УРОКИ ГРАФОМАНИИ бесплатное чтение

УРОКИ ГРАФОМАНИИ

– Графомания в острой форме, – так бы я, сегодняшний, диагностировал недуг, сразивший меня во времена работы внештатником в редакции городской газеты "Коммунист Сумгаита".

Не будучи филологом, довольно легко вписался я в авторский коллектив, ибо потребность прессы в свежих перьях неутолима, а жители города, в большинстве своём завербованные на химические новостройки были выходцами из азербайджанских сёл. Малообразованные, тёмные.

Вот и кропал стишки на злобу дня, и – за неимением лучшего – их исправно публиковали, и я прослыл поэтом. И возомнил о себе целый ворох чего…

А когда в редакции надоумили бойкого "автора-куплетиста" обратиться в литобъединение при ЦК ЛКСМ Азербайджана в Баку, я подумал, отчего бы и нет…

....................

Азернешр¹. Что-то от обводов многопалубного океанского лайнера явственно проступает в благородных очертаниях породистого дома, в плавных линиях многоярусных балконов, опоясывающих изящный корпус.

У подножья Дома-корабля плещется толпа: через улицу – знаменитый Зелёный Базар.

– Кутум! Свежий кутум, – надрывается худощавый брюнет в чумазой униформе.

Рядом – лоток молчаливой тётушки с переползающими друг по другу змееподобными миногами. Тут же над расстеленными брезентовыми полями буйствуют ароматы пышных снопов знаменитой южной зелени… Кинза, рейхан, шпинат – глаза разбегаются…

Оставив по левую руку азартный галдёж, ныряю в прохладный подъезд. Мраморная лестница, актовый зал.

Сжимаю в ладони рулончик экзерсисов изящной словесности.

И вот он, мой выход в сладком предвкушении триумфа…

......................

По Базарной улице, не замечая ничего вокруг, плетётся понурый человек. Что-то бормочет, клянётся самому себе, что никогда больше нога его не ступит…

..............................

Но ещё не раз и не два приду я в заветный Дом. И вполне сойдусь с Зоилами, так безжалостно обрушившими мои представления о себе любимом.

Управлял задиристым ЛИТО Владимир Азимович Кафаров. Маститый переводчик, он частенько делился с начинающими поэтами спецификой литературной работы…

– Как, – рассуждал он, – не растеряв оттенки, воплотить эту симфонию чувственности в чужеродной среде иного языка, как сохранить неповторимую мелодику в переводе на русский, столь отличающийся выразительной палитрой от "французского языка востока" – сладкоголосого фарси?

Мы, затаив дыханье, слушаем откровения.

А однажды:

– В стихах должно быть что-то от лукавого…

Владимир Азимович произносит это как бы невзначай… Мимоходом.

К своему великому счастью не пропускаю мимо ушей волшебную формулу, и много лет спустя именитый ленинградский литератор Феликс Лазаревич Нафтульев на домашнем собрании ЛИТО "Миряне" подтвердит моё послушание канону:

– Стихи Теймура нужно перечитывать. Тогда и вскрывается то, что по началу было невидимо… И добавил что-то о многослойной метафоричности…

А жизнь шла, годы летели… Новые впечатления рождали новые образы, и из-под пера появлялись одна за другой зарисовки…

Иду в октябрь. Сеет звоны

Лесов мерцающий наряд,

Дымя туманами, горят

Деревья пламенем бессонным.

И тишина… Но где-то рядом

Прошелестела, чуть слышна

По умирающим аркадам

Ознобов первая волна.

Пригоршни жестяных листов

Пустились штопором кадрили,

И заплелись. И завихрили.

И пали под ноги кустов.

И следом выткался, не бросок, -

Мазок к мазку – узор льняной

Стволов молоденьких берёзок…

Ах, что он делает со мной…

В конце концов стихотворений набралось вполне достаточное для публикации, и я задумался, а что дальше…

А дальше на гатчинском ЛИТО мне записали номер телефона Натальи Львовны Нутрихиной.

ИЗДАТЕЛЬСТВО "ЧЕТВЕРГ"

До станции электрички от нашего Кобрина почти три километра пешего хода. До Ленинского проспекта в Питере около часа езды. Ещё прибавьте время до Дачного, и там с полчасика на поиски дома. И вот я у дверей квартиры на пятом этаже типового бетонного монстра.

Меня встречают хозяева квартиры – владетельница издательства "Четверг", поэтесса Наталья Львовна и её супруг журналист и прозаик Анатолий Иванович Нутрихины.

Кабинетик издательницы заставлен техникой, по стенам полки с книгами, выпущенными её усилиями.

Оставляю рукописи. Откланиваюсь. И – на электричку. Дома буду под вечер.

Вывожу за скобки долгую и надоедливую работу по правке и корректировке текста, и окунусь с головой во впечатления от зрелища изрядной стопки сборников, на обложке которых в изголовье её чётко прочитывались мои имя и фамилия.

Общение с милейшими Нутрихиными на том не прервалось, а – напротив – переросло в тёплую дружбу. И супружеская чета неоднократно навещали нас в Кобрино. И мы гуляли по живописным окрестностям, а потом засиживались за столом в просторной кухне…

И однажды Наталья Львовна присоветовала посетить собрание ЛИТО "Мирян".

Просторная комната с высоченными потолками в старом петербургском особняке. Сервированный стол. За столом – с десяток молодых людей, непринуждённость общения которых свидетельствует о близости интересов.

В комнату, величественно ступая, входит высокий красивый бородач, сопровождаемый пушистым белым котом. Тоже – под стать хозяину – великаном.

Так состоялось моё знакомство с человеком-легендой Феликсом Лазаревичем Нафтульевым. И его подопечными…

..............

Время от времени по мере выхода в "Четверге" сборников, задавался я вопросом о возможном членстве в Союзе Писателей Санкт-Петербурга. И, ни в малой мере не ориентируясь на пессимизм знакомых, сдал таки один из сборников в бюро секции поэзии.

На рекомендации в Союз не поскупились поэтесса Зоя Эзрохи, один из старейшин Союза поэт-фронтовик Семён Вульфович Ботвинник, поэт Александр Фролов.

Бюро секции. Меня долго не отпускают, и я читаю и читаю свои стихи. И невольно вспоминаю первое выступление на ЛИТО в Баку.

В Союз был принят при одном воздержавшемся…

В тёплой открытке мудрый Семён Ботвинник кроме многого комплиментарного и поздравлений со вступлением в Союз пишет:

"К сожалению, сегодняшний Союз Писателей – плохой помощник…"

Прошло не так уж много времени, и эйфория незаметно канула в будни. Разочарование в грезившимся романтизме взимоотношений литературных небожителей надвигалось гусиным шагом, медленно, но верно. И вот однажды зазвонил телефон.

Не буду называть фамилию. Человек из президиума Союза:

– Формируем бригаду для выездных выступлений. Подключайтесь… Поездки в составе делегации Союза Писателей Санкт-Петербурга, а осенью – выпуск сборника участников. Подходит?

Кто б отказался?

Через некоторое время – повторный звонок:

– Тогда-то – выезд в Петергоф. Выступаем перед школьниками…

И мне вспомнилась реплика Нафтульева, что стихи мои не просто воспринимать. А тут – дети… И я засомневался:

– Ну, как же? Что я прочитаю пятиклассникам? Им нужно что-то подоступнее.

И ответ, поражающий простотой:

– Какая вам разница? Главное, провести в классе сорок пять минут. А потом будет ресторан от директора школы, командировочные от Союза. И осенью – сборник в качестве вишенки на торте.

Я наотрез отказался. Лаконичное заявление вместе с членским билетом Союза солнечным утром следующего дня ушло заказной почтой на Звенигородскую в Питере…

1 Азернешр – издательство, Баку, Азербайджан.

ПЕТЯ

Однажды, уже в бытность нашу в Кобрино, дома зазвонил телефон. В трубке – голос Пети:

– Я в Ленинграде, но заехать не смогу. Как-нибудь в другой раз…

.................................

Несколько лет спустя.

Сумгаитское кладбище. Скромное надгробье. По серому камню – портрет мужчины, опирающегося на треножник с фотоаппаратом. Надпись: Пётр Иванович Плешаков. Даты рождения и кончины…

Здесь в исстрадавшейся от засухи апшеронской земле обрёл последний приют мой дорогой друг. Лёгкий ветерок перебирает сухие песчинки. Тишина…

– Здравствуй, Петя. Это я…

......................

Рёв двигателей, гарь снопами из-под колёс, сизое марево по-над дорожками: на городском стадионе заезжие каскадёры на разукрашенных легковушках демонстрируют диковинные трюки. Не избалованная публика дружно аплодирует. Нащёлкиваю кадр за кадром.

Высокий худощавый блондин с кофром на ремешке через плечо протягивает узкую ладонь:

– Петя…

Позже, вспоминая:

– Смотрю, малый снимает на "Руссар"…

А у меня тогда на простеньком ФЭДе действительно стоял двадцатимиллиметровый широкоугольник. Редкость… Вот и познакомились.

...............

Жили Плешаковы в посёлке, разместившемся на окраине города и заслонявшем садами своими близлежащий городской квартал от ядовитых выдохов промышленной зоны. Дом был унаследован от отца, и по ту пору хранил под своим кровом самого Петю, его, старенькую уже, маму, жену Катерину, и двоих детей – дочь Наталию и сына Илью.

В уютном дворике росли плодовые деревья, зеленел грядками ухоженный огород. Под раскидистой шелковицей – самодельный стол, за которым было так приятно посидеть в жаркий летний полдень. Рослый лавр посредине двора шелестел густой шевелюрой, и случалось, что Петя, провожая гостей, дарил целый букет душистых веток…

Комнатка с потолками-скатами на чердачном ярусе украшена изготовленными собственноручно абстрактными фотообоями. На книжных полках – Хемингуэй и Стейнбек, альбомы Чурлёниса, Врубеля… На стенах – фотографии.

Он был фотохудожником, причём не вполне ясно, что следовало ставить впереди, а что – позади: то ли фото-художник, то ли художник фото. Или – просто – Художник? И его работы неоднократно отмечены дипломами высшей категории на самых престижных конкурсах.

Ему бы сменить масштаб и декорации, но так получилось, что фантазёр и мечтатель, бредивший иными странами и возможностями, оттрубил наш Петя всю свою жизнь фотокором провинциальной газетёнки…

................................

"Коммунист Сумгаита" занимает двухэтажный каменный дом в центре города. У Пети персональный закуток. С полным набором всякой всячины… Здесь он готовит к очередному выпуску снятое по заданию. Что-то из самого-самого – вывешено.

На стене – Ноктюрн. Трагическая и прекрасная Мадонна в густом интерьере южной ночи.

Через коридор расположился отдел городской жизни. Здесь царит Ида Мартиросян. Обстановка спартанская: стол, стул, папки с чем-то очень важным. Хозяйка кабинета вся в делах. Не подходи!

По лестнице вверх на второй этаж – тяжёлая артиллерия: главный редактор и его замы – Миша Горин и Галина Винокурова. Профи…

Жизнь кипит, народ молод, весел и нацелен в будущее. Прекрасное, как всем казалось…

Вскоре после сумгаитских погромов увольняется и перебирается в Ереван Ида. Там она не пропадёт, а напротив – знай наших – сделает не слабую карьеру: главный редактор журнала “Ереван”. заведующая отделом телекомпании “Кентрон”, заведующая отделом газеты “Республика Армения”.

По-моему, оч-чень убедительно…

На её месте в газете окажется поэт и прозаик Марк Котлярский. И появится литературная страница, где я впервые опубликую то, что по замыслу должно было бы именоваться стихами, но…

Но, увы, и по деликатной наводке Марка очутился я на литобъединении поэта Владимира Азимовича Кафарова.

И у нас прибавилось общих тем, и мы ещё теснее сблизились. Почти подружились.

Марк, однако, не засиживается в провинции, и вскоре его можно будет застать на поэтических тусовках Питера, а затем он и вовсе эмигрирует в Израиль.

Вот выписка из газеты "7 дней": " В 1990 репатриировался вместе с семьей в Израиль. Работал репортером ряда израильских русскоязычных СМИ, в том числе ведущим репортером газеты «Вести». С 2003 по 2013 работал в качестве пресс-секретаря партии «Наш дом Израиль». Не слабо?

........................

Пока же никаких массовых миграций не наблюдалось, и всё шло более или менее ровно.

Я мотался по городу с расчехлённым фотоаппаратом в поисках горячего кадра, а Марк патронировал меня, не давая опусам залёживаться в редакционных загашниках…

И, хотя жизнь не казалась пустой, но не одной страстишкой, пусть и неуёмной, жив человек, и раз в месяц всем фотографическим кагалом собирались в фотолаборатории проектного института на окраине города. Никвас (Николай Васильевич Сабсай) – хозяин территории – гостеприимен. Здесь дружелюбная атмосфера, и мы охотно демонстрируем свои самые свежие фотоработы. И складывается коллекция для участия в круговых выставках.

Бандероль с отобранными снимками вскоре отправится почтой, чтобы поочерёдно погостить в несколько городах Круга… В финале коллекция возвращается отправителям. Лучшие фотокартины удостаиваются дипломов.

..................

Вечереет. Уже не жарко, и ранние сумерки превращают городской пейзаж в прозрачную акварель. Однушка в типовом сумгаитском доме выходит балконом на тихую, заросшую пирамидальными тополями и напоённую густыми выдохами близкого Каспия, улочку.

Мы сидим за столиком, на котором томятся чашки с кофе, и треплемся обо всём на свете. Мы – это я и Саша Августинов, частые спутники на фототропах.

Пройдёт совсем немного времени, и Саша уедет далеко-далеко. И сделается на Святой Земле популярным фотомастером. И будет наездами гостить в родном Сумгаите. А потом возвращаться в свой новый Дом… И творить там.

А покуда нам хорошо, и даже не мерещится, как скоро жизнь припустится развеивать своих пасынков по просторам земли, навсегда разрывая казавшееся неразрывным.

НЕ КАК У ЛЮДЕЙ

Ну, всё, не как у людей… И учился через пень в колоду, а экзамены сдавал… Да, сдавал. И почти без трояков… Разные всякие марксизмы-ленинизмы не в счёт.

Два года на четвёртом курсе отсидел. Умудрился… Из-за незачёта по английскому языку! И в длиннющем списке штрафников был самым несуразным.

И вот наконец – через все мыслимые курбеты – защита диплома…

Последнюю практику мыкали вместе с однокашником Лякутисом – Ляпой…

Электричка из Баку еле ползала сквозь выжженные унылые окрестности, подолгу застаиваясь на станциях, и тогда мы пялились в окна на серые от пыли платформы. И однажды в Гюздеке, за одну остановку до Сумгаита, я увидел.... гиену¹. Ну, думаю, приехали… Перегрелся. А потом, поразмыслив, отмахнулся: – Гиена и что?… Нам на завод надо…

Поезд тронулся, и зоопарк растаял вдали. Следующая остановка – конечная.

Что мы с Ляпой делали весь жаркий июнь, хоть убейте, не вспомню, но в конце концов нам таки вручили дежурный комплект синек , и из этих блёкло-рыжих рулонов, расшифрованных с помощью Бога, его святой матери и всевозможных иных покровителей Наук лепились и увековечивались в листах ватмана невообразимые схемы.

У меня получилось что-то около десяти замурзанных картинок. Мазня. Но приёмная комиссия оценила труд. Я – инженер.

Следующий неизбежный этап – распределение, и …

Перекачивающая насосная станция Шолларского водопровода. Кабинет начальника. Сидящий за столом немолодой человек с удивлением взирает на меня. А я – с пылу с жару. С шоссе. Прикатил на велосипеде… В присутствие явился в полном и недурственном спортивном прикиде.

Слово за слово. С официальным отказом в приёме на службу, надёжно упрятанном в карман велорубашки, качу домой.

Следующий кадр: сумгаитский трубопрокатный завод.

Я в этот раз – вполне правильный. Без прибамбасов.

Утро первого рабочего дня. Раздевалка. Напираю на себя новенькую колючую спецодежду, и – в "дежурку". Знакомиться с персоналом…

– Лёша… Плотный брюнет с породистым шнобелем. Кепка-аэродром надвинута так, что лица особо не разглядеть.

– Коля… Лезгин Кильби К. Большой умелец. У всей бригады отвёртки его работы.

– Володя… Это – Топалов. Забавный малый.

– Асиф… Какой-то совсем уж смуглый вьюнош. Худой, как щепка… Курирует нагревательные колодцы, где и проводит большую часть рабочего дня. А там – сажа. Может, отсюда его темнокожесть? Хотя, как выяснилось, после душа он такой же, как и до…

Из дежурки хорошо слышны сигналы бедствия. На каждом участке – свой… Вот басистый гудок. И срывается с места Лёша. Блюминг просит помощи…

Шёл одна тысяча девятьсот шестьдесят пятый – первый год моей новой, самостоятельной жизни.

Пока ещё дни подчинялись былой инерции, и я не до конца вжился в новую для себя роль, не распростился со студенческими привычками, и время и события по-прежнему делил просветами между шоссейными баталиями, заполняя эти досадные тайм-ауты интенсивными тренировками. Был достаточно молод и честолюбив, чтобы гоняться за выигранными финишами, и не знал, не знал, что всего через год летом одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого альплагерь "Алибек" околдует, опутает меня волшебством горных троп, и я закружу в их трудных и прекрасных лабиринтах. И трепетно поклонюсь величественным вершинам. И не раз победно вскину ледоруб, вонзая его в ломкий хрусталь горного неба…

Всё это будет, будет… А пока…

.........................

Шоссе безлико: монотонное, ровное. Выгоревшие под яростным солнцем окрестности сливаются в колышущуюся мешанину, а над расплавленным асфальтом дразнится остреньким язычком полуденное марево…

Старт с разрывом в минуту. За это время мой соперник – фаворит клубного тренера – успел удалиться метров на восемьсот, но всё ещё был отчётливо виден, и довольно скоро я догнал его.

Всё шло по плану, так что на финиш прикатил чемпионом спортклуба…

Наградной жетон, изготовлен на заказ: по белой эмали – расходящийся пучок раскалённых труб, выползающих из прокатного стана… В полукруге – надпись "Спортклуб "Полад". И римская единица.

Так я поставил точку, отделяя славное велосипедное прошлое от неизбежности перемен…

........................

А на работе всё шло по заведённому порядку: день, ночь, отсыпной, выходной… Будни…

Самое колоритное время – ночные смены, часов до двенадцати, пока ещё не слипаются глаза.

Вот Топал и Лёша склонились над листками бумаги с непонятными записями. У Лёши проблемы. Родители жены ютятся в тесноте типовой хрущобы-двушки, а молодым отвели тупиковую комнатёнку, где и протекала их какая-никакая личная жизнь. Лёша терпеть не мог советское изделие-два, а жена его стеснялась ночами бегать в ванную за гигиеническими процедурами. И исправно рожала дочек. Не подумайте плохого, Лёша любил своих носатеньких девчушек, но есть же разумные пределы. И Ануш шила мешочки, и у кровати всегда стоял наготове тазик с горячей водой, в которой эти мешочки плавали…

Лёшин закадычный друг Топал сочувствовал приятельским бедам, как мог. И однажды…

В одну из ночных смен на столике перед друзьями разлёгся красочным разворотом популярный и полезный всем журнал "Здоровье"… Большая статья…

......................

Воодушевлённый Лёша приступил к домашним наблюдениям. На страничках дневника появились первые подробности, выделялись цветом важные периоды.

И долгими ночами друзья строили расчёты на светлое лёшино будущее: живи, радуйся, вычеркни из жизни надоевшие до тошноты мешочки…

............................

Шло время, и однажды Лёша пришёл на смену слегка перекошенный:

– Где Топал? – тихо и зловеще спросил он, – если опять дочка, убью гада…

..............................

Между тем, трёхлетний срок послевузовской отработки подходил к концу, и всё чаще задумывался я об устройстве где-нибудь поближе к дому…