Теорема мести бесплатное чтение

Кто не может сам отомстить, поручает это Богу

Богдан припарковал автомобиль и посмотрел на дверь, затем на вывеску «Салон красоты Пражская» и на часы. Восемь вечера.

У него сегодня был сложный рабочий день, он планировал приехать домой и отдохнуть, но жена попросила забрать ее из салона.

Думать о том, что Олеся могла бы посещать такие заведения утром или днем, не хотелось.

Богдан вечно вел с самим собой эти противоречивые разговоры: он то обвинял жену в транжирстве, то находил обстоятельства, почему она так себя ведет.

Сейчас, не найдя подходящей причины, он чертыхнулся. Олеся не работает, целыми днями развлекается, и найти время с утра или с обеда на салон красоты легко можно было. Тогда Богдану не пришлось бы делать такой крюк. Добираясь до Пражской, он час простоял в пробках. А сейчас еще по МКАДу почти столько же. Да что уж говорить! Если он посмеет ей высказать это, скандала не миновать. Пока он чертыхался и пытался совладать с собой, дверь распахнулась и на пассажирское сидение плюхнулась Олеся.

– Поехали, – приказала она и демонстративно отвернулась.

– Добрый вечер, любимая, – не смог не съязвить Богдан и слово «любимая» произнес по слогам.

Девушка повернулась к нему и, наигранно улыбаясь, копируя интонацию мужа, сказала:

– Добрый вечер, любимый.

Богдан включил зажигание, и машина рванула с места.

Полчаса ехали молча, затем Олеся завела разговор о деньгах. Эта была ее любимая тема: недовольство зарплатой мужа и невозможность купить новые туфли или сумочку, которые она присмотрела в магазинах.

Богдан, чувствуя себя чертовски усталым, не хотел отвечать на ее обвинения грубостью, поэтому в основном молчал, только изредка поглядывая на жену или снисходительным, или нарочито удивленным взглядом.

– Почему у Мирославы есть все, что она только пожелает, а я себе не могу купить элементарную одежду?

Богдан все же не сдержался и решил уточнить:

– Элементарная – это, наверное, от Шанель?

– А ты предпочитаешь, чтобы твоя жена одевалась на «Садоводе»?

Богдан проклинал все бутики мира, а в частности новые коллекции дизайнеров, которые всегда поражали его жену «свежестью и необычностью». Но сейчас снова начинать спор про дизайнеров он не хотел.

– Ты обещал мне поговорить с начальником, – продолжила наступление Олеся.

– Угу, – Богдан включил третью передачу и вырулил на МКАД.

– Что «угу»? Поговорил?

– Нет.

– Почему? – не отставала Олеся.

– Не выдалось подходящей минуты.

Олеся театрально вздохнула:

– Если бы только знал, как мне это все надоело!

– Что именно? – Богдан делал вид, что не понимает, о чем разговор.

– Все, и наша с тобой жизнь в частности.

Она немного помолчала, посмотрела в окно на пробегающий пейзаж и продолжила:

– Я сделала неправильный выбор. Все же с родителями мне будет лучше.

– Ты опять старую песню завела?

– Нет, на этот раз все серьезно. Я беременна.

– Что? – Богдан посмотрел на жену в надежде понять, правду ли она сказала.

Олеся и слышать о ребенке не хотела, хотя муж ее умолял. Их последняя ссора произошла именно по этой причине недели три назад. Богдан тогда снова завел этот разговор:

– Мне уже тридцать пять. Когда, если не сейчас, становиться отцом? – перешел он в наступление после того, как они приехали из Египта.

Там, в отеле, рядом с их номером жила молодая семейная пара с ребенком лет трех-четырех. Девочка уже вовсю разговаривала и почему-то и на пляже, и в столовой выделяла Богдана, строила ему глазки, пыталась привлечь к себе внимание. Он тоже не отставал и подарил малышке цветочек с клумбы. Мама девочки потом призналась, что цветочек был сохранен особенно бережно в надежде, что малышка подрастет и выйдет замуж «за этого красивого дядю». Богдана только умиляло такое, а Олесю раздражало:

– Вертихвостка малая! Что из нее вырастет? Шлюха, не меньше!

После неудачных попыток Богдана уговорить жену на ребенка, он решил сделать все самостоятельно. Олеся очень любила жизнь и себя. В сексе было то же самое – она любила секс и себя. Богдана, как ни странно, это полностью устраивало. Он обожал ее и сам стремился доставить ей максимальное удовольствие, а от того, как она ярко кайфовала и стонала, и сам получал огромное удовлетворение. Плюсом было еще то, то Олеся заводилась и возбуждалась очень быстро и секс с ней почти всегда был ярким и необычным. Контрацептивы она принимать не хотела, и предохранялись они с помощью обычных презервативов. Сделав несложные подсчеты, Богдан определил примерную дату овуляции и не использовал презерватив. Три раза Олеся даже не заметила этого, а вот на четвертый поняла, что муж ее обманул. Она закатила ему скандал и обещала сделать аборт, если забеременеет.

И вот сейчас она сообщила ему новость.

– Ты беременна? – повторил ее слова Богдан.

– Да, – спокойно ответила Олеся, – смотри за дорогой, ты несешься на скорости сто сорок, когда надо сто десять!

– Еху-у-у! – воскликнул Богдан и нажал на педаль газа.

– Идиот, – скривилась Олеся, – неужели ты и правда думаешь, что я буду рожать?

– Конечно, будешь!

– Хрен тебе с маслом, а не ребенок! Это тебе тридцать пять, а мне всего двадцать два. Я не собираюсь становиться мамой, понял? Я сама еще ребенок, и вообще. Я думаю, что нам надо развестись, а мне вернуться к родителям. Они меня сильней любят, чем ты.

Но Богдан ее не слышал, он был так рад новости о ребенке! А уговорить он ее все равно сможет. Олеся – это маленькая девочка, которую нужно постоянно уговаривать, обещать купить сумочки и платьица, и она, хоть и не сразу, но соглашалась. Она и обижаться долго не умела, и все обиды быстро забывала.

– Кроме того, этот ребенок не от тебя, – она снова скривилась.

Он ухватился сильней за руль, прибавляя скорость, и повернулся к ней:

– Я не поверю в эту чушь!

– А зря. Его зовут Андрей. Он богат, красив, любит меня и предлагает руку и сердце.

Богдан на секунду замер и последнее, что он помнил, – как скорость между его автомобилем и огромным грузовиком стремительно сокращалась.

Месть бессмысленна, если ее цена – смерть

Олеся сидела в коридоре больницы и ждала приговора врачей. Пока их везли на скорой, она пыталась не смотреть на покалеченное тело мужа. «Хорошо хоть он не стонал», – подумала она и тут же осеклась, ведь он не стонал не оттого, что ему было не больно, а потому что был без сознания.

Что бы она хотела в этот момент: чтобы он выжил или умер? Олеся не могла ответить. Да, ей было очень жаль мужа, но вышла она за него не по любви, а чтобы отомстить родителям и уйти из отчего дома.

Олеся была послушной девочкой, прилежно училась в школе и даже поступила в ВУЗ, на котором настоял ее отец. А вот потом с милой доченькой что-то случилось. Ее отец был уверен, что она попала в плохую компанию, но на самом деле девушка просто повзрослела и стала общаться не с теми, с кем было рекомендовано родителями, а с теми, кто ей был интересен. И началось: веселые шумные компании, море выпивки, травка, песни до утра. Родители грозились, что не потерпят, чтобы их дочь вела распутный образ жизни, но Олесю уже было не остановить. Непонятно, чем бы это все закончилось, если бы на одной из таких разбитных вечеринок она не познакомилась с Богданом. Парню было уже за тридцать, он работал клерком в какой-то крупной компании, и имел автомобиль «Мазда». Богдан влюбился в Олесю не по-детски и готов был весь мир положить к ее ногам. Целый год он ее добивался, а с другой стороны родители заставляли снова стать покорной девочкой и восстановиться в университете, который она забросила. Выбор был небольшой, но нужно было решать. Олеся предпочла Богдана, чем вызвала праведный гнев родителей. Она думала, что они перебесятся и наконец-то поймут, что их дочь уже выросла и будет делать то, что решит сама, а не то, что прикажут они, но чуда не произошло. Родители от дочери не отреклись, продолжая ежедневные нотации, и мужа ее не приняли.

Олеся потерла разбитую коленку и нахмурилась. Можно было бы сказать, что это судьба у нее такая, что все в ее жизни шло хорошо, а теперь вот такой злой рок, но нет, в жизни Олеси всегда был хаос, она никогда не была счастлива или хотя бы довольна жизнью.

По крайней мере, она не помнила себя таковой: вечный прессинг родителей, потом упреки мужа, даже любовник, который у нее появился чуть больше года назад, доставлял только проблемы. Его звали Андрей – статный, очень богатый, годился ей в отцы, но ей с ним было легко. Первое время. А вот сейчас все стало сложно.

Олеся с детства привыкла, что жизнь – это шантаж. При этом она даже не пыталась сделать что-либо сама и больших планов на жизнь у нее не было, потому что какой в этом смысл? Сегодня она хочет одно, завтра – другое, и всегда найдется рядом добрый волшебник, который исполнит ее желания.

В детстве она пускала слезу, и мама соглашалась на ее условия, потом она улыбалась папочке и он делал все, о чем мечтает единственная доченька на свете. Такие же схемы легко проходили с бабушкой и дедушкой. С подругами пришлось чуть сложней, и Олеся перешла на бартер: я тебе это – ты мне это. С мужчинами еще легче: юбку покороче, взгляд из-под опущенных ресниц, и они соглашались на все условия. Все эти приемчики у нее работали как швейцарские часы, и вскоре Олеся поняла, что она избранная, особенно когда смотрела в зеркало и видела там прехорошенькую девушку – ну красавица ведь! А за красоту надо платить, и поэтому Олеся ни в чем себе не отказывала – дорогая одежда, ужины в ресторанах, путешествия, люксовая косметика и салоны красоты. За все эти прихоти платили или родители, или мужчины.

Избалованная? А вы как хотели? Не нравится? Уйдите прочь с моей дороги! А нравится – выполняйте мои желания.

Многие уходили, но многие и выполняли. Богдан был из тех, кто обожал ее и потакал любым прихотям.

Конечно, жалко терять такого мужчину, тем более что любил он ее искренне и без остатка, но что ж делать? Значит, такова судьба.

Олеся вздохнула. Да, она-то тут при чем? Это он был за рулем, он врезался в грузовик на скорости сто пятьдесят, он не держал дистанцию и да, он во всем виноват.

Из кабинета реанимации вышел врач, и Олеся встала со стула. Он подошел к девушке и опустил голову:

– К сожалению, ничего утешительного сказать вам не могу. Травмы, несовместимые с жизнью…

Олеся холодно кивнула. Из глаз полились слезы, и она интуитивно отвернулась от врача, боясь, что он заподозрит, что эти слезы хоть и искренние, но не о скончавшемся муже, а о проблемах, которые ей сейчас придется решать.

Врач подошел ближе и положил ей руку на плечо, но она дернулась и побежала по длинному коридору. У нее был Андрей, который и решит сейчас все ее проблемы. Не зря ведь она спит с ним? Пусть платит! Пусть разруливает эту ситуацию!

Из отделения реанимации она выбежала в коридор приемного покоя, там было не пробиться: люди громко выясняли, куда распределили только что прибывших, кто-то сидел прямо на полу и плакал, кто-то хватал докторов и пытался разузнать, что с их родными. Всматриваясь в лица, она сразу заметила Андрея. Он сидел на оранжевом стуле, склонив голову, и смотрел в пол.

Олеся растерла тушь по лицу, вытирая остатки слез и, тихонько всхлипывая, произнесла:

– Умер. Травмы, несовместимые с жизнью, – а затем, схватив мужчину за рукав, повела к выходу, – не могу тут больше находиться!

Когда они вышли на крыльцо, Олеся втянула носом прохладный ночной воздух.

– Дай сигарету. Кажется, я сто лет не курила, – попросила она, и плюхнулась на скамейку.

Он не шевелился, и она подняла на него взгляд. Андрей хмурился и не спешил выполнять ее просьбу.

– Что? – огрызнулась девушка. – Я, между прочим, мужа потеряла. И знаешь, кто в этом виноват?

Мужчина криво улыбнулся:

– Наверное, я?

– Естественно! Если бы виновата была я, то Бог бы и меня наказал. А у меня вот, – она вытянула ногу в порванных колготках, – пара царапин.

– В чем же я виноват? На этот раз? – спросил он.

– В том, что я от тебя беременна.

Андрей кивнул и улыбнулся.

Олеся узнала о беременности вчера утром, когда после утреннего кофе ее стошнило. Спустившись в аптеку, она купила тест на беременность и уже через пять минут узнала, что влипла.

У Олеси была всего одна подруга, с которой она обсуждала все на свете и которой могла доверить любую тайну. Звали ее Мирослава – такая же избалованная дочь богатых родителей. Правда, ее родаки оказались мировыми и не ставили никаких ультиматумов. Им вообще было все равно – где их дочь учится, что делает. Главное – чтобы не приносила проблем в дом. А проблемами считалось то, что нельзя было решить за деньги. Мирослава же в их понимании была идеальной дочерью и все свои проблемы решала сама, за деньги родителей. Олеся ей страшно завидовала! Ей бы таких предков!

– Мира, нужно срочно встретиться! – прошептала в трубку Олеся, даже не поздоровавшись.

– Чего шепотом? – не поняла подруга.

– Богдан дома. Я выезжаю с ним, встретимся в нашем кафе через минут сорок. Ок?

– Лады.

Богдан подвез Олесю к подруге и спросил, какие планы на вечер.

– Буду поздно! – выпалила она и, выпорхнув из машины, побежала к кафе, где ее уже ждала Мирослава.

– Что случилось?

– Я беременна, – сразу огорошила ее Олеся.

– Охренеть! От кого?

– Скорей всего, от Богдана. Вернее, сто процентов от него, он, гад, где-то месяц назад забыл надеть презерватив. Говнюк!

– Забыл? Или специально его не использовал? – спросила Мирослава.

– Мне сейчас не до этой философии! – махнула рукой Олеся. – Что мне делать?

– В смысле? – не поняла Мирослава.

– В смысле, что я могу Андрея обмануть и сказать, что ребенок от него.

Мирослава задумалась и кивнула:

– Слушай, это хорошая идея! Я тебе даже как-то советовала это сделать. Правда, я предлагала забеременеть от него. Твоему Андрюше скоро полтинник, жены нет, детей нет. Ну ладно жены нет – иногда такие избалованные мужчины не хотят жениться, ищут себе королеву Франции, но в основном от детей они редко отказываются.

Олеся обрадованно закивала головой:

– Да, я думаю, он согласится на ребенка!

– А если, когда он родится, окажется, что он не от него?

– Слушай, ну зачем об этом думать сейчас? Ты же меня знаешь, я не люблю загадывать наперед и живу только сегодняшним днем. Так что сегодня вечером я поеду к нему и обрадую.

Мирослава улыбнулась:

– Да, хорошая идея! Только требуй, чтобы женился на тебе! Потом отсудишь себе пару лямов и будешь жить-поживать!

– Это если он узнает, что не от него. А ведь может и не узнать! Я почему-то уверена, что он с ума от счастья сойдет и меня за то, что у него в пятьдесят родится наследник, будет на руках носить.

– Что-то в последнее время ты жаловалась, что не носит, – усмехнулась Мирослава.

– А сейчас все поменяется, вот посмотришь.

Андрею она сообщила об этом этим же вечером, когда без предупреждения приехала в десять. Она знала, что Андрей ненавидел, когда она приезжала без звонка, но на этот раз ей нужно было срочно его прощупать и убедиться, что он хочет этого ребенка и женится на ней.

Андрей выслушал признания Олеси спокойно, прыгать и хлопать в ладоши не стал и холодно сказал:

– Мне надо подумать.

– Что значит «надо подумать»? – не сдержалась и крикнула Олеся.

– Это и значит. Мне надо время, чтобы решить.

– Ты не женишься на мне? – удивленно выпучила глаза Олеся.

Андрей хмыкнул:

– Жениться? На тебе? Точно нет. Но ребенка я приму. Если он, конечно же, мой.

Олеся фыркнула, послала в адрес любовника кучу проклятий и выбежала из квартиры.

И вот сегодня она снова попросила у него помощи, и он, когда узнал об аварии, приехал за ней в больницу.

– Так что же произошло? Ты сообщила своему покойному мужу о том, что беременна от меня, когда он был за рулем?

– Да, – спокойно ответила Олеся и повторила, – дай сигарету! Не дашь, пойду клянчить.

Андрей полез в задний карман джинсов, достал пачку и протянул ей. Она вытащила одну и, чиркнув зажигалкой, прикурила.

С удовольствием затянувшись, она выпустила табачный дым в сторону и посмотрела в звездное небо.

– А вчера ночью, когда ты домой вернулась, не могла рассказать? – спросил Андрей.

– Он нажрался и встретились мы только после его работы. И к тому же ты вчера ничего определенного мне не ответил, поэтому я не спешила.

– Логика не твой конек, Олеся, – тихо пробурчал Андрей и в очередной раз посмотрел в сторону входа в больницу.

– Ты кого-то ждешь? Что ты смотришь туда каждую секунду? Думаешь, что мой покойный муж восстанет и пойдет тебе бить морду? – не выдержала Олеся.

Андрей вздохнул и помотал головой.

– Значит так, – он хлопнул ладошкой по скамейке, – если решила рожать – рожай. Сделаю тест и, если ребенок от меня, полностью тебя и ребенка обеспечу и буду принимать участие в его воспитании. Но это все, что я тебе обещаю. Поняла?

– То есть не женишься на мне?

– В мои планы не входит женитьба в этой жизни. Особенно на тебе!

– Вот же гад! – Олеся резко встала. – Тогда не думай, что я оставлю твоего ребенка, понял?

Андрей пожал плечами:

– Делай, что хочешь.

Она бросила окурок в урну и ушла по тропинке. Заказав такси, она села в машину и разрыдалась.

Вот сейчас она совершенно одна. И Богдана нет. Кто будет о ней заботиться? Как ей теперь жить?

Месть хороша, пока ты ее не совершил

Сначала Богдан услышал отдаленные звуки: кто-то шептался. Голова его не раскалывалась, но была настолько тяжелая, что было трудно открыть глаза. Он прислушался. Какая-то женщина просила другую, срочно позвать Евгения Владиславовича. Еле расцепив глаза, сквозь мутную пелену он увидел незнакомую женщину. Она заметила, что он очнулся, взяла за руку и наклонилась к самому лицу:

– Гена, ну слава Богу! Ты меня видишь?

Богдан видел ее: в меру красивую, лет сорока пяти, небольшие морщинки возле серых глаз украшали лицо.

– Вижу, – зачем-то ответил он.

– Как ты меня напугал! – она наклонилась и поцеловала его руку.

Интересное дело, подумал Богдан. Хоть с головой явно было что-то не то, но разум был в норме. Чем он мог напугать эту абсолютно чужую женщину? И что же с ним произошло? Чувствовал он себя прескверно, и дело было не только в тяжести. Все тело ломило. Даже рука, которую он попытался поднять, была огромной, будто не его. Странные ощущения. Вдруг он вспомнил про Олесю и про их последнюю ссору. Что она там говорила?

Вспоминать было физически тяжело, Богдан даже застонал.

– Что, Геночка, больно? Где? Сейчас позову Женю.

Милая женщина подскочила и выскочила из палаты.

Может, это его мать? Вдруг она вспомнила и нашла своего сына спустя тридцать пять лет? По возрасту как раз все сходилось, только почему она называет его Геночкой?

Олеся. Вот что надо вспомнить. Он забрал ее из салона красоты, и они поехали домой. Всю дорогу ругались. Она сказала ему, что беременна.

Приятная волна пробежала по его телу, когда он вдруг вспомнил, что скоро сможет стать отцом, но через секунду она сменилась горьким разочарованием. Олеся сказала ему, что ребенок не его. А вот от кого, он никак не смог вспомнить. Неужели это правда? Нет, он не хотел верить!

В палату зашли врач с той женщиной, которая называла Богдана Геннадием.

– Доброе утро, Гена, – поздоровался доктор.

Ему было лет шестьдесят, если не больше: полный, лысый, в очках, в общем, не очень приятной внешности.

Богдан слегка кивнул.

– Напугал ты нас. Хорошо, что Валюша все сделала правильно и привезла тебя ко мне.

– А я же тебе еще неделю назад звонила и говорила, что у него появилась боль, когда он на второй этаж поднялся. И она не проходила, как всегда бывало, а держалась до вечера.

– Молодец, Валюша, молодец. Ты теперь своей жене должен по гроб жизни, понял? – врач поднял указательный палец вверх и подергал им для устрашения.

Жена? Богдан еще раз внимательно рассмотрел женщину. Нет, точно не Олеся. Даже если взять во внимание то, что он пролежал в этой больнице пару лет, все равно его Олеся не могла так состариться. Так что же тут происходит?

– Когда выписка? – спросил Богдан.

Его голос звучал совсем по-другому. Он даже откашлялся. Может потому, что в горле пересохло, у него такой низкий бас?

– Ты в своем репертуаре, Гена. Не скоро. Неделю точно тебя продержат. У тебя вообще-то клиническая смерть была, Валюша, ты рассказала ему об этом?

– Так он только пришел в себя, – женщина присела рядом с Богданом и накрыла его руку своей.

– Давай ему пить побольше, и после обеда переведу его в отдельную палату.

– Спасибо, Женя! – тяжело вздохнув, произнесла Валентина.

Богдан вытянул руку и потер колючую бороду. Борода была густой, видимо, он попал в больницу как минимум неделю назад. Глаз опустился на кисть: тяжелую, дряблую, покрытую густыми, черными вперемешку с седыми волосами. Нет, это точно была не его ладонь: пальцы толстые, большие, тоже волосатые и квадратные ногти.

Богдан испуганно посмотрел на женщину, но она не поняла его удивления:

– Что, Геночка? Что-то не так?

Да все не так, хотелось крикнуть Богдану: вы, женщина, кто вообще? И почему я Геночка? Что с моими руками?

Он нервно сглотнул и отбросил одеяло. На нем были семейные трусы. Но не это удивило его, хотя он их отродясь не носил, а его старые, рыхлые, все в синих выпуклых венах ноги. Они были толстые и ужасно некрасивые.

Смутный страх давил на диафрагму сильней любого тяжелого камня, заставляя сомневаться в своем разуме, и не давал вздохнуть полной грудью. Что же все-таки с ним произошло?

Богдан закрыл глаза, потом резко открыл и спросил:

– У тебя есть зеркальце?

Валентина удивленно захлопала глазами, кивнула и полезла в сумочку. Вытащив небольшую пудреницу, она открыла ее и протянула Богдану.

Он решительно поднес ее к глазам. На него смотрел пожилой мужчина лет семидесяти, не меньше, с седой щетиной, глазками-бусинками, носом-картошкой и тонкими сухими губами.

Богдан вернул зеркальце женщине и прикрыл глаза. Где-то он видел этого мужчину! Только где?

Озарение нашло, как будто его током ударило, и за секунду заполнило не только мозг, но и все тело.

Богдан вспомнил все! Абсолютно все!

Это случилось в больнице. Он шел по коридору, рассматривая людей, которые пострадали в аварии. Их осматривали прямо в коридорах и распределяли кого куда. Одну женщину отправили в операционную, мужчина – высокий, худой – умер прямо на его глазах. Его дочь плакала над телом, а врач оттащил ее в сторону, и успокаивал. Затем на носилках завезли мужчину, и три доктора сразу подбежали к нему. Этот больной не был изувечен, как остальные, на его одежде не было крови, но он явно задыхался. Богдан узнал его по синему в белую полоску костюму – это был генеральный директор управляющей компании «Проммет» – Геннадий Вячеславович Горячев. И знал его Богдан потому, что работал в этой компании. Геннадия Вячеславовича завезли в палату, и, когда Богдан пошел за ним, его даже не остановили, а разрешили наблюдать за происходящим, хотя его жену не пустили и она осталась в коридоре.

Больной выглядел плохо: бледная влажная кожа, синие губы, он хрипел и пытался что-то сказать. Врачи крутились вокруг него как ужи, подцепляя датчики, оказывая первую медицинскую помощь и на ходу делая электрокардиограмму.

– Пульс слабый, давление восемьдесят на сорок, – докладывал один врач.

Богдан подошел к доктору, который рассматривал кардиограмму.

– Что там? – спросил его коллега.

– Сегмент ST поднялся до шести-пяти по всем передним грудным отведениям, – ответил толстый лысый доктор и подытожил: – Острый инфаркт миокарда.

Они еще не закончили проведение ЭКГ, как Геннадий Вячеславович потерял сознание, и его тело стало дергаться, как от судорог.

– Остановка сердца! – закричал один из врачей. – Несите дефибриллятор.

Все медики завертелись, забегали, кто-то выбежал из палаты, больному стали подкладывать под лопатки какие-то электроды, а Геннадий Вячеславович спокойно встал, посмотрел прямо в глаза Богдану и спросил:

– Сигареты есть? Курить хочу – не могу!

Богдан похлопал по карманам и помотал головой. Геннадий Вячеславович скривился и вышел из палаты.

Богдан проводил его взглядом, пока за ним не закрылась дверь, и повернулся к врачам, которые продолжали спасать мужчину на больничной койке. Это тоже был Геннадий Вячеславович, только без сознания и без пульса.

– Давай триста шестьдесят! – крикнул лысый доктор.

Тело больного подпрыгнуло, а пространство вокруг Богдана поплыло, затянулось рябью и стало затягивать, как в глубокую воронку перехода…

Месть – желание поделиться болью

Подъезжая к дому, Олеся совсем расклеилась. Заходить в темную пустую квартиру совершенно не хотелось, но больше идти некуда: родители начнут читать мораль, Мирославе тоже не до нее. Опустив голову, она зашла в подъезд, поднялась пешком на третий этаж и застыла перед входной дверью. Она редко возвращалась домой, когда Богдана не было. Иногда случалось, что он уезжал в командировку, и тогда Олеся ночевала или у подруги, или в дешевом отеле. Эту квартиру он взял в ипотеку, как только встретил Олесю и влюбился в нее. Добивался долго, девушка «не хотела выходить замуж за нищеброда»:

– Куда ты меня приведешь? В съемную квартиру? – высказала она Богдану, когда он сказал, что у него серьезные намерения на нее.

– У нас будет квартира. У тебя будет все, только дай мне шанс.

Олеся откровенно смеялась над ним:

– Вот когда будет квартира – тогда подъезжай.

Двушку в Алтуфьево ему одобрили легко: хорошая зарплата в компании мирового уровня, машину он тоже взял в кредит, правда, еще до встречи с Олесей – не «Мерседес», но новая «Мазда» из салона.

Олеся никогда бы не вышла за него, если бы родители не задумали отправить ее учиться в Англию, а когда она сказала им категорическое «нет», заблокировали все кредитки.

Они ей просто не оставили другого выхода, да и разозлили не на шутку. В один день она сказала «да» Богдану, на следующий день они расписались и вечером пришли знакомиться с ее родителями.

Те, посмотрев на бумажку, которой дочь махала перед их носом, и на кольца на безымянных пальцах молодоженов, поняли, что Олеся не шутит. Они попытались вразумить глупое дитя, но девушка была в эйфории, ей тогда казалось, что она наказывает их, хотя, конечно же, наказала себя.

Богдан был бы неплохим мужем, если бы был богат. Всего остального в нем было с лихвой: и любил, и заботился, и пылинки сдувал, и старался сделать все, чтобы жена ни в чем не нуждалась.

Только Олеся привыкла совсем к другому уровню жизни и роллы с сушами по пятьсот рублей считала дешевкой. Иногда она даже не пробовала их, а просто смотрела на чек и отказывалась есть.

– Ты меня что, отравить вздумал? – еще отчитывала Богдана.

У нее не было обязанностей по дому, но Богдан и сам отлично со всем справлялся.

Через год его чувства немного поостыли и в семье начались скандалы. При первой же ссоре Олеся или собирала вещи и пугала мужа, что возвращается домой, или просто убегала и могла не приезжать несколько дней, а то и неделю. Все зависело от того, кто готов был ее приютить у себя. С родителями она помирилась быстро, хотя продолжала держать их на расстоянии и появлялась в отчем доме только тогда, когда надо было ей.

Сейчас ей нестерпимо захотелось в родной дом, но буквально неделю назад она поссорилась с ними и обещала первой не звонить.

Олеся всунула ключ в замок и открыла дверь. В нос ударил знакомый и уже ставший родным запах. Их с Богданом. А теперь его нет и больше никогда не будет. Слезы опять потекли по щекам, она включила во всех комнатах свет, села на диван в гостиной и заскулила.

Там же она и заснула, а проснулась, когда рассвело. Что же ей сейчас делать? Сначала она подумала о том, как ей жить без Богдана. Ведь у нее, кроме родителей и Мирославы, никого нет. А потом почему-то вспомнила, что у мужа, кроме нее, никого не было. Друг по работе, пара знакомых однокашников, с которыми он пил пиво раз в месяц, тетя и дядя из Якутии, которых Богдан нашел пару лет назад, когда пытался найти родителей. Сам он был из детдома, но рассказывать, как ему несладко там было, не любил.

Олесе стало нестерпимо жалко его. Хороший ведь парень, и любил ее по-настоящему. Так даже родители не любили. А может, наоборот, любили? Ведь им было не наплевать на то, с кем она, где она, где учится, как развлекается. Может, в этом и проявляется родительская любовь?

Звонить им сейчас и просить, чтобы они позаботились о теле Богдана, Олесе было стыдно. Наверняка они бы решили все проблемы, но сколько нравоучений надо выслушать! Нет, она к ним не готова. Лучше набрать Андрея.

Олеся посмотрела на часы – без пяти минут шесть. Будильник у Андрея всегда был заведен на шесть утра. Даже в выходные, даже на отдыхе. Олеся всегда злилась, когда он звенел и будил ее, к тому же Андрею он вообще не нужен был – тот просыпался за пять-десять минут до будильника. Олеся не понимала, как можно не хотеть спать по утрам.

Она снова посмотрела на часы – одна минута седьмого – и набрала номер любовника.

– Да, – раздраженным голосом произнес он.

– Я знаю, что ты проснулся минуту назад, поэтому и набрала. Не разбудила?

– Нет. Я же минуту назад проснулся.

– Я знаю, поэтому дождалась шести. Вообще глаз не сомкнула. Прости, но мне опять нужна твоя помощь, – тихо сказала она.

– У тебя еще один муж разбился?

Олеся сглотнула, почувствовав, что Андрей все еще злится на нее. Хотя это она должна злиться! Олеся считала себя настоящим кладом, жениться на котором – великий шанс для любого мужчины. Она иногда даже мечтала, чтобы Андрей стал ее мужем, ведь родители тогда бы точно сошли с ума от счастья – такой богатый и успешный мужчина! Но, как оказалось, она устраивала его только как любовница, а женой он ее не видел.

– Мой отец… Ты знаешь, как он относился к Богдану, – еле слышно пролепетала она.

– Ближе к телу, как говорил Мопассан, – грубо отозвался Андрей.

– У меня нет денег на похороны.

Он громко вздохнул.

– Дашь? – тихо спросила она.

– Денег? Нет. Но скажи мне, в каком морге тело, я все организую.

– О Боже! Думаешь, я с этих денег себе новые туфли куплю?

– Ты меня услышала, – рявкнул Андрей и отключил телефон.

Вот же гад! А еще дурак! С этих бы денег Олеся точно ничего себе бы не купила. Ведь это кощунство.

Но ладно. Пусть решит все вопросы по похоронам, и на том спасибо.

Она покрутила в руках телефон и нашла контакт отца.

Тот вставал еще раньше Андрея – в пять утра. Все же они были очень похожи, и Олеся знала все приемчики: как упросить его, как сделать так, чтобы он ее пожалел или простил, когда надо. Сейчас она нуждалась в совете, как уговорить любовника стать ей мужем, но спрашивать по телефону об этом не решилась.

Олеся вздохнула и все же набрала номер отца. Он должен знать, что происходит в жизни дочери.

– Привет, пап.

– Доброе утро, – как ни в чем не бывало ответил тот. Как будто они и не ссорились. – Ты чего так рано? Случилось что?

– Да, – заскулила в трубку Олеся.

– Что случилось? Говори быстро? Или приехать за тобой?

– Нет, не надо приезжать. Просто… Мне очень плохо, папочка…

Когда она была девочкой, она его только так и называла, и это было от чистого сердца: они обожали друг друга, и она считала себя папиной дочкой. Мама ревновала, конечно, иногда выговаривала мужу:

– Я что, бракованная какая-то? Это ненормально, когда девочка тянется больше к тебе, а не ко мне.

С годами эта близость между папой и дочкой сошла на нет, а сейчас Олесе почему-то нестерпимо захотелось нежности. И любви.

– Олеся, я сейчас приеду. Где ты? В Алтуфьево?

– Не надо, я постараюсь успокоиться. Просто с моим мужем вчера произошло несчастье и он погиб в аварии.

– Пусть земля ему будет пухом… – пробормотал отец. – Может, я все же приеду и заберу тебя?

– Нет. Я всю ночь не спала, сейчас, наверное, лягу.

– Помощь по похоронам нужна?

– Нет, но спасибо. Мне бы очень хотелось, – Олеся на секунду замолчала, обдумывая, просить ли родителей об этом, но все же решилась, – чтобы ты с мамой присутствовали на похоронах.

– Нет, детка. Твой Богдан нам никогда не нравился, и ты знаешь, как мы к нему относились. Да и он нас не жаловал, а лицемерие я ненавижу. Не думаю, что ему будет приятно видеть нас на панихиде.

– Ладно, как хотите.

– Приезжай к нам.

– Уже после похорон. Дел много…

Олеся отключила телефон и снова заплакала. Зачем вообще нужны дети, если родители к ним так относятся? И ведь Богдан был неплохим мужем, почему они его не приняли? Только потому, что она променяла его на учебу в Англии? А кто сказал, что ей эта учеба нужна? И вообще, откуда они знают, что ей нужно, если она сама этого не знает?

Следующей, кому она позвонила, была Мирослава. Правда для этого она три часа просидела в полной тишине, рассуждая про себя, как ужасна жизнь. И как она непредсказуема.

– Чего опять в такую рань? – отозвалась подруга.

– Вообще-то я уже четыре часа как проснулась и не будила тебя, чтобы ты наконец-то выспалась, – огрызнулась Олеся.

– Что опять произошло?

– Богдан вчера разбился на машине.

– Ты шутишь? – раздраженно спросила Мирослава.

– Мира, такими вещами разве можно шутить? Или ты думаешь, что я совсем конченая?

Подруга тихо спросила:

– Как это случилось?

– Он забрал меня из салона красоты, и по дороге мы попали в аварию.

– Ты была с ним? – ахнула Мирослава.

– Да. Но у меня всего две царапины. Я была пристегнута, а он нет, и удар пришелся с его стороны.

– Охренеть…

– Да уж.

– Что будешь делать?

– В смысле? – не поняла Олеся. – Хоронить. Что еще я могу делать.

– Охренеть… – повторила подруга.

Олеся громко вздохнула:

– Похороны, наверное, завтра, да? Получается, вчера он погиб и это первый день, сегодня второй и завтра похороны?

– Ты меня спрашиваешь? – удивилась Мирослава. – Я никогда в жизни не была на похоронах и никогда не пойду!

– Ну круть! Я думала, ты меня поддержишь!

– Нет, Лесь, я даже к двум своим бабушкам не ходила. И к Богдану твоему точно не пойду.

– Понятно. Ладно, пока.

Олеся отключила телефон и опять расплакалась. Вот что за жизнь такая? Родители отказали, единственная подруга – тоже.

Под эти несправедливые мысли Олеся заснула, а проснулась уже после обеда от сообщения Андрея.

Многие начинают мстить раньше, чем их успели обидеть

Богдан открыл глаза и еще раз внимательно посмотрел на женщину.

Точно, тогда в коридоре была она и ее не впустили в палату. Она плакала, просила доктора спасти мужа.

Богдан снова открыл пудреницу и поднес к глазам.

Да, без всяких сомнений на него смотрел Геннадий Вячеславович Горячев. Это лицо он часто видел в корпоративных журналах и в электронных письмах, когда их руководитель рассылал отчеты или поздравлял с праздниками. В самом конце письма всегда была визитка: должность и небольшое фото.

Геннадий Вячеславович слыл жестким, если не сказать жестоким человеком, правда, за глаза. В офисе предпочитали говорить, что он сложный и принципиальный.

– Геночка, – рядом сидевшая женщина взяла его за руку.

Захотелось резко отбросить ее ладонь, но Богдан сдержался. Он уже понял, что его каким-то образом перенесло в тело Горячева, только вот что делать дальше, он пока не знал.

Богдан прикрыл глаза. Все же так думалось легче.

Если он сейчас начнет говорить, что он – это не он и что его затянуло в чужое тело, пока дух Геннадия Вячеславовича бродил по коридору в поисках сигарет, то его, Богдана, примут за умалишенного. Ну а кто поверит в эту чушь?

Он непроизвольно издал тяжелый вздох, и рядом сидевшая женщина вскочила:

– Геночка, больно? Я позову доктора?

– Все нормально, – прорычал Богдан.

Да, голос у него как у медведя. Да и сам он был похож на этого зверя: тучный, огромный, весь волосатый. В офисе много шутили по этому поводу и обзывали генерального директора кто Винни Пухом, кто Гризли.

И что теперь Богдану делать?

Он вдруг резко поднялся на кровати, когда представил, что то же самое могло произойти с его телом. Вдруг они поменялись телами с этим Геннадием? И он лежит в соседней палате? И где Олеся? Если он попал в аварию, значит, и она могла пострадать?

Валентина испуганно смотрела на супруга.

– Гена, у тебя была клиническая смерть, – тихо произнесла она. – Понимаешь?

– Что я должен понимать? – огрызнулся Богдан.

Эта женщина, хоть и была милой, но все равно его раздражала. Ему бы спокойней было, если бы она ушла и он находился в палате один.

– Что тебе нельзя сейчас волноваться. Тебе провели вчера срочную операцию.

– Какую?

– Стентирование.

– Это что еще за хрень?

Странно, но разговаривал он с женщиной легко и даже с таким говором, как это делал Геннадий Вячеславович.

– У тебя была непроходимость какой-то артерии, а стентирование расширяет просвет. Это мне Женя объяснил.

– Иди домой, – тихо сказал Богдан, прилег и закрыл глаза.

– И не надейся!

Ладно, все же она жена этого Геннадия. Богдан хоть и смутно, но помнил краткую биографию генерального директора: тот женился на дочери банкира, у них есть дочь, он ее даже видел совсем недавно – приезжала на мотоцикле. Такая симпатичная, с короткой стрижкой, больше на пацана похожа. Сам Богдан окончил тот же ВУЗ и даже тот же факультет, что и Геннадий Вячеславович, – Московского авиационно-технического института имени Циолковского по специальности инженер-механик летательных аппаратов. Потом он работал где-то на металлургическом предприятии и параллельно стал генеральным директором горно-обогатительного комбината.

На фотографиях Богдан видел его в обнимку с самыми влиятельными миллиардерами страны. Уж точно у этого Геннадия и самого капитал в несколько миллиардов.

Богдан криво улыбнулся. Ну хоть что-то хорошее. Теперь осталось узнать, что с его телом и где оно. И как Олеся.

Он прислушался к шуму в коридоре и не открывая глаз спросил:

– Где мой телефон?

Женщина зашуршала чем-то, и, когда Богдан открыл глаза, она протянула ему айфон.

Богдан покрутил его. Вторая рука была занята капельницей, да и пароля он не знал. Он протянул телефон и попросил Валентину:

– Разблокируй.

Она испуганно на него посмотрела:

– Я не знаю пароль.

«Хорошие отношения между супругами, ничего не скажешь», – подумал Богдан. Впрочем, такие же, как были и у него в семье. Пароль от телефона Олеси он не знал. Пару раз попытался просто взять его в руки, но жена возмутилась и сказала, что это личное, а лезть в личное неприлично.

– Так он от лица может разблокироваться, – посоветовала Ваалентина.

Богдан вспомнил, что в новых айфонах есть такая функция, у Олеси она тоже была. Ее папочка почти сразу раскошелился на новый телефон, а Богдан пользовался старым самсунгом. Олеся его за это называла лохом. Впрочем, не только за это.

Он поднес телефон к лицу, и на экране высветилась фотография девушки. Богдан сразу узнал в ней дочь Геннадия Вячеславовича. Вот бы еще вспомнить, как ее зовут…

– Выйди из палаты, – пробасил Богдан.

Он сам удивился, как четко отдал приказ. Видимо, где-то в подсознании у него отложились воспоминания, как несколько раз Геннадий Вячеславович отчитывал нерадивых сотрудников. К счастью, его приказ и тут сработал и женщина кротко кивнула и вышла из палаты.

Номер Олеси он помнил наизусть. С трудом набрав кнопки на скользком экране, он поднес телефон к уху. Лишь бы она подняла! Лишь бы она была жива и здорова!

– Але! – буркнула в трубку Олеся.

Богдан так обрадовался, что услышал ее голос, что растерялся. Захлопал ртом, в глазах появились слезы, в горле пересохло. Его Олеся жива!

– Але! Вас не слышно!

Богдан кашлянул:

– Добрый день. Это Олеся?

– Да, а вы кто? – спросила девушка. – Если из полиции, то я ничего не помню, я еще вчера вашим парням сказала. Из меня свидетель никакой, я не слежу за дорогой.

– Из полиции? – не понял Богдан. – Нет, я по другому поводу. Могу я поговорить с Богданом Тимофеевым? Все утро звоню ему, но он не поднимает. Он на работу сегодня не вышел, – быстро нашел, что сказать он.

Олеся выдохнула в трубку:

– Богдан вчера погиб в аварии.

– Как погиб? – не сдержался от вопроса мужчина.

– Потерял управление и врезался в грузовик. Там вчера было жуткое месиво. Два грузовика и дюжина автомобилей.

– И кто виноват? – спросил Богдан в надежде, что не он.

– Полиция это выясняет.

– Понятно. Но вы говорите, что он врезался в грузовик?

– Да я откуда помню такие нюансы? Может, вы все-таки из полиции? – возмутилась Олеся.

– Нет. Когда похороны?

– На третьи сутки, как у всех примерных православных!

В трубке послушался один короткий гудок, и она отключилась.

Богдан откинулся на подушку. То, что Олеся жива это замечательно и судя по бодрому говору – не пострадала. А вот то, что виновником аварии является он – ужасно. Жуткое месиво? Неужели из-за него погибли люди?

Дверь в палату резко распахнулась, и в помещение ворвалась девушка с короткой стрижкой. Она подбежала к кровати, на которой лежал Богдан, и схватила больного в охапку, тихо причитая под нос:

– Вот что ты творишь, а? Решил меня тут одну оставить? А как я буду без тебя жить, не подумал?

Она отстранилась и взяла лицо Богдана в теплые ладони:

– Плохой мальчик! Очень плохой!

И, не заметив его удивления, снова прильнула, почти легла на грудь и прошептала:

– Эх, папка, папка…

От девушки пахло мятой и какими-то лесными ягодами, на ее руках звенели браслеты, а сама она была худенькая, как тростиночка. Богдан по-отцовски положил на нее широкую ладонь и погладил по спине.

– Ты же знаешь, как я тебя лю? Правда? – девушка подняла на него темно-зеленые глаза.

– И я тебя лю! – ответил Богдан, и его глаза увлажнились.

Лучшая месть человеку – это доказать, что ты можешь без него

Олеся взяла в руки телефон и увидела сообщение от Андрея.

Пробежав глазами по тексту, она вскочила с дивана.

Андрей все организовал, но совсем не так, как она ожидала. В сообщении было время, адрес, где состоится панихида, и адрес столовой, где потом будет организованы поминки. Она моментально набрала его:

– Хованское кладбище? Ты шутишь? – закричала Олеся.

– А ты какое хотела? Ваганьковское? А могилку между Есениным и Высоцким? – видимо, Андрею было смешно, он даже хихикнул в трубку. – Или мне надо было выбить место Богдану на Красной площади рядом со Сталиным?

Олеся была так шокирована, что бросила трубку, а через несколько секунд не сдержалась и послала любовнику сообщение: «Урод! Ненавижу!»

Она всякое могла ожидать, но то, что он пожалеет денег на похороны! Нет, это уже перебор.

Можно было бы, конечно, позвонить отцу и попросить его выбить место на другом, более солидном кладбище, но за это она должна будет приходить к ним, улыбаться, выслушивать нравоучения. Нет, ей точно сейчас не до этого.

Заказав из соседней пиццерии пиццу, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, она взяла записную книжку Богдана и прошлась по его знакомым. Когда курьер принес еду и она съела пару кусков, настроение чуть улучшилось, и Олеся принялась обзванивать друзей покойного мужа. Все выражали соболезнования, а когда она сообщала, где и когда он будет похоронен, почти все говорили, что это рабочий день и они постараются прийти, но не обещают.

Эти равнодушные люди разозлили Олесю еще больше, чем место захоронения покойного мужа, и, когда она поняла, что почти никто не придет, от бессилия расплакалась.

Успокоилась она только спустя час, но все равно на глаза периодически накатывали слезы, когда она вспоминала последний день Богдана.

Олеся еще валялась в постели, когда он зашел в комнату и, чмокнув ее в щеку, спросил:

– Какие планы на день?

– У меня брови в шесть. Забери меня с Пражской к восьми.

Богдан бросил на нее тяжелый взгляд.

– Что? – не поняла девушка. – Тебе трудно забрать любимую жену?

– Мне совсем не по дороге, – попытался оправдаться Богдан.

– То есть любимая жена должна добираться на метро? Или с каким-то чукчей в такси? – она удивленно на него посмотрела.

– Хорошо, – махнул он рукой.

– Вот и славно. Давай я тебя за это поцелую? – она притянула мужа за лацкан пиджака к себе и чмокнула в щеку. – До вечера.

И зачем ей только приспичило ехать на Пражскую в салон красоты. Это Мирослава виновата! Это она вбила Олесе в голову, что ей срочно нужны новые брови. И только ее бровист делает такие, какие и модно, и красиво. Да, это она, любимая подруга, убедила Олесю и записала на единственное возможное время. А ведь если бы не эти чертовые брови, Богдану не нужно было приезжать за ней и они бы не возвращались по МКАДу домой.

Нет, все-таки Богдан был замечательным мужем: готовил еду, баловал Олесю, любил… Это было ключевое слово – он ее любил. Сильней, чем родители. Сильней всех на свете!

Олеся заскулила. Нет, надо прекращать думать об этом, а не то она сойдет с ума.

С такими мыслями девушка заснула, а проснулась опять засветло. Крутилась, вертелась, представляла, как она будет одна стоять у гроба, и слезы снова наворачивались на глаза.

Ровно в шесть она не выдержала и набрала телефон Андрея:

– Прости, – тихо заскулила она в трубку.

Андрей молчал.

– Я обзвонила всех друзей Богдана, но почти никто не придет. Ты же знаешь, у него родителей нет, родственники только в Якутии, они оттуда не прилетят… Никого почти не будет. И это ужасно. Как представлю себе, что у гроба буду стоять только я, и мне страшно становится.

Андрей ничего не отвечал и тогда Олеся попросила:

– Ты бы не смог приехать?

– Куда? – не понял Андрей.

– На кладбище! – выкрикнула Олеся.

Ну как можно быть таким чопорным и не понимать, о чем она говорит? Но у Андрея наверняка такое не укладывалось в голове, потому что он тоже крикнул:

– Олеся, ты в своем уме? Ну ладно, организовать. Но как ты себе представляешь, когда любовник жены усопшего вместе с ней стоит надо гробом и говорит: да будет тебе земля пухом и гроб кроватью?

– Хорошо, посидишь в машине. Просто мне очень страшно. Ты же знаешь, как я боюсь покойников. Я даже Беллу похоронить не могла, у меня начинались истерики.

– Ладно, я приеду за тобой к одиннадцати, – ответил он и отключился.

Быстро накинув на себя черные брюки, она не смогла найти в своем гардеробе черную футболку, поэтому надела темно-синюю. Все равно там никого не будет и осудить ее не смогут.

Андрей заехал с водителем ровно к одиннадцати, и они направились на Хованское кладбище.

– Я подожду тебя в машине, – он посмотрел на часы: – Гроб через пять минут привезут к храму, там твоего Богдана отпоют и далее похоронят. Если даже никто не придет, не переживай.

– Да нет, все ок, – Олеся указала рукой на людей, которые стояли рядом с церковью, – три его коллеги, два одноклассника и даже его первая любовь, вон та, в черной длинной юбке. Я пойду.

Она вышла из автомобиля и направилась к храму.

Все, кто пришли проводить Богдана в последний путь, коротко кивнули, и только его коллега Олег подошел и обнял Олесю. Девушка сразу расплакалась, он приобнял ее, и они отошли, уступая дорогу катафалку.

Это были вторые похороны, на которых присутствовала Олеся. Лет десять назад умерла ее бабушка и мама заставила надеть черное платье и черный платок, чем разозлила Олесю. Девочка ненавидела черный, и в ее гардеробе даже сейчас почти не было этого цвета, а только яркие, лучше сказать, кричащие оттенки.

Прощаться с Богданом было тяжело. Олеся даже не думала, что будет так сложно. Гроб оказался открытым, хотя видно было только лицо, и лежал Богдан как живой, даже не верилось, что она его больше не увидит. И это было страшно. Чего-чего, но такой участи она ему не желала. Любить не любила, долгосрочное будущее с ним не планировала, но и смерти никогда бы не пожелала.

Когда учредитель похорон попросил всех пройти к гробу и попрощаться, Олеся оказалась последней. Она вцепилась в бархатную ткань гроба и не смогла оторваться, пальцы как будто судорогой связало. Олег заметил это, подошел, отцепил ее пальцы и отвел от гроба. Она рыдала как сумасшедшая и, пройдя пару метров, упала на колени на землю, закрыв ладонями глаза. Понимание того, что она больше никогда не увидит мужа, убивало ее.

Олег подхватил девушку, поставил на ноги и повел к дороге.

Чуть успокоившись, она посмотрела на парня и спросила:

– Как я буду жить без него?

Олег пожал плечами.

– Ты на машине? – спросила Олеся.

Он кивнул.

– Подвези меня, пожалуйста. Я заказала столовую, помянем его.

Олег удивился:

– Мне казалось, ты приехала на машине…

– Это водитель… моей подруги. Не хочу к нему сейчас возвращаться. Подвезешь?

Олег нахмурился:

– Мне вообще-то в офис надо, – но посмотрев еще раз на ее заплаканное лицо, согласился, – подвезу.

В столовую, кроме Олеси и Олега, никто не поехал, остальные несколько человек, которые пришли проводить Богдана в последний путь, отказались, ссылаясь на срочные дела и работу.

Олег с Олесей тоже долго не задержались. Девушка выпила сто грамм водки за упокой мужа, закусила пирогом с капустой, Олег только осушил стакан минералки. На выходе официант предложил забрать всю еду с собой, но Олеся махнула рукой:

– Накормите нищих.

В машине ехали молча. Олег подвез девушку до подъезда.

– Спасибо, – поблагодарила она его, он холодно кивнул и умчался в свою жизнь.

Только поднявшись к себе в квартиру, Олеся вспомнила, что не позвонила Андрею и не сообщила ему, чтобы он ее не ждал.

Чертыхнувшись, она взяла телефон в руки, но побоялась звонить и набрала сообщение: «Прости, я уехала без тебя. Разбита. Спасибо за организацию. Наберу, когда приду в себя» и отключила телефон.

Месть сладка, но не слишком питательна

За окном была ночь, но Богдану не спалось. Он не был верующим, но, когда Валентина ушла домой, громко выдохнул «Слава Богу».

Нет, с одной стороны его радовало, что жена этого господина, в чье тело он попал, его любит, заботится о нем и хотела провести возле его кровати ночь, но, с другой стороны, она его раздражала. Девушка, которая являлась дочкой Геннадия, Богдану понравилась. Он даже позавидовал, ему и самому хотелось бы иметь такую искреннюю и добрую девочку.

А еще ему очень хотелось попасть на собственные похороны, но Богдан понимал, что это маловероятно.

Из головы не выходила фраза Олеси про «жуткое месиво». У кого бы разузнать про аварию и сколько человек пострадало?

Он хорошо помнил ту минуту, когда жена сообщила ему, что беременна, но потом зачем-то сказала, что ребенок не от него…

Пошутила! Конечно, она пошутила! Чтобы разозлить его, чтобы вывести на эмоции! И ей это удалось! Он вспомнил, как утопил педаль газа в пол и машина рванула вперед.

Богдан тяжело выдохнул. Чувствовал он себя прескверно. На душе было тяжело, да и голова раскалывалась. Когда Валентина ушла, он попробовал встать, но ему удалось только спустить ноги с кровати.

«Наверное, к такому тучному огромному телу надо привыкать», – подумал Богдан, да и голова кружилась.

Он попробовал проанализировать ситуацию, в которую попал, и посчитать плюсы и минусы. Для этого прочитал биографию Горячева Геннадия Вячеславовича. С телефона читалось тяжело, зрение подводило, приходилось увеличивать шрифт, но главное Богдан понял.

Плюсов было много: он богат. Он очень богат. Он очень-очень богат. Почему-то о другом уже не думалось. Для парня из детского дома деньги были одним из важнейших факторов для счастливой жизни. Вторым пунктом шла любовь, которую он так, к сожалению, и не получил. Ну хоть сам испытал, и за это спасибо.

Геннадий Вячеславович Горячев входил в двадцатку самых богатых людей России. Сначала Богдан не поверил этой информации. И хоть палата, в которой он находился, и медперсонал, который ходил по струнке, были на высоте, но сама больница была не частной и далеко не самой лучшей в Москве. Но потом он нашел статью о том, как Геннадий Вячеславович заработал свои миллиарды. Оказалось, что у Горячева были и есть два друга детства, которые всегда были ему преданы. Им он и помог подняться, когда сам достиг достаточных высот. Первым был доктор, который и заведовал в этой больнице, – Евгений Владиславович Плетнев. Второй друг – Богдан попытался внимательно рассмотреть фотографию, чтобы при встрече узнать, – Григорий Васильевич Шмых. Ему Горячев купил мебельную фабрику «Три кита».

Читая статьи о Геннадии Вячеславовиче, Богдан почему-то переполнялся гордостью за этого человека. Этот сильный мужчина начал свой бизнес в лихие девяностые с продажи кроссовок и панамок, но очень быстро попал в металлургию. Вместе с соратниками они продавали уголь, его отдавали на переработку, кокс поставляли металлургам, оплату принимали сталью и ее грузили на экспорт. Разница внутренних и внешних цен, а также бешеная инфляция давали маржу в сотни процентов, и оборот переваливал за сто миллионов в год. По тем временам это были фантастические деньги. Через пару лет Горячев присмотрел себе небольшой заводик, куда поставлял сырье, познакомился с коммерческим директором, организовал быструю скупку бумаг у работников предприятия и стал хозяином уже нового завода «Проммет». С годами его хватка никуда не делась – он скупал акции различных предприятий и на сегодняшний день являлся акционером крупных пакетов как минимум двадцати металлургических заводов.

Правда, уже ближе к утру Богдан нашел статью, где описывалось, каким образом Горячев стал хозяином «Проммет» и эта история говорила о том, что этот человек был не только умен, но и коварен.

В статье утверждали, что металлургический завод перешел к нему методом рейдерского захвата, и приводили доказательства.

В своих немногочисленных интервью, которые Богдан нашел на ютубе, Геннадий Вячеславович говорил, что времена были такие, что им приходилось действовать не так, как бы хотелось.

Что ж. В любом случае, Богдан не имел права его осуждать, да и подсознательно он искал гармонию с тем телом, в которое попал.

Так же он понимал, что ему предстоит большая работа. Нужно не вызвать подозрений и вести себя так, как вел Горячев, нужно поскорей разобраться со счетами, понять, где он хранил деньги, акции, активы и обязательно надо что-то решить с Валентиной.

Интересно, какие у них были отношения? Скорей всего, она самый первый человек, который может заподозрить что-то не то в поведении Богдана.

Да, и еще его дочь. Даша. Тут вроде все замечательно, но нельзя расслабляться. Похоже, у отца и дочери была очень тонкая и нежная связь. Нужно не переборщить, но и ласки девочке дать столько, сколько она привыкла получать.

Заснул Богдан засветло, но его почти сразу разбудил старый друг Горячева – Женя.

– Ну ты как? – спросил он, как вошел в палату.

– Живы будем – не помрем, – ответил Богдан.

– Напугал ты нас всех. Особенно Валюшу. Может, хоть сейчас ты образумишься, а?

– А что не так? – не понял Богдан.

– Что не так? – перекривил его врач. – Тебе сколько лет, а?

Вот тут был полный промах Богдана. Он сразу начал знакомиться с биографией Горячева, но дату рождения не запомнил. Интересно, сколько Геннадию Вячеславовичу? Если в начале девяностых, когда начиналась его трудовая деятельность, ему примерно было тридцать, то сейчас ему шестьдесят? Правда, зеркало говорило, что намного больше. Цифры называть не хотелось, и Богдан промычал:

– Много.

– Вот именно! Может, бросишь ты эту гадину, а? Она же все соки из тебя выпивает! Ты за год постарел на лет десять, не меньше.

Гадину? Богдан очень надеялся, что друг Горячева говорит не про Валентину, и очень скоро он в этом убедился.

– Что ты в ней нашел, ну скажи мне как мужчине? Ей же лет меньше, чем твоей Дашке, да и фигуры никакой – кожа и кости. И губы эти надутые, тьфу! Гена, ну я тебя не как врач прошу, а как лучший друг. Я лично тебе стент поставил. Я лично тебя с того света вытащил. Ну ради меня, ну пожалуйста!

Богдан не мог смолчать и выпалил:

– Да с чего ты взял, что это все…

Евгений Владиславович его перебил:

– Ты совсем ничего не помнишь?

Богдан нахмурился:

– Если честно, то последние дни как-то стерлись из памяти.

Доктор кивнул:

– Такое бывает. Как бил меня, тоже не помнишь?

– Я? Бил?

Евгений Владиславович присел на стул:

– После разряда дефибриллятора ты вскочил, раскидал аппаратуру, распихал в сторону весь медперсонал, кричал, угрожал, в общем, вел себя как медведь в посудной лавке.

– Понятно, – вздохнул Богдан и добавил, – прости.

– Да мне-то что? Я это переживу. А вот если ты еще раз залезешь на Кристинку, не выживешь.

Богдан выжидающе посмотрел на друга.

– Ты был с ней, в твоей квартире на Кривоколенном, твой водитель проболтался мне. Хорошо, что он сразу отвез тебя домой, а не на работу. Там бы тебя точно не доставили ко мне. Вернее, доставили бы уже трупом. А Валюша сразу поняла, что у тебя предынфарктное состояние, и позвонила мне. Я приказал твоему водителю везти тебя ко мне. Ну вот так и вытащили тебя. Только еще раз говорю – продолжишь скачки с Кристиной – будешь лежать синим в морге.

– Да понял я, понял, – пробурчал Богдан.

– Ты мне в прошлый раз обещал, да слова свои давно не держишь.

– Обещаю. Говорю тебе, не будет больше этого.

– Виагру небось принимал? – спросил Евгений Владиславович.

Богдан дернул плечом.

– Не помнишь? Ладно, – вздохнул Евгений Владиславович. – Сейчас медсестричка поставит тебе все необходимое, и увидимся после обеда. И выкинь ты эту гадость!

Он встал и искоса посмотрел на друга.

– Чего? – исподлобья произнес Богдан.

– Странно, – покачал головой доктор.

– Что именно?

– Ты уже сутки лежишь…

– И? – не понял Богдан.

– И! Курить не просишься!

Богдан почесал колючую щеку.

– Хочу. Но я дал себе слово бросить, – это первое, что пришло ему на ум, чтобы ответить.

– Это когда же ты его дал?

– Как только пришел в себя.

Евгений Владиславович кивнул:

– Ну Бог в помощь. Раньше ты говорил, что единственное, что возьмешь в гроб – это пачку сигарет, а сейчас решил бросить…

– Раньше у меня не было инфаркта и стента, да и на том свете, скажу тебе по секрету, не принимают с сигаретами.

Евгений Владиславович засмеялся:

– Ты там был всего пару минут!

– Мне хватило понять, что в ближайшее время я туда не хочу, – тоже хихикнул Богдан.

– Ладно, верю! – махнул рукой врач и вышел из палаты.

Если хочешь отомстить – стань сильнее

Утром пришла Валюша. Рядом с ней Богдану было неуютно, он не знал, как себя вести, что говорить поэтому лежал с закрытыми глазами и молчал. Она тоже сидела тихо и не пыталась вести с ним беседы.

Богдану нужно было срочно собрать все пазлы в один и, самое главное, решить – уходить с поста «Проммет» или нет. Его болезнь являлась существенной причиной, чтобы он это сделал сейчас. Этих ходом он убрал бы всю ту ежедневную рутину, которой занимался Геннадий Вячеславович и о которой не знал Богдан.

Сейчас можно было бы начать все с чистого листа.

Валентине сказать, что в связи с клинической смертью он проанализировал свою жизнь и если она хочет, то он ее отпустит. Да, это было немного резко и рисково, ведь Богдан не знал, какие были отношения у Горячевых, но наличие худой костлявой Кристины с надутыми губами говорило ему о том, что тот изменял Валентине и даже был помешан на любовнице.

Ближе к обеду Богдана сморило и он уснул, а проснулся и Валентины на стуле не оказалось, зато прямо перед ним сидела дочь Горячева. Она была прекрасна: такая нежная, хрупкая девочка!

– Не смотри на меня так! – заявила Даша.

– Как? – Богдан улыбнулся.

– Вижу же, что ты рассматриваешь мою прическу.

– Она тебе не идет, – зачем-то произнес Богдан.

Даша закатила глаза:

– Ну мы же с тобой договорились, что это был эксперимент, и я больше не буду стричься под мальчика, потому что… – она выжидающе смотрела на мужчину.

Богдан растерялся. Он не знал, что ей ответить, но Даша сама сказала:

– Потому что я не мальчишка, а твоя маленькая девочка!

Мужчина улыбнулся и кивнул. Действительно у него были очень странные ощущения, и казалось, что она его маленькая девочка. Неужели можно так быстро срастись с чужим телом и думать, как думал его прошлый жилец?

– А как тебя выпишут, мы поедем на Сицилию, да? На нашу дачу, как ты называешь этот дом. Будем ловить рыбу, встречать закаты и рассветы. Да?

Богдан опять кивнул. Хорошие планы. Только сначала он должен встретиться с Олесей, поговорить с ней, узнать, от него ли она беременна, или тогда в машине соврала, чтобы обидеть его.

Только как это сделать?

За секунду ему пришла идея вызвать ее в компанию, ведь Богдан работал в ней, выписать премию, организовать похороны, но он быстро отказался от этой затеи. Если кто-то заподозрит, что он ведет себя не так, как прежде, то… На этом «тут» Богдан застрял.

Что могут подумать? Что они поменялись телами? Ну это же бред! Ни один нормальный человек в это не поверит и уж точно на это не подумает. Но совершать такие поступки, как премия и организация похорон, точно не надо было. Хотя бы потому, что в этой компании это не было принято.

Тогда как же ему выйти на Олесю?

Нанять детектива? Скорей всего да. Наверняка у него их не меньше дюжины на примете.

Даша ушла, когда в палату вернулась Валентина, оказалось, что дочь специально приехала посидеть с отцом, пока мама пообедает.

Богдан взял телефон в руки и прошелся по контактам. Из знакомых нашел Женю и Гришу – друзья его детства и Кристину. Наверняка это была костлявая и с надутыми губами его любовница. Странно, что на этот телефон никто не звонил. Очень странно! Человек такого масштаба не мог пролежать в больнице сутки, и чтобы никто не поинтересовался его здоровьем. Нет, что-то тут явно не так. Скорей всего, у Горячева есть еще один телефон для работы.

Богдан все же рискнул и спросил у Валентины:

– Где мой рабочий телефон?

– Дома.

– Кто мне звонил, не знаешь?

Валентина пожала плечами:

– У тебя же стоит авто-звонок в офис, позвони Марго, и она расскажет.

Богдан на секунду замер, вспомнил грузную высокую женщину за сорок и ее имя-отчество, нашел в списке из последних звонков контакт «Марго» и набрал номер.

Маргарита Павловна родом была из Одессы, ее в компании боялись даже больше, чем самого директора. Она умела построить любого – по поводу и без. Могла сделать замечание, типа «Выпрями спину!» или, если видела курящих в арке, погнать работать. Ее боялись все, а генеральный директор уважал и ценил.

– Геннадий Вячеславович! – заверещали в трубке. – Как я рада вас слышать! Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – прорычал Богдан.

– Вы вечно так говорите, а на самом деле все совсем не так.

– Кто мне звонил? Есть срочные дела?

– Дела подождут. А звонили только чтобы справиться о вашем здоровье.

– Кто?

– Осипов, Мазепов, Махмудов, акционер Газинвеста, не помню его имя, Кирилл Александрович вроде. Потом этот, из «СтальПро».

– Что срочное есть? – еще раз спросил Богдан.

– Геннадий Вячеславович, не делайте мне нервы, – с одесским акцентом сказала она, – ничего важней и срочней вашего выздоровления нет.

– Ладно, спасибо, Марго!

– Всегда рада быть вашим секретарем!

Богдан отключил телефон и улыбнулся. Он слышал много баек про Маргариту Павловну. Но одну он сам лично лицезрел, когда принес Маргарите Павловне документы на подпись.

Возле ее рабочего места висел плакат, на котором было написано: «Десять Заповедей еврейской секретарши:

Не буди начальника, когда он спит.

Не держи своего начальника голодным: приноси ему чай-кофе и сэндвич.

Не возражай ему и не утверждай, что твой совет лучше, чем его.

Не говори ничего такого, что задевало бы его самолюбие.

Не одобряй его врагов.

Не ненавидь его друзей.

Храни его секреты и держи в тайне от всех.

Когда он кричит – улыбайся или говори тихо.

Не проси у него невозможного.

Будь внимательна ко всем его просьбам»

Она тогда заметила, что он увлекся плакатом, читая и улыбаясь, и прокомментировала:

– Эти заповеди касаются каждого, кто работает в нашей компании.

Богдан понимающе кивнул и вышел из приемной.

Сейчас он вспомнил об этом визите и подумал, что все же судьба к нему благосклонна. Могла сразу отправить на тот свет, но этого не случилось, и он сейчас серьезный, можно сказать, без лишней скромности, крутой бизнесмен. Если бы еще был хоть на лет десять моложе…

Но ничего. Можно и в шестьдесят, или сколько ему там, начать жизнь заново и решить все проблемы прошлого. Было бы здоровье! А уж он сейчас об этом позаботится.

Справедливость всегда приправлена щепоткой мести

Еще два дня в больнице были насыщенными. Приходил старый друг Григорий Васильевич Шмых. Богдан узнал его по фото и сразу поприветствовал:

– Гриша! Рад тебя видеть.

– А я уж как рад! Женя мне все рассказал. Я только вчера из Лондона прилетел, и вот такие новости. Ну, главное, жив! И кончай уже свои прыганья.

– Понятно, Женя наябедничал, – помотал головой Богдан.

– А то я без него не знаю, что ты принимал Виагру. Дурак дураком, больше ничего сказать не могу.

Он присел рядом на кровать больного.

– Что делать будешь?

– Насчет чего? – не понял Богдан.

– Может, пора на отдых? Со стентом лучше себя беречь, а работа у тебя, сам знаешь, убийственная.

– Я подумаю, – пообещал Богдан.

Гриша долго у него просидел, вспоминал их детство, смеялся, веселил старого друга. Как ни странно, но Богдана он не раздражал, даже наоборот, ему было приятно слушать интересные эпизоды из жизни Геннадия Вячеславовича. Да и полезно для сбора информации: как он жил, что любил, на чем был помешан.

Оказалось, что кроме Кристины с надутыми губами у него была страсть к охоте, также он раз в неделю ходил со своими друзьями в баню, а летом они все вместе отдыхали на яхте.

К выписке Богдан был готов, но все равно побаивался. Ему предстояло зайти в чужой дом, но вести себя в нем как хозяин. Конечно, можно было сослаться на слабость, попросить жену проводить в кабинет или спальню, но лучше этого не делать. В воспоминаниях Богдана Геннадий Горячев был сильным и волевым мужиком. Именно мужиком! И портить его имидж не хотелось.

Но все прошло отлично. Валюша приехала с самого утра, и они вместе спустились и сели в автомобиль, в шикарный Роллс-ройс темно-синего цвета с прямоугольными фарами, солидной объемной радиаторной решеткой и мощным, но утонченным бампером серебристого цвета. Богдан обожал машины, а английские у него вызывали огромное уважение. Он никогда даже не мечтал о таком и с жадностью прошелся глазами по роскошному автомобилю и отвел взгляд в сторону, чтобы не выдать себя. Как к машинам относился Горячев, он не знал, и, присев на заднее сидение, прикрыл глаза. Эта великолепие поражало: высококлассная кожа, отделка из дерева, алюминия и лака и запах! Запах денег.

– Геннадий Вячеславович, как я слежу за вашим автомобилем, есть замечания? – спросил водитель и завел движок.

– Сеня, ну ты с ума сошел? Неужели ты думаешь ему до этого? – возмутилась Валентина.

– До этого, – не открывая глаз, ответил Богдан, – на первый взгляд все хорошо. Дома рассмотрю повнимательней.

– Я ее специальным воском натер, как вы любите, – не обращая внимания на ворчание Валентины, продолжил водитель.

– Молодец, Сеня, – Богдан открыл глаза и улыбнулся.

Значит, Горячев обожал автомобили. Это хорошо. Можно будет чуть попозже внимательно рассмотреть Роллс-ройс и погладить рукой. Почему-то именно этого хотелось, смотря на эту машину.

Дом тоже удивил, если не сказать поразил: три этажа, бассейн с огромной верандой, повсюду кусты роз и какой-то космический ландшафтный дизайн. Из дома выбежала Даша и бросилась в объятия отца. Богдан ее обнял и поцеловал в волосы.

– Папулик! Если бы ты знал, как я соскучилась!

– Пойдем в кабинет, там и поговорим, – предложил Богдан, обнимая девушку.

Она его тоже приобняла, и они зашли в дом. Их поприветствовали две служанки: одна молоденькая, узкоглазая, похожая на тайку, вторая лет за пятьдесят с серьезным, даже, можно сказать, грубым лицом. Они чуть наклонили головы, и Богдан их поприветствовал:

– Доброе утро.

– Рады снова вас видеть, Геннадий Вячеславович, – пробасила старшая из них.

Даша повела отца мимо гостиной в кабинет. Посадив на огромное кожаное кресло темно-красного цвета, она села напротив на такое же и кивнула:

– Ну? Что решил?

– Ты о чем?

– Уйдешь в отставку?

Богдан пожал плечами:

– Не знаю еще.

– Пап, ну ты мне еще месяц назад обещал, что уйдешь. Что тебя там держит, вот скажи мне? Акционером ты все равно останешься, а дела просто возьми и передай дяде Сереже.

– Дашка, не все так просто.

– Папа, все просто. И ты обещал! А то, что ты обещаешь, ты всегда выполняешь. Забыл, как учил меня с детства?

– Помню. Решим. Дай мне передохнуть чуть. Видишь, я вообще ничего по работе не делаю, – пытался оправдаться Богдан.

– Серьезно? – прищурилась девушка. – А в кабинет тогда зачем мы пришли?

– Соскучился, – нашелся что ответить Богдан.

Даша засмеялась:

– Да, ты неисправим. Идем лучше, я тебя в спальню отведу, в твое любимое мягкое кресло.

Богдан воспользовался предложением, и вместе с Дашей они поднялись на второй этаж и прошли в одну из спален.

Увидев диван, метра полтора в длину и ширину, он догадался, что именно этот предмет мебели она назвала креслом, и улыбнулся.

– Что? Скучал по нему, да?

– По тебе скучал, – он прижал девушку к себе и поцеловал в короткий ежик, непроизвольно хмыкнув.

– Да отрастут, отрастут эти чертовые волосы. Думаешь, я без ума от этой дурацкой идеи? Теперь придется отращивать. Не знаешь, может, есть какие шампуни для роста волос?

Богдан рассмеялся, погладив плешь на голове:

– Никогда не парился по этому поводу.

– Вау, где ты этих сленгов нахватался? Медсестричка, небось, молоденькая была, да?

– Перестань! – он подошел к креслу-дивану и аккуратно сел на него, заметив, что тот мягкий и очень удобный.

– Принести тебе книгу? – спросила Даша.

– А что я там читал в последний раз?

– «Сердце хирурга», – девушка подошла к кровати, где на тумбочке лежала книга. Взяв ее, она вернулась к отцу и протянула ему. – Ты уже второй год читаешь, неужели совсем не интересно?

Богдан покрутил в руках книгу в зеленой обложке. Он читал ее еще подростком, и она произвела на него невероятное впечатление.

В детском доме Богдана частенько били ребята постарше, и однажды он оказался в медпункте, где ему зашили порез над бровью. Медбрат оставил его на ночь. Там он и начал читать эту книгу, и она настолько ему понравилась, что через неделю он сделал так, чтобы еще раз попасть в мед часть, чтобы ее дочитать. Эта книга перевернула его мировоззрение и именно благодаря ей он загорелся идеей стать врачом. И сделал для этого много. Очень много: подтянул учебу в интернате, пытался поступить в медицинский, но у него так и не получилось. Аттестат хоть и был без троек, но на первый курс одного из самых сильных медицинских институтов Москвы он даже близко не прошел. Потом были два года армии, но и после нее Богдан не оставил мечты поступить. Сдался он после третьей неудачной попытки и пошел учиться в авиационно-технический институт по специальности инженер-механик летательных аппаратов. Этот профиль он тоже выбрал не случайно, а потому что прослужил в армии под Оренбургом в военно-транспортном авиационном полку и занимался обслуживанием самолетов.

А вот на работу устроился никак не связанную ни с самолетами, ни с медициной. Взяли его как инженера-механика в компанию «Проммет» после окончания университета, и занимался он расчетами, подбором и выбором электрического оборудования. Работа была интересная, да и командировки он обожал! В общем, жизнь Богдана устраивала. Да и сейчас, оказавшись в теле Горячева, он не унывал.

Взяв в руки знакомую книгу, он интуитивно поднес ее к носу, вдохнув один из любимых запахов бумаги и типографской краски.

– Почему же не интересно? Я ее давно прочел, – Богдан покрутил ее в руках и улыбнулся Даше.

– И молчишь? – поставила руки в боки девушка.

– Очень сильная книга. Прекрасная и поучительная.

– Что тебя поразило в ней больше всего?

Богдан сразу понял, что Даша проверяла его, поэтому попытался вспомнить то, что в общем-то никогда не забывал, прочитав эту книгу:

– «Есть два способа возвыситься над другими. Первый – постоянно совершенствоваться и развиваться, а второй – унижать и оскорблять других. Но только первый украшает человека и возвышает его над другими».

– Мне тоже эта цитата запомнилась. Да и вообще вся книга – сбор мудростей, – Даша присела рядом с Богданом и призналась, – я жалею, что не стала врачом…

– А может, еще не поздно?

Девушка задумалась:

– Мне уже тридцать. Пока я закончу институт, потом ординатуру, мне будет сорок! Сорок!

– Зато ты будешь заниматься любимым делом.

– Да я и иностранные языки люблю. Я все обожаю, если ты не заметил, – она засмеялась и вдруг спросила, – а ты любишь свою работу?

– Да, – сразу ответил Богдан, и пожалел об этом.

А вдруг отец с дочерью уже говорили на эту тему, и Горячев признавался ей, что хотел бы стать, допустим, певцом или танцором? От этой мысли Богдану стало смешно. Горячев был настолько неуклюж и неповоротлив, а его бас пугал всех в округе, что какое-то творческое направление уж точно не для него.

– Я просто так спросила, вижу, что тебе нравится то, чем ты занимаешься. Болен, не болен – ты постоянно думаешь только о работе. Неужели все мужчины такие?