Вступление
После целой череды стихийных бедствий проживание на нашей планете стало очень тяжелым, местами невыносимым. Русла рек пересохли. Ледники растаяли. Уровень мирового океана повысился. Поднялись сильнейшие ветра, которые выветрили почву. Урожай упал. Начался голод, массовое перемещение народов. К 2313 году население Земли составляло менее миллиона человек. Лучшие умы планеты создали подводный мегаполис, окруженный герметичным куполом, защищающим от разрушительных явлений внешнего мира и назвали его Каскара. Город, который приютил последних выживших с разных континентов и слоев населения. Город, где у каждого человека с рождения есть своя цель и миссия, которую он должен выполнять. Любое неповиновение приводит к арестам и ссылке в рудники, откуда мало кто возвращается, из-за работ на изнеможение. Именно в этом мире и будет происходить краткая история жизни нашего главного героя Кристиана Стивенсона, рядового автослесаря.
Иногда дается второй шанс тем,
кто был недостоин и первого.
1.
Яркий свет бил в глаза, лицо горело от недавних побоев. Руки обездвижены, связаны. Потихоньку начинают всплывать в памяти моменты, что произошло, как я попал сюда. Но нет чёткой картины. Сквозь трещины в сознании, начинают проявляться воспоминания, как вспышки, по кадрам.
Небо заколыхало как водная гладь после броска камушка, хотя до этого выглядело как что-то лёгкое, прозрачное. Меня еще раз спросили, что ты знаешь о Парфирии. А я помню только какие-то обрывки, то ли воспоминания, то ли мне это привиделось. Как что-то упало, ударилось о наше небо, жесткое, твердое, как крышка от кастрюли, как открылся узкий проход, через который кто-то пытался проникнуть в наш мир из кромешной тьмы. И после проникновения проход затянуло как рану на больном теле, не оставив даже шрама. В итоге я так и не ответил на вопрос о том, что я знаю о Парфирии. Мне даже не было видно того, кто задавал этот вопрос, все было как в тумане, на ум ничего не лезло кроме гадостей. Самочувствие было не из лучших, меня мутило, кружилась голова, ощущение было как будто нечто проникло в мою голову и пытается ее изнутри разломать, давило со страшной силой, после чего я потерял сознание.
На утро я проснулся в бреду, весь взмокший, как после ужасного кошмара, суть которого я до конца не понимал и не помнил. Я попытался встать, но тело слушалось не с первого раза, руки и ноги гудели, колики прошлись по всем мышцам. Ощущение было как будто я пролежал в неудобной позе неделю и только сейчас очнулся, и решил сразу встать на онемевшие конечности. Была безумная жажда, следом пришел и голод. В квартире был ужасный беспорядок, чего только стоило найти свои штаны цвета хаки и черную майку. Передвижение по квартире отнимало немалые силы, только после опустошения упаковки с молоком, до меня дошло что оно пропало. Меня стошнило моментально на пол, на ноги, на холодильник, зацепил по максимуму все что можно было. Так плохо мне не было давно, хотя вчера я пришел безумно уставший с работы и сразу же завалился спать, с чего бы вдруг меня так мутило. Не помню, что бы кого-нибудь тошнило от сновидений. Только тогда, когда я добрался до ванной я понял, что случилось что-то непонятное, поскольку моё бородатое и помятое лицо никак не походило, на свежевыбритое вчерашнее личико. С осознанием пришла дрожь в руках и лихорадка, только я думал, что взял себя в руки как развалился еще больше. Встать не было сил, я силился что-то вспомнить, но ничего не приходило на ум, было только какое-то горькое послевкусие. Нужно все это забыть, принять как есть или сойдешь с ума. Может я набрался вчера и ничего не помню, в любом случае без сторонней помощи я ничего не узнаю. Но с этого дня меня преследовало ощущение, что наш мир не такой каким я себе его представлял, что-то надломилось, потерялась целостность, появилась какая-то неизвестность. Я это чувствовал, случился какой-то надлом во мне, непонятный до конца.
2.
Всем привет меня зовут Кристиан. Я самый обычный трудяга на вечно песчаной Каскаре. Рай на земле, совершенство, идеальный мир для всех живых существ, для развития и процветания, единственный нюанс, нужно непомерно много работать. Не важно где, в машинном цеху, землеройкой или на перерабатывающем заводе, важно работать очень много иначе процветания вам не видать. Например, мой сосед Ян, работает на коралловом рифе, ловит рыбу и ракообразных, а по выходным трудится на грибной ферме. Почва у нас скудная, мало что растет, поэтому выбирать не приходится, питаемся тем что есть.
Это конечно, что касается натуральной еды, а синтетической у нас полно, хоть лопни, тут тебе и синтетическое молоко, и синтетический хлеб. Говорят, когда-то давно почва была настолько плодородной что на ней можно было вырастить что угодно, но где истина никто не знает, возможно это бредни стариков. Сейчас город стоит только на добыче полезных ископаемых, а их у нас в изобилии, и на развитии технологий для облегчения жизни. Экология конечно страдает, бывает нечем дышать, небо заволакивает дымом, но через время все быстро проходит, как будто кто-то включил в помещении мощную вентиляцию. Как говорят верховные это все из-за отсутствия ветров, ну или из-за очень слабых ветров. Эти вопросы не в моей компетенции, наше дело укладываться в сроки и делать план.
Был у меня когда-то лучший друг, Дэвид, даже больше чем друг, почти как брат. А все потому, что мы выросли в одном доме для сирот. Меня правда не бросали родители, все было еще хуже, когда я был совсем маленький отец пропал без вести, а мама вскоре сошла с ума. Больше родственников у меня не было, поскольку мы были приезжими, а где наша родина из местных никто не знал. Так и получилось, что я попал в детский дом. Вот там то я и рос плечом к плечу с моим другом. Мы были не разлей вода. Было много хорошего, по детству мы проказничали, за что не раз попадало нам от воспитателей, но были и ссоры в подростковом возрасте. Ну конечно из-за девочек. Росли мы оба крепкими, спортивными парнями, любили турники и игру в регби. Я нравился девочкам за красивые изумрудные глаза и густые каштановые волосы, а он за белую голову и холодящий душу взгляд сапфировых глаз, который обезоруживал.
Дэвид был, как и я сиротой, полной, никаких родных. Так мы и сроднились. Дорога нас разделила всего однажды, когда мы пошли учиться в институт, я выбрал технический факультет, меня тянуло к машинам, а он остановился на Технологии пищевого производства. Его выбор был банально прост, мы с детства не доедали, только для меня еда была не главное, а для него хорошее и постоянное питание – приоритет.
На время обучения наши пути разошлись и общение прервалось. И однажды придя с работы мы встретились.
Отработав очередную 14 часовую смену, я поднимался на свой этаж, обессиленный, разбитый. Хотелось побыстрее упасть на диван и отключиться. Повернув на свой этаж, грязный, отвратительно пахнущий, как и все что касается общежития, я остановился. В конце коридора возле моей двери стоял незнакомец. Он был не малого роста, да и довольно широк в плечах. На нем была широкополая шляпа и черная шинель, на ногах были темно коричневые резиновые сапоги, верный признак того что этот человек работает на коралловых рудниках. Не доходя 5 метров до него, я спросил:
– Я Вам могу чем-нибудь помочь?
– Конечно! – ответил человек не поворачиваясь.
– И чем именно?
– Дашь мне двадцатку до зарплаты!
– С чего это вдруг?
– Мне кажется за тобой есть должок.
Когда он повернулся, я увидел моего друга детства Дэвида, изменившегося за эти годы до неузнаваемости. Морщины на его лице выдавали его не простую жизнь, густая недельная щетина с легкой проседью намекали на житейский опыт полученный не по годам. Широкие плечи и крепкие руки были прямым следствием его заработка на жизнь, тяжелой непосильной работы.
3.
Было прохладное утро. Ничем не отличающееся от предыдущих. Такое же пасмурное, затянутое грозовыми облаками небо. В воздухе ощущалось напряжение, кажется, что в любую минуту вот ударит со страшной силой молния и пролетят по всему небу раскаты грома. Или что-то надломится, что уже давно висело на волоске и не подавало признаков жизни, это его последнее мгновение. В душе большое смятение, все вокруг напряжены. В тот день на остановке было не много людей. Каждый был погружен в свои мысли, отворачивались при пересечении взглядов, было ощущение какой-то тайны, в которую тебя не посветили, но волнение ощущал каждый из присутствующих, и схожие чувства были у всех. Автобус задерживался, хотя обычно ходил строго по графику. Опять в диспетчерской что-то напутали и на маршрут никто не вышел. Сколько раз уже летели жалобы в адрес этой безграмотной организации, а что толку если разумных с каждым днем все меньше и меньше. Город живет последним вздохом, скоро все рухнет, все уверены в этом, но как это будет и откуда начнется никто не знает. Длинноволосый поджарый брюнет с орлиным оскалом, худой и высокий, в длинном черном пальто, замер, а потом как в припадке начал креститься, перебирать скрюченными тонкими пальцами от головы к животу и далее по плечам. Из-за чего вызвал недоумевающие взгляды других будущих пассажиров местного автобуса. Женщина, уже не молодая, но на лице которой еще не потух цвет молодости, в подстреленных джинсах с голыми щиколотками и коротком полушубке голубого цвета, резко засмеялась, оголяя большие белые зубы с щелью по центру верхнего ряда. До конца не понятно, что произошло, что вызвало этот конский смех и почему сухопарый старик осенил себя крестным знамением, да и вдаваться в это не было смысла, потому что в моей голове также творилась неразбериха, как будто я увидел свет в конце туннеля и остановился на полпути. Кто-то открыл дверь в мое сознание, а я замер, закостенел и не могу даже спросить кто это и что вообще здесь происходит.
Прозвенел будильник, нужно было идти работать, обеденный перерыв закончился и мой краткий сон тоже. Опять один и тот же сон. Как наваждение. Остался какой-то осадок после этого сна, я силился его вспомнить до конца, но мне это не удавалось, какие-то обрывки, не более того. Пьер звал меня чтоб я помог ему установить коробку переключения передач, иначе он рисковал надорвать спину, если решил бы в одного провернуть такой трюк. Выйдя в цех из раздевалки внос ударил резкий запах бензина, опять старый Кошлич чистил топливную систему на седане. Мало того, что топливо было всегда на низком уровне, а в последнее время просто беда с этим, уже не первый автобус умирает посреди маршрута с поломкой топливной системы, так еще и Кошлич был из тех механиков, которые эту работу делают максимально ужасно. Под машиной была лужа, которую он старательно присыпал опилками и старой ветошью, опять он снял фильтр, не подставив сливную бочку и все содержимое системы вытекало на асфальтированный пол сервиса. Нам конечно работы подвалило, но город страдает и найти виновных никто не спешит, потому что в энергетической палате с советом на короткой ноге, везде одни родственники, которые прикрывают друг другу спины. Все договорено, дали по рукам и живут припеваючи. Нам конечно от этого не хуже, работы хоть отбавляй, но травится, нюхая едкие испарения, каждый день не хочется. Пьер был подозрительный на вид парень, славянской внешности, хотя притворялся азиатом, или просто хотел таким казаться. Он настолько щурился, что увидеть его глаза было проблематично, он смотрел через такие маленькие щелки, что складывалось впечатление о нем, то ли он что-то задумывает, то ли спит и бредит во сне. В общем пока он не заговорит этого никогда не узнаешь.
На этот раз он не спал, и я вместе с ним быстренько вкинули коробку на место и пошел посмотреть, как обстоит дело с моими запчастями. В отделе снабжения меня не приятно удивили, сказав о том, чтоб я не ждал сегодня турбины и шел домой, на внеплановый выходной.
Я искупался и переоделся в чистые вещи, и незамедлительно покинул сервис. Хотелось глотка свежего воздуха. Стояла ясная безветренная погода, довольно таки приятная для прогулки. Идти в общежитие желания не было. Я завернул за угол и пошел прямо по бульвару к жилым кварталам. Дойдя до первых домов, я вспомнил о вчерашней заинтриговавшей меня встрече с Дэвидом, и меня не отпускала мысль о том, как он меня нашел и откуда взялся, ведь столько воды утекло с тех пор как мы вместе росли в детском доме. Мы договорились сегодня вечером встретится в баре и поговорить по душам. Столик был забронирован на 10 вечера, у меня было еще 5 часов, и нужно было решить, чем занять себя в это время. Недолго думая я пошел в магазин одежды, который был в конце квартала. Мне одежда была не нужна, точнее сказать нужна, но в этот раз я шел туда просто поболтать с кассиром Бэтани.
Магазин располагался в жилом доме на первом этаже, представлял из себя пару комнат с убогим ассортиментом, который тем не менее пользовался спросом у рабочего класса этого района. Зайдя внутрь мои глаза приманивал к себе лучик света в этой кромешной тьме убогих лоскутов ткани, это красавица Бэт. Длинные белые волосы в сочетании с шикарными ресницами вокруг ангельски красивых голубых глаз выдавали натуру этой девушки. Очень скромная и добрая девушка сразу окатила меня своей улыбкой и упреками, почему я не заходил к ней уже неделю или я нашел другую барахолку.
– Кристиан, приветик, ты где пропадал? – сказала, не скрывая удивления, обладательница точеной фигурки блондинка.
– Если б я знал Бэт, ты бы узнала об этом первая.
– Не уж то ты опять подсел на тауриновые коктейльчики?
– Спаси и сохрани, ни в коем случае. Это уже в прошлом. После недавних неприятностей, я с этим завязал. Честно сказать мне самому сложно ответить на этот вопрос. Но я про тебя ни на секунду не забывал.
– Ой только не ври мне, – развеселившись сказала Бэт.
– Лучше мне скажи, когда ты согласишься на мое предложение на счет кино?
– Как только маме станет легче, ты же знаешь она без меня не может.
За милой беседой я не заметил, что мне пора уже выдвигаться в направлении бара, опаздывать я не любил. По-моему, мнение лучше прийти на час раньше и сидеть ждать, чем опоздать на 5 минут и испортить первое впечатление о себе.
Бар располагался в центре Каскары, на красочной площади, на пересечении главных улиц города. Вокруг все мерцало множеством неоновых ламп, больших голографических вывесок и огромным количеством народа. Протолкавшись к входу в бар “Ночной бродяга” и пройдя на удивление дресскод, я попал в внутрь. Он располагался в подвале и занимал обширную площадь. Где мне и предстояло найти наш столик. Официант, проводив меня в дальний угол, оставил одного с меню в руках за пустым столиком. Дэвида еще не было. Я решил сразу заказать по пиву и пивную тарелку на закуску. Время ожидания пошло.
В баре была приятная атмосфера, много молодых людей, играла спокойная электронная музыка. Я не заметил, как опустошил уже 4ый бокал. Так приятно и спокойно оно лилось в меня. Я понял, что Дэвида можно уже не ждать, как внезапно появился, так внезапно и пропал. Я старался получить максимальное удовольствие от сложившейся ситуации. Покуривая кальян, я жадно оглядывал с ног до головы всех посетителей бара, особенно танцоров, которые двигали телами в такт приятной, расслабляющей музыки. Подозвав очередной раз официанта, спросил не оставлял ли мне кто-нибудь сообщения. Услышав отрицательный ответ. Я заказал еще один бокал и сразу попросил счет, время уже давно перевалило за полночь. Как ни крути завтра нужно было идти на работу, доделать зависшую машину, ожидавшую запчастей.
Вставая из-за стола, я направился на танцпол, не хотелось уходить, не потанцевав пяти минут, хотелось отдать этому танцу последние силы, чтоб дома упасть лицом в подушку и за секунду потерять сознание. Слабо расталкивая локтями народ, я прошел к центру танцпола. В двух шагах от центра я остановился. Пошатнулся. Все поплыло, как будто внезапно весь выпитый алкоголь ударил в голову. На танцполе танцевала девушка, как мне показалось, довольно таки приличная с виду, она двигалась как в экстазе, извивалась, руки, ноги, все перемещалось из стороны в сторону. Она звала меня к себе, хотела слиться со мной в едином движении, танце. Я двигался как марионетка, так как она хотела. Повторял движения ее тела. Что происходит. Наверное, я сильно перебрал. Не покидало острое ощущение что я ее где-то видел. Что она от меня чего-то хочет. Она меня потянула через весь зал за собой. Приступи эйфории, я был податливым, делайте со мной что хотите.
Мы сели в такси. Помню ее смех, пронзительный, доходящий до глубин моего сознания.
Через мгновение мы были в какой-то квартире, на окраине города. Бросив меня на диван, она удалилась в ванную. У меня была минута прийти в себя, осмотреться. Кроме кровати, и пары шкафов в комнате висела большая картина на стене. В полутьме я разглядел на ней, рисунок, полусфера. И что-то яркое, горящее, прорывается через нее к центру. Не взирая на мое подпитое состояние, мне стало как-то не по себе, что-то шевельнулось в голове, заработали потаенные механизмы, начало прояснятся сознание. Когда вышла из ванной полуобнаженная женщина, я притворился что сплю. Но был на чеку, не мог успокоится, внутри была какая-то тревога. Следуя инстинктам я, перекатился по кровати и спрыгнув на пол, увидел, как острый клинок прошел кровать на сквозь в том месте где я только что был. Поднял голову из-под кровати на меня смотрел агрессивный, прожигающий на сквозь, взгляд и щель в верхнем ряду больших белых зубов. Последовавший взрыв смеха, заставил меня взять себя в руки. Я резким движением прыгнул на дамочку, сбив ее с ног, мы покатились кубарем по полу. Если не думать о том, что, возможно, я на волоске от смерти, было приятно оказаться в объятиях этого упругого женского тела. Если б мне кто сказал, что у женщин бывает такая хватка, я б в жизни не поверил. Ощущение было, что меня трамбуют отбойным молотком. Но время, проведённое за занятиями борьбой, не прошли даром, не зря я был чемпион среди юниоров по греко-римской борьбе. Высвободившись от захвата, я вскочил на ноги. Не замедляя она бросилась в атаку, я технично провожу захват, отклоняюсь и прогибаясь, увлекаю ее за собой. Делаю подбив за счет отклонения головы назад, толкаю таз вверх и становясь в мост перебрасываю сумасшедшую через себя. В голове слышу голос тренера: “Кристиан, прогиб засчитан”. Что было дальше, мой мозг очень долго не мог осмыслить. После того как я прогибом воткнул эту сбрендившую амазонку в ковер, на нем осталось мокрое пятно. Но ее не было. Что это значит. Быстро собрав свои вещи, я устремился на улицу. Глотнув свежего ночного воздуха, я кратчайшим путем отправился домой, по пути пытаясь осмыслить произошедшее.
4.
Проспав 4 часа, я проснулся разбитым. Вчерашний вечер был как во сне. Не верилось, что это произошло со мной. Каким образом получилось, что после борьбы с дикой амазонкой, осталась лужа воды. Не подумайте мы не обмочились, и это не лужа пота. Так сказать, я на легке ее опрокинул даже не вспотев. Ощущение что мое тело давало мне сигналы, я чувствовал агрессивные импульсы от нее в той квартире, чувствовал, что мне что-то угрожает.
Я умылся и одел свежую одежду и на рассвете пошел на работу. Ждать транспорт я не стал, хотелось побыть наедине, пройтись. Через полчаса, я был на месте. В сервисе еще никого не было. Я переоделся в форму, взял упаковку новых прорезиненных перчаток, пошел в цех.
Запчасти уже лежали возле машины, что меня несомненно обрадовало. Работал я как вол, без обеда и перекуров, работа не застаивалась в моих руках. Подняв на подъемнике машину на нужный уровень, я приступил к сборке.
Когда я закончил машину уже был обед. Сервис кишел клиентами и работягами. Поздоровавшись за руку с каждым слесарем. Я зашел на приемку сказать менеджеру чтоб он звонил клиенту и сообщил о готовности машины. Просмотрев отчет о зарплате, получил приятные эмоции, иначе никак, я был одним из самых высокооплачиваемых специалистов этой грязной дыре. Конечно мой доход нельзя сравнить с доходом директора, но для комфортного существования вполне хватало. Выбора работы на Каскаре особо не было, менять шило на мыло было абсолютно бессмысленно, тем более я уделил не мало лет этому ремеслу.
Зайдя в кабинет к директору, я написал служебную записку, с просьбой получить на оставшуюся часть рабочего дня отгул. На работу сегодня мягко говоря не стояло. Но зависшую машину нужно было закончить, однозначно.
Приняв душ и свеженьким выйдя с работы. Я был в раздумьях, что мне делать, не давал покоя вчерашний казус с девушкой из бара и с не пришедшим, заново приобретенным, и сразу же потерянным старым другом.
Я решил поехать в единственное место где о нем могли что-то знать, в детский дом в котором мы выросли. Он находился в часе езды от работы, в пригороде.
Сев в автобус, на место возле окна, я разглядывал мрачный пейзаж мегаполиса. От заводов по переработке полезных ископаемых, стоял смог. Картинка менялась, после заводских заборов с колючей проволокой, шли спальне районы, трущобы. Самые бедные кварталы, пропитанные алкоголем и нищетой. Эпицентром этого кишлака был рынок, на который лучше не попадать в ночное время.
Город страдал от нехватки растительности, пригородный пейзаж был скупой, не много растений могут жить в песчано-илистой почве. Редкие тополя и ивы, усеянные камышом и осокой.
Детский дом был закрыт. Я здесь не был с выпуска. Прошло без малого 16 лет, как я вышел в большой свет сиротой. И я, наивно, думал, что здесь все осталось без изменений, почему я не приезжал раньше навестить воспитателей, которые мне были как родители. Наверное, это было слишком тяжело. Так же я не вспоминал и о друге детства.
На сторожке у охранника я узнал, что детдом закрыли после несчастного случая 16 лет назад. Почему я об этом ничего не слышал, меня настолько затянуло обучение в техническом университете, что я дистанцировался от прошлого. Хотел для окружения быть обычным парнем, как и все, у которого была семья. А не сирота, незнающий о своем прошлом ничего.
5.
Голова шла кругом от нахлынувших мыслей и незнания как поступить, и с чего начать.
Оказывается, после моего ухода из интерната Дэвид стал сам не свой. Тяжелое детство оставило на нас сильный отпечаток, мы были испорчены. Не такие как все, мы не знали материнской любви, с нами не играл отец в футбол. Но мы были друг у друга, с раннего детства, не разлей вода, как братья. Я был старше Дэвида всего лишь на полгода. Почему я так поступил, оборвал все связи после выхода во взрослую жизнь, неизвестно. Скорей всего это и послужило детонатором, спровоцировало его на те ужасные поступки, которые он совершил. Ведь охранник четко описал именно Дэвида, значит это он убил троих воспитателей и пропал. Но зачем? И зачем он появился через столько времени и опять пропал? Быть может та девушка из бара как-то с ним связана.
Я шел вдоль шоссе погруженный в мысли и не услышал, как подъезжал на большой скорости электрокар. В последний момент я почувствовал опасность и за доли секунд до столкновения успел сделать рывок в сторону. Все было как в замедленном действии, я прыгнул как гепард на несколько метров в сторону, и повернув голову в последний момент успел разглядеть за рулем Дэвида. Машина пролетела несколько десятков метров, на тормозах, ее развернуло, и она въехала в фонарный столб.
Моргала лампа на фонаре, стояла гробовая тишина, ветер слегка шевелил траву, налетели тучи. Смеркалось. Я слышал, как бьётся мое сердце. Выйдя на дорогу, я ждал его. Бежать некуда, да и есть ли смысл. Все мое внимание было приковано к автомобилю. Гудел сигнал, казалось, что в машине никого нет, чего не могло быть. Ведь я явно видел за рулем Дэвида. Дверь открылась. На влажный асфальт начала вытекать какая-то жидкость из машины. Выглядело это до безумия странно. Пустое водительское место и лужа под дверью. В которой отражалось небо. Я подошел ближе, несмотря на протест моего внутреннего я. Сжимая кулаки, готовясь к любому исходу, я шел.
– Кто здесь? – крикнул я, не доходя 5 метров до машины, – Вы чуть меня не сбили?
Уверенность в том, что я видел Дэвида, таяла на глазах.
– С каких пор мы перешли на «ВЫ»? – сказал дрожащий голос;
– Я не понимаю, что здесь происходит, и кто вы? Дэвид это ты?
– Скоро ты все узнаешь, вспомнишь.
– Что я должен вспомнить?
В этот момент в свете фар машины из лужи начало вырастать какое-то существо. Это заняло несколько секунд, и лужа воды преобразовалась в Дэвида. Он стоял в поту, его лихорадило, обильные капли стекали от головы к ногам. Клетчатая рубашка была мокрая насквозь.
Я потерял дар речи. Как это ты сделал? И почему с тебя течет вода и как ты вообще из лужи вылез!? Мне казалось я многое в жизни повидал, но это было слишком. Какие-то дальние или заглушенные воспоминания шкрябли внутри, как будто их там кто-то запер и не выпускал. Голова закружилась, я еле устоял на ногах, схватившись за дверь авто.
– Говори, ну что же ты смотришь и молчишь!? – закричал я;
– Слов не нужно, ты и сам все вспомнишь, постепенно.
– Почему ты хотел меня сбить? Что я тебе сделал!?
– Вся моя жизнь вела меня к этому и это еще не конец.
– Это ты подослал ту подругу в баре, что напала на меня с ножом?
– Ты много кому мешаешь без памяти, а когда твоя память восстановиться за тобой придут.
После этих слов он струей воды ударился об асфальт и растекся в разные стороны.
Вышло солнце, поднялся ветер. Я не желал оставаться на месте, было жутко. Пробежка до дома заняла более часа, тело помнило еще тренировки и не сильно беспокоили болью мышцы.
6.
Каскара, единственный город выживший после катаклизмов на нашей планете. Многомиллионный. Перенаселенный. Живущий под куполом. Строился предками как рай на Земле, самодостаточный, который может существовать абсолютно обособлено. Еда, вода, воздух. Все продумано, системы вентиляции, фабрики по производству питания, нефтедобывающая промышленность, гидроэлектростанция, очистные сооружения, опреснение соленой воды. Чистейшая питьевая вода на основе соленой и единственной воды в изобилии. Поскольку Каскара оказалась городом утопленником, приспособленным к полному погружению в толщи водной массы. Жители счастливцы, ведь их мудрые предки продумали все до мелочей, включая прогноз о глобальном наводнении. Город оказался своего образа Ноевым Ковчегом, только не бороздящим водную гладь, а крепко присосавшемуся к морскому дну. Сменилось ни одно поколение города и жители забыли, что такое настоящий ветер и ощущение теплых солнечных лучей на теле. Купол был покрыт гибкими дисплеями, имитирующими погоду, время суток. Люди настолько привыкли к этому окружению, что уже не задумывались о его реальности. Все жили и трудились, как и их предки, сотни лет назад, на суше. Именно в этом месте мы и застали нашего героя, Кристиана.
7.
Как в любом месте на суше в былые времена, были правители. Так и на Каскаре, были свои порядки. И главный верховный аппарат назывался Иллюзорный совет. Выносивший главные постулаты. Самым главным из них был – работа есть жизнь. Каждый житель должен был работать. И его с самого детства к ней готовили. Кем он должен был стать знали уже в утробе. Каждый должен знать свое место. Работяга ты или мыслитель, каждый вносит свой вклад в существование. Технологии, существовавшие в жизни каскарцев, в основном были заимствованы у предков. Что-то удалось сохранить, а что-то утеряно навсегда. Город как единый живой организм, существует и выживает в этом не дружелюбном мире. И мечта подняться на поверхность так и остается несбыточной. Каждые четыре года в високосный год, 29 февраля, все собираются на площади и с замиранием сердца и смотрят на экраны, как батискаф выходит в океан через серию шлюзов и поднимается на поверхность, делая попутно заметки о изменениях в океане, уровне воды, температуре, давлении, наличии и разнообразии флоры и фауны подводного мира. Эхолот составляет карту, регистрирует изменения.
К сожалению, в эту четырехлетку изменений не произошло. Мы одни, и одиноки, в этом затопленном мире. Люди, расстроенные расходятся по домам, кто по барам. Неугомонные фанатики скандируют “Правды! Правды!”. С каждым годом таких фанатиков все меньше и меньше.
Благодаря новым законам вводимым иллюзорным советом, о запрете пропаганды открытого мира и запрета самостоятельного выхода в океан, таких смельчаков становится заметно меньше. А тех, кого ловят отправляют в коралловые шахты, преимущественно для добычи черных кораллов. Украшения из черных кораллов одно из самых любимых у горожан, особенно у элиты.
8.
На следующий день после очередного разочарования, батискаф, опять, не принес никакой новой информации, я планировал провести свой обычный день. Пойти на работу, а после нее заскочить к друзьям на игру в покер. Уже 2 месяца прошло с загадочного появления и исчезновения моего водянистого друга детства. Расспросы на эту тему меня никуда не привели, только вызвали подозрения в мою сторону, и я решил закрыться в себе, чтоб не на кликать беды. Не очень уж хотелось работать с черными кораллами в ювелирной промышленности, скажем так, на самом дне ювелирной промышленности, меня вполне устраивало ковыряться в развалюхах бедняков. Все же тяга к технике была у меня в крови, как мне казалось. Не зря же я закончил институт на инженера, хоть на работу меня и не пригласили, не тем уродился. Каждый должен принимать жизнь, дарованную нам советом, такой какая она есть. А не особо согласные долго не возмущаются, поскольку сразу пропадают на особо тяжелые работы. Держать язык за зубами, одно из правил совета.
Выйдя из квартиры на лестничную площадку, я столкнулся с соседом Яном Кобински. Неопрятным русым мужичком, с взлохмаченными усами, частично прикрывающими тонкие губы. Ян был худощав и малоросл. Идеальный работник вентиляционных шлюзов и перемычек в горнодобывающей компании.
– Ой, Ян! – сказал я, чуть не наступив ему на ноги – Я тебя не заметил!
– Ну привет, сосед! Хорошо хоть заметил в последний момент, иначе все пальцы отдавил бы, слон! – скрипя зубами сказал Ян.
– Ну что ты ругаешься, с утра по раньше!
– Как тут не ругаться, смотрел вчера какие данные дал эхолот. Глупости какие-то!
– Ну почему глупости? Что тебя смущает?
– Если верить древним, то уровень мирового океана уже должен был бы снизиться, сколько-то времени прошло.
– Откуда у тебя такая информация?
– Меньше знаешь лучше спишь, слышал такую фразу? До свиданья!
Развернулся, и ушел как ни в чем не бывало. Может есть в этом какое-то зерно правды. Ведь судя по словам совета, уже почти сто лет нет никаких благоприятных изменений. Но никто кроме батискафа туда не выходил, ни один человек. Хотя желающие были. Но их спровадили, угрозами жизни, нечеловеческим давлением вне Каскары.
На работу я пришел в трансе. Желания работать не было, но нужно было отбить свои часы, иначе могли оштрафовать или лишить премии. Нарушение дисциплины каралось жестко. А кушать то хочется. В цеху как всегда было не протолкнутся, все подъемники были заняты машинами. После выигрыша тендера на обслуживание гостехники, дела пошли в гору. Поговаривали что кто-то из директоров, имеет связь с кем-то из членов иллюзорного совета, иначе невозможно было бы выиграть тендер. Любое оборудование, автозапчасти, все что нужно было поставлялось в кратчайшие сроки. Любые задержки рассматривались как подрыв госзаказа. Ремонту подлежало все что было на колесах, автомобили, автобусы, грузовики, спецтехника. Увеличили добычу всех полезных ископаемых в периметре, из недр выкачивалось все что только можно было, хотя недостатка в ресурсах до этого не значилось. Поговаривали о каком-то крупном проекте, о таком, о чем не мечтали и предыдущие поколения, а именно, строительство первой передвижной станции за пределами Каскары. Люди были воодушевлены, фанатики готовы были работать за еду, сверхурочно, только ради идеи. Но не все этому были так рады. Многие видели в этом какую-то тайну, что-то тщательно скрывалось, что именно было под знаком вопроса.
Не успел я переодеться в рабочую форму в затхлой раздевалке, как забежал Пьер и с полоумной улыбкой сказал, что меня вызывает директор. По улыбке Пьера можно было понять, о чем он думал, о лишении меня премии или о том, что мне срежут заработную плату. Это был для него бальзам на душу. Не сказать, что я сильно ценился как работник, но мое упорство в работе доходило до исступления, если я впрягался, то мог работать сверхурочно и без выходных, за это меня и ценили. А что касаемо большинства слесарей, в том числе и Пьера, на них не всегда могли рассчитывать. Не только из-за того, что у таких как Пьер руки росли не из того места, но и из-за того, что они в большинстве своем были безответственны. Кошлич мог не выйти на работу без предупреждения, если вдруг у него заболел кот, в котором он души не чаял. Альварес после получения зарплаты пропадал в баре на пару дней, а после того как пропивал все деньги, приходил к директору, каялся в грехах и просил преждевременно аванс.
Василич, как мы его называли за глаза, наш директор, бывший военный, был тираном местного разлива. Его фанатизм на счет руководства сервисом, доходил до крайностей. Временам возникало ощущение что мы не свободные люди, а военные или еще хуже арестанты. Его строгость чередовалась с идиотизмом. Он был любитель штрафов, по поводу и без, поэтому если тебя вызывали к нему в кабинет хорошего ждать не приходилось.
– Стивенсон, почему я тебя должен так долго ждать? «Пьер тебя пошел звать еще 10 минут назад», – сказал мой босс, находясь явно не духе, хотя был ли он в духе когда-нибудь, большой вопрос.
– Николай Васильевич, где пропадал Пьер 9 минут вопрос не ко мне, мне как передали ваше поручение так я сразу и пришел, – ответил я.
Он смерил меня строгим взглядом.
– Ты был на площади в момент поднятия батискафа в День Единения?
– Да, а в чем дело?
– Тут приходили подозрительные личности спрашивали, про тебя? Мол что за человек Кристиан Стивенсон, как работает, чем живет, выполняет ли план, установленный иллюзорным советом для всех трудящихся, ну и все в таком духе.
– Так, а кто это был, спецслужбы или просто социологи, опросы проводили?
– Ты мне тут не шути, если узнаю, что ты в чем-то там замешан или где-нибудь провинился, не посмотрю на твои заслуги, выгоню тебя с работы, а что будет дальше я думаю тебе можно не рассказывать, сам в курсе.
– Понятно. Я свободен или есть какие-то спецзадания?
– Хотелось бы доверить эту работу кому-нибудь другому, но вариантов нет, лучше слесаря у нас нет. Поэтому слушай сюда. Нам выказали великую честь, на обслуживание поступил батискаф. Да, да, подтяни подбородок. Это входит в тот тендер, если ты не знал, обслуживание и ремонт спецтехники, а батискаф вроде как спецтехника своего рода.
– Но у нас ведь нет нужного оборудования? – возразил я.
– Теперь все есть, если вдруг возникнут какие-то вопрос, что-нибудь будет нужно, инструмент, технические жидкости или запчасти обращайся к Елене, теперь она занимается всеми вопросами по тендерной технике. И еще момент, это все требует большой конфиденциальности, никто ничего не должен знать, за нами следят в 10 глаз, все камеры будут просматривать круглосуточно. Теперь ты работаешь в отдельном боксе. Еще чуть позже тебе предоставят двух помощников. Скажем своего рода это повышение, которому я сам не особо рад. Поэтому не разочаруй меня. Перед уходом распишись в документах касаемо секретности.
– Все так серьезно?
– Давай без лишних глупых вопросов, расписался и в путь, принимай дело.
Мое смятение доходило до предела, слишком все было подозрительно. Люди, которые растекались по асфальту, о которых я не мог забыть. Учитывая, что один из них был мой друг детства. Какие-то подозрительные личности, интересующиеся моей не примечательной жизнью, не считая последних месяцев. А тут еще батискаф. Я думаю Ян Кобински жизнь бы отдал заглянуть внутрь батискафа, а то и выйти на нем в океан. В груди что-то металось, не давай покоя. Смятение перерастало в настоящую тревогу, или предчувствие чего-то пугающего, неизведанного. Разобраться в себе работа не из легких, для человека, который идет по жизни как по канату, которого сзади подталкивают острием ножа.
Бокс был внушительных размеров и венцом творения был батискаф, который я видел впервые в жизни, а не по экрану. Он был в длину около восьми метров и на всю длину кормы было написано его название “Поисковик”. Название отличное, только себя не оправдывало, сколько поисковик не выходил в воды не приносил никаких хороших новостей.
Взяв техническую информацию, я вкратце пробежался по основным интересующим моментам. В техническом задании указывалось, что присутствуют проблемы в тяговом двигателе для вертикальных перемещений. Эта информация меня смутила, как давно присутствует эта неисправность. Это выяснилось при последнем подъеме 29 февраля или эта неисправность присутствует давно, но ее не могли идентифицировать. Попав внутрь сферы, перед моим взглядом предстал вид запустенья, паутина была везде, приборы не включались. После небольшой диагностики, выяснилось, что аккумуляторы сели.
Как батискаф, который всплывал каждую четырехлетку мог прийти в такое состояние, причем последнее всплытие было буквально на днях. На сколько мне известно отправлялся в океан один и тот же батискаф. На приборной панели лежала кипа отчетов, последний датировался 30-летней давностью. Вопросов было больше чем ответов.
Не успев до конца произвести диагностику, в бокс пришли мои помощники. Внешний вид говорил, что люди пришли не помогать мне, а охранять. Кого, непонятно. Меня, батискаф или ту тайну, которую он несет.
– Привет ребята! Вы те самые про которых говорил Василич? – спросил дружелюбно я.
– Всего хорошего. – махнули они невзначай рукой; – Ты лучше не отвлекайся от работы! Нам нужно к концу рабочего дня получить отчет по общему состоянию и неисправностях батискафа.
– К чему такая спешка? Ведь это запасной батискаф, и следующий подъем будет не скоро.
– Тебя сюда поставили не вопросы задавать, а с закрытым ртом ремонтировать батискаф и времени у тебя немного!
Тон помощников, отбил желание на общение с этими обезьянами.
В конце рабочего дня я зашел к Василичу в кабинет. На мои расспросы был дан ответ в духе помощников и несколько раз напоминалось о неразглашении и последствиях болтливости.
Приняв душ и одев чистые вещи, я вышел с работы. Путь держал в северную часть города, где проживал наш воспитатель из детдома Мария Фернанда. Найдя имя и фамилию по справочнику, я решил к ней зайти и узнать подробности про несчастный случай с Дэвидом. Потому что история старого сторожа меня не удовлетворяла, еще буквально недавно, до встречи с водяными я решил бы что дедуля сошел с ума, но теперь я в этом был не уверен. Потому что версия о том, что 10 детей, которые находились в бассейне вместе с Дэвидом, растворились у всех на глазах, звучала через чур двояко и загадочно. Нужна была ясность.
Убожество северного района, как и многих районов мегаполиса, было отталкивающим. Нахождение здесь по собственному желанию сводилось на нет. Выбоины в асфальте, заваленные бордюры, разбитые стекла на остановочном комплексе, редкие прохожие подозрительной внешности. На улице уже давно стемнело, экраны купола пестрили мириадами звезд, словно нет между нами и звездами большой толщи соленой воды. И большинство жителей города так и живет, не обращая внимания на экраны, чтоб не давило чувство скованности, спертости, закрытости. Как будто мы на воле, на земле и можем идти куда захотим и больше нет совета с изнуряющими рабочими сменами.
Дом Марии был классическим строением для этого спального района, не больше пяти этажей панельной безвкусицы серого цвета. Поднявшись на 5 этаж, я на секунду замер перед тем как постучать в дверь. Мысли атаковали. Надежда была что сейчас узнаю что-то существенное, что поможет разобраться во всем происходящем, то что я упустил и никак не мог понять. Ведь мы с Дэвидом были лучшими друзьями, даже братьями. Почему он хотел меня убить, он ли это? Не верится что-то существо был он, хоть убей.
После двух коротких ударов в дверь, смуглая полнолицая женщина преклонного возраста открыла дверь, не спросив кто это, как будто ждала меня.
– Добрый вечер! Вы Мария Фернанда? Воспитатель из детского дома на шоссе Энтузиастов?
– Добрый. Молодой человек, а вы не почтальон, я жду почтальона, а он все никак не придет. Нам должны прийти выплаты, ветеранам труда. Я по телевизору слышала, глава иллюзорного совета говорил, что нам назначат выплаты. За то, что мы стойко выполняли свою работу изо дня в день, не жалея себя, ради города и будущего человечества. Так что вы там сказали? –с удивлением сказала бабушка.
– Я ваш воспитанник из детдома, Кристиан. Кристиан Стивенсон. Вы меня помните?
– Да, да молодой человек я вас узнаю, но смутно, не помню где я вас видела. Вы, наверное, наш новый сосед, который заехал в 10 квартиру неделю назад.
– Вы совсем ничего не помните о своей работе, до выхода на пенсию?
– А вы с какой целью интересуетесь? Вы из администрации пришли? Ведь я уже все говорила, сто раз. Мы не знаем куда они делись. И зачем вы мучаете мое сердце, ведь они были мне как дети. Ну куда бы я их дела. Они мне снятся по ночам, как они плавают в огромном бассейне, и вода их не пускает, она их держит, они кричат под водой, но я не слышу ничего, вода проникает им в рот, в легкие, растекается по всему телу, попадает под кожу, переливается, светится. Они сами становятся водой сливаются с ней, выходят из нее и снова входят. Это было слияние полное, разрушительное. После него не осталось ничего.
Она так и стояла, не двигалась, замерла и только глухо падали слезы с ее старого лица на плитку.
Я завел ее в квартиру, усадил в кресло-качалку. Она больше ничего не говорила, была податлива на движения. Я укрыл ее пледом. Сказал, что ухожу и больше не буду ее беспокоить.
Перед уходом я быстрым взглядом окинул комнату. Она была очень бедно обставлена. Пыль, не убранная еда на столе, включённый телевизор на первом вещательном телеканале. Какой смысл называть телеканал первым, если он единственный и альтернативы нет. На серванте было пару фотографий в рамках. На одной из них, еще в рассвете сил, Мария, радуется на дне Единения, очередному запуску батискафа, в её глазах горит надежда на счастливое свободное будущее. Но как она была далека в тот момент от этого счастья и свободы, поступать так как хочешь ты, а не как тебе положено по предписанию.
На второй фотографии я увидел то что хотел, наша группа. Я, Дэвид, Митрий, Хосе, Алик и еще пару детишек узнать которых уже мешают прожитые вне детдома годы, и на заднем плане Мария. Тогда она только приняла нашу группу, нам было лет по восемь не больше, уже не дети, но и не взрослые. С своими характерами, достоинствами и недостатками. И все же счастливыми, улыбки на лицах не поддельные, а настоящие.
Я прикрыл дверь в квартиру, пока не защелкнулась щеколда. Не хотелось потревожить её стуком двери. Видно с разумом она давно попрощалась, он остался где там в нашем детстве, в нашей группе. С теми детьми.
На улице под потолком висел полумесяц, большой яркий. Как жаль, что это не настоящая Луна, а дешевая проекция. Как хотелось бы увидеть ее вживую. Такую величественную, таинственную, притягательную. Ведь в старых энциклопедиях говорится что люди летали к ней и даже оставляли свои следы на ее поверхности. В наше время это звучит как бред. Настолько вопиющий, что теперь такие книги не сыщешь днем с огнем. Зачем людям забивать голову несбыточными мечтами, мы узники Каскары, мы не жильцы, мы винтики в этом механизме, чтоб он существовал и не развалился. От рождения и до самой смерти мы должны работать на том месте куда нам укажут наши гены. Кому-то суждено из поколения в поколение проживать жизнь в роскоши, в единственном красивом месте в этом убогом мрачном городе. Вивальда, это самое красивое что здесь есть. Нет ни одного работяги который бы не мечтал жить в этом районе. Красивые парки с невероятными растениями и деревьями, максимальный уровень жизни, все что нужно в шаговой доступности. Развлечения, кино, библиотека – запретные вещи для трудящегося класса. Кроме технической документации тебе ничего не выдадут в местной библиотеке, лишь те знания, которые тебе нужны для отличного выполнения своей работы или смежной специальности. Художественная литература, существует только подпольно. Ее невозможно достать, и еще опасней хранить. Стражи порядка начеку, не зря они увешали все своими камерами, которые как они говорят служат для соблюдения порядка. На самом деле они служат только элите, верхушке, правлению, совету. Обратись с каким-нибудь вопросом к стражам тебя тут же спровадят, еще дай бог чтоб тебе чего-нибудь не приписали.
9.
На следующий день я получил уведомление о том, что мне дали выходной за мой счет, так как запчасти на батискаф еще не пришли и сидеть бездельничать на работе нечего, поэтому настоятельно мне рекомендовали заняться саморазвитием об устройстве и эксплуатации батискафа. Чтоб я не задерживал ремонт после прихода запчастей.
Ну выходной и выходной, не очень-то и хотелось туда идти, смотреть опять на морды этих помощников.
После наведения утреннего туалета я решил пойти в гости к Бэт, узнать, что у нее нового.
На улице уже было позднее утро. Люди сновали туда-сюда. Сплошь и рядом курьеры, разъезжались в разные стороны. Из шахт на заводы, с заводов на склады, из складов в администрацию. В районе моего проживания была транспортная артерия города. Автобусы, грузовики, легковой транспорт. Все двигались и жили по распорядку, как по часам смещались из одной стороны в другую. Свободные прогулки в рабочие дни были считай, что преступлениями. Не успел я дойти до магазина как меня остановили стражи. Два человека в черной пластиковой каске с удлиненной задней частью, закрывающей шею и длинном черном прорезиненном пальто. На ногах особо уполномоченных были галоши, темные как смоль.
– Гражданин как ваше имя? Почему вы не на работе!? – сурово, с неприязнью сказал один из стражей.
– Доброе утро представители власти. Вот, пожалуйста, моя справка, выдали на работе с утра. У меня выходной за свой счет. – ответил я.
– Правильно что за свой счет, нечего кормить этих лоботрясов, – сказал второй страж
– Я свободен, или вы что-нибудь еще хотели мне сказать?
– Куда направляетесь? Вам выдали задание на выходной?
– Конечно, вот иду в библиотеку за новыми книгами с технической документацией по машинам.
– Хорошо. Вы свободны.
Отойдя от них на 10 метров, я кинул им в след презрительный взгляд. Хуже, чем работать на коралловых рудниках быть стражем. Причем стражем мог стать практически любой который докажет свою верность совету в лице администрации. Нужно было доложить о не соблюдении режима, каких-нибудь нарушениях соседа или товарища по работе. Такими поступками можно было завоевать доверие верхушки. В общем между собой мы их называли крысами, которые вечно что-то выискивают и вынюхивают.
Бэт была на месте и как всегда прекрасно выглядела. Покупателей не было, поэтому можно было ее отвлечь на 5 минут болтовней.
– Ну как дела красотка? – будучи в приподнятом настроении, спросил я.
– Жить можно, – расстроенным голосом сказала Бэт
– А что так? Что-нибудь случилось?
– Маме все хуже. Врачи предполагают, что ее болезнь кончится плохо.
– Печально это слышать. А какой диагноз они ставят и как вы лечитесь?
– Уверенности полной нет, но похоже на декомпрессионную болезнь, говорят у нее вспенилась кровь и рушатся стенки сосудов, которые блокируют кровоток. Боюсь этот процесс необратимый. Но все же мать пьет сосудорасширяющие препараты и делаем инфузии раствора глюкозы. Хочется надеяться на лучшее. – сказала она со слезами на глазах.
– Ну, малышка не плачь, все будет хорошо с твоей мамой, я в это верю, и ты должна!
– Хорошо, буду.
– Что-нибудь новое слышала, что происходит на районе?
– А, ты, наверное, не слышал, Робинсон вернулся из коралловых рудников, – утерев слезы рукавом сказала Бэт.
– Не может быть? Я давненько не слышал, чтоб кто-нибудь возвращался раньше срока изгнания из рудников. Он заходил к тебе, или кто-то принес сплетни?
– Маша забегала, сразу после открытия, и растрепала все новости про Робинсона. Не ты один удивлен что он пришел домой.
– Очень интересно, но лучше, наверное, узнать из первых рук, как же так получилось и чем он отличился что его, отпустили домой.
– Согласна, а то тут такие байки уже идут по району, не поверишь.
– И не стану. Ты не знаешь он у себя поселился, в старой комнате?
– Да, Маша сказала он к себе заехал.
– Спасибо за новости пойду зайду к нему, пока есть свободное время. Надеюсь застану его дома. Здоровья твоей маме, а ты держи выше нос. Счастливо.
Я помахал рукой Бэт и вышел на улицу. Робинсон, старый знакомый, с которым не раз выпивали по вечерам в одной компании, и работали некоторое время в одном сервисе, пока он жестко не проштрафился. После этого я его не видел, только слухи ходили что его забрали стражи и продолжительное время мы его не увидим, если увидим вообще, потому что на рудниках работа была тяжелая, местами невыносимая и не у всех хватало здоровья выйти оттуда, а раньше положенного времени, такого на нашем районе еще не было.
Пройдя два квартала, я попал под подъезд его дома. Обстановка перед домом была такая же, как и во всем районе, поскольку это была типовая застройка, грустных ничем не привлекательных бетонных коробок, местами давших трещину, которые активно заделывают железными стяжками работяги из коммунальных служб. Если б не сшивали такие дома стяжками добрая половина уже бы развалилась к чертям.
Дверь была открыта, похоже Робинсон был рад видеть всех и ни от кого не скрывался.
Комната была заброшенная, отличалась практически полным отсутствием мебели и сантиметровым слоем пыли. На фоне которой ярко выделялись следы сапог, курсировавшие из угла в угол и брошенный на пол вещмешок. Владелец квартиры сидел на раскладушке, даже не раздевшись, и жадно курил сигарету.
Он не сразу обратил внимание на то, что в комнату кто-то вошел. В полутьме был погружен в свои раздумья. Потом резко дернулся, подскочил и заметил меня.
– О, Кристиан. Давненько мы не виделись. – хриплым голосом сказал он.
– Да, без малого пару лет прошло, как ты нас покинул.
– Это я-то покинул. Так говоришь, как будто я по своему желанию, ушел. Утащили, под руки, волоком. И как зовут не спросили. – зло со щуря глаза сказал, как отрезал Роби.
– Ты не горячись, я не хотел тебя обидеть или задеть. Просто все произошло так быстро, никто и не понял, что случилось.
– Ну, а что бы вы сделали? Ничего. Как и все, везде. Если ты проштрафился и по тебе плачет рудник, тебе уже никто не поможет. А при сопротивлении ты знаешь, как бывает, вас бы всех прихватили, безапелляционно. Поэтому вы сделали единственное правильное решение, стояли и смотрели, как меня силой уводят.
– Мне жаль, что так случилось. Но как ты пришел домой раньше времени, тебе ведь еще не один год оставался работать мотыгой. Как ты выхлопотал прощение?
– Никак. Ты то ли слепой, то ли притворяешься дурачком. Ты разве не слышал, что творится в последнее время в рудниках?
– Не пойму, о чем ты.
– Я о серии несчастных случаев, и я б сказал о крупной серии несчастных случаев. Сначала о них замалчивали. Но когда больше десяти горняков пропали без вести, такой шум администрация уже не смогла скрыть. Понятно, что они не нами дорожат, на нас им наплевать. Они беспокоятся только о планах добычи. А сколько горняков поляжет, это не в счет. Но здесь что-то другое, то что их напугало. Это какие-то диверсии. Начались обыски у всех работников коралловых рифов, от начальства и до подчиненных. Не известно, что нашли, но было принято решение временно закрыть шахты, пока они совсем не разберутся.