Южная стена Лхоцзе – коварные маршруты четвертого восьмитысячника мира бесплатное чтение

Edward Morgan

Lhotse South Face: La parete leggendaria

© 2022 Garzanti S.r.l., Милан, Италия

опубликовано под торговой маркой Casa Editrice Corbaccio Gruppo Editoriale Mauri Spagnol S.p.A.

Публикуется по согласованию с литературным агентством ELKOST Int.

© Бойко С.В., перевод на русский язык, 2024

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Перед вами 10-я книга в серии «Мир адреналина. Книги про экстремальный спорт».

И даже если вы до этого не прочитали ни одной истории из серии, вы можете начать знакомство с таким захватывающим образом жизни, как альпинизм, с книги «Южная стена Лхоцзе – коварные маршруты четвертого восьмитысячника мира».

Автор, Эдвард Морган, собрал и структурировал большое количество материалов, включая интервью и статьи известных альпинистов.

Здесь вы найдете рассказы про самые невероятные попытки восхождения на Лхоцзе по Южной стене – от первой попытки в 1955 году до 2004 года.

От себя лично хочу добавить, что наша серия рассчитана на широкий круг читателей, независимо от интересов или спортивных разрядов. Впервые я побывала в горах в 20 лет и без преувеличения могу сказать, что с тех пор все мои увлечения так или иначе связаны с горами – только здесь чувствуются мощь и сила природы, появляется ощущение свободы и закаляется характер.

Мы всегда рады обратной связи, и, если после прочтения вы захотите оставить отзыв или предложить новую тему, пишите на наш адрес [email protected].

Екатерина Виноградова,руководитель группы туризма издательства «Бомбора»

Схема классического восхождения на Эверест и Лхоцзе

Введение

Почти что миф

Альпинист-одиночка поднимался по одной из самых трудных стен в мире. Ему удалось преодолеть ключевой участок маршрута, и путь к вершине был открыт. Под ногами – три с половиной километра пустоты, до высшей точки еще далеко, но оставшийся подъем вроде бы несложный, а приз слишком велик, чтобы думать об отступлении. Если удастся дойти до вершины, это будет одно из самых впечатляющих достижений в истории высотного альпинизма, он совершит то, что не удалось лучшим восходителям на протяжении почти двух десятилетий.

Альпинист поднимался по Южной стене Лхоцзе.

Но продвигаться становилось все труднее, сказывалась и огромная высота, и колоссальные усилия, которые пришлось приложить, чтобы попасть сюда. На некоторых участках склона лежал глубокий снег, затруднявший продвижение. Погода пока держалась хорошая: небольшая облачность и несильный снег…

Заявленное восхождение не сделало молодого альпиниста суперзвездой. Напротив, оно положило начало ожесточенным спорам, которые продолжаются по сей день. Шел 1990 год, и эпоха великих гималайских восхождений подходила к концу.

Альпинизм как вид спорта все сто пятьдесят лет своего существования постоянно эволюционировал, но, как и в биологии, этот процесс редко происходил равномерно. Зачастую скачкообразное развитие обусловливалось тем, что внимание ведущих восходителей переключалось на новую разновидность восхождений или на новый регион. Так было на заре альпинизма в 1850–1860-х, когда большинство высочайших пиков Альп были пройдены впервые, и в конце XIX века, когда восхождения без сопровождения гидов привели к тому, что на уже известных горах стали прокладывать более сложные маршруты. Новый этап начался в 1930-х, когда восходители из Италии, Франции, Германии и Австрии сосредоточились на самых сложных альпийских склонах. Эти маршруты, известные как «Последняя проблема Альп» и «Три великих северных стены»[1], привлекали внимание лучших альпинистов, заставляя их рисковать и поднимать стандарты лазания на новый уровень.

Любое качественное изменение стандартов приводит к тому, что маршруты и горы, которые раньше считались непроходимыми, становятся досягаемыми целями. С задержкой в несколько поколений такой же эволюционный процесс имел место в самых высоких горах мира – в Гималаях. В течение двадцати лет после окончания Второй мировой войны на всех высочайших пиках Земли побывали люди, но только в 1970-х начался новый этап, когда альпинисты стали восходить на восьмитысячники по маршрутам большой технической сложности.

Порой новых целей удавалось достичь быстро, как только навыки и подготовка достигали необходимого уровня, а снаряжение – нужного качества. Когда англичане в викторианскую эпоху сосредоточились на первовосхождениях на основные альпийские вершины, большинство из них были «взяты» без особых проблем. Но некоторые горы успешно «отражали» попытку за попыткой. В XIX веке на Маттерхорн пробовали взойти неоднократно как со швейцарской, так и с итальянской стороны, прежде чем в 1865 году команда Эдварда Уимпера достигла успеха. С момента первой экспедиции на Эверест в 1921-м до первовосхождения в 1953-м прошло тридцать два года, за это время гору штурмовало много экспедиций. На некоторые другие восьмитысячники, такие как К2, Канченджанга и Нанга-Парбат, также пытались подняться не раз, и восхождения нередко заканчивались трагедиями. Другие же высочайшие горы «поддавались» сразу или почти сразу. Так, французы взошли на Аннапурну[2], первый в истории восьмитысячник, с первой попытки.

Когда цель трудная, после каждой новой попытки ее достичь ставки растут. И ведущие альпинисты идут на такой маршрут, желая показать, на что способны. Именно так произошло в 1930-х с Северной стеной Эйгера, самой большой и одной из самых сложных в Альпах. Впервые ее прошли в 1935 году два молодых немца. Но на горе начался шторм, и последний раз восходителей видели как раз перед тем, как тучи закрыли стену. Когда через несколько дней буря закончилась, Эйгер был весь в снегу, как будто никто никогда и не был на горе. Немцы погибли… В следующем году австрийцы и немцы предприняли еще одну попытку, в результате при драматических обстоятельствах погибли еще четыре альпиниста. Историю попыток восхождения и успеха на Северной стене Эйгера рассказал один из первовосходителей – Генрих Харрер в книге «Белый паук», которая вызвала интерес у многих восходителей и стала классикой[3].

Южная стена Лхоцзе – одна из наисложнейших в Гималаях, ее пытались пройти альпинисты мирового уровня. Но, несмотря на ее значимость в истории развития высотного альпинизма, несмотря на драмы, которые разворачивались на горе, Южная стена мало освещена в альпинистской литературе – нет «Белого паука» для Лхоцзе. И я решил написать такую книгу.

Поиски материалов подарили встречи с интересными людьми во многих странах и привели в места, о которых я и подумать не мог, – от виноградников Франции до заводов Силезии, от Словении до Японии, от Германии до подножия Лхоцзе. Я встретился со многими участниками побед и трагедий на горе, воспоминания этих людей свежи даже спустя четверть века и более. И чем больше удавалось узнавать, тем больше увлекательных поворотов в этом сюжете открывалось.

Есть нечто мифологическое, былинное в величайших вехах истории альпинизма, когда люди идут на колоссальный риск ради совершенно ничтожного, с точки зрения общества, вознаграждения. В попытках восхождений на Южную стену таких былинных ситуаций в изобилии, но здесь они выходят за рамки героического и трагического, так как включают в себя обвинения в обмане и нечестной игре. Не существует однозначной трактовки некоторых ключевых событий, имевших место на горе. Для альпинистов ряда стран, таких как Польша, Франция и Словения, Южная стена стала почти навязчивой идеей. Японцы, чехи и словаки, итальянцы, корейцы и представители стран бывшего СССР тоже сыграли большую роль, прежде чем в истории Южной стены была поставлена если не точка, то многоточие.

Рассказанное здесь дает возможность исследовать мотивы людей, в основном мужчин, которые оказались готовы пойти на большие жертвы и риск. Они, как писал великий французский альпинист Лионель Террай, – «завоеватели бесполезного». Они получали известность, но, как правило, в довольно ограниченном кругу любителей гор. В очень редких случаях им удавалось разбогатеть. Лучшие из лучших могли лишь надеяться заработать на жизнь любимым делом.

Есть, правда, такая составляющая, как слава. В «Пире» Платона приводится разговор Сократа с мудрой женщиной Диотимой, которая объясняет философу, что честолюбие приводит к еще большему стремлению и что «можно удивиться его бессмысленности, если упускать из виду, как одержимы люди желанием сделать громким свое имя, чтобы на вечное время стяжать бессмертную славу. Ради нее они готовы подвергать себя еще большим опасностям, чем ради своих детей, тратить деньги, сносить любые тяготы, умереть, наконец». В наше время погоня за славой часто воспринимается негативно и мало кто восхищается такими людьми, однако Платон считал стремление к славе положительной мотивацией.

Британского альпиниста Джорджа Мэллори, погибшего в 1924 году недалеко от вершины высочайшей горы, как-то спросили, почему он хочет подняться на Эверест. Знаменитый ответ Мэллори – «потому что он существует» – можно интерпретировать по-разному. С одной стороны, это не более чем остроумный ответ на вопрос журналиста, свидетельствующий, что Мэллори действительно не смог назвать вескую причину. С другой стороны, эта фраза может подразумевать нечто фундаментальное касательно человека: мы не всегда понимаем, почему делаем те или иные вещи. Если свобода в желаниях ставится под сомнение, стоит поискать другие причины – как бы трудно ни было их установить, – почему люди готовы прилагать огромные усилия и идти на большие жертвы ради совершенно эфемерной награды[4].

Новая эра гималайских восхождений

Эпоха великих гималайских восхождений, завершившаяся в 1990 году, началась двадцатью годами ранее. С 1950 по 1964 год люди поднялись на все четырнадцать высочайших вершин, затем наступил перерыв. Отчасти это произошло потому, что гонка за право первым взойти на эти пики закончилась, отчасти потому, что политическая обстановка на Индийском субконтиненте и в Тибете сделала доступ к большим горам невозможным. Так что на большинство восьмитысячников, включая Лхоцзе, в течение десятилетия после первых восхождений никто не поднимался.

Гора Лхоцзе расположена на границе Непала и Тибета, а Южная стена ее – целиком на непальской стороне. Непал, на территории либо на границах которого находятся восемь из четырнадцати восьмитысячников мира, начал открываться для иностранцев лишь в начале 1950-х, а первые демократические выборы в стране прошли в 1959 году. Спустя всего восемнадцать месяцев после народного волеизъявления король Махендра решил, что эксперимент с демократией не удался, и отправил правительство в отставку. Тем временем по другую сторону Гималаев, в Тибете, тоже происходили волнения. За годы гражданской войны в Китае Тибет стал де-факто независимым, однако после победы китайской Коммунистической партии в Пекине вновь появилось сильное правительство, которое захотело взять под контроль все земли бывшей Цинской империи. События в Непале и подконтрольном Китаю Тибете привели к тому, что восхождения в горах этого региона были запрещены с 1965 по 1969 год[5].

К моменту, когда запрет начали снимать, альпинисты – первовосходители на восьмитысячники – стали на десять-пятнадцать лет старше, но им на смену пришло новое поколение, готовое к новым вызовам. Эта молодежь выросла в послевоенный период, когда стандарты альпинизма существенно изменились. На «последние великие проблемы Альп» альпинисты теперь регулярно восходили и летом, и зимой, кроме того, прокладывались и новые сложные маршруты, например по центральному контрфорсу Френей на Монблане – вертикальному гранитному бастиону более полукилометра высотой. Пройдя свои маршруты в Альпах, новое поколение, естественно, стало искать другие, более серьезные вызовы. До 1970 года только на два восьмитысячника – на Эверест и Нанга-Парбат – поднялись по новым маршрутам, отличным от маршрутов первовосхождения, многие восьмитысячники и вовсе были пройдены лишь единожды. В 1970-м произошел всплеск развития гималайского альпинизма.

Наилучшее время для восхождений в Гималаях зависит от муссонов – сезонных ветров, которые в летний период приносят теплый влажный воздух из Бенгальского залива, вследствие чего начинаются обильные снегопады и в целом создаются опасные условия для восхождений в большей части гималайского хребта. Традиционно экспедиции в этих горах проводятся либо до прихода муссона, то есть с марта по май, либо после – с сентября по ноябрь.

В предмуссонный сезон 1970-го британская экспедиция под руководством Криса Бонингтона совершила подъем на Аннапурну по Южной стене, одной из самых больших и опасных в Гималаях. Бонингтон подобрал молодую команду альпинистов, демонстрировавших самый высокий технический уровень лазания в Альпах. Для прохождения сложных маршрутов, подобных Южной стене Аннапурны, требовалась новая техника, включая провешивание веревочных перил. Этот подход впоследствии стал широко использоваться на больших гималайских стенах.

В традиционном, альпийском, альпинизме веревку используют, чтобы идти в связке либо для организации страховки на восхождении, которое состоит фактически из одного этапа – от базы до вершины. В гималайской тактике веревочные перила крепятся на склоне горы, позволяя альпинисту проходить обработанный таким образом участок многократно. При этом приходится полностью полагаться на снаряжение. На крутых участках восходитель нагружает веревку всем весом, и любая поломка снаряжения может оказаться фатальной. На Южной стене Аннапурны пришлось потратить не одну неделю на провешивание перил и установку цепочки высотных лагерей, техническое лазание было наисложнейшим на таких высотах. Британцы использовали искусственный кислород, а Бонингтон чередовал лидеров, позволяя одной двойке спуститься в базовый лагерь на отдых, в то время как новая связка продолжала обрабатывать маршрут. В конце мая Дон Уилланс и Дугал Хастон достигли вершины, открыв новую захватывающую эру гималайского альпинизма.

Пока британцы работали на Аннапурне, японская экспедиция пыталась пройти сложную Юго-западную стену Эвереста. Годом ранее японцы провели разведку, достигнув высоты более восьми километров. Несмотря на то что состав экспедиции 1970 года был значительно больше разведывательный, выше восьмикилометровой отметки японцы не поднялись. Стало очевидно, что не на все высочайшие гималайские вершины можно взойти легко, что такие экспедиции – сложное дело и что самые радужные надежды может свести на нет плохая погода или неожиданные технические трудности.

Несколькими неделями позже в тот год экспедиция под руководством Карла Марии Херлигкоффера попыталась пройти огромную Рупальскую стену на другом восьмитысячнике – на Нанга-Парбат.

Херлигкоффер, не будучи альпинистом, в 1953 году возглавил экспедицию на Нанга, а австриец Герман Буль совершил смелое первовосхождение на вершину – на последнем участке он поднимался в одиночку. Херлигкофферу этого показалось мало, впоследствии, в 1960-х, он неоднократно возвращался к горе с другими экспедициями. Был в конце концов успешно пройден Диамирский склон, затем альпинисты попробовали силы на самой высокой и крутой Рупальской стене. В 1968 году команда Херлигкоффера определила здесь перспективный маршрут, но вернулась с отметки 7100 метров. В составе экспедиции 1970 года были в основном немецкие и австрийские альпинисты, в том числе братья Райнхольд и Гюнтер Месснер, уроженцы Южного Тироля.

Во второй половине 1960-х Райнхольд Месснер был в авангарде альпинизма и являлся ярым сторонником так называемого чистого стиля. Он выступал против чрезмерного использования снаряжения на восхождении. Например, с помощью шлямбуров можно пролезть маршрут любой сложности. Развитие технологий привело к тому, что на горах стали прокладываться все более прямые маршруты, несмотря на то что на таких участках отсутствовали естественные зацепы. В своей знаменитой статье «Убийство невозможного» Месснер объяснял, что уверенность в успехе, гарантируемая наличием снаряжения, сводит на нет вызов, который человек бросает горе, полагаясь только на свои способности. А такой вызов, по мнению Месснера, является принципиальным, тогда как применение технологий испортило дух и чистоту альпинизма. Этот вид активности не должен подчиняться правилам, необходима свобода лазания, а не подъем по заранее вбитым крючьям. Месснер предложил ведущим альпинистам задуматься не только над тем, что они делают, но и над тем, как это делается и в каком стиле. Сам он, совершив не одно потрясающее восхождение в Альпах, был готов испытать себя в Гималаях. Его младшего брата – Гюнтера, с которым Райнхольд прошел сложнейшие альпийские маршруты, включили в состав экспедиции на Нанга-Парбат в последний момент.

Команда Херлигкоффера использовала тот же подход, что и Бонингтон на Южной стене Аннапурны, этот стиль сейчас принято называть «осадным», поскольку альпинисты фактически берут гору в осаду. 26 июня братья Месснер и Герхард Баур находились в штурмовом лагере. Погода держалась непонятная, и было крайне важно знать прогноз, но вследствие экономии веса у альпинистов не имелось рации. Существовала договоренность, что из базового лагеря будут запускаться сигнальные ракеты, чтобы сообщать прогноз штурмовой группе. Красная ракета означала плохую погоду, синяя – хорошую, а красная с последующей синей – неопределенную. В день штурма прогноз был хорошим, но ракету запустили красную. При проверке выяснилось, что в наличии остались только красные ракеты, так что отменить сигнал не представлялось возможным.

В соответствии с договоренностью в случае плохой погоды Райнхольд Месснер должен был отправиться на штурм один. Так что ранним утром он отправился к вершине в одиночку и без веревки. Через несколько часов Гюнтер, увидев, что погода, вопреки прогнозу, держится хорошая, начал подниматься вслед за братом и смог догнать его недалеко от вершины. До высшей точки братья добрались вместе. Последующая трагедия стала предметом споров более чем на сорок лет и причиной нескольких судебных процессов, события на горе освещалась в многочисленных изданиях.

На вершине братья оказались поздно, вскоре у Гюнтера появились признаки горной болезни. Месснеры смогли немного спуститься и пережили тяжелую холодную ночевку без еды и питья. Под утро состояние Гюнтера ухудшилось, и Райнхольд отправился за помощью. Когда рассвело, он разглядел ниже на склоне вторую штурмовую двойку – Феликса Куна и Петера Шольца, они шли на вершину. Месснеры и Кун с Шольцем находились на достаточно большом расстоянии друг от друга, что затрудняло общение, – между альпинистами был непроходимый участок склона. Точное содержание разговора, который они вели, перекрикиваясь, оспаривается: по утверждению Месснера, было очевидно, что он с братом оказался в затруднительном положении, но, по словам Куна, Месснер сказал, что у них все в порядке. В результате Кун и Шольц продолжили восхождение.

У Месснеров не было веревки, Гюнтер уже был не в состоянии спуститься по Рупальской стене без страховки, поэтому братья решили идти вниз по новому маршруту – по более короткой Диамирской стене, то есть по противоположной стороне горы. Это был отчаянный спуск, но братья сумели достигнуть подножия. В какой-то момент Райнхольд отправился вперед, пытаясь пробраться через трещины, и ненадолго потерял Гюнтера из виду. Найдя путь, он звал и ждал брата, но тот все не приходил. Вернувшись в место, где они расстались, Райнхольд увидел след сошедшей лавины. После дня бесплодных поисков стало понятно, что нужно уходить, иначе он сам погибнет.

Месснер спускался в полубреду и днем позже встретил местных пастухов. Несмотря на языковой барьер, он убедил их отнести его вниз. Идти самостоятельно он больше не мог из-за обморожений и общего истощения. В конце концов Месснеру удалось добраться до долины Инда и встретить остальных участников экспедиции, которые оставили надежду найти братьев живыми и возвращались на родину.

Херлигкоффер раскритиковал решение Райнхольда спускаться по Диамирской стене, Месснер же горько жаловался на то, что руководитель не отправил поисковую группу в Диамирскую долину. Споры о том, кто виноват, продолжаются до сих пор. Однако не подлежит сомнению, что первопрохождение братьями Месснер одной из самых высоких горных стен в мире и пусть вынужденный, но траверс Нанга-Парбат являются вехой в высотном альпинизме. Для Райнхольда эта трагедия одновременно послужила началом звездной карьеры в Гималаях.

За успехами на Аннапурне и Нанга-Парбат последовали другие, в частности восхождение французов в 1971 году по Западному ребру Макалу, пятой по высоте горы в мире. Эта экспедиция тоже проводилась в классическом осадном стиле – французы шли большой командой, с кислородом, предварительно обрабатывали маршрут и пользовались услугами высотных носильщиков. Янник Сеньер и Бернар Мелле достигли вершины. Сидя на высшей точке Макалу и глядя по сторонам, они размышляли о следующих целях, о новых горах. Мелле, указывая на маршрут первовосхождения, сказал:

– Слушай, Янник, а если бы у нас была пара лыж…

Сеньер посмотрел на классический маршрут, спуск по которому на лыжах казался вполне возможным, задумался о прогрессе в технологиях и лазанье со времени первого восхождения на Макалу в 1955 году.

– Взгляни на Южную стену Лхоцзе, Бернар. Когда туда пойдем?

И дальше Сеньер описывает: «Мы не можем остановиться и глядим во все стороны… Думать не хочется. Только впитывать образы, накопить воспоминания в максимальном количестве с максимальной скоростью. У меня была мечта под названием Макалу. Теперь возникают другие: Южная стена Лхоцзе, Восточная стена Эвереста. Эти грани! Может быть, без кислорода… Почему нет, в конце концов?»

Это был захватывающий период гималайского альпинизма, и Сеньер далеко не единственный среди ведущих игроков мечтал о новых целях. Южная стена Лхоцзе – одна из самых очевидных. Лхоцзе – сосед Эвереста, оба пика отделены друг от друга перевалом Южное седло. С географической точки зрения Лхоцзе даже иногда не считают отдельной горой. Одним из определений горы является так называемая относительная высота – насколько вершина выше в сравнении с седловиной, отделяющей ее от другой вершины. Гору с относительной высотой более полутора километров называют «ультрапиком». За исключением Лхоцзе, все остальные тринадцать восьмитысячников – ультрапики, большинство из них имеют относительную высоту более двух километров. Лхоцзе, напротив, возвышается всего на 610 метров над Южным седлом, но признан отдельным восьмитысячником[6].

Ключом к первому восхождению на Эверест и Лхоцзе стал так называемый Западный цирк[7] (Western Cwm, второе слово произносится как «куум») – глубокая ледниковая долина в окружении трех гор – Эвереста, Лхоцзе и семитысячника Нупцзе. Эти горы образуют как бы подкову из чрезвычайно высоких хребтов, а Лхоцзе словно замыкает «куум» – это валлийское слово обозначает долину. Маршрут первовосхождения на Эверест проходит по диагонали через Западную стену Лхоцзе до Южного седла. Дальнейший путь к вершине идет по Юго-восточному гребню Эвереста. До 1950 года Непал был закрыт для иностранцев, поэтому все первые попытки взойти на Эверест предпринимались с северной, тибетской, стороны. С севера подход к горе возможен через две крупные долины – Ронгбук и Кангшунг. Эверест расположен между этими двумя долинами, в то время как Лхоцзе обращена только к Кангшунгу. После разведки обеих долин в 1921-м британцы пришли к выводу, что лишь Ронгбук предлагает оптимальный маршрут на Эверест, и в 1920–1930-х годах из этой долины были предприняты несколько попыток восхождения. Таким образом, Лхоцзе оставалась нетронутой до 1950-х.

Пока никто не поднялся на высочайшую вершину, Лхоцзе не представляла интереса. Но после первовосхождения на Эверест в 1953 году его ближайший сосед и четвертая по высоте гора в мире внезапно стала привлекательной целью. В 1955-м международная команда под руководством американца швейцарского происхождения Нормана Диренфурта предприняла первую попытку. Отец Диренфурта, Гюнтер Оскар, был одним из пионеров гималайского альпинизма 1930-х. В команду Нормана входили австрийцы Эрвин Шнайдер (еще один ветеран 1930-х) и Эрнст Зенн, два швейцарца и три американца. Они стали первыми альпинистами, которые изучили Южную стену Лхоцзе в надежде найти прямой путь на второстепенную восьмитысячную вершину – Лхоцзе Шар, откуда гребень ведет к главной вершине. Однако увиденное заставило скептически отнестись к перспективам восхождения, поэтому альпинисты попытались подняться на Лхоцзе частично по маршруту британской экспедиции на Эверест 1953 года. Этот путь сначала проходит через ледопад Кхумбу – страшное нагромождение льда, вытекающего из Западного цирка. Ледопад питается всеми снегами, выпадающими на окрестных склонах. Несмотря на частые снегопады, восходители поставили палатки в верхней части цирка, но пятый, штурмовой, лагерь находился только на высоте 7600 метров, не так высоко, как хотелось бы Диренфурту. Первая попытка не увенчалась успехом из-за глубокого снега – удалось дойти только до восьмитысячной отметки.

Затем шторм четверо суток не давал никому выйти из палаток. Когда буря ослабла, Зенн, не желавший мириться с мыслью о неудаче, решил попробовать в одиночку. Снежные условия по-прежнему были плохими, но он добрался до начала кулуара, идущего по Западной стене Лхоцзе почти до вершины. Здесь у Зенна начались проблемы с кислородным оборудованием, он стал задыхаться и вскоре оказался не в силах идти дальше. Пришлось вернуться в штурмовой лагерь. Зенн надеялся предпринять еще одну попытку. Однако непогода разыгралась так, что речи не было не только о штурме, но и о спуске. Пять суток Зенн пережидал бурю, но когда ветер порвал палатку, ничего не оставалось, как быстро собрать вещи и отправиться вниз. Порывы ветра были настолько сильные, что в какой-то момент Зенна сорвало со склона, несмотря на то что он шел в кошках, и швырнуло вниз. Пролетев около пятнадцати метров, он сумел остановить падение.

Диренфурт и остальные члены команды готовились к выходу из четвертого лагеря, когда услышали шаги. Встретившись с друзьями после стольких дней борьбы в одиночку и тяжелейшего спуска, Зенн не мог сдержать слез. Были предприняты еще две попытки штурма, но буря не прекращалась, снега выпало еще больше, и тогда альпинисты решили уходить с горы.

В следующем году швейцарская экспедиция отправилась в Непал, поставив сразу две цели: восхождение на Эверест и Лхоцзе. Штурмовой лагерь установили почти на восьми километрах, недалеко от Южного седла. Отсюда Фриц Лухсингер и Эрнст Райс планировали подняться на Лхоцзе по кулуару, обнаруженному командой Диренфурта. Большую часть ночи перед восхождением альпинисты провели, готовя суп и чай, собираться начали около пяти утра, но из-за большой высоты делали все медленно и стартовали лишь в девять. Шли с кислородом, но решили не брать запасные баллоны ради экономии веса. Это грозило бескислородным спуском. Снег в кулуаре оказался твердым, что позволяло подниматься достаточно быстро, лишь изредка попадались участки, где приходилось идти по колено, но по мере подъема все сильнее ощущался недостаток кислорода. Райс сначала шел первым, поэтому Лухсингер увеличил ему подачу кислорода до четырех литров в минуту. В полдень они достигли места, где кулуар становится значительно круче и перекрывается полосой скал, что, как предположили восходители, является ключевым участком на восхождении. Вбив два крюка для страховки, Райс сумел пройти скальный блок.

Дальше помех не было, но теперь кулуар стал больше походить на аэродинамическую трубу, где выл ветер, буквально валивший с ног. Снега в верхней части было меньше, но подниматься стало гораздо тяжелее. Лухсингер пошел первым и направился к вершинам-близнецам, известным как Рога Лхоцзе, которые возвышаются по обе стороны кулуара. Отсюда удалось рассмотреть, что северная вершина, покрытая снегом, выше, чем скалистая вершина с южной стороны.

Предвершинный участок оказался крутым, порядка шестидесяти градусов, снег был смерзшимся и твердым, как лед. Подъем здесь отнял очень много сил – на всем протяжении пришлось рубить ступени. На всякий случай альпинисты провесили веревку. Непосредственно под вершиной Райс вырубил в снегу выступ, на котором можно было сесть, прислониться к склону и перевести дыхание. Вскоре к нему присоединился Лухсингер, и они стали ждать, когда утихнет ветер, чтобы подняться на высшую точку, которая представляла собой острый, как нож, гребень.

И вот наконец они глядели на две другие вершины Лхоцзе, которые то появлялись, то снова прятались в облаках. Оба восходителя молчали, потрясенные дикостью и безжизненностью пейзажа. Места на вершине было так мало, что не получалось ни сесть, ни положить рюкзаки, их пришлось привязать к ледорубам, воткнутым в снег.

На высшей точке швейцарцы провели около сорока пяти минут, за это время кислород у них иссяк. Почти сразу у обоих в руках и ногах пропала чувствительность, и пришлось приложить большие усилия, чтобы контролировать друг друга. Спускались поочередно – пока один шел, другой страховал. Они прекрасно понимали, что, если будут спускаться вместе и кто-то сорвется, падение остановить не получится. На крутом участке провешенная заранее веревка оказалась как нельзя кстати.

Добравшись до палатки, восходители с ужасом увидели, что она наполовину погребена под снегом. Сил на дальнейший спуск не осталось, и прошло много времени, прежде чем удалось откопать палатку, влезть в спальники и приготовить горячее питье. Чувствительность в ноги по-прежнему не возвращалась, но, к счастью, признаков обморожения тоже не было. Кое-как согревшись чаем, альпинисты провалились в полузабытье, однако уже в полночь Лухсингер проснулся от удушья – снега выпало столько, что его придавило и не получалось даже пошевелиться. Райсу ничего не оставалось, как надеть замерзшие ботинки, выбраться наружу и откапывать товарища. Продолжив спуск утром, швейцарцы благополучно добрались до лагеря[8].

Сегодня маршрут первовосхождения считается довольно простым. Однако кулуар на Западном склоне – единственное слабое место в мощной «броне» Лхоцзе. Подъем на эту гору по любому другому маршруту представляет сверхсложную задачу, поэтому подавляющее большинство восхождений совершается по классике.

У Лхоцзе три гребня, все они очень узкие, что делает продвижение по ним крайне сложной задачей. На коротком северном гребне, соединяющем гору с Южным седлом, есть большие скальные башни, преодолеть которые непросто. Длинный западный гребень, тянущийся к Нупцзе, ограничивает с одной стороны Западный цирк. На не менее длинном и еще более узком восточном гребне находятся две второстепенные вершины – Лхоцзе Средняя и Лхоцзе Шар. Гребень от Лхоцзе до Лхоцзе Шар невероятно узкий и изрезанный, он не пройден до сих пор. Таким образом, любое восхождение, например, на Лхоцзе Шар неизбежно придется начинать снизу, этот маршрут будет совершенно отличным от маршрута на главную вершину, несмотря на то что оба пика находятся рядом.

У Лхоцзе три склона. Западная стена словно вырастает из верхней части Западного цирка и разделена кулуаром, по которому совершалось первое восхождение. Огромная Северо-восточная стена возвышается над ледником Кангшунг, сливаясь с Восточной стеной Эвереста. В нижней части здесь крутые скальные стены с нависающими ледниками, представляющими большую опасность ввиду постоянной угрозы обвалов и лавин. Верхняя часть склона – крутые вертикальные скалы. Неудивительно, что еще никто не взошел на Лхоцзе с этой стороны.

Наконец, Южная стена – самая известная, ее видят все, кто идет к Эвересту через непальский район Кхумбу. С расстояния этот склон кажется сравнительно ровным, но первое впечатление обманчиво, на самом деле топография Южной стены далеко не так проста, и для понимания истории восхождений стоит знать основные ее особенности. Стена очень широкая, острие гребня не опускается ниже 7500 метров на всем протяжении от Нупцзе до Лхоцзе Шар, а это примерно семь с половиной километров. И этот колоссальный массив почти полностью закрывает вид на Эверест с юга. Наиболее заметными особенностями центральной части Южной стены являются несколько огромных нависающих треугольных скальных контрфорсов. В верхней части в центре стены на высоте около восьми километров есть два больших снежных поля, над правым доминируют вершины Лхоцзе, Лхоцзе Средняя и Лхоцзе Шар, а левое находится под одним из упомянутых контрфорсов. Между этими двумя полями – ребро, ведущее прямо к вершине, другое, менее выраженное ребро, ведет к вершинному гребню в нескольких сотнях метров левее высшей точки. Между ребрами – кулуар, разделяющий верхнюю часть стены, он заканчивается на гребне чуть левее вершины. Все эти особенности, разумеется, внимательно изучали те, кто планировал восхождение по Южной стене.

До того как развитие альпинизма позволило считать Южную стену проходимой, самой очевидной целью была вершина Лхоцзе Шар высотой 8383 метра, которая хоть и не отдельно стоящая гора, но тем не менее восьмитысячник. Первым, кто серьезно исследовал возможность восхождения на Лхоцзе Шар, был новозеландец Норман Харди.

Работая над книгой, я смог найти контакты Харди, которому к тому времени исполнилось девяносто два. Он ответил почти сразу и сказал, что будет рад помочь. Единственной уступкой преклонному возрасту стала просьба общаться по электронной почте, а не по телефону, потому что слышал он уже плохо. Харди родился на Южном острове Новой Зеландии, где и начал заниматься скалолазанием в Южных Альпах. Впервые он попал в Гималаи в 1954 году в составе экспедиции под руководством новозеландца Эдмунда Хиллари, которая исследовала подходы к тогда еще не пройденному восьмитысячнику Макалу. За год до этого Хиллари совершил первое восхождение на Эверест и стал мировой знаменитостью. Команда исследовала долину Макалу-Барун и обнаружила возможный маршрут на Макалу, но, прежде чем удалось хоть сколько-то продвинуться по нему, Хиллари заболел, и его пришлось эвакуировать. После этого Харди отправился пешком из долины Барун в долину Имджа, в верхней части которой находится Южная стена Лхоцзе.

Новозеландец шел с командой высотных носильщиков, в числе которых был очень сильный шерпа Уркиен, участвовавший впоследствии в нескольких экспедициях на Лхоцзе Шар. Переход из одной долины в другую оказался непростым, но, преодолев перевал и спускаясь по крутому склону, Харди «в профиль смотрел на огромную Южную стену Лхоцзе, которая была всего в трех километрах и казалась фантастической, невозможной и страшной». Он предположил, что «можно проложить маршрут на вторую вершину Лхоцзе (Лхоцзе Шар), но это будет очень трудное и долгое восхождение».

Об увиденном Харди не забыл. В следующем, 1955 году его пригласили в британскую экспедицию на третью по высоте вершину мира – Канченджангу. Две связки совершили первое успешное восхождение на гору, в числе этих четырех альпинистов был и Харди. По завершении экспедиции он отправился в поход по Восточному Непалу с двумя шерпами. Добравшись до района Эвереста, Харди встретил участников экспедиции Нормана Диренфурта на Лхоцзе, которые предложили присоединиться к ним, но по ряду причин приглашение пришлось отклонить[9].

В 1960 и 1961 годах Хиллари руководил еще одной – Гималайской научной и альпинистской экспедицией, поставившей перед собой амбициозные и разнообразные цели. Научным руководителем назначили Гриффита Пью, физиолога, ведущего в то время британского эксперта по влиянию высокогорья на организм человека. Планировалось, что группа альпинистов и ученых проведет зиму в так называемой Серебряной хижине на отметке 5800 метров, чтобы изучить, как влияет на человека длительное пребывание на большой высоте, а затем будет предпринята попытка восхождения на Макалу без кислорода. Хиллари и Пью пригласили Харди, который, будучи инженером, мог помочь с установкой хижины, кроме того, он был прекрасным альпинистом и бегло разговаривал на языке шерпов. Но после успеха на Канченджанге Харди пересмотрел приоритеты: он женился, начал карьеру инженера и не горел желанием отправляться в новую экспедицию. Однако Хиллари и Пью сумели уговорить его.

Оказавшись в районе Макалу, Харди увидел, что намеченный подход к горе крутой и трудный, а альтернативный маршрут длиннее, проходит на более низких высотах. Идти здесь – означало растерять акклиматизацию, полученную в Серебряной хижине за зиму.

И тогда Харди предложил отказаться от Макалу и предпринять восхождение на Лхоцзе Шар. В книге об этой экспедиции Хиллари пишет, что придумал это он, но Харди сообщил, что Хиллари ничего не слышал об этой вершине, пока ему не подали идею. Харди намеревался определить возможный маршрут подъема на Лхоцзе Шар осенью 1960-го, и Хиллари согласился. Первоначально рассматривался вариант подхода к горе из долины Барун, но Харди знал, что проще будет начинать подъем из долины Имджа.

Так альпинисты и поступили – Харди, Майк Гилл и Уолли Ромейнс с командой из десяти опытных шерпов установили базовый лагерь на леднике Имджа. Весь следующий день они поднимались по склону и в конце дня сумели поставить две палатки на наклонной заснеженной полке. Днем позже подъем проходил по бесконечным лавинным выносам, обойти которые не представлялось возможным. Затем участники экспедиции шли по ребру, с обеих сторон которого постоянно скатывались лавины, их было так много, что время от времени само ребро тоже попадало под обстрел. Несколько перспективных путей вверх оказались тупиковыми, приходилось возвращаться и пробовать новый маршрут. В конце концов стало понятно, что найти относительно безопасный вариант не выйдет. Гилл лидировал на подъеме по кулуару – это была последняя возможность и относительно перспективный маршрут, но и тут альпинисты наткнулись на препятствия. Кулуар становился все круче, скальная порода была сильно разрушена, а выше всюду на склоне виднелись огромные глыбы нависающего льда.

Харди считал, что если идти налегке, то шансы есть, однако экспедиция работала по классической осадной схеме. Это значило, что выше отметки 6700 метров, которой достигли альпинисты, пришлось бы установить еще три-четыре высотных лагеря, снабжение которых по такому опасному рельефу стало бы неоправданным риском. По сути, Харди, как и ряд других опытных альпинистов его поколения, предвосхитил концепцию альпийского стиля восхождения, который четверть века спустя стал считаться наиболее безопасным при подъеме на такие большие стены. Но развитие альпийского стиля в гималайском альпинизме началось в середине 1970-х, а во время разведки Харди такой подход казался безрассудным, и он скрепя сердце дал команду уходить вниз[10].

Оставалась единственная альтернатива – подняться на крутой, покрытый льдом хребет в правой стороне долины, который соединяется с хребтом Лхоцзе восточнее Лхоцзе Шар. Но пока альпинисты обсуждали эту возможность, сидя в палатке, огромная лавина сошла по склону на перевал, ведущий в долину Барун, которую Харди пересек в 1954 году. Именно этим путем они планировали идти на следующий день, но теперь решили продвигаться южнее, где лавинная опасность была не столь велика. Харди, Ромейнс и шерпы Уркиен и Анг Темба пересекли долину, подошли к хребту Лхоцзе, остановившись в нескольких сотнях метров от лавиноопасных склонов, и начали внимательно изучать стену. Выбрав маршрут, они стали подниматься настолько быстро, насколько могли, держась как можно дальше от опасных мест. Им удалось без приключений выйти на шеститысячный перевал, однако наверху дул настолько сильный западный ветер, что Харди и Ромейнс просто не смогли продвинуться дальше по гребню. Пришлось спуститься назад, на ледник.

В итоге Харди вернулся домой, в Новую Зеландию, а Хиллари оставил идею восхождения на Лхоцзе Шар и вновь сосредоточился на Макалу. Но, как и годом ранее, он заболел, и потребовалась эвакуация. Похоже, Макалу оказалась для него несчастливой горой. Остальные участники экспедиции продолжили штурм, но недалеко от вершины у Пита Малгрю началась легочная эмболия, альпинистам удалось спуститься с большим трудом, и только по счастливой случайности никто не погиб[11].

Первые шаги по южной стене

Четыре года спустя эстафету подхватила японская экспедиция, поставившая целью взойти на Лхоцзе Шар. Страсть японцев к гималайским восхождениям разгорелась, после того как команда из этой страны совершила первое восхождение на восьмитысячник Манаслу в 1956 году. Многие последующие экспедиции организовывались японскими региональными или университетскими альпинистскими клубами. В 1965 году, когда альпклуб престижного университета Васэда нацелился на Лхоцзе Шар, восхождения в Гималаях уже стали для японцев традицией. Основная часть команды, тремя годами ранее побывавшая в Перуанских Андах, включала лидера Хисао Йошикаву, Йошио Хамано и Аои Мураи. Последний в дальнейшем написал книгу «Fantasy Himalaya» об экспедиции на Лхоцзе Шар. Заместителем Йошикавы назначили Теруо Мацууру, тридцатилетнего альпиниста, который пять лет спустя стал первым японцем, поднявшимся на Эверест[12]. Все участники много тренировались в японских Северных Альпах, совершая восхождения в том числе в зимнее время, чтобы подготовиться к суровым условиям Гималаев.

Экспедиция без проблем установила базовый лагерь на леднике Лхоцзе Шар, альпинисты рассматривали два пути к вершине – по Юго-восточному либо по Юго-западному ребру. Сомнения отпали, когда двое восходителей, пробовавших пройти с юго-востока, чудом не попали под прилетевшие сверху глыбы льда. Так что выбор пал на юго-западный гребень.

В начале апреля удалось разбить лагерь II, палатки стояли на склоне крутизной сорок градусов, а на четыреста метров выше простиралось снежное поле. Едва на нем скапливался свежий снег, возникала лавинная опасность. Непосредственно над лагерем проходили две большие трещины, которые, как предполагалось, будут гасить лавины. На всякий случай альпинисты вкопали палатки в снег так, чтобы лавины причинили как можно меньше вреда. Крутизна склона в районе третьего лагеря была уже более шестидесяти градусов. Здесь палатку пришлось крепить с помощью ледобуров и провешивать перила вокруг во избежание риска падения, если кому-то понадобится выйти ночью наружу.

Японцы работали слаженно, устанавливая лагеря и занося в них припасы и снаряжение, 17 апреля Йошикава и Нарукава поставили палатку четвертого лагеря на высоте семи километров. На следующий день они начали обрабатывать склон выше, а в лагерь IV с тремя шерпами поднялся Мураи, эта четверка принесла необходимые грузы. Палатка стояла на ребре, и когда Мураи подходил к ней, он увидел веревку, свисавшую с правой стороны ребра. Это озадачило его, поскольку веревка явно уводила в сторону от маршрута. Японец начал беспокоиться о двойке, которая ушла вверх. Погода ухудшалась, но ему пришлось сначала помочь шерпам разместить груз, после чего двое из них отправились вниз. Мураи и Лакпа Норбу остались в палатке, но Мураи больше не мог ждать – беспокойство заставило его надеть кошки, выбраться наружу и криками звать товарищей. Ответа, однако, не последовало: возможно, крики заглушил и унес ветер. Мураи вернулся в палатку с твердым ощущением, что что-то идет не так. Он пытался обсудить ситуацию с Норбу, но тот не выказывал никакого беспокойства и продолжал кипятить воду для чая. Затем Мураи услышал голос Йошикавы и поспешил ему навстречу. Он с удивлением увидел, что Йошикава не спускается, а поднимается снизу, при этом японец выглядел измученным и потрясенным и плакал. Выяснилось, что с Нарукавой случилось несчастье. Йошикаве дали напиться горячего чая, и он рассказал, что Нарукава сорвался и висит на страховочной веревке на отвесном участке. Он все еще был жив, хотя, по всей видимости, получил серьезные травмы.

Было очевидно, что в тот день доставить пострадавшего в четвертый лагерь не удастся. Они договорились, что Мураи проведет с раненым ночь, а на следующее утро Йошикава отправится в лагерь III за помощью. Нарукава находился примерно в ста пятидесяти метрах ниже палатки. Йошикава показал, куда идти, и Мураи отправился вниз, несмотря на риск получить обморожение. Он попросил Норбу пойти с ним и отнести еду и горючее. Но шерпа выглядел очень нерешительным.

Спускаясь в одиночку, Мураи вскоре услышал голос. Затем он увидел натянутую веревку, уходившую за перегиб скалы. Веревка уже довольно сильно перетерлась от рывка. Мураи удалось спуститься к Нарукаве по нестабильному снегу. Увиденное повергло его в шок: Нарукава полувисел-полулежал в бессознательном состоянии лицом в снегу, шапку и рукавицы он потерял, один глаз был подбит, на щеке застыла кровь, пальцы рук опухли и побелели – верный признак обморожения.

Мураи был не в силах снять раненого со стены самостоятельно и стал делать некое подобие укрытия на ночь. Он счистил снег со скалы и вбил четыре крюка. Потом привязал к ним палатку, которую взял с собой. Палатка фактически висела на стене, но все же это было убежище. С большим трудом Мураи удалось затащить Нарукаву в палатку. Самому ему места не хватило, и он кое-как устроился у входа, наполовину свисая наружу. Пострадавший то метался в бреду, то приходил в себя, и были сомнения, что он переживет ночь. Еды не имелось, Мураи не мог даже зажечь горелку, чтобы сделать горячее питье – оказалось, он забыл спички. Мураи стал звать Норбу, но ответа не последовало, по всей видимости, шерпа боялся выходить ночью на холод на такой высоте. Мураи не винил его, шерпы помогали в экспедициях и зарабатывали этим на жизнь, с чего Норбу было рисковать, спасая японца?

Мураи убеждал Нарукаву не засыпать, ведь сон означал смерть. Мураи вспомнил, что Нарукава оказался единственным выжившим в лавине, которая семь лет назад погубила четырех их однокурсников на горе Миодзин в Японии. Это позволяло надеяться, что он сможет пережить и эту ночь. Но пальцы Нарукавы были в очень плохом состоянии. Сначала Мураи пытался растирать их, а когда понял, что это не помогает, стал греть их у себя во рту. С наступлением ночи по склону сошла лавина. Палатка едва устояла, снег завалил вход, а также зажал ноги Нарукавы, и пришлось приложить много усилий, чтобы освободить их. В какой-то момент Нарукава стал утверждать, что ему очень жарко и нужно раздеться, но Мураи понимал, что налицо классический признак сильного переохлаждения[13]. Пол палатки, сделанной из белого материала, был покрыт пятнами крови Нарукавы. За ночь сошло еще несколько небольших лавин, из-за чего на палатке скопилось много снега, а свободного пространства стало еще меньше. Мураи смог разбить стекло на лампе налобного фонаря и с помощью нити накаливания прикурить желанную сигарету, но попытка зажечь горелку не увенчалась успехом. Оставалось ждать и надеяться, что очередная лавина пройдет, не причинив вреда, и не порвет веревки, удерживающие их убежище.

Наконец после казавшейся бесконечной ночи забрезжил рассвет, и вскоре Мураи услышал голос Тацуо Сато, который пришел на помощь и звал их. Сато пришлось долго откапывать палатку из-под снега, прежде чем он смог заглянуть внутрь. Они пережили ночь. Сато принес спички, так что удалось зажечь горелку и сварить кофе с сахаром. Сато остался с раненым, а Мураи вернулся в лагерь IV, где наконец-то смог немного прийти в себя. Во второй половине дня прибыли другие участники команды. Они поместили Нарукаву в спальный мешок и стали поднимать его к лагерю IV, поскольку спуск с этой точки был невозможен. Процесс шел трудно, когда наступил вечер, альпинисты все еще транспортировали пострадавшего. Нарукава испытывал сильную боль, плюс к этому его несколько раз засыпа́ло снегом. В какой-то момент пострадавший начал умолять товарищей, чтобы они убили его и избавили от страданий, однако они убедили его взять себя в руки. Около десяти вечера Нарукаву наконец доставили в лагерь. Места не хватало – девять человек втиснулись в четырехместную палатку, и заснуть никому не удалось. Утром погода испортилась, о спуске не могло быть и речи, но альпинисты получили по радио инструкции от врача, как лечить травмы Нарукавы.

Лишь через четыре дня погода позволила продолжить спасательную операцию. Раненого спускали все так же – в спальном мешке, обвязанном веревками. Большое количество снега на склоне затрудняло продвижение, много времени ушло на споры, где лучше идти. В какой-то момент Йошикава сорвался, пролетел около тридцати метров, но смог остановить падение. Но легко он не отделался и, по-видимому, поломал ребра. Этот инцидент привел к дополнительной задержке, в итоге до третьего лагеря удалось добраться только глубокой ночью.

Во время спуска в темноте Мураи выпустил из рук ледоруб, который улетел вниз. Среди альпинистов начались разногласия: одни утверждали, что важнее всего спасение Нарукавы, а другие хотели предпринять еще одну попытку восхождения. На следующий день началась снежная буря, снова сделавшая спуск невозможным. Нарукава отчаянно нуждался в помощи, но врач был самым возрастным участником команды и наименее опытным альпинистом и не мог подняться по крутому склону в третий лагерь в непогоду. Поэтому пришлось вновь продолжать лечение дистанционно.

На следующее утро альпинисты предприняли несколько отчаянных попыток спуститься, но сильнейший ветер не оставил шансов, и пришлось снова ждать. Ночью на лагерь сошла небольшая лавина, а утром выяснилось, что еда и топливо подходят к концу. На следующий день ветер и не думал утихать, но палатка почти превратилась в лохмотья, а пальцы на ногах Нарукавы начали чернеть, и оставаться на месте больше было нельзя. Спускать семидесятикилограммового мужчину по крутым склонам было крайне сложно, и он неизбежно получал новые травмы. Все тяготы транспортировки легли на плечи Мацууры и Масахико Игучи, поскольку Мураи не смог восстановиться от холодной ночевки, проведенной с Нарукавой, и едва шел сам. Они прибыли в лагерь уже затемно, но теперь раненый оказался под присмотром врача, а путь вниз, в базовый лагерь, отсюда уже был проще.

На десятый день после падения Нарукавы ветер стих, а небо расчистилось. Если бы все пошло иначе, это был бы идеальный день для штурма вершины. После однодневного отдыха оставшиеся участники команды при поддержке шерпов предприняли новую попытку восхождения. При подъеме выяснилось, что непогода повредила палатки, но альпинистам удалось занести новые запасы еды и снаряжения в четыре лагеря. Из последнего лагеря Мацууро и Игучи поднялись до смычки Юго-восточного и Юго-западного гребней. Последний не такой острый и крутой, и альпинисты надеялись, что подъем здесь будет легче. 14 мая на высоте 7300 метров удалось установить лагерь V. Стоило разбить его выше, но времени, сил и запасов не оставалось – это был последний шанс достичь вершины. Таким образом, двойке предстояло преодолеть до высшей точки более километра, а это очень большое расстояние для зоны смерти.

Вечером накануне штурма снег прекратился, и Мацуура и Игучи запланировали ранний выход, воспользовавшись тем, что хорошо светила луна. Низкая температура – минус двадцать восемь градусов – и тяжелые кислородные баллоны замедляли движение, но к полудню альпинисты достигли отметки почти 8100 метров. Здесь они с удивлением увидели впереди глубокую трещину, в которую пришлось бы спуститься, чтобы избежать подъема по очень крутому участку гребня. Спуск подразумевал лазанье, а у них осталось лишь несколько крючьев, которые могли потребоваться в дальнейшем. Стало ясно, что даже если удастся добраться до вершины, впереди неизбежная ночевка под открытым небом, а воды и еды осталось в обрез. Кроме того, со стороны Тибета стали надвигаться тучи, и скрепя сердце двойка приняла решение отступить. Ямамото, поднявшийся в лагерь V для поддержки штурмовой группы, передал по радио в нижние лагеря, что видит спускающихся альпинистов. Все прекрасно понимали, что экспедиция потерпела неудачу, поскольку двойка не могла достичь вершины и спуститься так быстро. Мацууро и Игучи с помощью Ямамото благополучно вернулись в четвертый лагерь в тот же вечер, а затем начался долгий путь домой, в Японию.

Как упоминалось выше, с 1965 по 1969 год Непал был закрыт для альпинистских экспедиций, но в 1970-м на Лхоцзе Шар отправилась австрийская экспедиция под руководством Зигфрида Эберли. Команду из семи человек можно назвать относительно небольшой, учитывая масштаб цели. Одним из сильнейших альпинистов в составе являлся Зепп Майерл, тридцатитрехлетний уроженец австрийского Тироля, наставник и партнер Райнхольда Месснера середины 1960-х, когда Месснер начал свою карьеру в альпинизме. В 1970 году Майерл согласился участвовать в экспедиции Херлигкоффера на Рупальскую стену Нанга-Парбат в составе команды, в которую входил Месснер. Но затем он решил, что восхождение на Лхоцзе Шар интереснее, также от экспедиции на Нанга-Парбат отказался Петер Хабелер, и в команду был приглашен брат Райнхольда Гюнтер, который погиб на горе.

Австрийцы с трудом набрали сотню необходимых носильщиков, чтобы доставить снаряжение и припасы в базовый лагерь, – едва ли не все жители окрестных деревень нанялись в огромную японскую экспедицию на Эверест. В результате почти половину носильщиков в австрийской экспедиции составили женщины, в том числе две матери с грудными детьми, которых они несли вместе с тридцатикилограммовыми грузами. Ночью, за один переход до базового лагеря, температура воздуха упала до минус двадцати, и пошел снег. Австрийцы поставили палатку для женщин с детьми, а остальные шерпы сгрудились вокруг костра из ячьего кизяка, распевая песни, чтобы скоротать ночь. На следующий день экспедиция вышла на покрытую скальными обломками морену под Лхоцзе. В отличие от японцев, австрийцы поставили базовый лагерь прямо под Южной стеной, а не на леднике Лхоцзе Шар. После тщательного исследования склона австрийцы выбрали тот же маршрут, что и японская экспедиция, но подошли к Юго-западному гребню с противоположной стороны.

Преодолев ледник, они нашли идеальное место для лагеря I в снежной пещере, постели в которой сделали из молодых побегов бамбука. Самое главное – убежище защищало от ветра. Следующие восемьсот метров, вероятно, стали самой сложной частью восхождения – крутой скально-ледовый склон, который каждое утро покрывался свежим снегом.

На высоте 6700 метров альпинисты обнаружили оставшуюся от японцев снежную пещеру, которую решили использовать как укрытие, однако шерпа Уркиен стал отговаривать от этого, поскольку пещера могла обрушиться из-за подвижек льда. Австрийцы прислушались к совету и поставили палатку выше, на заснеженном гребне, откуда открывались захватывающий дух виды – по обе стороны склоны обрывались вниз на полтора километра. Чтобы палатку не сдуло штормовыми ветрами, ее пришлось прикрепить к гребню целой паутиной веревок. Майерл почувствовал недомогание и был вынужден спуститься для восстановления сил, но вернулся на гору, чтобы установить третий лагерь.

Вместе с двумя шерпами он поднимался по крутому льду, почти все время идя на передних зубьях кошек. К полудню погода испортилась, пошел снег. В какой-то момент на Майерла сошла небольшая лавина. Он вжался в склон, вися на двух ледорубах и молясь, чтобы его не сорвало. Когда опасность миновала, австриец оглянулся на шерпов и увидел, как они отчаянно жестикулируют, показывая, чтобы он спускался. Но он и не думал сдаваться, а создал точку страховки на ледобурах, чтобы шерпы, наоборот, поднялись к нему. Когда тройка достигла высоты 7200 метров, где планировалось установить палатку, выяснилось, что рельеф этого сделать не позволяет и нужно копать пещеру. Майерл отправил шерпов вниз, а сам остался рыть убежище. Он чувствовал себя как солдат, копающий окоп – чем глубже укрытие, тем безопаснее. Удалось вырыть достаточно большую по объему нору, чтобы в ней уместился человек, и австриец забрался в спальный мешок, радуясь, что оказался в безопасности. Он зажег свечу, чтобы получить немного света, но вскоре почувствовал, что кислорода в пещере поубавилось. Ночь прошла в тяжелой борьбе с недостатком пространства и головной болью. Майерлу время от времени удавалось впадать в забытье, и он жалел, что не спустился с шерпами. На следующий день в лагерь поднялись другие альпинисты, но затем трое суток непрерывно шел снег, и оставалось только ждать погоды и заниматься расширением пещеры.

Убежище располагалось всего семьюдесятью метрами ниже основания Юго-восточного гребня, но дальше ждала полная неизвестность, и никто не знал, удастся ли преодолеть препятствие, заставившее отступить японцев. Перво-наперво стоило дождаться улучшения погоды, что, по словам шерпов, часто случалось в начале мая. Чтобы воспользоваться погодным окном, Рольф Вальтер и Майерл отправились наверх в сопровождении группы шерпов. Майерл чувствовал себя великолепно, был уверен в своих силах и поразил шерпов, пройдя один из очень крутых участков свободным лазанием, без страховки. Альпинисты выбрались на Юго-восточный гребень, неся огромные рюкзаки, в которых были палатки, спальники, коврики, горелки, веревки, снаряжение, еда и кислородные баллоны. Подъем по гребню оказался несложным, но утомительным, из-за непрочного наста люди часто проваливались в снег по колено. Вскоре они нашли подходящую площадку для лагеря IV и установили палатку на отметке 7600 метров, то есть на триста метров выше, чем японцы пятью годами ранее. Шерпы пожелали остающимся удачи и отправились вниз. Проснувшись 13 мая, Майерл и Вальтер обнаружили, что долины внизу затянуты облаками, а над этим белым морем возвышается потрясающе красивая пирамида Макалу.

Альпинисты планировали дойти до восьмитысячной отметки без кислорода, желая приберечь его для наиболее сложного участка. Но таким образом поначалу пришлось нести шестнадцать килограммов лишнего веса без всякой пользы. Австрийцы направились прямо вверх, к вершинному гребню, где повернули назад японцы. После трех часов подъема в глубоком снегу удалось достичь основания гребня. Альтиметр показывал, что восьмикилометровый рубеж преодолен, это означало, что можно начать использовать кислород для преодоления ключевого участка. К счастью, снег был твердым, кошки держали идеально, поэтому австрийцы без задержек поднимались по шестидесятиградусному склону. Страховку здесь организовать было невозможно, так что оставалось лишь созерцать под собой Южную стену на всем ее протяжении вниз. Пришлось предельно сосредоточиться, чтобы как следует вбивать зубья кошек и надежно зарубаться ледорубами – любая ошибка стала бы фатальной. Когда восходители вышли на гребень, показался огромный заснеженный массив Эвереста, а за ним – бесконечное тибетское плато. На Южном седле между Эверестом и Лхоцзе бушевала буря, но здесь, выше, держалась отличная безветренная погода.

До вершины оставалось двести метров, и рельеф заставил австрийцев перейти на юго-восточную сторону гребня, где пришлось преодолеть несколько скальных уступов, затем подачу кислорода включили на максимум, чтобы пройти последний крутой участок. Удивление вызвала галка, которая парила на этой высоте, она, судя по всему, попала в сильный восходящий поток воздуха. Ближе к высшей точке ледовая поверхность стала изъеденной и нестабильной, и Майерл забеспокоился, предположив, что они идут по нависающему карнизу, который может обрушиться. Ударив несколько раз ледорубом, Майерл отсек неустойчивую часть, и огромная масса снега улетела в пропасть с тибетской стороны. Через это прорубленное «окно» он на мгновение увидел Эверест, который тут же скрылся в облаках. Также удалось рассмотреть страшную северо-восточную стену Лхоцзе Шар и покрытый льдом гребень, ведущий к главной вершине Лхоцзе. Последние метры до вершины были очень опасны из-за непрочного, рыхлого снега, и Майерл пополз по узкому гребню верхом, одну ногу свесив на вертикальную Южную стену, а другую – почти на такую же крутую Северную стену.

Высшая точка была настолько нестабильной, что он не смог на нее взобраться и стал ледорубом пробивать снег, счищая его. Только так удалось добраться до более-менее прочного слоя. Альпинисты боялись, что вершина не выдержит их веса, слишком живо можно было представить, как она обрушивается с ними, однако Вальтер все же поднялся на одну высоту с Майерлом, они сели лицом друг к другу на гребне и пожали руки, как сделали бы это на какой-нибудь вершине в Альпах. Вальтер хотел взять на память камень с вершины, но не увидел поблизости ничего, кроме снега и льда.

Теперь погода быстро портилась, и стоило поторопиться. Спуск проходил уже в белесой мгле, но времени, чтобы страховать друг друга, не оставалось, в противном случае пришлось бы ночевать под открытым небом на большой высоте. На скалах, покрытых смерзшимся снегом, альпинисты еще могли разглядеть свои следы, но в местах, где снег был мягче, увидеть дорогу назад стало невозможно. А потом начался снегопад, видимость упала еще сильнее, очки обледенели, и пришлось спускаться без них. Австрийцы теперь более походили на привидения с обледеневшими волосами и бровями. То и дело они теряли путь. В какой-то момент впереди появилась темная грань, и стало понятно, что это край бездны с северной стороны. Возможно, они уже какое-то время шли по нависающему карнизу, поэтому оба, не сговариваясь, осторожно отступили назад, на более надежный снег.

Альпинисты продолжали спускаться, постоянно сбиваясь с пути. Чем больше сбрасывалась высота, тем шире становился склон, это еще сильнее затрудняло ориентирование. Около пяти дня стало понятно, что они заблудились, теперь уже было жизненно необходимо найти палатку до наступления темноты. Судя по показаниям альтиметра, лагерь IV находился где-то неподалеку, но из-за бури видимость составляла лишь несколько метров. Альпинисты сняли кислородные маски и стали криками звать товарищей, но в ответ слышался только вой ветра. Чудом на мгновение ветер стих, завеса тумана приподнялась, и они увидели лагерь в нескольких десятках метров. Они снова закричали и увидели, как из палатки выбрались Вальтер Лархер и Уркиен, которые собирались идти на вершину на следующий день…

Отдохнув в четвертом лагере, Майерл и Вальтер продолжили спуск, прибыв в лагерь III уже затемно. Лархеру и Уркиену повезло с погодой для штурма, но им пришлось сдаться на высоте около 8200 метров, после того как у австрийца отказало кислородное оборудование. Тогда все альпинисты спустились в базовый лагерь и стали праздновать успех. Реберле неожиданно достал несколько бутылок шампанского. Это, безусловно, было выдающееся восхождение, но, возможно, недооцененное, поскольку Лхоцзе Шар не считается «полноценным» восьмитысячником.

К началу 1970-х альпинисты искали новые серьезные цели, и Южная стена Лхоцзе не могла не привлечь внимания.

Первой попробовать свои силы на ней решила японская экспедиция, организованная Федерацией альпинизма префектуры Канагавы в 1973 году. Учитывая масштаб цели, по стандартам начала 1970-х команда собралась небольшая: девять альпинистов под руководством Рёхэя Утиды и пять шерпов. (Для сравнения, в 1970 году в попытке восхождения по Юго-западной стене Эвереста участвовали 39 японских альпинистов и 26 высотных носильщиков.) Снаряжение они отправили из Катманду самолетом в Луклу[14], но большая часть команды прошла несколько дней пешком по традиционному пути, по которому экспедиции 1950–1960-х годов добирались к Эвересту. В столице шерпов Намче-Базаре японцы купили бамбуковые вешки, чтобы отмечать путь на леднике, и бревна для преодоления трещин. С холма над Намче команда Утиды впервые увидела Южную стену Лхоцзе, ее размеры никого не оставили равнодушными. Еще четыре дня ушло на подход к базовому лагерю по леднику, где местность похожа на лунный пейзаж и состоит из хаотично разбросанных камней и ледяных глыб с небольшими озерцами на морене.

В первое утро Утида выглянул из палатки, когда рассвет окрасил верхнюю часть Лхоцзе красным. Внизу, на леднике, все было неподвижно, серо и мертво, и казалось, что тут так испокон веков. Основываясь на опыте восхождений в Японии, альпинисты полагали, что лавины начнут сходить по стене во второй половине дня, когда станет теплее, и были неприятно удивлены, когда они покатились одна за другой, едва утреннее солнце осветило склон. Это были огромные массы снега, которые играючи переваливали через любые препятствия. Ударяя в морену, лавинные облака вспучивались еще больше и сильнее, разбрасывая снег подобно фейерверку. Даже ночью, когда солнце спряталось и ветер утих, лавины продолжали грохотать, мешая спать.

Первоначальный план состоял в том, чтобы проложить маршрут по центру стены прямо к вершине, так называемую диретиссиму. Это слово придумали в итальянских Доломитах, когда в 1950-х и 1960-х годах наблюдалась тенденция находить все более трудные маршруты, выбирая наиболее прямые линии от подножия к вершине. Диретиссима по Южной стене Лхоцзе очень сложна. Замахнувшись на такую цель, японцы первым делом пытались понять, где проложить маршрут. Изучение фотографий на родине не могло заменить наблюдение за горой воочию, тут-то и выяснилось, что по наиболее очевидному прямому маршруту к вершине сходят лавины, а погодные условия меняются так, как не может передать ни одна фотография.