Если бы она ела золото бесплатное чтение

Глава I. Сергей

• Мой друг уехал в Магадан.
• Снимите шляпу, снимите шляпу.

Наконец после утомительных кружений и турбулентных перепадов шасси реактивного Ту-154 вцепились в бетон посадочной полосы. Самолёт замедлил ход, периодически заставляя уставших за восемь часов полёта пассажиров клевать носом в спинку переднего кресла, зарулил куда-то, пару раз качнулся и прекратил надоедливое сопение кондиционеров.

– Наш самолёт совершил посадку в аэропорту «Сокол» города Магадана, температура за бортом одиннадцать градусов, дождь, – звучало по бортовому радио.

«Странно, – подумалось Андрею, – прошло несколько часов, а уже минули сутки. Здесь по-настоящему прохладно, можно немного отдышаться от столичной жары».

Но его впечатления круто изменились, как только он вступил на обильно политый холодным дождём трап. Тут же вспомнил о куртке-ветровке, которую друг так настойчиво советовал брать с собой в самолёт.

В годы рассвета советского спорта Андрей был одним из сильнейших борцов-шестидесятников. Теперь он – государственный тренер, работает со сборными, имеет свою спортивную школу по подготовке подрастающей молодёжи, такой, о которой в песнях поют, – «Придут честолюбивые дублёры». На этот раз по пути в Японию он выкроил пару дней, чтобы навестить друга, который когда-то отказался от перспектив цивилизованного мира, карьеры и столичных привилегий и по каким-то непонятным причинам уехал в далёкий Магадан. О жизни на северах Андрей интересовался мало, знал только то, о чём можно прочитать в печатных изданиях, да слышал то, о чём говорили. А ещё – из нечастых рассказов друга о рыбалке, охоте, реках, морях и красивой природе. Друга с интересом слушали, но он почему-то не упоминал, что даже в середине лета бывает так холодно.

– Андрюха, спускайся веселей, – услышал он, едва ступив на скользкий, обильно политый холодным дождём металлический трап.

Там внизу, под раскрытым большим чёрным зонтом стоял человек, держа в руке какую-то тёплую одежду. Ещё мгновение, и крепкие объятия друга подхватили его и повели к машине. Теперь исходящее из открытых дверей «Волги» тепло казалось приятным, в отличие от столичной надоедливой жары.

– Хорошо у вас тут, – заметил столичный гость, усаживаясь в удобное кресло в прогретом салоне. – И не замёрзнешь в ожидании, прямо у трапа тебя встречает машина.

– Не всегда и не всем так можно, – поддержал шутку друг, – у нас тут есть друзья. Север, понимаешь, брат? Тут без друзей пропасть можно, поэтому их надо иметь везде.

– Насколько я помню, недостатка в друзьях ты никогда не испытывал. Тебя и сейчас наши там помнят.

– А хочешь, Андрюха, на рыбалку поедем? Я там тебя с замечательными друзьями познакомлю, – неожиданно друг перешёл на тему, которая изначально в его планы не входила.

Он даже не понимал, как некстати возникла это идея. Какая рыбалка здесь, у трапа самолёта?

– А удочка для меня найдётся? – пошутил Андрей. Выдержав паузу, изменил интонацию: – Не получится рыбалка, я только на пару дней.

Тем временем «Волга», вальяжно вырулив за территорию аэропорта, вышла на основную трассу и направилась в сторону города.

– На пару дней, Андрюха, к нам никто не едет. Это север, брат! Здесь ты можешь задержаться и надолго, потому что самолёты иногда неделями не могут подняться, а другой дороги нет.

– Серёга, ты совсем не изменился, как был безнадёжным оптимистом, так и остался, и шутки у тебя такие же, – заметил друг.

– По-моему, все не меняются. Вот ты тоже, Андрюха. Каким я тебя знал в те годы, такой ты и есть сейчас. Психологи говорят, что характер человека формируется в первые три года жизни, а потом человек учится управлять своим поведением. В принципе, зачем меняться? Это там, в столице надо гоняться за всякой ерундой. А здесь оптимизм и чувство юмора никому не вредили, да и живём мы на краю света, торопиться некуда.

Мокрая лента асфальта, извиваясь между покрытых зеленью сопок, то выходила на открытый простор, то снова пряталась за очередной поворот, чтобы открыть панораму красот северной природы.

– Ты посмотри, Андрюха, какая красота! – Сергей не давал столичному гостю скучать, указывая пальцем на живописные склоны. – Запоминай, фотографируй, показывай столичным друзьям, пускай завидуют. А может, понравится, и останешься, здесь тоже хорошие тренеры нужны. Народ у нас спортивный, олимпийцев стране даём.

– Про боксёров знаю, про лыжников слышал. Но что-то про борцов слышать не приходилось.

– Если у нас будет такой тренер, конечно, будут и чемпионы.

– А ты сам?

– У меня, Андрюха, всё в прошлом.

– Серёга, ты же был лучшим из нас, что с тобой случилось?

– Сколько лет прошло, Андрюха! А был я таким же, как и все, не лучше, не хуже. Только пахал, как вол колхозный, больше всех, оставался после тренировки и продолжал работать. Ещё и в футбол играл за «Динамо».

– А мы думали, ты качаешься по тренировочному плану. А почему вол, а не бык колхозный? – рассмеялся Андрей.

– Ну, я по гороскопу Телец, что означает бык, – подыграл Сергей.

– А чем вол отличается от быка?

– Не знаю, наверное, тем, что вол и живёт для того, чтобы пахать, а бык ходит в стаде коров, смотрит, кого бы пригласить на интим.

Снова друзья расхохотались.

За разговором время быстро проходит. Друзья и не заметили, как стали мелькать признаки приближающегося города. Преодолев небольшой подъём, машина качнулась, приняв правее. Скрипя тормозами, она остановилась, впереди открылась панорама города.

– Это и есть столица Колымского края? – поинтересовался гость.

– Ты посмотри, Андрюха, какая красота! Сан-Франциско по сравнению с этим – просто дикие прерии.

– А где ваше море? – поинтересовался гость. – Я помню, ты рассказывал, что Магадан со всех сторон окружён морями.

– Да, так и есть, Андрюха, здесь кругом море. Магадан как бы на полуострове стоит. Вон там, видишь, слева – бухта Гертнера. Там мы зимой корюшку ловим. Много корюшки. А прямо по курсу – бухта Нагаева, глубоководная, судоходная. Даже подлодки там прячутся.

– «Нагаевской бухты-барахты» – об этом Высоцкий пел?

– Именно так. Бухта ещё и богата всякой рыбой, крабов там ловим, – Сергей хвалил свои рыбацкие угодья, даже не опасаясь выглядеть занудливым, и как бы между прочим выдал: – Я, Андрюха, никуда тебя не отпущу, пока не покажу настоящую рыбалку, пока не отведаешь настоящей рыбацкой ухи. Там на материке такого не увидишь.

– Ты так увлечённо хвалишь свою рыбалку, что мне и в самом деле захотелось попробовать, но, боюсь, не получится, я только на пару дней.

– Знаешь, Андрюха! Если с дороги ты не очень устал, мы можем организовать прямо сейчас что-нибудь увлекательное. Коль у тебя мало времени, чего зря терять?

– В принципе, я совсем не устал. Давай, организовывай.

– Сейчас мы поедем к морякам и рыбакам, а они профессионалы своего дела, наверняка чем-нибудь удивят.

Они стояли на возвышении, откуда город виден как на ладони. Центральная улица, казалось, начинается у самых ног, проходит через весь город, деля его на две половины, и теряется у самого моря. Выехав на эту улицу, они плавно спустились к центру и стали подниматься к площади телевышки, описав круг, направились к бухте Нагаева. По ходу Сергей рассказывал гостю о местных значимых и памятных местах и событиях.

– Видишь, сколько холмов мы проехали? – спросил Сергей.

– А что, их надо было считать? – поддержал шутку гость.

– Что их считать? – засмеялся Сергей. – Как и в Москве, их тоже семь.

– Что ты этим хочешь сказать?

– А то, что столицу давно пора перевести в Магадан.

– Точно! – пошутил гость. – Я тоже слышал, уже и дачу для Брежнева строят, где он по крышам голубей будет гонять.

– В каждой шутке есть доля шутки, – поддержал Сергей. – Думаю, многим сейчас не мешало бы пожить в Магадане, чтобы по достоинству могли оценить подвиги советского народа.

Тем временем «Волга», вальяжно перевалив очередной холм, оставила телевышку слева и направилась к морю. Казалось, дорога ведёт прямо в морскую пучину, глаза стали автоматически искать береговые сооружения, но «Волга» резко повернула влево и опять поднялась в сторону небольшой высоты. Снова поворот вправо – и как будто попадаешь на другую планету. Хотя в Магадане строить небоскрёбы никто и не думал, основная масса жилых домов ограничивается пятью-шестью этажами, очень редко можно встретить дома в девять этажей, но на этой улице об этажности речи не шло. Грязная, разбитая проезжая часть без тротуаров, серая грязь и пыль на просевших от времени скособоченных крышах одноэтажных сооружений, вросшие в землю стены, редкие двухэтажные деревянные бараки. Впереди снова открылась панорама Нагаевской бухты, казалось, на этом заканчивается город, потому что дорога, повернув влево, идёт по пустырю мимо городского кладбища и упирается на этот раз не в море, а в сопку. Но снова поворот вправо – и с высоты очередного холма, там, внизу, открылась панорама другой части города.

– Это знаменитый Марчекан, – Сергей продолжал знакомить гостя с местными достопримечательностями.

– Это конец города или мы дальше поедем? – шутил гость.

– Это, Андрюха, знаменитый Марчекан, и этим всё сказано! Дальше, конечно, тоже не пустырь и не глухая тайга. Там военные со своими тайнами и секретами. Но мы туда не поедем.

– А чем Марчекан знаменит, кроме песен Высоцкого?

– Это окраина города, где размещены и рыбный порт, и военные, и даже подлодки можно увидеть. Казалось бы, здесь должны быть ухоженные улицы и скверы, но эти проезды и назвать-то улицами нельзя. А вот живописные, богатые природными дарами склоны Марчеканской сопки отделяют бухту Нагаева от Охотского моря, врезаясь на десятки километров между этими гигантскими водоёмами – это тоже достопримечательности. Но есть нечто главное – именно с этого места начинался город Магадан.

– А когда начали строить Магадан? А что здесь было раньше?

– Раньше, Андрюха, здесь не было ничего, глухая тайга, топи и болота, но молодой Советской республике нужно было золото, а здесь его было много. Во все годы Магадан давал стране больше половины добычи золота. Вот и приезжали строить молодой город со всей страны.

– А разве не зеки строили Магадан?

– Что ты, Андрюха! Магадан строила вдохновенная молодёжь, комсомольцы, которые впервые в жизни понимали, что строить надо для себя, а не ишачить на ненавистного хозяина. Люди добровольно ехали и знали, что в лютые морозы и в пургу строить будут города и посёлки в дикой тайге, где для жизни нет никаких условий, будут жить в ситцевых палатках и землянках. Разумеется, дорог тоже не было никаких, самолётов тоже не было. А всё начиналось вот с этого берега, куда пароходами доставляли и людей, и грузы всякие, а дальше тайга, топи и болота. Марчекан знаменит как точка отсчёта, откуда начиналось рождение Колымского края и, на мой взгляд, и по справедливости, должен претендовать на статус центра Колымы, а ещё должен процветать и быть ухоженным и красивым. Но на протяжении всего своего существования был и остаётся, и, наверное, останется всегда окраиной со всеми, присущими по статусу, трущобами и нищетой. Времена меняются, меняются моды, а Марчекан в своём капризном упрямстве остаётся той часть города, где рядом с низенькими домиками и лачугами можно увидеть наспех сколоченное жильё из фанеры, разобранных ящиков и других подручных материалов. В таких примитивных жилищах и проживают люди, чаще всего бездельники, не желающие прикладывать руки к чему-либо, чтобы прокормиться самому и прокормить семью, если таковая у них имеется. Портовый посёлок, расположенный на берегу судоходной бухты, богатой рыбой и всевозможными морепродуктами, казалось бы, мог рассчитывать на процветание и развитие, но он традиционно привлекал со всех концов любителей быстрых заработков. Здесь дислоцировался крупнейший рыболовный колхоз – Северо-восточный рыболовецкий флот со своими многочисленными сейнерами и траулерами, морскими и береговыми заводами по обработке рыбы, где постоянно требовались специалисты по морскому делу, и вообще, просто рабочие руки. Известно, что рыбе в морях-океанах приволье и простор, гоняться за ней – пустая трата времени, поэтому человек научился искать её в местах их сезонного скопления. К примеру, знаменитой тихоокеанской селёдки в районе лова в период нереста видимо-невидимо, а в остальное время – пойди, попробуй найти её. Вот и магаданские рыбаки в сезон спешили выдать стране деликатесного продукта по три-четыре государственных плана, чтобы обеспечить и население большой страны, и ещё чтобы хватило для поставок на экспорт. Но сезонная работа, в свою очередь, имеет свою специфику и ко всем предъявляет свои требования. Когда по полгода в морях-океанах мужик кроме холода и голода да ещё холодной рыбы и каторжного труда ничего не видит, трудно удержаться в человеческом обличии и не сорваться на берегу с наступлением того момента, когда деньги трут карманы, а душа праздника просит. Вот и наши рыбаки-моряки чаще всего, в большинстве своём, дальше береговых интересов не уходили. Здесь и торговля всевозможными продуктами и товарами, и кабаки, где под задушевные песни Мишки Шуфутинского льются рекой и водка, и слёзы. Здесь же водятся и красавицы, которых привлекают не только изголодавшиеся по женской ласке молодые парни, главное, у этих парней водятся деньги, и они совсем не прочь пустить их на развлечения. Конечно, за полгода каторжных условий можно умом тронуться. И ребята пили, гуляли, щедро угощали друзей и подруг, пока в карманах было полно. Но каковой бы ни была длина морского рубля, если вовремя их не наращивать, вскоре они закончатся. А вместе с этим резко сокращается и число друзей закадычных, и подруг «преданных». Кому хватило ума, а главное – воли, чтобы вернуться на работу, заработать на дорогу, навсегда оставить эту затею с морями, вернулись домой. Но многие завязли, утратив всё, в том числе и человеческое обличие, затерялись в трущобах и лачугах и теперь лишь иногда выползают из своих убежищ в поисках пищи, а чаще выпивки. Наверное, и через сто лет в этих улочках и переулках можно будет увидеть необычных, грязно одетых и дурно пахнущих мужчин и женщин с разбитыми физиономиями и синеющими глазами.

Пока Сергей рассказывал гостю эту грустную историю, «Волга», описав новый поворот, направилась к бухте Нагаева.

– Это и есть ваше море? – интересовался гость. – Что-то оно совсем узкое, Каспийское гораздо больше, а тут ещё и горы со всех сторон.

– Не обижай знаменитую, в песнях воспетую нашу Нагаевскую бухту! – Сергей продолжал поддерживать настроение. – Она перед тобой, Андрюха, а ещё у нас нет гор, у нас есть сопки.

– А это что у вас, подлодки стоят? – удивлялся гость, увидев чёрные силуэты на воде.

– Ну почему стоят? – продолжал шутить Сергей. – Они здесь службу несут, граница рядом, вон там Америка.

Тем временем «Волга», петляя и скрипя тормозами, обойдя ямы и разбитое бетонное покрытие, по пыльной дороге подкатила к железным воротам с окрашенными чёрной краской якорями. По геральдической символике безошибочно можно было догадаться, что многоэтажное здание за этим железным забором принадлежит морскому порту, там же находится и рыболовецкий флот. Ворота распахнулись и пропустили машину, даже не проверяли документов. Очевидно, авторитет черной «Волги» сомнений ни у кого не вызывал. На черных «Волгах», как известно, ездит только начальство. А с начальством, понятное дело, лучше не спорить.

– Здесь самое большое рыболовное хозяйство и мои большие друзья. Ты ещё не передумал насчёт рыбалки? – продолжал Сергей, когда они вышли из машины и направились в сторону парадной.

– Я представления не имею, как будет выглядеть ваша рыбалка, но мне становится всё интересней, – заметил Андрей. – А ещё, я и приехал, чтобы с тобой пообщаться, а тут такая возможность и отдохнуть нормально, и порыбачить, и поговорить наедине.

– Я буду рад, Андрюха, если тебе всё понравится. А в морях бывал раньше, не укачивает?

– Не знаю. А что, мы на море поедем?

– Не знаю, Андрюха. Посмотрим, что они нам предложат. Я с ними ходил на морскую рыбалку. Мне очень понравилось.

Пока друзья поднимались по лестнице на второй этаж, встречались разные люди, и с ними все здоровались. Андрей подумал, что его друг здесь работает, поэтому его все знают. Они прошли по коридору и открыли дверь в небольшой тамбур, очевидно, предназначенный для секретаря, но в приёмной никого не было. Они открыли дверь в кабинет. За большим столом в начальственном кресле сидел горбоносый человек и о чём-то оживлённо разговаривал с двумя мужчинами. Сергей поднял руку, многозначительно махнул, приветствуя и одновременно давая понять, что они подождут. Наконец важное производственное совещание завершилось, горбоносый выбрался из-за своего начальственного стола и лично почтил посетителей рукопожатием.

– Познакомьтесь, это Анатолий Иванович, самый большой начальник всего рыбного царства, – представил Сергей, – а это Андрей, мой друг.

– Давно хотел познакомиться со светилами советского спорта, – ответил Анатолий Иванович, пожимая руку гостя. – Много читал о нём, видел по телевизору, рад и лично познакомиться.

Анатолий Иванович предложил гостям присесть и сам вернулся на своё начальственное место.

– Чай будете? – спросил начальник.

– Давай, если не жалко, – пошутил Сергей, потом повернулся к Андрею: – А ты боялся, что чаю не успеем попить.

– Как там столица поживает? – начал разговор Анатолий Иванович, как бывший спортсмен, он интересовался спортивной жизнью.

– Ничего нового, – отвечал Андрей в том же ключе. – Работаю так же, тренером сборной.

– А к нам каким ветром?

– Вообще-то ехал в Японию, попутно выкроил пару дней, чтобы с другом повидаться.

– В Японии сейчас хорошо! – хвалил Анатолий Иванович страну, где ему приходилось побывать.

– Я так понимаю, – хитровато прищурился Анатолий Иванович, – вы не против покататься по морям? У нас тут судно после ремонта выходит, надо двигатель обкатать. Если хотите, завтра с утра можем вас забрать.

– А ты что, Анатолий Иванович, мысли умеешь читать? – Сергей старался поддерживать дружелюбную атмосферу.

– Да тут и читать нечего, – улыбнулся Анатолий Иванович. – От такого предложения никто не отказывается, а тебя я знаю и догадываюсь, зачем ты человека прямо с трапа самолёта ко мне привёз.

– Согласен, – улыбнулся Сергей. – Разумеется, твоё приглашение с удовольствием принимается. – Потом повернулся к другу: – Как, Андрюха, для тебя не утомительно будет?

– Я и не представляю, как это будет выглядеть, – улыбнулся гость, – но мне становится всё интересней.

– Ладно, поехали домой, тебе отдохнуть с дороги надо, у Анатолия Ивановича, наверное, тоже дел полно, – подытожил Сергей и обратился к хозяину кабинета: – Вечером заходите с супругой, посидим, встретим друга.

– Зайдём обязательно, но раньше восьми не получится.

– Хорошо, будем рады.

Море холодное всё же,

Все моря в мире похожи.

Ранним утром следующего дня на небольшом рыболовном судне, отчалив от берега, они направились к выходу из бухты, а дальше в открытое море. «Но наше северное лето – карикатура южных зим», наверное, поэтому, собираясь в поход, а тем более по северным морям, никто и никогда не забывает брать тёплую одежду. Ведь никто не знает, когда покажется северное палящее солнце, и не может угадать, когда затянет небо и сорвётся леденящий ветер. Ближе к полудню путешественники начали освобождаться сначала от тёплых курток, а потом и вовсе разделись, подставляясь солнцу оголёнными частями тела. Механики берегли новый двигатель, судно двигалось медленно, да и спешить не было никакой надобности. Полный штиль, обжигающее солнце, приятная компания – всё это как минимум располагало к хорошему настроению и комфорту. Анатолий Иванович по праву хозяина всё время находил разные темы для общения с гостями, рассказывал истории о событиях, связанных с памятными местами, называл имена знаменитых мореплавателей.

– Смотрите, вон там, видите, синие сопки? – указывал пальцем Анатолий Иванович. – Это остров Завьялова, мы направляемся туда, там хорошая рыбалка. Порыбачим, отдохнём, а утром в обратный путь. Там у нас есть рыбзавод, но мы подойдём к другому берегу.

– А эту скалу называют Каменный венец, – пытался блеснуть своими познаниям и Сергей. – Её видно со всех сторон.

– Сейчас мы проходим мимо мыса Чирикова, – продолжал Анатолий Иванович. – Там главный маяк, его видно и с юга, и с севера.

– Юг – это Владивосток, север – Чукотка, – Сергей пытался показать, что в морском деле он тоже кое в чём преуспел.

– Всё правильно, – кивнул Анатолий Иванович и, постаравшись не задеть его самолюбия, заметил: – Только на юге есть порт Находка, а Владивосток не является морским портом.

– Смотри, – крикнул Андрей, который до этого момента не проронил почти ни слова, а только затвором своего фотоаппарата щёлкал налево и направо. – Это, наверное, кит с огромной чёрной спиной.

– Это синий кит, – пояснил Анатолий Иванович, – здесь они нечасто встречаются. Но ты свой фотоаппарат далеко не прячь, мы уже вышли в открытое море, где касатки целыми стаями встречаются.

Не успел он закончить фразу, как к ним стали приближаться три огромных черных плавника. Занимая параллельно курс, морские гиганты долго сопровождали их, казалось, специально позируя для съёмок. Очевидно, это была семья. Двое располагались по краям, опекая третью, маленькую, которая всё время держалась посередине. Как по команде, время от времени все трое выныривали на поверхность воды, шумно выдыхая, выпускали фонтаны и издавали громкий звук. Казалось, специально позируют кругленькими глазками и белыми боками. Эти морские гиганты, овеянные легендами об их неимоверных способностях, давно привлекали внимание своим грозным видом и умением охотиться. Учёный мир пытается разгадать причины их необычного интеллекта в дружбе с человеком. Они могут подплывать к лодке, которая в несколько раз уступает им размерами, позволяют рыбаку погладить себя по спине. А ещё при ловле палтуса касатки «воруют» рыбку с крючка, откусывая тело и оставляли на крючке только голову рыбы. Прозрачная вода Охотского моря позволяет наблюдать, но рыбаки не спешат менять место. Пусть ворует, это так зрелищно! Они так азартно охотятся на морского зверя, что от разорванных нерп и тюленей разлетаются клочья.

Весь день солнце палило так, что палуба нагрелась, как на сковородке. Судно хоть и двигалось медленно, но и дообеденного времени хватило, чтобы добраться к назначенному месту. В глубокой бухте бросили якорь, гостям раздали снасти для рыбалки и сказали, что к вечеру следующего дня вернутся в родной порт. Немногочисленную команду составляли капитан, судовой механик, моторист и боцман. Для описания клёва не хватит никакой фантазии. Едва опускалась блесна на глубину нескольких метров, как тут же натягивалась леска и крупные экземпляры ерша, трески или минтая оказывались на палубе. По совету боцмана, который с ними присутствовал, как старший товарищ, хорошо знающий морское дело, они подвешивали груз потяжелее, чтобы снасти уходили поглубже, где и рыба водится покрупнее. К обеду на палубе настроили какое-то замысловатое оборудование, и ароматы ухи заполнили пространство. Андрей, увлёкшись рыбалкой, втянулся так, что, когда его позвали на обед, долго ещё продолжал крутить катушку спиннинга. Он подошёл последним с миной на лице, как у ребёнка, которого отвлекли от любимой игрушки.

– Андрей, ты сгорел, – заметил Анатолий Иванович, обратив внимание на его покрасневшие плечи и лицо, – но ничего, мы сейчас тебя лечить будем. Только раздеваться больше не стоит. Наше северное солнце обжигает беспощадно и незаметно. Петрович, – кликнул он боцмана, – неси наш спермацетовый бальзам.

Коренастый, с небольшим животом, чёрными пышными усами – все безошибочно угадывали в нём боцмана. Он проворно нырнул в трюм и вскоре вернулся с небольшим флаконом.

– Это бальзам на основе китового мозгового жира, – объяснял Анатолий Иванович, – хорошее средство и от ожогов и обморожений, и от ран и порезов. За такой флакон японцы готовы отдать целое состояние.

Обед был ещё одним приятным дополнением этого насыщенного необычными впечатлениями путешествия. Уха, приготовленная по какому-то изысканному рецепту, не оставляла никаких сомнений, что будет поглощена до последней капли. А ещё дружеская беседа за кружкой ароматного чая, прервать которую не в силах была даже увлекательная рыбалка. Морские люди прониклись интересом к столичному гостю, о котором раньше знали только из газетных публикаций и телевизионных передач о наших спортивных достижениях. А теперь вот он! Можно его руками трогать, обнимать, руку пожать, чай пить из одной кружки. Ну какая же он знаменитость? Простой наш советский парень!

Солнце склонялось к закату, усилившийся клёв рыбы сильного интереса не пробуждал, да уже и ловить её не было никакой надобности. Но гости не хотели отрываться от такого увлекательного занятия. Они оба стояли у фальшборта и машинально крутили катушку спиннинга, а на самом деле занятие просто служило гармоничным фоном к заинтересованному разговору. Казалось, ничего не может прервать монотонный ход событий, но вдруг леска натянулась, и какая-то сильная рыба стала биться и увлекать удочку в глубину.

– Я что-то тяжёлое тащу, – громко заявил Андрей в предвкушении удачного лова, чем привлек внимание присутствующих.

Люди подошли к борту, по характеру поведения рыбы и плеску воды каждый высказывал свои предположения и пытался поделиться своим опытом. Показалась крупная голова, и экзотический обитатель морских глубин, ощутив на себе дуновение враждебной среды, ещё сильнее стал биться, тянуть в разные стороны, мотать головой, сопротивляться, пытаясь освободиться от впившегося в челюсть тройника. Собравшиеся давали разные советы, предлагали не натягивать леску, чтобы не оборвалась, помотать рыбу, чтобы она устала и меньше сопротивлялась. Наконец змеевидный экземпляр был доставлен на палубу, где продолжал извиваться, метаться и бросаться на все, что находилось поблизости. Но рыба уже на палубе и надо её освобождать от снастей – Андрей наклонился, пытаясь извлечь крючок.

– Андрей, не трогай! – резким криком остановил его боцман.

Андрей в изумлении уставился на боцмана. Петрович подошёл, поднёс кусок доски от ящика-тары. Рыба, набросившись на ближайший предмет, сомкнула челюсти, раздался хруст и от доски разлетелись щепки.

– Вы, ребята, наверное, впервые видите такую рыбу, – объяснял боцман. – Это морская собака. Обычно она прячется в скалах и щелях, подкарауливает крабов и хрустит так, что панцирь краба разлетается как щепки. Её ещё и зубаткой называют, может прокусить и руку, и палец откусить, даже камни грызёт.

– Спасибо, Петрович! – поблагодарил своего спасителя неискушённый рыбак. – Не будь вас рядом, пальца бы лишился. Я слышал о ядовитых муренах, которые прячутся в скалах, но они обитают на больших глубинах, а вот о рыбах-собаках не приходилось. Теперь и с ними познакомился. Кстати, она похожа на мурену.

Неожиданное появление морского чудища привлекло внимание, и люди собрались вокруг, разглядывали со всех сторон. Рыба ещё долго металась по палубе, раскрывая свои зубастые челюсти, бросалась во все стороны. Люди то приближались, наклоняясь над ней, то отскакивали назад, спасая свои ноги от острых зубов и сильных челюстей, подавали разные предметы, палки, которые тут же после характерного хруста становилась короче. Постепенно виновница этого зрелища угомонилась, и люди вернулись к своим делам. На палубу опустился прохладный туман, не сговариваясь, друзья спрятались за тёплыми воротниками. Клёв рыбы уже мало кого интересовал.

Анатолий Иванович на правах хозяина провёл небольшую экскурсию, показал каюту и предложил гостям отдохнуть. Приняв с благодарностью его предложение, они перешли в горизонтальное положение на подвесных судовых койках, увлёкшись разговорами.

– Давай, решай свои проблемы, – продолжал Андрей, – и пока есть возможность, не медли с переездом. Моё слово тоже не последнее.

– С чего ты взял, что у меня есть проблемы? – возразил Сергей и решил пустить разговор в шутливое русло: – Это всё просто. Распорядитель моей жизни решил показать мне Магадан. Похоже, в чём-то я провинился, за что и последовало наказание.

– Ну да, – согласился Андрей, смеясь, – северянина Пушкина отправляли в ссылку на Кавказ, а кавказца – на Север? А ты не помнишь за что Пушкина-то? Он тоже политикой занимался?

– Не знаю, – признавался Сергей, – с Пушкиным я знаком не был, но там что-то с женщинами было связано. То ли царь блудил с Натальей, то ли он блудил с царицей. В общем, что-то такое было.

– Опять женщины?

– Ну да. Без них ничего в мире не происходит. Все рождения и смерти, продолжение рода человеческого или его прекращение – всё происходит с подачи женщин и при прямом их участии.

– С рождением я бы согласился, а смерти почему связаны?

– Всё, что происходит в мире, хорошее или плохое, – всё это или ради женщины, или во имя женщины, а чаще для женщины.

– Тебя послушай, так и не женишься никогда. По-твоему, во всех бедах женщина виновата? Не было бы женщин, всё было бы так, а с женщинами всё не так? Не забывай, что и тебя женщина родила.

– Что ты, Андрюха! – захлестнули эмоции Сергея. – Я давно жду, когда меня на свадьбу пригласишь. И вообще, у меня сыновья растут. А ты что так долго думаешь?

– Ладно, давай отдыхать! Я немного устал, спать хочется.

Может, пустые разговоры ни о чём, а может, расслабление от монотонного морского волнения склоняли ко сну. Но Андрей долго ещё крутил на своём вообразимом экране те годы, когда впервые пришел в спортзал худощавый застенчивый парнишка, чей ярко выраженный акцент не оставлял вопросов о его происхождении, будто только что спустившись с гор, он прямиком оказался в столичном клубе. В принципе, не было в том ничего необычного. Среди борцов любого уровня ребят с кавказской наружностью немало. Худенький парнишка впечатления не производил. Но это было до первых соревнований. А дальше за ним укрепилась репутация упорного трудолюбивого чемпиона. Казалось, у этого юнца есть мотив, который он интуитивно счёл наиболее увлекательной линией жизни, настойчиво прорезая свой путь. Было ли что-то ещё? Безрассудный и смелый, он, казалось, неукротим в своих замыслах, для него всё было новым и всё новое в случае успеха давало новый толчок. Он, казалось, испытывал органическую потребность к риску, идти от достижения к достижению, не останавливаясь, чтобы закрепить свои приобретения и насладиться плодами побед. Казалось, этот парень и рождён для того, чтобы день и ночь вкалывать до седьмого пота во имя своих достижений. Кто-то считал его фанатом, кто-то называл везунчиком, но как бы к нему не относились, сомнений не было в одном: он настоящий друг, который никогда дружбу не предаст и готов отдать все, что имеет. Никто не сомневался и в том, что он пришёл в главную команду надолго.

И вдруг он исчез, как будто такого не было и в помине. И несколько лет о нём никто ничего не слышал.

Если хочешь рассмешить своих богов,

Расскажи им о своих планах.

– Серёга, ты не спишь? – нарушил тишину Андрей. – Помнишь нашу последнюю встречу? Может, расскажешь, что потом было?

Сергей не знал, что ответить, потому что друг намекал на события, о которых он старался не вспоминать. Каких усилий это требовало и до какого отчаяния доводили его воспоминания, известно только ему одному. А теперь он долго не решался заговорить, но всё же, в надежде освободиться от тяжкого груза, решил открыться: «Настоящий друг поймёт».

– А что это ты вдруг вспомнил о давно минувшем времени? – он ещё сомневался, нужно ли открыться.

– Да я и не забывал, – несколько холодновато заметил Андрей. – И ребята спрашивали о тебе, а я и сам ничего не знаю, все плечами пожимают, удивляются. Куда ты исчез?

– Я давно, Андрюха, читал в какой-то книге, – он всё ещё пытался увильнуть от прямого ответа и перевести разговор в другое русло. – «Кто решил пуститься в плавание по этим строптивым водам, тот должен обладать искусством кормчего и выносливостью мореплавателя. И всё-таки может потерпеть крушение и может погибнуть, если ветер счастья не станет ему услужать». Я ясно представлял эту ситуацию, потому что всегда был похож на того незадачливого пловца, самонадеянно спустившего с причала лодку, которой он не мог управлять, и потому отдавшегося воле бурного течения. Никакой опрометчивый школьник, отважившийся ради озорства на подобную проделку, не мог бы чувствовать себя более беспомощным, чем оказался я, когда пустился плавать без компаса и карты по океану жизни, при этом не понимая правил движения. Это потом дошло до моего понимания, с какой неожиданной лёгкостью мною были разруб лены связи, которые давали мне уверенность в своих силах. Я понял, как вера моя в собственные достоинства ослабла, вроде того принца-красавчика, который вдруг оказался сыном пастуха. Но было поздно, потому что мне некуда было вернуться.

– Я принимаю твою исповедь, – Андрей пытался снять напряжение. – Но я другое хотел услышать от тебя.

– В слепом себялюбии мы всегда привыкаем считать все дары, которыми балует нас судьба, чем-то постоянным и неотъемлемым, нам присущим. А потом, когда, представленные собственным силам, мы видим, как мало мы стоим, это нам кажется невообразимо обидным.

– Ясно. А почему бы тебе было не вернуться?

– Куда бы я вернулся? Посадили меня в самолёт и отправили на другой конец Союза. А когда я оглянулся, чтобы посмотреть, что осталось, увидел лишь сумрачное великолепие небольшого отрезка моей спортивной карьеры, которая так внезапно оборвалась.

– Но травмы у всех бывают. А почему ты исчез?

– Нет, Андрюха! Это была не простая травма. Мне запретили вообще появляться в спортзале. Мне сказали, что больше трёх кило… даже авоську с картошкой поднимать нельзя.

– Вот, видишь, сколько нового я узнаю! И ты, я понимаю, решил покончить со спортом. А что-то ты ещё умел?

– Я и сам не знал, что умею и что мне нужно делать. Когда круто повернулась моя жизнь, я не знал ни маршрута, ни правил. Полагаясь лишь на надежду, чувствуя себя стойким и сильным духом юношей, я даже мысленно намечал свои достижения и успехи, не представляя, чем буду заниматься и что меня ждёт вообще.

– Если хочешь рассмешить своих богов, расскажи им о своих планах?

– Получается так. А пока я был сам себе господин и упивался тем чувством свободы, которое наполняет молодую грудь и радостью, и опасениями. Карманы мои не были туго набиты, поэтому маршрут я направил не на южные курорты, а на Север, где будет нетрудно найти работу. Но и там часто приходилось задумываться о способах поисков пропитания.

– Но ты же был известным спортсменом, неужели никто тебе помочь не мог? Ты куда-нибудь обращался?

– Нет, Андрюха. Никуда я не обращался. Я смирился с тем, что моя спортивная жизнь закончена, что никому не нужен слепой и хромой бывший спортсмен, бывший чемпион. Я потом понимал, что совершил кучу ошибок.

– Слепой, хромой. – повторил Андрей. – Ты что, подался на вокзал?

– Нет! Я осваивал множество новых профессий. Днём ремонтировал трамвайные вагоны, ночами грузил коробки на кондитерской фабрике и на колбаске, таскал на холодильнике замороженные туши говядины и свинины, разгружал вагоны с углём и мукой, затаривал водку в утеплённые коробки и отправлял на Север. Видишь, какие таланты у меня раскрылось?

– А мне рассказывали совсем иную историю о какой-то симпатичной блондинке из медицинского. Она болела за тебя, ждала после тренировок, переживала. А потом ты исчез вместе с той блондинкой, и никто не знает, куда и зачем.

– Ну почему никто? Я ведь месяц провалялся в госпитале. Предлагали операцию, говорили, что для спасения от полной слепоты другого способа нет, по крайней мере, можно спасти один глаз. Кстати, та симпатичная блондинка не советовала соглашаться на операцию. Сказала, что в институте спрашивала у профессоров и узнала о новых разработках по восстановлению зрения.

– Ну с ногой понятно. Мы все через это проходили. У нас хорошие медики, максимум полгода, и ты снова в строю. А с глазом что?

– Ты не поверишь, Андрюха! Давно, я ещё в школе учился, классе в седьмом, упал со скалы и приземлился на правый глаз. Был огромный фингал, жутко болел. Но кто в те годы на такое внимание обращал? Оказали помощь, перевязали, и забыл об этом. А здесь по ходу тренировок стало темнеть в глазах как в тумане. Я думал, пот заливает глаза. Потом проходило. А в госпитале я проходил полное обследование, и проверяли зрение тоже. Тогда и обнаружилось, что со зрением у меня серьёзные проблемы. Направили к специалистам, они и забраковали меня как спортсмена. Правым глазом я совсем не видел, а левый так, немного работал, но надежды было мало.

– Постой! Мне рассказывали о травме, несовместимой с жизнью, перелом ноги, позвоночника, открытая черепно-мозговая. Может, хотя бы ты расскажешь, что на самом деле было?

– На самом деле, Андрюха, слухи о моей смерти были сильно преувеличены. С ногой были серьёзные проблемы. Но с черепом и мозгами, как видишь, все в порядке. Правда, зрение сильно пострадало, правый глаз совсем плохо видит, но всё же не совсем слепой. Даже из штаба округа приходили, советовали подать на инвалидность, говорили, хотя бы какие-то пособия буду получать. Но я не стал цепляться за эту соломинку.

– Тебе совсем нельзя заниматься или всё-таки перестраховались? Не приговор же, всего лишь диагноз.

– Нет! Как раз заниматься-то можно. Я через полгода вернулся в спортзал, меня встретили, молодым в пример ставили, даже в «Динамо» работу дали, я в футбол играл. Но уже и уровень не тот, и нагрузки, но я из спорта не ушёл.

– А возобновить не пробовал? Слышал, ты по дзюдо места занимал, я думал, увидимся в Москве.

– Нет! Я на дзюдо перешёл, потому что понял свои шансы, как они ничтожны. Вроде бы времени прошло немного, а пришли такие ребята, что мне и близко ничего не светило. Да и боялся я за своё здоровье. И сейчас плохо вижу одним глазом, а при нагрузках темнеет в обоих.

– А в дзюдо перешёл, потому что легче?

– Нет, Андрюха! Дзюдо – это философия. Борьба, баллы, очки, даже красивые броски и медали – это только внешняя красота, но они вторичны. Всё время разгадываю, что внутри себя происходит. Здесь важнее интеллект, образ мыслей, отношение к окружающим.

– А тренером не хочешь работать? У тебя же физкультурный за плечами.

– Я и работаю, только уровень такой… Какие у нас есть возможности? Народ у нас спортивный, но город маленький, детей отдают в спорт, но предложений много… Кого в плавание, девочек в художественную гимнастику, кто остаётся – идут в лыжи, мальчики идут в бокс. Денег не дают. Команды вывозить на соревнования – нет денег. Вот так и варимся в собственном соку. Первенство города проводим раз или два в год, но это всё, что можем. На областные соревнования из посёлков не все могут приехать. Денег нет!

– А на основном месте работы у тебя всё в порядке?

– А что там? Работаю потихоньку, пробовал кандидатскую, бросил, неинтересно, предлагали завотделом. Ты это хотел услышать?

– Наверное, это. Работой сильно не заинтересован, группа у тебя не ахти, звёзд с неба никто не хватает. Я так понимаю, жизнь тоже интересной не назовёшь? Воспитывать тебя не буду, но мне непонятно – как ты можешь? При таких волевых качествах, как у тебя, я даже не верю, что ты можешь довольствоваться таким малым.

– Всё не так плохо, Андрюха. Я не назвал бы свою жизнь неинтересной, хотя иногда мне кажется, она остановилась где-то там, в нашей молодости. Или я сам смирился с обстоятельствами… Так, значит, так! Иногда полезно взять тайм-аут. Жизнь сильных любит, видимо, я где-то дал слабину. Я это понял, когда судьба опустила меня с небес на землю и выбросила на обочину.

– Да, согласен. Но тебя тоже никто слабым не называл. Наши все тебя сильным считают и сейчас. Или что-то изменилось?

– Что касается наших ребят… знаешь, все вы мне братья, а ты мне старший брат. Это правда! Но многое изменилось. И это правда! Я стал не у дел. Не мог же я сидеть и ждать, пока кто-нибудь подаст кусок хлеба?

– Видишь, какой ты! Я мог рассчитывать на тебя, когда беда меня постигла. Ты меня как брата на своих руках выхаживал, а меня не мог подождать, когда с тобой случилось. Кто ты после этого?

– Андрюха, извини, но ты неправ. Я тогда ни на кого не мог рассчитывать, да и тебя близко не было. Ты там, за рубежами в своих командировках, я и не знал, вернёшься ли вообще. Пытался позвонить, но не получилось. По первости ребята приходили ко мне, приносили кто что мог, даже деньгами помогали. Потом меня перевели на Дальний Восток, и все связи оборвались.

– Когда я вернулся и услышал про тебя, первым делом направился в госпиталь, поспрашивал врачей, никто толком ничего не сказал. Посмотрели в журнале – был такой больной, диагностику сказали, но куда убыл, никто не знает. Только было известно, что направлен к другому специалисту.

– Никто тут не виноват. Врачи и знать не могли, потому что я ещё месяц лежал в окружном госпитале в Хабаровске. А там я был никто. Ни знакомых, ни друзей. Единственное преданное мне существо – Наташка. Приехала попозже… пока оформляла перевод, пока снимала квартиру.

– Значит, ты играл по чужим правилам?

– Нет! Я играл по правилам, которые предлагает её величество Жизнь. Жизнь мне показала хорошую сторону, познакомила с большим спортом, дала мне много хороших друзей. Потом показала и оборотную сторону.

– Это точно. Ты хорошо сказал – «Игра в жизнь». Чем тебе не спорт? Я шесть лет держался в лучшей команде мира. Ты сам представляешь, как удерживаться столько лет, когда молодёжь на пятки наступает. Это тебе не американские хоккеисты, чтобы пить, гулять, потом на допингах свою шайбу катать и миллионы получать. Хотя миллионы для нас не главное.

– А напрасно, – прервал его Сергей, постаравшись перевести разговор в шутливое русло, – миллионы для нас тоже не лишними были бы. Чем мы хуже? Я бы сказал – намного лучше.

Андрей задумался. На его лице появилась снисходительная улыбка. Уж он-то хорошо понимал, о чём говорит друг и почему он оказался в таком положении, где и на помощь рассчитывать не приходится. А ведь он не один такой, травмы в спорте – явление нередкое, кто-то восстанавливается и снова в строю, снова в почёте и уважении. А кому-то не везёт, и оказывается за бортом, где и спасательный круг тебе никто не выбросит. А сколько пота проливаешь, чтобы добраться до этих медалей, не знает никто и знать не хочет. Но ты чемпион: тебе и честь, и уважение, и руку твою пожать – удовольствие для генералов и больших начальников.

– А помнишь, как ты сам деньги собирал на моё лечение? – прервал паузу Андрей. – Как вы доставали лекарства заграничные? Если бы тогда вы оставили меня, неизвестно, что бы стало со мной и в каком метро сидел бы я в инвалидной коляске с опрокинутой шапкой. А кто нас предал за тряпки и за доллары, я о них забыл. И для мести у меня мысли не было.

– Нет, что ты, Андрюха? Какая месть? Я никогда не думал о тех, кто меня подставил. Они и без моего участия своё найдут. Только вряд ли поймут. Да и никому это уже не нужно! А мне тем более.

– Короче, Серёга! Что было, давно прошло, надо думать о будущем. Завтра приедем в город, я прозвоню, порадую ребят, что тебя нашёл, пускай и насчёт работы подумают, и жильё на первое время подберут. Коллектив у нас хороший, никто никого не подсиживает, никто доносов на коллег не пишет, никто никому дорогу не переходит. Каждый занят важным делом, и каждый готов прийти на помощь в любую минуту.

Андрей замолчал. На его предложения ответа от друга не прозвучало. В принципе, он и не требовал сиюминутного ответа. Но он загрустил совсем по другой причине, вспомнив что-то своё, что забыть душа не даёт, потому что по-настоящему больно. На этот раз разговор друзей «отправил в прошлое». Сергей понимал причину молчания друга, и не спешил вмешиваться в его переживания, постаравшись «подключиться» мысленно. Так бывало раньше: готовясь к ответственным поединкам, уединившись в раздевалке, друзья садились лицом к лицу и молча смотрели в глаза друг другу. Но люди понимали, что после таких «бессловесных установок» последуют победы как одного, так и другого. Обыкновенно в спортивном мире разные люди встречаются. Есть настоящие друзья. Такие чаще примыкают к тебе, и за них ты готов отдать всё, что имеешь. Но завистники, подхалимы и доносчики есть не только в школе. Таких меньше, но их деяния бьют так больно, что забыть о них – сил никаких нет. А теперь, по каким-то странным проводам мозг Сергея принимал необыкновенной силы чувства и переживания друга, да так, что в висках заломило.

– Очнись! Ты куда улетел? – дёрнул его за плечо Сергей. – Кто-то тут рвался мне на помощь. Ты не знаешь, кому из нас помощь нужна?

– Нет, Серёга, я в порядке, – заявил он, но счёл неуместным что-то скрыть. – Веришь, ни на кого зла не держу, стараюсь забыть обо всём, но нет-нет, да рожи вплывают перед глазами.

– Это телепатия, Андрюха. Предательство имеет свои законы, которые срабатывают независимо от внешних обстоятельств, и даже от самого предавшего. Больно, потому что только свои предают или тот, кого ты считал своим. Причём, бьёт больно в оба конца – и кого предали, и самого предателя. Сам предатель страдает больше всех, но причину не понимает, а до конца своей несчастной жизни ищет оправдания. Он не понимает, почему не может себя простить. Все могут его простить, но сам – никогда. Поэтому он бросается с обвинениями во все стороны, но так и не может забыть. Потому что если случится чудо и хватит сил заставить себя забыть, подсознание будет напоминать. И знаешь, в чём парадокс? Предателей никто не любит, и убирают первыми даже новые их хозяева.

– Значит, и вправду это смертные грех? И в «Божественной комедии» предательству, как самому тяжкому греху, отведено семь кругов ада.

– Ну, за грехи они расплатятся в другом мире, там позаботятся. А что нам делать здесь, чтобы этой твари радом не оказалось?

– С ними ничего не сделаешь, – поставил точку Сергей. – К сожалению, сущность человека такова. Они вырастают из-под земли. Но чтобы осознать происходящее с нами тогда, одного логического анализа было мало, расследования нужны по всем правилам и требованиям кодексов. Потому что с этими лично мне всё ясно, я допускаю, что по причине зависти. А за что нас начальство невзлюбило?

– Наверное, по тем же принципам, что любая зараза ищет своих и чаще всего находит родную почву, прикидывается обиженным, идёт на всякие уловки и, как ни странно, находит своих на всех уровнях. А помнишь: начальство быстро опомнились, нашли нас и вернули?

– Конечно, после того как Европу так позорно продули, немудрено было вспомнить и о старой гвардии.

За разговором друзья и не заметили, как плавно за горизонтом скрылось солнце, а за этим наступила ночь. В каюте воцарилась тишина, шелест морской волны монотонным постукиванием о борт судна располагал к спокойному сну. Но Сергей ещё долго перебирал в размышлениях возможные варианты, связанные с предложением друга, который занимает высокий пост государственного тренера и является первым лицом в федерации классических единоборств. Он понимал, что его внезапное исчезновение породило множество разноречивых слухов. Так водится в спортивном мире. Был человек… и не просто человек – появился на арене молодой талант, перспективный чемпион, о нём говорили, на него рассчитывали. И вдруг исчез, будто его и не было! Конечно, травмы в спорте – это первое, что можно предположить, но есть ещё ряд обстоятельств и соблазнов на спортивном пути, которые могут прервать эту стезю. Наркотики, допинги, неспортивное поведение и, как венец всех этих бесчестных уловок, – деньги, подкупы, продажность. Неясности всегда порождают слухи. Поэтому, как он полагал, первым делом ему надо вернуться в столицу, чтобы одним своим появлением опровергнуть недобрые слухи. А чтобы окончательно прояснилась ситуация – собрать хорошую группу талантливых ребят и приложить все свои умения и знания, чтобы его воспитанники были лучшими в стране. Он даже визуально представлял будущих своих чемпионов.

С этими картинами Сергей незаметно погрузился в приятные сновидения. Но уже наутро сначала закрались сомнения в безупречности его планов, затем аргументы за и против, а вскоре он понял, что решительно должен отказаться от таких планов. В самом деле, ведь с момента его отъезда прошло много времени. Хотя он и полагал, что полного забвения не заслуживает, но это могло именно так и случиться. Для правильного понимания ситуации и принятия верного решения ему по-прежнему не хватало жизненного опыта. Но он уже все решил, и теперь оставалось только придумать формулировку, как об этом сказать другу, чтобы не затронуть его достоинства. А самая деликатная сторона – сказать так, чтобы не было намёков на репутацию Андрея, будто его предложение не может быть окончательным, потому что надо решить ещё вопросы относительно жилья, баз, зарплаты и ряда других социально-бытовых проблем, которые, как известно, с трудом разрешаются даже для действующих спортсменов. А ещё есть над ним начальство, федерация, да и другие лица, которые попросту могут что-то не разделять. Сергея нельзя было упрекнуть в недостатке смелости или, если хотите, дерзости, но сейчас на кону была репутация не просто друга. И от него требовалось не медлить с тщательно взвешенным решением. Об этом он должен немедленно сообщить другу. Не было на свете такой профессии, к которой он относился бы с таким пристрастием, как работа спортивного тренера, но в данный момент с болью ощущал, что должен отказать, считая своё возвращение таким способом неэтичным, и не тратя лишних слов, не давая воли эмоциям, сказать прямо и честно. Так он и поступил, когда Андрей завёл разговор за утренним чаем.

– Я все продумал, Андрюха, – растягивая слова, Сергей старался высказать главное, – будет правильно, если я пока спешить не буду.

На эту новость Андрей никак не отреагировал, продолжил наслаждаться вкусом завтрака, приготовленного в морских условиях по особому рецепту. Когда по полгода человек находится в морях-океанах, при всём изобилии морских даров разнообразия на столе всё же хочется. Продуктами моряки с берега запасаются, но на их изобилие рассчитывать не приходится. Тут и наступают преимущества кухонных фантазий.

Андрей умел владеть эмоциями, никогда не давал излиться своему недовольству и не позволял себе показать досаду.

Он посмотрел сверлящим взглядом на друга, тут же отвёл глаза в сторону, ухмыльнулся и саркастическим тоном задал вопрос, который, на первый взгляд, не был связан с темой разговора:

– Ты не интересовался, кем ты был в своей прошлой жизни?

– Нет! А зачем тебе? – Сергей удивился такому переходу, поскольку прежде не замечал, чтобы друг интересовался реинкарнацией.

– Насколько мне известно, в этой жизни ты преступлений не совершал, и ты не убеждённый диссидент, – Андрей не удержался от смеха. – Поэтому у меня есть подозрения, что мотаешь срок за грехи прошлых жизней. Других причин я не вижу.

– Андрюха, я здесь живу и никакого срока не мотаю, Магадан тоже хороший город. А главное, здесь хорошие люди!

– Нет, Серёга! Я впервые в Магадане, ты это знаешь. Раньше только слышал о колымских лагерях, о зеках и убийцах. Хотя Высоцкий и говорил, что «Убийц там не больше, чем в Москве», но первого впечатления мне достаточно, чтобы сделать выводы. Не напрасно Магадан окутан дурной славой, блатными песнями и тюремным жаргоном. Думаю, случайно люди сюда не попадают. Твоё пребывание в Магадане похоже на отбывание какого-то наказания. А принять решение не можешь только потому, что срок не вышел. Либо побег, либо освобождение по окончании срока. Амнистии не бывает, третьего не дано.

«Слава богу!» – подумал Сергей.

Друг всё правильно понял и даже перевёл в шутку. Однако шутка вовсе не шутейная. На самом деле и в его мозгах всегда занимала место загадка «Северного притяжения». Какие силы заставили его променять горы и изобилие грузинской природы на эти суровые морозы, болота и топи с гнусом и комарами? Конечно, обвинять человека в непонимании мистического значения важных слов было бы несправедливо и необоснованно. Сергей был поражён только тем, насколько суждения друга проницательны. Да и потом, по прошествии лет, намерения покинуть эти края раз и навсегда могут оказаться тщетными. Когда уже все планы, казалось, исчерпаны, когда уже не держит ничего, когда во всём преследуют неудачи, когда нет ни семьи, ни достойной работы, когда уже нет никакого интереса к пресловутому длинному рублю, за которым тянутся люди к Северам. И даже уже упакованы чемоданы, но каждый раз возникало что-то важное и непредвиденные, что в одно мгновение заставляло менять планы. Это потом все обстоятельства и многочисленные совпадения заставят поверить в мистическую силу Магадана. Невзирая на мнения скептиков и любителей критиковать и отрицать всё непознанное, рискуя своим здоровьем, ставя на карту всё дорогое, что у него есть, он упрямо будет исследовать законы невидимого мира, в том числе «силу северного притяжения», ничего общего не имеющего с гравитацией.

На самом деле не золото и большие деньги манят людей на Север. В двадцатые-тридцатые годы советские юноши и девушки добровольно ехали в неизведанную тайгу – где болота и топи, гнус и комары, где не ступала нога человека со дня сотворения мира. Люди жили в ситцевых палатках и землянках, а кругом суровые морозы, и строили красивый современный город. И не золото и большие деньги двигали людей, а нечто такое сильное, что играет основополагающую роль в жизни человека, но оно обитает в тонких, невидимых мирах, которые часто остаются вне поля зрения человека.

На то она и первая любовь,

Чтоб быть ей не особенно удачной.

Поздним майским вечером в квартире Сергея раздался телефонный звонок из Москвы. Звонил, как нетрудно догадаться, Андрей, чей визит в Магадан оставил множество приятных впечатлений, но остались и открытые вопросы.

– Привет, Серёга! Сейчас у вас, наверное, уже ночь, – как бы между прочим заметил Андрей, вероятно, стараясь дать другу время, чтобы тот сосредоточился.

– Привет, Андрюха! – отвечал абонент, протирая глаза. – Я рад тебя слышать в любое время и в любом месте. Ты это прекрасно знаешь.

– Я сразу о деле. У нас в Омске намечается юношеский чемпионат, ты включен в состав судейской коллегии. Как ты, приехать сможешь?

– Андрюха, боюсь, не оправдаю доверия, я ведь такого уровня соревнований давно не судил.

– Не прибедняйся, Серёга. Опыт у тебя есть, а всё остальное на старых дрожжах потянешь.

– А ты сам в каком качестве будешь? Своих чемпионов выставляешь или сборную повезёшь?

– Я привезу своих только четверых, ребята хорошие, посмотришь. Есть ещё время, посмотрим, что ещё можно. Ты как – больше на ковре хочешь или за столом?

– Что с вами сделаешь? Раз вы там решили всё, мне остаётся согласиться, правда, ещё и выбор есть. Когда начало?

– Двадцать второго начало, вызов на твой адрес уже послали. Номера в гостинице заказаны, так что можешь приехать за сутки до начала. Тем более что тоже мы приедем немного раньше.

– Андрюха, я же знаю, что ты ещё что-то припрятал в рукаве, давай, доставай. Что там, хорошие новости?

– Какой ты догадливый! Ты Германа помнишь из Плехановки?

– Как не помнить хороших друзей? Я с ним виделся пару лет назад у Вовки Симакова. Я из отпуска возвращался, а Герман что-то решал у нас с финансами. Мы ещё вспоминали наши юные годы. Помнишь, этого немца мы всегда использовали как сотрудника министерства финансов ГДР? Так он и работает сейчас в этой сфере.

– Вот-вот! Он там большой человек теперь, тобой интересовался, предложить что-то серьёзное хочет. Ты планируй свой отпуск так, чтобы после чемпионата вместе поехать в Москву, Герман тоже к этому времени будет в Москве, там и поговорим.

– Хорошо, с отпуском, думаю, проблем не будет. А что наш немец хочет, ты не спрашивал?

– Не знаю, мы хорошо посидели, о делах мало говорили. Наверное, деньги тебе хочет предложить.

– Шутишь, Андрюха? Немцы никогда так просто никому ничего не давали, а денег тем более. Наверняка в голове у нашего великого комбинатора немецкого разлива зародилась какая-то многоходовая комбинация, чтобы заработать ещё больше денег.

– Извини, Серёга, мы так хорошо отдохнули в Славянском… Сам понимаешь – кому в голову придёт говорить о делах в ресторане с друзьями? Кстати, тебя часто вспоминали, тех цыган вспоминали, и никто не мог вспомнить имя той красавицы. А Герман всем доказывал, что ты женился на ней. Ты сам-то её помнишь?

– Андрюха, это была Милена, – как-то особенно чувственно произнёс Сергей имя.

– Вот-вот, Милена. Мы там как только её не называли. А ты всё помнишь. Старая любовь не забывается.

– Нет, Андрюха, она была не старая любовь. Она моя первая любовь. Как в такую красавицу было не влюбиться, такую нежную и такую умную? И конечно, я был по уши влюблён.

– А действительно, почему не женился? Хорошенькая, красивая, а ещё сейчас узнаю, что она была умница и красавица. Таких женщин терять нельзя, будь она хоть цыганка, хоть негритянка. Граф Толстой взял в жёны цыганку, говорят, всю жизнь был счастлив.

– Я бы с удовольствием! Только она ни за что не променяла бы свою волю на мои скромные клетушки. Она дитя степей, а я привязан был к службе, к своему спорту. Откуда я мог знать, что скоро всё это потеряю? Её я потерял гораздо раньше.

– Действительно напрасно! – согласился Андрей. – Разве можно было потерять такую любовь?

– На то она и первая любовь, чтоб быть ей не особенно удачной.

Этой строкой известной песни и был закончен разговор. Друзья договорились встретиться на юношеском чемпионате и простились.

Сергей положил трубку телефона, и мысли его, обогнав последнюю новость, отправились в путешествие по страницам той прошлой жизни.

В тот вечер в самом центре столицы встретились четверо молодых людей, самому старшему из которых едва исполнилось двадцать два. Они – студенты столичных вузов, но главное, что их отличает от обыкновенных студентов, это то, что двое из них – известные спортсмены, и у них водятся деньги, третий – поэт и журналист, сотрудничает с известным журналом и тоже небеден, а четвёртый – тоже студент, но иностранец из демократической Германии. Судя по перечисленным аргументам, наши герои могли позволить себе посещение ресторана, для обычной братии подобное путешествие – или непозволительная роскошь, или, если кто-то и решался на подобное безумие на свою худую стипендию, то только после принятия готовности положить зубы на полку на весь следующий месяц. Наши друзья, попросту говоря, ничем подобным не рисковали.

По этим ли основаниям или по прихоти прохладного осеннего вечера, прогулка по улицам Москвы нашла промежуточную остановку у дубовых дверей «Славянского базара». Этот ресторан в центре столицы манил посетителей национальной кухней. Возможно, были ещё другие важные обстоятельства, но по традиции и по малопонятным причинам в вечернее время поужинать в ресторанах не было никакой возможности. Все столы кем-то были заказаны, а над жаждущими отдохнуть или хотя бы поужинать издевательски «хохотала» ловко устроенная за дверным стеклом табличка «МЕСТ НЕТ». Встретив у дверей холодный надменный взгляд швейцара, который, судя по внешней форме и надменному взгляду, возомнил себя генералом, они остановились, минуту-другую прислушиваясь к доносившемуся из зала пению цыган. Не тревожа почтенного стража ресторанных дверей, друзья стали о чём-то громко рассуждать, шутить, не обращая никакого внимания на «генерала», что в свою очередь, повергло его в размышления.

Словарный запас по немецкому языку из школьной программы давал Сергею возможность более или менее сносно понимать разговорную речь.

И на это «генерал» сразу обратил внимание.

– Ai du, kom hier! (Эй ты, иди сюда!) – крикнул Сергей Герману и направился к двери, подмигивая в сторону швейцара, ради которого и задумал разыграть этот спектакль. Остановившись у дверей, он продолжал «шпрехать»: – Gehorn. Das ist aine lange geschich telied zigeuneren. (Послушай, какая долгая протяжная цыганская песня).

– Gut ser dut verdehen gitarre, (Хорошо, очень хорошо изнывают гитары), – восторженно голосил немец.

– Nain nain. Du bist aine trinker. Das ist nicht gitarre. Das ist aine geige, (Нет, нет. Ты просто пьян. Это не гитары, это скрипки), – кричал Сергей и, громко смеясь, тыкал пальцем в лоб Герману.

Громко выражая свой восторг по поводу сладкого пения цыган, жестикулируя и подзывая друг друга, наши «иностранцы» подобрались поближе к двери ресторана. Они прислушивались, прикладывая ухо к стеклу, выказывали свои эмоции, ахали-охали, но этим их интерес ограничивался. Весь этот спектакль был придуман лишь для того, чтобы произвести впечатление на швейцара.

Тот, наблюдая за бесцеремонным поведением группы иностранцев (а к этому моменту у него на этот счёт сомнений не было), крутил в голове свои интересы: «Будут ли проситься впустить? Какие чаевые дадут? За какой столик их посадить, какому официанту передать? Вон тот, который по-ихнему скороговаривает, весь такой заносчивый, никого не стесняется, кричит, толкается, а второй, высокий, с таким носом, точно немец! Только у немцев бывают такие носы. Советские люди не стали бы так вести себя. Только почему они не просятся впустить? Может, не хотят отдыхать? Да нет. Иностранцы всегда ужинают в ресторане. Для них и принято резервировать столики».

В советские рестораны в вечернее время, а в большинстве из них и в дневное, случайные посетители попасть не могли. Рестораны не были битком набиты, были свободные места и столики, и даже свободные кабины и залы, но по непонятным причинам впускать граждан было не велено. Зато иностранцев, как говорится – милости просим. Такая установка существовала повсеместно, очевидно, по двум причинам: во-первых, перед иностранцами нельзя ударять лицом в грязь. Кто знает, что они потом напишут в своих буржуйских газетах? Мол, в советском городе Ейске или Саратове даже поужинать не дали. Во-вторых, и это важно для самих стражей ресторанных дверей, – иностранцы всегда щедры на хорошие чаевые.

Ну вот и назрела ситуация, да и сам «генерал» тоже созрел – и поэт медленно подкатил к нашему немцу, что-то приговаривая, жестикулируя и подмигивая.

На что Герман на чистом немецком языке, уж неважно, на каком диалекте, громко утверждал:

– Ja. Ja. Das ist zer gut. Das ist shen, (Да. Да. Это очень хорошо, это красиво), – широко размахивая длинными руками, стал зазывать он друзей.

Продолжая играть роль главного инициатора, наш поэт подошёл к стражу ресторанных дверей, пред ставился переводчиком, на чистом русском намекнул, что эти ребята приехали из братской Германии и вложил ему в руку советскую «трёшку». В принципе, если бы не было надобности держать марку, и без такого щедрого вознаграждения ресторанные двери, конечно, открылись бы, и столик на четыре персоны в хорошем уголке отыскался бы, и услужливого официанта с предложениями изысканных блюд и напитков ждать бы долго не пришлось. При виде такого роскошного выбора даже небедные наши молодые люди задумались о содержимом своих карманов и решили заказать исконно фирменное, но сносное по цене блюдо – пельмени по-русски. (Как будто бывают пельмени французскими или китайскими). Просто, но со вкусом.

Герман придумал ещё и легенду. Он сочинил целую историю, путая русские и немецкие слова, пытался блеснуть в красноречии, рассказывая о том, как его отец, известный финансист из министерства финансов ГДР, ужинал здесь, у них в ресторане, ел фирменные пельмени под русскую водочку, очень остался доволен и сильно хвалил. Официант кивал, давая понять, что ему всё ясно, временами поглядывал на поэта, чтобы тот переводил, в конце концов выразил своё одобрение удачным выбором, поклонился и ушёл. И на самом деле, нет ничего удивительного в том, что в ресторане с названием «Славянский базар» в центре столицы исконно русские пельмени избраны быть фирменными. Но и этого было бы недостаточно, если бы не старания поваров придать этой простой снеди изысканный вкус. В ресторане фарш готовили в определённых пропорциях из мяса говядины, свинины, баранины и курицы, сдабривали приправами, луком и чесноком и вручную заворачивали фарш в тесто, приготовленное по особому рецепту. Всё это помещали в глиняные горшки, а вместо крышки сверху залепляли лепёшкой и томили в печи при определённой температуре строго отведенное время.

И вот наступил момент, о котором говорят «пальчики оближешь»: тремя пальцами отрываешь кусок лепёшки-крышки, макаешь в сочное содержимое горшка… А стопки уже нетерпеливо ждут, а на дворе шестидесятые, а тебе чуть больше двадцати…

Цыганский ансамбль в составе трёх или четырёх женщин и двух мужчин создавал романтическую атмосферу. Они двигались по проходам между столов, виртуозно извлекая волшебные звуки из своих струнных инструментов, по каким-то необъяснимым ориентирам останавливались, пели, плясали, и за эту красоту им что-то платили. Женщины пели, раскрывая в широкой улыбке ряд жемчужных, вперемежку с золотом зубов, распускали веером и размахивали полами своей разноцветной одежды. Посетители ресторана давно уже привыкли к их присутствию, слушали с удовольствием, одаривали их и просили исполнить что-то по заказу. Казалось, порядок вещей установлен, кому-то нравится пение, а кто-то любит пляски.

Когда вечер был в самом разгаре, мужчина постарше вдруг ударил по струнам и запел что-то очень мелодичное, что заставило многих на время оторваться от своих рюмок, отложить в стороны ножи и вилки. Его подхватил другой мужчина, и зазывно-увлекающе зазвучала мелодия, к ним подключались женщины, пение то успокаивающе затихало, то усиливалось, манило куда-то. Внезапно, словно материализовавшись из воздуха, появилась необычной красоты молодая цыганка. Она запела мягким, хватающим за душу голосом, ей стали вторить остальные женщины, временами они замолкали, и тогда песню подхватывали мужчины, и так поочерёдно, уводя мелодию то куда-то в степи, леса и небо, то возвращаясь в зал, увлекали присутствующих за собой.

Сергей не мог понять то глубокое, щемящее чувство, которое пробуждала эта дикая и вместе с тем божественная мелодия, будто в этот зал случайно залетела экзотическая птица из неведомых девственных лесов и запела для людей, безбрежных просторов, неба и Бога. Он застыл на месте, будто связанный цепями, прибитый тяжёлыми гвоздями, впился взором и всем своим существом в чудную певицу, боясь шевельнуться, чтобы не вспугнуть её. А сердце его сжала какая-то непонятная боль.

Снова вздрогнули гитары, и женщины, мигом взявшись за руки, стали кружиться вокруг молодой цыганки, а она в это время лишь покачивалась в такт музыке, привлекая внимание своей грациозностью. Как только музыка поменяла ритм, круг разомкнулся, и молодая цыганка пошла плясать. О-о-о! Что за чудо!? Её чёрные огромные глаза ещё больше расшились, сверкая словно две молнии, губы сладострастно вздрагивали и издавали звуки, то открывая ослепительно белые зубы, то принимая замысловатые формы. И женщины, и мужчины периодически включались в танец, то сходились, то расходились, кружились, били в ладоши, вибрируя всеми частями своего тела. Снова поменялись ритмы музыки, круг разомкнулся, участники танца стали отступать, посторонились, напевая какую-то призывную песню. Молодая цыганка превратилась во что-то сказочное – как ангел, как птица. Языком танца она увлекала за собой, то приближалась, словно обнимая своими нежными руками, то убегала, маня за собой.

Сергей, утратив чувство времени и пространства, провалился в эту нереальную красоту, вообразив себя в раю. В пожаре танца волшебная танцовщица одним прыжком села ему на колено и впилась своими сладострастными губами в его губы, благоухая лесными ароматами. Он ещё долго мог находиться под гипнозом, но поэт ткнул локтем ему в бок.

– Дай ей денег, – сквозь зубы процедил Вовчик.

Сергей лихорадочно вывернул свои карманы, достав всё, что у него было, и положил девушке на ладонь. Она взяла деньги и исчезла так же быстро, как и появилась.

Дальше всё шло своим чередом, друзья отдыхали, пили, ели, но что-то изменилось. Ни на секунду Сергея не покидали воспоминания о близком дыхании молодой девушки, её тёплых нежных руках, сладострастном поцелуе. Когда ужин подходил к завершению, цыгане исчезли, а друзья уже переключились на дальнейшие свои планы, внезапно молодая цыганка, словно птица, приземлилась на колени Сергея.

– Дай руку, красавчик, погадаю, – приговаривая, она взяла тёплыми пальчиками его руку, вывернула ладонь. – Ты мне вон сколько денег дал. Как я могу тебя так отпустить?

Она водила пальчиками по его левой руке, изучала извилины и дорожки, открывала и выворачивала то левую ладонь, то правую, изучая все штрихи, извилины, бугристости, поохала, поахала, вздохнула и прильнула ухом к его груди.

– Да ты, красавчик, совсем не дышишь… Влюбился что ли? Ай, красавчик! Ай, мучиться будешь! – приговаривала она, продолжая изучать географию его ладони.

Сергей, утратив способность понимать значение слов, обнял её и прижал к себе.

– А ты, красавица, ко мне на свидание придёшь? – прошептал он ей на ушко и поцеловал.

– Я не твоя судьба, красавчик. У тебя другая судьба, – говорила она как бы между прочим, рассматривая ладони то левой руки, то правой. – Но к тебе на свидание приду. Как такому откажешь? Только сегодня приду, потом ты меня не найдёшь. Ты мне тоже люб. Ты мне вон сколько денег дал! Ты щедрый. Ты мне и душу отдашь, если я захочу. Но я тебя мучить не буду, я тебя жалеть буду. У тебя и без меня мучителей хватает, у тебя вся жизнь из мучений состоять будет. Мучителей у тебя много будет.

Она говорила ещё какие-то слова, наверное, важные вещи, но Сергей уже не был способен что-то слышать. Молодая кровь кипела, он предвкушал радости любовного свидания.

Но вдруг она замолкла, насторожилась, будто дикая зверушка, почуявшая опасность, встала, посмотрела прямо ему в глаза и спросила:

– А ты хочешь узнать, какая тебя ждёт судьба?

– А что? Сильно плохая? – виновато улыбнулся он.

– Нет, не плохая и не хорошая. Ты хороший, добрый. Подлости никому не сделаешь, – говорила она каким-то жалостливым тоном, – но в этом и твоя беда. Ты будешь жить долго и богато, у тебя будет денег много и много будет женщин. Ты это хочешь знать?

– А что в этом плохого? – ухмыльнулся Сергей. – О такой жизни мечтают все ребята.

– Всё плохо, красавчик! Все плохо! Счастья у тебя не будет. У тебя будет много денег, но в один день всё потеряешь. У тебя будет много женщин, но никогда не будет той, о которой ты мечтаешь. У тебя будет три жены, но они не твои будут, чужие будут, тебя ненавидеть будут, проклинать будут.

– Ну, ты нарисовала такую картину, что и жить дальше не стоит.

– Это не я нарисовала. Это на твоих руках нарисовано, я только читаю. Ты влюбчивый, влюбляешься в красивую женщину, а они любят твою силу, потом они ищут другую силу, а от тебя берут всё, что у тебя есть. Ты отдаёшь всё, что у тебя есть, думаешь, что ты добрый, а они ненавидят таких добрых. Ты и мне отдашь всё, что у тебя есть. Ты мне и душу отдашь. Но я тебя обижать не буду, я тебя мучить не буду. Я тебя любить хочу, я тебя жалеть хочу.

Она привстала, запустила свои мягкие пальчики в его густую шевелюру, погладила и велела дожидаться её возвращения, а сама упорхнула, исчезла.

– Ну что, договорился? – хитровато улыбнулся поэт. – Куда её поведёшь? В студенческое общежитие? В гостиницу?

– Я не знаю, Вовчик, я об этом не подумал, – растерянно посмотрел Сергей на друга. – Посоветуй что-нибудь на правах старшего товарища.

– На, возьми, – достав ключи из кармана, протянул друг. – Адрес я тебе на салфетке напишу, а то на радостях забудешь.

– Какой ты, Вовчик, молодец, – восторгался Сергей, обнимая друга, – у меня такой сообразительности никогда бы не хватило. А ключи от чего?

– Просто я тут старше вас и должен заботиться о своих младших друзьях, – отшучивался поэт. – А ключи от квартиры Витьки Морозова. Он сейчас в Японии в длительной командировке, мне оставил ключи, чтобы я присматривал и цветы поливал. Только смотри, чтобы твоя цыганская красавица ничего не стырила. Там у Витьки медали, призы, много чего блестит, да не забывайте цветы поливать. Да, Серёга! Я сейчас небогат, денег попроси у Андрюхи, я видел, как ты свои карманы выворачивал.

Время было далеко за полночь, но мысли уводили Сергея в те годы, когда и солнце светило ярче, и сил хватало на всё, и счастьем готов поделиться со всем миром. Прошло уже столько лет, а память никак не хочет отпустить. Такая молодая, в таком юном возрасте – а ей было всего семнадцать – она обладала таким умом, такой мудростью жизни! В минуты трудных размышлений Милена часто появлялась на его воображаемом экране и давала самые нужные советы. А теперь он на физическом уровне чувствовал, как не хватает её присутствия, советов и рассуждений.

Много женщин прошло через его жизнь. Были и красавицы, и добрые, и злые. Но все они прошли, не оставив даже своего облика. Милена была настоящая, без фальши. В ней сочетались ненаигранная простота с врождённой проницательностью и дерзкой прямотой. И всё это смягчала и делала её привлекательной очаровательная игра эмоций на лице и умение свободно себя чувствовать в общении.

Возможно, свободолюбие объяснялось её происхождением, но не следует думать, что молодой человек двадцати лет отроду способен осуждать красивую семнадцатилетнюю девушку за то, что она не держит его на почтительном расстоянии. Напротив, он был обрадован, польщён и не преминул воспользоваться её вниманием и доверием, старался соответствовать во всём.

«Только где она теперь? Куда пропала? Почему я тогда её отпустил? Ведь был же я с ней счастлив! Она тоже была счастлива со мной! Счастье действительно долгим не бывает…»

Воспоминания мучили его и лишали сна и покоя.

• Чудеса к нам приходят на минуту,
• Чудо не может прийти на полчаса.
• Но минуты беспечно мы минуем
• И потому не верим в чудеса.

И когда потом не единожды друзья встречались спустя много лет, место встречи почти не обсуждалось. Вот и на этот раз – практически за тем же столиком и в той же обстановке сидели четверо солидных мужчин и о чём-то вели непринуждённый разговор. Вон тот, лысоватый, в очках, что сидит у колонны, похож на банковского работника. Строгий костюм и гладко отутюженная рубашка с красным галстуком могут дать богатую информацию о человеке. А вот тот, напротив, тоже в очках в тонкой металлической оправе и с лёгкой грустинкой в глазах, похож на фронтового хирурга. Эти двое, несомненно, деловые люди. Аккуратно причёсанные волосы, седеющие виски, один из них – точно иностранец. В Советском Союзе иностранца можно узнать в любом месте.

Неужели так прочны традиции? Прошло столько лет – а на столе те же горшочки с пельменями, те же графины с водкой и тема для разговора не отличается требовательностью и остротой. Для полной гармонии не хватает только цыган.

– Я в Москве не был всего три года, а кажется, прошло сто лет, так она изменилась, – заметил с ярко выраженным акцентом иностранец.

– За последние годы много чего изменилось, – поддержал своего иностранного друга Вовчик, которого мы чуть не приняли за банковского служащего. Но теперь он известный журналист. – Великая страна, и дела великие. Трудишься ты в шахте или работаешь землекопом – тебя ценят, уважают, и на любом месте ты можешь стать героем своего времени.

– В спорте я видел много героев, – вмешался Сергей – тот, который похож на фронтового хирурга. Смеясь, он добавил: – Но что-то о героях-землекопах слышать не доводилось.

– А напрасно! Среди героев труда, наверное, и землекопов можно встретить, – саркастически поддержал тему разговора Андрей.

– В нашей стране все спортсмены как минимум заслуживают звезду Героя, потому что рекорды мира и на олимпиадах мы ставим не за деньги, а за честь и престиж страны, – высказал своё торжественное мнение известный журналист.

– Вовчик, ты и спортивные репортажи ведёшь? – спросил иностранец.

– Да, конечно. Возьми Спартакиаду народов СССР, – настойчиво гнул свою линию журналист. – Чтобы попасть в сборную команду республик, надо не один подвиг совершить и рекорды надо ставить на уровне мировых.

– За рубежом и называют Спартакиаду народов СССР национальной олимпиадой, – уточнил Андрей со своей профессиональной позиции. – Когда стали приглашать иностранных спортсменов, это мнение ещё больше укрепилось, и по количеству участников и по мировым и олимпийским рекордам мы обошли Олимпийские игры.

– По величию организации спортивных мероприятий мы давно обошли международные федерации по видам спорта, – продолжал блистать эрудицией журналист. – Где ещё такое увидишь? Вся Москва в праздничном одеянии, украшенные улицы, парки, стадионы, на домах красные флаги, музыка, пение льются из репродукторов. Красивые стройные девушки и юноши в спортивной форме спешат на сборные пункты своих спортивных обществ, чтобы маршем пройти по всей столице. А народ выстраивается вдоль улиц и площадей, чтобы увидеть, как эти многоцветные колонны, привлекая красотой и выправкой, чеканным шагом продвигаются в сторону Красной площади. И пускай весь мир увидит нашу спортивную мощь! И я горжусь тем, что и мне приходилось шагать, и тем, что я вёл репортажи про это великолепие.

– Вовчик, ты перепутал Спартакиаду народов СССР с праздником Дня физкультурника, – рассмеялся Сергей. – В твоей журналистской голове, по-моему, репортажи сбились.

– Вообще-то, – вмешался Андрей, наверное, чтобы не дать в обиду друга, – оба эти мероприятия похожи, только День физкультурника, как государственный праздник, отмечается по всей стране, и ориентирован на улицы и парки городов, а Спартакиада народов СССР проводится на стадионе имени Ленина. Там же, разумеется, и парад физкультурников.

– Это ещё лучше, – вмешался Герман, – и то и другое подчёркивает всенародную любовь советских граждан к физкультуре и спорту. Поэтому у вас такая красивая мужественная молодёжь.

Неизвестно, куда бы привёл этот праздный спор, но над ухом Андрея наклонился человек с перекинутым через руку полотенцем.

– Ваш заказ готов. Прикажете подать? – спросил он и дополнил слова жестами, подчёркивая учтивость в стиле старых харчевен.

Судя по увлечённости содержимым горшочков, без сомнений, фирменное блюдо удалось на все сто. И это под русскую водочку! Когда в который раз был поднят тост «За дружбу народов», Герман выбрал момент и, пока не забыл, решил поговорить о деле.

– Кстати, Серёга, ты в Магадане чем занимаешься? – начал он разговор как бы издалека.

Несмотря на немецкое происхождение, этот парень четыре года прожил в столичном студенческом общежитии, нахлебавшись вдоволь изнанки молодёжной прелести, тонкостей выживания, голода, драк, дружбы и противостояний, узнал со всех сторон нравы и требования среды обитания. Завёл хороших друзей, старался в совершенстве овладеть языком. И, вернувшись в Германию, продолжал поддерживать связи.

– Увлекаюсь рыбалкой, бегаю на лыжах, играю футбол. На охоту ходить перестал, зверя жалко, – с показным притворством и в шутливой форме попытался объяснить Сергей.

– Не сомневаюсь в вашей рыбалке и прочих развлечениях, main fraund, (мой друг), – улыбнулся иностранец. – Но я тебе хотел предложить другое. Сейчас у нас объединённая Германия, и у нас большие возможности. Мои друзья в Германии интересуются инвестированием.

– Ich fershtehe Her. (Я понял, Гер). Андрюха мне рассказывал в общих чертах, только я не знаю о ваших возможностях и что от меня требуется.

– Я работаю в той же системе финансов. Но сотрудничать с тобой хотят мои друзья, у которых есть деньги.

– Твои друзья, я так понимаю, хотят иметь ещё больше денег? Но наш город небольшой, хотя и на Колыме много золота добывают. С золотом я связи не имею, а в стране обстановка ненадёжная. Есть ли смысл во вложениях больших денег в таком маленьком городе? Вот на рыбе или на золоте можно заработать. Но я далёк от такого бизнеса.

– Мы знаем, чем ты там занимаешься. Давай тебе поможем с клиникой. Дадим денег, наше оборудование, научим твоих коллег.

– Что ты, Гер! Германское медицинское оборудование наши врачи только во сне и видят. От такого предложения нельзя отказываться, и я с радостью принимаю ваше предложение. Но пока что, думаю, будут сложности, которые не от нас зависят.

– Я имею полномочия для предварительных переговоров. Пока достаточно принципиального согласия, а конкретными технологиями займутся специалисты. Только мне надо знать, что там можно сделать.

– Ты же сам сказал – клинику. Вот что-то подобного рода и надо. Я думал над этим, и кое-какие расчёты есть. Но это, конечно, ни о чём конкретном не говорит. В принципе, я буду рад работать с вами.

– От нас и требовалось первоначальное согласование, – заключил иностранный гость.

На том и договорились. Тема создания клиники больше не затрагивалась. Вечерние московские улицы традиционно манили молодёжь, по этой же инерции после приятного ужина друзья решили прогуляться. На углу Театрального переулка рекламную тумбу украшала афиша с красивым женским лицом. Машинально пробежав взглядом, Сергей прочитал: «Джуна Давиташвили. Бесконтактный массаж».

– Ты знаком с методикой Джуны Давиташвили? – спросил Вовчик.

– А кто это? – машинально пожал плечами Сергей.

– Ты не слышал о Джуне? – удивился Вовчик. – О ней сейчас вся Москва говорит. Её бесконтактный массаж ставит на ноги безнадёжных больных.

– Не знаю насчёт безнадёжных больных, – пожал плечами Сергей, – но я слышал, она была массажисткой у Брежнева.

– Она многих поднимала, – восторженно делился Вовчик впечатлениями. – Аркадий Райкин жил только благодаря её бесконтактному массажу, актёр Садальский, певец Тальков давно бы и не жили, если бы не лечились у неё. Почти все члены Политбюро лечились у неё. Многие бы не жили, если бы не она.

– А откуда ты её знаешь?

– Брал интервью для своего журнала. Представляешь? Она не любит журналистов, а со мной согласилась с первого звонка.

– И о чём ты с ней разговаривал?

– Она не только помогает больным, но и видит на расстоянии, может предсказать будущее, разыскивает пропавших, даже преступников находила. Я это видел, при мне принесли карту Нью-Йорка и попросили найти человека, назвали его имя, но она не была знакома с этим человеком. Да и в Нью-Йорке не была ни разу. Руками поводила, назвала улицу, номер дома, квартиру, потом вычислила номер телефона. Позвонили в Нью-Йорк, и тот человек ответил. Хочешь, я тебе протекцию составлю на её курсы?

– Мне-то зачем? Я не знаю, куда девать свои дипломы.

– При чём тут диплом? Кстати, она берёт на курсы только медиков. К ней приезжают врачи со всех концов, тратятся на гостиницы, квартиры снимают, расходы несут ради знаний.

– А ты интересные вещи рассказываешь… Сам-то понимаешь, чем она занимается или это только журналистская сенсация?

– Нет, Серёга! На самом деле это и тянет на сенсацию, но её массаж реально «мёртвых» поднимает. Я сам видел! Научишься, потом у себя откроешь курсы и будешь обучать. Если с германской клиникой получится, это тоже будет приносить доход.

– Хорошо, Вовчик! Я завтра же запишусь на её курсы.

– Давай, Серёга, завтра к десяти вместе и пойдём. Жить будешь у меня, мои сейчас в Крыму отдыхают, я и сам постоянно в разъездах, дома редко бываю. Ключи оставлю тебе, будешь жить, как у себя дома.

Глава II. Светлана

Галина закончила работу поздно вечером, когда уже зимний короткий день сменился сумраком, а затем наступила кромешная темнота. Центральный универмаг, где она работала кассиром, согласно грандиозным планам советского государства, занимал два этажа старинного здания в центре города. Но даже здесь, на центральной улице, тусклый свет редких фонарей рассеивался в пространстве, практически не добираясь до тротуаров и автобусной остановки.

«Хорошо, хоть остановка автобуса находится рядом с работой. Однако если на центральной улице такая темнота, чего можно ожидать на окраине?» – грустные размышления лезли в голову женщины, пока она ожидала транспорта в сторону той самой окраины.

К тому, что городские автобусы ходят нечасто, она привыкла давно, впрочем, как и все жители города, давно смирившиеся с транспортными проблемами. Однако морозным январским вечером уж очень неуютно стоять и ждать, не зная, когда и в каком состоянии подойдёт вожделенный автобус, а ещё надо в него попасть. Но что-то долго нет этого автобуса, а мороз, как назло, поджимает, проползая ледяной змеёй сначала в рукава, пробирается под одежду, всё тело холодит насквозь. А колючие снежные крупинки стрелой врезаются в скулы и лезут в глаза.

Но вот, слава богу, показался перекошенный от перегруза транспорт, медленно подруливая, принял вправо на остановку, остановился. Некоторое время тщетно предпринимал попытки открыть подпёртые двери, пока кто-то не догадался просунуть руку в дверную щель, чтобы помочь технике хотя бы наполовину со скрипом осуществить свои намерения. Тут же, пятясь назад, нащупывая почву под ногами, стали вываливаться люди, очевидно, изрядно уставшие, но довольные тем, что добрались-таки. Не сказать, что место в автобусе освободилось, но другие, жаждущие добраться до дому мужчины и женщины, не различая друг друга по половому признаку, немедля заполнили и без того битком набитый транспорт. Толкались, лезли, пробираясь в гущу этой спрессованной массы, заодно и согреваясь после долгого, леденящего душу и тело ожидания.

«Слава богу! – думала усталая женщина. – Ещё один день закончился. Приду домой, покормлю детей, и спать-спать-спать. А завтра снова на работу, а детям снова в школу».

Размышления помогали скоротать дорогу, и женщина не заметила, как автобус, подобно усталому путнику, передохнувшему на привале, вырулил с остановки и двинулся в путь. Очень медленно преодолев трудный подъём, он обогнул площадь и, выплёвывая одних и заглатывая других пассажиров на остановках, направился к окраине. Услышав знакомое «следующая остановка Марчекан», Галина со своими сумками-авоськами продвинулась к выходу.

– Опять кто-то выкрутил лампочку, – сердито чертыхнулась Галина, пробираясь на ощупь по тёмному коридору третьего этажа коммуналки.

По обе стороны длинного коридора размещались крохотные комнатки, в которых жили семьи, даже многодетные. Сама Галина жила с мужем и двумя дочерьми в комнате в самом дальнем углу. Люди не привыкли сетовать на тесноту и бытовую неустроенность. Хочешь не хочешь, а самую необходимую утварь иметь надо, да и зимнюю одежду и рабочую робу тоже где-то надо разместить. Вот для таких нужд и стояли в коридоре старые, со скрипучими дверьми, шкафы. Хотя это сильно сокращало пространство и без того тесного коридора, но иного решения этой проблемы не было, потому что в комнатах едва вмещались спальные места, преимущественно раскладные. В самом конце коридора располагался общий туалет и крохотное помещение, приспособленное для душевой. Одна из стандартных комнат отводилась под общую кухню. Как же без нее?

Галине предстояло пробраться до конца коридора, чтобы попасть к себе домой. В полной темноте эта задача казалось непростой, хотя за долгие годы, казалось бы, до автоматизма изучены каждый уголок и каждый сантиметр. Темнота внушала какой-то безотчётный страх, и сердце женщины колотилось, навевая всякие мысли и сердитые ругательства.

Она преодолела почти половину своего пути, когда неожиданно споткнулась о что-то мягкое и тяжёлое.

«Похоже на тушу спящего человека… а может, трупа», – промелькнула мысль.

Из рук полетели сумки и авоськи, рассыпались продукты.

– Володя, Володя, – стала она громко звать мужа, стуча по ближайшей двери.

На её крики кто-то из соседей приоткрыл дверь, тусклый сноп света пробился по коридору, и она увидела лежащего на полу человека. На шум и крики из своих убежищ вышли соседи. Кто-то чиркнул спичкой, и все, не сговариваясь, один за другим стали приближаться к лежащему на полу.

– Наверное, опять пьяный, – высказал предположение высокий толстый человек в милицейском галифе и домашних тапочках.

У кого-то оказался очень надёжный и очень дефицитный китайский фонарик. Редко кто мог позволить себе такой инструмент – и по причине дефицитности, и из-за цены. По яркости и кучности светового луча он узнавался безошибочно. Луч осветил лицо лежащего человека, но тот никак не отреагировал на свет.

– А кто это? – звучал вопрос женским голосом. – Вообще, живой он?

Какая-то женщина принесла электрическую лампочку-сороковку, очевидно, достав из своих запасников, и попросила мужа вкрутить в патрон. Тот притащил табуретку и стал выполнять поручение жены. Крупный человек в милицейском галифе занял пост у выключателя, и тусклый свет заполнил пространство коридора.

– Подождите, – включился человек в милицейском галифе. – Это же Вовка! Смотрите – кровь… Надо посмотреть, живой ли он вообще, – он наклонился и приложил два пальца к сонной артерии.

– Скорую, скорую надо вызвать, – звучал женский голос.

– Телефон только в бане есть, – уточнял другой женский голос.

Галина, выключившись из событий, безучастно сидела на коленях и ничего не соображала. Вскоре шок прошёл. Хотя лучше бы он продолжался подольше. Потому что начавшаяся неописуемая истерика, крики и плач всех подняли на дыбы. И уже было неясно, кому первому оказать помощь – лежащему без сознания мужу или бьющейся в истерике жене.

Слово «коммуналка», возможно, не каждому может дать какие-то конкретные представления, так же, как невозможно представить, как семья из четырёх человек может жить в крохотной комнатке в десять-двенадцать квадратных метров. И это не на короткое время, а постоянно и много лет. Что такое коммуналка, действительно представить трудно, но в послевоенные и последующие годы это жилье спасало от холода не один миллион городских семей, для многих из которых это было единственное место для жизни. Кое-где коммуналки сохранились до конца века, а возможно, где-то они есть и сейчас. Это было не самое худшее жильё. Коммуналки устраивались в старых строениях, размещая на площади одной квартиры пять-шесть семей, отделённых друг от друга полупроницаемыми перегородками; на всех жильцов была одна общая кухня и общий туалет, куда по утрам выстраивались сердитые очереди. Бывает и общая душевая или ванная, там очереди – вечерами.

Общая для всех и психологическая атмосфера. Как правило, жильцы ненавидят и свою жизнь, и самих себя и, разумеется, соседей, проклинают друг друга, пакостят, воруют продукты из холодильника соседей, если имеется у кого-то этот диковинный бытовой прибор, воруют продукты и из кастрюль, возможно, даже плюются в них.

Есть коммуналки и другого типа. Это когда вдоль длинного коридора налево и направо устроены десятки комнаток. Всё остальное – как под копирку.

Популярность коммуналок, воспетая в песнях и стихах, привлекала даже поэтов и музыкантов. Как бы люди не относились друг к другу – ненависть разделяла их или связывала любовь, – одно только нельзя отнять у этого типа общежития: готовность прийти на помощь соседу, каким бы он ни был негодяем или, наоборот, исключительно хорошим человеком. История помнит, как беда объединяла людей, несмотря ни на что. Каковы бы ни были отношения – добрые или дурные, – одно всегда было неизменно: в трудную минуту каждый спешил на помощь.

Вот и сейчас, какая-то соседка, накинув на плечи пальто, в домашних тапочках поспешила по морозной улице к телефону.

– Ты куда босиком? – сердито остановил её муж.

– В баню, – отвечала она, – там телефон есть, скорую надо вызвать.

– Баня на улице, а там зима! – беспокоился муж.

– Да что со мной станется за десять минут? – отвечала женщина.

– Надежду позовите, она врач, она поможет, – звучал женский голос.

– Я уже здесь, – отозвалась Надежда, – расступитесь и помогите мне занести его в комнату.

Невысокого роста женщина, протиснувшись сквозь собравшихся, раскрыла свой медицинский чемоданчик и наклонилась над пострадавшим.

Она осмотрела повреждения и заключила:

– Похоже, драка была. Серьёзное повреждение нижней челюсти, но кости черепа и шейные позвонки вроде целы. Надо его в комнату занести и положить на кровать. Я осмотрю, перевяжу, что можно, могу только оказать первую помощь, но надо везти в больницу. Тут ортопед нужен.

Подошли мужчины и по команде Надежды подняли безжизненное тело. Занесли в комнату, положили на кровать, поправили голову, чтобы кровью не захлебнулся, и отступили. Тут же на белой простыни отпечатались красные пятна. Надежда сняла с него куртку, ещё раз осмотрела, сделала укол. Больной пришёл в чувство, приоткрыл глаза, застонал и снова закрыл. Вскоре появились и врачи скорой помощи, осмотрели и попросили помочь погрузить больного.

Потрясённые событием соседи ещё долго не могли успокоиться. Мужчины собрались в кухне, густо заполнив табачным дымом и без того тесное пространство, обсуждали возможные варианты происшествия. Женщины искали способ привести в порядок коридор. Каждый старался как-то проявить участие, чтобы помочь пострадавшим соседям, высказывая слова сочувствия его многодетной семье.

– Вы бы поменьше курили, хоть топор вешай! – сердилась соседка Вера. Вой дя в кухню, она обратилась с вопросом: – А где Галя, она с ними уехала?

– Её там не было, когда Вовку в машину грузили, она в машину не садилась, это я точно могу сказать, – заметил Николай.

– Вера, набери воды, – появилась Тамара с ведром и шваброй.

– Что ты собираешься делать? – вмешался Василий.

– Не видишь что ли? Ромашки собираюсь нюхать! – грубой иронией отпарировала женщина.

– Это я к тому, что полы сейчас мыть не надо, – объяснял Василий, постаравшись не рассердить соседку, которой палец в рот не клади.

– А что, – сердилась соседка, – будем по крови ходить?

– Нет, Тома, – успокаивал соседку Василий, – ходить по кровы не будем, попозже помоешь. Может быть, здесь преступление произошло, а ты следы преступления хочешь смыть.

– Правда, вы с полами подождите, – вмешался Николай.

И действительно. В больнице установили причины происхождения тяжёлых травм в драке, а это – уголовно наказуемое деяние, врачи в таких случаях обязаны сообщить в милицию. И часа не прошло, как на месте происшествия появились люди в милицейской форме.

Соседи снова стали толпиться в коридоре. Отвечали на вопросы, высказывали свои соображения.

– Кто из вас родственник потерпевшего? – задал вопрос милиционер.

– Галя, – кликнула соседку Вера. – Где Галя?

Соседи направились к её двери, осторожно приоткрыли и, поражённые увиденным, бросились на помощь. Женщина сидела на корточках на полу в дальнем углу, обхватив двумя руками голову. На кровати всё так же лежала окровавленная простынь, а на полу валялись сумка и авоська с продуктами, которые она рассыпала в коридоре. Очевидно, кто-то из соседей собрал их и занёс в комнату.

– Галя, Галя! – бросились к ней Тамара и Вера, с трудом помогли подняться. – Да на тебе лица нет! Не умер же, жив человек.

Повели её на кухню, помогли умыть лицо, привели в чувство. А ещё надо в комнате прибраться, ужин приготовить. До возвращения детей из школы оставалось совсем немного времени.

Зима в тот год выдалась холодной и бесснежной. Снег, что выпал ещё по осени, разнесло ветром и попрятало по кустам и оврагам, будто его и вовсе не было. От серого налёта пыли на домах и машинах город казался мрачным и неуютным. А тут ещё и крепкие морозы да колючие ветра, глаз поднять невозможно. Новогодние праздники прошли незаметно, на городские мероприятия люди шли неохотно, морозы больше склоняли их собираться в кухонном пространстве. Постепенно дни удлинялись, и солнечного света стало больше, что давало некоторую надежду на приближение относительно тёплых дней. Хотя известно, что этих «тёплых дней» можно не дождаться даже в середине лета. Север же всё-таки! А надеяться на что-то хорошее всё равно хочется.

Володя выписался из больницы, челюсть подлатали, остался только не очень заметный шрам на лице, еще он недосчитался нескольких зубов, отчего речь стала дефективной да появилось заикание, чего раньше за ним не наблюдалось. Но это, говорят, от испуга или от другого, чего-то мистического. Сам он не любил рассказывать о своих приключениях, даже милиционерам подробностей не описал. Только сказал, что незнакомцев было двое или трое, подошли неожиданно, ударили и убежали. Он их не запомнил. Потом сам приполз домой, но добраться до комнаты сил не хватило, потерял сознание, там его и нашли.

«Как же, ударили сзади. Тут целое избиение было», – судачили соседи.

Как это часто бывает, неприятности Володи на этом не закончились. В правдивости его рассказа о случайной травме засомневались и не захотели оплатить больничный, был даже разговор о снятии его из очереди на квартиру – подозревали, что увечья он получил в пьяной драке. Но потом профсоюз создал комиссию, расследовали обстоятельства, всё кончилось благополучно.

О климате на Северах кто-то метко пошутил, и эта шутка стала притчей во языцех. В Магадане не четыре времени года, как на всей планете, а только два: весна-весна-весна, а потом одна долгая зима. Вот и пришла весна, такая тёплая, солнечная, но очень похожая на зиму, потому что хотя солнышко и пригревало днём, морозные ночи не отступали.

В середине апреля выпал-таки белый пушистый большой снег, и огромные сугробы повсюду пролежали до Дня Победы. А потом и весь май месяц горожане ногами месили грязь и топали по холодной слякоти. Наверное, по этой причине особым спросом пользовалась резиновая обувь. А представители советской торговли, надо отдать должное их профессионализму, не могли обойти вниманием потребности населения. В отдел обуви центрального универмага поступила крупная партия японских утеплённых резиновых сапог.

Весть об этом разлетелась по городу, и женское население ещё с вечера стало топтаться у входа. Кто-то достал из своих запасников школьную тетрадь, и на страницах вырос длинный список жаждущих овладеть качественным дефицитом.

Здесь я бы хотел напомнить об одной особенности советской торговли. В этом деле случайностей и ошибок не могло быть. Торговлей занимались образованные специалисты, которые выезжали за товаром и строго контролировали качество закупок. Импорт в советской торговле всегда отличался высоким качеством товара, потому что оттуда привозили лучшее. Понятно, что при таких обстоятельствах сами работники торговли, имея определённые преимущества, не сидели, сложа руки. Да и заводить полезные знакомства тоже надо. Поэтому частые телефонные звонки, беготня по проходам и коридорам магазинов и прочая подобная суета никого не удивляла.

В окошечке центральной кассы, где работала Галина, возникло кругленькое личико завотделом соседнего гастронома. Обозначив своё присутствие золотисто-белозубой улыбкой, простояв минутку, она поздоровалась.

– А, Тамара, привет! Заходи! – встретила её хозяйка, открыв железную дверь в небольшое встроенное помещение, на которой красовалась табличка «Посторонним вход воспрещён».

Подруги поцеловались, подчёркивая степень удовольствия от взаимного общения, и заговорили о взаимовыгодных услугах.

– Тебе сороковой? – спросила Галина. – С тёплым носком будет хорошо.

– Нет, Галочка, – возражала подруга. – Сороковой ей великоват будет, тридцать восьмой. Я дочке хочу.

– А сама босиком ходить будешь?

– Да, я пока в советских похожу. Не вечно же будет эта слякоть. А тебе мяса надо?

– У дочери шестнадцатого день рождения.

– У тебя две дочери или, кажется, дочь и сын? Светку я помню, так, кажется, старшую зовут? Сколько ей, лет десять, наверное?

– Каких десять? Тринадцать уже, – удивлялась Галина.

– Надо же, как быстро растут дети! – восторгалась подруга. – Не заметишь, как уже и замуж выдашь, внуков нянчить будешь.

– Ты думай, что говоришь, – смущалась Галина. – Мне самой только тридцать два, сама могу рожать.

– Тебе сколько оставить мяса?

– А какое оно, свинина, говядина?

– Ждём и то, и другое. И кур дукчинских могу оставить. Они хорошие, нежирные и свежие. В субботу к концу дня и подходи. А холодильник-то у тебя есть?

– Было бы чего хранить, у соседей место найдём.

На этом подруги и договорились. Галина закрыла кассу на замок, и они направились к лестничному маршу, ведущему в подвальный этаж, где и располагались склады. Навстречу им шли женщины, обнимая в руках вожделенные коробки, хотя товар в продажу ещё не поступил.

Кто-то искренне верит в приметы и выстраивает целую философию вокруг чисел, средств и обстоятельств. Кто-то не обращает внимания и идёт своей дорогой, решая проблемы по мере их поступления. Но число тринадцать пробуждает что-то мистическое даже в умах самых ярых материалистов. Во многих английских городах, например, не встретишь домов под тринадцатым номером. Рождённые тринадцатого числа чем-то отличаются, если даже на это обстоятельство никто не обращает внимания, всё равно, где-то в подсознании людей существует какая-то заноза, напоминающая о том, что где-то что-то как-то не так, как у всех.

Светлане исполнилось тринадцать лет. С самого утра девочка чувствовала приближение праздника. Первыми её поздравляли родители, а к обеду собрались подруги и одноклассники. Торт, конфеты, веселье, танцы, музыка – всё, как и должно быть. Для ребят не последнее значение имело и то, что мама девочки работает в торговле, и ожидали как минимум вкусных угощений.

Известно, что ленивые люди больше других склонны утомлять себя, но не работой, не жаждой познать что-то новое, а развлечениями и утехами. Как бы соседи в коммуналках не относились друг к другу, несмотря на тесноту и бытовую неустроенность, несмотря на нехватку самых простых и жизненно необходимых условий, этот тип жилища обладал целым рядом ныне утраченных истинных ценностей. Люди могли ненавидеть друг друга, грязно ругаться и создавать массу неудобств, отравлять воздух табачным дымом, пьянствовали, могли даже съездить по физиономии. Но при всём при этом чувство коллективизма присутствовало всегда, и никогда в коммуналках не могло быть одиноких людей. Здесь всегда радости были общими, было общее и горе, каждый готов прийти на помощь, поделиться куском хлеба и, разумеется, поднять рюмку со всеми. В стороне никто не оставался.

Как можно разместить гостей из десяти-двенадцати семей в десятиметровой кухне, даже невозможно представить. Но это был привычный порядок на все праздники, которых в год насчитывалось немало; гости ели, пили, плясали и отдыхали, не чувствуя какой-то тесноты или неудобств. Ставили на общий стол свою посуду, приносили еду, из комнат приносили стулья, в общем, каждый делился чем может.

Вот и на это раз на именины собрались все гости, взрослые и дети не стесняли себя ни в чём, было всё, как всегда.

Необычным было только то, что на следующее утро девочка с постели встать не смогла. Что с ней произошло, никто понять не мог, но она чувствовала адские боли во всём теле, особенно в ногах, которые никак не хотели слушаться.

Старый огромный железный будильник с таким же огромным железным колоколом, заслуженно укрепив за собой почётное место на единственной в комнате тумбочке, громко выстукивая ритмы маятника, в обозначенное время безотказно звонил так, что в вопросах пробуждения ни у кого сомнений не возникало. По давно сложившемуся порядку, ровно в семь утра он трезвонил так, что даже соседи не испытывали необходимости смотреть на часы. Как обычно, первой реагировала мама, которой надо было приготовить завтрак, проводить мужа на работу, собрать детей в школу, самой собраться на работу. Но это только выглядит так просто. Сложностей хватало, но их замечать было не принято.

Первым уходил на работу глава семейства, к этому же времени уходила в школу Светлана. Младшая шла в школу во вторую смену и могла позволить себе ещё часик-другой поспать, что не обходилось без оттенков зависти. В отместку этой несправедливости во время летних каникул обе девочки могли позволить себе вольности.

– Светлана, вставай, именинница, мне на работу пора, а к тебе ещё есть поручения, – вот уже в который раз повторила Галина.

Убедившись в отсутствии надлежащей реакции, мать подошла и стянула одеяло.

– Я не могу, мама, я болею, – услышала мать жалобный голосок.

– С чего тебе болеть? – недоумевала женщина. – Отец вон как болел, и то на работу ушёл. А ты же не пила? Что у тебя болит?

– Ноги болят, мама, всё тело болит, встать не могу.

– Наверное, переплясала вчера, – Галина подошла к девочке и приложила ладонь ко лбу. Убедившись в отсутствии температуры, заключила: – Ничего, пройдёт. Вставай, мне на работу, а тебе надо съездить к тёте Марье. Татьяна, ты тоже вставай. Давайте, девочки, завтрак готов и чаю успеете попить.

– А конфеты ещё остались? – поинтересовалась Светлана.

– Ну вот и выздоровела, – обрадовалась мать. – Конечно, остались, все знают, какая ты сладкоежка.

Рабочий день близился к обеду, когда Галину позвали к телефону. Звонила соседка Надежда, та самая, которая тогда оказывала первую медицинскую помощь Владимиру.

– Здравствуй, Галя, это Надежда, – она подождала, дав настроиться. – Ты сильно не пугайся. С дочкой твоей плохо, весь день плакала, встать не может, говорит, всё тело болит. Я сейчас укол сделала, она немного успокоилась, но в больницу надо, наверное. Если можешь, отпросись с работы.

– А что случилось? – не понимала Галина.

– Говорит, ноги болят.

– Что, она упала или подвернула ногу?

– Говорю же тебе – не вставала с постели. Где она могла упасть?

– Хорошо, попробую отпроситься.

Но Галина отпрашиваться не стала. Она привыкла по инерции не вступать в противоречье с начальством и не брать на себя ответственности за решение проблем. Любые проблемы решаются сами собой. Так чего же лишний раз напрягаться? Да и выработанная годами привычка оставлять детей без присмотра тоже сыграла своё.

«Никогда с ними ничего плохого не случалась, и на этот раз обойдётся. Какие гарантии, что я приеду и помогу лучше, чем это сделала профессиональный врач»? – думала она по природе своей лености.

Но на самом деле ничего само не решается. И в ситуации со Светланой тоже ничего не разрешилось: девочку ожидали долгие годы мучительных страданий, больничные палаты, врачи, диагностические предположения, лечение, окончательный диагноз, подобный пожизненному приговору – «обменная миопатия рецидивирующего характера», в итоге неработоспособность и инвалидность.

Чтобы взрослые понимали, о чём идёт речь, врачи объяснили в доступной форме: «Болезнь коварная, поражение нервно-мышечного аппарата может привести к внезапной остановке сердечной мышцы или лёгких. Девочка нуждается в пожизненном лечении и постоянном постороннем уходе. Очевидно, прослеживается что-то наследственное. Болезнь относится к разряду неизлечимых, девочка должна находиться под постоянным наблюдением врачей, периодически проходить стационарное лечение, возможно, в столичных клиниках».

Долгие двенадцать лет, выполняя установки медицины, Светлану лечили в больницах, возили в столицу, поили лекарствами, советовались, пробовали, и это тоже выработало некую привычку к бесполезным занятиям. Но однажды по ходу курса лечения в столичной клинике состоялся необычный диалог между врачом и матерью больной девушки.

Галину в основном интересовал сам факт регулярного выезда в Москву для лечения в столичных клиниках – как дополнительная возможность пользования правом бесплатного проезда и проживания в столице. Да и опекунство над девочкой-инвалидом тоже приносило выгоду. Что же касается самих результатов лечения дочери, то к ним давно она утратила всякий интерес. Сказано же: болезнь неизлечима. Так ради чего лишний раз на что-то надеяться? Отсутствие надежды на выздоровление вполне понятным образом подтверждалось тем, что за многие годы не наблюдалось никакого улучшения, а временные подавления симптомов сменялись более сильными рецидивами. Но однажды случилось то, что в лечебной практике называют чудесами. Во время очередного обхода молодая женщина – лечащий врач Лариса Игоревна, – присев на край койки больной девушки, стала водить руками по контуру её тела и прислушиваться. Потом несильно надавила на какую-то точку и велела девушке подняться на ноги.

– Так сколько лет мы мучаемся с такими ногами? – спросила доктор сочувственным тоном. – Может, пора уже начинать бегать?

– С тринадцати лет, – виновато кокетничала больная.

– И что, за это время вы ничего не нашли, чтобы избавить девочку от страданий? – вопрос был обращён Галине.

– А что мы можем ещё искать? – пожала плечами женщина. – Мы же каждый год ездим в Москву. А куда ещё её можем возить?

Это были времена, когда о кознях колдунов и магов, о чудесных исцелениях молитвами и методами народной медицины, о необычных умельцах стали говорить даже в стенах научных медицинских заведений. На страницах печати и на телеэкранах всё чаще стали говорить о народных умельцах, об их рецептах и исцелении прикованных к постели больных. Сенсационные трансляции психотерапевта и экстрасенса Кашпировского с его установками на рассасывание рубцов и шрамов, на отторжение камней из почек и желчного пузыря. Появились и многие другие, доселе невиданные примеры излечения от тяжёлых болезней. Словом, появились шансы даже для безнадёжных больных.

– Сколько лет вы возите девочку, а результатов нет, – объясняла доктор на простом доступном языке. – Значит, надо искать что-то другое?

– А что искать другое? Я даже не представляю… – пожала плечами женщина, недоумевая, о чём может идти речь.

– Попробуйте найти хорошую бабку, – посоветовала доктор вопреки установленным догмам ортодоксальной медицины.

– Да не верю я этим бабкам, – с нескрываемым возмущением вырвались эмоции у женщины. – У нас родная бабушка Светланы лечит всех, а собственной внучке помочь ничем не может.

Глава III. Перемены

• Как во стольном граде – во граде Москве
• Правил царь со дружиною – со братвой своей,
• Торговал тот царь не пушниною,
• Торговал тот царь Русью-матушкой.

«Любые перемены – к худшему» – сказал когда-то Конфуций. Но что он имел в виду – судите сами. Если бы история той эпохи, со второй половины которой начинаются события, круто изменившие судьбы миллионов людей, свято веривших в незыблемость идеалов своего отечества и уверенных в своём светлом будущем, связываемым с величием правителей, развивалась несколько иначе, то упоминание имён некоторых исторически узнаваемых личностей было бы излишним. (Начало развала СССР заложено в пятидесятые годы. Об этом знает весь мир, кроме нас.) Но описание исторических событий не входит в задачи моего повествования, а только затрагивает некоторые стороны событий, круто изменивших судьбы моих героев. Поэтому буду стараться сдерживать свои эмоции в моменты описания изменений, коснувшихся судеб моих героев, а имена исторически узнаваемых личностей постараюсь оставить на суд читателя.

Так как в истории развития человечества очень редко бывает, чтобы общественное мнение в своей капризной изменчивости не связывало бы определённого принципа с какой-нибудь личностью, то и все этапы развития нашего общества тоже не избежали этого принципа, оставив имена личностей, известных всем, но с неоднозначными ассоциациями. Каковы бы они ни были, несмотря на внешние показные симпатии, народ всегда питал к ним двой ную неприязнь. Вызывалась она, с одной стороны, внешним совпадением упорной борьбы этих личностей за власть с устремлениями к развитию всей нации, с другой стороны – естественным разочарованием обманутого и негодующего народа, надеющегося уже в который раз, что другой вождь сможет спасти любимую страну и их самих от нищеты, разорения и позора.

И когда очередной претендент на власть, шумно и дерзновенно, на танках и трупах появился на телеэкранах, высказывая в своих обещаниях правильные слова, мало кто понимал смысл этого трюка. Немногие осознавали, что его правильные слова придуманы спецслужбами, что цена приятно ласкающим слух, но лживым обещаниям тех, кто рвётся к власти, – ломаный грош. Мог ли понимать очередной раз обманутый народ, что внешнее сходство нового властителя с Люцифером соответствует его внутреннему содержанию? Конечно, не мог! Утомлённому народу хотелось хоть во что-то верить.

Намерения самозваного вождя – разорить и разграбить великую страну – проявились позже, когда он получил мандат от народа, который на самом деле он ненавидел, но в угоду своим заокеанским хозяевам был вынужден повторять правильные слова. Личное обогащение за счёт грабежей и обеспечение своих приближённых теми же способами стали понятными сразу, как только из его уст прозвучало не всем понятное «Берите, сколько можете унести». Но кто понял правильно, тот не медлил. Окружение вожака и более смекалистые предопределили его намерения и давно не видели границ между своим и государственным имуществом.

Вскоре стало известно и то, что никакого государственного имущества нет, а всё передано в частные руки. Кому передано, на каком основании, кем передано – знать необязательно. Немного времени понадобилось, чтобы всенародные богатства большой страны оказались в щупальцах горстки «предприимчивых» проходимцев. Фабрики и заводы, золото и алмазы, несметные богатства лесов, морей и всей советской земли и её недр – лучшие в мире богатства раньше принадлежали всему народу. А теперь обокрали всех.

Можно себе представить, какое негодование охватило снова обманутый народ, у которого и до этого, казалось, не осталось ни сил, ни терпения. Люди понимали, что в стране орудуют чужие, грабят, присваивают, увозят награбленное за границы. Люди видели, как разрушаются считавшиеся гордостью нации заводы и фабрики, наука и спорт, оборона страны и космос. Люди видели всё, но ничего поделать не могли.

Когда публично известили о том, что ничего народного и государственного не осталось, а иностранцы заявляют претензии на наши золото и алмазы, нефть, газ и все основные богатства нашей страны, народ пытался проснуться. Но не для того, чтобы защитить что-то, просто стали искать способы для выживания. Убедившись в том, что государство не собирается выполнять обязательства по защите прав своих граждан, а граждане остаются ни с чем, народ решил, что, пока ещё не отобрали саму жизнь, надо что-то делать, чтобы не умереть с голоду самому и прокормить семью.

Каждый уже сам искал, куда бы применить себя, и вовсе не из жажды реализации творческих замыслов, а в поисках куска хлеба. Словно на грибном поле после дождя, тут и там выросли рынки, базары, самодельные торговые лавки, появились торгующие пирожками старушки на улицах, перронах и вокзалах, навьюченные тюками и вечно куда-то спешащие женщины и мужчины с ярко выраженной хронической усталостью на лице.

Среди всей этой хаотично торгующей массы появились давно уже позабытые снующие воры-карманники, подчёркнуто-небритые, со сверлящими взглядами отморозки-жулики в робах и надвинутых на глаза финках, и бандиты, внушающие страх одним своим видом. Все они вымогали, шантажировали, грабили старушек, мелких и средних торговцев, угрожали, пугали незащищённых граждан, которые из последних сил старались добыть хоть какие-то деньги.

Постепенно народ стал приучаться к тому, что отморозков и бандитов в финках и робах не следует считать преступниками, как это было в прежние времена и как это есть на самом деле. В условиях отсутствия защиты прав граждан их появление вполне ожидаемо и надо привыкать к повсеместному их присутствию. Таким образом, перемены, о которых всё время говорили со всех «утюгов», разделили граждан на рабов и хозяев. Или ты с бандитами и грабишь сограждан, или грабят тебя. В словарном запасе появились дополнения из иностранных слов – «рэкет», «киллер», «заказ», которые следует изучать, брать на вооружение, пользоваться в повседневной жизни, потому что они тоже пришли навсегда.

Исчезли с экранов всенародно любимые герои-патриоты, их место скоропостижно заняли холёные личности с хищным взглядом и стали говорить о переменах, которые призваны сделать нас богатыми и счастливыми, как американцы, а чтобы понимать, о чём речь, посмотрите кино. Печать тоже не отставала от телевидения. Задача была у всех одна: убедить граждан, что с прошлым покончено, покончено и с мечтой о светлом будущем, надо забыть о том, что жили в своей стране, что были свои ценности, культура, законы. А вот чего не было, так это никакой победы над фашистами не было, и праздновать 9 Мая тоже не следует.

Народ стал понимать, что долгожданные перемены работают против него и на пользу отдельных лиц, которые на самом деле являются преступниками, но никто ничего против них сделать не может. Потому что незаметно произошло слияние границ между теми, кто преступно грабит страну, и теми, кто по закону должен карать грабителей и защищать свою страну. Суды, прокурор, тюрьма и подобные институты, призванные для устрашения и исправления преступников, утратив своё основное значение, стали средством наживы для одних, школой выживания для других, а для многих – университетами жизни, коротким путем к достижению цели, кратчайшим подходом к власти, ресурсам, финансам.

Тот, кто идет с толпой, дойдет туда, куда дойдёт толпа.

Дальше пойдёт тот, кто идёт в одиночку.

Психологи говорят: в каждом негативе надо искать что-то позитивное. Наряду с развалившимися государственными устоями, неразберихой, хаосом и неуёмным разгулом преступности, правители свою несостоятельность прикрывали всевозможными догмами и лозунгами о демократизации, реформами, что, в свою очередь, сознательно или по инерции, не могло не привести к некоторым позитивным изменениям общественного сознания.

Ощущение свободы для самостоятельных действий дошло не только до сознания преступных элементов, но и большинство нормальных людей поняли, что надеяться надо на самого себя. Многие из коллег, сбросив белые халаты, нарядились в шубы и валенки и стали за прилавки на рынках и базарах. Рядом стали учителя, инженеры и прочие образованные специалисты, чьи дипломы нашли уже себе почётное место на полке, а не в отделе кадров.

На телеэкранах всё чаще стали появляться люди в церковном облачении, никому доселе неизвестные психотерапевты, экстрасенсы, ясновидцы, провидцы и прочие феномены с паранормальными свой ствами. Относительная свобода досталась и преследуемой все годы народной медицине. Стали говорить об исцелениях молитвами, средствами из трав и растений, гипнозом и прочими способами, не связанными с лекарствами из аптеки. Вопреки сложившемуся общественному мнению, оказалось, что такое полезно и разрешено законом.

Тем временем медицина в стране, утратив свою значимость, лишилась государственной поддержки, врачам по полгода не платили зарплату, больницы и поликлиники закрывались, не было речи о медицинском оборудовании и технике.

Диспансер Сергея одним из первых в регионе подвергся ликвидации. Создать кооператив по оказанию медицинских услуг – первое, что пришло на ум, и оказалось самым логичным, что по тем временам могло быть. С выбором направления деятельности и с руководством проблем не возникало. Известный в прошлом спортсмен, знакомый с культурой Востока, философией восточных единоборств, Сергей незамедлительно открыл свое дело и стал искать единомышленников по оказанию помощи населению методами народной медицины, лечебной физкультуры, биоэнергетики.

Его предприятие процветало, потянулись талантливые коллеги, хорошие партнёры, вскоре собрался коллектив единомышленников, энергичных специалистов. Аналогов в стране не было, и приходились ориентироваться по обстоятельствам, расширять сферу своей деятельности. Росла численность сотрудников, ширилась сфера деятельности, потянулись врачи-специалисты, появилась школа народной медицины.

Вскоре медицинский центр Сергея стал известен не только в своём городе, но и далеко за его пределами. У неизлечимых больных появился шанс, заработало сарафанное радио, стали возить больных из других регионов и даже из зарубежных стран. Очереди в школу народной медицины выстраивались на месяцы вперёд. Экстрасенсы и маги, психотерапевты и гипнотерапевты, народные умельцы овладевали методами народной медицины, регулируемого дыхания, учились исключать случайности нанесения вреда себе и другим.

Ширилась и география их обслуживания выездными бригадами по всей стране и за рубежом. Уже их можно было видеть не только в лечебных учреждениях, но они выступали в спортивных залах, домах и дворцах культуры, студенческих аудиториях, на телеэкранах. Росла и ширилась известность методов Сергея и его соратников, росли и доходы его центра. Продуманные условия труда и высокие зарплаты привлекали лучших врачей-специалистов, стал актуален вопрос набора специалистов для клиники с иностранными инвестициями.

Тем временем германские друзья заявляли о готовности для финансирования клиники в далёком сибирском городе. Их не пугали ни суровый климат, ни отдалённость.

Герман почти каждый день названивал и по телефону утрясал всякие вопросы.

– Гутен таг, Серёга! Как у вас погода? – начал издалека Герман.

– Привет, Гер! – заулыбался абонент на другом конце телефонного провода. – Очень рад твоему звонку, но извини, не знал, что ты устроился синоптиком по совместительству.

– Что есть синоптик? Почему я устроился? – недоумевал немец, очевидно, утратив русское чувство юмора.

– Это шутка, Гер, – продолжал смеяться Сергей, – просто потому что ты про погоду спросил.

– Я не синоптик, но вашей погодой интересуются мои партнёры.

– А я подумал, ты просто для начала про погоду спросил.

– В этом они нашли даже что-то привлекательное.

– Привлекательного здесь много, чего можно найти. А что именно имеют в виду твои друзья?

– Понимаешь, солнце встаёт на востоке раньше. А в Магадане на восемь часов раньше Москвы. Люди идут на работу, создают продукты, идут домой, а москвичи только просыпаются на всё готовенькое. Так шутят мои друзья и считают, что, создав центр в восточной части России, будет легче расширяться на запад.

Ты только с помещением не тяни. Нашёл что-нибудь?

– Помещение подобрал площадью шестьсот тридцать шесть квадратных метров, в центре города, первый этаж, арендный договор мы заключили на год, потом можно продлить.

– Хорошо, Сергей! А кто хозяин? Там газ, электричество есть?

– Герман, ты что? Ты думаешь, мы здесь живём в дикой тайге? Город у нас вполне современный, здание трёхэтажное, но мы занимаем только первый этаж, газом не пользуемся. У нас электричество. А корпус пока принадлежит геологическому объединению.

– Что такое геологическое объединение?

– А, да. Я совсем забыл, что ты давно уехал из России. У вас там корпорации, а у нас объединение. Это когда несколько крупных предприятий объединяются, чтобы вместе выполнять родственные работы. У нас большая территория, много золота, серебра и других металлов. Геологи их ищут, находят, подсчитывают количество и качество. Поэтому геологических экспедиций у нас много.

– Ладно, Серёга, я понимаю. А что там есть, ну, комнаты, вода, канализация? Что там надо делать? Ремонт, реконструкция?

– Гер, а ты приезжай к нам и сам посмотри. Правда, иногда медведи действительно появляются в городе, они чаще на моей даче бывают, потому что кушать хотят. Но Магадан вполне современный, культурный и очень красивый город. И вода есть в домах, и канализация работает, и душ с ванной, даже горячая вода круглый год тоже есть.

– Сергей, я понял тебя. Потом приеду к тебе в гости. А сейчас пришлём специалиста по строительным работам. Он и в финансах хорошо разбирается, тебе поможет. Томас!

– Что Томас?

– Он есть Томас, он имеет имя Томас.

– Замечательно, что он Томас. Как у него с языком? Русский знает?

– Томас учился в Москве, хорошо меня знает русский. Ты же тоже знаешь немецкий?

– Ну, раз он лучше тебя знает русский, я думаю, мой немецкий не понадобится. Видишь, Гер, как хорошо было когда-то: вы немцы, я армянин, а все мы учились в Москве, изучили русский язык, а теперь друг друга понимаем без проблем.

– А помнишь, Серёга, мы ещё стипендию студенческую получали? Ладно, я тебе позвоню, когда Томас будет готов. У тебя есть, что сказать?

– Нет, Гер, я всё сказал.

– Тогда до свидания, Сергей.

– До свидания, Гер.

Томас прилетел в Магадан через неделю, когда работы по ремонту будущей клиники шли полным ходом. В принципе, капитальных работ и не требовалось, только переориентация производственных кабинетов в медицинские, прокладка электрического кабеля, труб водопровода и прочих коммуникаций в каждый кабинет. А пока что в самом просторном помещении под гордым названием «Красный уголок», некогда отведённом трудовому коллективу для собраний, праздников, торжественных мероприятий, обучения и технического совершенствования персонала, шли занятия школы народной медицины под руководством Сергея. В двух наспех переоборудованных кабинетах вели приём массажисты и мануальные терапевты. Ещё два помещения готовили для стоматологов.

Если бы не ярко-красная иностранная бейсболка в сочетании с такой же красной, но слегка выцветшей спортивной курткой, в толпе пассажиров вряд ли можно было бы безошибочно узнать в рыжеватом курносом крепыше немца Томаса. И ничего не было удивительного в том, что Томас оказался прекрасно приспособленным к русскому менталитету и образу жизни русского народа. Он не стал жаловаться на трудности долгого перелёта и не жаловался на суровый климат, который встретил его мелкой моросящей холодной влагой. И желания отдохнуть с дороги у него не возникало, да и немедленное проявление немецкой аккуратности и педантичности в трудовых буднях, кажется, в его планы тоже не входило. Уже по дороге из аэропорта Томас поспешил заявить о своих повышенных интересах к местной рыбалке, нахваливая прочность своего спиннинга, специально приготовленного там, в Германии. Из рассказов друзей узнав о щедротах местных рек и морей, он давно мечтал увидеть это всё и попробовать. А узнав, что ловить рыбу можно, сколько хочешь, даже можно забрать свой улов и не надо платить за это богатство ни копейки, парень по-детски расчувствовался.

– Да, у вас давно уже коммунизм наступил, – удивлялся Томас. – У нас в Германии надо платить за право ловить рыбу, за удочку, за каждый килограмм, если хочешь купить рыбу, которую ты же и поймал.

– Нет, дорогой Томас, Германия маленькая, а Россия большая, – Сергей, наверное, на правах хозяина счёл себя обязанным знакомить гостя с местными особенностями. – Вот, к примеру, только на территории нашей Колымы можно разместить восемь Германий.

– Территория, может быть, у вас и большая. А рыба в воде водится? – спорил немец, утверждаясь в своей осведомлённости.

– И воды у нас хватает, – успокаивал гостя Сергей, – на каждом квадратном километре нашей территории река длиной с километр, а в реках полно рыбы. Никогда не переловишь. Поэтому не жалко, лови, сколько хочешь. Мало будет речной рыбы, на море поедем.

– Да, – признавался немец, – Андрей рассказывал о своих восторженных впечатлениях. Я тоже хочу на море.

– Обязательно поедем, – обещал Сергей, – у меня там есть хорошие друзья в рыбном флоте, а у друзей есть хорошие корабли.

О немецкой педантичности и пунктуальности сказано много. Но то, что этот парень олицетворял все положительные качества, присущие этому народу, перечислить невозможно – боюсь что-то упустить. Просыпаясь в шесть утра, ровно час он отводил зарядке и гигиеническим процедурам, ровно в восемь открывал двери офиса. Изо дня в день этот график он соблюдал в точности, ни минутой раньше, ни минутой позже. Неужели и вправду такие прочные традиции? И приём назначал по точному времени, лично беседовал с каждым, тестировал на профессиональную пригодность, после оговаривал размер зарплаты, а уж потом заключал договор, в соответствии с которым каждый работник должен приступить к работе и закончить её в назначенные часы. Опоздание на минуту или переработка являются основанием для увольнения. Через каждые пятьдесят минут непрерывной работы необходим десятиминутный отдых, курение запрещено в течение всего рабочего дня. Любое нарушение требований договора могло служить основанием для увольнения без объяснений.

– Мы хорошо платим, – объяснял Томас Сергею, – зарплаты наших рабочих должны быть выше, чем в других предприятиях, тогда к нам пойдут хорошие специалисты. И качество работы тоже имеем право требовать лучшее, чем у других.

– Но у нас к такой дисциплине не привыкли, – возражал Сергей. – Чтобы на работе не курили, надо где-то комнату для курения отвести.

– Это неправильно, – горячо возражал немец, излагая свои мысли почти без акцента, – курилку не будем отводить. Рабочий день длится восемь часов, и это время каждый должен отработать с полной отдачей, а не половину того, что он может. Производительность труда курильщика не может превышать половины его возможностей. Кому нужна такая работа? А вот комнату для психологической разгрузки надо.

– Хорошо, надо только подумать о содержимом такой комнаты.

– Ты же сам доктор. Вот и подумай, как можно снимать утомления, как отвлечь от психологических и мышечных перегрузок.

– Ты удивишься, Томас, но можешь обойти всю страну, но комнату психологической разгрузки вряд ли увидишь. Курилку – пожалуйста!

– У вас вообще всё не так, всё наоборот, – изумлялся иностранец, – со времён феодального строя у вас вообще ничего не изменилось. Я смотрю, как ваше начальство относится к простому люду. Всё зависит от расположения духа. И я не удивлюсь, если завтра увижу, как на центральной площади какая-то капризная дама наказывает публичной поркой не оправдавшего ожидания молодого человека из простолюдинов.

– Вот куда занесло моего немецкого приятеля, – засмеялся Сергей. – Про публичные порки даже я ничего не знаю. Откуда ты это взял?

– О, это было популярно в России. Дамы, или как их там… светские львицы, часто заводили себе молодых любовников из простого народа. Но если потом он хотел создать семью, расстаться со своей покровительницей не получалось, проходил он через унижения и публичную порку.

– Ну, это было в прошлом или позапрошлом веке. А сейчас другие нравы и другая культура. И светские львицы, то есть проститутки из высшего сословия, тоже ушли в прошлое, как и то, что называли «свет». Но тебя же все принимают, никто тебе не отказывает?

– Наверное, моё иностранное происхождение в какой-то мере даёт пропуск в любые кабинеты. Но знаешь, что я тебе хочу сказать. Никто мне не отказывает, все согласны, но никто ничего и не делает. Почему свои обещания не выполняют даже ваши начальники?

– Да, мой друг, так заведено у нас. Обещают тебе, наверное, потому что иностранца обидеть не хотят. А для выполнения надо искать ресурсы, что-то делать самому, что-то кому-то поручать и так далее. Кому это надо?

Так уж заведено в человеческом обществе – если ты что-то хорошо делаешь, то добрая слава о тебе распространяется, и со всех сторон к тебе обязательно потянутся люди, среди которых много тех, кого твоё изделие радует. Но будут и такие, кто отнесётся к твоим успехам с завистью. Найдутся и те, кто захочет навредить.

Узнав о немецком предприятии, жители города обрадовались ещё одной возможности получить хорошую работу. Тем более что и рабочих принимали из местного населения, и медицинский персонал будущего коллектива планировался из своих специалистов.

Скептики сразу махнули рукой: «Не получится у них ничего! Не дадут!» Как ни жаль, но они-то и оказались правы. Это были времена, когда законы развалившегося государства перестали работать. А новые законы не могли работать по причине их отсутствия. В Законодательное собрание приходили люди со своими претензиями на финансы и ресурсы разрушенного государства. Преследуя личную корысть, саботировали иные предложения. Куда и когда им было думать о государстве или о народе?

Решение пришло как бы само собой. Неожиданное появление Томаса в поликлинике предвещало что-то нештатное.

– Привет, Сергей! – поздоровался немец и вопреки обыкновению, не дожидаясь приглашения, присел на свободный стул.

– Привет! – ответил Сергей, проводил очередного больного и подал Томасу руку. – Что-то случилось?

– Нет, ничего такого, но нам надо поговорить.

– Тогда рассказывай, – Сергей присел, дав понять, что готов выслушать. – Что такого необычного произошло, что ты так расстроился?

– Сегодня я был у вашего начальника, – начал Томас, сдерживая эмоции. – Как его должность теперь называется? У вас же всё изменилось?

– Не знаю, Том, – отмахивался собеседник, – их называли секретарями и горкомами, но всегда они были начальниками.

– Мы уже почти месяц занимаемся ремонтом помещений, в Германии готовят к отправке оборудование, а арендный договор ещё не подписан, – возмущался Томас. – На сегодня он назначил встречу по вопросу подписания договора, я пришёл в назначенное время. И что ты думаешь?

– Я ничего не думаю, Том. Они же не просто так забрали себе все здания и сооружения. Должны же из этого извлечь выгоду для себя. Думаю, мог он продержать тебя час в приёмной.

– Нет, Сергей, – с тенью сочувствия возражал немец, – вы тут привыкли к такому обращению. Но он меня принял вовремя и даже чаю предложил. А на столе лежал наш договор. Он взял ручку. Ну, думаю, вот момент настал, сейчас всё решится. Но он взял бумагу и написал число с пятью нулями, подвинул мне, а на словах добавил: «марок».

– Что я могу тебе сказать, Том… Я договор подписывал с хозяином этого здания. Потом все здания стали муниципальной собственностью. Теперь тот договор недействителен, надо заключать другой. Назавтра они придумают что-нибудь новое, или этих посадят, и опять у нас будут проблемы. И так – до бесконечности. Что ты решил?

– Что я могу решить, Сергей? Он даже не извинился! – негодовал немец. – Даже не понимал, насколько унизительно его предложение для него самого, уже не говоря о том, что наносит оскорбления мне.

– А ты его вызвал бы на дуэль, – неожиданный переход Сергея на шутку несколько смазал напряжение и поставил точку на этой теме.

Слов уже не требовалось. Томас понимал, что от местного начальства с бандитскими аппетитами можно ожидать что угодно, но только ничего созидательного им предложить нельзя. О своих открытиях он доложил в Германию. Те выразили своё сожаление о потерянных средствах и несвершившихся планах по созданию клиники с германским оборудованием в далёком городе на российском севере.

Томас собрал коллектив рабочих, объявил о закрытии предприятия, выдал неустойку соразмерно двухнедельной зарплате, выразил сожаление, надел свою выцветшую спортивную куртку и красную бейсболку и отправился в аэропорт, чтобы вернуться в свою Германию и никогда больше не думать о создании клиники с германскими инвестициями в далёком сибирском Магадане.

Перед отъездом он сказал:

– Ваше начальство, Сергей, непатриотично! Они не думают о своей работе, о своей родине, о своём народе. Россия сильно изменилась. Советские люди любили родину, трудились на благо родины. А сейчас кушать хотят все, а работать никто не хочет. Все воруют, а в тюрьму никто не идёт.

– Ладно, Том, ты не расстраивайся. Передавай большой привет друзьям, передай мои сожаления, что с клиникой не получилось.

Встань и иди. Ты можешь!

Стремительные перемены ураганом пронеслись по судьбам, сметая не только экономику страны, но и сложившиеся устои, не оставляя времени для раздумий. Третьего не дано. Либо ты ночами не спишь и выплываешь сам, либо тонешь без шансов на помощь или спасение. Никто тебе руки не подаст, никто спасательный круг не подбросит. Неудача с германской клиникой потянула за собой изменения планов. Отказ от аренды больших площадей уже не оставлял сомнений, но для продолжения работы нужен был хотя бы минимум помещений и оборудования. Тем временем здания и сооружения в городе переходили из рук в руки. Как следить за событиями, с кем договариваться, у кого арендовать?

Возможно, словосочетание «богатые профсоюзы» звучит несколько смешно и нелепо. Но советские профсоюзы со своими стабильными доходами от членских взносов (а в членстве состоял весь трудовой народ) да ещё отчислений из государственного бюджета, собственных доходов от многочисленных социальных и культурных мероприятий, без проблем содержали многотысячный управленческий аппарат и щедро оплачивали им высокую зарплату. Профсоюзы строили грандиозные здания и сооружения, финансировали строительство и содержание домов и дворцов культуры, стадионов и дворцов спорта, корпусов санаторнокурортных и лечебных учреждений и щедро оплачивали путёвки трудящихся на отдых и лечение.

На одной из центральных улиц города возникло пятиэтажное нежилое здание с ярко окрашенными стенами и не менее ярким фасадом. У центрального входа красовалась отштампованная золотым шрифтом вывеска «Школа советских профсоюзов». Поначалу не возникало никаких сомнений, кого и чему собираются обучать в этих шикарных многочисленных классах и аудиториях, на оборудование которых денег не пожалели, ведь «Профсоюзы – школа коммунизма».

Пока ураган перемен не долетел до профсоюзов, Сергей успел заключить договор аренды. На втором этаже в двух помещениях вели приём врачи-специалисты. В огромном актовом зале, предназначенном для конференций, Сергей проводил занятия в школе народной медицины. Интерес к этому новому течению возрастал с каждым днём, запись на курсы велась на месяц вперёд.

Шёл набор в дневную группу обучения, когда в аудиторию вошли две женщины, волоча на своих плечах третью, посадили за парту, с облегчением вздохнули и удалились.

Был вводный урок, вопросы заданы, ответы получены, слушатели разошлись переваривать полученную информацию. На своём месте осталась одна Светлана – так звали девушку, которая, очевидно, без посторонней помощи ходить не могла. Девушка, как-то скукожившись, пряталась за партой, чтобы, не дай бог, её не обнаружили, и ужас охватил её, когда в её сторону направился человек, который в начале занятий представился и рассказал, что он врач и учитель, а теперь будет обучать их методам народной медицины.

– Вас Светланой зовут? – спросил он тоном, внушающим спокойствие, и присел в полповорота. – Можно узнать о ваших проблемах?

Щёки девушки налились багровой краской, по телу пробежала дрожь, на лбу выступили капельки холодного пота, сильно заломило в пояснице, что-то надо было ответить, но никакие слова на ум не приходили.

– Расслабьтесь и чувствуйте себя свободней, не волнуйтесь, с вами ничего плохого не случится, – продолжал разговор доктор, не дожидаясь ответа, понимая, что девушке трудно найти слова.

– Ничего определённого не говорят о моих проблемах. А вы можете что-нибудь сказать? – с трудом преодолев смущение, она выдавила вопрос, который, наверное, долго репетировала.

– Я смотрю, у вас с почками проблемы, да и печень долго загружали лекарствами, – говорил он, как бы размышляя вслух, потом повернулся лицом и спросил: – Вы принимали гормональные обезболивающие?

«Я лгала бы неуклюже, – подумала девушка, чувствуя себя на допросе, где нельзя ничего скрывать, – если бы сейчас ответила, что всё хорошо и никаких проблем с почками нет, да и печень работает безупречно. Однако тогда лишилась бы доброго расположения человека, на которого робко возлагаю надежды. Не задавайте мне вопросов, доктор, я на них не могу ответить», – пробегали мысли в голове девушки, звучать вслух они не хотели.

Вскоре она каким-то чувством поняла, что в его голосе звучит не пустая любезность, с такой уверенностью говорит человек, который на себя берёт ответственность. В памяти со скоростью быстрого кино пробегали картины из тех лет. Что только она не пробовала, и всегда теплилась надежда – а вдруг на этот раз ей помогут? Конечно, она помнила названия лекарств, среди которых гормональных тоже давали немало.

– Что вы делаете? – спросила она дрожащим голосом.

– Пытаюсь просмотреть ваши органы, вы не возражаете?

– Нет, я не возражаю, но у меня сильно болели ноги, а когда вы стали водить руками, боли прекратились.

– Это замечательно, что прекратились боли, надо привыкать к состоянию без боли, – бархатным голосом доктор пытался вызвать к себе доверительное отношение.

Девушка загрустила, радостное выражение лица изменилось, исчезла улыбка, чёрные серпообразные брови опустились, глаза закрылись, пряча слёзы.

«Если бы ваши слова, доктор… – подумала она. – Если бы вы знали, доктор, как я мечтаю об этом. Как я устала проливать слёзы ночами…»

– Расскажите о своих проблемах. Как долго они вас мучают, с чего началось, чем лечились? – доктор прервал мысленную прогулку девушки.

– О, это долгая история, доктор. Заболела я ещё в детстве, мне тринадцать лет только исполнилось, и до сих пор никто не может понять, что со мной. А что вас ещё интересует?

«Хорошая манера заканчивать диалог вопросом», – подумал доктор и продолжил свои мысли:

– Сразу, как только исполнилось тринадцать, я имею в виду, сразу после дня рождения?

– Откуда вы знаете? Да, так и было. После дня рождения.

Доктор давно привык к тому, что простые вопросы и выводы пациенты часто воспринимают за его необычную проницательность, подозревая в нём дар ясновидения и прочие таинственные способности.

– Нет же, – поспешил он объяснить, – конечно, я не знаю. Но так часто бывает. Болезни у детей часто появляются рядом с днём рождения. Накануне или сразу после. С тех пор вы лечитесь и терпите боли?

– Бывают иногда ремиссии, я даже между делом школу закончила и даже институт. Но лечусь постоянно. Доктор, а почему я сейчас боли не чувствую? Это гипноз, да? – в тоне девушки звучали тревожные нотки.

– Раз в медицинской терминологии преуспели, может, скажете, и какой диагноз ставили вам?

– С этим не всё однозначно. Здесь у нас ставили одно, в Москве другое, но все пришли к тому, что у меня обменная миопатия рецидивирующего течения да ещё что-то типа астенического синдрома.

– Во как! Я же сразу понял, что вы в медицинской терминологии преуспели. Астенический синдром, значит… Консультировались у психиатра?

– А что, доктор, значит, я сумасшедшая? – улыбнулась девушка.

– Все немного сумасшедшие, – улыбнулся он в ответ. – Рассказывайте своими словами о своих ощущениях. Не старайтесь подбирать медицинские слова. Вспоминайте с самого начала – с чего всё началось, в какое время суток начались первые боли.

– Вы точно угадали, доктор. Шестнадцатого отмечали день рождения, а семнадцатого я заболела, ночью почувствовала сильные боли, а утром с постели встать не могла. Никто не верил, что у меня что-то болит, врачи смотрели и говорили, что я здорова, а боли всегда были нестерпимые, таблетки давали, а они не помогали. Потом положили на обследование в больницу, но точно диагноз поставить не могли, лечение тоже не помогало, через год дали направление в Москву.

– Ночью вы заболели… А точно не помните – сразу после полуночи?

– Да, наверное, так и было.

Пока доктор и Светлана увлечённо обсуждали проблемы девушки, к двери подошли две женщины, тихонько приоткрыли и заглянули в щель. Увидев, что в классе кроме этих двоих нет никого, виновато прикрыли дверь и решили подождать.

– Вы заболели, когда вам исполнилось тринадцать, а теперь вам двадцать четыре – двадцать пять… Значит, лет двенадцать уже лечитесь, – рассуждал доктор. – Вам поставлена инвалидность?

– Да, и на этот раз вы угадали, доктор. Мне действительно скоро исполнится двадцать пять, а инвалидность мне установили сначала второй группы, и уже три года, как я инвалид первой группы.

– Вы хотите навсегда избавиться от своих проблем?

Неожиданный вопрос, заданный уверенным тоном, угодил по ее мозгам и перевернул все её внутренности. Лицо снова налилось лиловой краской, в висках застучало, что-то изнутри давило на глаза. Заломило в пояснице. Сильно сдавливая, по ногам проползали какие-то змеи, проникая где-то в пояснице, устремлялись вниз, кусались и кололись миллионами игольчатых жал. Обгоняя друг друга, мысли переплетались в голове. На мгновенье она вспомнила о своих мучениях, мелькали лица родственников, белые халаты, перемешались местные и столичные доктора и академики, уколы, медсёстры и разведённые руки, боли, боли, боли. Это кошмарное кино прокручивалось к финальному разочарованию. Наконец она вспомнила о вопросе доктора.

– Хочу, – тихо ответила девушка.

– Встаньте на ноги, – снова скомандовал доктор строгим тоном.

«Вот этого больше всего я боялась. Ведь доктор видел сам, что я ходить не могу… А ещё это волнение, всё тело дрожит. Да где же они, почему за мной не приходят?»

– Встаньте, не бойтесь! Встаньте и выходите из-за стола, – прервал он сумбурные размышления девушки и сам поднялся.

«Легко сказать. Думаете, я этого не хочу? Если бы я могла, давно бы пошла сама», – снова мысли стали путаться в голове.

Между тем она почувствовала какую-то силу, необычное состояние. Слова доктора, отдающие эхом где-то в мозгу, переплетались с её мыслями о том, что она ходить не может, сменялись другими мыслями, что это возможно, что всего-то только надо встать и сделать шаг, это естественно, она может, она это делала всю жизнь.

– Встаньте, не бойтесь, вы можете ходить! – утверждал доктор. – Вы можете, встаньте и идите!

Нащупывая надёжную опору под руками, она приподнялась на ноги. Немного постояв, поняла, что с ней что-то происходит – боли нет, ноги вполне надёжно держат и, кажется, сами просятся сделать шаг, только надо преодолеть страх. Двинула ногу вперёд, затем другую, боясь оторвать их от пола, подобно лыжнику проскользнула между партами, вышла на свободный простор, покачнулась, собрала всю волю и направилась к выходу.

– Хорошо! Молодец! Ещё шаг, и мы пройдём все коридоры и лестницы, у вас прекрасная походка, у вас красивые и сильные ноги, – приговаривая, сопровождал её доктор.

Изумлённо наблюдая за происходящим и украдкой вытирая слёзы, стоящие за дверью женщины виновато посторонились, чтобы не мешать.

Рабочий день близился к концу, когда дверь тихо открылась и, не дожидаясь приглашения, бесшумно, почти украдкой зашёл среднего роста посетитель. Представившись Эдуардом, он положил на стол документы на машину «Москвич», который у него угнали, и попросил помочь разыскать. Пока доктор просматривал бумаги, Эдуард плавно перевёл разговор на отвлечённые темы, не имеющие отношения к цели его визита. Ублаготворив странного посетителя мелкими знаками внимания, Сергей постарался сам вытянуть из него некоторые сведения, которые могли бы пролить свет на общую картину. Но до этих пор посетитель ничем конкретным не намекнул о деле, беспрестанно восхваляя качество изобретённого им столярного клея, он лишь говорил о секретах мастерства краснодеревщика и ещё о многих посторонних вещах.

Сергей воспользовался короткой передышкой и плавно перешёл на тему, с которой и был связан визит:

– Скажите, Эдуард, вы приобретали машину с рук, где-то на окраине?

От неожиданности в голове Эдуарда заработали тормоза. Некоторое время он пытался разгадать, откуда доктору стало известно о способе приобретения машины.

– Да, – отвечал он, кивая головой, – два года назад я купил ее с рук в соседнем посёлке.

Эдуард отвечал, стараясь скрыть своё смущение и ещё сильнее волнуясь от того, что ему это не удаётся.

– А вы раньше были знакомы с человеком, у которого купили машину? – не теряя темпа, не раздумывая, доктор старался вытянуть из посетителя важные сведения. – До покупки машины вы с ним были связаны по работе или через общих знакомых?

Эдуард задумался, очевидно, развеялись сомнения в том, что скрывать ничего нельзя, а главное, доктор понимает, что он неискренен, поэтому не требует полной откровенности.

«В конце концов, это его право говорить о чём-то или промолчать, – размышлял доктор. – Но, с другой стороны, дело, которое привело его ко мне, важно для него, а для меня не представляет интереса. Видать, я коснулся чего-то деликатного, о чем говорить ему либо стыдно, либо невыгодно. А впрочем, какая может быть выгода, если вся выгода была угнана?»

– Эдуард, скажите, что вас привело ко мне? Вы же хорошо знаете, что я принимаю больных, поиски пропаж для меня интереса не представляют, – заявил доктор, отодвигая бумаги. – Думаю, каждый должен заниматься своим делом, а пропажи пусть разыскивают те, кому положено.

– Мне сказали, что вы и раньше находили угнанные машины, – заметил Эдуард, стараясь не наговорить лишнего.

И это он скрыть не мог.

– Итак, Эдуард, – Сергей строго посмотрел требовательным взглядом. – Вашу машину угнали не вчера, а три дня назад. Это так?

– Да, – виновато подтвердил тот.

– Вы обращались в милицию?

– Да, – кивал Эдуард, – утром я шёл в гараж и издалека обнаружил, что ворота взломаны, а машины нет. Вызвал милицию и написал заявление. Сначала они не хотели принимать заявление, но потом знакомые посоветовали самому сходить к ним и там написать со всеми подробностями.

– С этого места подробней, – вопреки его ожиданиям, доктор шутил. – Расскажите о тех подробностях, которые вы написали в своём заявлении.

– Написал, что автомобиль марки «Москвич» зелёного цвета купил с рук у гражданина. Ворота взломали, машину угнали. Получается кража со взломом, то есть при отягчающих обстоятельствах.

– Эдуард, может, вы подождёте? Пусть милиция выполнит свою работу. Может, они найдут вашу машину. А вы не понесёте расходов за мои услуги. Пусть каждый занимается своим делом, да и поиски пропавших предметов не вызывают у меня повышенного интереса, у меня есть более важные дела, которых накопилось в коридоре, пока я здесь с вами занимаюсь чужими делами.

– Я прошу вас, доктор, – расстроился Эдуард, – последнее время несколько машин угнали. Милиция не нашла ни одной. Они не ищут, им неинтересно. Раньше с них спрашивали за нераскрытые дела, лишали каких-то денежных надбавок, продвижения по службе. А теперь всего этого нет, и они работают так, как им платят. Единственная надежда на вас, доктор!

– Ладно, Эдуард, если даже мы с вами обнаружим вашу машину, забрать без участия милиции не получится. Вам придётся к ним обратиться.

– Давайте, доктор, если найдёте, я сразу к ним побегу.

– Хорошо, я попробую. Но мне нужна ваша помощь. Как вы понимаете, поиски пропаж не входят в сферу моей деятельности. Видели, сколько больных сидит в коридоре?

– Я понимаю, доктор. А чем я могу вам помочь?

– Я вам помогу, Эдуард. Только приходите завтра в это же время. И вот что… Вы можете достать карту города и окрестных посёлков?

– Да, у меня есть знакомый картограф. Попрошу у него.

– Хорошо, Эдуард, завтра с картами приходите. А сейчас, извините, я должен принимать других.

– Ещё один вопрос, доктор, можно?

– Что ещё?

– Можно насчёт курсов узнать?

– Да, конечно, можно. Там в приёмной девушка сидит. Она вам расскажет об условиях, там же возьмите рограмму.

– А дочку могу записать, если она живёт в Хабаровске?

– Думаю, можете. Девушка в приёмной всё расскажет.

Эдуард оказался пунктуальным человеком. Ровно в назначенное время с рулоном карт под мышкой он стоял у дверей кабинета.

Есть такие люди – увидев один раз, напрасно стараетесь забыть его лицо. Оно врезается в память, пробуждая какое-то необъяснимое любопытство, хотя нельзя это объяснить симпатией или неприязнью. Если разобраться, впечатление от его лица вовсе не безобразием объясняется. Напротив, черты его нисколько не грубы, ничем не отталкивают. Сразу было не разобраться, но его проницательные тёмные глаза под косматыми бровями, таящие выражение скрытой хитрости или осторожности, просто не позволяли относиться к ним с полным доверием. Но именно этого он всегда и добивался от собеседника, пуская в ход мягкий голос и тщательный подбор слов. Едва он успел проговорить первую фразу, как Сергей убедился, что его новый знакомый (а он именно долгого знакомства и добивался) полностью оправдывает первое впечатление о нём.

«Пожалуй, ему надо посещать школу народной медицины, – подумалось Сергею. – Хотя бы для того, чтобы он знал, как уберечься от ошибок и как поступать, чтобы не навредить».

– Я смотрю, карту вы достали, – заметил доктор. – Давайте, разверните здесь на столе.

– Доктор, а как можно на карте обнаружить то, чего не нарисовано? – любопытствовал посетитель, разворачивая карту.

– Методом биолокации, – отвечал доктор, понимая, что этот человек не из праздного любопытства интересуется. – Понимаете, Эдуард, вокруг нас существует невидимый мир. Но он невидим только простому глазу. А если развивать тонкие чувства, можно увидеть то, что не нарисовано на карте, но оно есть на самом деле. Вот, смотрите, – указывал доктор на карте объекты, подспудно наблюдая, как жадно Эдуард следит за каждым движением его рук, казалось, всем своим существом он старается проникать в его мысли. – Вот ваш гараж, а вот трасса, куда ваша машина шла своим ходом.

– Эта дорога, по которой я никогда не выезжал из гаража, – пояснял собеседник. – Но я следов не вижу.

– Следы ведут вот сюда, – продолжал исследования доктор. – Вот смотрите, машина и сейчас стоит во дворе частного дома. Это «Москвич», цвет зелёный. Так что берите милицию, поезжайте и заберите свою машину! Машина шла своим ходом, заводили ключом, на замке следов повреждений нет. Вы понимаете, о чём я?

– Понимаю, доктор, сейчас я поеду в милицию. Сколько я вам должен?

– Мне вы ничего не должны. Заплатите за приём.

Эдуард отправился выполнять свои намерения.

А Сергею подумалось: «Этого человека надо зачислить на курсы, даже если он за обучение не заплатит. Его необыкновенная проницательность и чрезвычайный интерес к людям не оставляют сомнений в том, что так или иначе Эдуард будет вторгаться в судьбы людей, где немало может дров наломать. Так пусть он знает правила поведения и требования профессиональной этики».

Эдуард появился на следующий день. Раздосадованный, с головной болью, он просидел какое-то время в приёмной, воспользовался окном и постучался.

– Здравствуйте, доктор! Разрешите?

– Заходите, Эдуард. Забрали свой «Москвич»?

– Нет, доктор, не получилось… – Подождав немного, он решил рассказать подробности: – Я вчера прямо отсюда поехал в милицию. Целый час они меня продержали, перекладывали друг на друга – кто пойдёт искать, кто поможет. Наконец выяснилось, что ехать надо в соседний посёлок, а это далеко, ехать надо на машине, а у них бензина нет. Я им сказал, что за бензин заплачу. Но они нашли кучу других причин.

– И что? Так ничего и не придумал? Поехал бы сам!

– Я тоже так подумал, сел в автобус и поехал. Нашёл этот дом, вокруг – высокий сплошной забор из доски. Вскарабкался на этот забор, смотрю – мой «Москвич» стоит, даже не прикрытый ничем. Я уже думал сесть за руль и поехать домой. Кто может помешать мне?

– И что? Так и надо было поступить!

– Я так и хотел. Деревянные ворота взломать ничего не стоило… Но тут я получил по голове и ничего больше не помню. Сколько я там лежал, не знаю, когда очухался, сильно болела голова. Снова вскарабкался на забор, но машины там уже не было. Что мне оставалось? Машины нет, милиция отказалась помочь.

– А в милицию больше не обращался? Надо было вернуться туда, написать новое заявление, указать адреса. Они не имеют права отказать!

– В милицию я не обратился… Но меня познакомили с человеком, который работает в КГБ. Он по своим каналам установил, что по тому адресу, где стоял мой «Москвич», живёт участковый. Думаю, в милиции знают, какие машины куда угоняют. Наверное, они участвуют в организации угонов.

– Ладно, – заключил доктор, – давайте свои карты, будем искать.

Новые поиски указали на другой адрес, в другом конце города. Угнанная машина оказалась на частной территории в каких-то старых развалинах, которые, как выяснилось, приспособлены под ремонтные мастерские. Эдуард немедленно направился туда. Он опознал на свежевыпавшей пороше следы протектора своей авторезины, но на территорию его не впустили. В милиции снова отказались поехать на место.

– Наша доблестная милиция отказала мне в помощи, – сетовал Эдуард. – Машину я не смог вернуть, но вы сами говорили, что в каждом негативе есть что-то позитивное.

– И что же вы нашли позитивного?

– Я наблюдал, как вы работаете, и теперь ещё больше хочу научиться, думаю, у меня всё получится.

– Я тоже так думаю. У вас хорошие природные данные, получится. Но не думайте, что это лёгкая работа. Вам придётся многим пожертвовать, от многого отказаться. Соблазнов много, можно дров наломать и свою голову тоже можно сломать.

– Понимаю, доктор, – признавал он. – Я и хочу на курсах научиться правильно работать, чтобы, так сказать, дров не наломать.

Надо сказать, что выводы Эдуарда сделаны были вполне обоснованно. Он не раз утверждал, что угон его машины был знаком того, что в жизни надо что-то поменять. А за утрату получил полную компенсацию в виде квалификации народного целителя и определился на всю последующую жизнь.

Он жадно впитывал весь материал, успешно окончил курсы и стал одним из востребованных народных целителей. Вызвал дочь из Хабаровска. Для себя снискал доброе расположение учителя.

Женщины обладают одной удивительной способностью, свойственной только им, – способностью преображаться в зависимости от обстоятельств, которыми управляет мужчина.

Отличаясь скорее даром речи, нежели учёностью и глубиной суждений, более знакомый с житейской мудростью, чем с правилами нравственности, Эдуард хорошо умел настраивать доверительное отношение к себе. Нечасто можно встретить людей, которые могли бы сравниться с ним в способности заглядывать в человеческие души. Он никогда не говорил громко, не подавлял и не перебивал собеседника, не переступал границ его терпения, не затевал вопросов сверх его понимания. Такое умение ублажать собеседника часто притупляет зоркость человека.

У Эдуарда была дочь Татьяна, стройная высокая девушка лет двадцати пяти. Девушка как девушка, ничего такого особенного, чему можно было бы уделить повышенное внимание.

Сергей хорошо был знаком с особами того поколения, к которому она принадлежала. Хотя и разделяли их добрых два десятка лет, но девушки того класса не находили ничего, что бы могло препятствовать их близкому общению. Скорее, наоборот, это обстоятельство пробуждало интерес к молодому состоявшемуся мужчине. А внешность крепкого спортивного телосложения пробуждала особую страсть. Женщины обладают одной удивительной способностью, свойственной только им: преображаться в зависимости от обстоятельств, которыми управляет мужчина.

На первых же занятиях Сергей старательно пытался угадать в модно причёсанной, красиво одетой и ухоженной молодой женщине ту застенчивую Таню, которую недавно приводил отец, чтобы записать на курсы. Перемена была настолько разительной, что при виде её грациозной позы, словно нарочно выбранной художником для того, чтобы писать её портрет, он, вообразив себя где-то на приёме, так долго рассматривал её, что это не осталось за пределами внимания всей аудитории. Незамедлительно по классическому сценарию пошли разговоры и толки о предполагаемом продолжении тесных отношений учителя с красавицей-ученицей. Но, к общему сожалению, вскоре их стало меньше, а затем слухи и вовсе угасли за отсутствием новой пищи для разговоров.

Всё шло своим чередом, слушатели овладевали сложной методикой, проявлялись таланты, строились планы, программа подходила к своему завершению. Оставалось ещё пара занятий и подведение итогов, заключительные торжества и выпуск новых специалистов.

Субботним вечером Сергей, закончив занятия, сложил учебные принадлежности, собрал вещи, закрыл на ключ аудиторию и, спускаясь по лестнице к выходу, у самых дверей встретил Татьяну.

Она обратилась к нему:

– Мне очень неудобно, – объясняла девушка, смущаясь и краснея. – Понимаю, что мы с вами не настолько близко знакомы, но уверяю вас, я попала в жутко неприятную ситуацию, и прошу вас помочь мне.

– Успокойтесь, Татьяна, – Сергей взял её за локоть и проводил к машине. Ведь что-то заставило её пойти на такой смелый шаг. – Я постараюсь выполнить любую вашу просьбу, только скажите, что вы хотите.

– Простите меня, – девушка продолжала волноваться, – я отдала чужую вещь подруге, а теперь надо вернуть, а подруга живёт в другом конце города, а вернуть надо срочно. Понимаете, какая деликатная ситуация?

– Успокойся, Танюша, – он открыл дверь, посадил её и сам сел за руль, – я отвезу тебя, куда скажешь, у меня времени свободного много. Занятия закончились, дома никто не ждёт, я в твоём распоряжении столько, сколько понадобится.

– Спасибо вам! – благодарила девушка. – Я не знала, как выпутаться из этой дурной истории.

– Ну, командуй. Куда поедем?

– Сначала на тридцать первый квартал, я на минуту забегу к подруге, потом отвезёте меня к «Кристаллу», и всё, – волнение не отпускало девушку. – Не представляю, что бы я делала.

– Танюша, я же сказал, у меня времени достаточно и тратить его на такую девушку нисколько не жалко. Так что расслабься и отдыхай.

Девушка улыбнулась, но ничего не ответила. Её мысли, очевидно, занимали события, известные только ей самой. Смущение и румянец постепенно сошли с лица, и только хитровато прищуренные глаза выдавали тень её тайных замыслов. Сергей подозревал их присутствие, но старался скрыть свои подозрения, и, кажется, ему это удавалось. Или это было выгодно обоим. Всю дорогу они говорили мало, ни о чём интересном. Очевидно, оба старались подобрать подходящие темы или слова, но у них не получилось.

Они подъехали к указанному дому, девушка забежала в подъезд, быстро вернулась с каким-то пакетом, и они отправились в обратный путь.

– Не знаю, как вас благодарить, – смущение вновь овладело девушкой и румянец залил лицо, когда белая «Нива» плавно подкатила к знакомому подъезду и остановилась. – Вы мне так помогли!

– Всегда рад, Танюша, – отвечал он. – Ничего мне это не стоило.

– Не хочется вас так отпускать, – девушка пыталась дать волю своим чувствам. – Может, поднимитесь? Я вас чаем угощу, папа будет рад.

– Спасибо, Танюша, – лениво, но любезно отказывал Сергей, – если у тебя больше неотложных дел нет, я поеду. Переоденусь – и на дачу. Там у меня работы много.

– А возьмите меня с собой на дачу! – заявила девушка. – Я смогу там помочь чем-нибудь.

– Ну что ты, Танюша, там у меня такой беспорядок, одно название, а не дача. В принципе, дом ещё строится, вечная стройка.

– А я девушка непугливая, – она мило улыбнулась. – Помогу убраться… Если хотите, и гвозди могу забивать молотком.

Сергею было о чём задуматься. На самом деле девушка ему нравилась. Он и сам вынашивал мысли, с чего бы начать разговор, только подходящего случая не было. Ну, вот и он – подходящий случай. Так чего же ещё нужно? Сдерживало только то, что она ученица, а он преподаватель. Но ведь она не школьница, а взрослая девушка, самостоятельный человек, имеющий право принимать решения и отвечать за свои поступки.

– Хорошо, Танюша, мне будет очень приятно, если составишь компанию, – подчёркнуто любезно улыбнулся он. – Только надо мне переодеться и кое-что загрузить в машину.

– Подождите меня, – поспешила девушка. – Я быстро переоденусь в спортивное и вернусь.

– Полчаса тебе хватит? – он понимал решимость девушки, но дал ей время подумать ещё раз. – Давай, переодевайся, не торопись. И я поеду, переоденусь, а через полчаса встретимся здесь. Хорошо?

Прошло полгода с тех пор, сладко проведённое на даче время оставило массу приятных воспоминаний.

Татьяна, успешно окончив школу народной медицины, уехала в свой Хабаровск, и, как стало известно, там её ждали муж и маленький сынишка. Всё бы так и закончилось, но однажды Эдуард позвонил и пригласил Сергея на именины дочери. Наступил тот памятный день – двадцать первое сентября: дата, оставившая в памяти наших героев глубокий след и сыгравшая разноречивую роль в их судьбах чередой странных совпадений.

А пока, в назначенный час, с роскошным букетом, Сергей стучался в знакомую дверь в надежде увидеть очаровательную именинницу, с которой полгода назад они расстались, и с тех пор ни известий, ни малейшего представления о жизни Татьяны он не имел. Странности на этом не закончились.

Именинницы дома не оказалось, гостя встретил хозяин, с почестями проводил в комнату, где их ждал праздничный стол и присутствовали гости, среди которых особое внимание привлекала молодая, с роскошной причёской брюнетка, в которой едва ли можно было узнать Светлану. Она прошла полный курс обучения в школе народной медицины в одной группе с Эдуардом. По ходу, овладев необычной наукой и раскрыв незаурядные способности, она сама изо всех сил старалась приводить в порядок своё здоровье. Преодолеть смертельную болезнь ей помогал весь коллектив и сам учитель. А теперь из наиболее способных учеников, в число которых входили Светлана и Эдуард, создали выездную рабочую группу специалистов народной медицины. Наверное, по этим мотивам её присутствие на этом семейном торжестве было вполне логичным и обоснованным.

Нужно побывать на праздниках простых северян, чтобы получить представление об их радушии.

Это было в конце сентября, когда по правилам рыболовства в реках и морях заканчивается сезон любительского лова лососёвых. Щедро одарив удачливых рыбаков, коими в сезон становятся практически все северяне, берега несколько опустели, а запасники и кладовые в обратной пропорциональности заполнились солониной, копчёностями и лососёвой икрой. Что касается других закусок, то на столе было решительно всё, включая телятину, приготовленную на пару по изысканному рецепту хозяина. Из напитков, вопреки требованиям пресловутого сухого закона, стояло несколько сортов хорошего вина, шампанское и водка, к которой, на удивление, пристрастия никто не питал.

В самый разгар праздничного ужина появилась и сама виновница этого торжества в сопровождении какого-то молодого человека, которого она представила своим кавалером. Возможно, этим она в пух и прах провалила стратегические планы Эдуарда, но ничего такого никто и не заметил. А если и переживал по этому поводу сам стратег, то он как никто другой умел управлять своими эмоциями.

Музыка, танцы, веселье – всё шло своим чередом, сотрапезники засиделись далеко за полночь. Все было, как обычно бывает в среде людей, у которых приоритетным считаются уважительные взаимоотношения без претензий.

Всё было, как всегда, за исключением одного: с этого дня для Сергея и Светланы начинается новый отсчёт времени, не лишённый радости и удовольствий жизни, головокружительных успехов и досадных злоключений.

Но давайте вернёмся к праздничному столу в доме Эдуарда, где отсутствие самой именинницы на этом празднестве не было единственной интригой этого вечера. Гости загадочно переглядывались, что-то шептали друг другу о своих предположениях и догадках, но вскоре угомонились, переключив своё внимание на красноречивые тосты. А приняв спиртное и закусив аппетитными блюдами, и вовсе забыли об истинном поводе, по которому они собрались. Возможно, делали вид из деликатности, но это уже не имело никакого значения, что прямо или косвенно подтверждалось шутливыми тостами о чём угодно, но только не о теме, касающейся этой причины.

На самой середине комнаты, где собрались гости, стояло два сдвинутых стола с тесно расставленными тарелками, блюдцами, вазами, рюмками и бутылками вперемежку с разнообразием закусок и прочей снеди. Хозяева позаботились и о развлечениях гостей, освободив для этой цели от мебели и прочих предметов какую-то часть пола. Может быть, по чьему-то таинственному замыслу, а возможно, случайно, за столом Сергей оказался напротив Светланы, и не было в том ничего необычного, но он не преминул воспользоваться этой возможностью.

Эта юная девушка с красивыми чертами лица давно привлекала его. А теперь можно лучше рассмотреть, как роскошные чёрные волосы, облегая плечи, опускаются к спине, а с одной стороны, будто вуалью закрывая часть лица и немного плечо и грудь, создают впечатление некой таинственности и экзотичности. Слегка сросшиеся чёрные брови ничуть не портили их изящество, гармонично обрамляя широко раскрытые оливково-зелёные глаза. Нос прямой, правильной формы. Изящные губы. Если ко всему добавить высоко поставленную небольшого размера изящную грудь, тонкую талию и широкие бёдра, то вся эта картина порождала в голове хорошо разбирающегося в живописи Сергея психометрические ассоциации о том, будто девушка сошла с полотен эпохи Возрождения. Возможно, нам, мужчинам, свойственно присвоение идеальных форм и достоинств представительницам противоположного пола, вызывающим наш повышенный интерес. Но даже со скидкой на эти обстоятельства его восхищение было отнюдь не без основания.

Не промолвив ни слова, он долго украдкой любовался достоинствами девушки. К своему удивлению, он отметил отсутствие следов косметики на её лице. Но как бы он ни старался смотреть на нее незаметно, украдкой, его пронизывающие взгляды не остались незамеченными. Дает ли это повод для разговоров или даже осуждения, значения для него не имело. Все знали, что их разделяет добрых два десятка лет, но знали и то, что он свободный обеспеченный мужчина, с которым многие женщины связывают свои мечты и грёзы, и многие хотели бы оказаться сейчас на месте Светланы. Понимала и сама Светлана, поэтому старалась понравиться, охотно шла с ним танцевать, кокетливо отвечала на его шутки и комплементы. А когда он пригласил её продолжить вечер наедине, своё согласие она выразила счастливой улыбкой, вживую представляя себя в объятиях любимого мужчины и не откладывая на завтра то, что можно сделать сегодня, а именно то, что много раз воображала в своих девичьих грёзах.

– У меня дома есть прекрасный кофе, и коньяк к нему найдём, – продолжал Сергей утверждаться в своём приглашении. – Особых изысков не обещаю, но буду стараться исполнить все твои желания.

– Я люблю чёрный кофе, – отвечала девушка тоном, который не оставлял сомнений в том, что она приняла решение. – Кофе – моя слабость, а вообще, еще я очень люблю варенье.

– Здорово! – восторгался он. – Какое варенье ты больше любишь – вишнёвое или абрикосовое?

– Даже такое разнообразие вы мне предлагаете?

В тоне, избранном девушкой, прозвучали нотки кокетливой любезности и уважительного расположения к старшему, нельзя было исключить, что она продолжала чувствовать себя ученицей. На мгновение ему это напомнило о реальном мире, где для неё он прежде всего учитель и доктор, а уж потом мужчина, в которого она влюблена. Впрочем, найдутся ли такие юные особы, которые не влюблялись в своего учителя? Имели ли в данный момент значение женская психология, разница в возрасте или иные обстоятельства? Или вообще никакие причины здесь не имели значения? Может, только его неподдельная благодарность судьбе за встречу с девушкой, которая давно ему нравится… Или это случай оказал ему любезность, или что-то другое? На данный момент всё это было неважно.

В этих раздумьях он обнял девушку за плечи, прижал к себе, и так они прошли сквозь двор, миновали арку, подошли к подъезду.

– Вот здесь, на третьем этаже моя берлога, – прервал он молчание, остановившись у дверей с поломанным железным замком, посмотрел ей в глаза и спросил: – Ты не боишься без оружия входить в берлогу?

– Моё оружие всегда при себе, – не задумываясь, парировала она, поразив собеседника.

Откуда вдруг появились такие смелые мысли?

– Прости, я забыл, – виновато улыбнулся он. – Должен был сам догадаться, что женщина всегда при оружии – это женское очарование.

Кажется, напряжение сошло и установилось доверительное, взаимно приятное расположение. Они не спеша поднялись на третий этаж. Была глубокая ночь, и навстречу им никто не встретился, наверное, людям важнее выспаться перед трудовыми буднями.

Белые ночи давно миновали, уступив тёмному времени суток. Тусклый свет сороковки едва рассеивал ночную темноту, но по лестницам подниматься было нетрудно.

Ключи проскрежетали в замочной скважине, дверь открылась, и наши влюблённые оказались в во всех смыслах тёплом, нехитро обставленном жилище. С первого же взгляда было нетрудно угадать, что обитатель сей квартиры не спешит вводить коррективы в устоявшиеся холостяцкие будни и праздники. Пара мужских ботинок в углу коридора, чёрное кожаное пальто на вешалке в компании с такой же шляпой да незамысловатая мебель с беспорядочно расставленной хрустальной посудой вперемежку со спортивными трофеями, несколько бутылок редкого спиртного в баре, торшер над изголовьем спального места, раскрытый двухтомник известного французского писателя на тумбочке.

Было ли этого достаточно, чтобы судить о характере обитателя берлоги? Сказать можно было только то, что перед сном он любил читать что-нибудь лёгкое, да еще слой пыли на экране цветного телевизора очень редкой марки SONY недвусмысленно намекал на то, что его хозяин пользуется им крайне редко. Другая комната по всем приметам была необитаема, в основном она несла многофункциональную нагрузку то ли чулана, то ли кладовки: здесь повсеместно висели на вешалках, лежали стопкой, стояли в уголочке, дожидаясь сезонного пользования, какие-то вещи, одежда, лыжи и прочие предметы. Повсюду на подоконниках и тумбочках стояли горшки с плодоносно созревающими помидорами и огурцами.

Пропустим подробности событий того вечера и ночи. Нужно ли воображать себе влюблённых мужчину и женщину, которые давно вынашивают мысли друг о друге, переживают подробности этой встречи в своих мечтах и любовных фантазиях? Наконец, по счастливой ли случайности или закономерности, они встретились, и ничего не могло помешать исполнению мечты. Скажем только одно – поистине ночь создана для любви.

Любуясь своей возлюбленной, он осыпал её комплементами, восторгался красотой, роскошными волосами, как мальчишка, радовался, считая себя по-настоящему счастливым человеком. Молил Бога, чтобы счастье не кончилось быстро. Сладкий мирный сон тоже явился логическим составляющим этой ночи, но длился недолго, несмотря даже на то, что спешить им было некуда. Он проснулся и украдкой, настолько бесшумно, насколько мог, прокрался на кухню, чтобы приготовить обещанный утренний кофе.

«Она по-настоящему счастлива, – думал он, прокручивая события бессонной ночи. – Застывшая улыбка и счастливый блеск в глазах, которых раньше не было, неопровержимо выдают её чувства, которые она уже и не думает скрывать».

В раздумьях он и не заметил, что Светлана за ним наблюдает.

– Ты сейчас думаешь обо мне? – прервала она его размышления и, подняв огромные глаза, обрамленные густыми ресницами, словно желая проникнуть в его душу, спросили: – Как думаешь, о чём думаю я?

– Да, конечно, – признался он, не пытаясь скрывать радость от общения с ней и ещё от того, что некоторые условности ушли сами собой и что от пресловутого «вы» она перешла на «ты». – Впрочем, я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях проникать в мысли.

– Хочешь, я и дальше продолжу читать твои мысли?

– Нет, родная, я не хочу, чтобы ты пересказывала мои мысли, я и так знаю, что ты это сделаешь легко. Но если тебя что-то волнует, скажи, я ничего от тебя скрывать не стану.

– Хорошо, я скажу: ты сейчас переживаешь, что соблазнил невинную девушку, к тому же она твоя ученица. Так? – она наставила прицел своих бездонных глаз, пронизывая его насквозь. – Но ты не понимаешь того, что бывшая твоя ученица давно уже взрослая, и ещё не знаешь, что она сама давно мечтала об этой встрече и все именно так и представляла.

– Вот и не угадала, – ответил он ласковой улыбкой. – Думаешь, об этой встрече ты одна мечтала? Я тоже мечтал!

– Согласна, – отвечала она, перейдя на кокетливый тон, – но я больше мечтала. Будешь спорить со мной?

– Никогда, – улыбнулся он. – Запомни, родная, я никогда ни с кем не спорю, и у нас с тобой споров никогда не будет.

Сергей обнял её, прижал к груди так, что трепетание её сердца он ощущал своим сердцем. Поцеловал её, и они провалились в бездну любовных наслаждений. Запланированные на этот день дела, где приоритетное место отводилось неиссякаемым дачным хлопотам, безнадёжно провалились в полное забвение. Утомление взяло своё, и они вновь провалились в глубокий сон. А когда проснулись, оранжевое солнце предпринимало уверенные попытки скрыться за горизонтом.

– Добрый вечер или доброе утро? – спросила Светлана, протирая глаза. – Не поняла – мы проспали сутки или всего пару часов?

– Всё просто, родная! – отвечал он в том же ключе. – Смотришь в окно, если солнце слева – это утро, если справа – вечер. Впрочем, это неважно, когда очень кушать хочется.

– Я сейчас встану и что-нибудь приготовлю, – засуетилась Светлана, очевидно, инстинктивно почувствовав себя хозяйкой.

– Ты иди в душ, а я приготовлю завтрак, – возразил Сергей и направился в кухню.

Мысли в его голове, центральное место которых занимала Светлана, теперь теснились, переплетая и сопоставляя прошлые события с предполагаемыми будущими, спорили, составляя некий противоречивый конгломерат. Опыт его предыдущих браков оставил крайне негативные впечатления о семейной жизни и об изнаночной стороне взаимоотношений супругов, о лжи и неискренности, и ещё от многого другого, что явно свидетельствует о полном отсутствии в стране культуры семейных ценностей. Казалось, чьей-то злодейской рукой намеренно разрушаются семьи, обрекаются дети на сиротство при живых родителях. Женщины, почуяв несвой ственную им от природы власть над мужчиной, не задумываясь о последствиях, движимые эмоциями и прочими низменными чувствами, совершают глупости, используя для мести и шантажа своих детей и слабости закона.

Испытав на себе все эти мерзости при разводе с предыдущей супругой, где он вынужден был оставить несовершеннолетних сыновей, в воспитании которых он участвовать не мог в силу бесчестных препятствий, причиняемых бывшей женой, он твёрдо пришёл к решимости больше не брать греха на душу и не создавать семью. Но встреча со Светланой побуждала подумать о переменах.

Незамысловатый ужин (или завтрак – это не имело никакого значения), состоящий из бутербродов и небольшого количества овощей, дополненный дежурной холостяцкой яичницей и кофе, был готов. Сервированный передвижной бар на колёсиках покатился в комнату. К этому времени счастливая молодая женщина успела принять душ, привести себя в порядок и стала предпринимать попытки помочь в приготовлении пищи.

Они сидели друг против друга, но почему-то никто приниматься за пищу не спешил. Светлана, ощутив на себе пристальный, насквозь пронизывающий взгляд, опустила глаза, а когда, опомнившись, посмотрела, столкнулась с тем же выражением.

– Я люблю тебя, – тихо промолвил Сергей, – и хочу, чтобы ты стала моей любимой и верной женой.

Он не понимал, почему именно такие слова пришли ему в голову. То есть вполне давал себе отчёт, что делает ей предложение руки и сердца и это решение его вполне взвешенное и осознанное. Но мог ли он требовать от женщины верности? И откуда вдруг эти слова? Это всё равно, что написать клятву на песке и лелеять надежду, что не смоет дождями и не развеет ветрами. Но, кажется, Светлана сама очень хотела первой части его предложения и была готова ко второй, и вполне осознавала смысл этих важных слов.

– Я тоже люблю тебя давно, – отвечала она без тени наигранности, – и я буду твоей верной женой.

Так заведено в нашем противоречивом человеческом мире, где люди встречаются, влюбляются, женятся, дают друг другу разные клятвы и обещания. Только написаны эти клятвы кровью на сердцах или нацарапаны палочкой на песке – выясняется потом. Позже, гораздо позже поймут и наши герои, откуда вдруг вырвались тогда эти слова. Поймут они и смысл важных слов, но это будет совершенно в иных обстоятельствах, когда память Сергея вернётся в этот день, и он напомнит своей возлюбленной о значении важных слов, но это уже будет иметь совершенно иное значение.

У каждого есть это шестое чувство, просто у разных людей оно развито по-разному. Оно нам помогает, ведёт, подсказывает, предостерегает, предвидит события на много лет вперёд и предупреждает нас. Только слышим ли мы? Видим ли? Наш разум перегружен насущными проблемами, мы слишком много потребляем и слишком сильно боимся смерти, и каждую минуту думаем только об этом – не умереть с голоду и холоду.

– Я буду бесконечно счастлив с тобой, моя золотая, – продолжал Сергей, встал, обнял свою возлюбленную и поцеловал. – Давай подкрепимся немного и поедем на дачу, там много у нас работы, и аппетит там зверский.

– А что, у нас и дача есть? – спросила Светлана, вновь надев кокетливое выражение лица, ощущая себя с этой минуты счастливой супругой любимого мужчины.

– И дача есть у нас, и участок приличный, там даже что-то растёт вкусненькое. Ты будешь ухаживать за растениями?

– Наверное, буду, если у меня получится.

– У нас, моя золотая, всё получится! – машинально радовался он. – Нас двое, а значит, вдвой не получится. Мне всегда помогали друзья, но они никуда не денутся, будут помогать, я им тоже помогаю. Но ты – совсем другое дело. У дачи теперь хозяйка есть. Ты это понимаешь?

Про себя он отметил: «Она совсем, как ребёнок. Ей всего-то двадцать пять. Но досталось ей… никому не пожелаешь. Я сделаю всё, чтобы она была счастлива».