Смеяться, право, не грешно… Юмористические рассказы бесплатное чтение

1. ПРИКЛЮЧЕНИЕ В САУНЕ

Собрались на даче дружеским кругом на ужин. Разговоры, возлияния и гвоздь программы – сауна. Несколько заходов сделано, можно бы завершить, но уж очень хочется ещё разок напоследок. И, пообещав жене не задержаться дольше пяти минут, Андрей забежал в сауну. Сел на верхнюю скамью, а тут кто-то из товарищей: «Подвинься, – говорит, – Андрюша». Пододвинулся, только неловко с небольшого перепоя. Привалился боком к раскалённому наморднику лампы, сильно обжёг, до горелого мяса. Заорал, подскочил, да не рассчитал в чужой сауне, головой врубился в потолок. А потолок в смоле, и гвоздь из него выступал. Голову Андрей до крови поранил и смолой испачкал. Завопил ещё сильнее и к выходу. По дороге колено о титан ударил. Дверь распахнул, а там, на пороге, – его дружок, тоже, как Андрей, хирург и профессор. В руках держит большущий таз с холодной водой, готовится Андрея «благословить» после сауны. Со словами: «Ну, Андрюха, держись!» делает шаг навстречу, поскальзывается и со всего маху врезает бедолаге тяжёлым тазиком по бедру, где тут же вспухает большущая гематома.

Ну, а в итоге Андрюша сдержал слово – дольше пяти минут в сауне не «кайфовал». Правда, потом лечился. Никто этой истории не верит, приходится свидетелей призывать.

2. ПОДАРОК ДРУГУ

Андрей собрался поздравить своего друга Дмитрия с днём рождения. Для этого следовало к нему заехать, и, конечно, не с пустыми руками. Над подарком долго не раздумывал – хорошие фирменные джинсы, например, Levis. Только вот размер надо бы уточнить. С тем позвонил Андрюша имениннику:

– Димка, привет! Это Андрей.

– Привет.

– Хочу подарить тебе Levis.

– Здорово, всегда мечтал. Хочу синие, классику.

– Получишь. Какой размер?

– Пятьдесят шестой.

Андрей помолчал, прикидывая:

– Слушай, как тебе корму разнесло!

В ответ после некоторой паузы и неуверенно:

– Да я вроде с юности не маленький.

Андрей:

– Как мы себя со стороны не видим! Ну, до встречи.

Только закончив разговор, Андрей разглядел, что позвонил сейчас другому Дмитрию, человеку, не столь ему близкому, респектабельному главному редактору большой престижной газеты. Что делать – перезвонил, извинился. Посмеялись. Джинсы Андрей купил в двух экземплярах – для именинника и для главного редактора, так как сам напросился.

3. КУРЬЁЗНЫЙ КОНФЕРАНС

Лет немало тому назад двое причастных к миру эстрады друзей, Игорь и Саша, отправились на подработку в регионы. Деньги зарабатывали по профессии – конферанс вели, стихи читали, пели. Веселили и просвещали. В Казахстане случился курьёз.

Шёл обычный концерт с участием местных талантов. Игорь и Саша по обыкновению много импровизировали, о выступлениях других участников объявляли с листа. Вышли на сцену, как полагается, спели-сплясали, надо представить следующего выступающего. Первый из них взял в руки программу, напрягся… и уступил место другому. Тот тоже не сразу в тему вошёл, потом всё же прочитал.

Номер, который они оглашали, звучал так: «Два кюя для кыл кобыза». Ну, чтобы понять, «кюй» – это произведение казахской музыкальной культуры, а «кыл кобыз» – инструмент, на котором его исполняют.

4. ШИРОКАЯ ДУША

В 1976 году количество жителей уральского города Челябинска достигло миллиона. Событие торжественно отметили, увековечили в значках и на почтовых марках. Даже с продуктами ненадолго стало получше, ведь большие города должны есть. Как, впрочем, и малые города, хотя большие города прокормить труднее. В те годы плохо удавалось кормить и большие города, и малые. Челябинск – город металлургов и машиностроителей, химиков и электронщиков, город тружеников. Еды не хватало, а без еды какая работа? Рабочие Челябинска пригрозили забастовкой. Забастовка в крупном городе оборонного значения – это серьёзно. Надо было что-то срочно предпринять, и под зелёные семафоры отправили в Челябинск железнодорожный состав с автомобилями «Жигули». По тем временам хорошая была машина, престижная, остродефицитная. Подогнали состав к городу и вселюдно объявили, что купить автомобиль может любой работник. Купить без записи, без талона, без переплаты и без очереди. Приходи, плати и бери. Народ и вправду сразу забыл про нехватку продуктов, новая тема возникла, еда подождёт.

Работал в то время на Челябинском электроцинковом заводе старшим печевым молодой мужчина из предместья, назовём его условно Василием. Печевые зарабатывали тогда о-го-го, и надумал Василий купить себе «Жигулёнок». Сказано-сделано, и вот уже автомобиль во дворе. Расслабляться некогда, надо обмыть.

Обмывали всей бригадой. Пили, пока деньги не кончились. Занял Василий немного денег у кого было. Пили. Потом и эти деньги кончились. Помчался Вася в деревню, откуда сам родом, а там у него в наследстве хозяйство, за которым соседи приглядывали. Продал Василий с пылу наследственную корову, в город вернулся. Пили, деньги от коровы пропили. А Василий во вкус вошёл, в деревню к себе опять наведался, дом с имуществом по-быстрому продал и в город: друзья ждут. Пили. Когда и эти деньги пропили, автомобиль Вася продал, а деньги, вырученные за него, с друзьями в остаток пропил. Больше пить не на что, остановились, стало быть.

Долго пили, работу забросили, да на это смотрели тогда спокойно. Если нутро у человека горит, а душа широкая, то кто осудит?

5. МИЛОСЕРДИЯ!

Обычный российский город на пару сотен тысяч жителей. Какой? Да неважно. Обычный судебный процесс. Что совершил обвиняемый? Какая разница, важно, что виновен. Подсудимый дал признательные показания, вина явная. Неожиданностей быть не должно, рутина, тоска. И тут на судебном заседании адвокат вытаскивает «из рукава» медицинское заключение о том, что его подзащитный страдает «неизлечимой алопецией второй степени». Заключение официальное, выдано авторитетной клиникой. Перед законом все равны, кому, как не судье, это знать? Но судья тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Есть такой термин в юриспруденции – «Argumentum ad hominem», что означает перенос акцента спора с предмета обсуждения на оценку личности участника. В нашем случае это была попытка адвоката привлечь внимание к тяжёлому состоянию обвиняемого и призвать суд к милосердию и состраданию. Попытка удалась. Высокий суд с учётом заболевания подсудимого назначил ему вместо реального срока наказания условный. Пусть лечится и живёт, много ли ему осталось с такой грозной болезнью.

Спустя некоторое время вынесший приговор судья нашёл время и любознательно стал разбираться в медицинских терминах. Алопеция, которой страдал подсудимый, оказалась ничем иным, как тривиальным облысением, плешивостью, свойственной большинству представителей сильного пола.

6. НОРМАЛЬНО, НО НЕОБЫЧНО

Бартер или, проще говоря, обмен товара на товар в научно-исследовательском институте был налажен. Нужна какая-нибудь деталь для эксперимента – идёшь в институтскую мастерскую и заказываешь. Получаешь выполненный заказ и в благодарность вручаешь исполнителю дозу спирта. Всё просто, формальности излишни.

Казус возник, когда старший научный сотрудник одной из лабораторий заказал деталь и уехал, указав, кому выполненный заказ отдать. К вечеру приходит работник с исполненным заказом в лабораторию, а там ждёт его другой научный сотрудник, только младший. Деталь принял, колбу из стенного шкафа извлёк, в стакан налил. Опрокинул работник стакан, рот вытер и спрашивает: «Ты чем напоил?» Понюхал младший научный сотрудник колбу и обомлел: ацетон! Бросился к стенному шкафу, а там ещё и другая колба, уже со спиртом. Он к работнику: «Давай скорую вызовем!» Тот: «Не надо скорой, ты мне спирту дай». Налили спирту стакан с верхом, без меры. Выпил работник и его, рот вытер и ушёл. Младший сотрудник шефу позвонил, доложил. Тот в гневе зашёлся, взволновались оба, а что сделаешь? Шум поднимать ни к чему, да и как? Еле утра дождались, прибежали в цех, там работа рано начиналась. Глядят, живёхонек работник, у станка стоит, точит. К нему подбежали: «Как себя чувствуешь? Было ли что?» Тот отвечает: «Нормально. Только вот жена сказала, что пахнет от меня необычно». Ну это и понятно: обычно спирт, а тут такой коктейль.

7. И ВПРАВДУ, НЕ ДУРАК ЛИ?

С переходом страны на рыночную экономику возможности отдельных наших граждан увеличились многократно. Сообразно этому в столице стремительно выросло количество автомобилей. Водители и пешеходы даже слегка «потеряли берега», оказавшись не в состоянии разобраться в изменившемся движении на московских улицах.

Никита, водитель со стажем, москвич и интеллигент, ехал по неширокой и не очень оживлённой улице столицы. Далеко впереди на нерегулируемом переходе пожилая женщина явно вознамерилась, но не решалась перейти дорогу перед машинами, шедшими беспрерывным потоком. Подъехав, Никита свой автомобиль остановил, позволяя женщине пройти. Та стояла. Никита гуднул – тот же результат. Никита мигнул фарами – всё равно стоит. Тогда Никита опустил стекло и, не обращая внимания на скапливающиеся позади автомобили, высунулся в окошко и сказал, приветливо улыбаясь: «Что же вы стоите? Пожалуйста, проходите». Со словами «Совсем дурак, что ли?» женщина подняла руку и покрутила пальцем у своего виска. Никита оказался сообразителен, понял сразу и внутренне согласился: «Да, он дурак».

Больше в родном отечестве дорогу пешеходам Никита не уступал, пока изменённые правила дорожного движения не сделали обязательным приоритет пешехода на переходах.

8. ШЕФЫ ПРИЕХАЛИ

Начало тридцатых годов двадцатого века. «Смычка» города с деревней под лозунгом «Культуру – в народ!» Научные институты в принудительном порядке определяют в шефство над народившимися колхозами. В числе прочих не миновала эта участь Институт палеонтологии Академии наук Украины. И вот делегация шефов приехала в колхоз. Многие из них впервые увидели крестьянский труд. Ничего не умеют, что с них взять? А в это время в колхозе родились два племенных бычка. В старой жизни назвали бы их просто и без заморочек, вроде «Борьки» да «Васьки». Но на дворе двадцатый век и революция, так что лучше по науке. Тут и учёные шефы кстати пришлись.

Шефы думали недолго и назвали… одного бычка «Сарданапал», другого – «Навуходоносор», как древних ассирийского и вавилонского владык. Произнести подобное крестьянский язык не поворачивался, но ведь Наука! Записали на табличках у стойла, как шефы сказали. А про себя в дальнейшем звали попросту: того, что Сарданапал – «Сам пропал», а Навуходоносора – «Худой нос». Ничем другим наука палеонтология крестьянам тогда не помогла.

9. УГОРАЗДИЛО ПАРНЯ

У Анатолия есть друг Пушкин Николай Васильевич. Нет, не ошибка, Пушкин Николай Васильевич. Когда он кому-либо представляется, нередко новый знакомый переспрашивает по стереотипу мышления: «Как это Пушкин Николай Васильевич? Пушкин ведь Александр Сергеевич. Это Гоголь Николай Васильевич!»

Вот угораздило парня.

10. РОЗЫГРЫШ

Любили в нашем НИИ шутки. Вот один из розыгрышей.

Нередко к нам в лабораторию заглядывала Тамара из соседнего отдела. Зашла однажды попрощаться: собралась с мужем в летний отпуск позагорать на Чёрном море. Настроение в тот момент у нас было весёлое, спонтанно затеяли позубоскалить. Кто-то начал:

– Тамара, ты помнишь, какой сейчас год?

– Конечно, – отвечает та, и называет год.

– Ну, и? – спрашивает Тамару ещё один наш остряк, сообразивший, куда следует править.

Тамара (уже неспокойно):

– Мальчики, в чём дело?

А мы опять:

– Какой год? Ты что, не понимаешь?

Так в стиле рондо, раза три. Потом не стали больше мучить, объяснили:

– Год-то високосный, а в високосный год Чёрное море спускают для просушки. Забыла?

Разволновалась Тамара, бросилась мужу звонить – пусть срочно билеты сдаёт, планы на отдых меняются.

11. РАССУДИТЕЛЬНЫЙ ЗЯТЬ

Когда Веня женился, по молодости жены и причине отсутствия у неё кулинарных навыков он приобщился столоваться у тёщи. Эта разумная привычка с годами стала традицией. Особенно Венька любил совмещать тёщин стол с пребыванием на её даче.

Вот как-то после обеда сидел Веня на любимой им садовой качалке, а тут к нему тёща подошла с оригинальной идеей: «Венечка, не вскопать ли вон ту грядку?» – и показала рукой, где. Веня к этому тёщиному плану отнесся серьёзно и обещал обдумать. Через полчаса тёща опять приблизилась: «Ну что, Венечка, подумал?» «Подумал, – рассудил Веня, – копайте».

12. ДРУЖЕСКОЕ ОБЕЩАНИЕ

Виктор часто летал по делам в республику Коми. Приятельствовал там с рядом влиятельных личностей на почве совместного распития горячительных напитков, очень востребованных в суровом крае. Среди прочих собутыльников был местный начальник республиканских лагерей и тюрем, человек столь же авторитетный, сколь отзывчивый на дружбу. После очередной тёплой встречи в порыве откровенности он выразил свою к Вите симпатию доступным ему образом, что в пересказе на простой человеческий язык прозвучало примерно так: «Виктор, мы друзья. Знай, что тебя всегда ждёт лучшая в республике камера».

После этой поездки Виктор стал заметно осмотрительнее в делах.

13. НА ПРИЁМЕ У НАЧАЛЬНИКА

На приёме у начальника одного из управлений префектуры Центрального административного округа Москвы посетитель с большим напором отстаивал свои требования. Исчерпав прочие доводы, в качестве дополнительного аргумента заявил: «Вы должны знать, что я всегда добиваюсь победы. Моя фамилия Врангель!» Начальник, выслушав, ответил: «Понимаю. Сожалею. Моя фамилия Чапаев!» (что соответствовало действительности).

14. В ДАВКЕ

Этот случай из конца восьмидесятых. Московское метро, давка. Татьяну втолкнули в вагон спиной вперёд и притиснули. Сзади визгливый женский голос с базарными интонациями: «Куда прёшь? Смотреть надо!» У Тани образование гуманитарное, ответила соответственно, потом устыдилась. Повернулась, как могла, и извинилась: «Простите, если я вас толкнула. Поверьте, неумышленно». А позади стоит очень невысокая женщина вполне интеллигентной внешности и тоже уже иным тоном ей отвечает: «Что вы, что вы! Просто у меня губы ярко накрашены, а у вас пальто белое».

15. ДУЭЛЬ ЧЛЕНА ПРОФСОЮЗА

В тесноте столовской очереди столичного НИИ старшего научного сотрудника этого института Вершака обозвали дураком. «Вершак» – это фамилия такая. Обиделся Вершак. В прежние времена в дворянском сословии за такое на дуэль вызывали, перчатку в лицо – и до смертельного исхода. Ну, возможно, перчатку к ногам – тогда только до первой крови. Как характер обиженного подскажет. В наше время всё проще, мог обидчик и по физиономии схлопотать. Впрочем, в дружеской обстановке научного института Вершака обидеть вряд ли хотели, можно бы отшутиться и простить. Только наш герой решил сквитаться и довёл-таки дело до дуэли, но на свой лад – написал на обидчика заявление в профсоюзный комитет института. Так мол и так, меня прилюдно дураком назвали. Могу ли, я кандидат наук и старший научный сотрудник, быть дураком?

Заявление в профкоме взяли, в дело подшили, а заданный Вершаком вопрос в установленном порядке поставили в повестку дня очередного заседания этого авторитетного органа. После чего десятка полтора облечённых доверием его членов деловито обсуждали, дурак ли товарищ Вершак. В решение заседания записали, как положено: «Не может кандидат технических наук Вершак быть дураком». Для себя каждый решил этот вопрос иначе. Решение профкома долго висело на доске профсоюзной организации и веселило полуторатысячный институтский коллектив.

16. ЧЕСТЬ ИМЕЮ!

Эта история моего друга Саши, рассказанная им самим. Внося небольшую правку, я пытался сохранить стиль рассказчика и не посягать на подлинность деталей. Текст изложен от имени Саши.

Восьмидесятые годы. Я окончил Университет Дружбы народов и до призыва в армию четыре месяца проработал научным сотрудником Музея истории войск Московского военного округа. Потому, наверное, после призыва оставлен в родной Москве для полуторагодовой службы в одном из подразделений этого музея в роли прислуги «за все». Водил экскурсии по Музею истории, гонял с мелкими поручениями, на пару с сослуживцем Сережей С. чистил и мыл помещения Музея. Сережа – удивительно хороший человек старше меня: его призвали за месяц до того возраста, когда уже нельзя призывать. Сейчас он кинорежиссёр, сценарист и продюсер, а тогда мы вместе столы таскали и подружились. С того времени дружим, сорок с лишним лет. Когда встречаемся, ни слова о работе – пьём водку, говорим о жизни, читаем стихи. Чаще всего у меня дома, под соленья, картошечку и лучок.

А в той, армейской, жизни, когда служить оставалось месяца полтора, мой непосредственный командир подполковник П. поручил мне доставить служебное письмо начальнику Центрального Дома Советской армии полковнику М. Вид у меня был бравый. Форма ушита по фигуре, бывалого солдата отличали по ушитым штанам и ушитой гимнастёрке. Юфтевые сапоги начищены, а для солидности фуражка. Не пилотка, а фуражка. Незапятнанную медалями грудь украшал университетский ромбик.

В здании ЦДСА на Суворовской площади много больших и маленьких помещений и огромный зал для торжественных собраний, гражданских панихид и прощаний с усопшими военачальниками и генералами. Прибыв, прохожу в приёмную начальника, отдаю адъютанту пакет и выхожу. А выход там тамбурного типа. И аккуратно в тот момент, когда я оказываюсь в тамбуре, в него с другой стороны заходит министр обороны Советского Союза, Маршал Советского Союза Дмитрий Фёдорович Устинов. По-видимому, в тот день в ЦДСА что-то намечалось. Сообразно моменту Министр-Маршал был в полной выкладке, в маршальском мундире и при иконостасе орденов-медалей.

Маршала вживую до того я никогда не видел, но знал по фотографиям. Соображаю, как быть. Вроде я одет по форме, в этом ничего особенно не нарушил. Гимнастёрка хотя и линялая, многократно стираная, но по фигуре подогнана. А что на голове фуражка, так это обычная привилегия бывалого солдата. В уставе нет, но дозволяется. И стрелочка там, где положено. Ещё, конечно, у бывалого солдата ремень висит на яйцах. Ну так я, когда заходил в Дом офицеров, ремень подтянул. К тому же выгляжу старше своего возраста, возможно, из-за очков. Вроде всё в порядке.

Всякий солдат знает, что старшему по званию надо отдавать честь. Что я и сделал при виде маршала, лихо вытянувшись и держа руку у виска. То ли потому, что рука военного механически привычно вскидывается в ответ на отданную ему честь, то ли мой университетский поплавок с советским гербом привлёк внимание маршала, но проходя мимо меня, и маршал отдал честь. Я его поприветствовал, и он в ответ честь отдал и пошёл дальше, не останавливаясь. Секундное дело! Но ведь цепная реакция – маршал отдал честь, значит, нижестоящие чины тоже должны честь отдать.

За последующие двадцать восемь минут мимо меня прошла составлявшая в тот момент его многочисленную свиту верхушка Советской армии. Я единолично принимал у них парад, держа руку у виска и не решаясь её опустить. Мимо меня шли маршалы родов войск, шли генералы армии и генерал-полковники. Шли генерал-лейтенанты и генерал-майоры. С ненавистью глядя на меня, они отдавали мне честь.

Вначале я стоял по стойке смирно, потом, когда после генералов пошли старшие офицеры, всякие там полковники и подполковники, я немного расслабился и стоял уже вот так вот (Саша показывает), а они всё шли и шли мимо меня. Потом шествие стало иссякать. Последними шли особисты, замыкавшие колонну. Единственно, чего я тогда опасался, так того, что они меня прихватят за наглость. Расстрелять не расстреляли бы, но отправить в Афган на передовую могли. Но обошлось. Вот такая абсолютно правдивая история.

17. ДОРОГОЙ, ХИНКАЛИНКУ СЪЕШЬ, А?!

И эта история рассказана Сашей. Внося небольшую правку, я стремился сохранить стиль рассказчика и детали сюжета. Текст изложен от имени Саши.

Игорёша, театральный актёр и мой близкий друг, в восьмидесятые годы работал в Московском драматическом театре имени Станиславского. Серьёзные роли там были заняты знаменитым к тому времени Владимиром Кореневым, Ихтиандром из нашумевшего блокбастера «Человек-амфибия». Мелкие роли перепадали более молодому Игорю, часто в детских спектаклях, за что в своём дружеском кругу мы звали его ласково и беззлобно «Абрамушка-дурачок» или «Абрам-царевич». И вот однажды их театр отправился на гастроли в Тбилиси. Накануне отъезда Игорь мне позвонил:

– Слушай, Сашка, у тебя, помнится, есть друг в Тбилиси. Позвони ему, пусть бы он показал мне город и что-нибудь такое, чтобы между спектаклями было куда пойти.

Здесь надо заметить, что живший в Тбилиси мой давний товарищ Гарик был сыном известного в городе предпринимателя и личностью колоритной. Окончив институт, приобрёл квалификацию в области мехов и кожи. Имея приятную наружность и знание пяти языков, завоевал сердце местной красавицы и женился. После чего стремительно отправился в армию, где заведовал баней для служебных собак. Демобилизовавшись, в свои двадцать пять лет получил должность заместителя директора кожевенного завода. Солидный человек, сразу понятно.

Звоню Гарику:

– Дорогой, к тебе в Тбилиси едет на гастроли московский театр, а с ним мой друг Игорь, артист. Да ты сам пару раз в Москве его видел.

– Видел, видел, – вспоминает Гарик.

– Надо ему город показать, развлечь после работы.

Прилетели артисты в Тбилиси, разместились в гостинице «Иверия» на Шота Руставели, сейчас она называется «Редисон Блю». Через некоторое время подъехала к гостинице кавалькада – семь, восемь, десять разномастных иномарок. В то время на пространстве Союза иномарки были не менее эффектны, чем сейчас «Роллс-Ройсы» или «Майбахи». Сигналы авто активно и неслаженно исторгали супермодный там мотив «Кукарачи»: «Я ку-ка-ра-ча, я ку-ка-ра-ча…». Крутизна.

Это приехали Гарик с друзьями-сотоварищами. Товарищи собраны из «делового интернационала»: армяне, грузины, евреи, азербайджанцы, греки… словом, из тусовки. Все молодые, лет до тридцати. Из первой машины появляется Гарик, сам за руль не сел, выпивать же надо. За рулём он больше литра выпить не сможет, а ему будет мало. Кричит:

– Радский! Радский есть?

Люди вокруг перепугались: не иначе, как разборка. Может, убивать приехали? Попрятались. Ну, а Игорю куда деваться? В окно высунулся:

– Я Радский!

– Это я, Гарик! Саша сказал, ты здесь с театром. Саша сказал, время уделять.

Игорь:

– Да, мы все здесь.

Гарик:

– Выходи! Всех берём, всех!

Смелее всех, как обычно, женщины. К машинам спустились с Игорем с десяток актрис, гримёрш и прочих пианисток. Да три-четыре мужика увязались. Хозяева рассадили всех по машинам и поехали, в кабаки гостей повезли. И потом все десять дней гастролей, каждый вечер, так гости и катались, Тбилиси повидали в основном изнутри. Гарик с Игорем сдружились, душевно сошлись.

И вот окончание гастролей, к ночи самолёт в Москву. С утра, ну, точнее, к полудню, Гарик заезжает за Игорем:

– Поехали, попрощаемся, хинкали покушаем.

– Ну, поехали.

Сидят вдвоём, без суеты. Разговаривают о жизни, о том о сём, пьют водку, жрут эти хинкали. Гарик спрашивает Игорька:

– А ты сколько зарабатываешь?

Игорь:

– Сто двадцать рублей.

– В день?

– Нет, в месяц.

Пауза.

Дальнейший пересказ Игоря привожу дословно:

– Потом Гарик на меня жалостливо так смотрит, берёт с блюда одну из оставшихся хинкалин и мне протягивает:

– В месяц? Дорогой, ещё одну хинкалинку съешь, а?!

Именно в этот момент Игорь понял, что жизнь надо менять. С театральной карьерой стремительно порвал, ушёл в бизнес. Организовал в Москве три точки, где делали сахарную вату. Потом начал скупать на Ивановских фабриках всякие там ситчики, халатики и прочее. В те годы в магазинах ничего не было. В магазинах не было товаров, а у людей почти не было денег. Относительно дешёвые, доступные по цене и практичные ситцевые халатики распродавались в Москве и Подмосковье, уходили влёт по двойной цене. Потом разрешили создавать кооперативы, и Игорь этот шанс тоже не упустил. Так начался его взлёт. Сейчас богатый и уважаемый человек.

18. А В ЭТО ВРЕМЯ САМОСА

Конец семидесятых годов. Известный политический обозреватель Александр Каверзнев рассказывает по центральному телевидению об обстановке в Никарагуа, изнывавшей в тот период под гнётом диктатора Самосы. Народ страны восстал, идёт гражданская война. Восставшие наступают, правительственные войска держат оборону. Обозреватель: «А что в это время делает Самоса? А Самоса сидит в бункере и оттягивает свой конец».

19. КАК БЫЛО БЫ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!

Нью-Йорк поражал каньонами улиц, домами, рекламой, людьми. Саша не спеша перемещался по Пятой авеню – главной торговой улице Манхэттена, разглядывая город, людей и витрины. После скудных магазинов постсоветской России демонстрируемое изобилие не умещалось в глазах и не укладывалось в голове. Хотелось прикупить на весь скудный бюджет.