Берег мрачного моря бесплатное чтение

Начало всех начал

Летом 2020 года, спустя год после начала терапии, плотину прорвало, и все мои запертые чувства, эмоции и опыт оказался на пустых страницах. Это был разгар пандемии – вместе с моим парнем мы были заперты в одной квартире; у обоих не было работы, мы, как умирающий огонь, проедали наши последние деньги. Наши чувства и отношения уже давно не были прежними, и булькали где-то под кожей. На тот момент времени я только начинала свой путь к исцелению. Во мне как будто щипцами растаскивали разрывающиеся куски плоти. Терпеть не было сил. Мне так хотелось рассказать свою историю – и одновременно было некому – что я со своей закрытой страницы в социальной сети удалила всех, кроме 12 избранных. В этот список попали те, кто находился со мной рядом в эти годы, но при этом это не были близкие мне люди. Случайные путники (вроде некоторых моих сокурсников) попали в ловушку бармена, вынужденного слушать. Первые куски текста я выкладывала в открытую, в качестве постов на своей странице. Я принялась за работу, забывая о еде и воде, а иногда и сне. За окном сменялись дни, я каждое утро садилась за компьютер, не беспокоясь о своей безопасности или анонимности. Мной двигало отчаяние и ярость – сжигая себя, я, не оглядываясь, забирала всех с собой.

Так и появился "Берег мрачного моря" – исповедь человека, только выбирающегося из океана тьмы, в котором жил. За несколько месяцев я успела написать около 12 авторских листов (больше 100 страниц), покрыв примерно пятнадцать лет своей жизни. Не помню, что случилось после, но тогда я застопорилась с работой, и, к счастью, эту рукопись так и не закончила. Она осталась в черновиках. Я не знала, в какое издательство её пристроить. Что-то мне подсказывало, что перечитывать этот текст не стоило, и я не ошиблась. Когда я вернулась к нему в 2024 году, у меня с первых строчек стали наворачиваться слёзы. Сложно представить, какого было моим читателям, если даже меня так скоро стало выворачивать наизнанку. Не от отвращения, а от вернувшейся боли и сожалений, которых даже в этом времени оказалось слишком много, чтобы отнестись к свершившемуся прошлому спокойно.

Несмотря на всё это, название осталось, как и сам образ: я ступаю по дну моря, шаг за шагом поднимаясь по дну всё выше и выше. Сначала над водой оказывается моя голова, потом я открываю глаза. Вижу берег – ориентир становится реальным – он покрыт галькой и обтёсанными круглыми камнями, которое тоже когда-то исторгло море. Надежда, которая мелькала лишь тусклой звездой над водой, превращается во всё более крепкую опору под ногами. Я выбираюсь из моря, сажусь на этот берег и наконец-то могу смотреть вдаль – за горизонт – в светлое будущее.

Иногда это же море выбрасывает на берег новые камни. Оно не пересохло – и вряд ли когда-нибудь сможет – ведь эта тьма, как и мое прошлое, навсегда остались частью меня. Время от времени я возвращаюсь к нему.

Поскольку образ и название никак не покидали меня, а тот черновик, в лучшем случае, выйдет после моей смерти, я решила освободить его. Теперь пусть каждая история, которая не нашла себе дом в журнале, сборнике или издательстве, окажется здесь – на том берегу, где она появилась в самом начале.

2 октября 2024

Глаз ястреба

– Это наша последняя встреча, – прошептала девушка, сидевшая в кресле-каталке и облачённая в невидимую вуаль надежды.

– Не драматизируй! – стоявший за ней парень сжал ручки её кресла изо всех сил, – Ты же всегда борешься до последнего!

Она с трудом поддерживала свои глаза открытыми. Голубые реки вен проступали на её полупрозрачной коже и извивались, испещряя тонкие, ослабшие руки. Перед ней распахивалась пропасть, поросшая свежей травой, пробивавшейся из-под пожухлой, пропитанной весенней влагой, бурой шерсти.

– Поверь мне, – обратилась она к любимому с нежностью, – В последний раз.

Она, улыбаясь, повернула свою голову вбок, взглядом скользя по возвышавшемуся над её креслом незнакомцу, стоявшему чуть поодаль. Она видела его впервые в своей жизни, и как ни странно, их встреча тоже будет последней.

– Ты же понимаешь, – возразил её парень, обходя кресло и вставая перед девушкой на колени, – Я не могу просто отпустить тебя.

Он взял в свои ладони её руку, и она почувствовала прилив тепла к её отходящему в иной мир телу. Ожидавший салдар – вестник смерти и провожающий – рассматривал её всё ещё горевшие ледяные глаза.

– Нам пора в Галанн, – то был неумолимый факт, – Позволь сопроводить тебя.

– На что ты смотришь? – спросил девушку парень, когда его взгляд, направленный туда же, пролетел сквозь воздушную пустоту.

Девушка проигнорировала салдара и повернула голову к любимому. На его щеке проступили слёзы, которые он удерживал, как мог. Она наклонилась к нему, как волнистая ива к глади озера, и он поцеловал её щёку.

– У меня есть желание, – шёпот девушки с нежностью касался изгибов его уха, – Ты исполнишь его?

– Конечно! – заверил её парень, улыбаясь, как полуденное солнце, и утирая слёзы кулаком, – И последним оно не будет.

– Живи своей жизнью, – засияла она в ответ, преисполненная благодарностью, – И никогда не оборачивайся.

Она отстранилась, убирая за ухо поредевшую, но всё ещё длинную, лунную прядь своих гладких волос. В её ямочках на щеках резвились зайчики нежного, отражённого света. Узкой спиной, хрупкими плечами она упёрлась в спинку кресла-каталки, закрыла глаза, чувствуя, как по щекам её погладил юный ветер, и её душа вытянулась вверх, как пробившийся из-под земли росток дерева. Он устремился навстречу солнцу, далёким звёздам и новым вселенным, пока не покинул тело.

– Нет! – увидев, как голова возлюбленной склонилась над грудью в последнем вздохе, парень бросился к ней в объятья, – Нет!

Его крик разрезал дымку перистых облаков, обращённый в мир, как блестящий, карающий клинок, которому не суждено найти цель.

– Нам пора в посмертие, – повторил возникшему рядом с ним призраку девушки салдар, материализующий в открытой ладони карту нужного им входа в Галанн.

– Тебе пора, а мне – нет, – ответила она, и её аура переливалась свободой зелени ранних листьев липы, – Я хочу присмотреть за своим любимым.

– Позволь напомнить тебе, что тогда с тобой будет, – салдар опустил расправленную было ладонь, – Ты станешь гидимом, блуждающей душой.

Девушка смотрела на возлюбленного, убитым нежданным горем, старающимся растормошить её пустое тело.

– Я не готова уйти, не видишь? – спросила она у салдара, и в неё голосе бушевал океан возмущения, – Я не хочу уходить, пока есть то, что я могу ему дать.

– Ты всегда можешь присматривать за ним из Галанна, приходя на его зов, – напомнил ей салдар то, что она и так интуитивно знала, – Никто не сможет остановить тебя, кроме собственной воли.

К телу девушки подбежали медсёстры, отстранили молодого человека и постарались оказать первую помощь, но вскоре поняли, что единственное, что им остаётся – констатировать её смерть и помочь оставленному в одиночестве.

– За ним, как и за тобой, всегда присматривают, – продолжил салдар, не стремившийся забрать девушку в Галанн силой, – Наставники, его группа, родственная душа.

– И многие другие, я знаю, – прервала она течение его речи, – Несмотря на это…

Их взгляды пересеклись, и она почувствовала силу его сочувствия и сожаления. Её окружил свет спокойствия и умиротворённости, исходящий от него.

– Раз ты твёрдо решила, что не хочешь пока уходить, – нарушил салдар взаимное молчание, – Каким будет твоё желание?

Скорая помощь увезла её тело, и возникшая вокруг неё группа рассосалась. Только возлюбленный остался, как вкопанный, почти на том же месте. Он пытался увидеть ветер.

– Я буду его разящим ястребом, – прошептала девушка, – Я буду духом его любви, я буду его крыльями.

За её спиной распахнулись точёные крылья, в глазах засиял поднявшийся из земли под закатным солнцем лес. Она обратилась в ястреба, и перья её встретили зов крепчающего ветра. Она устремилась ввысь, провожая любимого, уходящего за горизонт. Пришедший смотрел им вслед, пока не растворился в полупрозрачной вуали облаков.

А кресло так и стояло на вершине холма, пока не поросло травой.

14 мая 2024

Град

Прикоснись ко мне собой – я возьму всего чуть-чуть, не хочу быть решетом.

Пела твоя сталь, я слышу стон и её звон – хочешь то же, что и я.

Мы соединимся, мы сольёмся, сталь горячую залив – так мы всех спасём от одиночества двоих.

В мире половин, где никто не может быть собой – мы сольёмся воедино, чтобы чокнуться огнём.

Пусть горим мы, пусть сожрёт нас с головой – сдались миру без боёв.

Что ты знаешь о свободе, что ты знаешь о любви, если никогда – ни разу – не поднимал ты головы.

Цельность мы оплакать не успели – градом наградили нас, заставляя щиты плавить, закрывая каждый паз.

Мы теперь – одно зерно – что посеем, то пожнём.

Пусть их всех куёт огнём, как и нас сковала боль, заставляя прогибаться, чтобы выжить в ночь и днём.

– Ты не можешь быть один, – говорили нам они, провожая своим взглядом уходящие огни,

– Вместе может каждый больше, чем на поле исполин.

Мы поверили словам, ждали блага до конца – вот куда нас привело поклонение стадам.

Испещрённые, пробитые – с ног до головы – мы изранены, забыты мы, до момента пустоты.

Лишь когда соединились, полились аплодисменты – ведь теперь ни недостатков, ни проблем,

И без усилий – будет жизнь, как хит-парад.

Мы пробоины закрыли – каждый сделал тут свой вклад – чтобы дольше жили мы, избегая свой закат.

Что теперь, когда мы вместе – хочешь вдруг свободы ты? Устремила свои взгляды за далёкие буйки?

В мир, где ходят океаны, где жестокие ветра, раздувают искры бури, пламя нового огня?

Ненормально, ты же знаешь – променять свой дом на шторм,

Бурю волн, леса и гон, уносящий всех с собой.

Я не верю, что те крылья, что хранила ты в шкафу, не растают поутру,

Отнесут тебя по небу, чтобы выполнить мечту.

Почему ты ещё смотришь, ртом хватая дождь из звёзд – наверху всё будет пусто,

И не будет птиц у гнёзд – не на двух, на одного.

Мы теперь – одно зерно – что посеем, то пожнём.

Нет ни одного из нас – только проклятое «мы» – чтобы вечно против града выставлять свои щиты.

4 июня 2024

Игра в рассказ

– Сравнить себя с Роулинг, не слишком ли самонадеянно?

Она задавалась этим вопросом тысячу раз и всегда находила на него два ответа. Первый: "У меня свой путь писателя". Второй: "Не, в самый раз". Её уверенность в себе иногда граничила с безрассудством, но увы, куда чаще встречалась в битве с парализующим Страхом. И проигрывала ему. Он сжимал на её горле чёрные, дымные… и очень холодные лапы. Душил, раз за разом. К ней идеи приходили яркими вспышками. Она садилась писать, а потом свет гас. Отвлекала работа, кто-то звонил, кому-то что-то было нужно.

– А, свет оплатить? Да…

Заканчивалась подписка на программное обеспечение, заканчивалась подписка на свободное время, заканчивалась подписка на положительные эмоции. Заканчивалась подписка на свободу воли.

Один шаг вперёд, два назад.

Такова битва почти каждого Создателя?

Ей писать мешало всё. И это всё превращалось в звучные и весомые отговорки, удобные для себя и других.

– Я была занята работой.

– Это важнее.

– Ну, завтра напишу…

Лиля была отмечена даром с ранних лет, однако узнала о своей миссии совершенно случайно – раскуривая ромашку на одной из хиппи-встреч.

– Неси людям слово, чу-у-у-виха! Peace, love, атас! – похлопал по плечу незнакомый, обросший шерстью дядька, слова которого почему-то были слишком убедительными и звучали как чистая житейская мудрость.

– Сатир?

Нет, ей точно казалось, процент алкоголя был слишком велик. И дело совсем не в ромашке.

Получив заряд одобрения, Лиля снова садилась за текст.

На неё нападала кошка и требовала жрать, протекало от дождя окно, в незакрытую дверь врывались коллекторы.

Лиля не хотела знать, что именно она и являлась источником всех своих бед и испытаний. А Страх… Был её слугой и учителем.

В этом мире души, выбравшие роль Создателя, принимали на себя и все свои будущие испытания, а потом забывали о своём решении. Рождались на Земле, в том месте и времени, в котором они смогли реализовать себя лучше всего. Только внутренний компас, совсем небольшой и едва заметный, вёл в сторону их цели. А слушать или нет – выбор каждого. Лучше было не знать, что бывает с теми, кто притворяется глухим…

Но чтобы было ещё честнее, Создателям всегда предлагали равноценный выбор. На каждой тропинке были свои дары.

Лиля об этом лишь подозревала и иногда видела отражение принципов в своём опыте. Наивная!

– Это Вселенная во всём виновата… Я тут ни при чём!

Утренний кофе, мюсли на завтрак, йога, духовное развитие… Ромашка в баре.

Лиля занималась чем угодно, кроме своего творчества, но этого не замечала, уповая на обстоятельства. Сборник стихов замело снегом. Сборник историй пал под комьями земли – лопата была большой. Кладбище проектов и идей дотягивалось до горизонта; путник, решившийся ступить на эти земли, мог провести в них всю свою жизнь.

Ночью Лиля просыпалась от кошмаров, нервно вздрагивая в холодном поту. Она боролась с невидимым врагом.

Страху это надоело.

– Выбери одну дорогу, М-О-Ю! Хватит! Хватит! Хватит! – кричал он на Лилю, – Я тебя защищаю, а ты, неблагодарная! Тянешься всё… К звёздам…

Новый день, новая строка.

Выжимала из себя, сдавливая апельсин в кулаке.

Страх отвечал взаимностью.

Он выполнял свою роль – был проводником испытаний. Его сюда назначили на сверхурочные после блестяще выполненого задания в далёком прошлом, когда Лиля была ещё совсем маленькой девочкой. Тогда он набросился на неё и запугал до смерти!

– Писательство для дураков и бедных! Выбери что-то более высокооплачиваемое…

– Моей кровью? – спрашивала в воспоминаниях Лиля. Не было ответа.

– И как у меня родилась такая дочь! Не порти мне имидж.

Конечно, для пущего эффекта Страх раз за разом проделывал этот трюк, взращивая тьму как колючую розу. Вселялся в родителей, в близких, слова красил чёрным, забирался в глубину души и шептал.

– Там опасно! Видишь, это не твоё. Тебя и твоё творчество никогда не примут.

Лиля злилась. И злилась. Сжимала кулаки с апельсинами. Без толку, противостоять не было сил. Любовь, перемешанная с ядом, держала. На счёт Страха капали бонусные очки. Он отлично справлялся!

Со временем Лиля привыкла бежать далеко-далеко каждый раз, когда хотела писать. Каждый, когда даже робкое желание пускало свои ростки. Отмеченная даром, она легко создавала себе препятствия и врагов. Самых жутких монстров превращала в реальных, используя способности против самой себя.

И однажды…

…Первый снег покрыл ещё зелёную траву, небо завалило мягкой и лёгкой серо-голубой ватой, на которой тусклым и рыхлым песком едва блестело сонное заходящее солнце.

Лиля стояла у окна, покручивая пальцем пшенично-русую прядку, словно выгоревшую от неудачного осветления.

– Пары отменили.

Она удивилась тому, что нисколько этому не обрадовалась. А какая разница? Идти на учёбу она и так не собиралась. На часах было 14:35, на кухне бурлил чайник. В тяжёлую кружку, неподъёмную для её тонких и изящных рук, пять чайных, ноль сахарных, капелька мёда. Прекрасное начало дня.

В последнее время растянулось, как растаявшая смола. День? Два? Три? Неделя? Месяц?

Лиля не замечала, застряв в тянучке и расползаясь по древу жизни, как будто бесконечому, вместе с ней.

Бар, офис, семейный ресторанчик, типография, община, музей?

Выбор мест, куда можно было пойти в городе-миллионнике был огромным. Но внутри, в тесном стеклянном гробу спящей красавицы Лили, всё тонуло в белёсом тумане и сжималось, и величественный город превращался в хаотичный набор миниатюр. За перьевой стеной ничего не видно – есть только то, до чего дотянешься рукой. Лиля не верила в вариативность судьбы и прикасалась к свободе, как к раскалённому чайнику. Может, именно поэтому несколько лет назад она нацепила на себя перевёрнутую куриную лапку пацифика.

– Чёрт! – в забытьи обожглась и на миг проснулась, чтобы вспомнить об очередном собрании общины в баре "Одуванчик", – Всё равно учиться влом… Завалюсь пораньше. Встречи братьев и сестёр всегда поднимали ей дух. При этом Лиля чувствовала себя самой крутой и до зубов вооружённой, как будто она прославленный мастер боевых искусств; и в мире уществуют разряды и чёрные пояса по духовному развитию. В сердце поднимался жар разгонявшегося двигателя. Лиля храбрилась, инстинктивно пытаясь смахнуть россыпь веснушек с щёк и усмирить вздорные, но нежные локоны. Сколько бы она ни старалась выглядеть грозной и опасной, как северная королева, внешность её подводила. На неё с ложной заботой вешали ярлык "трепетной лани" и душили гипер-опекой. В общине же Лиля была уже не первый год, там её уважали, принимали и не помышляли об ограничении её свободы. В зелёном раю – жидком и твёрдом – Лиля превращалась в другого человека. В собственную мечту.

Теперь при ней всегда была бутылочка волшебного зелья из горькой полыни, маскировавшаяся под Бехеровку 0,05. С однокурсниками-искусствоведами Лиля таким бы не поделилась.

"Одуванчик" был странным баром, и именно это так привлекало девушку. Каждый раз, приходя сюда, в Лиле поднималась кисло-сладкая смесь чувств из любви, злости и грусти. Она бегло взглянула, скрывая надежду под презрением, на вывеску с логотипом: всё то же семечко одуванчика в полёте. Даже оно могло себе это позволить.

– Язык цветов: семена одуванчика. Символизируют быстротечность и тленность человеческой жизни, – процитировала книгу о языке цветов Лиля-отличница-по-привычке-задирающая-нос. Обычная Лиля только фыркнула и прикинулась, что пришла сюда из-за его весточки.

Пора было надевать маску самой свободной, красивой и успешной.

Лиля потянула на себя тяжёлую деревянную дверь, взгляд бросился внутрь. Те же стеклянные трубы для пневматической почты, бутылки на полке в ряд, стеклянные банки с травами неизвестного происхождения. Знать о том, что это и как конкретно они используются, Лиля не хотела. Главное, чтобы коктейль/чай был вкусным. Она разрешала чаю быть свободным в своём самоопределении.

– Братишка, завари мне что-нибудь.

Подставка для стеклянных бус в виде человека стала химичить с травами из баночек. Это насыпать, то постричь и положить… Смешать… Лиля находила маленькие садовые ножницы изящными, а для алкоголя пока было слишком рано. Основная группа ещё не собралась.

Девушка плавно села на высокий барный стул, от руки расписанный цветами, и зацепилась каблуком за перекладину. За другим концом стойки расположился юноша в клетчатом костюме. Он что-то читал под жёлтой лампой-висюлькой.

"Разве таким стоит заниматься в баре? Он как обычно. И зачем звал," – подумала Лиля, скрывая своё томительное наслаждение. Волнистые волосы закрывали его глаза, и хорошо, иначе бы заметил, что Лиля пялится на него.

Счастье длилось недолго.

– Лилия, – чересчур официально.

– Элио, – наигранно сильно.

Обменялись приветствиями. Лиля сделала вид, что ничего такого не произошло, но внутри что-то предсказывало ненастье. Струнки вытянулись, и спина выпрямилась сама собой.

– Нечего так смотреть. Завидуй молча.

Элио перелистывал свою книгу, недавно вышедшую в зарубежном издательстве. Лиля сглотнула горький комок.

– Наслаждаюсь проделанной работой. Хорошо получилось… Подарить тебе один из моих экземпляров?

"Да, да, да, да!" – чуть было не вскрикнула вслух Лиля, поддавшись на провокацию своего кумира.

– Нет, спасибо тебе за заботу, Элио, – мягко ответила она вместо этого, стараясь как можно более плавно и естественно растянуть ниточку тонкой улыбки и незаметно прищурить глаза. Получалось ужасно фальшиво, и Элио усмехнулся про себя. "Вот девчонка", – и это была не похвала. Конечно же, он знал.

– Бросай ты это дело. Быть автором – не твоё. Сколько лет ты уже пишешь? Пять? – Элио закрыл и отложил книгу, встал из-за стойки и подошёл на безопасное расстояние. Намечалось что-то интересное, ведь для Лили это была больная тема. "Поглядим. Клюнет?" – на миг задумался он, наслаждаясь подвешенной тишиной.

"Семь," – ответила ему Лиля молча. Не то она хотела услышать от человека, в которого была давно и безответно влюблена. Чьи книги читала с фонариком под одеялом ночью, пока жила с семьёй. Чьих персонажей бездарно рисовала и представляла вместо героев всемирно известных картин. Будь она художником, было бы всё иначе?

– Дай миру шанс! – пропел Элио своим звонким голосом, пародируя Джона Леннона. Получалось почти один в один. В рюкзаке Лили лежала новая тетрадка с новыми 10 строчками нового сборника. Начала создавать за чашкой кофе.

Сегодняшний день был событием эпохальным – Лиля взяла себя в руки и решилась писать до самого конца. Пройти весь путь, заросший буйными кустами чёрных роз, одной или вместе с кем-то. Через полгода донести своё творение до издательства. В крайнем случае, опубликовать работу на ЛитСпасе – Лиля топила за андерграунд. В ней даже нашлась горстка смелости для того, чтобы прийти к Элио и попросить помощи. Поддержки.

Она знала, что Элио будет здесь, чувствовала. Лиля даже была готова рассказать ему о своей задумке и принять любой его совет. Ветви мира от Элио было не дождаться, букет из шиповника тоже подошёл бы.

– У тебя же есть работа, даже учишься хорошо, днями лодырничая здесь. Успешный человек! Терзает себя почём зря, – он смотрел на неё сверху вниз. Когда-то и Элио был таким. Был.

– Прочитай моё вступление и обсуди со мной мой будущий текст! – выпалила Лиля, как будто выпив бутылку водки залпом. Она резко встала, чуть не запутавшись в стуле, безуспешно сдерживая свой порыв и разорвавшуюся атомную бомбу ярости. И при этом пыталась выглядеть крутой. Элио невольно хохотнул, а потом не смог сдержаться и прыснул от смеха.

– Ну давай, – поддразнивая, Элио поманил Лилю к себе, – Выкладывай. Кулаком он прикрыл рот, чтобы снова не рассмеяться. Она была такой милой, когда злилась!

Бросив рюкзак на соседний стул, Лиля выдернула из него тетрадку, как меч из ножен. "К битве готова!" – хорошо, что не в слух.

Элио подошёл, забрал артефакт, перевернул страницу и вслух зачитал те самые десять строчек, как священный текст. С чувством, с толком, с расстановкой.

Время замедлилось, Лиля почувствовала на шее бегущую каплю пота. Реально ли это? Она не знала. Руки дрожали. Сердце понеслось, и девушка чуть было не икнула. Вот-вот случится то, о чём она так мечтала.

Он.

Даст.

Свой.

Ответ.

Элио закрыл тетрадь, перевернул её, ухватил двумя руками за горизонталь… И порвал.

Сначала на две части. Потом на четыре. Потом на мелкие кусочки.

Они сыпались на пол мокрой и подгнившей листвой.

Тетрадь встретила свой бесславный конец, став тонкой и беспомощной в его крупных ладонях.

– Не смешно, – отрезал Элио и умыл руки.

Лиля только и смогла, что широко распахнуть рот и захлопать глазами. Неужели Элио пригласил её на разговор только чтобы так унизить? Или, как он это часто называл, "поставить на место"? Парень славился своим жёстким нравом и чудом держался в общине после пары стычек. И почему именно она стала его новой жертвой? По сравнению с некоторыми, Лиля была фигурой непримечательной.

– Я позвал тебя, чтобы предложить тебе работу. Лучше той, где ты сейчас. Хочешь писать книги? Пиши для моего знакомого.

– "Пи-и-ши"? – Лиля осмотрелась по сторонам, надеясь увидеть кулисы, зрителей и декорации. Пусть это будет театр с провальной пьесой. Девушка едва улавливала нить происходящего: "Элио же на смех поднимает любой мой текст. А тут "пиши"? Что? Для кого? Зачем?"…

– Он хочет книгу о своём бизнесе. Писать не умеет. Ищет гострайтера, – спокойно объяснил Элио, стоя над кучкой разорванной бумаги, – Автора-тень.

– Думаешь, я справлюсь? Почему? – девушка очнулась от шока и постаралась вернуть себя в реальный мир. Её чай безмолвно дымил и стыл на стойке, бармен где-то растворился, а в комнате как будто стало ещё темнее. Оставались лишь мерцающие огоньки лампочек. При других обстоятельствах Лиля назвала бы это "романтичной атмосферой".

– Ты всю жизнь в собственной тени. Что помешает тебе быть в чужой? – спросил парень как будто у всей Вселенной, а не у стоявшей перед ним Лили.

"И правда," – мухомором на заросшей лесной поляне выскочила у Лили ядовитая мысль. Звучало естественно и правдоподобно.

"Куда делась твоя ярость? Как сдуло," – загрустил на миг Элио, уже не зная, чем ещё крыть, чтобы девушка наконец взялась за ум, поднялась выше плинтуса и стойко держала оборону. Столько над этой ситуацией работал, а пока вымотал только нервы и нужного результата не достиг. Спонтанных всплесков уверенности Лили, по его мнению, было недостаточно: "На марафон такого выхлопа не хватит. Ей нужна мотивация посильнее, чем победа надо мной". Его отдел и так с трудом закрывал ежемесячный план. Что Элио скажет старшим? "Сил не хватило"? Или: "Эта девушка безнадёжна"? Или, что ещё хуже и приравнивается к капитуляции и профнепригодности: "Это её судьба!" Парень в клетчатом был не готов пожертвовать своей памятью и способностями из-за такой ерунды. Каждый первый отказывается от своих идей, рано или поздно бросает проекты. Каждый второй умирает нереализованным, несмотря на все старания переходников.