Тридцать дней из жизни первоклассницы бесплатное чтение

День первый. 31 августа, суббота

Наконец-то, завтра 1-ое сентября. Ура! Я пойду в школу. В первый класс. Надо сказать, что детсад мне порядочно надоел. Особенно манная каша, особенно плавающие в ней комочки. Если бы не манная каша, я б ещё годик там побыла.

А в детский садик я уже два месяца не хожу. У нас был выпускной утренник. Ещё в июне. Все были нарядные такие, такие радостные. Папы и мамы тоже. Для них мы танцевали, ставили разные сценки, читали стихи. В общем, делали для них всё, чему мы тут научились. Ну и, понятное дело, для себя тоже.

А сегодня последний день лета. Настроение у всех праздничное. Особенно у меня. Ведь завтра я стану ученицей. Настоящей первоклассницей.

Мы с мамой гладим мою школьную форму, ленту бантиковую и прочее. Ну, гладит-то мама, а я просто стою рядом с гладильной доской. Мой рост пока не даёт увидеть, что происходит на доске, зато я хорошо вижу доску снизу. Доска прогибается, когда утюг движется ко мне. И наоборот, выпрямляется, когда от меня. И так сто миллионов миллиардов раз. Я у мамы спросила, а не слишком ли гладкая будет форма. А мама сказала, что, чем глаже, тем лучше, и продолжила утюжить моё платье.

Девочки с нашего двора позвали меня поиграть в пинашки. Они даже новые классики нарисовали и очень даже красивый домик, чтобы можно было отдохнуть. Я это видела из нашего окошка. Но я им сказала, что завтра я уже буду настоящей школьницей и никуда сегодня не пойду. Даже играть в пинашки.

Папа пришёл с работы, как всегда, в семь вечера. Но в этот раз он принёс с собой огромный полосатый арбуз. Тёмно-зелёные полоски чередовались со светлыми. А сбоку было большое жёлтое пятно. Я сказала, что сегодня мы, наверное, его зараз не съедим. Папа сказал, что сегодня мы его вообще и не съедим. Нисколечко. Что это завтрешний арбуз в честь нашей первоклашки и Дня знаний.

Следом за папой пришла мама.

Она несла торт и сказала, что купила огромный букет красивых цветов для учительницы и оставила его в магазине, в холодильнике, чтобы цветы не завяли. До завтра. Другой рукой мама держала авоську. Наверное, в авоське лежат пирожные и много конфет. И консервы. И хлеб с булочками. И какие-нибудь фрукты. И…. Ой, чего-то я много в одну авоську положила.

Тут я вспомнила, что ни в какой магазин с мамой я не ходила и авоську конфетами не набивала, а сижу дома, и любуюсь праздничным арбузом. Завтрешним, конечно.

Посредине гладильной доски лежала моя новенькая школьная форма, Старой школьной формы у меня не было и в помине, ведь я только-только закончила детский садик. Форма была свежеотутюженная и свежепоглаженная. Мне говорили уже, что это одно и то же. Но всё равно это такие хорошие слова. Я погладила свисающую форму рукой и представила, какая я буду завтра в ней красивая и умная.

Папа сказал, что пора спать, а то завтра рано вставать.

Я побежала в ванную комнату, умылась и почистила зубки. Затем я забралась в свою кроватку под толстое одеяло и, счастливая, уснула. Мне снилось, что я уже ПЕРВОКЛАССНИЦА, что я стою у классной доски, в руке у меня деревянная указка, рассказываю всем всё что знаю, учительница одобрительно кивает и ставит мне «пятёрку», потом, подумав, добавляет к пятёрке «плюс».

День второй. 1 сентября, воскресенье

– Пора вставать, – ласково сказала мама.

– Сегодня уже 1-ое сентября, – добавила она.

Я хотела, как всегда, натянуть одеяло на голову, чтоб хоть чуть-чуть поспать, но вспомнила и про "Первое сентября", и про первоклассницу, и про аппетитный арбуз. Я вскочила с кроватки так, как никогда ещё не вскакивала и помчалась в ванную комнату.

Когда я вернулась, школьная форма, ранец и ботиночки уже были там и блестели так празднично, что можно было подумать, что это они станут сегодня первоклассниками.

Кушать, кушать, – радостно прокричала мама.

Завтракать, завтракать, – также радостно добавил папа, при этом он безуспешно пристраивал галстук на положенное место и одновременно пытался сесть на два стула за кухонным столом. Галстук был страшно непослушным и норовил пристроиться либо выше рубашки, прямо на шею, либо где-нибудь около кармана. А два стула всё время разъезжались и никак не хотели становиться одним стулом.

Сегодня на завтрак был праздничный омлет и праздничные блинчики с мясом. На них былонаписано: С 1-ым сентября. Ну ладно, я пошутила. Ничего на них не написано и никакие они не праздничные. Просто блинчики и просто омлет. Но вкусные-е!

Когда мы позавтракали, папа сказал, что пора, и я, сев на свою кровать, стала надевать белые колготки, затем мама надела на меня коричневое платье, потом белый, весь в кружавчиках, фартук и только потом приступила к бантам. Их никак не назовёшь бантиками – такие они большие и красивые. Только "БАНТЫ". В виде больших белых цветов. Когда мама украсила меня бантами, она сказала, что теперь можно надевать ботиночки и идти к зеркалу.

Из зеркала на меня смотрела очень красивая девочка в белом фартучке, с двумя огромными, размером с голову, бантами, в чёрных лакированных ботиночках и, наверное, страшно умная.

Папа, мама и я вышли сначала из квартиры, затем из подъезда и я увидела, что небо синее-синее, что утреннее солнце яркое-яркое, что листья на деревьях жёлтые-жёлтые, а лужицы на асфальте покрыты тонким-тонким льдом. И я, не раздумывая, прыгнула на этот лёд в надежде увидеть, как он крошится у меня под ногами, и его осколки, сверкая на солнце, разлетаются во все стороны.

Но папа оказался быстрее. Он поймал меня в воздухе и поставил на землю, а мама сказала: – Ты уже не детсадовский ребёнок. Ты скоро будешь первоклассницей.

Папа что-то хмыкнул в поддержку мамы, но в их в голосе нисколько не было сердитости.

И тут мама увидела тот самый магазин с цветами, где она ещё летом, в смысле вчера, оставила в холодильнике, уже оплаченный ею, замечательный букет.

Она вышла из магазина и отдала букет мне. Он был и в самом деле замечательный и такой огромный, и так вкусно пах, что я прижала его к себе и никому, ни за что бы его не отдала.

Наконец-то мы подошли к моей будущей школе и папа, и мама отправили меня к колышущейся клумбе всяких разных цветов. Я влилась в эту клумбу вместе со своим огромным букетом. Мальчики и девочки, все такие одинаковые, стояли и испугано озирались. Наверное, и у меня был такой же вид, потому что уж точно, радоваться мне не хотелось.

Тут я увидела тётеньку, которая на перекличке сказала, что я буду теперь учиться в 1 "А" классе и, что она теперь будет моя и учительница, и воспитательница. Я пошла к ней. Около неё вились такие же малыши, как и я, с ранцами на спине и с букетами в руках.

Она построила нас вдоль нарисованной краской на асфальте линии, и мы уставились на крыльцо школы, где стояли столы, стулья, микрофон и суетились дяденьки и тётеньки.

Так стояли мы очень долго, пока мне сквозь берет не начало напекать маковку. Только тогда заиграла какая-то музыка, похожая на марш. Затем совсем старый и толстый дяденька подошёл к микрофону, зачем-то постучал по нему, сказал "раз, два, три" и только потом произнёс, – Я директор школы, а с сегодняшнего дня и Ваш директор. Так что обращайтесь.

И он вернулся к своему месту.

Это была самая короткая речь в этот день.

Далее выступила тётенька, которая назвалась завучем. Я не знаю что это такое, но звучит грозно. Тётенька говорила и говорила. Говорила одно и то же. Наверное, ей казалось, что чем дольше она будет с микрофоном, тем нам будет понятнее то, о чём она говорит. А я, честно говоря, уже и забыла начало её выступления.

Когда букет и ранец начали нещадно придавливать меня к земле, появился одиннадцатиклассник, и не произнесёшь с первого раза, в парадной одежде и с красной лентой наискосок. На плече у него сидела маленькая девочка, с меня, наверное, и в руках у неё был колокольчик с деревянной ручкой. Она держала его за деревянную ручку и звонила им, а старшеклассник вместе с девочкой обходил всех первоклашек и, в конце концов, удалился внутрь школы.

– Ну а теперь, Ашки – первоклашки, пойдём за мной, в наш класс на третьем этаже, – весело сказала моя учительница.

И мы, как цыплята, пошли вслед за нашей учительницей внутрь школы, поднялись по широкой лестнице на верхний этаж и зашли в, теперь уже наш, класс.

Вообще, как интересно, я учусь в 1-м классе в классе на 3-м этаже. Это классно!

Свой букет я отдала нашей учительнице, которая сразу же положила его на учительский стол, а я пошла ко второй парте у окна на место у прохода. Интересно, а кто сядет на свободное место? Не успела я как следует обдумать эту мысль, как свободное место заняла девочка с такими же пушистыми и большими бантами.

– Я тебя знаю, – сказала она, – Ты только в другой группе нашего детского садика была.

На этом наша общая история закончилась и она замолчала.

– Таня, – сказала она. А я назвала ей своё имя. Так мы с ней и познакомились.

Родители, которые зашли после детишек, теперь разговаривали то с учительницей, то со своим ребёнком и никак не хотели уходить из кабинета. И всё говорили и говорили, фотографировали и фотографировали. Кто на телефон, кто на фотоаппарат, а кто и вовсе на видеокамеру. Можно подумать, что они видят своих детиков впервые, или перед долгой разлукой, отправляя их в дальнее путешествие.

А детишки в это время расселись по партам – бантики с бантиками, а мальчики кто куда, но отдельно от бантиков. На другие парты.

Наконец учительница встала из-за своего стола и папы с мамами двинулись к выходу. Когда все лишние вышли, учительница оказалась в середине класса, а я заметила прибитую к стене большую чёрную доску с двумя калитками по бокам. Ну, потому, что они были на петлях и, наверное, противно скрипели, как в деревне рядом с нашей дачей. На средней доске цветными мелками было красиво написано: С Первым Сентября! Добро пожаловать в нашу школу!

– Меня зовут Валентина Дмитриевна, – сказала учительница из середины класса.

– Сейчас я познакомлюсь с будущими учениками 1-го "А" класса. Мы с вами вместе будем четыре года, а потом вы переведётесь в среднюю школу, а затем, если хватит ума и знаний, в старшую школу. Там вы будете учиться до 11 класса. Включительно, естественно.

Валентина Дмитриевна открыла журнал, который, неизвестно как, оказался у неё на столе, указательным пальцем провела по списку снизу вверх.

Палец остановился на самой верхней фамилии.

– Я называю фамилию, обладатель этой фамилии должен встать и сказать, что он здесь. Понятно?

– Понятно, – дружным хором ответили первоклашки.

Она назвала фамилию, на которую указывал палец. Фамилия заканчивалась на "О", поэтому сказать заранее мальчик это или девочка было невозможно. Хорошо, что моя фамилия девчачья. Можно сразу угадать, что я девочка. Встал мальчик и сказал, что он здесь.

Палец опускался ниже по странице, она называла фамилии, пока он не дошёл до меня. Глядя на палец, учительница назвала мою фамилию, я встала и тут забыла, что я должна сказать. Полкласса зашипело, пытаясь подсказать мне, что именно я должна сказать, а учительница терпеливо ждала и улыбалась. Так прошло сто минут, а может быть и тыща. В конце концов, учительница сказала, – Ты встала, значит, ты здесь. Садись.

И она продолжила опускать палец вниз, зачитывая фамилии учеников.

– А теперь я расскажу о правилах, которые надо соблюдать и не только в школе: заходя в помещение, снимайте головной убор, лёгким поклоном головы приветствуйте старших и уступайте им дорогу, не бегайте и не шумите на переменах.… А когда учитель входит в класс, вставайте на своё место рядом с партой и отвечайте на его приветствие. Уроков сегодня не будет, а завтра начнём.

Все ученики 1 "А" класса встали, надели свои ранцы и чинно двинулись к выходу. И тут мы все разом забыли наставления нашей учительницы, как побежали, как зашумели, как загалдели, а потом запрыгали, засвистели, заговорили разом.… Свистели, конечно, мальчики, потому, что девочки свистеть не умеют, да и вообще это неприлично. Хотя так хочется. Сунуть пальцы в рот, как дунуть, и раздастся свист. Честно говоря, я так и пробовала, и ничего у меня не получилось, кроме шума.

Тут, у окна, я увидела маму и папу и побежала к ним. И мы вместе пошли домой, и я рассказывала им и про учительницу, и про девочку Таню, мою соседку по парте, и многое другое. Про то, как я оконфузилась, я, конечно, рассказывать не стала. Так мы шли и шли, пока не пришли к нашему дому и к нашему подъезду.

На столе, в зале, стояла красная чаша, а в ней красовался тот самый арбуз. Я радостно запрыгала, забегала вокруг стола, потом остановилась, чтобы снова посмотреть на большой-пребольшой, полосатый-преполосатый арбуз, а папа, в это время, взял и щёлкнул фотоаппаратом. Так что это не крылышки у арбуза, это я, со своими большими бантами, на самом деле. Правда, там, за арбузом. Рядом с арбузом лежал длинный-предлинный ножик, пустые тарелочки с чайными ложечками и замечательный торт. Там же возвышался и заварочный чайник. Мама из кухни принесла ещё кипящий чайник и поставила его на стол. В это время папа из ниоткуда, достал поздравительную открытку, и они с мамой зачитали мне всяческие пожелания на 1-е сентября, на День Знаний.

Мы втроём поели праздничный торт, и папа торжественно сказал: – Приступаем к вскрытию арбуза.

И он с хрустом взрезал арбуз арбузным ножом. Из-под ножа вылетел такой непередаваемый аромат спелого арбуза, что мы с мамой запищали от предвкушения. Папа продолжил резать, вращая арбуз, а когда закончил, сказал: – Это крышка. Она будет защищать остатки арбуза от прокисания. Естественно, если мы положим эти остатки в наш холодильник. А другого способа никто пока и не придумал.

Он взялся за хвостик арбузной крышки, приподнял её, и мы увидели неописуемую красноту спелого арбуза с вкраплениями чёрных семечек. Затем он отрезал колёсико, разрезал его на три части и раздал мне, маме, а оставшийся кусочек взял себе и мы дружно впились зубами в сладкую арбузную мякоть.

Когда мы всласть наелись арбузом, папа взял арбузную крышку, накрыл ею арбуз и убрал это в холодильник.

В моей комнате мама сняла с меня банты и сказала, что поможет мне их надеть на следующий праздник.

Мой ранец стоял, уже снаряженный, на полу, форма висела в шкафу на вешалке, а уголок толстого одеяла на моей кровати был отогнут, приглашая меня поспать. Ведь завтра снова в школу! Ведь завтра 2-е сентября.

День третий. 2 сентября, понедельник. Я ИДУ В ШКОЛУ

Солнышко светило прямо в окошко, прямо мне в глазки. Не в глазки, конечно, а в веки. Я их приподняла и тут же зажмурилась – так ярко и так по-летнему светило солнышко. Я вылезла из-под одеяла, полежала немножко так, слезла со своей кроватки, залезла в тапочки и пошла делать утренние процедуры. Вернувшись, заправила кроватку, как учили в детском саду и мама.

Папа уже ушёл на работу, потому, что его ботинок около входной двери не было.

Завтрак стоял на столе и вкусно-вкусно дымился. Я забралась на стул, взяла вилку и быстренько съела вкуснятину. Мама зашла на кухню и сказала мне, что кушать надо не торопясь, а то я подавлюсь.

Убедившись, что ранец стоит на месте, я открыла шкаф и сняла с вешалки новенькую школьную форму.

Мама появилась в моей комнате, взяла форму из моих рук, а затем надела её на меня. Потом она взялась за мою голову. Волосы она расчёсывала сперва вперёд, потом назад, потом разделила на два равных пучка и завязала на каждом из них по бантику. А я всё это время стояла и не шевелилась, чтобы не испортить мамину задумку. В конце концов, она покрутила меня из стороны в сторону и осталась мной довольна. В смысле своей работой. Она сказала, что теперь я очень даже ничего. Она надела на меня ранец, поцеловала и сказала: – Ну, моя принцесса, в путь.

На улице и в самом деле было лето. Как летом. Потому, что это был второй день осени. Было очень даже тепло. Особенно для утра. Я шла вдоль дома, подпрыгивая от радости. Ранец стучал мне по спине, но я этого не чувствовала. И все прохожие понимали, что сегодня у меня первый день учёбы, и они радовались вместе со мной.

Я пришла в школу, минут за тридцать до начала первого урока и принялась изучать стены слева и справа от нашего класса. Там были прилеплены всякие бумажки, портреты лучших учеников, как они провели лето, лучшие фотографии и другое. Так я ходила влево и вправо, как кот учёный, упёршись глазами в стенку, пока не начали приходить другие первоклашки. Все они дёргали ручку закрытой двери, даже если они приходили одновременно. Минут за десять до урока пришла наша учительница и ключом открыла дверь.

– Дети, заходите и рассаживайтесь по своим местам, – сказала она и пошла в учительскую. Наверное.

Зазвенел первый в моей жизни школьный звонок. Дверь класса открылась и зашла учительница. Все первоклашки встали, а учительница сказала: – Здравствуйте, дети.

– Здравствуйте, Валентина Дмитриевна, – дружным хором ответили первоклассники.

– Сегодня у нас присутствуют…. И она повела указательным пальцем сверху вниз журнала, называя фамилии. Первоклассники вставали, учительница поднимала голову, осматривала поднявшегося и разрешала ему сесть.

– В первом классе уроки будут по тридцать минут, потом десятиминутная переменка, потом второй урок и переменка, и так далее. Всего четыре урока. Ежедневно. А субботу и воскресенье мы с вами не учимся.

Тут прозвенел звонок, известивший об окончании первого урока и начале первой переменки. Учительница покинула класс первой, затем гуськом в коридор вышли ученики. Также гуськом, выходили ученики других первых классов. Потом все перемешались. Потом всё перемешалось. Начался шум, гам, мальчишки бегали, валялись по полу, а девчонки прыгали, визжали и тоже бегали. Было хорошо и радостно. Хорошо, что меня записали в школу.

Когда все уроки закончились, я пошла домой, где меня ждала мама.

– Ну вот, – сказала она, – теперь ты настоящая школьница.

Мы покушали, помыли посуду. Затем я переоделась и спросила у мамы разрешения погулять.

Я побежала как сумасшедшая по лестницам вниз и вниз, быстрее лифта. Да что там лифта – быстрее сороки или вороны, если бы они умели бегать как я, по лестнице, и жили бы в нашем подъезде.

На крыльце я остановилась, увидела дворовых девочек и неспешно, как и полагается тем, кто ходит в школу, пошла к своим подружкам. Они играли в пинашки.

– Здрасьте, – сказала я солидно, – И я уже учусь в первом классе. В настоящем. Я третья.

– Тогда играй. Как раз твоя очередь, – сказала Наташа.

Я взяла пинашку и кинула её в первый классик. Пинашка сперва покатилась, но потом улеглась около самой черты. Я зашла в первый классик, подошла к пинашке и потихонечку пнула её во второй классик. Пинашка скользнула через черту и остановилась ровно посредине классика. Я подошла к пинашке и пнула её в третий классик. Так я допинала пинашку до шестого, последнего, классика и с облегчением выпнула её за пределы классиков. Девочки стояли около поля и ждали моей ошибки. Что немедленно я и сделала. Я кинула пинашку во второй, а она возьми и покатись, и остановилась только в пятом. Мне пришлось уступить своё место Наташке.

Мама из окна закричала, что уже скоро шесть часов и что мне пора домой.

– Меня зовут. Да и скоро темнеть начнёт. До свидания, – сказала я девочкам и побежала к своему подъезду.

День четвёртый. 3 сентября, вторник. В ШКОЛЕ

Было зябко. Интересно – зябко от слова зяблик произошло? Или зяблик от слова зябко? Или вообще никакого отношения друг к другу не имеют? Я перескочила лужу и оглянулась – откуда она взялась? Дождя, вроде как, не было. Я посмотрела вверх на небо – ни облачка, перевела взгляд на дом – все окна одинаковые, балконы одинаковые. Странно! Да и в луже воды немало.

Показалась школа. Ребятишки шли толпой и в узких воротах скапливались, чтобы потом, уже на школьной территории, разбежаться кто куда.

Я влилась в толпу, которая пронесла меня сквозь ворота и выбросила уже у школы. Я не собиралась бежать "кто-куда", а пошла в школу, на самый верх, к своему классу.

Следом за мной пришла моя соседка Таня. Мы обрадовались друг другу и вместе стали ждать нашу учительницу.

– Я вчера играла в пинашку, – сказала я.

– Я вчера играла в пинашку тоже, – сказала Таня, и мы засмеялись, потому, что это было сказано одинаково. После этого я ещё больше прониклась к Тане, так как мы с ней были одинаковы. Таня рассказывала, как она играла в пинашку, потом я рассказывала Тане, как я играла в пинашку, потом снова она, потом снова я. Мне стало казаться, что мы играем с Таней в одних классиках и пинаем одну пинашку.

Потихонечку стали подходить наши девочки и мальчики. Я их ещё не запомнила по именам, но это точно были наши.

Как и вчера, минут за десять до урока, пришла наша учительница и ключом открыла дверь.

– Дети, заходите и рассаживайтесь по своим местам, – сказала она и пошла в учительскую.

Зазвенел звонок. Дверь класса открылась и зашла учительница. Все детишки встали и учительница сказала: – Здравствуйте, дети.

– Здравствуйте, Валентина Дмитриевна, – дружно ответили первоклассники.

После переклички Валентина Дмитриевна сказала: – Сегодня первым уроком у нас будет правописание. Когда-то, давным-давно, первоклассникам преподавали урок под названием "чистописание". У каждого ученика была перьевая ручка, с пера которой постоянно, куда попало, капали чернила. В основном в открытую тетрадку. Назывались они кляксами. А ещё чернила долго не высыхали, и потому в тетрадку вкладывали промокашку. А ещё у каждого ученика была чернильница-непроливашка, чернила из которой, естественно, проливались и, понятное дело, в портфель. В эту чернильницу-непроливашку ученики макали свои перьевые ручки, делали кляксы в тетрадях, затем писали и только потом промакивали всё это промокашкой.

Портфель, кроме основной функции, был предназначен для катания со снежной горки. Портфелем было хорошо съездить своему противнику по носу.

Тут учительница улыбнулась и сладко прищурившись, посмотрела в окно, вероятно, вспоминая нечто хорошее из своего детства.

– Собственно, поэтому чернильницы-непроливашки проливались в портфеле. Все эти проблемы были решены с появлением шариковой ручки, – продолжила она, – но почерк у детишек испортился так, что пришлось вводить новый предмет – правописание.

Она попросила нас достать тетрадки правописания и повторить строки с кружочками и с крючочками.

Я очень старалась, даже язык высунулся, но кружочки не были похожи на кружочки, скорее на квадратики. Если бы меня попросили продолжить строку с квадратиками, то, наверное, получились бы кружочки.

А крючочки, вышедшие из-под моей ручки, назвать крючочками мог только самый последний извозчик. Я не знаю, кто такой этот самый извозчик, но когда папа сердится на кого-то, он упоминает извозчика. А когда сильно сердится, он упоминает последнего извозчика.

– Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, – сказала учительница, – повторяйте за мной.

И она стала сгибать, разгибать пальцы, руки вверху, руки вбок, руки вниз. Все детишки за ней повторяли и я тоже. И так много минут, может тыща.

Когда уроки закончились, я вприпрыжку побежала домой. Ведь дома меня ждала вкусная еда, красный арбуз и, самое главное, мама.

День четвёртый. 3 сентября. Продолжение. ВО ДВОРЕ

Я вышла во двор. Во дворе, кроме мальчиков, бегали друг за другом Наташа, Люда и Света. Мальчики тоже бегали друг за другом, громко кричали, хохотали. Похоже, они играли в догоняжки. Они были далеко, и что они кричали, было не понятно. Да мне и всё равно. Я подошла к подружкам, и они сразу остановились.

– Во что играть будем? Здрасьте.

– Здравствуйте! – ответила я, – может в догоняжки? – тут я потихоньку посмотрела на мальчиков. Они продолжали хохотать, бегать и что-то кричать.

– А давайте из-круга-вышибала, – сказала Наташка. Всё-таки нас четверо. Может мальчишки подойдут.

Я выбрала в команду Наташку, а Люда и Светка – стало быть, в другой. Мы разыграли, кому первыми быть в центре круга. Нам досталось вышибать. Я побежала в одну сторону, а Наташка со своим мячиком – в другую. В центре осталась Людка. Наташка ка-ак бросила мячик, а он ка-ак поскакал, проскакал мимо Людки и прискакал мне прямо в руки. Я тут же кинула его Наташке, а Людке пришлось просто прокрутиться на месте, так как я кинула мяч высоко-высоко, но зато прямо в руки Наташке. Наташка снова бросила мячик, и он снова проскакал мимо Людки прямо мне в руки.

– Ты в центр встань. Стоишь сбоку. Мы и не можем в тебя попасть.

– Ага, – согласилась Людка, – Только я не могу так высоко подпрыгивать, когда кидают не в меня, а в верхний этаж этого высотного дома.

Все дружно задрали головы вверх и, оценив высоту строения, согласились с доводами Людки, а я сказала, что, несмотря на то, что я уже учусь в школе, я всё равно так высоко кинуть не могу. Даже Наташкин мяч. Я специально не стала говорить, что я хожу в первый класс. Но думаю, что и десятиклассники не смогут закинуть мяч на этот дом. Скорее бы завтра.

День пятый. 4 сентября, среда. В ШКОЛЕ

– Дети, – сказала учительница в начале третьего урока, – Поскольку у нас сейчас первый урок литературы, я хочу знать, что вы читали для своего удовольствия до школы. В классе поднялся лес рук – я и ещё один мальчик. Это не лес, конечно, а так, кустик небольшой.

– Ну ладно. Вот ты нам и расскажешь, что ты прочитала до школы, – и она указала на меня.

Я встала и сказала, – Я прочитала книжку "Робинзон Крузо" Даниэля Дефо.

Это папа мне сказал, что написал эту книжку Даниэль Дефо. На обложке было написано, что Даниэль Дефо, но я этого не увидела. Мне это и не нужно. Но папа сказал, что нужно и, что я ещё слишком маленькая, чтобы иметь свои суждения.

– А что тебе понравилось в этой книге? – спросила учительница.

– Что он на острове не растерялся и обзавёлся козой, пшеницей и пятницей.

А ещё я удивилась, что дикарь быстро освоил язык Робинзона Крузо, а Робинзон Крузо так и не смог освоить язык дикарей.       Папа сказал, что просто это самый молодой и потому, самый примитивный язык на планете. Ему и сейчас всего триста пятьдесят лет. А тогда….

– А что такое "пятница"? Разве у Робинзона не было пятницы дома?

– Пятница это имя. Его дал Робинзон дикарю, потому, что он нашёл его в пятницу.

– Я вижу, ты хорошо поняла эту книгу. Дети, – обратилась учительница к классу, – последним уроком у вас будет физкультура. Все взяли спортивную одежду, обувь? Пойдемте, я вас провожу до спортзала, а то заблудитесь.

Прозвенел звонок, известивший об окончании третьего урока.

У спортзала наша учительница сказала, – а теперь идите в раздевалки. Мальчики налево, девочки направо. До свидания!

Урок физкультуры начался со знакомства учителя с учениками, а потом было построение, где мы рассчитались на первый-второй. Я не знаю, зачем мы рассчитались на первый-второй, потому, что до конца урока знание этого не понадобилось.

Мы побежали вдоль стен спортзала и перед глазами мелькали то шведские стенки, то толстый канат, то маты, то конь, то бревно. Но самое большое мелькание было от синих лавочек, на которые мы и уселись, пробежав кругов десять, а может быть и двадцать.

Учитель физкультуры, Василий Иванович, сказал, что в первой четверти мы будем заниматься на школьном стадионе. Мне всё это понравилось, и я ещё раз убедилась, что не зря меня привели в эту школу. Но у нас ещё не было рисования, трудов и ещё чего-то там. Прозвенел звонок, и мы побежали в свои раздевалки. Там девочки рассказывали друг другу о Василии Ивановиче, о своих впечатлениях, о сегодняшнем дне. Я тоже, одновременно с Таней, взахлёб рассказывала ей о том, о сём и она мне рассказывала о том, о сём и при этом мы не перебивали друг дружку.

Из школы я пришла к своему дому и, повернув за угол, увидела грустное Наташкино лицо.

– Что случилось? У тебя такой вид, будто у тебя единственную конфету отобрали.

– Ничего. Просто пинашки больше нет.

– Как нет? Ты её потеряла?

– Нет, не потеряла. Её переехал грузовик, – и Наташка показала лепёшку, отдалённо похожую на нашу пинашку. Я долго рассматривала лепёшку, а потом сказала, – Не расстраивайся, щас мы новую сделаем.

С этими словами я сняла ранец, достала из него старую круглую металлическую коробку с монпансье, с большим трудом открыла крышку и высыпала леденцы в мешочек. Коробка из-под монпансье была точь-в-точь как наша пинашка.

– На, – я протянула пустую коробку и крышку Наташке, – Иди в песочницу, насыпь туда песок и закрой крышкой. Получится новая пинашка.

День пятый. 4 сентября, среда.

ВО ДВОРЕ. Скакалки

Наташа, Люда и Света были уже во дворе. Наташа протянула мне новую пинашку, но я сказала, что это её пинашку раздавил грузовик, что это она сходила к песочнице, что это она наковыряла в песочнице песок, сунула его в банку и всё это закрыла крышкой. Поэтому, она твоя.

– Коробку, – осторожно сказала Наташка.

– Это, наверное, всё-таки банка. Пусть коробка это пинашка, которая превратилась в лепёшку, а эта пусть будет банка, – согласилась я.

Наташка вернула руку с пинашкой к себе и довольная отошла в сторону. У неё была новая пинашка.

– Давайте поиграем сегодня в скакалку, – сказала Света. Её сразу поддержали остальные девочки, включая и меня. Мы достали свои скакалки и начали считалку.

Вышел месяц из тумана,

Вынул ножик из кармана.

Буду резать, буду бить –

Не тебе сейчас галить.

Сперва вышла Света, потом Наташа.

Я осталась с Людой, и мы хором завели считалку. В общем, мне досталось первой скакать через скакалку и так, и сяк, а потом наоборот, а потом два оборота и наоборот. Так я скакала минут десять. Счастливая, аж жуть. Я даже заулыбалась, пока скакалка не зацепилась за каблучок моего сандалика и не замерла. Настала очередь Люды. Ей, конечно, далеко до меня. Я всё-таки уже в первый класс хожу. А она ещё в детский садик. Она на один год младше меня. Правда она ходит в какую-то спортивную секцию, но, судя по всему, там скакалок нет.

Люда не выполнила и половину всех фигур, как её скакалка зацепилась за асфальт и остановилась.

Теперь Наташа. У неё скакалка хорошая, все ручки изрисованы разными рисунками, веревка кручёная и, самое главное – тяжёлая. Уж что-что, а за асфальт она точно не зацепится.

Наташа вышла в середину и начала прыгать через скакалку. Мы все следили за ней и считали фигуры. Это продолжалось одну минуту, пять минут, десять минут…. Первая не выдержала мама Люды.

– Люда, домой, – крикнула она из форточки, – ужин готов. Мы тебя ждём.

А Наташа, не моргнув глазом, продолжала прыгать, прыгать и прыгать. И скакалка всё вертелась, вертелась и вертелась. Мне стало завидно, и я стала повторять за ней.

В конце концов, Наташа остановилась и сказала, что, так как Света ещё не попрыгала, соревнования по скакалкам не считаются и переносятся на следующий раз. Тут мы все обрадовались и предложили идти по домам.

Я шла и думала, что я ведь старше Наташи, и она даже в школе ещё не учится, а на скакалке прыгает, будь здоров. Я шла и думала, думала и не заметила, как добралась до своей квартиры.

День шестой. 5 сентября, четверг. УТРОМ ДОМА

Я проснулась, имеется ввиду, что я окончательно проснулась, и решила в это утро сама приготовить себе яичницу. Ведь я уже большая. Так папа сказал. В общем, я пришла на кухню, а там холодильник. Открыла дверцу, достала сливочное масло, колбасу и, сколько не тянулась, яйца достать не смогла. Слишком высоко. Я оставила дверцу холодильника открытой, а чтоб она случайно не закрылась, подпёрла её стулом, и пошла в коридор за стремянкой. На стремянке сидел наш кот, и уходить не собирался. Он такой хорошенький. Увидев меня, он замурлыкал, и я потёрлась о его шёрстку щекой. До чего приятная у него шёрстка. Так мы мурлыкали и тёрлись довольно долго, пока я не вспомнила про яичницу. С котом я церемониться не стала, просто сказала ему, чтобы он уходил, взяла стремянку и пошла на кухню.

На кухне вовсю пищал холодильник, у которого подпёрли дверь стулом. Тут я увидела этот самый стул и поняла, что надо было просто залезть на него и легко достать яйца, а не подпирать им чего ни попади. Что я и сделала. А стремянку я отволокла на своё место и усадила на неё нашего кота. Кот благодарно мявкнул и удобно улёгся на самом верху стремянки.

Я взяла яйцо и, чтоб убедиться, что оно сырое, крутанула его на столе. Яйцо нехотя покрутилось и остановилось – сырое! Второе яйцо тоже было сырое. Третье яйцо я поймать не успела. Оно грохнулось об пол, состоящий из кафельных плиток, и вдребезги разбилось. Кот материализовался рядом с разбитым яйцом, усы его задрожали и он, хищно и не спрашивая разрешения, стал быстро вылизывать яичную жижу.

Я дождалась, когда котик вылижет яичко и убрала скорлупу, затем открыла холодильник, подставила стул и снова достала второе третье яйцо. Проверять его я уже не стала, а осторожно разбила все три яйца на сковородку и посолила. Яйца тут же зашкворчали, белки снизу, у сковородки побелели, и эта белота стала подниматься вверх, а когда она поднялась, яичница была готова. Она называется глазунья потому, что она похожа на глазки. Печка у нас сделана из стеклокерамики, поэтому я сперва её отключила, убрала сковородку в сторону, и только потом переложила яичницу на тарелку. Зелёный лук я слегка выдвинула из пакета и нарезала его кухонными ножницами прямо в тарелку. Это папа придумал и с тех пор мы только так и делаем.

А яичница была просто бесподобна.

Взглянув на настенные часы, я засобиралась в школу. До школы оставалось сорок пять минут.

День шестой. 5 сентября, четверг. Продолжение. В ШКОЛЕ

Лужа была на месте и даже ни сколько не уменьшилась. Я обошла её и глянула в отражение и увидела там перевёрнутые деревья, а ещё ниже голубое небо с ползущими по нему облачками.

Оказывается, не все деревья ещё пожелтели. У некоторых листья, как летом, остались зелёными, у некоторых стали красные, у некоторых вишнёвые, малиновые. Так и хочется отведать малинки или вишенки. Папа говорит, что то, что сейчас обозначают цветом, в прошлом было качеством. Красное – красивое, белое – прекрасное.

Некоторые деревья имеют листья, наверное, всех цветов радуги – и тёмные, и зелёные, и желтые, и красные. И вся эта красота потихоньку шелестит и что-то друг дружке рассказывает.

До звонка оставалось пятнадцать минут. Хорошо, что школа рядом. Я прибавила ходу, поднялась на третий этаж и оказалась у двери в наш класс за секунду, как учительница воткнула ключ в замок, повернула его и сказала, – Дети, заходите и рассаживайтесь по своим местам. И ушла.

Прозвенел звонок и, одновременно зашла наша учительница. Все ученики встали, а учительница сказала: – Здравствуйте, дети!

– Здравствуйте, Валентина Дмитриевна! – дружным хором ответили первоклассники.

Первым у нас был урок математики. Ничего нового. Мы это проходили в детском садике. Одна груша, два яблока, сколько всего будет в корзине? Наверное, наша учительница проверяет, все ли это знают. Когда учительница поднимала меня, я, как с семечками, справлялась с её примерами.

– Молодец, – сказала она. Она всем так говорила, кто правильно отвечал.

Второй и третий уроки пролетели быстро и незаметно, но я узнала столько нового, что, ни в сказке сказать, ни пером описать.

А четвёртый урок был уроком музыки. Пришла учительница и сказала, что она хормейстер и будет нас обучать музыке и хору. Она сказала, конечно, по-другому, но я не запомнила.

– Зовут меня Маргарита Петровна.

И она приступила разделять нас по голосам. У кого бас – вправо, у кого дискант влево, эти по центру внизу, а те по центру вверху, как на фото.

– "Утро школьное, здравствуй!" на музыку известного композитора и слова известного поэта, – сказала она.

Фамилии известного композитора и известного поэта я бы и не запомнила. Поэтому я их записала.

– Это наше первое произведение, которое мы с вами будем учиться петь, – продолжила учительница, – Вы перепишите слова, а пока мы с вами попробуем петь, – она ткнула палочкой вправо и попросила пропеть букву "О".

Те, которые "бас", пропищали букву "О" и чуть не подавились со смеху.

– Ничего смешного в этом нет. А теперь вы пропойте то же самое, – и она повела своей палочкой влево.

Те, которые "дискант", пропищали "О" точно так же, как и "бас". Теперь захохотали все, даже Маргарита Петровна улыбнулась.

Урок музыки закончился одновременно со всеми уроками. Я пошла вниз по лестнице, помахивая рукой с неодетым ранцем. Лямки его бряцали по ступенькам, и этот звук был для меня самой лучшей музыкой.

На улице снова было лето.

День шестой. 5 сентября. Когда я была маленькой 1

СОРОЧЁНОК

Я шла по улице, и мне было весело. Я подпрыгивала вверх и косички мои подпрыгивали вместе со мной. Туда же прыгал и ранец со всякими разностями. А стая сорок перелетала с дерева на дерево и садилась на провода, отчего те раскачивались, и казалось, что им тоже весело. Сороки смотрели на меня и громко каркали. А я смотрела на них.

И тут я вспомнила.

Лето только начиналось. В садик меня водили с понедельника по пятницу. А сегодня была суббота. Поэтому я гуляла во дворе. Сперва я каталась на самокате, потом на четырёхколёсном велосипеде, потом играла с подружками в классики, потом из-круга-вышибала, потом в прятки и во много чего ещё.

А потом я пошла под большие зелёные деревья, посмотреть, кто там наверху устроил шум-гам-тарарам. Не успела я войти и задрать голову, как на плечо мне упал мягкий комочек, и я как завизжала, как подпрыгнула, как отпрыгнула, и хотела было убежать домой, но тут увидела испуганную маму. Она сидела во дворе и на мой визг отчаянно бросилась за мной в тёмный, дремучий лес. За моей спиной она увидела этот мягкий комочек. Я продолжала визжать и никак не могла обернуться и посмотреть на это. Мне было страшно.

– Маленький сорочёнок. Выпал из гнезда. Или ему помогли взрослые сороки, чтобы он быстрее научился летать, – сказала мама. Я, наконец-то, перестала визжать, и она отвела меня в сторону. Мы смотрели на сорочёнка минут двадцать. За ним всё никто не прилетал и не прилетал.

– Ну ладно. Пошли, – сказала мама.

– А как же сорочёнок? Ведь его съедят на ужин злые бродячие коты? – спросила я.

Мама остановилась и внимательно осмотрела птичку.

– У него какое-то странное крыло, – сказала она.

– Давай возьмём его себе, – у меня забрезжила надежда, что, несмотря на нашего огромного кота, мы всё же возьмём сорочёнка домой.

– А как же кот? – мама словно прочитала мои мысли, – Он ведь тоже может отобедать этим птенчиком. У него морда о-го-го!

– Ты что-нибудь придумаешь, – я не стала говорить, что я тоже что-нибудь придумаю, так как, кроме сумбура в голове, мыслей у меня на этот счёт не было.

– Ну ладно, – сказала мама и осторожно взяла птенчика на руки. Он тут же разинул красный рот и потребовал червячка. Он признал маму за маму.

Дома кот посмотрел на птенчика и изобразил на лице полное отсутствие интереса к этому предмету и закрыл глаза. Но нос у него хищно зашевелился.

– У соседей были попугаи. Сейчас их нет, а клетка, наверное, осталась. Сходи, расскажи им про сорочёнка, – сказала мама, – а я пока осмотрю это чудо в перьях.

У соседей действительно не было попугаев, а вот клетка была, большая-пребольшая, но разобранная. Они сказали, что у клетки чего-то не хватает, они это найдут и сами принесут.

Когда я вернулась, мама уже осмотрела птичку и сказала, что крыло у неё не сломано, а слегка вывихнуто, и мама уже всё поправила. Так что летать сорочёнок будет, но не как все, а чуть попозже.

Кормить мы его или её будем кошачьим кормом. Тут наш котяра приоткрыл один глаз и посмотрел на свою миску. Он ещё не знал, что из его миски будет клевать его корм его собственный обед. А ещё он не знал, что соседи дадут клетку и на обед ему, поэтому, будет обычный кошачий корм.

Пока соседи искали клетку и недостающие части, наш сорочёнок осваивался в комнате, а чтоб наш котик не съел его на обед, да и на ужин тоже, мы стали закрывать за собой дверь. Когда мама или я подходили к сорочёнку, он разевал свой клюв и громко орал, требуя очередного червяка. Мама вывалила кошачий корм в кошачью миску.

– Теперь это червяки, – сказала мама. Она взяла мясной кусочек и поднесла его к птенчику. Птенец немедленно широко открыл клюв и заорал. Мама бросила туда кусочек, и он исчез в утробе птички. Клюв остался открытым и вопль не прекратился. "Дай, дай, дай" – говорил птенец. Мама взяла второй кусочек, и всё повторилось снова. Я не знаю, на каком по счёту кусочке остановилась мама, но она взяла пипетку, набрала в неё воды и принялась поить птичку. При этом клюв у птички не закрывался.

В конце концов, сорочёнок насытился и оставил под собой огромную белую лужу. Он сделал пару шагов и удивлённо покосился на эту лужу. При этом он напрягся и оставил точно такую же вторую лужу.

Во входную дверь позвонили. Это были соседи. Они принесли клетку. Собственно, не они, а он. Было бы смешно, если б они вместе нашли клетку, взяли б её в руки, вместе поднялись к нам и все вместе указательными пальцами одновременно ткнули в одну малюсенькую кнопку звонка. Он – это дедушка. Ему очень хотелось посмотреть на нашу птичку. Когда она сытая, она такая хорошенькая, такая милая, такая пушистая. Такой мы и показали её соседу-дедушке. Дедушка долго рассматривал сорочёнка, а сорочёнок, своими маленькими чёрными бусинками, рассматривал дедушку.

Мама рассыпалась в благодарностях и дедушка ушёл. Пришёл папа. Долго смотрел на сорочёнка, потом на разобранную клетку. Он принёс какие-то инструменты и, вскоре, клетка была готова. У неё была даже дверца, и даже выдвижной лоток. От клетки чем-то пахло, наверное, предыдущими жильцами.

Мама поместила сорочёнка в клетку, а я открыла дверь комнаты. В проёме сразу же показались усы, затем кошачий нос и глаз. Кот остановился, чтобы оценить обстановку. Увидел, что между ним и обедом появилась клетка. Огорчённо мяукнув, усы и нос котика исчезли в глубине квартиры.

Я ежедневно учила сорочёнка летать. Сперва я отпускала его с ладоней на диван, а через день-два стала отпускать его на пол. Он распускал крылья, спрыгивал с руки и немножко пролетал, садился и удивлённо крякал.

В воскресенье мы поехали на дачу и взяли с собой сорочёнка. Он прыгал и скакал по траве, запрыгнул на стул, гордо прошёлся по столу и спрыгнул с растопыренными крыльями вниз.

В прошлом году, летом, мы приехали на нашу дачу. Папа вышел из-за руля, снял замок и открыл ворота. Затем снова сел в машину и довёз нас с мамой до дома. Хотя там и было недалеко. Перед домом было пять, а может и шесть, всё равно я тогда умела считать только до четырёх, грядок с клубникой и мы ехали на дачу в предвкушении прохладного вкуса мякоти и сока этой замечательной красной ягоды с жёлтыми вкраплениями. Пока мы ехали от ворот до дома, я успела заметить пятерых, а может и шестерых, сорок, сидящих на высоченной ограде. Честными маленькими глазками они рассматривали нас и делали вид, что их не интересует ни огород, ни то, что там растёт.

Мы вытаскивали из машины разные вещи, относили их в дом и готовились к приятной ночёвке.

А потом мы с мамой пошли за клубникой, прихватив с собой по эмалированному тазику.

Клубники не было. В смысле вообще не было. Несмотря на то, что мама залазила под каждый кустик, под каждый листок. И тут мама, кажется, догадалась, куда делась наша ягода. Она медленно обернулась и просверлила насквозь взглядом всех сорок на заборе.

Эти хорошенькие птички склевали всю клубнику и нам не оставили. Причём, склёвывали они чуть-чуть, с одного бока. А остальное валялось в огороде. Ну а сороки сидели на ограде и с любопытством наблюдали за постигшим нас несчастьем. Вся наша семья с этого момента невзлюбила сорок.

А как появился этот маленький пушистенький комочек, мы снова полюбили сорок. Особенно я.

Я выносила гулять сорочёнка на улицу, он пролетал немножко и возвращался ко мне. Так было всю неделю, до пятницы. В пятницу сорочёнок взобрался мне на плечо, и мы с ним пошли гулять. На улице он взлетел с плеча и полетел около земли, потом поднялся вверх, снова опустился, а потом поднялся выше деревьев, а потом сел на провод и начал разговаривать с голубем. Их почти не было видно, но я позвала сорочёнка сперва тихо, потом громче и громче. Сорочёнок не откликался и я заплакала. Слёзы градом катились из моих глаз. Я рыдала и рыдала.