Бальзам из сожалений бесплатное чтение

Детектив-событие

© Михайлова Е., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Все персонажи и события новелл вымышленные. Любые совпадения с реальными людьми и фактами случайны.

Неумолимая жестокость любви

Алена считала себя в меру коммуникабельным человеком. Она охотно общалась с самыми разными людьми, хотя ее могли изумлять чьи-то размышления, ставить в тупик отсутствие связи хода мысли с выводами и непоколебимая уверенность в собственной правоте, которую легко опрокинуть с помощью общеизвестной информации. Но Алена никогда так не поступает: не продавливает свое мнение, не опровергает и, само собой, никого не обижает. Она прекрасно понимает, что люди чаще всего ищут не критика и даже не собеседника, а благодарного слушателя. Им нужен человек, согласный без сопротивления принять плотный ком их соображений, догадок и убеждений, что крепко застрял в мозгу, стал непосильной тяжестью, которую требуется на кого-то сбросить. Только так Алена понимает свою миссию собеседника. И когда кто-то хвалит ее за то, что «умеет слушать», она отвечает себе на свой же вопрос: почему? Почему умеет? Потому что Алену не раздражают люди с другой точкой зрения, даже если та никогда не приблизится к ее собственному мнению. Она просто принимает плоды чьего-то умственного напряжения или всхлипы зашкаливающих эмоций и делает выводы. К примеру: с этим на такую тему – больше никогда. Эту лучше мягко обходить, сославшись на занятость. Да, Алена оставляет за собой право щадить и себя. А вот тут имеет смысл задержаться на столько времени, сколько понадобится. Потому что этого человека терзает настоящая боль, нерешаемая проблема. Ему нужно дать выговориться. Другого способа помочь чаще всего и не существует.

В последние годы Алена иногда задумывается о том, почему знакомые люди, постоянные собеседники, по-прежнему говорят с ней только о себе и никогда не спрашивают у нее: а у тебя как? Тебе плохо? Нужна помощь?

Алена овдовела три года назад. Разумеется, все, кто ее знал, после похорон выразили свои соболезнования. И все. Тема была закрыта. Некоторые даже явно решили, что у нее теперь больше времени и желания вникать в чужие горести.

Алена, конечно, допускает вариант коллективной деликатности по отношению к ней и ее горю. Кому-то оно может казаться слишком сложным в качестве темы для обсуждения. И на самом деле у ее потери даже не пятьдесят, а сто пятьдесят оттенков черного. И оттенок номер один – это инстинктивный и страстный протест Алены против самой невинной попытки вторжения в ее закрытые границы. Видимо, это многим показалось очевидным. Тогда все в порядке. Алена по-прежнему коммуникабельна со всеми, кому нужна, а ей самой не требуется строго и бдительно бросаться на защиту неприкосновенности своей потери, боли и тайны.

Наверное, сейчас сутью тайны стала их с Владимиром любовь. Они прожили вместе всего пять лет. Это было непростое, неспокойное, иногда откровенно тяжелое время. Но они оба никогда не давали поводов для всеобщего обсуждения, ни с кем не говорили о своих проблемах. Только он знал, что Алена – его жизнь и судьба. Но это, к сожалению, не стало для него ни непрерывной эйфорией, ни даже поводом для умиротворения. Только она была уверена в его преданности, как и в том, что никогда раньше не встречала настолько умного и доброго человека. Такого привлекательного, притягательного для себя мужчину. Но и для нее их встреча и взаимная любовь не оказались полем, на котором растут лишь цветы радости. Все-таки чаще ее кожу до крови ранили острые шипы ядовитых растений. И Алена запирала свою душу на замок даже от Владимира. Ей казалось, что кровь тех отравленных ран может смешаться с ее слезами и выдать ее тайны. Это и сейчас самые болезненные откровения. Володя никогда не уйдет от нее совсем, не остынет пламя ее сожалений. Они иногда так похожи на обвинение и приговор самой себе.

Сегодня воскресенье и тот редкий случай, когда Алене, как большинству нормальных людей, не нужно ехать на работу. Она – помощник режиссера на студии документальных фильмов. Раньше режиссером был Владимир Зимин, который сначала влюбился в Алену, а потом переманил ее к себе от своего коллеги. Они поженились, когда получилось вырвать из плотного графика съемок один свободный день.

Сейчас на месте Владимира – Катя Слуцкая. Она непростой человек и уникальная женщина. У Кати породистое лицо восточной княгини, большой талант и неровный, изменчивый характер. От властной уверенности в безупречности своих идей она может вдруг, почти мгновенно перейти в глухую стадию сомнений, стремящихся к панике. Алена объясняет это себе огромным диапазоном Катиных эмоций. Друг друга они понимают, но любой отдых от такого сотрудничества и бурления творческих страстей – конечно, благо.

Алена выглянула в окно. На газоне, посреди завалов, возведенных снегоуборочной машиной, по своему обыкновению ковырялась с лопатой соседка Галя. Какие-то годы назад ее покойный муж работал в доме дворником. Но Галя и тогда даже не помогала ему, она просто делала всю его работу. Он беспросветно пил.

Алена влезла в джинсы, свитер, куртку и быстро спустилась вниз. Вот кого она всегда рада видеть. И это то самое исключение из ее правил, когда она готова не только выслушать другого человека, но и немного выговориться. Не так, чтобы вывалить на Галю все, что превратилось в тяжкий груз незавершенных мыслей, не до конца понятых чувств и боли сожалений. Нет, просто поговорить обо всем понемногу и при этом не бояться сказать слишком многое. Только Галя поймет и услышит недосказанное «слишком многое». Без слов поддержит и пожалеет. У нее нет образования, кроме школьного, наверное. Она не знает ничего из того, что происходит рядом и в мире. Галя живет лишь трудами во имя семьи, обожает внучку и постоянно помирает от страха за нее. У Гали очень красивое лицо с невероятными синими глазами, и ни возраст, ни труды, ни постоянные переживания не могут погасить эту красоту. А ее ум – это любовь, считает Алена. Желание помогать, спасать тех, кого любит, дарить нежность и ласку. Алена – любимица Гали.

– Здравствуй-здравствуй, деточка, – ответила Галя на приветствие Алены. – Какая ты сегодня свеженькая. Сразу видно, что тебе дали выспаться.

Голос у Гали грудной, богатый, дикция прекрасная. И Алена, как всегда при взгляде на нее и после ее первой фразы, думает о том, до чего все напутали природа и судьба. С такими данными Галя могла бы стать великой актрисой, прославиться, как Софи Лорен, которая тоже родилась и выросла в бедности. Но удача Гали началась и закончилась замужеством. Красивый, безответственный и жестокий парень привез ее из деревни в Москву – и это оказалось его единственным свершением в жизни. После рождения сына муж Федя только пил, третировал близких, а на работе лишь числился. Галя стала кормилицей семьи и покорной жертвой мужа. Сын Егор красотой пошел в мать и отца, характером и привычками только в папу. Правда, он постоянно работал: увольняли в одном месте, тут же устраивался в другое. В его случае красота лица, фигуры, бархатный баритон и способность прекрасно выражать свои мысли, часто довольно интересные, действовали на людей безотказно. Егор после школы получил права, работал водителем, что само по себе почти невероятно: он, как отец, был сильно пьющим, и на очередную работу его принимали после ЧП на предыдущей. Работал Егор без перерыва, потому что мать, а затем и жена не могли обеспечить его тем, что ему казалось необходимым для существования, а это красивая одежда, хорошая машина и электроника последних версий. И, конечно, лучшее спиртное. В этом смысле Егор не опустился на дно деградации, как отец, который пил любой суррогат, от чего, наверное, и помер. Егор умел получать осознанное удовольствие от того, что пьет и чем закусывает. Тем, кто не видел своими глазами, изнутри, жизнь семьи, Егор казался мужественным и цивилизованным человеком. Женщины падали штабелями на его пути. Алена же вскоре после знакомства узнала, что его деградация была более коварной, чем у отца, даже по отношению к себе самому. Она умело пряталась, как голодный хищник, в мирном и тихом укрытии живописной природы – и однажды совершила внезапный прыжок с неотвратимо тяжкими последствиями. Егор во время жутких приступов ярости стремился к уничтожению всего: покоя и мира семьи, привязанностей, собственного разума и красоты. Это выглядело, как жестокий приказ извне, из какой-то пещеры, которая уцелела сквозь века.

Так получилось, что Алена и Владимир, переехав в этот дом пять лет назад, когда поженились, оказались сразу включенными в сложный, временами страшный мир семьи синеглазой дворничихи Гали.

Сейчас Галя живет с невесткой и внучкой. Сын Егор переехал на соседнюю улицу в съемную квартиру. Разумеется, он там не один. Несколько недель назад их дом в потрясении наблюдал стремительную и невероятную историю любви. До этой истории соседи знали Егора как жестокого и неуправляемого мужа, который регулярно избивал до полусмерти свою жену Лиду, обычную, не слишком красивую, но неглупую и работящую женщину. Он привез ее из Сибири, где был на заработках. Галя отбивала невестку, прикрывая ее собой, бросалась под кулаки сына. Но Егор умудрялся в своем озверении даже пальцем не коснуться матери. Он ее боготворил, как и дочку. А преданную, безумно влюбленную в мужа Лиду выбрал главным и единственным объектом своей неукротимой агрессии, для которой не нужен был повод. Владимир и Алена бросались на зов Гали, все вместе оттаскивали то, что оставалось от Лиды, подальше от смертоносных кулаков Егора, вызывали «Скорую», Лиду увозили в больницу.

Полицию Галя до поры запрещала вызывать, и все ей подчинялись. Понятно же было: как только все зафиксируют, Егора закроют надолго и поставят на его жизни крест. Но однажды терпение матери лопнуло, и она сама позвонила в полицию. Не дала это сделать Владимиру:

– Не лезь, Володя. Гоша тебе не простит. Вернется – может отомстить. Он же себе не хозяин. А от меня стерпит.

Егор отделался легко. Пятнадцать суток в СИЗО и штраф. Его харизма сработала даже там. Вернулся домой мрачным, угрюмо вошел в квартиру. Обжег Галину синим пламенем глаз и сказал:

– Ты мне больше не мать.

Затем крепко прижал к себе дочку Машу и шепнул ей на ушко:

– Ты уж прости меня. Такой я больной придурок. А поехали покупать собаку? Ты же хотела.

Собаку – смешную длинношерстную таксу – Егор полюбил так же сильно, как и Маша. Именно он занимался кормлением и прогулками. Следил за ее здоровьем, возил в ветклинику на осмотры и прививки. Маша только играла с новой подружкой и веселилась.

С Галей Егор долгое время вообще не разговаривал. Но, когда у нее вдруг прихватило сердце, он так кричал: «Мама, мама, ты что!!! Не вздумай!», что к ним прибежал чуть ли не весь дом.

Да, женщины района укладывались штабелями на пути Егора, женился он на нелюбимой, вероятно, потому, что Лида забеременела. А внезапная и неукротимая любовь настигла Егора, когда ему было уже под сорок, а к ним в дом приехали новые соседи. Муж Вася, жена Света и их пока еще не родившийся ребенок. Света была на четвертом месяце. Внешне казалась совсем девочкой: нежной, хрупкой, со светлыми легкими волосами и большими доверчивыми серыми глазами.

Все произошло так стремительно, что никто ничего не успел заметить. Просто однажды утром Галя вышла во двор и не стала хватать, как обычно, ни метлу, ни лопату. Она стояла неподвижно, опустив свои натруженные руки, и, казалось, ничего и никого вокруг не видела. Именно поэтому никто и не прошел мимо. Ее окружили соседи, стали задавать вопросы. И Галя сначала засмеялась, потом вдруг заплакала. Опять засмеялась, а слезы полились из синих глаз прямо в красивый, улыбчивый рот.

– Вы не поверите, что мой дурень сотворил, – сказала она. – Он вчера вечером явился к новым соседям, которые ребенка ждут… Сгреб Свету в охапку и понес ее в свою машину вместе с тем, кого ждут. Только мне сказал на ходу, что они едут в квартиру на Волгина, которую он для них снял. «Потом, – говорит, – со всем разберемся».

Публика была в изумлении и шоке. Люди даже забыли, что спешили на работу. Наперегонки задавали вопросы. «Это было похищение?» «Его уже ищут?» «Что сделал муж?» «Как она сама реагировала? Кричала, звала на помощь?»

А Галя все плакала и смеялась.

– Светка его обнимала и целовала. Вася сначала не хотел ее пускать, но как он справится с Гошей? Потом Вася плакал, я ему водки принесла. Он спрашивал у меня: отдадут ли они ему его ребенка? Я ответила, что сомневаюсь. Мой сын жадный до всего, что полюбил. А Свету он полюбил целиком и полностью, вместе с твоим ребенком. Сожалею, говорю, очень сильно. Но Света пошла с ним радостно. Что тут поделаешь. Давай подождем, посмотрим.

– А как Лида? – спросила соседка.

– Лида кричала, все швыряла, угрожала куда-то заявить и материлась при ребенке.

– А как реагировала Маша? – спросила Алена.

– Только Машука и повела себя, как нормальный человек, – ответила почти довольно Галя. – Она сразу набрала Егора и спросила у него, когда они с собакой Боней могут прийти к ним в гости. Егор ответил, что сегодня за ними приедет, повезет туда и даст Маше ключ. Это же близко: она сможет туда часто ходить. Потом, говорит, что-то придумаю с квартирой, может, куплю эту, она недорогая. Смех и грех, что за история вышла, – заключила Галя.

И надо сказать, что эти невероятные перемены не так уж плохо повлияли на жизнь семьи, членов которой стало больше на Светлану и нерожденного ребенка. У всех появилось много новых проблем, но их решения все же были во имя любви и жизни. Только любовь и смогла укротить сильного и грозного хищника, который таился в чаще разума Егора. И только потому, что любовь – не укротитель с хлыстом, который сильный нрав лишь ожесточает. Она яркий свет, способный остановить разум, если он есть, подвести разъяренного зверя к чистому озеру и показать ему отражение его же преданности и доброты.

Как странно видеть спокойное лицо Галины, ее нежную улыбку и вспоминать багрово-черные часы и дни ее несчастий. И не вспоминать невозможно. Алена и Владимир обо всем узнавали первыми, мчались на помощь… А потом долго были не в состоянии вытащить самих себя из провала ужаса, паники, гнева и острой жалости.

Как только они с Владимиром поселились здесь, Алена, по своему обыкновению, сразу начала общаться почти со всеми новыми соседями, жильцами этого большого старого дома. Владимир не был настолько всеядным в общении. Его вообще по жизни не интересовало большинство. Он сам выделял своих избранных, для которых не жалел ни времени, ни эмоций. Этими избранными никогда не были звезды профессии, активно-агрессивные тусовщики или влюбленные в себя самоназначенные философы с их застывшими выводами или паническими предсказаниями в степени паранойи. Владимиру были интересны необычные люди, выделяющиеся из ряда, и те, которые многим казались «странными». В этом доме Владимир для дружеского общения выделил двоих. Первой стала Галя, нищая труженица, лишенная человеческой поддержки, убивающая свои силы, красоту и здоровье во имя спасения других. А они, эти другие, и не всегда хотели этого спасения и вряд ли его заслуживали. Владимир не просто сочувствовал Гале, но всегда приходил на помощь, он вообще ее не столько жалел, сколько уважал за стойкость и преданность… Преданность чему? Наверное, тому, что она сама решила считать главным в жизни. Все вместе казалось Владимиру ее уникальной силой.

Вторым другом Владимира в доме стал старый ученый Лев Сергеев. Его труды, открытия, его светлое имя вписаны в историю науки, это множество страниц в интернете. А Владимир познакомился с Сергеевым, когда он стал просто Левой, седым, больным и растерянным чудиком. Люди смотрели на него в лучшем случае иронически. Люди, которые не поняли бы ни строчки, ни знака, ни вывода в его великих работах. Они и не знали о них.

Лева, лишенный яркого света под сводами науки, ее строгих, безусловных законов, которые защищали большой смысл его существования и давали ему право проверять, уточнять, дополнять эти законы и даже управлять ими, – в обычной серой и будничной жизни совершенно потерялся. Он превратился в старого беспомощного ребенка, забытого всеми в лесу домов и улиц, по которым ходят чужие и опасные люди. Он не понимал, почему у них с женой Ларисой совсем исчезли деньги, почему он постоянно хочет есть и совсем разучился спать. Лева, высокий, с опущенными плечами и удивленными светлыми глазами под серебряной шапкой волос, бродил, как призрак прошлого, который по ошибке попал не в то настоящее. Когда Алена с Володей в первый раз поздоровались, заговорили с ним о науке, его известных открытиях, Лева заплакал. С того дня сердце Владимира принадлежало и ему. В любую свободную минуту дома он вдруг вспоминал, что ему нужно сбегать за сигаретами. И действительно шел в магазин. А потом шел искать Леву, набив карманы пирожками с капустой, которые тот любил, конфетами, пирожными, фруктами. Это удивительно, сколько общих тем у них оказалось. Сколько интересного, неожиданного и необычного, оказывается, умел рассказать Лева, заклейменный страшным диагнозом другого ученого – Алоиса Альцгеймера. Владимир потом все это пересказывал Алене, удивлялся и восхищался. А она… Она сразу подумала, что сердце Володи ищет и, возможно, в какой-то степени нашло компенсацию. Дело в том, что бывшая жена запретила Владимиру видеться с горячо любимой дочерью. И ему теперь кажется, что судьба послала ему такого уникального, никем не понятого ребенка для любви, защиты и заботы. Такого великого и беспомощного ребенка. Володя осветил своей привязанностью последние месяцы Левы. Горько плакал, узнав, что он умер. Из друзей в доме у него осталась лишь Галя, которую он жалел все острее.

Спасать Галю или ее близких приходилось чаще всего по ночам. Ей стоило позвонить и просто что-то простонать в трубку, а они тут же вставали и шли на ее первый этаж.

…Галя вдруг поскользнулась на уцелевшей льдине, которую сама же очистила от снега, и упала. Рассмеялась: «Ну, ты видела еще такую корову?»

Алена протянула ей руки, чтобы помочь подняться. Увидела, что под курткой Гали – ее круглогодичный ситцевый халат, а ноги в резиновых сапогах голые. Галя не боялась ни морозов, ни жары. Все, что дает природа, принимала с благодарностью. Эта гармония – такой контраст с постоянно тлеющими опасностями ее закрытой и жутковатой жизни. В этой жизни она единственный борец с любыми демонами. Главный защитник всех.

Алена увидела на полной красивой ноге Гали большой, глубокий шрам – пожизненную метку и память о муже Федоре. Алена не просто помнила каждую секунду того события. Ее до сих пор мучило в кошмарных снах то, что пришлось увидеть и пережить.

Они с Владимиром вернулись домой после работы. Алена сразу открыла все окна. Жаркий солнечный день опускался в розоватые сумерки с запахом жасмина. У них очень тихий, зеленый и мирный район. Рядом лес, озеро, люди допоздна там отдыхают. Тишина, покой, почти идиллия после напряженной, нервной работы. Володя сидел с бутылкой пива на балконе, Алена просто выдыхала дневную усталость у окна в спальне. И вдруг тишину разбил пронзительный крик. Они сразу узнали голос Гали и бросились по лестнице вниз. Дверь квартиры – дворницкой была открыта.

Они вбежали в столовую… Картина, как из фильма ужасов. На полу лежит Федор, муж Гали, лицом вниз. На его затылке кровавая рана, но он явно жив. Стонет, скулит и хрипло матерится. В комнате сильный запах алкоголя: вокруг Федора лужа крови и осколки того, что явно было бутылкой водки. Галя стоит на коленях у стены и прижимает к себе плачущего ребенка. Это ее внучка Маша, которой тогда было пять лет. У девочки разбиты губы и огромная шишка на лбу. А нога самой Гали залита кровью. В ней мокнет такой же халат, какой и сейчас на ней.

Алена бросилась к женщине с ребенком, помогла им встать. Машу положили на диван. Алена принесла из ванной мокрые полотенца, нашла на кухне какие-то лекарства и бинты. Владимир склонился над Федором. Перевернул на спину. Затем что-то поднял с пола и показал Алене. То была массивная скалка, вся в крови. Происхождение крови было очевидным. Неподалеку лежал нож с окровавленным лезвием. Он объяснил рану на ноге Гали.

– Галина, – подошел Владимир к дивану. – Прежде чем нам вызывать «Скорую» или полицию, надо бы точно узнать, что произошло. И как-то исключить неприятные для вас последствия.

Галя стала рассказывать, ее муж затих. Она вечером вышла на этот самый газон, чтобы подергать сорняки и полить свои цветы. Машенька вернулась с озера, куда ходила с подругой и ее родителями, и увидела в комнате новый мяч, который Галя ей купила в тот день. Муж Федя достал из холодильника очередную бутылку водки. Все, как всегда. Только Маша после веселого дня с таким восторгом стала играть, бегать с мячом, что ворчание деда ее никак не останавливало. Галя услышала их голоса, когда предотвратить что-то было уже невозможно. Она увидела в окно разбитую мячом бутылку водки на полу. А ее муж держал за плечи внучку, по лицу которой уже текла кровь из разбитых губ, и ударил ее о стену – сначала затылком, а потом, схватив за волосы, лбом. В глазах Гали стало темным-темно. Она помнила только, как влетела в кухню и схватила скалку. Да, она была готова его убить. Муж часто поднимал руку на нее, она, как могла, отбивалась. Но не делала из этого большую драму. Ничего необычного: ее родители тоже так общались. Но до того дня Федя никогда не трогал ребенка. И это было единственным и главным смягчающим обстоятельством в деле его никчемной жизни. А тут такое! Он мог убить маленькую, золотую Галинину внучку. Она вложила в удар все свои силы и всю ненависть…

Убить, к счастью, не получилось. Федор после удара даже умудрился извернуться, схватить нож со стола и вонзить его в ногу жены.

Алена с Владимиром тогда решили вообще обойтись без «Скорой» и полиции. Объяснили соседям, что ситуация настолько плохая для всех, что могут посадить обоих – и Галю, и Федора. А их внучку – изъять из семьи, в которой ее безопасность не гарантирована.

– И беда в том, что забирают в места, где опасность часто наиболее сконцентрирована. И нет помощи для сироты поневоле, – сказал Владимир. – Мы с Аленой такое видим, снимая фильмы о детдоме.

– Господи, – произнесла Галя, – даже не говори таких страшных слов: детдом, сиротство. Для нас с Машенькой разлука страшнее смерти. Никому ее не отдам.

В общем, суть дошла не только до Гали и Феди, Маша тоже поняла, что не стоит никому об этом рассказывать. Даже папе. Егор мог так разобраться с отцом, что перспективу последствий страшно вообразить. Родители Маши узнали щадящую версию случившегося: Маша упала на камень у озера, Галя поранила ногу, когда полола бурьян, а Федор подрался с собутыльником у магазина. Родителей объяснение устроило.

Алена ходила каждый день менять повязки пострадавшим, давать антибиотики и успокоительные. Сжимая зубы от отвращения, лечила и Федора. Она не могла на него смотреть. Возможно, и его самого мучили то ли вина, то ли унижение, то ли страх посадки, но через пару месяцев он напился до такой степени, что его уже не смогли откачать.

…Галя, смеясь, наконец сумела твердо встать на ноги.

– Спасибо, дочка, что спасла, как всегда, – сказала она. – А я сегодня одна. Лида с Машуткой поехали к друзьям на дачу с ночевкой. Я поставила тесто на пирог с капустой. Готовить себе первое-второе неохота. Тесто дрожжевое, капуста квашеная. Как ты любишь. Может, зайдешь вечером? Сегодня день рождения моего Федора, покойника. На кладбище не поеду. А с тобой бы помянула. Уже дозрели наливки – вишневая, черничная, из черной смородины. Как-никак жизнь прожили. Сына подняли, дождались такой радости, как внучка-красавица. Ты согласишься?

Что-то странное было в напряженном взгляде Гали. Похожее на мольбу, что ли.

– Конечно, – легко произнесла Алена. – Тогда и я себе готовить ничего не буду, чтобы больше места осталось для пирога. От одних слов слюнки потекли.

Интересно, сумела бы Алена принять это приглашение, если бы знала, что ее ждет.

А начинался их спокойный, теплый и тихий вечер так приятно, мило, душевно. В чистенькой кухне Галя задвинула занавески в меленький цветочек, включила две настольные ретро-лампы «Тиффани»: медные основания и абажур из цветного стекла. Это подарок Егора на тридцать пятую годовщину свадьбы родителей. Галя очень дорожила им, каждый день протирала множество таинственно мерцающих разноцветных стекол в общей тональности «колибри». Это, в общем, были единственные яркие и стильные предметы в их скудно-скромной квартире. Не сильно вписывались, но в том и суть. У Егора есть вкус и любовь к экстравагантным поступкам. И он, вероятно, так воспринимал и себя самого: яркое украшение посреди унылой нищеты и тяжких преодолений. Он с детства и мать считал прекрасной заколдованной королевой в плену подвала судьбы. Ей и сделал красивый подарок, может, как надежду на яркий просвет их жизней.

Пирог показался Алене вершиной гастрономического совершенства. Наливки были очень вкусными, как, впрочем, все у Галины. И наступил момент… Никогда, ни на одну минуту, ни наяву, ни во сне Алена не забудет тот миг, когда Галя заговорила. Своим прекрасным голосом, спокойно, выразительно, без надрыва, придыханий и слез она сделала признание, которое перевернуло жизнь Алены, как и все ее представления о нежности, любви и жестоких преступлениях. Галя стремилась спасти каждую травинку, не просто вырастить цветок, а отдать ему частичку сердца. Галя собственную жизнь преподнесла сыну и внучке на блюде: берите, дети, рвите ее на части, прикладывайте к больным местам, топчите ее, как теплые коврики, – только сами живите лучше, богаче и счастливее, чем я… Эта Галя почти буднично сделала страшное признание. И, наверное, это эгоизм, но все, о чем могла думать Алена тогда: «И как мне с этим знанием жить…»

Галя держала в руке стакан с бордовой наливкой, любовалась ее цветом под лучами разных стеклышек лампы и на протяжении всего ужина говорила только свой единственный тост – в память о муже. Она вспоминала его красоту и молодую силу. Как ему хватило часа, чтобы смертельно в нее влюбиться, попросить стать его женой, схватить и потащить в Москву. И он на самом деле за всю свою жизнь ни разу не взглянул на другую женщину. У него было все, чего он хотел. Как Федя обращался с тем, что хотел и имел, – дело другое. «Выше головы никто не прыгнет», – сказала Галя и так же спокойно говорила о скандалах и побоях мужа. «Наверное, за любовь мужчины как-то расплачиваются все женщины, – произнесла она. – Ты тоже, думаю, это знаешь по себе».

– Я не любила Федю, но жалела за его непутевую жизнь и была сильно благодарна, – продолжила Галя. – За то, что спас, вывез из нашей глухомани. За сына-красавца. И больше всего за внучку Машеньку. Знаю, что она любит меня больше, чем мать и отца. Мы с ней похожи. Обе понимаем любовь ко всему живому. А то, что я хочу тебе сказать, – больше никому доверить невозможно. К попам на исповеди я не хожу, родню беспокоить, отравлять им сознание не имею права. Вообще ни к кому нет такого доверия, как к тебе. Ты уж меня прости за такую наглость. Я очень сожалею, что могу сейчас сделать тебе больно. Но иначе жить больше не получается с тем, что приходится таскать в себе, и никуда от этого не денешься.

– Господи, Галя, говори же скорее, я уже помираю от страха. А окажется, наверное, что ты соседке не вернула вовремя пятьдесят рублей. Какие у тебя еще могут быть грехи и тайны.

– Да, деточка, жизнь моя простая, рабочая, копошусь, как пчела…Только мед у меня не получается, – улыбнулась Галя. – Ты, наверное, помнишь, какой я подвиг недавно довела до результата. Крысы у нас в подвале завелись. Никому было ни до чего. Я этих работников, которые обрабатывают от них, за свой счет приглашала. Крысы на день попрячутся, а потом опять лезут. Какие-то особые попались. Один сосед сказал: мутанты, наверное.

– Галечка, нельзя ли об этом короче, – взмолилась Алена. – У нас такой стол, пирог не доеден, а меня уже мутит от одного слова «крысы».

– Конечно, дочка. Там все решилось. Мне одну женщину посоветовали, у нее свои рецепты. В общем, померли все гады. Теперь в подвале чисто, я там даже горшки с цветами поставила… Алена, ты помнишь тот день, когда Федя набросился на Машеньку, а я его по голове ударила?

– Что за вопрос. Я об этом и не забывала. Такой шок пережили все. Я думаю, это логично: поминая Федора, вспомнить об этом его диком поступке. Мы же с тобой сидим не для того, чтобы рисовать сладкие картинки и покрывать их лаком. Мы себе и друг другу должны говорить правду. Только такой разговор и облегчает тяжесть души.

– Как правильно и красиво ты сказала. Как быстро, смело и чисто вы с Вовой тогда нас всех спасли. Включая Федора. После того страшного дня я перестала спать. Федор еще больше пил, с Машенькой почти не общался. Мы с ним тоже совсем не говорили. Так, думала, мы и дотерпим свой брак. Семья, что тут поделаешь. Но кое-что еще случилось. Нет, не так дико и ужасно, как тогда. Просто Федя вдруг рявкнул на Машу, велел зачем-то подойти к нему, но взглянул на меня и сдержался, а кулаки сжал. Маша вздрогнула, испуганно посмотрела на него и выбежала. Она тоже ничего не забыла. А у меня эти кулаки просто стояли в глазах – на что ни посмотрю, только их и вижу. А дело не только в них было. И не только в той сцене. Взгляд у Феди стал такой плохой, когда он смотрел на Машу, что у меня ноги подкашивались от ужаса. И личико, ручки-ножки Машеньки рядом с ним видела. Она становится такой хорошенькой, что одну на улицу страшно выпускать: больно много злыдней там всяких. Даже Егор заметил, понял и записал ее на занятия по самообороне в спортшколе. А тут дома такая опасность… Федя же себе совсем не хозяин был: мозг полностью проспиртован, в любой момент вспыхнет.

– Боже, Галя… К чему ты все это…

– Да ты уже поняла, наверное. У тебя же сердечко мудрое. Да, Алена. Федор не сам умер. Помогла я ему. Принесла очередную бутылку водки и долила туда то, что крысы оставили моему мужу в наследство. Целый пузырь остался неиспользованный. Он не сильно и не долго мучился, никто разбираться не стал… И знаешь, я ищу в себе сожаления, но не могу их найти. Вот такая я злодейка, жестокая убийца. А думаю только о том, что Маша может дома чувствовать себя при полной защите и в покое… Что хочешь с этим делай, Алена. Можешь прямо сейчас на меня заявить. Я во всем признаюсь и все приму. Даже доказательство в подвале осталось на дне бутылки. Егор меня не просто простит. Если бы он узнал про тот день, когда дед истязал Машу, он бы сам его убил. Его бы надолго заперли. А я как будто нужное дело сделала. Кому-то небеса велят – подвиг совершить, кого-то посылают на преступление. У кого-то такая тяжкая жизнь, что и преступление может стать подвигом. Я тебе противна?

– Да нет, – проговорила Алена. – Мне просто стало страшно, холодно и темно. Трудно такое принять, но я поняла безысходность твоей любви. К ребенку, к жизни, которая должна была быть мирной и красивой, но не стала. Галя, я пойду к себе. Мне нужно это пережить. Может, даже побыть тобой, пройти сквозь этот адский мрак… И, наверное, пожалеть тебя… Я не отказываюсь от нашей дружбы. Извини, боюсь заплакать. А посидели хорошо. Помянули так, как никому не снилось.

В ту странную ночь Алена, конечно, существовала вне времени и пространства. Она была в розе ветров. В центре зарождения ураганов и столкновений смерчей. Она была сухим лепестком, который не знает, куда его несут могучие и темные силы. Где в этом векторе ветер любви, где – ненависти и возмездия. К кому летит, гонимый порывом, пыльный клубок смертного приговора.

Возможно, так поступают многие женщины. Алена примеряла на себя рубище суровой судьбы Галины, страх, унижение и опасности для Маши… И даже ярость Егора, если бы мать решилась ему рассказать о том чудовищном происшествии. Она никого не обвинила, не оправдала. Алену захватил в плен и закрутил вихрь собственной судьбы. Та непонятая, не до конца принятая суть их с Володей постоянного, драматичного и не законченного диалога. В нем было столько панической любви и отчаянных попыток пробиться сквозь преграды того, что иногда казалось неумолимой жестокостью. Как, у кого узнать – мучила ли и Володю, как Алену, та стена неоткровенности между ними… Алена так ничего и не сумела понять. Владимир так страстно хотел, чтобы они не расставались, так искал ее каждую минуту до того, как они поженились. А тут, в их общем доме, вдруг возникла и крепла отчужденность, в глазах отражалась скрытность, а слова перестали подчиняться чувству. Было что-то очень серьезное и важное за пределами слияния сердец.

Алена могла объяснить это только тоской Владимира по дочери. Его сожалением из-за того, что они больше не вместе постоянно. При его жизни Алене казалось, что она поняла и приняла его позицию. Но спутницами ее разочарования стали обида и даже раздражение. И, наверное, эти ее реакции могли стать отравленным оружием, которое убивало ее мужа. Алена четко обозначила для себя то, что чувствует на самом деле в эти годы после его смерти. Это гораздо больнее и резче, чем сожаление. Вот, прямо сейчас, воспаленный мозг Алены предъявил ей обвинение. Она виновата в смерти мужа. Она не смогла утолить, смягчить его печали, залечить его горечь. Она смогла только все усугубить, довести до крайности. До жестокости. А у него не получилось без такой помощи больше жить. Так кого ей сейчас обвинять или оправдывать в трагедии Гали…

На рассвете она больше не могла оставаться в своей квартире. И куда ей еще идти… Алена спустилась на первый этаж, звонить в дверь не стала, а просто прислонилась к стене. Может, постоит тут и уйдет домой. А Галя почти сразу открыла дверь. Привела в кухню, налила стакан наливки и спокойно, участливо, как всегда, выслушала историю того, как Алена обвинила себя в смерти мужа.

А дальше было вообще что-то невероятное. То был рассвет окончательного и неумолимого торжества правды над тайнами.

– Володя очень сильно любил тебя, Алена, – сказала Галя. – Он, конечно, и дочку любил, но без придуманных тобой страданий. Любил, как многие разведенные отцы, заботился в меру. Даже мой Егор так любит Машу, и никто от этого не страдает. У Володи было и другое горе, о котором он узнал уже после того, как начал строить с тобой вашу счастливую жизнь и любовь. По-другому он себе не представлял вашу семейную жизнь… Как-то, когда ты поехала к родителям в Калининград, он позвонил мне, попросил прийти. Выглядел ужасно: его скрутила сильная боль. Он не мог добраться до своего тайника в квартире, где прятал лекарства. Короче, дочка, дела были такие. После того как вы поженились, обзавелись общим домом, Володя узнал, что у него неизлечимая форма рака желудка. Вот что он от тебя скрывал, от чего мучился – не только и не столько от боли, а от того, что так подвел, обманул тебя, получается. Создать семью предложил тебе здоровый, сильный и влюбленный мужчина, а в общий дом вошел калека, обреченный мучительно умирать. Ты не поверишь, но Володя считал это своим позором, предательством по отношению к тебе. Он хотел видеть тебя только возлюбленной, а не нянькой-сиделкой.

– Я не могу поверить… То есть Владимир умер на последней стадии рака не потому, что болезнь какое-то время проходила бессимптомно, как мне сказали врачи… Он долго страдал, терпел, работал, притворялся здоровым, чтобы не разочаровать меня?!!! Это же невероятно, бесчеловечно со всех сторон. И ты, Галя… Какая же ты подруга, если вместе с ним скрывала это от меня.

– Наверное, плохая подруга, – ответила Галя. – Но тут уж пришлось выбирать – предать тебя или его. Я выбрала Володю. Я хотела помочь ему продлить то, что было ему так важно. Он хотел, чтобы ты в нем видела полноценного мужчину и человека. Он воспринимал болезнь как постыдную слабость. Он считал, что теряет не жизнь, а возможность любить тебя. То есть вместо счастья подарил тебе горе. И не представлял, как долго такие муки могли продлиться. Если бы ты узнала, они бы стали не только его, но и твоими. Я приняла его правду, очень ее поняла. Вот почему Володя так был привязан к Леве, так старался того опекать, так жалел. Он считал, что только они вдвоем по-настоящему чувствуют страдания друг друга. Я старалась, как могла. Привела его к Софье Борисовне из соседнего дома, она очень хороший онколог. Она осматривала, проверяла в своей клинике, выписывала хорошие лекарства. Операция была невозможна. А лекарства на самом деле хорошие, Софья их где-то для него доставала: он мог какое-то время чувствовать себя нормально.

– Господи, – простонала Алена, поднялась из-за стола и добрела до дивана. Упала, скрутилась там в клубок, хотела что-то сказать, но была не в состоянии прервать свой стон.

Галя села рядом, смочила ее губы, лоб холодной водой, положила мокрый компресс на сердце.

– Давай я тебе заварю ромашку, и ты попробуешь уснуть, – просила она.

– Да нет же, – выговорила Алена. – Ты не понимаешь. Дело не в том, чтобы выжить, вынести эту дикую боль. Дело в том, насколько с ней бессмысленно, невозможно жить. Несчастье не в том, что была такая болезнь, что его больше нет, а в том, что имелось столько времени, когда я могла его любить, жалеть, ласкать, как единственного ребенка, и успокаивать тем, что моя любовь пойдет с ним. А я боролась с какими-то невидимыми препятствиями, я думала только о своей обиде, даже заброшенности и забывала внимательно посмотреть на него. Как я могла все пропустить… Как ты могла оставить меня в таком преступном неведении…

– Подожди, детка, – произнесла Галя. – Не кричи, не обвиняй нас обеих, просто послушай. Володя был счастливым с тобой, он верил в твою любовь и боролся сам со своей черной тучей. Ради тебя. Не мог он это делить с тобой. И у него же получалось. Ну, ругались вы немного, но любой скажет, что вы были самой прекрасной и неразлучной парой. Тяжело иногда договаривались, а у кого такое получается легко, даже без такой трагедии. Ты была с ним, когда он уходил?

– Да. Врач мне сказал, что все, но он еще жив, только уже не может говорить. Но ему сделали уколы, поставили капельницы, и ему не больно. Разрешил лечь с ним на кровать, только велел не плакать. Сказал, что он все чувствует. И я не плакала, я обняла его и шептала, как мне жаль, что мы не можем уйти вместе, что я могу жить только для того, чтобы продолжать любить его. Я знаю, что он слышал это.

– Видишь, как хорошо вы простились, девочка. Я много раз порывалась тебе все рассказать, но всякий раз вспоминала, как он меня умолял этого не делать. Он плакал, когда просил. Я не могла его подвести. И остались мы с тобою – две вдовы. Одна со своей любовью, другая – со своими преступлениями. И против Федора, и против тебя. Но я тоже полюбила Володю, как сына, и мне казалось, что он доверил мне охранять вашу любовь. Я так надеялась, что у нас с ним что-то получится… Лекарства были такие хорошие. Но не с нашим счастьем. Не прошу у тебя прощения, хотя сердце рвется.

– О каком прощении речь, Галя, – произнесла Алена. – Я столько узнала за эту ночь. О безумно самоотверженной любви. О жестоких, смертельных ошибках. О страшных приобретениях и кровопролитных победах. О вине без конца и края в бесконечном тумане из слез и сожалений.

…Алена попросила у режиссера Кати Слуцкой неделю отпуска за свой счет, объяснила депрессией. Та сначала отнеслась не слишком серьезно. Процитировала очередной мем интернета: «Алкоголь для слабаков. Сильные наслаждаются депрессией». Потом стала допрашивать с профессиональным интересом охотника за информацией. И Алена рассказала все, подчинившись доминанте большого таланта, который находится в постоянном поиске уникальных людей, событий и чувств. Катя слушала, как богиня. И сказала:

– Невероятно. Обычные люди, в одном месте… Мы могли бы снять шедевр по мотивам этой истории с реальными людьми в главных ролях. С художественными игровыми фрагментами реконструкции подлинных событий. Мы загнали бы все мировые сериалы под плинтус. Подумай об этом.

– Подумала, – мгновенно ответила Алена. – Нет.

Прошло какое-то время, Алена не считала дни. И вдруг среди ночи ей позвонила Галя. Попросила вызвать «Скорую» и позвонить Егору.

– Сердце сильно прихватило, а телефон Егора занят. Сама врачам звонить боюсь. Ты лучше расскажешь и, может, зайдешь, чтобы до их приезда помочь мне привести себя в порядок. Вдруг это в последний раз. Не хочу, чтобы нашли… неживой.

Алена позвонила в «Скорую», нашла Егора, бросилась вниз, дверь оказалась открытой: Галя всегда предвидела все. Примчался Егор, потом «Скорая»… Алена вышла во двор, чтобы не мешать. И слышала, как над домами до облаков раздаются крики, призывы и мольбы красивого мужского баритона… Никто не мог ни оттащить Егора от матери, ни заставить его замолчать.

– Мама! Мама! Ты что делаешь??? Не вздумай, мама!!! Вернись сейчас же! Ты не смеешь меня так бросить. Мама, мама, люблю… Моя мама…

«Скорая» уехала без Гали. А потом не вышел, а выпал из подъезда Егор.

– Откачали, – произнес он сорванным голосом. – Она отказалась ехать в больницу. Ты иди, Алена, спать, я тут останусь, сколько надо.

– Значит, откричал ты маму, – произнесла Алена. – Я так верила в это. Спасибо тебе. Я тут, рядом, если что.

Ничего не осталось

Ирина лежала на кухонном диване и с интересом наблюдала за неизменным ритуалом матери, которая примерно раз в две недели проводила ревизию холодильника, всех кухонных шкафчиков и драматично констатировала:

– У нас ничего не осталось! Господи боже мой, опять ничего нет. И деньги у нас кончаются, я уже не знаю, как их растягивать.

Большие серые, широко расставленные глаза Ирины смотрели на мать иронично и в то же время ласково. Крупный красивый рот прятал улыбку. Ира любила этот искренний драматизм и способность Тамары так вдохновенно впадать в панику по поводу любой ерунды. Ну, закончился в кастрюле ее борщ, сваренный на несколько дней, в большом котелке для жаркого остались два маленьких кусочка, в ящике для фруктов скучает единственное яблоко… А мамино милое, нежное лицо выражает почти горе.

Дальше действие начнет развиваться по линии позитива. Мама обнаружит, что в банке для муки есть содержимое, найдутся в холодильнике спрятавшийся кусок сливочного масла и пара яиц, и что-то еще в шкафчике, о чем она забыла, а это очень важно и полезно для здоровья. К примеру, пакетик с рыжей и непонятного вкуса куркумой, на которую буквально молится интернет, как на панацею от всех болезней и средство для радости. После чего Тамара просмотрит в своих документах в ноутбуке старательно собираемые уникальные рецепты… И начнется следующий акт не такой уж драмы. Мама приступит к созданию шедевра. Это могут быть тоненькие дырчатые блины, в которые завернут найденный кусок подсыхающего сыра, чья судьба – быть выброшенным. Но теперь он протерт, перемешан со сливочным маслом и посыпан вкусной приправой, что превращает блюдо в объедение. А яблоко, запеченное в духовке, оказывается наполненным вкуснейшим джемом. Он тоже случайно оказался не совсем доеденным.

И Тамара смотрит, как Ира уплетает столь нестандартный обед, слушает, как она восхищается и неизменно произносит свою обязательную реплику в мамином шоу:

– А ты говорила, что ничего не осталось. А оно у тебя всегда такое вкусное, это «ничегонеосталось»…

Тамара прерывисто вздыхает. Этот ее страх перед нищетой и голодом – что-то генетическое, видимо. Они с дочкой не голодают и не ходят в обносках. Слава богу, обе умеют выглядеть, как картинки, в самых дешевых тряпках с интернет-торгушек.

– Да и зарплату на днях обещали, – улыбается она Ире. – И могут премию дать к Новому году.

Возможно, Тамара так пытается обмануть судьбу, не признаваясь в том даже себе. Ее панический страх перед угрожающей нуждой, ее жалобный вопль, обращенный к высшим силам: «У нас ничего не осталось», – на самом деле изобретательное, хотя и мучительное прикрытие того факта, что однажды, в час страшного крушения всего, у нее осталось главное и самое дорогое. Об этом даже не стоит вспоминать не только вслух, но даже в мыслях. Позавидовать способны даже небеса.

Пятнадцать лет назад погиб при исполнении ее муж Валерий, летчик гражданской авиации. Ире не было пяти лет. Девочка с нетерпением ждала папиных не слишком частых возвращений домой. И не из-за подарков, экзотических фруктов и сладостей, которые он привозил в большом количестве. Она даже в младенчестве не была меркантильной и всеядной. Она просто очень любила папу с его миролюбивым, спокойным характером, ласковым пониманием самых сложных и недоступных большинству взрослых детских потребностей и проблем. Они и внешне были очень похожи – большие серые, широко расставленные глаза, крупный красивый рот.

Тогда, в дни горя, Тамара надеялась лишь на одно: Иру должна спасти от слишком сильной боли детская безмятежность, неспособность понять безнадежную суть необратимых потерь. Но не зря говорят, что широко расставленные глаза – признак развитого ума. Этот детский ум оказался, к несчастью, настолько развитым, что принял случившееся именно как катастрофу, без всяких наивных иллюзий. Утешить Иру было невозможно. Ее нежный организм оказался настолько твердым и стойким в своем горе, что девочка перестала говорить. На преодоление ужасной проблемы ушли два года и все семейные сбережения, оставшиеся после гибели Валерия. А Тамара тогда только нашла себе работу. У нее было высшее техническое образование, но они с Валерием решили, что для них троих самым комфортным и разумным вариантом станет ее ответственная и такая приятная работа матери и жены. Ни в коем случае не домохозяйка, а «доктор мамкиных наук», как шутливо говорил Валерий.

Тогда Тамара устроилась в одну небольшую и небогатую фирму бухгалтером. Сначала планировала как-то выкарабкаться из-под вороха обрушившихся проблем и найти дело по специальности. А потом появилось столько причин ничего не менять: ее фирма близко к дому, обязанности простые, зарплату какую-никакую платят регулярно. И голова не занята таким муторным вопросом, как карьерный рост. Да бог бы с ней, с этой карьерой. Тамаре бы только больше времени быть с дочкой, делать все, чтобы той было уютно на этом свете, чтобы не мучила тоска воспоминаний. И чтобы росла, не зная новых горестей, потрясений, обид и унижений.

– А для всего этого, – говорила она подрастающей Ире, – нужно быть здоровой и красивой. Второе у тебя есть от папы и природы, первое – наша с тобой задача.

И если смотреть на их жизнь объективно, то все у них получалось. Конечно, в пределах возможного, с учетом специфики общества. Но ведь главное для ощущения собственной полноценности это не столько вписаться в общество, сколько умело и тонко изолироваться от него. Ирина сейчас учится на первом курсе юридического факультета университета. Поступила легко: как она сама считала, потому что любит детективы. А Тамара не хотела лишь одного: чтобы дочка тоже стала бухгалтером. И обе знали, что Ира может быть кем захочет: ученым, актрисой, писательницей. Но она решила стать воительницей на страже закона. Того закона, который на стороне всех людей. А хороший адвокат – это и ученый, и актер, и повествователь бесчисленных историй.

Воскресное утро, которое прошло под знаком тревоги «у нас ничего не осталось», завершилось мирными и теплыми посиделками и просмотром очередной серии совместно выбранного сериала. Тут Ире и позвонила Даша, подруга и бывшая одноклассница. Предложила пойти с ней на модный показ с распродажей дизайнерских вещей.

– Да у нас как раз ничего не осталось, – рассмеялась Ира. – В смысле денег, но посмотреть можно, конечно.

– У меня есть деньги, – заверила Даша. – Если что-то тебе понравится, купим. Так я заеду за тобой к шести часам. Не ешь дома, сходим в кафе рядом, там много наших будет.

Даша – хорошая, добрая, воспитанная и скромная девушка. Трудно даже предположить, что она дочь одного из самых богатых предпринимателей. И она, кажется, очень привязана к Ирине. Может, потому, что Даша – единственный ребенок в семье. Как и Ира, которую, впрочем, такой статус не только не напрягает, а даже радует. А Даша иногда кажется одинокой. Но, возможно, дело в другом: Ира – красивая, притягивает мальчиков. А Даша тоскует не по гипотетической сестре, а именно по вниманию парней, которое рядом с Ирой перепадает и ей. Впрочем, Тамара всегда готова признаться самой себе в том, что она пристрастна, когда речь идет о дочери, и во всем видит особые причины интереса к Ире. А дети дружат просто потому, что дружат. И все хорошие дети к двадцати годам остаются для мам детьми. А дальше посмотрим. С этим все ясно и просто у Тамары. Ее девочка выглядит, как взрослая, для всех, может даже показаться уверенной и самостоятельной. А когда Тамара заходит перед сном в ее комнату, чтобы поцеловать на ночь, на нее смотрят те же серые глубокие озера из-под той же густой русой челки, что и пятнадцать лет назад. Они по-прежнему ищут в ней главную опору и защиту. Они стремятся видеть только безграничное и теплое море любви «доктора мамкиных наук» и хотят передать в ласковые руки свою беспокойную просьбу-мольбу «только не уходи, будь всегда со мной». Вот это и есть главное для Тамары, то, что она прячет даже от небес и ради чего готова постоянно сражаться с коварными происками обстоятельств под названием «У нас ничего не осталось».

А так все путем. Девочки уехали развлекаться, и надо чем-то плотным забить голову, чтобы время прошло быстрее, и не начинать сходить с ума, если Ира не приедет ровно в одиннадцать часов вечера, как обещала. Да еще не предупредит по телефону, что задержится. Тамара сама старается не звонить слишком рано и часто, как она всегда обещает. И она нашла для себя самый нашумевший триллер…

В кульминационном моменте фильма безумных ужасов герои метались по старинному особняку, спасаясь от огня, обломков потолков, лестниц и стен. И это все повторялось так много раз по однообразному кругу, что временами утомляло самих создателей. И тогда несчастные герои были вынуждены натыкаться на доведенные до абсурда спецэффекты, которые должны были прямолинейно намекать на явление призраков. Тамара взяла пульт и все это выключила. Сколько еще лет и веков можно спекулировать на давно засушенных темах, создавать «ужасы», от которых только тянет в сон, погрузиться в который не дает желание позвонить дочери, думала она. И кому это нравится, кого пугает? А ведь пугает наверняка, раз с такой настойчивостью продолжают лепить эти фильмы. И смотрит это далеко не ясельная группа, которой сказали: «Дети, сейчас будем дружно бояться».

Тамара решительно взяла в руки смартфон и увидела, что уже семнадцать минут двенадцатого. Стараясь не размышлять о своих обещаниях, она нажала вызов Иры. Мелодия телефона дочери раздалась в прихожей… Тамара вылетела из комнаты и увидела, что дочка сидит на полу у все еще открытой входной двери. Выглядит она ужасно и не зовет маму, а тихо скулит, как щенок.

Вот теперь, кажется, и начался настоящий триллер. Тамара почти внесла дочь в гостиную, уложила на диван. Дальше обнаружилось что-то совсем ужасное. Ира не плакала, на ней не было повреждений, она не жаловалась на боль. Но она пыталась и не могла заговорить. Как тогда, в детстве. Тамара растирала ей руки, вливала в рот теплую воду, положила грелку к ногам… Пыталась уговаривать, заговаривать эту напасть:

– Деточка, ты же не маленькая уже, ты сможешь. Попробуй сказать мне или показать, что тебе мешает…

Что-то получалось. Взгляд Иры стал сосредоточенным, она показала рукой на свой телефон, который Тамара положила на стол. Дала понять, что в него нужно заглянуть. Тамара посмотрела журнал вызовов. Ира звонила в полицию. Она много раз подряд звонила в полицию!

– Тогда давай с этим и разбираться, – ровно произнесла Тамара. – Вы с Дашей были на показе, потом пошли в кафе, так получается по времени. Потом… Потом что-то произошло, и ты начала звонить в полицию. Первый звонок был в десять часов пять минут… Попробуй сказать, что случилось перед этим. Не напрягайся сильно, просто два слова… Ты же помнишь, как мы тогда учились говорить.

Ира крепко сжала руки матери и начала говорить. Каждое слово давалось с трудом:

– Мы вышли. Было темно. Нас провожали ребята… Не помню кто. Потом…

Сразу рассказать, что было потом, не вышло. Она наконец сумела отпустить что-то в себе и бурно, потрясенно разрыдалась. Это помогло. Ира встала, побежала в ванную и просто сунула голову под струю холодной воды. Вернулась и сказала Тамаре:

– Надо куда-то звонить, ехать, искать. Дашу похитили, увезли в ее же машине. Меня оттолкнули. Я упала и не смогла закричать, чтобы кто-то услышал. Но встала и начала звонить в полицию. Рассказывала, просила соединить с ближайшим отделением, но мне сказали, что я пьяная.

– Вы пили в кафе? – осторожно спросила Тамара.

– Я выпила три бокала красного вина, а Даша вообще не пьет, ей от алкоголя плохо. Я не была пьяной, если ты об этом. Просто говорила с трудом, еще хуже, чем сейчас. А после очередного хамства вообще не смогла говорить. Боялась остановить машину и даже войти в метро. Всех боялась. Я домой пришла пешком.

– Боже, что же это за ужас, – выговорила Тамара. – У тебя есть телефон родителей Даши?

– В том-то и дело, что нет. Я была у них только один раза. За городом. Большой дом, прислуга, на минутку выглянула мать. И все. Я там ни с кем не знакомилась, телефонами не обменивалась. Только Даше звонила, а она мне. Я ее набирала по дороге, но телефон не отвечает.

– Но это, конечно, не проблема, – произнесла Тамара. – Ее фамилия Грачева? Отец бизнесмен, можно найти по интернету. Хотя, конечно, вряд ли там есть его личный номер. Плохо, что сейчас уже ночь. Но не вскакивай… Куда мы пойдем, где искать… Нужно просто подумать и… Даже не знаю. Нужно что-то придумать.

Тамара посидела за ноутбуком, нашла сайты предприятий Ивана Грачева, там были телефоны для справок, но, разумеется, ночью можно лишь послушать автоответчики. Ира собрала свои силы и выдержку и даже выпила чашку горячего черного кофе. И наконец сумела заговорить почти без затруднений:

– Мама, ты же понимаешь, что это бесполезно. Ничего по интернету мы сами не узнаем. Был бы у нас знакомый продвинутый айтишник, он бы уже выяснил многое. И локацию телефона Даши, и маршрут ее машины. Меня убивает, что ночь проходит, ее увозят все дальше, могут поменять транспорт: бросить Дашино авто, угнать чужое, запутать следы.

– И где же нам сейчас найти такого айтишника? – растерянно спросила Тамара. – Может, просто еще позвонить в полицию? Ты ведь уже нормально говоришь. Или я могу рассказать с твоих слов.

– Не верю я, что это поможет. В лучшем случае диспетчер велит позвонить утром. Нет, тут нужно другое… А если… Я как-то видела в интернете объявления частных детективов.

– И ты считаешь, что по звонку к нам сразу явится такой весь из себя детектив, как в сериалах, и сразу все разгадает… Я тут без тебя пыталась один триллер смотреть. Даже в кино на этой теме халтурят. А что стоит любому бездельнику и мошеннику кинуть в сеть объявление о том, что он частный детектив, приехать, слупить с наивных людей типа аванс и исчезнуть с концами?! Нет, это не вариант. Ты же сама почти юрист, должна понимать, что настоящего детектива нанимают как минимум по рекомендации. Я уже не говорю о том, что у нас не осталось не только еды, но и денег. А бесплатно какая может быть помощь? Ты уже пыталась не один час, нормальный человек сразу бы понял, что ты в большой беде, но найти среди полицейских и сыщиков нормальных людей – уже большая удача.

– Пока ты произносила свою правильную, как всегда речь, мама, я кое о чем подумала. Помнишь, к нам приходил новый участковый? Он опрашивал соседей по поводу того, что в квартире под нами организовали наркопритон. Помнишь?

– Да, конечно. Я была в шоке тогда. Но участковый мне очень понравился, и потом мне рассказали, что он с этим делом разобрался очень быстро. Не помню, как его зовут… Такой интеллигентный парень, образованный. Но ведь и он сейчас наверняка дома, спит. А дежурный в отделении тоже скажет – звонить утром.

– Я тоже не помню, как зовут… Но, подожди. Он мне тогда карточку оставил, там рабочий телефон, а он от руки дописал еще номер личного мобильного… Сейчас найду… Да вот он: Андрей Петрович Николаев. Телефон…

– Но ты же не собираешься будить человека среди ночи?

– Будить не собираюсь. Но если человек очень хочет спать, он отключает телефон, особенно при такой работе. А если не отключил, значит, не спит. И он, кстати, тогда взял и мой телефон, наверное, сохранил с нашей фамилией… В общем, попробовать стоит.

Решили, что Ира наберет этого Николаева и сразу включит громкую связь на тот случай, если опять возникнет проблема с речью, чтобы Тамара помогла общаться.

Ожидание длилось ровно два гудка. Потом раздался молодой и ясный голос:

– Слушаю вас, Ирина Кравцова. Добрый вечер, в смысле ночь. Чем могу быть полезен?

– Андрей Петрович, – взволнованно, но без затруднений заговорила Ирина. – Простите, что так поздно. Вы можете нам помочь всем, наверное. У меня на глазах похитили подругу, увезли куда-то на ее же машине. Полиция вообще не стала со мной общаться, решили, что я пьяная. Но, вероятно, вы тоже сейчас уже не на работе… Мне позвонить утром?

Тамара одобрительно сжала руку дочери, кивнула: все правильно.

Участковый молчал недолго. Потом произнес:

– Я не на работе, но спать еще не собирался. А случай такой, что до утра не ждут, раз уж узнали. Просто нужно получить полную информацию о деталях произошедшего. Местность, приметы напавших, номер машины. Желательно фото похищенной девушки, ее данные, все, что известно о ее знакомствах и семье. Короче, по телефону полную информацию получить не удастся. Я живу в квартале от вашего дома. Если вам удобно, могу подскочить. По дороге подумаю, что мы можем прямо сейчас сделать.

– Спасибо, Андрей, – выдохнула Ирина. – А мы с мамой уже стали терять всякую надежду из-за моих неудачных попыток привлечь внимание полиции. Я потом объясню, из-за чего еще была проблема. И я уже думала о том, что кто-то мог бы определить локацию телефона Даши, маршрут ее машины… Если не поздно. Я на такое не способна.

– Да и я – не крутой айтишник, к тому же оборудование у нас самое примитивное… Но люди такие есть, и они чаще всего не спят по ночам. Так я собираюсь. Буду минут через двадцать. Заранее прошу прощения за поздний визит.

Дальше последовала короткая, но насыщенная сцена паники Тамары. Ее напряженные нервы и перегруженное сознание, получив импульс надежды, требовали привычной разрядки. Она заметалась по кухне, вновь открывая и закрывая холодильник, обшаривая шкафчики.

– Ну, это же надо! – с новой силой негодования восклицала она. – Такая жуткая ночь, такие события, к нам едет участковый, которого мы сорвали с подушки. Он, наверное, и поесть не успел… А у нас ничего не осталось. И денег от силы на бутылку пива. Как ты думаешь, Ириша, может, мне выскочить в круглосуточный магазин и купить эту чертову бутылку пива? И какую-то плюшку или сосиску. Хоть что-то на стол поставить.

– Успокойся, мама, – ласково произнесла Ира. – Ты сейчас совершила очередное чудо, вытащив меня из онемения меньше, чем за час. Перестань впадать в эту свою фобию-манию. Человек среди ночи мчится к нам, чтобы помочь в большой беде. И кого он тут увидит? Одна бегает по кухне, кричит: «У нас ничего не осталось» – и сует ему под нос бутылку пива, а другая пытается что-то сказать, но у нее вдруг перестают получаться слова.

– Ты это брось – насчет перестают получаться слова. У тебя не было серьезного срыва, как в детстве. Это просто отголосок того несчастья, когда ты была слишком маленькая, чтобы справиться с большим горем. Сегодня было короткое потрясение, которое вызвало то воспоминание, мы вместе победили рецидив. Просто возьми и срочно забудь этот короткий провал. Нет у тебя больше такой проблемы. А я могу выскочить за пивом, но это не обязательно. Хотелось, конечно, угостить человека, но что делать, если…

– У нас ничего не осталось, – продолжила Ира, и они обе наконец улыбнулись.

А в дверь уже звонили.

Андрей Николаев, не в форме, а в обычных джинсах, свитере и куртке, непринужденно вошел в квартиру, стряхнул с куртки снег. Тамара сразу выпалила:

– У нас не нужно снимать обувь и… – она явно в последний момент подавила свой вопрос: «Хотите что-то поесть или выпить?»

– Хорошо, спасибо, – ответил Андрей. – Где мы можем поговорить? У меня смартфон не очень хорошо дышит, я захватил свой ноутбук. Тут в принципе много всего. Но сначала поговорим обо всем подробно.

Ира проводила его в гостиную, они устроились за столом. Она начала рассказывать, он нашел место похищения на карте Москвы. Марина сбросила ему фото Даши, рассказала, кто ее отец. Стала напряженно вспоминать, с кем они общались на показе, потом в кафе. И кто из тех, кто был в заведении, мог выйти с ними.

– Я не исключаю, что среди похитителей – их трое или четверо – был кто-то из парней, которые сидели с нами в кафе, может, даже присутствовали на показе. Проблема в том, что те, которые были в кафе, больше друзья Даши, я их могла раньше видеть пару раз, но вечером даже не очень рассмотрела. Мы были в кафе недолго, и все время обсуждали с Дашей то, что увидели на показе. Она выбирала платье на Новый год, но не хотела ничего покупать сразу. Она всегда такие вещи тщательно продумывает, взвешивает все за и против, советуется со мной. А те, на улице… Они все были в черных куртках с капюшонами, теперь в таких ходят все, включая женщин. С небольшого расстояния отличить одного от другого невозможно, особенно в темноте.

– Как вам показалось: эти люди сознательно выбрали вашу подругу или наугад схватили одну из двух девушек? Может, просто ту, которая уже открывала машину, из чего было понятно, что она владелица? Как это произошло? Что делали вы?

– Мне кажется, Дашу схватили до того, как она начала открывать машину. Боюсь, что не наугад. И вряд ли тут имеет большое значение, что она владелица машины. Угон есть угон. С владелицей, с ее подругой или без обеих. Речь о гораздо большем преступлении – похищении человека, и это актуально в обоих случаях – Даша или я.

– Логично, – заметил Андрей. – Вы, кажется, говорили, что учитесь на юридическом?

– Ну, это обычное бытовое рассуждение. Как юрист я пока, конечно, ноль. А повела я себя так, что вспомнить стыдно. Но для точности ситуации расскажу, конечно.

Андрей очень хорошо выслушал печальное повествование Ирины о том, как она пыталась привлечь помощь после того, как ее оттолкнули, буквально бросили на дорогу.

– Черт, – произнес он. – Как же стыдно бывает за людей, которые получают деньги за спасение сограждан, а фактически помогают криминалу…

– Прервитесь буквально на минутку, – торжественно провозгласила Тамара, появившись в гостиной с подносом, на котором возлежали и благоухали пышные оладьи из того, что все-таки осталось. – Оладушки из дрожжевого теста и зеленый японский чай, усталость прогоняет сразу.

– Выглядит замечательно, – отметил Андрей. – Я только сейчас вспомнил, что не поел после работы. Обнаружил, что в холодильнике ничего не осталось, а выходить было лень.

– Мама у меня тот еще сыщик, – произнесла Ира. – Дрожжи вдруг отыскала. У хорошей хозяйки всегда найдется то, что она спрятала от самой себя.

– Ладно, захвалили, – польщенно отмахнулась Тамара. – Так что вы думаете, Андрей, о том, почему схватили именно Дашу, а Иру оттолкнули?

– Думаю, что это не просто так. Тут или финансовый расчет, или личные счеты… Решили бы по пьяни увезти одну из двух девушек для развлечения – взяли бы Ирину. Так мне кажется. Не стану уточнять, почему.

Он еще раз внимательно просмотрел фото Даши в галерее смартфона Иры.

– Вот и я так подумала, – сказала Тамара. – Но вы уже знаете, что Даша – дочь богатого предпринимателя? Может, действительно ради выкупа? Это, наверное, был бы самый щадящий вариант. В таком случае не должны причинить ей вред.

– Возможно, – ответил Андрей. – Но этот вариант более опасный для похитителей. У серьезного человека может быть такая охрана, которая подонков из-под земли достанет и размажет. Особенно, если это любители. Но тут главное – не сделать ошибок и не опоздать. Охрана – это тоже любители по большому счету. Размазать бандитов им часто легче, чем вернуть девушку невредимой. Знаю немало таких случаев: победа над похитителями с драматическим результатом для жертвы. Так. Я, кажется, в одиночку умял все оладьи. Большое спасибо. Чай тоже чудесный. У меня после еды благодарный мозг обычно выдает идею, иногда удачную. Понятно, что я сейчас узнаю телефоны Ивана Грачева и сообщу ему о том, что случилось. Возможно, семья уже ищет Дарью. Но общаться отдельно с айтишниками, отдельно с детективом среди ночи – это слишком долго. У меня в контактах есть, конечно, такие люди, но пока каждому объясню… У всех свои обстоятельства и планы. А я не большой начальник в полиции. Кто им простой участковый? Но есть и один человек-оркестр. Это известный частный детектив, с которым я познакомился недавно, когда в нашем отделении взяли на трупе одного студента и завели против него дело об убийстве. Он с самого начала говорил, что увидел лежащего человека и пытался оказать ему помощь. Сам и вызвал полицию и «Скорую». Но вы такую практику знаете, наверное… Это так удобно – сразу раскрыть и взять на трупе. Начали прессовать парня. И прямо перед судом явился детектив, которого наняла мать студента. В общем, прошло два месяца, тот студент на свободе, ему обещали компенсацию за ошибку, а настоящего убийцу взяли. Короче, все это сделали не мы, а частный детектив Сергей Кольцов. И если он мне сейчас ответит, если он в Москве, – то смею надеяться, что Даше повезло. С ним, кстати, сотрудничают лучшие айтишники, так что тут все в одном флаконе. Конечно, он работает не на благотворительной основе. Поэтому, пожалуй, сначала позвоню Грачеву, чтобы узнать, на какую помощь он рассчитывает. Потом Сергею, если отцу жертвы подойдет идея с частным детективом.

– А если все же отец не захочет нанимать частного детектива? – осторожно спросила Тамара. – По разным причинам, но такое может быть. Что тогда?

– Тогда мы его наймем, – решительно произнесла Ира. – Я практически виновница этой трагедии. Я все видела и не смогла помешать, да еще по телефону мычала вместо того, чтобы кого-то убедить.

– Да, конечно, – согласилась Тамара, – мы обязаны принять участие. Просто хотелось бы узнать: можно с этим сыщиком договориться, что мы потом заплатим? У меня на днях зарплата и премия.

– А я могла бы попробовать попросить у кого-то деньги взаймы, – сказала Ира, – но это же тоже только утром…

– Не беспокойтесь вы обе по поводам, которые волнуют уже не только вас. Сергей открыт для любых приемлемых вариантов. Кроме того, он бывший работник генпрокуратуры и сотрудничает, даже дружит с начальником отдела убийств и похищений Земцовым. Другой вопрос: захочет ли отец Даши такую огласку. Она неизбежна, если привлечь и официальное следствие такого уровня. В общем, мы отвлеклись на технические вопросы, которые сейчас могут отпадать один за другим: если узнаем, что Кольцова нет в Москве, а Грачев не захочет частного детектива. Тогда попробуем пристроиться к другому плану. Вот я тут по ходу написал кое-кому, мне прислали личный телефон Ивана Грачева. Узнаю, в Москве ли Кольцов.

– Давайте сразу договоримся, – произнесла Ира. – Если Грачев не захочет детектива, его надо нанимать нам. В конце концов я первая заявительница, несмотря на все мои неудачи. И я не собираюсь ждать в сторонке, пока подруга может подвергаться пыткам и насилию. Я считаю себя ответственной. Я взрослый человек, и ничей папа мне не указ. В конце концов поиски и любые действия по освобождению Даши могут быть параллельными.

– Время очень позднее, – подытожил дискуссию Андрей. – Нам надо торопиться и уточнять позиции сторон. Набираю Грачева.

– А можно включить громкую связь? – попросила Ира. – Чтобы потом вам не пересказывать нам разговоры? Тоже время.

– Конечно, – кивнул Андрей. – Отличная идея.

Был уже третий час ночи, телефон долго не отвечал.

– Слушаю вас, – наконец произнес недовольный мужской голос. – Только коротко: кто вы и почему звоните среди ночи?

– Извините, пожалуйста, Иван Дмитриевич, – скромно, но твердо произнес Андрей. – С вами говорит участковый уполномоченный отдела полиции номер… лейтенант Андрей Николаев.

– Что-то случилось, Андрей Николаев? Это не наше отделение.

– Случилось, Иван Дмитриевич. Я сейчас нахожусь в квартире свидетельницы преступления. Ее зовут Ирина Кравцова, она подруга вашей дочери Дарьи Грачевой. Она была свидетельницей похищения Дарьи, которую увезли неизвестные лица в ее же машине. Кравцова не сумела этому помешать, потом не получалось связаться с полицией. Только из дома Ирина дозвонилась по моему мобильному. Все произошло несколько часов назад.

– Что за чушь! Это теперь развод такой?

– Прошу, не бросайте трубку, – быстро проговорил Андрей. – Я вас очень хорошо понимаю, мошенников сейчас больше, чем людей. Но тут все очень просто проверяется. Вы можете посмотреть сайт нашего отдела, найти там мою фамилию, уточнить у дежурного номер моего мобильного. Могу вас соединить с Ириной, подругой Даши, она была у вас дома, ее видела мать Даши. Кто-то из ваших домашних работников наверняка помнит ее.

– То есть… Вы хотите сказать, что дочь не дома, не спит?.. Подождите, я посмотрю, спрошу у жены. Дело в том, что я полчаса назад приехал из аэропорта, был в другом городе.

Андрей положил телефон на стол и посмотрел на своих соратниц. Они обе сидели, буквально не дыша, с побледневшими, потрясенными лицами.

Потом в его телефоне звякнул сигнал сообщения и раздался голос Грачева.

– На этом фото и есть Ирина Кравцова? Это было на тумбочке Даши.

– Да, – ответил Андрей. – Видел это фото в телефоне Кравцовой, где они вдвоем в парке.

– Тогда говорите быстрее, как и что произошло. И что вы предприняли или собираетесь предпринимать. Дочери на самом деле нет дома, машины ее тоже нет. Жена говорит о каком-то показе, она долго ждала Дарью, а потом уснула.

– Понял, – ответил Андрей. – Собственно, я потому дома у свидетельницы, а не на рабочем месте, что сейчас в отделе только дежурный. До утра мне не собрать ни следователей, ни команду. Да и людей у нас маловато, если честно. А происшествий море. На утро у всех уже есть задания. Вот мы с Ириной и ее мамой сейчас обсуждаем различные варианты, прежде чем предложить их вам. Ирина же первая заявительница о преступлении. И ее беспокоит возможность громкой огласки, если нам придется обратиться в городской отдел убийств и похищений. Тогда информация ляжет на многие столы, неизбежны утечки. Для Дарьи это может быть травматично. Никогда нельзя исключать, что случившееся, к примеру, было чьей-то неудачной шуткой.

– И что же предлагает наша заботливая подруга? – не без сарказма произнес Грачев.

– Есть один проверенный и востребованный частный детектив. У него много серьезных и даже уникальных раскрытий. Не знаю, не занят ли он сейчас и вообще в Москве ли. Хотел сначала решить с вами. Частный детектив – это конфиденциальность и договор, разумеется. И если он в Москве, а вас заинтересует такой вариант, то допускаю, что он не станет ждать утра. Его рабочий день не кончается. У него, кстати, свои айтишники, в отличие от меня, и они могли бы в ближайшее время узнать локацию телефона Даши, маршрут машины, что-то еще. Впрочем, у вас тоже могут быть такие работники. Видимо, и охрана есть.

– У меня программисты для работы и не по ночам. К тому же мне не нужно, чтобы вся фирма обсуждала и фантазировала на темы моих личных проблем, вместо того чтобы заниматься делами. Что касается охраны… Это два человека, которые в случае чего прикроют, отобьют, накажут вора или хулигана. Но они не гиганты мысли и не компьютерные гении. Давайте так. Вы уточняете вариант с детективом, его условия, если согласен работать прямо сейчас. То, что ваша роль в подобных ситуациях чисто формальная, вы и сами сказали. А я немного подумаю, и мы всем, так сказать, коллективом свяжемся на конференции по скайпу. К этому времени у меня будут решения и вопросы. И, надеюсь, без моего ведома ни вы, ни детектив, ни заявительница о преступлении не станете проявлять инициативу.

– Хорошо, – ответил Андрей. – Это отличная мысль.

Он разъединился, достал из кармана платок и вытер пот со лба. Попросил у Тамары стакан холодной воды.

– Сложный человек этот Грачев, да? – сочувственно уточнила Тамара.

– Это точно, – ответил Андрей. – Как многие начальники, оказавшиеся в затруднительном положении, наверное. Мне кажется, для таких унизительнее всего – показать свою слабость, уязвимость, зависимость от кого-то. От каких-то отморозков в капюшонах и без лиц. От простого участкового… Особенно, когда речь идет о происшествии в личной жизни. Любое следствие, даже я, обязано получать подробную информацию о семье, отношениях. Людям, имеющим власть, нужно хотя бы голосом, тоном давать понять: вы все должны мне служить. И при этом не совать нос не в свое дело. Им отвратительна сама мысль, что теперь вся жизнь семьи становится нашим делом, без этого не раскрывают преступления. Я не в обиде, у меня нет комплексов по таким поводам, и я очень хорошо понимаю, как по-разному действует на людей беда. Просто лейтенантские погоны начинают сильно жать, когда чувствую давление сверху – просто так, без необходимости. Погоны жмут даже, когда остались дома. Ладно, все это не суть, набираю Кольцова. Вот кому не надо надуваться, чтобы изображать величие. Это естественный человек.

Кольцов ответил сразу, прервал извинения и длинное представление Андрея с упоминанием обстоятельств знакомства.

– Я отлично помню тебя, Андрей. И сейчас вовсе не поздно и даже не рано. Я вообще вне времени и в состоянии блаженства. Растворяюсь в горячей ванне после десяти часов прозябания практически в лесной глуши. У меня в руке бутылка пива из морозилки, и я, может, и не готов к подвигам, но поговорить о них с приятным собеседником могу и даже хочу.

– Хорошо, – облегченно рассмеялся Андрей. – Тогда рассказываю…

Отчет вместе с ответами на вопросы занял минут двадцать.

– Скинь инфу по номерам, именам-фамилиям и фотки обеих девушек. И да, пусть отец жертвы собирает скайп-конференцию. Мне только нужно время, чтобы вытереться и одеться. Хотя… Знаешь, давай поступим иначе. Скажи мне адрес твоей свидетельницы, где ты находишься, и я просто подскочу к вам. Я близко, помню местность по тому нашему делу со студентом. Хотелось бы напрямую пообщаться с Ириной, тобой, взвесить все позиции и рассмотреть детали. Думаю, Ирине будет легче общаться с живым человеком, чем с его изображением. А все, что она может вспомнить, очень важно. В том числе чувства, ощущения, мнения о Дарье, ее друзьях, знакомых. Все, что знает о родителях и других родственниках. Так что можешь звонить Грачеву и сообщить, что я готов принять участие в обсуждении. По итогам которого и приму решения, в идеале конкретный план. Да, это отцу придется усвоить: решения о действиях принимаем мы с тобой, Андрюха. Тем более что он сам сообщил об охране, которая способна только пьяных олухов катать по асфальту. А в делах с похищениями требуется очень тонкая и профессиональная работа. И с этого момента для нашей совместной работы уже не так существенно, наймет меня отец или нет. Я принял твою обеспокоенность, стремление предотвратить возможную трагедию, желание помочь девушке, попавшей в беду, и явную симпатию к свидетельнице, которая страдает из-за того, что не смогла помешать банде похитить ее подругу. Остальное уточним уже по ходу. Буду через полчаса.

Кольцов легко вписался в компанию измученных и, похоже, павших духом. Андрей ему искренне обрадовался, женщинам он понравился, а это уже начало предприятия, которое может стать успешным. До конференции оставалось еще семь минут, их хватило, чтобы Ирина сообщила все, что знает о семье Даши. Мать – домохозяйка, у нее есть сын от первого брака. Тот живет отдельно, старше Дарьи на пять лет. Этого брата зовут Петр, он однажды подвозил их с Дашей до киноцентра «Домжур» на Никитском бульваре. Ира его почти не рассмотрела, они с Дашей сидели на заднем сиденье. Помнит только, что светлый, довольно высокий. Они даже не говорили, только поздоровались-попрощались. Информация о знакомых, в том числе тех, которые были на показе и в кафе, – очень скудная и поверхностная. Ира сама удивилась, как мало она уделяла внимания людям, с которыми встречалась не раз для неспешного и праздного проведения времени. Это, наверное, плохо ее характеризует, думала она, как человека невнимательного, замкнутого или даже высокомерного. Но зато говорить с Кольцовым ей было не просто легко и свободно. Она как будто отдавала тяжесть своих воспоминаний, наблюдений и переживаний в надежные руки. Как будто наконец была при деле в этом жутком событии и могла стать еще более полезной.

– Не переживайте, Ирина, из-за того, что вы не особенно рассматривали всю компанию. Нам вся, наверное, и не понадобится. А когда появятся какие-то зацепки и сможем получить материалы с видеокамер – а там, где вы были, их должно быть немало, – мы с вами сможем с этим работать. Поверьте мне, детали чьей-то внешности, жесты, голос – это то, что разбудит самые мелкие и в то же время самые важные впечатления, которые пока просто затаились в памяти.

Время конференции настало, все обитатели квартиры сели полукругом у стола, на котором стоял компьютер. Сеанс начался. Лицо человека на мониторе не очень вязалось с услышанным по телефону властным голосом с надменными интонациями: тот должен был принадлежать всесильному боссу, уверенному вожаку и вообще хозяину любых ситуаций. Иван Дмитриевич Грачев оказался довольно щуплым человеком в очках, с тщательно приглаженными редкими бесцветными волосами над широким лбом, который прорезали несколько глубоких морщин. Трудно, конечно, сразу сделать вывод, но он произвел впечатление сильно переживающего человека. Тамара подумала, что его безапелляционный тон, резкая манера разговора могут быть защитной реакцией того, кто внезапно оказался в беспомощном положении: он сам не может помочь своей дочери.

Собравшиеся в квартире по очереди представились Грачеву.

– Работаем, – скомандовал Кольцов.

Общая констатация того, что известно уже всем участникам, заняла немного времени. Затем Сергей обратился к Грачеву с просьбой:

– Иван Дмитриевич, вы не могли бы пригласить к обсуждению вашу супругу Антонину Васильевну?

– Вы считаете, это разумная просьба – посылать меня опять будить среди ночи жену, которая уже выпила лекарство от стресса, спит, и, главное, знает так же мало, как и все мы? Если не считать бдительную подругу и единственную свидетельницу. Которая тоже рассказала нам лишь о черных силуэтах.

– Я считаю, что именно это и разумно. Мать чаще всего ближе к дочери, чем отец. Тем более что вы крайне занятый человек, а она дома. Так что – да, она может помочь. Для того чтобы понять случившееся, нужно получить представление, что могло этому предшествовать.

– Не совсем понял, в качестве кого вы можете настаивать на чем-то, – Грачев произнес это с явной неприязнью. – Я еще не предложил вам заключить договор.

– Можно я скажу? – внедрился Андрей. – Иван Дмитриевич, это я пригласил специалиста по расследованиям такого рода. Считаю, что только он способен помочь нам прямо сейчас, среди ночи, когда стремительно исчезает время, в течение которого, буквально в каждую минуту, может случиться непоправимое. И мы с Сергеем уже решили, что он подключится в любом случае. Если вы не заключите с ним договор, я вправе от имени полиции обратиться с просьбой о сотрудничестве. Прецедент именно с этим частным сыщиком уже был. Гонорар заплатить не в состоянии ни полиция, ни лично я, но отслужу тем же когда-то. Свои люди.

– А я могу подписать договор, только с отсрочкой выплаты гонорара, – заявила Тамара. – У меня зарплата на днях. И новогодняя премия.

– Боже мой, – вдруг всхлипнула Ира. – Новый год через три дня… А Даша… А мы не знаем, где она и что с ней делают сейчас…

– Только еще рыданий тут не хватало, – раздраженно произнес Грачев. – Согласен с тем, что времени нет. И я не против того, чтобы подписать договор с частным детективом. Теперь, когда возникло столько желающих, даже настаиваю на этом. Мою дочь по договору со мной должен искать детектив, нанятый именно мною. Остальные варианты – нелепость и наш привычный бардак. Но я должен быть уверенным в целесообразности каждого действия. И главное! В гарантиях того, что за пределы этого круга никогда не просочится ни единое слово.

– А то что?.. – беззлобно произнес Кольцов. – Вы опытный человек и прекрасно знаете, что ни один договор не способен уничтожить информацию и запереть на замки все рты, фигурально выражаясь. Чаще всего острые материалы и слухи разлетаются по интернету, и никто не вычислит источник, если он сам не заявит о своем авторстве, работая на личный пиар. Инфа – это товар, который бывает максимально востребован в один миг, разлетается по свету, заставляя плакать в сторонке бывшие вожделенные горячие пирожки. Но если бы я – в порядке экзотики, бреда или выгоды – позволил себе как-то использовать чужие тайны и горе против интересов заказчика, меня бы ни один человек на земле не пригласил найти даже выпрыгнувшую из окна кошку. В нашем деле главное Р – репутация. Вы – руководитель немалого бизнеса, должны такое знать. И вообще я предлагаю начинать работу, а формальности оставить на потом, когда что-то будет ясно. Так что пригласите, пожалуйста, Антонину Васильевну. Сомневаюсь, что она так крепко спит в эту ночь.

Мать Дарьи Грачевой выглядела плохо, что понятно в ее ситуации. Всклокоченные волосы, потерянный, перепуганный взгляд, одутловатое лицо, что, вероятнее всего, говорило не столько о ситуации, сколько о нездоровом образе жизни вообще и выпивке в частности. Но не облик Грачевой в целом произвел впечатление на расследователей в квартире Тамары. Одна щека Антонины была явно более припухлой, чем другая, да и по цвету отличалась. Конечно, у людей бывают, к примеру, флюсы. Но в данном случае это было бы слишком большим совпадением. Никто, конечно, не отреагировал ни словом, ни откровенным взглядом, но некоторые взаимоотношения в семье для новых зрителей уточнились.

Антонина говорила путано, на вопросы отвечала неуверенно, да и дикция ее подводила. Но сведения, которые могут представлять ценность, сообщила. Телефон Дарьи всю ночь не отвечал, сейчас вне доступа. Старший сын Антонины, которому она много раз звонила за ночь, тоже не отвечает.

– Но Петя вообще редко отвечает на звонки, он очень занят, – объяснила она.

– Петр Хмельницкий – владелец онлайн-казино? – взглянув в свой смартфон, спросил Кольцов.

– Да, – испуганно ответила Антонина. – А что?

– Ничего, все нормально, – сказал Кольцов. – Наверное, миллиардер? Извините за любопытство.

– Все шло вроде хорошо, даже очень, но сейчас есть большие проблемы, – ответила Антонина.

– Так у них на одну рекламу уходят миллионы-миллиарды, наверное, – вдруг выпалила Тамара.

– Мама, – изумленно произнесла Ира, – ты-то откуда такое знаешь?

– Да знаю, дочка. Снаружи, конечно. Это мы с тобой, как порядочные, качаем сериалы за деньги, а я сама смотрю их бесплатно на сайтах, где то и дело крутят рекламу этих казино. Это ужас, если честно, что они придумывают, чтобы приманить людей. И постоянно из мешков сыплются такие сумасшедшие деньжищи, в основном зеленые, что иногда завораживает. Я как-то подумала: а что, если попробовать… И сразу представила себе такие адские картины, что побежала пить валокордин. Извините, что помешала. И спасибо, что выслушали. Я это даже от дочки скрывала.