Встретимся в Нави бесплатное чтение

Глава 1. Проказница

– Ядвига, Ядвига!

Грузная круглая женщина стояла, опершись о перила каменного крыльца, и жмурила глаза от яркого света. Одной рукой она придерживала чепец, а другой прижимала к телу фартук, чтоб ветер не задувал под юбку. Звучным грудным голосом няня звала девочку лет семи. Лишь только завидев, что за ночь ещё вчера охровый сад превратился в искрящуюся на солнце снежную сказку, негодница вылетела на улицу в в осенних башмаках и расстёгнутой шубке.

– Да что ты будешь делать! – сокрушённо воскликнула женщина, – Ядвига, вы же простудитесь! О себе не думаете, так подумайте обо мне. Ваш батюшка корить меня станет!

– Не простужусь! – весело ответила девочка и, зажмурив изумрудные глазки, показала няне язык.

– Вот же коза!

Кряхтя и покачиваясь, женщина неуклюже спустилась с лестницы. Она ступила на снег и скривилась, в её низенькие кожаные бочкоры, надетые на босу ногу, попала горсть слипшихся снежинок и холодом обожгла нежную кожу.

– Ядвига! А ну идите в дом! – раздражённо повторила няня.

Девочка не повела и глазом. Она радостно прыгала по сугробам, падала на спину прямо в снег, а затем подскакивала и заливалась громким заразительным смехом. Снежинки липли к коричневой шубке, повисали на бахроме и застревали в огненно-рыжих волосах. Королевна вся была белая и мокрая, но едва ли ее это волновало.

– Маленькая ведьма, – пробурчала няня под нос. – А ну постойте, идите-ка сюда! – вновь предприняла попытку приструнить упрямую девчонку.

Ядвигу забавляло бухтение женщины. Проказница специально её дразнила, а потом звонко хохотала над неуклюжими потугами грузной тетки её поймать.

– Ну всё, вы у меня сейчас допрыгаетесь! – няня подобрала юбки и прямо по сугробам пошла к девочке, корча угрожающие лица.

Впрочем, рожа у нее скривилась не столько с целью напугать шалунью, сколько от попавшего в бочкоры снега. В обуви уже будто и смысла не было, снять и идти босиком – ощущения примерно те же. Только женщина хотела схватить упрямицу, как вдруг рыжеволосая бестия резво отпрыгнула в сторону.

– А ну стойте! – не выдержав, взревела тётка и попыталась погнаться за ребёнком, но ее правая нога застряла в снегу, и она, потеряв равновесие, плюхнулась лицом прямо в сугроб.

– Ой, – девочка остановилась, сморщив хорошенькое личико в выражении, свидетельствовавшем об осознании того, что она набедокурила. – Знаете, няня, мне что-то прохладно стало. Я, пожалуй, в дом пойду, а то, может, и вправду заболею. – пролепетала Ядвига и пустилась наутёк.

Женщина кряхтела и причитала, пытаясь подняться, но у нее ничего не выходило. Ядвига, не дожидаясь возвращения цербера в строй, поспешно скрылась в доме.

***

– Скоро Карачонь, нужно помолиться и дом украсить, – няня поставила на стол рыбный суп халасле.

– Не буду я молиться! – дерзко ответила девочка. – И Карачонь ваш праздновать тоже не буду!

– Ядвига, день рождения Христа очень важный праздник. Это традиции нашего народа, ваш долг, как королевны, их соблюдать. К тому же ваш будущий муж согласился ради брака принять христианство и крестить свой народ. От вас зависит будущее Литвы, Венгрии и католической церкви, – пыталась вразумить проказницу женщина.

– Какая мерзость, – Ядвига скривилась. – Я не хочу замуж, к тому же за какого-то старика. Мне всего семь!

Девочка в этот момент выглядела очень серьёзной, хоть и, не переставая, болтала ногами под столом.

– Да и христианство – глупость. – Ядвига, сложив маленькие ручки на груди, надула щёки.

Няня разохалась.

– Что ж вы такое говорите-то? Бога побойтесь! Не надо было вам сказки про Иштена рассказывать!

– Никакие это не сказки! Это правда! Я вам докажу, что Иштен, Хадур и даже Эрдёг есть! А вашего Иисуса нет!

– Господь с вами, милая, остерегитесь своих слов! Как же вы доказывать-то собрались? – недоумевала няня.

– Пойду в лес и тёрпеков спрошу! Они расскажут, кто настоящий Бог! – Ядвига грозно ударила кулачком по столешнице.

– Тёрпеки – сказка для маленьких деток! – рассмеялась тетка. – А вы уже не маленькая, ещё годочков пять, и поедете к мужу.

– Не поеду! Зачем мне старик на десять лет старше? Вот найду черную курицу, выношу подмышкой яйцо, вылупится лидерц, а я и выйду за него замуж! – девочка показала язык и тут же отправила в рот большую ложку халасле.

Няня заохала:

– Ишь, чего удумала! За лидерца она выйти хочет! высосет он из вас всю кровь, и что тогда делать будете, скажите-ка на милость?

– А говорите сказки все это. Вон как побледнели. Любить его буду. Пусть высосет, зато это мой выбор!

В силу возраста девочка всё ещё верила в сказочных существ. Она мечтала отыскать тёрпеков – хитрых карликов, живших в лесах и прятавшихся от любопытных глаз под землей.

“Если принесу булочку с молоком, они непременно поднимутся на поверхность и ответят на все мои вопросы” – думала Ядвига.

Когда она вместе с сёстрами ходила к озеру, то обязательно нашептывала воде самые свежие новости, ведь на глубине жила полудева-полурыба Шелло.

“Наверняка ей очень одиноко среди немых рыб, поэтому я рассказываю ей истории из нашего мира.” – хвасталась королевна, а слуги лишь умилялись детской наивности.

Верила девочка и в языческих богов – в тех, в чьих руках сверкали молнии, и чьё дыхание, словно буйный ветер, клонило к земле вековые сосны. Рассказы взрослых про Бога Единого казались глупостью. Ядвига хорошо знала, что один в поле не воин.

“Ты зачем ему молишься? Он же человек.” – говорила она, указывая на статуэтку с распятием.

Няня шикала и отвечала:

“Это сын Божий, а молюсь я ему, чтобы он тебя, дурёху, защищал”

“Он себя-то защитить не смог. Папа его сильнее, но папа не Бог. Папа слабее Иштена,” – с неизменной дерзостью повторяла королевна, каждый раз приводя няню в жар.

Доев суп, девочка вытерла рот и спрыгнула со стула.

– Да что ты будешь делать с таким своенравием! Сложно вам будет в новой семье, – причитала тётка.

– Это им будет со мной сложно!

Глава 2. Чужие традиции

В преддверии Рождества слуги украшали комнаты еловыми лапками. Няня радостно улыбалась, а вот юная королевна насупилась и поджала губы.

– Ну как? Красиво же? – с довольством спросила девочку женщина.

– Нет, – твёрдо ответила Ядвига.

– Это еще почему? – нахмурилась няня. – Вам стоит научиться уважать традиции, милочка!

– Вы сломали чей-то домик! – королевна непримиримо зыркнула на тётку. – Вы же прекрасно знаете, что под корнями елей жилища тёрпеков, и все равно ободрали ветви. Они наши дома не трогают. Хотя могли бы.

Женщина рассмеялась.

– Какая умора! Елки она жалеет! Сколько раз повторять, забудьте эти ваши глупости! Нет никаких тёрпеков. А еловые лапки – прекрасная традиция. Вы только оглянитесь, как уютно стало!

– Почему бы вам лес игрушками не украсить? Это было бы здорово. Тёрпеки обязательно спасибо бы сказали. Но вы умеете лишь портить! Поэтому я не люблю Карачонь.

Няня вновь запричитала, но Ядвига демонстративно заткнула ушки руками.

Девочка с грустью наблюдала за происходящим уродством: некогда сочные и ароматные деревья сохли и вяли из-за бессмысленной человеческой прихоти. Расчлененный еловый труп отбрасывал на стены угрюмые когтистые тени. Из под двери то и дело тянул студеный зимний ветер, тревожа стоявшую на столе сальную свечу. И чем беспокойнее она горела, тем живее казались очертания зловещих хвойных лап.

Королевна поежилась. Не обращая внимания на сварливую женщину, Ядвига выбралась из-за стола и поднялась в свою комнату. Ее убежище, благо, никто не тронул – слуги знали, что девочка все равно все снимет. Королевна раскрыла окно, впуская холодный северный ветер, и полной грудью вдохнула морозный зимний воздух.

– Бабушка Села-Ней, великий Селкирай, они перестали в вас верить. Так еще и дома тёрпеков попортили. В лес меня одну не пускают, поэтому прошу вас, передайте мои извинения, – девочка оставила на подоконнике ломтик смазанного мёдом хлеба, который стащила с ужина.

Она долго следила за ставнями, но, не в силах бороться с усталостью, вскоре крепко уснула, убаюканная ветряной песней. На утро хлебного ломтика уже не было.

***

Вскоре после странного и чуждого Рождества наступил Новый Год. Он был девочке по душе. Няня не разрешала Ядвиге уходить со двора, но разве можно вытерпеть, когда в городке вовсю гремят новогодние празднества? А по сему королевна без зазрения совести удрала от неповоротливой тётки. Ядвига с восторгом присоединилась к толпе, нёсшей по улицам Соломенного Джека, которого ближе к концу дня должны были сжечь на главной площади вместе со всеми бедами уходящего года.

– Погачо! Кто хочет погачо? Бесплатно!

Красавица в ярком костюме раздавала солёные булочки с предсказаниями. Из них незамужние девушки надеялись узнать имя суженого, а потому Ядвига, не готовая мириться со стариком Ольгердом, отправилась выведывать свою судьбу из достоверного источника.

Королевна требовательно протянула девушке раскрытую ладонь.

– Дай!

Разносчица звонко засмеялась.

– А тебе не рано ещё?

– Дай, говорю! – настойчиво повторила девочка.

– А волшебное слово где? – хитро подмигнула красавица.

– Какое волшебное слово? – королевна смутилась, такому ее никогда не учили.

– Скажи “пожалуйста”, – с доброжелательным удивлением открыла секрет разносчица.

– Дай, пожалуйста, – Ядвига раскраснелась, не то холода, не то от смущения.

– Ну хорошо, – согласилась девушка и протянула Ядвиге булочку.

Маленькая королевна с замиранием сердца откусила хлеб, в надежде, что увидит в предсказании имя своей истинной любви. Однако, вместо записки щёку уколола костяная игла для вязания. Девочка удивилась находке, но не расстроилась. Судьба явно на что-то намекает, и в будущем она обязательно узнает на что!

Глава 3. Семечко

Мёртвая тишина. Такую можно услышать, лишь стоя посреди бескрайнего заснеженного поля в безветренную погоду. Вдох-выдох, вдох-выдох. Дыхание казалось оглушающе громким. Мальчишка, лёжа на спине, рассматривал грубые формы каменного потолка, освещаемого парой холодных огней, пляшущих в воздухе. Крошечная комната не могла похвастать ни роскошным убранством, ни особыми удобствами. На кровать, собранную из нескольких сотен человеческих косточек, для мягкости была брошена пара медвежьих шкур. Затертые ветхие книги высокой стопкой громоздились на молочного цвета столике, рядом стояла лавка, а в углу сундук с незамысловатыми одеждами. Всё из костей. Роль полки играл выступ в толще породы. На нем ребенок хранил свои несметные сокровища: коллекцию камушков, где встречались как драгоценные самородки, так и совсем не примечательные экземпляры, легко добываемые под ногами мира людей. Однако именно они представляли для юного узника особую ценность, в его краях таких не было.

Пучки птичьих перьев создавали малейший уют. Удивительные крылатые создания, гонимые непогодой, терялись в сумеречных грозовых облаках и по ошибке залетали в Навь, где и погибали. Мальчишка отыскивал их тела, выщивыпал перья, обвязывал бечёвкой по несколько штук и подвешивал на крюки к потолку. Иногда удавалось разжиться бусинами и черепами мелких животных, которые он с радостью вплетал в свои незамысловатые украшения.

– Костей, Костей, ты спишь? – из-под кровати позвал негромкий хриплый голосок.

– Нет, не сплю, – мальчик оживился и приподнялся на локтях.

– Ну вот и славно.

Большая ободранная крыса запрыгнула на кровать.

– Я тут тебе принесла кое-что, – она положила перед ребёнком подсолнечное семечко.

– Это ещё что такое? – Костей удивлённо посмотрел на подарок. – Камешек?

– Да какой камешек! – фыркнула крыса. – Это семя цветка.

– А что такое цветок? – мальчик с интересом уставился на грызуна.

– Ох ты господи, точно. Ты же цветов никогда не видел! Я расскажу, только это, есть у тебя, что пожевать-то? А то я два дня не ела, пока в твои хоромы пробиралась. Уж думала не донесу семечко, сожру по дороге!

– Конечно-конечно!

Ребёнок пересадил крысу на стол. Он отломил кусочек чёрствого чёрного хлеба и налил из кувшина воды в маленькую костяную пиалу.

– Угощайся.

– Ох, какое роскошество!

Крыса довольно потёрла лапками и с удовольствием принялась за небогатое кушанье.

– Слушай, а как же ты не знаешь, что такое цветы, если вы хлеб чёрный печете, да ещё и вкусный такой! Его же тоже из растений делают. Я сама видела, как бабы зерно трут!

– Из растений? – Костей удивился. – Ни из каких растений мы его не делаем. Он из угля, присыпанного золой. Я ещё люблю добавлять туда немного кроличьего жира для вкуса. Потом читаю заклинание и получается хлеб.

Крыса вытаращила глазки-бусинки и лапками раскрошила кусочек.

– А по ощущениям, совсем как из зерна. Диковинно. Впрочем, мне-то всё равно. Раз вкусно, и из угля буханку съесть можно.

– А что, у людей другой хлеб?

– Конечно, спрашиваешь ещё! – воскликнула крыса. – У людей хлебов много: есть черные, есть белые, бывают с зернами, бывают без. Столы у них роскошные, аж ломятся от яств. И соленья, и варенья, столько всего! А сыры, чего стоят сыры! Знаешь, как я хочу помереть? В сырной голове от обжорства, настолько они вкусные!

Крыса довольно облизнулась. Ребенок заулыбался.

– Гвиневра, а можешь ещё рассказать про человеческий мир? – глаза у Костея горели от нетерпения и любопытства.

– Ну, точно не такой унылый, как этот, – усмехнулась крыса. – Там растут целые леса из высоких зеленых деревьев, бурлят шумные города. По мостовым ездят телеги, толпами снуют люди. Маленькой крыске вроде меня нужно внимательно следить за хвостом, не то отдавят! – Гвиневра хрипло рассмеялась.

– Хотел бы я там побывать, – мечтательно протянул Костей, представляя далекий и загадочный людской мир.

– Да побываешь ещё! Вот подрастёшь, пойдёшь себе невесту к людям искать, – подмигнула крыса.

– Невесту? А какие они, эти невесты?

Маму мальчик никогда не видел, а девушек встречал только мертвых. Вот только все они были какие-то страшные, синеватые, в трупных пятнах и с закатившимися глазами.

– Красивые, яркие, пахнут вкусно, молоком и цветами. А танцуют-то как!

– Ой, всё, Гвиневра, замолчи! – рассмеялся Костей, от смущения пряча лицо в медвежью шерсть.

– То же мне, будущий кавалер нашёлся!

– А какая из них самая красивая?

– Как какая, Гвиневра конечно! – невозмутимо заявила собеседница.

– Так ты же крыса! Еще и облезлая! Ты мне что ли про крыс рассказываешь?

– Да нет, глупый, – отмахнулась собеседница. – Другая Гвиневра, жена короля Артура. И вообще, ничего я не облезлая, знал бы ты сколько холеных пасюков добивались моего внимания, а я всем им отказала, вот так.

Проворчала крыса, поглаживая свой лысый хвост.

– А ты её видела, какая она, жена короля Артура?

– Не видела, но люди рассказывают, что красивая! А я им верю.

– А где она живет? – выпытывал Костей.

– Понятия не имею. В странах, где я была, таких королей нет. Были Генрих, Биргер, Эрик, Филипп и даже Вольдемар. Артура ни одного не было.

– Понятно, – мальчик задумчиво почесал подбородок и тут его внимание вновь приковало таинственное семечко. – Так что же такое цветы? – вспомнил он начало разговора.

Крыса села на задние лапки, задумчиво теребя плешивый мех на пузе.

– Ну, они красивые, яркие и вкусно пахнут, – уверенно заявила она.

– Прямо как невесты! – рассмеялся ребенок.

– Прямо как невесты! – согласилась Гвиневра. – Вставай, семечко надо посадить, возьми с собой воды.

– Так вот же, – Костей взял в руку семя и “посадил” его на лавку.

– Да не на лавку посадить, а в землю! Закопать его надо! Цветы из земли растут! – заворчала крыса.

– Аааа, вот оно как! – мальчик кивнул. – Тогда нам на улицу.

Ребёнок резво опустил ноги с кровати, что-то шепнул, и шнурки поршней сами обвились вокруг его голеней. Он подскочил, отряхнулся и поправил смявшуюся одежду. Костей взял кувшин с водой, завернул семечко в тряпочку и вперед крысы выскочил из своей крошечной комнатушки. Вниз спускалась узкая и крутая лестница, выдолбленная в породе, холодные сферы полетели вслед за ребёнком, освещая путь. Гвиневра замерла на краю лестницы. Мальчик, уже успевший спуститься до середины, удивился.

– Ты чего это?

– Уж больно ступени большие. Чай уже не молода стала, не могу, как раньше, козой скакать.

– Ну тогда иди сюда, – Костей вернулся за крысой и взял ее на руки. – Так лучше?

– Лучше! – утвердительно кивнула Гвиневра.

Вообще-то она, хоть и считалась крысой пожилой, все же отлично справлялась с лестницами. Просто ехать на мальчике было всяко удобнее, чем напрягать лапки большими прыжками.

Маленькая неприметная снаружи дверь соединяла лестницу с остальным замком. Ребенок осторожно приоткрыл ее, и тяжелая пыльная мешковина тут же прилетела ему в нос.

– Да чтоб тебя! – выругался Костей, выпутываясь из ткани.

– Я вот сколько у тебя бываю, все спросить хочу, зачем эти лохмотья? – удивилась Гвиневра.

– Отцу нравится. Двери портят вид тронного зала, так он их этой рваниной завесить придумал.

Холодные огни плясали по залу. Их чистый белый свет окрашивался в солнце, отражаясь в лежавших на полу огромных кучах золота. Охровые блики играли на каменных стенах и длинных полосках мешковины, свисавших с потолка. Ткань отбрасывала дырявые тени. Они шевелились, срастались и вновь разделялись, будто были живым организмом.

Крыса присвистнула.

– Сколько золота! А люди ведь за него убивать готовы!

– За золото? – удивился Костей. – Да разве оно ценно? Блестит красиво и всё.

– Еще как ценно! В их мире золото стоит во главе всего. У кого есть золото, тот может купить все, что угодно, дворец, слуг, красивых женщин. Золото – это сила. А сила дарует власть! – с превосходством объявила крыса.

– Нет, Гвиневра, ты не права, как же золото поможет обрести силу? – мальчик зачерпнул горсть звонких монет, посмотрел на них поближе и бросил обратно в кучу. – Я не чувствую себя сильнее. Силу дают усердие и знания. Чем больше я буду стараться и учиться, тем могущественнее стану! – с очаровательной детской наивностью заявил мальчишка.

– Так тому, у кого есть золото, не нужно стараться, не нужно учиться, он просто купит ученых, купит воинов. Чем больше золота, тем больше купит, а значит, сильнее будет. Один, знаешь ли, в поле не воин.

– Так зачем же воины будут подчиняться? Они же могут просто убить слабого и забрать его вещи.

– Золото, мой милый, золото в основе всего! – крыса многозначительно подняла вверх крошечный коготок. – И людская нерешительность. Знаешь, многим ведь проще не думать, человекам нравится, что ими управляют. Поэтому они, можно сказать, сами выбирают себе правителя, решая, кому служить и из чьего кошеля набивать карманы.

– Вот как, – Костей задумчиво почесал затылок.

О мире за пределами Нави мальчишка знал из книг и рассказов Гвиневры. Сам он никогда не покидал мрачную обителью. Костей жил в чертогах, вытесанных в сердце горы. Некоторые помещения были естественными разветвлениями пещер, другие искусники выдолбили в породе вручную. Здесь сила природы сочеталась с умениями мастеров угрюмой Нави. Величественный, уродливо-грандиозный тронный зал был больше королевских дворцов. Вычурное убранство из золота и человеческих костей гармонировало с грубым камнем сводов и рваной бахромой мешковины. Раньше мальчишка не понимал, почему отец не приказал сделать стены ровными, Костей думал, что победа над черствым камнем как нельзя лучше продемонстрирует его могущество. Но теперь ребенок чувствовал, что именно колоссальность стихии, породившей копьями нависавшие над троном снежно-белые наросты на потолке, и была тем самым воплощением предельного природного могущества. Ощущение близости смерти вызывало трепет в очах посетителей. Казалось, огромная потолочная конструкция вот-вот сорвется, рухнет вниз и раздавит всех так стремительно, что они не то что сбежать, понять ничего не успеют. Оттого слуги еще пуще благоговели пред восседавшим на троне правителем, чье лицо выражало лишь незыблемое спокойствие кладбищенского камня.

Но сам Костей подобных чувств не испытывал. Это был его дом, единственная знакомая мальчишке реальность.

Вместе с Гвиневрой на руках ребёнок вышел из замка. Пред ними открылся вид на Черные горы, разделявшие серое небо и землю, покрытую толстым слоем седого пепла.

– И куда нам идти? – с сомнением спросил Костей.

– Есть местечко, где твой отец не заметит?

Ребенок задумался:

– Кажется, есть.

По крутым уступам он спустился вниз, в долину. Ноги мальчишки, словно в тумане, тонули в мягкой и воздушной пепельной пыли. Пройдя по самому краю равнины, он исчез в тёмной расщелине. Это было место, куда мог пробраться тощий десятилетний мальчишка в два аршина и восемь вершков ростом, но не способен пролезть громоздкий Чёрный Бог. Узкий проход к концу немного расширялся, создавая укромную полянку, где, впрочем, не смогли бы развернуться и два тучных мужа. Над головой смыкались своды горных пород, оставляя для бледного света лишь узкую щель.

– Вот тут.

Костей сел на корточки и опустил крысу на землю.

– Что нужно делать?

– Так-с, – Гвиневра по-хозяйски осмотрелась. – сперва выкопай небольшую ямку, – скомандовала она.

Мальчик смахнул рукой пепел и тонкими бледными пальцами сделал углубление в почве.

– Хорошо, теперь положи семечко, – продолжила крыса.

Ребёнок положил.

– И полей.

Холодная живая вода, кажется, впервые за тысячелетия коснулась мёртвой земли.

– Вот и всё. Будешь поливать через день, цветок скоро взойдёт.

– Как скоро?

– Откуда я знаю, как скоро? – возмутилась Гвиневра. – Я что, по-твоему, цветы сажаю? Неделю, может, месяц. Знаю только, что поливать надо, и что взойдёт! Сады – это человечья услада, не крысиная!

Костей рассмеялся.

– Ну хорошо-хорошо, не ворчи.

– А ты не спрашивай глупостей!

Мальчик с любопытством и нетерпением наблюдал за местом, куда зарыл семечко.

– Чего ты смотришь? Неси меня обратно, – потребовала Гвиневра и села на задние лапки. – Это не настолько быстро происходит.

– Даже совсем на чуть-чуть не покажется?

Крыса отрицательно помотала мордочкой.

– Даже совсем на чуть-чуть.

– Ладно, – расстроенный детский вздох потревожил холодный воздух.

Костей бережно скрыл свой секретик пеплом и повесил кувшин на запястье. Его рука была настолько тонкой, что легко пролезала в ручку. Ребёнок опустил вниз открытые ладони, и Гвиневра на них запрыгнула.

– Идём скорее, а то скоро отец вернётся. Если узнает, худо будет.

***

– Смотри, я беру уголь, присыпаю золой, читаю заклинание, и получается хлеб, – показывал мальчик свое нехитрое колдовство, – Попробуй повторить.

Уголь в его руках действительно превратился в мягкую горячую буханку.

– Беру уголь, присыпаю золой, читаю заклинание, – крыса пыжилась и кряхтела над чёрным куском, но у неё ничего не получалось. – Не выходит. Совсем ничего не выходит, – она расстроенно замотала мордочкой.

– Странно, – удивлялся Костей. – Это же совсем просто.

Возню прервал мерный грохот. Он приближался, пока не стал оглушающим. От тяжелых шагов стены пещеры заходили ходуном. Гвиневра прижала уши и юркнула в трещину в одной из боковых дверей. Костей же сделал вид, что он только что вовсе не учил крысу печь хлеб, а занимался важным делом – тренировался управлять огнем.

Вход в пещеру заслонил громадный исполин с бородой почти до самых пят. В тёмных провалах горели льдистые глаза без зрачков. Его белоснежные волосы, словно были сотканы из паутины, а большой горбатый нос скорее походил на клюв. Запахло могильным смрадом.

У мальчика спёрло дыхание, когда Чернобог посмотрел на него своим лютым безжизненным взглядом. В ту же секунду под ноги Костею была брошена окровавленная человеческая голова, она стукнулось о камень и несколько раз перевернулась, прежде чем достигла носков ребенка. Застывшие в эмоции ужаса прозрачно-голубые глаза недвижимо смотрели на мальчишку. Красивое округлое личико обрамляли лоснящиеся золотые локоны, будто кто-то тонко нарезал металлический слиток и получившиеся ленты вшил в голову огромной куклы.

– Он решил, что может просить меня вернуть жизнь его невесте, – прогудел великан. – Можешь сделать из него чашу в подарок твоему старшему брату. Аспид такое любит.

Глава 4. Череп

Костей наклонился и бережно взял в руки отрубленную голову. Он погладил юношу по волосам и с сожалением вздохнул.

– Какие мягкие, – задумчиво протянул мальчишка. – Почти как кроличья шерсть. И очи тоже кроличьи.

Он заглядывал в выпученные глаза убиенного, в них замер исступленный кричащий страх. Интересно, этот молодец понял, что с ним произошло? Если отрубить змее голову, она ещё какое-то время может укусить. А люди? Сколько времени они сохраняют способность думать? Возможности проверить не представлялось. Ребёнок скривил губы и закрыл мертвецу глаза. Этот несчастный был не первым и не последним, кого хладнокровно убил отец. Чернобог частенько приносил в горную обитель останки своих жертв. Костея мучило любопытство: кем были эти люди? Что они любили? Что умели? Как звучал их голос и какими были движения? Мальчишка многих повидал за свою короткую, но ни один не был живым.

Как-то раз он попытался вернуть мёртвое тело на этот свет: труп неестественно изогнулся, захрипел и даже пытался что-то сказать, но вместо слов изо рта вырывалось невнятное бульканье. Ребёнок надеялся, что со временем воскрешённый привыкнет к новому состоянию и всё же сможет изобразить хоть что-нибудь внятное. Но целую неделю мертвец лишь дергал то ногами, то руками, да кривил рожу, пока не начал заливать пол рвотой из зловонных сгустков крови и кусков разлагающихся органов. Тогда Костею всё-таки пришлось его сжечь и пустить косточки на новый сундук.

Мальчишка в последний раз с грустью осмотрел голову.

– Какой ты красивый. Неужели твоя невеста была столь прелестна, что стоила такого конца?

Он склонился совсем близко к лицу и прошептал несколько слов. Голова начала чернеть и на глазах истлела. В руках остались лишь череп цвета парного молока и золотые локоны, из которых мальчишка планировал сплести браслет.

– Даже так красивый, – задумчиво произнёс ребенок, вертя черепушку в руках.

Сам Костей только на первый взгляд походил на человека. Он был выше людских детей. Его скелет, сильно вытянутый, тонкий, словно свидетельствовал о тяжелой генетической болезни, по крайней мере антропологи будущего наверняка бы классифицировали его именно так. Но мальчик не был болен, существа мрачной Нави не принимали законов людского царства. Их жизнь в состоянии омертвения сама по себе являлась парадоксом, была чем-то неправильным, искаженным. В сумрачной Нави жизнь и смерть смешались, породив причудливых патологических зверей и человекообразных.

Сколько бы Костей ни ел, щёки всегда оставались впалыми, а рёбра будто пытались прорвать мертвенно-бледную кожу. Никакие увечья не были трагедией: сломанные конечности с хрустом принимали прежнюю форму, сгоревшая плоть вновь нарастала на кости. Хвори, способные выкосить половину населения Яви, не оставляли и фурункула на чистом восковом лице. Даже пища была скорее времяпрепровождением, чем необходимостью. Всё, в чем мальчишка нуждался для поддержания сил – вода, словно он был причудливым растением. Без неё ребёнок чах и сох, впрочем, обезвоживание не приводило к смерти, лишь к временному замиранию.

– Чем ты сегодня занимался, Костей? – от клокочущего гулкого голоса задрожал воздух.

– Тренировался огнём управлять, – коротко ответил мальчик, стараясь не смотреть на Чернобога. Он не любил встречаться с великаном глазами. Костею казалось, будто льдистые очи видят его насквозь.

– Огонь – это хорошо, – одобрительный грохот разнесся по зале. – Людские города и деревни красиво горят. Когда их пожирает пламя, здесь с неба падает пепел. Но знаешь, что ещё красивее, мой мальчик?

– Что? – Костей закусил губу, чувствуя, как исполин склонился.

Бельма Чернобога, каждое размером с добротный щит, таращились на мальчишку, словно кошачьи глаза, вплотную наблюдающие за наивной невнимательной мышкой. Ребенок с крайней сосредоточенностью косарем вырезал узоры на черепе и старался не оборачиваться.

– Лёд, – Костея обдало студеным дыханием. – Огонь делает страдания людей мимолетными, конечными. Но во льдах у их отчаяния нет края, он навсегда запечатлевает ужас на лицах.

Мальчишка молча слушал, но отчего-то не испытывал восторга от идеи увековечить мучения убиенных и истерзанных жертв. Ребёнок привык принимать смерть как данность, но в то же время не понимал, зачем она существует, и почему Чернобог так радуется. Интересно, люди тоже находят смысл жизни в избавлении от неё других? Надо спросить Гвиневру. Она точно знает. Крыса многое подслушивала, прячась в кладовых и амбарах Яви, и будто была знакома с людьми с несколько другого ракурса, нежели великан. Что-то она подслушивала у человеков, что-то ведали сородичи. Гвиневра старательно и бережливо собирала людские и крысиные сплетни и приносила их Костею. А уж мальчик, превращаясь в ненасытных мох, жадно впитывал ее слова и с удивлением отмечал, что отец и крыса рассказывают совсем о разных человеческих мирах.

Когда Гвиневра впервые через щёлочку углядела великана, она спросила:

– Это что, сам Эрдёг? Неужто так далеко меня нелегкая принесла?

Но Костей не знал Эрдёга. Его отца звали Чернобогом, но такого диковинного имени не слышала уже Гвиневра. В людских книгах мальчишка читал об ужасах, которые несет его отец. И долгое время казалось, что его могущество признают все жители Яви. Но с возрастом ребёнок начал думать, что другой мир гораздо больше и многограннее, чем он себе представлял.

Глава 5. Подсолнух

– Гвиневра, скажи, люди такие же жестокие, как отец? – в голосе Костея проскользнула легкая грусть.

– Люди? Хм, – крыса задумалась. – Люди разные есть. Друг к другу они вообще-то не всегда жестокие, а вот ко мне – постоянно. Я себе давно за правило взяла: видишь бесхозно кусочек сыра или хлеба, лакомо лежащий на полу – не бери. Мой брат так помер. Кусать можно только от целой буханки или сырной головы, иначе можно нарваться на яд. Ещё люди частенько с кошками дружбу водят. А кошки-то, кошки! Лютые звери! Вот к кому совсем приближаться нельзя. Чуешь кошку – в дом не ходи, это верная смерть, – Гвиневра чихнула. – Во, вишь, чихаю, значит, правду говорю.

– Чем же им так крысы не угодили? По-моему, ты прелестная.

Гвиневра не выдержала и смешливо запищала.

– Скажешь тоже. Я старая облезлая крыса, даже среди своих собратьев красотой не выделяюсь. А ты говоришь, почему меня не любят те, у кого я ворую еду!

Мальчик рассмеялся.

– Вот видишь! А когда я назвал тебя облезлой, ты спорила!

– Правильно! Потому что только я могу такое про себя говорить, а тебе нельзя!

– А знаешь что?

– Что?

– Ты в следующий раз возьми и золотую монетку хозяевам оставь. Говоришь, люди любят, золото?

– Да где ж я его возьму?

– Таки в зале. У нас его много, не думаю, что отец заметит пропажу горстки монет, а вот люди, кажись, и не будут так сильно расстраиваться, – предложил Костей.

– А ты смекалистый! – Гвиневре понравилось предложение друга.

***

Мальчишка исправно поливал семечко. На вторую неделю крошечный зелёный росток пробил себе путь на поверхность. Костея захлестнул восторг.

– Гвиневра, это и есть растение? – ребёнок счастливо улыбнулся.

– Оно самое! – подтвердила крыса. – Смотри-ка, правда выросло!

– Я хочу, чтобы оно росло быстрее! – потребовал мальчишка.

– Хотеть не вредно, но против природы не попрёшь, – проворчала Гвиневра.

– А я попробую, – ребёнок решительно посмотрел на растение.

– Ну, пробуй, сколько влезет, а я что-то притомилась, – крыса свернулась в клубочек и уснула, обнимая лысый хвост.

Костей же пытливо подбирал заговор, который помог бы побегу поскорее вытянуться и окрепнуть. Однако, у мальчишки ничего не получалось, поэтому он притащил из комнаты толстенную старую книгу в надежде найти какое-нибудь пригодное заклинание там.

Гвиневра проснулась от яркого света, пробивавшегося сквозь тонкую мембрану век. Открыв глаза, крыса охнула. Костей сидел на корточках перед большим подсолнухом, громоздкая желтая голова цветка излучала тёплый золотистый свет.

– Цветы – это очень красиво, – восхищённо прошептал ребенок.

Крыса поднялась на лапки и сделала несколько кругов вокруг растения, будто сомневалась в его реальности.

– В человеческом мире они так не горят. По крайней мере, я не видела, – удивлённо сообщила Гвиневра.

– А в нашем горят. Мне очень нравится.

Необычные свойства подсолнуха раскрывали тайну друзей. Расщелина в породе горела так, словно кто-то поставил внутрь с полдюжины свечей. Поэтому, уходя, Костею пришлось замотать голову цветка в бордовую рубаху, чтобы свет растения не заметил отец.

Глава 6. Искуситель

Истошный писк вырывался из крошечной крысиной глотки. Полный боли и отчаянного страха, он эхом разносился отражался от каменных стен.

Костей проснулся в холодном поту и ещё некоторое время судорожно озирался, пытаясь понять, где находится.

– Почудилось что ли? Гвиневра, Гвиневра, ты где?

Никто не ответил. Мальчишка прислушался, ему показалось, что из тронного зала доносился посторонний звук, словно вода переливалась. Ребёнок вскочил, дрожащими руками натянул тунику, завязал поршни и бегом спустился по лестнице.

Он осторожно приоткрыл дверь и, стараясь идти как можно тише, юркнул в узкий коридор, создаваемый стеной и полотнами мешковины.

На отцовском троне кто-то сидел, но то был не Чернобог. Фигурка тоненькая, изящная и угловатая. С трепетом мальчишка узнал в незваном госте своего старшего брата Аспида. Костей нахмурился, приезд этой твари едва ли сулил хорошее.

На троне исполина Аспид помещался целиком, так что использовал его скорее как ложе, уперевшись спиной в один подлокотник и закинув ноги на второй. Неслыханная дерзость. Длинные угольные волосы струились по плечам и спадали на пол, где закручивались змеиными хвостами, мертвенно-белая кожа парня словно была покрыта инеем, а улыбке тонких губ поблескивали загнутые ядовитые клыки.

В руках Аспид вертел сделанную Костеем чашу из черепа, любуясь резьбой и сиянием самоцветов.

– А-а, младший братец! Ты чего там прячешься? Какой же ты соня, – мерзко присвистывающим голосом протянул незваный гость. – Я смотрю, пока меня не было, ты тут успел крыс развести, какой неряха!

– Где она? – вздрогнул мальчишка.

– Ах, не беспокойся! Я уже избавил нас от такого преотвратительнейшего соседства.

Костей оцепенел.

– Как избавил? Где Гвиневра?

Глаза мальчишки испуганно бегали по зале. Тут наконец разглядел большую змею цвета сажи, слившуюся с камнем. Из огромной пасти торчал лысый крысиный хвост и крошечная еще розовая лапка.

От увиденного у Костея заложило уши. Разум помутился, и мальчишка с жутким воплем бросился к змее. Стоило ему коснуться чешуи рукой, как древний убийца заживо истлел, не успев полностью проглотить жертву. Маленькое, покрытое змеиной слюной и пеплом крысиное тельце недвижимо лежало на земле. Ребёнок со слезами на глазах поднял его и попытался разбудить, но всё было напрасно. Костей звал Гвиневру, однако крошечное сердце уже сковал смертельный яд.

– Что ты творишь? – возмутился Аспид. – Как ты посмел погубить мою змею?

Отчаяние и боль вмиг сменились свирепым желанием мести. Мальчик обернулся и с нескрываемой ненавистью посмотрел на брата.

– Гвиневра была моим другом!

– Кто? – удивился Аспид. – Крыса чтоль? Какая мерзость, – он с презрением наморщил нос.

– Мерзость здесь ты, скользкий змей!

Аспид расплылся в улыбке.

– Это лучшая похвала, которую я слышал за последнее время.

Костей в исступленном порыве в миг преодолел несколько ступенек перед троном и, оказавшись рядом с братом, положил руку прямо на его до абсурда идеальное личико, желая уничтожить, испепелить, смешать с тем серым облаком, которое покрывало всю землю перед мрачной обителью.

Однако убить брата оказалось не так-то просто. Он не рассыпался, как все предыдущие жертвы этого заклятия. Змей взвизгнул и оттолкнул ребенка ногой с такой силой, что мальчик кубарем покатился вниз и с размаху врезался в стену. Тлеющая кожа клочьями свисала с щек, носа и подбородка. Лютые миндалевидные глаза Аспида с гневом распиливали младшего брата. Бледными когтистыми руками он лоскут за лоскутом отрывал омертвевшую кожу, показывая миру свое обновлённое лицо.

– Это, знаешь ли, неприятно, – парень оскалился, обнажая змеиные клыки. – Но я рад, что ты готов пойти хотя бы на такое убийство. Запомни это чувство, с ним ты должен смотреть вообще на всё живое.

– А если я не хочу?

Костей с трудом поднялся на ноги.

Аспид рассмеялся.

– А никто не спрашивает, хочешь ты или нет. Ты по своей сути – зло. И всегда будешь таковым. Потому что для человека немыслимо поднять руку на родного брата, а ты всего в десять лет захотел переступить эту черту. Такие люди в Яви хуже змей.

Аспид говорил немного шепеляво и медленно, смакуя каждое слово. Его речи, словно черви, проникали в самое нутро. Костей чувствовал, как нехотя начинает к ним прислушиваться и даже верить. Змей шептал, и мальчишка уже не злился, считал его правым, а описываемый братом мрачный путь – мечтой. Но стоило ему вновь взглянуть на тельце Гвиневры, как наваждение тут же спало. Костей подобрал свою несчастную подругу и выбежал из пещеры, не желая больше попадать под влияние искусителя.

Глава 7. Хлебное дерево

К тринадцати годам Ядвига стала совершенно неуправляемой. Природная смелость смешивалась в ней с подростковой наглостью и бунтарством, порождая гремучую смесь, совладать с которой не мог ни один достопочтенный воспитатель. Тогда-то пожилая няня придумала найти Ядвиге соответствующий ее возрасту и ожиданиям королевского двора круг общения, в надежде, что в обществе рыжая дикарка позабудет фантазии о волшебных лесных обитателях.

Отыскать подходящих кандидатов оказалось несложно, знатные венгерские роды считали за честь предложить своих наследников в свиту юной королевны в надежде на будущие политические выгоды. Так собралась компания из пяти человек: мужей Андраша и Золтана, четырнадцати и пятнадцати лет соответственно, и юных дев: сестер погодок Ильдико и Эрзебет, а также самой младшей десятилетней Зофии.

В фантазиях взрослых дети должны были быстро найти общий язык, однако на деле всё оказалось не так просто. Девочки, всегда прилежные и аккуратные, носили идеально выстиранные белые фартуки и чепцы, любили заплетать друг другу косы и с восторгом осваивали кулинарное искусство. Общаться с ними Ядвиге было невыносимо тяжело, рыжие непослушные кудри не хотели лежать аккуратно, а фартуки с чепцами девушка на дух не переносила, они напоминали сварливую кухарку Рожу, постоянно придиравшуюся к королевне, а быть похожей на эту масляную свинью девушка не желала.

– Мне с этими гусынями общаться? И что нам обсуждать? Глупые секретики и способы не спалить булку в печи? Не хочу, – кривила нос Ядвига.

Казалось бы, она должна была найти общий язык с парнями, которые обычно от природы куда более подвижные и озорные, однако Андраш раздражал королевну с того самого мгновения, как ляпнул, что её волосы похожи на гнездо, а Золтан и вовсе был нерешительным и болезненным задохликом.

Проводить время в такой компанией было ещё хуже, чем над самой скучной на свете книгой. А потому Ядвига придумала отличный план, как избавиться от назойливых светских детишек. Их общение было глупой задумкой родителей, а значит, проказнице предстояло сотворить столь грандиозную пакость, чтобы взрослые сами избавили её от своих до омерзения ненаглядных чад.

– А вы знали, что в лесу есть дерево, на ветвях которого растёт вкуснейший хлеб, – как-то раз заявила Ядвига.

– Что за глупости, ты же не маленькая девочка, чтобы в такую чушь верить, – огрызнулся Андраш.

– А вот и правда, я сама видела. Могу показать.

– Правда видела? – поверила маленькая Зофия.

– Конечно! – с невозмутимым видом подтвердила девушка.

– Да чепуха всё это, я не пойду, – Андраш махнул рукой. – В прошлый раз мы уже искали этих твоих, как там?

– Тёрпеков.

– Вооо, вот их! И ничего кроме мокрого снега не нашли.

Однако женская часть, более склонная к вере во всякие сказки, оказалась не столь категорична, но идти без мальчиков девочкам было страшновато.

– Ну Андраш, ну пожалуйста-пожалуйста, – начала упрашивать Ильдико.

– А я за то, чтобы пойти, – заявила Эрзебет, – если дерево и правда есть, то это удивительно, а если нет, а его скорее всего нет, значит Яга – позорная лгунья.

Эрзебет по натуре была показушно правильной и язвительной. А ещё считала себя лучшей, поэтому для неё оказалось невыносимо, что на этот раз особое отношение проявлял не к ней, а к вечно взъерошенной и взбалмошной рыжей девчонке.

– И почему она – дочь самого короля? Я гораздо более достойна быть королевной! – Эрзебет завидовала Ядвиге, поэтому придиралась к ней по поводу и без. А чтобы лишний раз побесить соперницу, она презрительно сокращала её имя до «Яга».

Очередной предлог подразнить чудачку Андрашу очень понравился, поэтому в конце концов он согласился на прогулку.

– Ну хорошо, тогда, дорогие друзья, выдвигаемся в путь, – в другое время Ядвига уже десять раз поцапалась бы с недоброжелателями, но сегодня рыжеволосая чертовка выглядела приторно милой и спокойной. Это было необходимо для воплощения плана.

Дети стали одеваться. Ядвига взяла варежки, тогда-то Эрзебет подметила её неаккуратные грязные ногти и грубые обветренные руки.

– Ты бы хоть когти свои постригла, дура. Страшные, прямо фу! Хуже, чем у мальчика.

Но королевна не ответила на колкость, на это нельзя было тратить время. Подростки гурьбой двинулись за Ядвигой в тихий заснеженный лес. Сперва идти было легко и даже весело. Под одним из деревьев, виляя хвостом, в поисках опавших шишек копошилась медная белка. Солнца не было, однако день всё ещё казался светлым и приятным.

– Ну что, где же твоё хваленое дерево? – с издёвкой спросил Андраш.

– Ещё не дошли, расти оно так близко, его б деревенские ободрали, – отвечала Ядвига.

И дети шли дальше.

– Ядвига, далеко ещё? Ноги подмерзать стали, – спросила Ильдико, шевеля озябшими пальцами в кожаных башмаках.

– Ещё чуть-чуть, – подмигнула девушка.

И снова дети шли, но уже медленнее, они начали уставать.

– Эй, что ты нас за нос водишь? Если соврала, так и скажи, нет никакого дерева и все тут! Пошли домой, – начал терять терпение Андраш.

– А мы пришли, – прервала его тираду Ядвига. – Только вы глаза должны закрыть, иначе дерево не покажется. Оно не хочет, чтобы люди знали к нему путь.

– Опять твои выдумки? Ладно, – фыркнула Эрзебет.

Ребята закрыли глаза. Они шли вслепую, а рыжеволосая девчонка ими командовала, где взять правее, где левее. Наконец было разрешено посмотреть, однако ничего кроме заснеженных елей подростки не увидели.

– Только время потратила, обманщица! – огрызнулся Андраш, резко повернулся к королевне, но её не было.

Юноша застыл, недоумённо хлопая глазами.

– Что за детские шутки, ха-ха, типа исчезла. Везде снег, милочка, все твои следы видно будет!

Мальчишка раздражённо осматривался в поисках дорожки к какому-нибудь дереву, но дорожки не оказалось. Лишь отпечатки их собственных ног.

– След в след вернулась, эка невидаль! – он повысил голос. – Ядвига ты же рядом говорила, и далеко убежать не могла, выходи давай!

Лес лишь повторил слова Андраша.

– К черту её, пойдем обратно, – предложила Эрзебет. – Будем мы ещё на эту дуру время тратить.

Все её поддержали. Взмокшие и уставшие, они возвращались по своим следам.

– Как это по-детски, завести нас в лес и бросить, как будто мы настолько глупы, чтобы не вернуться, – с насмешкой рассуждала девочка.

– Надо будет сказать взрослым, её накажут, – предложил мнительный ябеда Золтан.

– Точно! – в восторге от идеи согласилась Ильдико. – Так ей и надо!

Ребята были раздражены глупой шуткой и уверены, что запросто и сами выйдут из леса, пока вдруг не оказались на развилке. Одна дорожка следов уходила вправо, другая – в противоположную сторону.

– Серьёзно? – мальчик закатил глаза.

– Как же мы вернёмся домой? – охнула маленькая Зофия.

– Протоптала, чтобы нас запутать, а размер обуви-то у нас разный! – рассмеялся Андраш и, довольный своей догадкой, наглядно продемонстрировал, – смотри, след справа точь-в-точь как у меня, – Андраш поставил ногу в отпечаток, – а слева…

А слева нога тоже идеально совпадала с отпечатком. Мальчик нахмурился – он не понимал, как такое может быть, так что перепроверил ещё раз.

– Так куда нам, Андраш? – нетерпеливо спросила Ильдико.

– Направо, нам направо, – растерянно и с едва заметной дрожью в голосе ответил мальчишка.

Ребята повернули направо, но не прошли они и двухсот метров, как снова наткнулись на развилку, однако следов и в одну и в другую сторону было всего по два.

– Точно ложная дорога, – заметила Эрзебет.

– Значит, надо было налево! – сообразил Золтан.

Дети вернулись обратно и обмерли. Там, где была развилка, уже было не два пути, а целых пять. И какой из них нужный? Следы каждого идеально совпадали с башмаками ребят. Тут подросткам стало по-настоящему страшно.

Начало темнеть, они выбрали одну из дорог. Стараясь превозмочь подступавшую панику, дети шли вперед. Лёгкий и пушистый снег теперь казался непроходимой топью, в которой увязали ноги, кои с каждым шагом становилось всё труднее вытаскивать. Конечности словно налились свинцом, на каждый отчаянный рывок вперед мышцы икр отвечали болью. Но в конце второго пути ребят вновь поджидала развилка из одиночных следов.

– Где мы? – плаксиво спросила Зофия.

– Не та, это не та дорога! – в отчаянии воскликнул Андраш.

Они вернулись и пошли по третьему пути, приведшему подростков в тупик, следы просто обрывались.

– Остался последний, он-то точно наш, – хриплым и сбитым голосом сообщил мальчик.

Дети вновь двинулись обратно, однако в этот раз вместо развилки перед ними был никем не тронутый белый и чистый снег.

Ребята стояли одни посреди мертвого тихого леса, гробовое молчание которого нарушалось лишь едва различимым шорохом падающих снежных хлопьев. Сумерки подступали со всех сторон, сужая всё пространство в узкий круг.