Принцесса из эры динозавров бесплатное чтение

© Калюжная К., текст, 2024

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2024

© ИП Соседко М. В., издание, 2024

Пролог

Солнце уже клонилось к закату, но еще не скрылось за самыми высокими пиками гор, которые простой люд обычно величает Королевскими. Снежные шапки поблескивали багряным светом в последних, все еще жарких лучах. Вечерний город был, как обычно, суетлив. Смертные сновали туда-сюда, уступая дорогу своим вечным господам, которые где словом, а где и магией прокладывали себе путь к величественному дворцу. Сегодня должен был состояться торжественный прием, на который, вопреки обыкновению, получили приглашение не только те, кто принадлежал к десяти Великим Домам, но и колдуны и колдуньи из родов попроще. В любом случае не обойден был никто, в чьих жилах текла чистая, неразбавленная кровь магов и кто имел право представать пред очи самой королевы. Что бы это все значило, не знал никто, даже приближенные к Ее Светлейшему Величеству Зольде вэр[1] Доре, первой из Правящего Дома даль[2] Хаинэ. Даже родные сыновья королевы Обрас вир[3] Аббо и Джоро вир Като, второй и третий из Правящего Дома соответственно, не были посвящены в тайну.

Слухи ходили самые разные. Одни поговаривали, что Зольда вэр Дора наконец решила сочетать себя узами брака во второй раз. Другие оповещали всех и каждого, будто владычица Единой Империи решила уступить трон одному из своих сыновей. Третьи готовились к самой настоящей войне со своим извечным врагом – духами бесплотными и неимоверно опасными, обитавшими в самых недрах Земли, в адском пекле ядра. Вопреки печатям, установленным еще во времена далеких предков современных бессмертных магов, они нет-нет да и прорывались в подлунный мир. Первым смог осуществить грандиозный замысел по сдерживанию темной силы прапрапрадед нынешней королевы и полный тезка ее старшего отпрыска Обрас вэр Аббо Первый. С тех пор Великий Дом даль Хаинэ стоит у власти, и власть эта незыблема и всеобъемлюща.

Хотя… если быть до конца честными, многие сомневались в том, что Зольда вэр Дора достойна почестей, которых добились ее предки. Не было в королеве ни каких-то особых магических сил, ни политических талантов, ни умения нравиться людям, ни даже красоты, за которую ее можно было бы превозносить, забыв обо всех недостатках. Бледная, болезненно худая, с серыми, неопределенного цвета волосами и блеклыми водянистыми глазами, она была менее привлекательна, чем самая последняя смертная судомойка при ее дворе. Зато высокомерия, хамства и грубости правительнице было не занимать. Именно поэтому многие из числа получивших приглашение на прием шли на него с опущенной головой, проклиная про себя нелегкую, втемяшившую в голову мерзкой Зольды «благую» идею собрать все свое дворянство под одной крышей.

Сама же королева была настроена куда более оптимистично. В широкой белой тунике до пола, подчеркивающей недостатки женщины и надежно маскирующей ее достоинства, она стояла на верхней балюстраде заклинательной башни дворца и смотрела на своих подданных с высоты птичьего полета. Тень от балюстрады надежно скрывала ее тоненькую фигурку от любопытных взглядов. Даже самый зоркий маг из Дома дэль[4] Виварди, славившегося лучшими лучниками, которые умели пустить колдовскую стрелу в муравья, ползущего по темной стене, со ста шагов и не промахнуться, ни за что не заметил бы королевы, прижавшейся спиной к разогретой солнцем каменной кладке.

Зольда прикрыла глаза, презрительно скривив тонкие, бескровные губы. Скоро, очень скоро, прежде чем дворецкий объявит начало внеочередного бала, все изменится. Те, кто недавно косился на немощную, некрасивую правительницу, начнут уважать ее. Те, кто отказывался делить с ней ложе, возжелают близости. Те, кто треплет языками по поводу ее несостоятельности, заткнутся навсегда. Вэр Дора рассмеялась. Но смех получился не веселым, свидетельствовавшим о радости, а зловещим, какой можно услышать в закрытых лечебницах смертных, куда помещают больных духом людей.

Постояв так около получаса, Зольда последний раз окинула взглядом подвластный ей город, столицу империи, так и не принявшую ее. Между тем солнце уже скрылось за вершинами Королевских гор, погрузив улицы в приятный полумрак, который рассеивали разноцветные магические фонарики. Следить за их исправностью вменялось в обязанность младшим из Дома дэль Тайсу, самым сильным огненным магам из всех существующих. Зольда тенью скользнула в узкую дверцу, притулившуюся за спиной королевы. Несколько ступенек, которые требовалось преодолеть в полной темноте, – и женщина очутилась в роскошном, потрясающем своими размерами зале. Зал заклинаний. Комната, где творил свою волшбу еще Обрас вир Аббо Первый, а теперь вот уже сорок девять лет он принадлежал ей.

Несмотря на поздний час, в помещении было светло. Вдоль стен слуги бережно расставили канделябры, в которых одновременно горели сотни свечей. Язычки пламени отражались в хрустальных гранях потолка и кидали зловещие тени на гладкий мрамор пола. В центре помещения горел вечный огонь, опоясывая колдовской круг, где творилась сложная волшба. Зольда немного помедлила, оглядывая свою вотчину, словно в чем-то сомневаясь, а потом сделала первый, неуверенный шаг к кругу.

Огонь вспыхнул неровным зеленоватым сиянием при ее приближении, а потом расступился, пропуская волшебницу. Миг колебаний – и Зольда вэр Дора оказалась внутри огненного кольца. Ее и без того бледное лицо сделалось еще бледнее и теперь напоминало лик мертвеца. Глаза лихорадочно блестели в сонме жидких, слишком светлых ресниц.

Зольда нервно сглотнула и огляделась по сторонам, будто опасалась внезапного приближения врагов. Но в зале никого, кроме нее, не было. Никто без личного дозволения королевы не мог проникнуть в ее личные покои. Она знала это доподлинно и все равно опасалась, что что-то пойдет не так, кто-то более сильный пройдет сквозь магическую защиту и помешает ей совершить то, на что она решилась.

Убедившись, что никакой опасности нет, владычица Единой Империи немного расслабилась.

– Вот и все, – прошептала она одними губами, – час настал…

Руки королевы медленно, преодолевая невидимое сопротивление последних отголосков здравого смысла, поползли вверх. Хриплое дыхание вырывалось из приоткрытых губ. Еще несколько минут, небольшое усилие – и мир перевернется. Она совершит невозможное, раздвинет грани магии, подчинит себе тех, кого так боятся остальные, и тем самым заслужит уважение своих подданных. Она разрушит печати, установленные некогда ее предками, и выпустит на волю духов Зла, но не оставит на свободе… нет… Она не столь безумна, как могли бы подумать иные. Она заставит их служить ей, с помощью их силы увеличит свои возможности, спасет всех смертных и бессмертных от вечного страха перед бесплотными тенями недр.

Представив картину всеобщего преклонения, которую уже несколько лет рисовал перед ней растревоженный разум, Зольда улыбнулась. Сколько раз она мечтала стать такой же, как ее мать, предыдущая королева Элайн вэр Марра, – по-настоящему всемогущей, всеми любимой, желанной… и вот ей представилась такая возможность. Надо только набраться смелости. Произнести сложнейшее заклинание и молиться богам, чтобы ни одно слово не потонуло в пучине вечности, иначе последствия могут быть ужасны. Долгие годы Зольда работала над созданием формулы подчинения, и вот наконец та была готова. Королева тысячи раз проверила и перепроверила каждое слово, сравнила их с тем, что можно было почерпнуть из древних свитков, оставшихся со времен, когда маги еще не были столь трусливы, когда они не страшились рисковать и иногда призывали духов ядра, чтобы те помогли им в их начинаниях. Уже очень давно никто не пробовал совершить черный ритуал, даже мысленно не представлял перед собой картины новых, почти безграничных возможностей, но она смелее остальных и, кто бы ни считал иначе, умнее. Она справится…

Зольда начала свой речитатив. Ее от природы немузыкальный голос постепенно набирал силу, и очень скоро песня заклинания полилась из ее уст, подобно иному шедевру в исполнении искусного барда. Огонь вокруг королевы несколько раз моргнул, выкинув снопы искр до самого потолка, уходящего ввысь не меньше чем на пять метров, а потом разгорелся ровным голубым пламенем в человеческий рост высотой. Внутри огненного кольца стояла хрупкая женщина, в неверном голубоватом свете она казалась почти красивой. Поднятые кверху руки раскачивались в такт словам, белоснежные одежды слегка колыхались от малейшего движения.

Атмосфера в огромном зале накалялась с каждым произнесенным словом. Сам воздух стал густым и потерял прозрачность. Свечи возле стен задрожали, будто оказавшись на сильном ветру. В одном из окон треснула хрустальная мозаика, но королева все не замолкала, призывая силы, с которыми надеялась совладать.

Голубое пламя превратилось в синее. Оно уже не давало света, скорее, наоборот, сгущало в помещении тьму. Дрогнули в последний раз и одновременно потухли свечи. Еще две мозаики не выдержали напряжения и разлетелись мириадами осколков, разноцветными каплями переливаясь в лучах мрачного кострища. Хрустальный потолок пошел трещинами, стены мерно содрогались, но Зольда не обращала внимания на грозные знаки. Она была полна решимости, ничто не могло остановить задуманного королевой. Величие было слишком притягательно, нет, оно было просто необходимо этой женщине, десятилетиями сражавшейся в одиночку против тысяч не принимавших ее людей.

Синее обернулось черным. Последние краски покинули зал заклинаний, погрузив его в непроницаемую тьму. Не было больше видно маленькой женщины в центре кольца из пламени, неразличим стал белый мрамор пола. Воздух замер на миг, а потом словно взорвался. Нестерпимый жар разлился кругом, но Зольда не замолкала. Ее песня лилась все громче, все торжественнее. Голос королевы звенел от напряжения, по лбу стекали капли пота, руки тряслись, но нить заклинания она все еще держала, понимая: если сорвется, не выдержит – цена будет ужасной.

Пламя подступало все ближе. Его черные языки обжигали, не касаясь кожи. Впервые с тех самых пор, как безумная идея покорить духов пришла ей в голову, королеве стало страшно, но она давно перешла тот рубеж, когда можно еще было повернуть назад. Теперь либо все, либо полный крах, третьего не дано… Последний звук сорвался с пересохших губ, руки безвольно обвисли вдоль тела. Заклинание произнесено, оставалось ждать результатов. Почему-то она думала, что все случится мгновенно, но, кроме мрака, сгустившегося в обычно светлом зале, пока ничего необычного не происходило.

Зольда держалась из последних сил, чтобы безвольным кулем не рухнуть на пол. Она призвала духов, теперь ей предстояло сделать самое сложное, а силы уже кончились. Ей необходимо было подчинить Зло, но язык присох к небу, все тело ныло, как после длительной спортивной тренировки, а в голове разлилась звенящая пустота. Даже слов следующего, еще более сложного заклинания она не могла вспомнить. Казалось, мрак из комнаты проникал внутрь ее существа, поглощая все желания, воспоминания, знания.

Шли минуты. Все оставалось без изменений. Королева уже решила, что неправильно прочитала заклинание и печати уцелели. Положа руку на сердце теперь, когда отступать было уже некуда, она очень надеялась на это, но едва ли согласилась бы признаться в охвативших ее сомнениях даже себе. Здравый смысл, покорно молчавший долгие годы, взбунтовался. Раскаяние, страх – вот и все, что испытывала правительница вместо долгожданного триумфа, удовлетворения и чего-то еще, что иные могли бы назвать счастьем и чего никогда не ведала эта практически всевластная женщина, истинная наместница богов на земле, как полагали некоторые ее поданные.

Когда надежда уже почти превратилась в уверенность, мир дрогнул. Воздух, непроницаемо черный, пошел рябью, огонь вспыхнул с новой силой. Хрустальный потолок не выдержал и с громоподобным треском раскололся на куски, с высоты нескольких метров обломки рухнули на пол. Ни один осколок не задел королеву, которая не устояла на ногах и, прикрывая голову руками, скорчилась внутри огненного круга. Она совершенно забыла, что умеет пользоваться магией и способна заставить левитировать любые предметы.

Падение продлило жизнь несчастной на несколько бесконечно долгих секунд. Она не увидела, как из языков угольно-черного пламени родились тени, еще более темные, чем сгустившийся в комнате мрак. Ужасом веяло от этих немых фигур, которые плотным кольцом окружили согбенную фигурку перепуганной женщины. Зольда пыталась бормотать слова заклинания, но допустила не меньше десяти ошибок. Нечто ледяное и беспрерывно извивающееся потянулось к горлу королевы, сомкнувшись на ее шее. Она хотела закричать, но, парализованная страхом, не смела открыть рта. Из-под опущенных век градом катились слезы.

Тень между тем замерла всего на миг, словно поджидая товарищей, а потом склонилась над неподвижной жертвой. Уже через секунду дух ядра исчез, словно его никогда и не было. Глаза королевы распахнулись, но это уже были не глаза живого существа. Будто два кристаллика льда, блестели они на фоне тьмы. Губы той, что еще недавно была Зольдой вэр Дора, первой из Дома даль Хаинэ, наконец распахнулись, но вместо крика из искривленного рта вырвался нечеловеческий хохот. Это смеялась тварь, призванная из земных недр. Теперь, благодаря фатальной ошибке тщеславной женщины, духи Зла получили то, в чем так страстно нуждались. Они могли вновь, как когда-то очень давно, вселяться в тела. Они могли вершить свою черную волю руками из плоти и крови. Это было больше, чем то, о чем тени смели мечтать, если существа, подобные им, вообще способны ощущать что-либо, кроме всепожирающей злобы.

Словно примеряясь к новому телу, дух застыл на месте, сжимая и разжимая пальцы, выворачивая под неестественными углами кисти, а потом сделал первый шаг из круга заклинаний. Языки пламени дрогнули последний раз и опали. Следом за своим предводителем двинулись остальные тени. Они беззвучно шелестели в порывах ветра, доносящегося через разбитые окна и то, что недавно было потолком, с погруженной в вечернюю прохладу улицы. Скоро, очень скоро каждый дух найдет свою жертву, и тогда мир всецело будет принадлежать им. Но Зольде вэр Дора было уже все равно, какие силы она выпустила на волю, ибо душа королевы, преодолевая пространство и время, неслась по пути, которого не минует ни один бессмертный, – по вечному пути предков…

Таким было начало…

1 Падение империи магов

На востоке появились первые розовые блики, возвещающие о начале нового дня. Столица Единой Империи, славный город Рагвард, избранный еще первым королем из Великого Дома даль Каинэ Куаро вир Авро в качестве своей резиденции, медленно просыпалась ото сна. В отличие от небольших провинциальных городков, этот монстр, насчитывавший не менее пяти сотен тысяч только смертного населения, обычно открывал глаза не раньше обеда. Люди, привыкшие к сытой жизни и не нуждавшиеся в постоянном труде ради хлеба насущного, ложились в постель далеко за полночь, после многих часов многотрудных празднований, проводимых в угоду знатным господам из колдовской братии, которые в большинстве своем предпочитали жить в столице, поближе к королевскому двору. Даже те, кто не принадлежал к десяти Великим Домам, чувствовали здесь себя на вершине мира.

Первый лучик солнца скользнул по золоченым куполам дворца, перекинулся на витые узоры балюстрад, проник в крохотные брызги многочисленных фонтанов, спустился на крыши сооружений поменьше, и уже через несколько минут весь город был залит ярким светом, который не видел никто из жителей за тяжелыми деревянными ставнями и непроницаемо черными портьерами.

Лишь один человек, никем не замеченный, лицезрел красоту восхода с высокого холма, расположенного за городской стеной, недалеко от грозного замка короля Кайро вир Аббо Первого, в котором причудливо сочеталась позолота и дикий камень, легкомысленные украшения и узкие бойницы, цветы и заметные глазу любого мага сложнейшие охранные заклинания. Отсюда открывался прекрасный вид на спящую столицу, впрочем, тот, вернее, та, что замерла на небольшом плато идеальной треугольной формы, была не склонна любоваться пейзажем, который знала как свои пять пальцев. Она выросла здесь, в самом центре империи, настолько близко от трона, насколько можно было только мечтать. Она была четвертой, младшей из дочерей короля и носила имя Сафира вэр Тара, пятая из Правящего Дома даль Каинэ. Уже почти год она не была в столице, почти забыла, как прекрасен родной город, как величественны башни дворца, как великолепны вечно цветущие сады и густые парки, в которых так приятно прогуливаться в жаркий летний полдень, прячась в тени раскидистых вязов.

Почти год прошел с тех пор, как Сафира вэр Тара разгневала отца и мать и с позором была изгнана в провинциальное имение, принадлежащее ей по праву наследования и находившееся далеко от Рагварда, на севере, где зимы холодные и снежные, а лето никогда не бывает по-настоящему знойным. Почти год она любовалась темным, усыпанным мириадами звезд небосклоном сквозь остроконечную крышу хрустального замка, выстроенного придворным архитектором по ее личному проекту пять лет назад. Это был подарок юной принцессе на окончание длинного пятидесятилетнего обучения в Магической Академии, в которую принимали только отпрысков Великих Домов и где с каждым занимались по индивидуальной программе наставники, специально отобранные для этого именитыми родственниками абитуриента. Почти год Сафира была счастлива, как никогда не смела и мечтать, и ей было все равно, что ее счастье куплено дорогой ценой и едва не привело к очередному конфликту между Правящим Домом даль Каинэ и Великим Домом дэль Хаинэ, потерявшим власть много тысячелетий назад, но так и не смирившимся с этим. Почти год минул, как, презрев условности, поборов страх, отринув осторожность и последние крохи здравого смысла, она сбежала с чужим женихом в Храм Любви, сочетав себя узами брака, узами более вечными, чем самая долгая бессмертная жизнь. Узами, которые не может разорвать даже смерть, ибо души тех, кто решился ступить на алтарь Храма Любви, никогда не попадут на путь предков и будут бесконечно блуждать по миру живых, ожидая, когда вновь родится тело, способное стать вместилищем для неумирающей души. Всего дважды безумные влюбленные решались на столь опрометчивый и чреватый многими неприятностями поступок и, как говорилось в древних легендах, тысячелетиями жалели об этом, пока наконец не находили способ ценой страшных мучений расторгнуть священный союз, чтобы уйти в небытие, но не по вожделенному пути предков, а просто исчезнуть из мироздания, подобно обычному плебею. Уже давно не находилось сумасшедших, готовых испытать свои чувства вечностью, и жрицы Храма Любви успели заскучать, тем более что браки среди магов заключались исключительно по расчету в Храме Справедливости, а смертные не допускались до священного места, созданного и предназначенного исключительно для тех, в ком текла неразбавленная кровь волшебников.

У Сафиры вэр Тара не было иного способа соединить себя с любимым, предназначенным другой, а перспектива стать всего лишь любовницей была непереносима для гордой королевской дочери. Она хотела быть единственной, первой и последней, самой желанной, той, рядом с которой он просыпается по утрам и засыпает по вечерам. Она хотела, чтобы именно с ней, как с законной своей супругой, он открывал ежегодный бал королевы Мирабэль вэр Долёр и именно ей дарил все без исключения ночи. Но ни разу Сафира не заикнулась о своем стремлении всемогущему отцу, ни разу не поделилась своей тайной страстью ни с одной из сестер, даже ее первая дама не подозревала о том, что творится на сердце госпожи. Ибо любые просьбы были бессильны, любые увещевания бесполезны и вся власть, находящаяся в руках ее родителей, не могла изменить неизбежного. Кирвил вэр Шадо, шестой из Великого Дома дэль Виварди, был уже тридцать один год помолвлен с Элайн вэр Сарой, второй из Великого Дома дэль Хаинэ. И через год, по истечении положенного срока, должна была состояться их свадьба. Брак был выгоден для обоих Домов. Дэль Виварди стояли всего лишь на восьмой иерархической ступени из десяти, но являлись самым многочисленным и одним из наиболее влиятельных Домов современности. Дэль Хаинэ не имели никакого влияния из-за давней роковой ошибки, совершенной последней королевой из их рода Зольдой вэр Дора и едва не стоившей человечеству выживания, но продолжали оставаться на второй ступени иерархии волшебников благодаря тому, что почти каждый отпрыск семьи мог использовать не меньше девяти, а чаще все десять колдовских мечей. Объединить влияние, деньги и магическую мощь мечтали все, кроме молодого жениха да еще, пожалуй, невесты. Но она стоически переносила связанные с предстоящим супружеством неудобства ради вящей славы своего Дома. Кирвил тоже не жаловался, пока однажды, пять лет назад, не встретил на ежегодном балу Сафиру вэр Тара, только-только вернувшуюся из Академии и наверстывавшую упущенное после долгих лет, проведенных над пыльными фолиантами или в тренировочных залах оплота древних знаний. Их глаза встретились всего один раз, но этого оказалось достаточно. Уже следующим утром Кирвил проснулся, прижимая к себе стройное молодое тело королевской дочери, и даже не хотел думать о близости с любой другой женщиной.

Они встречались тайно, под покровом ночи, как можно дальше от Рагварда, не жалея сил на телепорты. Их свидания проходили в тропических лесах, в наскоро выстроенной с помощью магии избушке где-нибудь в зоне вечной мерзлоты, в иссушенных солнцем песках пустыни или на крохотном необитаемом островке посреди бескрайних просторов океана. Они говорили обо всем на свете и уже через несколько месяцев знали друг о друге все. Каждый раз, когда им волей-неволей приходилось возвращаться во дворец, влюбленные мучились в ожидании следующей встречи, а Сафира сходила с ума от ревности, наблюдая, как Кирвил на глазах у двора вынужден ухаживать за своей нареченной – белокурой Элайн, и отваживала одного искателя руки и сердца молодой принцессы за другим.

И все же, несмотря на бурю страстей, бушевавшую между ними, влюбленные долго не могли решиться на последний, отчаянный шаг. Лишь когда тянуть стало некуда, Кирвил и Сафира сбежали в Храм Любви, отгородившись его толстыми стенами от всего света, и после трех дней ожидания были допущены к алтарю. Сама верховная жрица из Дома дэль Мирабло, к которому принадлежала мать невесты, проводила пару в огромный мраморный зал и прочла заклинание, которое, как она думала, никогда не будет произнесено здесь на ее веку.

Сафира навсегда запомнила ни с чем не сравнимое ощущение полета, когда душа воспаряет над телом, кружась в серебристом вихре крохотных звезд, и когда, влекомая порывами неземного ветра, она устремляется в заоблачную высь, куда дальше пути предков. А потом там, в непредставимой дали, она соединяется с другой душой, соединяется по-настоящему, на века, и уже ничто и никогда не способно разлучить две половинки, ставшие одним целым. Обратная дорога к бренной, хоть и практически бессмертной оболочке напоминала падение, но даже оно показалось прекрасным той, что теперь отныне и вовеки могла называть своим единственного человека, который был ей дорог.

Когда ритуальный поцелуй скрепил союз двух любящих сердец, Сафира почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Каждое касание теперь, когда она была в своем праве, стало еще сладостнее, чем самые жаркие объятия, которые втайне вот уже пять лет они с Кирвилом дарили друг другу.

Выйдя из Храма Любви, молодые супруги держались за руки. Прохожие оборачивались им вслед, недоуменно глядя на столь откровенные проявления чувств между пятой из Дома даль Каинэ и тем, кто был обещан в супруги второй из Дома дэль Хаинэ. Маги так вообще застывали изваяниями, поражаясь такому злостному нарушению этикета, которым насквозь был пропитан воздух Рагварда да и других городков, где хоть изредка появлялись бессмертные.

Так, в полном молчании, провожаемые недоуменными и осуждающими взглядами, они добрались до самого королевского дворца. Стража, состоявшая из магов, не принадлежавших к Великим Домам, расступилась перед принцессой и ее сопровождающим, но даже прекрасно вымуштрованные воины не смогли сдержать невольного вздоха, заметив переплетенные пальцы любовников.

Весть долетела до Его Величества Кайро вир Аббо гораздо раньше, нежели его дочь дошла до покоев отца, дабы представить своего супруга. Чувства, которые ее поступок вызвал в расчетливой душе опытного политика, были крайне неоднозначными. Еще раз утереть нос зарвавшимся дэль Хаинэ – это стоило многого, но и вступать в открытую вражду, кое-как замаскированную внешними приличиями и строгим дворцовым этикетом, было весьма рискованно. Смуты внутри огромного государства, в границы которого входил целый земной шар, любой из правящих даль Каинэ пресекал на корню. Но что делать, если обнажила старые, тысячелетиями гниющие раны его собственная, самая младшая и оттого наиболее любимая дочь? Нет, все-таки придется приказать ей оставить в покое этого Виварди, и пусть тот сам улаживает проблемы, которые непременно станут следствием его вопиющей неверности.

Что бы ни решил король Кайро Первый, сбыться его планам было не суждено. Даже он, при всей полноте своей власти, не мог отменить безумного брака, совершенного в Храме Любви. Даже он не мог разъединить связанные навеки души.

В глубокое отчаяние впал Кайро вир Аббо, узнав насколько непоправимый поступок совершила его обезумевшая от любви дочь. И ни при чем были все дэль Хаинэ, вместе взятые, с их неизбежной местью. Причиной горя, которое сжигало короля, распаляя его ярость, в первую очередь стало то, что Сафира, его маленькая девочка, которую каких-то семьдесят пять лет назад он нянчил на руках, никогда не найдет покоя, ступив на путь предков, никогда ее душа не покинет этот мир, пока она сама не возжаждет уйти навеки, раствориться в небытии, исчезнуть.

Одна мысль о том, что горячо любимая дочь променяла бессмертие души на прихоти тела, доводила до исступления. Король, который никогда не терял головы и всегда умел держать в узде даже самые сильные чувства, орал и бранился, подобно смертному пьянице. В конечном итоге, не в силах изменить свершившегося факта, он отправил Сафиру вместе с новоявленным зятем в изгнание. Впрочем, не очень суровое. Им предстояло обитать в замке Массао вплоть до новых распоряжений Его Величества.

С тех пор прошел почти год, время крайне небольшое по меркам людей, живущих тысячелетиями, и Кайро Первый сменил гнев на милость. Или, наоборот, утомившись усмирять праведный гнев Дома дэль Хаинэ, решил, словно своре голодных собак, вместо кости бросить свежее мясо родной дочери? Сафира не знала ответа на это вопрос, как не знал его Кирвил. Одиннадцать месяцев они прожили в полном уединении, не принимая ни друзей, ни врагов, хотя это не было напрямую запрещено. Они сильно отстали от стремительно меняющейся жизни и теперь не могли быть уверены в том, какие настроения бродят при дворе. В любом случае три дня назад Сафира получила написанное рукой самого короля приглашение на большой совет, который должен был состояться сегодня в полдень. К посланию была прикреплена крохотная записка от матери, выражавшей желание видеть свою младшую дочь с супругом на ежегодном балу, который по традиции состоится в день зимнего солнцестояния, то есть через неделю…

Если совет не сильно волновал ветреную Сафиру и уж точно совершенно не интересовал, то бал королевы Мирабэль, на котором она впервые появится в качестве замужней женщины и наконец-то вволю натанцуется не только с родственниками и женатыми магами из Великих Домов, но и со всеми, с кем ей только захочется, хоть со смертным лакеем, взбреди принцессе в голову включить его имя в свою карточку, занимал почти все мысли пятой из Дома даль Каинэ. Она уже представляла завистливые взгляды сестер, вынужденных топтаться на месте с неинтересными государственными мужами и чужими супругами, желающими совершить адюльтер с королевскими дочками, чтобы повысить свой престиж. Нравы при дворе были более чем нескромными, впрочем, на все, включая измены, были наложены строжайшие рамки этикета, и даже сплетни распространялись согласно принятому раз и навсегда регламенту.

Сафира встряхнула головой, подставляя лицо солнцу, которое успело уже высоко подняться над горизонтом. Тяжелая копна черных волос рассыпалась по спине. Смуглая кожа, отвыкшая от солнечных ванн, заблестела в ярких лучах, карие, слегка раскосые глаза в обрамлении густых ресниц томно смотрели на Рагвард, в котором уже начинала просыпаться жизнь. Приоткрыв полные губы, Сафира слегка облизала их язычком. Очень хотелось пить, но на плато, куда она забралась, желая никем не замеченной полюбоваться городом своего детства, не было ни единого ручейка. Колдовать же принцессе не хотелось. Да и времени на то, чтобы устраивать пир, уже не осталось. Надо явиться во дворец, отыскать свою первую даму и, одевшись в ритуальные одеяния, явиться на королевский совет.

Сафира неохотно встала с зеленой, влажной от ночного дождя травы и, сунув в рот пальцы, коротко свистнула. Тут же темная точка, которая мельтешила у самого горизонта с противоположной от Рагварда стороны все то время, что принцесса предавалась воспоминаниям и размышлениям, начала приближаться, и очень скоро перед королевской дочерью возникла огромная летающая рептилия метров восемь в длину с огромными крыльями и длинной вытянутой шеей. На спине ящера было закреплено золоченое седло.

– Привет, Птео, – поздоровалась Сафира, потрепав любимца по крохотной в сравнении с гигантским туловищем головке. Птеродактиль утробно заворчал, косясь на хозяйку черной бусиной правого глаза. Принцесса последний раз окинула взглядом столицу своего отца и ловко вскочила в седло, одной рукой перехватив поводья. Конечно же, она могла открыть телепорт прямо из Массао к воротам города, но почему-то ей захотелось прокатиться с ветерком, любуясь раскинувшимися далеко внизу долинами и горами. Ну и что из того, что вместо двух-трех минут ее путь занял полтора дня? Зато сколько удовольствия она получила да и времени для раздумий с лихвой!

Птео сорвался с места, трава на плато пошла рябью, подобно морской воде, и вот они уже были в воздухе, кружили над стеной Рагварда. Естественно, спускаться к воротам Сафира не собиралась. Если страже угодно, пусть ловят ее в воздухе. Девушка без труда преодолела высокую трехметровую стену, сложенную из дикого камня и окутанную целой сетью охранных заклинаний, которые пропускали без специальной печати исключительно представителей Великих Домов, да и то только тех, в ком текла исключительно волшебная кровь, дабы защититься от многочисленных бастардов, способных без приглашения заявиться в столицу и надоедать потом своим высокородным отцам и матерям. От сторожевой будки ввысь тут же взлетел птеродактиль с сурового вида воином на спине, закованным в полный золоченый доспех. Удирать от него Сафира не собиралась: у него не было никакого права останавливать королевскую дочь, а потому она спокойно продолжила полет, дожидаясь, когда страж врат догонит ее. Очень скоро он поравнялся с нарушительницей порядка и почтительно замер в седле. Сафира окинула преследователя заученно-высокомерным взглядом, каким высший смотрит на низшего, но ее губы уже расползались в довольной улыбке. Перед ней был Митьо Анно – бастард ее свекра, щедро наделенный магической силой своего отца и красотой его сводного чистокровного брата. Еще до внезапно вспыхнувшей между ней и Кирвилом страсти Сафира была знакома с Митьо и всегда была о нем высокого мнения. К тому же взаимоотношения между этими двумя были вполне дружескими и несколько более вольными, чем принято у принцесс и бастардов.

– Сафира вэр Тара, – Анно склонил на бок голову в вежливом приветствии. – Какими судьбами?

– Папочка захотел, чтобы я посетила очередной бредовый совет, – посетовала Сафира, сморщив небольшой, очень аккуратненький носик.

– Говорят, сегодня там будет обсуждаться нечто очень важное, – примирительно ответил Митьо, тем не менее сочувственно посмотрев на высокородную нарушительницу общественного порядка. Он, как никто другой, был готов простить Сафире некоторые экстравагантные выходки хотя бы потому, что формально она была его родственницей.

– Надеюсь, мой медовый год еще не кончился, – улыбнулась Сафира и, вскинув поводья, устремилась вперед, в считаные секунды оставив стража далеко позади.

Перед самим дворцом возвышалась еще одна стена. Внешне она была ниже первой и не такой толстой, зато заклятий на ней было наложено в разы больше. Да и без печати короля преодолеть ее мог только тот, кто являлся чистокровным даль Каинэ.

Сафира пролетела над шипастой стеной и быстро пошла на снижение. Широкая площадь, специально приспособленная для этих целей, была полна невыспавшегося народу. Кто-то громко переругивался, другие мирно зевали возле своих животных. Когда лапы Птео коснулись земли, Сафира легко скользнула на землю и кинула поводья подоспевшему смертному мальчишке, который узнал принцессу и рухнул на колени, привлекая к опальной сумасбродке ненужное внимание. Все, кто не принадлежал к Великим Домам, тут же согнулись в поклонах или полупоклонах, в зависимости от своего положения. Смертные, которых здесь было не так уж и много, упали ниц. Сафира лишь отмахнулась от ложных и искренних знаков уважения и пошла к высоким воротам у входа в замок. Не успела она сделать и нескольких шагов, как ее локтя коснулась крохотная ладошка. Не оборачиваясь, принцесса узнала, кто это. Конечно же, ее первая дама, Карин вер[5] Келла, двадцать вторая из одного задрипанного провинциального Дома, не имевшего даже отдаленных родственных связей с кем-либо из представителей Великих Домов. Карин сияла улыбкой, лукаво косясь на госпожу изумрудно-зелеными глазами. Ее золотые локоны, как обычно, были растрепаны, что противоречило и моде, и этикету одновременно. Но непокорной госпоже – непокорная слуга. С дамой более серьезной Сафира давно бы разругалась.

– Я так соскучилась, – щебетала Карин, открывая перед принцессой тяжелые резные двери. Двое охранников тут же вытянулись по стойке смирно, как только королевская дочка переступила порог, но ни одна из девушек не обратила на это внимания. – Без тебя этот замок похож на склеп. Нет, честное слово! Никто не умеет веселиться!

– Да уж, с Марной не посмеешься, – прыснула Сафира, представив чопорную старшую сестру и ее несносную первую даму в ситуации, далекой от этикета или тем более комичной. Это было до того нелепо и нереально, что сама мысль заставляла губы расплыться в довольной улыбке. Карин, счастливая тем, что ее госпожа и подруга вернулась, продолжала подтрунивать над всеми обитателями двора, не позабыв и самого короля. Пожалуй, столь вольные шутки в полный голос могли сойти с рук только этим двоим, да и то исключительно потому, что никто не воспринимал их всерьез.

Пока Карин пересказывала сплетни, накопившиеся за одиннадцать месяцев, Сафира слушала ее вполуха, привычно запоминая то, что может пригодиться в дальнейшем, и отсеивая остальное. Ее мысли бродили далеко от извитых коридоров, по которым они шли к старым покоям. Она все еще пыталась угадать, зачем понадобилась отцу, но вскоре вновь оставила свои попытки. Ничего толкового из трескотни подруги выудить не удалось, да она и не рассчитывала на это. Таких, как Карин, никогда не посвящают ни во что, кроме кулуарных баек. Обычно Сафиру это устраивало, она и сама предпочитала не проникать в жизнь двора дальше бальной залы, что при ее положении было более чем необычно, а некоторые полагали, что еще и опасно. Но пятая из Дома даль Каинэ искренне надеялась, что ее очередь взойти на престол никогда не наступит, даже если Марна так и умрет старой девой, а Белль уйдет в Храм Любви, оставалась еще Фьон, чья свадьба назначена на начало грядущего года. Сафира была полна решимости отдать бразды правления в руки кого угодно, лишь бы не касаться их самой. Когда она была моложе, у них с отцом частенько возникали ссоры из-за ее полного равнодушия к короне. Впрочем, скоро стало ясно, что ни к одному серьезному делу она не имела особых талантов, да и рвения не проявляла ни к чему, кроме нарядов и, как оказалось, мужчин. Вернее, одного, но ее единственный выбор затмил сотню самых скандальных интрижек любвеобильной Белль.

Когда Сафира окончила Академию, отец, получив подробные отчеты самых уважаемых наставников, наконец отстал от младшей дочери, махнув рукой на ее политическое и военное образование, и просто довольствовался ее веселым, неунывающим нравом и бьющим через край жизнелюбием. Он предоставил красавицу Сафиру самой себе и очень скоро пожалел об этом, правда, было уже поздно. В любом случае принцесса никогда не сомневалась, что является родительской любимицей. Но вот кого король Кайро не мог выносить категорически, так это Карин. Именно компаньонку он винил в том, что из его девочки так и не вышло ничего путного, что, естественно, никак не мог доказать. Пойманная на месте преступления за очередной пакостью или проказой, каких во времена ученичества Сафира творила в великом множестве, она каждый раз полностью брала вину на себя, выгораживая менее знатную и потому более уязвимую товарку. За неимением доказательств Кайро не мог избавиться от несносной девицы под благовидным предлогом, не вызвав негодования в рядах магов младших Домов. В конечном итоге он просто смирился с присутствием Карин вер Келлы в жизни дочери и всего двора.

Принцесса вспомнила тот день, когда ей исполнилось двадцать. По сложившейся традиции в двадцатый день рождения любая девушка, принадлежащая к Великим Домам, должна была выбирать себе первую даму, которой предстояло стать компаньонкой, фрейлиной, помощницей и, если повезет, подругой и наперсницей. Сотни девушек со всего мира, рожденные в тот же год, что и благородная госпожа, съезжались в дом ее отца и представали пред очи молодой леди. Это было великой честью – попасть в услужение к персоне знатной, приближенной к самому королю, что уж говорить об одной из дочерей Его Величества. Подобная должность сулила блестящую судьбу, прекрасное образование и безбедное будущее. Естественно, все претендентки старались как могли. В день, когда пришел черед определить компаньонку для Сафиры вэр Тары, во дворец явилось шестьсот претенденток самого разного склада и характера. Кайро и Мирабэль познакомились с каждой из них, не жалея времени на то, чтобы узнать больше обо всех. Они прекрасно понимали, что от их мнения ничего не зависит. Конечно, это не мешало могущественным родителям иметь свои предпочтения.

Первой к Сафире прислали бледную, тощую девицу откуда-то с севера. Гладко причесанные волосы и сероватая туника, застегнутая на все пуговицы до самого подбородка, – вот и все, что запомнила о ней принцесса. Она даже не стала разговаривать с претенденткой под номером один, отправив ее домой от самого порога, что было против негласных правил. Зато второй в комнату, где приготовилась долгие часы скучать Сафира, вошла Карин. Уже через минуту они стали приятельницами, а через полчаса знатная госпожа, презрев любые условности, отказалась встречаться с оставшимися пятьюстами пятьюдесятью восьмью соискательницами, раз и навсегда избрав себе не только компаньонку, но и подругу. Ни разу с тех пор ей не пришлось пожалеть о поспешном выборе. Через неделю после церемонии Сафира вэр Тара и Карин вер Келла ехали в Магическую Академию, где им предстояло провести пятьдесят незабываемых лет, впечатавшихся в память не только всем студентам, но и каждому преподавателю. Когда беспокойные ученицы покидали престижное заведение, многие вздыхали с облегчением.

С тех пор минуло каких-то шесть лет, и закадычные подружки не виделись целый год, что ничуть не умалило их сердечной привязанности. Оказавшись в комнате, которую до замужества Сафира называла своей, принцесса разогнала толпу служанок и осталась наедине с той, кто могла заменить их всех. Карин усадила госпожу на высокий стул перед зеркалом и, не гнушаясь работы парикмахера, принялась заплетать ее прямые, тяжелые волосы в сложную прическу, подобающую предстоящему совету. Все это время она не переставала говорить, а Сафира – слушать. Обе получали от процесса огромное наслаждение и сетовали лишь на то, что скоро им придется на время умолкнуть, чтобы внимать занудным речам короля и его сподвижников. О чем бы ни пошла речь на совещании, Сафира не сомневалась: ей это совершенно не интересно.

– Ну и как тебе замужняя жизнь? – поинтересовалась Карин, когда волосы госпожи приобрели подобающий вид, а простое темно-синее платье, заранее приготовленное прислужницами, заняло свое место на тонком стане Сафиры. До совещания оставался почти час – вполне достаточно, чтобы выяснить все интимные подробности.

– Как будто ты не знаешь, как это бывает, – усмехнулась принцесса, намекая на многочисленные любовные истории Карин. Пожалуй, в этом было единственное различие между подругами, если, конечно, не считать происхождения.

– Знаю, да не все, – парировала вер Келла. – Я никогда не жила ни с кем дольше месяца. По-моему, это должно быть очень скучно.

– Ты ошибаешься. Но если тебя так мучило любопытство, почему не приехала в Массао навестить свою опальную госпожу? – в словах принцессы чувствовался упрек, хотя она сама приказала своей первой даме оставаться при дворе якобы для того, чтобы следить за новостями. На самом деле Сафира знала, что в такой глуши, как Массао, Карин просто сошла бы с ума от нехватки развлечений и сексуальных партнеров, даже если бы предлагала свое тело каждому встречному и ежевечерне устраивала шумные оргии разом со всем смертным населением окрестных деревушек.

– Я бы там умерла, – заныла вер Келла, в ее изумрудных глазах плескался непритворный ужас перед жизнью затворницы. Аппетиты этой дамы не могла удовлетворить даже праздная жизнь двора. – Это ты у нас всегда была скромницей, от мужчин шарахалась, как от дурной болезни.

– Неправда, – нахмурилась Сафира, впрочем не испытывая ни обиды, ни раздражения. – Я встречалась с Каором и, кажется, еще с Наумином.

– Во-первых, с тех пор как ты встречалась с красавчиком Мирабло, прошло не меньше тридцати лет, во-вторых, он приходился тебе троюродным кузеном, а в-третьих, пара поцелуев еще не отношения. Что же касается младшего Одейсу, то два свидания еще не роман, – отрезала Карин, всегда полагавшая, что подруга слишком разборчива. Ее ранний брак она вообще считала чем-то паранормальным, учитывая, что сама до конца своей почти бессмертной жизни надеялась получать море удовольствия от каждого, кто окажется к ней ближе, чем на расстоянии одного метра. Супружество Карин рассматривала не иначе, как удачную, но ни к чему не обязывающую сделку. Учитывая размеры доходов первой дамы, она могла не торопиться с выбором пары.

– Ладно, не будем об этом, – отмахнулась Сафира, которая порой чувствовала себя несмышленой девчонкой рядом с опытной подругой. – Мы говорили о Кирвиле. Я никогда не думала, что можно быть такой счастливой! Это просто… – Слов явно не хватало, поэтому принцесса просто развела руками, отчаянно краснея.

– И все же могла бы посвятить меня в свои грандиозные планы. Это ж надо! Я даже не предполагала, что у тебя наконец появился любовник! И вот ты уже жена, а я чувствую себя полной идиоткой, что не догадалась обо всем самой первой! – сетовала Карин, которая скрытность подруги воспринимала как личное оскорбление.

– Я не хотела, чтобы на тебя пал гнев моего отца или тем более кого-то из дэль Хаинэ.

Все это они уже обсуждали почти год назад, но каждая считала нужным повториться.

– Дэль Хаинэ, точно! – Карин картинно хлопнула себя по лбу. – Я совсем забыла: твой отец пытался возместить им ущерб от твоего брака, но старик Джоро совсем выжил из ума и отказался.

Сафира поняла, что ни о чем Карин не забыла, наоборот, весь день только и ждала подходящего момента, чтобы выдать самую яркую сплетню из всех, какие накопились за последнее время. К тому же это была совсем не сплетня, а самая настоящая правда.

– Твой папаша предлагал Элайн заключить брачный союз с вашим кузеном Олгеном, – после эффектной паузы выдала вер Келла.

– Быть не может! – Сафира вскочила с дивана, едва не сбив головой канделябры, стоявшие возле кровати. Олген вир Авро был племянником короля, сыном его покойного младшего брата и на данный момент являлся шестым в очереди на трон. Преимущества подобного брака для Хаинэ были столь очевидны, что об этом не стоило и говорить. Никто из Виварди не мог удостоить подобной чести одну из падшего Дома. А Джоро презрел подобную возможность! Это было почти плевком в сторону короля.

– Насколько я знаю, Олген сам предложил, – пожала плечами Карин. – Поговаривают, что он без ума от Элайн. Некоторые шепчутся, что она отвечает ему взаимностью, но это только слухи. Не верю, что у ледяной куклы есть какие-то пристрастия, кроме войны и чести ее Дома. В любом случае браку этому не бывать. А королю пришлось проглотить обиду, как и твоему кузену.

Сафира хотела узнать подробности брачных переговоров, но в дверь постучали, и спустя секунду в узенькую щель просунулось хорошенькое личико одной из смертных прислужниц. Естественно, говорить о чем-то важном при челяди не решались даже две столь легкомысленные особы. Принцесса позволила служанке удостовериться, что с ее нарядом все в порядке и, последний раз глянув на себя в зеркало, первой вышла в коридор. Карин семенила следом, поминутно озираясь по сторонам. В ее руках красовался небольшой сундучок, в котором хранились регалии, положенные по статусу пятой из Правящего Дома. Сафира не торопилась надевать их, резонно полагая, что тяжелый обруч можно водрузить на голову перед самым входом в зал советов. Коротенький посох вообще мог спокойно полежать на бархатной подушечке в руках первой дамы до конца мероприятия. Этикетом это не возбранялось.

По мере приближения к огромному помещению, которое принято было величать залом советов, коридоры становились все шире и многолюдней. Слуги и маги, встречавшиеся на пути, почтительно склонялись перед Сафирой, уступая дорогу. Принцесса с трудом сохраняла невозмутимый вид, едва сдерживая неподобающие ее положению смешки, готовые сорваться с уст от одного взгляда на застывшие лица придворных, не к месту задравшуюся юбку какой-нибудь фрейлины, насмерть перепуганного лакея, не вовремя уронившего поднос. Карин следовала примеру госпожи, но та замечала, как дрожали плечи подруги от прорывающегося наружу веселья.

В последнем коридоре, когда до цели остался всего один поворот, Сафира остановилась. Карин почтительно протянула ей сундук, испытывая некое благоговение, но не перед своей повелительницей, а перед древними регалиями, что горделиво возлежали на красной бархатной подушечке. Принцесса коснулась кончиками пальцев тонкого серебряного обруча со сложной резьбой, инкрустированного сапфировыми цветами. Обруч слабо засветился, признавая хозяйку. Только после этого Сафира взяла украшение в руку и с тяжелым вздохом водрузила на голову. Обруч был очень тяжелым. Когда принцессе приходилось надевать его, ей казалось, что невидимые глазу щупальца древней магии проникают в ее мозг, заставляя думать и чувствовать то, что было ей совершенно несвойственно. Вот и сейчас, едва холодный металл коснулся кожи, хорошее настроение и беззаботная веселость словно улетучились, сменившись волнением и неподдельной озабоченностью. Немного поколебавшись, Сафира вытащила из сундучка посох, который прежде хотела оставить в руках своей первой дамы. Но обруч (а он, как не раз убеждалась принцесса, имел собственную волю) настоятельно подсказывал, что сегодня будет уместнее явиться на совет при полном параде. Карин с удивлением глянула на госпожу, но ничего не сказала. Когда Сафира касалась положенных ей по сану регалий, от нее веяло таким величием, что вер Келла, даже не будучи робкого десятка, ощущала странный дискомфорт, смешанный с почти непреодолимым желанием пасть ниц.

В зал советов вели роскошные двери размером от пола до самого потолка. Каждая створка, обильно украшенная по краям золотом, а по центру драгоценными камнями величиной с голову младенца каждый, была в десятки раз тяжелее взрослого мужчины. Двое лакеев с чрезвычайно серьезными лицами застыли в дежурной позе, сжимая в правых руках по обычному мечу, а в левых – по небольшому магическому посоху.

Завидев Сафиру, мужчины почтительно расступились. Принцесса слегка взмахнула рукой, и тяжелые створки аккуратно растворились, покоряясь нехитрому заклинанию.

Солнечный свет, пробивавшийся сквозь широкие окна, ослеплял, особенно после полутемных дворцовых коридоров, но Сафира не позволила себе даже моргнуть. Она пристально смотрела вперед, где в нескольких метрах от нее, в конце устланной красным ковром дорожки, на высоком троне восседал король Кайро вир Аббо Первый, ее отец и повелитель. Рядом с ним, на сидении попроще, в спокойно-непринужденной позе застыла королева – Мирабэль вэр Долёр, третья из Великого Дома дэль Мирабло. Ее белокурые волосы и светлая кожа резко контрастировали с яркой красотой статного, чернявого мужа, выдавая уроженку севера. Одного взгляда на ледяное величие матери хватило Сафире, чтобы понять: если отец и простил дочь, то королева все еще держит на нее зло за экстравагантный поступок, поставивший под удар не только бессмертие души принцессы, но и семейную честь.

С двух сторон от довольно узкого прохода возвышались скамьи, на которых полагалось сидеть тем, кто был удостоен чести присутствовать на совете. У членов королевской фамилии и ближайших советников были свои места в первом ряду. Сафире предстояло пройти через весь зал под любопытными взглядами присутствующих, прежде чем преклонить колена перед родителями. После года разлуки она немало соскучилась по ним, но сейчас было не время и не место для проявления нежных чувств.

Замерев на пороге ровно на секунду, как того требовал этикет, принцесса с гордо поднятой головой сделала первый шаг, нарочито медленно переставляя ноги. Карин, склонившись едва ли не до земли, следовала за ней, не поднимая глаз, пока король лично не дозволил ей этого. Двери с грохотом захлопнулись, как только девушки удалились от тяжелых створок на безопасное расстояние.

Двигаясь по проходу, Сафира, казалось, не отводила взгляда от короля, но в действительности не забывала примечать все, что творилось вокруг. В первую очередь ее интересовал состав совета, на который ее столь милостиво пригласили из изгнания. Ну и, конечно, реакция людей на появление опальной принцессы. Так как при королевском дворе вельможи привыкли сдерживать свои эмоции, ответа на второй вопрос не слишком проницательная бунтарка, всегда пренебрегавшая уроками физиономистики, так и не нашла. Зато подсчитала, что, кроме них с Карин, короля и королевы, в комнате находится ровно тридцать человек, половина из которых, естественно, являлись первыми дамами и кавалерами, повсюду сопровождавшими своих господ. Непосредственно тех, кому предстояло участвовать в совещании, было четырнадцать.

Ближе всех к трону, но на почтительном удалении сидела Марна вэр Марра, вторая из королевского Дома даль Каинэ, старшая сестра Сафиры и первая наследница престола Единой Империи. На опальную принцессу она даже не посмотрела, с головой погрузившись в изучение каких-то документов. Как обычно, Марна выглядела собранной и педантичной до тошноты. Ни один локон темных тусклых волос не выбивался из чрезмерно тугой прически, ни грамма косметики не было на некрасивом лице с неправильными, слишком крупными чертами. Все, что было у Марны маленьким и неприметным, – это черные глаза-щелочки. На лбу сестры пролегла глубокая складка, которую не могла вывести никакая магия, – так часто она хмурилась, будучи вечно недовольной собой и миром, в котором все и всегда текло неправильно.

Слева от Марны со скучающим видом примостилась вторая по старшинству сестра Сафиры – Белль вэр Лиллу, третья из королевского Дома даль Каинэ. Какими бы чарами ни был пропитан ее обруч, они был бессильны против безграничного безразличия, какое Белль питала к политике. Ее очаровательная мордашка повернулась в сторону прохода, огромные шоколадно-карие глаза, обрамленные самыми длинными ресницами на свете, с любопытством сверлили вновь прибывшую. Шелковистая кожа немного сияла. Полные, идеальной формы губы слегка приоткрылись, обнажив два ряда ровных белых зубов. Черные волосы, уложенные крупными локонами и собранные в подобающую прическу, давно растрепались, наполовину рассыпавшись по плечам, наполовину разметавшись по сторонам. Как всегда при виде нереальной, практически невозможной красоты, какой светилась Белль, Сафира испытала легкий укол зависти, который тут же бесследно исчез, стоило ей вспомнить, какая незавидная судьба ждала эту великолепную женщину, по праву считавшуюся самым совершенным созданием из всех, когда-либо созданных богами. При дворе Кайро вир Аббо нравы были весьма свободные, но вэр Лиллу давно перешла все мыслимые и немыслимые пределы распутства, отринув приличия и этикет. Еще задолго до рождения Сафиры стало очевидно, что единственная обитель, где Белль может оказаться на своем месте, – это Храм Любви. Впрочем, даже среди его жриц принцессе предстояло стать самой беспринципной и извращенной. Участь служить в Храме многим казалась по-настоящему ужасной. Увы, король потерял надежду когда-либо уговорить свою вторую дочь образумиться и обуздать чрезмерно пылкий темперамент. Надеть пурпурные тоги жрицы для Белль было единственным способом не пасть ниже самого дна, окончательно не растерять последние крохи общественного уважения и не опозорить правящую семью. Этот вопрос был давно решен, оставалось только определиться с датой вступления непутевой принцессы в самый порочный из всех существующих орденов.

Чуть в стороне от остальных Сафира заметила младшую из троих и самую любимую свою сестру Фьон вэр Долёр, четвертую из королевского Дома даль Каинэ. Фьон не отличалась ни чрезмерной педантичностью Марны, ни распущенностью Белль. Более остальных принцесс она походила на мать характером и даже внешне переняла куда больше от дэль Мирабло, нежели от даль Каинэ. Ее густые волосы были не такими темными, как у сестер, и волнистыми от природы; изумрудные глаза излучали величавое спокойствие и имели значительно более овальный разрез; нос был уже, губы тоньше, а кожа светлее. Безусловно, Фьон выгодно смотрелась на фоне старшей принцессы, но тягаться в привлекательности с Белль не могла. По правде говоря, даже Сафира, которая никогда не считалась чересчур красивой, выглядела намного интереснее и вызывала куда больше завистливых женских взглядов и мужских восхищенных вздохов.

Помимо королевской четы и трех старших принцесс, в зале совета присутствовал и кузен Сафиры Олген вир Авро. Высокий, мускулистый, черноволосый, кареглазый и очень смуглый, в глазах многих представительниц прекрасного пола Олген считался эталоном мужественности. С ранних лет он был обласкан женщинами из самых разных семей – от простолюдинок до великосветских леди из Великих Домов. Но, насколько знала Сафира, кузен никогда не проявлял желания связать себя узами брака даже ради политических целей. Хотя… учитывая последние новости, можно было предположить, что сердце красавца не так свободно, как многим хотелось.

Несостоявшаяся невеста Олгена сидела немного поодаль и демонстративно не замечала ни отринутой отцом выгодной партии, ни удачливой соперницы, совершавшей по проходу между скамьями свой горделивый марш. Присутствие Элайн вэр Сары на королевском совете было обстоятельством весьма необычным и заставляло Сафиру нервничать. Менее всего она ожидала, что речь здесь пойдет о ее личной жизни и шокировавшем общественность браке с Кирвилом. И тем не менее другого объяснения присутствию здесь этой женщины принцесса не находила. Никто из дэль Хаинэ уже много столетий не посещал королевского двора и тем более тайных советов без особого распоряжения, равного приказу. Застарелая ненависть глубоко впиталась в кровь членов обеих семей, вынуждая избегать ненужного, а порой и опасного общения. Сафира задержала взгляд на Элайн чуть дольше, чем полагалось по этикету, стараясь прочесть по безразличной маске, застывшей на лице соперницы, цель неожиданного визита. Естественно, ей это не удалось. Ничего, кроме безразличия, там не было.

Высокомерную красоту второй из Великого Дома дэль Хаинэ воспевали барды, ей поклонялись дворцовые ловеласы. Платиновые волосы, светло-серые глаза с темными крапинками по краям радужки, фарфоровая кожа, ярко-алые губы, легкий румянец – все это делало Элайн неотразимой. А известная всем и каждому неприступность превращала ее в желанную добычу для светских охотников. Впрочем, некоторым из них удалось добиться благосклонности наследницы Дома дэль Хаинэ. Но все это было давно, еще до помолвки с Кирвилом, во время которой она вела себя образцово-показательно, и если имела любовников, то об этом никто даже не догадывался. Помимо незаурядной внешности, делавшей ее излюбленной темой для обсуждения всех замковых сплетников, Элайн обладала храбростью. Она по праву заслужила репутацию отменного воина. Пожалуй, половина духов ядра, периодически вырывавшихся за печати в последние пятьдесят лет, отправились назад в раскаленное пекло с ее легкой руки. Едва закончив Магическую Академию – всего на сорок девять лет раньше Сафиры и почти на сто позже Фьон, – Элайн променяла бальные платья на боевой посох и отправилась в самые горячие точки, где и пропадала большую часть времени, выслеживая и отлавливая древнее зло, выпущенное на свет ее прапрабабкой Зольдой вэр Дорой. Как и большинство ее родичей, Элайн владела всеми десятью магическими мечами практически в равной мере и могла убить врага почти одним только взглядом. Иногда Сафира искренне недоумевала, почему до сих пор жива. Королевская кровь не была надежной защитой от дуэли, выстоять на которой против Элайн вэр Сары у принцессы не было ни малейшего шанса, ибо воин из нее был еще худший, нежели политик. Из всех десяти мечей она смогла подчинить только два и то исключительно для того, чтобы сдать экзамен и завершить образование. В обычной жизни ей вполне хватало бытовой магии, не требовавшей никаких усилий.

Невеселые мысли проникли в очаровательную, слишком легкомысленную головку Сафиры и прочно угнездились там, наверное благодаря отрезвляющему воздействию сапфирового обруча. А возможно, виной тому был колючий, недружелюбный взгляд Джоро вэр Орро, отца Элайн и главы Дома дэль Хаинэ. Это был невысокий, крепкий мужчина с золотистыми волосами и окладистой бородой. В нем с первого взгляда угадывался опытный воин и маг столь могущественный и опасный, что хотелось немедленно закрыть лицо руками и, истошно вопя, убежать куда-нибудь подальше. Джоро, в отличие от большинства, даже ауру свою не прятал, наслаждаясь страхом, читаемым в глазах людей, видевших, сколько силы в этом презираемом за грехи предков человеке.

Помимо королевского семейства, отца и дочери дэль Хаинэ, шестнадцати первых дам и кавалеров, в зале совета присутствовали обычные семь советников Кайро, каждый из которых принадлежал к одному из Великих Домов. Высокий, слишком худой Виварди, дедушка Кирвила. Чернокожая, некрасивая женщина Тайсу, которая могла испепелить любого одним взмахом широкой ладони. Коренастый, похожий на сказочного гнома повелитель камней и земли Базэльо. Почти прозрачный иллюзионист Шабрэль, способный в один миг слиться с любым, даже самым невероятным пейзажем. Сурового вида великан с добродушной улыбкой Шэрбрад. Краснокожая красавица Кьяри – повелительница растений и животных. Агрессивного вида садистка Одейсу. И наконец, четвертый по изначальной силе и второй по влиянию дом Мирабло представляла сама королева.

Пересчитав присутствующих, Сафира не торопясь достигла трона родителей и, как полагалось по этикету, преклонила колена, втайне надеясь, что непривычно тяжелый обруч не грохнется с головы на красный ковер.

– Рады приветствовать вас, дочь моя, после столь продолжительного отсутствия, – первым заговорил Кайро, с полуулыбкой глядя на Сафиру. В его голосе было столько теплоты, что сердце принцессы дрогнуло.

– Я тоже счастлива наконец видеть вас, отец, – звучно, так, чтобы ее услышали абсолютно все, ответила бунтарка.

– Надеюсь, после краткого отдыха вы вновь готовы приступить к исполнению обязанностей, которые положены вам по праву рождения, – ледяным тоном добавила мать. Но ее глаза уже растаяли: она любила своих детей, хоть иногда и бывала излишне строга.

– Безусловно, – не слишком искренне пробормотала Сафира, рассчитывая, что после совета немедленно исчезнет из дворца и появится тут только на ежегодный бал, чтобы как следует повеселиться.

Поднявшись с колен, она развернулась и, прежде чем сесть на положенное ей место, успела заметить кривую недоверчивую ухмылку на лице Марны и услышать тихий смешок, вырвавшийся из груди Олгена. Она не сомневалась, что остальные не хуже их поняли, что задерживаться среди советников в планы принцессы не входило, но сумели сдержаться, ничем не проявив своих истинных мыслей. Удостоверившись, что дочь приготовилась к грядущему обсуждению, король постучал по подлокотнику трона витым ритуальным посохом, силы в котором было куда больше, а предназначение куда выше, чем многие могли предположить. Тишина, которая и без того почти звенела, стала полной. Сафира слышала, как какая-то букашка перебирает крыльями под самым потолком, как при каждом вздохе шуршит шелковая накидка Белль, как скрипят подошвы грубых сандалий Марны, как позвякивают крохотные колокольчики на обруче Элайн. Почему-то эти совершенно обычные и ничем не примечательные звуки сегодня показались ей зловещими, и она невольно замерла, вперив взгляд в отца.

– Мы собрались сегодня здесь в канун ежегодного бала, вместо того чтобы примерять праздничные костюмы, не просто так. Причина – тревожный доклад воина Элайн вэр Сары, второй из Великого Дома дэль Хаинэ, – раздельно произнося каждый слог, провозгласил король.

Сафира почти физически ощутила, с каким трудом отец выговаривает титулы наследницы рода отверженных, но ни единый мускул не дрогнул на его лице. Сама принцесса испытала облегчение, удостоверившись, что тема ее замужества подниматься не будет – по крайней мере прилюдно, а главное, в присутствии брошенной и очень опасной невесты.

Элайн между тем поднялась на ноги. Она развернулсь вполоборота к королевской чете и аудитории, показывая тем самым, что хочет донести информацию до всех без исключения. Марна наконец оторвалась от своих бумаг и теперь смотрела только на докладчицу. Складка на ее лбу стала еще заметнее, что говорило о степени напряжения. Даже Белль вернулась на грешную землю из мира своих эротических грез и слегка подалась вперед. Сафира почувствовала атмосферу настороженности, которая проникла в ее мозг и заставила изо всех сил вцепиться в колдовской посох. Обруч стал еще тяжелее и больно сдавил виски, выдергивая с корнями крохотные волоски, выбившиеся из прически.

– Я только вчера вернулась из столицы северных льдов, – без предисловий начала Элайн, обведя слушателей внимательным взглядом. – Ледники тают. Трещины разрастаются. Печати едва справляются. Участились случаи прорыва духов в подлунную часть мира. За последний месяц мной и другими воинами было загнано обратно в недра не менее пятнадцати теней, примерно столько же удалось убить. И это только на севере. Вести с юга доходят плохо, какие-то трудности с сообщением и, в частности, с телепортами.

Элайн замолчала, давая возможность собравшимся обдумать ее слова. Кто-то коротко вскрикнул за спиной. Чья-то первая дама едва не лишилась чувств. Представитель Виварди что-то пробормотал себе под нос. Фьон громко и совсем неприлично чертыхнулась. Но на Сафиру информация не произвела особого впечатления. Она с детства слышала о духах. Ее воспитали на смеси страшных сказок и правдивых легенд о временах, когда Зольда вэр Дора призвала в мир сотни, даже тысячи теней, которые захватывали тела магов, овладевая их умениями, а иногда и памятью. Несколько десятилетий человечество боролось за выживание, изо всех сил стремясь оградиться от злобных, полуразумных тварей, считавших, что смертные – это всего лишь корм, а колдуны и колдуньи – нечто наподобие весьма уютных домов, где гораздо комфортнее, нежели в адском пекле ядра. Только благодаря первому королю из Дома даль Каинэ, Куаро вир Авро, который приходился сыном родной сестры Зольды, полной тезки Сафиры, получилось избежать казавшейся неминуемой гибели. Ему и нескольким близким друзьям путем неимоверных усилий удалось восстановить разрушенные печати, многократно усилив их сложнейшими заклинаниями. Волшба отняла у творивших ее столько сил, что через каких-то сто лет все они состарились, словно обычные смертные, и умерли от чего-то, сильно напоминавшего дряхлость. Никогда прежде подобного с магами не происходило. Считалось, что чистокровные волшебники не могут ни болеть простыми болезнями, ни скончаться от естественных причин, ни тем более состариться. Впрочем, мало кто доживал до трехтысячелетнего юбилея. Гибель бессмертных чаще всего являлась простой случайностью, происходила на дуэли, войне или просто от переоценки собственных сил. Бывали и убийства, которые обычно оставались нераскрытыми, а иногда – самоубийства. Но старости не ведал никто. Куаро и его товарищи стали первыми. И, несмотря на эту жертву, новые печати все равно уступали тем, что некогда накладывал первый король из Дома Хаинэ. Духи то и дело вырывались на свободу и раза два захватывали тела магов.

Выслушав речь Элайн, Сафира не встревожилась: это была просто еще одна страшилка. Бред переутомленного личными неприятностями сознания, с проделками которого вынужден разбираться король. И, конечно, воины обязаны проверить правдивость слов доносчика. Младшая из Дома вэр Тара не была ни королевой, ни воином, ее все это не касалось. По крайней мере, она старалась убедить себя в этом, несмотря на настойчивую пульсацию обруча, призывающего к вниманию.

– Это не все, что я хотела рассказать, – слегка повысив голос, продолжила Элайн. Гомон тут же замер. Эта женщина умела быть властной, словно принадлежала как минимум к королевскому Дому, а как максимум – сама носила главный в стране жезл. – Стало известно о том, что нескольким духам удалось захватить тела. Двоих мы обезвредили, но их, несомненно, больше. В этот раз нам грозит реальная опасность. И я от лица ордена воинов прошу у Его Величества помощи в ликвидации неприятностей.

С этими словами Элайн поклонилась и, ничего больше не добавив, села на свое место. Джоро вэр Орро сидел с таким видом, будто только что единолично съел мешок соли. Вежливый тон дочери пришелся ему не по душе, но Сафира понимала: Элайн все сделала верно. Вэр Сара вообще почти никогда не ошибалась. Она была не только красивой женщиной и бесстрашным воином, но и талантливым политиком.

– С чего вы взяли, что остались телесные духи? – первой нарушила молчание Марна.

Сафира успела забыть, какой неприятный, трескучий голос у старшей сестры. Когда та говорила, казалось, будто кто-то скребет ногтем по гладкой поверхности.

– Отряд под командой Луйсо вэр Анно, пятого из дома дэль Тайсу, случайно наткнулся на группу телесных духов, – пояснила Элайн. – Как я уже говорила, двоих им удалось уничтожить. Но трое ускользнули, убив почти весь отряд. Спасся только сам Луйсо. Сейчас его состояние настолько тяжелое, что ни один целитель не готов поставить на его жизнь. Мы не можем с уверенностью утверждать, что та группа была единственной. Никто толком не знает, кто и где пропустил столь массовый выход сил зла на поверхность. Но природные аномалии, которые мы наблюдаем в последнее время, очень похожи на те, что имели место в прошлом, когда пали печати и жар ядра достиг подлунной части мира.

Все это Элайн сказала совершенно спокойно, глядя исключительно в глаза Марне, задавшей вопрос. Однако она не встала и уважения, с которым недавно обращалась к королю, не проявила, видимо полагая, что со второй из Дома даль Каинэ они равны. Это, конечно же, было грубым нарушением этикета, однако в свете последних событий никто не обратил внимания на небольшую выходку докладчицы, даже Мирабэль, известная поборница любых правил и уставов.

Дружный рокот раздался в зале советов. Все говорили одновременно, не слушая друг друга. Дамы и кавалеры из сопровождения, обычно скучавшие во время совещаний, на этот раз не удержались от комментариев, порой весьма разумных, а иногда откровенно бессмысленных. Сафира с удивлением отметила, что Белль что-то выкрикивает наравне с остальными, и даже Карин, казалось бы далекая от всяческих ужасов, связанных с духами и бесконечными войнами с бестелесными субстанциями зла, имела свое мнение. И лишь пятой из Дома даль Каинэ нечего было сказать. Уроки по истории она прогуливала столь же регулярно, как и политологию, генеалогию и физиономистику. Впрочем, она вообще не утруждала себя посещением занятий, не видя в них особой пользы, и предпочитала тратить время, выдумывая шкоды и развлечения, пользовавшиеся огромным успехом среди сокурсников. Теперь Сафира жалела об этом, чувствуя себе не в своей тарелке. Впрочем, и у незнания были свои плюсы. Принцесса стала единственной, кто не потерял голову от страшных вестей и не впал ни в панику, ни в ступор. Даже ледяная королева Мирабэль сидела, вцепившись белыми как мел пальцами в подлокотники, а король, закусив нижнюю губу, что-то сосредоточенно обдумывал.

– Я отправлю дополнительные отряды воинов из числа магов, а также подкрепление в лице самых умелых наших бастардов и на север, и на юг, – наконец изрек правитель. – Надеюсь, к ежегодному балу мы будем обладать более подробной информацией по данному вопросу. После празднования я лично посещу ледники и прилежащие к ним города. Надо постараться захватить хоть одну тварь живьем и выведать подробности прорыва. Вместе с самыми сильными магами королевства я уже сегодня приступлю к укреплению печатей. Начнем с того, что подпитаем их энергией. Я попросил бы вас, Элайн, а также Марну вэр Марру, Ее Величество королеву и вас, господин дэль Тайсу, присоединиться к команде ликвидаторов. Дальнейшие инструкции вы все получите, когда у нас появится более полная информация. Я не исключаю того, что придется объявить всеобщую мобилизацию не только среди волшебников и волшебниц Великих Домов, но и среди всех остальных наших семей… и даже бастардов. Есть риск, что мы будем вынуждены задействовать старшекурсников магических академий.

Король говорил ровным голосом. План, созревший в его голове за считаные минуты, имел множество изъянов, но, во-первых, Сафира не сомневалась, что самая важная часть не предназначена для ушей посторонних, в том числе и ее собственных; а во-вторых, полагала, что отец отправится проверить ледники еще до ежегодного бала. Пускать дела на самотек было не в его обычае. Просто для первой прогулки по опасной зоне он выберет себе в сопровождающие людей проверенных, и их будет очень немного. Естественно, Сафира никак не могла попасть в число избранных. Для этого у нее не хватало ни опыта, ни боевых навыков. В любом случае для ситуации столь неординарной Кайро был на высоте. Впрочем, как обычно. Единая Империя не знала политика более умелого, воина более отважного и мага более сильного, нежели нынешний король. Хотя людям непосвященным он порой казался равнодушным, трудным на подъем, вяловатым. Обманчивое впечатление, рассчитанное на простаков и глупцов.

Когда Кайро закончил свою речь, собравшиеся засуетились. Было очевидно, что совещание окончено и пора расходиться. Все, кроме нескольких самых доверенных людей, в том числе и Марна, поднялись с мест, собираясь покинуть зал совета и разойтись по своим делам. Невозмутимый голос короля подействовал успокаивающе даже на самых истеричных из собравшихся дам, и мысли большинства снова обратились к материям более привычным и безопасным, а именно – к балу королевы Мирабэль.

Сафира тоже собиралась последовать примеру остальных и поднялась, когда внезапно в ее голове родилась странная, почти безумная мысль. Безусловно, принцессе следовало оставить при себе свои нелепые сомнения, которые и сомнениями-то сложно было назвать. Скорее, годами хранимая и тайно лелеемая ненависть вдруг прорвала плотину, затопив все ее существо.

– Минуточку внимания, – громко и властно, как могла говорить только наследница престола, провозгласила Сафира.

Все замерли, с удивлением уставившись на младшую принцессу. Обычно она просто отсиживала советы, не высказывая своего мнения и уж точно не привлекая общественного внимания ни к чему, может кроме прически. Сегодня что-то переменилось. Это заметили даже те, кто, как и сама Сафира, прогулял все занятия по физиономистике.

Не давая себе времени на здравое размышление, Сафира вэр Тара вышла в центр зала и, как парой минут раньше Элайн, встала вполоборота к королю и советникам, величественным жестом заставив всех опуститься обратно на скамьи. Дождавшись, когда маги приготовятся внимать, Сафира гордо выпятила подбородок, сжав в кулаке свой коротенький, украшенный сапфирами жезл, и заговорила, сама не понимая, зачем делает это, и не желая думать о последствиях.

– Дамы и господа, мы только что выслушали доклад Элайн вэр Сары о событиях, о которых никто из нас прежде не слышал. Прошу заметить, доклад весьма тревожный и весьма подробный. Как мы все знаем, вторая из Дома дэль Хаинэ только вчера вернулась с ледников, то есть из зоны, которую можно назвать горячей точкой. Вполне возможно, в самом скором будущем там грянут бои. Со слов воина Элайн вэр Сары нам ясно, что духи, вырвавшиеся на свободу, пришли в подлунную часть мира задолго до того, как она прибыла ко двору. Как же мы все можем быть уверены… – Сафира сглотнула, выдержав секундную паузу. – …в том, что перед нами та, кого мы все знаем и, безусловно, уважаем за прежние заслуги? Где гарантия, что тело Элайн вэр Сары, второй из Великого Дома дэль Хаинэ, все еще принадлежит ей?

Слова Сафиры, словно гром, грянули над залом советов, заставив примолкнуть всех присутствующих. Некоторые даже позабыли дышать, услышав дерзкое, почти неприличное обвинение принцессы. Десятки глаз перебегали от Сафиры к ее противнице, ожидая, наблюдая, спрашивая. Конечно же, королевская дочь ни на секунду не сомневалась, что Элайн именно та, за кого себя выдает. Конечно же, она была абсолютно уверена в том, что духи не завладели телом отважной воительницы, которая наверняка нашла бы способ умертвить свою плоть, прежде чем тени коснулись ее ледяными щупальцами. Для любого из дэль Хаинэ, которые испокон веков владели мечом смерти, было очень легко в случае необходимости остановить чье-либо сердце, в том числе и собственное. И тем не менее Сафира высказала вслух мысль, которая была бредовой по определению. Она сделала это при десятках свидетелей, желая лишь одного – унизить бывшую соперницу, отплатить за пять нестерпимо долгих лет, когда та, сама не зная об этом, причиняла принцессе невыносимые страдания. Подобная месть была недостойна дочери великого короля. Многие посчитали бы ее поступок не просто глупым, но совершенно безрассудным и крайне опасным. Девчачья выходка, которая могла повлечь за собой такие последствия, с которыми не сразу справятся бывалые государственные мужи. Но Сафира не смогла сдержаться и сейчас упивалась тем, какой эффект произвели ее слова на собравшихся, а главное – на саму Элайн, под непроницаемой маской которой пылало пламя, отражаясь в серых, казавшихся стальными глазах.

– Ты обвиняешь мою дочь в пособничестве Злу, пятая из Дома даль Каинэ? – Джоро вэр Орро вскочил со своего места, буравя принцессу взглядом, в котором было столько ненависти, что сердце Сафиры пропустило несколько ударов кряду. Вообще-то, ритуальную фразу, припасенную для таких случаев вездесущим этикетом, должен был произнести король, но Кайро молчал, опустив глаза. Уже в который раз ему приходилось мириться с сумасбродными поступками дочерей, мириться молча, чтобы не сделать еще хуже им и всей семье. А он, как правитель гигантской империи, должен был заботиться еще и о своих подданных, в том числе о тех, кому бросали вызов его беспечные отпрыски. Иногда Кайро очень жалел, что Олген, единственный здравомыслящий человек во всем их Доме, не является его кровным сыном и потому не может первым наследовать трон.

– Я считаю необходимым проверить, кому принадлежит тело Элайн вэр Сары, второй из Великого Дома дэль Хаинэ, ради безопасности империи и каждого ее жителя, – твердо заявила Сафира, не сводя глаз с соперницы, изваянием застывшей на своем месте.

– Я готова удовлетворить твое требование, Сафира вэр Тара, пятая из королевского Дома даль Каинэ, – проговорила Элайн, вставая. Принцесса увидела, как та едва заметно коснулась локтя отца, прося сесть на место.

Джоро, пылая ненавистью, плюхнулся на скамью. Над его головой взлетело несколько угольно-черных искр. Такое проявление эмоций говорило о том, что бывалый воин практически потерял контроль над собой. Это было очень опасно. От гнева персоны столь могущественной Сафира никак не могла защититься. Но внутри легкомысленной головки жила отвага истинных королей, потому принцесса не дрогнула и даже не побледнела.

– Тогда, – Кайро с шумным вздохом перехватил инициативу в свои руки, – нам остается решить, как Элайн вэр Сара подтвердит нам свою истинную сущность.

– Думаю, достаточно будет удостовериться, что ее воспоминания все еще принадлежат ей, – предложила Сафира, которая именно этого и добивалась. Она хотела публично унизить Элайн, заставив предать гласности один эпизод, который произошел на последнем году учебы наследницы Дома дэль Хаинэ в академии. Сафира провела в стенах альма-матер всего несколько месяцев и еще никогда не встречала Кирвила, но гордая, высокомерная вэр Сара уже тогда вызывала у нее стойкую неприязнь, будто сердце принцессы предчувствовало события, которым только предстояло случиться. Наверное, та шутка не оставила бы следа в душе другой девушки, но Элайн не была похожа на остальных. Она была особенной, и Сафира понимала это, завидовала сопернице даже теперь, когда делить им было нечего.

– Хорошо, – король не спорил с дочерью. Казалось, он вообще практически не интересовался происходящим, не замечал ничего вокруг. – Кто-то должен задать вопрос, ответ на который есть только у Элайн вэр Сары и говорящего. То, о чем пойдет речь, не должно быть достоянием гласности.

– Я спрошу. – Тонкая, очень хрупкая девушка с высокомерным выражением лица поднялась в задних рядах. Сафира признала в ней первую даму Элайн, с которой Карин беспрерывно цапалась первый и единственный год их совместного пребывания в Академии. В отличие от госпожи, ничего особенного в компаньонке не было, разве что изумительный, очень светлый цвет волос, который она наверняка вывела с помощью косметической магии.

– Нет, – Сафира не позволила себе улыбнуться, наслаждаясь триумфом. – Я выразила недоверие Элайн вэр Саре, второй из Великого Дома дэль Хаинэ, мне и спрашивать.

Первая дама (принцесса не могла вспомнить ее имени) едва не скрипнула зубами от досады и с перекошенным от негодования лицом опустилась на свое место, не проронив больше ни слова. Ее положение при дворе было слишком низким, чтобы спорить с особой королевских кровей.

Элайн никак не отреагировала на небольшую перебранку между Сафирой и компаньонкой. Она по-прежнему стояла, гордо выпрямившись, и ждала вопроса. Что-то подсказывало принцессе, что Элайн знает, о чем пойдет речь. Неприятное ощущение собственной неправоты вновь закралось в сердце, но она поборола мимолетные сомнения. Обратного пути уже не было, надо идти до конца. Уняв дрожь в руках, Сафира посмотрела в глаза бывшей сопернице и, медленно цедя каждое слово, проговорила:

– В день, когда Элайн вэр Сара, вторая из Великого Дома дэль Хаинэ, заканчивала Магическую Академию, у их курса был выпускной бал, после которого она вернулась домой под утро. На кровати в спальне лежало послание, написанное древними рунами. Я хочу знать, что там было и кто адресат.

В глазах Элайн бушевал пожар. Даже если она ждала этого вопроса, то, услышав его, не смогла совладать с эмоциями, готовыми вот-вот прорваться через маску ледяного спокойствия. На краткий миг Сафире показалось, что вэр Сара откажется отвечать и призовет ее к ответу за умышленное оскорбление. Ведь если раньше воительница могла лишь догадываться, от кого на самом деле пришло письмо, то теперь знала наверняка. Ладони стали влажными. Принцесса крепче обхватила свой посох. Острые края камня царапнули кожу.

Элайн несколько раз моргнула, прогоняя неистовую ярость.

– В ночь выпускного я, действительно, получила записку, – прошипела блондинка сквозь крепко стиснутые зубы. – Она была написана рукой Каора вэр Танно, пятого из Великого Дома дэль Мирабло. В то время он проходил десятый год обучения в Академии и, по слухам, состоял в близких отношениях с уважаемой Сафирой вэр Тарой, пятой из королевского Дома даль Каинэ. – Сафира ощутила крохотный укол, выпущенный в нее Элайн. Но если вэр Сара хотела задеть противницу, то просчиталась. Ничего такого, что следовало скрывать, между ней и Каором не случилось. В любом случае кузен Мирабло был вполне пристойной партией для королевской дочки и уж точно в ряду кандидатов на ее руку стоял выше Кирвила.

– В той записке, – продолжила воительница, – Каор вэр Танно приглашал меня прогуляться под луной и заняться вещами, которые не обсуждаются в приличном обществе, тем более в присутствии королевских величеств. В нескольких строчках, кое-где даже стихотворных, он весьма подробно описывал свои фантазии на мой счет. Я сочла то послание оскорблением и не посчитала нужным на него отвечать. Теперь я знаю, что за грубыми и вульгарными фразами письма стояла подруга господина Мирабло.

– Сафира вэр Тара, вы удовлетворены предоставленным ответом? – тщась скрыть улыбку и не глядя на дочь, спросил король. Он, как и она, понимал, что говорить о студенческой шутке для Элайн гораздо труднее, чем для Сафиры слушать ответные оскорбления и прозрачные намеки. Унижения рода Хаинэ пролилось бальзамом на душу Кайро, который вытерпел немало грубостей с их стороны за последний год.

– Вполне, – улыбнулась Сафира. – Я прошу прощения у воина Элайн вэр Сары за неприятную процедуру. Зато каждый из нас теперь уверен, что духи не завладели ее телом и мы по-прежнему, как и всегда, можем рассчитывать на Дом дэль Хаинэ. Полагаю, несколько трудных минут стоят общественного спокойствия.

Сафира склонилась в глубоком поклоне перед родителями, кивнула на прощание сестрам и, не удостоив вниманием никого больше, направилась к выходу. Карин отделилась от толпы компаньонов и присоединилась к ней перед самыми дверями, которые снова раскрылись перед принцессой по мановению руки.

Стоило Сафире покинуть зал советов, как за толстыми стенами раздался гомон. Одни считали ее выходку забавной, другие – глупой, третьи – опасной. Но Элайн никто не сочувствовал, может быть кроме отца и ее первой дамы, в этом принцесса не сомневалась. В угоду царствующей династии Хаинэ не любил никто, даже домашние животные. Грозный хлопок дверей, раздавшийся за спиной буквально через несколько секунд, подтвердил правоту бунтарки. Сафира не стала оборачиватья. Она и так знала, кто идет за ней следом. Карин тихо ойкнула за плечом, но страха не было. Сейчас принцесса была готова ответить за свои слова и пять лет страданий. Неважно, что Элайн о них даже не догадывалась.

Но вэр Сара не потрудилась кинуть вызов дочери короля. Какой смысл? Одержи она победу (а это было неизбежно), на Дом Хаинэ обрушились бы новые беды. И они могли бы оказаться даже хуже тех, что уже висят над их головами последние пять тысячелетий. Поэтому Элайн одарила Сафиру одним коротким взглядом и чуть слышно, почти не раскрывая рта, чтобы никто, даже их дамы, не могли их услышать, прошептала:

– Я запомню этот день, вэр Тара.

Сафира, повинуясь внутреннему инстинкту, который чаще всего ее обманывал, закатила к потолку глаза и совсем по-детски, словно они были еще в песочнице, показала воительнице язык. А затем, громко расхохотавшись, подобрала тонкую ткань туники и побежала прочь, продолжая смеяться на ходу. Перед поворотом принцесса остановилась и на мгновение обернулась. Вэр Сара стояла на том же месте, провожая Сафиру почти равнодушным взглядом. Но что принцессу поразило больше всего – на Элайн не было ни одного скрывающего ауру щита. Скорее всего, она сняла их специально, чтобы продемонстрировать дерзкой девчонке свою мощь. В своих расчетах вэр Сара не ошиблась. То, что увидела Сафира, поразило ее до глубины души. Ярко-красная, с редкими всполохами оранжевого аура второй из Дома дэль Хаинэ напоминала языки пламени. Никогда принцессе не доводилось видеть такого буйства энергии. Пожалуй, в сравнении меркла даже аура Джоро вэр Орро, которую он так любил демонстрировать всем и каждому. Дочь намного превзошла своего отца.

Встряхнув головой, Сафира развернулась и продолжила бег, легкомысленно смеясь, но ни хорошего настроения, ни удовлетворения от сладкой мести не было. Что-то пошло не так, как она надеялась. Элайн оказалась не тем человеком, которого безопасно оставлять за спиной. Она не станет, подобно Сафире, размениваться на булавочные уколы. Либо вовсе не обратит на них внимания, либо вонзит кинжал – и не в спину, а в грудь.

Остановилась принцесса только на следующем этаже.

– Мне надо побыть одной, – сказала она Карин, передавая наперснице обруч и посох, которые та бережно уложила в открытый сундук.

– Ты перегнула палку, – вздохнула девушка, захлопывая крышку, – но не бери в голову. Вэр Сара заслужила это как никто другой.

– Я в этом не так уверена. Иногда мне явно не хватает мозгов, – посетовала Сафира и в гордом одиночестве побрела к своим покоям.

Больше всего на свете ей хотелось очутиться сейчас в Массао, в объятиях Кирвила. Аура Элайн горела перед глазами, словно была выжжена в памяти раскаленными щипцами. Не бывает такой яркой ауры у плохого человека, это попросту невозможно, а Сафира всегда гордилась тем, что доставляла неприятности исключительно плохим людям. По крайней мере тем, кого она таковыми считала.

На душе было противно. Хотелось окунуться в ледяную воду и смыть грязь, налипшую на нее сегодня. К сожалению, это клеймо останется на ее совести. Ну и что из того, что вскоре отец и каждая из сестер шепнут ей пару благодарственных слов? Их одобрение или неодобрение ничто по сравнению с осознанием простого факта – она вела себя недостойно принцессы. Никто не имеет права оскорблять человека, которому ранее сам же нанес тяжелый удар и который не стал за это мстить. Сафира очень надеялась, что после сегодняшнего Элайн запишет ее в число врагов. Если этого не произойдет, униженной окажется та, кто желала унизить.

Принцесса дошла до своих комнат, помнивших ее маленькой девочкой, и лишь тогда смогла позволить себе расслабиться. Шелковые покрывала на кровати, спрятавшейся под тяжелым небесно-голубым балдахином, разноцветные витражи в распахнутых настежь окнах, хрустальный графин на массивной дубовой тумбочке, золоченая рама зеркала в полный рост, занимавшего большую часть стены, – все это напоминало о прежних днях, порой тяжелых, но чаще далеких от тревог. Здесь все – от пушистых ковров под ногами до бриллиантовой заколки для волос – принадлежало ей, но почему-то Сафире казалось, будто она зашла в гости к кому-то едва знакомому, так сильно принцесса переменилась за последний год. Теперь королевский дворец больше не являлся ее домом. Только там, где был Кирвил, она могла позволить себе быть собой. В замке, ставшем свидетелем их уютного изгнания, все дышало воспоминаниями об их бесконечных разговорах и страстных объятиях, которые не разжимались с наступлением рассвета. Туда она мечтала вернуться сейчас, но знала, что это невозможно.

Сафира подошла к открытому окну и вдохнула разгоряченный солнцем воздух. В него вплелись ароматы тысяч растений и трав, курений и дорогих духов. Она дышала им первые семьдесят пять лет своей жизни, и вот он кажется ей слишком жарким, чересчур тяжелым, искусственным. Она и сама менялась под его воздействием, становилась гораздо более жестокой, беспринципной, легкомысленной. Здесь она превращалась в принцессу, переставала быть человеком. Вероятно, это было лишь ощущение, но Сафире оно не нравилось, как не нравилось и то, каким образом она поступила с Элайн. Неправильно, глупо, зло. О чем бы ни старалась думать принцесса, дожидаясь визита родителей или кого-то из сестер (а те, она не сомневалась, захотят поговорить с ней наедине), все ее мысли неизменно возвращались к женщине, которую она так часто обижала и унижала.

Когда солнечные часы на главной башне дворца показали обеденное время, но никто из родственников так и не пришел, Сафира не выдержала внутреннего напряжения. Скинув ритуальный наряд, она переоделось в простую бледно-желтую тунику, сшитую по моде прошлого года, и отправилась в зал телепортов. Пообщаться с семьей она сможет на ежегодном балу. Это мероприятие специально создавалось для того, чтобы дворяне могли провести вечер, знакомясь друг с другом, заключая деловые сделки и пари, предаваясь любовным утехам и дружеским беседам. Приглашения получали все, начиная от представителей Великих Домов и заканчивая слабенькими магами из окраинных земель. Отказаться не мог никто. Даже воины, дежурившие у ледников, на одну ночь покидали свои посты, оставляя неприкрытыми тылы Единой Империи. Только дети, смертельно раненные колдуны, жрецы, служившие в некоторых удаленных от столицы храмах, ученики Академии и некоторые преподаватели освобождались от обязанности, которую, впрочем, последние и предпоследние отнюдь не считали обременительной.

Сафира спустилась по небольшой извитой лестнице на первый этаж и вышла на улицу. Только из зала телепортов можно было покинуть королевскую вотчину с помощью магии, что принцесса и хотела сделать вопреки логике, здравому смыслу и этикету. Нужное ей помещение занимало отдельное строение из белого камня. Его стены защищали мощные чары. Там всегда было полно народу, желающего отправиться в родовое имение, чтобы навестить семью, на прогулку к берегу океана вместе с любимым человеком или в деловую поездку в другой крупный город.

Сегодня зал телепортов практически пустовал. Человек пятьдесят суетились в центре, словно кого-то поджидали. В их числе Сафира заметила Элайн, та говорила о чем-то с высоким черноволосым воином из Дома Тайсу, которого принцесса знала лишь в лицо. Он всегда был занят на заданиях и крайне редко приезжал ко двору. Остальные спутники Элайн также принадлежали к опытным, проверенным временем и многочисленными битвами бойцам. Самый младший из них разменял не одну сотню лет. На вечно молодых лицах воинов были заметны страшные шрамы, оставшиеся от магических ран, полученных в кровавых сражениях со Злом. Такие увечья, в отличие от царапин, какие придворные любили наносить друг другу на бесконечных дуэлях, не могло исцелить никакое волшебство.

Орден воинов в Единой Империи был самым многочисленным, но, чтобы попасть в его ряды, кандидат должен был владеть как минимум шестью мечами, поэтому большинство его членов принадлежали к Великим Домам. Хотя были и исключения. Сафира никогда не стремилась оказаться в числе героев, постоянно рискующих жизнью и здоровьем, да и шансов на это у нее было маловато, а вот Кирвил до их шокирующей свадьбы состоял в ордене. После грандиозного скандала его исключили. Принцесса знала, что любимый до сих пор переживает из-за этого, но ничем не могла помочь. Впрочем, даже если бы в ее власти было вернуть Кирвилу утраченный статус, она не стала бы ратовать за то, чтобы он вновь отправился в зону разломов. Она любила его эгоистической любовью собственницы и не была готова делить ни с кем, даже с империей.

Никто из воинов не обратил внимания на застывшую у входа Сафиру. Они были слишком заняты. Их задумчивые лица выражали тревогу. Принцесса поняла, что перед ней отряды, отправленные королем на ледники для усиления патрулей и проведения независимого от Дома дэль Хаинэ расследования.

Сафира не хотела отвлекать бойцов от их обязанностей, хотя они вряд ли стали бы падать ниц перед королевской дочкой, как поступали иные придворные, ища сомнительных почестей, какие она могла им дать. Но больше всего ей претила мысль снова встретиться лицом к лицу с Элайн, особенно теперь, когда она чувствовала себя виноватой. Сафира очень быстро прошла к ближайшему золотому кругу, выгравированному на полу, и встала в самый центр. Она обвела рукой вокруг себя, активируя дремлющую в стационарном телепорте магию. Золотистое свечение окутало фигурку принцессы со всех сторон. Несколько слов, указывающих направление, и Сафира ощутила, как привычно натягивается в животе тугой узел – предвестник скорого перемещения. При использовании постоянных транспортных каналов неприятные ощущения были слабее, чем если бы она решила открыть персональный телепорт где-нибудь в лесу, и все-таки лицо принцессы невольно скривилось, когда пространство вокруг напряглось и натянулось. Телепортационный тоннель раскрылся. В последний момент Сафира не удержалась и кинула короткий взгляд в сторону Элайн. Вэр Сара тоже смотрела на принцессу, но ее пронзительные голубые глаза не выражали абсолютно ничего. Мысли второй из Дома дэль Хаинэ были заняты вещами более важными, нежели вздорные выходки Ее Высочества. Почему-то именно в этот миг Сафира со всей отчетливостью поняла, что ситуация на ледниках куда хуже, чем она полагала. Ледяные щупальца страха проникли в ее сердце, пока тело сдавливала и крутила черная воронка перемещения.

Слепящий свет ударил по глазам. Миллиарды крохотных бликов переливались в бескрайних снегах, отражая холодные солнечные лучи. По коже побежали мурашки, и Сафира автоматически установила вокруг себя чары обогрева, которые не давали замерзнуть на сорокаградусном морозе даже голышом. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о Птео, которого она оставила во дворце. Но размышления быстро вернулись к тому, что тревожило принцессу больше всего. Ее любимцу ничто не грозило в замковом питомнике, где за ним наверняка будут прекрасно ухаживать, пока она не заберет его. А вот что грозило человечеству, не представляла ни одна живая душа.

За краткий миг телепортации сотни мыслей проскользнули в ветреной головке, и теперь сердце колотилось в груди под воздействием ужаса, пожирающего внутренности. Что, собственно, Сафира знала о духах? Ничего. А вот Элайн знала, и это знание было столь страшным, что гордая вэр Сара не думала о нанесенном оскорблении, слишком занятая осмыслением сложившейся ситуации. Наверное, если бы сотни теней выскользнули из-под земли прямо во дворе замка Массао, Сафира не осознала бы их появления с такой беспощадной ясностью. Никакие слова и даже видения не могли быть красноречивей безразличного взгляда Элайн.

Принцесса зябко поежилась и сделала шаг из телепортационного круга, начертанного на гранитной плите перед вратами замка. Хрустальная, переливающаяся всеми цветами радуги громада предстала взору хозяйки во всем великолепии и величии. Массао долгие годы создавали лучшие мастера империи специально для нее. Остроконечные башни уносились изукрашенными пиками к самым небесам. Казалось, своими вершинами они касались солнца. Возле ворот по обеим сторонам прохаживались стражники из личной охраны королевской дочери. Они склонились в глубоком поклоне перед госпожой, но она не удостоила их ни единым взглядом.

Замерев на месте, Сафира пыталась разобраться в собственных ощущениях. Немного поколебавшись, она сняла чары обогрева, позволив ледяному воздуху коснуться незащищенной одеждой кожи. Ей не показалось, на улице действительно было теплее, чем полагалось в зоне, граничащей с ледниками, в это время года. Быстро восстановив заклинание, Сафира скользнула в открытые слугами ворота и, пробежав по засыпанному снегом двору, очень скоро оказалась в просторном, светлом холле замка.

Стены здесь изнутри были прозрачными, при том что снаружи нельзя было разглядеть ничего из того, что творилось в покоях. В центре ярко горел огонь. Благодаря магии он давал гораздо больше тепла, чем обычный костер. Несколько смертных прислужниц устремились к хозяйке, но она жестом отослала их.

– Где господин? – спросила Сафира у дворецкого, бастарда Дома Мирабло, уже спешившего ей навстречу.

– В кабинете, госпожа, – почтительно ответил тот.

– Спасибо, Гарсив.

Сафира быстро взлетела по белоснежной лестнице на второй этаж и юркнула в узкий коридор, на стенах которого висели многочисленные гобелены с изображением сладострастных сцен, а полы устилали пушистые ковры, дававшие тепло и радовавшие глаз. Ничего этого принцесса не замечала, воспринимая как должное. Каким бы роскошным ни был замок Массао, до дворца, в котором она выросла, ему было далеко.

Кирвил стоял спиной к дверям, напряженно вглядываясь в расстилающийся под окном пейзаж. Шагов жены он не услышал, а потому слегка вздрогнул, когда она нежно опустила ему на плечи холодные руки. Обернувшись, он поцеловал ее в губы, но отстранился быстрее, чем обычно.

– Ты бледна, – констатировал факт вэр Шадо, проведя кончиками пальцев по смуглой щеке. Только влюбленный мужчина мог заметить легкую бледность, разлившуюся на темной коже Сафиры. Для Кирвила, который знал тело жены лучше своего собственного, это было нетрудно. Девушка сдавленно всхлипнула, позволив напряжению сегодняшнего дня вылиться наружу. Вэр Шадо прижал ее к себе, давая возможность выплакаться. Свою тревогу он загнал как можно глубже, зная по опыту, что любимая сама расскажет ему все, как только придет в себя.

Неумение держать под контролем эмоции было еще одним недостатком Сафиры. Слезы текли из ее глаз чаще, чем дожди в родном городе. Кое-как путем долгих лет тренировки она приучила себя не реветь на людях, сохраняя маску полной невозмутимости. Но это давалось ей с огромным трудом, и хороший физиономист (а таких при дворе было большинство) всегда мог прочитать ее истинные чувства по лицу. Наедине с любимым (как, впрочем, и с Карин) Сафира никогда не притворялась и не лицемерила. По отношению к близким она была открыта и в горе, и в радости.

Как только первый порыв угас, принцесса отстранилась от плеча любимого и сбивчиво, словно отвечала плохо выученный урок, поведала мужу все, что произошло с ней сегодня, включая страшные новости, которые услышала на совете, а потом осознала, всего раз взглянув в глаза Элайн. Сафира не была уверена, что информация, которой она теперь владела, не была тайной. Прямо ей никто не запрещал рассказывать об этом, но умный политик должен был сам знать, что и когда следует говорить, а о чем лучше даже не думать. Но Сафира была просто женщиной, больше всего на свете нуждавшейся в плече мужчины. И этим мужчиной для нее был Кирвил. В отличие от жены, тот умел хранить маленькие секреты и большие тайны. Долгие годы службы в ордене воинов приучили его к дисциплине, от привычки к которой не избавишься за неполный год.

– Я боюсь, – закончила свой рассказ Сафира, закрыв лицо руками и прислонившись лбом к плечу любимого. – Ох, Кир, я такая никчемная…

– Саффи, не надо. Не оскорбляй себя. – Кирвил бережно отодвинулся от жены, отвел ее узкие ладони от щек и заглянул в темные омуты глаз. – Я бы никогда не полюбил тебя, будь ты никчемной. Ты самая лучшая. Просто твоя душа слишком чистая и невинная. Ты не умеешь лицемерить и не хочешь осваивать эту науку. И да, ты немного непоседлива и совсем чуть-чуть легкомысленна. Но ты еще слишком молода…

Он нежно гладил ее по голове, губами касаясь тяжелых прядей волос, давно рассыпавшихся из сделанной Карин прически. В каждом слове Кирвила слышалась такая убежденность, что, казалось, сейчас он мог бы доказать свою точку зрения даже Элайн или Марне – двум людям, которые наиболее скептически относились к Сафире и ее достоинствам, зато видели малейшие недостатки принцессы, превращая их в глобальную проблему. По крайней мере, так думала она сама, не в силах разобраться, что на уме у этих двух чрезмерно сдержанных леди.

– Молода… Мало кто из смертных доживает до моей «молодости», – буркнула Сафира, тыльной стороной ладони вытирая слезы. Они вновь брызнули из глаз, размазывая остатки косметики, в которой принцесса не нуждалась, но все равно пользовалась в угоду моде.

– Ты не смертная, – возразил Кирвил, усаживаясь на диван. Он притянул девушку к себе и заставил опуститься на свои колени, крепко обняв за талию. – Твой разум устроен иначе. В двадцать лет почти все обычные люди уже имеют семью, ты же едва достигла совершеннолетия. Не жди, что твое восприятие мира будет таким же. Их век короток. Порой они сами не успевают осознать, что живут.

– Сколько тебе лет? Тысяча? – сквозь всхлипывания попыталась пошутить Сафира.

Она очень любила, когда Кирвил говорил с ней так, будто является не мужем, а отцом. В отличие от многих других женщин, принцесса не стремилась быть независимой или самостоятельной. Она нуждалась в родителе, который не просто любил бы ее, но и заботился. У Кайро никогда не было времени на своих детей. Он постоянно был занят, улаживая проблемы мирового масштаба, разбирая разногласия между Великими Домами, участвуя в бесконечных битвах с духами ядра и поражая весь свет своей безграничной мудростью. Кирвил, напротив, никогда не жалел на любимую времени. Весь свой опыт, всю накопленную за долгую жизнь нежность он отдавал жене, за что она не уставала благодарить его.

– Пятьсот пятьдесят шесть, – улыбнулся вэр Шадо, целуя любимую в губы. – Я гожусь тебе в дедушки, а потому, будь добра, слушай меня, а не себя, особенно когда в чем-то сомневаешься.

– Как думаешь, Элайн станет мстить? – по-девчоночьи спросила Сафира. Она в равной мере боялась и мести вэр Сары, и ее пренебрежения. Первое несло для нее большие неприятности, второе – унижало достоинство.

– Нет, – искренне ответил Кирвил. – Твоя выходка типична для любого придворного, ни разу не испытавшего на своей шкуре боевых чар. Ты мыслишь не так, как тот, кто неоднократно рисковал жизнью, прикрывая собой других. У Элайн иные заботы. Она горда и, конечно, затаила обиду. Но мстить из-за нескольких некорректных слов или тем более письма, написанного под диктовку пятьдесят лет назад… Боюсь, она вряд ли найдет для этого время. Тебе просто придется смириться с ее безразличием, не принимая его на свой счет.

– Легко сказать, – Сафира ощутила невольное облегчение, хотя не решилась бы признаться в этом даже себе.

Известная проказница, она не привыкла всерьез отвечать за свои поступки. Обычно ей все сходило с рук, даже оскорбления, которые она наносила другим скорее невольно, под воздействием минутного порыва, нежели осознанно, испытывая злобу или желание унизить кого-то. Сегодня все было иначе, но виной тому стала ревность, которая не умерла до конца даже спустя почти год счастливого супружества.

– Кир, – после минутной паузы начала Сафира. То, о чем она хотела поговорить с мужем, в их отношениях было единственным табу. Но сейчас ей требовалось узнать все до конца, чтобы сегодняшняя ситуация никогда не повторилась. Неведение порождало бурные фантазии, которые, вполне вероятно, не имели ничего общего с действительностью. Те, в свою очередь, пробуждали в душе принцессы все самое низменное. И оно из-за нехватки самоконтроля вырывалось наружу, вызывая горькие сожаления о том, чего уже не изменить. – Ты и Элайн… Мы никогда не говорили об этом, но мне необходимо понять… Что между вами было? Ну, кроме очевидного, то есть вашей помолвки. Не бойся причинить мне боль…

Кирвил внимательно посмотрел на жену. Раньше, когда они тайком встречались в самых отдаленных уголках Вселенной, он иногда пытался завести речь о своих отношениях с невестой, но Сафира всегда останавливая его, довольствуясь клятвенными заверениями, что между ним и Элайн нет любви. Вэр Шадо полагал, что она боится услышать подтверждение своим тайным страхам, являвшимся плодом слишком бурной фантазии, и первое время пытался быть откровенным, чтобы хоть немного облегчить мучения возлюбленной. В их запутанной истории хватало проблем реальных, для выдуманных просто не было места. Но спустя какое-то время он оставил свои попытки, осознав, что ни одно его слово не доходит до распаленного ревностью сознания Сафиры. После свадьбы все это стало неважно, и они, не сговариваясь, постарались забыть об Элайн и обо всем, что с ней связано. Видимо, сегодня, после нелицеприятной стычки между бывшими соперницами, наступил кризис. Глубоко вздохнув, Кирвил ответил на вопрос жены:

– Я всегда знал, что однажды мне придется жениться, – медленно произнес он, глядя куда-то в сторону. – И понимал, что никому из Виварди не светит брак по любви. Ну, разве что такое произойдет случайно, но я не был мечтателем и в случайности подобного рода не верил. Короче, после окончания Академии я вернулся домой и каждый день ожидал, когда отец объявит, кто моя нареченная. Но шли годы, а этого не происходило. В конечном итоге я перестал забивать себе голову женитьбой, тем более что проблем и неотложных дел в ордене у меня и так хватало. С Элайн я познакомился, когда она вступила в наши ряды. Некоторое время мы служили в одной точке и часто работали в паре. Я уважал ее за рвение и недюжинную магическую силу, но мы не были близки. Даже дружба между нами почему-то не ладилась. И это странно, учитывая, что с другими она легко находила контакт, безусловно, если сама того хотела. У таких, как Элайн, есть собственное мнение абсолютно по всем вопросам. Я чем-то не устраивал ее, и мне было плевать. Если обстоятельства вынуждали, мы становились неплохими партнерами, но как женщина она меня не привлекала.

Кирвил провел рукой по волосам жены, надеясь прикосновением снять напряжение, сковавшее ее тело.

– А потом отец пригласил меня в свой замок, устроил грандиозный пир в мою честь. Я сразу понял, о чем пойдет речь, и совершенно не удивился. Но когда мне стало известно имя нареченной, я не смог удержаться от ругательств. Естественно, упражнялся в сквернословии я про себя. В качестве невесты Элайн была не лучше и не хуже любой другой, вот только наша взаимная холодность не давала мне покоя. Впрочем, от мужа и жены никто не ожидает бурных страстей, для этого существуют любовники. Церемония обручения состоялась через месяц. Элайн приветливо улыбалась при встречах и даже начала изредка разговаривать со мной. К сожалению, все ее попытки не находили никакого отзыва в моей душе. Периодически, чтобы не вызывать лишних сплетен, мы уезжали куда-нибудь вместе. Но большую часть времени, которое проводили наедине, молчали.

Кирвил выдержал небольшую паузу. Он полностью погрузился в воспоминания, хотел как можно точнее выразить то, что чувствовал тогда.

– Однажды я решился на крайний шаг. Я подумал, что холодность в общении вполне возможно заменить страстью в постели. Я поцеловал ее, она не возражала. В ту ночь я окончательно убедился, что нас ничего не связывает. Наши тела были еще дальше друг от друга, чем мысли. Если честно, то я впервые столкнулся со стойким внутренним сопротивлением, которое испытывал, лаская собственную невесту. А ведь мне было уже немало лет, и опыт в подобных вопросах я имел вполне достаточный. Возможно, все дело было в нашей несовместимости, а может, в том, что эти отношения нам навязали силой. Не знаю… Фактом остается то, что после того случая мы старались больше не оставаться наедине и по взаимному согласию прилагали всевозможные усилия, чтобы по роду службы чаще оказываться как можно дальше друг от друга. Признаюсь, нам неплохо удавалось держать дистанцию, и в конечном итоге мы оба примирились с тем, что такой теперь будет вся наша жизнь. Мне помолвка давалась нелегко, но выбора не было, и я терпел молча, как терпят многие другие.

Тут Кирвил улыбнулся и посмотрел жене в глаза.

– А потом появилась ты. Если бы мы встретились раньше, я сумел бы найти слова, чтобы убедить отца рискнуть и попросить для меня руки принцессы. Я постарался бы совершить что-то такое, что поставило бы меня выше более родовитых претендентов. Но в нашей ситуации это было невозможно. Ты не представляешь, как я мучился все эти годы! Когда думал о том, сколько страданий причиняю и еще причиню тебе, мне хотелось отправиться в самое пекло и отдаться во власть духов. Бессилие буквально убивало меня. Я до сих пор не могу спокойно вспоминать то время. Когда ты предложила безумный выход, я не задумываясь согласился. Я вообще не вспоминал об Элайн. Я был уверен, что не разобью ей сердца. И не ошибся. Спустя месяц после нашей свадьбы я получил от нее записку, посланную с ее первой дамой прямо сюда. Она благодарила меня за подаренную свободу и желала нам счастья. Думаю, ее сердце занято кем-то другим. Что ж, если я прав, то у нее появился шанс построить свою жизнь так, как ей хочется.

От слов Кирвила стало только хуже. Ревность отступила, сменившись раскаянием. Элайн была благороднее, чем Сафира предполагала. Она была выше любого этикета и навязанных обществом норм. В ее сердце не было места низменным чувствам, что так часто терзали принцессу. Если бы Сафира могла забрать обратно слова, что говорила о вэр Саре не только в лицо, но и за глаза! Впрочем, вряд ли она стала бы это делать. Сафира никогда не признавала свою неправоту прилюдно. Она была истинной дочерью двора и считала унижением хоть малейшее отступление от сказанного ранее. Впитанные с молоком матери нормы морали ставили ее на ступень ниже Элайн, и понимание этого заставляло страдать еще сильнее. Постепенно раскаяние превратилось в злобу, а та – в еще более жгучую ненависть. Ведь теперь Сафира точно знала, кто из них двоих лучше, и этим знанием была ранена в самое сердце.

В тот вечер они с Кирвилом больше не разговаривали. Утомленная трудным днем, Сафира искала утешения в ласках, и муж с готовностью дарил их ей, вкладывая всю душу в поцелуи и объятья.

Ночь сгустила краски над хрустальным замком. Жарче запылали многочисленные камины, примолкли слуги, место солнца на небе заняла луна в обрамлении миллионов звезд, которыми можно было любоваться сквозь полупрозрачную крышу супружеской спальни. Устав от любви, Кирвил заснул поверх шелковых покрывал. Его обнаженное тело, такое белое рядом со смуглой кожей Сафиры, выделялось на фоне окружающей их темноты. Обострив заклинанием и без того прекрасное зрение, принцесса любовалась мужем. Высокий, сильный, он был сложен идеально. Рельефная грудь и руки свидетельствовали о годах спортивных тренировок. Но самым прекрасным в этом мужчине было лицо. Словно высеченное из камня, оно не казалось смазливым, как у дворцовых франтов. Скорее, наоборот, некоторые черты были слегка грубоватыми, что лишь придавало им мужественности, не убавляя красоты. Густые светлые брови, глубоко посаженные карие глаза с длинными, немного рыжеватыми ресницами, широко очерченные скулы, волевой подбородок, нос правильной формы с тонкой переносицей, длинные до плеч русые волосы и небольшая аккуратная бородка, сбритая по краям, – все это Сафира знала наизусть. Кирвил казался ей эталоном мужской привлекательности, и с каждым днем, нет, с каждым часом ее страсть неуклонно росла. Сейчас, разглядывая спящего мужа, Сафира чувствовала, как болезненно сжимается сердце. Нежность накрыла ее с головой, мешая нормально дышать.

И в то же время сегодня принцесса не получала привычного наслаждения, наблюдая за сном любимого. К приятному томлению добавилось нечто неведомое прежде. Страх, который закрался в ее душу в телепортационном зале и не исчез после всех разговоров и ласк, какие подарил ей Кирвил. Неясная тревога не давала расслабиться. Сафира закрыла глаза, надеясь провалиться в спасительный мир грез, но сон не шел. Руки слегка подрагивали, будто от холода. Не вставая с постели, чтобы не развеять последние крохи дремы, она вытянула вперед руку и двумя словами усилила пламя в камине. Теплее не стало. Тогда она осторожно, боясь разбудить уснувшего поверх одеяла мужа, залезла под пуховое покрывало. Но согреться так и не получилось. Простыни обжигали ледяными касаниями, будто пролежали несколько часов на снегу.

Ворочаясь с боку на бок, Сафира провела не один час, обдумывая последние новости с ледников. И чем больше она думала, тем хуже ей становилось. Набатом звенел в ушах голос Элайн. Каждое слово воительницы врезалось в память и кололо мозг тысячей иголок.

На ум приходили сказки, которые еще в детстве кормилица рассказывала Сафире. Они были о страшных существах без плоти и крови, обитающих в недрах Земли. Самым большим желанием не то духов, не то теней было обзавестись собственным телом, чтобы вырваться в подлунную часть мира и стать если не людьми в полном смысле этого слова, то кем-то наподобие. Что собой представляло вечное Зло, откуда оно взялось, никто не знал. В некоторых смертных селениях поговаривали, будто духи ядра произошли из душ, отвергнутых богами за грехи. Были ли то души смертных или бессмертных, оставалось загадкой. Сафира не слишком верила в байки, выдуманные неграмотными старухами для устрашения малолетних отпрысков. Никаких научных или магических подтверждений их словам не имелось. Но иногда ей доводилось слышать, как люди, достойные доверия, на полном серьезе повторяли глупые россказни. Обычно Сафиру это раздражало, но сегодня она не стала бы делать ставку на то, что деревенские бабки заблуждаются. Кто она такая, чтобы судить? Возможно, у Элайн было свое мнение о происхождении духов ядра. Среди воинов ордена многие пытались разгадать загадку появления опасного зла. Но если кто-то и докопался до сути, то с Сафирой они своими знаниями не делились. Приходилось исходить из единственной известной теории. И выводы напрашивались самые печальные.

Что должен был совершить человек при жизни, чтобы после смерти отправиться в адское пекло недр? Какие грехи закрывали вход на путь предков? Она знала только один – свадебный обряд, проведенный в Храме Любви. Но разве любовь можно было назвать грехом? А если все-таки можно, неужели их с Кирвилом ждала такая судьба?

Вопросов накопилось так много, что от них болела голова и зудело под ложечкой. Ответа не было ни одного. Никто толком не объяснял, что представляет собой путь предков. Даже дэль Хаинэ, исторически лучше других владевшие мечом смерти, никогда не отваживались ступить на него добровольно и призвать в мир живых тех, кто его уже покинул. Достоверно было известно одно – путь существует, но, куда он ведет, ведали лишь боги. Возможно, он оканчивается совсем не там и не так, как проповедовали жрицы Последнего Храма, обещавшие умершим магам вечный покой и ничем не омраченные радости. Даже смертным после гибели тела даровывался сладостный отдых. Но так говорили жрецы, а подтвердить их слова было некому.

Религия Единой Империи поддерживала правящую партию, состоявшую исключительно из чистокровных магов. Если верить ее служителям, все девять богов только и делали, что заботились о процветании колдунов. Простые люди должны были испытывать счастье от помощи бессмертным господам и хозяевам. Если они отказывались служить, их ждала кара – страшные муки в посмертии. Что это за муки, никогда не говорилось. Как и обещанные удовольствия, они оставались понятием эфемерным, которое каждый понимал в меру своей испорченности.

Была ли хоть доля правды в словах служителей девяти богов или нет, большой вопрос. Но силы им было не занимать. Ритуалы, которыми владели жрецы, превосходили все, что могли сотворить самые могущественные маги, в совершенстве владевшие всеми десятью мечами, а таких среди представителей Великих Домов имелось немало. Да и среди остальных попадались волшебники одаренные, умеющие использовать сложнейшие заклинания. Поэтому волей или неволей приходилось принимать за истину то, что некто по имени Маврисий тысячи лет назад записал в «Божественную книгу о Владыках надземных», создав тем самым единую для всего мира религию. Ее исповедовали даже в самых удаленных и диких уголках империи. Жрецы, какие бы дороги ни привели их в храм, после вступления в один из орденов превращались в настоящих фанатиков. Принято было считать, что на них снисходила особая благодать, позволявшая прозреть. Но Сафира никогда в это не верила. Считала, что все дело, как обычно, в магии. Никто в здравом уме не станет спорить с тем, что любую волю можно подчинить. Может, со служителями богов так и происходило? Может, их разумом владело некое колдовство? Как знать… Однако после ритуала в Храме Любви принцесса усомнилась в своем атеизме.

Заставив себя расслабиться, Сафира давно привычным внутренним жестом потянулась к тому, что видела как душу Кирвила. Прозрачная субстанция, в точности повторявшая ауру любимого, была совершенно спокойна, как и всегда, когда он спал. Тонкая, почти неразличимая нить тянулась от огненно-красной части ауры-души куда-то вовне. Сафира точно знала, что поток энергии через невидимые для колдовского взгляда сферы идет к ее душе, где крепко переплетается с точно такой же нитью, только небесно-голубой.

Примерно раз в неделю принцесса проверяла крепость связи, порожденной магией Храма Любви, словно опасалась, что та может растаять. Умом она понимала: этому не бывать. Прежде чем предложить Кирвилу сбежать от мирской суеты, Сафира ознакомилась с древними свитками, сохранившимися в королевской библиотеке со времен, которые предшествовали правлению Дома дэль Хаинэ. Там упоминалось, правда не слишком подробно, о двух парах, сочетавшихся браком подобным образом.

Первыми безумцами, решившимися отказаться от возможности пройти по пути предков, стали сами жрецы, которым по статусу полагалось безбрачие. Считалось, что именно они изобрели этот ритуал. После того, как они сошли с алтаря, долгие тысячелетия влюбленные были неразлучны, пока один из них (кажется, мужчина) не погиб, получив случайную магическую стрелу в сердце. Его душа не ступила на путь предков, зависнув между миром живых и миром мертвых. Она не ведала покоя так долго, что его бессмертная возлюбленная потеряла счет времени и сошла с ума от ожидания. Когда несчастный любовник вернулся в подлунный мир, от его супруги осталась лишь пустая оболочка, неспособная обрадоваться воссоединению. Связь выпила из нее всю энергию, саму жажду жизни, поддерживая существование души погибшего. Тогда-то бывший жрец стал искать способ умереть и убить возлюбленную, дабы избавить ее от мучений.

Все остальное, что удалось найти в книгах, было куда более туманным. Если первая часть легенды подтверждалась историческими фактами, то вторая могла быть и вымыслом автора. В рукописи говорилось, что воскресший нашел заветный способ умертвить их обоих и благополучно совершил акт самоуничтожения. Но души, подвергшись страшным изменениям, лишились своего бессмертия, дарованного всем магам и даже смертным. После физической гибели тела они просто растворились во времени и пространстве, навеки исчезнув из мироздания.

Вторая пара родилась пять веков спустя после смерти первой. Они были братом и сестрой и потому не могли заключить между собой брак. Пагубная страсть, возникшая между родственниками, в итоге привела их в Храм Любви, где из поколения в поколение жрецы передавали друг другу тайну странного ритуала на случай, если найдутся безумцы, готовые рискнуть всем ради страсти. История этих двоих была не такой печальной, как у их предшественников. Никто из них никогда не умирал насильственной смертью, но однажды по неизвестным потомкам причинам жизнь им просто наскучила. Оба одновременно возжелали вечного покоя и снова отправились в Храм, на этот раз просить не любви, а забвения.

Третьими и на данный момент последними, кто ступал на древний алтарь, стали Сафира и Кирвил. Пока ни один из них не мог предположить, что могло бы заставить их добровольно свести счеты с жизнью, но по меркам вечности они были очень молоды, будто новорожденный младенец рядом со сморщенной старухой.

Раньше Сафира не задумывалась над тем, что станет с ней после смерти. Но в эту ночь, когда сон отказывался приходить, а страшные вести с ледников настойчиво кружились в воспаленном мозгу, она впервые попыталась представить бескрайнюю пустоту между двумя мирами, где, возможно, ей или Кирвилу однажды придется очутиться, пока второй, сходя с ума от безысходности, будет метаться по Земле, проклиная день своего рождения. Почему-то Сафира могла увидеть себя только в роли выжившей…

Мысль о потере любимого заставила принцессу оцепенеть от боли. Нити, символизировавшие их связь, содрогнулись вместе с ней. Кирвил шевельнулся во сне, издав что-то похожее на полустон-полувздох.

Можно ли считать грехом такую любовь, которая даже сквозь сон заставляет одного чувствовать страх и боль другого? Достойно ли желание никогда не разлучаться ссылки в ядро мира в форме бестелесного духа, всего лишь тени, являющейся ледяным сгустком чистого зла? Сафира никогда бы не решилась назвать их любовь чем-то предосудительным. Но что она могла знать о замыслах богов, о том, что они считают правильным, а что – вредоносным? За что карают, а за что даруют блаженство?

Впрочем, даже если такова цена того счастья, каким они с Кирвилом наслаждались весь год, Сафира была готова заплатить ее, не раздумывая. Но что сказал бы любимый, если бы ему пришли мысли сродни тем, что бродили сегодня в очаровательной головке его супруги? Что бы ни случилось, Сафира решила никогда не раскрывать терзавших ее страхов и сомнений мужу, опасаясь, что тот отнесется к ним слишком серьезно. Отныне это была ее маленькая тайна, на которую имеет право любая женщина.

Наконец после долгих мучений принцесса погрузилась в тревожный сон. Неприятные мысли преследовали ее и там. Каждые полчаса она вскакивала, судорожно вдыхая воздух пересохшими губами.

– Господин, господин, – раздалось у самого уха, когда Сафира в очередной раз ненадолго забылась. – К вам прибыли из Рагварда. Господин Сольер вер Жуйер из Дома Каспиа. Он не желает ждать до утра. Говорит, что-то спешное.

Вначале принцесса приняла голос служанки за очередное порождение фантазии, но потом почувствовала, как зашевелился Кирвил. Осторожно, пытаясь не разбудить ее, он встал с постели и, накинув на обнаженное тело бархатный, очень теплый халат, вышел из комнаты. Сафира заметила, как полыхнул на его ладони крохотный огонь, едва муж очутился в коридоре. Приоткрыв глаза, она уставилась в темный потолок. Значит, так Кирвил получал последние новости из столицы и тем же путем попало в его руки поздравительное письмо Элайн, о котором он рассказывал ей вечером. Гонцы приезжали к нему под утро, когда полуночница Сафира спала крепким сном. Обычно ее было не так легко разбудить, и вэр Шадо мог спокойно общаться с вестниками, не опасаясь потревожить жену.

Раньше Сафире никогда не приходило в голову, что даже в изгнании Кирвил продолжает поддерживать связь с внешним миром. Ее саму мало интересовали дела, не связанные лично с ней. Иногда ближе к обеду, еще нежась в постели, она узнавала, что ночью к ним прибыл Сольер вер Жуйер, первый кавалер ее супруга, который, в отличие от Карин, частенько навещал своего господина. Но ни о чем серьезном при Сафире никогда не говорили. Визиты Сольера напоминали скорее дружеские, нежели деловые. Бывало, что Кирвил засиживался допоздна со своим другом и компаньоном якобы за мужскими беседами. Сафиру это не беспокоило, и она не стремилась узнать, о чем беседовали эти двое. Она доверяла мужу.

Но сегодня с самого утра все шло не так, как обычно. Встревоженный голос служанки поселил новые опасения в душу принцессы. Возможно, это был лишь плод ее воображения, но ей показалось, что новости, которые принес вер Жуйер, очень важные и уж точно тревожные.

Сафира встала с кровати и, не потрудившись привести себя в подобающий вид, вышла из комнаты. Легкая ночная рубашка не согревала, а в это время суток почти все камины давно погасли, и ледяное дыхание зимы проникало в хрустальный замок. Активировав чары обогрева, принцесса удовлетворенно поежилась, привыкая к теплу. На ладони появился крохотный магический огонек, точно такой же, как недавно зажег любимый, оказавшись в темноте коридора. В его тусклом свете было видно всего на несколько шагов вперед, но Сафира прекрасно ориентировалась у себя дома, да и опасаться здесь ей было некого. Слуги любили свою немного ветреную, но веселую и, в общем-то, добрую госпожу, которая проявляла высокомерие только в присутствии важных персон, изредка прибывающих из Рагварда, или в силу очень скверного настроения, что для столь благородной особы вполне простительно. Магов среди челяди было немного, да и те являлись всего лишь бастардами или их потомками в первом поколении. Даже самые умелые из них намного уступали Сафире в колдовской мощи. При желании она размазала бы по стенке любого, дерзнувшего поднять на нее жезл, одним простеньким заклинанием, не прибегая к боевым мечам.

По мере того, как принцесса продвигалась вперед, становилось светлее. На стенах висели чадящие факелы, кое-где под потолком болтались магические огоньки, от которых толку практически не было. Погасив светильник, Сафира свернула в боковое ответвление коридора, в котором располагался кабинет Кирвила. Она не сомневалась, что именно там муж принимает своего гостя. Слуги, осведомленные о ночном визитере, потрудились разжечь камины, и здесь было намного теплее, чем даже в спальне.

Возле небольшой, полностью непрозрачной двери Сафира замерла. Она может войти внутрь, поприветствовать Сольера, но тогда, скорее всего, она не узнает ничего из того, что он собирается сообщить. Кирвил слишком оберегал жену от любых волнений и ни в коем случае не позволил бы компаньону говорить в ее присутствии о чем-то важном. Немного поколебавшись, Сафира приготовила заклинание, улучшающее слух. Подслушивать она умела прекрасно, впрочем, как и подглядывать. Жизнь дворцовой сплетницы подразумевала проникновение в чужие, чаще всего будуарные тайны, и принцесса навострилась выведывать их не хуже иного сыщика. Обычно она не испытывала ни малейших угрызений совести, припадая к замочным скважинам, но прежде ей никогда не приходилось следить за супругом. Сафира опасалась, что Кирвил мог защитить дверь заклятиями от невольных свидетелей. Конечно, выставленную им защиту магу ее силы пробить не удалось бы.

Но, вопреки ожиданиям, никаких чар на двери не было. А вскоре выяснилось, что и заклинание улучшения слуха совершенно ни к чему. Кирвил нисколько не опасался быть услышанным. За дверью, к которой прислонилась Сафира, говорили в полный голос.

Немного наклонившись, принцесса заглянула в круглую скважину, предназначенную для ключа. Ее взору предстал небольшой, знакомый во всех деталях кабинет, в котором по обе стены стояли книжные шкафы. На полках преимущественно была военная литература. На страницах можно было почерпнуть полезные сведения о духах и боевых заклинаниях, о стратегии ведения войн и тактике, наиболее выигрышной на дуэлях. Кирвил частенько открывал старые, запылившиеся фолианты и изучал какой-нибудь раздел, словно был всего лишь школяром, а не опытным магом, долгие годы служившим в ордене воинов. У окна, которое сейчас было плотно закрыто коричневыми ставнями, стоял стол, заваленный бумагами. Большая их часть являлась письмами от главы Дома Виварди. Эти письма Сафира читала, ничего интересного в них не было. В самом центре любимого мужем беспорядка виднелась початая бутылка вина и два стакана, наполненных густой бордовой жидкостью.

Кирвил сидел за столом скрестив ноги и курил травяную сигару, издававшую едкий запах розмарина. Сольер расхаживал взад-вперед, опустив руки в карманы дорожной туники, которую не успел сменить на наряд, более подобающий визиту в замок особы королевской крови.

Некоторое время мужчины молчали. Сафира поняла, что до ее появления друзья лишь успели обменяться приветствиями. Теперь предстояло самое важное, и вер Жуйер замер возле закрытого окна, приготовившись говорить.

– Я видел Раймона вэр Карано. – Сольер повернулся к собеседнику. Кирвил протянул компаньону бокал, и тот одним махом осушил его, прежде чем продолжить. – Он отправлялся к разломам. С завтрашнего дня ему вменяется в обязанности принять командование над отрядами, во главе которых раньше стоял Луйсо вэр Анно.

– Луйсо… – Лицо Кирвила исказила скорбь.

Сафира невольно вздрогнула, вспомнив высокого, крепкого воина, которого несколько раз видела на советах отца. Он был весь изрыт боевыми шрамами и никогда не скрывал своей ауры, несколько мрачноватой на вкус принцессы, но неоспоримо сильной. Последние двести лет именно вэр Анно командовал на северных ледниках. Утром Элайн говорила, что он тяжело ранен, но тогда Сафира не придала этому значения, слишком увлеченная идеей унизить бывшую соперницу.

– Луйсо умер на закате, – отрезал Сольер. Чувствовалось, что бывшего командира он уважал и скорбел о его кончине. – Его убила Элайн, применив меч огня.

– Что? – Кирвил вскочил с места, его рот приоткрылся от удивления.

Сафира прижала ладони к лицу, чтобы не закричать. Зачем вэр Сара сделала это? Нападение на командира карается военным трибуналом. После такого недолго оказаться в руках палача и отправиться по пути предков. Только безумный мог совершить нечто подобное, а ведь еще утром Элайн была в своем уме. Или нет? Может, духи все-таки завладели ее телом и оскорбление Сафиры было вовсе не оскорблением, а проявлением проницательности? Может, она оказалась права и увидела то, что не разглядели другие? Нет, это просто невероятно! Элайн выдержала проверку с честью. И потом, ее аура… Сафира не знала, как выглядят ауры теней и есть ли они вообще, но не сомневалась: нет в них той силы и жажды жизни, что горела огнем в душе вэр Сары.

– Элайн убила Луйсо, – повторил Сольер, – при четырех свидетелях, которые утверждают, что тело командира больше ему не принадлежало. В их словах никто не сомневается, как и в том, что он попытался напасть на одного из целителей. Но, согласно установленным правилам, будет проведено расследование. Думаю, больше пострадавших нет. Луйсо вместе с ребятами из его личной охраны угодили в засаду. Считалось, что все погибли и лишь ему удалось уйти. Он добрался до лагеря тяжело раненный, предоставив полный доклад о печальных событиях. Как выяснилось, его телом тоже завладели тени, но тени более разумные. Они решились проникнуть в стан врага и бороться с нами изнутри. По крайней мере, такова рабочая версия, которую предоставила Элайн.

– Ты думаешь, Элайн может быть уже не Элайн? – серьезно осведомился Кирвил, допив вино и налив себе новую порцию.

– Сомневаюсь. Сегодня твоя жена устроила ей проверку, о которой теперь судачит весь двор. Сплетня разнеслась так быстро, что об унижении второй дэль Хаинэ известно уже далеко от Рагварда. Вряд ли с тех пор что-то могло измениться. Элайн не оставалась одна после совета. Ее просто негде было подловить и тем более одолеть.

– Значит, это правда… Духам удалось победить Луйсо… – протянул Кирвил, прикрыв глаза.

Сафира вся сжалась под дверью. Пятый из дома дэль Тайсу всегда казался чем-то незыблемым, вечным, неодолимым, И вот силы зла расправились с ним, будто с обычным селянином. А Элайн первой поняла это и убила, не заботясь о своей дальнейшей судьбе. Положа руку на сердце Сафира понимала, что не осмелилась бы напасть на командира отряда воинов. Окажись она на месте вэр Сары, наверное, подняла бы шум, заставив сделать все необходимое кого-то другого.

– Сколько силы должно быть у твари, чтобы завладеть телом и разумом мага такой мощи? – словно отвечая на мысли Сафиры, спросил Кирвил.

– Много. – Сольер отпил глоток вина, выплеснув остатки в камин. Огонь на миг вспыхнул сильнее, осветив лицо вер Жуйера. Оно было не просто встревоженным. Казалось, компаньон едва ли не трясется от страха, что для человека с его послужным списком было не самым обычным состоянием. – Раймон не слишком распространялся, но не забыл заглянуть ко мне перед телепортационным залом, просил сообщить тебе. Надо быть готовыми ко всему. Боюсь, грядут страшные времена. Печати трещат по швам. Ты не мог не заметить, что даже здесь, довольно далеко от разлома, теплее нормы градусов на десять. На ледниках вообще, говорят, все тает. Еще чуть-чуть – и начнут сходить лавины. Оставаться в Массао больше небезопасно. После известий о гибели Луйсо король распорядился объявить всеобщую мобилизацию магов. Нас с тобой, полагаю, восстановят в ордене. Туда теперь будут принимать всех подряд, главное, чтобы у кандидата было желание отправиться в горячие точки. Остальных ждет спешное обучение боевому искусству. В стороне не отсидеться никому, даже франтам из Рагварда. Я слышал, что Кайро хотел отменить ежегодный бал, не желая отзывать от разломов воинов. Но Ее Величество Мирабэль побоялась, что начнется паника. Король вынужден был уступить, так как ее поддержала большая часть совета. Людям сообщат обо всем утром после бала. Думаю, это будет последний спокойный день на многие годы вперед.

– А что смертные? – растерянность, которая еще минуту назад читалась на лице Кирвила, уступила место профессиональной собранности.

– Всем мужчинам, способным держать оружие, выдадут мечи и пики. Но обучить их окажется не так просто. Большинство из них – скотоводы и земледельцы. Что они могут против магии? – пожал плечами Сольер, выпустив с кончиков пальцев сноп разноцветных искр. Они разлетелись по комнате, на миг зависнув в воздухе, и одновременно погасли. – Бастарды в первом колене станут сражаться наравне с нами. Среди них много одаренных. Во втором и в третьем поколении дар ослабевает, если браки заключались со смертными. Но если они женились между собой, то их дети стали сильнее, ты и сам это знаешь. За счет этих ребят можно неплохо пополнить войско. Жаль, что полукровки редко заводят семьи.

– Неудивительно, у них слишком мало прав и много ограничений. Половина бастардов не знает, кто их родители, и всю жизнь живет среди смертных, удивляясь, что их век дольше обычного, и полагая, будто потрясающим здоровьем обязаны богам. Те, кому повезло чуть больше, обучались кое-как и ничему конкретному. Лучшее, на что они могут рассчитывать, – это стать стражниками при ком-то чистокровном или попасть в услужение к какой-нибудь знатной даме, которая станет смотреть на них как на насекомых. Все их связи фиксируются в отделе популяций и в королевской канцелярии. А если кто из бастардов доживает до тысячи лет, маги рассматривают это как личное оскорбление. Впрочем, больше шестисот почти никто не протягивает. Магия, которой они не обучены управлять, сжирает их изнутри, превращая в стариков.

Кирвил говорил осуждающе, высказывая неодобрение существующей системе управления. Сафиру оскорбил его тон. Она, в отличие от многих, ничего не имела против незаконных отпрысков магов, зачатых от смертных, у нее даже были друзья-полукровки, но и сочувствия к их доле принцесса не питала, полагая, что они посягают на место, которое им не принадлежит. У бастардов прав и так было достаточно. И что из того, что их не любили ни чистокровные родственники, ни смертные братья? Они сами были виноваты: лебезили перед первыми и вели себя заносчиво со вторыми. Раса полусмертных была весьма многочисленной, но они не желали размножаться, подобно всем остальным. Они считали себя вечно обиженными и обделенными, при любом удобном случае сообщали всем и каждому, что не желают своим детям такой же судьбы. Некоторые ученые полагали, что, если бы бастарды из поколения в поколение скрещивались между собой, рано или поздно им удалось бы сравниться по силе и продолжительности жизни с чистокровными. По крайней мере с теми, кто не принадлежал к Великим Домам.

Но это была лишь теория. На практике никто и никогда не знал ни одного бастарда хотя бы в пятом колене, чтобы среди его предков было не больше одного смертного. Но обвинять в этом чистокровных и тем более Правящий Дом? Глупо. Колдуны не препятствовали своим незаконным детям создавать семьи. Им не запрещалось рожать детей от своих собратьев или от смертных. И даже иметь внебрачные связи с чистокровными они могли – было бы желание. Почему-то, не брезгуя смертными партнерами, большинство колдунов избегало любовных интрижек с полукровками. Многие считали подобное унизительным и осуждали, но не законодательно!

Что касается контроля рождаемости – это была разумная мера. Следовало знать, сколько волшебников можно получить в свое распоряжение в экстремальной ситуации. Неужели кто-то всерьез полагал, что такой же контроль не проводится в рядах чистокровных? Сафира, будучи дочерью короля, ежегодно получала сводки обо всех новорожденных отпрысках магов по всей империи. И Великие Дома не исключение! Такие же списки выдавались остальным принцессам и даже Олгену. Среди них всегда имелась приписка о количестве бастардов и их родителях. Впрочем, Сафира никогда не читала этих бумажек. Складывала в предназначенный для деловой корреспонденции сейф, где те пылились, пока не приходила очередная стопка бумаг и не отправлялась вслед за предыдущей.

Кирвил, конечно же, ничего подобного не получал. Наверное, его дед был в курсе, что королевский дом ведет строгий учет магического населения. Если муж когда-нибудь займет место главы семьи, то и ему откроют «страшную» тайну, но пока знать таких подробностей шестому из Великого Дома дэль Виварди не полагалось.

– Но мы смеем надеяться на поддержку бастардов, едва запахнет жареным. И ведь не думаем, что посылаем их на убой, неподготовленных, испепеленных собственным даром, – между тем продолжал Кирвил. Сафире никогда прежде не приходилось видеть, чтобы он говорил с такой страстью.

– Им не так уж плохо живется, – пожал плечами Сольер, который, видимо, разделял мнение Сафиры. – Лучше бы порадовались, что не дряхлеют, могут пользоваться волшебством и живут в разы дольше простых людей. Нет же, они все время что-то требуют. Посмотрел бы я на них, окажись они в поле под плугом или с топором в руках где-нибудь в лесу. И при этом никакого колдовства!

– Сколько у тебя бастардов, Сольер? – неожиданно спросил Кирвил. Сафира еще ближе прильнула к замочной скважине. То, о чем заговорили мужчины теперь, было ей понятно. Это были сплетни в чистом виде, нечто знакомое, в чем пятая из Дома даль Каинэ считала себя мастером.

– Шестеро, – не моргнув глазом ответил вер Жуйер. – Трое из них признаны, один служит при дворе и неплохо справляется. Что с остальными тремя, не знаю. Их матери не захотели иметь со мной ничего общего. Естественно, я не настаивал.

– Тебе плевать на собственных детей, Сольер, – попенял Кирвил. – Ладно, не будем об этом. Ты примешь предложение ордена, если оно последует?

– Зависит от тебя. Я – твой компаньон, если откажешься ты, меня никто и не спросит, – отмахнулся вер Жуйер.

– Но чего бы тебе хотелось? – настаивал Кирвил.

– Вернуться на ледники. Мне скучно при дворе. Да и без тебя я не знаю, чем заняться. А здесь… Здесь я лишний. Это ваше любовное гнездышко. Сафире я не нравлюсь, она ревнует ко мне…

– Сафира ревнует к собственной тени, хотя для этого у нее нет ни малейшего повода, – досада, прозвучавшая в любимом голосе, заставила принцессу напрячься. Она всегда считала, что умеет быть мудрой, конечно, если дело не касалось Элайн. Она даже за служанками не шпионила, доверяя честности Кирвила. Услышать от него обвинение в подозрительности было очень обидно.

– Я приму предложение, если мне его сделают, – после недолгого молчания сказал вэр Шадо.

Сердце Сафиры остановилось. Она боялась услышать эти слова с самого утра, когда Элайн только рассказала о новой атаке духов ядра.

– Я рад. Надеюсь, тебе хватит времени до ежегодного бала, чтобы подготовить жену. Раймон наверняка придет к тебе утром после праздника, – сочувственно улыбнулся Сольер. Его лицо просветлело, а страх куда-то испарился. А может быть, перепуганной насмерть Сафире просто померещилось, будто бесстрашный воин напуган, как и она сама?

Дальше разговор пошел о чем-то незначительном, но принцесса, парализованная ужасом, не ушла в свои покои. Она так и осталась сидеть на полу в коридоре, не имея сил пошевелить даже пальцем. Скоро, совсем скоро Кирвил уедет к разломам, оставив ее одну. Начнется война, и всем придется сражаться. И ей тоже… используя всего два доступных меча. Это было равносильно самоубийству. После того, что произошло с неуязвимым Луйсо, Сафира не обнадеживала себя. Недалек тот час, когда им с Кирвилом придется проверить на прочность созданную в Храме Любви связь. Только все будет не так, как принцесса представляла еще пару часов назад. Вероятно, это мужу придется ждать ее воскрешения. Он сильный и сможет одолеть любую тень.

Шли минуты. Чернота ночи медленно отступала перед серыми красками зимнего северного дня. Просыпались слуги, приступали к своим ежедневным обязанностям. А Сафира все сидела под дверью кабинета Кирвила, и мозг ее рисовал такие картины, что волосы вставали дыбом, а смуглая кожа приобрела явственный зеленоватый оттенок.

Сольер распрощался с другом и господином, толкнул дверь, и та бесшумно распахнулась, но на полпути наткнулась на преграду. Удивленный компаньон просунул в образовавшуюся щель голову и вскрикнул.

– Кирвил, иди скорее сюда! – позвал он, протискиваясь в коридор. Сафира не двинулась с места, будто каменное изваяние она сидела в одной позе, глядя безумными глазами в противоположную стену. Ее губы слабо шевелились в такт мыслям.

– О боги! – Кирвил подбежал к жене и, оттолкнув вестника в сторону, упал рядом с ней на колени. Сольер стянул с плеч накидку и отдал другу, который бережно укутал в нее девушку и поднял на руки. На секунду Сафира посмотрела на любимого почти осмысленно, но тут же вновь погрузилась в себя.

– Она слышала наш разговор, – констатировал факт вер Жуйер, помогая Кирвилу нести драгоценную ношу по извилистым коридорам. Встревоженные слуги толпились вокруг, пялясь на невиданное зрелище. К Кирвилу подошел один из стражников из числа бастардов, предлагая помощь, но вэр Шадо отказался.

В хозяйские покои никто из челяди допущен не был. Только Сольер проследовал внутрь за товарищем и его обезумевшей супругой.

– Саффи, маленькая моя, – шептал Кирвил, гладя ледяные руки жены. – Все будет хорошо, не знаю, что ты услышала, но бояться нечего. Мы со всем справимся. Вот увидишь. Скоро этот кошмар кончится, мы вернемся ко двору. Все будет как раньше.

Сольер сгреб все покрывала, какие нашлись в спальне, и бросил их рядом с Сафирой. Кирвил обернул жену в несколько слоев ткани, а потом произнес слова заклинания, согревшие воздух в комнате. Теплый ветерок окутал Сафиру, захватив в невидимое глазом кольцо. Основной меч всех Виварди – воздушный. С его помощью они превосходно сражаются, им же пользуются в быту, когда это, конечно, возможно. Впрочем, и другими мечами никто из их Дома никогда не брезговал. Взмахнув рукой, Кирвил вынул из воздуха полный стакан горячей воды. Сольер уже отыскал бутылку крепленого вина, спрятанную в прозрачный шкафчик с золочеными ручками. Несколько багряных капель упало в воду, вер Жуйер пробормотал несколько слов, способных прояснить разум пьяного или сильно уставшего человека.

– Надеюсь, это сработает, – пообещал он Кирвилу. Тот благодарно кивнул и прислонил стакан к губам Сафиры. Затем медленно, чтобы она случайно не захлебнулась, влил в приоткрытые губы пару капель сделанного на скорую руку лекарства.

– Она слишком ранима для подобных знаний… – Вэр Шадо не смотрел на друга, словно тот в чем-то обвинял его. – Я всегда старался оберегать ее от лишней информации. Но сегодня она была на королевском совете. Ее перепугали слова Элайн, хотя смысл их она распознала не сразу, уже после их ссоры. Я пытался отвлечь Сафиру от тяжких дум, переводил разговор в более безопасное русло. Но, похоже, мне это не удалось… И…

– Не надо оправдываться, – Сольер прервал путаную речь Кирвила, положив ему на плечо тяжелую ладонь. – Сафира всего лишь женщина, неважно, что принцесса. Она привыкла жить при дворе. Ее конек – куртуазные разговоры, интриги, сплетни. Она никогда не была воином и, будем надеяться, никогда им не станет. Жаль только, что теперь ты отклонишь предложение ордена.

– Я… – Кирвил хотел что-то сказать, опровергнуть слова друга, но в глубине души уже знал: ничто на свете не заставит его оставить беззащитную жену в эти трудные времена. Даже приказ самого короля бессилен оторвать его от Сафиры, которая не выживет без него. Пока румянец медленно возвращался на щеки любимой женщины, Кирвил принял решение. Как бы он ни хотел оказаться в горячей точке, что бы ни чувствовал, зная, что другие сражаются, пока он отсиживается за надежными дворцовыми стенами, он не тронется с места, если это причинит боль любимой. – Прими приглашение, Сольер, – произнес спустя мгновение Кирвил. – Прими за нас двоих. Я не смогу оставить ее одну. Что с ней будет, если я уеду? Одна мысль о том, что я могу оказаться там, чуть не довела ее до безумия. Она просто не выдержит, сломается…

– Знаешь, я понял, почему ты не смог найти общий язык с Элайн, – прошептал Сольер так, чтобы Сафира не могла его услышать. – Ты не любишь сильных женщин. Тебе обязательно нужно о ком-то заботиться. – Он выдержал короткую паузу. – Я поеду к разломам один сразу после ежегодного бала, если ты этого хочешь. Береги ее. Что-то мне подсказывает, что от ее слабости будет куда больше проку, чем от силы некоторых других.

Сольер вежливо поклонился господину и вышел прочь, оставив влюбленных наедине. Иногда ему очень хотелось оказаться на месте друга, но беда была в том, что его привлекали совсем другие женщины и совсем другие отношения.

Сафира медленно возвращалась к жизни. Миражи отступали под воздействием лечебной настойки. Мысли прояснялись. Руки Кирвила, его горячее дыхание заставляли кровь быстрее течь по венам.

– Не оставляй меня, – прошептала она, прижимаясь всем телом к любимому. – Не оставляй меня никогда…

– Не оставлю, никогда не оставлю! – принялся горячо уверять Кирвил. – Что бы ни случилось, я не дам беде разлучить нас. Ты не воин, тебя не заставят сражаться. Орден отразит атаку у разломов, не даст пасть печатям. Твой отец лично поедет туда, чтобы остановить зло. И Джоро дэль Хаинэ поедет. А с такими сильными магами духам не совладать. До Рагварда теням никогда не дойти. Мы укроемся за стенами замка и будем ждать, пока все закончится. А потом поедем путешествовать. Я покажу тебе страны заката, познакомлю со своими смертными друзьями. Вот увидишь, тебе там очень понравится, ведь ты так мало где была. Но сперва будет бал, и мы вместе станем кружиться в танцах, пока ноги не откажутся нас держать и не кончится вино. Твое платье произведет фурор. Ты будешь истинной королевой этого празднества, затмишь своей красотой даже Белль.

– Обещаешь? – всхлипнула Сафира, обвив шею любимого руками.

– Да, тысячу раз – да. А чтобы тебе было спокойнее, я научу тебя использовать некоторые боевые заклинания, какие не изучают в Академии. Возможно, ты овладеешь еще каким-нибудь мечом и тогда сможешь защитить не только себя, но и меня. Ты ведь этого хочешь? Хочешь чувствовать себя непобедимой?

Сафира кивнула. Ее прискорбная безграмотность показалась ей кощунственной. Если бы она могла отмотать время назад, ни за что не пропустила бы ни одного урока, окончила бы Академию, владея всеми десятью мечами, ведь у нее был потенциал, который она не использовала даже на треть. Иногда силы так и бурлили в крови, не давая расслабиться. Но, не имея выхода, быстро таяли, уступая место выматывающей усталости. Теперь, когда ее учителем будет Кирвил, она сделает невозможное – овладеет хотя бы еще одним мечом к ежегодному балу. Это станет ее личным достижением, маленьким подвигом, на который она совершенно точно способна.

– Тогда поспи, а когда проснешься, мы пойдем тренироваться.

Кирвил устроился рядом с женой и лежал не шевелясь, крепко прижимая ее к груди, пока она не забылась глубоким сном без сновидений. Убедившись, что Сафира спит, он встал и подошел к комоду, открыл верхний ящичек, запиравшийся на магический засов, и вытащил простой деревянный сундук. Откинув крышку, шестой из Великого Дома дэль Виварди протянул руку и коснулся пальцами прохладной стали обруча, украшенного изумрудами. Рядом на золотой парче покоился его колдовской жезл. Он так и бурлил энергией, которой хватило бы для того, чтобы сровнять с землей несколько городов – конечно, не таких огромных, как Рагвард. Регалии шестого Виварди потянулись навстречу своему хозяину, предлагая воспользоваться накопленной ими мощью, но Кирвил лишь удостоверился, что все в порядке, и, закрыв сундук, спрятал его обратно в комод. Он был готов к войне, у него достаточно сил, чтобы защитить по крайней мере двоих. Об остальных придется забыть, препоручив их судьбы бывшим коллегам по ордену.

Ближе к вечеру, когда принцесса проснулась, они вдвоем отправились в зал заклинаний. По традиции тот располагался в самой высокой башне замка. Внутри было тепло и очень тихо. Свечи, заранее принесенные слугами, мерно горели в золотых канделябрах, отражаясь в хрустальных гранях потолка и стен. Сафира практически никогда здесь не бывала. Она не проводила ритуалов и не применяла сложных заклинаний. Зато Кирвилу приходилось посещать это место хотя бы для того, чтобы получать вести извне. Умение разговаривать на большом расстоянии относилось к мечу мысли. Сафира им владела не хуже, а может, и лучше мужа, так как этот меч исконно считался основой магии Дома даль Каинэ. Но она не нуждалась в новостях, как и во многих других вещах, казавшихся Кирвилу очень важными.

Так или иначе сегодня муж и жена поднялись в самую высокую башню не для разговоров. В преддверии разгоравшейся катастрофы вэр Шадо хотел обучить любимую самому необходимому, элементарным приемам, которые помогут ей выжить, если рядом не окажется никого, способного заслонить принцессу от беды. Как учить человека, всю жизнь избегавшего любых знаний, Кирвил понятия не имел, но не сомневался, что его решимости хватит на двоих. Если придется, он силой вобьет в Сафиру спасительные навыки.

– Ты владеешь мечом мысли Каинэ и мечом льда Мирабло, – начал он, когда Сафира удобно уселась на пол, скрестив ноги.

Страх, терзавший ее накануне, ушел, стоило как следует отдохнуть, и ей совершенно не хотелось выслушивать очередную лекцию. Зачем ей уметь обороняться, если рядом с ней всегда будет Кирвил, один из лучших воинов в империи? Но она обещала, что попробует выучить все заклинания, какие любимый считает нужным вдолбить в ее голову, и она правда попытается, хотя с большим удовольствием прогулялась бы по хрустящей корочке снега, образовавшейся за утро.

– Эти два меча, – продолжал супруг, – дались тебе без особых усилий, так как склонность к ментальной магии и магии воды была в твоей крови от рождения. Я хочу пробудить твои умения в иных сферах. Думаю, разумнее начать с магии огня или некромантии. Среди твоих предков, если не считать Каинэ и Мирабло, больше всего было выходцев из Домов дэль Тайсу и дэль Хаинэ.

– Только не некромантия, – простонала Сафира, которая боялась всего, что хоть как-то ассоциировалось со словом «смерть».

– Как скажешь. Огонь так огонь. Это один из самых мощных мечей из всех существующих, при этом отнимает не слишком много энергии. Да и духи ненавидят пламя, слишком уж оно напоминает им о доме.

– А ты точно придумал меня учить? – с надеждой спросила Сафира, но, натолкнувшись на серьезный взгляд мужа, замолчала.

– Чтобы овладеть мечом огня, надо привести свой разум в состояние ярости. Чем больше злобы и ненависти будет внутри, тем проще вызвать пламя. Конечно, нам бы помог твой жезл, но…

– Он во дворце, – быстро вставила Сафира. Она терпеть не могла колдовать, используя обруч или жезл. Когда она касалась этих предметов, ей чудилось, что они овладевают ее внутренним «я», вмешиваются в мысли, заставляя их течь каким-то странным, нехарактерным для нее образом.

– Он во дворце, – кивнул Кирвил. – Но это не принципиально. Артефакты нужны для накопления энергии, ну и для соблюдения этикета в особо важных случаях. Сила она не в них, она внутри тебя. Это часть твоей ауры, ее неповторимого рисунка. И сейчас я вижу, что твоя аура смертельно скучает. Это плохо, Саффи. Но я знаю, как расшевелить тебя.

Без предупреждения, молниеносно, так что Сафира не сумела различить ни единого движения, Кирвил выпустил в жену сразу три ледяных копья. Они неслись к ней со скоростью мысли. Рука автоматически рванулась вперед, рисуя охранный знак. Водный щит возник из воздуха перед принцессой, окутав ее облаком брызг. Копья достигли щита и завязли в нем. Теплая вода постепенно растопила лед, и остатки заклинания вэр Шадо погасли под воздействием магии вэр Тары.

– Ты с ума сошел? – выдохнула Сафира, опустив руку. Вода хлынула на пол и лужей растеклась у ног принцессы. – Ты мог убить меня! Это…

– Это практическое занятие по боевой магии, – отрубил Кирвил. – Я всегда мог остановиться, я неплохо владею мечом льда. Жаль только, что ты, чтобы отразить мое заклинание, воспользовалась им же, даже не попыталась прикоснуться к мечу огня. Он оказался бы куда эффективнее и отнял бы меньше сил.

– Я спасала свою шкуру, которую ты вздумал продырявить, – огрызнулась Сафира. Лужа у ее ног исчезла от короткого взгляда принцессы. – Так уж вышло, что вода мне покоряется лучше огня. Все-таки моя мать – Мирабло, а не Тайсу.

– А моя мать, как тебе известно, Шэрбрад, но я же не схватился за меч силы и не стал кидаться в тебя тяжелыми предметами. Магия нашей крови дает определенные возможности, но ни в коей мере не ограничивает наши способности.

– Да уж, хорошо, что ты не свалил мне на голову потолок, а то пришлось бы воспользоваться мечом мысли, а я не слишком хорошо умею останавливать начатое, – вздохнула Сафира.

Меч мысли имел множество побочных эффектов, и все они носили не слишком приятный характер. Пожалуй, это был один из самых сильных мечей, сравнимый по мощи с мечом смерти, способным мгновенно остановить сердце врага.

– Это все теория, – отмахнулся Кирвил. – Давай лучше попрактикуемся в магии огня. Создай простенький файербол, не используя мечей.

Сафира хмыкнула и, не задумываясь, сотворила крохотный огненный комочек, зависший на кончиках ее пальцев. Это была простейшая магия, доступная детям волшебников.

– Увеличь его так сильно, как сможешь, при этом держа под контролем, – скомандовал Кирвил.

Сафира приложила небольшое усилие. Файербол увеличился в размерах до величины головки пятилетнего ребенка. На лбу принцессы выступили капли пота, она хотела доказать любимому, что намного способнее, чем он полагает. Держать в узде магию становилось труднее, пламя так и норовило спрыгнуть с ладони и отправиться в неведомом направлении. Когда огненный шар достиг пятидесяти сантиметров в диаметре, Сафира тоненько взвизгнула. Огонь сорвался с ее пальцев и осыпался снопом обжигающих искр на свою создательницу. Все тело покрылось ожогами, а коротенькое платье принцессы превратилось в лохмотья.

– Доволен? – зло спросила она, заливая водой дымящуюся одежду. Когда жидкость попадала на поврежденную кожу, девушка кривилась от боли.

– Нет, – честно признался Кирвил. – Но я и не думал, что ты создашь огненный смерч и не обожжешься. Для этого надо быть чистокровным Тайсу. И все же я заставлю тебя хотя бы попытаться. Если ты сможешь ухватиться за меч, то в любой момент повторишь это, когда того потребуют обстоятельства.

Тренировки к вящему неудовольствию Сафиры продолжались весь остаток дня и половину ночи. Кирвил оказался намного требовательнее учителей Академии, а магия, которую он заставлял применять, была куда сложнее той, что входила в обязательную школьную программу. После сотни неудачных попыток Сафира выучила примерно десять заклинаний, каждое из которых могло уничтожить пару-тройку смертных деревень разом, но до меча огня так и не дотянулась. Он упорно ускользал от принцессы, хотя несколько раз ей казалось, что еще чуть-чуть – и меч окажется у нее в руках.

Когда вэр Шадо наконец угомонился, вся кожа Сафиры покрылась волдырями и сильно болела. Не дожидаясь, пока муж приведет в порядок зал заклинаний, на негнущихся ногах она спустилась во двор и, не обращая внимания на холод, упала в снег. Жжение стало немного меньше, но совсем не прошло. Конечно, принцесса, как и все маги, была обучена наиболее простым чарам исцеления, но у нее не осталось сил, чтобы к ним прибегнуть. Ей хотелось лишь одного – чтобы окружавший ее лед заморозил боль.

Кирвил вышел на свежий воздух и потянулся. Он выглядел таким же бодрым, как несколько часов назад, и был страшно доволен собой. Сафира даже не посмотрела в его сторону, с удивлением осознав, что не злится.

– Если ты будешь так меня гонять, – простонала она, – то в день, когда я встречу духов, просто усну в их объятиях.

– Сегодня ты их не встретишь, – пообещал Кирвил, помогая жене подняться. Он провел руками над поврежденными участками нежной кожи, пробормотав несколько волшебных слов. Боль отступила, волдыри исчезли, и даже красноты не осталось там, где только что чернели наиболее глубокие ожоги.

– Идем, тебе надо поесть и как следует выспаться, завтра я хочу познакомить тебя с одним человеком, – сказал вэр Шадо.

Сафира хотела спросить, кто это будет, но ее любопытство дотла выжгла магия огня.

Наутро Кирвил разбудил жену раньше обычного. Замковая челядь не успела приступить к обеду, когда принцесса оказалась на ногах. Облачившись в светло-розовую полупрозрачную тунику до колен и сандалии с широкими кожаными ремешками, она вопросительно посмотрела на супруга. Она так и не узнала, куда они поедут, и не была до конца уверена, что ее наряд соответствует поводу.

– Прекрасно выглядишь, Саффи, – похвалил Кирвил, целуя любимую в губы.

– Надеюсь, мы едем не на полюса, а то я превращусь в огромную ледяную глыбу раньше, чем запущу чары обогрева, – предупредила принцесса, расчесывая густые волосы. Они шелковистыми волнами рассыпались по плечам и каскадом спадали на довольно полную грудь.

– Не превратишься. Там, куда мы направляемся, всегда тепло, даже зимой. Я бы сказал, что теплее, чем в Рагварде.

– Не хочу в пустыню, мне не нравится, когда вокруг один песок, – надула губки Сафира.

– А как насчет джунглей? Обещаю интересную экскурсию в вотчину Тайсу.

– Хочешь пошвырять файерболы рядом с замком Одины вэр Трай? – уточнила принцесса, представляя лицо главы Дома Тайсу, если неумелые заклинания незваной гостьи испепелят замечательный дворцовый сад, над которым трудилось не одно поколение смертных садовников. Огромный, многоярусный, он по праву был главным достоянием своей владелицы, гордившейся тем, что в величии замысла превзошла даже Кьяри, считавших себя единственными повелителями флоры и фауны.

– Было бы забавно, но у меня нет желания потом участвовать в дуэли с кем-то из ее отпрысков, – на полном серьезе ответил Кирвил. – Нет, мы не станем наносить визиты Тайсу, но отправимся в одну из принадлежащих им деревень, очень маленькую. Уверен, ты там никогда не была.

– Как скажешь, – пожала плечами Сафира. – Тогда мой наряд придется весьма кстати.

Спустившись к воротам, супруги вышли за высокий забор. Кирвил встал в центр телепортационного круга, Сафира примостилась рядом. Стоя возле супруга, она казалась особенно маленькой и хрупкой. Его мужественность идеально дополняла ее женственность. Взявшись за руки, влюбленные посмотрели друг другу в глаза. Вчерашняя злость испарилась с первыми лучами солнца, и они, как всегда, превратились в самых счастливых людей в мире, по крайней мере из числа бессмертных.

Кирвил активировал телепорт, задав нужное направление. Пространственный тоннель распахнулся, затягивая путешественников внутрь. Когда давление закончилось, Сафира глубоко вдохнула жаркий, влажный воздух и невольно поморщилась от обилия красок. Перед ними предстал настоящий тропический рай, полный зеленых, голубых, красных, желтых оттенков. Поблизости не было ни людей, ни животных. Они оказались совершенно одни на фоне великолепной природы. Чем-то это место напоминало окрестности Рагварда, только было более диким и необжитым.

– Мы почти прибыли, – Кирвил потянул Сафиру за руку, увлекая на проложенную между густыми лианами тропку, едва заметную в пестрых зарослях. Над головой голосили птицы, где-то звенел ручеек, по всей видимости стекавший с какого-то холма. Примерно в таких местах проходили их первые, полные страсти и затаенной боли свидания. Сафира впилась пальцами в ладонь любимого, возблагодарив богов, что теперь им не приходится прятаться, чтобы побыть вдвоем.

Тропинка петляла из стороны в сторону, будто ее прокладывал человек в состоянии сильного подпития. Несколько раз принцесса замечала небольших обезьянок, прятавшихся в кронах раскидистых пальм. В небе прямо над их головами пролетел птеродактиль с седоком на спине. Узнать наездника с такого расстояния было невозможно. Сафира провожала динозавра взглядом, пока и он, и его хозяин не превратились в крохотную темную точку на горизонте.

Через некоторое время густая растительность расступилась в стороны, и впереди замаячили невысокие строения смертных бедняков. Около тридцати земляных лачуг с соломенными крышами стояли в два ряда, образуя в центре грязную, не слишком привлекательную улочку. Босоногие чернокожие детишки играли возле огромной лужи, кидая в нее разноцветные камешки. Высокая, уже немолодая женщина брела к своему дому, неся на плечах коромысло, на котором болтались два очень больших ведра. Из них то и дело выплескивалась вода, увлажняя длинную юбку и неестественно прямую спину незнакомки. На крылечке самого старого строения сидела беззубая, полностью седая старуха и что-то жевала розовыми, как у младенца, деснами. Сафира старалась не смотреть на древнюю смертную: в который раз поймала себя на мысли, что не испытывает к старости ничего, кроме отвращения. Ей самой такая судьба не грозила. Сколько бы столетий ни прожила пятая из Дома даль Каинэ на свете, смерть настигнет ее молодой и прекрасной.

Кирвил взял жену за руку и потянул вперед. Завидев гостей, дети разбежались в разные стороны, женщина откинула коромысло в сторону, упав ниц перед высокородными, и даже старуха согнула распухшие колени, уткнувшись лицом в грязь. Сафира расправила плечи, подняла повыше подбородок и с поистине царственным достоинством пошла по разбитой колее, размоченной недавним дождем. Кирвил не смотрел по сторонам, как обычно избегая обязательных знаков внимания со стороны черни. Ему не нравилось, когда люди унижались, но вслух он старался не говорить об этом даже с женой, зная, что дочь короля, воспитанная в придворных традициях, не поймет его щепетильности.

Обойдя павших ниц смертных, маги проследовали до самого конца деревни, не повстречав по пути ни одного мужчины. В это время дня все они охотились в окрестных лесах или гнули спины на полях, чтобы собрать урожай, который в этой области вырастал круглый год, в отличие от северных районов империи.

Кирвил остановился возле самого последнего дома на улице. Он был наиболее опрятным из всех и казался чуточку богаче остальных. Его стены были сложены из камня, а вместо соломы имелась деревянная кровля. Особнячок окружал невысокий, поднимавшийся на метр от земли заборчик, выкрашенный радостной голубой краской. Вэр Шадо толкнул калитку и первым вошел в небольшой сад, в котором росли преимущественно декоративные цветы. Сафира последовала за мужем по утоптанной гравийной дорожке, которая привела их к двери дома, украшенной золоченым колокольчиком. Драгоценный металл в такой глуши представлял собой невиданную ценность и говорил о том, что обитатели скромного жилища пользуются покровительством кого-то из волшебников.

Кирвил протянул руку и дернул за шелковую веревку. Мелодичный звон огласил окрестности, спугнул ярких желто-оранжевых птичек, названия которых Сафира не знала. За дверью послышались торопливые шаги, и женский грудной голос произнес:

– Сейчас, сейчас! Незачем так трезвонить. Я же не оглохла.

Слова были сказаны на наречии, принятом среди смертных, живших в подвластных Тайсу областях. Принцесса хоть и понимала его, но с большим трудом.

Через несколько секунд на пороге появилась высокая статная дама с угольно-черной кожей и такими же кудрявыми волосами, собранными в десятки косичек. В каждую из них была вплетена красная, желтая, зеленая или голубая лента. В каждом ухе хозяйки болталось по меньшей мере пять сережек, и даже нос был проколот тоненькой золоченой спицей. Платье в пол из дорогой ткани, которую производили только в Рагварде, сшитое по последней моде столицы, подтверждало то, что Сафира поняла с самого начала, – этому дому кто-то покровительствует. Присмотревшись внимательнее, принцесса попыталась угадать, кем эта смертная может приходиться кому-то из волшебников, но так ничего и не придумала. Для любовницы она была стара, для матери какого-нибудь продвинувшегося по службе бастарда – молода. Чья-то подруга? Но кому могло прийти в голову искать друзей на таком отшибе?

И все же в каждом движении незнакомки, в ее манере держаться, в уверенном взгляде карих глаз чувствовалось, что она привыкла к обществу великих мира сего, и их присутствие на пороге ее не только не смущает, но даже не удивляет. Аккуратно повесив кухонное полотенце на деревянную дверную ручку, хозяйка неторопливо опустилась перед гостями на колени, склонив голову до самого пола, но все же чуть выше, чем полагалось простому люду. Никакой спешки она не проявляла, что сразу выделяло ее среди односельчан, которых Кирвил и Сафира встретили на улице.

– Встань, Наинь, – попросил Кирвил на том же языке, на котором недавно говорила его знакомая. В его голосе Сафира различила знакомую ей нежность, и сердце неприятно сжалось от недоброго предчувствия.

Женщина не заставила себя упрашивать и покорно поднялась с пола. Ее полные губы расплылись в приветливой улыбке. Сеточка морщинок вокруг глаз стала еще заметнее. Принцесса обратила внимание на легкую седину, посеребрившую виски смертной, но еще не затронувшую густых кос. Несмотря на явные признаки старения, неизменно появляющиеся у простых людей к пятидесяти годам, Наинь все еще была хороша. Лет десять-пятнадцать назад она, наверное, была настоящей красавицей, способной затронуть сердце даже самого привередливого мага из придворной знати.

– Входите, пожалуйста, чувствуйте себя как дома, – обращаясь прежде всего к Сафире, попросила Наинь, переходя на язык Рагварда. Речь ее была чиста. Очевидно, женщине частенько приходилось говорить на нем, и никаких особенных затруднений, произнося певучие, чуждые ей слова, она не испытывала.

Сафира вошла в маленькую, чисто убранную комнату, которая служила хозяевам и гостиной, и столовой одновременно. Одна дверь вела оттуда на улицу, а вторая – в еще одну комнатенку, занавешенную темной, непрозрачной тканью. В центре стоял круглый стол из красноватого дерева и три стула с высокими спинками. В углу примостился жесткий диван, обитый кожей бронтозавра, рядом с ним высился непропорционально большой шкаф для посуды, в котором толпились глиняные котелки и тарелки вперемешку с хрустальными бокалами и чарками из настоящего стекла, стоившего едва ли не дороже золота. Единственное окно, расположенное на противоположной от входной двери стене, практически не давало света из-за плотных штор, которые колыхались от малейшего дуновения ветра. В целом жилище Наинь производило благоприятное впечатление, хотя в нем ощущалась бедность хозяев, чуть-чуть прикрытая щедростью их благодетеля.

– Наинь, я хотел представить тебе мою жену Сафиру вэр Тару, пятую из королевского Дома даль Каинэ, – Кирвил присел на диван, закинув ногу на ногу. Он явно чувствовал здесь себя как дома, настолько, что напрочь позабыл об этикете.

Сафира царственно кивнула головой в ответ на представление. Она не сводила глаз с Наинь, по-прежнему пытаясь отгадать, за какие заслуги некто могущественный делал ей дорогие подарки. Возможно, у нее имелась красивая дочь, заключила принцесса, когда муж сообщил ей полное имя своей знакомой. Оно было одинарным, второе полагалось только знатным господам. И даже фамилия у хозяйки дома отсутствовала, ее давали исключительно признанным бастардам. Конечно, незаконнорожденные дети не могли принадлежать к Великому Дому, поэтому фамилия, которую они получали, происходила от второго имени их родителей. Впоследствии, если бастард заводил свою семью, его отпрыски также имели право носить фамилию.

– Рада приветствовать Ваше Высочество в своем скромном жилище, – с достоинством поклонилась Наинь. – Буду счастлива поделиться с вами всем, чем располагаю. Надеюсь, мое скромное гостеприимство не покажется вам неуважительным, госпожа.

– Приятно познакомиться, – в тон женщине ответила Сафира, и, хотя принцесса очень старалась, присущее ей высокомерие проскочило во властных нотках голоса. – Я счастлива оказаться здесь в такое прекрасное утро, Наинь. У тебя отличное жилище, здесь очень уютно.

Сафира прошла к одному из стульев и величественно опустилась на него. Нигде во всей империи ей не требовалось для этого особого приглашения, разве что в покоях ее отца, матери и старших сестер, которые стояли выше ее на иерархической лестнице Дома.

– Спасибо, моя госпожа, – Наинь подошла к шкафу с посудой, достала два хрустальных фужера и стеклянные тарелки, поставила их на стол и принялась хлопотать по хозяйству. Из очага, расположенного под самым окном, доносились приятные запахи, пробуждающие аппетит. В присутствии знатных персон (и тем более принцессы) простолюдинам есть не полагалось, поэтому Наинь не позаботилась о том, чтобы накрыть стол на троих. Но Кирвил, заметив это, лично поставил на стол прибор для хозяйки.

– Я не хочу никаких церемоний, Наинь, – ласково сказал он. – Только не в твоем доме соблюдать этикет.

– Как прикажешь, – согласно кивнула женщина, пробуя похлебку из большого котла, висящего над огнем.

– Где Каро? – Кирвил снова сел и коротко глянул на Сафиру. Та ответила ему улыбкой, хоть и не понимала, зачем муж привез ее сюда. Впрочем, Наинь была весьма приятной особой, и принцесса не имела ничего против того, чтобы задержаться подольше. Если бы только не дурное предчувствие, которое так и не покидало девушку с тех пор, как они очутились здесь.

– Он ушел охотиться, обещал скоро вернуться. Но если ты хочешь, я могу попросить кого-нибудь позвать мальчика. Он не собирался сегодня уходить далеко.

– Позови, – согласился Кирвил. – Я бы хотел познакомить его с женой. Уверена, это будет полезное знакомство для обоих.

Наинь внимательно посмотрела на Сафиру, а потом снова на Кирвила. Казалось, она думает о чем-то очень важном, но не слишком радостном. Только тут принцесса поняла, что больше всего смущало ее в поведении смертной. Она соблюдала этикет только по отношению к ней, с Кирвилом же вела себя как с равным.

Обтерев руки о полотенце, Наинь вышла во двор и закричала что-то на местном наречии. Женщина говорила очень быстро, поэтому Сафира не разобрала ни слова. Затем послышался ломающийся голосок какого-то мальчика, который уже через секунду сменился топотом босых ног по мокрой дороге.

– Каро скоро будет здесь, – сообщила хозяйка, входя в комнату и плотно прикрыв за собой дверь.

Кирвил удовлетворенно кивнул, а Сафира попробовала разобраться в своих ощущениях. Она не была уверена, что так уж хочет познакомиться с тем, кого звали Каро.

Пока длилось ожидание, Кирвил начал легкую беседу обо всем подряд. Поговорили немного о погоде, о сборе урожая, о новых законах, ограничивающих охоту в угодьях, близких к помещичьим замкам, но не касались ничего, что хоть отдаленно было бы связано с королем и его двором, равно как и с сюзеренами этих земель – Тайсу.

Принцесса не принимала участия в беседе, погрузившись в свои мысли. Из задумчивости ее вывел шум, какой издают крылья птеродактиля, идущего на посадку. Удивленно вскинув голову, она посмотрела на окно, но ничего не увидела из-за закрывавших обзор штор. Ездовые животные были очень дороги, и обычный люд редко мог себе позволить содержать хотя бы одного на целое поселение. То, что в такой дыре, как эта деревенька, жил наездник, было практически невероятно.

– Каро, – сообщила Наинь и пошла открывать дверь. Но не успела женщина коснуться ручки, как та сама распахнулась. На пороге появился высокий, крепко сложенный парень лет восемнадцати на вид. Он был очень смуглым, темноглазым и темноволосым, но все же светлее хозяйки дома.

– Привет, ма, – густым басом поздоровался Каро, чмокнув Наинь в щеку. По сторонам он не смотрел, а потому не сразу заметил гостей. – Инан передал мне, что ты срочно просила вернуться. Что… – Тут взгляд карих глаз наткнулся сначала на Сафиру, а потом на Кирвила. Каро несколько раз моргнул, а потом склонился в вежливом полупоклоне. Даже если бы не этот жест, который могли в присутствии высокородных позволить себе только бастарды, Сафира сразу узнала бы в юноше полукровку по сияющей, очень яркой ауре, рисунок который казался ей до боли знакомым, но разум отказывался признавать очевидное, и принцесса вежливо ждала, когда ей представят сына хозяйки.

– Здравствуй, Каро, – Кирвил поднялся с дивана и подошел к парню. Положив обе ладони на его плечи, он заставил того распрямиться и дружески похлопал по спине. Юноша улыбнулся, но как-то неуверенно, он то и дело косился в сторону незнакомой гостьи. Было видно, что Каро догадался, кто сидит на стареньком стульчике в его лачуге, и чувствовал себя от этого некомфортно. – Это Сафира вэр Тара, пятая из королевского Дома даль Каинэ и моя жена, – сообщил мальчику Кирвил, словно не замечая его смущения.

Каро еще раз согнулся в полупоклоне, на этот раз более глубоком и почтительном. Наинь все это время следила за сыном. Внешне она оставалась по-прежнему спокойной, но по тому, как она теребила подол красивого платья столичного кроя, Сафира поняла, что женщина нервничает.

Принцесса привстала со стула, откинув за спину упавшие на лицо темные волосы, и благосклонно улыбнулась. Кем бы ни был этот бастард и кому бы ни приходился сыном, он был всего лишь полукровкой, при котором ей следовало держать себя достойно. Однако первой начинать разговор она не собиралась, по крайней мере пока Кирвил не назовет ей полного имени юноши. Она должна была узнать, является ли мальчик признанным сыном кого-то из вельмож или его родитель отказался от него. Это многое меняло в том, как следовало себя вести благородной принцессе в его присутствии.

– Каро Шадо, – поняв затруднения своей жены, сказал Кирвил и пристально посмотрел ей в глаза.

Сафира чуть заметно вздрогнула, но вежливо-равнодушной маски и приветливой улыбки не утратила. Она слишком долго жила при дворе, чтобы потерять самообладание в подобной ситуации. Только внутри у принцессы разразилась целая буря, готовая прорвать плотины светскости и выплеснуться наружу бушующим ураганом. В такие минуты Сафира от души завидовала женщинам типа Элайн или Марны, которые всегда и везде могли держать в узде собственные эмоции. Пятой из Дома даль Каинэ не повредили бы подобные навыки.

– Рада знакомству, Каро Шадо, – твердым голосом произнесла принцесса, в то время как в груди все тряслось, а сердце бешено стучало о ребра. Жгучая обида жгла глаза, ревность кинжалом вонзалась в растревоженную душу.

«Шадо, Шадо, Шадо…» – звенело в ушах. Вторые имена у магов частенько повторялись, причем не только среди членов одной семьи, но и среди всей колдовской братии. Например, Тара – ее второе имя, но его носили не меньше двух или трех сотен волшебниц по всему миру, а Аббо, второе имя ее отца, встречалось чаще, чем солнечные дни в пустыне. Вот только Шадо было именем уникальным. Едва ли Сафира слышала больше чем о двух Шадо, помимо Кирвила. Кажется, одним из них был маг из заштатного, совершенно нищего провинциального Дома с очень трудным, практически непроизносимым названием, второй принадлежал к младшей ветви Мирабло, приходился Сафире внучатым племянником по материнской линии и не достиг возраста, в котором можно было бы иметь восемнадцатилетнего бастарда. Возможно, был кто-то еще, но Сафира полностью полагалась на свою память, когда речь заходила о таких вещах, как геральдика. Иногда только знание имен и фамилий позволяло понять, кто и с кем состоит в родстве, а это было немаловажно, когда дело касалось правил поведения в обществе и этикета. Поэтому принцесса не обнадеживала себя пустыми иллюзиями и не пыталась больше не замечать очевидного.

Каро был сыном Кирвила, а эта женщина, Наинь, являлась его наложницей. Может, и не сейчас (Сафира верила, что ее муж ей верен), но восемнадцать лет назад точно. Ничего особенного в том, чтобы иметь смертную любовницу, не было, да и бастарды считались делом обычным даже среди женщин, что уж говорить о мужчинах. Например, у отца Сафиры было восемь внебрачных детей, которые служили в дворцовой страже. А у матери, гордой ледяной королевы, как называли Мирабэль между собой придворные сплетники, имелась дочь на десять лет старше Фьон. На подобные вещи принято было смотреть сквозь пальцы, не акцентируя внимания на чужих слабостях. До сего дня Сафира, лояльно настроенная по отношению к бастардам, никого не осуждала. Но теперь, когда речь шла об ее муже и его жизни до нее… Что-то перевернулось в ее сознании и не желало вставать на место.

Было бы глупо рассчитывать, что до их встречи Кирвил жил в Храме Целомудрия, но все-таки Сафира никогда не предполагала, что он проводил время не только с высокородными женщинами. Он же знал, что такие союзы, даже самые кратковременные, почти всегда имели последствия! Почему-то все заклинания, успешно ограничивавшие рождаемость в паре двух магов, не работали, когда речь заходила о связях со смертными. Это был один из неразгаданных феноменов, с которым приходилось мириться. Именно из-за побочных эффектов таких романов большинство предпочитало от них воздерживаться, особенно это касалось женщин, порочные отношения которых иначе быстро становились достоянием гласности.

– Для меня огромная честь познакомиться с высокородной принцессой, госпожа. Никогда не думал, что удостоюсь столь великой чести, которой, безусловно, не заслужил. – Каро смотрел Сафире прямо в глаза, всем своим видом выражая полную покорность.

Парень унаследовал от матери умение вести себя с достоинством и темную кожу, в то время как все его черты и мимика почти полностью копировали отца. От этого вэр Тара едва ли не теряла голову, но все еще пыталась не упасть лицом в грязь. Она не понимала, зачем Кирвил подверг ее этому испытанию, особенно теперь, когда их жизни висели на волоске из-за событий у полюсов.

– Не надо скромничать, – перебил сына вэр Шадо, отчего ревность, терзавшая Сафиру, стала еще невыносимее. – Каро – лучший охотник в деревне. Он может, не прибегая к магии, одним точным выстрелом из лука уложить бронтозавра. Ему всего восемнадцать, а он уже овладел мечом ветра и теперь умеет пользоваться им не хуже меня. – В каждом слове Кирвила принцесса слышала неприкрытую гордость отца, восхвалявшего достоинства сына. Сафире хотелось кричать, выть на луну, убежать куда-нибудь подальше или просто призвать меч льда и пронзить им сперва сердце этого мальчишки, а потом – его матери, но внешне она оставалась невозмутимой.

– Ты льстишь мне, отец, – смущенно пробормотал Каро, опуская глаза. – Я всего однажды смог коснуться меча.

– Смог один, сможешь и еще, – отрезал Кирвил, потрепав сына по волосам.

Сафира почувствовала себя лишней и никому не нужной гостьей в чужой семье. Нет. Стоп. Она не была чужой. Она была законной супругой Кирвила вэр Шадо. Их брак признан самим королем. Их на древнем алтаре венчали жрицы Храма Любви. Их души неразрывно связаны в вечности. А эта женщина, что стояла сейчас возле бедного очага, помешивая поварешкой сготовленный из простой дичи суп, и отсутствовавшим взглядом глядела в противоположную стену, пытаясь скрыть свой страх перед ней, Сафирой вэр Тара, дочерью самого Кайро Первого, всего лишь наложница. Ее сын, какая бы кровь ни текла в его венах, не более чем жалкий бастард. Осознание этой истины принесло некоторое облегчение.

Кирвил и Каро перебрасывались шутками и легко беседовали между собой, будто они были здесь вдвоем. Наинь тревожно поглядывала на принцессу, всерьез опасаясь ее реакции. Сафира с самым своим величественным видом восседала на стуле и изображала интерес к происходящему. Она не слышала ни слова из разговора мужчин, не видела обеспокоенных взглядов хозяйки. Ей надо было справиться с еще одной неприятностью, свалившейся на нее за последнее время. Рядом с тем, что у ее возлюбленного супруга имелся бастард, мерк и возможный гнев Элайн вэр Сары, и все духи ядра одновременно. Новость была дикой, ошеломляющей, сводящей с ума. А то, как Кирвил преподнес ее, вообще не укладывалось в голове. Обычно такой тактичный и заботливый, он, казалось, забыл о жене, погрузившись в общение с сыном.

Когда похлебка была готова, Наинь налила ее в тарелки, достала из небольшого углового шкафчика бутылку вина, которое тоже приехало сюда из самого Рагварда, и поставила все это на стол, приглашая господ к трапезе.

– Нет, так не годится, вы будете есть с нами, – распорядился Кирвил, заметив, что стол снова сервирован только для двоих, и сам отправился доставать приборы для хозяев дома. Сафира благосклонно улыбнулась, выражая свое дозволение.

– Как прикажешь, отец, если Ее Высочество ничего не имеет против, я страшно проголодался, – довольно заявил Каро и плюхнулся на стул рядом с Сафирой. Близость юноши была ей глубоко неприятна, но она не подала вида.

– Конечно, я не против. После хорошей охоты, должно быть, очень хочется подкрепиться, – поощрила принцесса, заслужив благодарный взгляд мужа и перепуганный – Наинь.

Женщина понимала ее куда лучше мужчин и не без оснований опасалась за благополучие своего отпрыска. Впрочем, Сафира вполне владела собой и не собиралась причинять мальчику вред. Какие бы чувства в ней ни вызывало само его существование, она не винила его за то, что он родился на свет. Это было глупо и совсем не по-королевски. А вот обвинять ли Кирвила… Этого Сафира пока не решила.

– А вы охотитесь? – запихивая в рот ломоть хлеба, осведомился Каро, громко стукнув ложкой по дну тарелки.

– Нет, я предпочитаю спокойный образ жизни, – Сафира осторожно попробовала суп. Он оказался весьма вкусным, хоть и не мог соперничать с творениями придворных поваров или хотя бы стряпчих из Массао.

– Это очень увлекательно! – восторженно воскликнул Каро, прихлебнув вина. – Адреналин бурлит в крови, сердце стучит, вокруг только дикие джунгли и зверь, которому уже не уйти! Обожаю это ощущение.

– Возможно, все именно так, но мне больше по нраву красивые залы, нарядные пары, кружащиеся в танце… – Сафира мечтательно подняла глаза к потолку, за легкомысленным выражением лица пытаясь скрыть боль, которая просто не могла не отражаться в глазах.

– Моя жена – самый миролюбивый человек во всей империи! – Кирвил коснулся руки Сафиры через стол. Его прикосновение обдало ее ледяным холодом, но она не отодвинулась. Свой гнев и обиду она в полной мере выплеснет, когда они вдвоем окажутся дома, за хрустальными стенами ее замка, среди ее слуг, как можно дальше от влажного жара этих мест, от стареющей наложницы, от малолетнего бастарда.

– Я всегда думал, что госпожа – воин, – искренне удивился Каро, восхищенно глядя на Сафиру. Вино придало ему смелости, и теперь он без тени смущения глядел ей в глаза.

– Нет, меня никогда не прельщала опасность. Это… – принцесса не смогла подобрать правильного слова и лишь махнула рукой. – Короче, не для меня подобная жизнь. Я люблю уют и тепло, а воины почти все время торчат на ледниках.

– Я думал, что там бывают все высокородные, что это их долг – оберегать смертных от опасностей, исходящих из недр, – настаивал бастард.

Наинь затаила дыхание, застыв с поднятой ложкой в руках. Ее сын переходил черту, за которую всегда ступал в общении с отцом, но принцесса не была его родственницей и не дозволяла вести себя вольно. За подобные речи было недолго лишиться головы, и Наинь от страха закусила губу, ожидая ответа гостьи. Кирвил же, напротив, ничуть встревожен не был. Он не сомневался: Сафира не причинит зла тому, кто ему дорог.

– Это наш долг, – согласилась Сафира, после краткого раздумья. – Но там не требуется присутствие одновременно всех высокородных. Маги нужны не только у разломов, есть огромное множество иных вещей, где требуется применение наших возможностей. Если однажды ты выберешь служение империи, ты поймешь, о чем я.

Принцесса лукавила. Большинство магов, особенно из Великих Домов, ничем особенным не занимались, применяя свой дар для создания фейерверков, южных оранжерей в северных широтах и других столь же бесполезных, но прекрасных вещей, единственное предназначение которых – услаждение взгляда и слуха. Колдуны были эстетами, особенно те, кто мог себе позволить не заботиться о хлебе насущном. В любом случае Сафира не собиралась посвящать в эти тонкости юного бастарда своего супруга, как и рассказывать о сгустившихся тучах, предвещающих новую кровопролитную войну с силами зла. Через несколько дней этого мальчика, как и сотни подобных ему, призовут к оружию, объяснив, что предстоит делать. Но это не ее обязанность – готовить к боевым действием малолеток, которые еще и совершеннолетия не достигли.

Каро словно прочитал мысли высокой гостьи. Он смерил ее внимательным взглядом, но возражать не стал. Здравый смысл возобладал над желанием поспорить, и молодой Шадо вместо того, чтобы продолжать беседу о «великих» делах высокородных, с энтузиазмом вгрызся зубами в хлеб. Наинь облегченно перевела дыхание, Кирвил усмехнулся в бороду. Сафира же с удивлением обнаружила, что не испытывает гнева по отношению к дерзкому мальчишке, посмевшему иметь свое мнение. Ей скорее нравилась его смелость, которой зачастую не хватало иным бастардам, особенно тем, кто служил в Рагварде при дворе короля или в ее замке Массао. Скованные сложным этикетом, полумаги не смели говорить в полный голос, даже оставаясь наедине с собой, и, разменяв первую сотню лет, большинство из них уже не имело собственного мнения о вещах, хотя бы в теории опасных.

Дальше ни о чем серьезном речь за столом не заходила. Наинь сменила тему на более мирную. Теперь беседа напоминала светскую, одну из тех, что вели между собой придворные дамы и кавалеры за пышным обедом. Постепенно Сафира совершенно успокоилась. Она не простила мужа за скрытность, но примирилась с тем, что до их встречи у него была своя жизнь, и не только та, о которой знала каждая сплетница при дворе. Когда-то она приняла его помолвку с Элайн как должное, да и многочисленные романы Кирвила со светскими львицами не остались от нее в тайне. Карин прекрасно справлялась со своей ролью осведомительницы, и вот уже год вынюхивала все, что кто-либо когда-либо говорил о шестом из Великого Дома дэль Виварди. Все это были сведения вполне достоверные, но порядком устаревшие. Последние шесть лет Кирвил вел себя образцово-показательно, что до их тайной свадьбы многим казалось подозрительным.

Когда Кирвил встал, Наинь принялась суетиться по хозяйству, убирая со стола. Каро помогал матери, а Сафира потягивала вино из хрустального бокала, размышляя о своем. Алкоголь развеял дурное настроение, растопил тревоги последних дней, и даже недовольство куда-то подевалось, сменившись благостным расположением духа. Сейчас принцесса могла думать только о грядущем бале и танцах. После мыслей, терзавших ее с минувшего королевского совета, это стало большим облегчением. Сафира уже видела перед собой бальную залу, ощущала, как кружится по мраморным, натертым до блеска полам, слышала, как гремит вокруг великолепная музыка, написанная лучшими композиторами современности.

– Давай вдохнем свежего воздуха, – предложил Кирвил, вырвав жену из приятной задумчивости. Она молча кивнула и поставила бокал на стол.

Они вышли на улицу, где уже сгустилась вечерняя тьма, которую не рассеивали малочисленные факелы, прикрепленные к стенам домов. Жителей видно не было. Они ложились рано, едва солнце скрывалось за горизонтом. Каждому из них с рассветом надо было приступать к тяжелому труду, чтобы выжить.

– Я очень зла, – Сафира отвернулась от мужа, скрестив на груди руки. – Ты должен был сказать мне.

– Брось, у многих магов есть бастарды, в этом нет ничего особенного, – Кирвил развернул Сафиру к себе лицом. – Ты же знаешь, что я люблю только тебя. Каро уже восемнадцать. Я не был близок с его матерью больше десяти лет, ты тогда еще училась в Академии, и я никогда тебя не видел.

– Так зачем ты сегодня привез меня сюда? – принцесса с вызовом посмотрела в глаза супругу. – Если все это так неважно, для чего мы совершали эту прогулку? И почему именно сейчас, а не год назад или не через десять лет? Кир, чего ты от меня хочешь?

– Это связано с тем, что сказал Сольер. – Кирвил опустил глаза, чувствовалось, что говорить ему неловко, но он твердо решил продолжать. Сафира была права: не просто так он познакомил ее с сыном именно сейчас. – Грядут тяжелые времена. Никто не может быть уверен в завтрашнем дне, когда духи, облаченные в украденные тела, расхаживают по миру. Я – воин, даже оставаясь в Рагварде, я не смогу сидеть сложа руки, если опасность доберется до столицы. Конечно, я очень надеюсь, что ребята из ордена остановят напасть раньше, но… Никто не знает будущего. Я хотел бы, если со мной что-то случится…

Сафира ойкнула, закрыв рот ладошкой. От былой безмятежности не осталось и следа. В глазах принцессы блестели слезы. Она хотела остановить мужа, не дать ему произнести страшные слова, но он приложил палец к ее губам, прося помолчать. И она послушалась, что случалось не так уж часто.

– …Если я не смогу позаботится о Каро сам, я хотел бы, чтобы это сделала ты. Наверное, жестоко просить законную жену приглядеть за бастардом, и я никогда не осмелился бы на такое, если бы печати не трещали по швам.

– С тобой ничего не случится, слышишь! Не смей говорить таких вещей даже в шутку! – вспылила Сафира. – И потом, как ты можешь быть уверен, что я переживу нападение духов, если уж воины не остановят их на пути в Рагвард. Я слабее тебя, и это не новость для самого последнего из смертных.

– С тобой ничего не случится, Саффи, я клянусь тебе в этом. Даже если ты останешься единственным магом на Земле, ты выживешь, я сделаю для этого даже невозможное. Потому что умереть для нас с тобой вдвое страшнее, чем для любого человека в этом мире! – Кирвил схватил любимую за плечи и крепко прижал к себе. Было видно, что он много размышлял на эту тему и теперь говорил с уверенностью, которая пугала Сафиру больше, чем сами ужасные слова, которые эхом отдавались в ее голове, мешая сосредоточиться.

– Раз смерть для нас так страшна, тогда, пожалуйста, не умирай. Я сойду с ума, если мне придется веками ждать, когда ты родишься вновь. Я не такая сильная, я не справлюсь, – простонала принцесса, пряча лицо в складках свободной тоги мужа.

– Ты справишься, дорогая, ты намного сильнее, чем сама думаешь.

– Ох, Кир…

– Ты обещаешь мне позаботиться о Каро? – спустя несколько минут, потребовавшихся Сафире, чтобы взять себя в руки, спросил Кирвил.

– Ты сам о нем позаботишься. В конечном итоге рано или поздно ты все равно вернешься, – она совершила последнюю попытку возразить, но вэр Шадо отрицательно покачал головой.

– Возможно, я буду пребывать между миром живых и мертвых тысячи лет. Каро вряд ли доживет до моего воскрешения.

– Хорошо, – решилась Сафира. – Если такое случится, что, конечно же, невозможно, я сделаю все, чтобы обеспечить мальчику достойное будущее.

– Вот и славно, – Кирвил улыбнулся. В его зеленых глазах заплясали озорные искорки, которые так любила принцесса. – Тогда пойдем и скажем ему об этом.

– Но…

– Саффи, Каро – умный мальчик. Он о многом догадывается. Кое-что я сам ему рассказывал, так что ты не раскроешь никаких тайн, если упомянешь о грозящей нам всем опасности. И вообще, через несколько дней об этом будет знать каждый бронтозавр.

Сафира и Кирвил вернулись в дом. По сравнению с жарой, царившей на улице, внутри было прохладно, а уют, который присутствовал в каждом уголке скромного жилища, отогнал навязчивое эхо жутких слов, вновь растревоживших принцессу. Наинь успела полностью прибраться. Взяв прялку, она примостилась на уголок дивана и принялась сплетать тонкую нить. Каро стоял у окна и о чем-то думал. На его лбу пролегла небольшая морщинка, в глазах читалось напряжение.

– Каро, – Сафира решила, что говорить нужно ей. Парень вздрогнул от ее голоса и резко обернулся. – Я хотела предложить тебе перебраться в Рагвард. Пришло время заняться твоим образованием. Когда ты закончишь учиться, если захочешь, я смогу помочь тебе получить место стража при королевском дворе.

Несколько минут длилось молчание. Бастард внимательно смотрел то на отца, то на его жену, иногда украдкой бросая взгляды на мать. Но Наинь делала вид, что полностью поглощена работой и не отвечала сыну на невысказанный вопрос, что так томил его. Она не хотела влиять на судьбу своего единственного ребенка, понимая, какие перспективы откроет перед ним милость принцессы. Она не желала расставаться с Каро, но знала: ей в Рагварде делать нечего. Двери, что открываются для полукровок, никогда не отворить их смертным матерям или отцам. Наинь жила на свете достаточно долго, чтобы не противиться прописным истинам.

– Я хочу стать стражем, госпожа, – наконец ответил Каро. – Я всегда мечтал учиться. Я с радостью приму ваше щедрое предложение, для меня это огромная честь.

– Вот и хорошо, – Сафира кивнула. – Тогда приезжай в столицу на следующий день после ежегодного бала. Я познакомлю тебя с одним человеком, он сын моего отца от смертной женщины. Сейчас он занимает видное положение в школе, куда тебе предстоит поступить. Думаю, с твоими способностями ты без проблем сдашь все экзамены.

– Спасибо, – еще раз повторил бастард, обращаясь в этот раз к отцу.

Несмотря на юный возраст, Каро не отличался наивностью. Он догадывался, что Сафира вэр Тара, ветреная принцесса, как ее называли в народе, сама никогда не предложила бы своей помощи незаконному отпрыску любимого супруга. Легкомысленная дочь короля просто не подумала бы об этом, так как привыкла больше заботиться о своих нарядах, а не о благе подданных отца. А в этой ситуации у нее были все основания проявить черствость. Впрочем, злопамятной Сафира не была, об этом знал каждый смертный.

Наинь сердечно поблагодарила принцессу за оказанную их семье честь. В глазах пожилой женщины все еще стояли слезы, но достоинство, с которым она держала себя весь день, не изменило ей. Даже когда Кирвил обговаривал с сыном детали скорого отъезда, она никак не проявила своих истинных чувств. Не было на ее лице ни страха за судьбу единственного ребенка, ни отчаяния от предстоящей разлуки. Снова, как и два дня назад после королевского совета, когда ненавистная Элайн вэр Сара играючи показала ей свое превосходство, Сафира почувствовала себя маленькой, слабой девочкой. Мысленно она призналась себе, что, окажись на месте Наинь, не смогла бы удержаться от слез, а может, устроила бы настоящую истерику.

В конце концов было решено, что Каро прибудет во дворец через день после бала. Кирвил собирался лично открыть портал сыну, так как тот еще не владел пространственной магией. Путешествие на птеродактиле, подаренном ему отцом на прошлый день рождения, отняло бы у парня слишком много времени, которое тот мог провести с матерью.

Когда все важное было сказано, Сафира и Кирвил покинули обитателей заброшенный деревеньки в области Тайсу и, не углубляясь в ночные джунгли, открыли пространственный туннель в Массао прямо со двора Наинь. Оказавшись дома, принцесса почувствовала несказанное облегчение. Каро и его мать понравились ей, но она не могла отделаться от обиды, хотя старалась ее не показывать. Кирвил и без того считал ее слишком ревнивой, незачем подливать масла в огонь.

– Я не хочу, чтобы ты еще когда-нибудь говорил со мной так, как возле дома Наинь, – сказала Сафира, разглядывая свое стройное обнаженное тело в огромном зеркале высотой от пола и до потолка. – Даже если решишь попросить меня присмотреть за сотней своих бастардов, пожалуйста, не упоминай о том, что готов пожертвовать ради меня жизнью.

– Почему? Это ведь правда. – Кирвил подошел сзади и положил руки на тонкую талию жены.

– Потому что я не выдержу разлуки, Кир, это выше моих сил. Я не такая, как Элайн или Наинь, – Сафира повернулась лицом к любимому и, приподнявшись на носочки, посмотрела ему в глаза. – Я не умею жить ради долга, у меня нет цели, ради которой стоило бы потерпеть, и я даже не могу забыться за хозяйственными хлопотами. Моя жизнь – это ты и, наверное, еще двор, но без него я способна обойтись. А вот без тебя никак. Я требую, нет, я приказываю: никогда не разлучайся со мной! Не смей оставлять меня или защищать ценой своей жизни. Какая бы ужасная участь ни ждала мою душу после физической смерти, я выберу ее. Не хочу ждать тебя веками, каждый день просыпаясь с болью в сердце. – Она обхватила ладошками его лицо и заставила посмотреть себе в глаза. – Поклянись, что не встанешь между мной и смертью, что бы ни случилось. Даже если сотни духов разом набросятся на меня и я окажусь полностью беззащитной, ты не станешь умирать вместо меня. Поклянись мне в этом, Кир, иначе я не смогу уснуть.

– Я не стану клясться, Саффи, – Кирвил покачал головой и отвернулся. Его лицо исказила болезненная гримаса. – Я не позволю никому и никогда прикоснуться к тебе и причинить хоть какой-то вред. Потому что ты, твои глаза, твои руки для меня бесценны. Даже вечные мучения, которые, возможно, ждут меня за пределами жизни, не испугают меня, если на кону будет хотя бы один волосок с твоей головы. Я – твой муж. Я клялся защищать тебя на алтаре Храма Любви. И только та клятва имеет значение.

Сафира застонала и упала на кровать. Ей хотелось выть от отчаяния, но она знала: если Кирвил что-то решил, его не переубедить. В конечном итоге духи пока не кружат под стенами Рагварда. Уже скоро Сафира и Кир отправятся туда и останутся за надежными, укрепленными магией стенами королевской столицы до окончания всего этого кошмара. Орден справится с обитателями недр, и никто из тех, кто лично не поедет к разломам, никогда не встретит темных сущностей. Сафира очень хотела в это верить. Убедить себя оказалось не так уж сложно. Засыпая, принцесса уже не думала ни о чем, кроме нежных рук любимого мужчины и великолепного бального платья, которое приготовила к ежегодному празднику.

…Следующие два дня Кирвил и Сафира провели в тренировочном зале. Вэр Шадо безбожно гонял жену, обучая сложнейшим заклинаниям, которыми в совершенстве владел сам. И потихоньку, с огромным трудом, ей удалось коснуться огненного меча. Это была большая победа для принцессы, которая ненавидела напрягаться. Впрочем, ее заслуги в том не было. Представители Дома даль Каинэ были сильны от рождения, и то, что Сафира до сих пор не освоила элементарных навыков, говорило лишь о ее лености и беспечности.

– Если тебе придется столкнуться лицом к лицу с духом, не задумывайся, используй меч огня, – поучал жену Кирвил за поздним ужином, который им подали прямо в спальню. – Он быстрее любого другого отгонит от тебя даже разумную тень. Можно еще применить меч иллюзий, создав мираж огненной бури. Она не прогонит духа, но замедлит его продвижение. У тебя появится возможность подготовиться к атаке или просто телепортироваться.

– Но ведь духа нельзя убить огнем, – возразила Сафира.

– Нельзя. Для этого нужен меч смерти или мысли. Второй надежнее. Именно поэтому даль Каинэ стали королями. Благодаря их врожденному дару им удалось уничтожить угрозу, которую пробудила Зольда вэр Дора. Но ты даже не пытайся воспользоваться этим мечом, особенно если духов будет больше, чем один. Мощнейшее заклинание-очищение способно не просто изгнать тень из захваченного ей тела, но и развеять. Однако в процессе ты потратишь столько энергии, что вряд ли сможешь сделать еще хотя бы шаг. Вот почему мало кто пробует уничтожать духов. Даже самые могучие и опытные воины предпочитают всего лишь загонять их обратно за печати. И это особая наука. Надо владеть мечом камня, чтобы сквозь множество пластов пробиться к центру Земли, а потом закрыть образовавшуюся брешь. Ты пока не умеешь делать этого.

– Предлагаешь мне бежать без оглядки всякий раз, как померещится, будто кого-то из знакомых захватила тень? – Сафира презрительно сморщила носик, представив, как мечется по дворцовым переходам, прячась от каждого встречного мага в темных закоулках.

– Ты прогуляла все занятия по темным сущностям? – со вздохом спросил Кирвил и, не дожидаясь очевидного ответа, продолжил: – Тебе не должно ничего мерещиться. Отличить живого человека от мертвеца, одержимого духом, проще простого, если знать азы. Но ты не знаешь, а потому и прицепилась к Элайн на совете, выставив на посмешище скорее себя, чем ее.

– Неправда, – искренне возмутилась Сафира. – Память – вот основное отличие между живым и уже несуществующим. Она есть у человека и отсутствует у духа.

– Да, но некоторые тени очень сильны, они способны овладеть воспоминаниями жертвы. Вспомни Луйсо. Никто вовремя не заметил, что его тело больше ему не принадлежит, – возразил Кирвил. Он был совершенно спокоен, будто вел урок в Академии, где нерадивые богатенькие ученики частенько спорили со своими наставниками. – И еще, не забывай, почти все духи приобретают мышечную память захваченного тела и его магические навыки. А ведь даже без материальной оболочки у них имеется волшебная сила. Они сами по себе и есть колдовство.

– Хорошо, – согласилась Сафира, закусив губу. Она пыталась вспомнить, что еще отличает телесного духа от человека. Получалось плохо. Мысли путались, словно все ее немногочисленные знания оказались скрыты густым туманом. – Если дух слабый, его движения резче. Тени во плоти не чувствуют боль. Иногда они выворачивают себе суставы, ломают кости, но при этом продолжают идти или бежать. Они редко моргают, говорят отрывисто, подбирая слова, а многие вообще ничего не могут сказать, так как без доступа к памяти не знают языков. Их магия отличается от нашей. Если духу досталось тело сильного колдуна, его сила становится сокрушительной. Так происходит, даже если сама по себе тень не обладала большим потенциалом…

– То есть ты предлагаешь каждый раз проверять, не сломаны ли у стоящего перед тобой человека кости и насколько грамотно он разговаривает? – усмехнулся Кирвил. – Боюсь, в таком случае тебе достаточно один-единственный раз повстречаться с одержимым, чтобы умереть.

– Я больше ничего не помню, – раздраженно вскинулась Сафира, мановением руки призывая к себе салфетки, которые почему-то лежали не на подносе, а на тумбочке возле окна.

– Самый главный признак, который поможет отличить человека, одержимого духом, от живого, – это зрачки. Даже могущественные тени не способны полностью замаскировать красноватого сияния, исходящего из центра зрачка. У слабых иногда краснеет и радужка. У самых немощных – весь глаз. Но последние встречаются крайне редко. И еще у них не бывает ауры, но это вряд ли поможет в реальных условиях. Если маг не хочет показывать тебе свою ауру, ты вряд ли сможешь ее увидеть, и эта пустота собьет тебя со следа.

– Выходит, все, что нужно, – это заглянуть в глаза, – резюмировала Сафира, вытирая салфеткой пальцы и отставляя в сторону тарелку с недоеденным ужином. Разговор о духах отбил аппетит. Теперь она хотела только вина, которое помогло бы расслабиться. – Интересно, пока я буду ловить взгляд каждого встречного-поперечного, сколько раз меня успеют спалить дотла?

– Нисколько, если ты постоянно станешь носить магическую защиту.

– И ослабею настолько, что перестану волочить за собой ноги. Нет уж, Кир, я не воин и никогда им не стану, – отмахнулась принцесса. – Давай не будем паниковать раньше времени. Учи меня касаться мечей, если тебе от этого спокойнее, но не превращай в параноика. Я и так уже близка к безумию, – взмолилась она и решительно встала с дивана.

Сафира подошла к огромному двустворчатому шкафу и распахнула дверцы. Внутри было почти пусто. Большая часть одежды принцессы хранилась в гардеробной, размерам которой мог позавидовать среднестатистический дом богатого смертного. Несколько туник, пара халатов и с десяток домашних туфель – вот и все, что Сафира считала нужным держать в спальне. Однако в самом углу, завернутый в белый шелковый чехол, висел один-единственный наряд. Пятая из Дома даль Каинэ аккуратно сняла защитную ткань, и ее взору предстала великолепная полупрозрачная тога изумительного изумрудного оттенка, сверху донизу расшитая драгоценными камнями. Около минуты Сафира любовалась платьем, которое приготовила для грядущего бала. Тревоги отступали перед красотой изумрудов и блеском золотой вышивки.

Кирвил не мешал жене приводить в порядок чувства единственным доступным ей способом. Он больше ничего не говорил, но на его лице отражалась крайняя озабоченность. Вэр Шадо не знал, как сберечь женщину, которая не желала видеть опасность и отражать ее. Глубоко вздохнув, он заставил себя улыбнуться как раз в тот момент, когда Сафира снова накрыла бальную тунику чехлом и повернулась к мужу.

Никогда и ничем Кирвил не хотел тревожить любимую, тем более за последние несколько дней ей и так пришлось пережить больше неприятных минут, чем за всю предыдущую жизнь. И виной всему был он. Почему именно ему, Кирвилу, который любил Сафиру больше собственной жизни, выпадало все время ранить и расстраивать ее? Ответа не было, и шестой из Дома дэль Виварди задвинул грустные мысли подальше, прижал к себе теплое тело обожаемой женщины, с таким доверием льнувшее к нему. Чтобы бы ни произошло дальше, сейчас они вместе, и даже смерть не в силах навеки разлучить их.

…Карин приехала в Массао впервые. Она вышла из пространственного тоннеля в телепортационном круге возле стен замка. Несколько стражей тут же подбежали к гостье и принялись задавать бесконечные вопросы. Компаньонка принцессы нетерпеливо отвечала на каждый и даже позволила одному из бастардов прочитать свою ауру. Когда проверка завершилась, девушка вздохнула с облегчением и, кутаясь в теплую меховую накидку, прошла сквозь шикарные врата. Она очутилась в светлом внутреннем дворе. Все здесь сияло белизной. Полупрозрачные стены монструозного сооружения, которым так гордилась Сафира, казались не хрустальными, а ледяными. Припорошенные снегом, они напоминали верхушки айсбергов, которые вер Келла видела однажды во время прогулки по Северному морю. От ослепительного света (его, на вкус жительницы Рагварда, здесь было слишком много) слезились глаза. Мириады искорок переливались под ногами, блестели на голых ветках деревьев и на одежде проходящих мимо слуг. Воздух тоже искрился, так как с неба сыпались все те же искорки – такие яркие, что хотелось сгустить вокруг искусственную тьму.

Нет, Карин на севере определенно не нравилось. Оставалось только радоваться, что госпожа не приказала своей первой даме поселиться в этой глуши и ежевечерне развлекать себя беседами.

Карин миновала огромный двор. Ей казалось, что тонны снега осели на ее плечах и прическе. Мороз кусал щеки и нос, заставляя усилить и без того мощные чары обогрева. Вер Келла выросла в месте наподобие этого, только еще ближе к ледникам, но она не была дома уже больше пятидесяти лет и забыла, что такое настоящий холод.

– Карин! – Сафира выбежала из высоких очень узких дверей и буквально полетела навстречу подруге. Ее тонкие, совсем не зимние одеяния развевались по ветру. Вокруг принцессы клубился пар, значит, она все же защитила себя от ледяного дыхания природы. – Карин, наконец-то! Я уже заждалась!

Сафира бросилась на шею компаньонке и, пользуясь тем, что они находятся далеко от двора, осыпала поцелуями ее щеки. Карин радостно улыбнулась.

– Надеюсь, ты покажешь мне платье, иначе я буду считать, что проделала весь этот путь впустую, – заявила девушка, когда Сафира выпустила ее из объятий.

– Обязательно, а ты расскажешь мне все, что произошло за эту неделю, чтобы на балу я не чувствовала себя провинциалкой, которая не в курсе самых громких новостей! – Принцесса ухватила Карин за руку и потянула за собой во внутренние покои замка.

– У меня для тебя есть кое-что более материальное, чем сплетни, – заговорщически сообщила та. – Только вначале напои меня чем-нибудь горячим, чтобы я оттаяла. Кстати, а где Кирвил?

Сафира на миг замялась. Вэр Шадо отправился к Каро, чтобы дать сыну последние наставления перед тем, как тот явится в Рагвард. Карин ничего не знала о бастарде Кира, и принцесса не была уверена, что хочет ее просвещать. Впрочем, через два дня об этом будут судачить все кумушки столицы, включая смертных пожилых матрон.

– Кир уехал проведать Каро Шадо. Парень прибудет в Рагвард после ежегодного бала, чтобы выучиться на стража, – после недолгих колебаний сообщила Сафира.

Карин так и застыла на месте. Ее глаза изумленно округлились, а рот приоткрылся.

– Каро Шадо? – приподняв одну бровь, ахнула компаньонка и схватила Сафиру за локоть. – У нашего святоши Кирвила вэр Шадо есть бастард?

– Да, но, прошу тебя, не оповещай об этом каждого таракана, пока Каро сам не заявит о своем существовании, – взмолилась Сафира, прекрасно понимая, что, если не прикажет этого Карин прямым текстом, все ее просьбы канут в небытие, как только девушка покинет Массао.

– Договорились, я молчу, как могила, – отмахнулась вер Келла. – Но как ты об этом узнала? Сольер проболтался? Или подслушала? А может, Элайн прислала обличительную записку после того, как ты растоптала ее на совете? Расскажи мне, я просто обязана узнать такую новость первой! Бастард Кирвила! Нет, ну надо же!

– Кир отвез меня в дом матери Каро, – Сафира старалась говорить безразлично, будто эта поездка совершенно ничего для нее не значила.

– Быть не может! Он познакомил жену со своей наложницей! Никогда не думала, что Кирвил такой наглый! Это же просто невероятно! Это против всех правил приличия! Блюстители этикета задохнутся, если им станет известно такое!

– Им не станет известно, – отрезала Сафира. Ее глаза недобро сверкнули. Муж подверг ее немалому унижению, и принцесса совсем не хотела, чтобы это превратилось в достояние гласности. – Вот об этом ты будешь молчать до своего последнего вздоха, Карин, и не проговоришься даже под пытками.

– Ладно, ладно, – смущенно пробормотала компаньонка. Нарушить прямой приказ госпожи было равносильно государственной измене. За такое могли сослать в такую даль, откуда даже на ежегодный бал не приглашали. – Давай все по порядку, с самого начала. О чем не надо, никто не узнает, по крайней мере от меня. – Вот теперь Сафира не сомневалась, что вер Келла говорит искренне.

Проводив подругу в уютную маленькую гостиную на втором этаже и убедившись, что все камины горят, принцесса вытащила из воздуха два бокала вина, сдобренного специями, и, протянув один Карин, принялась в мельчайших подробностях рассказывать свои новости. Компаньонка была прекрасной слушательницей. Она не забывала своевременно ахать, где нужно – сочувственно кивала, а иногда возмущенно фыркала. Когда Сафира закончила, Карин погладила подругу по плечу.

– Это было задолго до того, как мы вернулись из Академии. Думаю, тебе стоит простить его, – заключила она.

Только тут принцесса поняла, что именно не давало ей получить максимум удовольствия от последних часов в Массао. Она до сих пор злилась, пусть и не признавалась в этом даже себе. Когда Карин произнесла это вслух, словно пелена спала с глаз принцессы, и она осознала, как глупо обижаться на мужчину за грехи давно забытого прошлого. Облегчение было так велико, что казалось почти осязаемым. За это Сафира и любила свою подругу: та всегда знала, что и когда сказать, чтобы уменьшить тревогу своей повелительницы.

– Что ты думаешь о словах Сольера? – сменила тему Сафира. Ей больше не хотелось думать о Кирвиле и Наинь, как и вспоминать об их сыне. Мальчик был милым и очень походил на отца. Даже если бы любимый не взял с нее слова помогать парню во всем, она сама предложила бы это теперь, после разговора с Карин.

– А ничего не думаю, – Карин поставила пустой стакан на столик, выполненный, как и все в этом месте, из хрусталя, только синего, переливающегося в лучах солнца всеми цветами радуги. Снегопад прекратился, и теперь, когда туч на небе не осталось, белая долина сияла еще ярче и неприятнее. – Орден остановит духов еще на подходе. По крайней мере, я сильно на это надеюсь. Если им не удастся загнать тварей обратно за печати – нам всем придет конец, кому-то раньше, кому-то позже.

– Ты так спокойна…

Сафира не видела даже тени волнения на лице подруги. Обычно живая и веселая, Карин походила на застывший портрет самой себя, когда говорила о возможном будущем. Но принцесса чувствовала: компаньонка не испытывает страха. Карин наполняло что-то другое. Что-то, чего раньше Сафира не замечала. Возможно, именно сейчас проявилась сила ее характера, спящая до времени под изящным покровом светскости и легкомыслия.

– Я не спокойна, – Карин откинулась на мягкую спинку кресла и прикрыла глаза, устало потерев веки пальцами. – Просто мне надоело паниковать. Этим занимается большая часть двора. Естественно, я говорю о тех, кому хоть что-то известно. После того совета я две ночи не могла уснуть. А потом решила: будь что будет. Мы с тобой не можем ничего изменить. Какой смысл думать о том, над чем не властен? Это все равно что страшиться наступления нового дня или трястись от мысли о звездах, которые ночью появятся на небосводе. Теперь я избегаю всего, что напоминает мне о духах, и старательно не слушаю новости, которые придворные передают друг другу вопреки королевскому указу о неразглашении. Нет, Саффи, я не спокойна, но и психовать не собираюсь. И тебе советую поступать так же.

– Кирвил говорит страшные вещи. Он заставляет меня учить сложнейшие заклинания, помогает касаться мечей и слишком часто вспоминает о смерти, – пожаловалась Сафира, которая не знала, как воспользоваться советом подруги. На время она могла переключить свои мысли на что-то другое, но, когда перед глазами не маячили красивые платья, ее тело не ласкали руки любимого мужчины, а вино не убаюкивало возбужденный разум, они принимались бегать по кругу.

– Кирвил – воин, – Карин пожала плечами, расстегивая меховую накидку. – Он просто обязан перестраховываться. То, что ты не пустила его к разломам, еще не значит, что он не станет сражаться или хотя бы готовиться к бою. Он не умеет иначе. Прими как данность: если Рагвард окажется в опасности, ты не помешаешь ему выйти на стены одним из первых.

Некоторое время в комнате царило глубокое молчание. Каждая из девушек думала о своем. Размышления Карин явно были более радостными и красочными, нежели думы ее госпожи. Когда Сафира снова заговорила, волнения в ее голосе уже не было. Усилием воли она сосредоточилась на ежегодном бале. Сердце тут же пустилось в пляс от предвкушения.

– Какие еще новости приключились при дворе моего батюшки? – шутя спросила она.

Глаза Карин лукаво блеснули из-под густо подведенных бровей, а губы растянулись в довольную улыбку.

– Новостей хоть отбавляй. Но я обещала тебе не сплетни, а достоверные сведения. Вот держи. – И, порывшись в скрытых карманах своей накидки, компаньонка с довольным видом вытащила наружу четыре письма, на каждом из которых красовалась печать отправителя. – Я могла бы рассказать, что в каждом из них, но лучше прочти сама, а то не поверишь.

Сафира протянула руку и приняла от подруги стопку бумаг. Она внимательно оглядела печати, чтобы удостовериться, что Карин не поддалась любопытству и не вскрыла конверты. Все было в порядке. Видимо, сведения, которые содержались в письмах, являлись тайной лишь для тех, кто жил в такой глуши, как Массао.

Принцесса еще раз просмотрела почту. Одно письмо было от отца, три другие прислали ей сестры. Если Фьон или Белль еще могли вспомнить о существовании Сафиры, то весточка от Марны являлась чем-то из ряда вон выходящим. Немного поколебавшись, Сафира отложила его в сторону, решив оставить напоследок. Ее отношения со старшей сестрой были прохладными, и за неполную неделю, что они не виделись, принцесса не успела соскучиться.

Письмо от Белль, запечатанное розовым воском, застывшим в форме огромной тропической бабочки, и защищенное магией, лежало сверху. С него Сафира и решила начать. Еще более легкомысленная, чем она сама, третья из дома даль Каинэ наверняка писала о всяких пустяках. Уже первые слова заставили принцессу понять, как сильно она заблуждалась. Пришлось с головой углубиться в чтение в надежде угадать, что Белль хотела скрыть за очень подробным описанием приготовлений, которые их отец, король, вел в преддверии военных действий. Обычно вэр Лиллу не интересовалась политикой и войнами. То, что целых три листа из четырех были посвящены именно этим темам, настораживало. Что могло послужить причиной таких перемен в интересах сестры? Разгадка отыскалась сама в последнем абзаце письма:

«Прошу тебя, не надевай на бал розовое, – писала Белль. – Это будет мой последний бал в качестве наследницы престола, и я очень хотела бы блеснуть, а тебе этот цвет идет больше. Утром после праздника я пройду посвящение в Храме Любви и уже к закату стану полноправной жрицей. Отец посчитал, что мои силы увеличатся после церемонии и я смогу принести пользу общему делу, например, в качестве целительницы. Но я не удивлюсь, если он отправит меня к ледникам в качестве официальной маркитантки. Не знаю, что мне по душе больше. Возможно, второй вариант… Нет, точно второй…

Поездка к ледникам меня ни капельки не вдохновляет. Но приходится признать, что Рагвард сейчас не лучшее место для жриц Любви. Такими темпами здесь скоро не останется мужчин, пользующихся нашими услугами. Все помчатся к полюсам и многие… сгинут. А значит, и количество женщин, которые придут в Храм, чтобы защититься от нежелательных беременностей, резко уменьшится. Получается, нам будет просто нечего делать, если, конечно, духи ядра не окажутся сильнее ордена воинов и не прорвутся к столице, как опасаются некоторые. Тогда всем понадобится наше умение исцелять… и только… Но я не верю, что каким-то теням такое под силу.

Твоя любящая сестра Белль вэр Лиллу.

P. S. Не забудь про розовое».

Сафира застыла с письмом в руках, обдумывая прочитанное. Ни для кого не было секретом, что Белль рано или поздно окажется в Храме. Но уже лет пятьдесят король оттягивал это решение, надеясь, что его вторая дочь одумается. А может, Кайро втайне ждал, что среди многочисленных придворных карьеристов найдется желающий получить руку и сердце принцессы вместе с причитающимися ей по статусу благами. Тогда репутация Белль, которая была хуже, чем у иной портовой девки из глубинки, восстановилась бы, и она опять смогла бы претендовать на престол. Увы, призрачные надежды таяли с каждым годом. Но Белль, как и прежде, кружилась в водовороте романов и вечеринок, оставаясь третьей в Правящем Доме даль Каинэ. И вот совершенно неожиданно Кайро приказал ей надеть красную тогу жрицы. В том, что речь шла именно о приказе, Сафира не сомневалась. Тоскливые нотки, которые проскальзывали в письме сестры, говорили об этом красноречивее прямого заявления. Как бы распутна ни была Белль, в Храм ей не хотелось. Обратного пути из ордена не существовало, и после обряда посвящения она всю отпущенную ей вечность будет обязана исполнять изощренные прихоти прихожан. А те, как водится, не станут считаться с ее желаниями. Конечно, угождать мужчинам не единственное занятие жриц. Белль, как и других сестер, обучат искусству исцелять. Она будет готовить снадобья, предохраняющие светских красавиц от нежелательных беременностей, и те, что помогут матронам быстрее стать матерями, превратится в профессиональную повитуху и сводню. Ее способности в разных областях магии возрастут. Ей откроются тайны, которыми испокон веков обладают жрицы. Но Сафира никому не пожелала бы подобной судьбы. Отрезанная от родных, двора и всего мирского, покорная воле настоятельницы, Белль никогда не сможет обзавестись собственной семьей и однажды забудет, кем была рождена, о чем мечтала. Отныне вся ее жизнь будет посвящена только Храму, его делам, его тайнам, его прихожанам.