Ур Торум бесплатное чтение

Пролог

В глубине леса стоял древний ритуальный алтарь. Созданный когда-то давно руками человека, он со временем погрузился в вязкую топь. Позади – топкое болото, а рядом – только мох, кустарники и острые пики сухостоя.

Ведьма сидела прямо на земле перед каменным жертвенником. Вокруг были выложены небольшие деревянные дощечки, исписанные символами и связанные между собой красной нитью. Зажав между пальцами конец шерстяной пряжи, ведьма шептала слова, которым ее обучила мать. Зима уже стояла на пороге и оставалось совсем мало времени, чтобы суметь пробудить Его ото сна, поэтому она так нервничала. Одна ошибка, и Он больше никогда не придет на ее зов.

Не прекращая произносить заклятие и не выпуская нити из одной руки, другой – она бережно развернула края свертка от ткани, покрытой бурыми пятнами, что лежал у нее на коленях, обнажив свету кусок плоти. Этот момент был так волнителен, что она не смогла удержать жертвенный дар, и он выскользнул из пропитанной кровью материи. Раздался отвратительный хлюпающий звук, когда тот упал на поверхность каменного алтаря.

Ведьма затаила дыхание, пока не убедилась, что подношение осталось невредимо. Тогда она привязала к его толстой артерии красную нить, закрыла глаза и приложила к мшистой поверхности земли ладони. Ее низкий голос стал складываться в песню из причудливых фраз. Звуки становились все громче, а слова отчетливее.

Деревянные таблички вздрогнули и сразу замерли, и тут же забились по тверди, будто желая проломить ее. Начертанные на них знаки разгорелись красным огнем, становясь все ярче и ярче. Таблички колотились о почву с неистовой силой, и каждый их удар губил разросшийся ягель, ломал сплетенные корни и тонкие травинки. Опустошение и смерть – вот, что приносил ведьмин голос. Он тек между камнями и корягами, цепляясь за все живое.

Ветер застонал и закрутился, сгибая оголенные ветви и заставляя стволы деревьев скрипеть. За ее спиной ожили тени, пустив черные щупальцы в направлении ведьмовского круга. Они стремились добраться до голоса, выхватить его из груди и утащить к тем, кто блуждает в такой час в лесной мгле.

Ведьма резко смолкла, и все вокруг тоже замерло, стихло и остановилась.

Измученная, она уронила голову, но не спускала глаз с жертвенного сердца. Она облизнула обветренные губы.

Что, если ритуал не сработал? Никогда ранее ей не приходилось совершать ничего подобного. Не было никаких записей, подтверждений и свидетелей того, что это вообще возможно. Единственной надеждой и учителем – была мать, но кто знает, что с ее разумом сотворила магия? Все ведьмы рано или поздно теряют свое здравомыслие, плутая между двух миров. Может, матери все пригрезилось? Может, она спутала реальность с видениями? Ведь если Он способен даровать то, что Боги отобрали у тех, кто владеет магией, почему никто не разбудил Его прежде? Что если она сейчас сидит тут, промокшая и испачканная в болотной грязи, совершая действия, которые породил больной разум старой женщины? Что, если…

Сердце ожило.

Его мышечная ткань медленно растянулась, как наполненный бурдюк, и также плавно сжалась обратно. Прозвучал первый удар, за ним еще один, а потом еще… Пока биение не стало частым и равномерным. Сердце вздымалось и опускалось, впитывая сквозь артерию силы, взятые у земли. Привязанная к нему нить, подобно кровяному сосуду, наполняло сердце жизнью. Ведьма, не мигая, смотрела на него и ждала, когда же Он услышит этот зов.

Но ритм его был слишком слабый. Этого было недостаточно. Как и говорила ее мать: требуется нечто большее. Что-то, что ведьме необходимо вырвать из собственной груди, и теперь сомневаться в словах матери уже не приходилось.

Ведьма коснулась пальцами медальона, что прятался на груди за плотной тканью платья. Он успокаивал, излучая тепло, впитанное от кожи. Она всегда бралась за него, когда нервничала или над чем-то задумывалась. Обычная безделушка, вырезанная из оникса, но подаренная близким человеком. Потому стала иметь особую цену. В ее памяти проснулось все, что она хранила в этом маленьком камушке. Так много, что невообразимо тяжело с этим расставаться. Но ее мать предупреждала, что Он берет высокую цену.

Ведьма тяжело вздохнула и бережно развязала веревку, сняв медальон. Ее рука замерла, когда она поднесла его к алтарю. Это ее годы жизни, ее боль, ее любовь, ее память. Ее сердце.

– Забирай, – прозвучал решительный голос.

Пальцы разжались и украшение с тихим стуком упало на каменный жертвенник.

В тот же миг завизжала и зашевелилась тьма. Понеслась горящими огнями в сторону урчащего болота. А потом занырнула в него столпом черного вихря, расплескав воду. Трясина расползлась, вспенилась и забулькала, пробуждая то, что дремало в ее пучинах.

Слипшаяся, спутанная узлами черная шерсть вздыбилась над поверхностью. Появились заостренные позвонки, корявые, будто изломы горных хребтов. А следом – огромные когтистые лапы. Они уцепились за край земли и потянули громоздкое туловище наружу.

Он с шумом втянул ноздрями воздух и выпустил его сквозь разинутую клыкастую пасть.

Ведьма закрыла глаза и тихо запела:

Вейся тонкая пряжи нить.

От сердца до сердца путь проложу.

Хочешь не хочешь, а все равно быть

Так как я тебе прикажу…

Глава первая

Янзы прожил все свои двадцать пять лет в небольшом поселении на самой границе между провинциями Синторой и Мьявой. Его родные места покрывали густые леса и топкие болота. Тут мало что можно было производить и продавать.

Именно бедность и необразованность, – по мнению многих, – породила здесь такое количество предрассудков и суеверий. Жители других провинций так или иначе слышали о страшных легендах о существах, что обитают в этих богами забытых землях. Купеческие караваны с замиранием сердца вступали на торговые тракты Мьявы, опасаясь, что жуткие сказки окажутся правдой. Они молились богам перед предстоящим путешествием, обвешивались амулетами и даже нанимали за немалые деньги чароплетов, чтобы те оберегали их на протяжении всего пути.

Густые туманы – частые спутники на торговом тракте, ухудшали и без того дурную славу Мьявы. Что только не мерещилось купцам сквозь эту сизую и плотную мглу. То неестественно изогнутые тени, что норовили тянуть свои костлявые конечности к путникам. То дикие, пробирающие до самых глубин души звуки воя и стенаний, разносившиеся со стороны булькающей болотной жижи. То дурманящие воображение образы прекрасных дев с бледными лицами и черными, как бездонные колодцы, глазами. Но когда торговцы возвращались домой, в тепло и уют, то громко смеялись за чаркой горячего вина над тем, в какую чепуху верят местные жители этой провинции.

– Все потому, что им недостает образованности, – утверждали те, кто не единожды проходил по торговому тракту Мьявы.

А о том, что их и самих покидал здравый смысл, пока они пробирались сквозь отвратительно дикие места той провинции, они предпочитали умолчать. Поэтому, когда об этой истории впервые заговорили люди, никто не удивился тому, что она произошла в Мьяве.

О том, что его поселение имеет дурную славу, Янзы узнал в детстве. Все жители Мьявы привыкли с пеленок к соседству со странными существами. То, что казалось безумием для других – для них являлось данностью. Первым, что видели новорожденные, лежа в колыбелях, в других провинциях – лицо матери и отца. А дети Мьявы видели и то, что стоит за их спинами. Поэтому никого здесь не удивляло, что рыдающий младенец мог резко утихнуть. А следом за этим последовать скрип, раскачивающийся колыбели в пустой комнате. Или звонкий смех ребенка, которого веселило то, что другим не видно. Все знали, что это домашний дух пришел успокоить дитя и помочь уставшей матери.

Взрослея и впитывая окружающий мир, мьявцы постигали взаимодействие с иными существами. Те могли не иметь плоти и крови, и тогда спутать их с людьми и животными невозможно. А могли быть неотличимы. Но глаза, призванные отражать душу, никогда не обманывали. Во взгляде существ всегда сквозила пугающая своей пустотой тоска или жестокость.

Поэтому Янзы никогда и не думал, что здесь творится что-то необъяснимое. Все изменилось, когда он подслушал разговор торговца. Путник зашел в их селение и остановился на ночь на постоялом дворе. Местный староста, отец Янзы, запрещал сыну околачиваться вокруг чужаков. Берёг ребенка от ненужных слов и неприятных новостей мира. Но в тот вечер отец ушел на другой конец деревни. У одного из жителей гибла скотина, и надо было понять, не разгневал ли тот духов или иных существ. Тогда Янзы, с присущем всем детям любопытством, пробрался на постоялый двор и присел недалеко от торговца.

От чужака пахло хмелем и мокрым сукном. Он попал под дождь, пока добирался досюда, и теперь намеревался отдохнуть и согреться. Торговец много рассказывал о вещах, непонятных для Янзы: правителях, законах и обстановке в городах. Но когда дело коснулось его родного края, мальчик услышал еще более странные описания. Торговец был в полном ужасе оттого, что вынужден пересекать эти места. Он ругался на дурной климат и жутких существ, что подстерегают на каждом шагу. Рассказывал, что в других землях такой напасти нет, а здесь, куда ни посмотри, все вокруг норовит тебя погубить. Он описывал жуткие тени, протяжные вздохи, страшный вой и кошмарные образы, что подстерегали на каждом шагу торгового тракта. Янзы с трудом удержался от смеха, видя страх чужака. Для него бояться этих существ, что для ребенка с других провинций – опасаться куриц, собак или котов.

Именно в тот день Янзы и узнал, что для остальных Мьява была диким и опасным местом.

Он и представить не мог, что спустя много лет и для него родные края обратятся в кошмарный сон.

Соседство с обширными болотами и густым лесом одарило местность скудной почвой и малыми урожаем. Жители зарабатывали, собирая и продавая ягоды, болотную руду и пушнину. Урман был их основным кормильцем даже в самые суровые зимы или неплодородные летние месяцы. Если гибла половина всего урожая, они всегда могли рассчитывать на щедрость леса.

Поэтому, когда вслед за излишне засушливым летом пришла иная беда, в сердцах поселенцев зародилась тревога.

Два охотника, что отправились в лес попытать удачу и принести в дом добычу, так и не вернулись. Бывало и ранее, что раз в несколько лет приключалась с добытчиком мяса и меха напасть: разорвал медведь, зацепил кабан или попался по неопытности в трясину. Но чтобы разом не вернулись сразу все – такого еще не случалось.

Когда за первой неделей прошла вторая, за ней третья и четвертая, а пропавшие мужчины не объявились, было решено собрать деревенский совет.

Янзы, как сын старосты, был обязан на нем присутствовать. Строгий отец с детских лет готовил его стать своей заменой. Он многое требовал с отпрыска и не терпел слабости или возражений. Всегда говорил: Твой долг – забота о жителях поселения.

В детстве Янзы часто на него злился и обижался. Его мать скончалась от болезни, поэтому за утешением он бегал к бабке или деду. Те кормили его лепешками из чумизы и рассказывали сказки о храбрых воинах, вынужденных исполнять свой долг.

– Почему они не вернулись? – Один из жителей не смог сдержать своего волнения и задал вопрос, не дождавшись, когда все займут свои места. – Какое хищное животное могло задрать сразу двоих охотников?

– Может, стая волков…

– Если это волки, то они бы давно наследили вокруг деревни. Не стали бы они ждать, когда люди пойдут в лес. Проще прийти к нам и задрать скотину или сожрать ребенка.

– Значит, болотные духи спутали путники, – отозвался еще один житель.

– Какого нашего мужика обдурят духи? Да мы все в этот лес с детских лет ходим.

Когда все варианты оказались отброшены, жители смолкли. Они нервно бросали встревоженные взгляды на старосту. И тогда раздался скрипучий голос старухи, которая все это время сгорбленным комом сидела у очага. Она грела окоченевшие скрюченные пальцы.

– Слепые, словно котята, – Голос старухи проржавел за те долгие годы, что она прожила. – Разве я не говорила вам, что вороны не просто так кружат над нашим селом? Даже солнце за их крыльями не видать. А под ноги не говорила смотреть? Трава к земле припала, косой не ухватить. Все потому, что кто-то потревожил старых богов.

Послышались недовольное ворчание и цоканье языком. Жители могли бы поверить словам старухи, не будь она ведьмой. Использование чар постепенно сводило с ума их обладателя.

Вот уж кого считали даже мьявцы сказками, так это старых богов. Никто столетиями о них не слышал.

Янзы сразу вспомнил, как ему в детстве рассказывали страшные истории о них. Эти существа были более древними и могущественными, чем все человечество вместе взятое. Им неведома суть зла или добра.

«Если старуха права, – думал Янзы, – то как тогда задобрить то, что не испытывает жалости?»

В одни столетия люди приносили старым богам жертвы, веря, что ценой одной жизни могут спасти сотни других. В другие века – обходили стороной то, что не могли понять. Время шло, страх перед непостижимой зловещей силой то угасал, то разгорался вновь, но никогда полностью не покидал сердец людей, живущих на этих землях. Они ужились со старыми богами, как с годами воин привыкает к обретенным на полях ранениям. А со временем и вовсе про них забыли. Старые боги словно впали в спячку, прекратив напоминать людям о себе.

Чтобы успокоить жителей, староста тепло улыбнулся и обратился к ним:

– Старуха прожила много лет, и все мы понимаем, какую цену за чаровство платит ведьма. Не стоит делать поспешных выводов.

Он высказал предположение, что, возможно, причиной исчезновения и в самом деле стала трагедия, но сотворенная не силами богов, а законами природы. Волчья стая, готовящаяся к зимовке, могла бы расправиться с охотниками, если те повели себя излишне неосторожно. Волки – умные и жестокие хищники, а страшнее всего то, что нападают они стаей. Кто знает, может быть, засушливое лето и их лишило нужного пропитания, вот те и решились поживиться человечиной.

Янзы знал, как его отец ненавидел этих животных. Он неоднократно слышал, как тот проклинает в сердцах серого хищника. И Янзы был согласен, что такое и в самом деле могло случиться. Если голодают люди в неурожайные годы, то почему бы и животным не испытывать на своей шкуре ту же беду?

Лица жителей наполнились волнением. Если теперь в лес дорога будет закрыта, то их может ждать голодная зима. И кто знает, не подтолкнет ли это жителей на отчаянные меры, такие как воровство или даже убийство.

И прежде, чем было вынесено решение, как поступить, Янзы поднялся со своего места. Он видел, как на него смотрел отец. Староста ждал, что его сын возьмет на себя ответственность и вызовется разобраться с этой напастью. Если бы Янзы промолчал и не проявил рвения, то его отец бы все равно решил все за него.

– Я выясню, в чем причина, – громко заявил Янзы. – И верну тела охотников, если их еще не сожрали звери, чтобы их похоронить. Решайте, кто пойдет вместе со мной.

Глава вторая

Янзы понимал, что однажды ему предстоит взять на себя всю заботу о поселении. Поэтому, помимо обычных обязанностей, – уходом за скотиной, добычей пропитания и работой на полях, – он был вынужден обучаться стойкости духа и ответственности не только за себя, но и за всех односельчан. Если городской житель богатых провинций еще мог позволить себе несколько лет своей жизни потратить на развлечения и грезы о будущем, то для Янзы все было расписано с момента первого вздоха. Даже жена была выбрана ему отцом.

Когда-то он любил Ичэн – дочь старой ведьмы. Но не той любовью, о которой бы слагали легенды и сочиняли поэмы. Это была тихая, нежная, почти братская любовь. Отчасти в этих чувствах крылась жалость к ней, так как другие жители сторонились Ичэн из-за ее матери. Ведьм уважали, но их отпрысков – избегали. Никто не желал в своей семье видеть девушку, которая позже отдастся жутким силам и выживет из ума.

Отец Янзы понимал, что этой кроткой, милой девушке не сыскать иной судьбы, кроме одиночества, и потому посчитал верным скрепить с ней узами брака своего сына. Тот не страшился предрассудков и дружил с Ичэн с детства. Чем не хорошая партия? Ну а если в ней, как в матери, проснется чаровство, так разве это повод обрекать это нежное создание на затворничество в лесной глуши?

Янзы смиренно принял решение о браке. Хоть он и подозревал, что за поступком отца кроется иное, чем жалость к Ичэн.

Когда-то давно молодая ведьма с дитем на руках пришла в их поселение. Именно из-за него она и подалась к людям. Ведьма договорилась со старостой, что тот примет ее ребенка в жители поселения и присмотрит за ним, а она взамен будет оказывать любую помощь, используя свои силы. Всем такой союз показался выгодным. Магия способна лечить, оберегать от бед или предупреждать о них.

Ичэн приняли в поселение. Ее кормили, одевали – давали кров, одним словом. Но любви к ней никто не испытывал. К тому же люди видели, что чем взрослее становилась Ичэн, тем сильнее старилась ведьма. Казалось, что за год – проживала два. И пошли толки, что дитя забирает у матери жизнь. Люди стали опасаться, что это может коснуться и их. Но время шло, а их страхи не подтвердились.

Старших принято уважать, ибо им ведомо более твоего. Особенно, если знаний не получить иным путем, кроме как из опыта взрослого поколения. Но только если сам Янзы согласился жениться на Ичэн ради долга, то вот почему Ичэн не отказала ему – он понять не мог. Ее не прогоняли из поселения, и она могла бы обойтись и без мужа.

За десять лет, что Янзы и Ичэн прожили бок о бок, детей у них так и не появилось. Зато расстояние между ними разрасталось, как ржавчина по бахче. Оно измерялось в недосказанных словах, переживаниях, оставленных без внимания, и накопленной усталости от всего этого. Когда затухают прежние чувства, никогда нельзя быть уверенным, что останется на пепелище и можно ли построить заново крепкий и прочный дом, основанный на чем-то большем, чем долг или привязанность.

Поэтому они мучались вблизи и обретали покой порознь. Так бывает, когда два взрослых человека источили друг друга под корень, и ни у одного из них уже нет сил, чтобы помочь другому воскреснуть. А может, нет и желания.

Янзы рассказал жене о своем решении отправиться в лес на поиски пропавших охотников.

Ичэн нахмурилась. Последнее время она была сама не своя. То вдруг становилось нежной с ним, как прежде, то норовила изранить колкими словами.

– Что об это думает моя мать? – Голос Ичэн казался безразличным, но Янзы уловил в нем волнение.

– Она старая ведьма, – отмахнулся он. – Все знают, что с возрастом творит с людьми чаровство.

– Она не сумасшедшая, – обиженно ответила Ичэн.

– Тогда отчего она живет в лесу? Никто в здравом уме в старости не отгораживается от других людей, – он умолк, а потом упрямо добавил: – Я должен туда пойти. Ты это знаешь.

Ичэн отложила в сторону недошитое платье. Она зло посмотрела на мужа и, громко и торопливо, заговорила:

– Я знаю. Как знаю и то, что понятие «долг» придумано людьми. Как может кто-то быть кому-то должен собственной жизнью? Сокровищем и даром Богов. Чудом, созданным силами природы. Болью, выстраданной телом матери и вскормленной ее молоком. Как у какого-то может быть право накладывать на эту жизнь долг? Никто не смеет распоряжаться ее! Тот, кто так поступил – заслуживает самого ужасного. Пусть Боги заберут его жизнь и перемолят ее в жерновах!

– Что с тобой, Ичэн? Ты сердишься на моего отца? – Янзы еще никогда не видел ее в таком состоянии. Растрепавшиеся волосы, черной лозой охватили ее плечи. Глаза сверкали, как разгоревшиеся в топке угольки. Но мгновение спустя плечи ее опустились, она утихла, обратившись в серый пепел.

– Нет. Я ничем его не лучше, чтобы осуждать. Да и сегодняшние слова – не изменят вчерашний день.

Ичэн опустила голову и снова принялась за шитье. Янзы неловко переступил с ноги на ногу. Со временем, перестав окончательно ее понимать, он стал ощущать растерянность рядом с ней. Может быть, она стала так себя вести, потому что недавно в поселении родился новый ребенок, а у них детей так и не появилось. Говорят, что для женщины это огромное горе. Янзы же не ощущал в этом своей вины, да и потребности в детях – тоже. Если бы у них появился сын, смог бы он, как отец, лепить из него будущего старосту поселения? А если бы дочь – смог бы он выдать ее замуж не по любви, а по надобности?

Янзы подошел к Ичэн и хотел положить ей руку на плечо, в знак утешения. В детстве он часто так делал, когда она плакала из-за того, что другие дети ее боялись. Тогда все было так просто и понятно. Она рыдала, он ее утешал, но сейчас они выросли, и Ичэн больше не роняет слез.

Янзы остановился, так и не решившись коснуться ее плеча. Постояв какое-то время, он резко развернулся и направился к двери.

– Возьми это с собой, – прозвучал голос Ичэн. Она подошла к Янзы и бережно надела ему на шею серую ниточку, на которой крепилась засохшая птичья лапка.

Янзы поразился тому, из чего был сделан оберег. Не амулет, а посмешище. Чем может помочь пичужка – создание, не имеющее ни храбрости, ни силы?

Ичэн ласково улыбнулась, видя удивление мужа, и словно угадав его мысли, сказала:

– Иногда, чтобы спасти жизнь, нужны совсем иные качества.

Глава третья

Янзы и еще трое охотников отправились в лес на рассвете.

Ранняя осень в этом году выдалась необычной. То одаривала мокрым редким снегом, то страшила запоздалыми грозами. Оттого урман дышал холодом и сыростью. Вся трава полегла, прижавшись к земле, покрытая заледеневшими искрами капель. Словно рыдала о приближении скорой смерти, что неминуемо приносила с собой зима. Густым ковром расстелился по поверхности деревьев мох, искрясь первой изморозью под слабыми лучами солнца.

Не первый раз Янзы и его спутники вступали в чертоги леса, но сейчас он им казался иным. Рассвет, что огненным глазом светила выхватывал и пожирал темноту, не принес с собой пения птиц. Даже животные, казалось, вели себя пугливее, чем обычно, не выдавая своего присутствия тихими шорохами. Сплетенные над тропой мохнатые ветви сосен хватали охотников за руки, стремясь удержать на месте. А под ногами то и дело вылазили кривые корни, мешая продвигаться в глубь.

Янзы подумал, что все это ему грезится из-за того, что слова ведьмы застряли в его голове. Но, посмотрев на своих спутников, он понял, что и они тоже шли настороженно, чего никогда не было ранее. Лес всегда считался вторым домом, а теперь он походил на чужбину.

Несмотря на то, что существа иного мира были частью их повседневной жизни, – добавляя к быту традиции и обряды, неведомые в других провинциях, – страх все же был древнее любых обычаев, созданных людьми. Пусть тебе ведомо, что подле может бродить Лисин – лесные духи молодых девушек, желавших обрести мужа в лице заблудшего путника. Или Нуми – жестокие нравом проказники, путавшие тропы под ногами, дабы завести в топкие болота. Но что толку от этих знаний, если доведется встретиться с ними лицом к лицу в ночной темноте? Все равно испугаешься. Только и останется надеяться на ведьмины амулеты, да молить богов, чтобы те спрятали тебя от глаз существ. Поэтому, лишь когда молочная дымка тумана полностью сошла, обнажив огромные валуны, прятавшиеся за величественными стволами многовековых сосен, охотники облегченно вздохнули. Теперь, видя знакомую глазу местность, стало спокойнее на душе.

Они намеревались обойти все известные им стоянки, которые годами использовались промысловиками. Потом пройти вдоль реки Варга и осмотреть границу болотных топей. Путь предстоял не близкий, но для тех, кто с раннего детства уходил в лес, это было привычным занятием.

Многие охотники настолько привыкали к обществу урмана, что, возвращаясь в поселение, бывало, впадали в тоскливое настроение. Все казалось им не милым без объятий лесной глуши. Но Янзы не был заядлым лесовиком, как и душой компании. Он был замкнутым в себе человеком и часто задумывался, какой бы могла быть его жизнь, родись он в другом месте. Купцы, которые пару раз в год заезжали в их забытую деревушку, приносили с собой новости и рассказы о городской жизни. И эти истории такой острой иглой врезались в душу Янзы, что тот потом еще несколько дней ходил хмурый и задумчивый. Вроде можно радоваться тому, что ты сын старосты и что вся твоя жизнь, как на ладони. Значительно хуже тем, у кого ни семьи, ни дома, ни планов на будущее. Но как-то особенно тяжело думалось о своем долге перед односельчанами и планах отца, когда купец, заливая в себя горячительные настойки, рассказывал о доблестях, подвигах и научных открытиях молодых людей, одногодок Янзы, из других провинций. Грешно сетовать на покой, – дар богов доступный не многим, – но разве желать собственного выбора так уже плохо?

Когда солнце взобралось по небесной лестнице в зенит и постепенно начало скатываться вниз, они добрались до первой стоянки. Оставленный след от костра и сложенные вокруг него бревна, как и год назад были на своих местах. Только вокруг была излишне помята трава. Словно тут катались на спине волки, борясь с линькой и сдирая с себя прошлогодний мех. Даже местами можно было усмотреть клоки черной густой шубы.

Янзы отметил про себя, что это не похоже на волчью шкуру. Может медведь? Да тоже больно темный. К тому же животные не любят подходить к местам пропахшим человеком.

Янзы ходил вокруг костра, всматриваясь в землю, пока остальные начали заниматься обустройством на ночевку. Один из охотников – Гуи, сын владельца постоялого двора, скрылся за кустами, где протекала река. Второй – Шэнси, сын свинопаса, доставал взятые в путь пресные лепешки и высушенные травы для чая. А третий, самый старший из них, – Юван, сын пропавшего охотника, хмуро наблюдал за Янзы и в конец не выдержал:

– Если есть зверье, что не испугалось запаха человека, то, может, оно и по следу пропавших охотников пошло. Мех не медвежий, – он поднял с земли черный клок, размял пальцами, прислонил к носу и шумно втянул воздух ноздрями, стараясь почувствовать запах. После чего задумчиво протянул: – Да. Не медвежий. Но, может, купцы с собой притащили из чужих краев другую породу? Помните, как было как-то с собаками.

Всем очень хотелось найти объяснение увиденному, потому охотники закивали. И в самом деле, бывало, что, перевозя животных, купцы могли потерять товар. Из-за погодных условий, страха перед творящимися тут вещами, неумелым управлением телегой или усталостью, которая сморила сном извозчика и тот завел повозку в бурелом. Иногда купцы теряли скот и иное зверье, которое кто-то из заказчиков пожелал видеть в своем богато обустроенном внутреннем дворе поместья.

– Во, поглядите, – радостно сказал Гуи, самый неопытной из них. Он указывал на взрыхленную землю рядом с одной из сосен, – даже следы когтей есть. Верно, медведь.

Остальные взглянули на находку и помрачнели. Там красовались глубокие, кривые и очень длинные борозды. Настрой стал хуже прежнего.

«В нашем урмане не живет зверь, кто оставлял бы такие следы».

Вот о чем сейчас думал Янзы, склонившись над находкой. Может, просто грозой поломало ветви и сучья, и те врезались в мокрую землю, оставляя глубокие швы? Хотелось найти истину, любую, какая только ложилась на правду, потому что без нее человек ничтожен в этих глухих дебрях.

Разговор никак не вязался, ели они молча. На самом деле, кроме Янзы, тут никто не желал по-настоящему разбираться в причинах пропажи охотников. Он понимал, что Шэнси пошел лишь потому, что не хотел прослыть трусом и мучиться голодом по зиме. Гуи увязался с ним, веря, что это будет интересное приключение, которое он потом расскажет купцам на постоялом дворе. А Юван – потому, что хотел отомстить за своего пропавшего отца. И не важно кому: зверю или богу.