Время есть. Книга вторая. бесплатное чтение

Предисловие

Осень ночными заморозками уже почти полностью раздела деревья. Опавшие листья не убирались с тротуаров и проезжей части улицы Горького и проспекта Карла Маркса. На Лубянке было чисто. Только у входа в здание КГБ тут и там попадались жёлтые весточки предстоящей зимы.

Никита пытался найти повод, пусть самый незначительный, не заходить в это здание, пугающее своей монументальностью и легендами. Но ноги несли по запланированному маршруту. Данное слово нужно держать.

На проходной, где требовалось предъявить пропуск, Никита сказал, как его инструктировали:

– Я хочу поговорить с дежурным офицером.

Дневальный в форме курсанта жестом попросил отойти в сторону, и появилась надежда, что сейчас Никиту выставят за порог.

– Пригласите дежурного, – крикнул дневальный и забыл о посетителе.

Через несколько минут подошёл старший лейтенант.

– Пройдёмте, – сказал он, мельком взглянув на Никиту.

В небольшой комнате без окон офицер предложил присесть за покрытый зелёным сукном стол и только после этого серьёзно сказал:

– Говорите.

– Мне нужно встретиться с председателем КГБ.

Никита приготовился услышать смех или крик в свой адрес. Но старший лейтенант оставался невозмутим.

– Назовите причину, по которой очень занятый делами государственной важности человек должен уделить вам время? – совершенно без эмоций спросил он и предложил: – Может, вы сообщите информацию мне, и я передам её по команде?

– Нет. Скажите ему: «23-е октября, 20:48, Дом Радио».

По-прежнему без эмоций офицер выслушал и, попросив оставаться на месте, ушёл. Как долго пришлось ждать, определить было сложно, но старший лейтенант всё же вернулся и предложил следовать за ним. Пройдя несколько коридоров и лестничных пролётов, они оказались в небольшом помещении, совсем не похожем на кабинет. Освещалась комната лишь лампой, стоящей на журнальном столике, разделяющим два дивана.

– Повернитесь ко мне лицом и разведите руки в стороны, – потребовал офицер и, тщательно проверив Никиту, скомандовал: – Теперь спиной. – И, повторив процедуру, разрешил присесть.

Никита уселся на диван, а старший лейтенант остался стоять у входа. Ещё минут через десять в комнату открылась другая дверь, за которой оказался кабинет, и вошёл мужчина в гражданском костюме. Очки с толстыми стёклами делали его глаза неестественно большими.

– Вы можете быть свободны, – обратился вошедший к офицеру и, когда тот вышел, присел напротив Никиты. – Я вас слушаю.

– Я могу говорить только с тем, кто назовёт имя и отчество человека, меня пославшего. Извините, это обязательное условие.

– Семён Маркович, – невозмутимо ответил хозяин кабинета, – Теперь можете говорить.

– Меня просили передать вам очень важную вещь… – откашлявшись, сказал Никита, но его перебил спокойный голос.

– Начните с того, как вы познакомились с Семёном Марковичем. И поподробней, пожалуйста. Я не должен сомневаться в ваших словах.

Глава 1

Никита торопился посмотреть списки поступивших. Перед стендом, на котором их вывесили, толпились абитуриенты. Пришлось долго пробираться, извиняясь и применяя значительные усилия. Наконец, заветный лист с напечатанным мелким шрифтом текстом можно было рассмотреть. Но своей фамилии в списке абитуриентов, зачисленных на обучение, Никита не обнаружил. Он постарался искать внимательней, но сзади его подтолкнул кто-то в военной или милицейской форме, и Никита, не удержав равновесия, опёрся руками на стенд, и тот рухнул.

– Вставай, – разбудил знакомый голос мамы.

«Это сон», – обрадованно подумал юноша.

– Ты так ворочался, когда спал. Что-то плохое снилось?

– Да суета всякая, – ответил Никита.

– Вон, подойди к окну и скажи: «Куда ночь, туда и сон», – посоветовала мать.

– Обязательно, – пообещал Никита, внутренне насмехаясь над мамиными суевериями.

Чтобы пакет документов для поступления в университет был полностью собран, не хватало только справки из военкомата. И получение этой самой бумажки представлялось минутным делом, как в поликлинике или школе.

Но реальность оказалась немного иной.

Ну как немного?

Просто перевернула жизнь с ног на голову.

Хотя вначале всё складывалось вполне обычно. На проходной подсказали, где выдают справки для поступления в вуз. За нужной дверью с табличкой «Комиссия» сидела женщина средних лет, которую усталость и раздражение делали старше. Не поднимая глаз, она строго спросила:

– Фамилия, инициалы и год рождения.

– Соколов Н. Г. 1971.

Под заголовком «Медицинская книжка призывника» на обложке документа формата школьной тетради служащая военкомата записала ответ.

– Девушка, – обратился к ней Никита и сразу удостоился удивлённого взгляда, казалось, даже помолодевшей женщины, которую непривычное обращение вывело из бюрократического отупения, – вы меня не поняли. Я в армию не собираюсь. Мне только справка для поступления в университет.

Женщина грустно улыбнулась и, вздохнув, ответила:

– Ты думаешь, я планировала после филфака здесь торчать? Привыкай, боец, к взрослой жизни, – и потом обратилась к проходящему мимо офицеру, – Слышь, Егор Иваныч, поимей в виду, что гражданин не собирается долг Родине отдавать.

Никита хотел возразить, но мужчина, к которому были обращены эти слова, бесцеремонно повернул Никиту к себе лицом и внимательно осмотрел с ног до головы. Потом направил на него указательный палец и после паузы улыбнулся и щёлкнул средним пальцем о большой.

– Первенство города по самбо прошлым летом. За «Авангард» боролся. У меня абсолютная память на лица. Ты тогда СКА выбил в четвертьфинале, и мы без медалей остались. Ну, ничего. Теперь будешь ковать победы для спортивного клуба армии.

И, уже обращаясь к женщине, наблюдавшей за разговором, сказал:

– Отметь в списке… – Он посмотрел на обложку медицинской книжки. – Соколов Н. Г. в спортивную роту.

Бесцеремонность, с которой посылали в ненавистный СКА, Никиту возмутила.

– Вот так вы результатов добиваетесь. Не своих выращиваете, а паразитируете на том, что всех можно себе хапнуть, – запальчиво ответил он.

Егор Иванович отошёл на шаг, ещё раз смерил молодого человека взглядом, пожал плечами и опять обратился к женщине:

– Катерина, исправь «спортроту» на ТуркВО, погранвойска, коли юноша настаивает.

– Что это было? – спросил Никита Екатерину, когда офицер удалился.

– А это ты, Соколов Н. Г., прямо сейчас просрал два года жизни в родном городе и поимел геморрой служить у чёрта на куличках.

«Вы что, умом рехнулись? Я в университет поступлю», – подумал Никита, но теперь, наученный собственным опытом, озвучил мысли деликатней.

– Какая служба? Мне только справку.

– По коридору направо дверь с табличкой «Медкомиссия». И там тебе всё расскажут.

В указанном помещении Никита застал несколько абсолютно голых парней, которыми командовала мелкая и невзрачная девушка в белом халате.

– Что стоим? – неожиданно громко для небольших своих размеров гаркнула она. – Снимаем всё. И трусы тоже!

Было понятно – ей приходится повторять это по десяти раз на день.

Дальше, затратив не более пятнадцати минут на пять экспертов военно-врачебной комиссии, Никита оказался в очереди из нескольких парней своего возраста. Все они держали в руках медкарты. Медицинская карта рядом стоящего парня вызвала удивление. «Соколов Н. Р.» – значилось на ней.

Никита взглянул на свою: не перепутал ли он. Потом толкнул в бок незнакомца и показал тому документ. Соколов Н. Р. рассмеялся и спросил:

– Ну хоть не Николай Родионович?

– Никита Романович.

Парни пожали руки, и нового знакомого вызвали. А потом вышел лейтенант.

– Один? – поинтересовался он и, получив утвердительный ответ, кому-то в кабинете предложил: – Может, примем последнего?

– Перерыв, я уже ем, – отозвался женский голос.

Лейтенант, пожав плечами, повесил табличку «Обед» и закрыл дверь.

Никита провёл у кабинета целый час, в течение которого ознакомился со всеми документами на стендах, сосчитал паркетины на полу и лампы на потолке.

– Заходите, – наконец раздалось из кабинета.

Женщина с погонами капитана, с хорошо уложенной причёской и в ладно сидящей военной форме посмотрела документы.

– Слышь, Зорькин, – обратилась она к уже знакомому лейтенанту, – а Козырь, какого Соколова просил в Туркестан отправить? Смотри, тут тоже Соколов Н. Р.

– Не знаю. Егор Иваныч только фамилию и инициалы написал.

– И куда нам тебя послать, сынок? – спросила женщина, внимательно разглядывая призывника.

– Мадемуазель, вам нужно быть лет на пятнадцать старше, чтобы по праву обращаться ко мне «сынок», – ответил Никита, выдержав взгляд.

– Ну и фиг с ним. Мы свою работу сделали, – закончила разговор капитан и в графе «Род войск» написала «ВВС».

Когда Никита выходил, женщина добавила:

– Я хоть уже давно мадам, но за мадемуазель спасибо.

Только на улице Никита прочёл, что написано на небольшом клочке бумаге, озаглавленном «Повестка»: «Явиться в городской военный комиссариат для отбытия к месту службы» и дата – через три дня.

Вспомнилось слово «грогги». Ощущал такое Никита только один раз, на тренировке, когда уступил просьбам и согласился поучаствовать в соревнованиях по боксу вместо заболевшего одноклубника. В спарринге он пропустил удар в голову и на время перестал воспринимать реальность. Состояние, как будто не до конца проснулся, и тело ещё не полностью подвластно мозгу, а мысли тянутся, словно изображение в сильно замедленной съёмке, длилось несколько секунд. Партнёр прекратил бой и внимательно смотрел на Никиту. И, увидев, что соперник начал соображать, сказал:

– В бою – это нокаут, к мамке не ходи. Если ты понял, что поплыл, то немедленно должен или наглухо закрыться, или входить в клинч. Пока не оклемаешься.

Тогда приболевший боксёр, которого требовалось заменить, восстановился, и Никите не пришлось выступать на турнире. И он вернулся к любимому самбо. Теперь он понял, что находился в состоянии грогги всё время после разговора с майором по фамилии Козырь.

Никита ещё раз прочёл плохо отпечатанный текст:

«На основании „Закона о всеобщей воинской обязанности“ вы призваны на действительную воинскую службу».

«Это что же получается, прощай университет? Вернее, до свидания на два года».

Мысли путались в попытках осознать всё произошедшее, и нужно было время или хороший собеседник, чтобы разобраться в ситуации. До встречи со Светланой оставалось более часа. Но Никита решил ждать её в назначенном месте – на пляже, в надежде, что хороший заплыв на один-два километра приведут мысли в порядок.

– Никита, привет, – окликнула одноклассница Люба Тырба, прямо у входа на пляж.

Она временами подменяла мать, которая собирала плату за пользование топчанами и прочим инвентарём. Люба подошла не спеша, усиленно покачивая бёдрами. Она с восьмого класса, когда обрела взрослые формы, так ходила, и парни в школе даже судачили – это признак того, что девушка уже лишилась девственности. И сейчас такая походка в сочетании с предельно открытым купальником приковывала к себе взгляды отдыхающих. У Никиты даже взыграла гордость, что сия красотка идёт именно к нему.

– Ты мне нужен как мужчина, – попросила девушка, подойдя так близко, что чувствовалось её дыхание, и пояснила двусмысленную просьбу: – Помоги мне перетащить сломанный топчан.

– Да, без проблем, – согласился Никита, рассмеявшись шутке.

Люба показала, что нужно убрать. Потом повернулась спиной и взялась за топчан, как за носилки. Никите пришлось нести поломанную конструкцию, глядя девушке в спину. Вернее, немного ниже. Её попа, практически не закрытая новомодными плавками с мудрёным названием «стринги», покачиваясь, цепляла доски сломанного топчана, и это было так вызывающе, что Никита беспокоился, не будет ли видно его возбуждение. Когда испорченная конструкция оказалась возле коморки, где в течение дня обитал ответственный за пляжное имущество, Люба повернулась, смерила взглядом помощника, остановившись на плавках парня, и, улыбнувшись, кивнула:

– Пойдём в офис, тебе благодарность положена.

– Просто «спасибо» будет достаточно, – услышал Никита за спиной знакомый голос.

Света подошла ближе и взяла под руку. Никита почувствовал, как к плечу прижалась грудь девушки, и для него перестали существовать Люба в своей вызывающей одежде, все обитатели пляжа, море, небо, песок.

Люба правильно оценила ситуацию и, пожав плечами, сказала:

– Я так понимаю, ты, подруга, время не тратила, когда я вас здесь оставила. Зачёт. И не напрягайся, я только хотела предложить винишка стаканчик. Будете?

– Нет, – уверенно ответила Света, а Никита просто отрицательно помотал головой.

– Ну, как хотите, – закончила разговор Люба и без обычного покачивания бёдрами пошла к себе.

– Меня в армию забирают, – тихо сказал Никита, не поднимая глаз, и только теперь осознал своё будущее на ближайшие два года.

Глава 2

Следующие дни прошли в суете. Даже отец навестил Никиту.

– Мужчина должен служить, – пафосно заявил он, поздоровавшись.

Дальше отец неприятно оправдывался: мол, не может помочь деньгами. Близнецы собираются в школу, а Тамара (его жена) не работает.

– Да ладно, столько лет не помогал, чего уж начинать. Я, батя, совершеннолетний… – начал говорить Никита, но, увидев удивлённый взгляд отца, покачал головой и пояснил: – Меня же в армию забирают. Значит, мне уже восемнадцать. В этом возрасте перестают выплачивать алименты. Тоже намёк на возраст. Хотя ты и так не платил… Но по первому признаку ты мог бы догадаться.

Ответ заставил отца сжаться ещё сильней, хотя он и так старался занимать как можно меньше места в пространстве. И Никите стало жаль родителя.

– Расслабься, – дружелюбно сказал он. – Спасибо, что навестил.

Когда отец ушёл, Никита долго смотрел на дверь и не понимал, как могло получиться, что нормальный мужик вдруг оставил свою семью и превратился в такого… У Никиты даже не было слова, как назвать запуганного, постоянно ощущающего себя виноватым отца.

«Мужичонка», – наконец удалось сформулировать.

Уходя семь лет назад, отец смущённо и растерянно лепетал: мол, любовь. Ничего не может поделать.

«Разве это любовь, если превращает нормального человека в мужичонку?» – который раз задался вопросом Никита, но, уже обладая собственным эмоциональным опытом, решил: – Любовь окрыляет. А если вот так, как у отца, то никакая это не любовь».

И размышлять на эту тему Никита уже давно не хотел. Отболело.

Мама оставила на соседку по рынку свою торговлю и вовсю собирала ребёнка в армию. Она узнавала у знакомых, сыновья которых уже демобилизовались или ещё служили, что может пригодиться на первых порах, и тщательно следовала советам. Никита зашёл на кухню, и у него сжалось сердце, когда видел, как мама спрятала заплаканные глаза, не желая расстраивать сына.

– Ма, не переживай так, – сказал Никита и обнял её. – Все служат. Из Афгана мы вышли. Что может мне угрожать?

Олеся Фёдоровна на несколько секунд замерла в объятиях и, отстранившись, глубоко вздохнула.

– Роди и вырасти ребёнка, а потом говори, нужно ли переживать, – ответила она и, поцеловав сына, продолжила сборы.

– А эта твоя вертихвостка придёт провожать? – не отрываясь от работы, спросила мама.

– Не понимаю, о ком ты.

– О Светке. О ком ещё? Или у тебя она не одна?

– А почему она вертихвостка?

– Да потому что красотка.

– Мама, ты тоже красотка. И что?

Олеся Фёдоровна сдержанно засмеялась в ответ на слова сына.

– Ну, ты и скажешь, – очень тихо произнесла она и вытерла глаза.

Никита пристально посмотрел на маму. Следы напряжения и тревоги ненадолго оставили родное лицо.

«Вот как получается, – подумал Никита, – сколько ни говори „сахар“, во рту слаще не станет. А скажи женщине, что она красавица и сразу похорошеет».

Размышления прервал звонок, и Никита пошёл открывать дверь. Его не было несколько минут.

– Кто там? – громко спросила Олеся Фёдоровна и, не получив ответа, решила узнать.

В полумраке прихожей её сын целовался со своей девушкой. Услышав шаги, молодые торопливо отстранились.

– Светка, нам сейчас не до тебя. Нужно много чего сделать.

Олеся Фёдоровна включила свет в прихожей и обратила внимание, что её сын продолжал держать девушку за руку.

– Так, я поэтому и пришла. Давайте помогу.

– Тоже мне помощница.

– Мам, ну зачем ты так? – вступился Никита.

– А затем. Меня вон на рынке подменить нужно. За место я плачу, а товар сам себя не продаст.

– Так, я могу, – бодро ответила Светлана.

– На самом деле?

Олеся Фёдоровна растерялась. Она была уверена – эта фифа ни за что не согласится, и можно будет попенять.

– Конечно, – спокойно ответила потенциальная невестка, – не думаю, что смогу, как вы, наторговать, но постараюсь.

Последние слова вообще обезоружили почти свекровь, и осталось лишь объяснить, где у неё товар, сколько просить и по какой цене отдавать. Но недолго радовалась Олеся Фёдоровна.

– Ты мне поможешь? – Света посмотрела на Никиту.

И оборвалось материнское сердце. Очень хорошо она знала этот взгляд, и сама такой изобразить могла. И мало кто из мужчин устоит, когда наивные женские глаза говорят, вернее, даже вопиют: «Без тебя мне никак. Только ты, сильный и независимый, можешь помочь слабому созданию в этом мире».

– Никита… – хотела остановить сына женщина.

Но тот удивлённо посмотрел на маму.

– Тёть Тамара Свете ключи от кладовки без меня не даст.

– Я записку напишу… – попыталась возразить Олеся Фёдоровна.

– Зачем? Я же буду со Светой. И вдвоём мы в два раза больше продадим.

И действительно, торговля у молодых людей пошла очень бойко.

– Почём ваш картофель? – спрашивала благородного вида дама и, получив ответ, пробовала снизить цену.

– Правильно, – вступала в разговор Света, – просите дешевле. Мы поспорили: если он наторгует сегодня десять рублей, то мне придётся его поцеловать.

– Деточка моя, я бы ещё сама заплатила, чтобы меня такой красавчик целовал, – усмехалась дама и покупала по запрошенной цене.

– А если я возьму десять, сбросите по пятаку на килограмм? – интересовался усатый дядечка крестьянского вида.

– Что вы, мужчина. Если я хоть на копейку дешевле продам, он меня замуж не возьмёт, – жаловалась Светлана и показывала на Никиту, стараясь изобразить искренность.

Дядечка, смеясь, закручивал ус и предлагал рассмотреть его кандидатуру, если жених так глуп, чтобы «ах, какой красавице» ещё и условия ставить.

Тётя Тамара, наблюдая, как уходит товар у молодых, только посмеивалась и, когда был распродан последний мешок, сказала:

– Теперь до закрытия рынка свободны. Леська ввек не поверит, что вы до обеда всё сбыли.

Большие, просто громадные волны распугали пляжников и, несмотря на жаркий день, в море никто не купался. Но можно было сидеть на причале, куда в обычные пускали только с билетами на катер. Из-за волны швартоваться было небезопасно, не говоря уже о том, что вряд ли кто-то рискнёт испытывать свой вестибулярный аппарат при такой качке.

Света и Никита сидели, свесив ноги с причала. Они не обращали внимания на брызги, которыми изрядно делились с ними высоко поднимавшиеся волны.

На берегу, активно размахивая руками, выясняли отношения парень и девушка. Шум моря заглушал их эмоциональный диалог. Молодой человек отчаянно жестикулировал, стягивая с себя джинсы, а потом прямо в футболке пробежал через набегавшие волны и поплыл от берега.

– Он хочет утонуть? – с тревогой спросила Света.

– Нет, ему нужно, чтобы его пожалели, – объяснил Никита.

– Вот дурак.

Какое-то время друзья смотрели, как парень проплыл метров пятьдесят от берега и начал бороться со штормом, пытаясь вернуться. Но сильный отлив после каждой волны отбрасывал пловца дальше в море. Девушка бегала по берегу и что-то кричала.

– Не пора его спасать? – встревожилась Света, наблюдая за борьбой незнакомца со стихией.

– Силы пока ещё есть. Хорошо гребёт, – определил Никита. И когда молодой человек достиг берега и «обессиленно» упал на песок, а девушка опустилась рядом и крепко обняла, прокомментировал: – Видишь, не дурак. Своего-то добился.

После паузы, пока друзья наблюдали за событиями на берегу, Света спросила:

– Почему парни такие тру́сы? – И, глядя в сторону, уточнила свой вопрос: – Я же знаю, что ты ещё в восьмом классе в колхозе на картошке хотел меня поцеловать. А всё не решался.

– Нет.

– А то я не видела.

– Значит, не видела, если так считаешь. Я ещё с третьего класса хотел. С новогоднего утренника. Ты играла роль Снежинки, и у тебя одной волосы были в блёстках.

Света засмеялась.

– Тем более. Парни, что, так боятся отказа?

– Не только. Можно и по физиономии получить.

– Драться они, пожалуйста, боксом заниматься им не страшно, а лёгкой пощёчины прям так и испугались?

– Ну, здесь дело не в ударе. А в крушении мечты. Парни уверены, что у них только одна попытка. Раз девушка отказала – это уже навсегда. Вот что страшит.

– Но теперь ты уже ничего не боишься?

– Теперь нет.

Очередная большая волна накрыла с головой Свету и Никиту, но кто обращает внимание на такие мелочи, когда губы сливаются в поцелуе.

Глава 3

– Так, граждане провожающие, отходим в сторону, пропускаем пассажиров, – громко кричал вспотевший старшина в расстёгнутой гимнастёрке. – Мамаши, папаши, сестрёнки и просто кореша призывников на перрон не допускаются. Слюни-нюни держим при себе. Пропускаю только с билетами или повестками. Предъявляем доку́мент – проходим. Нет доку́мента – отходим.

– Господи, я же ещё пару носков не положила в чемодан, – вспомнила Олеся Фёдоровна и бросилась на перрон, но дорогу преградил сержант.

Выслушав просьбу женщины, он нарочито громко ответил:

– Всё, мать, казённое твой сын получит. Портянки ближайшие два года будет носить боец. Лучше бы самогоночки на дорожку припасла. Я бы и передал.

Старшина засмеялся, неприятно гогоча. А Олеся Фёдоровна вернулась к Светлане и, не стесняясь слёз, причитала:

– Вот ещё одни тёпленькие. Что же я за дура, забыла положить.

Светлана подозвала соседку Никиты, семиклассницу Ирину, которая увязалась на вокзал провожать. Та возле киоска «Союзпечать» рассматривала цветные обложки журналов моды.

– Ирка, почему комсомольский значок не носишь? – строго спросила Света.

– Ношу. Вот, – выставила левое плечо вперёд девочка.

– Дай сюда, – потянулась снять Светлана, но Ира прижала его ладошкой.

– Нельзя.

– Я верну через десять минут, – заверила Света и строго спросила: – Или ты не хочешь Никите помочь?

Девочка осторожно убрала руку, и значок моментально оказался на белой блузке, обтягивающей грудь Светланы.

– И резинку для волос.

Ира нехотя распустила жиденький хвост.

У выхода на перрон всё тот же старшина преградил дорогу.

– Куда мы такие красивые идём? Может, лучше со мной пообщаемся, так сказать, тет-на-тет.

– Меня зовут Андреева Светлана Константиновна, я член горкома комсомола. Мы отправляем своих товарищей в армию, и я бы хотела поговорить с командиром, – громко и властно заявила Светлана.

Старшина ещё раз посмотрел на высокую грудь девушки и, к своему удивлению, увидел там комсомольский значок.

– Не положено штатских пускать, – теперь подчёркнуто официально объявил военный.

– А пить во время несения службы положено? – Светлана сморщила нос и помахала ладошкой, отгоняя стойкий перегар, – Мне связаться с замполитом вашей части? И почему комсомольский значок не носим?

– Да иди уже, – процедил сквозь зубы старшина и отошёл на шаг, пропуская девушку.

– Не поняла… – не отводя строгий взгляд, начала «комсомольский активист».

– Иди-те, говорю, – поспешил исправиться мужчина.

Светлана, не выходя из образа молодёжного функционера городского масштаба, шла вдоль состава, и десятки мальчишеских глаз провожали её с восхищением и сожалением, что ближайшие года два они такое вряд ли увидят. Капитан, похоже, он был старшим, оказался возле третьего вагона от вокзала.

– Добрый день, – Светлана протянула руку для приветствия и, когда офицер ответил рукопожатием, продолжила: – Член горкома комсомола Андреева…

– А имя-отчество? – перебил мужчина.

– Товарищ Андреева будет достаточно. Мы сегодня провожаем нашего активиста и спортсмена Никиту Соколова, и я хотела бы от имени горкома напутствовать его.

– Ну, в таком случае… – сказал офицер и громко крикнул сержанту, курящему невдалеке: – Петров, позови призывника Соколова! Он в вашем вагоне.

И буквально через несколько секунд к Светлане нёсся Никита. Он мигом подхватил подругу и закружил в объятиях.

– Светка, как ты сумела? Я только сидел и думал: вот бы хоть одним глазком на тебя взглянуть, и тут ты!

– Призывник Соколов! – грозно прекратил кружение капитан. – Это не Светка, а товарищ Андреева. Член горкома комсомола. – И потом обратился к девушке: – Правильно я говорю?

Света кивнула.

– У неё к вам поручение. От актива. Вот. Ну, давайте, товарищ Андреева, напутствуйте. Но недолго.

Капитан козырнул и пошёл к вагону.

– Ух ты! Как тебе удалось?

– Олеся Фёдоровна просила носочки тёплые передать… Ой… я их забыла. Я хотела сказать – буду ждать. Два года – это недолго. Я перейду на третий курс, а ты поступишь. И я тебе помогу учиться.

Света тараторила, боясь, что как только она замолкнет, начнётся расставание. И это страшило. Никита опять обнял. Он молчал, вдыхая запах выжженных солнцем волос Светланы. Нужно было надышаться и сохранить в памяти этот аромат южного лета, моря, любимой девушки, заканчивающейся беззаботной юности и тревоги ожидания взрослой жизни.

Через пару минут вышла толстая проводница и грозно крикнула:

– Эй, вы, отправляемся. Хватит целоваться. Нацелуетесь ещё. После разлуки поцелуи слаще, уж поверьте мне.

Подошёл капитан.

– Соколов, давай в вагон, – обратился он к Никите и, когда тот побежал, сказал уже Светлане: – Я тоже уезжаю. Для меня напутствия не найдётся?

Светлана, провожая взглядом Никиту, ответила:

– Кончились напутствия. Совсем.

– Жаль, – сказал офицер и направился к вагону, который уже начал движение.

Света какое-то время шла по перрону, но локомотив, похоже, попробовав свою силу, ускорился. Светлана остановилась и только в этот момент поняла, что по её щекам текут слёзы.

Глава 4

В вагоне суматоха не прекратилась и после отправления. Призывники старались занять места на нижних полках. Никита понял, что именно оттуда новобранцев попросят сопровождающие их старослужащие, и разместился на верхней боковой в середине вагона. За окном проносились виды знакомых мест. Поезд уже проезжал окраины, и сердце сжалось от тоски. Никите показалось, что он покидает не родной город, а некий временной пласт. И там, в будущем, всё будет иначе. А ещё не оставляло ощущение, что это уже было. Когда-то в иной, возможно, в прошлой жизни. Но в памяти осталось.

– Водка есть, – толкнул кто-то Никиту в спину.

– Не-а, – ответил он не оборачиваясь.

– А если найду? – настаивал незнакомый голос.

– И мне нальёшь.

– Петров, отстань от бойца, – громко сказал капитан, – И чтобы здесь не пили!

– Совсем?! – искренне удивился Петров.

– Без меня! – пояснил старший по поезду, – Я пока отойду по делам. Но я всё вижу. Сечёшь?

– Так точно, товарищ майор, – повысил в звании командира Петров, на что капитан лишь хмыкнул.

Под равномерный стук колёс и гул голосов в вагоне Никита быстро заснул, поэтому не знал, сколько прошло времени, когда его разбудили.

– Вставай, салага, – гаркнул на ухо изрядно надоевший старшина, – дедушки добрые, они угощают.

Напротив его полки разместилось с десяток человек, в основном новобранцы. Все выкладывали съестное на небольшой столик и лежащий на коленях чемодан. Никита тоже достал из рюкзака всё, что ему в дорогу собрала матушка, и сел на боковую полку, где уже разместились двое попутчиков.

– Давай закуску, – увидев это, сказал руливший застольем. – Но на выпивку не надейся, раз сам не взял.

– Не положено никого стопкой обходить, – перебил подошедший капитан. – Делим имеющееся на всех. Мы же не пьянки ради, а здоровья и коллектива сплочения для.

Командиру уступили место возле прохода и сразу протянули стакан с мутноватой жидкостью.

– Что это за муть? – поинтересовался офицер.

– Мамка с буряка гнала, – ответил один из призывников с южнорусским мягким гортанным «г».

– Ну так пей. А мне, Петров, плесни казёнки из моих запасов.

Стаканов было только четыре, и пили по очереди. Когда предложили Никите, он отказался. Капитан посмотрел подозрительно.

– Человек непьющий либо подлец, либо больной. Чем болеем, солдатик?

– Он антибиотики, походу, пьёт, – засмеялся старшина. – Намотал на конец перед службой? Бывает.

Все заинтересованно посмотрели на Никиту, ожидая ответа.

– Антибиотики, да. Травма. На первенстве города получил, – соврал Никита, придумывая на ходу.

В этот момент всех отвлёк подошедший младший лейтенант.

– Товарищ капитан, там в седьмом проблемы. Мы новобранца Хорько в купе определили, а он лыка не вяжет. Не знаю, где нализался. А там человек с серьёзными корочками. Бойца я забрал. Сейчас в туалете оставил, чтобы здесь не нарыгал.

– Значится так, Горкин, – быстро найдя глазами Никиту, сказал начальник, – забирай этого трезвенника в купе, а твоего невменяшку, Женя, здесь положим. Под присмотром будет.

Пока шли к седьмому вагону, молодой офицер инструктировал новобранца:

– Этот мужик с очень солидными корочками конторы, что на Лубянке. Посему языком понапрасну не болтаем. Ещё баба с ним, сильно моложе. Явно не жена. Это я к тому, чтобы не заглядывался. Такие люди гляделки быстро вынут, протрут и на место поставят, только наоборот.

Перед нужным купе младший лейтенант поправил пиджак и галстук, тихо откашлялся в кулак и постучал.

– Товарищ полковник, – очень осторожно, будто боясь потревожить, почти шёпотом сказал Горкин.

Дверь отворилась не сразу, и из купе вышел небольшого роста мужчина в синем шерстяном спортивном костюме с надписью «СССР» на груди. Он внимательно осмотрел потревоживших его.

– Вот, замена, как просили, – смешался под колючим взглядом младший лейтенант и кивнул в сторону Никиты. – Трезвый и смирный.

– Хорошо. Звать как? – спросил полковник и, получив ответ, предложил: – Ты, Соколов, часок покури в тамбуре.

– Я не курю, – буркнул недовольно Никита.

Мужчина истолковал это по-своему и, обернувшись в купе, достал из сумки пачку сигарет «Marlboro», сунул их в карман рубашки нового знакомого. Когда дверь закрылась, офицер быстро вытащил подарок, желая присвоить.

– Всё равно не куришь, – объяснил он на удивлённый взгляд призывника.

– Слышь, мамлей, я человек гражданский, и присягу ещё не принимал. Могу и в торец приложить. Возвращай половину на базу.

Собеседник оценил ситуацию и вернул пачку, из которой Никита достал большую часть и протянул Горкину. Потом они стояли в тамбуре, и офицер учил молодого бойца:

– Трудно будет служить, парень, коли борзоту свою не придержишь. Если бы я тебя не представил этому гэбэшнику, то твоё выступление могло очень плохо закончиться. Но, с другой стороны, ты предложил поделить. Справедливо. Именно за это мне приходилось в институте постоянно драться.

– Забери, – сказал Никита и протянул пачку собеседнику. – Я просто от наглости офигел. А так я не курю.

– Оставь себе. В армии сигареты – это валюта. Пригодятся.

Младший лейтенант бросил на железный пол окурок и затушил его носком ботинка.

– Подумай, боец. Мы все борзыми приходим в армию. А она нас делает такими, чтобы могли воевать. А это значит, уметь жизнь отдать по приказу. Ну, бывай.

Рукопожатие у щуплого Горкина оказалось крепким.

Ещё минут через двадцать явился новый сосед. Он молча кивнул и ушёл. Возле купе в махровом халате, обтягивающем соблазнительные формы, стояла женщина лет тридцати пяти.

– Можете переодеться, юноша, пока я здесь, – предложила она, разглядывая нового соседа, и добавила почти игриво: – Ирина.

Никита тоже представился, но больше ничего сказать не успел, поскольку из купе появился «человек из серьёзной конторы».

– Семён Маркович, – сказал он, встав между Никитой и своей спутницей, и протянул руку. – Пройдёмте в купе, не будем мешать Ирочке любоваться видами южнорусской природы.

– Расскажите о себе, – попросил Семён Маркович, сев напротив попутчика.

– Если вкратце, то родился, учился, пошёл в армию. Всё.

– Юноша, вы же не эпитафию на памятник себе заказываете при дефиците наличности. Давайте с подробностями и в деталях. Кто родители? Где и как учились? Почему поспешили исполнять свой почётный долг, а не поступать в институт? У вас же на лбу интеллект выше среднего написан. А комплекция говорит об успешном занятии спортом… Бокс, лёгкая атлетика?

– Самбо.

– С такими данными любой вуз вашего родного города свои двери распахнёт, да ещё и уговаривать станет. А вы – в армию. Похвально, конечно. Но почему?

– Отказался в СКА переходить. Они сами не готовят спортсменов, а живут тем, что всем служить нужно, и паразитируют на этом. Вот военком и не дал возможности поступать.

В этот момент в купе зашла Ирина.

– А вы, значит, не можете поступиться принципами? – спросила она.

– Так если поступаться, то это уже и не принципы, – ответил Никита.

– Ну про СКА вы не совсем верно говорите. То же «Динамо» набирает призывников. Да и детская школа у них хорошая.

– Может, у вас и так, а у нас, как я сказал.

Поезд начал торможение, и за окном появилась очередная станция. Людей на перроне было много, но, по большей части, коробейники, продававшие продукцию местной фабрики, которая товаром выдавала зарплату.

– Неужели государство не может напечатать денег, чтобы платить людям, а не заставлять унижаться, стараясь накормить семьи? – поинтересовался Никита, глядя в окно.

– Если много печатать… – начал отвечать Семён Маркович, но прервался и спросил: – Вы, молодой человек, знаете, что такое инфляция?

– Конечно. Я же «Чёрный обелиск» Ремарка читал.

– Ещё лучше. Значит, вы и про гиперинфляцию знаете. Печатать деньги – это не выход…

– А я не должен знать, что нужно делать. Есть специалисты, которые этому учились, и их задача обеспечить, чтобы люди не унижались, – с запальчивостью перебил собеседника Никита и, не дав ответить, пошёл на выход.

– Пойду куплю что-нибудь, – сказал он уже из коридора.

На перроне торговали большущими мягкими игрушками. Цены на них были ниже магазинных, но всё равно не по карману для призывника.

– А есть что-то маленькое? – спросил Никита у размахивающей большим белым мишкой женщины.

– У Катьки мелочь всякая, – ответила она и стала искать взглядом коллегу. – Мелкая и игрушки с гулькин нос. Её мамка сама шьёт. Раньше на заводе работала, а сейчас дома, – делилась информацией торговка. – Да вон в ситцевом платьице, смотри, под грузовым составом шмыгнула. Догони, она ничего не продала сегодня, а игрушки у неё – загляденье. И сторгуешься задёшево. Жрать-то нужно.

Никита посмотрел, куда показала женщина, и увидел, как недалеко, на соседних путях, мелькнули тоненькие девичьи, почти детские ножки в сандаликах. Последняя фраза и эта стоптанная обувь не оставили шансов отказаться от покупки. Пробежав до того места, где девочка пролезла под поездом, Никита пригнулся и последовал её примеру. Но у него также ловко не получилось. Прямо посредине вагона он застрял. Вернуться тоже не мог. Всё внутри похолодело от мысли: «А если состав сейчас тронется?».

Но, взяв себя в руки, он быстро расстегнул куртку и освободился из западни. Теперь осталось только снять одёжку с крючка, за который она зацепилась. Когда Никита, наконец, выскочил из-под вагона, то увидел, что девочку по имени Катя окружили парни намного старше. Их было трое. Они вытаскивали из сумки игрушки и смеялись.

– Не нужно забирать, – почти плакала Катя, – мамка меня заругает, если я потеряю.

– А мы сделаем так, чтобы мамка не узнала, – смеясь, говорил самый длинный. – Ни о чём не узнает. Правда, парни?

Он держал в руках небольшого медвежонка и кружил им вокруг головы девочки. А потом резко опустил, сунул его под короткую юбочку.

– Ой, что он там увидел. Мы тоже хотим посмотреть. Покажи нам, что у тебя там. А? Покажешь? И мы купим все игрушки. Как, орлы, правда?

Приятели загоготали одобрительно. Один сзади сунул руку под юбку и ущипнул за попу.

– Мальчики, не надо, – уже плакала испуганная Катя, – Заберите игрушки…

– Так, мы с тобой поиграть хотим. Зачем нам эта дребедень…

– Ей, борзые. Отпустили ребёнка! – громко крикнул Никита, приближаясь к компании.

Неожиданное появление незнакомца заставило парней отвлечься, и девочка, сориентировавшись, быстро юркнула под соседний состав со своей сумкой. Только маленький белый медвежонок остался лежать на земле.

Самый рослый из компании, похоже, был вожаком и, смачно сплюнув, первым пошёл навстречу.

«Высокий, руки длинные. Нужно сокращать дистанцию», – быстро соображал Никита и порадовался, что уроки бокса даром не прошли.

Но местный и не собирался драться. Он решил, что численного превосходства достаточно. Можно сначала припугнуть, а потом уже и поиздеваться над выскочкой. Мысль эта оказалась опрометчивой.

Никита рассчитал верно. Прямой в солнечное сплетение заставил противника задохнуться, а хук левой и последующий апперкот вырубили совсем. Оставшиеся отскочили подальше, но потом один из них вынул нож. Никита развернулся так, чтобы спину ему прикрывал состав, под которым убежала девочка. Основная опасность исходила от противника с ножом, поэтому всё внимание сосредоточилось на нём. И когда тот попытался ударить, Никита перехватил руку, крепко вцепился за рубаху и бросил через бедро. Потом взял кисть на болевой, забрал нож и выкинул на крышу товарного вагона.

За спиной заскрипел гравий, Никита повернулся на звук и увидел приближающуюся доску, которой с размаха бил третий, самый хлипкий из компашки. Времени отреагировать не осталось. За сильным ударом наступила темнота.

Глава 5

Конец лета – пора для Людмилы Алексеевны особая. Нужно делать закрутки. Это означает консервировать плоды садов и огородов, которые зимой отсутствуют, а на исходе лета продаются дёшево и в большом количестве.

Яблоки, сливы, абрикосы, помидоры, огурцы, баклажаны, кабачки и ещё много чего, попадавшее в поле зрения Людмилы Алексеевны, сразу же отправлялось на кухню, чтобы стать повидлом, вареньем, соком, соленьями, маринованными овощами, салатом, суповой или борщовой заправкой. А потом стеклянные бутыли различного объёма занимали свободные места на полках в подвале гаража рядом с такими же результатами труда прошлых лет.

И вот незадача: в этом сезоне, прямо после заготовки яблок и перед началом консервирования овощей, выяснилось, что дочь уезжает в Москву. Надо же, вроде только вчера Людмила Алексеевна носилась по поликлиникам за справками для устройства дочечки в детский сад, а потом в школу, и вот – институт. Когда месяц назад Света уезжала на вступительные экзамены, не было ощущения, что уже выросла. А сейчас покидает родной дом надолго. Муж, как обычно случалось во все важные моменты, в рейсе. По последней радиограмме прошли Суэцкий канал носом на Сингапур.

«Интересно, он хоть знает, что его дочь уже студентка, – подумала женщина и сама себе ответила: – Хорошо, если помнит, что у него дочь, а не сын».

Людмила Алексеевна с тоской посмотрела на приготовленные к консервированию банки, успокоила себя тем, что с купленными тремя ящиками помидоров ничего не произойдёт за сутки, и пошла помогать дочери собирать вещи в большущий, привезённый мужем из-за границы, чемодан.

Светлана, как и ожидалось, наотрез отказывалась брать «эту громадину», но мама была непреклонна.

– Будешь ночевать в нём, если общежитие не дадут, – отрезала Людмила Алексеевна и начала сборы.

И выяснилось, что и в эту махину всё поместилось с большим трудом. А причитания дочери, мол, чемодан не разместить под полкой в вагоне, мама отвечала, как обычно, когда возникали проблемы:

– Что-нибудь придумаем.

И возразить на такой аргумент было нечем.

Но действительно разобрались. В купе со Светланой оказалась супружеская пара. Мужчина лет пятидесяти или чуть старше хоть и был довольно крупным, но его «профессорская» бородка и очки вызвали у Людмилы Алексеевны желание попросить кого-то, так сказать, пролетарского вида, поставить громадный чемодан на полку над дверью. Но сосед по купе, не обращая внимания на возражения, немного приподнял груз и опустил.

– Илюша, осторожно. У тебя же спина, – только успела сказать его спутница перед тем, как мужчина наклонился и, взяв двумя руками объёмную и тяжёлую вещь, легко разместил её на специальной полке над входом в купе.

– Мы до Москвы едем, – успокоил мужчина, по-своему истолковав удивлённые взгляды Светланы и её мамы, – так что я сниму, где вам будет нужно. Вы куда?

– В Москву, – одновременно ответили мать и дочь.

– Мы тоже. Илья Сергеевич, – представился мужчина и добавил: – И моя драгоценная супруга Алла Андреевна. А вы, выходит, наши попутчицы?

– Меня зовут Людмила Алексеевна. Но я не еду. Вот ребёнка провожаю.

Свету возмутило «ребёнок», но, услышав, что на последнем слове мама запнулась и едва не расплакалась, обняла мать сзади.

– Не волнуйся, мама, – прошептала она тихо, – Я ненадолго.

Людмила Алексеевна замерла, потом достала носовой платок, вытерла глаза и осторожно высморкалась.

– Это, если выпрут за неуспеваемость. А ты и в институте на одни пятёрки учиться будешь. Я тебя знаю, – сказала мама, и не было сомнений: она искренне желает, чтобы дочь отчислили и та поскорее вернулась.

Попутчики, дабы не смущать прощающихся, вышли в коридор.

– Можно заходить. Мелодрама закончена, – выйдя из купе, сказала Людмила Алексеевна и, когда супруги вернулись, добавила: – Вот вам гостинцы на дорожку.

С этими словами она достала из своей сумки несколько банок, рассказывая про каждую: что там, как это готовилось и с чем есть содержимое.

– Ну, право, не стоит, – попытались отказаться попутчики, – Не нужно ничего.

– Алла Андреевна, даже не пытайтесь, – прокомментировала ситуацию Светлана. – Остановить мою маму, когда она угощает, не могут ни уговоры, ни применение грубой физической силы, ни огнестрельное оружие. Проверено. Разве что тяжёлая артиллерия. У вас таковая имеется?

– Нет, – ответила Алла Андреевна серьёзно, а её супруг засмеялся.

– Так и не сопротивляйтесь, – посоветовала Светлана.

Когда все банки перекочевали из хозяйственной сумки на небольшой столик, Людмила Алексеевна хотела что-то добавить, но споткнулась о комок в горле и, махнув рукой, сказала:

– Разберётесь.

Обняла дочь ещё раз и пошла на выход. Света проследовала с мамой до тамбура, где проводница уже безапелляционно разделяла провожающих и пассажиров.

– Извините маму, – попросила Светлана, вернувшись в купе. – Я так надолго из дома никогда не уезжала.

– Да полноте вам, барышня, – успокоил Илья Сергеевич, – ваша маменька нас так наугощала, что впору извиняться нам.

На этих словах состав дёрнулся и, осторожно ускоряясь, начал движение. Светлана смотрела на мелькавшие за окном виды родного города и резко осознала: она теперь взрослая. Может, это произошло из-за того, что знакомые улицы из вагона поезда выглядели сейчас совсем иначе. А возможно, ком в горле, мешавший маме говорить, раскололся, и частью своей достался дочери. И неуёмная радость Светланы от осознания, что она уже студентка и едет в столицу учиться в лучшем вузе страны, окрасилась лёгкой печалью.

Попутчики молчали. То ли они понимали состояние девушки, то ли у них имелись иные причины. В любом случае Света была им за это благодарна. Только когда проводница собрала билеты и раздала постельное бельё, завязался разговор. Оказалось, соседи по купе отдыхали почти месяц в одном из лучших санаториев города, который местные называли «профессорским». И теперь едут домой, в Москву.

Светлана тоже коротко поделилась планами стать учёным. Говорила она это, когда Илья Сергеевич вышел за чаем.

– Насколько я знаю, женщинам в науке сложно, – сказала Алла Андреевна.

На это Света вздохнула и, пользуясь тем, что разговор шёл сугубо женский, заметила:

– Насколько я понимаю, женщинам везде сложно.

Собеседница, не сдержавшись, рассмеялась и сразу же извинилась.

– Надо же, какая мудрость в столь раннем возрасте. Я думаю, вашему будущему избраннику очень повезёт, – уже серьёзно сказала Алла Андреевна.

– У меня есть любимый. Он сейчас в армии, и я, как бы это несовременно ни звучало, обещала ждать. И дождусь.

Света немного смутилась пафоса своих слов, но собеседница спокойно восприняла и объяснила:

– Я вон Илюшу тоже ждала. Так что никакого особого героизма не требуется, если любишь. И, между прочим, Илья служил на флоте. А это три года.

На последних словах супруги в купе вошёл Илья Сергеевич, держа в руках три горячих стакана в металлических подстаканниках, и, смеясь, доложил:

– Старший матрос Данилов к вашим услугам.

Узнав тему разговора, он поинтересовался причиной такого выбора.

– Даже не знаю.

Светлана сама задумалась. У неё имелся универсальный ответ, который обычно приводила, в том числе и в сочинении на тему «Кем мечтаю стать», но сейчас ей показались многократно повторённые слова неубедительными. И она, хоть и понимала, что это выглядит несерьёзно, честно объяснила:

– Не знаю. Само как-то получилось.

– Бывает, – спокойно воспринял такой ответ собеседник, – А на какую науку пал ваш выбор?

– Я поступила на физический факультет.

Света не заметила, как соседи по купе переглянулись.

– И что же конкретно вас интересует в физике?

– Вот это самое сложное, – ответила девушка. – Меня всё привлекает. Здесь столько загадок. Элементарные частицы, гравитация, время…

– А со временем какие непонятки могут быть? – перебил собеседницу Илья Сергеевич и, показав на свои наручные часы, пояснил вопрос: – Вот, сейчас три двадцать семь по Москве. Какие загадки может таить в себе сия информация?

Света, прищурившись, азартно улыбнулась.

– А в это же мгновение на другом хронометре могут быть иные показания. Я понимаю, вы можете сослаться на эталон, на астрономическое время. Не в этом дело. Всё, что касается показаний времени – есть только синхронизация событий. Указание их последовательности или одновременности. А вообще, что такое время? И есть ли оно?

– Эка куда вы, голубушка, клоните, – покачал головой собеседник, а Алла Андреевна с интересом следила за диалогом. – И каков ваш ответ на эти вопросы?

– Думаю, что время есть.

– Отлегло, – усмехнулся Илья Сергеевич, – А то я уже решал, не избавиться ли мне от подаренных отцом часов «Победа», как от вещи, утратившей свой функционал.

Светлана выслушала и продолжила вполне серьёзно:

– Избавляться не нужно. Я же сказала, есть время или нет его, но синхронизировать процессы, события необходимо. Как договориться людям о встрече? Можно, конечно, назначить на полдень, когда солнце в зените. А если облачно? – Света развела руки в стороны и вопросительно посмотрела на присутствующих. – Здесь без хронометра никак. Но я считаю – время существует. А понять полностью его суть мы не можем по одной причине: то, что мы представляем как стрелу времени, есть только проекция четырёх- или более мерного объекта в наше трёхмерное пространство. Так же, как живущий в двухмерном пространстве не может представить шар, имея возможность созерцать лишь его проекцию в виде малюсенького кружочка, так и нам сложно понять, что есть время, наблюдая только его проекцию в наше пространство.

Супруги Даниловы переглянулись, и Илья Сергеевич после небольшой паузы сказал:

– Глубоко. Вы где это прочитали?

– Нигде. Я иногда боюсь читать, чтобы не потерять собственный взгляд на некоторые вещи, – ответила Светлана и добавила: – Но я понимаю, без знания основ… да и вообще… учиться – это, по большому счёту, читать, читать…

– Читать нужно обязательно. Просто не нужно воспринимать чужое мнение, даже авторитетное, как заповеди. Знания – это важный инструмент учёного, переоценить который невозможно.

По вагону пробежала проводница, объявляя название станции и время стоянки. Поезд остановился. За окном было многолюдно, но пассажиры составляли меньшинство. По большей части толпившиеся на перроне предлагали различные товары. Однообразие изделий говорило, что на местном предприятии зарплату выдавали произведённой продукцией.

– Так страшно, – поёжившись, сказала Алла Андреевна, – А если это надолго?

– Поедем на дачу и будем питаться тем, что сами вырастим. И тем, что обменяем на выращенное, – пошутил Илья Сергеевич и приобнял жену, пытаясь успокоить её.

Света не разделяла страхи попутчиков. Она с интересом следила за политическими событиями и, как любой молодой человек, желала перемен. Тем более, подходило к концу предпоследнее десятилетие двадцатого века.

А следующее просто не могло не принести в страну нечто новое и интересное.

Глава 6

В Москве Илья Сергеевич, как и обещал, снял чемодан Светланы с полки и донёс до выхода из вагона. На перроне супругов Даниловых встречал богатырского вида мужчина. Приятеля и соседа Даниловых по даче звали Иван Петрович.

– Иван, просто Иван, – поправил он, очень осторожно пожимая руку девушки, протянутую для знакомства.

– Ванечка, вы наши вещи отвезите, пожалуйста, к себе, а мы вечером на электричке приедем и заберём. У нас дела в Москве. По дороге заодно Светлану подбросите до общежития. Вам же в общежитие, Светочка?

– Да что вы. Я сама… – сильно смутилась девушка, но её чемодан уже разместился на тележке носильщика.

– Смиритесь, Светлана. Пожелания Аллы Андреевны как приказ – обжалованию не подлежит, – увидев смущение девушки, пояснил ситуацию Иван Петрович.

У машины, прежде чем попрощаться, Алла Андреевна взглянула на автомобиль и спросила:

– Ванечка, тебе не кажется, что машинку пора помыть?

– Аллочка, мыть авто в августе, зная, что не в сентябре, так в октябре будет дождь – это верх расточительства.

Даниловы рассмеялись и направились к метро, а Иван Петрович поместил чемоданы друзей и Светланы в багажник старенького «Москвича», затем открыл переднюю дверцу своего, приглашая новую знакомую.

По дороге Света узнала, что Иван Петрович и Илья Сергеевич – старинные друзья. В молодости оба выступали за сборную Москвы по тяжёлой атлетике, посему давно знакомы и травмы у них похожие.

– Вы знаете, Светлана, с возрастом одинаковые болячки сводят людей не хуже, чем аналогичные увлечения в молодости, – сказал богатырского вида мужчина, заподозрить у которого хоть какую-то хворь казалось нелепицей.

Подъехав к самому общежитию, Иван Петрович легко подхватил чемодан и пошёл к входу. Девушка едва поспевала. Возле суровой комендантши, которую она помнила ещё со времени поступления, Светлана задержалась, надеясь, что неожиданный помощник здесь её оставит и дальше придётся долго оформляться для заселения, как в прошлый раз.

Но мужчина только спросил фамилию Светланы, а потом наклонился к окошку, за которым сидела комендант, занимавшая в это горячее время место вахтёра.

– Привет, красивая. Алла Андреевна просила поселить студентку первого курса Андрееву, – и он кивнул на спутницу.

Женщина заулыбалась и даже немного смутилась, отвечая на приветствие, потом нашла в журнале названную фамилию и, перед тем как вписать напротив неё номер комнаты, громко объявила:

– У меня только две двухместных остались. Триста шестая и триста девятая. Выбирай, Андреева, с кем будешь жить: С Самсоновой или Абрамовой?

Фамилии Светлане были незнакомы, и она уже хотела сказать: «Всё равно», как на её плечо легла тяжёлая рука и над ухом раздался громкий голос:

– С Самсоновой запишите!

Света оглянулась и увидела девушку, которую хорошо запомнила со времени вступительных экзаменов. Та проявляла необычную активность, щедро консультировала всех обращающихся к ней за помощью. И не было сомнений, что уж она-то пройдёт испытания на «отлично». Но первый же экзамен по профильному предмету девушка провалила. Ещё на организационном собрании заместитель декана объяснил, что получивший хоть одну тройку может спокойно паковать чемоданы и не отнимать время у комиссии, настолько высок проходной балл для поступления. И очень же удивилась Светлана, когда увидела, как эта всезнающая и сверхактивная абитуриентка, ознакомившись с результатами письменного экзамена, бросилась бегом прочь, вытирая глаза.

Чуть позже Света встретила эту девушку на скамейке в сквере у фонтана. Та сидела, положив голову на руки. Светлана присела рядом и громко спросила:

– Два или три?

– Три, – ответила неудачница.

– Я бы боролась, – сказала Света и ушла.

Больше они не встречались. Света не знала, как девушка отнеслась к совету. Получается, прислушалась, раз здесь находится и уже заселилась в общежитие.

– Если Андреева не возражает… – начала комендант.

– Андреева не возражает, – перебила её Самсонова, – Записывайте: «Комната триста девять». – И уже Светлане, протянув руку для приветствия, представилась: Галина.

– Света.

В комнате, куда Иван Петрович отнёс чемодан, Светлана спросила его:

– А Алла Андреевна, она кто?

Мужчина спокойно посмотрел на девушку. Очевидно, это должно было выражать удивление.

– Алла Андреевна – хороший человек.

– И что, вот так, по просьбе просто хорошего человека, быстро решаются вопросы? – выказала недоверие Света.

– Конечно, если этот хороший человек Алла Андреевна, – спокойно ответил Иван Петрович и попрощался.

– Ты реально не знаешь, кто такая Данилова? – поинтересовалась новая соседка по комнате.

Света отрицательно покачала головой.

– Чудны дела… – прокомментировала Галина и, не дав возможности уточнить смысл сказанного, перешла на другую, более волновавшую её тему, – Я бы всё равно боролась… Мы, сибиряки, упорные. Нас ничем не сломить, но… страшно было. И мысль такая долбит мозг: а может, я бестолочь, и все предыдущие пятёрки, грамоты, победы на олимпиадах – это провинциальные успехи. А здесь, в Москве, мой уровень – три балла. И вдруг мне такая фифа, как из гламурного журнала: «Я бы боролась». И тогда думаю: «Ну, ты, Галя, рассыпалась, раз тебя расфуфыренная блондинка подбадривает».

– Вовсе я не расфуфыренная, – возмутилась Света.

– Это мои мысли. Как хочу, так и думаю. А потом решила, а может, это знак, и Боженька послал мне ангела с весточкой – борись…

– Ну, знаешь, подруга. Ты уж определись: расфуфыренная фифа или ангел.

– Конечно, ангел. А же продолжила сдавать. И после тройки за остальные получила пять. На устный экзамен пришла и говорю преподу: «У меня три за письменный, поэтому давайте я не буду тянуть билет. Спрашивайте что хотите. Мне нужна пятёрка. И знаю я на пять». Бодались получаса, не меньше. И поставил пять. А потом уже вообще как по маслу. После зачисления я не уезжала. С билетами на самолёт проблемы. Даже к кассе не подступиться. На поезд – только общий вагон. А у меня запасной задницы нет, чтобы три дня сидеть.

– А зачем сидеть всё время? Можно же встать…

– И остальную часть пути ехать стоя? Нет уж. Я попросила, чтобы меня не выселяли. Вот и выбрала себе двухместную комнату. Таких на нашем этаже всего четыре, и только для женатых, но на первом курсе сплошь холостые. Вот кто побойчее и расхватали. Но я к себе никого не пускала. А тут выхожу и вижу: ангелочек мой прилетел.

Галя рассмеялась, и Света не могла не поддержать новую подругу.

Глава 7

Свете нравилось общаться с Галиной. Та в общении прямая, как рельса Байкало-Амурской магистрали, и значит, интриг не будет. Самой Светлане недоставало основательности подруги, она об этом честно говорила, и её откровенность была ещё одной причиной быстрого сближения девушек.

Несмотря на свою довольно обычную внешность, Галина не имела проблем в общении с противоположенным полом. Она периодически просила подругу задержаться в библиотеке или погулять по Москве какое-то время. И Света не могла обижаться, поскольку Галя утверждала, что если понадобится ответная услуга, то можно на неё рассчитывать.

Но проблемы Светланы были совсем иными: она очень тревожилась отсутствием весточки от Никиты. Звонила домой попросить маму поинтересоваться у Олеси Фёдоровны, что с Никитой. Но внятного ответа не получала.

На Главпочтамте, куда друзья договорились отправлять письма или телеграммы до востребования, работницы Свету уже узнавали в лицо и без слов отрицательно качали головой.

– Если бы случилось несчастье, его мать бы знала, – успокаивала подругу Галя. – А раз весточки нет, то всё нормально с твоим Ромео. Может, загулял или попал в те войска, из которых писать нельзя.

– А такие бывают? – с надеждой спрашивала Света.

– Не знаю. Просто успокаиваю. И вообще, коль он не выполняет обещания, то и ты от своих свободна. Найдём тебе парня, и будет твой Никита локти кусать. А ты ему такая… – Галина встала, выровняла спину, поправила свою большую грудь и пошла, как по ниточке, широко покачивая бёдрами, остановилась возле подруги и, изобразив, что стряхивает пепел с сигареты, сказала очень низким голосом: – Чао, бамбино, сорри.

Светлана громко захохотала.

– Я, пожалуй, не буду тебя знакомить с Никитой. К такой секс-бомбе подпускать своего парня ближе километра небезопасно.

На следующий день было собрание курса. Подруги явились перед самым началом, и свободные места остались только на последних рядах. Галя, оценив обстановку, прошептала Светлане:

– Пошли вперёд, я хочу вопрос задать.

– Там всё занято, – возразила Света, но подруга уже тянула её ближе к президиуму.

Пройдя к середине первого ряда, Галина встала перед двумя парнями и очень серьёзно спросила:

– Что случилось? Почему зарезервированные места занимаем?

– С чего это они зарезервированные?.. – начал один из них, но Галина уже поднимала за руку другого.

– Таблички лежали на креслах.

– Не было здесь ничего, – оробев от напора, ответил смущённый парень.

Галина посмотрела в сторону входа и будто кому-то, а на самом деле в пустоту, грозно крикнула:

– Где таблички «Зарезервировано»? – и спустя паузу, сделав вид, что ей ответили, громко потребовала: – Так несите.

После чего уже спокойно сказала парню:

– Сейчас принесут. Освобождаем места.

– Гал, так нельзя, – прошептала Света, когда они уселись прямо напротив президиума.

– Ты о чём?

– Выгонять людей так беспардонно.

– Серьёзно? – изобразила удивление подруга и с осуждением продолжила: – Я-то не в курсе, что так нельзя. А ты, получается, знала, и всё равно… я от тебя никак не ожидала.

Ответить Света уже не успела, поскольку на сцену выходили и занимали места за столом руководители факультета. У Светланы и так не было аргументов в споре с подругой, а ещё она буквально онемела, увидев своего недавнего попутчика по купе среди руководства.

Щупленький мужчина с бегающим взглядом подошёл к трибуне и в микрофон поздоровался с залом.

– Меня зовут Егор Иванович Круглов. Я замдекана по административно-хозяйственной части. Разрешите вам представить руководителя нашего факультета, Данилова Илью Сергеевича, – сказал он, и случайный знакомый, которому Светлана пыталась растолковать свои взгляды на современную физику, немного приподнявшись, изобразил поклон.

– Галка, спрячь меня, – прошептала Света, пытаясь вжаться в кресло, чтобы стать незаметной. – Он может узнать.

Но Галина не обращала внимания на подругу, поскольку собиралась задать вопросы, вернее, даже высказать претензии. И с трудом сдерживалась, пока рассказывали о правилах поведения, в каком виде являться на лекции, где узнавать расписание, а также, как это всегда говорили школьные учителя в начале каждой четверти: «Времени на раскачку нет».

Когда, наконец, дело дошло до вопросов, Галина первой вскочила и, не обращая внимания на слова докладчика: «Вон, там по центру десятого ряда юноша руку тянет», громко начала говорить.

– Дождитесь своей очереди, – обратился к ней заместитель декана, но Галина его перебила.

– Молодой человек пропустит девушку вперёд. А у нас в общежитии проблем выше крыши. Холодильники не работают. Один только на втором этаже едва дышит. Так в него все продукты не поместятся! Вода утром еле-еле из крана течёт. Ни умыться, ни на готовку не набрать.

– А ты с вечера умывайся, – крикнул кто-то из зала, и раздались отдельные смешки.

– Да, кстати, вечером невозможно душ принять. Из пяти кабинок на этаже только одна работает, и та без лейки. Сплошная струя идёт. Приходите, посмотрите, как мы моемся…

Докладчик улыбнулся и перебил Галину.

– Я человек женатый и не могу воспользоваться вашим, прямо скажем, заманчивым предложением, – уже под общий смех ответил он.

– Нет, я понимаю, что у нас мужчин настоящих, кто бы смог починить, не найти…

– Ну, с мужчинами мы тоже вам не поможем. Это вы как-то сами, – попытался перевести всё в шутку ответственный за состояние общежития.

В зале теперь стоял общий хохот, только у Светланы сжалось сердце от сочувствия подруге. Она уже хотела встать на защиту, но Галина и не думала сдаваться, и повернулась к залу.

– Мы сейчас похихикаем, разойдёмся, и ничего не изменится. Бытовые вопросы важны, но намного важнее, как мы можем решать свои проблемы. Какое же это самоуправление, если парой удачных шуточек вас заставляют забыть о требованиях.

Зал затих, а Галина повернулась к президиуму.

– Если для вас перечисленные мною проблемы нерешаемы, то просто дайте мне инструменты. Я сама отремонтирую душ, краны и найду того, кто за это отвечает.

Почти прокричав последнюю фразу, она села. Света посмотрела на раскрасневшуюся подругу и пожала ей руку.

– Опозорилась, да? – спросила Галина шёпотом.

– Наоборот, ты герой. Я тобой горжусь.

– Как думаешь, попрут меня теперь?

Заместитель декана во время гневной речи спокойно протирал стёкла своих очков и, когда Галина села, надел их.

– Я так понимаю, критика всего и вся нынче в тренде, и можно огульно обвинять руководство факультета, даже не разобравшись, кто и за что отвечает…

– Позвольте мне, Егор Иванович, – тихим голосом перебил декан. – Пока студенты будут разбираться в нашей иерархии, мыться всё равно надо. И девушка… – Илья Сергеевич обратился к Галине: – Вас как зовут?

– Самсонова Галина, – громко ответила та и уже тихо добавила подруге: – Теперь точно попрут. Что за язык, помолчать не могу.

– Вот у меня и решение указанных проблем. Предлагаю кандидатуру Галины Самсоновой для включения в Совет факультета. Это дело новое, но в соответствии с постановлением ЦК КПСС до двадцати пяти процентов мест в советах должны занимать студенты. Мы считали, что это относится к старшекурсникам. Но я не вижу проблемы, если мы изменим решение. – Данилов осмотрел зал и продолжил: – Кто за? Прошу голосовать. Против? Воздержался? При одном воздержавшемся (для справки – самой Самсоновой) решение принято.

Зал загудел обсуждением неожиданного события.

– Что, Самсонова, теперь по шапке вместе получать будем за непорядок? – с лёгкой улыбкой спросил декан Галину и не обратил внимания на притихшую рядом и старавшуюся быть невидимкой Светлану.

Вечером, после того как новый член Совета факультета проверила состояние общежития, записала несколько десятков жалоб и ответила на много вопросов, Галина пришла в свою комнату и обессиленно рухнула в кровать.

– Лучше бы меня выперли, – тихо пожаловалась она.

– Не ври себе, – сказала Света, – Тебе нравится, чтобы вокруг всё вертелось, и ты решала задачи. Это твоё, Галка. Ты же политик, только пока об этом не знаешь. Физика тебе зачем?

– А тебе бы в рентгенологи пойти. И аппарат не нужен, всех видишь насквозь, – беззлобно проворчала Галина и, сев на кровати, добавила: – Завтра обмываем моё назначение. Я приглашаю Илью или Сергея с параллельного потока. Или Костю с третьего курса. Ты кого?

– Никого. От Никиты весточек не было. Поэтому, извини, подруга, но я присутствую, так сказать, в одном лице. Или погуляю.

– Ещё чего. Могу Кирилла пригласить. Красавчик такой, с пятого курса журналистики. Для себя берегла, но тебе ничего не жалко. Или Андрея с физкультурного. Тоже резерв главного командования.

– Вот только спортсменов мне не хватало, – отреагировала Света на последние слова подруги.

– Значит, Кирилл.

– Ты не поняла. У меня Никита есть.

– Но что-то от него весточек нет. Закрутил твой Никитос с какой-нибудь медсестричкой в гарнизоне. Или с поварихой. Знаешь, какие солдатики голодные. Ему лишний половник борща с косточкой в тарелку бросишь, и всё – он твой навеки.

– Галя, ну не нужно так говорить. И вообще, ненормально это. Приглашу, познакомлю… Это всё должно само собой…

– Знаешь, почему такие красавицы, как ты, замуж не выходят? Да потому что вы сидите и ждёте, когда вам, таким всем из себя, прынца принесут на фарфоровой тарелочке с золотой каёмочкой. Он, само собой, сделает предложение и уже тогда можно целоваться, обниматься и всё прочее. А мы, простые девчонки, к этому делу подходим иначе. Как в борьбе: несколько обманных движений, потом захват, бросок, переводишь в партер и переходишь на удушающий или болевой. Ну, и выслушиваешь предложение руки и сердца.

– А потом уже можно целоваться, обниматься и всё прочее? – смеясь, спросила Света.

– Зачем? Это всё делается в процессе.

– Галка, ты самая лучшая, – отсмеявшись, сказала Светлана.

– Знаю, – скромно ответила Галя.

Глава 8

– Ну, за будущего… – сказал Сергей и вопросительно посмотрел на Галину.

– Главу региона, – шутливо откликнулась на тост виновница торжества.

– За будущего руководителя… всё равно какого региона, предлагаю выпить этот бокал дефицитного в наше время шампанского.

Галина крикнула «ура», и все выпили.

– Пожелание хорошее, но ты, Гала́, не будешь губернатором, – негромко сказал Кирилл.

Он вообще говорил очень тихо в отличие от шумного и суетливого Сергея, и это заставляло прислушиваться. К тому же Кирилл сидел чуть поодаль от стола, что создавало впечатление, будто он наблюдает за присутствующими. А может, так оно и было.

– Почему? – спросила Галина, сохраняя шутливые интонации. – Может, лет через десять-пятнадцать, когда у меня это намечено, совсем иначе будут относиться к женщинам в политике?

– Гендерная тема здесь ни при чём, – по-прежнему тихо, но уверенно заявил Кирилл и поставил недопитый стакан на стол, – Всё дело в том, что губернатором становится тот, кто запланировал быть президентом.

– Кто же при таком раскладе претендует быть президентом? – спросила Светлана серьёзно.

Ей стал интересен спокойный и уверенный в себе парень, поначалу показавшийся надменным.

– Главой государства становится тот, кто не только планирует, но и осознаёт этот пост как миссию.

Для Светланы интеллект был самой важной чертой, которая делала мужчину привлекательным. И некая отстранённость и лёгкая манерность нового знакомого вызывали симпатию. Хотя именно эти черты обычно её бесили.

Осознание собственных эмоций заставило девушку мысленно сказать себе:

«Стоп, подруга, у тебя есть Никита».

Но Кирилл не выказывал интереса сверх обычной вежливости, что поначалу успокоило. А потом и подзадорило. Почему? Светлана привыкла к проявлению мужского внимания, которое воспринимала как должное, и даже была уверена, что немного тяготилась им.

И вдруг безразличие. Причём Кирилл абсолютно искренне не выражал интереса. Это Света хорошо чувствовала. Он был вежлив и не более. А на контрасте с тем повышенным вниманием, которое проявлял Сергей к Галине, сие стало даже немного обидно. Может, именно поэтому Света рассказала Кириллу про Никиту и свои переживания, что друг не пишет. Ни ей, ни своей маме.

– Так давай найдём его, – опять не более чем вежливо предложил Кирилл. – Я же журналист. И расследования – это часть профессии.

Светлана увидела, как Сергей что-то нашёптывает Галине, а та разрумянилась и глупо хихикает.

– А это возможно? – Света повернулась к Кириллу, чтобы не смотреть на подругу.

Кирилл тоже глянул на приятеля и предложил:

– Пойдём прогуляемся, и ты расскажешь всё, что знаешь. Заодно попробую тебе объяснить, каковы наши возможности найти твоего парня.

Галина и Сергей даже не обратили внимания, что их друзья покинули застолье.

Сентябрь теплом начала месяца, казалось, старался компенсировать прохладу августа. А лёгкая желтизна клёнов хоть и намекала на пришедшую осень, но лишь придавала особый уют улицам и бульварам. Светлана, сама не зная причины, очень искренне поведала Кириллу про Никиту. Может быть, надеялась, что чем больше она расскажет, тем менее симпатичен ей будет новый знакомый. А, вполне возможно, было приятно вспоминать то недавнее, но, казалось, уже далёкое время, когда всё виделось простым и понятным. И она любила только Никиту, не сомневаясь, что это взаимно и они будут вместе.

Кирилл говорил хорошо, но ещё лучше он умел слушать. Такое его качество заставляло каждого, кто с ним общался, считать всё, что он скажет, очень важным для собеседника, и создавало такое внимание приятную атмосферу искреннего общения с давно знакомым человеком.

Света ловила себя на мысли, что ответит абсолютно на любой вопрос, расскажет всё-всё, даже самое сокровенное, лишь бы не разрушить это чуткое, почти физически ощущаемое, внимание нового знакомого.

– Давай присядем, – предложил Кирилл, и они разместились на скамейке рядом с молодой женщиной, которая в одной руке держала раскрытую книгу, а другой качала детскую коляску.

Светлана молчала, давая собеседнику обдумать рассказанное ею.

– Поступим таким образом. У меня в вашем городе есть приятель. Он внештатником подрабатывает в местной вечёрке и учится у нас на заочном. Я ему контрольные проверяю, так что с него должок. Позвоню и попрошу выяснить в военкомате всё про твоего друга. Если допустить несчастный случай в дороге, до того, как он принял присягу, то по месту призыва придёт уведомление. Потом в зависимости от результата можно будет покопаться в архиве минобороны. Я там курсовик писал, остались кое-какие связи. Хотя они и без этого материалы всем предоставляют. Придётся, если что, воспользоваться корочками корреспондента нашей многотиражки. Это работает.

Света поймала себя на мысли: в её благодарности Кириллу за участие в поисках Никиты присутствует малая толика досады. Хотелось быть интересной этому умному и уже казавшемуся взрослым, несмотря на небольшую разницу в возрасте, человеку. Она понимала, что у будущего журналиста проснулся профессиональный азарт расследователя.

Но всё же…

Попрощался Кирилл по-приятельски, протянув руку для рукопожатия, и это было вполне естественно. Светлана старалась хоть напоследок разглядеть в глазах нового знакомого интерес к себе. Она, в конце концов, привлекательная девушка и привыкла сама устанавливать дистанцию в общении с противоположным полом. Сейчас же, увы, от неё ничего не зависело. И это казалось чуточку обидным.

Поздно вечером вахтёрша – баба Клава – позвала к телефону. Пока спускались по лестнице, она объяснила, что никого по личным делам не зовёт («Находишься тогда за день по этажам»), но молодой человек сообщил о важном общественном поручении.

– Обманешь, Алле Андреевне пожалуюсь, – пригрозила вахтёрша, протянула трубку телефона и внимательно смотрела на Свету, пока та слушала приятеля.

– Не обманула, – с удовлетворением заключила баба Клава после окончания разговора.

Очень коротко, почти в телеграфном стиле, Кирилл сообщил информацию, полученную от приятеля. Тот узнал, в какую команду определили Никиту, и фамилии офицеров, сопровождавших новобранцев. Уже по иным каналам удалось выяснить, что направили призывника Соколова в воинскую часть военно-воздушных сил, базирующихся на подмосковном аэродроме. А вот дальше начинаются странности, которые требуют проверки на месте.

– Но поводов для беспокойства пока не просматривается.

Последние слова хоть и были сказаны уверенно, но не успокоили Светлану. Результаты посещения аэродрома Кирилл пообещал сообщить лично на следующий вечер.

Но ни завтра, ни позже он не объявился.

Глава 9

В темноте, накрывшей после сильного удара, неожиданно появился небольшой просвет. Никита увидел своего тренера по самбо. «Но если вам не удалось избежать драки, – говорил наставник, – с противником, значительно превосходящим вас по численности, и вы не в состоянии фрагментировать поединок таким образом, чтобы в каждом эпизоде иметь возможность сражаться с равными силами, то лучше всего покинуть поле боя. Иначе вас повалят и удары ногами будут сыпаться градом, и вам останется лишь защищать жизненно важные органы».

Никита попытался свернуться в комок и закрыть руками голову. Но удары были редкими.

«Значит, противников мало, если вообще не один», – пришла мысль и за ней решение: нужно перехватить ногу бьющего и вывести на болевой.

Но осуществить задуманное не получилось. Удары вмиг прекратились. Никита открыл глаза и увидел белого медвежонка, которого выронила убежавшая девочка. Ещё в поле зрения были тяжёлые ботинки бившего. Неожиданно ботинки оторвались от земли и зависли на высоте не менее полуметра.

А за несколько минут до этих событий в вагоне, стоящем на соседних путях, сидели начальник рефрижераторной секции Павел Гмыря и механик Николай Петров. Они ещё утром планировали отправиться через Брянск, Ржев, Кириши в Петрозаводск с грузом яблок в четырёх вагонах, за температурный режим в которых они отвечали. Но отправление с утра регулярно откладывалось. Павел разгадывал судоку, а Николай пил чай, поглядывая в окно.

– Драка, – констатировал он.

– Бывает, – ответил начальник, – Это нормально.

– Не-а. Не могу с тобой согласиться. Лежачего нельзя бить.

– Ну-ка. – Гмыря отодвинул занавеску со своей стороны. – Реально непорядок.

Пока Павел шёл к дерущимся, он старался окриком остановить не в меру разбушевавшегося парня, но тот разгорячился и не обращал внимания на предупреждения. Напрасно. Поскольку очень скоро сильная рука бывшего циркового крафт-жонглёра1 подняла за шиворот драчуна и, подержав немного на весу, отбросила в сторону.

Никита пришёл в себя уже в вагоне.

– Непонятно. Как такой дрыщ мог тебя завалить? – спросил Гмыря.

– Их трое было. А этот сзади доской ударил и вырубил.

– А зачем тогда ввязался?

– Они к школьнице приставали… заступился.

– Хвалю. Мужик.

Пока Гмыря и Павел разговаривали, Николай обрабатывал раны на лице. Никита периодически морщился.

– Вроде нормально, – сказал механик, убирая перекись водорода и йод, – разрыва кожи нет. Заживёт. Ты местный? А то мы в любой момент можем отправиться.

– Нет. Я от московского отстал. Призывник.

На этих словах поезд дёрнулся в одну сторону и почти сразу начал плавно ускоряться в другую. И только в этот момент Никита осознал ситуацию.

– Но, похоже, уже дезертир, – произнёс он.

– Пока присягу не принял, ты штатский, – пояснил Гмыря, – И тебе повезло, парень. Мы обгоним московский. Будем в Брянске часа на два раньше. У Коли там зазноба проводницей. И твои командиры, которые сейчас, как пить дать, водку кушают, даже не заметят отсутствия.

Выпив большущую кружку горячего, крепкого и очень сладкого чая, Никита заснул на верхней полке. Разбудила его сильная рука Гмыри.

– Поднимайся, парень, Брянск. Московский будет нескоро. Но до пассажирской километра три по путям.

Не полностью проснувшийся Никита поблагодарил спасителей и, ёжась от ночной прохлады, двинулся вдоль железнодорожной насыпи в указанном направлении. Периодически приходилось идти по шпалам, но это было неудобно. Если ступать на каждую, шаг получался очень коротким, а через одну – наоборот, неестественно длинным.

Минут через двадцать появились огни пассажирского вокзала.

– А ну-ка, стоять! – вдруг раздалось за спиной, – Что это мы на стратегическом объекте гуляем, как по бульвару Гагарина в выходной?

В небольшой комнате дежурного ВОХР2 Никита сидел за столом напротив охранника Дениса Архиповича Потапова (так значилось на табличке, стоящей на тумбочке у входа) и рассматривал документы на стене. В основном там были приказы, подписанные министром путей сообщения Коныревым Н. С.

«Никита Сергеевич или Николай Степанович? А может, Никанор Спиридонович?», – безо всякого умысла упражнялся нарушитель, пока вохровец заполнял журнал ровным почерком перьевой ручкой.

– Задержан разгуливающим по ж/д. путям в районе депо гражданин, – прочитал Денис Архипович, макнул перо в чернильницу и вопросительно посмотрел на Никиту и после короткой паузы объяснил свой взгляд: – Фамилия?

– Конырев Сергей Никанорович, – выпалил Никита последнюю прочитанную им фамилию.

Охранник напрягся, но, дослушав отчество, выдохнул.

– Никанорович – это хорошо. Значит, получается, не сынок Николая Семёновича будете, министра нашего, – успокоился охранник и принялся выводить букву «К».

– Нет, конечно. Не сынок, – сказал Никита, – Это мой папа, Никанор Николаевич, – сынок, как вы выразились. А я точно нет.

Денис Архипович, которому до пенсии оставалось не больше года, а в охране шли сокращения, испугался не на шутку. Конечно, маловероятно, чтобы внук министра путей сообщения всего Советского Союза вот так просто гулял ночью без охраны. Но страх лишает возможности мыслить трезво.

– Вы свободны, товарищ Конырев. По путям больше не ходите, а дедушке своему передайте наше пролетарское заверение преданности делу партии и МПС, – выпалил Денис Архипович всё, что ему подсказал сжавшийся от страха мозг.

Когда задержанный покинул помещение, и учащённое сердцебиение успокоилось, страж безопасности посмотрел в журнал, где фраза заканчивалась заглавной буквой «К» и, немного подумав, продолжил: «Кузнецов Иван Иванович объяснил свои неправомерные действия тем, что заблудился, и пообещал больше такого не делать. Решено ограничиться устным предупреждением. Боец ВОХР, Потапов Д. А.».

Никита попытался войти в свой вагон, пропустив выходящих с вещами пассажиров. Но проводница остановила его:

– Билет?

– Он в купе. Я этим поездом еду. Призывник я.

– О, парень, так у тебя физиономия в синяках. Маша, а ну кликни их старшего. Пусть со своим разберётся, – обратилась проводница к коллеге из соседнего вагона.

Минут через пять вышел заспанный капитан.

– Какие проблемы, боец? – спросил он, внимательно разглядывая и принюхиваясь.

«Интересно, что он может унюхать, когда от самого перегаром несёт?» – подумал Никита. Потом достал из кармана маленького белого медвежонка и ответил:

– Всё нормально. Пошёл купить девушке подарок, а там ступеньки не увидел. Споткнулся и вот…

– Ступеней-то много было?

– Три.

– Надеюсь, в долгу не остался?

– Никак нет.

– Какие претензии к бойцу? – строго поинтересовался офицер у проводницы, наблюдавшей за диалогом.

– Просто решила… доложить, – запинаясь под командирским взглядом, ответила она.

– Иди к себе и, чтобы до места назначения никаких ступенек! – сказал капитан и пошёл досыпать.

В купе было темно, только свет вокзальных фонарей освещал спавшего в спортивном костюме поверх одеяла Семёна Марковича и укрывшуюся простынёй Ирину. Никита старался не шуметь, но соседка открыла глаза и поинтересовалась:

– Это Брянск? – и, получив ответ, попросила: – Не возьмёте мне на перроне водички газированной. Сейчас я деньги дам.

Она встала, и молодому человеку пришлось отвести глаза, настолько притягательными вырисовывались женские формы под ночной сорочкой, практически прозрачной в свете огней за окном.

– Ира, не суетись. Ложись на место и не смущай юношу. Я сам куплю всё, – бодрым голосом, как будто и не спал, сказал Семён Маркович.

Женщина быстро накинула халат, легла на полку и укрылась одеялом. Никита ждал в коридоре от греха подальше. Сосед вернулся с тремя бутылками «Боржоми». Одной угостил Никиту, другую открыл для себя.

– Где это лицо разукрасили? – сказал он, вроде даже не взглянув на собеседника.

Никита старался отвечать на вопросы уклончиво, но через несколько минут Семён Маркович знал обо всех перипетиях ночи в деталях, включая и «родство» с министром путей сообщения.

Над последним посмеялся:

– Расскажу Николаю, что по стране его внуки по железнодорожным путям разгуливают. Вот удивится.

Когда уже сидели в купе, Семён Маркович предложил Никите связаться с ним в Москве после службы.

– Через два года я буду поступать в университет, – ответил призывник.

– В наше время неизвестно, кому и сколько служить придётся, – заявил полковник из того ведомства, где знают всё.

– У нас по закону срок службы в армии два года, – усомнился в словах собеседника Никита.

– А ещё кормить солдат по закону положено. И одевать, и оружие выдавать. А нечем. Кормить, стрелять. Одевать не во что. Электричество в частях РВСН отключают. Миротворцы хреновы, – Семён Маркович говорил практически без эмоций, и поэтому его слова звучали зловеще. – Конвергенция, видите ли. У нас врагов уже нет. Зачем нам армия? Как мы над Леонидом Ильичом насмехались. А при нём и армия была, и флот. И какой флот. А эти пришли, и всё под нож.

– И что делать? – неожиданно для себя спросил Никита.

– Ничего иного не остаётся России, кроме как притвориться мёртвой. Поплюют на неё, потопчутся, но добивать не станут. Зачем убогих-то со свету сживать. А потешаться тогда над кем? А мы сил наберёмся, и уже потом…

Полковник замолчал. Пауза затянулась, и Никита спросил:

– Так что человеку простому делать? Мне, например. Я же не могу притвориться мёртвым.

– Свяжись со мной, когда службу закончишь. Если это будет через два года, значит, не всё ещё потеряно, и перестройщики хреновы армию не уничтожили полностью. Но сдаётся мне, что нет у нас столько времени. И телефон запомни…

– Давайте запишу?

– Записку легко потерять. Она может попасть не в те руки. Память надёжней. К тому же это не сложно. Шестьсот пятьдесят четыре, девятнадцать, восемьдесят девять. Просто?

– Неа…

– Ну, как же. Первые три цифры – без единицы вначале год, когда Украина вошла в состав России. А оставшиеся четыре – дата кончины Союза.

– А если СССР не развалится в этом году?

Тогда придётся вспомнить, когда призывался. Не забудешь?

Никита не поверил в мрачные предсказания и решил, что не доведётся звонить этому ненормальному полковнику. Но правильно говорил сосед – дядя Жора, работающий осветителем на киностудии:

– Главный закон искусства «Не зарекайся» действует повсеместно.

Глава 10

В части оказались уже затемно, хотя в Москву поезд прибыл до полудня. Однако пришлось ждать ещё утром выехавший из части автобус, но где он находится, никто не знал. Приехавший водитель в звании младшего сержанта оправдал опоздание поломкой в пути. Потом искали двух потерявшихся призывников. А по дороге в часть автобус заглох, и на упрёки капитана шофёр заявил:

– Ну, теперь уже реально сломался, – оправдывался он, не замечая, что ставит под сомнение прежние объяснения.

– Не мог в Москве сломаться, – мечтательно сказал сидевший рядом с Никитой Гарик Акопян. – Столицу бы посмотрели. А здесь какой смысл стоять?

На этих словах в салон зашёл водитель. Он, вытирая ветошью руки, обратился к командиру:

– Товарищ капитан, похоже, ничего не получится. Нужно звонить в гараж, чтобы приехал тягач. Я пойду, здесь через три километра пост ГАИ.

– А давайте я попробую, – вдруг вклинился в разговор Гарик, который, вопреки фамилии, совсем не был похож на армянина.

Через несколько минут доброволец, осматривая двигатель, попросил водителя, стоящего рядом и ревниво следившего за происходящим, свечной ключ.

– В крайнем случае любой на четырнадцать, – поторопил новобранец младшего сержанта.

– Слышь, салабон, ты поговори мне ещё. Раскомандовался, – вспылил водитель.

– Извините, товарищ начальник, – сказал Гарик, вытер руки и пошёл в салон.

– Ну, что? – усмехнулся капитан в адрес незадачливого шофёра, – Сам справляйся.

– Да не моя это машина. Я на ГАЗ-24 замполита вожу. Не знаю я, что здесь… – начал младший сержант.

Но под пристальным взглядом командира замолчал. Прошёл в салон и обратился к Акопяну:

– Давай, боец, чини технику. Инструменты, вон, под сиденьями. Не моя это тачка.

Гарик спокойно достал ящик, выбрал нужное, и минут через пять двигатель заработал.

– Не моя машина. Стыдно как, – бурчал себе под нос Гарик, когда автобус тронулся, и только здесь проявился едва различимый армянский акцент. – Какая разница, что за техника? Я у отца в мастерской всё чинил: от львовской «Верховины» с ковровским движком до «Мерседеса». Да, был у нас в районе такой агрегат у хозяина артели по производству пуговиц. И я тебе скажу, если ты разобрался с мопедом досконально, то и остальное не проблема. А тут простая V-образная восьмёрка. Карбюратор отрегулировал – и всё. Ещё и обижается.

– Гарик, а ты на армянина вообще непохож, – просто чтобы поддержать разговор, заметил Никита.

– Хорошо, не при папе это сказал, – усмехнулся Гарик. – У меня мама русская, и я внешне в её род. А в остальном в папу.

А следующим утром командир роты охраны, капитан Кривцов, проверив по списку личный состав вновь прибывших, обратился к новобранцам:

– Я Кривцов Николай Иванович, и ближайшее время буду для вас и царь, и бог, и воинский начальник. Сие означает, что власть моя выше закона, устава, конституции и всех прочих документов, включая Всеобщую декларацию прав человека.

Сделав паузу, командир внимательно осмотрел подчинённых, дабы убедиться в понимании и продолжил:

– Теперь я хочу познакомиться. Есть ли среди вас художники? Два шага вперёд.

Очень резво четыре новобранца вышли из строя.

– Ну что, ребята-живописцы, нарисуйте мне вот здесь небольшую ямку шириной пятьдесят и глубиной восемьдесят сантиметров. Лопаты штыковые вон там.

Рассчитывающие на лёгкий труд приуныли, только самый смелый спросил:

– А докуда копать?

– До следующего призыва, боец, – ответил капитан и снова обратился к вновь прибывшим: – Музыканты имеются?

Наученные уже опытом бойцы замялись, но командир подбодрил:

– Штыковые лопаты закончились, поэтому не боимся, предъявляем таланты.

Из строя вышли трое.

– На чём играем? – поинтересовался начальник.

– Гитара.

– Гитара.

– Альт.

– А это что за херня?

– Большая скрипка.

– Ну так и говори: большая скрипка, – с раздражением сказал капитан и добавил: – Значит, так, струнные не требуются. Кабы вы на чём дельном играли, то сошли бы для духового оркестра…

– Я на тарелках могу и на большом барабане, – прервал капитана альтист.

– Перебивать командира не положено даже тем, кто обладает такими замечательными навыками. Вечером пойдёшь на репетицию духового оркестра, а сейчас вон там стоят совковые лопаты. Задача – разгрузить машину навоза в теплицы. Овощи нынче только своими руками. Время такое.

– Мы понимаем, – отозвался гитарист. – Только какое это отношение к музыке имеет?

– Хороший вопрос, боец. Работать нужно так, чтобы у меня душа пела.

– А спортсменам занятие найдётся? – неожиданно даже для себя спросил Никита.

Капитан стал рассматривать Никиту как некую диковинку.

– Ну, бойцы, вы меня радуете. Один вопрос лучше другого, – наконец сказал командир и засмеялся. – Или просто увидел, что лопаты кончились? Так у нас и без шанцевого инструмента работа найдётся. Есть ещё спортсмены?

Из строя молча вышел Гарик.

– Что за спорт? – спросил капитан, посмотрев на худенького бойца. – Надеюсь, не художественная гимнастика.

– Шахматы, первый разряд, – с вызовом ответил Акопян.

– Ну, тогда, спортсмены, за мной, остальные могут разойтись, – последовала команда.

Капитан привёл Никиту и Гарика к зданию штаба, где стоял автобус.

– Разгрузить всё с максимальной осторожностью. Чтобы ни одну коробку не уронили. Каждая стоит больше, чем ваша жизнь в армии. Догадываетесь, что с вами будет, если разобьёте? – нагонял страсти начальник.

Никита в это время разглядывал надпись на упаковке и, повернувшись к командиру, сказал:

– Реально крутейшая штука. С четыреста восемьдесят шестым процессором. Я таких не видел. У нас триста восемьдесят шестой – редкость. А здесь четыреста!

– Ты, что, разбираешься в этих хреновинах? – выказал заинтересованность командир.

– Как юзер – да.

– А без матюков можно ответить?

– Ну, в смысле, пользователь. Могу настроить программы, которые имеются. Лексикон знаю…

– Ну, лексикон у нас у всех есть. У одних больше, у других меньше, – услышав знакомое слово, сказал капитан.

– Лексикон – это наша программа для набора текстов на русском языке, – объяснял Никита.

– А ты тоже юзер? – обратился командир к Гарику.

– Нет! – коротко ответил он.

Никита с удивлением посмотрел на приятеля и, когда начальник отошёл, спросил:

– Ты что врёшь-то? Сам говорил, у отца в мастерской персональный комп есть.

– Я в армию Родину защищать пришёл, а не в штабе отсиживаться, – с пафосом сказал Гарик.

– Ладно, ладно. Но ямы копать и навоз грузить – это, по-твоему, служба?

– По крайней мере, не штаны просиживать в офисе, – с прежним пафосом ответил приятель.

И оказался прав. Не в том, что рыть землю, грузить навоз, перетаскивать мебель в квартиры офицеров, вскапывать грядки на их дачах, ближе к защите Родины. Просто Никите пришлось находиться в штабе постоянно. После установки и наладки компьютера нужно было помогать бухгалтерше Елене Юрьевне со странной фамилией Клепко. Она пыталась какое-то время учиться, но потом уволилась.

А молодого бойца всё устраивало. Хоть и числился Никита в роте охраны аэродрома, автомат в руках держал только на принятии присяги. Но и тогда капитан от греха подальше проверил отсутствие патронов в магазине и патроннике, а потом и вовсе отстегнул рожок. А как иначе, если ни стрельб, ни практических занятий не было.

Но такое положение дел не напрягало молодого воина. Он после завтрака шёл в штаб. Там работали женщины вольнонаёмные. В основном из семей военных. Жёны, дочери. Все старше Никиты и дружелюбно к нему относились. Это создавало почти домашнюю обстановку. Часто заходила в штаб медсестра Олеся. Девушка симпатичная, но категоричная и резкая.

– А Олеська на тебя запала, – неожиданно заявила секретарша начальника аэродромной службы Ирина. – Держись, парень. Эти тихони так влюбляются, что потом только сдавайся на волю победителя.

Ирина была женой лётчика. Муж её часто захаживал на работу к благоверной и внимательно осматривал всех потенциальных соперников. Женщина поддерживала ревность супруга на необходимом уровне. Не перебарщивая, но и не давая мужу возможности расслабиться.

– С чего вы это взяли? – удивился Никита.

Он предпочитал общаться со всеми женщинами из штаба на «вы», дабы не давать и намёка на особые отношения их мужьям, каждому из которых вполне по силам испортить жизнь бойца первого года службы.

– Ну, сам посмотри. Могут у неё быть причины так на тебя нападать? Нет. А она вполне себе мирная и милая, всё остальное время шипит на тебя, как змеюка. Понятно – запала, – очень странно объяснила женщина.

– Ничего не понял, – искренне ответил молодой человек.

– Вырастешь, поймёшь, – успокоила Ирина. – Хотя многие мужики так и остаются в неведении до конца своих дней.

Она потянулась руками вверх, отчего её грудь хорошо обозначилась под тонкой тканью блузки. Никита попался на женскую уловку и не смог отвести глаза. Женщине это понравилось.

В остальном работа в штабе совсем не обременяла. Приходилось заполнять бланки, ведомости, заявки, карты-наряды, платёжки и вообще всё, что можно сделать на компьютере, который здесь по старинке называли ЭВМ. Шёл ремонт перрона, ангара и части взлётно-посадочной полосы. Поэтому много различных бумаг требовалось, чтобы каждый процесс начать, выполнить, принять результат и оплатить.

Никита, не вникая в детали, заполнял все документы, которые ему поступали. И даже подписывал их вместо уволившейся Клепко, как приказал начальник аэродромной службы – майор Ребров.

Задуматься о возможных проблемах приятеля заставил Гарик, который спросил про чёрную бухгалтерию, когда узнал, чем занимается сослуживец.

– В смысле? Как это? – удивился Никита.

– Папа работал частником и налоги не платил. Но участковому приходилось отстёгивать. Поэтому у него было две отчётности. Одна себе, вторая для дяди Мити. Вот я и думаю, а нет ли и в твоей конторе дополнительной бухгалтерии, которую ревизору не предъявляют. Смотри, брат, можно и за решётку угодить таким макаром.

И вскоре опасения Гарика подтвердились. Как-то начальник убежал на объект из-за аварии и оставил свой портфель. Никита дождался, когда все уйдут на обед, и просмотрел оставленные бумаги. Понять, что к чему, неподготовленному человеку сложно, но платёжки за бетон, оформленные недавно, были знакомы. Эту партию Никита хорошо помнил, но цена и номенклатура отличались от того, что указывалось в документах, передаваемых в военно-строительное управление для получения бюджетных средств.

Никите оставалось умножить разницу цены в двух платёжках на объём поставленной продукции, чтобы понять: только за одну партию бетона можно получить расстрельную статью. Ещё памятным было громкое дело гастронома №1 пятилетней давности, где фигурировали много меньшие суммы. Советоваться было не с кем, и Никита позвонил Елене Юрьевне. Она поинтересовалась, слышит ли кто-то их разговор, и успокоила молодого человека, мол, никаких нарушений финансовой отчётности в том, что видел её собеседник, нет. Это обычная практика военно-строительных организаций. Есть разные бюджеты – Союза и минобороны. И цены могут отличаться. Но лучше на эту тему не распространяться, чтобы контрразведка не заинтересовалась любознательным бойцом.

Глава 11

Никита успокоился, столь убедительным ему показалось объяснение. Но ненадолго. Дней через десять, когда уже забылся разговор со старой бухгалтершей, в штаб заскочила Олеся.

– Никого нет? – спросила она, хотя и так знала, что в это время все обедают.

– А я? – наигранно обиженно ответил Никита.

Девушка подошла очень близко и положила на стол записку.

«Через 5 минут жду у чёрного выхода».

Никита только успел прочесть, и клочок бумаги немедленно отправился в карман белого халата, и девушка ушла. Сопоставив слова Ирины и странное поведение Олеси, Никита подготовился объясниться, мол, у него есть любимая и он не собирается изменять. С этим решительно направился к назначенному месту.

Под лестницей у запасного выхода в темноте лишь белый халат медсестры указывал, что Никиту уже ждут.

– Расслабься, боец, – жёстко сказала девушка. – Никто не будет покушаться на твою невинность. У тебя есть иные причины для страха.

Только когда глаза привыкли к темноте, Никита увидел встревоженное лицо Олеси.

– Ты, друг, вляпался в довольно опасную историю… Я про твой звонок Клепко.

– Так Елена Юрьевна сказала, что всё нормально, – возразил Никита, которому опять стало страшно.

– Давай, ты послушаешь. Никто не должен знать, что я с тобой общалась на эту тему. Начмед недавно говорил с Ребровым о тебе. Твой начальник сказал, что ты звонил бухгалтерше. Больше я ничего не слышала. Семён Аркадьевич закрыл дверь. А сегодня увидела твою медицинскую карту с резолюцией «Комиссован!». И полистала на скорую руку. Диагноз – «маниакально-депрессивный психоз» и ты «негоден к военной службе с исключением с воинского учёта».

– И что? – спросил Никита.

– Это значит – ты, боец, узнал нечто такое, что опасных людей встревожило не по-детски. И тебя по-тихому сплавляют из армии. А уже потом ты просто потеряешься, дабы не сболтнул чего лишнего.

– И что делать? И ты к этому каким боком? – Мозг Никиты хаотично выдавал вопросы.

Но они остались без ответа, поскольку хлопнули входные двери, и по коридору пошли вернувшиеся из столовой люди.

– Ничего не делай. Я тебя сегодня найду. Только никому о нашем разговоре, – шепнула девушка на ухо и быстро выскользнула через чёрный ход.

Будто её и не было. И произошедшее вдруг показалось странным и ничего не значащим. К тому же ни днём, ни после ужина Олеся не появилась. А когда закончилась вечерняя поверка, стало ясно, что они до завтра не встретятся. И Никита посчитал странный разговор плодом своей фантазии.

Но после отбоя разбудил дневальный.

– Тебя какая-то баба на проходной спрашивает. Дежурный звонил.

Мало что понимая, Никита оделся, накинул шинель и побрёл на КПП.

– Соколов Никита Романович? – спросил старший сержант с повязкой дежурного на рукаве.

– Он самый, – ответил Никита.

– Салабон! Не «он самый», а «так точно, товарищ старший сержант».

– Так точно, товарищ самый старший сержант, – сонно поправился «салабон».

– То-то. Она ждёт за КПП, за кустиками, чтобы никто не видел. Ты сильно не увлекайся. Перепихнёшься и в казарму. Мне неприятности не нужны.

– Это уж как пойдёт, – пробурчал себе под нос Никита, стараясь, чтобы дежурный не слышал.

Выходя за территорию части, он осмотрелся и увидел мерах в двадцати человека в плащ-палатке. Пол или возраст не просматривались.

«Может, сказали „баба“, потому что старая?», – подумал Никита, но, подойдя, увидел знакомое лицо Олеси.

– Иди за мной, – позвала она и пошла по тропинке через невысокий кустарник.

Пройдя метров сто, повернулась.

– Теперь слушай очень внимательно…

– Что это за казаки-разбойники?..

– Не перебивай! – резко оборвала Олеся. – Я и так многим рискую. Это твои документы. Здесь всё, чтобы спокойно покинуть часть и предъявить в военкомате для снятия с воинского учёта. Статья, правда, не очень. Но, как говорится, не до жиру.

Олеся передала бумажную папку с тряпичными завязками, на которой было выведено красивым ровным почерком: «Личное дело Соколова Н. Р.»

– И, да, тебе нельзя возвращаться в часть, – предупредила Олеся и, отреагировав на удивлённый взгляд Никиты, добавила: – Не переживай, мне тоже. Сейчас мы разойдёмся и больше никогда не встретимся…

– Да погоди ты. Объясни, что всё это значит. Я ничего не понимаю!

– Слушай, говорю только раз. Тебе, похоже, стало известно нечто, не предназначенное для посторонних. Начмед по просьбе Реброва состряпал документы, мол, ты псих и тебя комиссовали. Потом рядовой Соколов теряется… не знаю как. Могут в бетон взлётки закатать или в стену ангара замуровать. А если кто приедет интересоваться, то найдут свидетеля, видевшего, как ты на попутку сел, покидая часть уже гражданским человеком. Теперь понятно?

От такой информации Никита впал в ступор. Но ненадолго.

– Как к тебе попали эти документы?

– Семён Аркадьевич – начмед наш, давно ко мне клинья подбивает. Не терпит старый кобель подле себя им неокученных особей женского пола. Я сегодня ему сказала, мол, могу остаться после работы. Но ни одна живая душа не должна об этом узнать. Он отнёсся с пониманием к девичьей щепетильности и попросил прийти в кабинет, как все уйдут. Ну а потом… думаю, тебе будет неинтересно.

Последние слова Олеся сказала, глядя в глаза Никите. Увидев его реакцию, хохотнула.

– Во, все вы такие – сам ни ам и другому не доставайся. Потом Аркадьичу позвонила жена. Он вышел в приёмную, чтобы я не слышала его унижения. Я быстренько эту папочку под халат и бочком-бочком из кабинета.

– А если бы жена не позвонила? – спросил ошарашенный Никита.

– Ну, что делать? Пострадала бы во спасение. А может быть, и понравилось.

Олеся опять засмеялась.

– Или не стоило тебя выручать?

– Я даже не знаю. А как ты теперь?

– Не твоё дело. Завтра выяснят, что я тиснула документы, и начнут искать парочку – влюблённую дурочку и солдатика. А нет парочки. Мы сейчас разбегаемся и больше никогда не увидимся. Здесь… – Олеся протянула брезентовую сумку, – гражданские вещи на первое время. Просто сменить форму. И денег немного.

– Не нужно…

– Знаешь, мне теперь свою работу жалко, чтобы ты всё испортил. Бери, сказала!

Не спрашиваю, куда пойдёшь. Но к любимой своей не стоит. У неё в первую очередь искать и будут.

– В смысле? Откуда ты знаешь?

– В штабе все в курсе. Бабы к тебе подкатывали, а ты ни в какую. Ну и разговорили…

– Никто не подкатывал ко мне.

– Ага. А то я не видела. Как ни зайдёшь, какая-нибудь возле тебя крутится. Две-три пуговки у блузки расстёгнуты, юбка в обтяжку и короткая, что только ляжки и прикрывает. А ты ни с кем. Вот бабы и разговорили. И всё как миленький выложил. Светой зовут, в школе учились в одном классе. Фотку показывал. Говорят, красивая. В университете сейчас.

Никите нужно было время собраться с мыслями.

– А тебе такие проблемы зачем?

– Я же сказала: «влюблённая дурочка». Но не переживай. Это проходит. Ты мне ничего не должен. Или думаешь, если бы кому другому расправа угрожала, я в стороне бы осталась? Но сложилось, как сложилось.

Пауза затянулась, едва не превратившись в неловкую.

– Ещё одно дело до того, как мы расстанемся. Я сейчас пойду на КПП и скажу, что покупаю тебя на ночь. Так местные разведёнки или у кого мужья сидят, делают. Тариф известный – поллитровка, или ублажить дежурного орально. И всю ночь солдатиком можно пользоваться.

Увидев, как расширились глаза Никиты, Олеся опять засмеялась.

– Да есть у меня водка, есть. Вот смотри, – она достала из кармана плаща бутылку. – Что же ты впечатлительный такой?

Олеся скоро вернулась.

– Всё, договорилась. Теперь у каждого из нас часов семь-восемь в запасе. Утром начальники просекут ситуацию. Начнут дневального в казарме и дежурного на проходной опрашивать. Те пойдут в несознанку. Потом особисты очную ставку устроят, и кто-то расколется. Ну и сразу ориентировки…

– В милицию?

– Этих меньше всего стоит бояться. От них откупиться можно. А вот бандюганы…

Опять помолчали. Никита понимал: он должен сказать что-то важное и искреннее, но слов не находил.

– Ты знаешь, куда пойдёшь? – снова прервала паузу Олеся.

Никита отрицательно покачал головой и пожал плечами.

– Придумаешь. Смертельная опасность заставляет хорошо соображать, – безразлично сказала девушка, а потом тихо попросила: – Поцелуй меня… если не противно.

Никита взял лицо в ладони и очень нежно поцеловал глаза, а потом губы.

– Спасибо, – прошептала Олеся, – Иди. Я хочу, чтобы ты запомнил моё лицо, а не этот уродский плащ. И, да, это я устроила, чтобы жена позвонила Семёну Аркадьевичу. Так что не думай плохо обо мне.

Глава 12

Хорошее настроение, с которым проснулся Лёвкин, не покидало и до начала работы. Причина была проста: к его зарплате намечалась прибавка. Семён Аркадьевич и так периодически подрабатывал, оформляя липовые больничные, за которые дарили алкоголь и конфеты в коробках. Больше, к тому же деньгами, приносили справки для отсрочки от призыва. Но эти средства, увы, уходили на подарки многочисленным персонам женского пола, до коего был охоч начмед. Поэтому каждое напоминание любимой супруги про обещание купить шубу вызвало у офицера чувство искренней вины.

Но скоро всё наладится. Начальник аэродромной службы Ребров обратился с просьбой. Подразумевались не совсем законные деяния с минимальным риском и солидным вознаграждением.

Просил сослуживец комиссовать солдатика. Но сделать это заочно. И выставил Семён Аркадьевич цену в три раза больше обычной. Ребров, не торгуясь, согласился. И теперь хватит и на шубу супруге, и на приятные подарки многочисленным увлечениям опытного ловеласа. И даже вчерашняя неудача с молоденькой медсестричкой не портила настроения.

Олеся, всячески игнорировавшая ухаживания начальника, вчера сама проявила инициативу. Но некстати позвонила жена, и обещавший быть приятным вечер расстроился. Но согласилась раз, значит, никуда уже не денется.

Ребров явился озабоченным, не ответил на приветствие и попросил заказанные медицинские документы на рядового Соколова.

– А деньги? – поинтересовался начмед

– Сёма, ты мне просто скажи, что бумаги у тебя, – раздражённо выпалил майор.

– У меня, где же им ещё быть, – ответил Лёвкин и открыл ключом верхний ящик стола.

Папки на месте не оказалось, а Семён Аркадьевич хорошо помнил, что клал её туда. Тогда он по очереди открыл остальные ящики и даже проверил сейф, в котором нужных документов быть не могло, поскольку сейф заполняли медикаменты строгой отчётности. Всё тщетно. Бумаги исчезли, как будто их и не было.

«А шуба?», – с тоской подумал Лёвкин.

– Сёма, вспоминай, кто мог взять? – прокурорским тоном спросил Ребров, – Это не шуточки. У меня Соколов пропал. Тот, на которого эти бумаги… Думай, Сёма, думай.

– Не, ну… вряд ли… Да не может этого быть, – убеждал себя начмед, вспоминая вчерашний вечер и аппетитные формы медсестры, ушедшей во время телефонного разговора с женой.

– Давай всё детально, – встал и склонился над ним Ребров. – Кто был в этом кабинете после того, как ты запер бумаги в столе?

Начмед нажал на тумблер селектора связи:

– Катя, срочно Суркову ко мне.

– Так, Олеся отгулы взяла. У неё мама заболела.

– Какая, на хрен, мать её? – сорвался на крик начальник, – Она сирота!

– Она вот записку оставила, – раздался из динамика очень тихий голос секретарши.

Какое-то время мужчины сидели молча. Начмеда расстроила перспектива потерять заработок. У начальника аэродромной службы тревоги были серьёзней. Молодой боец, случайно прознавший про масштабные махинации, вдруг исчез, да ещё и с фальсифицированными медицинскими документами.

– Насколько я понял, ты, Сёма, вчера здесь, в кабинете, чпокнул эту девку, а потом, когда после трудов тяжких, прикемарил, она бумаги тиснула и была такова. Я правильно излагаю? – прокомментировал ситуацию Ребров.

– Почти, – ответил нехотя Лёвкин. – Я её уже столько времени клеил… тут сама вызвалась. Согласна, мол. И жена вдруг звонит. Ну, эта… и… ушла.

– Когда же ты, Сёма, всех баб перетрахаешь или тебя их мужья кастрируют? Большие проблемы у нас. На расстрел тянут.

– Ты, Андрей, о чём? Худшее, что мне можно предъявить – это врачебная ошибка. Диагноз неправильно поставил. Но у меня есть заключения экспертов. И они, кстати, ждут оплаты своих услуг.

– Не тупи, доктор. Если этого грёбаного Соколова привлекут свидетелем, то за твою «ошибку» тебя соучастником сделают. Думай, где эту Сунцову искать.

– Суркову, – поправил Лёвкин и предложил: – Я бы позвонил Клепко. Она всё про всех знает. Баба мудрая. Столько лет пощипывала минобороны – и как с гуся вода.

Ребров и сам думал об этом. Но уж сильно не хотелось сообщать, как облажался. А Елена иначе и не назовёт ситуацию. Это она ему посоветовала убрать не в меру пытливого бойца, сунувшего нос, куда не надо. Хорошо, что обратился Соколов за советом к тому, кто эту схему и организовал.

Но других вариантов Ребров не видел. Сама ситуация не разрешится, а упускать время нельзя.

Старая бухгалтерша внимательно выслушала и без паузы дала инструкции:

– Я к тебе подошлю моего человечка. Дашь ему фотки Никитки и этой бабы, Семёном недотраханной. И всё, что знаешь о них. С кем переписывались, кто в гости приезжал, с кем дружили. Всё.

– Я же, как ты с самого начала сказала, письма Соколова изымал. Он только матери писал, да подружке Андреевой С. К. до востребования. А Суркова служебной почтой не пользовалась.

– Ладно, Андрюша. Опять мне чужие косяки исправлять. Имей в виду, все расходы за твой счёт, – закончила разговор Клепко.

Уже у себя в приёмной Ребров застал незнакомого молодого человека, с которым кокетничала секретарша.

– Андрей Павлович, товарищ из газеты. Он по поводу интервью… – вскочив, затараторила девушка и до того, как Ребров успел послать подальше визитёра, вставила: – Про Соколова.

– Ждите, – кивнул майор и, не останавливаясь, прошёл в кабинет.

Нужно было время, чтобы привести эмоции в порядок. Ребров посмотрел на руки – пальцы дрожали.

«Неужели беглец прямиком направился в газету? Как он вообще успел? В любом случае нужно узнать, что хочет этот тип», – судорожно анализировал ситуацию Ребров.

И, наконец, выпив пару глотков коньяка прямо из горлышка початой бутылки, спрятал её в сейф. Потом сел за стол и пригласил журналиста зайти.

Глава 13

Светлана понравилась Кириллу с первого взгляда. Но проявлять интерес он не стал, следуя своей тактике общения с противоположным полом. «Ничто не может заинтриговать девушку сильней, чем полное безразличие со стороны парня», – не без основания считал будущий журналист. И подобная стратегия приносила результаты. Хотя привлекательный, умный и красноречивый молодой человек пользовался успехом и без ухищрений. Но Кириллу нравилось считать, что работает его стратегия.

И Светлана попалась на сей крючок. Хоть она изо всех сил старалась не поддаваться симпатии, которая могла вылиться в серьёзное чувство. И выглядело это довольно трогательно. Но когда Кирилл узнал о пропавшем друге девушки, то просто выключил эмоции. Как учил его первый наставник в профессии: навык управлять чувствами – наиважнейшее умение для журналиста. Это не значит зачерстветь как камень, а исключительно работать с холодной головой.

Ко всему прочему у Кирилла взыграл профессиональный интерес. Он хотел узнать, как получилось, что положительный и любящий, со слов Светланы, парень не написал ни строчки после призыва. Проблемы в стране не могли обойти стороной вооружённые силы. Почему бы не помочь симпатичной девушке. А заодно и получить материал для публикации в центральной прессе.

Продумав план, Кирилл пошёл в редакцию «Московского комсомольца», набравшего в последнее время сумасшедшую популярность. Заметки о студенческой жизни и о проблемах вузовских многотиражек будущий журналист уже публиковал в этом издании. Тем не менее, заходя в редакцию, Кирилл испытывал несвойственную себе робость. Сейчас он хотел получить удостоверение внештатного корреспондента.

Кирилл обратился к девушке в первом же кабинете с вопросом, возможно ли вообще рассчитывать на такое. Та, не отрываясь от работы, окликнула пробегающего мимо сотрудника:

– Жень, проконсультируй молодого человека. Я занята.

– Евгений, – протянул руку тот, к кому девушка обратилась. – Какие проблемы?

– Да я просто поинтересоваться, – смутился Кирилл, узнав популярного журналиста. – Я публиковался у вас, а сейчас есть горячая тема. Ну и очень желательно иметь корочки внештатника «МК». Дело щекотливое.

Собеседник слушал внимательно.

– Тема какая?

– Минобороны, призыв, новобранцы, ну и так далее. Есть информация. Хочу разобраться, – старался уверенно отвечать будущий журналист.

– Крут ты, брат. А что у нас печатал?

– Заметки про вузовские многотиражки. О трудоустройстве выпускников тоже.

– Пойдём, – бросил Евгений и пошёл по коридору.

Кирилл, несмотря на свой рост, едва поспевал за журналистом. Наконец, они зашли в кабинет с табличкой «Отдел кадров» на двери.

– Вика, как парню удостоверение внештатника организовать?

– Нужны материалы, у нас опубликованные, рекомендация одного из сотрудников и распоряжение главреда. Если сегодня всё сделать, то на следующей неделе будет готово, – рассказала молодая женщина.

– Подходит? – спросил Евгений.

– Я завтра на аэродром собираюсь, – замялся Кирилл, – Ну, ладно, попробую с корочками многотиражки…

– Радость очей моих, – обратился к Вике журналист, – я дам рекомендации, а молодой человек обещает принести заметки, когда вернётся с материалом. Подходит?

– Соболев, ты же знаешь… – начала женщина, но её перебил Евгений.

– Вот и отлично, – и обернулся к будущему внештатнику: – Давай паспорт, фотки. Я подпишу удостоверение у главного.

Так Кирилл получил документ, открывающий многие двери. В чём убедился на следующий день, приехав на аэродром, где, по его данным, проходил срочную службу Никита Соколов. Нужно сказать, что молодой журналист открывал удостоверение таким образом (он специально тренировал это), чтобы средним пальцем скрыть приставку «вне» в слове «внештатный».