Бояться поздно бесплатное чтение

1. Лети, ждем

Аля сделала все, чтобы не опоздать, поэтому опоздала почти безнадежно. Почти безнадежно, почти память, почти вставанием, ага.

Чтобы не опаздывать, надо рано встать, заранее собраться и вовремя выйти. Эти пункты Аля перевыполнила. В смысле вскочила задолго до отъезда родителей и брата, но час убила на взаимные наставления и прощальную суету, в смысле подготовила гораздо больше вещей, чем требовал выезд с одной ночевкой, и в смысле упаковалась настолько загодя, что какой-нибудь психиатр с дипломом по гиперответственности живо заинтересовался бы таким показательным случаем.

Пусть мамой интересуется. Это ведь она составила список вещей, включая безусловно необходимые на лесной базе зеркальце, плюшевую пижаму и мешок лекарств. И это ведь мама решила, куда их паковать. Кто сказал, что в лес на денек с чемоданами не ездят? Никто не додумался? Ну и всё. Рюкзаком все плечи оттянешь, а чемоданчик сам катится.

Чемодан сам не катился, «а вот оно стоял-то», как в дурацкой папиной песенке, в прихожей, незакрытый, чтобы можно было сунуть ноут, застегнуть и подхватить. Розовый, самолетный. Показательно собранный еще вчера.

«Будь умнее, не спорь», – этому мама научила Алю раньше, чем заплетать косички. Поэтому Аля сразу решила не спорить, а переложить вещи – самые нужные – в рюкзак уже после отъезда родителей. Ну и брата, как уж без него.

Для Амира каждая поездка к тетушке в Кукмор – бонусный Новый год. Там лес, Нурминка и Вятка, валенки, пряники, сразу два братана-ровесника, куча дружков того же дикого возраста, а также горные лыжи и другие способы выпускания пубертатного пара. Аля стадию дружков постановила считать исчерпанной как минимум до весны. Гормоны закипят – поищем, куда пар стравливать, а до того спасибо, не надо пока уже больше совсем никак никогда. А подружки Али разъехались по университетам и ко второму-третьему курсу разучились при первой возможности мчаться к маме. Могли себе позволить. Везет им.

Если по-честному, Аля не считала себя невезучей. Да, в двадцать два живет с родителями и мелким вредным братом. Да, круг друзей ограничивается, если всерьез, Алисой. Да, личная жизнь – ну нет ее. Надо ли переживать по этим поводам? Не-а. Во-первых, переживания ничего не меняют. Во-вторых, менять что-либо более деятельным способом Аля не хотела. Потому что, оно же в-третьих, ей и так привычно и спокойно: дом есть дом, Алиса одна заменяет любой круг, с перебором, в смысле идей, движа и живого веса – так, этого я не говорила и не думала, вычеркиваем, запрещаем себе впредь и шлепаем по губам. А от личной жизни все равно не увернуться, наползет так, что потом будешь тосковать по утраченному прозябанию, плавали – знаем. Наша задача – делать что положено, а остальное время лежать в произвольно выбранном направлении.

Родители так не считали. Мама разок открыто взрыднула насчет «лучшие годы уходят», а втихушку, наверное, убивалась на постоянной основе. Папа смотрел сочувственно, ладно хоть с советами не лез. Зато Амир, всосавший все ресурсы социализации и коммуникабельности, выделенные их семье мирозданием, то и дело напрыгивал с идеями знакомства со старшими братьями своих неисчислимых бро и подружаек. Аля отпинывалась. От Амира в буквальном смысле, а родителей пинать не полагалось. Приходилось терпеть – пока не доводили.

Доводили, надо отдать им должное, редко. Зато несмелый вопрос «А можно я не в Кукмор, а на базу с ребятами поеду, Алиса зовет?» вызвал такой восторг, будто Аля получила приглашение работать в штаб-квартире ООН или хотя бы приняла предложение руки и сердца первой ракетки мира.

Папа не утерпел, принялся допытываться, что за ребята, давно ли они известны Алисе и с какой конкретно стороны, – явно готовился разоблачить международный синдикат работорговцев. Но мама сразу цопнула его за руку и заглянула в лицо. Так заглянула, что папа запнулся, смутился и сказал: «Класс. Давай, если мама не возражает».

Мама, вот сюрприз, не возражала. Только всю неделю по пять раз на дню забегала к Але с явным намерением завести задушевный разговор с советами и рекомендациями, но вовремя спохватывалась и сбегала, для порядка осведомившись, не помочь ли чем. И с дороги позвонила трижды, будто мало было утренней накачки.

Из-за этого Аля и опоздала.

Не из-за этого. Из-за ноутбука. Он опять начал дурить и показывать неверное время.

Такое с ним случалось и успешно лечилось. Весной пришлось, правда, переустанавливать систему – Амир помог.

Он и в этот раз помог бы. Он, кстати, единственный отнесся к Алиному выезду как вменяемый человек: не хлопотал, не строил одобрительных рож и, вопреки ожиданиям, не лез с глумливыми советами. Амир немножко расспросил про игру, про чатик и про то, как Алю занесло в чатик, погуглил, сказал, что тема крутая и что сам он с удовольствием в такое вписался бы, и ускакал, а потом уехал.

Поэтому помочь с ноутбуком Амир не мог. Да и не было ни желания, ни сил, ни, главное, времени для воздействия на ноутбук, который, гад такой, показывал 08:31.

Пораньше-то Аля встала, чтобы сделать лабы на первую неделю семестра и вступить в выходные человеком, свободным от обязательств. Немножко не успела: то мама отвлекала, то опять мама. В последний раз Аля особенно ловко расправилась с мамиными расспросами, отложила телефон и на миг окаменела. На экранчике было 08:35.

Четыре минуты опоздания значили, что Аля не успевает на маршрутку в 08:45. С маршрутки надо было пересесть на трамвай до вокзала. Электричка отправлялась в 09:27, так что Аля предполагала оказаться на перроне с пятнадцатиминутным запасом. Маршрутка подъезжала каждые десять минут, трамвай важно оценивал интервал своего движения в шесть – тринадцать минут. Четырехминутное опоздание, стало быть, оборачивалось как минимум шестнадцатиминутным, то есть категорическим. И на такси надежды нет: все маршруты в центр пылали красным, на машине добираться пятьдесят пять минут – это Аля выясняла уже в полете из комнаты в комнату, вдеваясь в подготовленную одежду и перекидывая телефон из руки в руку.

Обещала и подвела. Стыд-то какой.

Она сунула в чемодан ноутбук с зарядкой, с трудом подавив желание долбануть гада об стенку. Нельзя: без него никак ни в поездке, ни вообще. Знает и пользуется, гад.

Аля взвизгнула молнией чемодана, грохнула дверью и загремела незастегнутыми сапогами по лестнице, даже не сказав традиционное «остаешься за старшего» Свену, неодобрительно наблюдавшему за суетой со шкафа.

Маршрутку она увидела издали: та издевательски медленно отчаливала от автобусной остановки через дорогу. Аля рванула по проезжей части, едва не теряя сапоги, вихляя чемоданом и не оглядываясь на гудки и страшный рокот. Резкое торможение на индевелом асфальте, только что посыпанном хрустящей смесью, звучало, как сабвуфер в разгар фильма катастроф.

Маршрутка отпрыгнула на полсотни метров и замерла на перекрестке, будто дразнясь. Догонять ее было бесполезно: водителям запрещено впускать пассажиров на проезжей части.

Аля моргала вслед маршрутке, пока та не скрылась за бесконечной пробкой, бодро миновав ее по выделенной полосе. Аля добрела до остановки, отвернулась от теток, наслаждавшихся ее марш-броском за прозрачными стенками павильона, и принялась застегиваться.

На этом можно было отправляться домой – повинившись перед Алисой. А то ждать же будет, перед электричкой ляжет, знаем мы ее: темперамент похлеще, чем у взвода Анн Аркадьевн с цистерной масла.

Аля, бурча черные слова, с трудом извлекла телефон из свежезастегнутой куртки – и тут к остановке подлетела, распахнув двери, маршрутка непривычного вида, бело-желтая, древняя и облупленная. Из дверей пыхнуло жаром. Динамик гаркнул:

– До «Речного техникума»!

Сунувшиеся было в дверь тетки разочарованно откатились. А Аля сделала шаг и замерла, соображая. Вернуться домой, разобрать вещи и спокойно доделать лабы, а потом полтора дня наслаждаться одиночеством и свежими стримами под свежие пироженки, которые можно купить по пути, – вот верное и умное решение. На вокзал-то всяко не успевает.

– Девушка, вы едете, нет? – раздраженно рявкнул динамик.

– Нет, – решительно сказала Аля и юркнула в салон.

А то стыдно будет, подумала она, плюхаясь на сиденье через проход от тощей кондукторши: маршрутка рванула, будто с пинка. Чемодан бросился в хвост салона, чуть не вывихнув Але плечо.

– За проезд передаем! – прорычал динамик.

Аля сидела сразу за водителем, других пассажиров не было. Можно и не орать, особенно когда летишь на такой скорости. Маршрутка проскочила на желтый свет ближайший, а потом и следующий перекресток, чуть сбавила скорость и принялась выть и подпрыгивать менее нервно. Молодец, подумала Аля. Она мазнула картой по терминалу, подставленному кондукторшей, и, подумав, все-таки написала Алисе: «лечу но кажется опоздаю прости прости». Еще вывалила кучку эмодзи, для убедительности придавив их извиняющимся стикером.

Ответ был краток: «лети ждем».

Аля уверилась, что все-таки успеет на электричку, – и разуверилась, едва выскочив на «Речном техникуме». Корма трамвая медленно удалялась в сторону Кировской дамбы вдоль мертвой пробки. До вокзала трамвай, если верить навигатору, шел семнадцать минут. До отхода электрички оставалось девятнадцать.

Вот и отдохнула, подумала Аля и все-таки принялась набирать извинение Алисе. И тут вдали забренчал следующий трамвай. Подходящий. Внеурочный.

Алиса ждала – так, что не отскочишь. Ждала у раскрытых ворот перрона, большая и яркая, поди не заметь.

– Аля, сюда! – заголосила Алиса, подпрыгивая и размахивая руками, едва Аля выволокла чемодан из салона и заозиралась, четко понимая, что не успеет: надо еще купить билет и миновать турникет, а электричка отходит через две минуты, при этом на каком она стоит пути и с какой стороны вокзала туда заходить, неизвестно.

Ну хорошо, известно, ожесточенно додумывала Аля, семеня под стрекот чемоданных колес по плитке к Алисе, кинувшейся навстречу. Все равно бежать минут пять. Особенно если через рельсы. Поцелуем корму электрички, в лучшем случае – съехавшиеся двери, и облом с поездкой выйдет не только у меня, которой всё это даром не сдалось, но и у Алисы, которая почти месяц мечтала об интеллектуальном мультиплее со славными ребятами и любименькой подружкой среди лесов, снегов и романтики. Не простит ведь.

– Привет… Алис… – пропыхтела Аля. – Эй… Я… сама…

Но Алиса уже чесала по перрону, держа чемодан на весу. Аля, подышав, припустила за ней. Из распахнутых дверей двух соседних вагонов махали незнакомые парни, один в черном, другой в яркой оранжевой куртке.

Электричка пронзительно вскрикнула, вагон страшно зашипел, из дверей неразборчиво вывалились куски гневного объявления.

Не успеем, поняла Аля и прибавила ходу. Оба парня уже не махали, а растопырились в проемах, удерживая двери ногами и спиной.

Двери зашипели сильнее. Аля перепрыгнула через ногу парня в черном. Алиса вместе с чемоданом влетела в соседний вагон.

Аля чуть не ударилась всем телом в противоположную дверь. Ее рывком удержали за плечи в последний момент, и тут же створки громко сошлись за спиной. Электричка опять заорала и тронулась.

– Спасибо, – пробормотала Аля сквозь тяжелое дыхание парню в черном, который снова спас ее от падения.

– Эх, проспорил, – сказал парень и засиял, не отрывая глаз от Али.

Началось, подумала Аля обреченно.

2. Али-экспресс

– Траблы? – осведомился Марк, остановившись так резко, что Аля без малого воткнулась носом в его тощую спину.

Аля осторожно выглянула из-за спины.

Электричка оказалась новехонькой и пахла китайской игрушкой только что из упаковки. Вместо привычных лавок, обращенных друг к другу попарно, выстроились по-автобусному сиденья с тканевой обивкой – три ряда справа, два слева.

Алиса уже уселась, сияя. Девушка у окна, худенькая и очень красивая, в серо-бежевом, залипла, конечно, в телефоне. На креслах перед ними высился курган сумок и рюкзаков. Парень в оранжевой куртке – очевидно, Карим – ловко подхватывал их и впихивал на багажную полку рядышком с Алиным чемоданом. Але он улыбнулся бегло, но хорошо.

– Расслабься, Лол, – сказал Карим без натуги, как будто не пристраивал в этот момент сразу две сумки. – Уже все порешали.

Он совершенно не обращал внимания на стоявшую в проходе пару средних лет, хотя та сверлила его глазами что есть мочи. Карим изучал щель между сумками на полке, небрежно держа в полусогнутой руке рюкзак почти с Алю величиной. Втолкнуть его в щель было невозможно, но Карим умудрился – двумя движениями, заставившими крякнуть и хрустнуть, кажется, не только сумки, но и всю полку со всем распределенным вдоль вагона содержимым.

– Я говорил, занято, подойдут сейчас, а вы: «Раскидали, раскидали», – весело сообщил он паре и повернулся к Але. – Садитесь, Аль, куда удобно: можно сюда, можно к девочкам.

Про «сюда» не могло быть речи. Але хватило позора с опозданием и забегом, вишенкой на котором стали обнимашки с Алисой, – Аля только в процессе осознала, что оставила на скуле дорогой подружки здоровенное мокрое пятно: пот лил, как из крана. Алиса своя, она поймет, даже вытираться не стала, но все равно стыдоба. А рядом с незнакомыми парнями такой Ниагарой присаживаться – это будет прям репутация на века.

Алиса тут же сдвинулась на среднее сиденье, чуть не впечатав красавицу в окно – та аж от телефона отвлеклась. Аля ойкнула и поспешно, пока подруга не подключила более явные намеки, скользнула мимо Марка и Карима. Карим, поняв ее намерение, сказал «ага» и плюхнулся к окошку. Аля подсела к Алисе, а Марк – к Кариму, на крайнее сиденье. Посередке не получилось бы при всем желании: Карим нависал почти над половиной сиденья. Он оказался реально огромным. В дверном проеме и в динамике это смотрелось не так пугающе.

Теперь все вывернули головы к возмущенной паре. Карим сообщил:

– О, одно место есть, оказывается. Сядете?

Он потянул себя за борт куртки, будто это могло сузить его вдвое.

Пара развернулась и удалилась к дальнему тамбуру, испуская лучи раздражения и ненависти, почти видимые невооруженным глазом.

– Вот и хорошо, – отметил Карим, снова вставая и принимаясь разоблачаться. – Дальше гоним без проблем, прыжков и ужимок.

Аля сказала:

– Ребят, я прошу прощения, у меня часы, оказывается, отстают, из-за этого на маршрутку опоздала, а там еще пересадка, а на такси вдвое дольше.

– Смени уже телефон, – проворчала Алиса.

Вот надо мне это? – подумала Аля. Чего поперлась, дура?

Настроение сразу упало и укатилось по затоптанному коридору.

Алиса была хорошая, большая, своя, седьмой год спасающая лучше всех и седьмой год достающая хуже всех. Вчера, например, мозги выносила: «Какой чемодан, зачем? А-а-а, ма-ама… Ну хоть водяры возьми. Вечно у вас ничего нету. А что возьмешь тогда? Женщина, после хорошей вечеринки пижама не нужна. Понятно. Панталоны с начесом не забудь». Но любые бурления оставались их внутренним делом. Шеймить Алю при посторонних Алиса раньше не пробовала. И что дальше? И чего теперь от посторонних ждать, раз они убедились, что с Алей так можно?

– Сама смени, – буркнула Аля. – Часы-то в ноуте.

– Ну ноут смени, – пробормотала Алиса, хихикнула и пихнула ее в бок так, что Аля сразу успокоилась и пихнула в ответ. – Его хоть не забыла?

Аля прекрасно помнила, что не забыла, а все равно замерла. И сказала, без особой уверенности глядя на торчащий угол чемодана:

– Упаковала вроде. Ну да.

– Без ноута играть непросто будет, – с кислым видом отметила красавица, не отрываясь от экранчика.

– Я свой могу отдать, – сказал Марк.

Он стоял коленями на сиденье лицом к девочкам.

– А сам как будешь? – уточнил Карим, воздвигаясь левее.

От него пахну́ло дезодорантом и шампунем – значит, вспотел все-таки. Не от переброса тяжестей, так от того, что трудился, не сняв куртки. Так, куртку не снимаю и прям сейчас бегу в туалет обтираться, вспомнила Аля, поведя мокрыми лопатками.

– С телефона.

– Айфон-барон, – сказал Карим уважительно.

– Нет-нет, не надо, Марк, спасибо, – торопливо сказала Аля.

– Представился уже, – отметила красавица. – Лол, значит, Марк.

– Молодец. Я Карим. В смысле Карим.

– Аля, – сказала Аля, осторожно пожимая огромную горячую ладонь. – Аль-Тын. Мне очень…

– Да вы издеваетесь, – отметила красотка, поднимая наконец глаза, серые и очень красивые. – Это прям имя такое или тоже Алиса?

– Алия́.

– Это я Алиса, – сказала Алиса, полыхнув зубами и помахав растопыренной ладошкой невдалеке от лица красотки.

– Исяммесез, мин сезнен апаен, – сказала красотка. – Я думала, это про одного человека речь. А чего тогда Безумным Шляпником подписываешься?

– А как надо, Кроликом или Герцогиней, мисс Ши-Вулф?

– Именно туда Герцогиня и придет, – сказала красотка. – Алиса, Алия, Алина. Будем знакомы.

Карим и Марк заржали, вполголоса завывая: «А-а-а». Алиса, скрестив руки, пожала соседкам ладошки и соединила их. Пальцы у Алины были тонкие и прохладные.

– Молодые люди, билетики приготовим, пожалуйста, – сказала крепкая кондукторша, незаметно возникшая в проходе.

Ой, подумала Аля, но Алиса уже протягивала кондукторше сложенную чековую ленту.

– Пять штук, за всех.

– Товарищ проводник, а вы знаете, что у вас тут Али-экспресс? – спросил Марк с очень серьезным видом.

Кондукторша развить искрометную шутку не позволила – к явному облегчению не одной только Али:

– Студенческие?

Все со вздохом полезли по карманам. Первой опять успела Алиса. Кондукторша, сканируя ее студенческий сквозь узкие очки, тихо, но строго уведомила пространство:

– На будущее: двери держать очень не советую. Штраф-то ладно. Руки-ноги поломает, а то и выбросит просто. Сейчас не царя Гороха вагоны, там силы до дури.

– А это не мы, правда-правда, – затараторил Марк, хлопая очень честными глазами. – Там сигма такой был, в шляпе и пальто, опасный с виду. Мы ему говорим: «Мужчина, прекратите, штраф-то ладно, руки-ноги поломает», а он не слушается. Потом бежать бросился…

Марк поводил поднятым пальцем, выбирая направление, потом решительно ткнул за спину кондукторши.

– Вон туда. Я стрелял ему вслед, но он уклоняется ловко, фрр-фрр…

– По ногам надо было, – брезгливо сказала Алина.

– Так он же подпрыгивал, ты не видела просто! Пальто такое во все стороны…

Кондукторша вернула Алисе студенческий билет, отмахнулась от остальных и потопала дальше. Марк победно улыбнулся. А Аля, пробормотав извинения, скользнула к тамбуру.

Туалет оказался незанятым, чистым и теплым. Аля быстро разоблачилась, развесила вещи – футболка под свитером оказалась не такой мокрой, как представлялось, – обтерлась сухими, потом влажными салфетками и замерла, без удовольствия рассматривая в зеркале бледную кожу, углы и округлости, распределенные без оглядок на гармонию, и нелепую прическу, сформированную шапкой и суматошным бегом.

Куда я такая поперлась, подумала она горестно. Зачем мне эти игрушки, снега, жесткий шашлык, волокна которого застрянут между зубов на весь вечер, пиво или водка, неизбежные и невкусные? Зачем мне эти незнакомые люди – не только мне незнакомые, а друг друга-то толком не знающие? Зачем эти чужие лица, непривычные запахи, натужные хохмы и высокомерные улыбки? Алиса, приставка ты приставучая, зачем ты меня с собой поволокла? И зачем я, дура, поволоклась? Сильная, самостоятельная женщина, студентка с повышенной стипендией и всё вот это – что вот это, кстати? – поволоклась непонятно с кем непонятно куда непонятно для чего.

То есть так-то все понятно. С кем: с группой виртуальных друзей по чатику интеллектуальных загадок. Куда: на базу отдыха «Тынлык» в полусотне верст от дома, модную и, говорят, страшно удобную. Для чего: для развиртуализации и укрепления знакомства в комфортной обстановке – на свежем воздухе, под вкусную еду и без забот, но с ЗБТ – закрытым бета-тестированием нового релиза и без того тайной и вполне культовой игры.

Осталось понять, зачем это Але. И зачем им Аля.

Алиса говорит, Алю звали, ждали, горели желанием. Как-то незаметно. Хотя двери держали, да. И Марк этот глазами уже сейчас ест, а что будет, когда на месте окажемся? А Карим наверняка на Алину нацелился, ну еще бы. А та все равно будет по привычке или на всякий случай стервочку включать. Ши-Вулф – это волчица ведь. Другое название бичвулф.

А ты как хотела, чтобы с порога в попу дули и коньячком поили? Так это плохо кончается. Потом дульщики-поильщики требуют ответного внимания и ласки. плавали – знаем, больше не желаем. Или просто лежачий камень паникует оттого, что вдруг покатился?

Аля вздрогнула и вцепилась в раковину, чтобы не покатиться. Кажется, она умудрилась задремать стоя. Чертовы лабы, чертов ноут, чертовы нервы. Она подышала, поплескала водой в лицо и сразу замерзла. Ужасно хотелось спать. Пить, кстати, тоже. Чайку, горячего, душистого. А нету. Не взяла Аля ни чаю, ни простой воды, а здесь ее поить явно не собираются.

Потерпим. Немножко.

Аля передернулась, растерла мурашки и принялась ожесточенно одеваться, почему-то распаляясь и обещая себе, что если придет, а они там ржут – над нею, сразу ускакавшей в туалет, или, наоборот, с кислыми рожами пялятся в телефоны или друг на друга, а на опоздавших ноль внимания, – то она попросит кого-нибудь из знакомцев, ту же Настю, например, прислать ей паническое сообщение, по этому поводу выскочит на ближайшей станции и отправится обратно, к пустой комнате, пироженкам и лабам. Чертовым, но более нужным и симпатичным, чем вот это все.

Накрутив себя, Аля подхватила куртку, как щит, и замаршировала к своему месту.

Оттуда разносились ржание поверх неторопливого говорка, а также запахи цитрусов, мяты и корицы. Марк, так и торчащий спиной к движению, немедленно замахал Але зажатыми в пальцах апельсинами, Алиса пробубнила сквозь жевание что-то про «давай скорее, а то сама сожру», а Алина осторожно подняла пластиковую кружку, источавшую одуряющие ароматы, и сказала:

– Пей скорей, пока горячий, восстанавливай баланс. Ты нам на пике формы нужна.

3. Нескучной будет дорога

Электричка, качаясь и постукивая, проскочила бесконечную слепящую равнину и нырнула в лес, в тень, во мрак, удивительно прохладный и категорически непроглядный. Наверное, по контрасту.

Нет. Аля поморгала, чтобы глаза привыкли поскорей, но глаза по-прежнему были будто залиты гуталином. Она повела перед собой ладонью и замерла, ткнувшись пальцами в длинную шерсть, холодную и жесткую. Под шерстью тут же вздулась бугром горячая мышца и заклокотал неслышный рык. Он поставил дыбом уже шерсть Али, о существовании которой та не подозревала. Коже на лопатках стало больно. В лицо дохнула жаркая вонь. Аля застыла, пытаясь и боясь вдохнуть.

Зверь, играясь, тронул плечо:

– Аль, подъем, подъезжаем.

Аля выдралась из сна, как из битумной лужи, с трудом удерживая себя от крика и испуганных озираний по сторонам. Было тепло и светло. За окном отползал не темный лес и не белоснежная равнина, а поблескивающие под солнцем холмы смутно знакомых форм. Будто мягкие игрушки, на которые накинули простыню, но голову слоника и туловище мишки поди замаскируй, подумала Аля, и холмы тут же сменились частыми столбами электропередачи на фоне бесконечного забора тоскливого цвета. Все было неправильно, не по-настоящему и как будто не в первый раз.

Поезд замедлил ход. Карим и Марк расставляли в проходе, примериваясь, уже выдернутый с полки багаж. Алиса с Алиной выжидающе глядели на Алю.

– Ага, бежим, – сипло сказала Аля и вскочила, тут же уцепившись за спинку сиденья: голову повело так, что накатила тошнота.

– Аль, ты нормально? – спросил Марк, подхватывая ее под локоток.

Это не выезд, а парад позора, подумала Аля с отчаянием, сглотнула и торопливо закивала, пытаясь ухватить чемодан. Марк не отдавал, навьюченный Карим уже шагал к тамбуру, чудом не цепляя пассажиров, в спину Алю подпихивала Алиса, а Алина наверняка смотрела с утомленной досадой. Аля отпустила чемодан, а Марк, обнаружив, что больше ему багажа не досталось, с возмущенными воплями устремился за Каримом – и чуть не врезался тому в спину, когда электричка затормозила.

На перрон они выскакивали, хохоча и вскрикивая, причем Карим умудрился подхватывать девчонок, не снимая ноши с плеч. Потом он ловко уворачивался от Марка и девочек, пытавшихся разжиться полезной нагрузкой, а когда электричка предупреждающе свистнула, пошел прочь по гудящим под снегом доскам настила, бросив через плечо:

– Да разница-то, это ж только до машины.

– Какой машины? – брюзгливо спросила Алина, с мрачным видом вцепившаяся в ремень ярко-желтого рюкзака.

Она явно вошла в раж.

Карим махнул рукой вперед. В ответ ему отсалютовали парень и девушка, очевидно, Дискард и сама Тинатин, дежурившие возле пожилого ярко-красного джипчика. Джипчик пыхтел, вздымая к солнышку толстый столб белого дыма, почти у деревянной лесенки, по которой надо было спускаться в обход замерзшего зданьица станции на небольшую площадь. Больше никого на площади не было.

Дискард, отрекомендовавшийся Володей, оказался полноватым, смуглым и улыбчивым, к тому же заметно старше остальных – под тридцать, если не за. Одет он был, как сказала бы мама, немарко, и был похож не на геймера, а на охранника в магазе. То ли поэтому, то ли потому, что вписался в чатик даже позднее Али, Володя предпочитал дела словам. Он сразу принялся упихивать в багажник и на задние сиденья снятые с Карима сумки с рюкзаками и лишь потом поздоровался с ребятами за руку, а девочкам кивнул, улыбнувшись чуть шире.

Тинатин, она же Тинатин, она же хозяйка, владычица и мать драконов, выглядела противоположностью своему пассажиру: малюсенькая, как пятиклассница, и суровая, как завуч. Аля увидела в этом еще один повод загрустить, но остальные вроде приняли легко – хотя для всех встреча была, как и для Али, первой. Но, обменявшись репликами про настроение, холодрыгу и готовность к вечеру, все как-то резко замолчали, поглядывая друг на друга.

Тинатин спросила:

– Так кто со мной?

Карим рассудительно ответил:

– Кошерненько, чтобы девчонки.

– Два места, – отрезала Тинатин, кивая на заваленное заднее сиденье. – Мне еще мясо грузить. Володь, ты же договорился, там замариновано все?

Володя степенно кивнул.

Он живет неподалеку, потому и базу предложил, и знает всё, вспомнила Аля и быстро сказала:

– Я пешком. Гулять так гулять.

Не хватало еще из-за этого ссориться с Алиной, которой езда всяко роднее пешего хода. Сапожки у нее были, как вся она, очень красивые, но никак не для прогулок по сугробам: куцые, на каблучке и из легко промокающей рыжей замши.

Аля вот точно ходу что угодно предпочитает, но сейчас об этом лучше забыть.

– Я тогда тоже, – заявила Алиса.

Карим обвел всех взглядом, но Тинатин его опередила:

– Это само собой. Мне мальчик нужен.

– А кому не нужен? – осведомилась Алина очень серьезно.

Ой, подумала Аля, а Тинатин свирепо спросила:

– Я одна с продуктами таскаться буду? Там мяса две бадьи, и из магазина еще кило двадцать.

– Да разница-то, это ж только до машины, – сказал Марк Каримовым голосом и принялся ржать тем радостней, чем прилежней Тинатин испепеляла его взглядом.

– Лол ты и есть Лол, – констатировала она и перевела взгляд на Карима.

Карим осмотрел себя, потом салон джипчика и пожал плечами.

– Володя договорился, Володя пусть и таскает, – доверительно сообщил Марк Але.

Аля смущенно зыркнула на Володю. Тот улыбался.

– Ну, значит, с тобой, – согласилась Тинатин. – Сидай. Хоть не заблудимся. Мы пока в столовку за мясом и в магазины, а вам прямо и через лес. До базы километра два. Я, в принципе, могу вернуться, как выгружусь. Дорога не очень для пеших-то.

– Да мы раньше дойдем, – отрезал Карим и зашагал по укатанной дороге.

Дорога втыкалась в недалекий лесок, выглядящий по-сказочному и неопасно.

Аля поежилась, обменялась взглядом с Алисой и двинулась следом.

Хлопнули двери. Джипчик, загудев, проскрипел за спиной и умчался в сторону тоскливого забора.

Зато полюбуемся красотами и насладимся тишиной, подумала Аля.

– Мемас про девушку в джипе знаете? – немедленно спросил Марк, всовываясь между нею и Алисой.

– Нескучной будет дорога-то, – отметила Алиса.

И оказалась права.

4. Декорация, приближенная к боевой

Карим, держа смартфон перед собой, шагнул в комнату и медленно пошел вдоль стен.

– Кэ Тарантино, – сказал Марк. – Дэ Вильнёв. Жэ Крыжовников.

Обращался он явно к Але. Та, как и остальные, предпочла пропустить реплику мимо ушей. Поняла уже, что так проще. На игнор Марк не обижается, зато от любого знака внимания выпрыгивает из штанов.

Аля поспешно откатила от стены свой чемодан, чтобы Карим не споткнулся, выстраивая панораму. Но он все равно споткнулся – уже за порогом – под возмущенный басовитый мяв. И спросил с досадой:

– Ты-то, зверюга, откуда взялась?

Народ немедленно высыпал изо всех комнат и принялся жалеть, ласкать и наглаживать кошку, белую, с почти черным хвостом и темным архипелагом на башке, округлую, очень пушистую и суровую. Кошка хмуро разглядывала девочек, а от ласк уклонялась, подрагивая хвостом всё с большим раздражением. Ломтик колбасы, подсунутый Алисой, она обнюхала с презрением и уселась, показывая, что готова подождать чего-то более съедобного.

Алина тут же метнулась на кухню, а Марк спросил:

– Так-то на фига?

– В смысле? – уточнила Алиса, переводя взгляд с него на ломтик колбасы в своих пальцах.

– Ну кто так колбасу режет? Надо же под углом, чтобы ломтики длинными были, а не такими вот кругляшками.

– А разница? – спросила Тинатин, тоже разглядывая ломтик. – Все равно через две минуты разжуем. Хоть кружок, хоть овал, хоть звездочку.

– Ну уродство же, – сказал Марк с напором.

Он, похоже, нервничал всерьез. Но Алиса этого не понимала – или не хотела понимать.

– Ты-ы уродство, – отрезала она в детсадовской своей манере. – Кабы палка целая была, я бы наискосок пошла. А там полпалки, и срезано поперек. Я дальше так и резала.

Она кинула ломтик в рот и сообщила, старательно жуя:

– М-м, удобно-то как, оказывается. Теперь всегда буду строго под девяносто градусов резать.

– Так, – сказал Марк, сдерживаясь. – Дальше я сам.

Он утопал на кухню, Алиса с гоготом перегнала его, восклицая:

– Мужикам здесь не место!

Алина, которая несла перед собой, как два факела, вяленую куриную ножку и некрабовую крабовую палочку, зашипев, увернулась от столкновения и присела перед кошкой с видом профессиональной жертвоприносительницы.

Кошка брезгливо обнюхала угощение, выругалась почти по-человечески и, каждым шагом демонстрируя неудовольствие, удалилась в сторону выхода. Почти сразу оттуда донеслось проклятие – очевидно, черно-белая злыдня снова сунулась Кариму под ноги.

На кухне бранились уже в голос. Алиса побеждала с явным преимуществом.

– Отсчет трупов стартует еще до начала игры, – отметила Алина, задумчиво поигрывая съестным, как маракасами.

Тинатин смотрела на выход. Там было тихо и покойно.

– Вот панораму собьет, сами хуже трупов будем: головами на плечо бегать и спотыкаться на каждом шагу, – отметила она, поводя складным ножом, и двинулась к кухне с видом отчаянного гнома-маньяка.

– Почему? – удивилась Аля.

Тинатин то ли не услышала, то ли не сочла нужным ответить. Аля сконфуженно посмотрела на Алину. Та, перехватывая отвергнутое кошкой угощение, выдернула из огромного тюка пакет с одноразовой посудой, отложила еду на одну из тарелок, а остальные принялась собирать в стопки. При этом она замысловато сгибала пальцы, чтобы не задействовать в процессе испачканные, и поясняла будто сама себе:

– Игра такая, в анонсах писали же. Есть дефолтные сеттинги, общие для всех. Но можно заморочиться и сделать так, чтобы действие происходило прямо у тебя дома ну или где ты там сейчас. Для этого надо загрузить интерьер через приложение, оно только сегодня появилось.

– Если успеешь, – вредным голосом вклинился Марк, поспешно являясь из кухни под неразборчивое, но явно насмешливое приговаривание Алисы.

My girl, одобрительно подумала Аля. Алина спокойно продолжила:

– Надо не позднее пяти вечера. Карим вроде успевает.

– Ого, – сказала Аля с чуть преувеличенным восторгом, относящимся скорее к отзывчивости Алины, чем к тонкостям игры.

А Марк сообщил:

– Ну и взвоем от жизы такой.

– В смысле? – кисло уточнила Алина все так же себе под нос.

– Не понимаешь как будто. Ты для чего играешь?

Алина и головой в его сторону не повела. Марка это, конечно, не смутило:

– Как и все – чтобы интересно было. То есть не так, как в жизни. Так на фига делать так, как в жизни?

– Фигня, – отрезала Алина. – Эскапизм в играх не главное – это раз. Второе – хочешь не как в жизни, играй в Mass Effect, Dishonored или Assassin’s Creed. Их полно. А тут как раз главный прикол в том, что самая тухлая жиза может раз – и повернуться, как в сказке, к лесу передом.

Марк заухмылялся. Чтобы упредить ненужную скабрезность, Аля поспешно ввернула:

– Дополненная реальность.

– Переполненная, – буркнула Алина, глянув на Алю неласково, но, быстро подумав, согласилась: – Ну или так. Это просто игра: взять и ввернуть как-нибудь наш тухляк. Или вывернуть. Была тупо база для воскресных пьянок, тут беседки и мангалы, там лесок и карьер со спусками для санок и лыж, а здесь еще каток…

– Незалитый, – напомнил вредный Марк.

– А в игре будет залитый. Причем, может, не льдом, а серебром или там лавой, круто же.

– Ладно, если каток, а если подвал?

– Тут есть подвал? – настороженно спросила Аля, которая видела слишком много хорроров.

– С привидениями! – радостно подтвердил Марк.

– Вы так говорите, как будто это что-то хорошее, – сказала Аля с максимально доступной ей невозмутимостью.

Откуда здесь подвал, подумала она, и, главное, зачем.

База оказалась небольшой. Три десятка одно- и двухэтажных домиков – а до недавних пор, похоже, и того меньше: улочки ближе к карьеру с обустроенным санным склоном выглядели отчаянно новенькими, как кусок модернового скандинавского поселка, выкроенного из норвежского ландшафта и каким-то чудом переброшенного в Поволжье. Центральные же домики несли неизгладимую печать советской заскорузлости, которую не исправили ремонт, окраска, пристройка красивых веранд и фэншуй стриженых кустарников и вычурных фонарей.

Ребятам такой и достался – двухэтажный, заскорузлый. Еще и с подвалом, значит, если верить Марку.

– Зато сигнала топчик, как дома, – отметил Марк, сверившись с телефоном.

– А вот это что-то хорошее, – вынуждена была согласиться Аля.

Хороший вайфай для игры важнее декораций, сеттинга, иногда даже геймплея и героев.

Впрочем, быть героями придется нам самим. Всю жизнь мечтала.

Не бурчи, велела себе Аля. Что тебе не нравится? Компания куда лучше, чем ожидалось, домик уютный, еда ожидается вкусная, снег чистый, воздух хороший, уже пахнет дымком, а недалекие незлобливые окрики с матерком не напрягают.

Соседние домики оккупировали веселые группы, шумные, но вроде неопасные. В одной, правда, угадывались гопники-переростки, сразу заголосившие: «О, девчонки, айда к нам!» Аля боялась не столько их, сколько того, что мальчишки примутся косплеить «Слово пацана» и нарвутся на неприятности. Марк сразу начал разворачиваться к живой оградке, выпятив челюсть. Но Карим подхватил его под мышку и внес в дом так быстро и легко, что тот и вякнуть не успел – а потом уже было поздно.

Все будет хорошо, настойчиво, будто заглушая убежденность в обратном, сказала себе Аля.

Стукнула дверь, сквозь комнату на кухню протрусила, не обращая ни на кого внимания, черно-белая кошка. Следом, расстегивая куртку, вошел Карим, не отрывавший взгляда от своего телефона. Он кивнул и сказал:

– Загрузилось православненько, модель строится. К ужину будет готова декорация, приближенная к боевой.

– А ужин когда? – осведомился Марк.

– Как аппетит нагуляем, – строго сказала Алина. – Ты про тюбинги договорился?

И Тинатин крикнула с кухни:

– Молодежь, тюбинги привезли. Вы готовы там?

5. А потом как получится

Шашлык был невероятный: мягкий, пахучий и сочный. И куриный, и бараний. Свиной, наверное, тоже – Алиса, ударявшая по нему, закатывала глаза и мычала так, что становилось неловко. Аля пробовать отказалась, поймала одобрительный взгляд Карима и немного смутилась.

Возможно, сказывались мороз, прыжки по горке и гипервентиляция, которые выжрали из мышц все питательные вещества, так что организм вопил, звенел и готов был усвоить и мгновенно переварить хоть дубовый брусок с гвоздями. Особенно в заиндевелой беседке на границе оттаивающего круга, медленно расползающегося от мангала.

А может, Тинатин и Володя просто были шашлычными гениями.

Кошка так и бродила под столом, бодаясь с разными коленями и отказываясь от любых угощений. Настойчивую руку Тинатин она даже оттолкнула, привстав на задние лапы, что привело народ в дикий восторг.

– Мусульманка, по ходу, – свинину, падаль и кровь не жрет, – объяснил Карим, посмеиваясь, ловко выкромсал из кубика баранины мягкое нутро и протянул кошке. Кошка обнюхала мясо издали, облизала нос и несильно цапнула Карима за запястье.

Карим ойкнул, отдергивая руку. Кошка неодобрительно заорала и пошла прочь.

– Зажралась, паразитка, – сказал Карим, засмеялся и добил кубик сам.

– Ну нельзя им человеческое, не кормите! – не в первый раз воззвал Володя, суя каждому в руку по шампуру из очередного букета, и опять утек к мангалу.

Аля с запоздалой благодарностью кивнула ему вслед и осоловело уставилась на шампур. Он манил и дразнил, но места в животе не осталось. Аля была сыта, довольна, в шапке и, кажется, счастлива.

Она съехала на тюбинге, ледянках и санках по длиннющим пологим склонам карьера кучу раз: сбилась со счета после двадцатого. Потом перебежала к отвесным и ухабистым, которые вышибают прямо в небо, ярко-синее и щекочущее глаза полыханием солнца, и тоже быстро потеряла счет. Стоя, лежа, спиной вперед и с закрытыми глазами. Ничего не сломала и не ушибла ни себе, ни кому еще, не отморозила палец, не врезалась в дерево и не провалилась под лед, не раздавила ребенка или старушку.

Детей и старушек не было. Было несколько компаний двадцати – сорока лет. Они не мешали, не приставали, не курили рядом и не торчали на трассе. Они катались, хохотали и не лезли.

Алиса, изнемогая от удовольствия, заставляла Алю съезжать то на брудершафт, то бутербродиком, Марк немножко преследовал, но границ не переходил, Карим и Володя помогали затащить санки в гору, и даже Алину и Тинатин вынудили скатиться втроем, затем всей толпой – и толпа долго расползалась из сугроба, обессилев от громкой радости.

Радость не улеглась ни по пути к домику, ни пока все переодевались, приводили себя в порядок и ждали первую порцию шашлыка, пожаренную Володей при участии Тинатин с изумительным проворством. А в беседке, куда народ ввалился после сурового клича Тинатин «Идите жрат, пажалусто!», радость, как в каком-нибудь учебнике метафизики, превратилась из душевной в телесную. Причем без особого участия увеселительной запивки, как бы там ни происходили друг от друга слова «спирт» и «спирит».

Водки, к общему облегчению, не было, от вискаря – «Заморского! – голосил Марк, заводясь от улыбочки смущенного Володи. – Контрабандного!», – от вина и тем более от пива Аля уклонилась и снова поймала благосклонный взгляд Карима. Стало приятно и тут же неприятно: чего это она ведется на чужие реприманды и поощрительные сигналы? У нас тут не махалля и не смотр девичьей чистоты. Вот хряпну ему и всем назло, подумала Аля и сделала огромный глоток морса.

Она понимала, что получится в первую очередь назло не ему и не всем, а себе. Ой назло-о. Так что надо не дурить, а оставаться умненькой-благоразумненькой. Вечером пригодится.

– Не думал, что веган так позитивно в шашлык умеет, – сообщил закосевший от пережора Марк, кивая Володе в такт словам.

Володя оторвался от краюхи с настеленными поверху слоями нарезанных овощей и улыбнулся набитым ртом.

– Запивай-запивай, – сказала Алиса, подсовывая ему стаканчик с вискарем.

Володя мотнул головой, помычал, прижав ладонь к груди, и показал на коробку с морсом.

Молодец, подумала Аля. И вкуснее, и не воняет. А Алиса восхитилась вслух:

– Еще и не пьет. Мечта хозяйки.

– Реально очень удачное мясо, – мрачно сказала Тинатин, покачивая шампуром с сиротливо одиноким куском. – И маринад исключительный. Заеду на обратном к тому мужику, рецепт спишу.

Она вздохнула и вцепилась в сиротинку зубами.

Карим махнул рукой, привлекая внимание разомлевшего народа, дождался, пока уймется Марк, втолковывавший Володе что-то про опасности веганства и умирания здоровеньким, и заявил, подняв над собой телефон:

– Всё, регистрация и статус у нас подтверждены, декорации построены, пошел обратный отсчет. Через полчаса общий старт. Добьем тут все и айда места поудобнее занимать.

Марк вскочил, засуетился над столом, быстро набирая на тарелку мясо с овощами, и под вопль «Чур, я у розетки, у меня акк дохлый!» скрипуче рванул к дому.

– Куда с едой, договаривались же! – запоздало крикнула ему вслед Тинатин. – Языком вытирать будешь, если насвинячишь!

– Даже если не насвинячит, будет, – мрачно сказала Алина.

Алиса прыснула, остальные захохотали чуть погодя.

– А ты шалунья, – отметила Тинатин все с тем же строгим видом.

– Да ну вас, – сказала Алина и тоже хихикнула. – О стратегии договариваться-то будем или как получится?

– Будем-будем, – заверил ее Карим. – Договоримся, согласуем. А потом как получится.

– Значит, как всегда, – сказала Алина, поднимаясь так изящно, будто не мела всё подряд наравне с остальными. – Но я по-любому в нападении.

Ее труп стал для Али первым.

1. Преступление происходит только в игре

Прорисовка и детализация впрямь были замечательные. Аля некоторое время вертела мышкой и головой, сравнивая гостиную, в углу которой сидела, с гостиной, по которой бродил ее персонаж. Обшитые сосновой вагонкой стены, дощатые пол и потолок, тусклые, как бы кованые светильники, прибавляющие света только над раскоряченным бильярдом, багровые тяжелые портьеры на окнах, резной стол, темный приземистый диван и четыре кресла той же породы – разницы в интерьере не обнаруживалось. Она обнаруживалась только в населенности: комната на экране была безлюдна.

Подумав, Аля повела ноутбуком справа налево и обратно. На экране синхронно съездили в обе стороны стены комнаты, будто в объективе камеры на крышке ноута. Никакой камеры там, понятно, не было.

Интересно, а персонаж тоже полностью скопирован с игрока, и если да, то как это удалось, хотя нас никто не сканировал? – подумала Аля. Рост и скорость движений, во всяком случае, соответствовали привычным для Али. Одежда – джинсы и темный свитшот – тоже. Впрочем, это как раз не удивляло. В подобном интерьере и в этом сезоне схожим образом должно было одеваться большинство игроков. Для такого вывода не нужен мощный интеллект, неважно, искусственный или естественный. И нейросети не нужны.

Надо дойти до ванной или спальни и посмотреться в зеркало, мельком подумала Аля и огляделась.

Гостиная погрузилась в полумрак, теплый и практически неподвижный. Народ сосредоточенно пялился в ноутбуки, изредка помаргивая и поводя мышками, – в отсвете экранов различить это было непросто, а светляки за коваными забралами обеспечивали не столько яркость, сколько уют.

Марк, как и грозил, уселся возле розетки, между окнами. Сперва, конечно, на пол. После грозных окриков Тинатин и веской ремарки Карима он все-таки подтащил, ворча, стул, на котором расположился точно так же, как на полу: торча локтями и коленями во все стороны, будто схуднувшая и изрядно ощипанная модель коронавируса.

Тинатин утонула в кресле напротив Марка. Кресло не было великанским или слишком мягким. Аля знала, потому что сидела в таком же. Но Тинатин кресло будто заглотило. Только шерстяные носочки шевелились иногда, да из-за ноутбука поначалу постреливали острые взгляды, проверяющие, не сполз ли кто на пол, к окну, в так и не предъявленный общественности подвал или в иное небезопасное положение.

Алиса же, воспользовавшись тем, что Карим, Володя и Алина предпочли уто́пать на второй этаж или еще куда-то, вольготно распростерлась на диване, отпуская реплики про то, как круто и удобно устроилась. Но распростертому с пережору неудобно. Особенно играть. Так что Алиса быстро замолкла, подобралась и приняла привычное положение, в котором Аля в основном ее и видела, что дома, что в гостях: округлой кучкой в углу дивана.

Аля и сама устроилась примерно так же, пусть не круто, но удобно, расслабленной, хоть и куда более компактной кучкой в кресле за камином, бездействие которого компенсировал как мог радиатор. Получилась стандартная домашняя картинка «Алиса почти всегда дома», только как будто удвоенная. А если представить здание в разрезе, наверное, утроенная и мультиплицированная, будто цветные стеклышки в калейдоскопе. А если взять тысячи игроков, пристегнувшихся к экранам в эти минуты…

Аля чуть было не выступила на эту тему вслух, как дома, но вовремя спохватилась. Не стоило отвлекать народ, который, похоже, уже вступил в игру: глаза заметались, мышки задергались.

Так, подумала Аля, поправив наушники и сосредоточиваясь на экране. А у меня где все это вот?

Игра загрузилась легко, титры, стильные и легкие, мелькнули и тут же ушли, не позволив всмотреться, и персонаж Али сразу оказался на пороге нарисованной комнаты, ничем не отличающейся от той, в которой сидела сама Аля. Очевидно, это условие она приняла еще днем, когда регистрировалась и подтверждала, что играть будет в команде, вот в этой, выбравшей вот эту локацию. И теперь вся команда, похоже, наслаждалась игрой, а Аля торчала на пороге. За которым ничего не происходило.

Так нечестно.

Аля пустила персонажа в обход комнаты. Декорации намекали на детектив – значит, надо сразу изучить обстановку и запомнить детали. Некоторые из них окажутся ключом к разгадке. И неважно, что загадки пока нет. Появится, никуда не денется.

Что искать, Аля не представляла. Логичнее всего высматривать различия между настоящей и нарисованной комнатами. Преступление ведь происходит только в игре. И связанные с ним улики существуют только в игре. Нацелимся на них.

Аля и не задумалась, почему толчок игре должно дать именно преступление. Полно других завязок: загадка прошлого, тайник, клад, интриги любовные или политические, мистические проявления, привидения, в конце концов. Но собранный здесь народ угорал по детективным расследованиям, на этом он сошелся, в связи с этим Алиса подтянула Алю, и из этих соображений подбирался повод для выезда с одной ночевкой. Игра точно должна быть про преступление. Вроде про это и Карим с Марком говорили, смутно припомнила Аля, хотя и не представляла, как и когда могла услышать. Возможно, пока дрыхла в электричке.

Будем надеяться, что это взрослая игра, а не чушь для подростков, в которой пришлось бы лазить по стенам, приседать в знак унижения, собирать ачивки и тратиться на прочую морось, недостойную серьезного человека.

Искать различия стоило в темных участках: углах, оконных рамах, дверных проемах или за креслами и диваном. В идеале – сравнивая по квадратам нарисованный и натуральный фрагменты. Но для этого надо было встать и бродить по комнате, а Але не хотелось ни шевелиться, ни отвлекать заигравшихся товарищей. Ничего не хотелось – только валяться в истоме. Было ей тепло, уютно и покойно, хоть откладывай ноут и соскальзывай в сладкий сон на полчасика.

Не для того ехала, сурово напомнила себе Аля, пожмурилась и пошевелила ступнями, чтобы приободриться. Вперед, за ключами. Положение обязывает.

Посканирую поверхности невооруженной мышкой, решила Аля, а если глаз за что зацепится, встану и пойду сравнивать с оригиналом. И она погнала персонажа по затемнениям.

Оцифровка была все-таки обалденной. Даже в густых тенях, если приблизиться вплотную, можно было различить текстуру обивки и фактуру металла, неровность краски на досках или тонкий серпик пыли, не задетый уборщицей. Они не распадались на пиксели или мутные пятна и при максимальном увеличении, которое, к сожалению, было ограничено: а то, не исключено, можно было бы рассмотреть клеточную структуру и проникнуть в тайны атома. Игра получилась бы про другое, но перспективную идею надо запомнить, подумала Аля, с усилием выдергивая себя из разглядывания громадных пылинок под разными углами, отчего они чарующе меняли цвет.

За мебелью ничего не нашлось, под креслами и диваном тоже, только прямоугольники пыли, обозначенные, к счастью, схематично. В противном случае зацикленность создателей игры на малосущественных деталях просто пугала бы и обесценивала наблюдательность: если все обрисовано с одинаковой тщательностью, выделить важное не проще, чем в жизни. А ведь это просто игра, здесь так нельзя.

Отодвигалась мебель с трудом и с визгливым грохотом, который, реверберируя, раскатывался по всему дому. И озвучка прекрасная, отметила Аля, замерев.

Она ожидала появления не столько ребят, сколько тех, кто должен стать движком сюжета – скрывавшихся в подвале хозяев, бандитов или призраков. Никто не явился. Аля вернула кресло на место, на прочее махнула рукой и принялась осматривать окна.

Подоконники, карнизы и двойные рамы не таили ничего. Складки штор тоже, хоть и колебались, кажется, гораздо медленнее и торжественнее, чем в натуре, – только органной музыки не хватало. И по стеклу скользнула тень.

Аля вздрогнула и медленно рассмотрела декорации. Ничего в них не изменилось: пусто, сумрачно, покойно. А может, тень падала снаружи, сообразила Аля и принялась разглядывать дворик и видимые окрестности.

Снег был голубым, небо темно-синим, зубчатая кромка леса черной, а луна над ней белой с серыми пятнами. Следов на снегу не было, как будто Алиса не пыталась утопить Марка в сугробе. Все правильно, это было уже после того, как Карим залил съемку на сервер, так что в декорациях игры снежное одеяло вокруг тропинки осталось нетронутым.

Силуэты соседних домиков были нечеткими и глухо черными, хотя на самом деле там наверняка фестивалили на предельном градусе света, звука и всего остального. Тоже правильно: Карим снимал днем и только в домике. Наружу он не выходил, так что умная программа могла распознать объекты в окнах как здания и перевести их образ в ночной вариант, но не стала подсвечивать окошки и дворы, чтобы не отвлекать внимание игрока от значимого интерьера.

Только игроку поднадоело это все уже.

Ладно, знала, во что ввязываешься, в который раз напомнил себе игрок, вздохнул и повернулся спиной к окну.

Что-то изменилось.

Кресла и диван оставались чуть сдвинутыми. Светильники тлели бережно и бережливо. Комната была пустой, сумрачной и покойной. Особенно в дальнем углу, растянувшем густую тень замысловатым многоугольником вокруг выхода к лестнице на второй этаж.

В тени было только одно пятно посветлее. Небольшое, четких очертаний.

Перед лестницей кто-то лежал, чуть не дотягиваясь до порога каблучком куцего сапожка. Рыжего и легко промокающего.

2. Вы мертвы

Алину будто заморозили на бегу и уронили на бок: одна нога вытянута, колено другой почти достает до груди, придавив обе руки к животу.

Аля присела, всматриваясь. Это точно была Алина, вернее, срисованный с нее персонаж. Настоящая-то Алина так никогда не ляжет, подумала Аля, велела себе не каркать и продолжила изучение. Та же одежда, та же фигура, и лицо примерно то, пусть и странно перекошенное. А может, так только казалось. Только казалось, что рот искривлен страдальческой гримасой, а губы синие с бурыми пятнами, как, кстати, и щеки, и руки. Ручаться за это не стоило: свет из гостиной почти не доходил, тени были густыми, к тому же многое могло объясняться не искаженным от неожиданности восприятием, а криворукостью прорисовщиков. Да, они ловко отрендерили интерьеры, но это не гарантирует умелого отображения человеческого лица, пусть и с закрытыми глазами. Открытые, понятно, сразу позволили бы определить степень мастерства.

Аля вздрогнула от резкого звука. И поняла, что сейчас Алина распахнет глаза – и это окажется страшным.

Но нет, Алина так и лежала – покойно.

Звук не повторялся. Долетел он явно издалека – кажется, сверху.

Будь Аля в игре настоящей, она бы с испугу наверняка присела на копчик. Нарисованная так и рассматривала Алину в полуприседе. А чего тут высматривать-то?

Ну, наверное, следы. Детали. Улики.

Ведь это явно и есть движок сюжета. Неожиданный, кстати. Аля полагала, будет квиз, убийство неигрового персонажа, в крайнем случае расфуфыренная версия игры в мафию. Ачивочка вышла, как Алиса говорит. Авторам ачивочка.

Где Алиса, кстати? Сидит, небось, на своем экране ровно на месте экранной Али и так же разглядывает труп. Хотя нет, она человек решительный, может, уже замеряет гусиным шагом расстояние от тела до лестницы или там снимает отпечатки пальцев с шеи Алины. Хотя ей, может, игра подсунула другой труп. Али, например.

Аля передернула плечами.

Интересно, а Алине-то кого показывают в качестве жертвы? Тоже кого-то из компании? Или ее вышибли из игры? Тогда она в реале всех нас убьет. И начнется сиквел, «Удивительные приключения девочки с топором».

Ладно, дальше что делать? Ждать народ Але надоело – к тому же в ней крепло подозрение, что все давно набежали бы, коли правилами было такое предусмотрено. Значит, не предусмотрено. Похоже, надо расследовать в одно лицо. А как?

Как в обычной игре? Но где тут мерцающие подсказки, элементы пазла, записка, выглядывающая из кулака Алины?

Как в жизни? Это в смысле отволакивать Алину в морг и начинать вскрытие? Нетушки. Даже если в подвале оборудована прозекторская, Аля к этому не готова. Не собирается она вскрывать Алину. Вообще никого вскрывать не собирается. Трогать тоже.

Что-то коротко грохнуло, будто уронили мешок с картошкой. Определенно на втором этаже.

Аля встала, огляделась и пошла вверх по лестнице.

Упал, очевидно, Карим. Он неровной кучей громоздился на площадке второго этажа, почти свесив голову с верхней ступени. Чуб, весь день лежавший аккуратно, даже когда Карим летел с тюбинга кувырком, теряя шапку и ботинки, теперь свисал толстым хвостом. На отдельных волосках играл отсвет – очевидно, из окошка, в которое пялилась толстая луна. Отличная все-таки прорисовка, замороженно подумала Аля, приближая изображение тела.

Это правда был Карим, одетый точно так, как днем, в свитере с оленями, черных джинсах и высоких, но все равно слишком щегольских для горки коричневых ботинках. Он лежал ничком, но в остальном поза была такой же, как у Алины: руки и колено прижаты к туловищу, другая нога вытянута.

Рассмотреть лицо и тем более кисти было невозможно, но Аля не сомневалась, что цвет у них синюшный.

Их отравили, подумала она, медленно обходя Карима и приближаясь к Тинатин, лежавшей точно в такой же позе на пороге своей комнаты: голова в коридоре, остальное за дверью. Дверь покачнулась. Аля поспешно отступила, но тут покачнулся весь коридор.

Они долбанутые на всю голову, подумала Аля возмущенно. Мало того что перебили всех игроков до начала игры, так еще и землетрясение устроили.

Аля поспешно прошла к следующей двери и толкнула ее.

У Марка тоже одна нога была вытянута, другая согнута и прижата к животу вместе с руками, только он не лежал, а сидел у стены между кроватью и шкафом. В лунном свете лицо казалось почти черным. Марк наверняка отпустил бы по этому поводу неуместную шутку. А может, и отпускает сейчас в своей версии игры – по моему, например, поводу, подумала Аля и резко обернулась.

Тинатин и Карим не двигались. Больше в коридоре и на лестничной площадке не было никого.

Аля поправила наушники, пытаясь сообразить, не был ли донесшийся со спины шум просто глюком звуковой карты или мембран.

По потолку над лестницей мазнула смутная тень, и тут же коридор качнулся, а в ушах зашуршало. Шорох шел из-под ног. Аля попыталась оглядеться, но коридор взлетел, отвалился в сторону, шумно переворачиваясь, покачал темным дощатым потолком, занявшим место светлого дощатого пола, и замер.

Аля подергала мышкой. Картинка плавно сменилась, как будто оператор поднял камеру, лежавшую на полу объективом вверх, поднес ее к голове и умело развернул.

На полу в коридоре лежала Аля – точно такая же, как в жизни, только с синим в бурых пятнах лицом и точно в той же позе, что Алина: скорчившись, руки и колено у живота, левая нога вытянута. Она, видимо, съехала по стене, в которую так и упиралась плечом и боком.

– И дальше что? – возмущенно спросила Аля, отмахиваясь от неуместного острого запаха горелых спичек.

На экране набухли и лениво закачались, будто на волнах, красные буквы «Вы мертвы».

Сами вы, подумала Аля злобно и задохнулась от острой боли в животе и горле.

3. Ты прикалываешься?

Аля вздрогнула и отпрянула от экрана так, что ноутбук, хлопнув, съехал с колен и повис на проводе наушников. Она подхватила ноут и испуганно огляделась, сглатывая.

Режущая боль прошла сразу, будто нож выдернули – и следа не осталось. Секунду назад живот и горло раздирало так, что невозможно крикнуть, и – опа, кричать повода нет.

Ультразвук, может, какой-нибудь, подумала Аля, постепенно успокаиваясь. Никто не оглядывался на нее испуганно или гневно, не прижимал наушники, чтобы избавиться от помех, и вообще не шевелился. Сумрак будто придавил одеялом серой ваты гостиную, людей в ней и даже свет ламп, ставший тусклым и рассеянным. И пахло не горелыми спичками, а скорее шашлыком и загородным домом.

После боли в животе и горле осталась все-таки некоторая закостенелость, как от долгого напряжения. Засиделась в неудобной позе, поняла Аля и принялась подыскивать более удобную, неодобрительно поглядывая на экран. Там так и колыхалась дурная надпись. Иных надписей, подсказок и ключей не было.

Расчудесная игра, зашибись просто.

Ноги тоже затекли, между прочим. Попытка быть энергичной, но тихой чуть не свалила на пол ноутбук, следом саму Алю. Она ругнулась, повозилась и замерла.

В проеме двери, ведущей к лестнице, что-то шевельнулось.

Сердце взвизгнуло в режиме кофемолки на малых оборотах. Аля медленно, не поворачивая головы, повела глазами к светлому пятну. К иссиня-белому лицу, которое дернется сейчас в последний раз, чтобы замереть – и превратить дебильную игру в кошмар из жизни.

От невозможности терпеть это Аля поспешно вдохнула. Выдохнуть беззвучно на сей раз уже точно не получилось бы. И тут светлое пятно дернулось еще раз и неторопливо двинулось сквозь комнату, дергаясь снова и снова темными краешками. Хвостом и кончиками ушей.

– Гадина ты блондинистая, – проныла Аля довольно громко.

И задышала часто и не тише, чем ныла.

Никто на нее не обратил внимания. Алиса, Марк и Тинатин так и пялились в экраны, не отвлекаясь ни на посторонние звуки, ни на кошку, которая вплотную подошла к Марку и повела мордой, будто принюхиваясь.

На фигню отвлекаюсь, а народ, небось, уже на уровень босса вышел, подумала Аля сердито и ткнула кнопку Esc. Картинка на экране подпрыгнула и сменилась заставкой со знакомым уже уведомлением о служебном характере демонстрируемой программы. Кошка подпрыгнула, кажется, абсолютно одновременно с картинкой и направилась к Тинатин, поигрывая хвостом, как тигр из зоопарка. Аля, пытаясь вернуться в игру, краем глаза отметила, что и возле дальнего кресла кошка будто порисовала в воздухе носом и потопала к Алисе.

Везет тебе, что у Алисы аллергия на кошек, рассеянно подумала Аля. Хотя она может, как и со Свеном, наплевать на чихание и чесотку: заметит, схватит и примется душить в объятиях, как бы ни была занята игрой, решающими уликами и близостью к победе. Самой Але вернуться в игру не удавалось: заставка раз за разом сменялась анимированным пролетом камеры по неприятно знакомому коридору и тут же возвращалась.

– А, ты здесь, – неприветливо сказала Аля розовому носу, тем же манером качавшемуся уже рядом с ее креслом.

Алиса, значит, решила поберечься. Или игра такая интересная, что отвлечься невозможно. Везет же некоторым. А у нас теперь курсор залип.

– Да что ж такое, – пробормотала Аля, дернув мышкой.

И кошка метнулась в сторону двери, дробно простучав когтями. Должны ли кошки бояться компьютерных мышек, подумала Аля, невольно провожая ее глазами. На полпути глаза зацепились за другое движение.

Отвлекся все-таки, подумала Аля со странным неудовольствием, перетекающим в испуг. Марк, растопырившийся на стуле, нескладно собирался и избочивался, будто пытаясь всем телом поспеть за истеричной кошкой. Будто истеричная кошка была ездовым псом, а Марк – санями, тронувшимися по твердому насту.

Марк громко рухнул со стула и застыл, как упавшая статуя. Как неживой.

Аля вскочила, уронив все-таки ноутбук на пол и даже не подумав оценить степень ущерба. Она не могла оторвать глаз от Марка. Тот полулежал спиной в стену с подтянутой к животу ногой. В до жути знакомой позе лежал.

Ну да, ему же в игре ее показали на чьем-то примере, старательно подумала Аля и спросила:

– Марк, ты прикалываешься?

Хотела утомленно, а вышло тоненько и испуганно.

Марк не ответил.

Аля сделала шаг к нему и снова застыла. Поодаль захрипела в своем кресле Тинатин, медленно и мучительно ведя одно колено к подбородку, а другое в сторону.

– Тинатин… – то ли крикнула, то ли прошептала Аля.

Ноутбук Алисы с хлопком упал на пол. Алиса быстро выгнулась, будто пытаясь встать на мостик прямо из уютненькой позы, и тут же принялась скукоживаться, подхватывая себя обеими руками под колено, которое тянула к груди.

Светильник рядом с диваном как будто стал ярче, и Аля заметила, что глаза у Алисы закатились так, что между веками светится белая полоска, зато лицо, наоборот, неровно темное.

Синее с бурыми пятнами, наверное, догадалась Аля, пытаясь всмотреться как следует. Но всмотреться не получалось: перед глазами поехали, ускоряясь, близкие доски пола, далекие – стены и совсем плохо различимые – потолка. Запах горелых спичек шибанул в нос и почему-то в глаза, как с размаху, и боль в животе и горле взорвалась по-настоящему.

4. Это было

– Аль, подъем, подъезжаем.

Аля выдиралась из сна, как из битумной лужи, которая неохотно отпускала рукав только для того, чтобы ухватить колено. Хват был цепким и омерзительно теплым, и хуже него было только понимание: это уже было, много раз, и дальше будет только это: бесконечное спасение одной конечности ценой потери трех. Я не могу так больше, отчаянно подумала Аля, дергая прилипшим плечом. Но оно прилипло намертво и теперь втягивалось в твердый мрак, который чуть постукивал, издевательски подбадривая, что ли, как перед уколом.

– Аль, ну давай-давай, времени нет, – сказала Алиса и перешла от похлопывания к бережному потряхиванию.

Аля вскинулась, прижимаясь спиной к спинке кресла, прочной, прохладной и не слишком твердой, и несколько секунд слепо пялилась перед собой, чтобы продышаться и чтобы наверняка перейти сюда, в яркий день, в электричку, в круг живых людей – оттуда. Из сна. Из игры. Из… Короче, оттуда, куда она больше не вернется. Сны, к счастью, не повторяются – разве что по болезни. А Аля болела редко.

Она поспешно сказала, не поворачивая головы, чтобы не закружилась и чтобы не испугать Алису и остальных ребят наверняка все еще диким взглядом:

– Да-да, секунду. Разоспалась, сейчас уже оке.

Иногда достаточно сказать – и всё правда становится нормальным.

Поезд замедлил ход. Карим и Марк расставляли в проходе, примериваясь, выдернутый с полки багаж. Алиса с Алиной выжидающе глядели на Алю. Так уже было.

Хватит, рявкнула на себя Аля, вскочила и замерла, вцепившись в спинку переднего сиденья. Голову повело, к горлу подступило.

– Аль, ты нормально? – спросил Марк, подхватывая ее под локоток.

Это было, было, поняла Аля с отчаянием, удивившим ее саму, решительно вернула себе локоть, покачнулась и пошла к тамбуру, куда уже устремился Марк с ее чемоданом – вслед за навьюченным Каримом.

Марк боднул Карима в рюкзак, когда электричка затормозила, еще раз – когда выпрыгивал на перрон, а потом увлекся и принялся бодаться специально и без повода. Карим, увешанный вещами, легко уклонялся да еще успевал подхватывать девчонок. А Марк раз за разом грохался на покрытые утоптанным снегом доски перрона, впадая в уже истерическое веселье. Не к добру, подумала Аля, но тут электричка свистнула, и Карим за шиворот эвакуировал Марка подальше от рельсов и сказал:

– Айда пошел к машине.

– Какой машине? – спросила Алина брюзгливо.

Аля зажмурилась, но успела увидеть и ее рюкзачок, так и не возвращенный Каримом – ярко-желтый, и одинокий джип – ярко-красный, и Тинатин с Володей, одна в серо-оранжевом, другой в скучно-синем, махнувших Кариму в ответ.

Может, в жизни их не как во сне зовут, подумала Аля со звенящей какой-то надеждой, аж челюсти свело, и скрип снега на миг затих. Но тут они дошли до джипа – и Тинатин оказалась Тинатин, а Володя Володей.

Или я просто колдунья, подумала Аля мрачно. Как уж это по-нашему – сихерче? Нет, лучше тылсымчы, волшебница. Тылсымчы Алия: карты Таро, приворот от ворот, сны искусственного интеллекта, в глаз порчу. А что, нормальная карьера, если лабы не примут – и если не сожгут потом. Надо только вовремя проснуться и не спать на ходу.

– Не спим, трупак зовет! – пропел Марк, всунувшись между Алей и Алисой, которая ей, оказывается, что-то говорила. – Мемас про девушку в джипе знаете?

Аля поежилась и уставилась на Алису, моля про себя: «Хоть бы не сказала, хоть бы не сказала». Но она сказала:

– Нескучной будет дорога-то.

5. Хотя бы попытаться

– А что, нормальный сон, – заявила Алиса с откровенной завистью.

Аля разозлилась. Она с большим трудом заставила Марка отцепиться и уйти к Кариму, который плыл впереди атомным ледоколом. Она мучительно подбирала слова, способные убедить Алису, что все серьезно и пугающе. Она очень надеялась, что Алиса не испугается, конечно, но примет рассказ как задачу, требующую обдумывания и решения, – иногда это помогало: мыслила Алиса очень практично и здраво. Она побаивалась, что Алиса заподозрит попытку глупого розыгрыша или начнет высмеивать суеверность Али – бывало такое, и бесило здорово, особенно когда насмешки были обоснованными. Чего Аля не ожидала, так это спокойной одобрительной зависти, как если бы Алиса узнала, что подруга сдала все экзамены автоматом, выхватила инвайт на супервечеринку или получила камент инфлюэнсерки с миллионом подписчиков.

– Алиса, – сказала Аля, сдерживаясь, – он не нормальный. Он криповый, как, не знаю, влюбленный Марк с топором.

Марк, сеттером скакавший вокруг Карима, тут же оглянулся на девушек, махнул рукой и обозначил готовность дождаться и изо всех сил развлекать дальше.

Алиса пресекла эту готовность выразительными жестами и согласилась:

– Это достойно сочувствия.

– Блин, – сказала Аля, – Алис, мне не сочувствие нужно.

– А что?

– Блин! – повторила Аля отчаянно. – Я не знаю. Что делать-то?

– Идти. Прийти. Веселиться. В полном соответствии с планом.

– Да я уже шла, пришла и веселилась, это второй раз! – заорала Аля шепотом.

– Второй – фигня, – хладнокровно отрезала Алиса. – В «Дне сурка» Мюррей вон миллион раз одно и то же прожил и только лучше стал.

– Я не собираюсь миллион раз… – начала Аля и оборвала себя, чтобы свирепо напомнить: – Тут не «День сурка» и вообще не кино, а жизнь.

– Вот и живи. У тебя же конкурентное преимущество. Ты знаешь, что дальше будет.

– Ничего я не знаю.

– Ну как – ты же сама говорила: придем, потом горка и шашлык. Хотя я это тоже знаю, и все знают, программу хором согласовывали же. Зато ты в подробностях все изучила. Вот что сейчас будет?

– Не помню.

Аля помнила, что они просто шли по этой вот дороге и пришли к базе – поворот к ней вон за тем хвойным мыском, самая заметная сосна в котором как будто расколота. Но как это скажешь, чтобы звучало не предельно глупо?

– Ясно, – сказала Алиса.

– Что тебе ясно? – спросила Аля, мгновенно обозлившись.

Алиса посмотрела на нее и ускорила шаг, чтобы нагнать парней.

Аля остановилась. Вокруг был лес, холодный и мрачный даже под слепящим солнцем – особенно под слепящим солнцем. За спиной была дорога к вокзалу. Дорога была пустой и заснеженной, цепочки следов это только подчеркивали. Вокзал тоже был пустым и заснеженным. А чемодан был в джипе Тинатин. На это-то плевать, Алиса потом привезет, ну а не привезет – фиг с ним, будем считать, что потерялся. Мама смирится, папа с Амиром не заметят. И это уж точно не так тупо, как идти навстречу дурному предчувствию.

Марк и Карим оглянулись, прежде чем исчезнуть за поворотом. Марк, конечно, замахал и заорал. Слова заметались между деревьев и рассыпались, не донеся смысла, которого, скорее всего, и не было. Алиса прошагала мимо парней, не оглядываясь.

Ну и ладно. Ясно ей, понимаете ли.

А сбега́ть не тупо, да? – подумала Аля. Подумала еще и решила, что тупо. Подумала совсем основательно, уже ежась и переступая от холода, скользнувшего в сапоги и под шарф, обругала себя и поскрипела вперед по опустевшей дороге, к повороту на базу и к дурному предчувствию, которое умный взрослый человек должен не подтверждать и не оправдывать, а опровергать.

Хотя бы попытаться.

1. Бойтесь своих желаний

Аля сделала шаг и тут же остановилась. Звук был как в качественном сериале про Средневековье: глубоким и бесконечно раскатистым. Явно не от шерстяного носка и не от зимнего ботинка. И явно не по куцему коридору, обитому вагонкой, катился этот звук, а по гулкой темной галерее, намекающей на залы размером с бальные впереди, на башенки вверху, снаружи гладенько заточенные, как карандаши, к длинным шпилям, а внутри заросшие паутиной и гнездами летучих мышей, и на подземелья, а то и пещеры внизу. И о том, что терпеливо ждет там, лучше не задумываться. И не проверять.

Зря, получается, Карим морочился с панорамой. Ну или Аля не все знает о домике, в котором остановилась.

Она осмотрела себя. Выпростать обувь из-под тяжелого подола не удалось – но, судя по острым носкам и высоким каблукам, сапожки имели фэнтезийный фасон: слишком брутальные для дворца, слишком гламурные для похода. Платье было соответствующим. Аля провела рукой по рукаву, потом от шеи к животу. Мультик Frozen, а то и сериал «Игра престолов». Декольте, обшитое жемчугами, а дальше, видимо, парча или что-то в этом духе, плотное, тяжелое и сплошь расшитое золотыми нитями, почти царапающими на складках. Кевлар дамский средневековый, кружавчики в ассортименте. В детстве Аля за такое отдала бы душу и коллекцию кукол в придачу.

Да и сейчас уцелевших кукол не пожалела бы – ну, кроме Муськи, пожалуй. Очень красивое платье, необходимо признать, вот только…

Аля прищурилась, и странный зеленый блик на предплечье исчез. Не было на рукаве ничего зеленого – золотые стебли и синие цветы на красном фоне. Красивые, молодец художник. А все равно жаль: Аля ведь усмотрела в зеленом пятне аллюзию на «Зеленые рукава», древнюю английскую песню, написанную якобы Генрихом Восьмым. С другой стороны, на фиг такие аллюзии: песенка-то про половые страдания, и зеленый цвет в ней трактуется как символ соответствующей вольности. Ну да ладно, не стоит требовать многослойности от пафосной, но, будем честны, одноразовой игрушки, которую все должны быстренько пройти и забыть.

И где эти все, спрашивается?

И где, кстати, я?

Аля напряглась и тут же расслабилась. Ей было вполне комфортно и легко. Не только потому, что темная галерея, в начале которой она стояла, не походила на коридор домика с умирающими ребятами, а значит, сон был просто сном, глупым и несбывающимся, смерть была необязательной и посторонней, жизнь – интересной и непредсказуемой, и игра тоже. Но и потому ей было легко, что вторым слоем понимания Аля, не видя и не ощущая, как-то мирилась, что ли, с тем, что сидит в уютном мягком кресле в теплом углу уютно темной гостиной и пялится в экран, где готовится нечто увлекательное. Которое вовлекает прямо сейчас, а дальше повлечет и уволочит в самое интересное место, не позволяя отвлекаться на ерунду.

Не отвлекаясь на ерунду, кромку экрана и всё, что за кромкой, Аля гулко зашагала по галерее.

Сперва она поглядывала по сторонам и через плечо – ну и прислушивалась тоже. Игра все-таки детективная. Судя по декорациям и платью, ретро-детективная. А в таких историях детали, подсказки и улики обычно играют важнейшую роль, так что есть смысл подмечать их сразу.

Подмечать оказалось нечего. Стены и пол были отрисованы со спокойным усердием, а скорее просто коллажированы до бесконечности из хорошо детализированных фоновых картинок. Аля быстро убедилась, что решетка плит и каменная кладка стен не меняют рисунка, а слышны только ее шаги, шелест платья и – она подышала и удовлетворенно хмыкнула – дыхание. Значит, загадка не рядом, а подальше и отгадка, соответственно, тоже.

Аля пошла быстрее, уже не опасаясь провалов, люков и преград, неживых, живых и мертвых. Тьма колыхалась впереди и сверху, чуть меняя очертания вместе с эхом шагов, которое неуловимо сокращалось и удлинялось. Справа мелькнуло неярко-зеленое. Аля застыла, сделала шаг назад и всмотрелась.

В стене было высокое узкое окно от пола, заостренное, насколько можно было понять, ближе к неразличимому потолку. Обычное, если не придираться к вычурной форме, окно, забранное стеклом. Не бойница и не витраж. За стеклом распахнулось ночное небо, безлунное, зато с яркими звездами. Галерея проходила довольно высоко от земли: та казалась далекой и занимала в лучшем случае нижнюю треть окна. Бесконечный темный луг уходил к черной зубастой черте на горизонте – лесу или горам. Летний луг. Поэтому всё за окном и показалось зеленым. Или не поэтому?

Аля придвинулась к стеклу, чтобы не мешало ее собственное отражение, потом отодвинулась, чтобы понять, что́ отражается-то, и всмотрелась в синеву, четко разложенную по оттенкам от серо-голубого до фиолетово-черного. Будто готическая радуга.

Зеленого на этом краю радуги не было. И следа не осталось. Но был же только что. Или это не след?

Аля даже повертелась, чтобы изучить платье со всех сторон. Оно осталось таким же, как и было, – жестким парчовым, золотые стебли и красные цветы на синем фоне. Или было как-то иначе?

От попытки вспомнить закружилась голова, знакомо и тревожно. Аля поняла, что сейчас очнется в вагоне электрички, напряглась, чтобы то ли ускорить это, то ли отсрочить, и снова отвлеклась на зеленый блик в окне. На уровне ее глаз, не зеленых, между прочим. На уровне головы, тоже не зеленой. Или?..

Аля осторожно провела ладонью по лицу, ожидая нащупать гладкую поверхность без носа и глазниц, прохладную и твердую. Нет, лицо было на месте. И, кажется, это ее, Али, лицо. Похвастаться опытом ощупывания чужих лиц Аля не могла, но, наверное, поняла бы сразу.

Интересно, а я в кресле сейчас тоже лицо ощупываю или это чисто самовнушение на тактильном уровне, подумала она, покосилась на окно, выдержанное теперь в безоговорочно холодных тонах, и зашагала вперед.

Хромакей это, сообразила она. Зеленый экран, который в кино используют как подложку для цифровых эффектов. И тутошние игроделы его используют. Странно, что на ходу, но дело хозяйское.

Хозяева строят впечатляющей длины галереи, соединяющие, надо полагать, башни замка колоссальных размеров, в которые могут вместиться десятки, если не сотни келий, камор, спален и залов – для аудиенций, торжественных ужинов, балов, тронных церемоний, да хоть для собачьих бегов. И все, скорее всего, тщательно продуманное, скрупулезно отрисованное и скрывающее сотни деталек, любая из которых может пригодиться что для преступления, что для его разгадки.

В командном режиме этим заниматься интересней, но Алю устроил бы уже любой – притомилась она шарахаться по темным коридорам без цели, смысла, товарищей и следов мало-мальского преступления.

Бойтесь своих желаний, особенно раздраженных.

Тьма впереди снова поменяла форму – незаметно, но стремительно. Она потеплела, продавилась болотными тенями, сложившимися в клубы оттенка бильярдного сукна. И тут же громко и тоскливо заныли «Зеленые рукава» – рожки́ под клавесин.

Аля стояла на пороге бального зала, огромного, как каток. Пол, выложенный золотисто-алым паркетом со сложным растительным орнаментом, блистал под невидимыми лампами или свечами, набиравшими яркость с каждым мигом. Зал был почти пуст, если не считать огромного ядовито-зеленого кургана у дальней стены. Рассмотреть эту стену, как и остальные, Але не удавалось. Да и не до стены было. Аля не отрывала взгляда от кургана. Весь курган составляли манекены, нет, человеческие тела – ярко-зеленые, будто киностатисты, от макушки до пят затянутые в зеленое подобие чулка. Ни лиц, ни особых примет, ни привычной одежды у них не было.

Если не считать рыжего сапожка на недвижной фигуре в самом верху пирамиды. Аля моргнула и разглядела такой же сапожок в середине склона и еще два в подножии кургана. Нет, три. Пять. И черные джинсы Тинатин. И красное худи Марка. И желтый свитер Алисы. Два свитера. Пять. И мертвые лица над свитером, под свитером, за свитером.

Аля моргнула еще раз, и теперь весь курган состоял из десятков тел ее друзей, сваленных в дальнем углу.

Мертвых тел.

2. Я тут, если что

Все было не так. Не так, как хотелось. Не так, как ожидалось. Не так, как начиналось. Не так, как в прошлый раз.

В прошлый раз улочки, по которым они проскрипели группой, и дома за заборами, что новенькие, что пожилые, были безлюдными и тихими. Снег ровно блестел, скрип подошв и толчки крови в висках казались оглушительными, а острая свежесть воздуха едва горчила нотками костра. Признаки жизни, сразу нездоровой, обнаружились только в соседнем коттедже, оккупированном подрощенной, но не повзрослевшей гопотой. А потом еще пришлось долго топтаться во дворе, дожидаясь администратора, звонить ему, не дождавшись, – Карим звонил по официальному номеру из соцсетевого аккаунта, Тинатин на другой номер, подсунутый Володей, который сам звонить, естественно, постеснялся, и Марк уже собрался бежать, находить и бить морду, когда администратор прибыл наконец и уладил всё со скоростью и всеохватностью урагана.

Теперь как будто невидимый режиссер скомандовал: «Нет, фигня выходит, всё делаем наоборот». Наоборотским стало реально всё. Половина ворот, мимо которых Аля брела по тусклому снегу, изрытому, утоптанному и исчерканному следами и колеями, была распахнута, открывая деятельную толкотню вокруг мангальных беседок, стоек с лыжами и ярко-разноцветных игровых площадок. Веселье шумно кипело и за прикрытыми воротами и калитками. Беседы во все горло и разнообразная музыка накрыли базу неровным, но плотным полотном, густо подбитым запахом дыма, смолы, жареного мяса и разнообразных приправ. Аля чихнула и вдруг развеселилась.

– Будьте здоровы, – бодро сказали почти над ухом.

Аля, вздрогнув, взяла равнение направо. В проеме ближайшего крыльца возле таблички «14» стоял молодой крепкий мужчина в банном халате, обрезанных валенках и с непокрытой головой. Небрежный запа́х открывал мускулистую, загорелую не по сезону грудь с фрагментом крупной татуировки – кажется, головы оскаленного волка или пса. От влажных темных волос шел парок, как и от кружки и термоса, которые мужчина держал в руках.

– Кофе будете? – спросил он, чуть качнув термосом. – Вкусны-ый.

Он хлебнул из кружки и аж замычал от удовольствия, не отрывая светлых улыбающихся глаз от Али.

Аля беззвучно сказала спасибо и поспешно зашагала дальше.

– Я тут, если что, – сказали ей вслед.

Ну-ну, подумала Аля. Как бы тут, если что, лишние детали опадать со звоном не начали.

В тон ее рассуждениям издалека еле слышно крикнули:

– Лексеич, хорош там бубенцами трясти, отстудишь себе все!

– Не хотелось бы, – признался Лексеич, отсалютовал оглянувшейся на миг Але кружкой и поскрипел вглубь двора – обратно в баню, очевидно.

– Аль, сюда! – крикнули уже из другого далёка.

Марк, конечно. Он ждал на ближайшем повороте, естественно, вприпрыжку и нетерпеливо намахивая во все стороны. Прирожденный чирлидер, подумала Аля. Как будто я не знаю, куда идти.

Марк-то не знает, что я знаю, напомнила Аля себе и опять приуныла.

Дальше тоже все пошло не так – не в смысле плохо или неправильно, а в прямом.

Вся толпа уже бродила по домику за администратором. Он как раз закончил в пулеметном режиме объяснять про баню, радиаторы и котел в душевой:

– Стоит полный автомат на розжиг газа и отсечку соответственно. Но на ночь лучше выключать, вот этот кран видите? Вниз смотрит – выключен, так – включен.

Он повернул кран, котел тут же зашумел. Марк спросил, дергая навесной замочек на малозаметной двери:

– А тут чего заперто?

– Кладовка в доме номер восемь, как я и предупреждал, заперта и опечатана, там имущество предыдущих жильцов на ответхранении.

– Мы вообще-то за весь домик платили, – напомнил Марк.

– Не за весь, – хором сказали администратор и Тинатин.

– Проблемы с этим? – спросил ее администратор.

– Никаких, – сказала Тинатин. – Марк, уймись, мы последний домик выхватили…

– Крайний, – поправил Марк.

Все, включая администратора, ухмыльнулись, только Алина пробормотала с омерзением:

– Не позорься, а, летчик.

Тинатин продолжила:

– Последний домик, и он с обременением, нас предупредили. Ночь без кладовки проживем. Других обременений нет?

– Только здравым смыслом, – радостно затарахтел администратор в прежнем темпе. – Газ есть газ: рядом не готовим, не курим, открытый огонь не разводим.

Аля пыталась сообразить, точно ли этого диалога не было в прошлый раз, или она просто не присутствовала – например, разбирала продукты. Сообразить не удалось.

– Это и есть как дома, значит, – сказала Алиса, явно цитируя предыдущие слова администратора. Их Аля как раз помнила.

– Дома без открытого огня не обходитесь? – уточнил администратор, умильно глядя на Алису.

Алиса открыла рот, придумывая ответ, но Алина издали ее опередила:

– Камин-то разжигать можно?

– Он декоративный, – отрезал администратор.

– Бильярд тоже декоративный? – ядовито уточнила Тинатин.

– Проверя-яем, – протянул администратор и прошел к столу.

Он провел ладонью по зеленому сукну с таким пронзительным шелестом, что по спине Али пробежало колючее насекомое.

– Насколько я понимаю, рабочий. Чтобы таким и оставался, рекомендую использовать бережно, рядом не курить, шарами не кидаться, киями не фехтоваться.

– А танцевать, самозабвенно размахивая лифчиками, можно? – спросил Марк.

– От размера зависит, – отрезал администратор. – У тебя какой?

Марк дернул глазами. А ведь он не знает, какие бывают размеры лифчиков-то, поняла Аля и, кажется, не сдержала снисходительной усмешки. Марк это заметил, схватил кий и нервно стукнул в шар, едва не выбросив его за борт.

– Сукно, фиксируем, целое, как и кии, – сказал администратор скучным голосом, рассматривая Марка. – Любое повреждение постояльцы компенсируют с учетом затрат на ремонт. Прейскурант на тумбочке, ознакомьтесь на досуге.

Марк, криво ухмыляясь, дошел до тумбочки и снисходительно взглянул на заламинированные листы. Лицо его изменилось. Марк очень аккуратно вернул кий на место и плюхнулся в кресло, явно сдерживая беспощадные реплики.

Даже смотреть не буду, решила Аля. И кий не трону. Надо будет, кстати, у Марка спросить, вдруг он Волобуев.

Ничего спрашивать она, конечно, не стала. Тинатин, закрыв дверь за админом, успела первой:

– Похож на убийцу?

Алина презрительно пфекнула. Тинатин ткнула в нее перстом:

– Обоснуй.

– Неглуп, остроумен, но поверхностно, рисуется в меру, обиды не сглатывает. Брит, ухожен, но без фанатизма, одет соответственно, хотя живет тут неделями без жены.

– Жены, может, и нет, – отметила Алиса. – Кольца точно нет.

– Муслим просто, – предположил Карим. – Мусульмане золото не носят.

«Да щас», – пробормотала, кажется, Алина, тут же показав, что молчит-молчит.

– Кого тут убивать, кстати? – спросил Марк, из последних сил удерживавший себя от атаки на бильярд, вкруг которого нарезал петли.

– Ха! – воскликнула Алиса. – Зима, холода, лес, база, полсотни домиков с незнакомцами – идеальный сеттинг для триллера. Только снегопада или лавины не хватает.

– Алиса, скажи погоду! – немедленно ввернул Марк.

Алиса взвилась уже без «ты-ы», привычно и яростно:

– Я тебе не погоду, а по веку схожу сейчас, по левому!

– Богатое обещание, – отметила Алина. – Вернемся, впрочем, к иным баранам. Сеттинг идеальный, но убийца, как всегда, одинокий администратор с чучелом мамы в кладовке.

Марк, забыв про Алису и бильярд, подскочил к запертой кладовке и стал принюхиваться.

Тинатин с сожалением возразила:

– Похож на благополучно женатого. Но знает ли жена, что он делает, когда на базу опускается ночь?

– Все знают, – сказал Марк. – Хоккей смотрит под пивко. Сегодня «Ак Барс» играет.

– Под чаек, скорее, халяльненько.

Карим был упорен. Алина уточнила с иронией:

– Mätrüşkä belän?

– С баурсаками, курагой и черносливом, – отрезал Марк. – Жрать когда будем?

Аля старалась держаться подальше от этого пинг-понга и особенно от Марка. Он так и норовил приблизиться и составить компанию. Поэтому Аля села через стол, а на карьер вовсе не пошла. Хватит, покаталась уже. Сказала, что живот болит. Девчонки сразу поняли – точнее, решили, что поняли. Марк не понял, даже когда Тинатин и Алиса зашипели на него со всех сторон, но хотя бы смирился. При этом двор покидал, регулярно оглядываясь, так что чуть не сломал шею, кувыркнувшись через тюбинг.

– Мы же играть приехали, вот и поиграем, – успокоила его Аля напоследок.

Зря: Марк запомнил – и напомнил. Через два часа, бездарно разбазаренные Алей. Она разбирала вещи, кидала фоточки родителям и Амиру, которые не спешили их открыть, бродила по этажам, пялилась в окна и зависала в тягостных размышлениях, наконец взяла кий – тут в дверь и ворвался румяный счастливый Марк с воплем: «Даю три шара форы!» От бильярда удалось отмазаться, а вот от видеоигры уже нет. А ведь как удачно вышло бы. Погрызла бы шашлыка, такого же вкуснющего, как в первый раз, – но теперь хотя бы сумела не обожраться, – и отправилась бы баиньки с чистым сердцем и легким желудком.

А не сидела бы тупо перед экраном, выжидая момент, чтобы потихонечку свалить, не привлекая ничьего внимания.

Не сунулась бы, не вытерпев, в игру.

Не обнаружила бы, что игра изменилась – вся, от шрифта титров до тональности музыки, от выбираемых героев до навязанного сеттинга, от начала и, наверное, до конца, добраться до которого, похоже, так никому и не удастся, как не удастся понять смысл игры, чертовщину, которая ее окружает, и степень реальности то ли происходящего, то ли снящегося по неразмыкаемому кругу.

И не стояла бы теперь перед горой тел, страшной и нелепой, чувствуя, как запах горелых спичек забивает ей нос и, кажется, всю голову, дурманит и вдавливает кожу на лбу обивкой спинки переднего сиденья.

Аля вздрогнула и проснулась.

3. Дальше без меня

– Аль, не тормози, – нетерпеливо сказала Алиса, спасибо, хоть не подталкивая в плечико.

– Да-да, уже, – пробормотала Аля, вскакивая и отодвигаясь, и снова нажала вызов.

Амир не отвечал. И сообщения не видел.

– Аль, все нормально? – спросила Алиса.

Она стояла в проходе, неудобно повернувшись к Але. Остальные уже утопали в тамбур. Электричка замедляла ход.

– Да-да, идем, – сказала Аля, в отчаянии вызвала папу и правда пошла следом за Алисой.

К моменту, когда двери с ядовитым шипением раскрылись, Аля смирилась с тем, что папа, мама и Амир на вызов не ответят и не перезвонят – наверное, мчат через очередной лесок, где пропадает сигнал, – а больше никого подтянуть она не успеет. Но с необходимостью идти на третий круг Аля не смирилась и мириться не собиралась.

– Да, – сказала она, едва соскочив с подножки и поднеся молчащий телефон к уху. – Да, могу. А что такое?

Притворяться, врать и разыгрывать Аля ненавидела, но при необходимости могла. Сейчас необходимость была очевидной и крайней.

– А точно забыли? Понятно. И никто больше? Ну да, дауани не надо. Ладно. Да без проблем, нормально все, мамуль. Отдыхайте спокойно, я все сделаю.

Она без промедления убрала телефон в карман, чтобы зоркая Алиса не разглядела на экране заставку вместо окошка завершенного вызова, и со вздохом сказала:

– Сорян, народ, дальше без меня. Домой срочно надо.

– Серьезное что-то? – сочувственно спросил Карим.

Аля поспешно мотнула головой – накаркать еще не хватало.

– Нет, просто воду забыли перекрыть, а у нас вентили слабые. Алиса вон знает. Затопим соседей опять и так далее.

Алиса смотрела на нее так, как будто забыла тот уродский случай. Или Аля про него не рассказывала?

– Ну и заодно, говорит, за… за котом присмотришь, а то изнервничается до завтра, – зачем-то добавила Аля, мимолетно удивившись тому, что запамятовала вдруг любимое имя, которое подбирала сама и повторяла на разные лады семь лет. – Он у нас не любит один ночевать. Алиса, может, ты со мной?

Аля сама испугалась, что сказала такое, но тут же поняла, что просто обязана вытащить подругу из дебильной петли. Ребята хорошие и милые, но она их не знала до сегодняшнего утра – или дня, или сколько там уже накрутилось. А Алиса все-таки лучший друг, надежная стена и больше, чем сестра, – толку и поддержки от нее уж точно больше, чем от родного брата.

Алиса испуганно улыбнулась и стрельнула глазами на ребят.

– А без меня никак? – спросила она умоляюще.

– Сейчас, – пообещала Аля остальным и оттащила Алису в сторону. – Алис, у нас же как раз новогодний киномарафон не получился, можем сейчас устроить. Кота запрем, мороженого возьмем, рафов наделаем, пицц пять штук разных закажем, родители прям велели, а то скидки сгорят.

– Аль, тебя Марк напугал, что ли? Да он нормальный, щень просто еще, зря загоняешься. Давай, может, скажем, что соседи все перекрыли, и пойдем с народом, а? Отдохнешь раз в жизни нормально. Классные ребята, классная игра, и ты нужна. Всё как сама хотела. Давай, а?

Алиса смотрела круглыми глазами, иногда помаргивая, честно пыталась, как всегда, найти вариант, который понравился бы всем, – а не было такого варианта. Потому что Алиса не понимала. Ни. Че. Го. И объяснять без толку.

– Как хочешь, – сказала Аля, осторожно снимая руку Алисы с локтя.

Алиса убрала руку и сообщила:

– Ну вот напрасно ты придумала.

– Что я придумала? – уточнила Аля, обидевшись всерьез. – Ладно, понятно все. Играйте и выигрывайте. – Она повернулась к терпеливо ждущим ребятам. – Простите. Мне самой…

Договорить про «жаль» сил не хватило, как и в третий раз знакомиться с Тинатин и Володей или просто провожать ребят до машины. Даже взглядом. Аля подхватила чемодан и пошла к кассе покупать обратный билет.

Окошечко кассы, смотревшее на улицу, оказалось мутным и неживым, как затянутый бельмом глаз. Аля ковырнула варежкой иней на раме и побрела к входу, рокоча колесиками чемодана по гулкому настилу, промерзшему, но почти убереженному от снега тянувшимся вокруг здания жестяным козырьком навеса.

Дверь растворилась со скрипом бесконечным и бесконечно повторенным эхом да так и заклинилась полуоткрытой. Здание было пустым, мерзлым и гулким. Свет неровно падал из окон, нечистых и заляпанных то ли снегом, то ли белилами, в любом случае выглядевшими изнутри совершенно небелыми кляксами. В неосвещенных местах пол казался неровным и местами перекрытым черными то ли проломами, то ли, наоборот, кучами неизвестного происхождения.

Пахло так, будто кто-то долго пытался развести костер да так и не преуспел. Горелыми спичками пахло.

Аля, переставляя чемодан перед собой, сделала несколько неуверенных шагов по скрипучей лестнице, ведущей на второй этаж, рассмотрела темень впереди и поняла, что не желает замерять ее глубину. И так очевидно, что нет ни на втором этаже, ни во всем здании никого очень давно. Никого живого, во всяком случае. А вот неживого…

Заткнись, велела себе Аля и, подхватив чемодан, поспешила к выходу, остро осознавая, что не успеет, что заклиненная вроде дверь сейчас оглушительно захлопнется, отрезав выход на свет и на волю, и оставит Алю в полутьме, наедине с проломами, запахом горелых спичек и всем неживым, что копилось в заброшенном здании месяцы и годы, если не десятилетия.

Грохоча чемоданом, Аля выскочила на ослепительный и удивительно теплый свет, и дверь в самом деле хлопнула резко и оглушительно, едва не ударив по задранным колесикам. Аля поспешно отошла к окошку кассы, отдышалась, передернула плечами, пытаясь избавиться от неприятных мурашек, неторопливо расползшихся от копчика до макушки, и с надеждой, удивившей ее саму, выглянула за угол. Площадь была пуста. Ни машины, ни ребят, ни кого-то еще.

Может, впрямь на трассу выйти и машину поймать, подумала Аля. Кто-нибудь непременно ведь поедет не в Казань, так в сторону Казани. Подбросит.

Ой на фиг. И так декорации хоррора выстраиваются сами собой. Не хватало еще добровольно идти от мест человеческого обитания, пусть и очень давнего, к заснеженной дороге посреди незнакомого леса и ловить там машину неизвестно с кем за рулем.

То есть известно с кем, плавали – знаем, кто обычно подбирает одиноких девиц на безлюдных дорогах. Вернее, не знаем и знать не хотим.

Аля вытащила телефон, открыла навигатор, рассмотрела дороги, идущие вдоль железнодорожного пути и вокруг базы «Тынлык», на всякий случай запросила стоимость такси до Казани, вздохнула и решила с автомобильным транспортом не связываться. Электричка на Казань, как подсказывало вызванное следом расписание, ожидалась через двадцать минут. Дождусь.

Аля, стараясь не коситься на вход в здание, смахнула снег с деревянной скамейки, которую жестяной навес не прикрывал, увы, ни от осадков, ни, ура, от солнца, и осторожно села на руки в варежках – чтобы не отморозить себе все, как вечно мама пугала.

Было совсем не холодно, наоборот, тепло, а когда испуганное бу́хание в горле и висках окончательно улеглось, стало спокойно до сонливости.

Реально пиццу закажу и заточу в одно лицо три штуки, подумала она. Пироженки – для слабаков. Ну ладно, две. Под рафы-то легко. Или коктейль молочный сделаю, мороженое вроде должно было остаться в морозильнике с Нового года. А эти пусть тратят время на идиотские игровые дебюты и раз за разом гибнут разнообразными способами, вместо того чтобы решать обещанные загадки. Издевательство это, а не игра. Готовы терпеть издевательства – пожалуйста.

А если электричка не придет? – лениво попробовала напугать себя Аля. И так же лениво возразила: Чего это не придет-то? Должна. По расписанию-то. Но по расписанию-то и игра должна быть один раз, а не три. Пофиг. Не придет и не придет. Тогда доплетусь до базы и сыграю в третий раз. Хотя чего глупости придумывать, как уж не придет электричка, скоро уже, вздремнуть-то не успею.

Солнце играло на сомкнутых ресницах, заливая глаза разноцветными пятнами. Ничего страшного, сонно подумала Аля. Все равно увижу и уж точно услышу. Рельсы задрожат и воздух над ними тоже, а потом она подлетит со свистом и затормозит, шипя и подаваясь впере-ед… И наза-ад.

Аля подалась вперед и проснулась оттого, что стукнулась лбом о спинку переднего кресла.

Электричка замедляла ход.

4. Пусть они появятся

– А-аль, – сказала Алиса, тормоша за плечо. – Подъем, подъезжаем.

– Сейчас, – ответила Аля, не открывая глаз и не отрывая лба от ненавистной тканевой обивки ненавистного переднего кресла ненавистной электрички. – Секунду.

Открывать глаза не было ни сил, ни смысла. Что она тут не видела?

Она выдохнула и встала, не жмурясь, но и не глядя на постылый вагон и на постылую деловитость Марка и Карима. Встала, глядя под ноги, и шагнула назад, не поднимая взгляда и выжидая – неизвестно чего. Вдруг что-нибудь изменится. Вдруг что-нибудь придумается. Вдруг случится что-то новое.

– Аль, все нормально?

Не случится ничего нового. Никогда.

Аля молча кивнула и побрела, так и упершись глазами в подсохший за время пути пол. Она мимолетно пожелала воткнуться во внезапное препятствие или улететь, кувыркаясь, в результате экстренного торможения электрички, ее дерганья, подпрыгивания, да хоть падения под откос – чего угодно, лишь бы небывалого еще. Но не случилось ни препятствия, ни подскока с обрушением. Ничего нового. Так и дошла Аля до тамбура вслепую, не сделав, кажется, ни одного движения, отличного от предыдущих дублей. Даже к стенке на последнем оттормаживании привалилась плечом точно так же.

И дальше будет так же. До самой игры, которая как раз окажется иной, но кончится все равно тем же – смертью либо другим способом вышибания духа и возвращением в электричку.

Как будто в ней дело.

Или именно в ней?

– Аль, не тормози, стоянка две минуты! – крикнула Алиса с перрона.

Все уже вышли и возились с вещами, одна Алиса тревожно смотрела на Алю. Сама, главное, не верит, а поди ж ты, тревожится. Хотя в этот раз про «не верит» говорить рано, я же ей еще ничего не пыталась рассказать. И пытаться не буду. Понятно, что без толку.

Аля, кивнув, сделала шаг вперед, подождала, пока Алиса, спросив еще что-то, отвлечется на схватку Марка и Карима, и сделала шаг назад. Двери перед лицом с шипением сомкнулись. За стеклами мелькнуло лицо Алисы – заметила все-таки, жаль, – которое почти прижалось к дверям, кривясь и искажаясь неслышным криком, – и уплыло из виду. Следом гораздо быстрее проскочила фаланга длинных зданий, и понеслись, покачиваясь, заснеженные сосны и ели.

Сейчас звонить будет, подумала Аля, напряженно подождала немного, но звонка так и не дождалась. А проверять мессенджер, считать возмущенные смайлики и восклицательные знаки и тем более глохнуть от яростных голосовых она не собиралась. И так совестно, аж пальцы поджимаются. Никогда она Алису не бросала. Да еще так резко и коварно. И никого не бросала. И не думала, что сможет.

Ладно. Потом объяснится. Как-нибудь. Если выйдет.

Если она выйдет наконец из этой мертвой петли.

Аля встряхнулась, отвела дверь и вошла в вагон. Никто не обратил на нее внимания. Кресла, покинутые компанией, оставались пустыми. Аля почему-то вообразила, что на них немедленно спикирует скандальная пожилая пара. Не было ее, вообще – видать, уползла в другой вагон. Да и мест свободных в вагоне оказалось полно, больше половины – надо полагать, публика повыходила, пока Аля дрыхла, не замечая предыдущих остановок.

Села она тем не менее в свое кресло, как будто такое предписано билетом, мельком подумала, что, если опять нападет кондукторша, придется платить штраф: билеты-то остались у Алисы, да и все равно они только до Аждахаева. Да я сколько угодно заплачу и куртку отдам, лишь бы дурь эта кончилась, подумала Аля и уставилась в окно, за которым так и мелькали заснеженные сосны и ели.

Докуда ехать, она не знала. До конечной, наверное, названия которой Аля тоже не знала. Куда доеду, туда доеду, решила она, а там состав наверняка отправят обратно в Казань – пусть не сразу, пусть после отстоя в каком-нибудь неромантическом депо, пропахшем тавотом и наполненном гудками, шипением и звонким стуком обходчиков, которые, наверное, будут бродить вдоль электрички, колотя молоточками по колесам, как в кино.

Аля улыбнулась и проводила взглядом огромную сосну с искривленной кроной причудливой формы, похожей на… Видимо, на звездолет или пикирующий истребитель – рассмотреть Аля не успела. Она наклонилась было ближе к окну, хотя толку в этом не было, сосна давно покинула поле зрения, и тут же выпрямилась. Мимо окна проскочила заснеженная крона, похожая на пикирующий истребитель, совершенно верно. Аля сглотнула. Хвойный истребитель в пике пролетел мимо еще раз.

Точно такой же.

Тот же.

Аля вскочила, озираясь, и побежала к тамбуру, зачем-то вглядываясь в каждый ряд кресел, как будто там можно было спрятаться. У двери она постояла, часто дыша и молясь про себя: «Пусть они появятся. Пусть они появятся. Пусть…»

И рывком, чтобы не передумать, повернулась.

Вагон был пуст. Абсолютно. Пустыми были кресла, пустыми были багажные полки и пустым, конечно, был проход к следующему тамбуру и следующему вагону. Следующий вагон был, наверное, тоже пустым. Как и остальные.

Надо проверить, подумала Аля, опускаясь в ближайшее кресло. Ноги не держали. Сейчас пойду и проверю, твердо решила она, вцепившись в сиденье и пытаясь представить, что делать, если пусты не только вагоны, но и кабина машиниста. Я же ее даже в кино не видела и знать не знаю, куда там жать и что дергать.

Она подышала, готовясь, и глянула в окно. В стекле бледно и размыто отражалось испуганное лицо, не очень похожее на Алино – видимо, из-за неровного света. За стеклом вместо залитого солнцем леса была теперь непонятная серость, на которой, как вышка сквозь метель, на очень короткое мгновение появлялась, чтобы тут же исчезнуть, какая-то пугающе четкая деталька сложной формы.

Аля потянулась к окну, чтобы разглядеть эту детальку, и ткнулась во что-то лбом. В тканую обивку спинки переднего кресла.

– Аль, подъем, подъезжаем, – сказала Алиса.

5. Простое и такое знакомое имя

Силы кончились внезапно и сразу.

При вязании важно не отвлекаться и не вдумываться, а просто позволять пальцам накидывать петли так, как надо. Как им надо, как спицам надо, как свитеру надо, но не тебе – ты только помешаешь. Поэтому Аля так и не научилась вязать. Она же не приложение к пальцам и не тупой станок на одну операцию, она вообще-то духовно богатая и постоянно развивающаяся личность, ей одно и то же движение пять тысяч раз подряд повторять неинтересно.

Мама и дауани смеялись, пытались показать и объяснить, потом махнули рукой.

А теперь и Аля махнула рукой. На себя.

Она не помнила, сколько петель успела накинуть. Пять, семь, может, больше. Она не помнила толком, на что убила эти петли: сразу бежала по дороге через карьер или, наоборот, углублялась в лес, продираясь сквозь сугробы, чащу, а потом сквозь серый кисель, в котором терялись пространства и направления, который быстро наливал тело свинцовой усталостью и который заставлял замирать, покачиваясь, пока не стукнешься лбом о спинку стоящего впереди кресла.

Еще она вроде бы обыскивала домик от крыльца до чердака – подвала все-таки не было, Марк мелкий свистун, – причем не только свой, но и соседские. Гопота растерянно гоготала, но не мешала, а древняя пара на соседней улочке участливо спрашивала, не вызвать ли девочке скорую. Девочка устало согласилась, приняла поданную термокружку с особым каким-то успокаивающим чаем, села ждать – и стукнулась лбом о спинку кресла.

Еще Аля пробовала смириться и получать удовольствие от дури, в которой застряла. Снег свежий, компания хорошая, шашлык вкусный: ешь-гуляй сколько влезет. А что не влезет, на следующем круге доберешь. Аля честно смаковала, грызла, жевала, пока челюсти не заболели, под весело-изумленные взгляды Алисы и всех остальных. Потом пресыщенно подумала, что можно удариться и в остальные удовольствия: похмелья-то не будет и репутация не пострадает, поскольку через несколько часов все обнулится. А за несколько часов можно многое успеть. В хорошей-то компании.

Это допущение буквально вывернуло Алю: она еле успела добежать до туалета. В туалете она мечтала о том, чтобы очнуться, тюкнувшись лбом о спинку переднего кресла, страстно мечтала, но нетушки: пришлось претерпеть все-все муки, слезы и горечь, связанные с выворачиванием наизнанку, так что сил едва хватило доплестись до кровати в спаленке, рухнуть – и вот тут только и очнуться в электричке. И мучиться полчаса от фантомного жжения в пищеводе и от помойки во рту. Больше она к шашлыку не притрагивалась. Ни разу.

Еще Аля скандалила с администратором, прятала ноутбуки, пока все катались с горки, и, наоборот, добивалась, чтобы никто кататься не шел, а все немедленно ударились в шашлыки и танцы или, если уж так неймется поиграть, не тратили времени на непонятно какой релиз непонятно чего, а сели бы кружком да ладком и подключились бы к PUBG, Call of Duty или старой доброй «Доте». Настойчивость срабатывала через раз, скандалы не дали ничего. Хотя остальным, не только Алисе, было за Алю жгуче стыдно, а Тинатин почти в каждом случае высказывалась по этому поводу развернуто и повторяясь только на ударных моментах. Никто ни разу не сказал: «Зря мы тебя позвали». Но думали об этом все. Выразительно и четко. А потом неизменно растекались прочь, Аля оставалась одна и, как ни пыталась держаться прямо, моргать пореже и не присаживаться, рано или поздно тюкалась лбом в спинку переднего сиденья.

Чего она не делала, так это не запускала игру. Хватит с нее.

Зря они ее позвали. Очень зря. Гады.

Хотя они-то в чем виноваты, подумала Аля уныло.

А я в чем виновата?

Она сухо всхлипнула и вскинула голову, проверяя, не услышал ли кто. Почему-то Аля готова была выглядеть скандалисткой, капризкой или тупой стервой, но плаксой – ни в коем случае.

Никто не услышал и не увидел. Народ старательно колбасился – как всегда между горкой и шашлыком, если Аля не пыталась все сорвать. На сей раз она не пыталась. Народ плясал, голосил, включал три трека одновременно, устраивая баттл, подпевал, и то и дело убегал проконтролировать дела мангальные, чтобы тут же вернуться с призывом не хомячить колбасу, потому что шашлык будет уже вот-вот.

Аля сидела в углу гостиной на короткой скамье, почти скрытой дверью к лестнице, месте самом малозаметном и труднодоступном для внезапного выпадения осадков в виде Марка, который все равно обрушивался с настырными предложениями потанцевать, поесть, попить или срочно обсудить гложущую ее грусть-печаль. Аля не отвечала, просто чуть мотала головой. Надоел Марк ей до мигрени, а с учетом предыдущих разов невыносимо. Аля боялась, что если попробует ответить, то на третьем слове безнадежная ее тоска хлынет истерикой, в процессе которой она будет трясти Марка за плечи, обзывать его и всех вокруг нехорошими словами и, не исключено, биться головой о стену, пуская пену изо рта. В общем, покажет себя плаксой.

Ни. В. Коем. Случае.

Поэтому она отмахивалась молча, стаканы с вином и соком принимала и тут же ставила на пол, бутерброды пристраивала сверху, так что получалась кладбищенская какая-то картинка, какой Аля в жизни и не видела – на татарских кладбищах так не принято.

С другой стороны, какая же это жизнь?

На похороны бабая Алю с Амиром не взяли. Они обрадовались этому и обиделись одновременно. Обрадовались, потому что боялись кладбищ, оркестров, гробов и крестов – а потом папа объяснил, что на татарских похоронах оркестров, гробов и крестов не бывает, так что обида стала еще сильнее, чем та, что была связана с родительской снисходительностью: с бабаем Аля и Амир виделись нечасто, но все равно любили, и он их любил и привозил всякие ништяки, и все равно он родной ведь был, бабай. Папа, наверное, это понял и свозил их на кладбище, когда они в последний раз вместе ездили в Кукмор. Крестов на кладбище не было, только полумесяцы, выбитые на стоящих плитах повыше имен.