Архетипы в сказках Х.К. Андерсена бесплатное чтение

Оле-Лукойе, или Экзистенциальные вопросы на ночь глядя

Сколько историй знает забавный старичок Оле-Лукойе? Сколько людей, сколько ночей – столько и историй… Плюс-минус бесконечность.

Есть ли среди этих историй хоть одна повторяющаяся? Нет. Так же, как нет одинаковых жизней, так же, как нет одинаковых людей – нет и одинаковых снов.

Мне видится все же, что сказка не совсем про сны. И даже не про смерть. Оле-Лукойе – это очередная попытка метафорично посмотреть на всю жизнь, объяснить прежде всего себе, взрослому, а потом и детям, по каким законам функционируют состояния день – ночь, сознание – подсознание, жизнь – смерть.

Оно и понятно. Наш когнитивный мозг тяготеет к выстраиванию логических связей, выявлению закономерностей, определению понятий и закреплению их как истины… Так нам понятней и безопасней. Чтобы было, от чего оттолкнуться, что взять за основу. Мифы, религиозные убеждения, страшилки, поговорки, сказки или же стройные выкладки формул и теорий – каждому по предпочтениям и способностям.

Ух! Наш эволюционный дар – способность мыслить – это космически прекрасно. Но сопряжено и с возникновением некоторых экзистенциально-мистических заблуждений в попытках объять не всегда объятное.

Начнем со снов. Пусковой механизм снов по Андерсену – это Оле-Лукойе. Он распыляет на детские глазки чудо-молоко, дети начинают клевать носом, а когда засыпают, вот тут Оле-Лукойе и начинает рассказывать им истории, которые ребята и видят во сне. Интересно, что сны видят только «хорошие» дети, а вот «нехорошие» ничегошеньки не видят и крепко дрыхнут.

Под мышками у него хранятся зонтики. Один для хороших детей – с картинками, под ним детям снятся чудесные сказки. Второй зонт совсем гладкий, простой – для непослушных детей, под ним ничего не снится, они крепко спят.

Версия Андерсена красивая, хотя к ней и есть вопросы. Но давайте для начала по традиции пробежимся по тому, как понимает сны психология и смежные науки.

Сновидения – это образы, картинки, целые сюжеты или просто цветовые эффекты, которые человек видит внутренним взором во время сна. Точного ответа на вопрос, почему сновидения в принципе возможны и мы их видим, нет. Но видят их все без исключения – точный и неоспоримый факт. Вот только не все их запоминают.

Период сна неоднороден.

Сон принято делить на фазы. Медленный сон (засыпание, легкий и глубокий сон), когда тело расслаблено, сердцебиение и дыхание замедлено, падает температура тела. Именно благодаря медленному сну мы можем чувствовать себя отдохнувшими. Кроме того, здесь происходит формирование долгосрочной памяти и строительство иммунной системы.

Фаза быстрого сна (или фаза быстрого движения глаз) – это когда дыхание и сердцебиение близки к уровню активности бодрствования. Здесь мозг сконцентрирован на формировании (закреплении) когнитивных навыков (способность учиться, креативное мышление, решение задач и другое) и переработке того, что произошло за день.

С точки зрения психологии, интересны следующие полезности, они же функции сна.

Первая – это переработка ощущений, событий, произошедших за день, и разгрузка краткосрочной памяти (что-то переместится в долгосрочную память, что-то будет отброшено как незначимое). Важными критериями, на основании которых будет принято решение о сохранении воспоминания в долгосрок – это его значимость, окраска и/или частота повторения. Часто вспоминаете плохое или есть привычка акцентировать внимание на негативных переживаниях и происшествиях? А что-то хорошее привычно оставляете без внимания? Ну что ж…ночью мозг будет послушно следовать Вашим привычным указаниям, бережно коллекционируя печаль, злость и разочарование. Несложно догадаться, что положительно заряженные воспоминания дальше краткосрочной памяти так и не продвинутся.

Все начинается с детства: если условия взросления были таковы, что акцентироваться на плохом – это условие выживания, то неудивительно, что привычка быть «заточенными» на негатив останется и во взрослом состоянии. Привычка думать о плохом затягивает нас в спираль: прокручивая в голове страхи, подозрения и тревожные мысли, мы неосознанно притягиваем их осуществление в реальность. Собственно, даже во сне процесс не прекращается.

Именно из-за этой особенности многие психологи учат акцентировать внимание на приятном, радостном, успешном. Направляя свои мысли (особенно перед сном) на заполнение того же дневника благодарностей или запись того, что сегодня получилось лучше, чем вчера, мы программируем наш мозг на то, что значимо и что стоит сохранять в долгосрочную память во сне.

Вторая – это переработка травм. Мы уже много раз говорили о том, что само по себе явление так называемого застревания в травме – это результат неспособности мозга справиться с переработкой происходящего, а финальная стадия этой переработки (или ее попытки) как раз происходит именно во сне – и тут либо «все ясно – живем дальше» или «нет, это невыносимо, контейнируем поглубже». Более того, психологи-сомнологи утверждают, что если «разгрузка» психики от потрясения не произошла до сна, то велика вероятность, что переживания опустятся глубоко в подсознание и там же застрянут. Если мы говорим про детей, то это, безусловно способность родителя принять и проговорить эмоции ребенка, если мы говорим про взрослых, то это, скорее, приемы экстренной психотерапии для снятия хотя бы шокового состояния.

Кошмары – прокручивание страшных сюжетов во сне. Как раз этот вид снов часто свидетельствует о застревании в какой-то травме. Мозг раз за разом пытается самостоятельно справиться с переживаниями, но все безуспешно. Иногда, если травмирующий опыт очень ранний, то найти исходную травму бывает сложно. Поэтому в психотерапии кошмары берутся «на карандаш», и работа ведется в сторону «расшифровки» образов ужасов из сна, чтобы переработать то, что мешает спокойному сну да и жизни тоже.

Еще одна из важнейших функций снов – это привлечь внимание человека к какому-то проблемному, дискомфортному ощущению. Причем чем сильнее мы игнорируем сигналы от психики, тем изощреннее намеки и сюжеты от подсознания. Например, наши «любимые» родительские запреты из разряда «Нельзя злиться – хорошие девочки не ругаются» или «Ты что, жадина? А ну, поделись игрушкой!» приводят к тому, что на работе, например, человек привычно спускает неуважительное отношение к себе, нарушение границ, сваливание чужих задач на себя. Он терпит, не защищается и сдерживает гнев (в некоторых случаях даже не чувствует его). Но тело-то все ощущает! И несправедливость, и беззащитность, и боль. А если никаких действий по прекращению «беспредела» не предпринято, то в теле сохраняется напряжение вместе с тревогой, что вполне может проявиться беспокойными сновидениями и в целом плохим качеством сна.

Фрейд утверждал, что сновидения – это ворота в бессознательное. В снах нет цензуры сознания, поэтому и все монстры, неудовлетворенные потребности и желания, страхи и ужасы – все здесь как на ладони… правда, зашифровано посредством архетипов, проекций, самых ранних воспоминаний. Язык сновидений полезно понимать, и тогда кошмары, повторяющиеся сюжеты, сны как наяву, яркие ощущения во сне и многое другое – все будет являться хорошим инструментом для саморефлексии и в терапии. И пусть это не гадание по снам, но тоже полезно.

Продолжим же все-таки искать недостатки в сказочной теории сновидений.

Оле-Лукойе создан персонажем поучительным. Его посыл: будь хорошим, и сны будут сниться интересные и добрые, а если нет, то спи как убитый без «кино».

И сразу первым делом обозначу несогласие насчет того, что деление детей на хороших и плохих в принципе допустимая история. Но на случай, если у кого-то еще остались сомнения по поводу полезности в воспитательных целях этой самой оценки, напомню следующее.

Ребенок сам по себе хорош, самодостаточен, уникален. Это аксиома для психолога. Судить его, запихивая в рамки «хороший» и «плохой», – педагогическое преступление, так как не имеет никакого отношения к безусловному принятию, о котором мы так часто говорим ввиду его неоспоримой важности для развития и раскрытия потенциала ребенка. Я уж не говорю о субъективности тех, кто оценивает. Для кого-то высказывать свое мнение – круто и про лидерские способности, а для кого-то другого – недостойное поведение и «садись, два», а иногда опираться только на оценку в дневнике и вовсе нарушение безопасности ребенка.

И потом. Мы-то с Вами уже ученые и знаем: сны снятся всем абсолютно. Да и обещание «спать как убитый без сновидений» звучит местами маняще.

Итак, все точки над «и» здесь расставили. Теперь можно пофантазировать насчет того, а про что еще мог рассказать нам этой сказкой Х.К. Андерсен? О чем рассказывают нам сны Ялмара?

Разделим их на несколько тем.

Первая тема – эмоциональная отрешенность в жизни мальчика.

Исходим из гипотезы, что если чего-то в жизни ребенка не хватает, то компенсация возможна в другой реальности – во снах, например.

С понедельника по среду мальчику снятся красочные, насыщенные лицами и героями сны: здесь оживают игрушки, стены знакомой комнаты зарастают цветами, картины оживают настоящей травой и пейзажами. Само многообразие «общения», буйство красок и атмосфера праздника здесь как будто противоположность его реальной жизни – такая вот «вывернутая» история, говорящая о неудовлетворенных потребностях мальчика во внимании, общении, теплоте от значимых взрослых.

А еще в этих снах так много воды! На лодке, на корабле, прямо из окна – он плавает много. А вода – это про энергию, про чувства, про любовь! Мальчику так не хватает нежности, искреннего участия, тактильности от родных (а про маму в сказке так вообще ни слова)! Зато в конце одного из своих снов он буквально приплывает к источнику, от которого любовь все-таки когда-то получал – к няне.

Ну что ж, в реальности мальчик испытывает одиночество и тоску, возможно, с ним общаются очень формально, а настоящее тепло было только от доброй женщины давным-давно. Он помнит это ощущение, и психика дарит ему его хотя бы ночью.

Переплыл он и город, в котором жила его старушка-няня. Мальчик вырос на ее руках, она сильно любила его. И вот он увиделся с ней. Няня кланялась, посылала воздушные поцелуи и напевала свою милую песню.

Вторая тема, которая поднимается в сновидениях – тема человека, отличающегося от толпы, человека, не понятого и осмеянного, но стремящегося к чему-то высокому, идеальному, светлому… Тема взаимодействия в социуме и его правил.

Здесь море метафор, говорящих сами за себя:

На корабле упавший с неба аист попал к курам и уткам в вольер. Он буквально чувствовал себя там изгоем, хотя ровно ничем не оскорбил тамошних обитателей… разве только своей непохожестью и любовью к тому, о чем рассказывал:

Аист поведал о жаркой Африке, пирамидах, страусах, которые носились по пустыне со скоростью диких лошадей, однако утки только насмехались над ним:

– Разве не дурак?

– Еще какой! – поддакивал им индейский петух.

Тогда аист умолк и стал думать о своей Африке.

– У вас такие длинные ноги, просто чудо! – сказал петух. – Сколько аршин?

– Кря! Кря! Кря! – засмеялись утки, но аист словно не слышал их насмешек.

А на свадьбе – ну чем не срез среднестатистического социума – так и вообще красиво подчеркнуты правила, по которым есть возможность стать своим:

Побывал он в знатном кругу, но для этого ему пришлось съежиться и надеть мундир оловянного солдатика.

«Съежить» свое мнение, свое мышление, свой внешний вид и Бог знает, что еще – лишь бы не высовываться и быть похожим на остальных. Сюда же и в принципе стремление делить детей на «хороших» и «плохих»: все это про создание неведомых природе «зверушек» под названием «удобные дети», которые обществу нужнее и предпочтительнее, чем всякие там высокого полета птицы.

И спор курицы с ласточкой на свадьбе кукол туда же. Что лучше? Узнавать новое, развиваться, коллекционировать впечатления (то есть летать высоко в небе в разные страны) или все-таки гулять среди знакомой и такой понятной капусты (оставаться в привычном уровне дискомфорта в огороде за забором) всю жизнь? Все-таки в куче песка и с капустой гораздо спокойней, чем по горам «то вверх, то вниз» решила практичная невеста во сне.

На том и остановились.

Ну а на десерт Оле-Лукойе представляет мальчику своего брата – Смерть. Гость в сказках Андерсена уже привычный… а что нового можно добавить, говоря о смерти, как о родном брате сновидений?

…детей, которые получали отличные или хорошие оценки в школе, он садил впереди себя, они слушали добрые интересные сказки, а детей, которые получали плохие отметки – позади себя, они вынуждены были слушать страшные истории. Сказки были настолько пугающими, что они тряслись от страха, плакали и желали спрыгнуть с седла. Но это было невозможно, так как они прирастали к нему.

– Я совсем не боюсь! – выпалил Яльмар.

– И не нужно! – сказал Оле. – Просто получай всегда хорошие оценки!

Перед смертью все равны: и маленькие, и взрослые, и старые. Смерть равнодушна к возрасту, месту, национальности. Единственное, на что смотрит брат Оле-Лукойе, забирая людей, – это дневник поведения, то есть, если смотреть шире, на то, как человек прожил жизнь: что делал, о чем думал и о чем мечтал. Смотрит и оценивает на предмет все того же «хороший-плохой». И на основании этого принимает решения, что ожидает человека после смерти. Такая вот вольная вариация на тему «Ад или Рай».

Давайте вспомним начало разбора сказки, где мы рассуждали о том, насколько важно для человеческого мозга создать хотя бы иллюзию понимания непостижимого. А вместе с иллюзией еще и правил, условий, даже гарантий функционирования этого самого непостижимого – жизни и смерти.

И что же мы имеем в сухом остатке?

Если хорошо себя вести, то и смерть – это даже интересно и увлекательно.

Только вдумайтесь в смысл этого поучительного вывода.

Жуть.

Девочка со спичками, или Огонь одиночества внутри

Для меня это самая красивая, трагичная и любимая сказка. В ней море грусти, океан слез и бескрайняя пустыня поэтичности смерти.

Только Андерсен мог так тонко и бережно описать бесконечно трагичный момент ухода из жизни ребенка.

В этой сказке, как и во многих других, раскрывается тема обездоленности и ее последствий.

В книгах серии «Архетипы в сказках» мы часто говорим о базовых потребностях, которые так необходимы для развития психики ребенка. В каких-то сказках видим, как малышу не хватает безопасности, в других – любви, в-третьих – принятия.

А в этой сказке… а девочке со спичками не досталось ничего!

Когда со студентами или клиентами поднимаем тему самоидентификации, я повторяю и повторяю фразу: РЕБЕНОК ЗНАЕТ, ЧТО ОН ЕСТЬ, ТОЛЬКО ОТРАЖАЯСЬ В ГЛАЗАХ МАТЕРИ.

Мама меня видит – значит я существую! Я в этом мире.

Это основа. Это НАЧАЛО. Начало развития личности.

У малышки из сказки нет мамы. И нет замещающей фигуры: бабушки, сестры… нет никого, кто бы ее увидел! Ее словно не существует.

Люди, события, жизнь есть, а ее в ней нет.

Согласитесь, это очень жуткое ощущение, когда ТЕБЯ НЕТ.

Клиенты нередко рассказывают о таком страшном состоянии в момент, когда их бросают. Причем не только близкие, любимые, но и подруги, начальник и даже тренер или домработница.

Они описывают это состояние словами: я словно исчезаю, распадаюсь, как облако в небе, или меня будто затягивает в темноту, откуда нет возврата.

Вы скажете: но клиенты же выжили и даже до психолога дошли. Почему девочка умерла?

Потому что в жизни клиентов было, за что зацепиться. Как минимум крыша над головой. Теплая постель и еда.

Психика готова замереть и подождать того, кто ее пробудит. Того, кто увидит, заметит и положит тем самым начало развития.

Но пока она ждет, очень важно, чтобы физическое тело было обеспечено хоть маломальской безопасностью.

А у малышки из сказки даже крошки этой безопасности не было.

Она не могла вернуться домой без гроша – отец убьет ее! Да и дома холодно так же, как и на улице. Конечно, в доме есть крыша над головой, но холод достает и там, ветер залетает, хотя все щели они заткнули соломой.

Прошел весь день, и ей не удалось продать ни спички. Денег совсем не было.

В свои последние минуты жизни девочка, через видения, говорит о своих потребностях. Таких простых для обычного человека и таких недоступных для нее. Чуточку тепла. Кусочек еды. Это не желания – это потребности. Потребности, категорически необходимые для выживания.

… девочке казалось, что перед нею пылает свеча. Но она была странной: ей почудилось, что она сидит возле огромной железной печи. И пылающий огонь согревал ее!

…Показалась комната с большим столом, украшенным белоснежной скатертью. На нем стояла дорогая фарфоровая посуда, жареный гусь с черносливом и яблоками. Какой же аппетитный запах исходил от него! Вдруг этот гусь с вилкою и ножом в спине поднялся и, переваливаясь, побежал прямо к девочке.

Ах, если бы эти потребности были закрыты… то тогда… тогда появились бы и желания. То, что уже способствует развитию.

…Девочка зажгла вторую спичку и оказалась под украшенной елью, которая была наряднее, чем рождественская елка в окне дома богатого купца. Она светилась тысячью огоньков, среди ветвей висели цветные картинки, какие девочка видела только в витринах магазинов. Но как только она протянула руки к елке, спичка потухла.

…Она вновь зажгла спичку о стену. В освещенном пространстве появилась ее бабушка, ласковая и кроткая.

Ведь все, как у младенцев. О чем они плачут? Что требуют, отчаянно крича?

Сначала о помощи в терморегуляции тела. Им или холодно, или жарко. И то, и то – угроза жизни. Затем еда. Без нее тоже не выжить.

Укутали, накормили. Чего же еще ты требуешь плачем?

А вот теперь, когда физические потребности закрыты, психика требует развития.

Возьми на ручки! Пока я был в животе, то «считал», что я и мама – это единое целое. Потом нас разделили. Физически! И я еще не привык, что самой важной части меня нет рядом постоянно! Так что, пожалуйста, держи меня на руках как можно чаще, чтобы не было так страшно. Чтобы я постепенно привыкал, что мы с тобой – это два человека, и не чувствовал себя отрезанным ломтем.

Посмотри на меня и улыбнись! Тогда я узнаю, что я есть и я любим.

Спой песенку! Тогда я узнаю, что важен – ведь ты поешь только для меня. А еще я буду знакомиться с миром звуков, а значит развивать свой аудиальный канал восприятия.

Поиграй со мной в игрушки! Опять же про мою важность – потому что время и внимание мамы принадлежит мне плюс развитие визуального и кинестетического канала восприятия. Они, хорошо развитые, очень повысят мое качество взаимодействия с другими людьми, миром и помогут в обучении.

Вот, о чем плачут младенцы.

Вот, что отчаянно требуют, ударяя децибелами нам по ушам в борьбе за свое выживание, – это раз, и развитие – это два.

А если плакать некому?

Как в той присказке: «бабушка спрашивает у внучки: Машенька, чего ты плачешь? Машенька: бабушка, отойди. Я не для тебя плачу, а для мамы».

Конечно, если нет мамы, будет в итоге плакать бабушке. Или воспитательнице в детском саду.

Но если нет никого или никто не реагирует (что одно и то же), то со временем плакать перестанет. Замрет в надеже, что кто-нибудь когда-нибудь заметит.

А если так и не заметит – то итог описан в сказке. Да и не сказка это вовсе, а жестокая быль.

В морозное утро в углу за домом так и сидела девочка с красными щеками и застывшей на губах улыбкой. Она умерла в последний день уходящего года. Ее маленький труп освещался новогодним зимним солнцем. В руках ее были спички, одна из пачек почти полностью сгорела.

А знаете, что еще удивительного есть в «Девочке со спичками»…

Удивительно то, что Андерсен, не зная нейрофизиологии мозга и этапов смерти при переохлаждении, описал их с потрясающей точностью.

Вначале, когда холод подкрадывается, происходит спазм мышц шеи и плеч. Мы непроизвольно прячем шею, пытаясь согреть кровь, идущую к мозгу.

Если охлаждение продолжается, то гипоталамус дает команду к сокращению капилляров кожи и конечностей, чтобы уменьшить поверхность, которую необходимо согревать. И тогда руки и ноги начинает ломить от холода, и они синеют.

Потом тело начинает трясти – это попытка согреться с помощью частых сокращений мышц.

Если попытки тщетны – работа сердца, мозга, метаболизм всего тела замедляется. Мозг испытывает кислородное голодание и начинает «плыть».

Приходит состояние апатии и сонливости.

Кровь загущается. Тело бьет крупная дрожь. Появляются галлюцинации.

Финальный аккорд – вся оставшаяся энергия мощным потоком отдается мозгу. Возникает ощущение тепла и даже жара. А чтобы унять страшную боль в отмороженных руках и ногах, выбрасывается эндорфин – ощущение эйфории. Занавес.