Сильва бесплатное чтение

ГЛАВА 1. «Сколько стоит человек?»

… – Вы знаете – начала Машка, откидываясь на спинку кресла и закидывая ногу на ногу. – Везение, штука непонятная, до конца никем не изученная, поэтому, твердо рассуждать, кому повезло, а кому нет – неблагодарное занятие! – Машка сидела в салоне самолета, летящего в Рио, после пересадки в аэропорту Хитроу. Она, наконец-то, осуществила свою мечту и летела на знаменитый карнавал. Рядом с ней, в соседнем кресле, сидел мужчина в кожаном дорогущем пиджаке и с золотыми часами на запястье, в каких-то немыслимых туфлях и в синих джинсах. Его блондинистую шевелюру, черные глаза и тонкогубый, слегка надменный, рот, знали многие любители кино как в России, так и за рубежом. Это был тот самый Николай Григорьев – режиссер, снявший нашумевший блокбастер «Черный Огонь». И Машке повезло, что ее место в бизнес-классе оказалось рядом с местом Григорьева. Машка прекрасно понимала, что более благодарного слушателя, найти было просто невозможно и решила воспользоваться ситуацией и обрушить на уши режиссера поток своего красноречия, так как молчать Машка попросту не умела. Она очень быстро познакомилась с режиссером, взяла у него автограф и заказала у красивой стройной стюардессы по стакану виски для себя и для Николая. Она молниеносно стала обращаться к нему на «ты», временами хлопая по плечу так по-свойски, словно они с Григорьевым вместе учились в школе, дружили с детства, да еще и когда-то были любовниками. Сам Григорьев, сначала, не был в восторге от бесцеремонной манеры общения этой красноволосой красавицы с идеальной фигурой в белой кожаной мини-юбке, черных гладких чулках и красной кожаной куртке с целым созвездием золотых заклепок и замков – молний, но потом втянулся и уже воспринимал Машку, как старую подругу. Он тоже летел в Рио, на кинофестиваль, и был рад, что, судя по всему, перелет будет очень веселым. Машка оказалась умной, веселой и очень открытой. Сейчас они подняли тему везения и невезения и Машка, держа в руке стакан с виски и манерно оттопырив мизинчик с ярко-алым маникюром, вещала о том, что о степени везения или невезения, нужно оценивать по итогам событий.

– Понимаешь, о чем я? – тряхнула Машка волосами – Пока цепь событий не завершится, мы не имеем права говорить, повезло человеку, или нет!

– Какое интересное наблюдение! – сказал режиссер – Глубокое! Мария, ты философ? Кем ты трудишься, если не секрет, что такие философские сентенции выдаешь? Вообще, я обожаю умных женщин! А ты мне кажешься именно такой! Так где ты работаешь, Мария Красная?

– Только кажусь?! – скривилась Машка – Креститься надо, когда кажется! Я таковой и являюсь, чтоб ты знал! Я та самая, которая, когда бог раздавал и ум, и красоту, заняла обе очереди, потому что перед этим отстояла очередь за хитростью! Компренде?

– Си! – кивнул Григорьев – Ну так что с моим вопросом?

– Далась тебе, блин, моя работа! –тряхнула Машка волосами – Только учти, что как говорят в этом вашем кино, мне придется тебя убить сразу после того, как я скажу тебе! Выкину с самолета! И наше и мировое кино понесет невосполнимую утрату! – Машка засмеялась. – Да ладно, Колян, не ссы! Не выкину! Вот, смотри! – Машка достала из кармана куртки «ксиву» и протянула режиссеру. Тот раскрыл удостоверение и присвистнул восхищенно.

– не свисти! – сказала Машка – Денег не будет! Еще есть вопросы насчет работы?

– Ты что, полковник ФСБ?! – восхищенно спросил режиссер – С ума сойти! Не похожа совершенно!

– Ой, много ты полковников видел, можно подумать! – махнула рукой Машка – Я бы тебя познакомила с несколькими – ты совсем обалдеешь! Ладно, давай ксиву обратно! – Машка убрала удостоверение в карман. – Так вот, Колян, возвращаясь к теме везения и невезения, и к моему тезису о том, что степень везения нужно оценивать по результату. Расскажу тебе сейчас одну историю, про одну мою знакомую. Кстати сказать, мне кажется, что тебе, как режиссеру, будет интересно! Так вот, она как раз про везение и про невезение! Интересно?

– Поджожди! – Григорьев достал из внутреннего кармана пиджака диктофон. – Не против?

– Да сколько угодно! – тряхнула Машка волосами – Только имена потом поменяй и фамилии! И названия городов и других населенных пунктов! В общем, если соберешься публиковать, сначала мне на проверку, понял?!

– Договорились! – сказал Николай, включая диктофон и делая большой глоток виски из своего стакана, предвкушая интересную историю – Ну что, товарищ полковник, поехали?

– А поехали! – тряхнула Машка волосами…

… – Селиверстова! – раздался почти истеричный окрик воспитательницы – Что ты там делаешь?! Маша вздрогнула и выронила спички из рук. Она со своим закадыкой, Семеном Шнайдером сидела в игрушечном домике на детской площадке детского сада. Семен Шнайдер был сыном друзей ее родителей, они жили на одной лестничной клетке в Высотке на Котельнической набережной, и ходили в один детский сад. Отец Маши Селиверстовой был одним из самых влиятельных людей в Москве, авторитетом, которого многие знали, как Витя – Китаец. Китаец владел целой сетью магазинов модной одежды, несколькими банями, парикмахерскими, автосервисами, и много, чем еще. К тому же, он был хозяином сети спортзалов «Шанхай», и в его личном распоряжении, была небольшая армия самбистов, боксеров и каратистов – в общем, всех, кто ходили в его спортзалы. А Семен Шнайдер был бухгалтером в империи Вити – Китайца. Поэтому, наверное, семьи Селиверстовых и Шнайдеров, связывало что-то большее, чем просто дружба. В те времена именно так и дружили – за что-то, а не просто так. Организовывали что-то вроде пар «акула – рыба-прилипала». Или что-то вроде симбиозов дерева и грибов. Конечно, наверняка, были люди, которые дружили просто так, ни за что, но чаще всего в те лихие времена, в дружбе искали хоть какую-то пользу – будь то защита от лиха, возможность воспользоваться финансовой помощью, спрятаться за широкую мускулистую спину, и тому подобное. Так дружили семьи Селиверстовых и Шнайдеров. Это был именно симбиоз. Витя – китец был мускулами, а отец Семена Шнайдера, Иммануил Шнайдер, мозгами. Вообще, про Машу Селиверстову можно было сказать с уверенностью, что она родилась с золотой ложкой во рту. Это была ангелоообразная, очень милая девочка – цветочек со светлыми волосами и серыми огромными глазами. Ее будущее было предопределено и понятно: после школы учеба в Америке или Англии, затем замужество за отпрыском какого-нибудь потомка Ротшильдов или, на худой конец, Рокфеллеров. И конечно же, создание собственной торговой или промышленной империи, на радость налоговых органов Российской Федерации. Примерно тоже самое можно было сказать и про Семена Шнайдера. И вот сейчас эти два будущих гиганта международного бизнеса сидели в детском домике и пытались поджечь спичками, которые Маша стащила дома из кабинета отца, небольшой костер, сложенный по всем правилам инквизиции, под несчастным кузнечиком, привязанным к палочке, воткнутой вертикально в песок, ниткой, выдернутой из красного, в белый горох, платья Маши. Кузнечика приговорили к сожжению за преступления перед короной. Маша увидела все это в кино про Жанну Д`Арк и ей, почему-то так понравилась казнь на костре и само вот это «преступления перед короной», «Ересь» и прочее, что она немедленно рассказала все Семену и они решили, что кузнечик повинен в ереси, что бы это ни было, и преступлениях перед короной! Кузнечика пленили, привязали к палочке и сложили под ним костер. И кто знает, как бы закончил свои дни бедный кузнечик, если бы воспитательница не увидела сквозь рейки домика, что Селиверстова и Шнайдер опять замыслили очередное преступление. Вообще, эта парочка постоянно заставляла воспитателей быть начеку, так как Маша буквально фонтанировала идеями для очередных проделок, а Семен всегда поддерживал свою подругу в любых начинаниях, не обращая внимания на то, насколько они были законными. В принципе, глядя в огромные, невинные глазки Маши и слушая описание ее и Семена, подвигов, не верилось, что этот ангелочек был настолько чертенком! Например, няня Маши, симпатичная женщина Ирина Георгиевна, была уверена в том, что в раннем детстве Машу сглазили и сейчас в ней живет злой дух, который и заставляет ее совершать все то, что она творит, причем подбивая на преступления Семена. Ирина Георгиевна однажды, на полном серьезе, предложила родителям Маши, сводить ее в церковь и «совершить обряд» Витя – Китаец заметил на это, что если няня не выкинет эту чушь из головы, то обряд придется совершать над ней. Какой именно обряд, он не уточнил, но Ирина Георгиевна догадалась и без пояснений. Больше к теме экзорцизма она не возвращалась, но мнения своего не изменила, втайне надеясь, что с годами из Машеньки все бесы вылетят сами, и она станет хорошей девочкой.

Несмотря на то, что Маша была, по мнению няни, одержима бесами, девочкой она росла очень умной и не по годам сообразительной. Она рано научилась читать. Первую свою книжку, Маша прочла в пять лет. Причем, это была очень взрослая, толстая книга «Борцы», а не традиционный «Карлсон», или «Робинзон Крузо». Машу заворожили книги. Она читала все подряд, благо, в кабинете отца были шкафы, набитые книгами под завязку. И хотя родители Маши покупали книги больше для украшения интерьера, она читала запоем. Читала днем и ночью, все подряд – от серии «Жизнь замечательных людей» и серии «Эврика», до каких-то учебников по биологии, которые хранились у матери Маши в кладовке, и которые остались еще с тех пор, когда мать Маши работала учительницей в школе. Наверное, поэтому Маша слишком рано стала задавать родителям и несчастной Ирине Георгиевне очень неудобные вопросы, ответы на которые они не знали. Когда Маша поняла, как работают деньги, и что такое цена, в ее светловолосой головке откуда-то появился вопрос, с которым она приставала ко всем, до кого могла дотянуться. Вопрос этот звучал так: «Сколько стоит человек?» Маленькой Маше казалось тогда, что человек должен стоить очень дорого – скорее всего, так дорого, что ни у кого нет таких денег, даже у ее папы. Ирина Георгиевна, закатив глаза и мысленно призвав бога на помощь, когда Маша обратилась к ней с этим вопросом, как могла, пыталась объяснить пятилетней девочке, чем отличается понятие «цена» от понятия «ценность», оперируя такими понятиями, как «любовь», «преданность», «верность». Но маленькая Маша не хотела разбираться в таких сложных материях – ей нужен был простой ответ на очень простой, как ей тогда казалось, ответ. И тогда она задала этот вопрос Иммануилу Шнайдеру, или, как она его называла, «дяде Мануилу» Дядя Мануил, как и Ирина Георгиевна, полез в дебри, приправив все соусом из религиозных понятий. С религией Маша разбираться не захотела, чем окончательно укрепила веру Ирины Георгиевны в то, что она бесноватая, и бог никогда не поселится в ее душе…

…Так прошло два года и Маше и ее закадыке, Семену Шнайдеру, исполнилось по семь лет, и они должны были пойти в первый класс…

ГЛАВА 2. «Прости, дядя Мануил»

… – Если вспомнить, с чего начинался наш разговор – заметил Николай – То Маше, совершенно очевидно, повезло? Ведь она родилась в богатой, что уж скрывать, семье, которая была в состоянии обеспечить ей очень комфортную жизнь! Плюс, друг детства у нее тоже отнюдь не из семьи столяров – ткачей! А ведь я слышал об этом самом Вите – Китайце! Очень многие боялись его! Он был человеком жестким, жестоким даже, как говорили! Тогда, если посмотреть с этого ракурса, вряд ли можно с уверенностью сказать, что Маше повезло!

– А ты что же думаешь, Китаец своих домочадцев на счетчик ставил?! Или родную дочь в лес вывозил?! Или, может быть, на пузо жене утюг ставил горячий, чтобы она ему котлет накрутила?! Если верить нашим материалам, то Витя – Китаец относился к жене и дочери с огромной любовью и старался для них сделать все, что было в его силах и немножечко больше!

– Значит, Маше повезло? – уточнил режиссер.

– Да погоди ты! – тряхнула Машка волосами – Я же говорю, по окончательному итогу нужно судить! А это все, как ты понимаешь, пока промежуточные результаты! Маша доросла до семи лет, и не более того! И ей, конечно, повезло в данный момент времени в том смысле, что ранец ей купили какой-нибудь этакий, от Гуччи, или Версаче, и форму школьную от Армани, понимаешь, о чем я? Итоги рано подводить! История только начинается! Не беги впереди паровоза, ладно? Вот закончу, тогда и будем итоги подводить – кому повезло, а кому не очень! Договорились?

– Договорились! – улыбнулся Григорьев. – Будем считать цыплят по осени!

– Вот и прекрасно! – Машка поймала за рукав проходящую мимо стюардессу и попросила еще виски. – Будем!..

…Естественно, Маша и Семен пошли в один класс и сели за одну парту. Маше понравилось учиться, потому что можно было читать, а самое главное, она могла научиться писать! Правда, буквально через неделю, Маше стало нестерпимо скучно сидеть за партой и писать палочки, крючочки и непонятные загогулины. Ей казалось, что ее одноклассники, включая и Семена, просто непроходимые тупицы и не могут думать и быстро делать то, что было легче легкого! И, наверное, наступил бы момент, когда Маша возненавидела бы учебу, но учительница, стройная Маргарита Игоревна, заметила способность Маши и стала давать ей индивидуальные задания. Так, например, Маша первой в классе, научилась писать свое имя, а также слово «мама», чем очень гордилась. А Семен больше делал успехи именно в математике, совершенно не проявляя интереса к чтению и письму. Так они и учились – Маша писать, а Семен – считать. По этому поводу Маша однажды высказалась, что она станет, когда вырастет, самой знаменитой на свете, писательницей, а Семен – как его папа, бухгалтером. Самым знаменитым на свете бухгалтером.

На это Китаец заметил, что скорее всего, знаменитых бухгалтеров не бывает, особенно, самых знаменитых на свете, а вот писатели и писательницы бывают. Маша подумала немного, переваривая полученную от отца информацию и выдала:

– Ну и ладно! Я буду писать книги, а Семен будет считать мои деньги! И моих читателей! У меня будет много читателей, которые будут покупать мои книги, чтобы я заработала много денег! Очень много! Даже больше, чем у тебя!

– Неплохой план, доча! – с улыбкой заметил Китаец – Молодец! Главное, учись, как следует! И будешь ты хоть писательницей, хоть актрисой!

– Не хочу актрисой! – сказала Маша, скорчив гримасу – Они все кривляются и выпендриваются много!

– Это точно! – засмеялся Китаец – Лучше и не скажешь, дочь! Ладно, будешь писательницей!

– А Семен, можно, будет мне деньги считать? – спросила Маша.

– Да конечно! – сказал Кмитаец – Если ты будешь ему доверять, то конечно! Пусть считает! Иначе для чего еще Шнайдеры нужны на свете?! – и Китаец захохотал.

Маша не поняла ни насчет доверия, ни насчет Шнайдеров, но тоже, на всякий случай, засмеялась и пошла к себе в комнату, прижав к груди плюшевого зайца, которого ей подарил дядя Мануил на день рождения в прошлом году, и с которым Маша почти никогда не расставалась…

…Слово «выкуп» Маша впервые узнала из книжки «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна». Точнее, она просто узнала, что такое слово существует, но в настоящем его значении немного сомневалась, потому что, судя по диалогу Тома и Гекльберри, когда они мечтали стать пиратами, «выкуп» был чем-то непонятным, как для Тома с Гекльберри, так и для Маши. Единственное, что она помнила из того самого короткого диалога Тома и Гекльберри у костра в пещере: « – Понимаешь, там только сказано, что нужно их держать до тех пор, пока они не выкупятся. Может, это означает, что их нужно держать до тех пор, пока они совсем не подохнут?

– Тогда и давай их сразу выкупим доской по башке! А то канители-то сколько: корми их да следи, чтобы не убежали.» Смысл слова «выкуп» при этом от Маши ускользал совершенно. Единственное, что она поняла, когда это слово прозвучало в их доме, так это то, что «выкуп» – слово очень плохое, примерно такое же, как «смерть». Почему-то, слово «выкуп» звучало вместе со словом «похищение». Про похищение Маша знала, но она не понимала, почему и «похищение», и «выкуп», когда их произносили отец и мама, а также дядя Мануил и мама Семена, которые в последние дня три буквально поселились в квартире Селиверстовых, всегда звучали вместе с именем Семена – ее верного закадыки. Мама Семена – красивая черноволосая стройная женщина, почему-то всегда ходила с красными заплаканными глазами, родители Семена и родители Маши постоянно о чем-то секретничали, запираясь в кабинете отца, не давая Маше присутствовать при этих их разговорах. Мама Маши тоже ходила встревоженная и очень-очень грустная. А отец буквально метал громы и молнии, часто срываясь на крик. Он частенько повторял, что найдет кого-то хоть из-под земли и закопает. Маша не понимал, зачем нужно было вытаскивать кого-то из-под земли, куда, совершенно очевидно, этот кто-то очень хорошо спрятался, чтобы снова его закопать. Вообще, в доме Селиверстовых происходило что-то непонятное и очень-очень тревожное. Но самое неприятно было то, что Семен заболел. Так Маше сказала мама, когда Маша спросила, где Семен. Мама ответила Маше, опустив немедленно наполнившиеся влагой, глаза, что Семен заболел и пока не сможет приходить к Маше.

Маша очень расстроилась и ушла играть в свою комнату. Одна. Она бесцельно перебирала свои игрушки, когда вдруг услышала из коридора громкий голос дяди Мануила, который звал отца Маши, почему-то называя его Китайцем. Маша не поняла, почему дядя Мануил называет отца Китайцем. «Разве он китаец?» – думала Маша, усаживая кукол за игрушечный столик и расставляя перед ними пластмассовый чайный сервиз. – «Китайцы не таки вовсе! Они бегают везде с узкими глазками и дерутся за справедливость Особенно Брюс Ли! А папа не бегает и не дерется, хотя он тоже за справедливость и очень сильный!»

Любопытство заставило Машу тихонько выйти в коридор и пойти вслед за дядей Мануилом. Тот дошел до небольшого тренажерного зала, в котором отец Маши бил красную боксерстую грушу руками и ногами. Маша спряталась за дверь.

– Иммануил – сказал Китаец, прекратив наносить удары по груше и вытерев лицо полотенцем, висевшим на одном из тренажеров. – Мы уже говорили об этом! Я не собираюсь прогибаться под каких-то мразей!

– Но это же мой сын, Виктор! – дрогнувшим голосом сказал Иммануил, бессильно опускаясь на невысокую табуретку с блестящими ножками. Китаец подошел к небольшому холодильнику, соящему в углу комнаты, достал из него бутылку водки и стакан, налил почти полстакана, подал Иммануилу.

– Выпей! – скомандовал он – И прекрати унижаться! Я не могу сейчас вывести из дела такую сумму, ты сам, как мой бухгалтер, это понимаешь! Если я это сделаю, то всему придет конец, понимаешь?! Я не готов собственными руками уничтожить то, что строил почти двадцать лет! Мы с тобой строили!

– А уничтожить моего сына ты готов, Китаец?! – закашлявшись от водки, спросил Иммануил – Если бы на месте Семена была Маша и это ее похитили бы и требовали выкуп, что сделал бы ты?!

– Но они похитили твоего сына, Иммануил! – ответил отец Маши – И это твоя проблема! Я свои проблемы всегда решаю сам, а не бегу на поклон к кому-то, кто сильнее меня!

– Поэтому и бегут люди к тем, кто сильнее их, чтобы попросить защиты! – сказал Иммануил, чуть не плача. – Понимаешь?!

– Есть другая точка зрения – ответил Китаец – Никогда ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас! Сами все предложат и сами все дадут! Только сейчас я ничего дать тебе не могу, Иммануил, а вот предложить могу! Я уже зарядил почти пол-Москвы, чтобы заглядывали под каждый камешек и искали Семена! Я помогаю тебе, мой старый друг!

– Друг?! – выплюнул Иммануил, оскалившись – Ты называешь себя моим другом?! Да ты знать не знаешь, что такое дружба! Ты всю жизнь только и делал, что покупал! Покупал машины, квартиры, людей, предприятия вместе с людьми, меня вот купил! Но ты не знаешь, что такое друг, Китаец! И не смей даже заикаться о дружбе! Я клянусь тебе, Китаец, что если с моим сыном что-то случится потому что ты пожалел денег для его освобождения, то я причиню тебе такую боль, от которой ты долго не сможешь излечиться! Запомни мои слова, старый друг! – Иммануил плюнул на синий ковер спортзала и с грохотом захлопнув дверь, пошел по коридору в гостевую спальню, в которой они жили с мамой Семена в последнее время.

«Папа знает, сколько стоит человек, раз он покупал людей!» – подумала Маша и уже собралась было войти в спортзал, чтобы спросить, как до нее дошел смысл разговора, который она только что подслушала. Семена похитили и требуют выкуп! Так вот что это такое! – поняла Маша. Ей стало очень страшно за Семена. Почему-то ей представилось, что Семена похитили какие-то страшные черные существа с длинными руками и кривыми острыми когтями, с горящими красными глазами и клыками, как у вампиров.

– Папа! – сказала Маша, вбежав в спортзал – Купи Семена у чудовищ! У тебя ведь много денег! Ты даже можешь покупать людей! А Семен маленький, он же подешевле! Ему там страшно! А вдруг, они съедят его?! Купи, папа! Ты ведь можешь! – Маша подбежала к Китайцу, который сидел на табуретке и наматывал эластичный бинт на руку и обняла его – Семену страшно! Чудища могут его съесть! Насовсем! Папа, купи Семена, пожалуйста!

– Доча, ты не понимаешь пока – мягко сказал Китаец, обнимая Машу. – Но поймешь, когда вырастешь, я точно знаю. Я не могу купить Семена, потому что у него есть свои мама и папа, понимаешь? А папа Семена не думал, что нужно деньги копить и не транжирить. Он купил дворец на Рублевке, купил лимузин, купил зачем-то яхту, на которой даже ни разу не ходил в море, и которая просто стоит где-то в Италии в порту! Если бы он не тратил деньги куда попало, то сейчас он смог бы купить Семена у чудищ! А я, если сейчас отдам чудищам деньги, то ты останешься без будущего! Ты моя дочка, Маруся, понимаешь? Лучше я на эти деньги куплю тебе счастливое будущее! А Семен – просто сын моего бухгалтера!

– Но ведь дядя Мануил твой друг? – спросила Маша. Почему-то ей стало сейчас очень страшно от слов, которые говорил ей отец. Она понимала своим детским умом, что отец сейчас совершает ужасный поступок и не напрасно уговаривает ее. Маша, конечно, не понимала в этот момент, что на самом деле, Витя – Китаец, человек, которого боялись очень многие в Москве, в лице своей маленькой дочери, пытался уговорить свою совесть…

ГЛАВА 3. «Анна Селиверстова»

… – Да уж! – помолчав и сделав изрядный глоток виски, сказал режиссер, поболтав в стакане кубики льда – Непростой выбор перед Китайцем встал! Я где-то, даже, его могу понять!

– Ты серьезно сейчас?! – Машка возмущенно тряхнула волосами – Понять?!

– Ну да – кивнул Николай – Мне, как демиургу человеческих страстей, пусть суррогатных и выдуманных, все-таки кажется, что понять можно Китайца! Нет, не оправдать, ни в коем случае! Но понять можно! Он, по сути, защищал свою семью! Да, таким извращенным способом! Да, ценой, возможно, жизни ребенка! Но ведь, как бы цинично это не звучало, любая война – это жертвы! А здесь Китаец столкнулся именно с войной, я считаю!

– Дааа! – Машка тряхнула волосами – Вот уж, действительно, правду говорят, что все вы – ненормальные! Поехавшие! Ваша эта самая психика подвижная, как мы видим, порождает настоящих монстров!

– Кто это «вы» – поинтересовался Григорьев – Режиссеры?

– Да вообще! – сказала Машка – режиссеры, художники, писатели, музыканты! Все! И чем талантливее, тем более поехавший! Ты вот, например, абсолютно поехавший!

– Ну что же! – усмехнулся Григорьев – Более сомнительного комплимента мне еще никто, пожалуй, не говорил! Но от такой прекрасной девушки, знаешь ли, Мария, и такой комплимент – высочайшая оценка!

– Во-во! – тряхнула Машка волосами – Я же говорю – поехавший! Полностью! Ни одной шестеренки в голове нормальной нет! Лечить тебя надо, Коля, лечить! Электричеством! Чтоб приоритеты на место встали! Хотя, наверняка, не лечится такое! Это, как горб – только могилой!

– Да боже упаси! – отмахнулся режиссер – Не хочется пока! Я еще недостаточно яркий след оставил потомкам! Так сказать, мой манифест поколениям еще только начал создаваться!

– Ладно, живи! – смилостивилась Машка – Но я считаю, что Китайцу даже мысли нельзя было допускать, что выкуп можно не платить! Хоть ты что мне говори, но я уверена, что права!

– И не собирался ничего говорить! – сказал Григорьев – Конечно, права! С общегуманитарной точки зрения – сто раз права! А вот в картине мира Китайца, все-таки, он был прав! Понимаешь, о чем я?

– Что, мол, у каждого своя картина мира и своя мораль? – Машка посмотрела на небо за стеклом иллюминатора сквозь стакан с виски – Но ведь должны же быть какие-то общепринятые нормы?! Или что, если у тебя есть деньги, то ты можешь купить себе индульгенцию?!

– Ну, выходит, что так… – сказал режиссер – Не скажу, что это правильно, но с грустью констатирую, что часто очень, так оно в реальной жизни и бывает! И здесь уж, как повезет! Вот мы и вернулись снова к теме везения и невезения!

– А при чем здесь везет – не везет?! – не поняла Машка – Или ты про Иммануила? Или про Семена?

– Вообще, про семью Шнайдеров! – сказал Григорьев.

– Так здесь везение не при чем – пожала Машка плечами – Если бы Иммануил думал о будущем и не тратил деньги на всякую ерунду, то, возможно, сам смог бы спасти сына!

– Вот видишь! – ликующе сказал Григорьев – Все-таки, оказывается, Китаец был прав! Ну, признай уже это!

– Демагог! – фыркнула Машка – Словоблуд и балабол! Ладно, демиург страстей, дальше будешь слушать?

– Конечно буду! – с жаром сказал режиссер. Он совершенно забыл уже, как поначалу отнесся к тому, как ему не повезло оказаться с этой красноволосой красоткой в соседних креслах…

…Анна Селиверстова была настоящей женой – заботливой, участливой, понимающей и уверенной в том, что муж просто не может быть неправым только потому, что это был ее муж – единственный и неповторимый на всем белом свете человек, которого она любила искренне, беззаветно и самоотверженно. Она часто вспоминала, как когда-то давно, когда Виктор еще не был Витей – Китайцем, а просто Виктором Китаевым, и ездил он на обычной вишневой «девятке», они катались на этой самой девятке за город, жарили шашлыки, пили какое-то дешевое вино, собирали грибы, чтобы потом, наколов их на палочки, пожарить их над пламенем костра. Как целовались они до безумия, пока не заболят губы, сидя все в той же девятке. Как покупал Витя ей Марсы и Сникерсы, когда они были еще заморской диковинкой, и как они были счастливы! По-настоящему счастливы! Как могут быть счастливы только искренне любящие друг друга мужчина и женщина. Постепенно это счастье как-то остывало, уменьшалось и становилось все более тусклым. Анна заметила, что чем выше поднималась их семья по социальной лестнице, карабкаясь на какие-то заоблачные высоты, к которым так рвался Виктор, тем меньше оставалось от счастья. Словно оно осталось где-то там, внизу и порой его невозможно было разглядеть среди фантиков от тех самых Марсов и Сникерсов, которыми был устлан их путь наверх. Анна, конечно, замечала это, но она искренне полагала тогда, что это неотделимое свойство счастья – постепенно уменьшаться с течением времени и с ростом благополучия. В принципе, анну нельзя было назвать наивной легковерной дурочкой, хоть внешне они и производила такое впечатление. Это была хрупкая, изящная девушка с большими темными глазами, богато опушенными ресницами. У нее были короткие светлые волосы и трогательная челка, делающая ее облик каким-то щемяще – беззащитным и трогательным, даже, возможно, немного детским. Анна и Виктор поженились, когда Анна узнала, что беременна. К этому времени они уже дружили семьями с Шнайдерами и даже купили квартиры дверь – в дверь, на одной лестничной площадке, в знаменитой высотке на Котельнической набережной. А когда у Селиверстовых родилась Маша, Анна с головой ушла в материнство. В ее жизни, похоже, наконец-то все сложилось, и она получила то, для чего была рождена на свет. В ее мире наступил покой и гармония. Она была счастлива тем, что у нее была обожаемая ей Маша. А те самые обрывки счастья, оставленные на пути к вершине, казались Анне чем-то вроде вешек, по которым, если будет нужно, они с Виктором найдут обратный путь. Виктор уже стал Витей – Китайцем, но Анна не хотела даже вдумываться, чем и как ее муж зарабатывает на благополучие их семьи. Она спряталась за материнским счастьем, как за кружевной занавеской, совершенно не заботясь о том, что кружево это слишком тонкое и порвать его – пара пустяков. И вот сейчас, когда в семью Шнайдеров пришла такая страшная беда, кружевной домик Анны Селиверстовой начал рушиться и рваться в клочья. И клочки эти падали туда, к подножию этой лестницы к успеху, где среди фантиков от Сникерсов и Марсов, валялись обрывки их с Виктором счастья. Анна вдруг с ужасом поняла, что рядом с ней не тот Виктор, с которым она целовалась до одури в вишневой девятке и жарила грибы на костре, наколов их на палочку. Рядом с ней был совершенно бесчувственный, озлобленный и очерствевший сердцем, автомат по добыванию денег. И если поначалу эти самые деньги были для Виктора именно средством, благодаря которому он создавал для своей семьи комфорт и удобную жизнь, то сейчас деньги стали для него самоцелью. Ему нравилось быть богатым – вот в чем было дело! Это открытие повергло Анну в шок. Она понимала, что должна что-то сделать, но не знала, что именно. Анна чувствовала полное бессилие, близкое к отчаянию. Она понимала, что должна попытаться спасти Семена, и даже начала было разговор с мужем, но тот даже слушать ее не стал, в трех предложениях озвучив ей свою позицию по данному вопросу. Анне стало очень страшно. Ее мир рушился на глазах. Она поняла отчетливо и ясно, что если Семен погибнет, виноваты будет в этом не только Виктор, но и она, как часть семьи Селиверстовых! Анна не готова была к такой ноше и лихорадочно стала думать, как уберечь Машу от ужасной угрозы, надвигающейся на их семью, подобно цунами на побережье Японии…

… – Анне, совершенно определенно, не повезло! – сказал Григорьев. – Причем, дважды! Первый раз – когда она познакомилась с Виктором, а второй раз – когда произошло покушение Семена и все, что с ним связано!

– Да что ты все с везением своим?! – возмутилась Машка, тряхнув волосами – Тебя послушать, так наша жизнь – это какое-то дебильное лото! А мы только и делаем, что день за днем тянем из мешочка бочонки с номерами! Вытащил тринадцать, то есть, чертову дюжину – то получи, бедолага, мужа –подонка! Вытащил бочонок посчастливее, то и держи, где-то, в чем-то тебе повезет! Так, что ли, режиссер?! Ты, мне кажется, какую-то историю неправильную сейчас придумываешь! И этот сценарий для очень плохого фильма только разве что! Устроил здесь, блин! Везет – не везет! Нет никакого везения и невезения! Мы сами строим гнездышко, в котором будем жить! Как птички! Видел – они таскают все подряд, и лепят гнездо для себя! Вообще все, без разбора! Веточка – так веточка! Окурок – так окурок! И так и мы строим свою судьбу, мне кажется!

– Тоже из веточек и окурков? – усмехнулся Григорьев – Интересная теория!

– Да, из окурков! – сказала Машка, тряхнув волосами – А если притащили окурок в свое гнездо, то он так и будет вонять и всю жизнь нам отравит потихоньку! И самое интересное, что мы прекрасно знаем, что окурок в гнездо тащить нельзя! А все равно тащим! Потому что надеемся, что вот у нас-то точно вонять не будет и гнездо получится красивым и прочным! Вот и все везение твое, Колян! Так и Анна, в свое время, подобрала вонючий окурок и притащила в гнездо! Думаешь, не понимала она, что тащит? Прекрасно знала! На каждой пачке пишут, что курение вредит вашему здоровью! Но притащила! А сейчас удивляется, почему это, вдруг, завоняло!

– Интересно! – повторил Григорьев – Крайне интересная точка зрения, Мария! Пожалуй, на данном этапе твоего рассказа, я соглашусь с тобой!

– Согласится он! – Машка тряхнула волосами – Да больно надо оно мне, согласие твое! Ты слушай, что тетя Маша тебе говорит, да запоминай покрепче!

– Так диктофон же есть – улыбнулся Григорьев. – Зачем запоминать? Я потом все аккуратно на бумагу перенесу и кино сделаю!

– Не расплескай только, когда переносить будешь! – сказала Машка – Ну что, поехали дальше?

– Поехали! – кивнул Григорьев, устроившись в кресле поудобнее…

ГЛАВА 4. «Купить будущее»

… – Мама, а Семена чудища отпустят? – спросила Маша у Анны. В детской было сумрачно и очень уютно. Оранжевым светом горел ночник в виде Колобка, освещая детские рисунки, висевшие на стенах. Анна сидела у кровати, в которой лежала Маша и поправляла ей пышное атласное одеяло. Этот свет ночника и атласное одеяло создавали какой-то щемящий контраст в мыслях Анны между тем, как жила Маша и теми условиями, в которых, возможно, содержали Семена. Она вздрогнула от вопроса дочки – ей не хотелось отвечать на него, потому что она знала ответ. Виктор отказывался платить выкуп за Семена, и Анна чувствовала себя виноватой перед Шнайдерами. Шнайдеры, кстати, больше не жили в гостевой спальне, а ушли в свою квартиру. Анна слышала слова Иммануила и знала, что их слышала Маша. Анна буквально не находила себе места из-за этой ситуации с похищением Семена и в ужасе вздрагивала всякий раз, когда звонил телефон или раздавался звонок в дверь. Она очень боялась, что однажды позвонят для того, чтобы сообщить страшную новость. И Анна изводила себя вопросом, сможет ли она после этого по-прежнему любить своего мужа? Хоть какое-то успокоение Анна находила в комнате дочери по вечерам, заходя к Маше, чтобы пожелать спокойной ночи и погладить ее по мягким светлым волосам, глядя в невинные, огромные серые Машины глаза.

– Отпустят – соврала Анна – Ведь Семен не сделал никому ничего плохого, верно?

– А что, разве чудища похищают только плохих детей? – спросила Маша – Я думала, они делают это, чтобы родители у них купили ребенка! – сказала Маша – Я в словаре прочитала! На букву «Пэ»! Похищение. Там еще одно слово было… Кит… Ки… Смешное такое…

– Киднэппинг? – машинально спросила Анна.

– Да, оно! – сказала Маша – Это самое слово! И там написано, что детей похищают с целью наживы! Нажива – это что такое, мама?

– Это когда хотят заработать много денег – ответила Анна.

– Как у папы? – спросила Маша – Или еще больше?

– Как у папы, да, Маша! – вздохнула Анна.

В детскую заглянул Виктор.

– Маруся? – позвал он вполголоса.

– Что, папа? – ответила Маша.

– Спокойной ночи, доча! – сказал Виктор.

– И тебе, папа! – ответила Маша – Папа, у тебя много денег?

– Да, доча, много – ответил Виктор.

– Ты занимаешься наживой? – спросила Маша.

– Это мама тебе сказала? – скривившись, сказал Виктор.

– Нет, это она сама прочитала! – ответила Анна – Ты к себе?

– Да, я к себе – ответил Виктор – Хочешь поговорить?

– Да, Виктор, хочу! – сказала Анна.

– Хорошо, заходи – снисходительно сказал Виктор – Поговорим! Спи, Маруся! Мы немного поговорим с мамой! Может, и договоримся до чего-то!

– Виктор, послушай меня, пожалуйста! – сказала Анна, входя в кабинет мужа и усаживаясь в красное кожаное кресло.

– Нет, это ты меня послушай, Аннушка! – резко сказал Виктор, налил себе водки в стакан и залпом выпил. Закурил и сел за стол, положив на него свои сильные руки, сейчас сжатые в кулаки. – Я не готов сейчас взять и выдернуть деньги из бизнеса! Это не шутки, Аня! Если я сделаю это, все может рухнуть, и мы с тобой останемся без этой квартиры, без машины и без всего, к чему так привыкли! К тому же, я создаю будущее для нашей дочери, Анна! Понимаешь? А оно стоит недешево – то самое будущее, которое мы для нее хотим! Помнишь, как мы мечтали с тобой, что Маруся будет учиться в Англии или в Штатах и станет какой-нибудь очень важной и знаменитой? Что она со временем станет владеть всем, что я с таким трудом создавал!

– Да, ты прав. – тихо сказала Анна – Мы мечтали! Но тогда никто не похищал Семена! Не слишком ли дорогое будущее ты планируешь купить для нашей дочери?! Ты готов заплатить такую цену, Виктор? Лично я – не готова! Я не хочу, чтобы на моих руках была кровь ребенка! И не хочу покупать для своей дочери такое будущее, в котором будет гибель Семена!

– Ты?! – скривившись, спросил Витя – Китаец – Ты?! Покупать?! Анюта, дорогая, а на что, вообще, и что ты можешь купить?! Все, что у тебя есть – это все, благодаря мне, ты забыла?! Поэтому тебе ничего не нужно покупать, дорогая! Покупать буду я! И решение, кому давать денег, а кому не давать, принимать тоже буду я! И мне твоя помощь в этом не нужна! Если тебе станет легче, то скажу тебе так: я готов взять на себя ответственность за то, что произойдет дальше! Но я не буду рисковать будущим моей семьи и будущим моей дочери! Ты поняла меня?!

– Да, Виктор, я поняла тебя! – сказала Анна – Ты очень четко и ясно все объяснил! Я могу идти?

– Да, можешь! – резко ответил Китаец, глянув на жену почти с ненавистью. – И не вздумай разрыдаться сейчас! А то вы все получаетесь такие жалостливые ангелочки, а я – просто людоед, который не хочет спасти чужого сына! Это чужой ребенок, Анюта! И пусть его отец думает о том, как его спасти! Я тебе уже говорил об этом! Это дело семьи Шнайдеров, а не семьи Селиверстовых! Все, разговор окончен!

– Базар окончен! – поправила Анна.

– Что? – не понял Виктор.

– Ты должен был сказать «базар окончен» – сказала Анна и посмотрела на мужа холодными глазами, в которых блестели слезы. – Чтоб все по понятиям было в нашей семье!

– Вот только не надо этого! – скривился Виктор – Ты прекрасно знала, кто я и пользовалась всем, что я зарабатывал! А сейчас, вдруг, ты стала высокоморальной и утонченной?! Лицемерием попахивает, жена моя! Разве так можно? И по понятиям, кстати, лицемерие тоже не приветствуется! Так что закрой, пожалуйста, свой прекрасный рот и на своих красивых ножках иди прочь! Если тебе стало противно, что ты жена Вити – Китайца, то я ничем помочь тебе не могу! Насильно мил не будешь, как говорится! Все, Анюта, как ты правильно сказала, базар окончен! Больше я к этой теме возвращаться не намерен!

– Хорошо, Виктор – тихо сказала Анна – Значит, не будем! Извини, что потревожила…

…Анна вышла на улицу, села на скамейку во дворе. Уже начинало темнеть и от асфальта, нагретого за день, поднимался теплый воздух. Где-то звенели детские голоса.

– «Почему они так поздно гуляют на улице»? – с тревогой подумала Анна – «Чем и о чем думают их родители?!»

Она вдруг отчетливо вспомнила лицо своего любимого мужа во время их разговора. Точнее, это было не лицо, а оскал.

– Когда мой Витя превратился в Витю – Китайца? – прошептала Анна, не замечая, как крупные слезы стекают по ее щекам и падают на нагретый асфальт, мгновенно испаряясь – Неужели все, сказка закончилась?! Где же наша вишневая девятка, в которой было так уютно целоваться с привкусом Марсов и Сникерсов?! Где оно, то огромное счастье, с которого начиналась наша семья?! Неужели это так и бывает?! И от счастья не осталось ничего, кроме этой боли в груди! Что будет завтра? Какое будущее покупает для меня и моей дочери мой муж?! Или он покупает будущее только для себя, и меня с Машей там нет? Не зря же он подчеркнул, что я не принимаю участия в построении этого самого будущего, которое он покупает. И скорее всего, скоро там не будет и Маши. Как так получилось, что деньги стали главным для Виктора?! Почему так легко он оттолкнул руку, протянутую к нему за помощью?! Ведь вполне может случиться такое, что однажды он оттолкнет и мою руку?! – от этой мысли Анне стало очень страшно. Не за себя, нет. Она испугалась, что Маша тоже оказалась в опасности, и что Виктор однажды также, как сегодня прогнал Анну, прогонит и Машу!

– Ну уж нет, Витя – Китаец! – прошептала Анна решительно, вставая со скамейки – Такое будущее, пожалуй, нам не нужно! – Анна вернулась домой, выпила бокал красного вина и легла спать. Этой ночью они с Виктором спали по отдельности – в разных комнатах…

… – Вот уж действительно, все несчастные семьи, несчастны по-своему! – сказал, усмехнувшись, Григорьев. – Как говорится, любовь прошла, завяли бахчевые!

– Да хватит паясничать! – сказала Машка – Будет он мне тут Толстого сейчас цитировать! А ты ведь циник, Николя, ты в курсе?!

– Конечно в курсе, Мари! – ответил Николай – Мне неоднократно об этом напоминают родные и близкие! Сейчас вот ты!

– Ага! – тряхнула Машка волосами – Только я и не родная, и не близкая!

– Ну, это легко исправить, как мне видится ситуация! – подмигнул Григорьев.

– А мне ситуация видится немного по-другому! – подмигнула Машка – если ты попытаешься что-то там исправлять, то я так тебе целостность черепной коробки исправлю, что любо-дорого! Будешь потом звенеть в аэропортах по всему миру титановой пластиной в черепушке! Это я тебе обещаю, как и то, что черепно-мозговую ты получишь качественную, с гарантией! И, как бонус приятный, возможно, пару переломов ребер или других костей! А то, если хочешь, могу множественные разрывы внутренних органов устроить! Хочешь, Николя?

– Воздержусь, пожалуй, от столь заманчивого предложения! – сказал Григорьев – И немедленно приношу извинения за недопустимую бесцеремонность!

– Ладно, проехали! – сказала Машка – Так вот, умник, любовь никакая не завяла! Анна по-прежнему любила своего Виктора, причем, как это часто бывает с женщинами, у которых мужья превращаются в козлов, она продолжала любить того Виктора, из прошлого, понимаешь? Виктор из настоящего, тот самый, который хотел купить будущее, для Анны остался еще Витей на вишневой девятке. И она любила того самого Витю, хоть и понимала, что тот самый Витя как-то неожиданно отрастил себе клыки. Но это был еще тот Витя, ее любимый и единственный, ради которого она готова была на все… Ну, или почти на все…

– Как-то сложно у тебя все, Мария! – вздохнул Григорьев – Как в кино!

– Это не у меня! – тряхнула Машка волосами – Это жизнь! А жизнь, знаешь ли, вообще сложная штука! На то она и жизнь! Ты-то должен это знать! А насчет Анны… Для нее Витя из прошлого постепенно стал превращаться в Витю – Китайца. И да, здесь я соглашусь с Китайцем – она прекрасно понимала, кто ее муж, и пользовалась теми благами, которые он добывал. И при этом молчала! Почему молчала, наверное, спросишь ты? Охотно отвечу тебе! Она лю-би-ла! А любовь прощает все и всех, даже чудовищ! Но до тех пор, пока эти чудовища не начинают на эту самую любовь плевать и вытирать об нее ноги! Понимаешь? Любовь – штука мстительная, и обид не прощает! И в эту ночь Анна почувствовала, как любовь покидает ее!

– Да тебе, Мария, надо стихи писать! – воскликнул восхищенно Николай – Очень красиво сказала! Можно, я потом использую эту твою метафору?

– Да сколько угодно! – милостиво согласилась Машка, сделав величественный жест рукой. – Только поймай эту красотку – стерводессу, и закажи нам выпивку, будь ласка!

– Слушаюсь и повинуюсь, товарищ полковник! – шутливо поклонился Григорьев и нажал кнопку вызова стюардессы…

…Маша сидела в своей комнате и поила кукол чаем из игрушечного сервиза, когда к ней вошла мама с бледным лицом и каким-то стеклянными глазами.

– Машенька, мы уезжаем – пустым голосом сказала Анна, достала из шкафа большую черную дорожную сумку, в которую обычно складывали машины вещи, когда ездили отдыхать, расстегнула молнию, бросила сумку на пол.

– складывай игрушки, которые захочешь взять с собой – сказала Анна.

– А куда мы едем? – спросила Маша – А книжки можно взять?

– Бери все, что хочешь! – сказала Анна – Игрушки, книжки, что угодно! А я пока пойду одежду твою соберу! – и Анна вышла из детской.

– Мама, а мы куда едем-то?! – крикнула Маша вслед Анне. Та остановилась, обернулась всем телом.