Овсяной оборотень бесплатное чтение

Глава 1. Красный велосипед

Аня провела рукой по тонкому речному льду, сметая снег, оставляя кровавый след. Под оголившимся ледяным стеклом бурлила мутная вода, пузырилась, кипела. Девочка ударила рукой, хотела разбить, но лед, хоть и был тонким, не поддался. Она ударила снова.

С илистого дна, откликаясь на удары, начало подниматься что-то маленькое, грязное. «Фарфоровая кукла?» – удивилась она и продолжила колотить и скрести лёд, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти. Кукла металась вместе с водой ручья, билась с той стороны, трескалась и крошилась. От очередного удара с кукольного лица откололся кусок щеки, обнажая искусно выполненные фаянсовые мышцы и сухожилия. Короткие светлые волосы извивались змеями. Аня присмотрелась, и сердце сжалось, кирпичом продавливая грудную клетку. «Это мальчик?»

– Эй! – Крикнула она. Голос эхом разнёсся над ручьём, вороны взлетели с веток, каркая. – Эй! Кто ты? Да кто ты?! – Завопила она ещё громче и ударила по льду кулаком.

Кукла открыла глаза.

«Синенькая юбочка, ленточка в косе-е…», зашипел радиоприёмник, внезапно поймав волну. Девочка подпрыгнула, проснувшись на переднем сидении девятки.

– Разбудило? Выключить? На этой дороге всегда так, то ловит, то нет. Из-за холма вывернем, нормально ловить начнёт.

– Да нет, оставь, – проворчала Аня, вытирая холодный пот со лба.

– Скоро приедем. Ты чего? Опять кошмар?

– Нет пап, всё хорошо, давай окошки откроем, жарко.

***

Аня Волкова распаковала спортивную сумку на втором этаже облезлого деревянного дома. В этой комнате раньше жил ее отец, с рождения и до переезда в город на Неве после поступления в «Муху». Рисовал он всегда хорошо, правда, в основном пейзажи, выросший в степных краях, насмотревшись на холмы и траву. Академические дисциплины давались ему хуже, хотя по этому поводу он никогда не грустил, ведь истинной его страстью стала керамика. Точнее, она была его истинной страстью вплоть до встречи с Людмилой. И вот, отметив небольшую студенческую свадьбу, весело пробежав по Поцелуеву мосту, выждав пару лет, чтобы «встать на ноги», в жизни их молодой семьи появилась Аня, как и отец, получившая фамилию Волкова.

По началу Волковы жили в небольшой квартире в панельном районе, а затем, перебрались в центр, во многом благодаря стараниям и заработкам жены. Страстью Людмилы никогда не были ни муж, ни дочь, ни семья. Увлечённая политикой и карьерой, она редко бывала дома, ломая стереотипы о том, что главным добытчиком в семье должен быть мужчина. Но Аню и её отца это не смущало. Нельзя было сказать, что семья их не счастливая, хоть соседи и смотрели косо, да и одноклассники посмеивались. Но всё было хорошо. Было, до того зимнего дня, когда, вернувшись после секции плавания, в квартире на одном из центральных островов, двенадцатилетняя Аня услышала телефонный звонок.

Она все чаще задумывалась о том, какие страшные события запомнились ей из раннего детства. Она тонула в ручье и разбивала голову, упав с паутинки во дворе. Столько крови, текущей по лицу и футболке, она ни до, ни после не видела. Ужас в глазах смотрящих на неё детей, её подружку даже стошнило. Вспоминались и просто жуткие моменты. В городе тогда было неспокойно, и сообщения криминальных сводок провоцировали детей всем двором бежать и смотреть скорее, что же приключилось. Аня видела и дырки от пуль в стенах домов-колодцев, и ржавые хлипкие каталки с накрытым простыней телом, но даже это всё она бы не отнесла к очень уж плохим воспоминаниям. Но, тот звонок…

Сначала, он показался всем отличной новостью. Любой плясал бы от радости по квартире свой победный танец, а её отец именно так и сделал. И вот, в год двенадцатилетия, вместе со звонком от куратора галереи современного искусства, в жизнь Ани Волковой ворвался «чужой успех». Это стало страшным сном наяву. Страшнее даже тех кошмаров, что снились ей почти каждую ночь. Ведь теперь Аня росла в семье двоих успешных родителей. И казалось бы, счастье, но нет.

Она чувствовала себя самым ненужным существом на планете, в этой новой жизни родителям всегда было не до неё. «Ну ты же уже не маленькая, сама понимаешь», «это же для того, чтобы у тебя всё было», «в нашем детстве вообще ничего такого не было, а сейчас вон смотри, закончится выставка, придёт гонорар, что захочешь тебе куплю! Хоть пони! Нет, ну я серьёзно, Волчонок, хочешь пони?»

И если с самого рождения Аня привыкла видеть маму только по утрам, когда та спешила на совещания, собрания… «сегодня в штаб», «наблюдателем», «завтра поездка с председателем в область»… то смириться с отсутствием отца было сложнее. Квартира стала пустой. И тихой. Иногда заходила бабушка по матери, но и эти визиты были недолгими, здоровье у неё хромало. А потом настал май.

Все одноклассники с упоением ждали прихода этого предлетнего, пролетающего в одно мгновение месяца, ведь вот, неделя, две и «ура! Каникулы!». В понедельник вечером Аня Волкова сидела одна на кухне, доедая пюре с сосисками, которое она научилась очень вкусно готовить. Слишком тихо. От яркого света майских вечеров, готовящихся стать белыми ночами, в углах потолка точно сгущалась темнота. Слишком тихо и темно. Две тарелки, накрытые плёнкой, стояли на столе. Она не верила, что кто-то из родителей решит явиться на ужин, но убирать еду в холодильник не хотелось. Надежда – самый жестокий из ядов, с этим её «ну а вдруг?!».

Но «ну а вдруг» не случился во вторник, как не случился и в среду, в четверг она ненадолго встретилась утром с мамой на кухне. Получив наличных и сухой, словно птичий клевок, поцелуй куда-то в макушку, осталась одна доедать завтрак и собираться в школу. Аня злилась сама на себя, ведь даже этому нелепому поцелую она обрадовалась.

– Словно объедки мне кинула, а я и счастлива. – Пнула она жестяную банку, с грохотом прокатившуюся по двору.

В последнюю из майских пятниц Аня вернулась домой ближе к вечеру, после плавания и художки. Провернув ключ в замке, она с порога унюхала мамину стряпню и услышала папину дурацкую любимую песню, доносившуюся из кухни. «Неужели Новый год вдруг настал?» – подумала она и даже на всякий случай посмотрела в зал, на место, где в углу каждый год стояла ёлка. Но это была обычная майская пятница, за окном уже совсем по-летнему плыли облака, обрезаясь точно рамкой, карнизами двора колодца.

– Почему вы оба здесь? – Аня застыла в дверном проёме кухни. Мама прыснула, подавившись вином, а папа заливисто расхохотался.

– Здороваться не учили? Это что за вопросы такие? Потому что мы оба тут живём.

– Да!? Вот не похоже.

– Волчонок, не язви, мама вон вином всё залила.

– Ой, не начинай, не всё, вот уж и пару капель пролить нельзя, Ань, садись, бери котлеты на сковородке, на столе салат.

Уплетая за обе щеки вкуснейшие котлетки, Аня уже размечталась, что тот звонок был чьей-то злой шуткой, и теперь всё наладится, и они вот так будут ужинать дома, каждый день, все вместе. Как вдруг отец сказал:

– Мы тут посовещались по нашим расписаниям и бабушку ещё спросили, в общем, Волчонок, я знаю, ты, конечно, не любишь там бывать, но на каникулы придётся поехать к дедушке в деревню. Мамы полтора месяца не будет в городе летом, а я неделю тут, неделю там. По всему Поволжью выставки.

– А? Как это? К деду? Без тебя? И что мы там с ним делать вдвоём будем?

– Нет, подожди, почему без меня? На машине с тобой поедем, и я между выставками приеду, уже прикинул маршруты и даты, там не слишком далеко. На пару дней буду заезжать, а в августе и на неделю получится, порыбачим, в речке покупаемся, да, Волчонок?

– Ма-ам, нет, ну пожалуйста! Почему мне тут не остаться? Я справлюсь! До этого же справлялась.

– Нет, Ань, до этого полдня в школе, а после школы секции, а на каникулах что? В квартире будешь всё лето сидеть? Или одна как шпана по дворам слоняться? Ну уж нет. Да и дедушка рад будет.

– А день рождения? В июне же день рождения, вы приедете? Или что, его тоже вдвоём с дедом отмечать?

– Так у тебя же там были какие-то друзья? Вот их и позовёшь, папа, скорее всего, приедет, а я очень постараюсь.

– Какие-то друзья?! Мам, я их в последний раз видела, когда мне было пять! Я уже и не помню никого.

– Ой, не начинай, две недели будет, перезнакомишься со всеми.

Аня пнула спортивную сумку под кровать. С первого этажа доносился хохот дедушки и отцовские глупые шутки. «Перезнакомишься со всеми, конечно…» – поёрничала она книгам и кассетам, с грохотом рассыпавшимся по столу. Кроме чтения и музыки, никаких занятий придумать она не могла.

– И чем это лучше лета в квартире? Там хотя бы с одноклассниками можно было бы погулять. И телевизор ловит.

Отец уехал рано утром. Аня радовалась, что хотя бы додумался разбудить её, чтобы попрощаться, но позавтракать вместе отказался. Собрав бутербродов и термос чая, он прыгнул в машину и укатил по просёлочной дороге, поднимая пыль.

И всё застыло. Первая неделя лета тянулась бесконечно. Дедушка в основном молчал, раздавая редкие невнятные указания. Не ощущалось, что ему нужна какая-то помощь, и Аня думала, это потому, что он давно жил один и просто привык всё делать сам. Он лишь единожды поинтересовался у Ани, как много им задали на лето и справится ли она самостоятельно. И услышав положительный ответ, пробубнил что-то в духе: «Ну вот этим и занимайся».

На третий день, не в силах слоняться по дому и участку без дела, Аня откопала в сарае старый бабушкин велосипед. Постаралась отмыть его от ржавчины и грязи. Дед, вернувшись с дальних огородов на обед, помог смазать цепь, перекрутить сиденье и надуть колёса. И весь оставшийся вечер Аня каталась вокруг дома по песчаной тропинке, стараясь совладать с этим капризным железным монстром. По росту он был великоват, руль не слушался. В городе своего велосипеда у неё уже несколько лет как не было. Она с грустью вспомнила бежевый детский велосипедик, на котором каталась в начальных классах, и в очередной раз, еле войдя в поворот, решила закатить облезлого монстра обратно на участок. Дедушкин пёс облаял её у входа в калитку.

– Цезарь! Фу! Да я это, я, – ворчала Аня на короткошёрстную дворняжку.

В её роду точно были борзые. Ладно сложенный, совсем ещё молодой пёс прыгал вокруг, пытаясь закинуть лапы Ане на плечи.

– А ты чего только вокруг дома катаешься? – Дедушка отточенным движением схватил пса и зацепил цепь за ошейник.

– А можно дальше уезжать? – Удивилась Аня. Дед поднял бровь. – Ну, то есть я даже и не знаю, куда на нём поехать.

– Это в городе у вас везде машины и люди злые…

– Дедуль, да не злые там люди.

– Может, и так, просто много их, а тут, куда глаза смотрят, туда и катайся, никто тебе ничего не скажет и не сделает. Природа вон какая красивая, чего вокруг дома-то колесить.

– Да я и не боюсь, – как-то виновато пробубнила она, опасливо покосившись на овсяное поле, начинавшееся за забором участка. Поймав её взгляд, дедушка вытащил из-под растянутой футболки что-то маленькое, блестящее, на серебряной цепочке, и повесил внучке на шею.

– Оберег, чтобы ничего не боялась, – улыбнулся он.

– Дедуль, да не боюсь я! А что это?

Аня рассматривала монетку, подняв её двумя пальцами на уровень глаз. Через дырочку в центре была продета цепочка, цветы и завитки украшали обе стороны, а ещё непонятные надписи, совсем не похожие на обычные цифры.

– Да привезли когда-то давно, может, из Китая или из Японии, кто их там разберёт, эти черточки. Не знаю. Это бабуля твоя носила. Любила цветы на ней.

– Спасибо, – кивнула Аня, пряча подарок под одеждой. – А не жалко? Ты же теперь получается без оберега останешься.

Дед расхохотался, и Аня поджала губы, готовясь уже обидеться, но он потрепал её по голове. Было больно. Силу дед рассчитывать совсем не умел, но Аня отчего-то воспряла духом.

– Чего это, мне для внучки что-то жалко должно быть? Вот насмешила! А завтра, ты давай до Рейнеке докатись, там Тима уже спрашивал, почему к ним не заходишь.

Аня вспомнила, что в детстве летом играла с мальчиками Арсением и Тимофеем. Мальчишки с очень странной фамилией, она тогда ещё думала, что Волковы – это необычное семейное имя, но приехав к деду, обнаружила в соседях Шимдтов, Гоферов, Миллеров вперемешку с Петровыми, Ивановыми и Соколовыми. Но даже среди них «Рейнеке» звучало как шутка, как какое-то выдуманно-ненастоящее слово. Тима обиделся на неё, когда она в первый раз озвучила ему свои мысли. Дед же сказал, что это их бабка стращает, мол, потомки великих мукомолов и основателей деревни.

– Но это глупости все какие-то, уже при союзе не было здесь никакой мукомольни, всё порушили вместе с церквями, а большинство немецких фамилий, живших в степях ещё с Екатерининских времён, разбежались, сменились или обрусели. Но есть и те, кто остались, пережили. И теперь гордятся ими отчего-то чрезмерно. Ты перед Тимофеем извинись. Даже так, не гоже над чужими именами смеяться, он же его не выбирал. Мальчик он добрый, сразу простит, если извинишься.

Аня тогда извинилась. Вот и всё, что она помнила про соседей. А ещё, что Тима постоянно вредничал и отбирал её игрушки. Но тогда ей было пять. А сейчас? Просто приехать и позвать кататься?

– Как-то неудобно.

– Да отчего ж неудобно-то? Велосипед есть, погода вон, сказка, ни жары, ни дождей, ты только утром рано не заезжай, там пацанята отцу помогают с хозяйством, а после полудня шатаются по деревне без дела, хоть тебя с собой возьмут.

– Мама таких шпаной называет.

– Ну маме твоей виднее, конечно, да. Здесь дети – это просто дети. Чего дома сидеть, когда на велосипеде на речку можно.

Тима узнал её сразу. Ане даже стало как-то спокойнее от его болтливости и дружелюбия. Он вырос в красивого парня, вытянулся на голову выше, и рядом с ним Аня выглядела как ученица начальных классов. В школе она всегда стояла одной из последних в линейке на физре. А теперь и вовсе ощутила себя мелюзгой. А вот его младший брат Сеня вырос скорее вширь, он не был сильно выше Ани, да и толстым назвать его язык не поворачивался, Тима как-то сразу ляпнул: «Сейчас наш крепыш подойдёт и поедем». И, наверное, крепыш и было лучшим его описанием. В отличие от брата он не был болтлив и каждый раз, когда открывал рот, говорил какие-то гадости. Аня сочла его врединой.

Но уже через несколько дней поменяла своё мнение, когда на подъездах к их дому её облаяла стайка бродячих собак. Сеня выбежал на помощь. Он шумел, кричал, кидался в них камнями и палками, но ни разу не попал. Собаки, гавкая, разбежались, поджав хвосты.

– Ну ты и мазила! Спасибо, что помог, – улыбаясь, поблагодарила Аня, закатывая велосипед на лужайку дома Рейнеке.

– Ничего не мазила! Я же тебе не живодёр какой-то, собак калечить. Зачем? Припугнешь и разбегутся. В тебя бы камнем точно попал, – съехидничал он и получил за это подзатыльник от подоспевшего Тимы.

– Опять шавки эти прибежали?

– Ага, сколько не гоняй, возвращаются.

– Ты, Ань, не обращай внимания на его слова, – чуть позже оправдывался за брата Тима.

Они втроём добрались до маленького пляжа на ледяной и шустрой речке. Сеня сразу полез кататься на тарзанке, натянутой на склонившейся над водой старой ветле.

– Он камнем в меня грозился кинуть, – Аня сделала обиженный вид. Но она скорее притворялась перед Тимой. Она нисколько не злилась на Сеню, наоборот, ей даже понравилось, что тот не стал обижать собак. Больше всего она не любила мальчишек, издевавшихся над слабыми.

– Да это он шутил, конечно, говорю же, крепыш иногда перегибает, тем более с девчонками разговаривать не умеет совсем. Хотя мама говорит, что он животных больше, чем людей, любит. Но я думаю, это не так.

Сеня с кучей брызг плюхнулся в ледяную воду с тарзанки, исполнив сальто в два оборота, показавшееся Ане уж очень неуклюжим, отчего она в голос громко расхохоталась. Мальчик вылез из речки весь трясясь, с посиневшими губами, и, зыркнув на смеющуюся Аню, снова полез на тарзанку.

– А что это за собаки были? Они часто к вашему дому прибегают? – спросила Аня, поглаживая лист мать-и-мачехи, всё пригибавшийся обратно.

– Ай, да это цыганские, они встали с той стороны за асфальтовой дорогой.

– Где? Там, где поля с подсолнухами?

– Ага, чуть туда дальше, где лесок за полем начинается.

– И чего они там делают?

– Живут.

– В лесу? – удивилась Аня. До этого она видела цыган только на вокзале и прилегающих к нему улицах. И это были в основном женщины с маленькими детьми, предлагавшие погадать по руке.

– Да нет, не в лесу, у них там и палатки, и трейлеры, и даже генератор свой есть! Передвижной городок.

– А что они здесь делают?

– Да ничего особенного, работают, торгуют, меняются. Вон несколько человек к бате моему утроилось на две недели с полем помогать. К Соколовым тоже прибились, старый дом им ремонтируют. Тётки их потолок в «клубе» помогают белить. А как закончатся подработки, уйдут куда-нибудь, в Карамыш или в Полевку дальше поедут, кто их знает. Долго летом не стоят.

***

Вторая неделя лета тянулась не так грустно и уныло, как первая, отчасти благодаря Тиме и Сене, а отчасти потому, что Аня наконец-то договорилась с дедушкой об обязанностях. Ей доверили заботу о кроликах и курах, а также они с дедом разделили готовку. Ане выпало готовить ужины по пятницам и выходным. В отличие от прошлых приездов к деду, в этот раз ей даже нравилось жить в его доме. Хотя, скорее, ей нравилось, что ужинать ей не приходится в одиночку. Завтраки она пропускала, так как дед просыпался слишком рано, а обедала обычно либо в доме у Рейнеке, либо вместе с мальчиками ела бутерброды на берегу реки или на вершине холма. Каждый день они катались куда-то в новое место. Ребята будто выстроили план показать Ане за лето все интересные места в округе, хотя и отрицали существование такого плана.

И каждый раз она не справлялась с бабушкиным старым велосипедом. Падение за падением, на локтях и коленках уже не было живых мест. В конце второй недели лета, после поездки на дальнее озеро, свалившись там кубарем в ветловом лесу, Аня вернулась вечером к ужину. Дед вытащил ветку, застрявшую в её волосах, достал перекись и усадил на кресло, выгнав с него недовольного серого кота.

– Ты это, немного потерпи ещё. Два дня же осталось до дня рождения, – извиняющимся тоном пробубнил он. – Бабулин велосипед, конечно, не по тебе сделан.

– А причём тут мой день рождения? – дедушка охнул и замолчал. – Знаешь что-то? – Аня сузила глаза, точно хищная птица.

– Да чего мне там знать, ляпнул просто не подумав.

– Точно знаешь что-то! Папа приедет? Он тебе что-то говорил?

– Да не знаю я ничего! Любопытной Варваре… – дед схватил Аню за нос, и она услышала зловещий хруст, но всё равно весело рассмеялась.

– Так я тебе и поверила! – захохотала она и убежала переодеваться перед ужином. – Он сказал, что велосипед подарит? – свесив голову через перила, продолжила она приставать к деду на расстоянии.

– А ну кыш! Ты чего кошка так любопытствовать? Иди давай переодеваться и ужинать.

Она плюхнулась на кровать. Так хотелось новый велосипед, лёгкий и удобный, чтобы наконец-то утереть нос Сене, постоянно кружившему вокруг неё, словно она улитка какая-то. Вынув из рюкзака плеер, она поставила на зарядку аккумуляторы и разложила кассеты на столе. Тима предложил скататься завтра после обеда до лагеря цыган, туда собиралось несколько взрослых и ещё пара деревенских детей. Цыгане готовились сниматься со стоянки и устраивали мини-ярмарку на прощание.

– Ты лучше у них ничего не меняй. Все поломается быстро, – ворчал дед за ужином. – Но вот кукурузу они вкусно на мангалах пекут, это попробуй обязательно. Денег много с собой не бери. Вообще лучше с собой ничего не бери. На, – он высыпал мелочь на стол, – на вкусненькое попробовать хватит, а всякого хлама в сарае и так навалом.

Позже, ворочаясь в кровати, Аня ругала отца на чем свет стоит, ведь накануне отъезда она спросила его, нужны ли ей будут с собой карманные деньги, на что тот сказал, что там их некуда тратить, магазин единственный хозяйственный и денег на еду и всякие нужды он оставит деду. Послушав его совета, Аня выложила свой кошелек с накопленными деньгами, доставшимися ей на праздники и дни рождения, дома, в комнате квартиры. Почему же он не сказал, что существуют ярмарки и местные праздники? Может, он и сам о них не знал? С этими мыслями она и заснула.

С утра одевшись в джинсовые шорты и немного проданную после многочисленных падений с велосипеда темно-зеленую футболку, Аня сгребла мелочь со стола в поясную сумку и выкатилась на велосипеде до условленного места. Тима и Сеня уже ждали ее там, а с ними несколько местных мальчишек и девчонок. Одеты все были в рубашки поверх маек, на Сене, несмотря на жару, были «парадные» цветастые спортивки. Девочки, к ужасу Ани, все были с накрашенными глазами и ресницами. Одна была в сарафане поверх которого надела джинсовый пиджачок, вторая в футболке с «Титаником», заправленной в обтягивающие черные капри. И конечно, их предводительница.

– Ну привет, городская. Я Олеся, а ты? – Она надула пузырь из розовой жвачки и лопнула его с громким щелчком. На ней была самая короткая юбка, которую Ане только доводилось видеть, и глянцевая олимпийка из белых и оранжевых полосок. Со своим розовым блеском на губах и слипшимися ресницами она выглядела лет на двадцать, хотя была ровесницей Тимы, или чуть старше, «пятнадцать не больше».

– Я Аня, – все еще пытаясь определить возраст Олеси, пробубнила самая неопрятная из всех, городская девочка.

После короткого приветствия все попрыгали по велосипедам и понеслись по холмам к асфальтовой дороге. Аня отставала. Сначала она даже позлорадствовала над тем, как такие расфуфыренные девочки будут поспевать за ними. Но уже через пару минут пути осознала, что местные со своими велосипедами на короткой ноге. Олеся же могла дать фору всем мальчишкам и даже умудрялась это делать в своей, короткой до ужаса, юбке. Аня грустно выдохнула и только пыталась не отстать слишком уж далеко.

– Как же я хочу новый велосипед, – бубнила она себе под нос, задыхаясь на подъеме по холму, потеряв всех из виду.

– Забралась? – улыбнулся ей Тима на вершине. Остальных нигде не было видно.

– Оставили дожидаться городскую? – проворчала Аня, уперевшись взглядом куда-то в траву.

– Неа, сам вызвался, – просиял улыбчивый Тима. – Велик твой, конечно, просто отстой.

– Да уж, даже спорить не стану, – он легонько пнул Аню плечом. – Далеко еще до асфальта? Не могу больше!

– Да вон он, считай приехали уже. Давай, давай, «городская», – рассмеялся он. – Не отставай, а то нам с тобой кукурузы не достанется. – И прыгнув на велосипед понесся в сторону дороги.

– Как же я хочу новый велосипед! – крикнула Аня, прокручивая застрявшую педаль и забираясь на своего обшарпанного монстра.

В дальнем углу летнего неба, где-то за лесом, тонкой полоской ютившимся на горизонте, собирались темные облака. Вдали еле слышно громыхнуло. Аня оглянулась, легко крутя педали по ровной асфальтовой дороге, и в лицо ей задул поднявшийся ветерок, прогоняя предгрозовой зной. «Как же хорошо», – подумала она и налегла на педали, догнав Тиму.

– Смотри! Там дождь собирается!

– А? Да нет, стороной обойдет. Вон, наши уже все здесь.

Они подъехали к велосипедам, развалившимся в повалку на траве у тропинки, и, оставив свои там же, зашли в палаточный городок. Отовсюду доносилась веселая музыка, напоминающая индийские мотивы; буквально у каждой палатки стоял магнитофон, и звуки сливались в какофонию. Местных оказалось больше, чем изначально говорил Тима. Кто-то переворачивал мясо, кто-то копался в горках одежды, разложенных на картонках. Дети бегали с самодельным самолетиком в окружении стайки гавкающих собак. Друг дедушки сидел на пластиковом ящике, приспособленном под табурет, рядом с цыганским старичком и что-то забористо обсуждал, чокаясь и разливая жижу из общей фляги.

– О! Так это же Анна Григорьевна! – кинулся он к ней и потащил, усаживая на ящик-табурет. – Ну, Яков Иванович, скрывал от нас такую невесту! – Тима закатил глаза. – И где он? Носу не катит из своих огородов, совсем уже! Ты, Ань, ему передай-передай, что я жду его у себя опробовать медовуху.

– Передаст, – огрызнулся Тима и вытянул Аню за руку из компании пьяниц-старичков.

Она слышала пошлые шутки и причитания, но решила не оборачиваться и просто шла за Тимой. Спустя пару минут они нашли Сеню под деревом в компании двоих маленьких девочек. Одна висела у него на спине, а вторая сидела на корточках и горько плакала.

– Даладно, – грустно выругался Тима, подходя к нему. – А мама где?

– Вон в одежде роется. На твоя очередь, – Сеня снял с загривка девочку и передал брату.

Маленькая Кира радостно вцепилась Тиме в волосы, когда он посадил ее на плечи. Кудрявая девчушка двух с половиной лет была самой младшей в семействе Рейнеке и смотрела на всех светлыми, влюбленными глазами. Самый позитивный ребенок, которого встречала Аня. Она перевела взгляд на девочку лет восьми, все еще заливисто ревущую на корточках. Лиза Соколова, или как все ее называли «плакса Лиза», приходилась Тиме и Сене двоюродной сестрой. И как показалось Ане за прошлые две недели, служила им наказанием. Не было ничего хуже, чем взять ее с собой на речку или на озеро. Тима посмотрел на Сеню с Аней и получил шлепок маленькой ручкой прямо по лицу.

– Сходите за кукурузой. А я пока Киру маме отнесу. Лиз, ты со мной или с Сеней пойдёшь? – Сеня скорчил умоляющее лицо.

– За кукурузой? – Лиза подняла лицо, вытирая слёзы и сопли.

– Нет, я вон к маме, туда, где одежда, а Сеня за кукурузой пойдёт.

– Никуда не хочу! Хочу домой! – разревелась она пуще прежнего и шлёпнулась в истерике прямо на траву. Тима пожал плечами и быстренько сбежал, подмигнув брату. На виске у Сени вздулась вена, а лицо покраснело от злости.

– Хочешь, я схожу, на всех кукурузы возьму? – тихонько спросила Аня, пока Лиза ревела и каталась по траве. Судя по взгляду Сени, он просто хотел быть где-нибудь «не здесь», и Аня, решив не дожидаться ответа, направилась к круглым железным бочкам, на которых жарили кукурузу. Она купила шесть початков, и ей сложили их в голубенький пакет-майку, обильно посыпав всё солью. «Про соль не спросила», – нервничала Аня, возвращаясь, вдруг мальчики без неё любят, а уже всё посыпали.

– Эй, городская, как тебя там? – Аня обернулась.

Олеся сидела, закинув ногу на ногу, на бревне, приспособленном под лавочку, рядом стояла девочка в майке с «Титаником».

– Аня. Чего вам? – Аня старалась не грубить, она уже приметила, что местные не всегда хотят обидеть, даже если говорят вещи, которые на её районе сочли бы хамством. Вот только в том, что Олеся тоже относится к этому феномену, она очень сомневалась. Но ссориться не хотелось, да и кукуруза остывала.

– Ты к бабке сходила уже?

– А? Куда? – Аня подошла к девочкам и поставила пакет на бревно.

– Тут есть костяная бабка. Цыганка, которая на костях гадает.

– И зачем мне к ней ходить?

– Как это зачем? Про парня своего спросить, у тебя что, там в городе и парня даже нет? Ну не знаю, про Тиму спроси. – Она улыбнулась ехидной улыбкой на мгновение и продолжила наигранно жевать жвачку. Подружка громко расхохоталась. Ане захотелось ударить их обоих. – Или ты боишься?

– Да денег у неё просто нет, вон майка драная какая. – Вставила свои пять копеек подружка Олеси.

Аня почувствовала, как в животе лопнул какой-то яростный комок, она схватила пакет, и холодок пробежался по позвоночнику, застыв на воротнике, под волосами. Злость словно царапала коготками шею. Мерзкие.

– Ничего я не боюсь! Где там эта ваша бабка?

Они втроём дошли до дряхлой брезентовой палатки, стоявшей на некотором отделении от «городка». Девочки хихикали и подначивали, и несмотря на то, что Ане совсем не хотелось туда заходить, она окинула Олесю злобным взглядом, всё-таки залезла в палатку.

Запах был отвратительный. Пахло сыростью и старыми матрасами, вперемешку с приторными благовониями. Палочки дымились прямо внутри. «Как она здесь ещё не сгорела заживо?» – подумала Аня и сквозь слёзы, накатившие на глаза, присмотрелась к старухе, сидевшей, сложив ноги лотосом, в глубине палатки. Бабка была худая как смерть. Цветастый шёлковый халат, узором напоминавший ковры, висевшие у всех старушек на стенах, свисал на ней словно на вешалке, не пряча, а скорее подчёркивая болезненную худобу. Из-под рукавов торчали тонкие жилистые руки с длинными жёлтыми ногтями. Вьющиеся седые волосы собраны в гнездо на голове. Аня на секунду забыла, как разговаривать, а бабка смотрела на неё оценивающе и кашляла.

– Чего пришла? – вдруг прохрипела она, наконец-то прокашлявшись.

– Я… Мне тут девочки рассказали, что вы гадаете.

– Девочкам гадаю, да. Деньги есть у тебя?

Аня порылась в поясной сумке, вытащив остатки мелочи, и сложила на деревянную доску, лежавшую напротив бабки, служившую ей столом.

– Маловато, – гадалка ногтем разложила монеты в линию. – Больше ничего нет?

– Могу кукурузу вам отдать.

– Сдалась мне твоя кукуруза.

– Больше ничего нет.

– А на цепочке что? Крестик? – она ткнула Ане в шею пальцем, потащив за цепочку, и монетка с дырочкой выскочила из-под футболки.

– Это оберег. Какая-то иностранная монетка. Не думаю, что много стоит.

Старуха сузила глаза.

– Ну, если ничего не стоит, то и её давай. Тогда погадаю.

Аня на мгновение заколебалась. Но вспомнив, как легко дед отдал монетку и как ехидно улыбалась Олеся, сняла с цепочки серебристый кружочек с выгравированными цветами и кинула на доску к остальным. Бабка улыбнулась.

– На вопрос? На любовь? Или на будущее хочешь погадать?

Аня задумалась. Она пришла сюда только чтобы не выглядеть трусливо в глазах Олеси. Да и не было у неё никаких вопросов. Её жизнь была ей отчего-то совершенно понятна. Школа, потом институт, как хотела мама. После пойдёт работать, появится квартира, в которой она так и будет сидеть по вечерам одна и есть пюре с сосисками. На счёт любви также не было идей. Ей, в отличие от подружек, не нравился никто из класса, никто из дворовых, никто с плаванья. В шестом классе она даже притворилась, что ей нравится мальчик с художки, когда все разговоры подружек начали сводиться к обсуждению одноклассников. Но тратить гадание на вопрос про любовь ей казалось бессмысленным.

– Чего задумалась?

– Не знаю, о чём спросить.

– О как? А чего пришла тогда?

– Что бы погадать.

– Когда нечего спрашивать, незачем и гадать. – Бабка сложила руки на груди, изображая важный вид. – Может, на это лето погадать?

– На лето? Да, давайте.

Старуха вытащила глиняный стакан и долго трясла его, словно погремушку, закрыв отверстие рукой. Пела заунывную песню и трясла, трясла, трясла, Аню начало укачивать. Дым от палочек сгущался, и дыхание спёрло. На висках выступил пот. Как вдруг бабка убрала руку, и кости с грохотом рассыпались по доске-столу. Девочка ахнула. Это были настоящие кости, а не игральные, как она подумала изначально. На разного размера костяшках были вырезаны знаки и полоски, на каких-то кружки, чёрточки, треугольники. Все кости были разной формы, различались по цвету и размеру, некоторые выглядели совсем свежими. Разглядывая весь этот хаос, единственное, о чём думала Аня: «Хоть бы они были не человеческие».

– Вижу только половину тебя. Вторую потеряла. Давно потеряла. Но если победишь злость и будешь смотреть не только туда, где «видно», но и туда, куда стоило бы смотреть, может, найдёшь потерянное. Тебе соврут ящерицы, берегись. Вижу какое-то место, что пугает тебя, но со страхом тоже сможешь справиться, если найдёшь утраченное. Вижу что-то некрасивое. Оно как шрам, зажившее, от того что разорвали. А ещё…

– Что ещё? – в момент, когда бабка многозначительно замолчала, Аня вдруг придумала вопрос, который её действительно интересовал, как же он сразу не пришёл ей в голову?! Нужно было спросить, подарят ли ей велосипед! Дед что-то об этом проболтался, но очень интересно, точно ли это так и какого он будет цвета… – Там про велосипед что-то?

– Что? Нет там не про какой велосипед.

– Уверены?

– Вот мерзавка, ничего тут нет про велосипеды. Тут другое.

– А что тогда? – грустно выдохнула Аня, начав скучать.

– Тень.

– Тень?

– Да. Тень-сестра. Ты её разбудила.

– И что мне с ней делать? Что это вообще такое?

Старуха молчала, сверля девочку взглядом, уставилась куда-то ей на шею. Ане стало неприятно от этого её взгляда. Повисла пауза.

– Мне откуда знать, больше ничего не видно, – вдруг оскалилась бабка. – Тем более за такую низкую цену. Разживись денюжкой и приходи ещё. Посмотрим тогда, что это за тень.

– А про велосипед там точно ничего нет?

Аня выбежала из палатки под крики и причитания старухи. Девочек рядом уже не было. Не стали ждать.

– Вот гадюки! – выругалась Аня и отправилась на поиски братьев Рейнеке.

– Кукуруза остывшая, – констатировал Сеня, сидя на бревне. Довольный Тима уминал уже вторую. Их мама забрала сестёр и ушла, поэтому все шесть початков были поделены между братьями и Аней.

– Чего нагадала-то старуха?

– Да ерунду какую-то про тень, – злилась Аня.

– Она маме перед тем, как Кира родилась, гадала.

– Сбылось?

– Ага, ма говорит, всё сбылось слово в слово. А ты про что спрашивала?

– Про велосипед спросила. Но про него она ничего не увидела.

Где-то уже совсем рядом прогремел гром и поднялся ветер. Тима задрал глаза на небо.

– Ты же говорил, что стороной обойдёт?

– А он всегда про дождь ошибается, – рассмеялся Сеня. – Поехали давайте домой. А то Аня на своём веле в грязи точно забуксует.

Аня с досадой выдохнула, возразить было нечего.

Дома за ужином Аня рассказывала деду самые запомнившиеся события, например, про его друга пьяницу, накинувшегося на неё с расспросами, про шум-гам и музыку одновременно играющую из десятка магнитофонов и, конечно, про Олесю. Как же она ей не понравилась. Дед хохотал и подначивал, а Аня всё не могла угомониться, пока не дошла до рассказа про бабку-гадалку. Она рассказала, что хотела выспросить про велосипед и вкратце пересказала предсказание, что нагадала ей старуха. Как вдруг выражение лица дедушки переменилось. «Неужели его гадание так испугало?» – подумала Аня, но долго размышлять не пришлось:

– Ты ей бабушкину монетку что ли отдала?

Аня вдруг замолчала, не зная, что ответить, и только решилась кивнуть.

– Аня! Как же можно было?! Это же память была о бабушке твоей! Я же её тебе подарил!

– Извини.

– Да что с твоим «извини» теперь делать?

– А я что теперь сделаю? Раз подарил, значит, она была моя, как захотела, так и распорядилась!

– Да кто ж так поступает с вещами памятными?! Ты вообще что ли без мозгов?

– Я бабушку ни разу в жизни не видела, какая же это память? Чего теперь кричишь, не надо было, значит, мне её отдавать, раз такая ценная, – раскричалась Аня в ответ и выскочив из-за стола, хлопнула дверью комнаты.

Она сидела на кровати, слушая, как дед ходит по дому и ворчит. Он долго что-то переставлял, ронял, гремел. «Он что, решил все бабушкины вещи попрятать?» – недоумевала Аня. «Вот же блин, теперь он меня никогда не простит».

– Память, тоже мне… – она подошла к письменному столу. Бабушка погибла задолго до её рождения, отец тогда ещё школу не закончил, и Аня видела её только на старых семейных фотографиях. – И что мне теперь делать?

Аня села на стул, обхватив голову руками, и уставилась на свой потёртый синий рюкзак. На молнии кармашка висел брелок в виде маленького медвежонка, и к нему был прикреплён жетончик с именем «Каспер». Жетон принадлежал чёрной овчарке, собаке, которую она очень любила и отлично помнила, несмотря на то, что когда Каспер погиб, ей было всего пять лет. Аня пару раз звякнула жетоном и покрутила его между пальцами. Столько лет прошло, а она всё ещё хранила его как сокровище. И в этот момент ей вдруг стало так стыдно перед дедушкой. Почему же она не подумала про этот жетон, когда отдавала монетку? Она бы тоже кричала и злилась на деда, если бы он его потерял. К глазам подступили слёзы.

– Как же мне её вернуть? – спросила она у жетона. И принялась писать записку деду.

Как ей казалось, план был отличный. Она проберётся через окно по козырьку, спустится около сарая, возьмёт велосипед и доедет до этой предсказательницы. Главное – прокрасться, чтобы Цезарь не залаял, а дальше всё будет просто. Она собрала всё, что ей показалось более-менее ценным: кассеты, книжку, запасные аккумуляторы-батарейки. На что-то из этого она выменяет монетку обратно. Уже стемнело, и шёл дождь, но если одеть ветровку с капюшоном и кеды, то и не страшно, похолодало на улице не сильно. За час она точно доедет до цыган и часа через два-три уже вернётся обратно. Если повезёт, дед и не заметит записку. А утром она отдаст ему эту треклятую монетку, и всё. Вопрос решён. Если монетка вернётся, то и извиняться больше не нужно.

– Да, так будет правильно, – Аня распахнула окно и вылезла на козырёк. – Не очень-то и сильный дождь.

Она горько пожалела об этих словах спустя двадцать минут. Летний дождик превратился в ливень, стихийное бедствие, с ветром, громом и молниями. Вода хлестала по щекам. Шквальные порывы заваливали на бок. Ехать на велосипеде по размокшей грязи было невозможно. Аня попробовала его катить, но и с этим возникли проблемы. Она вся испачкалась и промокла. Небо громыхнуло, молния осветила силуэт дуба, стоявшего у дороги между двумя полями. Аня решила переждать там. Не будет же он долго с такой силой лить.

Выжав ветровку и носки, она сидела на корнях дерева и дрожала. В мокрой одежде холодно даже тёплой ночью. Час спустя дождь начал стихать, и от этого стало немного теплее. Или, может, из-за стихшего ветра. Очевидно, что нужно возвращаться домой, как только дождь закончится. Аня уткнулась лицом в руки. «Ну, день ссоры я, наверное, переживу. Если не будет дождя, может, Тима и Сеня согласятся завтра со мной туда скататься?» – думала она. Как вдруг гром загремел, словно земля развалилась напополам, и в поле, в нескольких метрах от неё, ударила молния.

Точно в замедленном фильме, Аня увидела, как из земли от взрыва полетели куски, поднялся дым, и, хоть и мокрые от дождя, колосья начали тлеть.

«Интересно, могут загореться во время дождя?» – пронеслось в голове, но она уже бежала к тому месту, бросив велосипед под деревом.

Затоптав тлеющие колоски, девочка вырвала охапку и похлестала ими об землю. Достала фонарик. Ей было интересно, куда именно попала молния, она водила кружком света по земле. Дождь совсем закончился. Двигая лучиком то влево, то вправо, она так и не нашла места, куда пришёлся удар. Остановив свет на колосьях, она заметила желтые глаза. Вскрикнула. Выронила фонарик.

– Эй! Ты кто? – крикнула Аня трясущимися руками, поднимая фонарик с земли.

Из колосьев встал сидевший в них мальчик. Он был каким-то бледным и лохматым. В свете фонаря его глаза сияли искрящимся янтарём, точно излучая золотой солнечный свет. Он закрыл лицо рукой, прячась от света.

– Ой, извини, – Аня опустила луч пониже, чтобы не слепить его. – Ты что здесь делаешь? Тоже молнию увидел?

Он посмотрел на лёгкий дым, ещё поднимающийся от колосьев, а потом обратно на Аню. Она приметила, что одного с ним роста.

– Ты чего? Немой? – не унималась девочка, не могла вспомнить его среди детей, которых видела в деревне. Где-то вдалеке, в лесу за дамбой, нежно светились зелёные огоньки. «Может, там ещё одно цыганское поселение, и он оттуда пришёл?»

– Не твой, – вдруг сказал мальчик, грустно уставившись куда-то на свои босые ноги.

– Д нет… Я же не о том… Я Аня, – решила представиться Аня, не знающая, как реагировать на подобный ответ. «Может, он просто не знает значение этого слова?»

– Я знаю кто ты.

– А? Откуда? Мы виделись с тобой раньше? Как тебя зовут?

Он просто кивнул и пошёл в сторону дерева, под которым валялся её велосипед. «Он серьёзно? Вот так возьмёт и уйдёт?» – опешила Аня, не зная, что делать. Как вдруг подумала: «А что, если он решил велосипед украсть?! Дед мне точно не простит, он ведь тоже бабушкин!»

– Эй! Стой! А ну стой! – Аня кинулась за ним. – Только велосипед не трогай!

Она схватила его за мокрую запахнутую рубашку. Мальчик вздрогнул и удивлённо уставился на неё.

– Прости. Просто я сегодня и так уже накосячила. Подумала, что если с велосипедом что-то случится, то это будет конец.

Они шли к дереву, и Аня тараторила молчаливому мальчику историю о том, как она отдала монетку за предсказание, как на неё обиделся дедушка, и про то, как она оказалась под этим деревом. Они забрали велосипед, и Аня катила его по дороге в сторону дома. Мальчик тихо шёл рядом.

– Ты меня до дома хочешь проводить? Разве тебе не в другую сторону? – спросила она, показывая рукой в сторону дамбы, где всё ещё светились зелёные огоньки.

Он показал рукой в сторону тропинки, начинавшейся у её дома. По ней с керосиновой лампой и весело гавкающим Цезарем бежал им навстречу дедушка. Аня грустно выдохнула, представив, какой скандал ей сейчас закатят.

– Наверное, записку прочитал, – попыталась улыбнуться она.

Мальчик вытащил из кармана камушек и протянул его Ане.

– Яньйи, – прошептал он.

– Аня! – закричал дед.

Аня обернулась на дедушку.

– Я здесь, дедуль! Всё хорошо! Не беги, я сейчас подойду! – крикнула она. А развернувшись обратно, обнаружила, что мальчик исчез.

«Куда делся? Опять что ли в поле спрятался? Деда испугался?» Она посветила фонариком по колосьям туда-сюда. Но Яньйи нигде не было. «Это же он имя своё мне назвал? Я же правильно поняла, что это имя?» – думала Аня, толкая велосипед навстречу деду, который наконец-то добежал до неё и накинулся с объятиями. Цезарь радостно скулил и пытался поставить на Аню лапы.

Она долго извинялась. Долго объясняла, что хотела вернуть монетку, но ливень помешал, что обязательно завтра скатается и всё исправит. На что дед тоже извинился, пообещал больше не кричать и не злиться. Не нужна ему монетка, лишь бы Аня по ночам по полям не бегала. На том и помирились.

На утро она проснулась тринадцатилетней Аней Волковой. Вытащив из-под подушки гладкий серый камушек с дырочкой в центре, посмотрела сквозь него на дощатый потолок. Голос отца раздался где-то внизу. Она пулей вылетела из кровати и кинулась во двор прямо в пижаме. Отец поднял её и закружил.

– Привет, Волчонок! Поздравляю! – он чмокнул её в щёку и показал на крыльцо рукой. Там у входа под навесом, перевязанный голубой ленточкой, стоял новый, блестящий, красный велосипед.