Ведьмины шалости бесплатное чтение

Водитель школьного автобуса, Гилберт Грин вез развеселившихся девятиклассников с победного хоккейного матча, в котором они, «Белые медведи» Старшей школы Бридж-сити одержали победу в гостевом турнире. Старшеклассники пели песни, открывали банки с колой; девчонки шумели, и даже мисс Фрост (классный руководитель) и тренер Тайлер подхватили пару припевов. Все в автобусе веселились, корме Гилберта Грина.

Его крайне беспокоили два обстоятельства.

Первое – его жена Роза должна была на днях разродиться и потому Гилберту не терпелось поскорее добраться до Бридж-сити, высадить учеников у школы и отправиться домой.

Вторая – погода. Гололед на шоссе ощущался легкими (пока что) мотаниями автобуса. Автобус нет-нет да терял сцепку с асфальтом. Быстро темнело, да в добавок в зеркало заднего вида Гилберт видел, как их нагоняет метель. Метеорологи передавали ухудшение погоды и сильные снежные осадки в районе Северо-западного Лэнд-парк − откуда Гилберт как раз и рассчитывал вырваться до шести вечера. Шоссе №9 прямым асфальтовым ковром чертило строгую прямую линию прямо от Севера-запада до Севера-востока. С одной стороны, это облегчало путь, однако на протяжении вот уже почти получаса им не попалось ни одной машины. Водитель не включал радио – не хотел мешать веселиться команде, а глядя в зеркало заднего вида сделал неутешительный вывод, что дьявольский прогноз погоды, скорее всего уже передаваемый по радио местными станциями, вот-вот накроет снежным льдом их желтый автобус. И если прогноз действительно гоняли по местным радиостанциям, то большинство водителей предпочтут отложить свои дела и остаться в теплом и надежном месте. И потому Гилберт нервничал. Он чуть давал газу, улавливал как автобус начинал вилять по асфальту, и слегка снижал скорость, тем самым не давая им всем попасть в буран.

Метель задула ледяными снежинками, окружая шоссе и все вокруг. Гилберт переключился на ближний свет и включил дополнительные опознавательные огни сзади и по бокам автобуса. За окнами мир обрел темно-синий цвет с мельтешащими снежинками. Видимость опустилась туда же, куда и температура в салоне. Пока этого, кажется, никто не заметил. Парни и девушки тянули гимн команды; смех и радостные возгласы с последних сидений доносились аж до Гилберта. А он ощущал себя словно в ловушке. Метель огрызалась сильными порывами ветра, и, казалось, снег стремился забиться прямо под колеса автобуса. До школы оставалось двадцать пять километров. И сейчас они виделись опытному водителю чуть-ли не проходимыми.

Даже представить страшно что будет, если автобус вдруг поломается, или они навернутся, вылетев с дороги.

− Гилберт, − водитель вздрогнул, слегка крутанув руль. Автобус чуть бросило влево. – Ой! Мисс Фрост уцепилась за водительский подлокотник. Гилберт плавно повернул рулевое колесо, выравнивая автобус. Мисс Фрост тоже вернула себе равновесие.

− Что-то слишком стемнело, вам не кажется?

− Да, мэм, так и есть.

− И видимость… упала?

Гилберт лишь угукнул в ответ.

− Как думаете…эээ… все будет хорошо? Ну то есть в таких погодных условиях опасно, наверное, ехать слишком быстро.

Гилберт машинально посмотрел на спидометр: сорок миль в час. До превышения скорости им еще как до Флориды. Но, пожалуй, учитель права. Водитель чуть сбавил скорость.

− Не хотелось бы в метель сильно снижать скорость, мисс Фрост. При таком снегопаде шоссе может сильно занести и проезд будет крайне затруднен.

Но скорости не прибавил. Тут к ним подошел тренер Тайлер.

− Порядок? – Не совсем понятно у кого спросил тренер.

− Я просто попросила мистера Грина чуть сбавить скорость.

Метель завыла снаружи с новой силой, да так, что радостные голоса школьников постепенно притихли.

− Ого, ну и темнота. Гилберт, сколько нам примерно осталось?

− Около двадцати трех миль, тренер. Хотя при такой видимости, не говоря еще о снежном покрытии на шоссе такое расстояние будем преодолевать раза в два дольше.

И лучше бы вы меня не отвлекали – подумал Гилберт. Он внимательно вглядывался в синюю белизну, сквозь быстрое мельтешение мелких, холодных снежинок стараясь не упускать из виду дорогу.

Автобус чуть подпрыгнул и вильнул. Резко и неожиданно. Кто-то из притихших школьников вскрикнул. Это отвлекло учительницу, и она вернулась в салон успокаивать детей. Скрытие снегом неровности дороги; небольшие (пока что) снежные сугробы – все это крайне опасно даже для тяжелого автобуса. Тренер Тайлер пялился в ветровое стекло и не ничего не видел. Буквально. Он только ощущал под ногами как автобус катится по заснеженной дороге и видел напряженное лицо Гилберта.

− Мы в заднице, да? – Прошептал тренер?

− В полной. – Вторил шепотом Гилберт.

Школьный автобус с включенными сигналами словно желтый призрак катил по поглощенному бураном шоссе. Он налетел на окрестности словно хищник на долгожданную добычу.

Учительница успокаивал притихших детей. Даже парни выглядели напряженными, если не сказать растерянными. Тренер Тайлер прикидывал в уме сколько у них с собой осталось воды и потянулся к мобильнику – проверить связь. Одна полоска неуверенно указывала то ли о том, что сигнал еще есть, то ли о том, что вскоре его не будет. Гилберт старался вообще ни о чем не думать – мысли отвлекали от дороги.

Все пропустили удар. Автобус протаранил нижней частью здоровенный сугроб и смачно впечатался в снежно-ледяную твердь. Школьников с учителем бросило с мест; тренер чудом не улетел в лобовое стекло – в последний момент среагировал и уцепился за поручень, обеспечив себе вывих плеча. Гилберта не сильно швырнуло на руль – спас ремень безопасности.

Он тут же переключил передачу на задний ход и дал газу. Мотор глухо пробухтел и отказался заводиться. Гилберт попробовал еще раз. Натужный, кряхтящий звук не сулил ничего хорошего. Радовало только одно – габаритные и сигнальные огни работали, а это значит, что аккумулятор не пострадал.

Буран спешно покрывал школьный автобус ледяным снегом; бушующий ветер носился вокруг желтого корпуса в поисках лазейки, в еще теплое нутро уже замерзающей стали…

День Благодарения в этом году будет для Адрианы Гутьеррес особенным! Да, вне всяких сомнений. Приподнятое настроение Адрианы не могли испортить даже тридцатичасовая смена и выговор доктора Холла; этим утром ее имя было вписано в штат Городского Реабилитационного Центра на Раин-стрит. Она в деле! Врач-травматолог Адриана Гутьеррес – звучит сильно! Вчера, плавно перетекшее в сегодня, тридцатичасовая смена вызывала у Адрианы улыбку. Она справилась. Морозный Ноябрьский ветер мягко поглаживал часть парковки и небольшой сквер возле Центра, куда направлялась Адриана. В летнее время сквер пользовался популярностью среди персонала (устроить перекур с кофе, перекусить на одной из скамеек или просто проветрить мысли), однако с наступлением холодов территория небольшого сквера пустовала, как и голые ветви окружающих его деревьев. Только Сэм был на месте – продавец кофе и пончиков в своем теплом мини-трейлере – он дежурил в основном до семи вечера; правда иногда задерживался аж до десяти. В остальное время кофе можно было раздобыть только в кафетерии самого центра или у станции медсестер. Кофе Сэм варил первоклассный.

Адриана собиралась взять с собой небольшое капучино – он поможет добраться до дома, а дальше блаженные часы сна.

Потом она приведет себя в порядок и отправится на вечеринку к своим новым друзьям, с которыми познакомилась в реабилитационном Центре; всего пара месяцев и вот ее уже зовут на вечеринку в честь Дня Благодарения! И это будет ее первый праздник, проведенный вне семейного стола. И не в одиночестве.

Адриана сонно крутила приятные мысли в голове. Она уже прошла половину сквера и видела впереди мини-трейлер Сэма. Справа за сквером изогнулась парковка для персонала – и ее машина, как и она сама, станет частью здания Реабилитационного Центра. Думая о своем, Адриана не обратила сначала никакого внимания на сидящую на скамейке одинокую старушку в довольно легком для этого времени года пальто. И только надрывный всхлип старушки резанул по ее ушам словно скальпелем. Адриана чуть сбавила шаг и посмотрела в сторону старушки. Та сидела, чуть согнув спину на краю скамейки, и ветер играл с ее седыми кудрявыми прядями волос, торчащими из-под тонюсенькой на вид шапочки. Словно в это морозное утро, само одиночество приняло человеческий облик здесь, в пустом сквере Реабилитационного Центра, вокруг пустых скамеек и замерзших деревьев.

Старушка всхлипывала, печальным жестом поглаживая что-то у себя на коленях. Издалека Адриане показалось, что старушка гладит раскрытую книгу.

Стоит ли подойти? Сердце Адрианы сжималось от сочувствия к этой старой, и видимо одинокой женщины. Но может быть она ждет кого-то? Или расстроилась из-за неблагоприятных известий? Все же молодая Адриана видела подобные сцены, когда медицина был уже не в силах что-то либо сделать для пациента.

Но почему же тогда старушка не вошла внутрь? Зачем мерзнет на ветру?

Нет, тут явно что-то другое, не дурные известия расстроили старушку.

Ладно, с меня не убудет, подумала Адриана и подошла к плачущей старушке.

− Простите, с вами все в порядке? – Говорила Адриана почти без испанского акцента. – Может вам нужна помощь, мэм? Я доктор Гутьеррес.

Адриана стояла чуть в стороне, соблюдая некоторую дистанцию – не хотелось казаться слишком навязчивой.

− Ох, как глупо должно быть… − старушка быстро втерла слезы и неловко подбоченилась.

− Ничего, мэм, я не хотела беспокоить вас…

Старушка подняла взгляд на Адриану – заплаканные глаза блестели, и на секунду Адриане показалось, что блестят они не только от слез, но и от радости. Она быстро закрыла, как оказалось это был фотоальбом, и накрыла его вязанным шарфом, словно пряча дорогое сокровище.

− Нет, право милая, я оплакивала… даже не знаю…жизнь? Прошлое? Так глупо.

Адриана подошла чуть ближе.

− Ну что вы. Мне кажется, слезы уместны там, где их принимают.

Старушка заулыбалась детской улыбкой. Адриана буквально растаяла.

− Хотите я с вами посижу немного?

− Ой, что ты милая! Не стоит тратить на такую старую клячу время. Тем более я же вижу какая вы уставшая. Долгая смена?

Адриана ответила, усаживаясь на скамейку рядом с женщиной.

− Ничего-ничего. Я с удовольствием посижу пару минут.

Старушка смущенно отвернулась. Ее руки машинально поглаживали завернутый в шарф фотоальбом.

− Можно посмотреть?

Старушка не стала ничего отвечать. Она развернула шарф, раскрыла широкие страницы фотоальбома и повернулась к девушке. Старушка держала одну часть альбома, а молодая Адриана другую. Старость и молодость среди фотокарточек жизни.

На фото были изображены молодые люди; мужчины и женщины. В платьях тридцатых и сороковых годов. Парки и кафе; улочки и студии – наряды и лица сменялись страница за страницей. Старушка что-то говорила, поясняла и рассказывала какой она была молодой, модной и веселой. Как ее жизнь наполнялась светом, шиком и обожанием. Она показывала сморщенным пальцем на разных людей и говорила о них; говорила о себе и о том времени. Страницы несли в себе десятилетия старушки. Ее жизнь; ее память. Вот она с молодыми людьми и другими женщинами в окружении красивых автомобилей. А вот камера снимает ее возле афиши какого-то кинотеатра. Вот она позирует на пляже, а на заднем фоне веселятся ее подружки.

Адриана листает страницы, но почти не слышит, что говорит ей старушка. Она зачарована увиденным. Каждая фотокарточка утягивает девушку в запечатленные события разных лет незнакомки. Чужих лет. Адриана видела молодость, грацию, блеск и буйство жизни. Словно бесконечный праздник волшебства и нескончаемого веселья. И везде, на каждом снимке Адриана видела ее – прямую как стрела блондинку с пышно завитыми волосами и слезящимися от радости глазами. Сменялись десятилетия в альбоме; сменялись люди на фото; наряды и окружающее, а блондинка на фото кажется не замечала времени. Когда Адриана, полностью поглощенная фотоснимками и уже будучи не в силах от них оторваться перелистывала страницы, она теряла свои годы.

Старушка что-то говорила, но Адриана не слушала. Она ощущала на себе все прожитые годы старушки, вложенные в фотоснимки.

Седовласая женщина пододвинулась к молодой девушке и сказала на самое ухо:

− Я была молода и прекрасна. И буду такой снова. И снова. И снова. И Адриана вторила этому «снова» переворачивая страницы в альбоме отдавая старушке свои годы жизни.

Они менялись местами – Адриана старела и сгибалась, не в силах противиться заклинанию, и ее годы перетекали через фотоснимки в саму злодейку; а старушка молодела, вновь обретая, восстанавливая свои годы, забирая их у Адрианы с каждой просмотренной фотографией.

И никто не видел, как молодеющая старушка крадет жизнь молодой стареющей Адрианы…

В пепельнице медленно умирала очередная сигарета. Ее дымок поднимался над столом вписывая замысловатые узоры в сильно прокуренный воздух кабинета. Детектив Миранда Хоббс внимательно следила за тлеющими остатками сигареты. Смотрела, как красный уголек борется, цепляется за свою короткую, безнадежную жизнь. Ей казалось, что в последнее время эта метафора стала для нее чем-то вроде навязчивого словца или фразочки пляшущей на языке; и ни как ее не прогнать.

«Расчленитель трех кварталов» обвел полицию вокруг пальца. В пятый раз за этот месяц. Детектив уже получила три выговора от капитана; и недвусмысленный приказ покончить с ублюдком раз и навсегда. Миранда старалась. Она задействовала информаторов и помощников; вынюхивала кварталы с низу до верху. Черт, она даже выбила разрешение ловить урода «на живца» ― но все без толку. Она злилась, и теряла терпение.

Пять мужчин, разобранных на составляющие и оставленные на видных местах посреди трех кварталов Саут-Парка с периодичностью… не поддающийся логики. Пять мужчин, разделанных на равные куски, которые… вообще не имели друг к другу никакого отношения; все жертвы не имели ничего общего. Их ничего не связывало.

Кроме детектива Миранды Хоббс. Поправка – несостоятельного детектива Миранды Хоббс. Она медленно приложила палец к еще тлеющей сигарете в пепельнице и скривив губы от обжигающей боли помогла угольку умереть.

Вот так бы и с ним сделать.

Миранда Хоббс за время службы редко оставляла дела нераскрытыми. Да, неудачи случались, но такова жизнь. Люди творят друг с другом такую хрень, что порой диву даешься, как человечество вообще дожило до нашего времени. Детектив относилась к своим неудачам довольно спокойно, но не безразлично. Они подстегивали ее быть лучше, быть внимательнее и решительнее. И дело тут не в том, что она женщина – это не важно, в первую очередь она коп – а в том, что отдел убийств в целом снизил свои показатели. По статистики копы в отделе убийств понизили раскрываемость на тридцать процентов! Сотрудники на нервах; общественность на нервах; начальство на нервах. А тут еще такое…

Она отошла от стола и повернулась к окну. Глубоко дышала, не замечая горький, прокуренный воздух вокруг себя и размышляла.

Есть возможность раздавить Расчленителя. Самым жестоким образом (в этом Миранда не сомневалась); всего один звонок. Несколько цифр, пара слов и все кончено. Ей даже помогут с уликами и предоставят тело. Не самого убийцы (так просто он не отделается). Тело какого-нибудь другого подонка и ни у кого не возникнет сомнений в правдоподобности любой рассказанной ею версии.

Трудно признавать поражение. Не хочется ей перекладывать свою работу на плечи других. Горький, едкий осадок от этого звонка останется с ней на долго; и сколько сигарет не кури – ничто не перебьет эту гадкую противность внутри.

Можно ждать. Маньяк оступится. Рано или поздно, они все оступаются. И цена тому человеческие жизни.

Миранда выбрала впустить в себя горечь поражения.

Она резко подошла к стационарному телефону, набрала номер, представилась и сказала:

− Туманность…

Это была важная часть уговора. Произносить выбранный приговор полагалось Миранде. И от того привкус горечи становился более ядовитым.

Через тридцать секунд она открыла окно, выпуская табачный дым на волю. И надеялась, что может быть вместе с ним улетучится и ее горечь.

Вечеринку закатили по высшему классу! Гуляла часть банды с Норд-Сайда; Микки Блю (он терпеть не мог свою фамилию, но не менял ее из принципа) второй предводитель небольшой банды вышел сухим из воды, отмазавшись от обвинений в торговле людьми. Косвенность улик, дороговизна адвоката и целый табор нелегальных эмигранток (с которыми еще только предстоит разобраться органам власти), и конечно же его репутация. Микки – мафиози нового формата, умный, образованный, владеющий легальным бизнесом (компания по производству и аренде грузовых контейнеров) – ссылался на нечистоплотность нового партнера, тот как раз покинул страну по не известным ему причинам.

В общем все это уже детали. Главное свобода!

Шампанское и мартини; закуски от именитого шефа; вот-вот в клуб подвезли гибких, развратных стриптизерш. Кабинки для уединенного пользования девочками так же были готовы принимать всех желающих. Общий зал шумел от музыки и голосов; сноровистые официанты только и успевали менять бутылки и обновлять еду. Часть девочек уже танцевали на радость захмелевшим верзилам, плавно и соблазнительно вертясь между креслами и столиками.

Пятнадцать мужиков и дикая попойка вошла в историю. Но не из-за размаха гулянки. И не из-за того, что Микки избежал наказания, ловко обведя правосудие вокруг пальца. Дело было не в этом.

Молва о той ночи разнилась в некоторых деталях постоянного пересказа, однако все сходились в едином мнении – Микки Блю, второго предводителя Норд-Сайда забрал в преисподнюю сам дьявол. То ли себе на радость, то ли чтобы покарать за деяния.

Обгоревшее (в некоторых местах до самых костей) тело (часть которого вплавилось в дорогущую обивку дивана) обнаружили в приватной комнате спустя почти пять часов гулянки. И никто не мог вспомнить с кем именно босс уходил развлекаться.