоило людям потерять веру в завтрашний день, как они начали воплощать новостную пропаганду в жизнь и все до одного озверели!

– Да погоди ты, – отмахнулся Майк, – Ты так убеждаешь, словно я уже успел отказаться, расслабься Джим.

– Хорошо-хорошо, Майк. – откинувшись на спинку дивана, Коган достал сигарету, помял в пальцах.

Окинув книжные полки, Майк остановил взгляд на пустых консервных банках стоящих на кофейном столе.

– А что ждет меня здесь? – бесстрастно, растягивая слова, сказал Майк и уставился на лицо добродушного афро-американца в годах, что смотрел на него с этикетки.

Опередив Когана, ответил Грейсон. Рассказал, как попавшие в атмосферу радиоактивные частицы будут плавно оседать на землю. Как город превратится в одно большое кладбище, а выжившим останется не лучшая доля – брошенные и обреченные, они потеряют человеческий облик, а улицы утонут в крови.

– Парень дело говорит, – поддержал Коган, – И даже если брать в расчет последние версии азиатских ракет, мы не знаем наверняка их точный состав. Насколько чистые они? Заражение может быть сильнее или слабее, но я уверен этого хватит. Все кто сейчас есть в городе и окружных штатах, умрут от лучевой болезни в ближайший месяц. Да какой там месяц, уже через неделю трупы некому будет убирать с улиц, а выжившие начнут убивать друг друга за банку вот этого супа.

– А если я пойду с вами?

Коснувшись плеча парня, Джим попросил прикурить, сделав затяжку, перевел взгляд на Майка, и морщась от лезущего в глаза дыма, сказал:

– В этом случае у нас есть шанс выжить. Переждем бурю в надежном месте, дождемся когда общий радиационный фон ослабнет и попытаемся узнать, остался ли тут кто живой кроме нас.

«Сомнительная перспектива», – подумал Майк, затянулся, и сжав кулак, пустил дым носом, – Значит так. Мне нужно знать маршрут.

– Так ты согласен? – с сомнением в голосе спросил Коган.

– Да, пожалуй, да. Не хочу видеть этот магазин своей последней обителью, – облизнул губы, – Энн была бы против.

Гости слегка взбодрились, Алан наклонил корпус в сторону Майка, а Джим ответил:

– Направляемся в Джерси. Первым делом пересекаем тоннель Линкольна, а там идем к Уэлш-лэйн, это рядом с Гаррисон Авеню.

– Ты так говоришь, как будто я Джерси знаю, – покачал головой старик. – Но не суть, я сразу скажу, надо искать иной путь.

– Какой еще иной? – подняв брови, спросил Алан.

– Надо подумать, но точно не через тоннель. Не нравятся мне закрытые пространства, да и в случае преграды, или опасности, бежать нам будет некуда.

Прыснув в кулак, Алан откинулся на спинку дивана и зашелся смехом. Сначала слегка, но вскоре смех перешел в раскатывающийся по всему магазину хохот. Двое смотрели на него удивленно, даже задремавший было Терч, поднял голову.

– Ты в себя парень? – недоуменно спросил Джим.

– О, я уж точно в себе! Но вот в нас не уверен, – всплеснув руками, обвел компанию взглядом. – Сам посуди, босс. Компания так себе подобралась. Один слепой, другой высоты боится, а третий бежит от клаустрофобии.

– Да, не боюсь я высоты! – гаркнул Коган.

Некогда ровный и последовательный разговор перерос в гомон: Алан истерически смеялся, Джим постепенно закипал, а Майк застыл – уперев руки в подлокотники кресла, замер, словно хотел было встать, но забыл зачем именно. Лишь пес оценив ситуацию, махнул пару раз хвостом и опустил голову на ковер. В общей суматохе никто не заметил, как за окном по улице скользнули тени. Окружая магазин, остатки вешателей во главе с рыжей Молли заняли позиции готовясь к атаке.

Вел компанию из пяти человек тот самый худощавый парень в жилете и вязанной шапке. Дейви в красках описал, как владелец книжного появился на парковке и холоднокровно убил мужа Молли. Как сам он чудом спасся, когда обезумев, старик начал палить во всех без разбора и предупреждения. Пыл худощавого успел охладить идущий рядом здоровяк, Барри Уэсли. Этот крупный мужчина с самого начала бомбежки из всех сил сдерживал пылкий нрав всей группы, сперва Билла, а теперь его друзей да жены. Вообще Барри оказался в этот день в городе случайно. Повода выходить на профсоюзную стачку с прочими водицами у него не было, Барри давно и успешно работал исключительно на себя, имея хороший контракт с Исправительной Гильдией Америки, занимался поставками серого товара на своем грузовике – ничего противозаконного, но и абсолютно легальным его товар не назовешь. Скажем так, не считая предметов первой необходимости и товаров по контракту, охрана города-тюрьмы Детройт любила озолотиться, поставляя нужным зэкам, нужные заказы из большого мира. Наверное все водилы хотели жить на манер Барри Уэсли, но не все они могли похвастаться причастностью к семье Уэсли, которая имела связи в верхах и низах, оттого и хозяйничала в округе, как лиса в курятнике.

Одно отличало Барри от прочих Уэсли, в отличие от них он был человеком доброго нрава, в каком-то смысле порядочным и благородным. Поддерживал добрым долларом и словом всех своих друзей, в том числе и покойного Билла, с которым знался еще со времен Большой третьей. Однополчанина Барри не уберег, вот и надеялся поквитаться с роком судьбы, оградив сестру Билла от очередной кровавой расправы. Но гнев вдовы было не удержать, вот и осталось последнее, – Барри возглавив этот крестовый поход. Когда все заняли позиции, он подошел к двери книжного, надеясь предупредить засевшую там троицу, – пусть сбегут, куда-то денутся, спрячутся, но уйдут от ненужного конфликта. Таков был план, но стоило ему коснуться дверной ручки, как он отчетливо услышал смех, спешно перешедший в хохот. В других обстоятельствах он мог подумать все что угодно, в этот раз, – только плохое. «Ты думаешь о спасение, рискуешь жизнью, а убийцы веселятся?!» – подумал он, сжав в руках дробовик, и гнев затмил голос разума багряной поволокой.

В то же мгновение…

Уперев руки в подлокотники кресла, Майк замер, словно хотел было встать, но забыл зачем именно. Что-то больно кольнуло его. Возможно, опыт. Он, не подавая вида, глянул на дверь и молниеносно выхватил пистолет, когда дверной глазок потемнел, а дверь чуть не слетела с петель от удара под звон колокольчика.

Выстрелы прозвучали синхронно: дробью снесло подголовник кресла в дюйме от Майка, а пули из Кольта, выбив искру на брючной пряжке, ушли выше. В хлам разнесли приклад дробовика и горло здоровяка. Захрипев, Барри выцелил сидящего в кресле врага. Но тело не слушалось, и он, словно умалишенный, зажав спуск, дергал за цевье раз за разом, пока патроны не кончились. Когда он замертво упал под шелест опавших книг, доводчик медленно закрыл дверь в книжный.

И казалось, все кончено….

Набивка кресла кружась, падала на ковер, пороховая дымка стелилась по залу, а сидящие на диване, боясь пошевелиться, вжались в подушки. Грейсон, не моргая, смотрел на мертвеца. Джим выпустил сигарету из пальцев. Тишина окутала полумрак книжного. Даже пес замер, боясь заскулить от испуга. Только подрагивающая от судороги нога здоровяка выбивалась из общей картины.

– Это что сейчас было? – приподнимаясь с дивана, шепотом спросил Коган.

– На пол живо! – процедил сквозь зубы Майк, перезаряжаясь.

И в ту же секунду прозвучали хлопки с улицы. Бронированная витрина продержалась недолго. И стоило ей начать рассыпаться под напором четырех орудий, как одна из смертельных пчелок с протяжным визгом пробила её насквозь, срикошетила о потолок и с глухим звуком впилась в стену. Перевернув диван, Джин с Аланом упали на пол, попутно зацепив шкаф у стены. Качнувшись, тот медленно накренился, а когда ворох книг осыпал лежащую на полу парочку, и сам шкаф поспешил упасть, так в зале и образовалась конструкция похожая на шалаш: на полу двое, рядом диван вповалку, а на нем шкаф, и россыпь книг в качестве декора.

В тот же миг Майк почувствовал, как две пули вгрызлись в стену прямо над его головой. Наклонив корпус, он плавно скользнул на пол слева от столика. А жаждущие крови свинцовые пчелки с злобой вонзились в нагретое место. Вокруг звон стекла, щепки летят от деревянных шкафов, и плотная занавеска болтается из стороны в сторону от жалящих ее пуль, словно парус при порывистом ветре. Пес жалобно взвыл, сорвавшись с места, побежал в сторону кухни. И вдруг – тишина.

«Все бы такие умные были», – подумал Майк, глядя, как хвостатый убегает на кухню. И услышал голос Когана:

– Майк, ты цел?!

– В норме, – шепнул старик, крикнув: – Не высовывайтесь, пока не скажу.

– Приняли! – отозвали двое синхронно.

«Сейчас они перезарядятся и пойдут на штурм», – подумал Майк, глядя на испещренную пулями плотную штору, которая была их истинной спасительницей. Ведь не будь её, их бы давно перебили, как уток – на взлете.

Канонада из трех стволов. Одна из пуль угодила в кофейный столик, стеклянная столешница осыпалась на ковер. С улицы послышался крик стрелявшего. Майк перекатился к стене, достал последний запасной магазин. «Вот сейчас все и решится», – пронеслось в голове, когда он приподнялся на локтях, оценивая обстановку. Дробь в лоскуты разорвала часть шторы, луч света падал на тело Барри Уэсли, что давно затих и мертвым взглядом уткнулся в потолок. Но старика не первый гость заботил. Сквозь прореху он отчетливо увидел отражение спины неизвестного на борту электрокара, брошенного у входа в магазин. Тот шел к входу с оружием на изготовке. Майк дважды выстрелил в дверь и уложил его на месте. Вновь выстрелы, старик подполз к витрине, рывком поднялся и тут же разрядил оставшееся во второго незнакомца, что прятался за багажником машины. В ответ – дуэт из двух стволов, крики. И вновь короткое затишье.

– Джим, Алан, вы целы?! – перезаряжаясь, гаркнул оглушенный выстрелами Майк. Убрал пустой магазин в карман пиджака, снарядил последний. Мельком взглянул на ковер: осколки, грязь, щепки и кровь. – «Энни бы такое не пережила. – вздох. – Как хорошо, что она этого не видит».

– Мы целы! – крикнул Коган из-за дивана.

Вновь крики с другой стороны.

– Что они там орут?! Я ни черта не слышу.

– Старая пластинка, мистер Фокс. Мол, мы желтолюбы и предатели. И далее в том же духе, – сбивчиво ответил Алан. Сердце его билось, как у спринтера на подходе к финишу, отчего произносимые слова были неровными и скачущими по тональности.

– А теперь обещают изнасиловать, а потом сплясать на наших могилах, – подытожил Коган.

«Это уже классика», – ухмыляясь, подумал Майк.

Выглянул из укрытия, держа пистолет у груди. Попытка оценить обстановку не увенчалась успехом. Заряд из дробовика зацепил раму, оставив след на дальней стене.

«Разлет не малый, значит огонь ведет с дальняка. А что там со вторым?

Стоило ему подумать, как громыхнул короткоствол. И пуля с чавкающим звуком насквозь пробила входную дверь.

– Звучит как крупный шестизарядник, – встав на колено, прошептал Майк.

– Похоже, это часть вешателей, – сказал из-за укрытия Коган.

– Спасибо, Джим. Буду знать, – с иронией ответил Майк. – Но что-то я не помню, что бы у них было оружие. – осмотрел пол рядом с разбитой витриной и подобрал самый крупный осколок.

– Было. Тот, которого… – Джим запнулся, пытаясь, вспомнить подробности. – В общем, он был не один. Был еще один крикун. У него револьвер был заткнут за пояс, и когда я ему врезал, он его выронил.

– Вот как! – с наигранным удивлением ответил Майк. Как можно громче.

Высунув осколок, он попытался разглядеть хоть что-то на улице. Отвечал же Когану он намеренно громко, надеясь, что остатки вешателей поведутся на трюк и покажут себя. Но трюк не сработал. А сидящие на другой стороне улицы шепотом ссорились. Рыжая Молли упрекала кузена во всех бедах мира, попутно досылая оставшиеся патроны в дробовик. А Дейви, лежа на капоте машины, в коем-то веке молчал и следил за входной дверью. Дышал ровно, он хоть и был ссыклом, но стрелять умел. Вот только нервишки его всегда подводили. Как и в этот раз, когда увидев блик в окне, он резко дернул спуск. А рыжая мигом к нему присоединилась, расстреляв половину боекомплекта в пустое окно. Стекляшка вдребезги разлетелась, а пули и дробь легли в стену, прям над укрытием Когана и Грейсона.

– Попались, – процедил Майк. А скула на лице дернулась, когда он достал мелкий осколок из пальца.

– Что там с обстановкой, Майк? – послышался хрипловатый голос Джима.

– Ползите с малым на кухню. А я их тут подержу. – спешно ответил старик.

– Точно? – с сомнением в голосе откликнулся Грейсон.

– На все сто, – сухо отрезал Майк, подумав: «Теперь полегче будет. Чуть потруси их, а потом и сам отходи».

И в своем утверждение он был на все сто прав. С позиции оставшихся не было видно прохода на кухню. И они, скрепя зубами, корили себя за столь поспешную стрельбу, ведь патронов осталось по пальцам пересчитать. Но и козырь в их рукаве имелся.

Показала стрелка на часах Когана, когда вместе с Грейсоном они вползли на раскуроченную кухню. Тяжело дыша, двое приникли к стене. Джим коснулся плеча парня, осмотрел, а убедившись в невредимости, выглянул в зал.

– Как отдышитесь, возьмите самое необходимое в моей комнате. – сказал Майк, встретившись взглядом с Джимом.

Коган кивнул, а старик, отложив пистолет в сторону, снял галстук. Набросил его на дверную ручку, затянул узел покрепче и уточнил:

– Справа от входа, там шкаф и незапертый сейф. Вот все, что в сейфе и рядом, ты должен взять. – увидел, как Коган кивнул, – А парень пусть по стене влево ползет. В конце коридора черный выход. Это ясно?

Не дожидаясь ответа, Майк повернулся лицом к улице. В левую переложил конец галстука, свободной подобрал пистолет. Тихо прошептал: «Соберись старик». Пот стекал по лицу, капля повисла на кончике носа. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. А стоило капле сорваться, как Майк резко дерну за галстук, и колокольчик над дверью бодро заголосил.

Два выстрела громыхнули синхронно. Дробью вырвало кусок из полотна прямо по центру. Пуля из револьвера вонзилась в стену тупо и гулко, оставив неизгладимый след на полке с английскими классиками. «Они уже близко, – шесть, максимум девять ярдов», пронеслось в голове, когда глянул на оставленное дробовиком отверстие. Вновь дернул галстук, но с куда меньшей прытью. Еще одно попадание. Перенеся вес тела, резко высунув руку в витрину, выстрелил дважды. В ответ одинокий выстрел, — он спиной ощутил импульс от пули, вонзившийся в наружную часть стены. «А где дробовик?» промелькнуло в сознание, когда он подобрал с пола первую попавшуюся под руку книгу. Подбросил, а сам крепко держась за галстук, шагнул в сторону побитой двери.

Стоящая в пяти ярдах от входа Молли успела среагировать на выпорхнувшую из окна книгу. И только когда разнесла в клочья «Большие надежды» услышала звон. Майк дважды выстрелил. Молли упала. Только тогда, выпустив галстук, старик, пятясь, скрылся во тьме зала, а доводчик медленно закрыл дверь. И колокольчик вновь ожил, подобно гонгу на ринге.

Услышав этот сигнал, Коган накинул на себя походный рюкзак и два тяжелых оружейных чехла. На входе в кухню чуть не столкнулся с пятящемся спиной вперед Майком.

– Все взял? – держа родную дверь на мушке, спросил старик.

– Даже больше чем нужно, – бросил меж делом Коган, направляясь к черноту выходу.

Там он и найдет Грейсона. Сидя в обнимку с псом, съежившегося всем телом.

– Чего ты расселся?! – подойдя, гаркнул Коган, вышибая ударом ноги хлипкую дверь.

– Д-для меня все это в новинку, – слегка заикаясь ответил парень, от переизбытка адреналина его трясло, как лист на ветру.

– А для меня думаешь в старинку? – сказал Коган, рывком поднимая парня, – Пса на руки возьми, и дуй на выход.

– А ты?!

– А я за тобой.

Сказав, Джим обернулся, окликнул старика.

– Я за вами. Уходите! – крикнул в ответ Майк и в спешки забежал в спальню.

Он хотел убедиться, что все сделали, как он велел. Но как водится, все сделали наоборот. Джим конечно же забрал рюкзак и оружейные чехлы, но в сейф заглянуть забыл. Забрав пачку патронов 45-го калибра, Майк убрал за пазуху и все свои документы из сейфа. А стянув с верхней полки дождевик, накинул его на плечи. Уходя, бросил взгляд на прикроватную тумбу. И без колебания, взял с нее пятисот страничный талмуд о истории преступности, за авторством Джеймса Брукса. А пристроив книгу за пояс, поспешил к остальным.

Но стоило ему выйти на кухню, как бутыль с подожженной тряпкой в горлышке влетела в зал книжного. Пламя лизнуло полки, огонь в миг охватил штору, ковер и стены. А Майк глядел на утопающий в огне зал, слышал доносящиеся с улицы проклятия, но ничего поделать не мог.

– Вот же с-суки, – опустошенно буркнул под нос Майк, когда пламя во всю разошлось, и облизывая стены и потолок, спешило охватить и кухню.

Все прошлое, все былые моменты мелькали в сознание, как диафильм. Вот исчез в чреве зверя их с Энни любимый диванчик, столик и хозяйское кресло. А с ними и вся память, о днях былых, когда жена читала детям сказки. Все ушло, а пламя уже щипало старика за щеки. И медленно пятясь, он поспешил в след за новыми друзьями, под не прекращающийся поток брани с улицы:

– Я вас живьем зажарю, твари! – кричал худощавый Дейви, окидывая взглядом поле брани.

Все его друзья были мертвы, патроны в верном шестизарядном закончились. Он от бессилия закинул в магазин коктейль Молотова, прекрасно осознавая, что едва ли он желтолюбов достанет. А идти в одного на штурм он боялся. Одно ему оставалось, преследовать и врасплох попытаться застать.

Проверив тела павших, Дейви вооружился одним единственным снаряженным стволом. Твердо сжимая в руке пистолет 22-го калибра, ему оставалось решить только одно: «Куда идти то? На лево, или на права?»

Приняв решение, он поспешил к пересечению Тридцать восьмой и Девятой авеню. Оставляя за спиной окутанный огнем книжный. Из которого клубнем валил черный дым и, кружась, змейкой уходил, теряясь в небе.