Алхимия и амбивалентность любви-2 бесплатное чтение

Глава 1

Бег пока что на месте

– Для лучшего понимания картины, мне нужно побеседовать с каждым из вас наедине. – Делает, наверное, ожидаемое, но всё-таки неожиданно прозвучавшее заявление Лари. Которое в тот же момент, своего озвучивания, вогнало в нервное напряжение все касающиеся этого обращения стороны, а именно Андрея и Евы. Отчего-то сильно заволновавшиеся друг за друга, посмотрев, скажем так, с некоторой предвзятостью друг к другу.

А на чём эта их предвзятость строилась, какие она имела для себя основания, то тут далеко ходить не нужно, чтобы об этом догадаться. Андрей и Ева, будучи неразделенной, неотделимой друг от друга парой, никогда ещё не оставались наедине с кем-то друг от друга. И этот момент неизвестного и неведомого будущего, где каждый из них уже не мог друг на друга рассчитывать, полагаясь только на самого себя, и вызывал у каждого из них большую тревогу. Справится ли он или она с тем вызовом реальности, которую им бросит в своём лице Лари. Кто однозначно попытается выкинуть какую-нибудь провокацию, чтобы доказать тому же Андрею, в чьём физическом лице выступает пришедший к нему клиент с раздвоением личности, что хорош уже ему тут мозги править этими своими выдумками, а ты всего лишь растерянный в этом мире человек, ищущий для себя поддержки.

Ну а как Лари будет провоцировать Андрея на правду, то тут способов полным полно. Например, нальет ему стакан водки и, с прищуром на него посмотрев, скажет вот такую хитрость. – Пей.

Андрей сперва попытается, конечно, возразить, спросив. – Что это? И вообще я не пью.

– То, что из тебя выгонит всё лишнее, оставив в тебе только то, что отвечает за твой дух. –Тараща для большей своей убедительности глаза на Андрея, прямо сунет ему стакан в руки Лари. И Андрею ничего не останется, как взять стакан, и… Ещё выразить в себе не полную уверенность. – Боюсь я, не выпью всё сразу.

– А ты не бойся. – Поддерживает Андрея Лари. – И знай. Если ты за раз со стаканом чистого спирта справишься, то ты настоящий мужик, а не баба.

И не успевает Андрей возразить, пискнув, – так там ещё и спирт, – как Лари чуть ли не вталкивает этот стакан в сторону хлебала Андрея, которому теперь, чтобы не захлебнуться, нужно агрессивно глотать эту огненную жидкость из стакана. Когда же содержимое стакана полностью поглощается внутри Андрея, то развязка с этой его неопределённостью насчёт себя наступает моментально. Он с этого момента никого не видит и знать не знает окромя самого себя. А Лари стоило быть осторожней и не путаться у этого агрессивного Андрея под ногами, заявляя хоть что-то о себе. Андрей не потерпит любого рода возражения, и воздаст этому хамлу по его сусалам. Что поделать, в каждой профессии есть свои издержки.

Ну а если себя решит не пропустить первой пройти в сторону остаться наедине с Лари Ева, то, пожалуй, она не сможет пройти этого испытания со стаканом воды, которая и будет налита в стакан под видом самогона. И Еву в тот же момент, как только этот стакан будет поднесен к её рту, вырвет. А Лари, негодяй, сразу сделает кощунственные для Андрея выводы. – Не мужик, раз пить не умеешь.

А вот считать и даже думать о том, что нечто другое вызвало такой переполох во взглядах друг на друга у Андрея и Евы, например, момент их не особого друг другу доверия, – вы, Андрей, уж не обессудьте, но нет в вас той крепкой основательности, которая бы позволила противостоять человеческой манипуляции, а вы, Ева, со своей стороны будьте взвешенной к моим опасениям, не могу я пока что, без доли волнения, оставить вас наедине с мало знакомым мужчиной, – как-то слишком поспешно.

При всём при этом своя толика истины есть и в такого рода их подозрении в сторону непредсказуемого при непредвиденных обстоятельствах личного поведения. Вот и они не просто пересматриваются друг с другом, а они присматриваются друг к другу, пытаясь проанализировать поведение опять же друг друга при этих будущих обстоятельствах нахождения наедине с Лари друг без друга.

– Вам, надеюсь, можно доверять? – одним взглядом задаётся таким подлым вопросом Андрей.

– Вы ещё спрашиваете. – Раздражённо отвечает Ева. При этом она прямого ответа на вопрос Андрея не даёт. И ему самому получается надо принимать решение насчёт её ответа, и за это своё решение брать ответственность. А если он вдруг ошибется в итоге, то Ева всегда может на это сослаться. – Вы, Андрей, уже тогда всё знали, раз в ваших словах свозила такая на мой ветреный счёт неуверенность. И тогда спрашивается, зачем меня к нему отпускали, зная о том, какая я податливая.

– Тогда, как мы с вами изначально договаривались, я пойду первым. – Делает удивительный для Евы вывод из её ответа Андрей. Вызывая ожидаемую с её стороны реакцию. – Это ещё почему?

– Неужели вы, Ева, хотели бы остаться наедине с этим пугалом Лари? – Андрей задаёт, если честно, то очень провокационный вопрос Еве. На который не может быть другого ответа, как только нет. Но Ева всё равно внесёт в свой ответ интригу, оценивающе посмотрев на Лари. После чего она с горечливым выражением лица, точно пугало, смотрит на Андрея и говорит ему своё вынужденно нет.

– Вы сможете на это время уединиться и оставить меня наедине с ним? – спрашивает Еву Андрей.

– Я постараюсь. – С насупливостью и обидчивостью в голосе отвечает Ева. И этого Андрею достаточно для понимания её честности.

– Я готов. – Повернувшись к Лари, говорит Андрей. С чем он и провожается Лари по внутренним коридорам своего жилища на задний двор дома. Где Андрей усаживается на плетённое кресло, а Лео занимает место на другом кресле, с другой стороны разделяющего эти кресла столика. После чего Лари достаёт из кармана пиджака пачку сигар, кивком делает в их сторону предложение для Андрея, и получив отказ, разжигает одну из сигар и начинает, так сказать, демонстративно пускать дым в сторону Андрея, при этом не сводя с него своего пристального взгляда. Так и провоцируя Андрея на встречную реакцию в виде вопроса: И что всё это значит?

Но Андрей не задаётся ни этим, ни каким другим вопросом, он решил не быть столь предсказуемым для Лари. Пусть придумает что-нибудь более креативное, чтобы вывести его на разговор. И Лео приходиться учитывать такую позицию на себя Андрея и докуривать сигару в молчании. Когда же процесс курения и заодно дестабилизации внутреннего состояния Андрея был Лари окончен, он опять демонстративно бросает окурок себе за спину, чтобы понаблюдать за реакцией Андрея на этот бросок, – Андрей на этот раз ничего с собой поделать не смог и проследил взглядом полёт окурка: бл*ь, мимо урны, – и как только по его расчётам окурок достиг своей цели, внёс свой дисбаланс в чистоплюйство Андрея, он обратился к нему с вопросом.

– И кем ты хочешь быть? – задаётся вопросом Лари.

А вот этого вопроса Лари Андрей не понял, так ему и ответив. – Не понял.

Что оказалось ожидаемым Лари, и он не удивлён такой близорукостью Андрея.

– Я, как впрочем и ты, – с какой-то прямо бесцеремонной снисходительностью ко всякого рода человечеству начинает читать свою мораль Лари, – должны понимать, что твой отказ от своего прежнего состояния, значения, да как хочешь назови свою двусмысленность положения, – прямо жжёт язвительностью Лари, – предполагает для себя новый жизненный выбор. И ты будешь должен определиться с тем, кем ты хочешь стать. – Лари замолкает, уставившись взглядом в Андрея.

А для Андрея, как оказывается, это была большой новость. Он, видите ли, и не задумывался о последствиях этого своего решения, остаться один.

– Я как-то об этом и не думал. – Смущённо признаётся в своей недальновидности Андрей.

– А надо бы подумать. – Укоризненно качает головой Лари. – Сейчас самая пора. – И Андрей подумал, и само собой поспешно и необдуманно.

– Ну, здесь, – говорит Андрей, – взгляд направлен в одну только сторону, сторону благополучия и успеха.

– А потянешь? – не перестаёт удивлять Лари, с такой подковыркой спрашивая. И Андрей даже сбит с толку своей уверенности в таком своём выборе. Что в нём не так, раз его выбор вызывает вопросы у Лари. О чём он так того и спрашивает. – А что не так?

– Каждый выбор предполагает и несёт в себе степень ответственности за него. Который не каждому по плечу нести. Вот я и спрашиваю тебя. Этот твой выбор тебе по силам?

А вот сейчас Андрей уже не так поспешен в своих выводах и ответах. Он призадумался над ответом на этот вопрос Лари. Впрочем, ненадолго.

– Я постараюсь. – Вымученно сказал Андрей.

– Можешь не торопиться с ответом. – Видимо не приняв такой ответ Андрея, даёт ему ещё время на раздумье Лари, вставая со своего места. – Ты пока ещё подумай, а я приготовлю инструмент.

– Какой ещё инструмент? – вдруг всполошился Андрей, с тревогой смотря на Лари.

А Лари как будто его не слышит и, не давая ответа на эту его всполошенность, прошёл до стоящих чуть в стороне столиков, на которых как только сейчас заметил Андрей, обратив своё внимание на них, находилось несколько особого исполнения металлических лотков, прикрытых сверху покрывалом похожим на клеёнку, и принялся приоткрывать завесу тайн этих лотков, сдвигая в сторону эти покрывала. Откуда на Андрея, как скорей всего только ему мнительно подумалось – раз этот инструментарий открывают при мне, то он предназначен для меня, всё логично – на него отсвечивая солнечным светом, посмотрело нечто такое, что сразу внушило ужас Андрею. В котором однозначно до сих пор присутствовали страхи из детства, когда его приводили к какому-нибудь врачу, да к тому же стоматологу. И только тот приоткрывал на своём рабочем столе все эти инструменты доследования вашего пристрастия к сладкому, то вас прямо всего сковывал ужас и вы до кончиков ног впадали в онемение. И эти страхи были не беспочвенны, как всегда на кресле у стоматолога вами выяснялось.

Так что в том, что Андрей при виде всех этих инструментов на столе Лари начал терять самообладание и связь с частью физического и реального я, не было ничего сверхъестественного.

– Что это? – сглатывая набежавшую слюну, нервно спрашивает Лари Андрей.

Лари же сразу не даёт ответа, а он сперва доносит до столика, за которым сидел Андрей, этот лоток с инструментом, ставит его на него и даёт возможность Андрею рассмотреть этот инструментарий. А вот то, что находилось на этот разносе было неожиданно для Андрея, увидевшего на нём не те, самой разной конструкции металлические щипцы и зубила, внушающие ему ужас, а на этом разносе находились разноразмерные камни. Начиная от совсем маленького, заканчивая вполне себе внушительного размера камнем.

При виде которых, растерянного Андрея так и порывало повторить свой заданный вопрос. Но Лари предвосхитил эту его порывистость.

– Это инструменты привития в тебя новой личности. – Говорит Лари и давай водить пальцем руки по камням, как бы подбирая в соответствии с личностью Андрея свой краеугольный камень, который и будет определять его личность. А Андрей на всё это смотрит и не может определиться с тем, как ему реагировать на всё сейчас происходящее. И не в плане возмутиться или распсиховаться в сторону Лари, а он, следя за рукой Лари, подбирающего для него свой камень привития в нём новой личности (и как это будет делаться, даже и не хочется спрашивать), находился в полной растерянности насчёт выбора Лари. Он и недооценивать себя не хотел в том плане, если бы Лари остановился на самом мелком камне (как это ещё понимать, я по вашему большего не заслужил?!) и выбор Лари большевесного камня внушал страхи и опасения – им и прибить ничего не стоит (тогда он точно переформатируется в придурка).

В общем, не нужно в этом деле проявлять спешку. И пока не разобрался в способе применения этого инструментария, лучше и разумней всего будет сидеть молча. И единственное, что напрашивается насчёт понимания того, как используется этот каменный инструментарий, то им нещадно бьют и вколачивают в тебя не твои мысли и убеждения. Камень ведь это орудие пролетариата (это ещё к чему).

А Лари между тем взял из лотка самый маленький камешек, однозначно, чтобы унизить Андрея, мол, смотри как я тебя, ущербный оцениваю, и держа его перед собой, через его призму начал озвучивать методику использования этого инструментария. – В зависимости от величины личности мы выбираем и инструмент ковки этой личности. Меньше личность, меньше инструмент, больше личность, соответственно и больше затрат для её образования. – Лари замолкает и внимательно смотрит на Андрея, пытаясь прочитать по его внешней реакции широту и глубину его личности. Которая только на словах всегда так широкоформатна и грандиозна. А как только до дела дойдёт, а дело, как уже можно понять не самое простое и безболезненное, тебя будут лупить этими камнями, то отчего-то у всех руки сразу тянуться к самому мелкому камню. Мол, у меня итак всё в порядке и сформировано как надо, так что всё это дело с реформаторскими камнями для меня будет излишним.

Так что Андрея и его опасения на счёт своего будущего здравомыслия вполне можно понять, он хочет во всём этом деле разобраться и хотелось бы знать, если ли у Лари медицинская лицензия и есть ли аккредитация у этих его, честно сказать про себя, то достаточно много вызывающих вопросы методик становления личности. И хотя Андрей был достаточно наслышан о всех этих курсах повышения своего самосознания и становления личности, где всегда используются нетрадиционные методы воздействия на твою психику, всё-таки там всегда применялись не прямые, а психологические методы и аспекты твоего убеждения в чём-то для тебя новом.

А здесь, как не трудно понять самым обычным логически выверенным путём, на тебя будут воздействовать самым допотопным методом. Как следует стукнут камнем по голове и ты практически другой человек, если, конечно, в сознание придёшь после этого соударения со своей наивной реальностью. Где ты всему сказанному тебе веришь и подставляешь свою голову первому шарлатану. Впрочем, если это так, то тебе не будет лишним что-то поменять в своей голове, подставив её под удар шарлатана Лари (это уже пошли в ход его убеждения).

Но видимо в Андрее большое место занимает чувство самосохранения, и он не спешит подставлять свою голову Лари для проведения им в жизнь своих экспериментов над психикой человека. А у Андрея есть к нему вопросы.

– Так вы что, собираетесь бить Еву? – глядя в упор на Лари, чтобы он не сумел слукавить, задаёт свой вопрос Андрей.

А Лари, что за циничная личность, и не собирается уходить от прямого ответа, он всё как есть говорит.

– Мы для начала возьмём её на испуг. – Кладя обратно взятый камешек, говорит Лари, беря с лотка самый массивный камень, которым точно прибить можно, не говоря уже о том, чтобы испугать. – Пусть она сама откажется от притязаний на твоё я.

– А если она откажется? – с нервным придыханием спрашивает Андрей.

– Тогда…– не договаривает скорей, чем сбивается с мысли Лари, задумавшись. Затем он вновь берёт слово, – тогда, – и опять замолкает, нагнетая тем самым тревожность и испуг на Андрея. Затем он разворачивается и идёт к тем столикам с инструментариями, и после некоторого колебания, как это решил думать Андрей по его движениям плеч, сжимающихся в рассуждениях и сомнении, он всё-таки останавливает свой выбор на одном из лотков, берёт его и возвращается с ним к столику с Андреем. Здесь он ставит этот лоток на столик перед Андреем, делящего свой взгляд между ним и тем, что спрятано на лотке под покрывалом. Выдерживает внимательно-вопросительную к Андрею паузу: «Так что, открывать или нет?». Где Андрей, весь в себе оцепеневший, и не смог бы дать тому разумного ответа. И… поэтому принимать решение насчёт этого лотка остаётся ему.

И Лари открывает покрывало тайны этого лотка. Откуда на Андрея смотрят различной размерности молоточки.

И Андрей ничего другого сейчас не может сделать, как только повториться. – И зачем они?

– Молоток это всегда рычаг. – Говорит Лари. – Что недостижимо сделать руками человеческими, то довершается этим рычагом.

– Не слишком ли это большой рычаг? – беря в руки самый большой молоточек, задаётся вопросом Андрей.

– Любой случай предусматривает крайний случай. – С холодной монотонностью, свойственной безнадежности, проговорил Лари.

– И что это за крайний случай? – посмотрев снизу вверх на Лари, спросил Андрей весь вдруг став белый.

– А разве вы не догадались? – вопросом на вопрос отвечает Лари, через прищур смотря на Андрея.

– А где орбитокласт? – не сводя своего взгляда с Лари, спрашивает Андрей, роняя молоток.

– Вам знаком этот инструмент? – почему-то с усмешкой задаётся этим вопросом Лари. – Позвольте поинтересоваться, откуда?

– Не знаю. – Как-то уж очень искренне растерялся в этом своём ответе Андрей, что не поверить ему было совершенно не возможно. И Лари ему поверил.

– И я пока что не знаю. – Говорит Лари. – Но поверьте. Он найдётся, когда потребуется.

– Так вы предлагаете убийство через лоботомию? – с нервным придыханием спрашивает Андрей.

– А вы как думали? – следует ответ Лари.

– А разве нет другого варианта? – вопрошает Андрей.

– Ищите. Это последний выход. Когда будут исчерпаны все остальные варианты. – Отвечает Лари, закрывая молотки покрывалом, при этом оставляя в руке самый из них маленький. Что указывает на то, что у Лари со своей стороны есть предложение. О чём, кивая в сторону этого молоточка, так спрашивает его Андрей. – Вы что-то хотите мне предложить?

– Попытайтесь её не слышать. – Говорит Лари, вручая молоточек Андрею.

– Но каким образом. Это невозможно. – Андрей начинает дёргаться и волноваться в ответ на это предложение Лари. Кто, между прочим, всего лишь сторонний наблюдатель, и даже не психолог, чтобы на него так полностью рассчитывать. И он может только предложить путь для вашего излечения, а во всё остальное находится в ваших руках.

– А вы как только вам станет невыносимо сдерживать в себе эмоциональную неприступность, стучите этим молоточком себе под чашечку коленки, таким образом показывая всем сторонам этого конфликта, что всё это всего лишь нервные рефлексы, а не что-то там в вашей голове такое антагонистичное вам засело. – Что и говорить, а легко сказать всё это Лари, тогда как сделать всё это неимоверно трудно. И Андрей смотрит на скрытые покрывалом другие молоточки, и даёт понять Лари, что ему бы хотелось рассмотреть, что из себя представляют другие варианты решения его проблемы рассеянной двуличности.

И хотя большая размерность других молоточков предполагает более сложные пути решения поставленной Андреем перед собой проблемы (в сфере подмятия под себя всех жизненных структур жизни юриспруденцией только так может быть описана вставшая перед Андреем медицинская проблема, которую он не отрицает как в его эпикризе всё это пишется), Андрей, всё же чувствуя в себе беспомощность в деле своего противостояния с тем в себе, что он подло назвал разфукосировкой своей личности, держа в уме тот страшный инструмент для лоботомии, самого последнего решения, до которого он надеется, что никогда не дойдёт дело, решает, была, не была, и надо рассмотреть другие варианты путей решения свей проблемы.

– Говорите, что каждый из них значит. – Говорит Андрей, требовательно смотря на Лари.

– Как хотите. – С наигранным неудовольствием говорит Лари, вновь снимая клеёнчатое покрывало с молоточков. После чего обводит их взглядом, и положив указательный палец на первый из них по порядку возрастания, начинает описывать их значения.

– Этот, – говорит Лари, смотря на Андрея, – отвечает за прибитие в тебе своего самого высшего, непреклонного ни перед чьим мнением значения. Так называемого апломбического снобизма.

– Что это значит? – ни черта не понял Андрей, кроме того, что Лари пытается ему голову заморочить.

– Ты будешь никого кроме себя не слышать. – Даёт ответ Лари.

– Мне что, придётся оглохнуть? – с тревогой косится в сторону молоточка Андрей, даже и не собирающийся идти на такие жертвы в решении своей проблемы. Ему сейчас стукнут в специальную точку этим молоточком и он впадёт в состояние полной автономной тишины и с этого момента его будет только один момент волновать, как бы кого услышать. При этом Лари не понимает сути его проблемы. Его волнует внутренняя проблема, а не внешняя. И он, оглохнув к внешнему миру, всё равно будет слышать своё второе я. Которое с этого момента станет единственным для него источников звуков и собеседником. А это предполагает в сто крат на себя давление со стороны Евы, которая уж точно не преминет всем этим положением воспользоваться, принявшись изо дня в день его пилить тем, что какой он оказывается дурак, раз её не слушал, а послушал какого-то в первый раз вижу типа, который вбил ему в голову какой он самостоятельный, и тем самым зафиксировал его на себя, приведя к полной глухоте к окружающему миру – последнее, что ты услышишь, это мой голос.

– Не совсем так. – Говорит Лари. – В тебе будут задействованы специальные рецепторы, и ты не будешь её с этого момента слышать.

– Что-то я в этом не сильно уверен. – Растерянно говорит Андрей, чувствуя какое-то внутри себя ёрзание и дискомфорт. Что явно связано с Евой, кто может и держит данное ему слово, но её интуиция всегда бдит и получается слышит, какую каверзу тут на её счёт придумали.

– Нужно пробовать. – Говорит Лари. – Тем более это самый мягкий вариант. – Добавляет Лари, покосившись в сторону лотка с другими молоточками, которые собой предполагают более сконцентрировано сложные решения этой психологической проблемы Андрея.

– Тогда будем пробовать. – Склонивши голову перед молоточком в руках Лари, говорит Андрей.

– Можете полностью не вешать голову, – говорит откуда-то сверху Лари, – если она вас любит, ваш защитный купол будет прорван и вы её всё равно услышите. – А вот зачем это, по сути прорех в этом его предложении, озвучил Лари, Андрей и не успел узнать, в момент оглушённый.

*****

Говорят и это подтверждают независимые источники средств доступной для вашего глаза информации, что бег, нет, не на месте, а на стадионе именно в позиционировании против часовой стрелки соответствует действительности и неким спортивным стандартам какой-то там международной ассоциации. А чем она, эта регулирующая и квалифицирующая нашу жизнь ассоциация подтверждает эти свои полномочия (доподлинно неизвестно скажем сразу) и в этом выборе руководствовалась, то уж заявленная ими аргументация этого своего выбора, состоящая из трёх пунктов:

« 1. Человеческое тело из-за сердца немного тяжелее с левой стороны, и при беге против часовой стрелки тело чуть-чуть наклоняется влево, что может быть преимуществом.

У большинства людей доминирует правая рука или нога, поэтому человек, перемещаясь против часовой стрелки, способен лучше управлять своим телом и двигаться быстрее, ведь в таком направлении на виражах более широкие шаги делаются правой ногой.

Кровь проходит по венам слева направо. Движение против часовой стрелки способствует более быстрому перемещению крови из-за центробежной силы, создаваемой во время бега», – звучит как-то только их убеждающе.

Ну а что я? А я не такой человек, что б на ровном месте начинать развивать конфликт, как неврастеник спорить и всем делать вопреки и назло. А я мало заметно для кого из участвующих людей в забеге со своим и за своим здоровьем, совестью и ещё там чем-то, встроился в эту компанию по бегу от сердечнососудистых рисков, которые преследуют людей с малоподвижным образом жизни (это была официальная версия моих утренних пробежек по стадиону) и давай, не спеша думать над тем, сколько мне для поддержания своей физической формы нужно сделать кругов.

И не успел я и одного круга пробежать, как я наталкиваюсь лицом к лицу с человеком с альтернативной точкой зрения на все эти ваши правила. И она, а это была она, и притом очень симпатичная в мою сторону (что это значит, я тогда и сам не понял), никого не собирается слушать, а если она что-то решила для себя, то будет следовать только своему сердцу. И если оно считает, что ему ближе вот такой, против общего движения путь к самому себе (а любой наш шаг, это шаг в сторону себя, и по другому быть не может; даже бег от себя, это бег в свою, трусливую сторону), то она будет идти в ту сторону, в какую её сердце скажет. О чём предельно отчётливо и целеустремлённо она давала понять всем встречным приверженцам ЗОЖа, следуя размашистым шагом сбоку от крайней беговой дорожки, чтобы не создавать хаоса и причин для аварийной ситуации, смотря вам в ваши изумлённые её вызовом вашей природе глаза.

И как не трудно догадаться, то я совершенно забыл обо всём том, что меня до встречи с этой анархисткой волновало, теперь думая только о ней, бывая, что и путаясь в своих ногах. И каждая наша встреча по кругу только усиливала мою мотивацию в этой её непоседливости разобраться и узнать, кто, что и откуда она такая взялась. И я за всем этим и сбился со счёта преодолённых мною кругов. Количество которых, конечно, не могло быть бесконечным, а вот когда и на каком круге я остановлюсь, то это теперь зависело в полной мере от этой удивительной и не выходящей из моей головы анархистки.

И это моё интуитивное предчувствие меня не подвело. И когда на одном из кругов я уже с расстояния своего от неё не такого уж далека её заметил, то она на этот раз не шла мне навстречу, чтобы со мной пересечься на одном из кругов, а она вдруг свернула в сторону рядом с этим местом ей нахождения расположившихся беседок и скамеек для наблюдения за происходящем на стадионе, и подошла к припаркованному к скамейке велосипеду.

– Значит она всё, закончила свою пешеходную пробежку и собирается меня покинуть. – Не сводя с неё своего внимательного взгляда, несколько самонадеянно рассудил я, чуть сбавив скорость своего пробега, чтобы как следует рассмотреть её уход.

А вот в её движениях нет месту вот такой как у меня инфантильности и сверки своих действий с кем-то ещё. А все её действия подчинены её внутренней дисциплинированности и импульсированности, которая очень чётко проявляется в её резких движениях по подходу к велосипеду, где она из каких-то своих внутренних соображений решила снять с себя мешающую ей легко и свободно дышать кофту. А вот такая её порывистость, как это не могу я не видеть, приближаясь по своей беговой дорожке в предельную близость к ней, приводит к тому, что её кофта цепляется за её ухо, и всё бы ничего, но в нём, как опять же мной со стороны выясняется, находился компактный наушник.

Ну и наушник под воздействием такого механического воздействия вылетает из уха этой анархистки и в чём-то, но только по моему сугубо личному мнению авантюристки, и летит под моим немигающим в его сторону взглядом прямо на беговую дорожку передо мной.

Ну а дальше происходит уж совсем невообразимое и затем очень странное. Эта авантюристка, видимо что-то подобное ощутила и осознала эту свою ушную потерю, замерев в одном внимающем к внешним раздражителям положении, находясь головой под кофтой, тогда как я, от кого сейчас всё будущее наших межличностных отношений и целостность этого наушника зависело, набегая на наушник, не сводил своего обзорного зрения с замеревшей в одном положении авантюристки, а своего прямолинейного и немигающего взгляда с самого наушника.

И я так зациклился всем собой и взглядом на этом наушнике, на который я просто обязан и отдать всего себя должен не наступить, что всё это в итоге приводит к тому, что я целенаправленно и как бы намеренно на него наступаю с таким громким и отзывчивым с его стороны хрустом, что замершая в своей кофте на голову авантюристка вздрогнула от этих ни с чем не спутаешь и она догадывается, что подаёт такие трагические звуки сигналов – это её наушник в самый слом и капец раздавили. А кто это сделал и зачем?! То это не трудно выяснить, нужно только стянуть с головы эту подлую кофту, которая никак не снимается, сколько бы она не пыталась её с себя выдернуть, давая возможность мне над всем произошедшим сейчас раздумать. Чего как раз и не произошло.

А я между тем и сам в шоке и в предельном изумлении от того, что обнаружил себя улепётывающим на предельной скорости от этого места происшествия и от своего падения перед лицом этой девушки. Кто меня теперь точно не простит за мою трусость, а не за какой-то там наушник. Но при всём при этом больше всего меня сейчас поражает не это, а не дающая мне покоя и не выходящая из моей головы вопросительная мысль: Догонит она меня на велосипеде или нет?!

И к своему новому до предела потрясению до меня из-за спины доносится ответ на эту мою загадку души.

– Вот значит как вы, Адам, себя ведёте. Заныкали сперва карточку, а теперь не даёте мне прохода, портя мне моё имущество. – Кричит до чего же знакомый голос из-за моей спины.

– Так это что, Ева? – в мокром поту просыпается Адам от этого заблуждения своего рассудка, сейчас сидя за столом в столовой, ещё раз всё это переживая (а может и пережёвывая), видимо не имея возможности за раз отделаться от впечатлений от этого сна. И приходится Адаму как-то на всё это реагировать, принявшись с помощью холодного расчёта и взгляда со стороны со временем разрешить для себя эту возникшую, не просто так, как это могло сперва выглядеть с его стороны – она совершенно случайно задело снимаемой кофтой наушник и он вылетел – а как сейчас видит Адам, где его так подставили и подвели под эту ситуацию с наушником, то всё тут не так однозначно.

– Здесь имел своё место психологический эффект охотника, кой в каждом из нас имеет место. – Рассудил Адам, взяв в руку вилку, и давай с помощью неё, как какой-то дирижер, вводить себя в курс своей хищной психологии. – И убегающий от меня наушник, чисто инстинктивно сосредоточил на себе всё моё внимание, и когда он чуть замедлил своё движение, то я и сделал свой итоговый выпад, что б не дать ему убежать. Не мог я размышлять в тот момент категориями существенного, я должен был поймать убегающую добычу. – Тяжко вздохнул Адам, ногой так и чувствуя раздавленный ею наушник. – А кто-то, зная вот такую психологическую составляющую человека, и вложил в голову Евы эту возможность меня припереть в свой угол. Но зачем? – вопросил Адам, глядя сквозь решётку из зубчиков вилки впереди себя, где ему смутно начинает прорисовываться тот человек, кто всё о психологии знает, как и его также знает, и чем это не факт для того, чтобы записать этого человека в число лиц подозреваемых Адамом в подготовке этого происшествия.

А тут к некоторой неожиданности и без своей видимой связи в голову Адама ещё лезет другого рода впечатление и переживание одного им пережитого дня и сеанса посещения приёма во врачебной юрисдикции врача отоларингологической специализации, со своими специфическими моментами – постановки его к стенке и выдвинутыми в его сторону требованиями, заткнуть одно ухо, а тем, которое находится к стенке, попытаться услышать то, что ему сейчас из своего далека, с другой стороны кабинета, нашепчет врач-отоларинголог в лице Лилит.

– Закрыли ухо? – спрашивает Лилит Адама, чтобы удостовериться в его понятливости и может быть честности.

– Закрыл. – Адам подтверждает то, что он за всё дальнейшее происходящее в этом кабинете берёт более чем ответственность.

А вот дальше начинается то таинственное и до чего же для Адама удивительное действие с нашептыванием ему слов Лилит, что он не только не понял, что сейчас с ним и где происходит – он себя ощутил находящимся в глубокой пещере, где связь с поверхностью ограничена неприступным в самые небеса лазом, по которому он спустился вниз по верёвке, и этот единственный выход наверх сейчас находился под контролем Лилит, находящейся наверху, и вдруг что-то для себя интригующее в его сторону надумавшей: я вас подниму наверх и тем самым верну к жизни только в единственном случае, вы должны отвечать всем возлагаемым мной на вас надеждам, а иначе…ну вы сами понимаете – а Адам вообще в себе растерялся, судорожно пытаясь разобраться, что ему нашептывается и что всё это значит.

Правда, самое начало этого сеанса проверки его слуха и реакции на сказанное Лилит вполне себе укладывалось в такую допотопную практику проверки вашего слуха. Лилит начала нашептывать ему цифры, а Адам был должен за ней их повторять.

– Плюс пять. – Нашептывает число Лилит, зачем-то к нему прибавляя знак положительности.

– Хочет меня дезориентировать. – Про себя усмехнулся Адам, точь-в-точь повторив названный ею порядок цифр и знаков.

Лилит там, конечно, несколько в себе нахмурилась в сторону такого отличного слуха и умения не рассуждать вслух, когда его об этом не просят Адама, но это только начало и у неё есть большой шанс добиться поставленной собой цели – доказать Адаму, что его слух это только его слух, и он не идёт ни в какое сравнение с её слухом.

– Минус один. – Называется Лилит следующая цифра, а вот её отрицательное значение это уже из вредности характера, как про себя с усмешкой посчитал Адам, насквозь видящий Лилит, хоть и находится он в её сторону в профиль. – Раз с плюсом у неё ничего не вышло, и я проявил невозмутимость, она решила зайти ко мне с другой стороны.

– Минус один. – С вызывающей нервные вопросы тональностью (что вы себе сейчас позволили?!) повторяет за Лилит сказанное Адам. И Адаму даже смотреть в её сторону не надо, чтобы увидеть, как она там разражена его точной интерпретацией ею сказанного и задуманного.

Но Лилит опытный врач слухач, как про себя посмел насмехаться Адам, так её назвав, и она знает множество методик по выведению на чистую воду вашу глухоту, которую вы ловко утаиваете с помощью своей логики и дедукционной интуиции.

– Что, как правило, спрашивают, проверяемого на слух человека? – Рассуждаете вы перед тем как оказаться в кабинете отоларинголога, чуть не сводя свою челюсть при выговаривании названия профессии этого врача и пальцем прочищая свои уши, чего-то в последнее время заложенные навалившимися на вас проблемами. А вы, следуя совету бывалых людей, – будь глух ко всем этим проблемам, – так всем этим увлеклись, что и в самом деле оглохли к нуждами чувствам окружающих вас людей.

И до такой бесчувственной степени, – вы равнодушно смотрите на то, как котёнка загнали на забор собаки, вы и глазом не дёрнулись при виде падения на тротуаре пенсионерки, считая, что ближе к земле это её удел с этого пенсионного времени, а что уж говорить о том, что вы перестали слышать и тем самым отличать голос сердца одного когда-то важного для вас человека, – что и привело вас в этот кабинет за справкой о вашем полном здоровье, что б одному человеку в вашем окружении в нос тыкнуть ею, заявив, что это ты, дура, меня не слышишь, а не я тебя. О чём в этой справке так и говорится. Я на сто процентов осознанно слышащий человек. А вот что это значит ваше: «Только себя», то я чего-то не понял.

– Цифры. – Приходите к самому вероятному выводу вы. – И какие цифры она будет меня спрашивать? – задаётесь следующим вопросом вы, пытаясь ещё до посещения кабинета разгадать натуру проверяющего вас врача. – Надо на неё посмотреть и тогда всё будет ясно. – Приходите к весьма резонному выводу вы, то есть Адам, не любящий предельно того, когда его подозревают в том, чего нет. А этим как раз и занимаются во врачебных кабинетах по прохождению медицинского осмотра. И ты, даже если в тебе всё здорово, начинаешь в себе в некоторой степени испытывать сомнение в верности поставленного самим собой диагноза, ты абсолютно здоров. А кто знает этих докторов и современные программы по определению твоего здоровья (а в реалиях капитализма, здоровье настолько дорогая штука, что никто не может признан здоровым человеком), и лучше в этом деле подстраховаться, но не тем, конечно, полисом, который тут навяжут, а вот так мысленно подготовиться к встрече с врачом.

И вот Адам видит Лилит в первый раз, заглядывая мельком в кабинет или же тогда, когда она выходила из кабинета, чтобы сходить в регистратуру или в туалет, и он сразу начинает по её внешнему виду пытаться разгадать её генетический и цифровой код.

– С чего, с какой цифры она начнёт свой сеанс по проверке моего слуха? – задаётся вопросом про себя Адам, держа перед собой Лилит, в своём медицинском халате очень даже впечатляюще выглядящая.

– С единицы она, как очень умная врачиха, явно по мне просекшая, что я буду пытаться разгадать её исходный код, не будет начинать – единица есть первое отражение её исходного кода, она во всём первая и единственная – вот с чего-то к этому подводящему и что может быть интерпретировано как единица, то эту загадку для моего ума она задаст. – Рассудил Адам, не сводя своего взгляда с идущей по коридору такой охренеть походкой Лилит, что у него свело скулы на пять с плюсом. Что к потрясению Адама и наводит его на разгадку первого знакового слова. – Плюс это всё, что она в себе несёт, а пять, это высший школьный балл, а пять с плюсом как Адам помнил, он получал в особых случаях. И этот случай с Лилит, чем не особенный. – Всё очень верно просчитал насчёт Лилит Адам. А такая расчётливая дальновидность вполне может заменить в вас слуховой аппарат.

Так что у Лилит было крайне мало шансов в чём-то удивить Адама при проверке его слуха с помощью озвучивания своего исходного кода. – А о чём бы они вас не спрашивали, – не трудно совсем понять, кого имеет в виду Адам под этим они, – они всегда спрашивают вас о себе, об этом своём исходном коде, который прочитать не всякому дано. Но если вы его прочтёте и для себя разгадаете загадку мироздания, который в себе также несёт женский исходный код, то вы сможете управлять мировыми процессами. – Адам аж в себе задохнулся от таких беспредельных перспектив и возможностей, которые ему прямо сейчас предоставляются раскрыть в Лилит.

А между тем его тестирование продолжается, и за всем этим параллельным обдумыванием происходящего, Адам и не заметил, как они приблизились к завершающему цифровую часть блоку вопросов.

– Тридцать семь. – Повторил Адам за Лилит последнюю введённую ею в оборот цифру, и расплылся в насмешке так, что это не прошло мимо в предел раздосадованной Лилит, которая, конечно, требовала от мужчин, к кому она обращалась, что б они её слышали всегда, то есть были отзывчивы к её словам, но и их глухота в некоторых случаях тоже приветствовалась, – я знаете, не слышал, что вы сказали о том, что мы за обед будем раздельно платить, и сам за всё заплатил, – и сейчас как раз был такой случай, и поэтому она так слегка раззадорилась.

– А теперь тест на лингвистическое понимание. – Бубня себе это под нос, Лилит ожидаемо для себя добивается от Адама желаемого.

– Что вы сейчас сказали? – переспрашивает Адам.

– Сейчас это вы мне скажете, если, конечно, умеете слышать. – Вот такую загадку для ума Адама задаёт Лилит, как им сейчас думается из этих её слов, то проверяющей его не на слух, а на умственную составляющую.

И только Адам задался вопросом: «Как это понимать?», как его прямо вбивает в ноги и свой разумный ступор прошептанное Лилит так называемое лексическое предложение в области фразеологии.

– Я вас люблю. – Так до предельного тихо это говорит Лилит, что Адаму потребовалось вырывать из подтекста тишины и бьющегося в себе сердца отрывки слов сказанного Лилит.

И понятно, что Адам растерялся и ничего не понял, что это сейчас было и есть ли тут какая-то правда в её словах. – Хотя, конечно, нет. Мы же только встретились. – Сбился в какую-то не туда сторону в своём размышлении Адам. – А разве этого, одного первого взгляда недостаточно, чтобы себе сказать эти слова? – а вот это уже противоречие в Адаме идёт из его противоречивой и жаждущей авантюр натуры. – Но она же их сказала мне. – Перебивает эту версию в себе Адам.

– А разве ещё не понятно, что так себе и говорят. Ведь всегда сложнее всего признаться самому себе в чём-то. И это признание делается через кого-то. – А вот это уже звучит более чем убедительно для Адама, поплывшего в ногах и уме, раз он не удержался и нервно так вопросил Лилит. – Что, что вы сейчас сказали?!

– Вот вы мне и ответьте. – Даёт ответ Лилит, смотря на Адама с позиции полной хладнокровности и отстранённости. Что ещё больше сбивает с толку Адама, уже руки опустившего от растерянности. Но это ещё не всё, а Лилит вдруг вот такое заявляет:

– Так в чём всё-таки проблема? Вы мне или своим ушам не верите?

– Да чёрт возьми, что тут происходит?! – только и мог, но только про себя возмутиться так Адам, задавленный в предел и в своё не могу этим всем давлением Лилит, так и вдавливающей его своим всё в нём пронизывающим взглядом. От которого ничего не скрыть и вы, Адам, даже не думайте препираться и мне врать, что вы в обоих случаях не полностью в себе уверены, и можно ещё повторить ранее вами сказанное, как мне кажется, то это вы сказали сгоряча, меня с кем-то перепутав.

Ну и Адам, отлично понимая свои безнадёжные перспективы противостоять Лилит, в этом своём нервном исступлении поворачивается лицом к стенке, и давай её сверлить своим взглядом.

– Так что всё-таки это было? Или мне всё это привиделось тоже? – задался нервными вопросами Адам, и…На этом месте он перебивается в один момент зазвучавшими голосами прямо из-за его спины.

– Ну скажи, кто он? – писклявым от своей желаемости узнать ответ на свой вопрос голосом задаётся кем-то этот вопрос так к кому-то из-за спины Адама, заставляя его переключиться от себя и начать прислушаться к происходящему там. А там, за его спиной, всего вероятней, кто-то занял свободный столик, и разместившись за ним, прежде чем взяться за сам процесс обеда, решил решить для себя самые актуальные вопросы. На которые мог только один человек за этим столом ответить, а именно притворно вздохнувшая за такой взваленный на себя груз ответственности представительница женского сообщества и содружества, в которые нынче все девушки и дамы объединяются.

И эта, так призывающее её успокоить своим душевным и от самого сердца вздохом девушка, дайте только ей чуть-чуть совсем времени для того что б этот крайне для неё важный вопрос обдумать, что б затем сказать самую суть и ничего лишнего, и что б не возлагать больших надежд на то, чего быть не может и нельзя вовлекать в сферы незамеченного то лицо, которое может отвечать всем посылам вкладываемым в этот вопрос, после этой паузы придерживаясь конспирологической секретности, тихо говорит. – Ну, ладно. – Вначале она соглашается, а затем добавляет свою закамуфлированную под тайну двусмысленность. – Пока что никто. – И всем за тем столом людям и здесь, за столом Адама понятно, что она под этим никто предполагала не никого вообще, а определённого человека под грифом секретно и инкогнито. И что самое интригующее из всего этого, так это то, что насчёт всего этого сообразил про себя решить Адам.

А Адам рационально и разумно подошёл к вопросу нахождения спрашиваемой девушки о своём выборе – она находилась буквально спиной к спине к нему, о чём она со своей стороны не могла не знать и не учитывать в своих ответах – и получается, что он был для неё частью своей аудитории и возможно самой главной. И тогда…Всё ею сказанное принимает другой оборот и значение для Адама, особенно в том случае, если он насчёт себя крайне мнительный, то есть любые разговоры принимает на свой собственный счёт.

– Как?! – единодушно и одновременно вопрошают ещё и изумляются такой изумительной по степени таинственности характеристики своего выбора своей подруги эти интересантки новых поводов для разговоров по душам и за вашей спиной при случае.

На что их загадочная и сидящая за спиной Адама подруга смотрит с высоты своей тайны и немножко высокомерия, свойственного людям на один шаг ближе вас находящимся к информации. Ну а как только она убедилась, что выделенная ею пауза для усиления эффекта ею далее сказанного пришла к своему логическому концу, она даёт ответ и на этот вопрос.

И она, вальяжно откинувшись чуть назад на спинку стула, закинув голову так, что концы её длинных волос упали на плечо Адама, чуточку реакционно на это отреагировавшего, одёрнувшись, судя по звукам донёсшимся до Адама, поставила чашку обратно на блюдце (она сделала глоток кофе для смазки своего разговорного тембра) и постукивая пальцами руки по столу в такт своей речи, заговорила.

– Разве вы не слышали пословицы об установлении ценности мужчины? – в качестве предисловия эта она задаётся этим риторическим вопросом, а когда её слушательницы по многим вещам выражают сожаление о том, что им ничего об этом неизвестно, то она, конечно же, готова их в этом вопросе просветить.

– Пока мужчина не оценен женщиной и не прибран ею, он не может быть кем-то. – Выдаёт эту истину в последней, своей инстанции эта носительница тайн и смыслов бытия, а значит и истины, затем опять делает короткую паузу, что б дать прочувствовать своим слушательницам глубину озвученной истины, после чего только можно будет продолжить раскрывать насущные для женского ума тайны. – И уж только после этой оценки он приобретает, прежде всего в её глазах, а уж затем во всех остальных своё значение.

А вот здесь этой носительнице сокровенных знаний о мужском начале не дают сделать вдохновляющую на новые откровения паузу, а всё потому, что её слушательницы уж очень нетерпеливые и стремящиеся к вот таким знаниям людоедки (само собой не в прямом смысле значения этого слова, а они очень щепетильны в плане разобрать человека по его косточкам). И одна из них, для Адама не особо важно кто, так как они для него остаются всего лишь носительницами голосов, явно более чем её подруга стремящаяся к такого рода познаниям – возможно у неё есть кто-то на примете, кто требует для себя немедленной оценки, вот она и спешит узнать, как всё это дело оформляется – вмешивается в ход размышлений рассказчицы и делает поспешные выводы.

– Я как поняла, то этот человек достоин твоей оценки. – Вот такую категоричность заявляет эта стремящаяся поспешно жить и всё знать слушательница.

На что носительница сокровенных тайн вполне резонно могла ей заявить, что если та такая умная и ты всё и без меня знаешь, то зачем я здесь нужна, ты всё и без меня выяснишь. Но видимо ей и самой хотелось насчёт этой темы поговорить, она (тема), скажем так, вызывает у неё вопросы дискуссионного характера, где как раз ей не будет лишней помощь со стороны вот таких не слишком зацикленных на своём совершенстве людей, и она согласилась с этой озвученной версией своей собеседницы, сквозь зубы проговорив. – Правильно понимаешь.

А вот дальше звучит всё тот же вопрос, но уже при других вводных данных. Сейчас об этом интересующем всех за этим столом человеке есть кое-какая предварительная информация – он человек вызвавший интерес у их подруги и он требует для себя от неё оценочного характера действий – и заданный вопрос уже более насыщен смысловой нагрузкой.

– И кто же этот твой никто? – вот так звучит в новой смысловой форме оформления вопрос.

– Скажем так, – не спеша говорит с расстановкой акцентов сидящая за спиной Адама девушка, судя по издающимся с её стороны звукам, то она крутит рукой чашку на блюдце, что даёт понять Адаму о степени её возбуждения и волнения по этому вопросу, – пока недооценённый одной стороной человек.

На что следует несколько удивительная в своём возмущении реакция подруг сидящей за спиной Адама девушки, чьё откровение насчёт чьей-то предельной циничности и слепоты на ровном месте прямо бесит и переворачивает всё в них. И они в своём единодушии не могут сдержаться от того, чтобы вопросительно не возмутиться.

– Что это значит?! – вопрошают они. – Кто-то раньше тебя открыл на него глаза?

Здесь образовывается задумчивая пауза по причине большой сложности и не тривиальности вопроса и проблемы связанной с ним. Где девушка, на ком сейчас сконцентрированы взгляды за её столом, плюс и Адама нельзя снимать со своих счетов, перед кем встала проблема разрешения этой сложнейшей проблемы, имеет право и должна как следует обдумать каждое своё слово, каким она будет обрисовывать выход из этой жизненной ситуации. Которая, как оказывается, предполагает некую конкуренцию в деле оценочных действий в сторону выявления достойных для твоего внимания объектов этого внимания. Здесь, как на каком-то аукционе, идут свои торги, где от вашей предложенной цены будет зависеть, кому в итоге отойдёт рассматриваемый лот.

– Он пока что находится в заблуждении насчёт себя другой стороной. Но это только до поры, до времени. – Вот так с долей дипломатичности в одну агрессивную сторону и волатильности в рассматриваемую в качестве своего эмитента сторону (его цена скачет в зависимости от её настроения), очень туманно поясняет свою позицию на этого человека соседка Адама.

И этого как оказывается достаточно для подруг соседки Адама для того, чтобы понять суть возникшей проблемы.

– Кто она? – с жёсткими и самыми радикализированными нотками в голосе задаётся этот вопрос.

– На данной этапе это совершенно не важно, когда меня интересует он. – Ставится точка на выяснении личности соперницы соседки Адама ею же.

Но раз она так решила (потом узнаем, кто эта стерва), то все хотят знать, кто этот человек, вызвавший у их подруги столько сложностей сердечного порядка, раз они ещё никогда её не видели в таком разориентированном и нервном состоянии.

– Но что в нём есть такого, что заставляет тебя его как всех остальных не игнорировать и искать общие точки соприкосновения? – задаётся этим, чуточку за пределами этичности вопросом спешащая всё знать собеседница соседки Адама. И соседка Адама от этих её слов, в частности тонких намёков на некие точки соприкосновения, при прикосновении о которые начинает открываться для тебя новый мир, даже слегка выводится из себя ко всему бесстрастную и безразличную. Соседка Адама одёргивает головой от своей с высоты на всё смотреть позиции, как-то интересно ёжиться в своих плечах тягучи, и обретает на своём лице более живые краски на фоне её бледности (это, к сожалению, а может и к счастью не видит Адам).

– Скажем так, – вновь принявшись постукивать пальцем руки по столу в такт к своим словам, заговорила соседка Адама, – он заинтересовал меня своей … – здесь соседка Адама как-то удивительно себя повела, хихикнув себе под нос, видимо эта её реакция была связана с той характеристикой рассматриваемого ею человека, за которую она решила его не пропускать мимо себя, – не от мира сего обстоятельностью своего на грани ума и бестолковости представления и поведения.

Из сказанного ею так иносказательно, мало что было понятно её слушательницам, а то, что им стало понятно из такого её характеризования этого инкогнито – она уже себя не мыслит без этого человека – то это только ещё больше разжигает их любопытство и желание узнать, кто он такой. О чём надо предельно аккуратно спрашивать, учитывая скрытную и самолюбивую натуру их подруги, которая может и взбрыкнуться, если будешь слишком на неё давить и на своём настаивать.

– И что это может значить? – задаются таким вопросом слушательницы соседки Адама.

– У него огромное сердце и необходимое для реализаций его симптомов желаний воображение и чувство юмора. – А вот это хоть и мало имеет общего с какой-то конкретикой, но уже что-то из того, что вызывает в женских сердцах теплоту симпатий к этому человеку с огромным сердцем, которое по женскому разумению предполагает полную в вашу сторону безотказность и с полслова вашего вас понимание, а чувство юмора будет сглаживать его неловкие попытки оправдать свои промахи, то есть не сразу выполняемые успехи на личном и материальном фронте общей локации.

– Как прямо я обо мне говорит. – А вот что такое сейчас со стороны Адама было, и хорошо, что только про себя, то вот не надо говорить о том, что всё это спонтанно вышло, и я об этом и не задумывался даже. Что, в общем-то, так и было. Ну а что стало причиной вот такой инфантильной расслабленности Адама в сторону своего критического мышления насчёт анализа сказанного девушкой за своей спиной, то как-то тебя с разумной точки зрения, особенно на себя, сбивает коплиментарность выражений в твой адрес со стороны даже не важно кого. А в данном случае этой девушкой за своей спиной, один в один принявшейся описывать именно его, Адама, очень уверенно и твёрдо считающего, что такое чувство юмора, как сейчас описала эта девушка, нет ни у кого на свете кроме него.

И в таких симпатичных до своего безрассудного предела выражениях она его описывает, что Адам в себе обмяк от удивительного свойства расслабления и теплоты в своей душе, и весь обратился вслух, чтобы не пропустить ни единого слова правды в свою сторону со стороны этой пока что только незнакомки для него, но не для неё (она ведь откуда-то берёт о нём эту информацию, уж точно не с потолка), находящейся так предельно близко к нему не только в этом пространственном положении, но и душевно.

– Он знаете, такой! – на таком духовном и воодушевляющем подъёме эту мечтательность сказала незнакомка, вдохнув в этого него (само собой в Адама) столько своих надежд и на крайний случай обнадёживающих фактов, что как-то язык не поворачивается у её подруг спросить, что она имеет в виду под этим её такой. Хотя всё итак ясно, набор всех самых замечательных и ярких качеств, с которыми тебе не будет стыдно рядом с ним показаться на каком-нибудь светском рауте. Куда обязательно ты будешь препровождена этим инкогнито теперь очень очевидно по какому поводу. Этот он скрывает своё честное и благородное имя под личиной гражданского лица и такого простачка по той причине, что он в личном быту престолонаследник, простыми словами принц.

А такие родовитые персоны, как принцы, всегда находятся под огромным давлением на себя обстоятельств и обязательств, связанных с престолонаследием и у них для личной жизни совершенно нет времени, ни возможностей. Вот и приходиться принцам всех мастей, а в данном рассматриваемом случае принцу Монако, какому-нибудь Леониду (что поделать, раз средства массовой информации и коммуникации навязали современному потребителю жизни через информацию такой образ самого успешного монарха, кому и делать ничего не нужно для управления своим государством, нужно только снимать сливки с печатного станка в виде казино) вырывать из контекста своей жизненной истории минуты отлучения от всего государствообразующего и погружаться в бытовые неурядицы самых обычных людей. Которые по внушённому Леониду мнению наставника его личного мировоззрения, Сенеки, Сократа и Моисея в одном лице, есть соль земли, и если всё так, то для установления мира в своей душе, а также для продвижения в жизнь рекламации социального государства просто необходимо заручиться поддержкой гражданского класса своих подданных – он должен установить морганатическую связь с выходцами из этого подкласса людей. А если более понятливым для этих недалёких по своему социальному положению людей языком, то принц Леонид готов спуститься на ступеньку ниже своего общественного положения и допустить до себя неровню и обязательно Золушку.

Впрочем, всё это, скорей всего, только домыслы возбуждённого сознания подруг соседки Адама, кто в своих мечтах и желаниях никогда не знает разумных границ. И главное слово в подтверждении или отрицании факта того, что под личиной инкогнито скрывается это высокородное лицо, остаётся у их подруги, соседки Адама. А та не собирается вот так просто раскрывать тайну своего сердца, она предпочитает держать интригу, а своих подруг в напряжении. Пусть до последнего момента не знают, с кем им придётся иметь дело в будущем. И будет лучше и для себя интересней, чтобы они без установленного факта таких обстоятельств, требующих от них церемониального подчинения и своего пресмыкания, лёжа в пыли своей ничтожности, перед ногами сильных мира сего, в которые она скоро припишется, всё это делали из одного только личного допуска всего этого, то есть бескорыстно.

Ну а пока что ей интересно поинтриговать в бытовом и личном плане насчёт объекта своего выбора, приводя в пример своим подругам некоторые факты из жизни этого человека, какие он в себе решил выделить в качестве своей наглядной презентации, на основании которой и будет делаться его оценка заинтересованной стороной.

– Он высок и скажем так, его внешняя составляющая доросла до того, чтобы не теряться рядом со мной и даже местами он может представлять меня. – Соседка Адама начинает детализировать образ своего избранника. А Адам начинает в себе наполняться воздухом воображения и образом этого её избранника, в ком он видит прежде всего себя по хотя бы той причине, что примеривая на себя этого кого-то, легче всего понять, что он из себя представляет. И тут самое главное не переусердствовать и не остаться в личине примериваемого для себя человека. Это, как актёры, они как войдут в какой-нибудь, особо ими удачно изображаемый образ, так и выйти из него затем не могут. И не потому, что с ним свыклись, а они себя настоящего и забыли.

– Ростом я не обижен, – параллельно рассказу своей соседки о своём избраннике, Адам проводит сравнительный анализ себя, посмотрев в зеркальное отражение чайной ложки и убедившись в том, что визуальная составляющая ему позволяет заявить о близости позиций своей соседки на своего избранника, то есть на себя, – и представить могу себя так, что никто так себя не представит. – Этот, так лихо закрученный вывод заставил Адама на нём остановиться, и после короткой аналитической паузы с усмешкой сделать ещё один вывод. – И с умом у меня всё в порядке.

– Мы в этом не сомневались. – Делает заявление поспешная подруга соседки Адама. А вот к чему она это ведёт, а такие заявления ради самих себя не делаются, то соседка Адама замерла в ожидании с её стороны подвоха.

– А как насчёт его душевных качеств. Что о них можно сказать? – Итак эта стерва спросила, что не подумать о тиранической бездуховности и нравственной неграмотности избранника соседки Адама было невозможно. Мол, это, конечно, хорошо, что он красив как Аполлон, но сегодня в мире пластической хирургии и навязчивой эстетики всем этим не удивишь, и это даже банально, а вот найти человека кто не поддался идеологии гендерного эгоцентризма, то это задача не из лёгких. И может в публичной сфере, на людях ты будешь из себя выдавливать полнейшее счастье, а вот стоит только вам с твоим избранником, кухонным боксёром, тираном и потребительским экстремистом оказаться за дверьми вашей квартиры, как начинаются с его стороны в твою сторону различные попрёки.

– Это чего-то я не понял, куда это ты свою рожу воротишь с этим высокомерным ехидством. – Прямо в лицо соседки Адама брызгая своей тиранической эмоциональной невоздержанностью в виде обильных слюней (обильное слюноотделение это родовое проклятие и одновременно принцип любого принципата: кто больше вожделеет, тот больше имеет стремления этого добиваться, и таким образом они добрались до вершин своей власти в отдельно взятом регионе) проявляет обычное для себя тираническое глубокомыслие принц Леонид. Ещё хорошо, что держащий себя в руках, а не давая ими ей, принцессе в золотой клетке, по шее в качестве обучающего урока, как нужно себя вести на людях в окружении своего дорогого супруга. Кто её только терпит, и вы тогда уж соблаговолите проявить со своей стороны благоразумие, и не давайте усугубляющий ваше положение в королевских покоях повод.

– Не для того я тебя к себе приближал, чтобы ты свой нос от меня воротила. – Продолжает принц Леонид воспитывать в своей теперь принцессе образ венценосного, волевого и ответственного за свои поступки человека. И его, в любой момент могущая лишиться всех своих привилегий связанных с наложением на себя титульных обязанностей принцесса, должна проявлять благоразумие, глубокомыслие и знание правил всех церемониалов, один из которых – приведение принцессы к порядку, – сейчас с ней и проводится. А что будет, когда её будут приводить к порядку на брачном ложе, то это никак в голове новоиспечённой принцессы не укладывается.

Ну а принцесса Татьяна, как первое что в голову насчёт её имени приходит всё это помыслившему Адаму, самой собой ещё не избавилась в себе от причин своего бытового и характерного прошлого, и в ней первое место занимают рефлексы, а не всё то, что так характеризует царственных особ – регламент учтивости и церемониал их поведения. И принцесса Татьяна в ответ на эти справедливые по своей сути обвинения принца Леонида в её рассредоточенности по сторонам, тогда как она должна была полностью сконцентрирована на своём достоинстве в лице принца, – а что это ещё за оправдании, мол, я ничего тут не знаю и хотела выяснить, кого жаловать, а кого миловать; знайте, это вас все должны знать в лицо, а не вы, для этого есть церемониймейстер, – берёт и рефлекторно морщит свой носик в недовольстве на вот такое занудство принца Леонида, что похлеще всякой с его стороны тирании в виде рукоприкладства.

И принц Леонид аж в лице теряется от такой беспредельной беспардонности Татьяны, уж точно не горьким опытом наученной так водить за нос людей ей доверившихся и доверивших бразды совместного управления одной территориальной единицей (ну и что такой маленькой, как Монако). А если она так бесцеремонно себя ведёт в его присутствии (неужели князь Лихтенштейна что-то ей большее предложил?!), что она может себе позволять за его спиной, в особой частности при приведении её в опочивальню и в дальнейшую близость к своему монаршему телу. И у принца Леонида, отлично знающего беспредельную заносчивость в плане своей мстительности женского пола, кто не знает в этом плане никаких границ, прямо всё опускается и падает в своих началах, и это всё перед самым важным актом закрепления между ним и Татьяной договора об взаимных обязательствах перед собой и престолом.

– Я, знаете ли, рассчитывала, как минимум, не на меньшее, но вы и здесь меня удивили, – вот так же, в язвительной претензии поморщит свой носик чертовка Татьяна, стоит только довольному в единственном числе Леониду отвернуться от Татьяны в сторону зеркала, чтобы полюбоваться собой. Где он с высоты этой своей убеждённости в том, что он всегда находится на коне (конечно в фигуральном значении, и за кобылу в свой адрес можно получить и по зубам даже от лица не обладающего такими правами дать вам по зубам), не прислушавшись к тем факторам, которые определяют действительность, решит дать слово принцессе Татьяне в плане оценки его монарших действий во время приведения её в новый для себя статус – женщины.

– Лучше не надо. – Явно подчёркивая в себе скромность и разумность, кратко обо всём этом говорит Татьяна. И Леонид на тот момент принимает эти её слова как высшую оценку своих действий.

А вот когда он сумел посмотреть на ею тогда сказанное и запечатлённое им на память благодарность своей ближайшей подданной (Татьяна тоже входит в их число) через призму этого её сморщившегося носика, то его прямо ударом под дых окатило холодным душем от понимания беспредельного коварства женского ума, умеющего так вложить свою мстительность в тональность этого фразеологического оборота, что и понять не можешь, как так получилось и за что мне всё это наказание.

А между тем за спиной Адама имеет место более реалистичный разговор, а не всё то, что себе всякий мужчина надумает насчёт самых обычных фраз и посылов женского пола, возвышая с постоянством себя до небес, тогда как имеет место самая обыденная в жизни ситуация.

– Не буду забегать вперёд, – говорит соседка Адама, вполне есть вероятность, что и Татьяна, как её решил назвать и будет для удобства своего визуального восприятия называть Адам, – утверждая и замечая за ним то, что между нами не было. И по этой только причине он не успел проявить все эти качества благородства в мою сторону. Но всё это можно сделать через косвенные приметы. – А вот это уже для всех интересно. Что это ещё за такие косвенные приметы, от представления которых ставится жарко и щёкотно в подмышках. И даже некоторым людям за столом Татьяны сглатывается от чересчур сильного своего воображения того, чего и нет очевидно, а всё то, что вам голубушка сейчас надумалось, то это всё домыслы вашего воспалённого воображения.

– Он очень тепло относится к братьям нашим меньшим. – После интригующей в предел паузы говорит такое Татьяна. И понятно, что никто из её слушателей не понял, что она под всем этим имеет в виду. И всем так и спрашивается, что за ещё братья наши меньшие? Кто это ещё такие?

Ну а Татьяна видит всё это заблуждение в лицах своих подруг и даёт им разъяснение. – Он любит собак. – А вот это уже что-то. Хотя не для всех. А в частности для Адама, чего-то не помнящего, когда он проявлял особую теплоту в сторону собак.

– И вообще, когда такое было, чтобы я хоть одну погладил или покормил с руки? – про себя слегка возмутился Адам в сторону такого передёргивания фактов своей жизни.

– Вот как? – многозначительно так выразили своё отношение к сказанному Татьяной её подруги, таким замысловатым способом требуя от неё подробностей. И раз они такие к ней и к фактологии требовательны, то она им расскажет эту удивительную историю, ставшую тем толчком для неё, заставившим обратить своё внимание на этого человека.

– Вы ведь знаете мою Люси? – для дальнейшей связки своего рассказа Татьяна требует подтверждения у своих подруг информации о некой Люси, находящейся в странных с нею отношениях в виде какого-то особого подчинения. Что сразу несколько напрягло Адама, несколько испугавшегося этих отношений между Татьяной и Люси, и если они имеют своё место в жизни Татьяны, то на какой ей ещё он нужен.

Ну а подруги Татьяны, ожидаемо ею, конечно, знают эту Люси, и при этом они отдают должное этой Люси, которая столько жизненного пространства и сердечного места занимает в Татьяне.

– О, эта Люси! – вот так высказывают своё восхищение этой Люси подруги Татьяны. А Адам всё это слыша, ни хрена не понимает, что всё это значит, а если это всё значит то, о чём он даже думать не собирается, то он демонстративно громко расстанется с этим местом своего нахождения, таким образом выказав свою позицию на эту Люси.

А пока Адам не расплевался в сторону всего невыясненного с Люси, Татьяна продолжает путать его мысли своими, с явным любовным подтекстом, характеристиками этой Люси, в которой она души не чает.

– Да, она такая. – Соглашается со своими подругами Татьяна, хотя они ничего конкретного не говорили, а эти их вздохи восхищения можно было отнести к чему угодно. – Но при всей её няшности и её так и хочется помять, – с такой несдержанностью в сторону прямо своими руками помять эту Люси, сказала Татьяна, что у Адама и у самого рефлекторно дёрнулись руки в сторону кое-кому шею помять, – она особа привередливая и если ты ей не понравился, то она никогда к себе тебя не подпустит, а что уж говорить о том, чтобы дать себя погладить. – А вот эти последние слова в сторону этой загадочной души Люси сбили с толку и со всякой мысли Адама, чего-то совершенно не понявшего, с какой это стати первой реакцией человека, встретившего с этой Люси, будет его желание её погладить.

– Она что, лошадь?! – усмехнулся про себя Адам и давай всё-таки разумно подходить к вопросу вот такого понимания Люси, при виде которой тебе первое, что в голову придёт, то это желание её погладить. – Не знаю, я таких людей ещё не встречал, чтобы при их виде у меня руки зачесались в желании их погладить. Вот если набить им морду, что фигурально называется почесать об них свои руки, а их значит почесать, то это было. Хм. Неужели эта Люси такая невыносимая стерва, что при виде неё начинают чесаться кулаки? – задался этим вопросом Адам, и не поверил в такую действительность. Как бы не ядовито не выглядела встречная им нахалка Люси, пусть она даже бросается в него оскорблениями с кулаками, он не станет об неё чесать свои руки. Разве что поставит ей подножку, увернувшись от её нападок.

– Да, Люси такая. – Соглашаются подруги Татьяны, ставя Адам в глупое положение своей недалёкостью ума и воображения.

– Да кто она такая?! – уже не выдерживает Адам, про себя возмущаясь через ёрзанье задом на стуле.

Но если насчёт этой Люси не нужно было ждать хоть каких-то разъяснений – все знают кто такая Люси – то вот насчёт того самого человека, то приготовьтесь! – Делает задумчивую паузу Татьяна, и …Уже терпения никакого не хватает у её подруг. Уже и не готовых ей верить, считая, что это всё плод её фантазий, чтобы подразнить их. И ещё мало ли чего рассказала бы Татьяна об объекте своих мечтаний и фантазий, как все её слушательницы за столом надеются уж точно, а так-то такого человека нет в помине, слишком уж фантастично всё ею на его счёт звучит – не верят они в такое и всё тут – не перебей её на самом интересном для неё, в чём то интригующе месте, очень резко о себе заявивший телефонный звонок. В результате чего она чуть не разлила из своей чашки кофе, нервно одёрнувшись от этого звонка.

Но всё по порядку. Так Татьяна, закатив глаза и чуточку ещё выше забрав свой нос перед своими подругами, кои как не старайся они её перещеголять, им ни за что не выпадет такое счастье как ей, распоряжаться судьбой такого идеального человека, собралась было обрушить на их голову трагедию всей их будущей жизни – имя того человека, которого они по своей недальновидности пропустили мимо себя, или скорей всего, не по их головам эта шапка, – а они и потекли мозгами. – Так хотите знать, как его зовут? – в предел интригующе их спрашивает Татьяна.

– Угу. – Только и смогли промолвить подруги Татьяны, скованные страхом из-за того, что та может в любой момент передумать, но больше всего из-за того, что они не смогут вынести в себе озвученного ею откровения, после которого они будут всю оставшуюся жизнь кусать свои локти за свой упущенный шанс охватить от жизни билет в счастливую жизнь. Ведь, как оказывается, они знали того самого Витька, как зовут объект выбора Татьяны, и никогда за ним не признавали столь высоких свойств самого завидного жениха. А скорей наоборот, они над ним насмехались, стоило ему только в их сторону проявить робкую заинтересованность.

– Ты, Витёк, однозначно достоин лучшей доли, – с сарказмом посылала Витька на все четыре стороны, где как раз лучше всего искать принцесс, та из подруг Татьяны, которая характеризовалась повышенной нетерпимостью, на чём и погорела с Витьком, – я, сам видишь, слишком для тебя импульсивная и эмоциональная, а тебе нужно уже сформировавшаяся личность, которая тебя не даст в обиду.

– И кто ж это может быть? – нет предела наивности Витька, каждому слову девушки в юбке верующему и считающему, что они всегда честны с ним и им только можно и верить.

– Само собой принцесса. – Даже не понимает в своём изумлении подруга Татьяны, как можно не знать ответа на этот самый обычный вопрос.

– А ты не она? – А вот сейчас Витёк сумел сбить с толку подругу Татьяны, которой пришлось изо всех сил постараться, чтобы признаться в том, что она не она.

А Витёк, что за подлый в своей простоте человек, продолжает усугублять положение подруги Татьяны в непризнанном принцессой качестве.

– И как отличить принцессу от не принцессы? – Задаёт этот вопрос Витёк, и падла, смотрит в упор на подругу Татьяны, явно анализируя её на предмет отличительные особенностей не свойственных принцессам. Из-за чего та начинает себя чувствовать оскорбляемой и раздеваемой от даже самой не значительной возможности выдать себя такого высокородного рода особой. И при этом она ничего этому противопоставить не может, ведь она сама ко всему этому подвела себя.

И ей остаётся только нервничать, посылая Витька немедленно другую грядку окучивать, как на своём, дворовом языке выражаются далеко не принцессы.

– А не пошёл бы ты, Витёк… – только она замахнулась послать Витька куда подальше, как он её перебивает на самом интересном слове адресате.

– Куда? – спрашивает Витёк.

– Куда сказала. А то смотри, всех принцесс разберут. – Говорит она.

– Но как же мне её узнать? – недоумевает Витек.

– На ловца и зверь бежит. – Говорит она.

– Что, что? – ни черта не понимает Витёк.

– А ты будь внимательным и сразу её найдёшь. – Ставит точку с запятой в разговоре с Витьком подруга Татьяны, добавляя, как на тот момент ей показалось, то очень искрометную шутку. – Ты, Витёк, как человек разумный, должен понять, что у тебя, чуть ли не быдла, нет ни единого шанса заполучить принцессу. И если на что и можно надеяться, то один на миллиард случай (вроде такая диспропорция между людьми голубой крови и всеми остальными, с первой и второй группой крови).  А что это значит!? – как бы спрашивает подруга Татьяны.

– Что? – Откликается  в предел заволнованный Витёк.

А то, что тебе нужно рассчитывать только на счастливый случай. – На подъёме всё это говорит подруга Татьяны и сама возбудившаяся от такого накала страстей.

– И как? – продолжает тупить Витёк. При виде чего у подруги Татьяны прямо руки опускаются от бесполезности Витька в этой её задумке разыграть Витька. И что ему не дашь в руки, всё бесполезно, только ещё хуже будет. Но она не собирается сдаваться и обрекать себя на домогательство со стороны Витька.

– У тебя есть телефон? – уж и не зная в чём можно быть уверенным в сторону предельно бесполезного и глупейшего человека Витька, подруга Татьяны задаётся этим вопросом очевидности для современника, представить себя не могущего без этого мобильного устройства.

– Есть. – Ещё и лыбится в ответ Витёк, демонстрируя в своих руках, бля*ь, кнопочный телефон. Он явно считает, что наличие у него этого устройства даёт ему все преимущества для достижения поставленной его природой цели, охомутать принцессу.

И Татьяне не даёт раскрыть рот в сторону его послать лишь обязанность уберечь себя от Витька.

– Значит так. – Говорит подруга Татьяны, кивая в сторону телефона Витька. – Набираешь по нему случайный набор цифр, и…

– И? – да, бл*ь, что не так с Витьком, помолчать и секунду не могущему, и на каждом важном слове перебивающим подругу Татьяны.

– Заговариваешь зубы ответившему. Это у тебя, как я вижу, лучше всего получается. – Как то уж экспрессивно и зло это сказала подруга Татьяны. И на этом всё, у неё нервы не железные и она оставляет Витька наедине со своей судьбой.

Вот только Витёк на всё это смотрит с другой позиции, и он вот так сразу её не отпускает, бросив ей вслед умоляющий вопль. – Ну хоть подскажи с чего начать. У меня все цифры разом просятся набрать.

– И что, бл*ь, я ему назвала?! – только сейчас охренела подруга Татьяны от понимания того, что она сделала, продиктовав Витьку номер телефона Татьяны. – Или же мой? – А вот это было ею спрошено со странной надеждой, где она с нервной истерикой смотрит на телефон в руках Татьяны и понимает, кто это сейчас той может позвонить. – Это мой и только мой Витёк! А эта гадина этого и не скрывает, надо мной весь день насмехаясь. Витёк по своей душевной простоте рассказал эту историю с поиском для себя избранницы через набор случайных телефонных цифр, и тем самым заинтересовал Татьяну, обратившую на него своё внимание. И что мне теперь делать?! – вопросила себя заклятая отныне подруга Татьяны, глядя на ту исподлобья своей оппозиции к ней. – А может Витёк только сейчас решился набрать номер, и тогда…Я должна ей помешать. – Схватившись рефлекторно за вилку со стола, подруга Татьяны приготовилась защищать свои права на личное счастье. И только позвони сейчас ей Витёк, то…

– Вы его скорей всего видели. – Начинают подтверждаться самые страшные опасения подруг Татьяны. – Его имя… – Здесь Татьяна делает кульминационную паузу для всех, в том числе и для Адама, чего то запереживавшего за себя и за то, как его имя назовут: сильно акцентировано, с придыханием или же с особым жёстким ударением, – и никто не дожидается этого имени из-за перебившего все их ожидания телефонного звонка (Он звонит! – обомлела от верности предсказания своего сердца подруга Татьяны). На который все за этим столом люди в момент с дрожью одёргиваются и нервно про себя вопрошают. – Это ещё кто?!

– Как будто имеют право вмешиваться в личную жизнь Татьяны, в отличие от того самого Витька.

Кто интуитивно почувствовал желание Татьяны проговориться о тайне своего сердца, да и пресёк всё это дело. Мол, сейчас не самое для этого время. Вот только наши с тобой отношения укрепятся и ты сможешь мне полностью довериться, то тогда можно будет и пооткровенничать. А сейчас, когда мы с тобой даже не знакомы, это было несколько поспешным решением.

Ну а если они не знакомы, то тогда логично спрашивается, как ей мог позвонить Витёк? На что есть предельно всё разъясняющий ответ. Если не нравится это объяснение вот такого уж точно не случайного совпадения, то получайте следующее. Это сама судьба с помощью ошибочного и в тоже время безошибочно набранного номера рукой Витька перебила Татьяну на полуслове, дав ей тем самым понять, что забежать вперёд в судьбоносных делах без её одобрения плохая затея.

– Я слушаю. – С каким-то не привычным волнением на своём лице и голос дрожит, говорит в трубку Татьяна. – Я, пожалуй, запишу. – После небольшой паузы говорит Татьяна и начинает одной рукой рыться в сумочке, поднятой ею со стула. И как прямо вслед за этим выясняется, то очень сложно в такой занятости и одной рукой отыскать ручку, а затем уже практически невозможно её удержать, не уронив под себя, под стол или стул.

А вот куда? То это бросается выяснить Адам, движимый в первую очередь своими инстинктами, и, а уж затем всем остальным. Где он к полной для себя неожиданности и натыкается на перехвативший его движение глаз и руку взгляд той незнакомки до этого момента удивительной встречи, которая всё это время, которое за своим столом сидел Адам и слушал интригующую беседы за своей спиной, и была тем человеком, кто так захватывающе интересно о нём рассказывал. И Адам даже потерял дар речи, чего не скажешь о красках его лица, усилившихся в сторону своего ярчения, при виде так в него впившихся глаз незнакомки, дающей ему очень крепко понять, что она от своего ни за что не отступится и будет за него всеми силами держаться. А именно за свою ручку, которую она перехватила рукой с одной стороны, а с другой её схватил Адам и пытается её перетянуть в свою сторону. Мол, она мне сейчас нужней, и отцепитесь уж, наконец.

А Татьяна вперёд возмущена вот такой бесцеремонностью Адама, человека, судя по всему, сильного и упёртого, и значит, в его сторону не подействуют разумные и логические доводы, и нужно придумать что-то особенное.

– И зачем вам так немедленно понадобилась, прошу заметить, моя ручка? – интересуется Татьяна.

– Я не собираюсь спорить о принадлежности материальных вещей нашего мира, кои изначально имеют природное происхождение, а их юрисдикция это всё от лукавого. Что же насчёт её в мою сторону крайней востребованности и необходимости, то это как раз тот принцип, который и определяет приоритетность пользования материальной вещью. – Вот так заумно настаивает Адам на праве пользования ручкой.

– Вы мне тут лапшу на уши не вешайте всей этой вашей демагогией, а конкретно скажите, что такое у вас в приоритете передо мной, – предельно жёстко перебивает Адама Татьяна.

– Мне, пока я не передумал по причине своей психологической неустойчивости и мягкотелости, нужно подписать документы о разводе, которые у меня уже какой месяц лежат, а я всё под разными предлогами и откладываю их подписать. И вот сейчас, я, забыв ручку, в очередной раз пошёл на такую хитрость, чтобы себе отказать в своей самостоятельности от потерянного для меня человека. – С покаянным видом всё это так жалостливо проговорил Адам, вызвав в Татьяне такую мёртвенную бедность, что она сама вложила ручку в его руку, перехватив её своей для укрепления решимости, и…

– Спасибо вам за редкую удачу встретить такого к себе предупредительного человека. – Обращается с этой благодарностью во всей своей видимой части лица, скрытого под марлевой повязкой, так называемая Татьяна.

И вот что можно на это в ответ сказать, особенно тогда, когда у тебя в горле пересохло. Только многозначительно кинуть и отпустить с трудом ручку Татьяны. Которая между тем всё сделала для того, чтобы вы не смогли её забыть, принявшись искать с ней встречи, и она оставляет вас в вашем отныне вечном не покое, вернувшись к себе, чтобы… – А почему она дальше не продолжила свой разговор по телефону? – только сейчас, по выходу из столовой, задался этим вопросом Адам, вдруг уловив в дальнейшем поведении Татьяны какую-то нестыковку.

– Неужели всё было подстроено?! – С каким-то не разочарованием всё это сказал Адам, с усмешкой покачав головой в сторону желания заморочить тебе голову какой-нибудь привлекательной особе. На чём он бы не остановился, не остановись он у витражного окна, коим ограждают заведения завлекающего посетителей внутрь себя толка. В котором он сперва увидел себя, а уж только затем, приглядевшись, обнаружил Еву. По факту его ожидающую, но фигурально разговаривающую в это время по телефону. А вид телефона сегодня рождает у Адама различные ассоциации, и он хочет знать, с кем это там нашла общие точки соприкосновения Ева. А для этого ему необходимо незаметно к ней подойти и только тогда себя дать ей обнаружить, когда он уже часть её разговора услышит.

– Что сделать не так уж и трудно в такого рода проходных и вечно в нём сменяется контингент народа заведениях. И даже, если ты, а именно Ева, сидишь лицом ко входу в кафе, в котором вы с ней договорились о встрече через минут десять от на данного момента времени – и что бы мог значить этот её ранний приход? Не хочет ли она начать дискуссию о её большей вовлеченности в отношения, а вот вы, Адам, так сильно и нетерпеливо в мою сторону не думаете, считая, что у нас с вами всё само собой, без особых с вашей стороны затрат получится. А разве нет? Нет после таких ваших самонадеянных взглядов, – то Адам может легко проскочить мимо её внимания, которое в данный момент всё поглощено разговором по телефону.

– Да с кем она там трындит?! – Предельно возмутился Адам на то, что Ева его не заметила за этим своим разговором, дав ему возможность незаметно подойти из-за спины и прислушаться к её разговору с неизвестной личностью абонента. С кем она ведёт прямо какой то шифрованный разговор, что Адам и уловить нить разговора не может по этим её отрывочным и мало информированным ответам: Да. Нет. Тогда что-нибудь на глаз.

– И у Адама в итоге терпение истощилось, и он дал Еве о себе знать тем, что покашлял. На что Ева повела себя более чем странно, в испуге оборвав немедленно разговор. Что не могло не вызвать вопросов у Адама. – Кто это?

– Да одна знакомая. – Нагло врёт, как это видит по засмущавшейся Еве Адам. На что так и покрывается в нём всё указать, но это всё косвенные доказательства и Адам дальше спрашивает:

– Что за знакомая?

– Что за знакомая?! – повторяет в тоне удивления Ева. – Вам это ещё зачем. Вам меня одной уже не достаточно. – Ева демонстрирует свою взрывную эмоциональность и Адам в шоке от непонимания почему.

– Я просто спросил. – Начинает оправдываться Адам.

– Вот так вы просто меня оскорбили своим недоверием. – Уже чуть не плачет Ева, прямо вгоняя Адама в неловкость и растерянность.

– Я это, не знал… – пытается дальше оправдаться Адам, и понятно, что только усугубляя для себя ситуацию.

– И чего вы не знали? – живо интересуется Ева и значит, живо отвечай Адам.

– Не знаю. – С такой забавной неловкостью и просто ой пожимает плечами такой глубокомысленный в кавычках Адам, что, конечно, Ева не может на него дальше хмуриться, переводя его внимание на стул за столом, а когда он присел, то на установленную на стол табличку, указывающую на приятный бонус для людей родившихся сегодня – им предлагается 50% скидка на второй коктейль.

– У вас, Адам, случайно день рождения не сегодня? – с многозначительной таинственностью во взгляде посмотрев на Адама через призму предлагаемого по такой скидке второго коктейля (ну и что, что за оба платить вам, Адам), задалась томным голосом Ева.

А Адам что за остолоп, прямых намёков не понимает. И не пить ему с Евой, ни первый, ни второй коктейль. Он, видите ли, что за удивительная штука, не знает когда у него день рождения. И если бы не сообразительность Евы, то уж и не знает даже она, к чему это его незнание их привело.

– У меня тогда же. – В предел изумлена такому совпадению Ева. Что просто обязывает их это дело отметить. Но чуть позже, как только они выяснят для себя конкретику этого события.

– И в каком предполагаете месяце? – интересуется чисто гипотетически Ева.

– Надо подумать. – А вот это уже серьёзный подход со стороны Адама, принявшегося пристально подходить к тому календарному месяцу, который взял на себя такую огромную ответственность с днём рождения Евы.

– Стрелец? – Вот так манипулятивно обозначает месяц Адам.

– С чего вы взяли? – спрашивает удивлённо Ева.

– Видел, как вы точны и прицельны в стрельбе из лука. – Даёт ответ Адам.

– Ах вот вы о чём. – Улыбается Ева такой находчивости Адама. – Как одна из версий принимается. Что скажите насчёт дня недели. – А вот это посложнее вопрос, но только не для Адама.

– Всего вероятнее, что шестой. – Даёт ответ Адам, еле удержавшись от того, чтобы вогнать Еву в ступор своим невероятным до откровения открытием.

– Вы, Ева, были созданы, не как всё живое в этом мире на шестой день, а на седьмой день, в день отдыха от всех трудов праведных и забот. – Вот такое сделает заявление Адам, вогнавшее Еву в потрясение, в умственный ступор и оторопь.

– Это с какой такой стати для меня выделили отдельный от всех день?! – могла бы вот так возмутиться Ева, но она не возмутится по весьма верному расчёту Адама. А она этот факт использует для улучшения своих жизненных позиций и условий жизни.

– Раз я создана в день отдыха от трудов праведных и как понимаю, с целью сопровождения собой этого отдыха, то чего-то я не поняла, почему вы с таким постоянством пытаетесь переложить все свои заботы на меня. Давайте, не отклоняться от заложенного в меня природой курса. Вы занимаетесь нашим обеспечением, а я распределением благ. – Вот что придумает в ответ Ева. И, конечно, Адам не враг себе и он не будет давать Еве такие козыри в совместной жизни. И он останавливается на самом ожидаемом ответе.

– А это ещё почему и откуда такая уверенность? – А вот сейчас Ева звучит и выглядит напряжённой, чувствуя подвох в этом все знании Адама, которое уже раз привело их к не полному взаимопониманию. А как можно понять и вообще принять в расчёт эту вселенскую гордыню и самонадеянность Адама, строящего свою жизнь и карьеру на чужих костях.

– Наверное, потому, что природа в отличие от нас более рациональна. Это для человека мир начинается с самого себя, – взял себя за шкирку и живи, – а она прежде чем его ввести в мир, создаст для этого условия для его хотя бы существования. Ну а алгоритм, по которому создавался мир, мы все знаем. Из чего я и вывел числовое значение нашего с тобой рождения.

– Почти убедил. – Согласилась Ева, всё же не полностью избавившись в себе от сомнений в честности Адама. Кто чего-то совсем не хочет упоминать о более точном времени их рождения. Однозначно считая, что раз он выше её ростом и физически сильней, то он на минуту, другую как минимум, раньше был рождён природой. А это даёт ему огромные возможности для манипуляций на её нервной почве. – А вот теперь, используя ту же логику, посчитайте Ева, кто из нас двоих имел возможность повлиять на ход событий на рождение или появления на свет кому как удобней второго человека на этой грешной земле. – Вот так исподтишка начнёт её приземлять Адам туда, где и до греха один, два шага.

– Впрочем, – загадочно про себя рассудила Ева, – этот факт можно принять во внимание и использовать при случае неправильного, зазнавшегося поведения Адама. – И тут же Ева представила или смоделировала такой факт не самого умного, несознательного поведения Адама, спросив его об этом самом времени, которое вызывает у него такую гордость, а как по мне, то гордыню.

– И на сколько? – вот так пространно, без особых уточнений задаёт этот вопрос Ева.

И понятно, что Адам сразу и не понял, о чём его тут спрашивают, недоумённо повторив вопрос Евы. – Что насколько?

На что Ева ещё с досадой гримасничает в сторону этого недоумка, которому всё нужно разжевывать и класть, или ложить(?) в рот. – На какое время вы, Адам, считаете, раз не можете предоставить достоверных данных, вы меня раньше были рождены? Так понятно?

И чёрт эту Еву побери с такой её разбросанностью в вопросах. На какой ему сейчас отвечать? Впрочем, Адам знает на какой, но вот что отвечать, то он в большом затруднении по причине неплохого знания Евы, хоть она и утверждает обратное. От которой можно чего угодно ожидать, и этот её вопрос однозначно имеет второе дно. Но вот какое, то Адам никак понять сразу не может.

– А какая разница! – махнул рукой Адам на последствия своего любого ответа, да сказал Еве первое, что пришло в голову. – Может час, а может и все два.

Ева подозрительно не сразу даёт ответ на его ответ, смотря предельно корыстно на Адама, с которого она сейчас последнюю шкуру сдерёт за такие ей ответы, да и озвучивает такое, чего Адам ожидать не мог.

– Вот значит как быстро вы поняли и пришли к выводу о том, что без меня вам будет невозможно жить и познавать мир (а может и того более, скушно). – Говорит вот такую удивительную гипотезу становления мира Адамом Ева, и Адам только рот до предела раскрывает от своего изумления. Что опять же подтверждает выдвинутую гипотезу познания Адамом мира Евой – он ничего без неё и реакции на неё сделать не может, даже самую бытовую вещь, разинуть от удивления рот. А она ему поспособствовала, удивив, и он раззявил рот.

– А если бы я увеличил этот промежуток времени? – как-то вообще запоздало задумался о последствиях своих решений Адам. Хотя в его случае это совсем не важно, когда на все его ответы есть логически выверенные ответы Евы. – «Тугодум вы, Адам. Вот что я скажу, – вот что бы ответила Ева, кивая в сторону моей ноги, вляпавшейся в какое-то дерьмо», – и на этот свой ответ Адам предугадал ответ Евы.

– А знаете, что всё это значит? – задаётся новым вопросом с подковыркой Ева.

– Что? – уже с тревогой, вынужденно отвечает Адам, совершенно не желающий знать ответа на этот её вопрос.

– А то, что мне требуется куда как меньше времени в сравнении с вами, чтобы достичь тех же результатов, что и вы. – Шах и мат ставит задранному в самое поднебесье носу Адама Ева таким своим удивительным и логичным выводом. – М-да. Это надо оставить на потом решает Ева, обращаясь к Адаму с другим перечнем вопросов.

– Что вы хотите этим сказать и чего собственно добиваетесь? – насупившись предельно, вопросила Ева. И если на первый вопрос из этого блока вопросов Адам мог легко ответить, то второй под вопрос нёс в себе угрозу окончательного разрыва между ними, если Адам себе посмеет отвечать на первый вопрос так, как его тщеславие к этому разумеет.

И Адаму приходиться не сгущать краски, как он это любит делать, при этом самым бесстыдным способом и образом, – вы, Ева, плоть от плоти моё создание, – а использовать технический регламент в своём пояснении. – Я ничего в себе ради вас не пожалел и не буду жалеть. – В общем, подкупил Адам Еву этой своей жертвенностью и дальнейшими перспективами не скупиться в её сторону. И Еве пришлось убедиться в его честности и согласиться, что уж поделать, с таким установленным порядком вещей. Где она номинально отдаёт ему пальму первенства, пропуская вперёд для внесения предоплаты за оказанные им услуги, а она всем этим пользуется.

– Ну а то, что наш день рождения выпал на один день и именно на тот, который нас с тобо      й на всю жизнь связал, то зная, как расчётлива природа – она не полагается на случайность – не хотелось предполагать, а хотелось бы знать, какие у неё на нас счёт планы. – И с такой притягательной самонадеянностью вначале смотрит на Еву Адам, а затем начинает к ней приближаться, что Ева, заворожённая его гипнотическим взглядом, раскрыла свой чувственный рот от удивления, а не как мог подумать, живущий инстинктами Адам, в ответ на его призывные движения мимики лица.

И, наверное, ещё одно мгновение промедление со стороны Евы, чей разум был заблокирован гипнотическими словами Адама, и она бы поддалась его дьявольским чарам, себе позволив нарушение общественного порядка некими публичными действиями, которые не согласовываются с правилами приличия, но что-то в самый последний момент позволило Еве собрать воедино все свои силы в отстаивании своего права принимать за себя решения, и она отвела свою голову в сторону, чуть ли наткнув себе в щёку нос Адама. Чего-то там в себе нафантазировавшего, и в этой иллюзии чуть не сбившегося лицом с прямого курса.

– А ведь день рождения, видимо, очень важен для человека, раз его здесь так отмечают. – Говорит Ева, кивая в сторону брошюры на столе, чем и сбивает с досадой Адама с направления свих действий. Адам переводит свой взгляд на эту брошюру и делает своё замечание. – Ну, день рождение есть старт пути к чему-то для стартующего человека важному.

– И что это может быть? – спрашивает Ева.

– Так сразу и не скажешь. – Пожал плечами Адам.

– Может к смерти, раз она итог жизни? – вдруг задаёт такой вопрос Ева.

– Ну, вы слишком упрощаете человеческую жизнь. Этим её омрачая. – Даёт свой ответ Адам.

– Тогда предложите свой вариант пути.

– Здесь надо подумать.

– Подумайте. – Соглашается Ева.

И Адам собрался было подумать и притом очень крепко, заглядывая в глаза Евы, выбрав их в качестве ориентиров для своего дальнейшего на ближайшую бесконечность времени пути, да вот только на всяком звёздном пути встают различные тернии и кометы, которые мимо тебя так стремительно и резко проносятся, что за собой оставляют различные разрушения было уже выстроенных тобой теорий, внося сумятицу в ровный ход рассуждений.

Кто же выступил сейчас в качестве фигуральной кометы, ворвавшейся и сбившей в кучу все рассуждения и может даже мысли Адама, то судя по раздавшимся в нарастающей от себя близи цокающим звукам, то эта комета была крайне самонадеянной и самоуверенной особой, раз она так громко о себе заявляет с помощью такого твёрдого упираниея на свою исключительность и целеустремлённую позицию в виде каблуков на длинных однозначно ногах, которые только и могут в наше время себе позволить на себя надевать такую, порядком сложную для ношения обувь, а не более обыденную и простую, как, к примеру, кроссовки.

При этом Адам, хоть всем своим вниманием отбился от себя на этот внешний фактор, а для некоторых людей раздражитель, он только ухом в сторону этой кометы повёл, а во всём остальном демонстрируя в себе неотзывчивость и неприступность. Тогда как Ева на всё это смотрит иначе.

– Хочу такой же как у неё цвет волос. – Вдруг делает такое удивительное заявление Ева, заставляя Адама оторваться от своего притворства и перевести свой взгляд в сторону той кометы, которая внесла вот такой дисбаланс в их общение с Евой, заняв собой все мысли Евы, а теперь значит и он должен быть вовлечён во всё это.

– Ну ладно. Раз ты этого сама просишь, я посмотрю налево. – С вот такой угрозой посмотрел на Еву Адам, и добавив ей: «Как по мне, то ты само совершенство и тебе не нужно брать с кого-то пример», – что, конечно, его отговорки и не желание ничего не менять в своей жизни по причине своей лени, – поворачивается в сторону обращённого внимания Евы. И как это понимать(?) и я, в общем-то, не удивлён, два взаимоисключающих вывода делает Адам при виде сидящей к ним спиной девушки, кого он из миллиона узнает – кто это ещё, как не Аэлита, впитавшая в себя образ всех девушек в красном платье и блондинок. И вот на неё хочет быть похожей Ева, на которую сейчас Адам перевёл свой взгляд и начал себя везти глупее некуда, принявшись смотреть на неё как в первый раз, таким образом признаваясь в своей крайне неосмотрительности и предельной и самонадеянной слепоте к самым себе близким людям. За которыми вы ничего и не замечаете, кроме этой близости к вам. Что вполне вас устраивает и, в общем, отлично вы устроились.

– Что? – дёрнувшись носиком, спрашивает Адама Ева.

– Что? – ничего совершенно не понял из того, что от него добивается Ева Адам, всё же попытавшись подловить её носик своим носом, одёрнувшись в туже сторону.

– Без напоминаний и не можете разглядеть во мне подчёркивающие мою эксклюзивную особенность черты. – А вот это шаг Евы в сторону обострения. И здесь Адаму нужно немедленно купировать эту её атаку.

– Если меня всё в тебе устраивает, это значить лишь то, что мне это нравится, а не что-то ещё. – Конечно, несколько косоруко и примитивно это говорит Адам, но по сути верно.

– Значит и мне не нужно никуда стремиться? – задаётся провокационным вопросом Ева.

– К ней что ли? – а вот это было грубо сказано Адамом. И Ева даже слегка вспыхнула в лице. Но что-то её в словах Адама успокоила, и она не стала более резко реагировать на эти, унижающие девушку слова, а она зашла с другой стороны.

– Я поняла! – как бы вдруг озаряется догадкой Ева. – Ты боишься, что меня не узнаешь в новой причёске и в новом цвете. – Делает такое заявление Ева.

А Адам, было собрался её опровергнуть, заявив: «Да ничего я не боюсь!», как своевременно поняв, в какую фразеологическую ловушку его поставила Ева – значит, вы подтверждаете мои, всего лишь догадки, вы меня не только не узнаете, а вы этим будете ещё и гордиться перед своими дружками, заявляя им о своей смелости в мою сторону: я так прямо ей и сказал, и затем на деле продемонстрировал, её не узнав – и осёкся в себе, решив из себя выдавить уж совсем недалёкого человека.

– Это как? – с тупым до безобразия выражением своей сознательности вопросил Адам. И Еву прямо бесит такая наглота Адама, но она не поддастся на эту его уловку перевести разговор на её нервы, а она, собрав все силы воедино, успокоит себя и ровным голосом ему всё объяснит.

– Вы, Адам, сознайтесь уже, меня не узнаете при других моих внешних обстоятельствах. – Вот как мягко стелет Ева. Но Адама на всю эту мягкость не провести.

– Ну, это спорно. – Ни «да», ни «нет» не говорит Адам.

– Значит, утверждаете, что хорошо меня знаете! – А Ева со своей стороны пытается его атаковать.

А что Адам на это ответить может? Да, конечно, он этого никогда не утверждал, но и не соглашаться с этим он никак не может, не вызвав искреннюю реакцию недоумения и досады Евы. – А что тогда, спрашивается, мы всё это время делаем?! Если вы до сих пор не соизволили меня, как следует узнать?! – начнёт дёргаться и истерить Ева.

И Адам опять в тупике, не зная, что и ответить, когда ему в голову лезут только самые пакостные, с греховным подтекстом контраргументы.

– Только настолько, насколько вы мне позволяете себя знать. – Адам всё-таки находит более-менее нейтральный ответ, который всё равно несёт в себе отголоски внутренней испорченности Адама. Но Ева, опять так уж и быть, не будет всего этого в нём замечать, будучи особой очень скромной и деликатной. И она не будет Адаму указывать на то, что он не создал для всего этого необходимых для неё условий, а только промолчит в ответ на это. А вот что насчёт затронутого сейчас ею вопроса, то … Ева вдруг, как будто ей что-то только сейчас пришло в голову, и чтобы всё это не забыть, она со словами: «Тогда!», должна всё делать впопыхах и как можно быстрей.

Это как вдохновение, его дуновение нужно ловить немедленно, записывая на первом, что в руки попало предмете данные тебе отголоски откровений. И как видится по Еве, то первое, что ей в руки попало для того, чтобы на этом предмете вписать спущенного с самого верха озарение, то это … самая обычная пластиковая карта, которые есть у каждого современника. И на ней Ева давай что-то, опустив в предел к ней голову, черкать.

А Адам, несколько всполошенный этой её эмоциональной одержимостью и страстью себя и его перебивать вот такими вспышками эмоциональных озарений, застыв, внимательно смотрит на неё и на вот такие её действия, и пытается предугадать, что она сейчас там пишет. А Ева только сперва ведёт себя крайне открыто и неосмотрительно, не замечая никого по сторонам. А вот как только она зафиксировала на этой пластиковой карте основные данные о том, что ей сейчас вдохновением было навеяно, то она интуитивно прочувствовала и сообразила, что она для того, чтобы сохранить сейчас ею написанное, должна держать всё это в тайне, и не просто от зевак, а от одного, ближе всех к ней сейчас находящегося человека, кто по её замыслу и задумке, как раз должен оставаться вне ведении ею сейчас здесь записанного.

И Ева отрывает голову от своего инструмента для письма, одной рукой прикрывая карточку, через прищур проницательно так на Адама смотрит, и вот что ему вдруг предъявляет. – Вы что, подглядываете?

А Адам от такой неожиданности значения самого вопроса Евы в себе застопорился и чуть ли не подавился от изумления.

– Нет. – С трудом выдавил из себя подавленного ответ Адам.

– Но вы видели, что я писала. – Ева и не думает отступать, выдвигая новую претензию.

А вот сейчас Адам в себе собрался, и он может дать ей отпор. – Если и видел, то только частично и непроизвольно. – В тональности непонимания причинности такой скрытности, в такой грубой форме даёт ответ Адам. – В моих действиях не было ни какой целенаправленности, а мной руководил мой природный атавизм.

На что Ева смотрит, само собой с предубеждением. Впрочем, Адам был с ней искренен, и она принимает его ответ. – Ладно. – Соглашается с доводами Адама Ева. Здесь она уже открыто смотрит на Адама и вот что его спрашивает. – Хотите знать что это?

И конечно, Адам хочет знать что это, раз всё это стало причиной лёгкой головной мороки для него, и как Адам прогнозирующе предполагает, запросто может стать для него ещё большей морокой, попробуй он только ей возрази.

– Это пин-код моего сердца. – С придыханием всё это говорит Ева, и Адам не имеет никакого морального и этического права всё это перевести в шутку. – Он состоит из основных параметров моего я. И если вы, как утверждаете, хорошо меня знаете, то вам не составит особого труда его разгадать. – На этом моменте Ева на мгновение убирает в сторону от карты руку, давая возможность Адаму с помощью своего природного атавизма, ничего мимо себя не пропускающего и всё фиксирующего, составить для себя визуальную картинку этого пин-кода, состоящего не как обычно из четырёх цифр, а их там гораздо больше. И возможно из-за такой повышенной сложности своего исходного кода, как Ева назвала его пин-кодом, она, вновь закрыв обратно рукой карту, идёт навстречу Адаму в плане дачи ему подсказок. Правда, очень оригинальным способом.

– Я вам дам ещё одну возможность ознакомиться с собой. – Говорит Ева. – А вы знакомьтесь и делайте для себя выводы, фиксируя их цифровым способом. – Здесь Ева убирает карту со стола в свою сумочку. А Адам, глядя на эти её действия, как-то вдруг осознал, что у него в кармане находится точно такая же карта, и он должен немедленно убедиться в этом, сунув в карман руку, и что за чертовщина! Там карты нет. Следствием чего становится перегрузка Адама различными вопросами, зацикленными на этой карте, чья реальность находится теперь в прямой связке с не иллюзорностью сейчас ли происходящего. И от времени происходящего вроде как сейчас на его глазах, и будет понятен вопрос нахождения Адамом этой карты. Если всё это сейчас, то карта в его кармане будет обнаружена не сейчас, а если всё это произошло не сейчас, в какое-то время чуть позже или ранее, то карта должна находиться в его кармане. Но так как её сейчас там нет, то всё происходящее с картой происходит сейчас и обязательно с ним. А вот кто производит эту манипуляцию с картой, то… Почему всё это вызывает в Адаме такую головную боль и иллюзорную ломку?!

И дальше Адаму в себя углубиться и там заблудиться не даёт по всем внешним признакам Ева, как она ему представилась.

– И что вы запомнили? – Ева неожиданно задаёт такой вопрос Адаму. А Адам сразу и не понял, к чему относится её вопрос. К его осмыслению происходящего, – о какой памятливой геолокации она меня спрашивает? И неужели она знает? – или же ко всему ею сейчас представленному.

– Не помню. – Предельно искренен Адам для факта собой надуманного, а вот насчёт в данный момент Евой и им на карте рассматриваемого, то он безбожно врёт. Перед его глазами так и стоит одна из замеченных на карте цифр – 37.

А Ева, что за доверчивая душа, а в грубой сюжетной локации Адама дура, верит всему сказанному Адамом. И раз он сказал «не помню», то так и есть. Хотя его это «не помню» предполагает допуск в любую обманывающую её сторону.

Но как вслед выясняется, то Ева ни та, ни другая девушка, а она сама своя деловая, и не очень простая, какой бы её возможно хотел видеть Адам. С такой ему было гораздо легче вести дела и разговоры. Но нет, такого быть не может. Что с трудом даётся, за то крепче всегда держатся.

– Вы заметили, какой у неё костюм и туфли? – задаёт вот такой удивительный вопрос Ева, заставляя Адама от всего прежнего одёрнуться (в какой уже раз) и еле удержаться на месте, не посмотрев в сторону Аэлиты, что б там посмотреть на то, что он должен был…заметить или не заметить всё-таки?!

И видимо из-за всей этой взволнованности и расстройства в плане невозможности найти для себя правильный ответ, Адама за язык и не пойми кто дёрнул сказать самую запредельную глупость и кощунственную невозможность. – У неё не костюм, а платье. – Ещё и поправил Еву Адам.

– Что, что?! – ушам своим не верит Ева, слыша такое кощунство со стороны Адама, посмевшего ей и ту нахалку заметить в плане того, чем она своё нахальство выделяет и подчёркивает. И видимо Ева была до такой степени ошеломлена, подавлена и выведена из себя вот таким беспримерным цинизмом и бесстыдством Адама, – в её присутствии ещё кого-то там замечает, что совершенно недопустимо, – что она в этой растерянности и чуточку потерянности вопросила прямо какую-то чушь и нелепость. – И какого оно цвета?

А вот сейчас Адам понял, какую он допустил оплошность и трагическую быть может ошибку, и, видя выход в одном, пошёл на единственный пришедший ему на ум шаг своего оправдания – подлог своего мировоззрения.

– В зелёном. – Говорит Адам, выбрав свой дальтонизм в качестве своего оправдания.

– А вот и нет! – Ух, выдыхает Ева и тут же чуть ли не хлопает в ладошки от радости за то, что Адам не полностью потерянный для неё в сторону этой вертихвостки человек. Им только подай падшего по их причине человека, они мигом от вас его отвернут. Затем, как только она сумела передохнуть своё возбуждение, она наклоняется к Адаму и по секрету его спрашивает. – Признайтесь честно, вы это специально с платьем придумали, чтобы меня подразнить.

И, конечно, всё так. А иначе и быть не может, успокаивает всех Адам. Ну а теперь с ним снова можно иметь дело и поговорить о волнующих себя вещах.

– Хочу такие же. – Говорит Ева задумчиво, и чего-то в себе представляя. А Адам опять не в курсе и ничего не понимает из того, о чём это она сейчас так представляет. И если Ева хочет, что б её понимали, то не мешало бы ей быть более детализированной что ли в своих желаниях. Из таких её мечтательных предположений и ничего не разберёшь. Чего она хочет такие же? И такие же, как у кого?

И попробуй тут только предположить, что такие же, как у той вертихвостки Аэлиты, что по факту их антагонизма быть не может, – как смели вы, Адам, такое предположить, прекрасно зная, как мы диаметрально противоположно смотрим на мир, и значит, себя в нём представляем, – то в миг будешь подвержен уже в свою сторону антагонизму Евы. Кстати, Адам и знать не знает таких заумных слов, которые в его сторону Ева с постоянством использует, чтобы значит, подчеркнуть его относительно себя не слишком большую грамотность. А Адам, чтобы значит, соответствовать своим интеллектуальным уровнем Еве, и только так, а не из каких-то иных иронических побуждений, вынужден с умным выражением лица понимать всё сказанное Евой такими заумными словами.

А спроси она его: «Вы меня Адам понимаете?», он без паники, запинки и промедления ей ответит: «Всё, до последнего слова». И спрашивается, как после таких нежных и суровых одновременно откровений ему признаваться в некоторой погрешности со своей стороны насчёт некоторых используемых ею закидонов в плане объяснения обыденных вещей не самыми обыденными словами.

Но сейчас вопрос встал ребром перед Адамом (в этом случае Адаму становится колко в боку дышать) в иной формации.

– И что вам мешает их для себя получить? – обобщённо спрашивает Адам.

– Не могу, знаете ли, себе позволить. – Со вздохом сожаления говорит это Ева, и теперь Адаму надо думать над тем, что всё это может значить: «Не могу себе позволить».

– В финансовом плане? – задался про себя вопросом Адам, чувствуя у себя под ложечкой лёгкое щекотание. Что указывает на лёгкую тревогу за своё финансовое благополучие, на которое были нацелены взгляды Евы в этом своём мечтательном предложении. Мол, мне купить эту вещь будет, скажем так, не по моему статусу, а вот если вы на себя возьмёте все финансовые заботы и обеспечение этой сделки, то я буду вам очень признательна. И всё без объяснений этой своей признательности. Что она из себя представляет и значит?! Что не совсем устраивает Адама, рассудительно считающий, что при заключении сделки обговариваются все пункты контракта. А общие слова используются только на начальном этапе, как маркетинговый ход.

– Скорей всего, нет. – Сделал вывод Адам. – Тогда что? – задался он вопросом, переведя свой внутренний взгляд на этическую составляющую этого вопроса. – А может её воспитание в пуританской скромности не позволяет ей так вызывающе и открыто приобретать для себя такого представительного значения вещи. – А вот это предположение Адама уже было ближе к пониманию сути затруднения Евы. – А может она не хочет видеть в моих глазах сравнение с Аэлитой, посмевшей её опередить в таком своём вкусовом и выставочном плане. – А это уже совсем горячо. – Решил Адам.

– И что вам мешает? – задаётся вслух вопросом Адам.

– Что? – не сразу поняла Ева, о чём её тут спрашивают, видимо так она была увлечена примеркой той для себя вещи, которая вызывает в ней столько мечтательного места и уважения. Правда, она быстро в себе собирается, и вот что говорит. – А вот подарить я это могу себе позволить.

А вот теперь пришло время растеряться Адаму. – Подарить? Кому подарить? – в предел озадачился Адам.

На что Ева смотрит с удивлённым недоумением на Адама, непонимающего самых элементарных вещей. Какая разница кому подарить эту непозволительную для себя вещь, когда её можно будет на себя примерить и значит, временно вступить в права её обладателя. А поносив, и совсем неважно сколько времени, передать на радость одариваемой стороне.

– Всё, мы идём в магазин. – Чуть ли не срывается с места такая всегда импульсивная Ева.

А Адам не такой последовательный как того хочет в нём видеть она, и он продолжает сидеть на своём месте в своём нерасторопном и тупом недоумении, ещё поди что желая знать, куда это Ева так спешит. Как будто она в это место не успеет. И Еве как бы это не прискорбно было, приходиться информировать Адама о своих планах.

– Вы разве со мной не идёте? – с долей удивления и сомнения в честности Адама спрашивает Ева, и не пойми на что указывая, косясь в сторону Аэлиты. Кто, между прочим, Адама не торопит, за собой не зная куда таща, и с ней можно насладиться тишиной и покоем, к чему вечно так стремится Адам, кому наиболее присуще стремление к потворствованию своей лени.

– А как насчёт расплатиться? – вот до чего же коварен Адам, сумевший найти вескую причину ещё посидеть на своём стуле, пока его будет стоя ждать Ева. И он будет исподтишка своей иронии на всё это её подчинение себе смотреть и наслаждаться тем, что всё будет так, как он сказал и ни на минуту быстрей, как того хотела Ева. Ну а то, что за это ему пришлось уплатить из своего кармана и это притом, что он ничего для себя не заказывал, а Ева вон сколько чашек кофе с булочками наела, то это вы сами себя за свою гордыню наказали. А вот если бы вы последовали вслед за экспрессивностью движения души Евы, в такие моменты забывающей обо всём и главное, о своих обязательствах перед другими людьми и правилами поведения в обществе, то за все эти её чудачества платил бы нерасторопный официант, даже и подумать не посмевший, что такая с виду приличная девушка, так решит на его счёт рассчитывать. И он может быть в душе был и не против её таких расчётливых планов на свой счёт, но всё же ему бы хотелось, чтобы и его ставили в расчёт.

– Тогда я вас на улице жду. – Говорит Ева и уходит.

– Знаю, как ты меня там будешь ждать, подглядывая за мной через окно. – Усмехнулся про себя Адам, скованный в одном не сдвигающем в сторону посмотреть себе за спину и на Аэлиту положении данных обязательств Еве о том, что в её присутствии он себе не будет позволять лишнего смотреть налево в сторону. – А всё-таки, что она там опять такого надумала? – и только задался этим вопросом Адам, как ответ на него раздался со стороны его спины звуком цокающих каблуков.

Глава 2

Сложная привязка к местности со своими ориентированиями в пространстве

– Туфли или кроссовки? – буквально сразу поставила Адама в тупик этой своей вопросительной озадаченностью Ева, отчего-то решив, что он в плане выбора для себя обуви большой эксперт.

И хотя Адам не собирался ещё и над этим вопросом ломать себе голову, не будучи в курсе того назначения этой обуви по факту своего использования в предполагаемое время, – скажи хотя бы, для каких целей ты подбираешь эту обувь? А мне откуда это знать, если мы собираемся сделать подарок. Вот же, бл*ь, – он всё же попытается над этим вопросом подумать и…Ему не даёт об этом поразмыслить, нет, не сама Ева, а её импульсивность и немедленная переменчивость.

– А может сперва заглянем сюда, одним глазком посмотреть платья. – Во все свои заглядущие глаза засмотрелась Ева в сторону одного торгового зала, мимо которого они как-то неожиданно для себя проходили по этой торговой галереи, и давай, не глядя, тянуть за рукав Адама за собой и за своими позывами только посмотреть предлагаемые для вашего стойкого внимания ассортимент новой коллекции платьев.

А Адам даже если бы и хотел ей возразить в плане того, что сейчас вслед за посмотреть начнётся их примерка на соответствие желаемого реальному, да и как можно на них смотреть отдельно от себя, это какой-то прямо сюрреализм получается, он всего это сделать не успевает, притянутый, а затем затянутый в этот водоворот примерочных событий. И здесь лучше не вставать на пути Евы в сторону всё это посмотреть, то есть на себя примерить и она сильно затем надеется, убедиться в вашей, Адам, компетенции, широте души и щедрости в сторону бедной и несчастной девушки, которой не то чтобы всё это ею выбранное к лицу, а ей просто надеть на себя нечего. Ну а ваши возражения: «Вы же в чём-то сюда пришли, и как я помню, вы не были уж совсем голая», не только не к месту, а они демонстративно неприличны своими пакостными намёками на ваши затаённые в мою сторону желания. И если уж вы настолько примитивны в плане своей расчётливости, то знайте, что для того, чтобы девушку раздеть, её нужно сперва как следует одеть. Усекли?!

В общем, если всё это подытожить, то лучше всего сидеть Адаму на пуфике где-то в сторонке и не мешать понимающим толк в своей одежде людям одеваться. Что, как оказывается, делать крайне сложно тогда, когда тебя оставляют одного на непредвиденное точно, очень долгое время. Вынуждая в итоге чуть прикимарившего Адама искать глазами запропавшую в конец Еву. Но как не крутил по сторонам торгового зала головой Адам, Евы нигде нет. И тогда его взгляд останавливается в стороне примерочной, куда единственное могла себя спрятать от него Ева.

– Даже удивительно, что она меня туда за собой не потащила. – Выдвинувшись в сторону примерочной, язвительно усмехнулся Адам, догадываясь, с чем это могло связано, – а что б я раньше времени до сердечного удара не обрадовался за то, как Ева универсальна и ей всё к лицу и по фигуре.

– Наверное, в этих своих впопыхах просто обо всём забыла. – Выдвинул наиболее разумную версию объяснения такой своей забывчивости Евы Адам, вдруг оказавшись в пустом проходе примерочной, где по обеим от него сторонам находились прикрытые плотными занавесками кабинки для переодевания. А вот теперь перед Адамом встал отчего-то нервный вопрос: «И что дальше?». И задал он его себе в отражение зеркала, установленного в самом конце этого прохода.

А что дальше? А этот его вопрос предполагает несколько путей ответа. Уйти отсюда, стоять дурнем на одном месте, или же начать заглядывать за занавески, пытаясь путём вероятного отбора найти кабинку с Евой. А вот какой из вариантов дальнейшего пути выберет Адам, то тут всё зависит от его характера внутреннего бытия. А оно живет размеренной и не спешащей жизнью. В общем, Адам начинает прислушиваться к происходящему за ближайшей занавеской, не пытаясь форсировать события в примерочной каким-нибудь истошным криком. На который, если он будет в себе заключать общую опасность, например: «Вот же бл*ь, пожар!», обязательно все спрятавшиеся за этими занавесками люди отреагируют предельно нервно всполошено и результативно, выскочив из своих мест примерки в чём они были застаны в этот кризисный для всех момент. А Адам только и останется, как резюмировать итог этого общего собрания:

– Ну, вы уж люди знайте хоть какую-то меру в этой своей примерке к современным всё-таки реалиям жизни, а не для бомонда ада. И вы, я чего-то не пойму, сюда пришли одеваться или раздеваться, так себя разодевая. М-да. Это слово с двойным и глубоким смыслом.

– Нет, орать тревогу будет неконструктивно прежде всего для меня. Побьют ещё. – Рассудил Адам, отметя этот вариант своего дальнейшего хода.

– А может персонифицировано закричать: Ева? – решил рассмотреть этот вариант Адам. И тут же представив, увидел реакцию на этот свой призыв. Изо всех занавесок выглянут любопытные лица всех видов и возрастов дам, кому интересно посмотреть на того типа, кто такой нетерпеливый. А Адам рассерженно проявит неучтивость, резко так всех осадив вопросом: «И вы что, все Евы?».

И оказывается, когда дело касается вашего любопытства, то вы, мы все Евы. А вам Адам остаётся только подавиться своей язвительностью и быть потрясённым фактом того, что от вас начинают требовать сделать окончательный выбор для себя Евы. А Адам и не может пойти всем этим дама навстречу, он не видит среди них своей Евы. И тогда в его сторону начинаются насмешки. – Вот все они такие козлы. Вначале требуют для себя отзывчивости. А как только ты отзовёшься, так он и не знает, что с этим делать. Что, проучим этого балабола?! – И можно даже не спрашивать, у всех руки чешутся в сторону научить Адама уму-разуму.

– Так не пойдёт. – Делает из всего этого представления вывод Адам, остановившись на том, чтобы прислушаться к происходящему за ближайшей занавеской.

И только он вытянул своё ухо, как…что, собственно, происходит?! – только и успевает себя вопросить Адам, в один момент перехваченный и схваченный чьей-то крепкой рукой и втянутый внутрь этой ближайшей к нему кабинки, прикрытой занавеской. Где он также не успевает дать хоть какой-то отпор напавшему на него человеку, заткнутый тем тем, что тот ему заткнул рот для своего призыва о помощи приложением своего пальца к своему рту. Что может быть в любом другом случае никак не подействовало бы на Адама, не узнай он этого напавшего на него и вырвавшего из своего контекста человека. Коим оказался тот уличный человек, как его там? А! Макс.

– Какими судьбами? – хотел было его спросить Адам, озарённый его узнанностью. Но тот не даёт ему ничего сказать своей тревожной предупредительностью в мимике лица, требующей от него предельной тишины и внимания к происходящему на другой стороне занавески, откуда только что был утянут Адам. А там, как только что там бывший Адам помнит, никого не было, и тогда к чему вся эта конспирация. Но Макс так требовательно на него смотрит, что Адам убёждён им в сторону прислушаться к тому, что там, за занавеской сейчас делается.

И надо же! До Адама доносятся оттуда движения чьего-то, не одного при этом присутствия. И один из присутствующих там людей, не важно, раньше или позже зашедший, а скорее чуть позже, вдруг проявляет публичное нетерпение и некоторую несдержанность, обратившись к находящемуся сейчас в этом коридорчике человеку с терзающим его вопросом. – Извините, что вмешиваюсь в столь сложный процесс по выбору своего внешнего я, требующий от вас столько концентрации своего внимания и в чём-то незаурядности и воли мышления, – до Адама доносится мужской голос бархатного исполнения, который прямо тебя всего обволакивает, – но передо мной поставили такую вселенскую задачу, что я потерял всякое в себе терпение, не в силах с ней справиться без посторонней помощи. С коей я и позволил себе решимость обратиться к вам.

– Говорите. – Предельно лаконично следует ответ спрошенного этим типом человека, в ком, Да что здесь происходит?!, Адам узнаёт было потерянную им и запропастившуюся Еву. Которая, как оказывается, была всё это время где-то в торговом зале, и только сейчас пришла сюда. Но все эти вопросы выяснения: «Куда наши глаза в тот момент смотрели?», сейчас никому неинтересны, а сейчас все внимательно слушают того озадаченного типа.

И он не заставляет себя ждать, принявшись озвучивать волнующую его проблему.

– Что было раньше, – с какой-то прямо поэтикой Шекспировского века заговорил незнакомец, – туфли или платье? («Ещё бы спросил, яйцо или курица? Или быть или не быть? – почему-то подошёл предвзято к сказанному этим типом Адам») – На этом месте незнакомец как бы сбивается, виновато себя поправляя. – Ой! Я сказал не совсем верно. Извините, я немного волнуюсь, вот и сбиваюсь на своих выражениях.

– Ничего. – Милостиво, но со своей сосредоточенностью выказывает ему понимание Ева, заставляя Адам ещё сильней в его сторону предубеждаться.

– Так вот. – Говорит незнакомец. – Вопрос звучит следующим образом. Что к чему подбирается. Туфли к платью или платье к туфлям? – Здесь внешняя обстановка погружается в задумчивую паузу, но совсем на немного, которую ставит уже на свою паузу Ева, как-то волнительно и сбивчиво притом вопросив своего собеседника. – А какие туфли?…Ой. Какое платье? – здесь у неё происходит небольшая заминка, которую она пытается сгладить напускным смехом и комментарием такой своей сбивчивости. – Ха-ха. Я тоже сбиваюсь.

– А знаете. – Говорит незнакомец с высоты своего вальяжного положения. – А я нашёл ответ на этот вопрос. И в этом вы мне помогли. Всегда и везде первично ваше я. А к нему вы всегда что-нибудь подберёте.

– Согласна. – Кивая, соглашается Ева.

– Разрешите представиться. Гуру Леонардо. – Говорит, вот значит, что из себя представляющий незнакомец. Манипулятор женского внимания и поди что ловелас, использующий своё знание психологии женского интеллекта в своих коварных целях по его подчинению себе. Прикидывается этот Леонард ничего не знающим растяпой, подойдя к вам с вот таким, самим и придуманным вопросом, чтобы вас затем запутать. А Ева и рада продемонстрировать высоту своего интеллекта, на чём в итоге и ловится этим женским угодником, уже решающим для себя вопрос знакомства с Евой. И Адам бы этому Леонардо показал, как заговаривать уши, а затем сердце красивым незнакомкам, своими загадочными и заманчивыми предложениями, да только ему нужно получить убедительные факты его домогательств. Знает он Еву. Которая начнёт его ещё и защищать, стоит только Адаму выскочить прямо сейчас и начать того хватать за его притязания.

– Вы, Адам, ведёте себя неприлично и самонадеянно, сразу бросившись драться на человека, с кем мне приятно и интересно разговаривать, и кто всего лишь проявил в мою сторону дипломатию, используя в мою сторону комплименты, и не более того. А то, что он мне предложил расширить свои горизонты планирования, пройдя курс становления личности в его школе по проектированию счастья, то это ещё не значит того, что вы себе в своём ревнивом мозгу надумали. – И вот попробуй что-либо возразить Еве на эту её отповедь. И приходиться Адаму, стиснув зубы, слушать, что там ещё напоёт этот Леонард.

А там между тем Ева удивляется такому представлению себя Леонардо. – Ого. – Так, с долей восхищения изумляется Ева. – И чем таким специфическим промышляете? – с иронией спрашивает Ева.

– Открытием истины, поиском ответов на вопросы мироздания. – Многозначительно говорит Леонардо.

– Удивительно. – Говорит Ева. – Но всё это не для меня. Я ещё не разочаровалась в своей жизни, и в ней для меня есть интерес. – А вот этот ответ Евы наполняет Адама теплом, обнадёжив его пониманием того, что даёт Еве осмысление её жизни.

– Я очень рад за вас. – Очень ловок в ответ Леонардо, оставляя приоткрытой дверь для Евы в своё тайное сообщество. – Если всё-таки, чисто из любопытства надумаете заглянуть к нам, то школа познания и совершенства гуру Лео всегда для вас открыта.

– Буду иметь в виду. – Отвечает Ева. После чего происходит процесс их расхождения и Адам надеется сильно, что навсегда расставания.

А вот теперь у него есть к Максу требующие немедленного ответа вопросы насчёт того типа, назвавшегося гуру Лео. – Кто, бл*ь, он такой? – одним требовательным взглядом вопрошает Макса Адам, учитывая возможность нахождения Евы в одной из кабинок, и значит нужно себя вести тихо.

– Адвокат Фрезенген Прутт – Разве это не очевидно, с такой очевидностью смотрит в ответ Макс.

– Ах ты, гад. – Только и выразил в себе предельное неприятие этого ловкого сословия Адам. – И что мне делать? – спросил шепотом Адам.

– Всё зависит от неё. – Кивнув в сторону занавески, прошептал Макс. С чем не поспоришь. Но сидеть сложа руки, и безучастно смотреть на то, как в Еве дают всходы брошенных этим Лео зёрен любопытства, Адам не намерен. – Я должен узнать, чем этот гад ползучий занимается на самом деле. – Процедил сквозь зубы Адам.

– Я тебе помогу в этом вопросе. – Говорит Макс, и на этом их общение вдруг перебивает раздавшийся где-то на выходу из примерочной крик Евы: Адам. Вы где?!

Что почему-то удивило Адама тем, что Ева так непосредственно себя ведёт, не считаясь с правилами поведения себя в общественных местах, требующих от вас тихого и не вызывающего дискуссии поведения. А этой гражданке (Еве) для всех, всё ни почём и для неё на первом месте стоит своя эксклюзивность, вон она сколько шмоток набрала, а общественный договор, предполагающий в себе уважение к другим людям-покупателям, где нельзя им навязывать свою точку зрения взрывным и невыдержанным в пределах собственного я поведением, эмоционально на всё реагируя и крича, можно и растоптать, если тебе так хочется. И теперь ей, чтобы всё это унести, а вначале за всё это расплатиться, нужен свой вьючный, на всё для неё согласный мул, которого зовут Адам.

И хотя всем случайно в это время и в этом месте оказавшимся людям предельно некомфортно себя чувствовать, когда кто-то себе позволяет переходить на призывной крик, от которого один шаг до прилюдного скандала с этим запропастившимся, не трудно догадаться по какой причине Адамом – достала её своими неимоверными требованиями к себе эта крикливая и скандальная гражданка, чья внешность может и предполагает своё ей послушание, но всему есть предел и хватит уже со мной не считаться – все эти невольные свидетели пока что прелюдии к предполагаемому всеми скандалу, никуда не расходятся, а все ждут, ища глазами, появление этого неуловимого Адама. Кого сейчас будут почём свет честить.

– Ах вот вы где! – Начнёт со своим претенциозным удивлением реагировать на появление этого ловкого на свою глухоту Адама эта крикливая и взбешённая его не по первому требованию явления гражданка. – Я горло своё деру, чтобы до вас докричаться, а вы и не спешите отозваться. И чем интересно вы были заняты таким, что меня не сразу услышали, или же услышали, но не посчитали нужным сразу отозваться? У вас там имелись куда как более важные занятости? – А вот на второй вариант своего вопроса эта неумолимо двигающаяся к своему расстройству и может быть истерии гражданка, нашла и сама ответ, бросив свой взгляд в ту сторону, откуда сейчас нарисовался этот заблудший Адам. А вышел он стороны примерочных кабинок.

И вот что он там делал, то это большой вопрос для неё и для него, учитывая такой момент, что в этом отделе продаются вещи женского уклада жизни, и примерять их Адаму нет никакой надобности. И тогда, путём логической цепочки начавшая недоумевать и раздуваться в негативе гражданка приходит к предельно сложному в сторону негативного сценария для Адама выводу: Он, сволочь, представившись эстетом и консультантом по модным аксессуарам, – Антонио, к вашим всем услугам, – не просто прослеживал все этапы примеривания на себе новых одежд какой-нибудь аспиранткой(?), а всецело во всём этом участвовал, залезая во весь этот процесс своими похотливыми руками.

– Покажите немедленно свои руки?! – в один момент делает вот такой резкий разворот в сторону рук Адама эта, до чего же опасная и красивая в своём гневе гражданка.

А этот, однозначно не полностью с ней честный и от неё что-то утаивающий Адам, вон какая у него испуганная физиономия, не только не показал ей руки, а он, действуя на рефлексах, их спрятал за свою спину, и типа ни в какую я вам не продемонстрирую факты доказательства моего к вам вероломного поведения.

И тут хочешь того или нет, а заинтересуешься насчёт того, что там у себя в руках спрятал этот вероломный Адам.

– Что у вас там? – предельно жёстко, но в пределах удержания себя в руках, вопрошает его эта требовательная к соблюдению условностей между людьми объявивших себя парой гражданка.

А этот Адам, что за беспредельно циничная личность, нагло в глаза этой гражданке врёт. – Ничего из того, что вас заинтересует.

И у этой гражданки, так прилюдно и бессовестно вводимой в обман и заблуждение этим Адамом, аж перехватывает дыхание от возмущения на такое толкование Адамом её интересов, о которых он, судя по его высказываниям, больше чем она знает. И с какой стати он так считает?!

– Не вам это решать. – Заявляет выходящая из себя гражданка.

– А кому интересно? – а вот что это всё значит, и откуда Адам набрался в себе такой ловкости ума, то эта, безусловно им цинично умаляемая в своих гражданских и сердечных правах гражданка, и понять не может. И видимо она ничего в себе толкового не находит, и начинает переходить на крик.

– Прекратите Адам меня бесить! – с выкатом своих глаз, вот так требовательно накатывает на Адама эта выразительница своих прав гражданка, которые, видимо и на Адама распространяются.

– Тогда может вы мне будете больше доверять, не спрашивая, что я сейчас вам положу в карман. – Прямо каким-то елейным голосом всё это сказал Адам, что эта ретивая гражданка растерялась, растеряв в себе эту нервную эмоциональную составляющую, тихо его спросив: А глаза нужно закрывать?

– Конечно. Это ведь составная часть сюрприза. – Заговаривает, получается, не только уши, но и глаза Адам этой такой наивной и всему верующей гражданке. Кому не стоит верить хотя бы по той причине, что для зазевавшейся на этом происшествии публике, так и не стало известно, что он там прятал в своих руках, которые он вложил в задние карманы её вельветовой юбки, всё это время чего-то крепко ей нашептывая прямо в губы.

– Козёл этот Адам, и больше никто. – Сделали общий вывод все покупательницы в этом зале, удивляясь тому, что они, изначально всё это зная, потратили своё личное время на это выяснение.

А Адам между тем находится в растерянности и в кабинке с Максом одновременно, не зная, как ему реагировать на этот призыв Евы откликнуться, глядя вопросительно на Макса.

– Ты знаешь где меня искать. – Говорит ему Макс, и на этом Адам его здесь оставляет, выходя из кабинки, чтобы перебежками за спиной Евы удивить её внезапным перед ней появлением.

– И где…– только и успела проговорить Евы, как была перебита Адамом: Лучше скажи ты где.

А Еве видимо не терпелось с ним поделиться столькими случившимися с собой событиями, что она и забыла о том, как дико нервничала и сердилась на вечно пропадающего, когда он сильно нужен, Адама. И Ева, переполняемая эмоциями, начинает рассказывать Адаму, как её переполняли эмоции в этом царстве постельных тонов. – И к вам, Адам, есть претензии в том плане, что мне не на кого было опереться и вложить в руку примеряемое платье. Но есть люди, которые всегда готовы прийти на помощь несчастной и бедной девушке, подставив ей плечо. – Как-то уж запредельно игриво это говорит, и не пойми на что намекая, Ева.

– И что эти люди предлагали в обмен на свою помощь? – уж очень угрюмо, без намёка на наличие в себе чувства юмора, вопрошает Адам.

– Если бы не вы, то кто меня может остановить принять эту добровольно предлагаемую помощь. – Делает вот такое, до предела изумительное для Адама заявление Ева, в котором есть всё для того, чтобы в себе обрадоваться и смягчиться в сторону не такой уж ветреной Евы.

Но Адам всё-таки сильно обидчив и он ревностно относится к Еве. – А как это понимать, добровольно предлагаемую помощь? – задаётся вопросом Адам.

– Глупы вы всё-таки Адам. – Ещё и усмехается Ева, по сути говоря обидную для Адама вещь. – Не видите того, что перед вашими глазами лежит.

– И что там лежит? – о боже, нет сил у Евы на такую запредельную тупость Адама смотреть.

– Ваши рефлексы. Так понятно? – заявляет на повышенных тонах Ева.

– Понятно. – Бурчит себе под нос Адам, затем его взгляд озаряет пришедшая мысль, с которой он поднимает их на Еву, кто всё это видит и спрашивает: «Что?», а он ей вот что говорит. – Надеюсь, вы во мне не разочаровались.

А Ева сразу и не поняла, о чём это Адам. Затем, спустя мгновение ей в голову приходит нечто памятливое, и она, в предел удивлённая, вопрошает. – Откуда? Стоп. – Себя останавливает Ева. – Ладно. Вы меня убедили всё как есть здесь оставить. – Говорит Ева, оставляя этот ворох одежды в своих руках, которые она освобождает для другой занятости, чтобы отвести Адама в следующий отдел, по продаже обуви, куда они и направлялись для выбора подарка какой-то странной подруге Евы. А в чём состоит её странность? А хотя бы в том, что обувь, высшего порядка индивидуального подбора для себя вещь, никогда не используют в качестве подарка дарения, за исключением дарения вашими искромётно ржущими друзьями вам белых тапочек. Обувь всегда требует тщательного подбора под свою ногу или на крайний случай, если она вам сильно нравится, а других размеров просто нету, под свою индивидуальность.

В общем, человек всегда первопричинен и он всегда выступает в качестве субъекта выбора и подбора для себя обуви. И только один единственный случай регламентирует возможность подгона вашей ножищи под предлагаемый размер одной специфической обуви. А именно хрустальных туфелек, которые раскрывают перед вами прямо царственно-сказочные перспективы на своё будущее. Ну а сами эти туфельки выступают в качестве не самой обуви, а шкалы измерения вашего права быть принцессой. И если Ева в этом плане решила подобрать обувь для своей новой знакомой в качестве подарка, то …тут нужно хорошенько подумать над всем происходящим, и кто в ней и какую роль играет.

Чем и занялся Адам по заходу в этот обувной магазин, уже по опыту нахождения в прежнем отделе зная, в чём заключается его главная роль. Правда, обувной отдел предъявляет к попутчику своей дамы сердца, вдруг решившей вслух озвучить новый свой жизненный тезис, – нам с вами, Адам, будет сподручней вместе идти по жизни в более изящной на моей ноге обуви, – куда как большие требования. От Адама теперь требуется сидеть на специальном пуфике, собой отпугивая продавцов-консультантов, так и норовящих на вашу, Ева, ножку собственноручно надеть эту туфлю, и раз он такой эгоист, то давайте уж сами, делайте зрительную и экспертную оценку примериваемой Евой обуви.

И что Адам понимает в женской обуви? Да практически ничего. А тут ещё на него давит авторитет сильно вспыльчивой Евы, и он вынужден во всём ей поддакивать.

И не успели они зайти в обувной отдел, как Ева уже требует к себе подойти консультанта, кого она со странным для себя умоляющим выражением лица просит принести 35 размер вот именно этих туфлей. А вот названный Евой размер обуви неожиданно на себя переключает Адама, сбивая его с прежних мыслей.

– Тридцать пятый? – почему-то удивляет Адама этот названный Евой размер туфлей. – Но почему не тридцать седьмой? – а вот этот вопрос, несмотря на то, что это был вопрос, стал ответом на первый вопрос Адама, перед глазами которого стояла эта цифра, написанная Евой на карточке, и которая являлась для неё одним из цифровых параметров её исходного кода, алгоритм составления которого Адам частично разгадал для себя. И вот такая погрешность в цифрах и нарушала порядок его разгадки её исходного кода.

А Ева вдруг замечает по лицу Адама вот такое не соображение, и … наклонившись к нему говорит по секрету удивительную вещь. – Все мы хотим выглядеть дюймовочками.

И как спрашивается понимать Адаму ею сказанное? Она что, хочет натянуть на себя не натягиваемое. И не только в плане не соответствия своих природных размеров и параметров с инструментальными данностями, а она решила мыслить иными категориями ума, которыми сподручней пользоваться в той части света, где для измерения окружающего мира используют отличные от нас здесь живущих меры веса и измерения (а если учесть факт того, что человек есть всему мера, то не трудно понять, на что таким измерительным способом хотела указать эта часть человечества всей остальной части человечества, позёрствуя) и ездют они не как все, не по той стороне дороги (и здесь не трудно понять, откуда что берётся, у них отвечает за езду другое в сравнении с нами полушарие мозга). И там вот как раз такие дюймовочные инструменты по порабощению твоего интеллекта и действуют.

А между тем дело уже сделано и продавец-консультант с похотливыми руками отправлен на склад за обувью с нужным для Евы размером. Видимо такие размеры специально в сторону откладывают, бережа их для особых покупателей. Для тех, кто умеет с чопорным достоинством надевать, а затем носить такую обувь так, что пыль из под них не на саму обувь бросается, а она пускается вам, зазевавшимся при их виде, в нос и гриву, как бы подчеркнула Ева, вот ничего с собой не могущая сделать, когда ей хочется подчеркнуть момент собственной эксклюзивности и кульминационной мечтательности.

А вот тут-то что-то уж очень интересное со стороны Евы происходит, как это со стороны себя и своего искоса в её сторону взгляда видит Адам. Ева как-то уж с очень большим волнением и трепетом посмотрела вслед консультанту, уходящему в глубины подобных помещений, где хранится обувь дополнительных размеров к тем, что здесь на прилавке представлена. А вот с чем связаны эта её чуть ли не нервность и взволнованные переживания, то что-то даёт покоя Адаму однозначно посмотреть на причину этого её волнения. И Еву не так сильно волнует, как всего лишь так решил отчего-то думать Адам, отсутствие на складе нужного ей размера обуви, а в ней в отличие от Адама не закралось сомнение, а она уверена в нечто таком, что заставит её отклонить принесенную продавцом обувь.

И причиной для этого будет… Но об этом молчок и Адам ни единым взглядом себя не выдаст Еве, которая вдруг осознала, что слишком сконцентрировано смотрит в сторону ухода продавца, да ещё кусая свои губы, и ей немедленно нужно посмотреть в сторону Адама и убедиться там, чтобы он там ничего лишнего не придумал в её сторону думать.

И Ева поворачивается к Адаму, там тут же натыкается на его внимательный к ней взгляд, и… ей ничего не остаётся делать, как неловко улыбнуться Адаму, пожимая плечами вот такой своей наивной не зрелости в этом месте по вашему обуванию. Типа я, как только здесь оказываюсь, то прямо вся в себе теряюсь из-за каких-то отложенных в меня памятью прошлого воспоминаний. Так что не обессудьте, если я буду себя вести несколько безрассудно и взбалмошно.

На что Адам ответить ничего не успевает из-за вдруг появления продавца, с несколькими коробками в руках. А зачем он несёт сразу несколько коробок с обувью, когда его попросили принести одну пару, то этот продавец был человеком опытным в своём деле, и он более чем уверен был в том, что если первая пара обуви не подошла к вашим ногам, то и следующая пара обуви, есть такая теория вероятности примерки обуви, редко подходит уже вам. Так что приходиться брать дополнительные размеры обуви, что б лишний раз не ходить.

На что Ева смотрит с подозрением, и некоторым непониманием того, что себе этот консультант позволяет в её сторону. А именно сомнения в её умственные способностях, раз так откровенно считает, что она не может в себе самые элементарные вещи запомнить – какой размер у моих ног. И если ей не подошли по размеру эти ваши туфли, то нечего искать проблему там, где её нет, в её ногах, а не лучше бы посмотреть на саму обувь, которая хоть и шьётся по своим лекала, тем не менее, в них всегда есть место для допуска погрешности в ту или иную сторону. Может эти туфли маломерки, раз они шьются в подпольной фабрике руками подневольных нелегалов, всё выходцев из вьетнамских стран. И что для них один размер, то для нас он будет тесно мало. Так что держите себя и эти коробки в руках, без всего этого умничанья.

И консультант держит себя в руках, с беспристрастным выражением лица подавая коробку с указанным размером Еве. Ева же, конечно, с подозрением смотрит на консультанта и протягиваемую им коробку, в которую он, есть такая уверенность у Евы, вложил обувь совершенно другого размера (так они издеваются над не понравившимися им людьми, а не нравятся им все без исключения хотя бы по тому, что они их отвлекают от собственных дел своей чересчур требовательностью; до такого возраста дожили, а сами себе обувь выбрать не могут) и сейчас он будет исподтишка наслаждаться её безуспешными попытками засунуть ногу в эту, не по её размеру туфлю. А затем, как только она вся вспотевшая и разневрничавшаяся, с психом бросит все эти попытки натянуть на ногу обувь, он с беспредельным самомнением на своём беспристрастным лице, если вы желаете знать моё мнение, предложит ей попробовать примерить другой размер обуви. И под таким удивительным предлогом, что у Евы и нет никакой возможности заметить ему на его ерничанье.

– Сегодня слишком большая влажность. – Говорит вот такую заумность консультант, и никто сперва не поймёт, к чему это он. – Которая в связке с повышенной температурой сужает проходы в обуви и не даёт вашим ногам прежние возможности влезть в обувь.

На что Ева резонно могла бы возразить. – А как же мне тогда быть, если погода будет более холодной. Ведь тогда приобретённая мною при данных климатических условиях обувь, станет мне большой. И вообще, как из курса физики мне известно, то при холодной температуре происходит сужение, а не наоборот. – Но она по неизвестным для Адама причинам не стала замечать консультанту на пробелы в его образовании, а предлагать ей ему в таком случае надеть на ногу дополнительную пару носков, которые также можно подобрать в их отделе, то это предельно наглая спекуляция на желании покупателя приобрести для себя именно такую для себя обувь. А Ева с без эмоциональным выражением лица отложила в сторону не налезшую на её ногу туфлю, не глядя в сторону, пусть там заржётся про себя этот тип, протягивает в его сторону руку и требует от того дать ей другую пару обуви.

А этот подлый тип, вместо того, чтобы смолчать, таким образом не ставя прежде всего себя в неловкое положение перед красивой клиенткой, которой он не смог с первого разу угодить, берёт ещё и спрашивает её. – Вам на сколько размеров больше?

И прямо, бл*ь, нет самых обыденных слов, кроме вот таких сюжетных, чтобы выразить всю степень возмущения в сторону такого глумления продавцом над бедной Евой, которой он, нет, не предлагает размер обуви в сторону поменьше, что как раз и характеризует мечтательных и романтично настроенных девушек, живущих ещё грёзами, а он, предполагая в ней, да и не только в ней, а во всех представительницах женского пола хищную и загребущую всё под себя суть, прямо таки настаивает на том, чтобы ей взять обувь с заделом на будущий свой рост. А может он и того больше, над ней насмехается, считая её для своего возраста и роста толстой, с огромными ножищами. Да за такие только одни намёки Адам немедленно и без спросу со стороны Евы должен за Еву вступиться, натянув этому консультанту на нос эти его предложения, А вот деликатничать, находясь не просто в сторонке, а как бы находясь над схваткой, это до чего же эгоистичная позиция.

Впрочем, она принимается Евой, разумно понимающей, что раздувать скандал на вот таком ровном месте, то тем самым выносить в публичную плоскость, на общественное рассмотрение её ноги. К которым все начнут примериваться и анализировать их на факт возникшего тут вдруг спора. Где этот подлец консультант выберет для себя очень не пробивную и удобную для всех видов исков защиту.

– Что скажите в свою защиту, Соломон Бриевич? – обратится к консультанту третейский судья, выбранный тут же на месте из среды не проходящих мимо любых скандальных событий людей с активной жизненной позицией, а не как вы, Адам, решили, ему делать нечего. И дуться на него не предстало разумному человеку. Вас, Адам, не включили в судейство лишь по одной причине, вы лицо заинтересованное, и не можете быть беспристрастным при выборе правовой стороны.

– Я, ваша честь (а ваша честь уж очень смахивает на потерянную вашу честь в пивной, так он смердит выхлопом), – говорит, надувшись, этот Соломон, – считаю, и на этой своей допустимости я вечно страдаю, что для красоты не может быть никаких ограничительных рамок. И чем больше красоты, то тем лучше.

И как были все тут правы, лишив Адама судейской мантии, он немедленно захотел вынести обвинительный вердикт этому ловкому Соломону, готовому на любую льстивую и комплиментарную хитрость, чтобы вам голову заморочить. А вот Ева ничего не непохожего на правду в его словах не видит, а если вам, Адам, не нравится, когда мне отдают должное посторонние люди, то неужели вам хотелось бы, чтобы во мне не было никаких оснований для такой правды. Или же вообще охренели, и считаете, что я всего этого и таких, может и вынужденных комплиментов, не заслуживаю?!

Так что лучше Адам помолчит и отдаст все права на возмущение Еве. А Ева, явно в себе затаив в сторону Адама обидную претензию, раз уж консультант такой деревня деревней несообразительный, требует от него дать следующий по ходу лестничной пьесы размер.

И на этот раз Ева, взяв в руки туфли, прежде чем начать процесс её примерки, с концентрированно их осматривает на предмет оценки её подходящей для своей ноги размерности. Как это она делает? То сложно сказать. Возможно, в её глазомере есть заложенные в него шаблоны подходящих для различных частей её тела размеров. И на основании их она и подбирает для себя ту же обувь.

При этом одной визуализации взгляда недостаточно, и Ева берёт руками за свою босую ногу и начинает её разминать, отвечая Адаму на его возникшие по следам его внимание к её ногам вопросы. – От ходьбы распухли ноги. Вот и не хотят никуда лезть, рефлекторно понимая, что за каждой парой обуви стоит свой дальний путь. И они начинают таким способом сопротивляться. В общем, они разумны по своему, что не говори.

– Ну и выдумщица Ева. – Про себя усмехается Адам, внешне демонстрируя Еве своё полное её понимание и поддержку…может быть и её мозговитым ногам. – Чего только не выдумает, чтобы …А вот что бы значило это его чтобы, Адам сразу и не смог отгадать, сбитый видом сосредоточенной на этом вызове себе туфли Евы. За которой теперь все стоящие рядом с ней люди со всем своим вниманием наблюдают, и вот же гады такие, делают ставки. И если насчёт консультанта, то что с него взять, то как мог себя так повести Адам, кому всецело Ева доверяет, решивший, что и на этот раз туфель на ногу Евы не налезет, это уму непостижимо.

Впрочем, у Адама были на этот счёт тайные замыслы. Он ведь умел отлично считать, как минимум до ста. И по его расчётам, эта пара обуви была 36 размера, который одного размера не дотягивает до того размера, который указала Ева в своём идентификационном коде. И тогда получается, что он полностью находится на стороне какая есть Ева, а не на стороне той, какую она себя решила видеть. А какая она на самом деле есть вопрос философский и дискуссионный, и как правило не решаемый.

– Давайте следующую. – Уже зло говорит Евы после безуспешной попытки натянуть на себя туфли. Где она, получив в руки новые туфли, уже без предварительного их осмотра, вкладывает в них свою ногу, и… Ева совершенно не удивлена тому, что эти туфли ей по размеру. И тогда Адамом спрашивается, что всё это было? Если она изначально и точно знала, какой ей размер нужен. Чего он от себя, а скорее от нас добивалась? И понятно, что на все эти вопросы Адам ответа прямо сейчас, а возможно и позже не получит, но раскрыть рот в недоумении, как выражение своего возмущения, он ведь может.

А Ева, что за человек такой эгоистичный, и замечать не собирается, что на всё это думает Адам. А если он такой узколобый и не понимает, для чего она весь этот спектакль с примеркой обуви разыграла, то давно пора головой думать, вспоминая, для чего и для кого они сюда пришли. Ну а чтобы Адама и консультанта в предел добить, она, поднимаясь на ноги, как бы за между делом, своим копанием в сумочке, говорит:

– Ладно, беру кроссовки.

– Кроссовки? – ни черта не понимает Адам, уже напрягшись в сторону второго акта пьесы по примерке обуви. Но как сейчас выясняется, то Адам вообще человек в её сторону недальновидный, или же она умеет удивлять.

– Я их на кассе оставила, – отмахивается от всяких потуг бестолковости Адама Ева, маша рукой в сторону кассы, – заберите их там.

А вот теперь Адам возмущён по другому поводу, по поводу вот такой её самонадеянности в его сторону. – С какой стати она считает, что куда она укажет, туда я пойду незамедлительно. – Начал себя подбивать в сторону сбиться с пути Адам. – И что, не идти за обувью? – нервно вопросил себя Адам.

– Да идите ты уже! – перебил себя Адам, доведя до кассы, где ему выдали уже оплаченную коробку с обувью, с которой он присоединился к ожидающей на выходе из зала Еве.

– Куда теперь? – спрашивает Адам хмуро из под своего подлобья.

– Доставить по адресу. Вы, надеюсь, не забыли, что это подарок. – Говорит Ева.

– Забыл. – Усмехнулся Адам, только сейчас поняв, что тут делала Ева. Примеряла не только обувь под себя, а себя под кого-то, кто мыслит изящными и пускай иногда, что неразумными размерами обуви, в число которых входит эта её знакомая, для которой они приготовили подарок. А почему именно такой, то это ещё один вопрос в копилку вопросов без ответов.

– Тогда идём в театр. – Говорит Ева, выдвигаясь в сторону выхода.

– В театр? – вначале в нос озадачился Адам, а затем уже задался вопросом в сторону Евы. –Почему в театр?

– Она там работает. – Даёт ответ Ева, следуя своим путём.

– Работает. – Взял себе Адам моду повторять за Евой. – А! Теперь понял. – Вдруг догадался над ответом насчёт этого подарка в кавычках Адам. – Это реквизит. А реквизит подойдёт под любую ногу. – И с этой, успокоившей почему-то мыслью, Адам как-то очень неожиданно для себя оказался с Евой у одного представительного здания с колоннами, явно не любящего скромность, а вот быть для всех открытым и демонстрирующим свой публичный образ жизни, то это от него не заберёшь, а как иначе трактовать все эти рекламные и анонсированные вывески на его стенах, с приглашением вас посетить акты пьес и событий, разыгрывающихся в этом здании.

Ну а Ева, явно под воздействием их места прибытия, и сама решила разыграть тут спектакль, переложив весь груз ответственности за доставку подарка на плечи Адама. Так она набирает номер телефона, и вот что в него говорит. – Это курьерская служба. Ваш заказ прибыл. Можете забрать. – Здесь она выключает телефон, таинственно так смотрит на Адама, и не успевает догадавшийся Адам ей возразить его оставлять одного в таком, что ещё за курьерском качестве, со словами: «Это нужно для сюрприза», моментально его покидает.

А Адаму только и остаётся, как развести свои руки в её убегающую сторону, а затем собраться возмутиться уже в сторону … Но он просто не успевает, перебитый в этом полушаге шоркающим шумом из-за своей спины и достаточно не вежливо, если не сказать грубо заданным в его сторону вопросом: Ты курьер, что ли?

Что не может не вызвать в Адаме негатив и неприятие такого к себе подхода, к тому же он и не курьер вовсе. И Адам с раздражённой реакцией резко разворачивается, видит перед собой соответствующую его представлением наглую личность, и отвечает тому вопросом констатации факта на вопрос. – Значит, это вы несёте в массы культуру?

– Чё ты несёшь. – Не сдержался от того, чтобы не усмехнуться этот мутный тип. – А знаешь, ты прав. Какая культура, таковы и её носители. А вопрос первичности и роли личности в культуре, это вопрос философии и в чём-то циничности. – А вот эти размышления этого мутного типа в чём-то даже понравились Адаму, увидевшему в нём вооружённое разумом негодяйство, а не просто пещерное инстинкцианство, как называл Адам фанатичное следование человеком к своей цели.

– Это посылка? – кивая в сторону коробки, спрашивает этот мутный тип.

– Она. – Отвечает Адам.

– Тогда чего выжидаешь. – Усмехается мутный тип, давая Адаму понять, что рассчитывать с его стороны на благодарность самое бесперспективное занятие.

– Вашей подписи. – Не моргнув глазом, даёт ответ Адам.

– Не доверяете.

– Вижу необходимость. – Отвечает Адам.

– Ха-ха. А ты мне нравишься.

– А ты мне нет.

– А так и должно быть. – Совсем не против этот тип, обращаясь с вопросом к Адаму. – Куда ставить подпись?

Адам достаёт из кармана блокнот, протягивает ему, и тот, с лёгким вопросительным вниманием к Адаму ставит подпись на открытой странице блокнота. После чего забирает коробку, оставляя Адама с новыми вопросами для себя.

Глава 3

Школа открытий гуру Леонардо

– Ну и где он?! – вот совершенно не удивлён Адам тому, что человек, который ему нужен, не обнаруживается на том месте, на основании которого он его знал, и значит, существовал. А именно Макс, от которого он, можно сказать, отделаться не мог, с постоянством встречая раз за разом на этом заплёванном пятачке у здания суда. А вот сегодня, что за такая удивительная неожиданность, или может для кого-то наступил конец света, его нигде нет. И это притом, что тот ему так и сказал в примерочной, что он знает, где его найти. И как сейчас Адамом выясняется, то он не знает, где того найти. А может тут вопрос куда как более глубинного значения – он никому, а в частности Максу верить не должен. На пути к чему Адам буквально одной ногой встал, повернувшись к месту его постоянного до сего момента нахождения спиной, и вот же какая странная неожиданность, он вдруг обнаруживает бывшую самую дорогую Макса, Аэлиту. Которая, видимо, когда он стоял спиной к зданию правосудия (вот почему так им оно называется, а не просто здание суда? Наверное, хочет ему польстить, рассчитывая в будущем на его к себе снисхождение при рассмотрении его дела) спустилась по лестнице и, зная о Максе нечто более, чем Адам, – этого подлеца сегодня здесь не будет, он проходит курс реабилитации от алкогольной зависимости за мой счёт (а как иначе, теперь все его траты на себя включают мои счета), и мне можно будет хоть сегодня не нервничать, а мне всё равно нервничается, – пошла своей дорогой.

А Адам вдруг для себя посчитал важным и необходимым узнать, куда она идёт. И как следствие этого его решение, он проследовал за ней.

Ну а идти по пятам за, надо отдать должное бывшего для Макса самого близкого человека Аэлите, достойной для себя всякого, в том числе и постороннего внимания, прежде всего, к её личности, а уж затем ко всему в ней остальному, что всегда находится на первом внешнем плане её я (такова специфика современности, трепетно она относится ко всякому вашему выделению из рядов общей социологии и наделению вас особенным личностным характеризованием), очень даже интересное и интригующее занятие. В процессе которого, само собой, происходит некоторое ваше сближение с объектом вашего наблюдения и следования. О котором ты по мере этого преследования узнаёшь для себя много нового, а местами только для этого человека характерное, из чего можно сделать некоторые логически выверенные выводы о характере её взаимоотношений с внешней и своей природой.

Где она не только следует заложенному природой в женский генотип ходу движения – она не может не польстить некоторым встречным мужским индивидуальностям, и в тоже время вывести формулу ревнивой ненависти к себе со стороны той части женской индивидуальностей, кому далеко до неё во всех смыслах и значениях этой словесной формулировки – но и проявляет личную принципиальность, проходя совершенно мимо и не реагируя никак на уличные предложения бургерного характера, а вот насчёт каких-нибудь сладостей, то тут у неё нет столько стойкости, и она себе позволяет приобрести самый маленький кулёчек конфет. Которые она под одной штучке вытаскивает из кулька, живописно в лице конфету рассматривает, и затем, как бы отстранившись (это что б мозг не получил сигнала для набора веса), утайкой кладёт в себе в рот, и с наслаждением пережёвывает конфету.

А Адам с превеликим удовольствием наблюдает за этими маленькими хитростями Аэлиты, из которых и складывается характер и живая суть личности человека, и начинает вдруг понимать, какую большую ответственность берёт на себя в сторону Аэлиты, чьи тайны души и сердца он теперь носит в себе. А это заставляет его быть начеку в сторону прежде всего Аэлиты, кто точно не захочет открыть для себя вот такую страшную новость о том, что она была сейчас Адамом познаваема и раскрыта. А если самыми прямыми и откровенными словами всё это описать, то она была им до предельных порогов раздета. Что совершенно недопустимо без вашего на то личного согласия.

Но Адам уверенно держался в тени своей незаметности, что и позволило ему не быть раскрытым Аэлитой до самого пункта её прибытия – облицованного тёмным стеклом монументального здания, используемого под деловые центры. О чём так и указывает в таком же зеркальном исполнения табличка на входе в него через массивного исполнения стеклянные двери.

«Школа личности гуру Леонардо дюк Винчи», – читает название на этой таблички Адам, почему-то не удивлённый конечному пункту прибытия Аэлиты, хотя при этом он раздосадован в её и почему-то свою сторону.

– И какие есть мысли по этому поводу? – задался вопросом к себе Адам, проследив заход в эти двери Аэлиты.

– Здесь есть два варианта: либо внутрь зайти, либо же пройти мимо. – Обозначив себе эти два пути выбора, Адам, таким образом, задался себе вопросом этого выбора. Который, в общем-то, предопределён. Конечно, идти. И Адам выдвигается вперёд, что б пройти мимо этого здания, своим видом и осознанием внутреннего содержания несущим столько тревог и сложностей своего восприятия для Адама, а ловиться на любопытство, каким бы безмерным оно не было, он уже не раз наученный тому, к чему приводит эта наживка для без опытных наивностей, больше не намерен, если только… Одним глазком не заглянуть для общего представления, что б хотя бы увидеть визуальную картинку того, на что ловится женский интеллект. В том числе он должен знать предметно в лицо того гада адвоката. Как его там? А! Фрезенгена Прутта. Который посмел и возможно решил вовлечь в свои обманные сети Еву.

Кто из-за своей запредельной наивности и доверчивости, плюс нельзя не принимать в расчёт её беспредельное любопытство, легко может попасться в расставленные им сети. И то, что она при первой встрече отказала ему, ещё не значит, что при повторной, им организованной, а для неё случайной встрече, которую он объяснит знаком свыше, судьбы, она не задумается и не решит одним глазком заглянуть сюда. Так что будет разумно, если Адам первым проведёт рекогносцировку местности, и выяснит, чем здесь таким заманчивым потчуют заблудшие души.

Зайдя через эти стеклянные дверь внутрь этого делового центра, Адам ожидаемо натолкнулся на стандартизацию оформления таких деловых представительств в виде обширного холла, где посетителя встречает стоящая по центру административная стойка с девушкой за ней со своей дежурной улыбкой и отточенным следованием установленных здесь корпоративных правил, отход от которых недопустим.

Так что Адам не удалось одним глазком взглянуть на то, что из себя здесь представляет это представительство на земле той части высших сил, которая в своё время была задвинута на задний план принятия глобальных решений и которую по этой и по всем вообще причинам не удовлетворяет обречённость своей природной данностью человека, и они предлагают для его личности программу пробуждения школы обретения себя гуру Леонардо и нового для себя обретения, более возвышенной и развитой личностью, а всё потому, что он в тот же самый момент, как только оказался в холле, был взят на прицел проницательного взгляда администратора.

И Адаму, захваченному администратором в прицел своего цепкого взгляда и холодной улыбчивости, ничего другого не получалось сейчас делать, как в позе зажатого своими неразвитыми природными обстоятельствами человека, дожившего до стольких лет и так и выяснившего для себя, куда девать свои руки, которые у него бесполезно болтаются, выдвинуться к административной стойке с натянутой на своё лицо улыбкой.

– Школа личности гуру Леонардо приветствует вас, заблудший путник. – При подходе Адама к стойке, так удивительно-необычно его приветствует администратор, вытянувшись по струнке.

А Адам от изумления только рот раскрыл, не зная, что сказать в ответ и вообще, не зная, что говорят в подобных случаях. При этом он всё же улавливает в этой всё же неискренней гостеприимности администратора долю сомнения насчёт его здесь появления. Оно как бы не к месту. А вот по какой причине здесь имеет место такая избирательность, то Адам понятия не имеет.

А администраторша, как сейчас по её бейджику Адам заметил, Зизи, с внимательной к нему улыбкой ждёт от него объяснения причин его здесь появления, о чём догадываться она не имеет права. Но Адам как баран только смотрит на неё в ответ, как на новые ворота и ничего не говорит.

– Я вас слушаю. – Предпринимает попытку Зизи разговорить Адама.

А на Адама находит какой-то умственный ступор, и он может только повторять за Зизи её слова, и это выходит на удивление провокационно в этом его акцентированном на сокращении её слов.

– Я вас тоже. – Отвечает Зизи Адам её же словами, но из-за такого контекста краткости его ответ выглядит как усмешка. При этом формально к Адаму придраться не к чему, он констатирует факт происходящего, и это как раз вгоняет Зизи в растерянность. Она начинает перебирать в уме все возможные штампы для разговора с клиентом. А клише и штампы имеют один общий недостаток, они разрабатывались для самых обычных и логичных случаев, тогда как сейчас не тот случай, и здесь нужно придумать что-то особенное.

– Спросить: как дела? – начинают путаться мысли у Зизи, уже с трудом удерживающей на себе улыбку и что наиболее сложно, так это косметическое в себе подчёркивание индивидуальности. – Что, пока не родила! – практически уверена Зизи, что этот мутный, с хамоватыми намерениями тип, так ей ответит. А на её попытку скривить лицо в сторону как вы смеете выдвигать в мою сторону непроверенную и вас не касается конфиденциальную информацию, он перехватит этот её всплеск искреннего возмущения, заявив следующее. – Я всего лишь констатирую факт вашей жизненной действительности, не затрагивая причины всего этого. Они у каждого свои и разные. Правда, во всём есть одно общее. Главная причина кроется в вас.

На что Зизи уже не выдержит, нервно вопросив: Да вы, собственно, кто такой?!

– Я гуру Саваш. – Как громом среди ясного неба будет поражена Зизи, ничего до этого момента не слышавшая о гуру Саваше, но…Надо немедленно позвонить. – Приходит к самому разумному решению Зизи, с параноидальной предрасположенностью на ожидание от этого типа самого скверного ответа, сейчас, а не тогда, не в себе и в себе, делает правку своего первого вопроса.

– Я сказала, что вас слушаю. – Корректирующе говорит Зизи.

– Я сказал то же самое. Я вас слушаю. – Срезает в момент улыбку с лица Зизи этим своим ответом невероятной наглости Адам, заставляя Зизи потянуться рукой к телефону, запредельно верно заподозрив будущее за этим мутным человеком, который принесёт в нём для неё самое тревожное и неизведанное.

Но и сейчас Зизи была перехвачена на своём пути к телефону, и перехватил её на этом действии сам гуру Леонардо, появившийся достаточно неожиданно со стороны бокового входа.

– Что здесь происходит? – задаётся вопросом Леонардо, сразу заметив в холле требующую его вмешательства заряженную на вопросы тревожную обстановку, проходя до стойки и до той границы своего и общего внимания, откуда можно будет проанализировать сложившуюся здесь ситуацию, требующую постороннего вмешательства. Где активной дестабилизирующей обстановку стороной выступал Адам и значит, он требует для себя повышенного внимания со стороны гуру Лео.

И как с первого и предварительного обоюдно изучающего и острого взгляда выясняется Адамом, то слишком гуру Лео предвзят на своём я, что и является глубинной причиной всего того, что он из себя излучает, возможно, и гамма лучами. В общем, смотрит он на Адама не слишком гостеприимно, с подозрением на то, что он здесь лишний человек и ему здесь не место. С чем Адам, не зная всей подоплёки происходящих здесь дел, может и согласился – да и не любит он навязываться – но когда на него так смотрят изначально, не разобравшись в нём, то он из принципа будет добиваться рассмотрения своей кандидатуры на место здесь. Пусть и на место в котёл в аду.

А этот Лео между тем закончил свой анализ характеристик Адама, и судя по его ничего хорошего не несущего Адаму выражению лица, то он сделал насчёт Адама не самые того устраивающие выводы.

– Знаете, – говорит из глубины свей напыщенности этот Лео, – у нас школа строй направленности учёта потребности в ликвидации неграмотности и замещения разумом невежества. – Вот такую хренотень задвигает Адаму этот гуру Лео, у кого никакой смелости нет, чтобы прямым словом послать Адама куда подальше. Он как эти все современные специалисты по жизненным нарративам и прописным правилам, пробуждающих в вас новую физиологию и интеллект, прячет свою хищную и трусливую суть за словесными вывертами. А вот сказал бы он Адаму: «Да пошёл ты на хрен!», то Адам его зауважал бы и не стал свой внутренний голос слушать, требующий воздать тому по его заслугам в хлебало. А так он с тупым упорством ничего не понимает и ждёт от гуру Лео более внятных в его сторону пояснений того, чего он собственно от него хочет.

А вот использовать для достижения своих целей своё служебное положение, чьим инструментом прямых действий выступает Зизи, вытянувшаяся чуть ли не в свою изнанку и процедившая сквозь зубы в сторону Адама: «Простите», то это запредельно подло. И Адам даже на мгновение теряется в себе, пробурчав в ответ какую-то неловкость. – Но я…

И что удивительно, то эти всплески слов Адама подействовали на гуру Лео в противоположную от его первого желания и мнения сторону. И гуру Лео смотрит теперь на Адама без прежнего не интереса и желания его выгнать из своей памяти, а он, судя по озарившемуся взгляду, нечто в его сторону задумал.

– Вы видно, не по своей воле, а вас кто-то надоумил сюда прийти. – Делает предположение гуру Лео и спрашивает. – Это так?

– Может быть. – Удалённо соглашается Адам.

– Что ж, я готов сделать для вас исключение. – А вот это уже интересно для Адама, поинтересовавшегося тут же. – И из каких побуждений?

– Что б подтвердить правило. – Усмехается гуру Лео. И не давая Адаму передышки и возможности разобраться, что он этим хотел сказать, делает резкий вопросительный разворот. – Кто она?

– А это важно? – вопросом отвечает Адам, ничего не понявший.

– А знаете, вы правы. – Как бы соглашается гуру Лео. – Я спросил из любопытства…А может нет. – Сам себе противоречит, а может и нет гуру Лео, с вызовом впившись в Адама взглядом.

– Нет? – повторяет вопрос за Лео Адам, а может и спрашивает, в общем, не разберёшь в этом перекрёстном огне взглядом.

– Ну что б узнать ваше социальное положение. – Как один из вариантов, говорит такое предположение Лео.

– И какое оно имеет значение?

– Всеми нами движут условности, вот и хотелось бы знать, стоит ли их иметь в виду. – Поясняет Лео.

– А с вами интересно. – Теперь усмехается Адам.

Что видимо и ставит свою точку на этом предварительном ознакомлении гуру Лео с Адамом. И гуру Лео поворачивается к Зизи, и обращается к ней с заявлением. – Что ж, согласие учредителя получено, администрация, надеюсь, не будет против, и тогда дело осталось за малым. – Гуру Лео на этом месте посмотрел не просто на Адама, кого он так умалительно назвал, а он сейчас смотрел буквально сквозь Адама, кто под этим его рентгеновским взглядом не могущий себя не почувствовать просвещаемым без на то его согласия на предмет не физиологических особенностей строения своей архитектуры тела, а гуру Лео в нём рассматривал нечто в него включающееся в духовной степени.

– Так вы готовы познать истину? – задаётся вопросом гуру Лео, и не давая Адаму рта раскрыть для ответа, сразу начинает его стращать и пугать. – Она всегда горька на вкус и неудобна. Не испугаетесь её попробовать? – зачем-то по факту повторяет свой вопрос гуру Лео, заставляя Адам акцентировать своё внимание на этом вопросе.

– Собственно к чему? – спрашивает Адам.

На что гуру Лео не даёт словесного ответа, а он начинает своё движение в сторону за спину Адама, где как оказывается и находился объёкт этого его пристального вглядывания и внимания в Адама. А именно плодоносящее лимонное дерево, весьма впечатляющих размеров. И даже странно, что у Адама только сейчас на него открылись глаза, и он его заметил. Тогда как оно занимало собой большую часть противоположной от стойки администрации экспозиции. – Наверное, спиной стоял, вот и не заметил. – Нашёл для себя оправдание Адам.

А гуру Лео между тем подошёл к дереву, срезал специальными ножничками, вдруг объявившимися в его руках, ближе всего к нему находящийся лимон, убрал ножнички в карман и с лимоном наперевес, как этот момент мог интерпретировать Адам, подошёл к нему и, посмотрел на Адама отчасти с высока, а отчасти через призму лимона с помощью прищуренного взгляда, в который он вложил всё своё буквальное сомнение в сторону только словесной готовности Адама приблизиться к истине, а как до дела дойдёт, то у всех вас, только на словах смельчаков, начинают зубы болеть, скулы сводить и вообще, у вас аллергия на цитрусовые. В общем, категорически сомневается и не верит гуру Лео в то, что Адам способен познать истину. Впрочем, он ему даст шанс и об этом спросит.

– Вы готовы откусить от древа познания добра и зла? – вот в какую эпичную обёртку обернул гуру Лео это самое простое действие по пробе лимона. Что, в общем, неудивительно для человека его специфической профессии, где он манипулирует вашим вниманием и доверием как раз вот таким словесным способом.

И, конечно, Адам уже не может пойти на попятную в данный момент, когда его поставили перед вот таким, всё-таки очень странным фактом пробы истины. Но отсрочить неизбежное он может, задавшись вопросом сомнения.

– Но это лимон? – скуксившись в лице от кислотности вкуса лимона, выразил недоумение Адам.

А гуру Лео не видит причины, чтобы это был не лимон, и он больше не понимает того, почему этот момент Адама так удивляет.

– Я ведь говорил, что истина всегда горька, и не всем она по плечу. И что тогда вас так удивляет? – недоумевает гуру Лео, между тем принявшись чистить лимон на специальной дощечке, своевременно приготовленной Зизи и поставленной ею на стойке.

А Адам на всё это дело смотрит и прямо чувствует такую особую сочность лимона в сторону перекосить его лицо и все его внутренности от своей кислоты, и у него челюсти до предела сжались, чтобы ограничить доступ этого плода себе в рот, если Адам тут надумает проявить глупость, на волне своего бахвальства демонстрируя своё беспримерное геройство. И вообще, причём тут лимон, когда древо познания добра и зла плодоносила вкусными яблоками антоновки. А вот их попробовать Адаму за милую душу. Тогда как этот гуру Лео из-за своей негативной предвзятости к Адаму на ходу сейчас придумал этот эксперимент над его организмом, а по другому и не объясняется всё это Адамом.

Гуру Лео между тем почистил лимон и вот он лежит на тарелке в руках Лео и ожидает Адама. Кто с тупым выражением лица на него смотрит и не собирается проявлять инициативу. И если от него хотите чего-то добиться, то вам, гуру Лео, в первую очередь, придётся привести убедительные доводы и аргументы для того, чтобы он собственноручно засунул себе в рот этот кусочек лимона, в себе источающего запредельную концентрацию лимонной кислоты. Ну и Лео, всё это по нему видя, вынужден настаивать на своём повторении прежних заявлений.

– Ну так что. – Держа перед собой тарелку с разделанным на дольки лимоном, обращается к Адаму гуру Лео. – Вы готовы проглотить горькую для вас истину о том, что мир не с вас начинается и не на вас заканчивается. И его нужно с кем-нибудь делить. – Говорит гуру Лео, не сводя своего взгляда с Адама, где на последних словах его взгляд дёрнулся в сторону Зизи, как бы давая подсказку Адаму, с кем этот мир будет интересно разделить. И если Адам столь близорукий, то гуру Лео сейчас на собственном примере продемонстрирует ему, как нужно делить этот мир с кем-то. И он сам берёт дольку лимона, демонстративно кладёт её в рот и без тени сомнения в правильности своего решения и нет у него никакой физиологической реакции на кислоту плода истины, начинает прожёвывать дольку лимона на глазах Адама. Кому при виде такой невозмутимости гуру Лео держаться очень не просто, его внутри одолевает повышенная кислотность и рвотные позыва. Но он держится и виду не подаёт.

– Зизи. – Вдруг озвучивает это имя гуру Лео. И Зизи без дополнительного пояснения, что от неё требуется, подходит к Лео, берёт с тарелки дольку лимона, и с таким же, как и гуру Лео выражением своей осознанности и покорности перед вселенским расчётом на себя на лице, смотря почему-то на Адама, кладёт лимон себе в рот и давай его прожёвывать. А Адам про себя психанул – а не пошли бы вы все! – с упоротым выражением лица и взглядом на Лео берёт дольку лимона, кладёт её себе в рот, и нате получайте гады, начинает её жевать, не сводя своего пристального, налившегося бытием превозможения себя взгляда с Лео. В который Адам вложил всю свою настырность и силу значений своей воли, и вам, так называемый гуру Лео, не пересмотреть меня, даже сквозя в себе насмешкой.

А гуру Лео и не собирался (хотя собирался) вставлять палки в колёса движения души Адама, желая ему, как минимум, поперхнуться, а лучше, конечно, задохнуться и начать откашливать из себя не проглачиваемый никак лимон (нет в нём того духа, который мог бы взять на себя этот груз ответственности, который несёт в себе эта горькая правда), видя, с какой опасной сложностью смотрит на него Адам. Кого попробуй только полусловом поддеть, то он тебе так ответит, что тебе самому придётся, согнувшись, в себе отдышиваться от невозможности в себе перенести столь невыносимую для вашего организма тяжесть бытия.

Так что гуру Лео благоразумно в себе помалкивает, а Адам, с его стороны не видя никаких провокационных действий, может спокойно все свои силы приложить в сторону проглатывания горькой истины в виде лимона.

И возможно то, что Адам находился в этот момент на предельном эмоциональном подъёме, он и не почувствовал нисколько вкусовых качеств лимона, он был им проглочен без осложнений своих дыхательных путей. И ему даже в ответ на вопрос гуру Лео: «Как вам?», не пришлось лукавить, ответив. – Пока никак. А разве что-то должно произойти? – ещё и интересуется Адам, подозревая наступление неминуемых последствий от пробы на голодный желудок продукта повышенной кислотности. Как минимум изжога его накроет, или предельно вероятно, спазм в животе, с необходимостью немедленного посещения туалета. И самый разумный выход для Адама из этого положения, скорей покинуть это место.

Но на его счёт у гуру Лео имелись иные планы.

– Теперь мы видим вашу готовность противостоять истине. – Обращается гуру Лео к Адаму с вот таким противоречивым заявлением, которое Адаму захотелось тут же оспорить: «Почему именно противостоять, а не быть с ней на одной стороне?». Но он не стал, подозревая, что гуру Лео действительно знает некоторые истины, и они говорят о том, что истина никогда не удовлетворяет знакомящегося с ней человека, и он начинает пытаться ей противопоставить себя и свои смыслы.

– И со своей стороны готовы включить вас в программу пробуждения. – Обращается к Адаму гуру Лео.

– А это мне надо? – с вальяжным снисхождением заявил Адам, давая всем тут понять, что он сюда зашёл не для того, чтобы его тут учили уму-разуму, и он собирается отклонить все их будущие предложения.

– Видимо надо, если вы здесь. – Делает вот такой удивительный вывод гуру Лео. – Но только физически.

– Что это значит? – не понял Адам.

– Если хотите знать, то следуйте за мной. – Говорит гуру Лео, выдвигают в сторону того самого прохода, из которого он появился.

На что Адама смотрит с нежеланием подчиниться этой манипуляцией его разума, бубня себе под нос: Это всё уловка для ума.

Но в итоге он всё-таки ловится на эту уловку и идёт вслед за гуру Лео. Где им в итоге запутанных перемещений по коридорам местного пространства приводится в отдельную комнату, интересную тем, что на всю стену одной из её сторон занимал огромный телевизионный экран. И как только они вошли в комнату, гуру Лео сразу берёт с находящегося напротив этого телевизионного экрана журнального столика пульт и включает этот, как сейчас же Адамом выясняется, экран в такой множественный и разнообразный мир, который транслируется картинка в картинке.

Так что Адама ни к чему одному не принуждают, например, предлагая ему наслаждаться лёгким бризом на пляже, а ему даётся вон какой большой выбор для отдыха, а может даже и для активного отдыха для своих глаз. Смотри на ту картинку, которая тебе ближе и по душе, и отдыхай, пока гуру Лео отлучится для приготовлений, тебя как следует встретить. Ведь твоё появление в его школе было актом неожиданности и полной не запланированности, так что вполне объясним тот момент, что гуру Лео должен дать своим сотрудникам команду для скоростной подготовки и разработки индивидуальной программы и методики для Адама.

Кто, как говорил гуру Лео, является исключением из общих правил, а это обязывает гуру Лео выработать для него отдельную, специализированную программу пробуждения своего личного я. Которое у каждого человека находится в процессе развития и интеграции в общий мир, и для того, чтобы ваше я вышло на свой совершенный уровень, ему будет мало природных, естественных задатков, которые совершенствуются через внешние раздражители и ваши рефлексы на них, и которые через полученный опыт и формируют вашу личность, а здесь необходимо участие специалиста по изысканию в вашей личности скрытых, не задействованных резервов, которые им вскрываются и тем самым дают вам шанс выпестовать в себе не обыденность, а более совершенную личность. Чем и занимается гуру Лео.

– Я постараюсь не задерживаться. – Говорит гуру Лео, и указав Адаму на кресло, стоящее рядом с журнальным столиком, покидает помещение этой комнаты.

Ну а Адаму что ещё делать, как только занять предложенное место для своего помещения, кресло, и начать осматриваться по сторонам, в поиске чего-то скрытого от него и от тех посетителей этой комнаты, кого гуру Лео не просто так сюда приводит, чтобы они здесь посидели и обождали готовности к их приёму гуру Лео, а за ними однозначно ведётся скрытое наблюдение, что б значит, на основании их поведения для себя создать психологическую картинку объекта для своих на нём экспериментов.

– Ну-ну, попробуйте. – Усмехнулся Адам такой наивности в свою сторону такого в кавычках дальновидного гуру Лео, и уставился взглядом в сторону этого экрана, пестрящего столькими всевозможными сюжетами. Ну а пришедшая вслед мысль о том, что вот такая его целеустремлённость тоже есть его психологическая характерность, которая будет за ним принята, не была Адамом замечена, он уже был весь погружён в экран перед собой, где он принялся искать в транслируемых сюжетах нечто общее, что объединяло между собой всю эту информационную составляющую, целью которой было воздействие на него. А иначе Адам и не смотрит на его привод сюда.

И Адам находит собой искомое. – Везде главным лицом информационного сюжета выступает женщина. – Пробежавшись взглядом по всем картинкам, как-то уж быстро нашёл Адам объединяющую во всех этих сюжетах идею. А вот теперь Адаму предстояло выяснить, что все эти женские я продвигали в жизнь. И Адам не будет на них смотреть предвзято и штампами, утверждающими, что женский пол в современной интерпретации только об одном и думает, когда мыслит всеобщими категориями, как о своём главенствующем месте во всех институциях жизни. Для чего они должны быть сильными, волевыми и самодостаточными. А Адам даст им шанс на свою слабость.

И как видит Адам, то на разных трансляциях имеет место разные до противоположности точки зрения на себя женского пола. И если на одних трансляциях представительницы женского пола действительно упирают в себе на свои волевые, физические данные, показывая себя в отличной спортивной форме, занимаясь на тренажёрах или метеля своим кун-фу грушу для битья, то другая часть женского я выбирает для себя место на кухне или на приусадебном участке, откуда просто вкусно и удобно вести трансляцию своего домашнего образа жизни.

– И к чему они меня хотят подвести? – задался про себя вопросом Адам, наблюдая за тем сейчас, как себя одна красотка представляет на каком-то конкурсе красоты, где она в двух минутном ролике должна описать себя и составить о себе впечатление у судейского жюри.

– Надеюсь, вы меня не заждались. – Переводит внимание на себя Адама неожиданно вошедший гуру Лео.

А Адам и ответил бы ему, если бы тот от него ждал ответа. А так как он всё это сказал лишь для того, чтобы перевести внимание Адама на себя, то от Адама ответа не ждут, а ему предлагают пройти за собой. А вот куда? То этим обычным в этих стенах помещения, и не таким уж не самым обычным в месте прибытия Адама вопросом, он про себя задался, с долей удивления оглядываясь на внутреннюю составляющую того помещения, в котором он сейчас оказался и подведённый людьми в специальной униформе к одному из кресел, в него усадился.

– Прямо-таки как в фильме «Вспомнить всё». – С восхищением во взгляде, заметил Адам, ощупывая руками подлокотник этого фантастического кресла под собой, на который его усадили.

– А почему как? – без тени улыбки, с самым что ни на есть серьёзным выражением лица это говорит гуру Лео в тот самый момент, когда на руках Адама защёлкиваются специальные фиксаторы, не дающие ему пошевелиться. И эта шутка со стороны гуру Лео, если она, как очень надеется Адам, имеет здесь место, получает для себя угрожающие для спокойствия Адама подтверждения. И Адаму приходиться выпрашивать у гуру Лео не подтверждений своих самых страшных подозрений.

– Вы, надеюсь, шутите? – обращается Адам к гуру Лео с этим, за себя противно Адаму, заискиванием.

А гуру Лео, проследив, как последний замок защёлкивается на ноге Адама, почувствовав себя на высоте сложившегося с Адамом положения – никуда он теперь без моего позволения не рыпнется, а вздумает меня перебивать и оскорблять, то и рот ему заткнём – не счёл нужным на прямую отвечать Адаму. А вот поиздеваться над ним путём своего философского нудничества и умничанья, то это он может.

– А как же иначе ещё избавиться в себе от навязанных политикой социализации, так называемой повестки дня мироощущений. – Прохаживаясь рядом с креслом, на котором зафиксировался в одном положении Адама, принялся мудрствовать и объяснять своё право над издевательством над правом свободы волеизъявления и перемещения себя в пространстве личности Адама этот автократ гуру Лео. – Только через стирание всех этих информационных установок на вашу социализацию. Человек из своих естественных, природных причин способен заключить и решить для себя, что ему нужно и чего он достоин. И состояние табула раса это не пустота и ничто, а это чистота вашего начала.

– Вы это серьёзно? – ещё раз попытался образумить этого фанатика Адам, явно хватаясь за соломинку, и конечно бесполезно.

– Нет. – Ожидаемо даётся гуру Лео такой, по факту устраивающий Адама ответ, а по сути ни одному слову нельзя верить гуру Лео, фанатику и всё такое.

– Ну, знаете. – Начинает возмущаться Адам, решивший, что он слишком долго держал себя в руках и давал шанс Лео на своё будущее помилование, не ругаясь.

– Знаю. – Перебивает всё задуманное Адамом сказать Лео, резко вдруг к нему приблизившись, и принявшись напирать на него своим безумным, выпученным взглядом, небезосновательно пугая Адамом возможностью его заразить вирусом безумия, которым он неизлечимо болен. – И вам скажу, что уже поздно вам делать откат. Ваш мозг в той комнате предварения отсканирован на предмет заложенных в вас вашей природой предпочтений, и мы в вас заложим модель вашего второго я, с кем вы и будете делить этот свой мир. С чем вы сами согласились, вкушая плод с древа познания истины, как бы она горька для вас не была. Вы помните, какая для вас открылась горькая истина? – уперевшись взглядом в Адама, задаёт вопрос гуру Лео.

И Адаму ничего не остаётся, как выдать тому ответ. – Мир не с меня начинается и не на мне заканчивается. Он с кем-то делится.

– Хотите знать с кем? – вопрошает гуру Лео.

– Ну уж нет. Вы мне не навяжете это! – вдруг возмутился Адам.

– А никто тебе ничего навязывать не собирается. – Усмехается гуру Лео. – Всё в тебе изначально предначертано. Мы всего лишь всё это зафиксировали. Читай Зизи. – Обращается Лео к стоящей тут неподалёку, как замечается только сейчас Адамом, Зизи.

Зизи подносит к лицу планшет и начинает зачитывать:

– Внешний фон: блондинка. Физика: спортивная. Знак: стрелец. Цвет: красный.

– Что всё это значит?! – пытается криком заглушить в себе накладываемые этим монотонным голосом Зизи наслоения Адам, изо всех сил вцепившись в поручни кресла. И вот чёрт! В этот момент происходит контактное соединение, вызвавший импульсный разряд, вырвавший Адама из контекста этой памятливой действительности, погрузив его в без памятливую забывчивость.

Глава 4

Всё бегом и перебежками

Совместная жизнь, а раздвоение личности это по своей сути тоже самое – здесь хочешь того или нет, а приходиться учитывать значение и мнение своего сожителя, чаще, чем не чаще беря на себя груз ответственности за большую неуживчивость с этим миром своего сожителя, а уж что насчёт той толики прав на которую всегда хочет рассчитывать человек, взявший на себя часть обязательств и ответственности за того другого, то вы, что за наивность, неужели ещё в это верите – это всегда химия, которая позволяет уживаться друг с другом столь разным людям и прежде всего личностям. А не были бы они разными, то о каком раздвоении личности может идти речь.

Ну а каждая личность характеризуется всегда тем, что она всеми силами отстаивает свою личностную точку зрения на всё вокруг. Так что вопрос доминирования в этом вашем, возможно вынужденном, а может и нет тандеме – здесь нужен более глубокий анализ, одного поверхностного взгляда явно недостаточно – стоит достаточно остро. Что в самых острых случаях может даже привести к разрушению вашей личности, имеющей в себе вот такой аномальный дефект, как считают люди, никогда с таким отклонением в себе не сталкивающиеся. Тогда как есть и другой, с профессиональной точки зрения на природу человека взгляд, который считает, что эта ваша аномалия, и не аномалия вовсе, а эта ваша обособленность есть рудимент ответвления эволюции. Ведь деление клеток организма это всегда рождение нового вида и пути жизни. Которая в вашем случае столкнулась в непредвиденной сложностью в лице вашей личности, которая очень крепко и основательно держится за своё, в общем, прижимисты вы до предела, и по этой в том числе причине, новая рождённая личность не смогла покинуть пределы вашего я. – На этом месте сделал передышку себе Лео и внимающим ему Андрею и Еве, принявшихся немедленно переглядываться и пытаться не то что бы сообразить, а отстоять свою точку зрения на то, кто кого в их тандеме дискриминирует, не отпуская с того самого момента, когда эволюция дала одному из них жизненный шанс на свой отдельный личностный путь, а не на одиночество, как кто-то уже подумал.

А вот эти их соответственно друг другу соображения насчёт первопричины всей этой возникшей между ними тесноты не благоустройства, вогнали обе стороны этого тандема и рассмотрения друг друга в некоторые противоречия.

Так Андрея, резонно считающего, как он всегда и считал, что он первопричина всех сложностей и может и бед в их отношениях с Евой, против чего в данном контексте, но не более, она не будет возражать, а это значит, что именно он первым был создан хотя бы на клеточном уровне, а уж только затем Ева, путём расщепления его клеток, не особо тут ничто не утруждало.

А вот такое в свой адрес слушать Еве невероятно противно и оскорбительно, – уж и не знаете что придумать, чтобы меня унизить, версия с ребром была хоть не так не эстетична, чего вам оказалось мало, и вы дошли до клеточного уровня в сторону моего унижения, – и она никогда, слышите, Андрей, никогда не согласится в этом вопросе с таким как вы моралистом и материалистом. А на провокационный ваш вопрос, Андрей: «Тогда вы согласны взять на себя всю ответственность за наши отношения?», она не собирается отвечать так, как вам нужно. Вы специально его таким образом поставили, чтобы подвести меня под нужный вам ответ. Тогда как здесь нужно также разделять, ответственность и права. О чём вы никакого понятия не имеете. Что и служит вернейшим доказательством того, что к вопросу разделения клеток вы никакого отношения не имеете. И первопричина всему это я.

Здесь Андрей не стал ничего больше приводить в пример своей глупой недалёкости, как сочтёт любые с его стороны инсинуации Ева, а он обратился с вопросом к Лео. – И что вы предлагаете, доктор, – как-то само собой, произвольно вышло у Андрея, назвавшего Лео почему-то доктором. А тот и ничего не заметил, будучи всегда готовым принимать на свой счёт высокие эпитеты. А Андрей на этом не останавливается и ведёт себя прямо-таки как безнадёжный пациент, уже не ища в глазах лечащего доктора надежду, а он её требует. – И какие шансы на жизнь? – с той самой язвительной иронией спрашивает Андрей Лео, когда ты внутренне чувствуешь, что тебе только и осталось, как напоследок о себе поговорить. – Сколько мне осталось? – А вот это было жёстко и отвратительно эгоистично по отношению к Еве, о ком Андрей даже не удосужился поинтересоваться. Его интересует и волнует только своё я. А как там и что дальше будет с Евой, то после меня хоть трава не расти.

– Как я уже говорил, то внутренняя составляющая человека это химия в обобщённом обозначении. – Отвечает Лео. – И мы для начала должны выяснить этот ваш состав, выделив в нём составные части.

– И каким образом? – спросил Андрей.

– Это больно? – задалась вопросом Ева.

– Есть у меня специальные реагенты, действующие по принципу лакмуса, с блокировкой в вас на время их воздействия исследуемых квинтэссенций личностного я. – Здесь Лео подходит к встроенному в стенку шкафу, открывает его и вынимает из него пробирку с красной жидкостью. Загадочно через призму пробирки смотрит на Андрей, как на подопытного, а Ева и не пикнет в защиту Андрея ни слова возражения. Что Андреем принимается, как её согласие на эксперимент над ним.

– Это красная ртуть. – Говорит такую удивительную муть Лео.

– Что?! – немедленно ничего не понял Андрей.

– Я шучу. Это не ртуть. Но при этом не менее энергически взрывная жидкость. Это энергетик, разрывающий ваши связи, отвечающие за любого рода сдерживания и сцепку ваши нейронных связей. Которые мы должны локализовать, чтобы начать работу по выяснению их личностной принадлежности, и как итог, их отношению к более близкой им личности.

– А вы не перепутаете? – нервно вопросил Андрей.

– Для блокировки таких негативных результатов мы и проводим практическое тестирование. Которое в себя включает удаление или же наоборот, включение в вашу личность тех или иных знаковых составляющих, например, так вас характеризующую, но только по вашему умозаключению, язвительную иронию, и смотрим на то, на каких основах вы теперь приспосабливаетесь к жизни. Где, исходя из полученных результатов, и формируем состав каждой отдельной личности. – Вот чем тут как оказывается занимается этот переродившийся алхимик Лео под прикрытием невинного занятия по гаданию вашей судьбы на картах. Он занимается евгеникой, ставя эксперименты на людях, выращивая из них совершенного человека.

– Тебе страшно? – прошептал Андрей.

– Нет. – Вся дрожа от страха, Ева, тем не менее, верна себе, она во всём будет противоречить и идти вопреки благоразумию Андрея, ища приключения, между прочим, не на одну свою задницу.

– Что?! – возмутился в сторону Евы Андрей.

– Не меня, его слушай! – своим окриком затыкает Андрею рот Ева, переводя всё его внимание на Лео.

*****

– Ну и где она? – оглядываясь по сторонам, вопрошает почему-то пасмурно неустроенно в себе Адам. Как будто он в первый раз оказался в такой ситуации ожидания и выяснения того, почему именно он раньше на место оговорённой заранее встречи пришёл, а не эта она. А разве это не ясно и не предполагает его вопрос поиска её, за кем остаётся право опоздать на оговорённую встречу. И тогда получается, что Адам слишком привередливый или же раздражительный человек, раз его закономерные вещи не устраивают.

Но как им вдруг выясняется после того, как он по сторонам покрутил головой, то не один он тут задаётся подобным вопросом в таком негативном в сторону искомого лица тонусе. И здесь, на площадном пятачке у входа на стадион, пребывает в таком же, как и у Адама неустройстве ещё одно мужское лицо.

И на этом между ними общее, в общем, заканчивается, и начинаются не то чтобы не схожести и разности, а скажем так, другого рода природные учтённости. И если, к примеру, природа насчёт Адама сочла нужным наделить его выше среднего роста, – я на вас, Адам, рассчитываю, как на дальновидного человека, и вы, я надеюсь очень, без моего дёргания найдёте в жизни своё призвание и подходящего для себя спутника жизни, – то обнаруженный вниманием Адама человек, не то что бы был лишён этого преимущества под знаком вопроса, а этот его недорост до Адама был компенсирован его чрезвычайным самомнением и задиранием носа, выше которого он никого не ставил, смотря на мир через эту верхнюю планку не просто измерительного прибора вашего индивидуального начала, а это была верхняя планка вашего интеллекта. Ну а так как он находился в фигуральных руках этого типа, то не трудно догадаться о том, каким образом он измерял умственную составляющую любой, и вашей в том числе жизни.

И судя по тому, как он себя дёргано в нервную сторону вёл, то ожидаемый им почему-то до сих пор человек, совсем для него и для мира разумного человечества потерянный человек. И если бы у него не было обязательств перед самим собой и перед некими обстоятельствами, кои он считает для себя немаловажными, то он бы не остался дожидаться этого потерянного человека, что б высказать ему, что тот потерял в его лице, так себя поведя.

– И кто этот человек, кто сумел вывести этого типа в столь невообразимое для него состояние? – задался вопросом Адам, со всем своим заинтересованным вниманием смотря на этого человека, места себе на одном месте не находящего и принявшегося одной ногой делать под собой подкоп. Что практически невозможно сделать на бетонной мостовой, и чего ты только добьёшься, так это только сотрёшь в пыль свою эксклюзивную, аглицкого пошива обувь. Что невероятная недопустимость для всякого господина джентльменского звания, для кого аккуратность и запредельная уравновешенность есть признак хорошего тона. Чего не будет за ним наблюдаться, если возникнет такая предельно учтивая ситуация его встречи с людьми с ним одной джентльменской осмыслённости, и они в один взгляд на его обувь, пошарканную на самом краешке носка, впадут в сомнение и заблуждение насчёт этого господина, кто при первом знакомстве оказал на них самое благоприятное впечатление своим отношением к форме подачи себя и следованию правилам жизни.

А сейчас он прямо сам на себя не похож, и что самое их удручающее, он ничего не имеет общее с тем, с чем они хотели иметь хоть какое-то дело. Так что господин только для себя хороший, а как по нашему общему мнению, то самоуправный, извольте забыть нас и всё, что нас и никогда друг с другом не связывало. Очень надеемся на ваше благоразумие, которые вы ещё не стёрли вместе с вашей обувью.

Так что не трудно догадаться о причинах вот такой нетерпимости и чуть ли не раздосадованности этого человека в сторону чьего-то ожидания, которое несёт ему в будущем столько сложностей.

И Адам, кто первым догадался обо всём этом, при этом он может не засорённым взглядом всеми нервничаниями и душевными терзаниями этого взволнованного до своего выведения из равновесия человека посмотреть по сторонам, и как факт, первым обнаружить того человека, кто по всем признакам подходит под того человека, кто стал причиной причин нервного расстройства этого, нет у него уже терпения нисколько, что б вас, может всего лишь пять минуточек подзадержавшегося, подождать.

И этим человеком, так себя бестактно и самонадеянно поведшего по мнению одного только единственного человека, и не трудно догадаться кого, была только она. И эта она, как вскоре выяснится, то носящая имя Татьяна, не только нисколько не спешила прийти на место обговорённой встречи с этим господином с интересным и ему точно подходит именем Леопольд, а она, сидя на пассажирском месте наёмного, а может и нет автомобиля, с наслаждением и любопытством наблюдала за проявлением нетерпения, волнения и нервного исступления Леопольда. И тогда становится понятно это её не спешащее поведение. Она таким, самым обычным способом, вызвала наружу всё в Леопольде настоящее, скрываемое им под маской невозмутимости, коей, не то чтобы гордятся отпрыски их рода, а это их родовая конституция.

А вот сейчас, стоило Татьяне только акцентировать на себе большее и значимое внимание своим опозданием Леопольду, то из него вон как всё попёрло.

– Прямо глаза не нарадуются, глядя на всё это великолепие, и что он себе позволяет в минуты своей слабости. – Усмехается Татьяна, наблюдая за бесчинством духа Леопольда через тонированные стёкла автомобиля в специально ею прихваченный театральный бинокль, что так и указывает на её женское коварство и чуть ли не подлость по отношению к Леопольду, кого она не только вынудила терять самообладание и мучиться, теряя в себе самооценку и уважение, а она ещё и собралась этим вдоволь насладиться, поднимая за его счёт личную самооценку. Мол, вон кого я, самого неприступного на нервы Леопольда, в своё время довела до ручки. И он с тех пор меня стороница, при одном напоминании моего имени впадая в бледность и в нервную оторопь.

– Ты, Леопольд, живёшь в парадигме человеческих условностей, – наблюдая за этим самокопанием Леопольда с помощью носка ботинка в сторону мостовой, рассудила Татьяна, – что и позволяет тебе, записанному в этой иерархической дисциплине жизненного определения в среду небожителей, самопроизвольно задирать свой нос в самые вершины высокомерия. М-да. – Покачала головой Татьяна, видимо раздосадованная сим фактом. – Надо что-то с этим уже делать. – Немного подумала и вот что решила. – Это будет для тебя предварительным уроком познания того, что есть ещё кроме тебя на этом свете. Ну а сколько ещё открытий чудных ожидает тебя, даже я не могу этого вообразить. – Татьяна усмехнулась и отдала команду водителю приблизиться вон туда.

А Леопольд в это время уже терял последние остатки самообладания и самоуважения, и готов был, как с цепи своих условностей сорваться, выказав всему окружающему миру, какой он неприятный и само хамство человек в своём иступлённом состоянии, как к невероятной для него неожиданности перед ним вдруг останавливается автомобиль люксовой марки, и Леопольд, застыв в себе от перепуга за то, что он был сейчас застигнут врасплох какими-нибудь своими монаршими родственниками, кои не преминут воспользоваться его жизненным промахом и раструбить на весь свет об его недостойном для претендента на монарший трон поведении, начал в себе унывать. Ну а то, что в этом автомобиле могли оказаться только они, первые его враги, то на это указывает вся их придворная жизнь, пронизанная от скушноты жизни интригами и внутренними заговорами. А что ещё делать, когда живёшь на всём готовом. Только интриговать в сторону сместить кого-нибудь на данный момент более тебя успешного.

Так что Леопольд, пребывающий в статусе претендента на один, самый обычный и относительно небольшой престол, при виде себя в отражении зеркального окна автомобиля, весь в себе напрягся в расстроенности и готовности противостоять любым вызовам его креатуре, которые сейчас прибыли на этом автомобиле, и начал в тревожном напряжении вглядываться сквозь эту зеркальную поверхность стекла, пытаясь отгадать, кто бы мог там сейчас находиться.

А так как находиться там мог кто угодно, то Леопольд ни к чему не пришёл, бросив это занятие, и решив ждать, как прибывший на этом автомобиле сам перед ним, как лапотник пешим ходом сюда добравшимся, откроется. И будет Леопольд к нему очень признательным, если этот человеческий генотип, как бы он не был высокороден, всего этого за ним не заметит, предложив Леопольду очень для него кстати, подвести туда, куда ему нужно.

– Если только в самый ад. – Не так уж и с иронизирует Леонид в ответ, готовый провалиться в самый ад от таких на сегодня унижений своей гордости и гордыни.

Но вот окно начинает постепенно опускаться, и Леонид ничего с собой не может поделать, как начать проявлять видимое со всех сторон любопытство и нетерпение знать, с кем ему таким судьбой навязанной способом назначена встреча.

И вот чёрт! Опять не выдержанно в себе Леопольд приоткрывает завесы своего остервенелого желания видеть сейчас перед собой именно этого человека, кого он так сугубо претенциозно и интеллектуально называет.

А Татьяна, если что, то ничего не имеющая общего с тем, с чем в своём исступлении имеет общего Леопольд, максимум она стерва, не подавая виду в сторону заждавшегося в предел видового приобретения Леопольда, выходит из автомобиля самолично, без привлечения в свою сторону со стороны Леопольда принципов и форм этикета (она принимает в расчёт его растерянное состояние), останавливается строго напротив него и изучающее на него смотрит, ожидая от него первого слова, ведь последнее всегда остаётся за ней.

А Леопольд отошёл от первого шока, и даже начал осваиваться к тому положению, в которое его, нет, не поставили, а его заманили в эту ловушку.

– Татьяна. – Лёгким кивком приветствует Татьяну Леопольд, отдавая должное факту его прибытия и перед собой нахождению. Плюс он даёт ей понять, что он её запомнил и не собирается забывать, как минимум при личной встрече.

– Леопольд. – Зеркальным способом отвечает Леопольду Татьяна, давая ему понять, что и она не пальцем деланная и всегда найдёт, что ему ответить соответственно.

– С вами всё в порядке? – Спрашивает Татьяна.

– Безусловно. – Без заминки даёт ответ Леопольд.

– Мне показалось, что вы чем-то удручены, и может быть даже расстроены. – Делает свои выводы Татьяна, когда её об этом никто не просил. Что видимо становится последней каплей в чаше терпения Леопольда, чего он уже терпеть не намерен. И он выскажет Татьяне всё, что она заслуживает, и заслужила своим, ни в какие разумные ворота не лезущим поведением.

– Я всегда считал, – с глубоким акцентированием на личном я, являющимся самым важным звеном во всяком счёте, к которому всё остальное приложится, отвечает Леопольд, – что пунктуальность прерогатива и ваших в том числе высочеств. – А вот что это такое сейчас было со стороны Леопольда, считающего родовую ветвь Татьяны за нечто побочное, то этого уже она терпеть не намерена, оправдывая эти отклонения в сторону сердиться и обзываться Леопольдом на его нервное состояние.

– Как и умение держать марку, сохраняя лицо. Я верно понимаю? – с такой предельной жёсткостью вопросила Татьяна, не сводя своего пронзительного взгляда с Леопольда, что тот самопроизвольно попятился назад.

– Верно. – Ничего другого не остаётся делать Леопольду, как сквозь зубы процедив, во всём согласиться с Татьяной. Но при этом он не может удержать в себе своё возмущение таким фактом загнанности себя в тупик. – Я всегда считал, что принцессы все сплошь избалованные особы. – Вот такую, в высшей степени неучтивость и чуть ли не оскорбление высказывает Леопольд, ставя под сомнение весь институт воспитания царственных особ. Кому, получается, что не прививают в процессе их обучения и воспитания нравственных начал, а им во всём потакают из своих внутренних побуждений, и тем самым их с самого детства может и не развращают, а из них делают ни к чему самостоятельному не приспособленных людей. Кто ничего сам не сможет делать без участия и помощи со стороны доверенных лиц – их учителей. И теперь становится ясна стратегия людей, взявшихся за обучение царственных особ, они создают на внутреннем уровне от себя зависимость людей по своему факту рождения зависимых только от одного, от своего места при короне.

Что, естественно, возмутительная для слуха всякой принцессы вещь, прямо коробящая их и приводящая Татьяну в состояние предельной с концентрированности на гневливой мстительности.

– А что насчёт себя можете сказать. – С вызовом делает это заявление Татьяна. – Вы что, в других условиях воспитывались? Неужели крестьянский труд на себе пробовали или испытывали? А ну, покажите свои руки. – Очень вдруг и неожиданно для Леопольда делает такое заявление Татьяна, да ещё и при этом его хватает за запястья рук, что Леопольд в себе весь теряется, и не может дать никакого ей сопротивления, отдавшись полностью в её руки.

А Татьяна в один поверхностный взгляд убедилась по рукам Леопольда в своей правоте, и с той же небрежностью откинула от себя руки Леопольда, обескураженного в предел таким своим одноразовым использованием – попользовалась и бросила – и вот к какому выводу пришла. – Фи. – До чего же противно морщит с такими звуками свой носик Татьяна, брезгливо смотря в сторону рук Леопольда, как будто в них содержится нечто такое, что вызывает только одну тошноту. Отчего у Леопольда даже руки вспотели от такого на них психологического давления, и он принялся их об свои брюки вытирать. – Нет в них ничего такого в помине. – А вот это уже предельно возмутительно своей фальсификацией действительности. И если физически сейчас в руках Леопольда ничего и нет, то формально в них находятся бразды правления его княжеством. Так что нечего лезть в те вопросы знаний, в которых вы не имеете познаний.

– Как это понимать?! – а вот так Леопольд собрался поставить на место зарвавшуюся Татьяну, которой он слишком уж много позволил. Хватать себя за руки ладно, но делать из этого хватания не верные выводы, это уже неприемлемо.

– Нашла коса на камень. – Даёт, да ещё и с усмешкой вот такой удивительный ответ Татьяна, вгоняя Леопольда в умственную паузу.

– Что? – ничего не понял Леопольд.

– Любите пословицы? – ещё больше озадачивает Леопольда своим ответом Татьяна.

– Какие ещё пословицы?! – уже ни черта не понимает Леопольд.

– Да разные. – Усмехается Татьяна. – Всё равно они все сводятся к одному. К познанию человеком своей недалёкости.

– Это на кого вы намекаете? – сурово так вопросил Леопольд.

– А разве это нужно? – вопросом на вопрос отвечает Татьяна.

– Нет. Вам меня не заговорить. – Ставит перед Татьяной стоп-сигнал Леопольд. Да куда там. Татьяну не остановить.

– Так вы что, болтун? – прямо сбивает с основания стоять крепко Леопольда Татьяна.

И опять Леопольд разориентирован в пространстве и потерян, и только и может, как зацикливаться на своём: «Who?».

– Может, начнём с начала? – вдруг резко в себе видоизменившись в сторону быть серьёзной, делает предложение Татьяна.

– Начнём. – Букой соглашается Леопольд.

– С чем пришли? – задаётся вопросом Татьяна.

А вот на этот вопрос Татьяны у Леопольда, как сейчас выясняется, есть заранее заготовленный ответ.

– Один момент. – Говорит Леопольд, щёлкая поднятыми вверх пальцами руки. А вот куда был направлен этот его сигнал, то это может проследить Татьяна в сторону стоящего неподалёку автомобиля, из которого в момент выходит некто, выхолощенный возложенными на него задачами и их нормативами выполнения, и в его руках находится коробка из-под обуви. И Татьяна, завороженная своей озадаченностью в сторону разгадки содержимого этой коробки, не может оторвать своего взгляда от этой коробки.

– Что это? – всё же Татьяна была подловлена Леопольдом на своём любопытстве, которое не дало ей выдержать паузу, когда посыльный Леопольда принёс коробку и встал напротив Татьяны, смиряя и одновременно разгоняя её дух такой близостью от неё загадки и разгадки содержания этой коробки.

Ну а Леопольд ожидаемо не торопится раскрывать ей загадку этой коробки, он хочет всё это дело растянуть.

– В качестве примирительного жеста и знака особенного внимания, – говорит Леопольд, – прошу принять от меня этот презент. – Леопольд снимает крышку с коробки, и для Татьяны раскрывается загадка этой коробки, содержащей в себе номинально спортивную обувь для игры в теннис, для игры в который они здесь и встретились, ну а если посмотреть на этот, так называемый презент, дальновидным взглядом Татьяны, то это обувь в последнюю очередь. – Знаю я, что это за жест такой. – Смотря на обувь, рассудила про себя Татьяна. – Хотите заключить меня в границы понимания и обозначения моего места в жизни, сдавив через тесноту этой обуви, а может, наоборот, через широту данных именно вами мне свобод мою волю к жизни, и тем самым подмять меня под себя. Ничего у вас из этого не получится, Леопольд. О чём я вам ответственно отвечу, и можете не беспокоиться, своим не отказом от неё, – я не буду упирать на их не подходящую мне миниатюрность, – а своей игрой на поле, которой ничто не сможет помешать одержать над вашей заносчивостью и зазнайством победу. Даже этот ход с подставным подарком в виде этой обуви, чья цель одна – ограничивать мой ход и ставить мне подножки своим невероятным трением от их стеснения моих ног.

А вот вслух Татьяна выразила признательность заботой о себе Леопольда, правда у неё есть некоторые сомнения в верности глазомера подручных Леопольда, кто, всего вероятней, и стояли за сбором информационной составляющей насчёт размера её ног.

– Думаете, подойдут? – рассматривая обувь, задаётся критически для всех сторон этого разговора вопросом Татьяна, не смотря не прямую на Леопольда, а смотря на прикрытую его лицемерием ехидную ухмылку искоса.

– Крайне сомневаюсь. – Вот как смотрит Леопольд на свой выбор обуви для Татьяны, кто, по его сугубо авторитетному и авторитарному мнению, не соответствует ни одному стандарту, присущему отпрыску царственного рода, в частности принцессе. Для проверки чего, этого соответствия, Леопольд и прибегнул к этой уловке с преподнесением ей этого презента. И посмей только Татьяна не принять этот его фигуральный тестиметр на предмет вашего соответствия к предъявляемым в вашу сторону требованиям венценосной стороны, мигом вы будете вычеркнуты из списка людей в глазах Леопольда осязаемых.

И Татьяна даже представляет каким фарсом он обставит этот процесс её нежелания надевать не собственноручно выбранную обувь.

– Неужели?! – приторно и притворно удивится Леопольд нежеланию Татьяны принять столь дорогой сердцу Леопольда подарок, а если знать насколько скуп и прижимист Леопольда в плане оторвать от себя хоть что-то, то она поняла бы, на какие жертвы он пошёл ради неё. – Вы считаете, что они вам не подходят лишь по тому, что я их вам подобрал. И значит, есть первейшая вероятность в том, что я ошибся размером. Но я действовал исходя из метрики причин нашего общего значения, принцепса, в чьих рамках действий мы с вами существуем, и значит, не можем ничего предпринять и сделать вне этих рамок. И если что-то подобное происходит, то это указывает на отсутствие в нас этого природного принцепса. – И с таким, бл*ь, посылом в сторону ног Татьяны это принципиальное хамло смотрит, так иезуитски утверждая только за собой право быть тут принцепом, да ещё и на римский манер, что Татьяне ничего другого не остаётся делать, как принять этот его подарок с секретом.

– Идёмте. – Говорит Татьяна, забирая обувь из коробки, поразительно похожую на ту, которую Адам держал в руках при передаче её…вот чёрт! Именно этому типу, как только всё это сейчас заметил Адам, чуть присев в коленях. А дальше…А дальше для Адама, как и для того человека, кто, уже по его сугубо личному мнению потерялся, этот человек неожиданно им находится, оказавшись лицом к лицу с Адамом.

– Надеюсь, ваша бледность лица, которую вы с навязчивым постоянством демонстрируете мне при нашей встрече, не есть ваша аллергическая реакция на мою встречу. – Сразу отметая все второстепенные, приветственные слова, Ламбада Розальевна, кто и был тем самым на данный момент для Адама ожидаемым человеком, поставила его перед фактом своей неготовности и давайте уж соберитесь с собой к встрече с ней, и с тем, что она для него в этом месте спортивной геолокации приготовила.

– Я при ярком солнце почему-то всегда бледнею. – Вот такую глупость сподобился ответить Адам.

– Сочту за комплимент. – Отвечает Ламбада Розальевна, и больше ничего не говорит, молчком смотря на Адама и на то, как он выпутается из этой мало информативной для него ситуации.

– А почему стадион? – спрашивает Адам, ничего более умного не придумав.

– Разве вам будет предпочтительней проверять ваше кардио в душной кабинетной обстановке. – А вот этот ответ Ламбады Розальевны вносит некоторые прояснения для Адама в причинах этой назначенной ею для него здесь встречи. И остаётся невыясненным для него, почему всё-таки за его физическое здоровье так в последнее время все взялись. Ламбада Розальевна, как ещё не забыл Адам, всё-таки занимается психологической составляющей, и причём тут тогда его физическая метрика. Но задаваться он этим вопросом к ней не будет, будучи уверенным в том, что она точно обоснует связь между физическим и нравственным здоровьем, которую, впрочем, и он не отрицает.

– Нет. – Вот так противоречиво соглашается Адам, а дальше они следуют на сам стадион, чтобы приступить к измерению всех параметров его сердцебиения и всего того, что связано с так называемым кардио окружением Адама. Ещё и сомневающегося в том, что профилактические и физиологические процедуры проводятся на стадионе, а не в каком-нибудь специализированном больничном кабинете среди таких же как и ты больных своих здоровьем людей. А разве ему ещё непонятно, что такая дискриминационная и довлеющая на тебя обстановка не просто медицинского кабинета, а ассоциированного кабинета со всякими с тобой физиологическими проблемами в самом лёгком случае, а вот если в тебе имеет место сложная для понимания обычных людей психология, то от себя ты точно не убежишь, наводит и направляет твои мысли не в самую для тебя здоровую сторону. И тут синдром белого халата так повышающее твоё артериальное давление есть только прелюдия к другим синдромам, которыми ты вскоре будешь охвачен.

А вот здесь, на стадионе, где всякий человек не просто занимается спортом, а он по факту разбрасывается своим, переполняющим его здоровьем, физическими и душевными силами, ты и чувствуешь себя соответственно. Так что в предложении Ламбады Розальевны проверить здоровую самооценку Адама, было своё разумное зерно. И Адам, видя здесь в отличие от больничных палат, погруженных в уныние и пессимизм, здоровый оптимизм и стремление людей всем этим с тобой делиться на беговой дорожке, и сам начинает широко дышать своей грудью.

– Вот держите. – Перебивает все мысли Адама Ламбада Розальевна этим к нему обращением. И Адам не сразу поймёт, что она ему даёт, и он берёт, принявшись в руке вертеть микроскопическое устройство, задаваясь вопросом: Что это?

– Наушник. – Как само собой разумеющееся говорит Адам.

– Зачем? – мало что поймёт Адам.

– Будем держать связь. Не орать же мне тебе через весь стадион, отдавая команды. – Делает пояснение значения этого наушника Ламбада Розальевна, вставляя в своё ухо напарницу наушника Адама. А вот сейчас Адама вдруг охватила памятливая тревога при виде этого действия Ламбады Розальевны. Он вдруг осознал, что, кажется, он всё это когда-то переживал. В общем, его накрыло так называемое дежавю. Вот он и не спешит вставлять свой наушник в ухо, с тупым выражением своего лица смотря на Ламбаду Розальевну.

– Что-то ещё не ясно? – спрашивает она.

– Что ещё за команды? – задаётся вопросом Адам.

– Узнаешь. – Уж очень информативно отправляет на беговую дорожку Адама Ламбада Розальевна, сама разместившись рядом с ней, у специального столика, на который она выставила принесённый с собой кейс, который в себе носил различные технические устройства. Которые заинтересовали Адама, вот он и не спешил занять своё место на беговой дорожке. А Ламбада Розальевна видимо не любит, когда посторонние люди вмешиваются в её дела, и она нажимает на висящем на её груди приборе специальную кнопку. И её грозный голос: «А ну пошёл», вот чёрт! раздался прямо в ухе Адама, одёрнув его от самого себя сонного, и взбодрив для начала, направил его в сторону бега по кругу.

Ну а бег по кругу это практически всегда зацикленное на себе взаимодействие со своей природой. И не сказать, что оно такое уж бесцельное. Но когда ты бежишь не по собственной инициативе, а тебя к этому подталкивают внешние обстоятельства, в данном с Адамом случае в лице Ламбады Розальевны, то тут приходиться к этому процессу приноравливаться и хотя бы на это время для себя выискивать положительные моменты. И Адам нашёл для себя такой момент.

Так он по проходу, а если точней, то по пробегу той части беговой дорожки, которая находилась на другой стороне стадиона от Ламбады Розальевны, где расположились площадки для занятий другими видами спорта, в частности игры в большой теннис, обнаружил уже знакомые для себя лица Леопольда и Татьяны, собравшихся скрестить свои теннисные ракетки в игре друг с другом.

Ну а Адаму, частично уже знающему подоплёку их отношений, было интересно рассмотреть продолжение их противостояния, уже в процессе этой игры. Где, как понимает их душевный настрой Адам, никто из них не собирался уступать, все свои силы прикладывая в сторону одержать победу. И их сконцентрированные на игре и друг на друге целеустремлённые лица прямое подтверждение догадок Адама.

– А что там с её обувью? – задался вопросом Адам, высматривая то, во что обулась Татьяна. – Надела?

– Надела. – Как бы ответила Адаму и в нос усмехающемуся Леопольду Татьяна через губу. При этом она и вида не подаёт, как ей приходиться сложно выносить на своих ногах это всё стеснение её ног тесной обувью, которые по мере их нахождения на её ногах становятся прямо кандалами для неё. Но Татьяна не отступит в сторону сдаться и признать своё поражение, и будет до последнего сражаться за право иметь своё слово.

– Кто начнёт? – задаётся вопросом Татьяна.

– Полагаю, что вам бы не лестно было слышать в свой адрес любого рода предвзятость, пусть даже комплиментарную. – Вот так ловко подводит эта сволочь Леопольд Татьяну и игру с ней под то, что ей не стоит от него ждать каких-то уступок и послаблений в сторону её природных особенностей развития. Мол, такой мой к вам подход только вас оскорбит и унизит. Так что я буду бить по мячу в полную силу, без оглядки на вашу природную конституцию.

– Тогда жребий. – Предлагает Татьяна.

– Боюсь, что наш жребий уже брошен. – Язвительно усмехается Леопольд.

– Тогда чего кошку за хвост тянуть. Держите мяч. – В один момент заявляет Татьяна, подбросив вверх над собой мяч и нанеся по нему удар.

Что было настолько для Леопольда неожиданно, что он не только не смог ракеткой отреагировать на её удар (он точно был исподтишка моей неготовности! И прямо под дых моих тыловых частей), а он в оторопи завалился назад и рухнул на свой зад, с полным недоумением смотря на улетевший мяч и вопрошая: Что это сейчас такое было?

А Татьяна готова ему дать ответ. – Это я вас поставила на место. – Раскатисто смеётся Татьяна. Что предельно из себя выводит Леопольда, вынужденного идти самому за мячом, нет здесь при нём специального специалиста по доставке улетевших мячей, так называемых мальчиков для битья, кого Леопольда в нервном запале может прихлопнуть ракеткой по голове и выпустить свой пар. А так ему приходиться спотыкаться от невыносимой тяжести своего раздражения на эту подлую Татьяну, вон куда его загнавшую – самому подносить себе для удара мячи.

– Ну, падлюка, держись! – с таким остервенением берёт мяч Леопольд, возвращается на площадку, и непроницаемым насколько можно лицом, выдавив на него свою царедворскую учтивость, делает в сторону Татьяны следующее заявление. – Ваше высочество предельно экспрессивны в игре. Я же в отличие от вас, придерживаюсь установленным правилам, и предупреждаю своего партнёра об ударе. Так соизвольте принять мою подачу. – Делает заявление Леопольда, приготовившись к подбросу мяча.

Но тут на его пути к этому действию встаёт возражение со стороны Татьяны, напомнившей ему о тех самых правилах, которым он только на словах придерживается.

– Тогда, принц, с какой стати бьёте, если вы мой удар пропустили? – с долей возмущения и ироничного подтрунивания заявляет Татьяна, прямо опуская руки Леопольда.

– Может быть перестанете дурака валять, а побежите. – Раздавшийся в наушнике голос Ламбады Розальевны перебивает Адама и он, оставив без своего внимания это противостояние, ускорил свой бег. Но ненадолго, а до момента приближения к Ламбаде Розальевне, от которой им ожидалась команда по окончанию пробежки. Но ничего такого с её стороны не последовало, и Адам, предельно возмутившись, решил её больше не слушать, а следовать тому, что только ему интересно.

А интересно ему, что там происходит на теннисном корте. И хотя времени прошло всего ничего, тем не менее как им сейчас выясняется, за время его отсутствия на корте произошли кардинальные изменения, со своим трагическим для одной из стороны этого противостояния итогом.

Так Леопольд претерпел кардинальные изменения своего лица в сторону потери в нём хоть какой-то горделивой стойкости и уравновешенности. Сейчас там ничего из этого не было, одна только раздражительная потерянность и разориентированность в пространстве, с которой он, спотыкаясь на одной из своих ног с разбитой по кровотечения коленке, держа в руке ракетку с порванной сеткой, подходит к разделяющей поле для игры сетке, и пытается с трудом отдать должное великолепной игре Татьяне. Благодаря которой, не без помощи, конечно, его неуклюжести и этого его драматичного падения, она сумела вырвать у него победу.

С чем Татьяна согласна, хоть и частично, при этом как Адам сумел один заметить, ей победа далась предельно сложно. Каждый её шаг и удар по мячу отдавался в кровоточащих ногах, сжатых до предела узкой обувью.

– Отличная игра. – Говорит Леопольд.

– Я знаю. – Отвечает Татьяна.

– Надеюсь, я внёс свой вклад в вашу победу. – Вот как ловко примазывается Леопольд к победе над собой Татьяны. Типа не вы у меня выиграли, а это я позволил себе вам проиграть.

– Безусловно. – А Татьяна не столь мелка, и она готова разделить свою радость победы. А вот это было зря, как вслед по коварному предложению Леопольда выясняется.

– Ну а раз так всё удачно вышло, то я себе позволю сопроводить ваш выход со мной в свет совместимыми с этими мероприятиями презентами. – Вот такое предлагает Леопольд. И Татьяна, чьё лицо омрачилось пробежавшей тенью, почему-то отказаться в этих его услугах не может.

– Соблаговолите. – Сквозь зубы процедила Татьяна (опять подсунет мне какую-нибудь обувку не для носки, а для моего мучения). После чего она развернулась и уже здесь выпустила пар. – Значит, хочет контролировать каждый мог шаг, желая, чтобы я ходила перед ним по струнке. Что ж, посмотрим, кто перед кем будет по струнке.

И на этом всё для Адама, но не для этой пары заканчивается, его вновь берёт в оборот Ламбада Розальевна, как будто чувствующая, когда Адам более всего не готов внимать её командам. И что при этом всём самое удивительное, то Ламбада Розальевна один в один словами Татьяны его приводит в чувства.

– Адам, может вы всё-таки спуститесь на землю и соблаговолите, если не ко мне, то к голосу разума прислушаться. – Вот так сбивает с толку Адама Ламбада Розальевна. И пользуясь преимуществом своего положения, в котором именно у неё находится пульт односторонней связи, даёт Адаму только для себя порывнуться нервами: «Да что ж такое там опять случилось?!», тогда как сама прямо-таки наслаждается безмолвным подчинением своим приказам Адамом. На чей счёт она что надумает придумать, то он и будет делать.

И сейчас Ламбаде Розальевне пришло в голову заставить того попотеть, набрав до предела скорость.

– Давайте, Адам, проявите себя в полную меру и покажите мне, на что в вас рассчитывает ваша природа. – Вот такую удивительную иносказательность говорит прямо в ухо Адаму Ламбада Розальевна. И понятно, что Адам сперва и ничего не понял из сказанного ею.

– Что, что? – переспрашивает Адам.

А Ламбада Розальевна хоть и не может его слышать, тем не менее, его слышит на интуитивном уровне. – Малоподвижный Адам человек в плане интеллектуального разумения, и всё ему нужно повторять и разжёвывать до примитивных величин. – Всё вот так насчёт Адама рассудит Ламбада Розальевна, и отдаст наиболее ясную для Адама команду. – Да пошёл ты, наконец, бежать, как сильно можешь.

И хотя для Адама эта её команда представляла очередной ребус, полный противоречий, – идти мне или бежать, вы уж там определитесь, – он верно отреагировал на её команду, рванув с места, и таким ускоренным темпом донёсся до финишной черты в лице Ламбады Розальевны.

Здесь она даёт ему отмашку на остановку, а запыхавшийся Адам и сам знает, что он дальше не побежит, отмашкой своей рукой показывая Ламбаде Розальевне данный факт очевидности. И делает он всё это с той долей экспрессивности, что за всем этим из его уха от излишней его одёрнутости вылетает наушник и летит прямо под ноги Ламбады Розальевны. На что Адам и Ламбада Розальевны заворожено смотрят, застыв в этом моменте, и что вы, чёрт вас возьми, Ламбада Розальевна, делаете?! – Хотел бы своим криком привести её в чувства реальности Адам при виде того, как она, пребывая в этом состоянии заворожения, своего полного подчинения реакционным в себе силам, поднимает свою ногу и …ею встаёт прямо на наушник. И с таким ответным хрустящим эффектом это происходит, что она сама этого крика души бездушного предмета не слышать не может, тут же хватаясь за ухо и принявшись им трясти.

– Такое чувство, что я сама себе на ухо наступила. – Сделав паузу от этого стрясывания себя, посмотрев на потрясённого происходящим Адама, проговорила Ламбада Розальевна.

И, видимо, Адам настолько ошеломлён произошедшим, что он отвечает ей откровенным бредом. – Значит, в филармонию вас не стоит звать. – Делает такое странное заявление Адам.

А Ламбада Розальевна и сама находится не в самой разумной форме, и она не находит неуместным попытку Адамом своей плоской шуткой перебить это трагическое происшествие с наушником.

– И не по этому поводу. А вот от театра я не откажусь. И надеюсь без театрального бинокля.

– Тогда билеты в первый ряд. – Всё понял Адам.

– Тогда констатирую факт вашего прохождения теста на сообразительность. – Проговорила Ламбада Розальевна, так предельно уверенно и демонстративно уставившись своим взглядом в лицо Адама, что тому в себе икнулось и захотелось как-то отодвинуть от себя это решение и момент с Ламбадой Розальевной. И вот чёрт! Как Адама одёргивает от всего этого прострел в его ухе в ответ, как он это сейчас перед собой видит, на прострел в ухе Ламбады Розальевны, схватившейся за него в ответ на свой заступ на наушник. И Адам уже ничего не поймёт из реальности происходящего, зажмуривая глаза от пронзающей боли в ушах.

– Осторожно, она кусачая. – Вдруг до Адама доносится шепотом говорящий вот такое голос, и он, продолжая находиться в состоянии полного недоумения насчёт происходящего с собой и вокруг себя, открывает глаза и что же он видит? А видит он, а точнее осознаёт себя, стоящего в профиль у стены светлого кабинета, с зажатым рукой ухом, тем которое находится с противоположной от стены стороны. И сейчас его предельно волнует прошептанное ему в таком странном значении.

– Что, что? – переспрашивает Адам.

На что следует прямо-таки отповедь его неразумности, правда в том же приглушённом тоне:

– Всегда прислушивайтесь к сказанному влюблённой в вас девушке. Оно всегда несёт в себе большее.

– Как это понимать? – вопросил только себя Адам, теряясь в догадках и памяти.

Глава 5

Как меня ты назовёшь

Только крепкие, с устоявшимися отношениями пары при встрече не задаются вопросом: «Что будем делать?», они уже предполагают и знают, что делать при возникновении некоторой неопределённости в сторону своих шагов в будущее. А вот те люди, кто только встал на путь укрепления вот таких межличностных связей, хоть и преследуют одну и ту же цель – налаживания признательности друг друга, тем не менее, каждый из них смотрит на путь достижения итоговой цели с разным позиций. Вот и приходится им, изыскивая точки соприкосновения со своим спутником, задаваться этим вопросом при встрече.

– Чем сегодня займёмся? – задаётся вопросом к Еве Адам, поглядывая на неё во все глаза. А Ева и ничего ему противопоставить в этом плане не может, вынужденная жмуриться светящему ей прямо в глаза солнцу, спиной к которому встал очень ловко Адам, чтобы затем, то есть сейчас, этим преимущественным положением во все свои глаза попользоваться. Впрочем, Ева совсем не против дать ему возможность поглазеть на себя и убедиться в очередной раз, какое сокровище ему предстоит завоевать. А это значит, не быть сразу олухом и недальновидным типом.

– Будем называть вещи своими именами. – Как само собой разумеющееся говорит Ева, вызывая вопрос удивления у Адама. – А разве они уже не названы?

– Я ведь говорю, своими именами. – Делает важное и знаковое уточнение Ева.

– Я вас понял. – Заговорщицким тоном проговорил Адам. – Теперь остаётся выяснить, какая методика использовалась при первом знаковом объименовании мира.

– И как вы собираетесь это выяснять? – интересуется Ева.

– Ещё не знаю. Но уверен, что реальность нам даст подсказку. – Сказал Адам, принявшись крутить головой по сторонам.

– И что вы, Адам, этим хотите сказать? – смотря на эти головные выкрутасы Адама, вдруг вот такое у него спрашивает Ева. А Адам и не поймёт, о чём это она.

– Вы это про что? – ответно спрашивает Адам.

– Про ваш головокружительный проступок. – Уточняет Ева.

А Адам всё равно ничего не поймёт. – Какой? – переспрашивает Адам.

– Любите вы мне голову морочить. – Усмехается Ева, выдвигаясь по аллее, где они находились, в сторону по ней пройтись.

А Адам вынужден с досадливостью в себе: «Что она опять во мне увидела. Ничего не пойму», проследовать за ней.

И пока он запинался о свои мысли, следуя по пятам за Евой, кому было предоставлено право выбирать для них сегодняшний путь бытия, Ева нашла для себя объект приложения своего ума и сердечного внимания.

– Ой, какая милая собачка! – как-то совсем неожиданно для Адама донёсся голос восторга Евы, заставив его переключиться от своих мыслей на Еву, и на то, что она назвала милой собачкой. При виде которой, а это был какой-то дворовый пёс, Адам совершенно не испытал подобных Еве положительных чувств. А вот насторожиться, то к этому подвело его не только совершенно другая им видимость этого пса, несущая в себе опасность (как минимум, блох), но и какая-то трудно вспоминаемая сейчас заложенная в его сознание тревога насчёт этого пса.

А Ева между тем, продолжает не просто умиляться и не пойми чем по мнению Адама в этом заблудшем и живущим уличными заботами псе, а она намерена закрепить своё доброходство в сторону этого пса тем, чтобы его чем-нибудь покормить.

На что Адам резонно ей заметил бы, что кормить пса с чужих рук это путь в никуда для самого пса, живущего рефлексами, и теперь, после таких кормлений, он не будет признавать за своим хозяином абсолютного авторитета.

– Но он ведь бесхозный. – В одно замечание разобьёт аргументацию Адама Ева. К чему она добавит уж совершенно оскорбительную для Адама сентенцию. – Вам что, жалко?

И возмущаться за тем: «Бл*ь, я не о том!», будет уж совсем лишним.

– Право не знаю, чем кормятся дворовые псы. – Выдаёт вот такую ловкость своего ума Адам, вызывая в Еве смех. – Не думаю, что они такие же как вы прихотливые. – Делает и не пойми на что намёк Ева. И Адам прямо в свои ноги вбит этим её, до чего же противоречивым заявлением. И если насчёт той части этого её заявления, где она указывает на его выбор её, он ничего не имеет против, то вот то, что оно отталкивается от его близости к жизни на всё готовом, то это уж слишком.

– Что там у нас есть в корзинке? – вопрошает Ева, требовательно смотря на Адама. А Адам никакой корзинки перед собой не видит. Наверное, потому, что он её рефлекторно за свою спину спрятал, тем самым в себе выдавая человека независимого, как бы он сказал, а вот Ева скажет, что равнодушного к бедственному положению и требованиям помощи той части живого мира, которой требуется помощь.

– Только то, что мы взяли для себя. – Адам даёт ещё один шанс Еве одуматься.

– Так вы эгоист. – Как-то утверждаемо типа спрашивает Адама Ева.

– Ничего подобного. – Не соглашается Адам.

– А кто же вы? – интересуется Ева.

– Скажем так, разумно смотрящий на предметность мира человек. – Даёт ответ Адам.

– Ну что ж, начало положено. – Говорит Ева, вызывая в Адаме эмоциональный всплеск: «Какое ещё начало?!». А Ева, явно предполагая такую его неразумную реакцию, и это не смотря на его заявление об обратном, даёт ему пояснение этим своим словам, но сперва спросив его о его желании знать ответ на этот свой вопрос. – Хотите знать, чему?

– Было бы полезно. – Отвечает Адам.

– Нашей программе действий на сегодня. Мы, если вы не забыли, собирались давать свои имена миру. А для такой непростой задачи нужно с собой, как с инструментом измерения мира, определиться. И вы себя обозначив таким образом, по сути на себе продемонстрировав как всё нами задуманное работает, дали мне понять отчего вы собираетесь отталкиваться в процессе именования мира. – Адам прямо своим ушам не верит, слыша такое со стороны Евы, до чего же умелой в разговорной речи.

– А кто же вы тогда? – задаётся вопросом Адам.

– А это вам решать. – Чуть ли не срезает своим ответом Адама Ева.

– Это ещё почему? – возмущённо вопрошает Адам.

– А разве вы хотите отдать это право кому-то другому? – вопросом на вопрос отвечает Ева, ставя Адама в безвыходную ситуацию, с одним только ответом на это её провокационное заявление.

– Нет. – Отвечает Адам.

– Тогда чего спрашиваете. – Прямо удивляется такой его противоречивости и не пойми чего сам хочет Адам Ева, пожимая плечами укоризненно. – Так что там у нас есть в корзинке? – А вот сейчас этот её вопрос не кажется Адаму лишним. И он протягивает Еве корзинку, чтобы она решила, что этому милейшему по её только мнению псу, а как по мнению Адама, то попрошайке, подойдёт для утоления его голода, но только не жизненного оскала.

– Смотри, чтобы он вместе с колбасой палец тебе не отхватил. – Уже глядя на то, как Ева протягивает псу кусочек колбасы, чёрт Адама попутал такое ей под руку сказать. И Ева, рефлекторно одёрнувшись рукой в том самый момент, когда колбаса буквально была готова оказаться в пасти дворового пса, уже у того вызвала ответную хватательную реакцию, итогом которой стал окрик боли и визг Евы, чей палец руки оказался укушен этим неблагодарным, а так-то с работающими рефлексами псом.

И что самое из произошедшего с Евой удивительное, так это то, что она видит именно Адама виноватой стороной в произошедшем с ней. А эта псина, которая её укусила, стала всего лишь жертвой его манипуляций её природными рефлексами. И если бы Адам Еву своим диким замечанием не одёрнул, – он ни перед чем не остановится, лишь бы доказать свою правоту, – то псу не было бы никакой надобности кусать её, а если точней, то защищать своё право на обозначенную как его собственность колбасу.

С чем категорически не согласен Адам. О чём бы он всё высказал в лицо Еве, не находись она в таком предельном состоянии своей подавленности и слезливой истерики. А как на её глаза накатываются капли слезинок, то на это смотреть вообще нет никаких сил у Адама. Чьё сердце прямо-таки кровью обливается при виде Евы в таком плачевном и страдающем состоянии, и что самое для него постыдное, то во всём произошедшем он виноват. Ведь его заранее настойчиво предупреждали, что собака кусачая, и значит, нужно от неё держать свои руки подальше. Что он и сделал, а вот Еву от этого момента не оградил.

– Но почему я так поступил? – вопросил себя Адам, ответив на этот вопрос, в общем-то, логично: «Это всё рефлексы», но такой ответ его не устраивает.

– А кто, собственно, меня об этом предупредил? – задался новым вопросом Адам, и вот тут он нашёл догадку своего поведения. Его кто-то очень ловко водит за нос такими подсказками в сторону предстоящего будущего. Вот если бы его никто не предупреждал о несомой псом опасности, то он, не задумываясь, бросился бы ограждать Еву от пасти этого пса. А так ему пришлось включить свой рассудок и тем самым потерять необходимое время для реакции на опасность.

– Едем немедленно в скорую помощь. – Принимает за всех решение Адам.

– Но как? – вечно Ева обо всём спрашивает.

– Вот так. – Даёт ответ Адам, беря на руки в предел ошеломлённую Еву.

И очень хорошо, что Ева умом не повредилась в своём болевом шоке, и она не позволила Адаму нести на себе всю дорогу до пункта скорой помощи столь весомый груз ответственности в её лице. А то бы они и к завтрему до него не добрались. А так они по выходу из парка спешились, забрались в вызванное Евой такси и благополучно добрались до стационарного пункта по оказанию первой помощи. Где, как оказывается и ими воочию выясняется, не им одним требуется первейшая помощь. А вон сколько людей самого разного представляемости, в ней нуждается. И даже на мгновение начинаешь сбиваться в своём прежнем убеждении в действительной разумности человека. Кто, если был бы он разумен, то не допустил до себя всего такого, что сейчас могут видеть Адам и Ева.

А вот здесь, о чём в слух не решился сказать и высказаться, ни Адам, ни Ева, на время и забывших о причине, приведшей их сюда, в пункт сбора особого рода и рождения людей, скажем так, не живущих спокойно, или того больше, их не устраивает мирное течение своего быта и они ищут возможности, как всё это исправить, в простонародье это ещё называется, искать приключение на свою задницу, которая между тем крепко защищена своим тыловым расположением и получается так, что всю ответственность за неё несут другие части организма человека. Что в итоге и приводит всех этих людей, неумолимо упорствующих в своих умозаключениях насчёт с ними приключившегося к тому, что виной всему считаются никак не они, а стечение местами нелепых, а так-то судьбоносных обстоятельств, которые и заставили их так ошибиться в своих верных расчётах.

– Вот скажите мне, разве я сам себе враг?! – начнёт обеспечивать себе алиби человек испитой наружности, которая есть следствие, а не причина его неверных расчётов в работе с циркулярной пилой, в которую он пару пальцев своей руки окончательно присунул. А испил он свою наружность уже после того, как обнаружил вот такую потерянность части себя.

– Разве я по собственной воле сунул бы свои пальцы под пилу?! – делает резонное добавление к аргументации своей защиты отныне трёхпалый плотник Василий.

И казалось бы, что его аргументы железобетоны, и противопоставить им нет ничего и никто не сможет. Но никто из вас видимо не знает тёщу Василия, которая живёт для одной лишь цели, жить вопреки Василию. И у тёщи Василия есть свои веские контраргументы в сторону обратного взгляда на произошедшее с ним.

– А как тогда понимать твои слова, сказанные перед тем, как ты взялся за электропилу: «Я сейчас, тёща, такое тут сотворю, что ты в момент сыграешь в ящик»? – вот такой аргумент обвинения Василия в преднамеренности своих действий в сторону членовредительства выдвигает его тёща, заставляя на месте собранную судейскую коллегию всё из третёйских судей с не такой жалостливой предвзятостью посмотреть на Василия. Кто только с виду деревня и лопух лопухом. Но как сейчас со слов его тёщи выясняется, то Василий большого коварства, хитрости и интриг человек. Вон на какую кровавую ловкость он готов пойти, чтобы досадить своей тёще.

А спросите, какой из всего этого прибыток для Василия, кто всё-таки лишился очень болезненным способом пальцев руки, после чего он уже не может считаться полноценным работником, то одно уже то, что его тёща будет всеми считаться косвенным виновником его инвалидности, – это она мне под руку лезла со своим насмешливыми замечаниями, – чем он будет её ежедневно попрекать и ставить на вид, всего этого стоит. А уж что тут говорить о том, что Василий будет теперь официально признан не просто косоруким инвалидом и бездельником по мнению тёщи, а имеющим право получать за это ещё и пенсию по нетрудоспособности.

– Вот ты, тёща, всю жизнь пахала, чтобы получать пенсию. – Теперь будет иметь возможность и право допекать тёщу такой правдой жизни Василий. – А мне только стоило сунуть пару пальцев под пилу, и всё, я могу лежать на диване официально, получая такую же, что и ты пенсию по инвалидности. И кто спрашивается теперь из нас тут дурак.

И тёща готова сквозь землю провалиться и там в самый ад, куда и собирался её с комфортом спровадить Василий в тот самый момент, когда брался за электропилу. С помощью которой он собирался для тёщи гроб устроить, а она, видимо была против, так громко в его сторону и под руку возражая, что и привело в итоге к вот такому судьбоносному для всех происшествию. Ведь в итоге тёща уже от сердечного приступа, вызванного такой невыносимой для неё аргументации Василия, направилась навстречу к самому чёрту, как бы она всему этому не сопротивлялась.

И по прибытию в чертоги товарища чёрта тёща будет им спрашиваема о её понимании причин её сюда прибытия: Какие у вас есть на этот счёт мысли?

– А других мыслей и нет. – Заявляет тёща. – Всё из-за этого злыдня Василия.

– Василия! – озарится вдохновением сам чёрт. – А вот с этого момента поподробней.

А тёща рада стараться всю подноготную и информационную составляющую Василия тому рассказать. И совсем не трудно предугадать будущее Василия после этого разговора по душам, где в центре рассмотрения стояла душа Василия.

А между тем, за всеми отвлечениями от своего болезненного состояния, которое воздействует на вас за место анестезии, подошла очередь Евы, которая была вызвана слоганом: Следующий.

И, конечно, Ева сразу не восприняла на свой счёт такое безликое обращение, которое могло к любому человеку относится. И когда Адам начал её подталкивать к подъёму и принятию этого предложения, Ева вдруг начала проявлять упрямство.

– С чего вы, Адам, решили, что это относится ко мне? – вот таким ребром ставит вопрос Ева, косвенно упоминая один, так до сих пор неулаженный между ними вопрос первичности появления на свет хотя бы в планах творца. На чей счёт у Евы появились очень весомые аргументы. – Уж не думаете ли вы, Адам, что творец при сотворении любого вида живого организма, сперва обращал своё внимание на ту часть подвида, которая не будет отвечать за процесс зарождения и вынашивания жизни. – А вот перебивать Еву этим своим, в предел циничным и оскорбительным в сторону такого сравнения для всякой девушки заявлением: «Значит, вы решили вопрос, что было раньше, яйцо или курица?», это так на вас похоже, Адам.

– Ну, если вы хотите здесь сидеть до последнего (хотите так называться что ли), пропуская вперёд себя всех подряд, то это ваше личное решение. – И вот как понимать Адама, всю ответственность за принятие решение личного характера и личной идентификации перекладывающего на Еву. На которую с одной стороны давит невыносимая боль в пальце, с тревогой за своё здоровье и будущее (а вдруг заражение?!), а с другой стороны у Адама появляется ещё один аргумент в доказательство своей лживой теории о своей первопричинности, раз она отозвалась сейчас, как тогда на его призыв: Следующий.

И кстати, а если бы на месте этого без личностного следующего оказалась не она, а кто-то другой, то тогда что, он с этим выбором судьбы смирился, или того больше, был бы счастлив?! Аж всё внутри у Евы от такого вопроса трепещет. – А я и не смирился, если ты решила забыть о Лилит. – Вот до чего же хитроумен и ловок на введение Евы в заблуждение этот Адам. Он готов любую свою стороннюю шашню на свою оправдательную сторону поставить. И теперь его предательские по отношению к ней отношения с Лилит, не есть факт его скотского отношения к ней, а скорей наоборот, они служат доказательством того, что Адам не согласился с выбором для него судьбы первой для него встречной Лилит, а он потребовал от неё своего личного участия в подборе для себя суженой.

И хотя такой жизненный расклад выглядит ущемляющим личностное я Евы, получается, что созданной не личностной самооценкой, а она есть плод сознания и желаний Адама, всё же всё это кажется притягательным для Евы, считающей, что если в ней живёт стремление всё по своему сделать, то это значит, что от неё что-то крайне важное умалчивают. О чём она спросить не может только по одной причине. Она должна признать факт первопричины Адама. А на это она никогда пойти не может. И значит, она сама должна найти ответ на эту загадку её бытия.

– Иду. – Приходит к решению Ева, и бросая на Адама взгляд противоречивости (она и злится на него и в тоже время умаляюще на его поддержку рассчитывает), с некоторой нервностью и дрожью в коленях выдвигается в сторону двери приёмного покоя что ли…Что это значит?!

А это с первых шагов внутрь этого кабинета значит, что вы в один взгляд на то, что вас там ожидает, в себе потеряетесь от головокружения, вызванного страхом, и начнёте оседать в ногах и самых чудовищных предположений насчёт того, что тут с вами будут делать. Так что рука и плечо Адама пришлись как нельзя кстати. И Ева, оперевшись на него, была доставлена до кушетки, с которой как правило и начинался твой пусть в сторону исправления в вас в первую очередь самонадеянности, опираясь на которую вы подходили к взаимоотношению с внешним миром. Ну и если вы слишком на себя много брали, не считаясь с внешним фактором, то он учил вас уму-разуму, давая с помощью набивания шишек набираться опыта.