«Сэ, Бэ и Е», и никакой магии бесплатное чтение

«… Идти на работу, а костюма нет. Туфель черных лаковых со шнурками тоже нет. И рубашки белой, и галстука, и коня пришпорить нечем… потому, как нет коня. «Чай – индийский чай, китайский чай, нет, блин, краснодарский чай!..» И жизнь такая ровная, ровная, чистая, чистая, прямая, прямая. Сейчас! Думали, что в сказку попали? Да! В ту, где идти на работу надо!» – так начиналось каждое утро у Ильи Петровича. Что за «Сэ, Бэ и Е»? – следовало в его голове продолжение. Это было то красноречивое сокращение слов у русского человека, без которого на стройке ни одно дело не делается. Хотя Илья Петрович был полутатарином по отцу и полуармянином по матери, но в душе русским, российским, нашим, в общем. А если взять еще и поднять мощные корни его родословной, как у того коня которого нет, то по линии дедушки со стороны отца – казаки кубанские, а по линии бабушки со стороны матери – турки погуляли, то понимая все это, чай может оказаться еще и грузинским, и узбекским, и аварским. Поэтому Илье Петровичу всегда было трудно заваривать с утра чай, зеленый или черный – без разницы, и он варил кофА. Не кофе, а кофА! Так говорила его прабабушка Агнесса Яковлевна по отцу, которая была очень простой женщиной, самой обычной и самой любимой родными и близкими ею людьми. Никто не знал ее национальной принадлежности, но ее знаменитое кофА, как и ее, обожали все, и за пределами большой и дружной семьи Ильи Петровича Валеева тоже.

КофА обещал быть вкусным, так как турка или джезва была очень старенькая, из меди и ни разу не выделывалась лавинообразным кофепролитием на плиту. Так… иногда угрожающе поплюхивала кофейной пенкой, пузыри раздувала, но ни – ни, граница на замке всегда была, как говорится.

Илья Петрович любил называть турку – туркой, а не джезвой, чисто по – русски, и это было правдой, так как очень давно русские купцы, торговавшие с Турцией, привезли в Россию необычное приспособление – джезву. Но как это слово произносить по – русски? Это вызывало затруднение, особенно, когда шел «пир горой и мир на весь гой!» Поэтому, русские купцы и придумали турецкую джезву переименовать в русскую турку. Во – первых – всем сразу понятно, что происхождение этого сосуда из Турции, а во – вторых – очень легко запомнить. И Илья Петрович был с купцами полностью согласен, тем более, что варил себе каждое утро ароматный и заговоренный кофА на день. От чего кофА становился еще более волшебным напитком. Но надо отметить, что Илья Петрович магию не признавал. У него были другие жизненные принципы и рабочие методы по улучшению себе настроения, а настроение у Ильи Петровича – очень сильно провисало с утра. Да, да, он мог поныть, похандрить, понегативить, в общем.

Вот и в сегодняшнее утро, где «Сэ, Бэ и Е!» все отчетливой било по вискам, Илья Петрович смиренно варил кофА. Брал эту чудесную медную турочку со сто раз паянной и перепаянной длинной ручкой, засыпал в нее молотый кофА, сразу две с горкой чайные ложки. Потом, добавлял немного соли, так на самом кончике чайной ложки, далее сахар, всего одну чайную ложку чисто для доброты душевной. Так как прабабушка часто говорила, что можно вообще сахар не есть, даже в натуральном виде, но в кофА иногда класть надо, чтобы настроение себе улучшить. Биохимии она не знала, там про гормоны радости всякие, но житейской мудростью Илью Петровича, как того коня, которого у него не было, по бокам да пришпоривала. Поэтому, памятуя Агнессу Яковлевну, Илья Петрович не через раз сахарок себе добавлял в кофА, а постоянно, дело ведь касалось его утреннего весьма неустойчивого психоэмоционального состояния.

Потом, Илья Петрович, включал газ, регулировал его до малой подачи огня, ставил турочку со всем этим перемешанным содержимым и секунд пять, семь ждал, пока эта смесь подогреется. После добавлял четко выверенный им объем воды, комнатной температуры, мог и холодной плескануть, в зависимости от своего настроения. И там, в турочке начиналось сочное двухсекундное шипение, ну когда в горячее – совсем не горячее добавляешь. И это «пшшшшш» прямо уже релаксировало Илью Петровича от «Сэ, Бэ и Е!». Он реально кОйфевал. Это было первым вступительным аккордом его кофейного волшебного заговора на день. Потом, Илья Петрович смело передавал турочку огню и придавался водным процедурам. КофА медленно варился.

Жил Илья Петрович сам в шикарной однокомнатной квартире – студии на третьем этаже большого восемнадцатиэтажного дома. И очень радовался, что выбрал себе когда – то всего лишь третий этаж, так как очень боялся сильного ветра. У него даже рамы были усиленные с тройными стеклами. Когда к нему в гости приходил его родной брат Камиль, да, да, Камиль Петрович, то всегда ржал, как тот конь, которого нет, и говорил: «Ай, дурачок, ты Илюхан! Если будет «Сэ, Бэ и Нэ!», то какая разница, что станет с твоей квартирой! Дом снесет и все! Будет, как в кофА «пшшшшш»!» И поэтому Илья Петрович не всегда зазывал Камиля Петровича в гости так, как реально не хотел дестабилизировать свое плавающее доброе расположение духа. А Кам мог, еще, как мог его подпортить!

Водные мужские процедуры у Ильи Петровича были до банальности просты. Ну, во – первых, утренний туалет, во – вторых – сразу же контрастный душ, где надо было еще успеть почистить зубы. Илья Петрович или Илюхан, как называл его младший брат, еще со вчерашнего вечера всегда заготавливал зубную щетку с зубной пастой. За ночь паста сжималась слегка, становилась затвердевшей и немного грустной, но Ильюхану так было спокойнее, чтобы без того с утра не создавать себе проблем. Он любил четкость, пунктуальность и только свой распорядок во всем.

Агнесса Яковлевна, когда он был маленьким, говорила, что Илюшу надо доктору показать потому, что загоняется мальчишка дурными мыслями или лопату дать, чтобы огород копал, причем на целый штык. Устанет и сил всякую чушь в голове разводить не будет, ведь Илюша кофА тогда не пил. Не давали, маленький был. Да и огород зимой тоже не вскопаешь, вот и придумала бабушка Агнесса Яковлевна еще один рабочий волшебный вариант, чтобы дите не зашпоривалось, как тот конь, которого у Ильи Петровича ни тогда, ни сейчас – не было. Рецепт был до безобразия прост и для понимания, в том числе. Это потом его научные светила вывели в народ, как профилактическое упражнение для снятия стресса. Илюше надо было взять себя за волосы по чуть – чуть с одной и другой стороны и одновременно слегка, как подергивая, потянуть вверх, потом отпустить и так раза три точно. Снова взять двумя руками немного уже других волос и также проделать подобное действие. Таким образом, необходимо было пройти все участки волос на голове. Илюше, этот абсолютно не магический метод, дарил радость игры, знакомство со своими настроениями, легкое высвобождение от роившихся мыслей и, как правило, практически мгновенное переключение на что – то другое. Единственный побочный эффект при использовании этого рецепта был следующий – очень быстро росли волосы и чаще надо было стричься. Подергивание волос Илья Петрович, как тогда, так и сейчас выполнял по – мере необходимости. С годами у него появилась залысина на передней части головы, и это несколько усложняло выполнение этой процедуры. Агнесса Яковлевна говорила, что у маленького Илюши какое – то шестое чувство развито и что у него волосы на голове, как антенны на прием отовсюду реагируют. А ум беспокойный и всё, что ребенок видит, то он под порядочек уложить хочет, а тут, бац! И антенны срабатывают, вообще засада парню, дисбаланс, знаете какой? Поэтому, когда «клин клином», то есть изнутри и снаружи одномоментно давление даешь, то общий выброс накопленного идет, причем очень даже приятным образом, где никто, никто не страдает. Единственное, подергивать сильно нельзя – это обязательное условие. А так как волос у Ильи Петровича стало меньше, то он также щадяще стал относиться к оставшимся на голове и поэтому заблаговременно беспокоился о порядке вещей, дел и событий на будущий день, чтобы сократить грядущий ворох мыслей.

Принимая контрастный душ, сорокатрехлетний мужчина брал зубную щетку с пастой и тщательно, очень тщательно чистил зубы, дёсна и язык. Потом вытирался жестким, то есть не глаженым полотенцем, одевался сразу в свое очередное рабочее и сушился феном. Так, чтобы слегка придать объема оставшимся волосам в целом.

Выходил из ванной и вдыхал аромат свежесваренного кофА. Это было вторым аккордом его кофейного волшебного заговора на день. И в этот момент к нему никогда не прилетало это «Сэ, Бэ и Е»! Ароматные воздушные ванночки кофА делали свое «черное» благое дело. Илья Петрович подходил к плите, томящийся напиток в турочке готов был дать приветственный скачок за ее пределы, но Илья Петрович давно все по времени рассчитал и сразу же выключил. Потом взял свою королевскую чашку с блюдцем, ослепительно белую с золотой каемочкой по верхнему краю, поднес к турочке, ну, а дальше, все, как обычно. Взял другой рукой турочку и аккуратно с особой нежностью наполнил свою любимую чашку горячим божественным напитком.

И вот, почти случился третий аккорд его кофейного волшебного заговора на день, как Илья Петрович, Илюша, Илюхан услышал резкие, надрывные, истошные звуки своей автомобильной сигнализации через закрытые окна. Дело в том, что из – за возможных внезапных наскоков ветра он держал окна на замке. Такой порядок вещей ему импонировал стопроцентно. Но автомобильная сигнализация была то, что надо и при ее выборе Илья Петрович руководствовался очень серьезными намерениями безопасности не только для автомобиля, но и для себя лично.

«Вот оно «Сэ, Бэ и Нэ!», а не «Сэ, Бэ и Е!» – подумал Илья Петрович Валеев. – Любимое жгучее выражение Камиля! Утро – то, какое без кофА в привычной подаче! Уууууу!..» И он, бегом поставив чашу на блюдце, да неровно, кофА немного выплеснулось, Валеев сделал гримасу, схватил ключи от машины, взял телефон и в одних домашних тапках выскочил на улицу. Благо лето на дворе.

Лифтом он принципиально не пользовался, ни когда поднимался, ни когда спускался. Илья Петрович из детства помнил слова Агнессы Яковлевны, что как только при обувании на стенку облокотишься или чего хуже, табурет поставишь и садиться будешь, то всё, старый ты стал. И когда Илюша был маленьким, то он свято верил, что его прабабушка не старая ни разу, несмотря на то, что у нее все ее светлое лицо было изрезано мелкими, но глубокими морщинами. Она до последнего обувалась стоя, без обувной ложечки и без облакачивания на стенку. Прожила Агнесса Яковлевна долго и счастливо, она так всем говорила, хотя на ее женскую долю выпало немало испытаний в жизни. И вот этот самый кофА был для нее безупречным показателем ее благополучия, состоятельности и следования вкусам и правилам современного мира.

И Илья Петрович, начиная с детства профилактировал старость не только в обувном деле, но и в лестничном тоже. С мудростью прабабушки не поспоришь, а со временем – тем более.

Как Илья Петрович с третьего этажа проскакал по ступенькам до входной двери своего подъезда – он даже не понял. Взрослый мужчина очень быстро открыл дверь подъезда и выбежал во двор. Дальше, снова нет магии, а вариант русской сказки, просто, остолбенел от увиденного.

Двое мужчин пытались снять с его машины колесо! Как такое возможно? Это же бред, какой – то! Похищение колеса в шесть часов утра в будний день! Когда светло и многие проснулись! Илья Петрович изо всех сил, чтобы перекрыть свою сигнализацию на машине, закричал:

– Ау! Это же откуда таких незаметных мужиков занесло с утра пораньше?! Пошли вон от машины! Сейчас полицию вызову! Совсем озверели! Нашли, когда колесо снимать!

И один из мужчин, едва повернув голову, не закричал, а заорал ему в ответ

– Слышь, мужик! Не в лесу! Разаукался! Выключи сигнализацию! Не будь сморчком последним на полянке!

Илья Петрович такого не ожидал. Он, Илья Валеев, один из серьезных деловых мужчин большого бизнес – дела у себя в городе, слушает оскорбительные диалоговые испражнения каких – то двух навозников, если все – таки он в лесу. Решение было принято мгновенно: отключить свою автосигнализацию, вызвать полицию по телефону, и дать по морде обоим, как в случае оказания сопротивления, так и без. «Ну, поганки!» – подумал мистер Валеев и метнулся к машине. В процессе своего далеко не легкоатлетического бега выключил сигнализацию и успел заблокировать машину полностью. Так что снять колесо теперь этим двум утренним злоумышленникам становилось затруднительно. Валеев понял, что поступил правильно и «Сэ, Бэ и Е» летящей сухой эмоциональной сцепкой промитинговали в его голове, но от радости.

Илья Петрович подбежал вплотную к виновникам утреннего автомобильного рейдерства и уже хотел предупредить, что сейчас будет вызывать полицию, как один из мужчин упал на землю и начал конвульсивно содрогаться. Его выкручивало, явно это был приступ, и мужчина находился в отключенном состоянии от действительности. Илье Петровичу даже на сотую долю секунды стало немного страшно. И он быстренько подумал, что это видимо наказание одному из мужиков за то, что он ворует. И как говорила Агнесса Яковлевна: «Закон кармы никто не отменял!», это как бумеранг – запустил и думал, что никто не заметит, а он – прилетел. Пусть через время, но он, этот бумеранг, обязательно прилетает. А в ситуации с машиной Ильи Петровича закон кармы для этого мужчины, видимо сработал мгновенно.

– Скорую, вызывай! Быстрее! – заорал, как когда – то Илья Петрович, мужчина, который обозвал его сморчком. Он бросил резко заниматься колесом и очень быстро ногой, отодвинул какие – то инструменты, которые они успели принести с мужчиной, которому стало плохо. Еще быстрее снял с себя футболку, скомкал ее и подложил тому же под голову, чтобы тот не бился головой об асфальт.

«Сэ, Бэ и Нэ!» – успел подумать так же быстро Илья Петрович. И неожиданно для себя закричал:

– Почему я? Вы меня обкрадываете, а я за это еще и скорую вызвать должен?

– Телефон у тебя! Вызывай, скотина, быстрее! После с твоей колхозной тачкой разберемся!

Видимо слово «скотина» подействовало мгновенно так, потому что Илья Петрович даже не успел почувствовать социально унизительное положение того, что он в хлеву. И стал судорожно на своем мобильнике набирать ноль три, потом треснул себя по лбу и стал заново набирать сто три. Вот незадача! Он реально забыл, что надо единичку впереди ноля ставить, если с мобильного вызываешь. Илье Петровичу ответили, и он очень виртуозно сообщил диспетчеру скорой помощи о том, что человеку плохо без лишних отвлечений на несущественные моменты, ну такие как, что мужик этот вор в действии и приступ его подрубил прямо, когда тот реально воровал у него, например. И выглядело это так: «Примите вызов! У незнакомого молодого мужчины в моем дворе две минуты назад и по настоящее время случился приступ. На вид мужчине лет тридцать. Его тело трясет, сильные судороги, он вне сознания, лежит на асфальте. Около него мужчина, который его знает и оказывает ему первую медицинскую помощь. Я звоню Вам по его просьбе. Адрес: улица Садовая, дом пятнадцать, подъезд первый. Скорее!»

А в это время, пока Илья Петрович звонил и вызывал бригаду скорой помощи, спасатель – друг этого мужчины также ни на что, не отвлекаясь, продолжал оказывать первую помощь. Он аккуратно развернул страдающего недугом на бок и сел рядом, слегка поглаживая его по плечу, не пытаясь удерживать как – то. Приступ был сильным, или может не таким сильным, как страшным в какой – то степени. Молодой мужчина извивался словно змея, туда – сюда, его тело ходило ходуном и билось, билось в мелких судорогах. Илья Петрович молча, подошел и сел рядом с ними со стороны больного. И в это момент ему тоже стало плохо, плохо на душе, то состояние «когда кошки скребут». Скорая уже была в пути. Илья Петрович повернулся к здоровому мужчине и как – то обреченно спросил:

– Почему скотина? Сам бы как себя повел, а? Врезать бы тебе, да и ему за колесо моей тачки колхозной…

И мужчина ему ответил:

– Прости, мужик, трухануло меня! У Игоря давно приступов не было. Ремиссия, мать ее, он и расслабился, да и я тоже. Не хотели мы колесо с твоей нормальной тачки снимать и не воры мы. Нормальные рабочие люди, извини, брат. Сейчас Игорьку полегчает, и я все на место поставлю.

Илья Петрович Валеев ощутил внутри себя странное амбивалентное чувство – враждебности и теплоты одновременно. С одной стороны – ему хотелось справедливости, ну, чтобы все по закону, а с другой – он очень захотел помочь этим двоим, особенно Игорьку.

В детстве, когда Илья Петрович был маленьким, младший брат Камиль постоянно попадал в нелепые истории, а вместе с ним и Илюхан. Родители сильно не разбирались, особенно мама, которая была огненных армянских кровей с примесью еще всяких разных. Она начинала заранее до их с братом прихода причитать на весь дом так, как – будто хотела, чтобы все ее слышали. То есть, слышали то, как она правильно воспитывает своих мальчиков и ничего не оставляет без своего родительского внимания. Ко всему прочему мама двух братьев Валеевых очень сильно всегда жестикулировала руками и в моменте тоже была, как – бы не здесь. И трогать ее тоже нельзя было, кстати, и гладить, тем более. Все, что можно было сделать, слыша ее упреждающие воспитательные оры из окна, так это дойти сначала до дома и потом… тихонечко стоять в прихожей, опустив глаза в пол. Вот и сейчас эта амбивалентная тема чувствования раздирала Илью Петровича изнутри потому, как ситуация с мужиками была очень похожа на ту, как с мамой: где и любишь сильно и подраться хочешь. Как минус на плюс, потом наоборот, и эмоциональное равновесие удержать трудно, но надо. Для себя же, чтобы не разорвало в крайности поведения. Поэтому Илья Петрович осознавал, что сейчас важно прислушаться к себе, чтобы увидеть, что перетягивает больше, там минус или плюс, а потом дать эмоцию для того, чтобы отреагировать честно на ситуацию. И он прислушался…

Всплыло сразу, что Камиль рос жутко несносным ребенком, из – за чего Илюхан попадал вместе же с ним в самые дурацкие ситуации. Однажды, как – то брат перевернул огромный чан с долмой, а мама, бабушка и прабабушка, наверное, целый день, эту долму крутили и складывали. Конечно, чан уже был с водой и его собирались ставить на огонь, да что – то отвлекло женщин и Камиль, как назло пользуясь этим случаем, решил поэкспериментировать. Он надел аля – рыцарские доспехи из старого новогоднего костюма богатыря, взял крышку от большой кастрюли для щита, достал пластмассовый меч, подошел к чану с долмой, который стоял на столе и начал активно протыкать его содержимое. Камиль считал, что если он будет сверху под прямым углом наносить резкие удары, то не должен повредить ни одной долминки, так как долму по кругу плотно укладывают, где при наливании воды все равно образуются малые пустоты, в которые он – то и должен попасть. Долму Камиль решил назвать долминкой, потому что тогда было понятно, что долминка – это одна штучка из всей долмы. Он так рассуждал. И по глубокому убеждению Камиля, если женщины Валеевского рода придерживались правильной рецептуры приготовления долмы, то все должно было остаться в первозданном виде. Но не тут – то было! С третьей попытки проверить рабочесть своей гипотезы Камилю не удалось так, как все накрылось медным чаном, как в том выражении «медным тазом». В прямом смысле, только чан накрыл долму, а двух братьев в скорости – «медный таз» их мамы. Чан с долмой под своей тяжестью и устоял бы, да вот Камиль прямой угол втыкания своего меча в него не рассчитал, так как латы новогоднего костюма богатыря перевесили, и Камиль, ухватившись за чан, полетел вместе с ним на пол. Был жуткий грохот! Долминки из чана вывалились, вода наполовину вылилась, младший брат Ильи Петровича в этом всем рядом на полу лежал, а сам Илья Петрович в ужасе смотрел на происходящее. Он такого, даже тогда предположить не мог, что Камиль на такое практическое решение теоретической гипотезы способен. Если бы, был он, Илья Петрович, то заранее бы все подготовил, потом понемногу внедрял и только после этого, отважился бы на геройский эксперимент с долмою. В общем, с тех пор, когда Илью Петровича наказали, а Камиль отделался всего лишь легким испугом, Илья Петрович долму не любил, ни какую. И эти эмоции с порождением одномоментно полярных двух чувств любви и ненависти всячески и предательски возникали у него, когда он попадал в ситуации невосторжествовавшей справедливости. Вот и сейчас у Ильи Петровича было это состояние жестко незакрытого гештальта в детстве. И он, ведь, правда, страдал от этого. Поэтому слово «скотина» в его адрес сегодня приняло сторону спасательной функции, чтобы маленький Илюша во взрослом Илье Петровиче уж совсем как – то не просел в метаниях между своими чувствами. Скотиной у него всегда был Камиль и младший брат об этом знал. Но чаще Илья Петрович так называл его у себя в голове от одной дурацкой ситуации к другой, чтобы Камиль из мелкой скотины в крупную не перерос. Все дело в дозе, иначе «топор братской междоусобицы» не зарыть. Поэтому бывает так, что лучше не сказать вслух, но с пониманием того, что именно сейчас это и не обязательно, а только в исключительных случаях. А сегодня утром Камиля не было и «скотина» прилетело к нему. Разве это справедливо?

– Меня Артём зовут, – сказал мужчина не вор и протянул руку Илье Петровичу. – Мужик ты хороший, я сразу это понял. Игоря жалко, брат мой младший.

«Вот это да «Сэ, Бэ и Е»! Прямо близнецы – огурцы возле его колхозной тачки с утра встретились! – подумал Илья Петрович. – Вот же, как в жизни бывает! Тоже встрял из – за младшего брата, возможно и идея свинтить колесо с его новенького выпуска белой «Audi A4» с крутым кузовом, его и была. Да… сейчас бы кофА… Остыл и невкусный стал кофА».

– А меня, Илья Петрович, можно просто Илья – ответил Илья Петрович. – Ты тоже ничего так, для старшего брата.

И они оба обратили внимание, что Игорь перестал судорожно изгибаться и, просто тихо лежал. Артем быстро достал ручку из кармана джинсов и что – то так же быстро записал на своей руке. Потом посмотрел на Илью и сказал:

– Время записал для врачей, начало приступа и окончание, так надо делать, привык уже.

У Игоря постепенно дыхание стало приходить в некую норму по сравнению с тем, что было. Молодой мужчина спокойно лежал на левом боку и ровно не глубоко дышал. Лицо его еще было слегка белым, но при этом очень расслабленным. Артем все еще гладил по плечу своего младшего брата, и в какой – то момент поднял глаза на Илью и Илья Петрович увидел в них столько боли, любви и заботы, что готов был к тому, чтобы его еще раз назвали «скотиной». Да… и он посмотрел на свои кожаные домашние тапочки – чувяки, которые ему подарил Камиль на новый год. Чувяки были бордового цвета, ручной работы, расшитые золотой нитью. Очень качественные и эксклюзивные. Ну, такие, в своем роде единственные, яркие, в каком – то мужском смысле, эпатажные что ли, как впрочем, и часто дурацкое поведение родного брата Ильи Петровича. ..Коня нет, пришпорить нечем, машина есть крутая – педали только жми, вместо рубашки и галстука – футболка белая брендовая без надписей всяких, джинсы светло – голубые, тоже брендовые и вместо туфель черных лаковых со шнурками – кроссовки, конечно, брендовые. Но сейчас на ногах у Ильи Петровича вместо кроссовок были бордовые кожаные чувяки. На самом деле у бизнесмена Валеева все и это было, и многое другое, и костюм, и не один, тоже имелся.

– И долго он так теперь лежать будет? – обратился Илья Петрович к Артему.

– Каждый раз по – разному в себя приходит. Бывает, что и меня сразу узнать не может, а еще у него, как провалы в памяти потом случаются. Что – то знал и забыл, представляешь, каково это человеку испытывать? Эпилепсия у него, слыхал про такое?

– Да, слышал, это конечно, очень серьезное заболевание. Но контролировать ведь приступы можно, если правильно лечиться, верно?

И Илья Петрович на мгновение представил насколько мог себе это позволить, как бы он справлялся в такой ситуации. Да никак! Как и этот молодой мужчина по имени Игорь! В народе эту болячку называли очень просто – «падучка», «чёрная немочь», и тогда люди думали, что это божья кара, которая с небес на человека спускается в виде судорожных приступов с кратковременным помутнением рассудка. А потом, вообще серьезно озадачились тем, что такой человек находится под властью дьявола, и вылечить его можно только путем религиозных ритуалов, знахарских заговоров и магических заклинаний. «Да… все – таки бедный этот Игорь.. – размышлял Илья Петрович. – Так встрять, где не то, что «Сэ, Бэ и Е», а «Сэ, Бэ и Нэ» при всей своей русской эмоциональной трагикомичности, бессильны. Полная потеря контроля?! Это же громкий ужас! Как эти высоковольтные вспышки в голове могут возникать и более того, захватывать вокруг себя пространство в человеческом мозге, а потом, бац, и разряд дают. Захватчики – чёртовы! Это страшно – потому, что хоть накануне с вечера на утро зубную щетку с зубной пастой готовь, хоть обувайся стоя, хоть волосы прабабушкиным методом поддергивай, про «Сэ, Бэ и Е» молчу уже, все равно не угадаешь и не приготовишься. Да… даже если бы можно было бы, ну, например, так и быть, запланировать приступ раз в две недели на среду. А он раз и по два раза на каждой неделе случился бы и что?! Господи! Выбивает из жизни напрочь! Тут не то, что про кофА забудешь, и завтрИкать перестанешь, так тоже говорила Агнесса Яковлевна».

А вот почему именно завтрИкать никто не знал. Но завтрАкать у прабабушки для всех членов семьи Валеевых, было делом непривычным, а завтрИкать, наоборот, лучшим профилактическим средством поддержания эмоционального баланса между восполнением дефицита общения внутри поколений и банальным утолением чувства голода у всех присутствующих.

«Да… неизвестно еще кому повезло: Игорю, с его периодическими напрямую отключениями от жизни или, ему, Илье Петровичу, с его беспокойным умом с наружными антеннами без высоковольтных разрядов, косвенным путем?..»

– Верно, – перебил размышления Ильи Петровича, Артем, – можно свободно контролировать приступы, когда есть деньги на постоянные лекарства. И когда твоя любимая женщина, попавшая в пожар и которую ты на руках вынес, не бросает потом тебя из – за того, что ты теперь инвалид и не можешь устроиться на нормальную работу.

– А как – же пенсии инвалидам, поддерживающие пособия, социальные льготы, бесплатные лекарства, помощь в трудоустройстве? – возмущенно поинтересовался Илья Петрович.

– Илья, ты что чокнутый или больной?! – с круглыми глазами завопил Артем. Ты помнишь Сашу Абдулова, который играл главного героя в фильме «Гений»? Так вот, там была одна классная фраза, что «Россия – это страна непуганых идиотов», понимаешь?

– И чтооо? – не сдерживая своего внезапно накатывающего гнева, значительно повысил тон Илья Петрович.

– А тооо! Что нелепость возникающих ситуаций в нашей стране происходит из – за наших же отдельно взятых людей, которые своими негативными и безрассудными действиями наносят вред обществу и все это отражается на всем, в том числе и на некорректности законов. Которые, с одной стороны – вроде как помогать должны, таким людям, как мой брат, а с другой – они же вдвое больше начинают забирать, ограничивая их возможности поддерживания, хотя – бы, среднестатистического уровня качества жизни.

– Что ты и делаешь, вгоняя своего родного младшего брата в ваши общие негативные и безрассудные действия! Тем самым наносишь ему, себе и мне, как обществу, вред! Помогаешь так? А то, что ограничиваешь еще как, ничего?! Его, себя, да и меня тоже, да что там! Страну нашу! В возможностях уйти от подобного рода высказываний, даже в фильмах?! – заорал и вскочил раскрасневшийся Илья Петрович.

– Ах, ты скотина бизнесменская! Из леса вышел, а что сморчкам последним не место на полянке забыл?! – более резво подскочил Артем и уже хотел врезать кулаком Валееву, как услышал слабый голос младшего брата:

– Темыч, не надо, я в порядке. Не бей его, мужик не причем. Я один виноват во всем, – и Игорь закрыл глаза.

Валеев уже рад сам был подставить свое лицо под удар лишь бы не видеть того, что происходило. По щеке Игоря медленно катилась слеза. Такая, как – будто слеза всей нашей страны. По – крайней мере, Илье Петровичу так показалось. Его, как кипятком обдало, ему стало так больноооо, так защемило в грудине, так плохо, что он готов был лечь рядом с этим, страдающим недугом, мужчиной, да и вообще, рядом со всей Россией. И он вспомнил свою Агнессу Яковлевну, которой, когда было плохо, да и хорошо тоже, то она начинала за все подряд благодарить жизнь за то, что она жива. Какая – бы не была ситуация – просто благодарить. Это был ее еще один из лучших лучший, рабочее – крестьянский вариант налаживания доброй связи с самой собой и миром. И Илья Петрович, практически не двигаясь, начал благодарить жизнь без «Сэ, Бэ и Е». За себя, за семью, за свою любимую прабабушку, за эту и другие ситуации, за работу, за кофА, за завтрИкать, за жизнь!

Тем временем Темыч буквально кинулся к младшему брату, стал снова его гладить по плечу и быстро – быстро говорить:

– Игорек, ну, слава богу! Пришел в себя! Фух, каждый раз мне так страшно за тебя, братик. Ты дыши, дыши, не волнуйся, все хорошо. Отпустило тебя? Чувствуешь свои руки, ноги, не немеют ли? – Потом огляделся по – сторонам, да как закричит:

– Да где же эта вонючая скорая?! Двадцать минут едут уже! Здесь же первая помощь нужна! Ну, скоты!

Илья Петрович понимал Темыча, как никогда. Да, ему было жаль его брата Игоря, его самого, а еще свою машину, с которой они хотели снять колесо! И у них это почти получилось! А также жаль, невыпитый с утра свой горячий кофА, с вечера запланированный незавершенный утренний ритуал, позавтрИкать, «Сэ, Бэ и Е»!

Во двор дома, который находился на улице Садовой пятнадцать, влетела машина скорой помощи. Тут же стали подходить обеспокоенные и просто, любопытные прохожие. Из машины вышел врач, довольно взрослый мужчина и молоденькая пигалица медсестра. Они сразу же направились к лежащему на боку Игорю. Потом из машины нехотя вывалился зевающий водитель и сразу же закурил.

Начались стандартные вопросы у врача к Игорю во время осмотра. Юная медсестра пугливо оглядывалась по сторонам, как вдруг ее взгляд привлек внешний вид Ильи Петровича, вернее, его бордовых кожаных чувяк, расшитых золотой нитью. Она заулыбалась. Илья Петрович заметил это, и тоже ей улыбнулся в ответ. Он хотел отвлечься немного от этой незапланированной им истории, а юная красавица как – раз очень для этого подходила. Девушка была красива, стройна и приветлива. У нее на голове были аккуратно собраны в пучок волосы темного цвета. Пучок был плотным, но большим. Ее лицо открывало миловидную прелесть женского непорочного естества. Глаза излучали интерес ко всему, что происходило. Илья Петрович обратил внимание, что осанка у девушки была прямо точенной и у него создалось впечатление, что возможно, многократные танцевальные па долго не оставляли ее хозяйку в покое. Ему нравились такие девушки. Они были, как правило, воспитаны в старых добрых семейных традициях, дружелюбны, умны и не растрачивались на поверхностные отношения, а тем более, на совместные проживания, которые не предполагали создание семьи.

– Вика, – позвал врач медсестру. – Приготовь мне, пожалуйста, – и назвал какое – то успокаивающее лекарство, потом повернулся к Артему и сказал:

– Мы его забираем так, как не знаем, вдруг приступы возобновятся. А это очень серьезно, тем более, мне не совсем понятен медикаментозный контроль, который осуществляет больной. Это не игрушки, здесь может один раз и последний так тряхануть, что пациент, просто окажется прикованным к постели, простите.

Илья Петрович стоял в растерянности. Вот так ситуация, прямо морально – нравственная дилемма… С одной стороны, эти мужчины – воры, а с другой – их воровство, как очевидный крик души, которая не может больному телу одного из них обеспечить своевременный прием лекарств по понятным уже причинам. Что делать Илье Петровичу? Он недоумевал, пока Темыч в объяснениях скакал перед врачом скорой помощи. Он ему показывал, записанное время приступа – от и до, сильно жестикулировал, но Илья Петрович этого не слышал. Колесо так и не успели открутить. Идиоты! Навозники! «Сэ, Бэ и Е!» Только раскурочили рядом имеющиеся гайки! Как же сейчас была уместна эта фраза из художественного фильма «Гений»! Да…

Игорь поменял свою позу на земле и уже сидел полулежа. Видно было, что ему становилось лучше, но вставать он еще опасался. Медсестра сидела на корточках возле Игоря и заполняла шариковой ручкой, какие – то бумаги, но время от времени очень серьезно поглядывала на него. Тот не проявлял никакого интереса к ней, а был занят тем, что о чем – то интенсивно думал, и это было, очень заметно.

Илья Петрович, еще раз, любезно окинул взглядом сидящую медсестру – красавицу и зачем – то пошел к водителю машины скорой помощи. Господи! «Все только начинается!» – отчетливо пульсировало у него в голове. И тут же вспомнил про своего младшего брата Камиля, с которым, попадая в дурацкие ситуации, тоже всегда «Все только начиналось!» Он любил Кама, но ровно настолько, насколько позволял ему его более – менее планируемый «Сэ, Бэ и Е!» Камиль еще тот товарищ был! Шилопопый жук – бунтарь! Нет, экспериментатор – вдохновитель! У брата Ильи Петровича имелась необузданная страсть к особому практическому познанию окружающего мира. И в ход для обеспечения такого жизненного подхода шло все, что попадалось под руки, под ноги и на глаза. Полотенце, подсвечник, старое фото, портсигар, спица от велосипеда, осколок от разбитой тарелки, перо, перегоревшая лампа и многое другое. Пока Илья Петрович шел к водителю машины скорой помощи, он еще успел подумать, что расстояние, какое – то растущее и никак не заканчивается. И еще, параллельно зачем – то он отчаянно перебирал все те предметы в своей голове, с которых начинались и не заканчивались их дурацкие истории с Камилем. И вспомнил один забавный случай. Когда – то они с Камилем пошли в старый сарай – развалюху, который находился в их армянском дворике. Армянский дворик напоминал собой густо налепленные старые постройки с несколькими деревянными лестницами на второй этаж, а то и на третий, объединенные ими же. Такие жилые многоскворечники очень нравились Илье Петровичу. Он чувствовал себя там в безопасности, в беззаботности и, наконец, в радости, несмотря на одолевавшие его уже в раннем возрасте «Сэ, Бэ и Е». И даже, когда Агнессы Яковлевны не стало, а ее малюсенький домик – двушечку продали, то он все равно туда приходил и напитывался силой рода. Армянского, татарского, кубанского, да какая разница. В армянском дворике жило целое интернациональное государство. Бывало так, кто пирожков с картошкой на свою семью жарит, тот еще и детишек во дворе угощает. Кто шишару готовит или гату с ореховой начинкой, тот также. Никто ни с кем не договаривался, все делалось с отеческой заботой и материнской любовью. Как для себя, так и для других. Было какое – то человеческое единение, тепло, праздник от общения, но и сорились, конечно, также горячо, как и дружили. И в этом сарайчике Илья Петрович с Камилем нашли очень древний, местами поржавевший, мопед, который был еще на ходу. Это выяснилось позже. Камиль, как обычно, уселся первым и приказал, чтобы Илюхан его выкатил. Он решил, что будет рыцарем, а старший брат, вторым конем. И надо отдать должное, что эта идея даже понравилась Илье Петровичу, который тут же стал раскачивать мопед. Эти неповторимые звуки скрежещущего железа услышали другие дети во дворе и прибежали в сарайчик к братьям Валеевым. Они дружно и охотно встали на свободные места коней в упряжке и дали толкача без подготовки рысцой. Теперь коней у рыцаря Камиля было четверо вместе с братом. И тут, этот мопед, как покатился, как дал скорость, кони, как горох рассыпались кто куда, а рыцарь прямиком налетел на хлипкий деревянный туалет во дворе. В туалете сидел дядя Коля, который читал местную газету и курил папиросу. О, боги! Геракл, Зевс и Гермес! В тот момент братья Валеевы подумали, что разверзлись небеса. Дядя Коля попой провалился в дырку в этом туалете, застрял и повис. Благо, это дырка небольшого размера была, иначе бы и Илюшу, и Камиля наказали бы на веки вечные. Газета упала, папироса рядом, пошло самовозгорание. Дядя Коля очень и очень много раз дико проорал: и «Сэ, Бэ и Е», И «Сэ, Бэ и Нэ» и «Сэ, Бэ и Пэ»! Со всех квартирок дружного армянского дворика выбежали люди. Перепуганного и заплаканного Камиля стащили с мопеда, его верным коням выдали порцию воспитательных пилюль и бегом стали тушить деревянный туалет и вытаскивать дядю Колю. И Валеев старший тогда навсегда осознал, что куда с Валеевым младшим не пойти, как добрый рок будет преследовать фраза «Все только начинается!» Илью Петровича серьезным образом наказали родители за потворство младшему брату, которого постоянно тянуло в латы, доспехи и на коня. Илюхану ограничили время просмотра разных досуговых программ по телевизору, и это был удар «ниже пояса», в том числе и от брата, который ржал, как тот конь, которого не было у Ильи Петровича, а то бы пришпорил с удовольствием. А Камиля, просто пожурили за малоопытность в обращении с такими вещами, как мопед и отпустили. Сарай самый старший Валеев починил, и туалет новый сколотил. Агнесса Яковлевна все смеялась, что шороху навели, так навели. А нечего рассиживаться в туалете, чтобы газеты читать и папиросы курить! Туалет чисто для справления малой и большой нужды. Зашел, опорожнился, вышел и все. А газеты и папиросы – это создание очереди, порождение сплетен во время ее и дурной общественный тон. В общем, дядя Коля не пострадал, но до самого конца своего жизненного пути, уже старый и дряблый был, всегда при виде двух братьев Валеевых после дружественный беседы грозил им и говорил: «Ух, я Вам! Сэ, Бэ и Нэ!» И все трое смеялись. Очень душевно всегда это было, ни капли злости и осуждения. Хороший мужик дядя Коля был.

И Илья Петрович не заметил того, что уже минуты три топтался около водителя скорой помощи. А тот вообще на него не реагировал, и вот интересно, что сигарета у шофера никак не заканчивалась. Или же, он успевал сразу прикуривать от догоравшей, новую. Илья Петрович повернулся к нему лицом и сказал:

– Дурацкая ситуация. Прямо попал, так попал.

– В смысле, попал? – продолжая курить, поинтересовался у Ильи Петровича водитель скорой помощи. – Все ясно, как божий день. У мужика приступ эпилептический случился, это его брат, ты неравнодушный к чужому горю человек. Какая дурацкая ситуация? Мы приехали и работаем. Все нормально. Или может, ты так впечатлился, что тебе седативного чего дать? Вика, иди сюда, если ты освободилась!

Илья Петрович был потрясен. Обычный шофер кареты скорой помощи, а разговаривает, как настоящий врач. И тот, как понял это, засмеялся и продолжил:

– Да ты, брат, не удивляйся! Я даже роды принимал как – то раз!

К ним подбежала встревоженная Вика, недоверчиво посмотрела на улыбающегося водителя и строго сказала:

– Опять вы, Георгий Павлович со своим шуточками! Вы что доктор, что так смело человеку седативное рекомендуете? Георгий Павлович, ну хватит уже, пожалуйста! И особенно, про роды!

Потом повернулась к Илье Петровичу, который стоял очарованный естественной красотой девушки и ее открытой манерой общения, и сказала:

– Я сейчас врача позову. Я сама без его ведома ничего делать не могу. Здоровье человека – это очень серьезно. А вы пока, присядьте, у Георгия Павловича раскладной табурет имеется. Да?

– Да, – язвительно парировал Георгий Павлович, потом, как солдат выпалил – есть, товарищ медсестра! А роды я у собаки принимал, когда одну пациентку с болями в сердце везли. Не с кем и не на кого было собачку оставить, одинокая пациентка была. Собачку взял с собой в кабину, жалко ведь. Наказал ей сидеть тихо, иначе выгонят водителя такого, а она вдруг взяла и решила ощениться. Вот и пришлось по прибытию в больницу и собаке помощь оказать. А так, как я не медицинский работник, а всего лишь при медицинском дворе, то собачьи роды, как раз по мне. Все прошло идеально. Сучка жива, четыре щенка тоже, все счастливы. Особенно, хозяйка собаки, которую через десять дней выписали, и грустить запретили. А тут, добро такое, гав да гав, любого на ноги поднимет и веселья придаст. Пришлось собаку – роженицу с щенками к себе на временное проживание взять, а потом отвезти обратно на постоянное место жительство. Попал, так попал, а ты говоришь дурацкая ситуация… сейчас табурет принесу.

Вика сразу ушла, не дослушав сказы Георгия Павловича про его рыцарские подвиги во врачебно – дорожной практике. Она подошла к доктору и что – то ему сказала. Тот, повернулся к Илье Петровичу, окинул внимательным взглядом и крикнул:

– Ожидайте!

Вика пожала плечами, мол, как освободится, подойдет, здесь людям больше нужна помощь. Илья Петрович мучался, да еще и в этих бордовых тапках, расшитых золотой нитью. Как – то не по бизнесменскому фэн-шую он сегодня выглядел. Вроде бы все, как обычно, но не дома у себя на кухне с кофА и позавтрИкать. «…Что же делать ему в этой не дурацкой ситуации, где он не попал, так не попал? – интенсивно думал Валеев. Да что же это за «Сэ, Бэ и Нэ!» Как быть? Понять, простить и забыть? Или понять, простить и наказать? Или чтооо?! Понять, простить и денег дать? А Артем потом дальше будет также содействовать своему младшему брату в укреплении этого выражения про страну непуганых идиотов. Ничего не понимаю, – злился про себя Илья Петрович – вот бы кофА глоточек, а лучше пять!»

Игорь уже даже встал и пересел на скамейку, врач вместе с Викой и Артемом подошли к нему. Опять что – то обсуждали, доктор снова записывал, отрывал листики и отдавал то Игорю, то Артему. А Георгий Павлович, водитель машины скорой помощи пошел за складным табуретом, находящимся в ней, потом развернулся и пошел к застывшим прохожим. Подойдя к ним поближе, он стал разгонять эту маленькую толпу из зевак. И у него это, надо отметить, очень хорошо получалось. Почти как принятие родов у собаки. Георгий Павлович был человеком простым и доступным во всех планах. Поэтому, как – будто само собой, он уже стоял с разложенным табуретом в руках возле Ильи Петровича и ожидал видимо от него хвалебной оды в свой адрес за оперативность в выполнении серьезного медицинского задания.

Илья Петрович, увидев Георгия Павловича, как – будто очнулся от своих тревожных мыслей и поблагодарил заботливого водителя:

– Спасибо вам большое! Я с удовольствием присяду.

Георгий Павлович, расплылся в улыбке, и ответил:

– Да всегда, пожалуйста! Рад помочь!

А потом призадумался и добавил:

– Я вот приметил, что много думаешь ты. И думаешь, как – то непродуктивно. Со стороны видится, как – будто ты, как белка в колесе. Ты уж, прости великодушно, я человек простой, как живу, так и говорю. Так вот, я вижу, что ты – это белка, а колесо – это будто твои мысли. Ты не пробовал хоть раз остановиться и выйти из колеса? Ведь так намного интереснее и веселее жить. И продуктивность мыслей повысится, и беспокойство со временем исчезнет. Или вот, знаешь, женитьба очень хорошо помогает. Там женщина с удовольствием этим всем занимается, а тебе только поручения дает и умиляет вездесущестью своего мозгового потенциала. Я уже тридцать два года, как женат, а ты?

Да «Сэ, Бэ и Ё»! С этого момента Илья Петрович мог только от этого набора букв стартовать. Он присел на раскладной табурет и очень внимательно посмотрел в глаза Георгию Павловичу, как – будто хотел прямо в душу ему заглянуть, как мужчина мужчине. Это была очень болезненная тема для Валеева. Он всегда искал это счастье – быть любимым и любить, конечно. Все его немногочисленные романы заканчивались не очень. Илья Петрович был сильной половой конституции, а это не каждой девушке, женщине подходило. Потому как для него занятия любовью, образно говоря, было сродни утренней пробежке для человека, который жизнь не мыслит без бега, как только открывает глаза после сна, например. Илья Петрович, как только начинал осознавать, что женщина ему симпатична, то сексуальный импульс уже раз пять окутывал ее эротическое пространство. Валеев с трудом контролировал себя. Как шел на сближение сам не понимал и не помнил. Голова, руки, ноги и все к этому прилегающее, было ему неподвластно. Валеев не хотел быть вероломным, сексуально озабоченным мужчиной, он просто так гормонально реагировал на женскую природу. Это все портило! Женщинам сначала нравились его нежные мужские выпады, потом этих выпадов становилось слишком много, а не каждая женщина готова была идти в близость, даже и через продолжительное время. И давала понять это Валееву, который старался сдерживаться, но все равно срывался. И уступившая однажды, навсегда становилась заложницей его божественных ласк и мужской харизмы. И все бы хорошо и дело в любовь, но очень частые его интимные аппетиты отпугивали женщин. Они не выдерживали его мощного сексуального пресса, а Валеев, просто был такой по своей мужской природе. Активный, половозрелый с проявленным сексуальным импульсом молодой человек. А может, они не любили его просто…

Он очень хотел семью, детей, ну не просто так, как Агнесса Яковлевна пыталась ему, чуть ли не с младенчества впихнуть вместе с очередной ложкой супа, что «Начертей любовь эта в семье!». Она серьезным житейским образом считала, что только взаимное честное уважение супругов друг друга и совместный бытовой труд способны создать крепкую настоящую семью. А любовь эта – так, чисто прерогатива отрочества и не более. И все эти сексуальные запросы и потребности не что иное, как соблазны и искушения развратной жизни, а советский человек, как один из винтиков большой красной машины, думать больше обязан о процветании благосостояния общества. И делать все, конечно, во благо светлого коммунизма, где это и будет его первостепенной любовью и заботой о своей семье, о будущем своих детей, которые дальше это будущее двигать будут. А чтобы силы для этого были, то необходимо высыпаться по ночам, а днем – на работу ходить и работать. Поэтому «Начертей любовь эта!» А подростка Илюшу тем временем, одолевали эротические сны, как это бывает часто у нормально развивающихся ребят. Красивые, прекрасные, захватывающие, всепоглощающие, восхитительные, нежные, одурманивающие, сладкие, влажные сны. Илюша подросток реально думал, что он находится в каком – то другом параллельном мире. Ведь там у него была одна и та же девушка, очень соблазнительная, яркая, чистая, светлая, естественная. Никакой пошлости и налета вульгарности. Настолько Илюша с ней в своих ночных снах придавался плотским удовольствиям, что утром его трусы были насквозь пропитаны непроизвольным семяизвержением, и его трясло от полученного физического сладострастия. Он быстро вставал, кое-как, вытираясь, надевал чистые трусы, какую – то спортивную одежду, кеды и выбегал поскорее из дома, чтобы все – таки с глаз родных постояльцев «Начертей любовь эту!» А трусы, которые так предательски могли составить ему дурную славу в глазах Агнессы Яковлевны и других домочадцев, он аккуратно сворачивал и после пробежки хозяйственным мылом застирывал. Ну, а дальше, с общим бельем смешивал, а иногда и сам вызывался все белье в машинку закидывать, чем вызывал всеобщее женское восхищение в своей семье.

Свои прекрасные ночные похождения во снах Илья Петрович и по сей день хранил у себя в памяти. Это был его тайный бесценный ресурс для поддержания своей мужской уверенности, потому как «Начертей любовь эта!», как – будто подкорку мозга ему прожгла. Илья Петрович всю свою жизнь незримо боролся с ней и доказывал, доказывал, что это не так. Нужна любовь, необходима хотя бы легкая симпатия, потому что и занятия любовью тогда другие, которые формируют уважение друг к другу, общие интересы, да тот же совместный труд. И он искал всю свою жизнь ту девушку, которая всегда неизменно приходила ему во снах с тринадцати лет, и со временем перерождалась в женщину равно, как и он в мужчину, вместе с ним. А потом он перестал доказывать всем, да и Агнессы Яковлевны не стало, что любовь первостепенна, успокоился, отпустил ситуацию. И вот, что интересно, сильный тип половой конституции Ильи Петровича сохранился, а женщин, как рукой смахнуло. Как – будто его прабабушка перед тем, как представиться, всех их заколдовала своим выражением «Начертей любовь эту!»

– Не женат я, товарищ водитель, – нервно буркнул Илья Петрович. – Не был, и не факт, что буду. Поэтому мозги, к сожалению, мне делать некому, кроме своей белки в колесе. Я бизнесом занимаюсь, строительным. Эти двое хотели с моей тачки колесо снять, в смысле, без моего ведома, украсть получается. И одному из них плохо стало, припадок эпилептический, как его брат сказал. А заболел он не по своей вине, а женщину свою любимую из пожара вынес, и после инвалидом стал, не смог устроится на нормальную работу, чтобы себе лекарства покупать и семью обеспечивать. Она его бросила. Понимаешь? А еще, понимаешь, что вины они своей не отрицают?.. Такой вот у меня вездесущий мозговой потенциал получается…

Георгий Павлович видно было, что как – будто в коленях просел, но он тут же громко ответил:

– Какая сука! Сочувствую мужику… Вот бывают же такие дряни среди нормальных женщин. Он ее спас, вторую жизнь дал, но не любишь, так скажи по – человечески, это же честнее будет для обоих. Зачем так мужика ломать?.. Мда… А знаешь, а ты возьми его себе на работу! Можешь, раз ты бизнесмен такой? Забудь про это колесо, раскаялся же мужик, что от безысходности на такой поступок пошел. Не повезло с бабой ему, вон как подрубило. Мда… Сука…

Георгий Павлович, живя со своей супругой в браке, все их тридцать два года совместной жизни, был реально счастлив. И сейчас пребывал в состоянии дикого ужаса, что такое, например, могло и с ним произойти. Вон с молодым парнем случилось же такое, а значит, никто не застрахован от такой ситуации в жизни. Георгий Павлович достал сигареты, на всякий случай зачем – то предложил Валееву, тот отказался и он, как никогда с чувством глубокой мужской солидарности закурил сигарету. Он думал о жизни, о том, как обмельчали сейчас люди, как все изменилось в стране, куда делись моральные принципы, человеческие ценности, настоящая любовь и о том, как ему повезло с его женой. Георгий Павлович сейчас вдруг резко осознал, что его Римуся никогда не бросила бы его, а он ее, даже, если бы любовь ушла. Но в тот же момент, он понимал, как любовь уйти и куда может, просто она переходит на другой следующий свой уровень. А та стерва, видимо изначально не любила этого парня. Да… Дела…

Илья Павлович озадачился высказываниями водителя машины скорой помощи, но еще больше предложенным вариантом решения из сложившейся ситуации. «Сэ, Бэ И Е!» Что же он раньше не додумался! Бизнесмен недоделанный! И вдруг у Валеева зазвонил телефон. Он не глядя на экран, принял вызов, и устало ответил:

– Да, алло…

– Алё, Илюха, ты на работе уже! Привет! – это звонил Валеев младший.

– А, привет, Камиль, джан! Нет, еще, я во дворе своего дома сижу. Со мной дурацкая история приключилась. Двое мужиков хотели снять колесо с моей аудюхи, да у одного из них приступ эпилепсии случился. Я вызвал скорую, сейчас врач и медсестра с ними, пока ничего не решили, как быть. На работу позже приеду, – ответил своему брату Илья Петрович. Он всегда при обращении к брату, добавлял армянское слово «джан», только не в прямом переводе – душа моя, жизнь моя, а в менее возвышенном контексте, как дорогой, родной. Все – таки мамин армянский менталитет давал о себе знать.