Ивановка бесплатное чтение

© Михалева Ю.С., текст, 2024

© Оформление ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1. Второй дом с краю

Деревья наступали на дорогу с обеих сторон, сливаясь в серо-коричневый частокол со светлыми пятнами первого снега у корней. Коридор, который они построили, упирался в тяжелое черное небо. Трасса осталась позади уже минут десять назад. На ямах и кочках – здесь тоже когда-то лежал асфальт, но он стерся, смылся, снесен колесами – не разгонишься. Вот и пришлось оглядеться, и от того, что Илья видел, делалось неуютно. Ни души вокруг, ни единой машины, никаких признаков жилья.

Над деревьями у обочины кружили черные птицы. Вороны? Если так, то подозрительно велики. Илья приглушил музыку – как будто в тишине проще и быстрее искать в лесной глуши никому не известную и не нужную Ивановку. Нисколько! Зато отчетливо слышалось необычное птичье клокотание с протяжным присвистом.

Засмотревшись, Илья не объехал яму. Бах! Зубы стукнулись, а кофе, купленный в придорожном кафе, выплеснулся в подстаканник.

– Да где же уже этот поворот, – пробормотал Илья, надеясь, что не пробил колесо.

Безлюдье угнетало так, что он бы обрадовался и дорожному указателю – но здесь их не было. Как и связи. Илья снова бросил взгляд на навигатор. Нет, ничего не изменилось. Стрелка как замерла метрах в трехстах от трассы, так и осталась неподвижной. Но хуже всего, что садился сам телефон: в нем осталось всего двадцать три процента заряда. А судя по карте, петлять предстояло немало. И как это сделать, не зная пути? Тревога ежилась и возилась где-то в животе. Илья отхлебнул кофе и сосредоточился на дороге, стараясь больше не смотреть в лес.

Он едет тут больше двадцати минут. Хорошо, что залил полный бак, но все равно тот уже наполовину опустел. Поворот направо давно уже должен быть. Неужели он его не заметил и проскочил? Наверняка так и есть. Нужно разворачиваться и двигать обратно. А если не пропустил, что тогда? Снова сюда? Телефон за это время окончательно разрядится, и у Ильи не будет хотя бы карты. И что потом?

Илья пытался отогнать нервозные мысли, но тогда им на смену приходили другие, о цели его поездки, еще более гнетущие. Для них сейчас точно не время. Еще успеет надуматься вволю.

Клацнув, машина подскочила на очередном ухабе, несмотря на то, что Илья перед ним сбавил скорость практически до нуля. А за ним и жутковатой толстой корягой, вытянувшей корни прямо на пути – как будто подножку ставила, – показался наконец-то желанный поворот.

Вот где началось настоящее бездорожье! Илья даже вспотел, лавируя по узкому лесному проезду. Как выезжать отсюда, когда уляжется снег? А в межсезонье после дождя? Пиковый туз на цепочке, свисавший с зеркала заднего вида, качался, подскакивал и шлепался о лобовое стекло. «На удачу», – вспомнилось напутствие Маринки. Нет, удачи туз Илье не принес.

Проезд резко уткнулся в развилку. Сверяясь с картой, – телефон теперь каждую минуту жалобно плакал: осталось одиннадцать процентов заряда – Илья опять повернул направо. Дорога немного исправилась и расширилась, напоминая о том, что ее проложили люди, и, значит, они все-таки где-то здесь.

Кошка! Проклятая вылетела прямо под колеса из ниоткуда. Илья даванул тормоз так, что машину повело. Он едва разминулся с большим сухим деревом и остановился, промокнул ладонью лоб, потер глаза. Навалилась дикая усталость. Сколько же еще ехать? Но раз тут кошка, получается, и Ивановка где-то рядом. А может, ему показалось и это просто лесной зверек?

Нет: точно кошка. Как ни странно, она не убежала в испуге, а спокойно уселась под деревом, в которое едва не врезался Илья, – с дуплом, похожим на кричащий рот. И умывалась: вылизав лапу, терла пушистую щеку.

Надо размяться. Спину тянуло. Илья вышел из машины, повел затекшими плечами. Кошка замерла с поднятой лапой, глядя на него. Пушистая, какая-то пыльная, как будто раскрашенная неряшливыми рваными мазками в три цвета. Один глаз на черном, другой на рыжем. А нос белый.

Вот бы рассказать Маринке, как его в лесу чуть не погубила кошка, и заодно показать виновницу. Илья вздохнул. Он обещал не звонить ей и не писать. А вдруг?.. Не успев додумать, он уже шагнул за телефоном. Но разумно ли тратить последние семь процентов на подобную ерунду? И все равно наверняка не успеет: кошка сбежит. Но та по-прежнему оставалась на месте.

«Как будто ждет», – мелькнула мысль.

Илья в тысячный раз взглянул на карту, желая намертво отпечатать ее в памяти, и навел объектив на кошку. Она заинтересовалась или, может быть, напряглась. Илья успел сделать три кадра, прежде чем телефон отключился. Его короткое прощание в тиши, на фоне шуршания ветра да криков птиц, прозвучало до дрожи громко. Но хоть что-то оказалось способно вспугнуть это животное: кошка отпрыгнула и потрусила к деревьям.

Илья немного размялся, бродя по поляне, и тоже продолжил свой путь. А тот крайне быстро, вопреки опасениям, привел к дорожному указателю. Совершенно обычный знак, говорящий, что он приехал в Ивановку, после долгих скитаний выглядел неуместным – вырванным из какой-то другой реальности.

Деревня оказалась больше и неказистее, чем Илья представлял: кочковатые разбитые дороги, серые дома. И много почти полностью облысевших к зиме деревьев. У нескольких, которые встретились по пути, ветви были переплетены разноцветными лентами. Наверное, какой-то местный обычай.

Бродившая в одиночестве белая корова стала первой, кто решил познакомиться. Илья едва успел поднять стекло перед любопытной мордой. Поприветствовали и собаки, с лаем бросившись за машиной. А где люди? Еще немного, и Илья решит, что мир опустел.

Но нет. У грязно-зеленого забора возились двое, утонув по пояс в капоте древнего автомобиля. Брела с ведром горбатая бабка в пуховом платке. Мать катила коляску. Мальчишки гнались друг за другом. Один из них заметил Илью, рванул за куртку приятеля, и они оба уставились на чужака.

Администрация, почта, музей, кафе и два магазина кучковались на возвышении, в нескольких метрах от недостроенной деревянной часовни. Илья решил, что ему в кафе. Несмотря на надпись «open» на двери (да, именно так!), внутри встретили темнота и кислый запах забродившего супа, напомнивший о школьной столовой. У окна в ряд, как в классе, выстроились шесть столов. В углу большой засохший цветок, на стене календарь. Но чего он ждал от такой глуши? Хорошо уже, что тут вообще есть кафе.

– Ой, здрасте, – сонно протянула, поднимаясь откуда-то из-под стойки, круглолицая маленькая женщина – лоснящийся колобок лет пятидесяти с дивно мохнатыми бровями. Официантка? Хозяйка?

Быстро моргая и тряся головой, она нажала на выключатель за своей спиной, и зал тускло осветился. Уф, выходит, хотя бы электричество в Ивановке есть.

– Вот меню, – по стойке к Илье подполз засаленный лист. Страшно представить, сколько замасленных пальцев его хватало. Он помотал головой:

– Мне просто кофе, – желудок возмущенно уркнул. – И телефон бы зарядить.

В ответ Илье предложили не только розетку, но и зарядку. А кофе поставили вариться во вполне современной кофемашине, которую в полутьме он сразу не разглядел. Все же отголоски цивилизации добрались и сюда. Но только зачем кому-то вообще здесь жить?

– Тяжело, наверное, в такой глуши, – не удержался Илья, забирая горячую чашку.

– Почему в глуши? – взмахнули мохнатые брови.

– Я с полчаса по лесу кружил, пока сюда добрался, – куда более эмоционально, чем планировал, сказал Илья.

Хозяйка бровей задрала их еще выше и выразительно ткнула пальцем в окно. А там, за столами и домами, в другой стороне деревни виднелась дорога. Совсем не та, по которой прибыл Илья, и отнюдь не пустая: прямо сейчас по ней двигалась пара машин.

Вот же чертов навигатор!.. И ни разу ведь не предложил явно на много порядков более простой маршрут.

– А вы что, через Чистополье ехали?

Илья пожал плечами.

– Полей там точно не было, только лес.

– То есть через Чистополье, – кивнула женщина. – Проезжали же указатель? Там, где черепа на палках?

Ему было не по себе уже далеко не первый день. А сегодня, видимо, он достиг настолько высокого уровня этого «не по себе», что уже и сам не понимал, на что именно оно так отзывается.

– Черепа?

– Ну да. Кто в первый раз оттуда едет, пугаются всегда.

– А есть чего пугаться? – с вызовом уточнил он.

Явно разочарованная ответом женщина все же поддакнула:

– Вот и я все время так говорю. Чего там бояться-то? Обычные коровьи черепа.

Действительно, самая обычная вещь на свете.

Возможно, в другой день в своей прошлой жизни Илья бы и расспросил, кто и зачем ставит подобные штуки и насколько он в здравом уме. Потом было бы чем пугать и смешить Маринку. Но теперь в этом нет смысла, а вдобавок он еще и измотан.

О том, что он не видел не только черепа, но и указатель, Илья тоже умолчал.

– Вы к нам надолго?

Отвечать на этот вопрос не хотелось даже себе. Илья снова пожал плечами.

– К бабе Дарье, наверное? – продолжала любопытствовать Мохнатая Бровь.

Никакой бабы Дарьи Илья не знал. И, выплеснув раздражение, продолжать пустой разговор не хотел. Нужный адрес он рассчитывал найти сам, когда зарядится телефон. Пока Илья пил кофе, тот тоже набрался сил и позволил себя включить.

– У вас что, здесь нет интернета?

– Да вроде с утра был, – Бровь лениво взялась протирать стойку, хотя от такой жирной тряпки та становилась еще грязнее. – Может, помехи какие. Или работы. Бывает иногда.

Похоже, все же придется или просить ее помощи, или обходить каждый дом в деревне. Где находится точка «Б», Илья и близко не представлял. Он ни разу не вводил в навигатор точный адрес, решив, что этого противного на вкус мамонта лучше уж есть частями. Сначала нужно найти хотя бы саму Ивановку.

– А где тут у вас улица Новая, дом три?

Женщина поджала губы, взглядом уйдя в себя. Но через миг мохнатые брови (выщипала бы она их хоть, что ли? Или подстригла) снова пустились в пляс.

– Так это ж Макарыча получается дом. Деда Максима, Дудникова, – уточнила она, как будто Илье стало понятнее. – Вы как выйдете, езжайте мимо администрации, но не направо, к трассе, а прямо, к реке. Почти до самого конца вам надо. И там по правую сторону второй дом с краю будет. А крайний – номер два, на нем цифра большая – сразу увидите.

Даже с нумерацией домов все не по-человечески в этой Ивановке.

– А следующий за третьим по правой стороне тогда какой? – поинтересовался Илья.

– Шестой, – кивнула хозяйка, словно это совершенно очевидно. – А вы кто Макарычу-то? Внук?

Илья сделал вид, что не расслышал, с шумом отхлебнув кофе. Как ни странно, а расспросы прекратились. Дождавшись в молчании, когда телефон зарядится до тридцати процентов, Илья покинул кафе не прощаясь.

И по указаниям Мохнатой Брови сориентировался легко. Миновал местную площадь с отвратительной трехметровой девушкой с бревном (видимо, подразумевалось весло) на плече, а вот и перекресток. Илья чуть не заскрежетал зубами, еще ближе увидев трассу. Если бы только он свернул здесь, то сэкономил бы больше часа. С другой стороны – а разве он торопится туда, куда едет? Дорога к реке резко рванула вниз, но Илья уже не удивлялся ее качеству, только матерился вполголоса.

И тут живут люди?.. Здания в центре деревни глаз тоже не радовали. Не попалось ни единого, о котором можно сказать: «Этот-то еще сносный». Низкие, кособокие, унылые. Но чем ближе Илья подъезжал к реке, тем сильнее менялось мнение. По сравнению с этими сырыми даже на вид призраками те были еще хороши. Несколько из них смотрели заколоченными ставнями – Илья насчитал четыре таких, прежде чем понял, что видит свой.

«Честно предупреждаю – дом не очень хороший», – риелтор уклончиво отводил глаза, когда Илья уверил, что покупает его не глядя и даже знать ничего не хочет.

Да… Хоть он и мастер портить себе жизнь, а этому решению – призовое место в ряду самых идиотских поступков. Домом строение с острой вытянутой крышей называться права не имело. Своим размером оно больше походило на увеличенную собачью будку и стояло вплотную к дороге, хвастаясь проломленным крыльцом с одной ступенькой. Заколоченные крест-накрест ставни не скрывали перекошенных рам. Начавшийся мокрый снег хлопьями падал на когда-то зеленую черепицу, которую тут и там прореживали щербины.

«И земли совсем немного», – признался риелтор, несмотря на решительный настрой покупателя.

Немного? Илья прошел вдоль участка. Десять с небольшим шагов в длину и семь в ширину. Вот так и выглядят 0,7 сотки, указанные в бумагах. Вот что на практике значил ноль перед семеркой. Ноль – он и есть ноль.

Забора не было: он весь лежал на земле вместе с полуистлевшим баннером о продаже дома. Как видно, очень давно лежал. Сложно представить, чтобы кто-то в здравом уме его купил – разве что Илья.

«Ключ потерялся. Но замок легко открывается без него, так что придется сменить», – напутствовал агент.

Такой навесной замок на двери Илья видел разве что в далеком детстве: им запирали сарай на дедовой даче. Открывался он действительно легко – так истлел от ржавчины, что разомкнулся, стоило взять его в руки.

А внутри… О… Илья едва справился с порывом бросить все и уехать, и будь что будет. Все пространство представляло собой единое помещение с печью у одной стены и металлической кроватью – и снова Илье вспомнилась дача деда – у противоположной. Гнилые доски трещали, обещая провалиться – но куда? Тут есть подпол для гномов? И чердак, видимо, для них же: в углу из вырубленного в дощатом потолке квадрата на пол спускалась приставная лестница. Был тут еще рукомойник: таз с дырой посередине на табуретке без сиденья, под которой стоял еще один таз. Имелись целая табуретка и крохотный квадратный стол, на котором стояла – просто невероятно – керосиновая лампа.

Но куда как гораздо дольше можно перечислять, чего тут не было. Например, электричества. Для того, чтобы осмотреться, пришлось выйти и сорвать доски со ставней – а те шли далеко не так легко, как замок, и Илья до крови разодрал руку, прежде чем смог справиться хотя бы с одним окном. А вернувшись, он не обнаружил ни следа проводов, розеток и лампочек. Не было никаких удобств: туалет – это, видимо, та перекошенная будка в паре шагов от дома. И отопления тоже, притом, что здесь зверски холодно. Как топить эту печь? Даже не так: где найти хотя бы инструкцию, что с ней делать, если интернет так и не появился, а телефон снова спешит разрядиться? И заряжать его тут просто негде.

Собираясь впопыхах, Илья хватал с собой только самое важное. И сейчас с усмешкой представлял сумку с ноутбуком на заднем сиденье. Нужно было брать вместо него топор, а теперь придется колоть дрова ноутбуком.

Илья глубоко вздохнул, что прозвучало как стон, и сполз спиной по стене, на которую опирался. Уселся, широко расставив ноги, опустил голову и крепко зажмурился. Не отчаяние, нет – им вдруг завладела абсолютная пустота. Илья поразился степени захватившего его безразличия. Разве так может быть? Вся жизнь разлетелась, как граненый стакан о бетонный пол, – а ему нет и дела. На все плевать. Сейчас он просто ляжет на грязный, шершавый и влажный пол, разящий сыростью старого подвала, и так и будет лежать до тех пор, пока не замерзнет насмерть.

Какой-то шорох за окном. Илья встрепенулся. Показалось или кто-то идет? Гнилые доски разбитого крыльца утвердительно хрустнули. Со скрипом, но без стука открылась дверь, и Илья увидел свою первую гостью. Горбатая бабка в шали, та самая, которую он встретил на улице. Только теперь у нее в руках не ведро, а литровая банка с водой. Далеко дошагала.

– Здорово, сынок. Ты кем Макарычу будешь? – она сильно сощурилась и вытянула шею, вглядываясь в Илью.

Отвечать он не стал. И вставать тоже. На новоселье он никого не приглашал, чтобы проявлять гостеприимство.

– Внучок, поди? Что-то и не вспомню тебя. Макарыч-то один все жил, без родни, – бабка прошаркала по комнате и поставила свою банку на стол. – Ну, с приездом. А это – чтобы жилось тебе тут спокойно. На порог я уже плеснула, а ты по углам брызни, на печь, а остатки хоть выпей, хоть вылей, но только здесь, в доме.

Илья не реагировал. Хотелось ее выгнать, но бессилие и равнодушие побеждали раздражение.

Гостья тем временем осматривалась, щурясь и наклонив набок голову.

– Эх, до чего дом дошел. Тут даже при Макарыче-то было негодно, а уж теперь, как столько лет пустым простоял, – совсем дух у него отшибло.

У кого, у дома? Но спрашивать вслух Илья заленился.

– Эй-эй-эй, – сокрушалась бабка. А потом махнула на Илью рукой и ушла.

Ну, хоть надолго не задержалась. Илья вяло подумал о том, что надо доставать вещи. Но зачем? Какой смысл? Удобнее ночевать в машине. Или, если на то пошло, даже в лесу.

Доски порога снова шмыгнули и ухнули. Старуха вернулась с охапкой дров и газетой.

– Печку-то не умеешь топить, сынок?

– С чего вы взяли? – огрызнулся Илья.

– Так видно по тебе, – дружелюбно отозвалась бабка. Она прошаркала к печи, с кряхтеньем опустилась перед ней на колени и принялась заталкивать внутрь комки газеты. – Иди погляди.

По-прежнему не шевелясь, Илья краем глаза невольно смотрел, как ловко гостья колдует с варварским агрегатом. Она подожгла бумагу и открыла заслонку.

– Пусть продуется, столько лет без дела стояла. А после затопим, – бабка не оборачивалась, и оттого возникало чувство, что она вещает затылком. Когда платок сполз на плечи, он оказался седым с гулькой. – Ты пока за водой сходи. Для дома можно и на речку, пока не встала. А если пить или кашеварить – то тогда тут колодец. Прямо до самого верха подымаешься – он и там. А на зиму санки заведи.

– Зачем? – поразился Илья. Он уже явно давно перерос катания с горок.

– Так воду возить чтоб сподручно. Ты ж по скользкому пока ногами с ведром дойдешь, навернешься. Ведра-то есть? Хотя о чем я… Ну, внук принесет. Завтра приедет, и пришлю его к тебе. Он и по хозяйству поможет. Пока снег не лег, пол да крышу поправит, крыльцо с забором починит. А я гляну, что из мебелей у нас есть.

Так вот он, бизнес по-деревенски. Ловко хомутает!

– У меня нет денег, – отрезал Илья. – Нечем платить.

Старуха дернула перекошенными плечами.

– Это конечно, сынок. Если бы не так, и тебя бы тут не было. А денег мне и не надо. На что мне их тратить? Мы это по-добрососедски. Звать-то тебя как?

Илья ответил.

– Илюша, значит, – фамильярно решила горбунья. – А я баба Таня.

Он представить себе не мог, что станет к кому-то так обращаться. Да ни за что.

Пока она возилась с печью, Илья все же принес из машины рюкзак и сумку с ноутбуком. И снова разобрала досада.

– А что, света во всей деревне нет?

– Что ты, Илюша! Все есть! Это Макарыч, лентяй такой, так до электрика всю жизнь шел. А ты уж дойди: он в администрации нашей обычно сидит, если не чинит чего. И интернет ваш есть. Только сегодня сломалось что-то, так говорят.

Еще вчера Илья бы не поверил, что перспектива жить с электричеством его так воодушевит – но что было, то было.

Дом, как ни странно, нагрелся настолько, что Илья снял куртку. Бабка показала еще раз, как управляться с печью, но он особо не слушал.

Несмотря на годы и увечность, она очень шустро сновала к себе («А я наискосок тут живу, Илюша»), в дом номер восемь, как с недобрым удовольствием отметил Илья, и возвращалась обратно. Как сорока, незаметно натаскала в новое гнездо Ильи, если его так можно назвать, и постельное белье, и посуду с чайником, и мясной пирог.

– Ничего, обживешься, – пообещала, зажигая лампу на столе. – С соседями познакомишься, только с Дарьей и отродьем ее не знайся. А сегодня кушай да спать пораньше ложись. Надо так, непростая сегодня ночь. А до того, как лечь, ты уж вынеси на порог хоть яблочко, хоть печеньку, а хорошо бы и получше чего, не жабься. Там и оставь. И на окно свечку поставь и зажги – я принесла, на столе возьми.

Что еще за непростая ночь на 2 ноября? Какой-то праздник? Но какой? Или что, они в своей Ивановке до сих пор празднуют Хэллоуин, или, по-новомодному, Тыквенный спас?

Бабка уже заняла своей горбатой спиной дверной проем, но обернулась.

– А сам на улицу ночью-то сегодня не ходи. И не пускай никого.

Примерно такого средневековья Илья и ожидал от деревни, так что хоть в этом сюрприза не было. Но назойливая старуха ведь в самом деле очень помогла – а он ее даже не поблагодарил.

Уже стемнело, и в тусклом свете керосинки не так корежила убогость комнаты. Может, поэтому дед и не провел электричество? Илья доел пирог, запивая оставшейся в машине водой. Достал ноутбук – к счастью, он полностью зарядил его перед дорогой – и обнаружил в сумке пауэрбанк, тоже заряженный. Вот так сюрприз! А ведь Илья начисто забыл о том, что вообще его брал, – уж слишком пришлось спешить. Он тут же припал к нему телефоном, как жаждущий к роднику. И принялся накидывать в ноутбуке список того, что нужно купить. Этажом ниже копошились и пищали, бурно радуясь приезду Ильи, и это были не гномы. Отраву с капканами он записал первым номером.

Список получился на страницу, и его можно было продолжать еще бесконечно долго. Чего совершенно точно нельзя сказать о средствах Ильи. Денег не хватит даже на четверть самого необходимого, а где брать их дальше, Илья пока даже не думал. Тоска, немного отступившая в компании горбуньи, схватила за горло снова.

Машинально, уже и не надеясь, что интернет вдруг появится, Илья разбудил телефон – и жадно вцепился глазами в экран. Новые сообщения в семи чатах! Четыре из них он и открывать не будет, но что-то писали Леня и Денис.

А главное, вышла на связь Маринка.

«И как ты там?»

Илья снова и снова бегал глазами по короткой строке, а вместе с ними бегали и радость, и облегчение, и отчаяние.

Сколько всего хотелось сказать! И от этого слова вообще не приходили. Он несколько раз начинал печатать, но все было совсем не то.

«Почитаешь потом в моем новом блоге».

«Совсем не так плохо».

«Ок, а ты?»

«Честно? Дерьмищенское дерьмо, хуже быть не могло».

«Прости. Я скучаю».

И тут Илья вспомнил кошку в лесу, которую снял на умирающий телефон – как раз в надежде развлечь Маринку.

«Тут черепа на деревьях и леса, полные кошек».

Есть! То, что надо! Нажав «отправить», Илья стал искать фотографию, чтобы послать вдогонку.

Сегодня он сделал четыре фото: одно – города за своей спиной на прощание, и три – кошачьих. Город есть. И лес есть. Вот они, все три снимка, отлично получились. Видно даже кусачее дерево – то, с дуплом-ртом. А вот кошки нет.

Илья по очереди увеличил каждый из них максимально, но от этого новых объектов не появилось. Только безлюдный лес. И как такое может быть? Он чуть не разбил машину из-за проклятой кошки – она точно ему не привиделась. Может, появился какой-то фильтр, который снимает пейзажи, выкидывая живых существ? Как ни хотелось, поверить в это не получалось. Тогда что? Бабка подмешала в пирог особенные грибы? Или нервы настолько шалят?

Бросив поиски кошки, Илья отправил Маринке дерево. Но оно не ушло, как и прошлое сообщение: интернет снова пропал.

За стенами очень явственно зашуршало. Илья не успел понять, что напомнил звук, потому что одна из ставен вдруг резко захлопнулась.

От неожиданности он вскочил, едва не опрокинув стол с ноутбуком и керосинкой и перевернув табуретку. И снова разозлился на себя. Поднялся ветер, шуршит и хлопает, а в таком картонном доме, как этот, внешние звуки слышно особенно хорошо. Только и всего, а он совсем психом стал. То фотографии, то ставня… Нечего здесь бояться. Ничего, кроме деревенской скуки, которую придется топить в самогоне, он здесь не найдет. И…

Илья не успел додумать. Цоканье на улице – как будто конские копыта. И что? Здесь де-ре-вня! Все! Кончено. Все кончено. Теперь он деревенский житель.

В вое ветра теперь мерещилась далекая заупокойная песня. А цоканье замерло. Кто-то остановился прямо у его дома.

Наверное, сосед. Нужно прекратить быть придурком, выйти, поправить ставню и заодно посмотреть на наездника. Это точно охладит порыв безумия.

Илья накинул куртку и распахнул дверь. И вновь отшатнулся. На пороге стояла девушка. Она словно вынырнула из ночной темноты. Непокрытая голова опущена, на русых волосах снег. Она медленно подняла голову и… Илья даже сам не мог понять, что ему показалось в первый миг торжества психоза. Девушка была совершенно обычная.

– Уже полночь, – тихо сказала она вместо приветствия.

Илья счет времени потерял и не ожидал, что так поздно. Но не того же она пришла, чтобы сказать об этом? Да и странный час для соседских визитов.

– Вы…

«Что-то хотели?» – собрался спросить он, но почему-то слова зацепились и застряли в горле. А она смотрела пристально прямо в глаза.

– Зайдете? – сам того не желая, Илья отодвинулся в сторону.

С невнятным «м-м-м» девушка тенью шмыгнула в дверь. И встала посреди комнаты. В отличие от бабки, осматриваться не пыталась – разглядывала только Илью. Ее же в таком тусклом свете рассмотреть особо не получалось. Синий пуховик, черная юбка до пят – вот и все.

– Присядете? – спросил Илья.

Но куда? Кроме дедовской кровати и перевернутой табуретки можно предложить только пол.

– Я не такая, как все, – сказала девушка.

Она подумала, что… Илья вдруг смутился, хотя для чего еще она могла прийти ночью в дом к незнакомцу? Но нет, у него сегодня нет сил даже на мысли о сексе. Точно не здесь и не сейчас.

– Вы неправильно поняли, – он быстро поднял табуретку и указал на нее рукой.

– И вы меня тоже.

Ее тихий голос казался шершавым. На табуретку она села и с такой же бесцеремонностью, как и бабка, – интересно, получится ли к такому привыкнуть? – заглянула в ноутбук Ильи.

Он захлопнул его прямо перед ее лицом.

– Налить вам… – словно в оправдание начал он.

Но чего? Все уже выпито. Разве что банка горбуньи продолжала стоять на столе.

Девушка тоже на нее посмотрела. Встала, ловко распахнула форточку – а Илья так и не смог выяснить, как такая конструкция открывается, – и нет банки. На ее запястье он заметил толстый багровый след, как от наручника.

– Так лучше, – объяснила она.

Илья исчерпал на сегодня способности удивляться и возмущаться. Со всем этим он разберется потом… когда-нибудь потом.

– Как открывается окно? – вместо этого спросил он.

– Дед Макарыч открывал снаружи лопатой и веревкой, – задумчиво сказала гостья.

И, взглянув на Илью, неожиданно рассмеялась. Не улыбнулась – громко захохотала. И так же резко остановилась.

– Там по центру была рукоятка, нужно ее найти. А пока можно просто как следует надавить пальцем в дырку.

– Вы здесь бывали?

Она кивнула.

Какая-то родня деда? Поэтому и пришла? Илья не успел спросить – но она ответила:

– После смерти хозяина. Его я живым не встречала.

Но тогда что ее привело? Почему-то и во второй раз не получилось произнести эти несколько слов. Да и опоздал Илья с ними: пока шевелил губами, девушка шмыгнула к двери и скрылась за ней.

Глава 2. Дурак

– Ну и кто там у Макарыча поселился? – баба Дарья тасовала карты на грубом дощатом столе, звучно поддевая их толстыми желтыми ногтями.

– Хорошо встретила? – непонятно, кто это спросил. Или в слова случайно сложились звуки старого дома – свист ветра за окном, клекот в печной трубе, тиканье настенных часов и попискивание мышей в погребе.

Как обычно, все всё знают. Но о веревках в ее комнате, как Варя и предполагала, речи не пойдет.

Она села на табуретку рядом с бабой Дарьей, поежилась и поплотнее завернулась в серую шаль. Варя мерзла. Тут даже в жаркий летний день всегда знобит и кажется, будто дует в каждую щель. А сейчас, в начале ноября, туда действительно дуло. И еще как!

– Он здесь не выдержит.

Баба Дарья оторвалась от своих карт и выразительно посмотрела. Беззвучный вопрос дико злил. Так всегда: она никогда не верила и всегда проверяла. А ведь, когда Варя только здесь поселилась, обещала, что все будет совсем не так.

И особенно обидно, что баба Дарья держала Варю за неразумную, начисто отказывая в здравом смысле.

Этот приезжий – такой напуганный, запутанный и растерянный, он потерял даже сам себя и ничего собой больше не представляет. Столько боли, злости и страха – раскаленный комок колючей проволоки. И зачем бы он, пустое место, раздавленная тень бывшего человека, не стоящая и ломаного гроша, только кому-то сдался?

– Он не умеет даже топить печь, – прямо глядя в выгоревшие от старости карие глаза, ответила Варя. С намеком, и нет сомнений, что баба Дарья его поняла.

Да, приезжий не представлял интереса. Сам он – нет. Но было у него кое-что гораздо более полезное и нужное, чем он сам: телефон и ноутбук. Жизнь за пределами Ивановки продолжалась и по-прежнему занимала Варю, что бы там ни говорила баба Дарья. Ей хотелось знать, что происходит в мире. Иногда, хоть это и всегда болезненно, тянуло хоть глазком заглянуть к людям из своего прошлого. А еще больше вызывала любопытство судьба приходивших на гадание гостей.

«Не наше это дело. Нас не касается, что с ними дальше», – ругалась баба Дарья.

И много чего еще говорила. Что энергию, мол, высасывает такой интерес из обеих сторон. Но она по поводу каждого из своих бесчисленных правил множество объяснений находила. А Варе интересно – и все.

Несмотря на все запреты, она бы охотно просто украла то, что ей нужно. И это было бы совсем несложно. В отличие от нового хозяина дома Макарыча, она прекрасно знала, как открыть любое из окон – на тот случай, если он сумеет запереть дверь.

Останавливало одно: где Варя спрячет вещи? Все надежные места вскрывались: иногда сразу, иногда чуть позже. И вместо продолжения танца на граблях лучше бы получить стабильный канал связи с миром, этакое оконце в него, вне дома. И в этом-то и задача, а вовсе не в том, о чем всегда думает баба Дарья.

Но – и тут пока проблема – Макарыч так и не обзавелся электричеством, так что столь желанные для Вари предметы скоро потухнут и станут просто кусками пластика – те же бревна, разве что для растопки негодные. Утешало, что одинокому молодцу наверняка и здесь помогут соседи. Горбатая бабка Танька наверняка уже его захомутала. Скорее всего, она и притащила ту банку, без которой определенно лучше. Вот же старая лицемерка!

«Никогда не поймешь, какое печенье слаще, пока не укусишь», – однажды заявила она старосте Фомину.

Прямо на одной из сходок из-за бесконечной стройки в деревне: там то ли что-то снова пропало, то ли испортили. Закончился шум, как всегда, пшиком. Все разошлись, не приходя к согласию, но слова бабки Таньки Варе в память запали. Думали-то так точно многие, это только вслух сказала она одна.

– Наш новый сосед уже был здесь. Просто не помнит, – сказала баба Дарья и перевернула карту на столе черной рубашкой вниз. – Дурак.

– Это точно, мать. Еще какой, – дуновением ветра прошуршал непонятно кто.

– Я про карту, – отозвалась баба Дарья.

Она каждый день вынимала карту дня – так она ее называла – и предсказывала судьбу гостей еще до их приезда. На нынешней – шут с завязанными глазами, в красном колпаке с бубенцами поднял ногу, готовясь сделать шаг в пропасть. А за ногу его кусает собака. Ее зовут Суета.

Варя усмехнулась и встала:

– Пора бы чаю.

Она поставила чугунный чайник на плиту, а из печи достала серые булки. На вкус они сладко-соленые. Баба Дарья пекла их каждое утро, прежде чем сесть за карты.

Только позавтракали, как за забором напротив окна остановился запачканный белый «Приус». Оттуда, как искра из костра, бесом вылетела женщина в длинной черной шубе. Но не только она спешила, а и от нее: автомобиль резко газанул и рванул обратно на дорогу задним ходом. Женщина быстро направилась к дому, но едва не упала – поскользнулась и провалилась каблуком в грязь, спрятанную под тонкой ледяной коркой. Зима еще слаба.

– Какая шустрая, – допивая чай, отметила баба Дарья.

Каблуки уверенно задробили по сеням. В дверь стукнули.

– Заходите!

Высокая, худая, около тридцати. Норковая шуба до пят – явно новая, и не менее очевидно, что хозяйке не терпелось ее выгулять.

– Дарья? – уточнила она.

Кивнув, баба Дарья бросила косой взгляд на груду вещей на полу и показала на вешалку у двери.

– А разуваться не надо, так проходи.

Гостья огляделась, плохо скрывая брезгливость. Варя тоже осмотрела их кухню, пытаясь увидеть ее новыми чужими глазами. Беленые стены с полками, на них все вперемешку: книги, банки, пучки трав. У двери в заднюю часть дома, в комнаты – древние часы. Потолок в трещинах и пятнах сырости. Истертые ногами и временем половицы – гостья еще не знает, но на каждый шаг они отзываются ворчливым скрипом.

В углу рукомойник с ведром, у печи охапка дров: подручные припасы, чтобы не выходить с утра за ними во двор. Такая жизнь: ни водопровода, ни центрального отопления. Модница и не догадывается, насколько это тяготит, особенно зимой, и какую тоску по городу вызывает. Мебель грубая и простая, шкаф для посуды советских времен, а стол, стулья и табуретки так и вообще выпилил из досок в сарае местный электрик, отрабатывая должок.

– Я, пожалуй, и раздеваться не буду. Прохладно, – сказала гостья. – И ко мне на вы, пожалуйста.

Шевельнув седыми бровями, баба Дарья улыбнулась. На щеках прорезались ямки – от возраста они вытянулись длинными щелями.

– Тогда располагайтесь.

Процокав по возмущенному полу, гостья с опаской опустилась на табурет рядом с Варей.

– Чаю? Еще горячий.

– Лучше воды.

Поднявшись, баба Дарья зачерпнула ковшом из ведра.

– Нет, знаете, не надо. Я передумала.

Баба Дарья тяжело опустилась на стул, продолжая приветливо улыбаться. Она умела казаться невозмутимой и добродушной.

– Как добрались?

– Ужасно. В лесу навигатор просто завис. Еле нашли эту вашу Ивановку, и там уже подсказали, как к вам доехать. И еще эти черепа на кольях на въезде. Какая мерзость, – гостью аж передернуло. – Это что, традиция такая? В деревне сказали, что у вас тут вчера какой-то праздник был.

– Был, – не стала обманывать баба Дарья, но и не поддержала тему: – А зовут как?

– Меня? – отчего-то удивилась гостья. – Инна. Но, может, уже начнем?

– Конечно, – баба Дарья снова перетасовала свою колоду. – Задавайте вопрос.

– Обязательно вслух? Я не хочу говорить. Это личное.

Непонятно кто ухнул. Сдвинув брови, гостья посмотрела на потолок.

– Дом старый, весь дрожит от ветра. Сильный поднялся, как видно, – объяснила баба Дарья. – Спросить можно и про себя. Снимите карты, сколько получится, и под самый низ положите, а потом любую достаньте.

Гостья сделала все, как просили. Вынула карту. Варя ее не видела, но и так понятно, что ничего нового не случится, – разумеется, это окажется карта дня.

– Дурак, – сказала баба Дарья. – Он значит, что впереди новое, чистая страница.

Инна напряглась. Колючими темными глазами пронзила несчастного Дурака.

– Да? А почему тут обрыв?

– Новое – это всегда шаг в неизвестность, – мягко объяснила баба Дарья.

– А можно поподробнее?

– Достаньте вторую карту.

Императрица. Инна поставила локти на стол, скрестила руки перед собой и уложила на них подбородок. Как видно, увидела в карте себя.

– Вы – хозяйка положения, от ваших действий зависит, куда оно двинется, – видимо, баба Дарья подтвердила предположения Инны: та впервые улыбнулась. – Давайте третью.

Император.

– Это значит, что вам придется проявить мужские качества: стойкость, решительность и мужество, – баба Дарья погладила Императора по красной накидке. Варю всегда поражала ее нежность к колоде – как будто карты могут что-то чувствовать. Впрочем, сама баба Дарья говорила, что именно так и есть. – И последняя.

Башня, да еще и перевернутая. Плохи дела вопрошающей, очень плохи – и теперь это очевидно.

– Она означает тяжелые испытания и риск неудачи. Должна вас предупредить, что ответ на ваш вопрос нехорош.

Баба Дарья редко говорила гостям о плохих прогнозах так прямо.

Инна нервно засмеялась, пряча руки.

– Думаю, за пять-то тысяч вы могли сказать что-то получше. Обрыв и падающие с крыши человечки – и за этим я тащилась в такую даль.

Она вынула из кармана купюру, эффектным жестом бросила на стол и встала.

– А знаете, что у меня был за вопрос? Не хотела говорить, но после такого гадания скажу. Я хотела узнать, что меня ждет после развода в жизни с любящим человеком. И тут получается, что я все собираюсь разрушить своими руками. Вам что, Павел – мой муж – тоже заплатил?

Гости, когда им не нравился результат, часто подозревали, что их близкие подкупили гадалку.

– Когда есть вопрос, есть и сомнения, – в своем духе ответила баба Дарья. – Гадание гаданием, оно только путь показывает. А желание ваше, которое в вопросе, исполнить можно. Вы ведь хотите увидеть истину – и она откроется.

– И это как же? – с презрительным недоверием спросила Инна. – И сколько еще за это нужно заплатить?

– Платить больше не нужно. Погодите минуту.

Баба Дарья прошаркала в заднюю часть дома.

Наморщив идеально ровный не от природы лоб, Инна с большим сомнением смотрела на Варю. Точнее, сквозь нее – она точно думала о своем. Наконец она видимо, решила, что ждать стоя неразумно и села.

– Вот, держите, – вернувшись, баба Дарья протянула гостье ручное зеркало. Серебряное, покрытое черной краской.

Варя поморщилась.

– И что это? – Инна принялась крутить зеркало в кончиках пальцев, словно боясь запачкаться.

– Покажите его сегодня своему избраннику, и все увидите.

Еще немного повертев зеркало, Инна вынесла приговор:

– Бред.

– Не получите, что хотели, – деньги верну, – миролюбиво уверила баба Дарья.

Инна сунула зеркало в один карман, а и из другого достала телефон.

– Рома, ты мог бы за мной приехать? Я в Ивановке, – быстро заговорила она, как только на звонок ответили. Тон стал совсем другой, куда более ласковый. – Что? Посмотри на карте. Дыра еще та. Да так. Павел меня отвез и сбежал, как обычно… Да. Да, очень жду.

Подразумевалось, что ждать она будет тут. Баба Дарья не возражала: отошла к столу для готовки и принялась месить тесто.

– На ужин будет пирог с брусникой, – сказала она подошедшей Варе.

Инна обратила внимание на миску у печи:

– Кошкам вредно молоко. И вообще все домашнее вредно.

– А это и не для кошки, – отозвалась баба Дарья.

Гостья не стала ничего уточнять и ушла в телефон. Как погрузилась, так и не отвлекалась от него все пару часов, пока он не позвонил. Тогда она просто сорвалась с места и удалилась так же резко, как пришла.

Варя собралась проводить ее, но баба Дарья преградила дорогу:

– Сама справится.

В окно Варя видела, как гостью забирает черный внедорожник.

– Помоги перебрать бруснику, – сухо сказала баба Дарья. – И приведи себя в порядок.

На первое Варя согласилась, на второе – нет. Все время, пока она складывала в банки ягоды – позднеосенние, последние заготовки перед зимой, – ее душило раздражение. Не из-за брусники, из-за бесконечных ограничений.

– Ты же сама понимаешь, что так лучше, – словно прочитав ее мысли, примирительно сказала баба Дарья.

Но еще не успели покончить с ягодой, как прибежал соседский мальчишка, Димка, сын продавщицы Верки. Баба Дарья говорила, что, если бы не она, он бы никогда не появился на свет.

– Там в речке машина тонет! – восхищенно оповестил он. – Как под горку покатилась, как рухнет!

– Я же говорила – справится, – заметила баба Дарья.

На сей раз она не стала удерживать Варю. И та со всех ног бросилась к деревне, а потом через всю нее к берегу. Пробегая мимо дома Макарыча, увидела приезжего. Похоже, он только сейчас собрался на берег – даром что живет у реки – и как раз боролся с дверью, пытаясь всунуть ее в проем, чтобы закрыть.

Варя часто жалела, что у нее больше нет телефона. Подумала о нем и сейчас, оказавшись на берегу. Метрах в десяти от него, на фоне руин дореволюционной водяной мельницы Ковязина и исчерченного белыми полосами яркого неба, тонул черный внедорожник. На его крыше сжалась в комок Инна. И все это так и просило о том, чтобы его запечатлели на камеру.

Берег усыпали деревенские.

– Она, что ли, джип утопила? – бородатый механик Иван, любитель рыбалки, бросил удочку и наблюдал за происходящим.

– Нет, вроде сбежал водитель, – отозвался староста Фомин, обладатель солидных плеши и пуза.

– Да как так вышло-то? И льда ж еще нет особо, – оглядывалась Лариса, бровастая хозяйка кафе. Наверняка бросила его и одной из первых сюда поспешила, чтобы потом было что рассказать посетителям.

– Ох, бедолага, – качала головой горбатая бабка Танька.

Приезжий только что подошел и растерянно озирался.

– И ты тут, змееныш, – Варю заметил круглый невысокий мужик с водянистыми бегающими глазами.

Она отступила на шаг и прошипела:

– Пошел ты.

– Помогите же мне! – хрипло закричала Инна.

– Держись! Спасатели уже едут! – крикнул в ответ Фомин.

– А шустро под воду пошел-то, – заметил Иван.

– Течение, – поддакнула Лариса.

– Слышь, Андрей, – механик обратился к Фомину. – Как бы поздно не стало, когда приедут.

– Я не умею плавать! – кричала Инна.

– Да и сам думаю, – выпятил губу Фомин. – Но вода – лед, кто полезет?

– Давай веревку бросать. Попробуем вытянуть. А то и точно утонет.

– Да как же, – не сдержался мужик с бегающими глазами.

Рыбаки связали несколько веревок в трос.

– Обвяжись за пояс и крепко держись. Мы тебя вытащим! – обещал Инне Иван. – Шубу только сними, на дно утянет.

Стали бросать веревку. Ее сносило ветром и течением. В итоге Инне удалось поймать конец. Вцепившись в веревку, она без колебаний сбросила шубу, с которой ни на миг не захотела расстаться у бабы Дарьи, и в точности выполнила все советы Ивана. И все же, пока ее тянули, пару раз ушла с головой под воду. Но держалась крепко, и вот ее вытащили на берег. Бабка Танька уже подсуетилась – притащила одеяло и какое-то горячее варево, кто-то принес сапоги размера так сорок пятого и зеленый необъятный пуховик.

Инна осталась в сознании, но явно была не в себе.

– Я дура, дура, – хрипела она, пока деревенские хлопотали вокруг.

За спиной зарычало и задребезжало. Обернувшись, Варя увидела «Газель» спасателей. Заметил их и Фомин.

– Ну точно, как за смертью посылать, – пробурчал он.

Но на самом деле они бы успели: крыша внедорожника все еще торчала над водой.

– И кто тут тонет у вас? – двое приехавших вышли.

– Уже никто. Мы сами ее достали, – Фомин кивнул на мокрую Инну на берегу.

Спасатели подошли к ней. Один наклонился и отчетливо, чуть ли не по слогам, как будто она потеряла способность понимать, сказал:

– Девушка, мы вас в больницу отвезем.

Опухшие от воды и слез, грязные от размазанной косметики глаза Инны вдруг сузились от злости до щелок.

– Этот ублюдок! Да он бросил меня и сбежал. Его судить надо! – закричала она. – А я пристегнутая была! Я ж… Я же… Я ж чуть не…

Ее начало трясти от сухих рыданий.

– Ты поплачь, дочка, – потрепала бабка Танька огромное плечо пуховика.

– Бабка, это все бабка. Она сказала, что все будет, если я ему покажу то зеркало, – захлебывалась Инна. – Вот я показала… Он сбежал, он просто сбежал, он меня бросил. А я Паше еще успела позвонить. Прежде чем телефон в воду… И… Он сказал, что уехал уже, и я…

– Так она, что, не пойму? Отвлекла водителя – вот он с дороги под горку и улетел? Ну так дура и есть, – пожала плечами Лариса.

– Просто бредит, – сказал Фомин.

– С чего бы? Как есть говорит. Так и знала, что Дарьи проклятой дела и ее отродья, – сплюнула бабка Танька, а после повернулась к приезжему. – Вот видишь, Илюша, до чего доводят людей.

Илюша.

Спасатели все же уговорили Инну подняться. Поддерживая, усадили в машину. Когда «Газель» с ревом победила подъем от берега, жители стали расходиться, хотя кто-то и остался посмотреть, как утонет джип.

Варя пошла следом за спасателями. На покрытом тонким льдом повороте, где на дорогу упало старое дерево, «Газель» повело, и она не смогла разминуться с препятствием. От удара вырвало колесо, но экипажу повезло: машина не вылетела с дороги, ее просто протащило вперед.

Сначала была тишина, даже когда спасатели уже вышли. А потом они стали спорить. Так громко, что Варя слышала издалека целые фразы. Один предлагал дожидаться подмогу, а второй считал, что ждать придется как минимум до ночи.

– Ей нужно в больницу. Пока ждем, окончательно околеет, – Варя подобралась ближе, и теперь уже разбирала каждое слово. – Может, сможем сами колесо приставить. В общем, как хочешь, а я пойду поищу.

– Да стой! Тогда вместе пойдем.

– А ее одну оставим? Ты с ней побудь, а я пойду.

– Не помнишь, что с Димычем тем летом было?

– Ты про тот бред, что ли? Когда он месяц где-то бухал и придумал историю с девочкой? Иди-ка лучше в машину. Все, я пошел.

Колесо спасатель заметил под деревьями за поворотом. Спрыгнул с дороги и пошел за ним в лес.

Глава 3. Пропавший

Красные огни смотрели из куста прямо на Илью. Да это же глаза! А он не мог и пошевелиться. Босой, он стоял по колено в ледяном рыхлом снегу на поляне где-то в ночном лесу, дрожа от рвущего тело лютого холода. Тот грыз за ноги, откусывал пальцы на руках, а сейчас вот впился зубами в плечо. Нет, Илья не хочет здесь умирать! Он рванулся изо всех сил – и так больно ударился головой, что в ней зазвенело.

А глаза все смотрели на него. Но не из заснеженного куста: они вместе с приподнятой рукой нависли над дедовской кроватью и принадлежали небритому незнакомцу лет сорока.

И холод действительно грыз безжалостно. Илья приоткрыл рот, и оттуда пошел пар. Он снова дернулся и опять задел металлическое изголовье кровати, увенчанное двумя шарами, – видимо, в один из них он только что и врезался, – прежде чем окончательно проснулся. Так вот в чем дело: кто-то снова сюда вломился! Илья бросил быстрый взгляд на стол, но вещи были на месте. Впрочем, вор бы и не стал дожидаться его пробуждения, не так ли?

Гость кивнул сам себе и убрал руки в карманы. Илья сел на кровати и принялся дуть на окоченевшие ладони. Возмущение и страх от того, что кто-то явился сюда и стоял над ним, беспомощно смотревшим кошмарный сон, замерзли на губах. Гневные слова просились, но не слетали. Надо растопить проклятую печь. Ведь горбатая бабка как-то с ней управлялась.

Под отстраненным взглядом гостя Илья натянул ботинки – снять их на ночь было опрометчивым решением. Вздрогнул – до того они окостенели за ночь – и встал. Открыв печь, бросил в нее несколько дров из кучи, засунул сверху мятую газету и чиркнул зажигалкой. Бумага осторожно занялась, но такими темпами разгорится только тогда, когда Илья треснет и рассыплется, как стекло на морозе. Он плеснул в печь из керосиновой лампы. Все вспыхнуло. Совсем другое дело! Он аккуратно задвинул дверцу лопатой, которую вчера притащил горбуньин внук, и ощутил гордость. Выходит, справился. Илья повернулся к своему молчаливому гостю.

– Что вы хотели? – слова наконец-то нашлись и прозвучали достаточно враждебно – в самый раз.

– Я ваш новый участковый, – почему-то с сомнением ответил незнакомец. – Из райцентра. Моя фамилия Митрофанов.

На миг Илья перестал дышать – но только на миг. Это уже паранойя. Наверняка полицейского привело вчерашнее происшествие. Не ожидал Илья, что город со своими бесконечными авариями проведает его в такой глуши уже на второй день. Но как все произошло, не видел – пытался скрыться в ноутбуке от вездесущей горбуньи с ее нотациями. Связь так и не появилась, но он успокаивал одним своим видом – единственная привычная вещь среди бескрайнего вороха новых неудобств. Бабка, как и обещала, прямо с утра прислала внука – отчаянно рыжего паренька лет двадцати трех. За ними явился бородатый мужик с удочкой. Они втроем и Илья с ними (не мог же он устраниться) дотошно и долго осматривали дом и двор.

– Тут еще комнату после поставишь, – мужик принялся чертить удочкой по свежему снегу за домом – Здесь – кладовую. Вон там пусть гараж будет. Тут дровник, а там сарай. Ну и сортир обновить надо. Еще забором обнести – и будет дом как у людей.

Илья, глядя на воткнутые друг в друга контуры прямоугольников и квадратов, нисколько не разделял его оптимизма.

– Забором, говоришь? – ухватился Рыжий. – Забор – это можно.

– Вы бы крышу сперва подлатали, – поспорила горбунья.

Но ее внук уже принял решение. Бородач ушел на реку, а он натаскал досок-палок и полдня с ними провозился. И сейчас они наверняка так же свалены горой возле отвратительного туалета, если кто-нибудь их не украл. Новостью о происшествии Рыжего вместе с бабкой и половиной деревни сдуло на берег.

Илья колебался: интереса он не испытывал, но все же решил пройтись. Пока приезжая из города отчаянно боролась с ледяной водой, с ним подошли поздороваться с десяток соседей, включая уже знакомую Мохнатую Бровь. Всех остальных Илья толком и не запомнил. Непроизвольно он оглядел толпу в поисках странной девушки, посетившей его в первую ночь, но среди собравшихся ее не увидел.

Участковый не смотрел на Илью – его взгляд устремился куда-то вбок. И не пришлось гадать почему: черный едкий дым быстро захватил комнатушку.

– А так должно быть? – неуверенно спросил он.

Повинуясь порыву, Илья бросился к ведру, но за ночь вода превратилась в лед. Кашляя, они вместе с полицейским выбежали из дома – а навстречу уже спешила, прихрамывая, горбунья.

– Илюшка! Заслонка-то, заслонка! – крикнула она и скрылась за распухшей дверью, которая со вчерашнего дня отказалась возвращаться в проем и теперь едва прикрывалась. Замок менять не придется: новая дверь нужна.

Форточка, под которой лежали осколки банки, распахнулась.

– Заходите! – крикнула бабка.

Когда зашли, печь топилась так же ровно, как и накануне, ничем не напоминая о своей бурной выходке. Дым рассеивался, уходя в окно.

– Ты заслонку-то не забывай отпирать. Тяги не будет. А ты, сынок, друг Илюшин? – горбунья переключилась на участкового.

– Я ваш участковый Митрофанов, – вытерев выступившие от дыма слезы, представился тот.

Бабка с укором взглянула него и всплеснула руками:

– А что же наш Ванюша? Такой славный мальчик. Добрый.

– Я к вам тоже зайду попозже, – обещал участковый. – А сейчас, если вы не против, нам бы тут поговорить.

Горбунья или сделала вид, что не поняла намек, или на самом деле не поняла: как ни в чем не бывало она взялась складывать дрова. Ушла только после того, как участковый прямо попросил об этом. И плотно закрыл за ней дверь: так дернул, что та наконец-то вошла в проем.

– Если вы насчет вчерашнего, то я вряд ли помогу. Я уже поздно подошел, когда девушку вытаскивали, – сказал Илья, не дожидаясь вопроса.

– Я не из-за машины. С этим пусть коллеги разбираются, – участковый с опаской присел на табурет. – Видели, говорите, как пострадавшую вытаскивали? И спасателей видели?

Илья кивнул.

– Да, они уже позже подъехали, забрали девушку и увезли.

– Вы их знаете?

– Кого? Спасателей? Нет (да он никого здесь не знает!). Лучше спросите соседку.

– А вы, случайно, не слышали, о чем они говорили? Может, ругались? Или кто-то из них куда-то пойти собирался? Говорят, у вас тут какой-то праздник был – вдруг местные приглашали?

Странные вопросы. Илья ничего такого не помнил – да и не следил за ними. С чего бы? Он пожал плечами.

– Кстати, а что у вас за праздник?

– Не представляю. Я только что сюда переехал, – решил признаться Илья.

Брови полицейского удивленно подпрыгнули, а глаза пустились бродить по стенам, как будто там было на что смотреть. И при этом он явно немного расслабился.

– Может, так и лучше, – сказал он.

– А что случилось-то?

– Вчера вечером в лесу за Ивановкой пропал один из этих спасателей.

– Как – пропал? – не понял Илья. – Заблудился?

– Вроде того. Его напарник сказал, что они врезались в корягу и оторвали колесо и тот пошел его искать. Но при этом колесо у машины на месте. Второй говорит, что якобы после того, как первый ушел, он сам нашел его у этой коряги и поставил.

– А зачем тогда в лес? И почему полиция? Разве не они сами должны искать в таких случаях?

Участковый кивал.

– Знаете, что за история была тут прошлым летом?

Илья тогда и не подозревал о существовании Ивановки. И точно не мог представить, что всего через год его жизнь улетит с пригорка, как вчерашний внедорожник.

– Меня тут еще не было, но тогда тоже исчез спасатель. Ушел один в лес и пропал. Искали его пару месяцев. Сначала сами, потом с полицией и волонтерами. А потом нашли на опушке, там, где, как говорят, хорошо до этого искали, – участковый замолчал, видимо, думая, стоит ли рассказывать дальше и насколько подробно. – Естественно, он в невменяемом состоянии был – но тут многие квасят, чем еще в деревнях заняться. Видимо, допился до «белки», хотя уже и протрезвел на тот момент. Но не признался в этом, а сказал, что в лесу была девочка, сестра которой погибла, а с самой с ней тоже что-то случилось. Стали искать этих девочек. Причем кто-то из района городским блогерам сообщил, те всюду разнесли, и аж до Москвы дошло. И с полгода работать никому не давало. Но никаких девочек не нашли, и сам этот спасатель так и не согласился, что выдумал этот бред.

Участковый вдохнул.

– Наверняка и вчерашний бухает где-то в Ивановке. И, чтобы со службы не вылететь, может начать нести такой же бред. А повторения никто не хочет очень. Так что вот, по обращению подразделения МЧС по мере возможностей помогаем в поисках пропавшего.

В доме стало теплее, но соображалось все равно не особо.

– А тот, прошлый спасатель? Он ничем не может помочь?

– Он-то? Это вряд ли. Да и не смог бы. Исчез он.

– То есть как? Снова?

– Ну да. Уехал неизвестно куда. Ни слова не сказал. А перед тем, как уехать, он, по словам коллеги моего, чуть ли не два месяца при смерти лежал. С тех пор, как нашелся, не вставал с постели. А потом резко поправился, и больше его не видели. И так и не нашли.

Илья понимал беглеца, как никто, и надеялся, что полицейский не прочитает это в его взгляде.

– А вы можете позвонить, если что-то услышите о пропавшем? – полицейский полез в куртку. – Скажите свой номер, я наберу.

– Да, но… – Илья взглянул на свой телефон, притулившийся к ноутбуку. Увы, но пауэрбанк разрядился. Надо идти заряжаться к Мохнатой Брови. – Лучше бы записать.

Во внутреннем кармане у полицейского нашлись блокнот и ручка. Он написал цифры, вырвал лист и положил на стол. Поблагодарил за возможную помощь и уже собрался уходить – и дверь снова ему поддалась – но обернулся.

– Это, конечно, не мое дело, но… – замялся он. – А зачем?..

Вопрос Илья понял. Но даже если бы он и собрался рассказать свою историю, чего он делать не планировал ни при каких обстоятельствах, это заняло бы еще пару часов. А горло драло от жажды и маячила очередная нетривиальная задача: найти здесь воды. А не рванет ли ведро, если поставить его на печь?

– Мне здесь нравится.

– Ну да, каждому свое, – явно не соглашаясь с такой точкой зрения, подтвердил тем не менее участковый.

Выходя, он буквально столкнулся в двери с очередным гостем. В городе у Ильи никогда не бывало такого потока посетителей.

– Илюха, я тут грузовик подогнал. Сейчас Рыжий с пацанами придут, глянем тебе крышу с полом, – протянув руку для пожатия участковому, как знакомому, объявил бородач. А когда тот вышел, спросил: – Это кто был?

Услышав, он, как и Илья до него, решил, что полицейского привела авария.

– А тот типок, который джип утопил, вернулся сегодня, – вынув руками в рабочих перчатках половицу, бородач заглянул внутрь. – Да у тебя тут мышиное царство! Такой прямо мажористый весь. И тридцати еще нет, наверное. Ходил все утро, мужиков уговаривал машину поднять. Но в реку, дело ясное, из наших после праздника больше никто не сунется. Ни за какое добро. Так что ни с чем уехал. Но вернется, сказал. Найдет, говорит, поразумней кого-то с катером… Ну что ж, удачи. Да уж скоро встанет река.

И снова этот праздник.

– А что за праздник-то? – спросил Илья.

– Так местный, наш день, – как о само собой разумеющемся сказал бородач. – Будешь в кафе – спроси у Лорки мышеловки, лучше сразу штук пять бери.

Как видно, день основания деревни или что-то вроде того. Только откуда столько суеверий?

Решив не мешать своим непрошенным помощникам, – а от него самого толку не было все равно – Илья не стал откладывать визит в центр Ивановки. Прикрытая снизу снегом, а сверху темным хмурым небом, замершая и безлюдная, деревня сегодня вызывала необъяснимое чувство тревоги. Илья глядел под ноги, чтобы не поскользнуться, и ощущал, что на него смотрят, а подняв глаза, понимал, что на улице ни души. Это все нервы. Он стал думать о насущном: о вещах, ремонте, электрике. Надо бы зайти и поискать его в администрации – но какой сегодня день, рабочий или выходной? И какой час? Илья с трудом высчитал, что, должно быть, воскресенье. А со временем помогли часы на местной администрации, которая как раз показалась. Вполне современные электронные часы с термометром сообщали, что сейчас минус двенадцать и пятнадцать минут первого. Ничего себе! А казалось, что еще утро. Илья двинулся к зданию, скользя гладкой подошвой ботинок, но остановился, засмотревшись на недостроенную деревянную часовню без купола и креста. Покрытая снегом, на фоне черного неба она завораживала печалью и одиночеством. Когда он зарядит телефон, то обязательно вернется, чтобы сфотографировать, – вдруг получится сегодня связаться с Маринкой: будет что показать, чтобы не жаловаться и не возвращаться к больным вопросам. И тут опять в голову шмыгнула пропавшая с фото кошка. Илья поспешил ее прогнать. Нервы, нервы! Лучше думать, что ему просто все показалось. Немудрено, что все в голове путается, если принять во внимание весь свалившийся на него ком.

Администрация оказалась заперта. Конечно, электрик не осветил бы дом, лишь взмахнув раз инструментом, но, если бы удалось с ним договориться хоть на когда-нибудь, грядущий вечер при керосинке точно бы ощущался светлее.

В отличие от пустынной улицы, в кафе сегодня было людно. Посетители заняли два столика, и еще четверо собрались у стойки.

– Пока не выпьют досуха, не отпустят, – услышал обрывок разговора Илья.

– Да ладно. Вы эти байки про своих жужушек для приезжих поберегите. А своим и так ясно, в чем дело.

– Ты это о чем? – повысила голос Мохнатая Бровь.

– А то не понимаешь, – усмехнулся посетитель.

– Да, нисколько. Хочешь сказать – прямо и говори. А то, может, и про тебя есть что сказать? Может, это старухи твоей проделки?

– Ну началось, – протянул он. – Чуть что – так все она. Корова сдохла – она, мужик забухал – она, с работы погнали – тоже она. Добро же никто не помнит.

– Ну да, ну да… Так-то старуха сама доброта.

Мохнатая Бровь заметила Илью и кивнула своим собеседникам. Они замолчали.

– Телефон зарядить? – радушно спросила она и указала на свободные столы, над которыми, как Илья уже знал, глядели, приоткрыв рты, розетки. – Кофе? А может, и борща?

– Годный сегодня вышел, – подтвердил тот же голос, что выступал против жужушек и за старуху.

Желудок сжался.

– Можно, – отважился Илья.

– Ну тогда и лапшицы на второе возьмите, – обрадовалась хозяйка. – Свеженькая.

Он спорить не стал.

– А как ваша администрация работает? – заняв розетки двух столов, Илья вернулся к стойке.

– Если к Фомину, то пока никак: он на лесопилку уехал, будет дня через три, не раньше, – Мохнатая Бровь подвинула поднос с дымящимся борщом.

Перспектива коротать вечера при керосинке растягивалась с каждой минутой.

– И электрик тоже не появится? – без особой надежды все же уточнил он.

– Так вот он, – указала Мохнатая Бровь на борца с байками.

Неожиданно.

– Что, свет Макарычу провести? – обернулся к Илье тот. Черно-седой, смуглый, похож на цыгана. – Это можно. Линия-то прямо за домом, подвести, проводку сделать.

Вот так просто? Илья не ожидал от Ивановки легких путей. Однако электрик уверил, что придет завтра утром.

Жирный борщ и на самом деле оказался неплох. Сначала Илья смотрел на него с брезгливостью, думая о засаленной стойке, но, когда решился отведать, – проглотил одним махом. Лапша – домашняя, давно он такой не пробовал – на его фоне казалась пресной, но и она приятно наполняла желудок и согревала. А Мохнатая Бровь хорошо готовит.

Глядя, как монотонно движется заряд батареи, он вполуха слушал разговоры за соседними столами и стойкой. Ничего интересного: обсуждали вчерашнее происшествие, личные дела незнакомых жителей и рабочие вопросы – какую-то стройку, лесопилку, рыбу. За мутным окном медленно крупными хлопьями падал снег. Илью снова посетило ощущение нереальности. Не может быть, что это он находится здесь и сейчас, и вот это теперь – его жизнь. Отчаянно хотелось в прежнюю. И домой – к себе и Маринке.

Когда телефон и пауэрбанк зарядились до ста процентов, он сдержал данное себе обещание и сфотографировал часовню. Потом бесцельно побродил по деревне, пока окончательно не замерз, и только тогда заставил себя отправиться в дедов дом – идти-то больше и некуда. А там всего за несколько часов произошли изменения. Вдоль задней части участка наметился забор (это точно какой-то фетиш внука горбуньи – даже горожанин Илья отлично понимал, что ставить его под снегом не самая разумная идея), дверь вернулась в проем, часть самых отвратительных половиц сменили свежие доски. Дыры в крыше, кажется, тоже закрылись.

Бородач уверил, что Илья нисколько ему не должен:

– Брось, мы же соседи. Ну, поставь чего для согрева разве что, раз не жалко.

Бесплатная помощь вызывала недоверие, этакий подвох авансом: что попросят потом взамен? Впрочем, может, он и напрасно меряет деревенских своими привычными мерками.

Стемнело.

«Смотри, какое тут зодчество», – Илья попробовал отправить фотографии часовни Маринке.

И снова они не ушли. Видимо, из-за выходных поломку так и не устранили: связь обманчиво появлялась на несколько секунд и тут же пропадала снова.

Жильцы снизу почему-то угомонились. Противные возня и писк бесконечно раздражали два дня, а теперь удивляло молчание. Только сейчас Илья вспомнил, что забыл купить мышеловки.

Тишину нарушил необычный тревожный звук. Как будто птица кружила прямо над домом: куриное кудахтанье сменялось протяжным аканьем. Такой же звук сопровождал Илью в Ивановку. Лесная птица? Ночью? Над деревней?

– И что тут такого? – пробормотал он вполголоса.

В окно виделась только тьма. Илья накинул куртку и взял лампу со стола. Он выйдет и посмотрит на эту птицу – только и всего.

Но птицы не оказалось. Было другое: на снегу у дома практически идеально ровным кругом на чем-то темном лежали полевые цветы. В ноябре. Илья опустился на корточки и поднес лампу ближе, чтобы рассмотреть. Цветы оказались белыми, похожими на мелкие ромашки. А пятна под ними – бурыми. Кровь.

Глава 4. Морок

– Страшный суд, – баба Дарья перевернула карту. – И воскреснут мертвые.

На облаке трубил ангел, к которому из могил ринулась целая толпа раздетых мужчин и женщин. Эта карта почему-то привлекала Варю больше других. Раньше, когда баба Дарья учила ее гадать, то часто заставляла просто подолгу тасовать колоду: «Пусть она тебя почувствует, привыкнет как следует». А Варя время от времени доставала карты по одной и внимательно разглядывала.

Но сейчас она сидела у окна и смотрела на снег. Он все валил и валил уже который день. На улице выросли огромные сугробы, а под рыхлым мягким ковром по-прежнему скрывалась обманчивая ледяная корка. Утром баба Дарья ходила кормить кур и козу, попала в ее западню и набила огромные синяки на коленях.

И поделом ей. Она снова отказалась слушать Варю, убежденная в своей правоте. Опять заперла в четырех стенах. А хуже всего, что в очередной раз нарушила свое же обещание и нацепила проклятый ошейник. Тот самый, который клялась никогда не использовать, ни при каких обстоятельствах.

«Ты обещала мне верить. Я лучше знаю, что тебе нужно», – и все же в ее голосе перед тем, как захлопнулась дверь Вариной комнаты, слышалась вовсе не твердость камня. Шелестели там и страх, и вина.

К забору подошел чужак с непокрытой головой. И охота же так мерзнуть! Он заглянул во двор, осмотрел калитку, как будто ожидал на ней что-то увидеть, и толкнул ее.

– Кто-то пришел, – сухо сказала Варя.

Баба Дарья встряхнулась, подтянула белый пуховый платок и расправила на плечах. Прихорошилась. Усмехнувшись, Варя представила на месте платка половую тряпку – большую, рваную, ту, что скучает в ведре у печи.

Дверь в сени скрипнула. Шаги, топот – незнакомец сбивал с ботинок снег, – и наконец в кухню коротко постучали.

– Входите, – пригласила баба Дарья.

Мужчина поздоровался и быстро осмотрелся. Он с удивлением и не без брезгливости взглянул на хозяйку, назвался участковым и уточнил, точно ли перед ним баба Дарья. Впрочем, так он ее не называл, предпочел официозный стандарт с фамилией, именем и отчеством. Та подтвердила, и тогда он остановил взгляд на Варе.

– Внучка моя, – баба Дарья встала и направилась к печи, но по дороге сделала лишний шаг и потрепала плечо Вари горячей ладонью. – Чаю? Замерзли, наверное.

Гость не отказался, не опроверг и без приглашения сел за стол напротив Вари. И продолжил ее разглядывать.

– Я и не знала, что у нас участковый сменился. А что Иван? – хлопоча, поинтересовалась баба Дарья.

– Он больше здесь не работает. Теперь я вместо него, – ответил и не ответил полицейский и спросил Варю: – Вы, значит, вдвоем живете?

Сутулая спина в платке склонилась над печью и явно не ожидала подвоха. Варю же накрыл новый прилив негодования. Ошейник снят еще вчера, но она и сейчас чувствовала отголоски тисков на своей шее.

– Втроем, – мстительно сказала она.

– Дедка с нами еще, – спокойно подхватила баба Дарья. – Только лежит, как удар хватил. Уже года три.

– Вот как. А в Ивановке мне сказали, Дарья Сергеевна, что у вас нет семьи.

– Да и пусть себе говорят что хотят. Иначе голос-то людям на что? – баба Дарья поставила на стол чашки и тарелку с вечными булками.

– А вас как зовут? – участковый вернулся к Варе.

– Варечка, – и баба Дарья тут же перевела тему: – А вы, наверное, из-за спасателя пропавшего? Неужели до сих пор не нашли?

На сей раз Варя нисколько не была против вмешательства: причин не хотеть называть ее полные паспортные данные у них обеих хватало.

Участковый достал из внутреннего кармана блокнот с ручкой и что-то записал.

– Не нашли, – подтвердил он. – Как и его коллегу, который в прошлом году во второй раз пропал. Встал со смертного одра и исчез. Кстати, вы ничего с тех пор о нем не слышали?

Баба Дарья помотала головой.

– Самой удивительно. Буквально вот перед этим, чуть ли не накануне, его жена священника из районного центра звала, чтобы соборовать – а он раз и… – баба Дарья развела руки и выразительно посмотрела в потолок, словно давая понять, что больной вознесся. – И ведь даже, говорят, машину свою не взял.

Полицейский кивнул и уточнил:

– А про нового пропавшего что говорят?

– А что говорят, Варюш? – баба Дарья посмотрела на Варю, делая вид, что спрашивала. – Мы про него только пару дней назад в деревне узнали. В лес пошел да исчез, вот и все. И угораздило ж бедолагу как раз под такие морозы.

Баба Дарья сокрушенно покачала головой.

– И вы сами ничего не видели и не слышали? Ведь почти в лесу живете.

– Так лес – вон он какой большой, как в нем что-то услышать? Увы, но нет, ничегошеньки. С радостью помогла бы, но только нечем совсем.

Участковый снова что-то чиркнул.

– Что ж. А происшествие на реке вы видели? Как раз перед этим. Так понимаю, вся деревня на берегу побывала.

– Вы же сами заметили, что наш дом совсем с другой стороны. Слышали, соседи рассказали. Но сами не ходили. Да и правильно, как видно: пока бы дошли, все и кончилось.

– Водителя «Террано» с пассажиркой ранее встречали?

Баба Дарья пожала плечами. Полицейский достал телефон и показал фото. Она оживилась.

– Смотри, Варюш! Вроде та самая машина, которая у нас тут была? – снова спросила она, не ожидая ответа. – К нам девочка из города гадать приезжала. Так после она позвонила кому-то, и за ней молодой вроде как на такой машине приехал.

И тут баба Дарья прикрыла рот рукой и округлила глаза.

– Да неужто это они в реку и угодили? Вот жалость какая! И как это их так понесло-то туда? Может, по трассе хотели обратно ехать, а не сквозь Чистополье, да заплутали? Но живы хоть, и то славно. Соседи говорили, вроде все уцелели.

– Пассажирка – относительно, а насчет водителя вопрос.

Баба Дарья свела седые брови.

– Как так?

– С места происшествия он скрылся. Но на следующий день приехал в Ивановку, чтобы договориться с местными и автомобиль поднять, – участковый поочередно обвел глазами ахнувшую бабу Дарью и молчаливую Варю. – Многие его видели на берегу, а после этого – никто. Вчера его жена написала заявление о пропаже.

– И река уже встала, – задумчиво сказала баба Дарья.

Участковый, вдруг вспомнив о чем-то, полез в карман.

– Вот, кстати, ваша вещь. У пассажирки была, и она попросила при случае вам отдать, – он положил на стол черное ручное зеркало.

Они всегда возвращаются. Все предметы, которые баба Дарья дает гостям, обязательно находят дорогу домой. Даже когда кажется, что это невозможно.

– Выходит, и точно наша Инночка, – покачала головой баба Дарья. – А вы, получается, сразу об этом знали – и что ж тогда спрашивали?

Варя знала ее: она отлично понимала зачем. Но как с прошлым участковым играла роль доверчивой деревенской простушки, так и с новым решила продолжить.

– Чтобы удостовериться, – уклончиво ответил он.

– А как у Инночки дела? – проявила участие баба Дарья.

– В больнице в райцентре после обморожения. Там я с ней и разговаривал. Жить будет.

Баба Дарья продолжала качать поникшей головой.

– Вот оно как все вышло… А вы бы в деревне лучше поспрашивали, сынок. Там-то наверняка кто-то что и видел, не то что мы на отшибе.

– Спрашивал. Похоже, что всех, – участковый сверился с блокнотом. – Вы у меня последние остались. И некоторые ваши соседи именно к вам очень советовали заглянуть.

– И кто же? – удивилась баба Дарья.

– Вот этого сказать уже не могу.

– Это понятно, что советовали, – поддавшись знакомому бередившему импульсу, впервые с тех пор, как гость переступил порог, заговорила Варя. – Мы же с бабой Дашей на картах гадаем. Хотите, погадаю и вам на ваше расследование? И денег не возьму.

Даже не глядя на бабу Дарью, Варя ощущала ее прожигающий взгляд. Кто-то громко вздохнул. Непонятно кто.

– Ветер, – заметила Варя, придвинув к полицейскому колоду. – Снимайте и доставайте любую карту.

Участковый смотрел удивленно и с большим сомнением.

– Я не веду и не могу вести никакое расследование. Это не в моих полномочиях. Я работаю в рамках поиска двух пропавших граждан, – он попытался отгородиться знакомой казенной фразой.

– Названия на результат не повлияют, – улыбнулась Варя. Уж она-то знала.

Поколебавшись, гость протянул к колоде руку – мягкую руку горожанина с чистыми ногтями. Мог и не говорить, что новенький здесь: по ней все ясно.

И…

– Страшный суд, – сказала Варя. Все получилось ничуть не хуже, чем у бабы Дарьи. – Воскреснут мертвые и расскажут о своих секретах. Вы получите ответ на ваши вопросы, но он вас очень удивит. И, пожалуй, многое изменит. Доставайте вторую.

Светлые глаза полицейского больше не буровили – они устремились вниз и куда-то вглубь. Он подчинился.

– Дьявол. Путь к истине лежит через грехи и пороки. Готовы ли вы их видеть? А теперь третью.

На сей раз он не медлил.

– Жрица. Это символ духовных исканий. А теперь очередь за последней.

Участковый, как и упавшая в реку горожанка, вытащил Башню.

– Хаос и потрясение – вот что принесет ответ на ваш вопрос. Вспомните о моих словах, когда его получите, – Варя сдвинула карты к себе.

– Я не верю в такие вещи, – сказал гость.

– Они не зависят от того, верите вы или нет. Но вы же хотите, чтобы ваше желание исполнилось? Хотите найти ответ? – Варе казалось, что под взглядом бабы Дарьи она сейчас задымится.

Полицейский шмыгнул носом и пошевелил бровями.

– Если да, тогда возьмите это зеркало, – Варя указала подбородком. – Езжайте на берег и бросьте его в одну из лунок, которые продолбили рыбаки.

Кто-то возмущенно охнул – казалось, это сам дом. Баба Дарья молчала.

Участковый посмотрел в усмехавшийся трещинами потолок.

– Но вы ведь понимаете, что этот ваш… совет… – он подбирал слова. – Звучит не слишком практично. Да?

Варя пожала плечами.

– Верить необязательно. Но вы ведь ничего не теряете.

Участковый взял зеркало в руки, покрутил и зачем-то открыл. Варя непроизвольно отпрянула. Он взглянул на свое отражение – и после все-таки убрал вещицу в карман. Затем вернулся к блокноту, написал что-то, вырвал лист и положил на стол. Ближе в Варе.

– Это мой телефон. Если что-то вспомните или услышите о пропавших, позвоните мне.

Варя притянула листок к себе и несколько раз пробежала глазами. Цифры останутся в памяти и всплывут в ней, если понадобятся, даже если не останется самой записки.

Когда за полицейским закрылась дверь, баба Дарья ударила Варю по лицу.

– Ты хоть сама-то понимаешь, что натворила? Иди к себе, и чтобы я тебя не видела, – побелевшими от злости губами шепнула она.

И это тоже уже не в первый раз. Но сейчас Варя даже не разозлилась – зло и негодование выплеснулись во время гадания. Теперь очередь бабы Дарьи предаться им. За пятнадцать минут Варя нарушила ворох правил – и негласных, и вполне четко оговоренных. И вмешалась в разговор с гостем, уведя его совершенно не туда, куда планировалось. И судьбу предсказала без спроса, и от компенсации за энергию в их ремесле сама первая отказалась. И, главное, пусть и не прямо, но рассказала об Ивановке куда больше, чем следовало знать постороннему. Подразумевалось, что это нарушает хрупкое равновесие. Хоть и вряд ли он что-то понял и не использует ключ. Слишком зашорен.

Держась за щеку, – рука бабы Дарьи была тяжелой – Варя молча ушла в заднюю часть дома. Сначала ей владели торжество и мрачная гордость за свой поступок, но вскоре их разбавила тревога. Не пойдет ли теперь снова в ход ошейник? Эх, если бы только Варя могла к нему прикоснуться… Но, в отличие от веревок, он, как и несколько других мерзких вещей в этом доме, включая черное зеркало, оставались совершенно недосягаемы. Помочь тут могли только чужие руки.

Сев в кресло у кровати, повернутое к двери, Варя прислушивалась в ожидании шарканья и корила себя за это. На смену тревоге – дыму костра – возвращалось, плюясь искрами, возмущение. Она – не рабыня, не неразумное животное, не предмет, чтобы распоряжаться ею по своему усмотрению, так, как удобно. Да, это был Варин выбор, но, когда она его делала, о многом, с чем пришлось столкнуться, речи не шло и близко! Нет уж, хватит. Она не хочет и не будет больше это терпеть. Она обязательно найдет способ навсегда избавиться от ошейника. И Варя стала ждать наступления вечера, а не звука шагов.

К счастью, ноябрьский день короткий. Когда опустились сумерки, Варя, ловко подняв форточку, выскользнула на улицу. И тут же обхватила себя за плечи, переминаясь с ноги на ногу. Зверски холодно! А на Варе из теплого только шаль да мохнатые носки вместо обуви. Не слишком-то надежная защита от укусов мороза. Но забрать сапоги с пуховиком и не попасться на глаза бабе Дарье не получится. Варя мелкими шажками подбежала к забору, ухватилась, подтянулась и сноровисто перелезла, лишь немного зацепившись длинной юбкой. Оглянулась зачем-то, но зачем? В окна кухни баба Дарья видеть ее не может, но при этом побег от нее все равно не укроется. Это, разумеется, взбесит ее еще больше. Страх и ярость с миг росли близнецами, и второй поглотил первого. Все такими же маленькими быстрыми шагами Варя направилась в сторону Ивановки.

Хмурый вечер на глазах становился ночью. На заснеженной главной улице тускло светили фонари, а улочки и переулки за ней освещены только окнами домов. Но Варе свет и не нужен. Ближе к центру Ивановки она встретила электрика – тот поздоровался, направляясь к кафе. Брел в сторону леса механик Иван. Увидев Варю, он отвел глаза – якобы не заметил. Но незамеченным явно хотел остаться он сам. Имел на это причины, которые ни для кого в Ивановке не секрет.

Миновав центр деревни, Варя посеменила по улице, прыгающей с разбега в реку. Ветер мел снег и ворошил волосы. Благодаря пустым домам здесь совсем тихо, темно и пустынно.

Она уже почти пришла, когда ее окликнули.

– А ты-то что здесь забыла на ночь глядя, проклятая? – зашипела от своего крыльца горбатая бабка Танька.

Возможно даже, что она собиралась туда же, куда и Варя. И ее общество в планы, какими бы спонтанными они ни были, совершенно точно не входило.

Варя остановилась.

– А что здесь забыла ты? И почему ты все еще тут?

– А где мне еще быть? – сперва удивилась старуха, но тут поняла вопрос: – А вот ты о чем! Ох и змеюка подлая. Да уж не дождешься, сначала бабку твою туда провожу.

– Так и проводи. Я разве против? – оглядевшись, Варя непроизвольно облизнулась.

Ни души. Нахлынувшее тепло согрело окоченевшее тело в один миг. Тепло и зуд. Нестерпимо хотелось расслабиться и подчиниться им. Но в этом баба Дарья права. Нет… Неразумно… Опасно. В любой момент хлопнет дверь дома, и оттуда покажется рыжий бабкин внук, появится рыбак на пригорке, по дороге проедет автомобиль… А если и нет, то уже завтра Ивановку переполнят горожане, что в любом случае ничего хорошего не сулит.

Все еще размышляя, Варя тем не менее медленно двинулась к горбунье. Та попятилась.

– Отстань!

Варя представила, что дверь дома за ее спиной исчезла. Просто растворилась, нет ее. На руке – той самой, что она сейчас поднимает, чтобы начертить символ, – четыре пальца срослись в один. И голос пропал… Ни звука не произнести, как ни пытайся.

Распахнув глаза на пол-лица, бабка Танька в ужасе смотрела на свою правую руку. Схватилась за нее левой и попятилась к дому. Царапнув дверь, быстро двинулась вдоль стены, хватаясь то за нее, то за воздух. Отчаянно пыталась нащупать вход и то и дело безумно оглядывалась на Варю. Губы сдвигались, словно готовясь к поцелую, и тут же резко приоткрывались и отталкивались, расходясь в стороны. «Мо-рок». «Мо-рок».

Варя медленно приближалась, изо всех сил стараясь сдержать зудящее тепло.

После она вернулась на дорогу, зачерпнула ладонью снег из сугроба у горбуньиного забора и понюхала. Не побывали ли здесь уличные собаки? Снег пах улицей, но не животными. Варя, черпая его пригоршнями, принялась вытирать лицо.

Дверь дома Макарыча, стоявшего чуть ниже наискосок, распахнулась с отвратительным скрипом и выпустила в темноту свет керосиновой лампы, которую держал в руке новый жилец. Он так и не обзавелся электричеством? А ведь совсем не похоже, что он такой же упорный противник света, каким был старик. Тот полагал, что с врагом нужно играть на его поле и по его правилам – только так победишь. Ошибался Макарыч. Не ту сторону выбрал.

Лампа, нервничая, дрожала, неуверенно оглядывая улицу. Варя помогла: сама вышла в ее свет. От неожиданности лампа вздрогнула вместе с рукой.

– Я слышал какой-то шум… Что с вами случилось? – приезжий, щурясь, вместе с лампой наклонился к Варе.

– Ничего страшного. Кровь пошла из носа, – Варя шмыгнула и провела рукой по лицу.

– Но вы… – лампа прошлась по платью и замерла на носках. – Почему вы?..

– Я поругалась с бабушкой. Мы поспорили, и я… В общем, решила пройтись. И пока не хочу возвращаться, – нисколько не обманула Варя.

– Заходите, – уже во второй раз пригласил жилец Макарыча.

«Илюша». Варя хмыкнула, вспомнив, как называла его горбунья на берегу.

Домишко за несколько дней заметно ожил. Горячо топилась печка, пол перестелили, стены побелили, появились занавески и кое-какая мебель. Правда, выглядели салатовый обеденный стол из пластика и такие же стулья так же уместно здесь, как и медведь в пустыне. Варя уселась за стол, украдкой заглянув в открытый ноутбук, подключенный к внешнему аккумулятору. Жилец Макарыча изучал в соцсети страницу какой-то Марины Скориковой.

– Кофе? Или, может, вина? Я купил в райцентре пару бутылок, – растерянно предложил он, глядя на обмерзшие носки Вари, с которых уже начинали течь тонкие ручейки. – Дать вам свои кроссовки? Другой обуви у меня нет.

– Я свои ботинки бросила у реки, – жалобно сказала Варя, глядя на него.

Довольно высокий и крепкий, стройный, пока никакого чиновничье-городского пуза. Большие светлые глаза, выразительные за счет длинных, как у женщины или ребенка, ресниц – Варя обратила на них внимание еще при первой встрече. Нос крупноват, но лицо приятное. В глаза бросались белые пряди в темно-русых волосах – одна шла вдоль виска слева, другая справа. Седина, но он еще молод: лет тридцать, от силы тридцать три.

– Я гуляла там и бросила их. Прямо у самого подъема. Не могли бы вы принести их, пожалуйста?

Он сморщил лоб.

– Но… Зачем вы это сделали?

Варя опустила глаза и плечи и снова шмыгнула носом.

– Ну ладно. Не босиком же вам возвращаться, – он как будто убеждал сам себя. – Хорошо.

Варя, горячо благодаря, уговорила его взять лампу – она и в темноте подождет, ничего не случится. Кроме нее, жилец Макарыча забрал со стола телефон. И закрыл ноутбук.

Как только он вышел, Варя тут же его открыла. Он не успел заблокироваться. Она перешла на страницу приезжего: ничего, ни единого друга, нет даже фотографии профиля. В буквальном смысле чистый лист, но при этом еще и закрытый – соцсеть рекомендовала профиль открыть. А у Марины имелись 24 альбома и 438 друзей. Много постов на стене, фото детей. «Сегодня были в музее». Она учитель истории в городской школе. И тут же варежки, шарфы, носки… А среди работы и вязания крючком затесался пост без фото. «Развод и девичья фамилия!» «Илья – все?» – написал кто-то в комментариях. «Давно пора», – добавил другой. Марина ответила обоим смеющимся смайлом.

С еще большим интересом Варя принялась исследовать страницу, но пришлось отвлечься из-за возвращения Ильи.

– Я ничего не смог найти, – признался он и беспокойно огляделся: все ли на месте?

Но ничего не изменилось. Варя все так же сидела на краю стула, соединив руки на коленях.

Она очень расстроилась из-за своих ботинок, но согласилась выпить кофе. Оказалось, горожанин уже немного приспособился к печке.

– А как вас все-таки зовут? – наконец-то спросил он.

Познакомились.

– Я за Ивановкой живу у бабы Даши. Она гадалка, вы точно про нее уже слышали, – отхлебнула кислый растворимый кофе Варя.

Илья хмыкнул: ясно, что слышал.

– А работаете где? Вроде с работой у вас тут не очень, тем более для молодой девушки. В райцентр ездите?

– Многие так и делают, – подтвердила Варя. – Но я нет. Я всегда тут. Бабе Даше помогаю.

– Тоже дело хорошее, – он смешал кофе и себе и тоже сел за стол. – Смотрю, тут у вас крепкие семьи.

– Корни и предков в Ивановке не забывают, – подтвердила Варя. – А отчего вы свет не проведете? Или больше нравится по старинке, чтобы лучше деревенскую жизнь почувствовать?

Илья усмехнулся.

– Да какая деревенская жизнь, когда вся деревня со светом живет? Электрик вот был, но что-то пошло не так. Сказал, что вернется, – жду. А так обустраиваюсь потихоньку, – он обвел рукой жилище. – У меня даже ванна теперь есть с туалетом. Вон, за ширмой.

Варя взглянула на красно-розовую штору в кругах, отделявшую угол.

– Правда, воду нужно носить и греть, а потом все выливать в ту уличную конструкцию, но так точно лучше, чем было. Все в райцентре купил на днях. Даже санки, как соседка советовала.

– Баба Таня?

Илья кивнул с легкой усмешкой. Еще бы: если старая ведьма так крыла их с бабой Дарьей на берегу при всех, можно представить, что она говорила наедине.

– Вы же вроде знакомы?

– Так в Ивановке все друг друга знают. А баба Таня – хорошая женщина, отзывчивая.

Илья явно ожидал другого ответа.

– Разве что немного суеверная она, – добавила Варя. – Даже больше, чем мы с бабушкой, хотя нам-то вроде так и положено.

– Есть такое, – согласился Илья. – И я бы не сказал, что немного. Но… Варя, а вы местные приметы знаете? Традиции там, ритуалы.

Варя улыбнулась.

– Какие-то да, я же не глухая. А вас какой интересует?

Илья ответил не сразу.

– Что значит круг у дома из крови животного и цветов?

Варя почесала нос.

– Не слышала о таком. Лучше у бабушки уточнить, она в таких вещах хорошо разбирается. Вы заходите к нам, вот и расспросите.

– Как-нибудь загляну, – уклончиво обещал Илья.

– А бабу Таню не спрашивали? Она любит разные приметы.

– Спрашивал. Сказала – местная традиция, ерунда, в голову не бери. А как-то, знаете, не очень это удается, когда ночью выходишь из дома и видишь вокруг него кровь, – Илья замешкался, покосившись на Варин подбородок.

– Так это было у вас? Фу, какая гадость, – Варя вздрогнула, кутаясь в шаль. – Даже представить не могу. Я бы, наверное, сразу все просто выбросила куда подальше.

– Я так и сделал, – пожал плечами Илья. – Собрал весь снег со всем этим и туда его, – он пальцем показал себе за спину в сторону реки.

– Вот и правильно. Верите вы в такие вещи или нет, а все же лучше такое у себя дома не держать, – подтвердила Варя.

– А вы, значит, гадалка тоже? – уточнил он после небольшой паузы.

Варя кивнула.

– А мое будущее предсказать сможете?

– Баба Даша берет за это пять тысяч, – Варя рассмеялась, глядя, как вытягивается его лицо. – Но я бы погадала и бесплатно, только колоды при себе нет. Могу разве что по руке, если хотите.

– А почему нет, – Илья вытер о свитер и протянул правую ладонь. Теплая и все еще мягкая, не перестала быть городской.

Варя принялась поглаживать линии кончиками пальцев. Они царапали его кожу.

– Вижу поездку… Дорога дальняя, большие перемены… Сердце ваше разбито: вы потеряли дом и ту, которую любили…

Он не расслаблялся, но и не напрягался сильнее: оставался в тонусе, тревожно-заинтересованным. Продолжая поглаживать ладонь уже обеими руками, Варя заглянула в глубину его глаз до самого дна.

– Спи… – шепнула она. – Спи… Спи…

Глава 5. Свидетель

Подняв голову со стола, Илья потряс ею и потер кулаками глаза. Плечи и шея одеревенели от неудобства. Просто невероятно, как он сумел отключиться прямо здесь, ведь даже не пил. Догадка привела в чувство лучше любого будильника. Кофе! Вчерашняя сверхстранная гостья что-то ему подсыпала. Продолжая трясти головой, Илья вскочил, озираясь в поисках следов кражи. Но нет, с виду все на месте. И ноутбук с телефоном, и бумажник в кармане куртки. Кроссовки – кажется, он предложил их девушке – остались на коробке, ботинки у двери. Ушла босиком, как и явилась? В одних носках, с которых текли ручьи? Но никаких потеков на полу.

Вечерняя кружка Ильи с остатками кофе по-прежнему стояла на столе. Его, но не ее. Илья понюхал содержимое – пахло обычным дешевым растворимым пойлом. Оно тут же отправилось в ведро с помоями, кружка – в таз для мытья. А вот и ее пропавшая было напарница: стоит кверху дном, как и накануне, на купленной в райцентре кухонной тумбе.

Наверное, девушка убрала за собой, когда уходила. При этом двигалась в такой тесноте настолько бесшумно, что не разбудила Илью, и дотошно вернула каждый из немногочисленных предметов в точности на то самое место, откуда взяла.

Или же это просто был яркий сон. Настолько явственный, что щеки Ильи до сих пор жгло от ледяного ветра, исцарапавшего их на берегу, а ладонь все еще ощущала поглаживание холодных шершавых пальцев. Приятное, неожиданно чувственное прикосновение… Но девушка совершенно не в его вкусе.

Когда он увидел ее за дверью дома впервые, то толком не сумел рассмотреть. Отметил разве, что невысокая, очень худая. В памяти остались тихий голос, шершавый, как и ее пальцы, и черная юбка до пят. Вчера же, когда девушка сидела за этим самым столом – во сне или наяву, – оказалось, что вся она состоит из углов. Острый подбородок и длинноватый нос с резко вырезанными маленькими ноздрями были выпачканы размазанной кровью. Заостренные скулы, тонкие губы. Взгляд темно-серых глаз оставался тяжелым, даже когда она улыбалась. И казался каким-то не по возрасту умудренным – Илья бы дал ей лет двадцать пять. Коса русо-мышиного цвета, как будто пыльная, растрепанная, не очень густая, падала на грудь, на необычную, типично деревенскую в его представлении, серую шаль, тоже покрытую темными засыхающими пятнами. Когда она сползала, то на худой шее чуть выше воротника показывался толстый багровый след, похожий на тот, что был на ее запястье при первой встрече. Но вчера руки девушки прятались в длинных узких рукавах темной кофты.

Не красавица. И близко ничего общего с сочной, пышущей жаром жизни, полногрудой, черноглазой, темноволосой Маринкой.

Сейчас, при свете дня, отчетливо ясно, что с девушкой – если она и в самом деле была, к однозначному выводу он так прийти и не мог – произошло что-то явно гораздо худшее, чем следовало из ее слов («Не твоя проблема, Илюха!» – взывал, как и накануне, в голове рассерженный голос Лехи). Но при этом она не выглядела слишком расстроенной. Наоборот: была чересчур спокойной для человека с лицом в крови, убегавшего откуда-то босиком по снегу.

И вдруг отчетливо вспомнился сон – безусловно, настоящий и точно виденный прошлой ночью. Илье снилась кровать, такая, какую он нигде никогда не видел. Огромная, пышная, белая, занавешенная тюлевым балдахином. Он увидел ее, и все вокруг стало объятиями мягкой постели, нежной и принимающей, ждущей, чтобы ласкать и гладить.

Илья вздрогнул и поежился, хотя дом еще не успел промерзнуть. Видимо, печь догорела недавно. Он осторожно разжег ее, не прибегая к помощи керосина. Закрыл затворку, открыл заслонку, как много раз показывала соседка.

Девушка назвала свое имя и сказала, что живет у старой гадалки. Настоящая местная достопримечательность: о ней Илье рассказали уже много раз. Кто-то с почтением и чуть не благоговением, кто-то снисходительно. А горбатая соседка – с отвращением. Даже сплевывала от негодования. Буквально. Явно давняя деревенская распря. Может, корову какую не поделили, кто их знает.

Но если о гадалке говорили часто, то о ее внучке Илья не слышал. Или это ее соседка и называла «отродьем»?

А теперь интересно стало, с чего такая неприязнь. Да и в целом на сей раз очень захотелось расспросить об этой странной Варе. Есть риск, конечно, что старуха, вспомнив о ненавистной сверстнице, разбушуется на битый час, но зато в пылу эмоций точно не промолчит, как бывало, когда Илья спрашивал о местных приметах и праздниках.

«Ты поменьше думай об этом, Илюша, и в стороне держись. Водичка-то еще осталась, которую я тебе приносила?»

Илья почему-то чувствовал себя напроказившим школьником – самому смешно. Так и не смог признаться бабке, куда делась банка. Просто кивал.

Да, сейчас он ее расспросит, только как-нибудь издалека: а есть ли в деревне такая Варя? А то вдруг и в самом деле окажется, что все лишь сон.

Примерно в это время, судя даже не по часам, а по освещению за тусклыми окнами, горбунья приходила каждый день. Приносила завтрак и свежие сплетни, учила управляться с домом и жаловалась на бестолкового внука, который, когда не был в рейсах – он оказался водителем возившего в Ивановку продукты грузовика, – фанатично продолжал собирать у Ильи забор. Снег, видимо, мешал этому занятию недостаточно.

За свои первые дней десять в Ивановке Илья успел привыкнуть к этому ритуалу, хоть и по-прежнему продолжал возмущаться деревенской навязчивой простоте. Но сегодня бабка не торопилась.

В ожидании Илья просмотрел новости на ноутбуке. Стремительно, по сравнению с тем, сколько времени на них тратилось в прошлом: заряд нужно экономить. В кафе приветливой Мохнатой Брови необъяснимо неуютно, и уж точно не хотелось приближать новый визит. А он, однако, неотвратим. Электрик сказал, что нужно найти какие-то особые провода, чтобы подключить дом к линии. И это мучило невероятно. Керосинка угнетала сильнее печи и даже муторной добычи воды для мытья. Между тем бутыль на подоконнике, оставленная бабкой, напоминала, что керосин опять подходил к концу. Надо попросить еще. И лучше не даром – Илья заплатит. А чем? Пора бы уже и задуматься, на что жить дальше. Деньги подходили к концу. Это только казалось, что тратить их тут не на что. И в Ивановке, и тем более в райцентре применение им находилось. Его никогда найти не трудно, а когда у тебя вообще ничего не осталось, особенно.

Но где же бабка?

Илья открыл книгу, купленную на почте. Какой-то фантастический боевик, но он давно утратил привычку читать бумажные книги, так что теперь скорее просто скользил глазами по строкам, думая о своем. Мысли бродили по кругу. Тоска по городу и злость на прошлое – отправной пункт. Следующая станция – кошмарные неудобства Ивановки. Далее состав утыкался в необходимость разрешения бытовухи и создания хоть какого-то плана на будущее. Заворачивал назад, к Маринке, и снова заходил на новый круг. Но сегодня в маршрут вклинилось – и сломало его – новое звено: странная Варя.

А горбунья так и не появилась.

В пустом желудке сосало. Да и ничегонеделанье в этих четырех стенах заманчивым не назвать. Ему хорошо предаваться в городской уютной квартире, пока на кухне хлопочет, что-то мурлыча под нос, жена.

У бабки, конечно, свои дела. Это же хорошо, что она наконец сообразила, что и у Ильи они есть, и решила ему не мешать. Но только как-то не верилось. Горбунью ведь никакой метлой – и ее же собственной, заботливо принесенной – не вымести. Любопытный курносый нос с утра до вечера успевал ткнуться, кажется, в каждый забор деревни.

А почему бы не зайти к ней самому? Глянуть, как живут другие деревенские. Илья еще ни разу не был ни в одном из их домов. Неплохо бы представить разницу воочию. Да и ведь угостит она чем-нибудь на дорожку? Илья и в городе-то готовить не умел, а здесь научился разве что с горем пополам кипятить чайник. Но сейчас не хотелось столько возиться только ради того, чтобы запарить лапшу напополам с консервами, запасенными в райцентре.

Илья бросил книгу на стол – она захлопнулась, да и пусть, он все равно не помнил ничего из того, о чем прочитал. Закутался, закрыл дверь на ключ – на днях бородач врезал совсем примитивный, но все же замок – и, осторожно ступая по предательски скользкому снегу, направился наискосок через улицу. И как эта девушка бродила тут в одних носках и не замерзла насмерть?

Дом у горбуньи был хоть и такой же хмурый, как и все в Ивановке, но раза так в четыре побольше того, в котором жил Илья. За аккуратным забором – темно-синие штакетины одна к другой, чувствовалась азартная рука Рыжего – виднелись гараж и сараи, а из глубины торчала укутанная пленкой теплица. Учуяв чужака, в задней части двора басисто залаяла собака.

Илья нажал звонок у калитки. Он работал: треньканье слышалось даже на улице. Но дверь дома не открылась и после того, как он позвонил, с небольшими промежутками, еще дважды. Наверное, бабка ушла в деревню. Навестив Илью, она шла наверх за водой, но сперва обходила Ивановку – так и бродила по всей деревне с пустым ведром, а еще любительница суеверий.

Но Илья все же толкнул калитку, сам не зная, для чего. Не хочет же он попасть на зуб басистой бестии – судя по лаю, как минимум волкодаву? И тут дверь дома наконец распахнулась, выпустив на крыльцо внука горбуньи, непривычно помятого и понурого.

– А, это ты, Илья. Здорово, – тускло сказал он. – Если насчет забора, то сегодня я не смогу зайти. Давай после как-нибудь.

Илья почувствовал себя попрошайкой с городского перекрестка. А ведь ему и дела нет до этого забора! Кивнув, он поскользил прочь.

– Илья! – окликнул Рыжий. И зачастил: – Ты это, извини. Я доделаю все. Тут просто такое… Я под утро из рейса приехал. Вернулся, в общем, а баба Таня тут. Во дворе.

– Умерла? – опешил Илья, устыдившись своих прошлых мыслей.

Рыжий замотал головой.

– Удар хватил. Перекосило всю, говорить не может, не шевелится, только губами дергает.

Инсульт? Вот дела. Горбунья выглядела такой бойкой и расторопной, что, помимо очевидного увечья, не давала повода подозревать у нее какие-то серьезные недуги.

– А еще она калитку с вечера почему-то не заперла. А Сандра наша в течке. Вон она из-за этого и сидит на цепи, прямо у своей будки пристегнутая. Только на метр отойти может, а иначе подкопы делает под забором, – Рыжий указал рукой туда, где басистый лай сменился утробным ворчанием. А затем сморщился и прикрыл глаза.

Видимо, это нервное. Наверное, болезнь бабки настолько выбила его из колеи, что он пытался переключаться на бессмысленные мелочи в поисках почвы под ногами. Знакомо.