Молчание между нами бесплатное чтение

Переводчик: Виктория Лаптева

Редактор: Анастасия Маркелова

Издатель: Лана Богомаз

Генеральный продюсер: Сатеник Анастасян

Главный редактор: Анастасия Дьяченко

Заместитель главного редактора: Анастасия Маркелова

Арт-директор: Дарья Щемелинина

Руководитель проекта: Анастасия Маркелова

Дизайн обложки и макета: Дарья Щемелинина

Верстка: Анна Тарасова

Корректоры: Мария Москвина, Диана Коденко

Леттеринг: Александра Витько

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© 2022 by Joanna Ho

Published by arrangement with HarperCollins Children’s Books, a division of HarperCollins Publishers.

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2025

Глава 1

Мама владеет целым арсеналом разных видов молчания и использует его, как джедай – Силу, чтобы подчинить меня своей воле. Бывает молчание, похожее на желтый сигнал светофора, – «будьте осторожны»; бывает молчание, через которое она рассматривает меня, как инопланетную букашку под лупой. Но чаще всего ее молчание напоминает разочарованного бегемота. И мама способна продемонстрировать мне этого бегемота, ни на секунду не отвлекаясь от непринужденного чаепития с гостями.

Так было и в тот вечер, когда погиб Дэнни.

Когда к нам в гости пожаловало семейство У, Дэнни стремглав слетел вниз по лестнице с грацией огромного буйвола в шортах и крикнул:

– Мэй-Мэй! Где мои носки со «Звездными войнами»? – Заметив гостей, он на миг замер, а потом расхохотался. – Все любят «Звездные войны», разве нет? – С этими словами он развернулся и побежал обратно к себе. Последние пару месяцев он был еще рассеяннее, чем обычно. Меня это удивляло.

Из кухни вышла мама, безупречно одетая, с жемчужинами пара на волосах. Покачав головой, она рассмеялась.

Затем смерила взглядом мои рваные джинсы и закрученные в пучок волосы. Я надела свою самую красивую толстовку, но мама все равно неодобрительно вскинула правую бровь. Впрочем, ее улыбка ни на миг не потускнела.

– Селеста! Ни юэ лай юэ пяолян а[1].

Мне она ничего не сказала.

Я быстро глянула на Селесту. Та и вправду выглядела безупречно. Прямые волосы ниспадали ей на спину шелковистой волной. Одета она была в скромное черное платье чуть выше колена. На мне одежда такого свободного кроя смотрелась бы как мешок из-под картошки, но Селеста напоминала супермодель. Ее фигура будто была создана для ципао[2]: тоненькая, с едва заметными изгибами в нужных местах.

В ответ на мамино приветствие Селеста улыбнулась и чуть опустила голову.

– Сесе, аи[3]. – Она говорила на китайском без тени акцента, словно родилась не в Америке, а на Тайване.

Через пять минут Дэнни снова спустился к нам, по-прежнему посмеиваясь. На этот раз он был одет.

– Привет, дядюшка, привет, аи[4]. Привет, Селеста.

На щеках Селесты вспыхнул румянец, нежный, как цветы вишни.

«Тут ты ничем не отличаешься от других девчонок в школе», – подумала я, закатив глаза. Мама слегка цокнула языком и посмотрела на меня искоса.

Пока папа рассаживал гостей в столовой, я тихонько пробралась наверх и переоделась в облегающие джинсы с высокой талией и кремового цвета кардиган с кружевными рукавами. Его купила для меня мама некоторое время назад, а я даже ценник до сих пор не сняла. Как по мне, уж лучше толстовки. Я постаралась расчесать волосы, но они весь день были закручены в пучок и никак не хотели ложиться ровно. Пришлось снова убрать их наверх.

Когда я вернулась в столовую, поддергивая низ кардигана, Дэнни закашлялся и насмешливо приподнял бровь, глядя на меня. Я сердито зыркнула в ответ, и он попытался спрятать улыбку, дуя на горячую ню жоу мянь[5].

Мама поставила передо мной полную миску:

– Жэдэ ганькуай чи а[6].

Даже чересчур горячо, но слишком аппетитно, чтобы долго ждать. Нежное мясо буквально таяло у меня во рту. Обжигаясь, но продолжая уплетать лапшу с говядиной за обе щеки, мы все дружно нахваливали мамину еду.

– Хайхао, эръи. Неплохо, но не более того. Я совсем забыла приготовить суаньцай[7], с ними было бы вкусней, – с напускной скромностью отозвалась мама и сменила тему: – Как у тебя дела в школе, Селеста?

Та замерла, не донеся до рта палочки с лапшой:

– Все хорошо, аи.

– Я слышала, ты отлично сдала контрольную по математике, Мэй, – вмешалась тетя У.

– Не так хорошо, как Селеста, – тут же заметила моя мама. – Мне сказали, у нее лучший результат в классе!

Селеста смущенно поежилась. Уж не знаю, каким образом, но мама всегда в курсе моих оценок. И математика вызывает у нее особый интерес: она инженер по профессии. Это еще один повод для появления разочарованного бегемота. Мне на математику пофиг – я больше люблю писать.

– Чжэнь лихай[8], – одобрительно добавила мама, обращаясь к дяде и тете У.

– Она вечно занимается допоздна, совсем не щадит наши нервы, – покачала головой тетя У. – Я ей говорю: ложись спать, глаза испортишь! Но она все сидит над учебниками.

– Буяо даньсинь[9]. Она просто прилежная ученица.

– Я все время говорю ей, что надо больше отдыхать. Пятерка с минусом еще никого не убила! – Дядя У рассмеялся, глядя на моего папу. – Если б я принес домой пятерку с минусом, мама устроила бы праздник.

– Пятерка тебе светила только за взятку. Ты больше времени проводил в кабинете у директора, чем на уроках, – отозвался папа. Они посмотрели друг на друга и расхохотались, погрузившись в воспоминания.

Дядя У и мой папа росли вместе в Чайна-тауне Сан-Франциско. В разговоре они то и дело перескакивали с кантонского на английский и обратно – как амфибии, которым комфортно и в воде, и на суше. Мне нравилось смотреть, как преображался папа в компании дяди У. Он будто снова становился развязным, веселым подростком.

– Что бы подумал Джо, увидев нас сейчас? Приличных людей, да еще и семьянинов? – сказал дядя У, чавкая лапшой. – Глазам бы не поверил.

– Он был бы рад. – Папа погрустнел и кинул взгляд в сторону гостиной, где на книжной полке стояла выцветшая фотография дяди Джо. – Это все благодаря ему.

– Ай-я[10], какими же хулиганами вы были, – сказала мама с притворным упреком, возвращая разговор в позитивное русло. – Хорошо, что мы познакомились уже после Чайна-тауна.

Она начала раскладывать по мискам новые порции лапши. Я помотала головой:

– Спасибо, мам, мне достаточно.

– Достаточно? Ты почти ничего не съела, Мэйбелин. – Имя мне придумала мама. В молодости, едва выпустившись из самого престижного тайваньского университета, она как-то раз увидела рекламу косметики Maybelline. Название показалось ей очень красивым и утонченным – в самый раз для ее будущей дочери.

Никто, кроме нее, не зовет меня полным именем.

Перед гостями мама старалась вести себя жизнерадостно, но ее жизнерадостность выглядела так же фальшиво, как загар на коже жителя Миннесоты посреди зимы. Подливая мне в миску бульон с мясом, она добавила:

– Я думала, ты любишь ню жоу мянь.

«Не позорь меня», – читалось в ее глазах.

Я и правда наелась, но спорить тут было бесполезно. Лучше уж промолчать. Каждый раз, погружаясь в свой внутренний мир, я немного его украшаю. У меня уже обустроена целая комната с книжками, кроватью и закусками. Мне здесь вполне комфортно.

Все принялись за вторую порцию лапши, а мама сделала вид, будто ее только что осенило, хотя, скорее всего, она ждала этого момента весь день.

– Дэнни, поделись хорошими новостями! – сказала она.

Тетя У выпрямилась.

– Ши а![11] Сегодня ведь…

Дэнни замер, и в его глазах промелькнуло отчаяние. Он закашлялся:

– Мам, давай не сейчас.

– Сейчас самое время! Мы, считай, одна большая семья.

Пару мгновений Дэнни смотрел на миску с лапшой застывшим взглядом. Потом на его лице расцвела сияющая улыбка – так быстро, что никто ничего не заметил.

– Меня взяли в Принстон. – Сверху на правой щеке у него появилась ямочка. Мне каждый раз казалось, что кто-то по ошибке разместил ее слишком высоко.

Все наперебой принялись его поздравлять, и тут прозвучал чей-то вопрос:

– А из Стэнфорда еще не ответили?

Дэнни покачал головой. Он по-прежнему улыбался, но вот ямочка куда-то исчезла. Мне почудилось, будто он вот-вот растворится в воздухе под напором всеобщего энтузиазма и радостных возгласов.

Я нахмурилась, глядя на брата. Что-то было не так. Он отказывался встречаться со мной глазами, хотя наверняка чувствовал, как я телепатически заваливаю его вопросами.

– У нас тоже есть хорошие новости, – объявила тетя У, глядя на Селесту. Та ответила ей взглядом, в котором явно читалось: «Помолчи, мам», – и слегка помотала головой. Но тетю У это не остановило.

– Селесту взяли на летнюю стажировку в Google! Обычно туда принимают только выпускников, но ей удалось пройти, хотя она в десятом классе.

Тетя У прямо-таки надулась от восторга. Мама лишилась дара речи и с улыбкой всплеснула руками. Она никогда так не сияла от гордости, глядя на меня. Только на Селесту.

– Мэй, ни нэ?[12] Чем ты займешься этим летом? – спросила тетя У.

До меня донесся аромат жасмина – Селеста подлила всем чай, не поднимая глаз, а свою чашку наполнила в последнюю очередь. Глядя на тетю У, я беспомощно ответила:

– Ну, я… Я пока не решила.

Это явно был неправильный ответ.

– Мэй прекрасно пишет, – как всегда, заступился за меня Дэнни и добавил с ухмылкой: – И отлично танцует брейк.

Я подавилась куском говядины, но Дэнни это ничуть не смутило. Он продолжил:

– Раньше она хотела выступать вместе с Jabbawockeez и все свободное время разучивала движения.

Он глянул на меня и быстро подмигнул. Я благодарно улыбнулась в ответ. Дэнни знал, что я терпеть не могу быть объектом чужого внимания. Не выношу, когда меня пристально разглядывают. Оценивают. В такие моменты мне кажется, что окружающие видят все мои изъяны. Я до того ненавижу это чувство, что в седьмом классе чуть не завалила английский, отказавшись выступить с презентацией перед классом. К счастью, мистер Джонсон разрешил мне сделать это в одиночестве после уроков. С тех пор я осмелела, но ненамного.

– Помню, как Дэнни занимался вместе с Мэй в ее комнате, – добавил отец и неуклюже подергал головой, изображая танцевальное движение.

– Боже, па, прекрати. Этот талант она явно унаследовала не от тебя, – сказал Дэнни. Папа шутливо толкнул его в плечо. Все рассмеялись, разговор повернул в другое русло.

Мама убрала со стола грязные миски и палочки. Она ни слова мне не сказала. Это было излишним. Я и так прекрасно видела бегемота, неодобрительно качающего головой.

Глава 2

После ужина папа залез на стремянку, чтобы заменить лампочки в прихожей. Он одержим лампочками. Если они продаются со скидкой, он обязательно берет одну-две коробки, а то и десяток. У нас в доме есть целый шкаф, целиком набитый лампочками разных форм и размеров. Светодиодные, флуоресцентные, галогенные, неоновые, компактные люминесцентные и простые лампы накаливания – у папы есть все. Он меняет лампочки в доме подобно тому, как нормальные люди смотрят любимые сериалы – по расписанию, а иногда и запоями. Клянусь, когда-нибудь он сделает в гостиной стену из лампочек.

Я ущипнула его за большой палец ноги и сказала, задрав голову:

– В доме страшная вонь, па. Ты даже перед приходом гостей ноги не помыл?

– Мытье для слабаков. Вонючие ноги – признак настоящего мужчины, – отозвался он. Я поморщилась и зажала нос. Наверняка папа специально меня поджидал, потому что заметил, что я расстроилась. Он всегда начинает менять лампочки рядом со мной, когда я хочу побыть одна.

– Ты закончил?

– Осталась только твоя комната, – жизнерадостно ответил он, слезая со стремянки. За последние годы он слегка располнел.

Я потыкала мягкую складочку у него на животе.

– Это классическая отцовская фигура, – сказал папа. – Твоя заслуга – и твоего брата.

– Лучше подушки и не придумаешь, – улыбнулась я.

– Ай-я. Не так уж сильно я потолстел. – Притворно обидевшись, он направился вверх по лестнице. В папиной походке есть что-то развязное, даже когда он ходит по дому в одних носках. Детство, проведенное на улицах Чайна-тауна, дает о себе знать. Папа любит сиу е, поздний ужин. Яичные тарталетки покупает только в пекарне «Голден Гейт» на Грант-авеню в Чайна-тауне. Всегда садится спиной к стене, чтобы видеть все выходы из помещения. Я спросила как-то раз, почему он так делает, но он сменил тему.

Когда я зашла к себе в комнату, он уже возился с освещением.

– Йем, передай вон ту лампочку, – сказал папа, стоя одной ногой на спинке кровати, другой – на книжной полке. «Йем» – это «Мэй» наоборот и одновременно слово «ем». Такие вот у папы шутки.

– Ты же менял ее на прошлой неделе.

– Это светодиодные лампочки, они энергосберегающие. И продавались со скидкой. Не волнуйся, старые я оставлю про запас. – Его нога чуть не соскользнула с края полки.

– Осторожней, па.

– Все нормально, – легкомысленно ответил он. Затем добавил вполголоса: – Как у тебя дела, Йем?

– М-м. – Я знала, что он просто хочет меня подбодрить, но не собиралась обсуждать наш ужин. И маму тоже.

Папа молча вкрутил лампочку в патрон. Потом сказал заговорщическим тоном:

– Помнишь, когда я менял эту лампочку в прошлый раз, ты рассказывала мне про мальчика в школе. Как там его зовут? Джон, Джо, Джейкоб…

– Джош.

– Точно, Джош. Тихий мальчик, играет в футбол. Сын важного венчурного инвестора. Видишь? Я все помню. Он пишет тебе смешные записки в классе.

– Да, складывает их в маленькие бумажные мячики.

– Скажи ему, что тебе нельзя ходить на свидания, пока не исполнится сорок пять.

– Свидания? Какие еще свидания? Это для стариков, па. В наше время люди просто ищут, с кем бы замутить. – Я сделала вид, будто не заметила, как папа обеспокоенно вскинул брови, и залезла на кровать, чтобы найти телефон. Он у меня вечно теряется где-то под одеялом или между стеной и матрасом. – Да и вообще, он меня не интересует. Мы просто друзья.

– Если он благоразумен, то пусть и дальше ограничивается записками. Ну вот и готово. – Папа с грохотом спрыгнул на пол и похлопал меня по спине. Стоя в дверях, он непринужденно добавил: – Твоя мама сейчас на кухне. Ты бы сходила, поговорила с ней.

Когда я вошла на кухню, мама кивнула мне и молча продолжила убирать остатки еды в холодильник.

Я загрузила и включила посудомоечную машину. Не считая шума воды, на кухне царила мертвая тишина. Дурацкий бегемот нарезал круги вокруг меня, как на арене цирка, пока я оттирала губкой кастрюли.

Наконец мама заговорила.

– Селеста чжэньдэ хэнь сяошунь[13], – сказала она. «Сяошунь» – это, считай, мамино любимое слово. Как-то раз я вбила его в поисковик и узнала, что оно переводится как «сыновняя почтительность». Не понимаю, почему не «дочерняя»? В общем, это уважение, послушание, забота и все остальные положительные качества в одном флаконе. Все хорошие китайские дети должны проявлять сяошунь.

Меня задело, что мама, оказывается, весь вечер думала про Селесту, в то время как я думала про нее. Пусть не очень лестные мысли, но все же про нее.

– Да, мам, она прямо идеал.

Я прикусила язык, чтобы не наговорить лишнего. Мама резко повернулась ко мне, почуяв невежливость.

– В чем дело, Мэйбелин?

– Ни в чем.

– Селеста думает о своем будущем и очень старается. Тебе есть чему у нее поучиться.

– Я тоже стараюсь, мам.

– Да ну? – Она защелкнула крышку на стеклянном контейнере. – Селеста хэнь лихай[14], но ты тоже могла бы попасть на стажировку в Google.

– Не хочу я ни на какую стажировку.

– Тогда чего ты хочешь?

Я почуяла подвох и не стала отвечать.

– Дэнни в твоем возрасте вступал во все клубы и был капитаном баскетбольной команды.

Я изо всех сил терла кастрюлю, будто пытаясь отскрести тефлоновое покрытие. В моей голове эхом отдавались обрывки предыдущих разговоров. «Надо было записать тебя в летнюю школу или на образовательную программу. Дэнни в этом никогда не нуждался, он сам проявлял инициативу». Бегемот неодобрения уставился на меня не мигая, а мама продолжила складывать еду в контейнеры.

Впрочем, она еще не договорила.

– Ты тоже умна. Так умна, что не думаешь об учебе. Просто плывешь по течению. Тебя ничего не волнует.

– У меня хорошие оценки, мам.

– Хороших оценок недостаточно, Мэйбелин. – Она поставила контейнер в холодильник и повернулась ко мне. – Ты должна думать о будущем.

– Ладно, мам. – Моя рука с губкой будто двигалась сама по себе. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Медленно, чтобы мама не обвинила меня в дерзости.

Взглядом она сверлила мне затылок. Потом вздохнула:

– Я пытаюсь тебе помочь, Мэйбелин.

Я не ответила. От этого стало бы только хуже.

Время тянулось невыносимо медленно. Я убедилась, что тефлоновое покрытие не пострадало, и убрала кастрюлю на сушилку для посуды. Потом принялась за большие миски, не влезавшие в посудомойку. В последнюю очередь я сполоснула палочки и ложки. Мыть приборы совсем не интересно, так что я всегда оставляю их на потом. Закончив, я вытерла руки кухонным полотенцем и молча прошла мимо мамы.

Глава 3

Переодевшись в мешковатые спортивные штаны и свободную футболку, я рухнула на кровать. Она приняла меня в свои мягкие объятия, и я уткнулась лицом в подушку. Мое раздражение чуть поутихло.

Я выудила из-под матраса свой дневник. Пролистав старые рисунки, стихи, чувства и воспоминания, принялась писать на чистой странице.

Дверь отворилась, и в мою комнату проскользнула тень. Я поспешно запихнула дневник обратно под матрас. Я никому не показывала то, что пишу, даже старшему брату.

Дэнни подкрался ко мне, тихонько напевая «Lay Me Down», песню Сэма Смита. Постепенно его пение становилось все экспрессивнее.

– Позволишь лечь рядом с тобой? – Он драматично растягивал гласные. – Ря-я-я-я-я-я-я-ядом с тобо-о-о-о-о-ой, тобо-о-о-о-о-о-о-о-о-ой. Все ли с тобой хорошоо-о-о-о-о-о-о?

Я улыбнулась:

– Боже, Дэнни. Это еще хуже, чем обычно.

Он плюхнулся на кровать рядом со мной и завернулся в одеяло.

– Как ты, Мэй-Мэй? Я слышал только часть разговора. – Прозвище, которое он придумал для меня, – шутливое. Одновременно мое имя и китайское слово «мэймэй», младшая сестра.

– Все как обычно. Так каждый раз, когда приходит Селеста. – Я прижалась к Дэнни, и он похлопал меня по голове, как пуделя, а потом вздохнул:

– Еще и эта ее стажировка.

Я взмахнула руками:

– Ну конечно, ее позвали на стажировку в Google. Она же безупречна. Готовится выпуститься с отличием, получает престижные приглашения, а я что делаю? Попусту трачу свою жизнь, потому что у меня нет планов на лето.

Дэнни фыркнул:

– Могло бы быть и хуже.

– Да, я могла бы забеременеть.

– Прогулять уроки китайского.

– Сделать пирсинг в носу, как Кэлвин.

– Я слышал, его мама выдрала это кольцо с мясом. – Дэнни содрогнулся и потер собственный нос.

– Ну еще бы. – Я передразнила маму. – «Кольца в носу – это для свиней и коров!»

– У него нос, наверное, железный. – Мы вместе рассмеялись, потом затихли в колыбели нашего смеха.

Я немного выждала и перевернулась на спину.

– Почему ты не рассказал мне про Принстон, гэ?[15]

Дэнни посерьезнел и будто бы съежился, глядя в потолок.

– Не знаю, – прошептал он. – Я как-то не особо рад.

– Не рад? Это же Принстон.

– Знаю. Надо радоваться, да? Кто угодно обрадовался бы.

– Но не ты. – Я повернулась и вгляделась в его лицо. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и покачал головой.

– Я ничего не чувствую.

– Ну, можешь не поступать туда, если не хочешь. Тебя возьмут куда угодно, раз уж взяли в Принстон.

Он снова покачал головой, и несколько минут мы лежали в тишине.

– Тебе все же ответили из Стэнфорда? – спросила я.

Он кивнул, не открывая глаз.

– Меня не взяли. – Он помолчал. – Я не хотел портить настроение за ужином. Все так радовались.

Дэнни мечтал попасть в Стэнфорд с тех пор, как несколько баскетболистов оттуда посетили нашу школу. Я тогда ходила в подготовительный класс и ничего не помню, но Дэнни уже учился во втором. Он пришел в полный восторг, выпросил у родителей стэнфордскую толстовку и носил ее так часто, что она даже после стирки продолжала пованивать. Прошлой осенью он уже подавал документы в Стэнфорд, но ему сказали подождать до следующего года.

– Гэ, мне так жаль. – Я обняла его и прижалась поближе. – Они понятия не имеют, что теряют.

Он поморщился и тихо сказал:

– Надо радоваться, что взяли в Принстон, да? Но я очень хотел в Стэнфорд.

– Ты так много учишься. Ты заслужил Стэнфорд! Но из нашей школы туда попадают только дети выпускников или сотрудников. Это дурацкая система, Дэнни. Они совершают ошибку. – Я ударила подушку кулаком. – Эй, ты чего?

Дэнни молчал, глядя в потолок. Молчание напоминало черную дыру, и я продолжила говорить, чтобы чем-то ее заполнить.

– Тебе понравится в Принстоне, гэ. Они даже не представляют, что их ждет! – Я через силу улыбнулась и потыкала его в бок.

Он приподнялся на локте и усмехнулся, указав широким жестом на свое внушительное телосложение:

– Со мной им точно не совладать.

Я рассмеялась. Дэнни снова похлопал меня по голове.

– Не расстраивайся из-за мамы, – сказал он. – Она просто переживает. Она всегда будет о тебе заботиться… Даже если ты вставишь кольцо в нос. – Он засунул пальцы в ноздри и показал мне язык. Мой брат снова стал собой.

Резкое перевоплощение застало меня врасплох. На секунду я подумала, что Дэнни-черная-дыра мне привиделся.

– Ты не ответил. Как ты себя чувствуешь?

Его телефон завибрировал.

– Это Марк. – Дэнни стремительно набрал ответ. – У Аннетт сегодня вечеринка. Ее родители уехали за город. Наверное, Марк подвезет Тию. – Он свесился с края матраса и пошарил под кроватью. – Где твой телефон, Мэй-Мэй? Тия наверняка тебе написала. Я, пожалуй, схожу развеюсь. Ты со мной?

Я похлопала руками по одеялу в поисках телефона. Он же только что был здесь! Клянусь, мой телефон иногда отращивает ноги, чтобы спрятаться куда подальше. Однажды в поисках я весь дом перевернула вверх дном и в конце концов нашла его в холодильнике.

Наконец я обнаружила телефон – он каким-то образом оказался под наволочкой. Меня и правда ждало несколько сообщений от Тии.

Мэйдэй, настали весенние каникулы!

Поехали веселиться!

Мэйдэй

Мэйдэй

Мэйдэй

Ты куда пропала??

К нам в гости приходила Селеста с родителями

И как оно?

Да как обычно

У Аннетт вечеринка

Приходи, потанцуем

Покрутим попами

Тебе полегчает

Не, побуду дома

Наверняка тут будет Джоооош

Фу. Ты же знаешь, что между нами ничего нет

А он хочет, чтобы было

Завтра все мне расскажешь

Веди себя хорошо

Иммигранты – на нас можно положиться

Не надо на меня ложиться!

P. S. Проверь голосовые

В голосовых меня ждало сообщение от Тии. Я нажала на кнопку воспроизведения и включила громкую связь, чтобы Дэнни тоже послушал.

«ПОЙДЕ-Е-Е-Е-Е-ЕМ ПОТУСИ-И-И-ИМ! Я хочу ПОТУСИ-И-И-И-ИТЬ!» – из динамиков раздался пронзительный голос Тии, исполняющей арию Мими из «Богемы». Я узнала песню, потому что Тия обожала мюзиклы еще со времен средней школы и делилась этой своей любовью со мной. Ей нравилось громко распевать, идеально попадая в ноты, ну а мне нравилось слушать.

Тия Мари Дюверн и я стали лучшими подругами еще в седьмом классе. Нас поставили в пару, чтобы сделать проект по обществознанию, и мы вместе придумали танец, посвященный мировым религиям. Дальше все сложилось само собой. Моя мама любит Тию, потому что та хорошо учится и съедает все, что бы мама ни положила ей на тарелку. Ее мама любит меня по тем же причинам. Оказывается, гаитянские родители-иммигранты не так уж отличаются от китайских.

Телефон Дэнни снова завибрировал. Он прочитал сообщение и подмигнул мне:

– Марк тоже хочет, чтобы ты пошла.

Марк, брат Тии, стал лучшим другом Дэнни благодаря баскетбольной лиге в начальной школе. Они были там единственными не белыми ребятами и потому держались вместе. Дэнни был на год старше Марка, но они оба оказались капитанами баскетбольной команды старшей школы Секвойя-Парк и играли вместе почти каждый день. Они – как пара хорошо разношенных баскетбольных кроссовок. Один без другого никуда.

Я пожала плечами:

– Ты хочешь, чтобы я пошла? Могу и пойти. Или ты можешь остаться дома. Будем есть мороженое и ругать Стэнфорд.

– Нет уж, я вижу, что у тебя плохое настроение. Не хочу всю ночь с тобой нянчиться. – Дэнни улыбнулся и показал пальцами две буквы «V». – Давай отложим мороженое и ругань на завтра.

Он пошел в свою комнату. Оставшись в одиночестве, я улеглась на спину и раскинула в разные стороны руки и ноги. Полежав какое-то время без движения, снова достала дневник и продолжила писать. Это всегда помогает мне привести мысли в порядок. Почему-то мне проще выразить свои идеи на бумаге, нежели вслух.

Краем уха я слышала Дэнни в соседней комнате. Перед уходом он еще раз заглянул ко мне. Он был одет в джинсы, простую белую футболку и носки со «Звездными войнами». Я заметила у него на ногах его любимые кроссовки, KT3. Странно: обычно он надевал их только перед матчами. Кажется, он даже почистил их перед вечеринкой.

В свой восемнадцатый день рождения Дэнни скакал и вопил от восторга не хуже банши[16], когда увидел коробку, завернутую в сине-золотую бумагу с логотипом команды «Уорриорз». Он больше всего хотел получить фирменные кроссовки Клэя Томпсона, так что я специально откладывала на них деньги. Обычно Дэнни хранил коробку с кроссовками в багажнике, чтобы иметь возможность сыграть где угодно и когда угодно. Сейчас он держал коробку в правой руке – наверное, собирался снова положить в багажник. На запястье у него болталась куртка.

– О-о-о-ох, – прошептала я. – Я все расскажу ма-а-а-аме. Она будет ругаться, что ты ходишь по дому в обуви.

– Ябедничать нехорошо, Мэй-Мэй. – Он широко улыбнулся и изобразил бег на месте. Я кинула в него подушкой.

Он шагнул к кровати и споткнулся о ботинок на полу.

– Мэй-Мэй, – он покачал головой, – ну и беспорядок у тебя.

– Возьми и убери, раз тебе так мешает. – Я кинула вторую подушку. Опустившись на корточки, он сгреб мою одежду в кучу и запихнул в шкаф, не складывая. Я делаю так, когда мне лень убирать – то есть все время. На самый верх кучи он торжественно положил ботинок, о который споткнулся до этого, и отряхнул руки.

– Чего только не сделаешь для родной сестры… – пробубнил он и обнял меня.

– Точно не хочешь остаться? Мне еще много чего нужно убрать.

– Нет уж, спасибо.

– Можем посмотреть «Звездные войны»… – В ответ на мои уговоры он лишь рассмеялся и взъерошил мне волосы. Мне хотелось схватить его и не отпускать, но он ускользнул, будто бесплотное облачко, и снова перекинул куртку через руку. У дверей он на миг замер, вернулся и поцеловал меня в лоб.

– Я тебя люблю, Мэй-Мэй. – Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся своей кривоватой улыбкой с ямочкой не на месте.

И потом он ушел.

Глава 4

Меня разбудил пронзительный гудок поезда. Потом завизжали сирены, развеивая обрывки моих снов. Звук сирен то затихал, то раздавался вновь, раз за разом. Снова и снова. Я обратила на это внимание даже в полусне. Сирен было слишком много.

Кажется, я заснула прямо над дневником, потому что нечаянно столкнула его с кровати, потянувшись за телефоном. Тот в кои-то веки оказался под рукой, на прикроватном столике. Потирая глаза, я поднесла экран к самому носу. В темноте не было смысла искать очки.

Три часа ночи. Пять пропущенных звонков, три голосовых и десяток сообщений от Тии.

Мэйдэй

Мэйдэй

Мэйдэй

ПРОСНИСЬ!!

Дэнни ушел с вечеринки

Он уже дома?

Марк говорит, он как-то странно себя вел

Хочет убедиться, что он дома

Все в порядке, я не сомневаюсь

Но проверь на всякий случай?

Прочитав сообщения, я побрела в комнату Дэнни – убедиться, что он спокойно спит.

Но его кровать была пуста.

Меня пронзила ледяная игла тревоги.

Куда запропастился Дэнни?

Глава 5

Возвращайся домой, гэ

Где ты?

С тобой все хорошо?

Не шути так

Дэнни, возьми трубку

Ответь мне

Где ты?

Мне стремно

Возвращайся домой, пожалуйста

Глава 6

Тревога постепенно охватила все мое тело. Пальцы на руках и ногах начали лихорадочно подергиваться. Я спустилась в столовую. Там горел свет. Мама сидела за обеденным столом. Папа ходил туда-сюда, поправляя настенные светильники, и то и дело выглядывал в окно. Еще несколько часов назад мы ужинали здесь вместе с семейством У. Теперь столовая напоминала комнату для допросов. Свет горел слишком ярко, а по углам таились черные тени.

Родители едва глянули на меня, когда я села за стол.

– Мэйбелин, ты почему не спишь? Уже поздно. Иди ложись, – тихо сказала мама. Я уставилась в окно, не обращая на нее внимания.

Мама продолжила говорить в пространство.

– Обычно он возвращается до полуночи. – Мамина рука выстукивала на столе неровный ритм. – Я ему звонила. Он не отвечает. – Ее правая нога подпрыгивала вверх-вниз. – Он всегда звонит сам.

Воцарилась тишина, полная предчувствия и страха.

Я смотрела то в окно, ожидая, что Дэнни вот-вот подойдет к двери, то на экран телефона, надеясь увидеть его имя. Мама была права. Он всегда предупреждал, если задерживался где-то допоздна.

– Я пойду его искать, – сказал папа. О сиренах никто не промолвил и слова.

– Он вот-вот придет, – заявила мама чересчур уверенным тоном. – Он скоро будет дома.

Папа отправился наверх за свитером. Он еще не успел вернуться, как за окном засверкали красно-синие огни. Несколько секунд спустя кто-то постучал в дверь.

Тук.

Тук.

Тук.

Мы с мамой встретились взглядами. Я оцепенела от дурного предчувствия.

Мама приблизилась к двери и положила дрожащую ладонь на ручку. Папа сбежал вниз по лестнице в тот самый момент, когда она сделала глубокий вдох и открыла дверь. На пороге стоял бледный полицейский с темными кругами под глазами.

– Мистер и миссис Чэнь?

– Да, где наш сын? – поспешно спросил папа.

Полицейский стоял скованно, с неестественно прямой спиной. На его жетоне значилось Д. Джеффрис. Похоже, он был слишком молод и неопытен, чтобы скрыть свои чувства. Я видела, что он рад этому разговору не больше, чем мы.

– Сэр, возможно, вам лучше присесть… – начал он.

– Прошу вас. Мой сын. Где он? Что с ним? – прошептала мама.

– Пожалуйста, мэм, сядьте. – Джеффрис сглотнул и замолчал. Никто не пошевелился.

– Где наш сын? – Папа побледнел и напрягся. Одной рукой он обхватил маму за плечи.

– Произошел… несчастный случай.

Мама пошатнулась и прижалась к папе. С ее губ чуть слышно слетели слова:

– С ним все хорошо?

Джеффрис помрачнел и сгорбился, больше не пытаясь сохранять профессионализм. На его лице проступила искренняя печаль.

– Поверьте, это самое трудное, что я когда-либо делал. Мне правда очень жаль. – Он запнулся. – Вашего сына, Дэнни, сбил поезд. Он… он не выжил.

У мамы вырвался страшный, животный крик. Такой, будто ее душа разрывалась на части.

У нее подкосились ноги. Папа подхватил ее, и они вместе опустились на пол. В дом зашла женщина-полицейская, которую я до этого не заметила, и помогла маме с папой дойти до стола. Я замерла на месте, уставившись на двух полицейских. Я смотрела, и вокруг меня пульсировало напряжение. Я смотрела, и у меня звенело в ушах. Я смотрела, и смотрела, и смотрела, как они что-то говорят, но не слышала ни слова.

В моей голове гремела оглушительная тишина.

Потом до меня донеслись обрывки фраз Джеффриcа, шокировав меня еще сильнее.

Предположительно самоубийство… вскрытие… с вашего разрешения…

Нет-нет-нет-нет. На меня накатила тошнота.

И потом настала тьма.

Глава 7

Меня унесло волнами. Потеряв свой якорь, я очутилась в открытом океане под беззвездным небом. Я покачивалась на воде вверх-вниз. Вверх-вниз. Плыла по течению без мысли и без цели. Тьма была одинакова повсюду.

Всюду была одна только тьма.

Глава 8

Папа принес домой сине-золотой резиновый браслет, брелок для ключей с логотипом «Уорриорз» и поцарапанную кроссовку.

КТ3.

Разрозненные частички, оставшиеся после смерти Дэнни.

После его самоубийства, согласно медицинскому заключению.

Прижимая к себе эти сокровища, папа поднялся наверх и закрыл за собой дверь.

Глава 9

Я оттянула колючий кружевной воротник белого платья, которое мама заставила меня надеть на похороны. Белый – это цвет скорби, сказала она. Белый, как огромные венки из хризантем с трепещущими лентами, окружавшие стены похоронного бюро. Белый, как кроссовки Дэнни в тот вечер, когда он вышел из моей комнаты.

Все вокруг были одеты в черное и посматривали на нас искоса. Посматривали и жалостливо перешептывались. Я не слышала отдельных слов, но чувствовала их затылком, словно стаю мошкары.

Я не сумела встать и подойти к гробу. Осталась на месте, когда мои родители поднялись на ноги, и тем самым нарушила наше семейное единение.

Я не могла ни подойти, ни отвернуться.

Я не верила, что он лежит в том ящике.

Не верила, что его больше нет.

Глава 10

Никто не мог подобрать нужных слов. Вместо этого люди просто приносили нам еду. Еда заполнила всю нашу кухню. Вазы ломились от свежих фруктов. Золотистые бананы возлежали на столешнице подобно загорающим туристам на пляже. Они напоминали мне о летних поездках в Санта-Круз вместе с Дэнни. Там мы отдыхали на песочке, пытались искупаться в ледяной воде, на обратном пути обязательно лакомились карамельным мороженым с кусочками «Орео» и молочного ириса.

Этим летом солнце едва пробивалось сквозь задернутые шторы.

Ярко-желтым бананам было не место в нашем доме. Почернев, они начали вписываться в обстановку намного лучше. Обеденный стол был уставлен кексами, домашним печеньем и разнообразной выпечкой. Холодильник ломился от чужой стряпни. Еда в стеклянных контейнерах. Еда в фольге. Еда в картонных коробках. Еда, наперебой взывавшая к нам.

Почти вся она испортилась, нетронутая.

Постепенно нам перестали приносить еду.

Глава 11

Глава 12

Глава 13

ТУ-У-У-У-У-У-У!

ТУ-У-У-У-У-У-У!

Гудок поезда пробудил меня ото сна. Мое сердце заколотилось, все тело охватила мучительная дрожь. Я увидела Дэнни, стоящего на рельсах. К нему стремительно приближался поезд. «Дэнни, отойди!» – кричала я изо всех сил, но не издала ни звука.

Меня вырвало на пол.

Поезда, направляющиеся из Сан-Хосе в Сан-Франциско и обратно, проходили мимо нашего дома раз девяносто за день. Я не обращала на них внимания…

…до сих пор.

Глава 14

Мы с папой стали призраками. Прозрачными, почти невидимыми, но все же реальными. Словно размытые силуэты самих себя, мы приспосабливались к жизни без Дэнни. Слабое желание обрести покой связывало нас с земным миром, поддерживало в нас проблеск жизни.

Но не в маме.

Она всегда говорила, что материнство изменило ее. Дэнни, ее первенец, сделал ее матерью и придал жизни новый смысл. Без него она разбилась на тысячу разрозненных осколков.

От нее не осталось даже призрака.

Смерть Дэнни омрачала все ее воспоминания. Все, во что она верила, перевернулось с ног на голову. Ни осталось ничего, что привязывало бы ее к миру. Никакой надежды на умиротворение. Ее тело дышало, но самой ее не стало.

Она лежала в постели, не произнося ни слова, уставившись в пространство. Мы с папой суетились вокруг, кормили ее, мыли, шептали на ухо, гладили по волосам. Иногда что-то мелькало у нее во взгляде, но тут же затухало.

Два призрака пытались склеить осколки маминой души.

Но кто заботился о призраках?

Глава 15

Прохладная ладонь коснулась моего лба.

Я приоткрыла глаза

и увидела мягкую улыбку.

Тия

сидела рядом

лежала рядом

обнимала меня в темноте.

Она не дала мне утонуть.

Глава 16

С первого этажа до меня донесся запах чистящего средства с базиликом. Ветерок из окон, открытых впервые за несколько месяцев, принес аромат солнца и позднего лета. Тия, чьи волосы были замотаны тканью с узорами, обняла моего папу, поцеловала маму и вооружилась шваброй, мурлыкая себе под нос песни из мюзиклов. Марк надел резиновые перчатки, будто они были боксерскими, и бросил вызов груде грязной посуды в раковине. Всякий раз, когда я или папа пытались им помочь, эти двое поднимали страшный шум и яростно протестовали. В конце концов мы были вынуждены сдаться. Я через силу заставила себя улыбнуться.

Марк по локоть в мыльной пене смотрел на меня через всю комнату. Тия изобразила несколько танцевальных движений и опустила швабру к моим коленям, словно партнера в танго. Вместе они мыли, скребли, пшикали спреем и терли, пока дом не заблестел как новый.

Весь, кроме комнаты Дэнни.

Туда они не заходили.

Глава 17

Я проснулась посреди ночи и побрела в ванную.

Нажала на выключатель.

Щелк.

Никакого эффекта. Я попробовала еще раз.

Нажатие. Щелк.

Нажатие. Щелк.

По-прежнему ничего.

Я ощутила растерянность. Все лампочки перегорели.

Я подошла к шкафу и порылась в папиной коллекции. Я понятия не имела, где у него что лежит, поэтому взяла самую простую на вид лампочку, вернулась в ванную и вслепую залезла на столешницу. Нечаянно включив воду в раковине и опрокинув бутылку с жидким мылом, я все же смогла заменить лампочку.

Снова нажала на выключатель.

Щелк.

Свет меня ослепил.

Глава 18

Мэйдэй, готова к завтрашнему дню?

Неа

Ты справишься

Мы с Марком заедем за тобой в 8:30

Я буду в постели

Я разбужу тебя ведром воды

Ты меня знаешь

Будь готова

Аааааргх

Ну ладно

Глава 19

Дэнни всегда притягивал к себе людей, а заодно и ко мне. Я шла следом по расчищенной им дороге, и он прикрывал меня от всяческих неурядиц социальной жизни. Я старалась не высовываться, чтобы не нарушить хрупкое равновесие.

Влияние Дэнни ощущается даже после смерти. Но теперь его незримое присутствие отталкивает от меня окружающих. По пути в класс меня замечает Тейлор Харлоу и подходит с распростертыми объятиями.

– Мэй, где ты была? Я так давно тебя не ви… – Тут она резко осекается и краснеет. Опускает руки, глядя в сторону. – Блин, прости.

Неловко потоптавшись на месте, она бормочет что-то себе под нос и отходит. Я заворачиваю за угол и слышу, как перешептывается кучка девятиклассников. До меня доносятся только отдельные слова. «Ее брат… Самоубийство… Под поезд…» Все расступаются передо мной, не зная, что говорить и как реагировать. Кто-то машет и нерешительно улыбается, кто-то отворачивается, кто-то подходит ближе, но не может найти нужных слов. Я сглатываю и захожу в класс.

После смерти Дэнни я окончила учебный год заочно. Бесконечные конверты с заданиями едва отпечатались в моей памяти. Я исчезла вместе с Дэнни, а теперь появилась снова, чтобы начать учебу в одиннадцатом классе[17]. Все в старшей школе Секвойя-Парк хотели бы поскорее забыть о горе и утрате, но я служу им напоминанием.

Ученики не знают, как себя вести. Учителя тоже.

Некоторые встречают меня с преувеличенным радушием. «Мэйбелин, как же приятно снова тебя видеть. Это большая радость».

Некоторые чересчур заботливы. «Мэйбелин, не переживай насчет домашнего задания. Если тяжело, можешь не делать».

Один учитель меня просто игнорирует.

Другая начинает всхлипывать. «Мэйбе… Ох!» (Хватает салфетку.) Дэнни тоже у нее учился.

Я терплю все это, сжав зубы. К обеденному перерыву мне уже не терпится увидеть Тию. Она ждет меня на выходе из класса и тут же начинает лихорадочно тараторить, захлебываясь собственными словами.

– Мэйдэй, ты не поверишь, они что-то напутали с моим расписанием. Мне надо сходить и разобраться. Как же я на них зла, я хотела пообедать сегодня с тобой. Как твои дела? Как уроки? Как ты вообще? Прости. Хочешь сходить со мной? Или посиди пока с Марком, а я потом приду. Или сходи со мной. Погоди…

Она кладет руку мне на плечо и наклоняется, чтобы отдышаться.

– У-у-у-уф! Я совсем не в форме. О чем это я? Точно, обед. Не хочешь сходить со мной в администрацию? Говорят, там в столовой очень вкусно кормят.

Я улыбаюсь, чтобы ее успокоить:

– Все нормально, Тия Мари. Я поем у нашего дерева. В администрацию меня что-то не тянет.

– Уверена?

– Иди разберись со своим расписанием. Потом ко мне присоединишься.

– Не успею, они же все делают медленно, как улитки.

– Значит, встретимся у шкафчиков после уроков. Иди, не беспокойся обо мне.

Тия спешит в администрацию, готовая к битве за расписание. Я лениво иду к дубу, у которого мы обычно обедаем. Он растет между корпусами английского языка и истории на маленьком зеленом пригорке, окруженном невысокой бетонной стеной. Вытянутые ветви дуба напоминают руки, приветливо распростертые для объятий. Мы с Тией облюбовали это место еще в девятом классе. Интересно, с кем она обедала, пока я не ходила в школу? Я даже не догадалась спросить.

Школьная территория совсем не изменилась. Все те же корпуса. Та же красная черепица, те же козырьки, под которыми можно укрыться от дождя. Клумбы между зданий. Атмосфера стресса и достигаторства. А вот я изменилась. Вся моя жизнь изменилась.

Такое странное чувство.

По дороге к нашему приветливому дубу я думаю: «Дэнни тоже здесь ходил». Я представляю, как он ждал звонка, прислонившись к бетонной стене, окруженный другими людьми. Представляю, как он вел баскетбольный мяч по коридору, ловко обманывая друзей, которые пытались выполнить перехват. «Это мой брат», – говорила я себе с гордостью. Он всегда выглядел таким счастливым. Не понимаю, как я могла не заметить, что он думает о самоубийстве?

Я прохожу мимо его шкафчика, мимо поворота, где он иногда ждал меня на переменах. Каждый уголок, где когда-то стоял, смеялся или дышал Дэнни, теперь кажется мне черной бездной.

Погруженная в свои мысли, я вздрагиваю, услышав чей-то смех у корпуса истории. Мимо моего дерева проходит компания белых девочек в летних платьях с цветочными узорами – они что, нарочно подбирали похожую одежду? Все это напоминает сцену из фильма. Элегантные локоны, сверкающие улыбки, звонкий смех. Я содрогаюсь. Как они могут смеяться? Неужели они не знают, что случилось?

Я пытаюсь осознать простую мысль: прошло уже четыре месяца. Жизнь идет своим чередом. Она прервалась только для Дэнни, а не для всех вокруг.

Девочки собираются вокруг высокого широкоплечего белого парня с русыми волосами. Он поворачивается, и я узнаю Джоша Макинтайра. Он одет в зеленую футболку с серебристой надписью «Футбольная команда Секвойя-Парк».

Я смутно припоминаю, как папа советовал Джошу ограничиться смешными записками. Кажется, это было в другой жизни. Рассеянно гляжу на Джоша и стайку девочек в платьях. Мой мозг отказывается работать, будто застрял в морозилке. Я не могу сдвинуться с места и продолжаю на них пялиться.

Джош вздрагивает, заметив меня, и тоже смотрит в упор. Я неохотно машу ему и иду дальше; мне не хочется ни с кем разговаривать. Я направляюсь к просторной деревянной террасе посреди лужайки. Дэнни часто сидел тут со своими друзьями. Проходя мимо библиотеки, я натыкаюсь на Марка.

– Мэйдэй, вот ты где. Тия пошла в администрацию, и я решил, что тебе не помешает компания. – Он улыбается и указывает на террасу. Я замечаю, что он подстригся. Волосы на затылке и висках у него гладко выбриты. Полуденное солнце придает его коричневой коже теплый красноватый оттенок. – Давай сядем.

Он забирает у меня рюкзак, и мы вместе идем к террасе. Для нас освобождают место на скамейке, и я сажусь поближе к Марку. В его присутствии я чувствую себя спокойнее. Кто-то передает по кругу пачку чипсов. Марк протягивает ее мне, а потом берет несколько чипсов себе. В ответ на чью-то шутку он запрокидывает голову и хохочет. Две девочки подходят и со всеми обнимаются, прежде чем сесть на скамейку, и я вдруг понимаю, что больше не могу это выносить.

Пока Марк непринужденно болтает про летние каникулы и обсуждает первый учебный день, в моей груди разгорается злость. Как он может делать вид, что ничего не произошло? Есть чипсы, шутить и обниматься с девчонками? Они с Дэнни были лучшими друзьями. Как он мог так быстро забыть?

Я резко встаю и ухожу. Марк зовет меня по имени, но я не оборачиваюсь.

До звонка еще три минуты, но я захожу в класс, по-прежнему распугивая всех своей аурой. Пока вокруг постепенно рассаживаются другие ученики, кладу голову на парту и закрываю глаза. Потом снова открываю, чтобы понаблюдать, как утекают одна за другой секунды на настенных часах. На табличке под ними написано: «Время бежит, но ты лучше иди шагом». Ха-ха. Ох уж эти учительские шуточки.

– МЭЙДЭЙ!

Я поднимаю голову и вижу Тию. Она сияет. Вокруг ее головы уложена толстая коса, спадающая на плечо. У нее такой же темно-коричневый оттенок кожи, как у Марка.

– Мэйдэй, мы теперь в одном классе. Я волшебница!

– Шикарные новости, Тия Мари. Садись.

Я усаживаю ее за парту передо мной. Мы уже давно уяснили, что так проще перешептываться на уроках, чем сидя вместе. Тия машет своей подруге Аянне. Потом в класс заходит Джош, и все наперебой зовут его к себе. Тия оборачивается и приподнимает бровь. Я ее игнорирую. Джош садится рядом со своими друзьями в другом конце класса и тут же смотрит на меня. На соседнее с ним место садится Ава Принс, замечает меня и радостно машет обеими руками, будто говорит: «Мы в одном классе, как здорово!» Я улыбаюсь ей, а потом резко застываю, когда в класс входит Селеста.

Миз Дэниелс прибегает сразу после звонка, торопливо объясняя:

– Прошу прощения, что опоздала в первый же день, так себе начало учебного года! Но, поверьте мне на слово, если не успеешь сходить в туалет в обеденный перерыв – потом придется терпеть до вечера. – Она ни на миг не замолкает, поднимая крышку ноутбука, что-то настраивая и подключая его к проектору. – Я думала, ладно, потерплю, но оказалось, у меня не такой крепкий мочевой пузырь. Наш перерыв между уроками – всего пять минут, представляете? Как будто этого достаточно, чтобы прорваться через толпу в учительской. Бесчеловечное отношение! – Она замолкает, услышав хихиканье в классе. – Ах, слишком много подробностей, да? Добро пожаловать на урок американской литературы.

Она стоит перед доской, положив руки на бедра, и решительно улыбается. У нее даже дыхание ничуть не сбилось, только выступил легкий румянец на коричневой коже. Темные кудри, обмотанные бирюзовым шарфом, немного напоминают ананас. Тыльной стороной ладони миз Дэниелс вытирает пот со лба. Мне она сразу нравится.

Я шепотом говорю Тие:

– Она прямо как ты, только взрослая.

Тия кивает и показывает пальцами сердечко. Миз Дэниелс дает нам тему сочинения, и мы садимся писать – по старинке, на бумаге. Доставать ноутбуки не разрешается. В конце урока, когда я подхожу, чтобы отдать свою работу, миз Дэниелс накрывает мою руку своей, смотрит мне в глаза и твердо говорит:

– Я много о тебе слышала, Мэйбелин. Уверена, ты не обманешь моих ожиданий.

Я смотрю на нее в ответ и киваю. Возвращаясь за парту, я показываю Тие сердечко из пальцев.

Марк вопросительно смотрит на меня, когда я сажусь в его машину после уроков.

– Что случилось, Мэй?

– Ничего, – отвечаю я, отводя взгляд.

– Куда ты убежала во время обеда? У тебя все хорошо? – Он заводит мотор и выезжает с парковки.

– Ты был занят. Я не хотела мешать. – При мысли о том, как Марк смеялся и болтал с друзьями, во мне снова пробуждается злость. Я съеживаюсь на заднем сиденье, будто надеюсь удержать чувства внутри.

Тия, сидящая впереди, смотрит то на Марка, то на меня и хмурится. Она делает рукой вопросительный жест, и я пожимаю плечами.

– У меня все прошло отлично, – говорит Тия, чтобы сменить тему. – На истории, боюсь, будет сложно. Нам уже задали сочинение на следующую неделю. Но зато на литературу я буду ходить вместе с Мэйдэй. Угадай, кто ведет уроки.

– О, вам досталась миз Дэниелс? – Марк улыбается.

– Да, я глазам своим не поверила. – Тия поворачивается ко мне. – Миз Дэниелс – наш куратор из Союза чернокожих студентов. Она классная.

– Ты вступила в СЧС? – спрашиваю я.

– Да. Марк уговорил меня сходить на пару собраний в прошлом году, когда ты… – она на миг задумывается, – …была дома. Потом мы начали ходить туда вместе с Аянной и Микейлой. Ты тоже как-нибудь загляни к нам, Мэйдэй. Собрания открыты для всех.

Марк добавляет, глядя на меня через зеркало заднего вида:

– Да, приходи, Мэй.

Но стоит ему открыть рот, как у меня в голове взрываются петарды ярости.

Мэй-до-смерти-Дэнни растеряна и немного напугана этой злостью. Почему бы Марку не поесть чипсов, болтая с друзьями? Я должна радоваться, что он оправился от потери. Но я не радуюсь. Я хочу, чтобы он страдал так же, как я. Чтобы скучал по Дэнни так же, как я.

Мэй-после-смерти-Дэнни раздувает пламя гнева, потому что благодаря ему чувствует себя живой.

Раздираемая между двумя половинами себя, я прячусь в своей комнате молчания и всю оставшуюся дорогу не говорю ни слова.

Глава 20

Мне удается пережить первую учебную неделю. Вернувшись домой в пятницу, я вижу, что кто-то наполнил кружку клубничными палочками «Поки», равномерно распределив их по краю. Неужели мама? Раньше она делала так, когда мы приходили из школы. Пока родители готовили ужин, мы с Дэнни строили друг другу рожицы. Дэнни особенно любил изображать моржа. Он засовывал себе в рот две палочки, будто бивни, и хрюфырчал – мы придумали это слово, посмотрев видео с моржами. Однажды он так меня рассмешил, что у меня от хохота потекло из носа молоко с полупережеванными «Поки».