Острова богов бесплатное чтение

Пять сотен и один год спустя

СЕЛЛИ. Роял-хилл. Киркпул, Алинор

Женщина, продающая товары для магов, растерянно перебирает предметы на прилавке, будто что-то ищет. Она словно видит каждый из них впервые, от толстых зеленых свечей до корзины с яркими стеклянными бусинами и шариками.

– Говоришь, тебе полдюжины свечей? – Она замолкает, чтобы бросить взгляд через плечо, и без нужды поправляет лямки фартука. Она прикасается к вещам в надежде, что какая-то из них привлечет мое внимание. Я не теряю самообладания, несмотря на то что вокруг меня гулко шумит большой город, пробирая до самых костей. У меня нет времени на такие эмоции.

– Да, пожалуйста. – Я стараюсь, чтобы при стиснутых зубах губы растянулись в некое подобие улыбки, но по выражению лица женщины вижу, что это не дает ожидаемого результата. Может, мне еще узнать, как ее зовут и любит ли она чай, будто нам предстоит вместе состариться?

Движения торговки становятся еще более медленными, что кажется невозможным. Она поднимает газету и долго рассматривает нечто, лежащее под ней.

– Вот эти – лучшие в городе. Их, знаешь ли, отливают в Храме на горе. То что нужно для юной леди.

Мои руки в перчатках без пальцев сами собой сжимаются в кулаки. Я опускаю глаза, чтобы проверить, не видны ли зеленые магические знаки.

– Это для нашего первого помощника, корабельного мага.

От воспоминаний в груди появляется знакомая боль. Но сегодня мне надо думать о другом.

– А, понятно. – Женщина настораживается, но духи помогают мне и на этот раз – она, наконец, перестает меня разглядывать. – Надо мне было сразу понять, что ты морских кровей – одежда вон какая. Откуда ты приехала?

Взгляд ее останавливается на газете в руках, и я внезапно отчетливо все понимаю: она не растеряна, она нервничает.

У каждой лавки, где я сегодня задерживаюсь, мне задают одни и те же вопросы. По странным причинам появился дефицит некоторых товаров, и цены меняются слишком быстро. На базаре шепчутся о новых налогах и конфискациях. И даже о предстоящей войне.

Торговцы разглядывают мою одежду моряка – рубаху, штаны и сапоги, так отличающиеся от пошитых на заказ платьев местных жителей, – и сразу засыпают вопросами, откуда я и как живется в тех землях.

– Совсем недавно из Траллии, – объясняю я женщине, роясь в кармане в поисках монет. – Знаешь, я очень тороплюсь, мне нужно скорее попасть в контору в порту, пока она не закрылась, иначе мой капитан будет недовольна.

Где-то на палубе «Лизабетт» капитан Ренса наверняка вскинула голову, носом втянула воздух и учуяла произнесенную ложь. Однако торговка вздрагивает, словно очнувшись.

– А я тут болтаю без умолку. Нам лучше – как это вы, молодежь, говорите – поддать газку. – Она улыбается будто своим мыслям, и напряжение на лице становится более заметным.

Через минуту свечи мои уже завернуты, и я продолжаю путь.

Вскоре позади остаются флаги на мачтах кораблей и шум толпы у рыночных лавок на холме Роял-хилл. Ноги сами несут меня, а душа трепещет по мере того, как я приближаюсь к величественному и красивому Храму – я спешу к Баррике. На улице перед Храмом стоят служители в военной форме. Мои глаза слепит начищенная медь труб, созывающих народ на послеполуденную службу, где прозвучат молитвы о мире. Однако на каменных ступенях Храма нет прихожан, а в объявлении, что прикреплено рядом с дверью, сообщается, что в соседнем помещении вечером пройдет танцевальная вечеринка с живой музыкой. Я и не знала, что с посещаемостью нынче так плохо.

Я прохожу мимо, чтобы не попасться на глаза стоящей неподалеку служительнице, и попутно бросаю монету в чашу для пожертвований. Мы, матросы, никогда не забываем о почтении.

Сегодня у меня нет времени на праздность. У меня большой список поручений от капитана, а времени на выполнение совсем мало – так Ренса пытается помешать мне добраться до конторы начальника порта.

– Ты слоняешься там постоянно с того дня, как мы пришвартовались, – грубо сказала она утром. – Сегодня для разнообразия займись делами.

Для разнообразия, капитан Ренса? И это ты мне?

Целый год я только и делаю, что выполняю с благословения духов поручения, какие только приходят на ум моему капитану. Я изучила каждый дюйм корабля от трюма до бушприта[1].

И вот, наконец, все закончено. Помогите мне, духи, уберегите от необходимости провести хоть одну лишнюю минуту под командованием капитана-тирана. Этот день должен стать последним.

Сегодня в порту я узнаю то, чего так жду. Иной вариант я не вынесу.

Иду по узкому проулку, где дома стоят почти вплотную. Где верхние этажи нависают над улицей, а из ящиков на окнах падают цветы. На втором этаже кто-то включил радио – я слышу суровый тон диктора, но не могу разобрать слов.

Сворачиваю на Бульвар Королевы и замираю на месте, чтобы пропустить несущуюся с грохотом с горы машину пивовара. Делаю шаг назад и осторожно выглядываю – автомобили несутся сплошным потоком.

Город Киркпул выстроен из золотистого песчаника. Он лежит в долине, окруженный горами, и открыт морю лишь с одной стороны. Если смотришь на Киркпул со стороны моря, видишь Бульвар Королевы, протянувшийся от порта до самого Роял-хилл, до дворца на вершине, пики которого поднимаются к небу, как возвышающаяся над палубой грот-мачта.

От бульвара в стороны расходятся улицы. На каждой множество лавок и магазинов, в них предлагают свои товары портные, пекари и торговцы, привозящие издалека специи. Люди со всего мира живут и торгуют в Киркпуле, город являет собой уникальную смесь культур. Каждый может ощутить себя здесь как дома, в отличие от многих других портов.

Мимо проносится экипаж купца. Я, не раздумывая, цепляюсь сзади, как лакей, и несусь по ухабистой дороге вниз. Торговец улавливает изменение веса и замечает меня в зеркале заднего вида. Маневрируя, пытается стряхнуть, но качка для меня – дело привычное. Согнув колени, я умудряюсь удержаться.

На улице, где много лавок пекарей, меня охватывают запахи и воспоминания. В детстве мы часто бывали здесь с отцом, когда совершали стоянку в порту Киркпула. Он покупал мне липкую от сахарной пудры булочку, а я жевала ее, сидя на его плечах, как на насесте, и представляла, что нахожусь в «вороньем гнезде» на мачте[2]. Выпечку готовили довольно просто – из теста делали рулет и посыпали сахаром и пряностями. С той поры такие ароматы напоминают мне о походах на юг, когда я была ребенком, таким маленьким, что моя нога помещалась поперек доски на палубе «Лизабетт». На корабле у меня получилось стоять уверенно раньше, чем на земле.

Свернув за угол, я оглядываю водную гладь у подножья Роял-хилл и вспоминаю о конторе в порту и сообщении, которое меня ждет. Опускаю глаза и смотрю на пальцы, сжимающие балку кареты. Как и всегда, представляю, что кожа перчаток лопнула, обнажив зеленые знаки на руке. Стискиваю зубы и приказываю себе не думать об этом.

Все пустое. Он скоро будет здесь. Раньше отношения у нас с отцом были проще, легче.

Пригибаюсь и держусь крепче, когда экипаж прибавляет скорость, чтобы обогнать плетущуюся впереди телегу. Впереди слышится возмущенное ржание лошади, затем чей-то крик, и колеса начинают скользить, унося карету в сторону. Медленно она начинает заваливаться, опрокидываясь. Руки напрягаются и трясутся под тяжестью тела. Я зависаю на несколько секунд и падаю на землю. Боль пронзает все тело. Спешно поднимаюсь и на четвереньках уползаю с дороги, пока меня не сбил следующий проезжающий экипаж.

– Никогда не доводилось видеть, чтобы моряк летал, – кричит высунувшаяся из окна женщина. Слова вызывают смех у всех, кто ее слышит. Из-за того, что кожа у меня светлая, краснею я всегда заметно. Смущаюсь и начинаю стряхивать пыль с одежды.

Оглядевшись, понимаю, в чем причина задержки. Вниз по холму к докам движется вереница черных автомобилей с блестящими отполированными боками. Перед ней, сдерживая процессию, медленно ковыляет запряженная в телегу лошадь.

– Кто это, седьмое пекло? – кричу я женщине в окне, хотя уже почти знаю ответ.

– Принц Леандер. – Она подпирает подбородок рукой и мечтательно разглядывает машины, словно сможет увидеть за тонированными стеклами самого принца. – Почему никому не пришло в голову убрать с дороги эту клячу?

– Лошадь? – Бровь на моем лице невольно ползет вверх. – Да она единственная, кто честно делает свою работу. Скажите, велик ли вклад его высочества в жизнь общества?

После этих слов женщина с презрением от меня отворачивается.

Поговаривают, принц устраивает вечеринки на всю ночь, а потом спит до обеда, что его гардеробная размером с просторную квартиру, а его личный секретарь ежедневно печатает на позолоченной пишущей машинке ответы с отказом на многочисленные предложения руки и сердца. Все, кто об этом слышат, говорят, что хотят такой жизни. Но у меня невольно возникает вопрос: какой же в ней смысл?

Я иду вперед по переулку мимо прилавков с рулонами заморских тканей и выхожу, наконец, на параллельную улицу, ведущую к докам Роял-хилл. Ренса будет ждать меня там, и мне достанется, приди ей в голову мысль, что я могу ослушаться.

Контора в порту представляет собой здание, значительное и по высоте, и по ширине. На самом верху пост наблюдателя за судами, входящими в гавань. Заметив новое судно, человек спешно бежит вниз и записывает название и время на доске мелом.

Но наверх мне сегодня не надо.

В здании пахнет, как на корабле, – хлопком и брезентом, солью и немного плесенью. Обычно я расслабляюсь, стоит сменить атмосферу города на привычный мир. Я здесь уже три дня – ровно столько времени прошло с нашего прибытия в порт, и рана в душе болит все сильнее.

– Ждешь «Фортуну», Селли? – Это Таррант с «Благословенной богини», еще одного корабля отца. Улыбка кажется белоснежной на темной коже. – Подожди! – он поднимает палец. – Говорят, она возвращается, идет напрямик. Думаю, пока все неплохо.

– Непременно вернется, и очень скоро. – Я хлопаю его по плечу и продолжаю пробираться дальше, но останавливаюсь и оборачиваюсь. – Таррант! – Он стоит уже в дверном проеме и смотрит на меня. Надо постараться, чтобы голос не звучал умоляюще. – Ты меня здесь не видел.

Он усмехается.

– Опять капитан тебя прижала?

– А когда было иначе?

– Здесь не протолкнуться. Сложно кого-то заметить, особенно тощего матроса, да еще в веснушках. – Он подмигивает мне и удаляется.

Я продолжаю пробираться сквозь толпу к доскам с записями. Отец уже год как ушел на «Фортуне», и я знаю, что у него все в порядке. Он на севере, ищет новые торговые пути. Сроки, в которые он обещал вернуться, почти на исходе. Скоро Северный путь будет закрыт, начнутся снежные бури, смертоносные льды – серьезная угроза судам.

Отец ушел на север и оставил меня на год с Ренсой. Я решила, что он недоволен мной, потому и не взял с собой, но в ночь перед отбытием он признался:

– Ко дню моего возвращения ты будешь готова занять место первого помощника, моя девочка. Это новый старт.

Это то, о чем я мечтала. После долгих лет ожидания я смогу доказать, что способна принести пользу – пусть и как обычный моряк.

Только вот Ренса ничему меня не научила, не подготовила к месту помощника. Вместо того чтобы давать знания, она использовала меня на самой черной работе, которая только может быть на корабле: драить, шить, нести вахту.

Через несколько дней вернется отец и спросит, чему я научилась. Что я тогда ему отвечу? На «Фортуне» я стояла рядом с ним у штурвала, а на «Лизабетт», которая была домом, где я выросла, кораблем, капитаном которого я мечтала однажды стать, меня использовали, как новобранца.

Впрочем, сейчас мне нет до этого дела. Я жду момента, когда увижу отца. Как только мы пришли в город, я каждый день проверяла доски, надеясь увидеть название «Фортуна», и каждый день меня постигало разочарование.

Возможно, завтра Ренса не выпустит меня на берег, и послезавтра мы снимемся с якоря, а я так соскучилась по отцу.

На стене три доски, на каждой ровные строчки аккуратных записей. Их освещают свисающие с потолка лампы без плафонов. Одна мигает, иногда гаснет на пару мгновений, будто указывая, что каждый миг жизни может стать последним. Честно признаться, от окон гораздо больше пользы – правда, лишь в дневное время.

На первой доске перечислены названия кораблей, вышедших сегодня из гавани, на второй – прибывшие, а на третьей – те, что ожидаются. Они пока находятся на значительном расстоянии: о них узнали от тех, что уже пришвартовались в бухте и передали сведения на берег.

На доске с отправлениями перечислено много судов, готовых к отходу в Траллию, Фонтеск, Бейнхоф, а то и более отдаленные княжества. Некоторые идут даже в Мелласею, где, по слухам, назревает война. Рядом с названием стоят отметки, принимают ли на борт пассажиров и не ищут ли членов экипажа. На Холбард идет один единственный корабль – «Фрея» рискнула отправиться на север, не боясь скорого закрытия пути.

Я пробегаю глазами строки – грудь сдавливает оттого, что «Фортуна» нигде не упомянута. Повторяю осмотр, на этот раз медленно, пристально вглядываясь в выведенные мелом ровные буквы. Пожалуйста, пожалуйста…

Он пошел напрямик, и он справится. Ни одному капитану в мире не под силу пройти по Северному пути лучше, чем Стэнтону Уокеру.

И он обещал, а год уже прошел.

Я дочитываю до последней строчки, потом поднимаю голову и начинаю сначала. Потом еще раз. Сердце сдавливает сильнее с каждой минутой. Он должен быть здесь. Хотя бы на подходе. Должен быть.

Впервые страх колет сердце, будто шилом. Может, зимние бури начались раньше? Отец способен провести корабль через любой шторм, но север – это совсем другое, говорят, волны там могут доходить до середины мачты.

– Селли! Селли Уокер! Сюда, девочка!

Зовущий меня голос перекрывает гул в помещении, и я оборачиваюсь. Мне знаком этот голос. Приглядевшись, я замечаю в дальнем углу зала стойку, а за ней девушку-клерка. Она указывает на стену с почтовыми сообщениями, и я понимаю намек, поэтому разворачиваюсь и начинаю пробираться сквозь толпу, расталкивая локтями матросов, остановившихся поболтать. Каждому есть что рассказать: ситуация в заморских портах меняется чуть ли не каждый день, но мне сейчас не до этого, мой взгляд прикован к доске с письмами.

Здесь моряки оставляют послания, которые получают с судов и передают по возможности.

Подныриваю под руку болтливого боцмана и оказываюсь у самой доски. Глаза выхватывают строки на конверте, будто тело понимает все раньше мозга. Кажется, у меня остановилось дыхание, а в глазах щиплет так, будто в них натыкали булавки. А вот рядом еще одно, оно адресовано капитану «Лизабетт» Ренсе. Как и мой, этот конверт слишком толстый для короткой записки с указанием ждать прибытия в Киркпуле. Отец сообщает не дату прибытия, он хочет что-то объяснить, оправдаться.

Толпа отталкивает меня и прижимает к стене. Там я трясущимися пальцами открываю конверт и едва не роняю лист на пол. Разворачивая, я все еще надеюсь.

Дорогая Селли,

Я знаю, что напишу не то, что ты надеешься прочесть, но…

Но. С каждым словом дыхание мое становится все более частым и прерывистым. Скольжу взглядом по строкам.

Но здесь можно нажить целое состояние.

Но это даст нам шанс купить еще одно судно, и может, ты полюбишь его даже больше, чем «Лизабетт».

Но здесь есть несколько талантливых магов, и я не могу упустить шанс и не нанять их на службу.

Но для этого мне нужно остаться здесь на зимовку, работать и вести торговлю.

Но дома я смогу оказаться не раньше, чем через полгода.

Но я спокоен, зная, что Ренса сможет научить тебя лучше, чем кто-либо другой. Да и Кайри – талантливый корабельный маг, так что, надеюсь…

Комкаю лист бумаги и запихиваю в сумку со свечами, потом беру письмо для Ренсы и кладу туда же.

Этого не может быть.

Сжимаю зубы до боли, подношу ко рту ладонь, чтобы не закричать от досады. Звуки толпы начинают казаться мне очень громкими. Люди напирают слишком сильно; я отчаянно ищу лазейку, чтобы протиснуться, выбраться на свежий воздух. Взгляд случайно падает на доску с отправляющимися судами, и я вижу, что «Фрея» уходит с приливом на рассвете – последний корабль на север в этом сезоне. Значит, у меня еще есть шанс все изменить. Если папа не едет ко мне, я отправлюсь к нему.

Чего бы мне это ни стоило, я буду на борту «Фреи» в час отправления.

Выйдя на яркий полуденный свет, спотыкаюсь. Кровь еще ощутимо стучит в висках. На доске указано, что «Фрея» стоит в северных доках, потому, пригнувшись, начинаю двигаться в том направлении.

Киркпул – один из крупнейших портовых городов мира и столица Алинора – порт приписки торговых судов отца. Доки образуют полукруг у единственной гавани, открытой с западной стороны в Море Полумесяца.

Моя «Лизабетт» пришвартована в южных доках, так что никто из экипажа меня не заметит, по крайней мере с корабля.

Капитан «Фреи» не посмеет отказать в просьбе дочери самого Стэнтона Уокера, а мне выгоднее получить согласие, чем тайком проникнуть на борт и прятаться, – так и дорога будет проще. Черт возьми, если они возьмут меня с собой, я не сойду на берег до самого отхода. На «Лизабетт» нет ничего, что дорого мне настолько, чтобы остаться.

Надо спешить, и это заставляет двигаться быстрее. Я прохожу мимо множества судов из разных уголков мира от Кетоса до Эскиума и самой Порт-Наранды. Все они покачиваются рядом, подталкиваемые в борта морским бризом. Он же треплет мои волосы, выбивая светлые пряди и закручивая их у лица.

Впереди вижу корабль, зажатый двумя закопченными пароходами. Прочный корпус, подходящий для прохода по Северному пути, подсказывает, что это «Фрея». Ускоряю шаг, а потом и бегу к нему, обхожу и приближаюсь со стороны забора.

За «Фреей» стоят корабли из флота принца Леандера. Это элегантные шхуны, украшенные флагами и цветами. Я уже несколько дней вижу их из гавани, но так близко наблюдаю впервые.

На берегу кипит работа: матросы грузят ящики, над их головами краны переносят сети с грузом. Сети раскачиваются, а потом опускаются на палубу. К причалу медленно подъезжает грузовик, и трое матросов машут руками, указывая ему направление. На носу ближайшего корабля включают граммофон, туда же выходят девушки в ярких одеждах. Они поднимают руки вверх и начинают танцевать, двигая бедрами так, что бахрома на юбках разлетается во все стороны. Потом они пытаются делать синхронные шаги и заливаются смехом. Они веселятся, не обращая внимания на то, что рядом трудятся люди, готовя флот к отбытию.

Сколько шума из-за одного избалованного мальчишки.

Королева отправляет своего брата с визитом в соседние королевства, чтобы очаровать правителей, а для него это событие не важнее, чем модный нынче послеобеденный чай с дюжиной друзей. Он не обращает внимания ни на что, в том числе на напряжение в воздухе.

Его суда определенно не будут заходить дальше Мелласеи. Их не заставят платить пошлину, не будут обыскивать, как в последнее время происходит с нами, простыми моряками. Моему отцу тоже неизвестно о нововведении, и это одна из причин, по которой ему следовало бы вернуться в ближайшее время. Что ж, я сама расскажу ему все при встрече.

Около прохода стоят две напыщенные стражницы гвардии королевы в начищенной синей форме. Проблемы не заставили себя ждать.

– У меня дело к капитану «Фреи», – говорю я самым вежливым тоном, на который только способна.

Одна из женщин вскидывает бровь и нарочито медленно достает из кармана список.

– Имя?

– Селли Уокер, но его там нет.

– Нет?

– Нет. – Нотки раздражения просачиваются и становятся очевидны. Мне известно, что будет дальше. Так часто случается со мной – вижу, что события разворачиваются не в мою пользу, и не могу заставить себя промолчать, поискать позитивный способ изменить ситуацию до того, как случится все самое плохое.

– Жаль это говорить, но, раз твоего имени нет в списке, а на руке нет повязки члена экипажа, пустить дальше я тебя не могу.

По ее тону очевидно, что ей совсем не жаль.

– Послушайте, может, кто-то из вас может сообщить капитану «Фреи», что пришла Селли Уокер, дочь Стэнтона Уокера? Я уверена…

– Я здесь не для того, чтобы выполнять твои поручения, девочка. – Стражница перебивает меня, потом оглядывает с ног до головы как раз в тот момент, когда я поднимаю руку, чтобы пригладить растрепавшиеся волосы. Взгляд ее задерживается на грязных коленях брюк – напоминание о крушении кареты, еще один повод поблагодарить его высочество.

– Уже уходишь? – Вопрос звучит как утверждение. Ее напарница переводит взгляд с танцующих на палубе девушек на меня и тоже задумчиво оглядывает с головы до ног. – Или тебе указать дорогу?

Чтобы промолчать, я прикусываю язык так сильно, что удивляюсь отсутствию крови. Отвернувшись, окидываю взглядом веселящуюся знать – совершенно бесполезную прослойку общества – и опять отворачиваюсь. Что ж, раз здесь меня не пропускают, поищу другой способ.

Прохожу вперед по причалу и смотрю через плечо назад – гвардейцы королевы пристально за мной наблюдают. Перехватив мой взгляд, стражница делает вид, что потеряла ко мне интерес, и смотрит в другую сторону.

Я пользуюсь моментом и прячусь за грудой ящиков. Надо подождать: может, гвардейцы отойдут в сторону или отвернутся, тогда у меня будет шанс добраться до трапа. Надо только подойти ближе, чтобы появился шанс действовать быстро.

Я пытаюсь протиснуться в узкую щель между двумя рядами ящиков и вылетаю, словно пробка из бутылки, прямо на кого-то. Человек, отпрянув, поворачивается, раскидывает руки и хватает меня. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что стою в объятиях парня примерно моего возраста. Его загорелая и теплая кожа по цвету похожа на золотистый песчаник, из которого построены дома в Киркпуле, будто он часть самого города. Под модной растрепанной челкой карие глаза, ухмылка задорная и уверенная – он знает, что красив.

Терпеть не могу, когда так улыбаются.

– Наконец-то, – восторженно и громко произносит он, видимо, совсем не обеспокоенный возможностью привлечь внимание охраны и матросов. – Думал, ты уже никогда не придешь.

Я неотрывно смотрю на него и стараюсь дышать ровно. Любопытно, у него такие длинные ресницы. Губы изогнулись, словно что-то его веселит. Вероятно, я. Этого довольно, чтобы я пришла в себя.

Упираюсь одной рукой ему в грудь и толкаю, освобождаясь от объятий.

– Я не знаю, кто ты такой, и времени болтать у меня нет. Какого черта ты прячешься за ящиками?

– Ну, я слышал, что ты сюда придешь, – отвечает загадочный незнакомец, тактично умолчав, что за ящиками прячусь и я.

Непонятно, кто он такой. Одет как работники доков: рукава рубашки закатаны до локтей, темно-коричневые брюки с черными подтяжками. Однако рубашка белоснежная, а ткань брюк дорогая, и вообще выглядит он слишком круто для рабочего. Может, слуга из дворца? И прячется здесь по каким-то своим причинам?

На ящиках – лучшее место для наблюдения за стражницами королевы. Сверху лежат огромные букеты цветов. Ими украсят такелаж[3] на кораблях принца, а для меня они станут отличной маскировкой. Я прячусь среди них и готовлюсь ждать.

– За чем наблюдаешь? – раздается голос почти у самого уха. От неожиданности я едва не падаю вниз.

Парень забрался следом, и теперь пытается увернуться от моей руки, которой я размахиваю, чтобы зацепиться за невидимую опору в воздухе.

Улучив момент, он обхватывает меня за талию и заставляет опуститься обратно в кучу цветов. И смеется, видя мой хмурый взгляд.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно говорю я.

– Не мог остаться в стороне, – отвечает он с ухмылкой. – Думал, ты слышала, что я забираюсь следом. Не хотел напугать, извини.

Он убирает руку, и я случайно замечаю изумрудного цвета метки на ее тыльной стороне. Необычный цвет резко контрастирует с темной кожей. Я замираю, что-то внутри переворачивается.

Замысловатые знаки, таких я еще не видела. Они сложны для восприятия, я даже не могу понять, что они значат. Впрочем, достаточно одного беглого взгляда, чтобы они произвели впечатление.

Вытягиваю руки так, чтобы удержать равновесие. Старательно сдерживаю желание узнать причину его нахождения здесь, ведь он будет спрашивать о том же, и это приведет к нежелательным для меня последствиям.

– Это леди Вайолет Бересфорд, – непринужденно бросает мой собеседник. Я поворачиваюсь, чтобы проследить за его взглядом, и натыкаюсь на девушку в серебристо-синем платье – цвета моря в сумерках. Она танцует и смеется, запрокинув голову.

– Что ж, рада, что кому-то удается весело проводить время.

– А тебе нет?

– Ты был сегодня в городе? Хоть минуту? – раздраженно интересуюсь я и наклоняюсь вперед, чтобы разглядеть сквозь листву стражниц королевы, которые уделяют службе больше времени, чем мне хотелось бы. Вот и третья идет к ним по причалу.

– И что такого?

– Кто в этом городе развлекается, кроме знати? Я всего несколько дней на берегу, и все, с кем говорю, спрашивают об иностранных портах, интересуются слухами о войне, которую готовы начать в Мелласее. Видя такое, я понимаю, почему народ так обеспокоен.

Парень склоняется, чтобы разглядеть людей на палубе. Плечо его совсем рядом, я чувствую его тепло. Звучит веселая музыка, леди Вайолет по-прежнему танцует и пытается увлечь спутниц.

– И что ты видишь?

– А ты не видишь? – фыркаю я. – Его корабли все в цветах.

– Но ты не станешь отрицать, что он… Постой, а что не так с цветами?

Стражницы внизу оживленно разговаривают с вновь прибывшей, а та бурно жестикулирует. Может, ей удастся увести их куда-то?

– У меня нет однозначного мнения о цветах, – отвечаю я так уверенно, будто это правда.

– Просто у тебя характер такой, с причудами.

– Послушай. – Я сдерживаю вспышку гнева, ведь нехорошо будет просто столкнуть его с ящиков. – Каждый человек на каждом торговом судне в доках знает, в каком мы непростом положении и какая напряженная обстановка в каждом новом порту, куда мы заходим. У Алинора большие проблемы. Они там нежатся на послеполуденном солнышке, а в Мелласее поднимаются до рассвета. Интересно, что в такой ситуации собирается делать королева?

– Ну, она…

– Ага, привлекла к делу малыша-принца. Будто хочет специально еще больше все усложнить.

– Тебе не кажется, что это грубо?

Я опять презрительно фыркаю.

– Мы говорим о мальчишке, который сменил три наряда на празднике солнцестояния. Это только за один вечер!

– Вообще-то я слышал, что четыре, и на нем был плащ, расшитый пайетками из настоящего золота.

– И что из этого, по твоему мнению, делает его лучше?

– Надо сказать, тебе многое о нем известно, – задумчиво произносит он.

– По-другому никак, ведь все только о нем и говорят.

– И ты в том числе, хотя, кажется, недолюбливаешь его.

– Это неважно, – бросаю я и поджимаю губы. – Пусть на него работают все портные на землях Моря Полумесяца, главное, чтобы он выполнял свою работу.

– Может, он ее выполняет. – По тону парня ясно, что права все же я.

– Да что ты говоришь? Посмотри, он привез на свои корабли половину цветов из дворцового сада, а ведь скоро зима. Могу себе представить, сколько оранжерей и труда потребовалось для такой глупости. Добавь сюда еще всех шеф-поваров из Фонтеска – и все ради того, чтобы дефилировать от города к городу и заводить дружбу с соседями.

– А разве не надо дружить с соседями? – Он окидывает хмурым взглядом бегающих по причалу стражниц. Их стало больше еще на два человека.

– Непременно надо заключить союз с соседями, – уверенно киваю я. – Но его никто не станет воспринимать всерьез. Ведь и раньше наверняка так было.

– Ох, – восклицает он, и я поворачиваюсь, чтобы понять причину. Сейчас я обращаю внимание не на красивое лицо, а на интонации. Он говорит и слушает слишком заинтересованно. Он знаком с принцем? В голове всплывает предупреждение Ренсы следить, кому и что я говорю, особенно незнакомцам. А этот парень как раз незнакомец, ведь свое имя я ему не называла.

Честно признаться, я понимаю, что вылила на этого парня свое раздражение на то, что я не увижу отца и что я не могу с легкостью попасть на «Фрею». Мне не следовало так себя вести. Но ведь он сам встал на моем пути. А совсем рядом стражницы королевы, их становится все больше – уже целая дюжина. Одна стоит и машет руками, отдавая приказы остальным, а другие носятся по причалу. Похоже, стоит забыть о том, чтобы незаметно проскользнуть на «Фрею», ведь скоро солдаты будут в каждом уголке доков.

Придется мне ждать наступления темноты, а потом действовать, иначе капитана судна мне не увидеть.

– Начинается движение, – задумчиво произносит парень, оглядывая стражниц. – Похоже, они что-то потеряли.

– Похоже, – бормочу я в ответ.

Ну и ладно. Я подожду вечера и проберусь на «Фрею». До рассвета она не снимется с якоря, а в темноте остаться незамеченной проще. Можно, например, спрятаться где-то на корабле и подождать, когда они уйдут далеко в море: тогда меня уже никто не сможет высадить на берег.

Сейчас надо выбираться отсюда и бежать на «Лизабетт», пока Ренса не разозлилась окончательно из-за моего долгого отсутствия.

– Эй, смотри! – восклицает парень, и я резко оборачиваюсь.

– Что? Что ты увидел?

Он указывает на палубу ближайшего корабля, где гости окружают девушку, которая катит причудливой формы маленькую тележку.

– Подают угощение. Спорю на полкроны, это пирожные из Фонтеска.

Я издаю звук, похожий на рычание, и парень замолкает.

Он один из этих молодых дворян и никакой не слуга.

Город гудит, наполняется тревогой. Вокруг нас корабли торгового флота, владельцы которых потеряют очень много, если не все, в случае войны. А эти люди вместо того, чтобы искать решение, веселятся, порхают у этой тележки со сладостями, как чайки над рыбацкой лодкой.

– Сначала цветы, теперь выпечка? Она чем тебе не угодила? – спрашивает он и хмурится. – А потом что? Котята?

– Потом… Скажи, ты можешь просто уйти?

Он хитро подмигивает.

– Если забыла, я занял это место первым. Ты сама свалилась из ниоткуда прямо на меня.

Я бы очень хотела просто вытолкать его из моего убежища, но конструкция слишком хлипкая. Поэтому я улыбаюсь во весь рот и вытягиваю из букета сапфирово-синий цветок – цвета королевской семьи Алинора.

Парень смотрит, не моргая.

Наклоняюсь и пристраиваю цветок ему за ухо.

– Вот так, – говорю я. – Все бесполезное вокруг так красиво украшено. Не хочу, чтобы ты был обделен.

Он постепенно расслабляется, губы растягиваются в милую улыбку. Он выглядит так, словно испробовал все шалости в мире, а половину из них вообще придумал сам.

Его карие глаза смотрят прямо на меня. Кончиками пальцев я случайно касаюсь его волос, и сердце странным образом подпрыгивает. Должно быть, солнце напекло.

Мы оба замираем и смотрим друг на друга.

– Значит, ты не захочешь пойти перекусить? – тихо спрашивает он.

Откуда у меня странное ощущение, что этот поединок я проиграла?

– Для одного дня довольно благородных поступков.

Я начинаю переворачиваться, чтобы сползти вниз, и, честно признаться, делаю это быстрее, чем стоило, – больше похоже на бегство.

– Будем надеяться, что наш принц лучше, чем ты о нем думаешь.

– Сомневаюсь, – отвечаю я и спрыгиваю вниз прежде, чем он успевает сказать что-то еще. Пробираюсь вперед, радуясь, что щель такая узкая – обернуться не получится. У меня нет времени думать об этом парне и прочей ерунде. Единственное, что меня сейчас заботит, – пришвартованное в северных доках судно.

Даже если придется карабкаться на борт по канату, я это сделаю, и на рассвете я выйду в море на «Фрее».

ДЖУД. Клуб «Красавчик Джек». Порт-Наранда, Мелласея

Толпа ревет. В последний момент я замахиваюсь, чтобы нанести удар ладонью, а не костяшками пальцев.

Запрещенный прием.

Ну и пусть.

Парень шатается, сплевывает кровь и бьется в конвульсиях, а я насмехаюсь и издеваюсь над ним. Толпа стягивается к боксерскому рингу. Он находится в подвале, где единственный источник света – лампа под потолком. Длинная тень, что отбрасывает мое тело, покачивается из стороны в сторону, пока я наблюдаю, как он встает на ноги и восстанавливает равновесие. Дыхание мое учащается. Убивать пока рано, надо накормить монстра. Сейчас, когда сердце бьется чаще, а кожа покрывается потом, я чувствую себя живым. Такого одной едой не добиться.

Он утирает рот рукой, размазывает кровь и оставляет на щеке алое пятно, а потом вновь принимает боевую стойку. На этот раз он более насторожен и внимателен ко мне. Взгляд скользит по фигуре – я ниже его почти наполовину. Но я вдвое быстрее, это точно.

Убрав с глаз прядь черных волос, я смотрю прямо на него. И он отводит взгляд первым.

Толпа вокруг превращается в размытое пятно. Она тот монстр, что подхлестывает меня, – рев восторга, подсказки, возмущения, голоса, делающие ставки и требующие выпивки. Блики света на стеклах очков, едкий дым сигар стелется по полу ринга. Я перевожу дыхание и бросаюсь на соперника.

Кулак громилы передо мной движется с критической скоростью. Сжав зубы, приседаю, чтобы увернуться, – висок пронзает острая боль. Поднимаюсь прежде, чем соперник успевает понять, что происходит, и вновь наношу удар, воспользовавшись тем, что он на какую-то долю секунды потерял ориентацию. На этот раз я попадаю в глаз: кожа лопается, выпуская струи крови. Рев монстра становится оглушительным.

Громила мотает головой, как промокшая под дождем собака, пытаясь оценить ситуацию. Я остаюсь как можно ближе, но все же уворачиваюсь от неловкого удара – попытки ответить. Прицельно бью в челюсть снизу и с удовольствием смотрю, как голова его резко запрокидывается.

Чьи-то руки сжимают мои плечи и волокут в сторону. Я кричу, сопротивляюсь, пытаюсь вырваться, но пальцы лишь впиваются сильнее. Звуки слышны совсем близко, почти у самого моего уха.

– Джуд, остановись! Прекрати, слышишь? Сделай перерыв, закончишь с ним позже!

Я медленно возвращаюсь в реальность, опускаю кулаки и позволяю людям распорядителя оттащить себя подальше от пошатывающегося противника.

Перерыв – время, когда делаются ставки. Чем больше банк, тем больше моя доля. Мне надо прикончить громилу. Сейчас же, пошатываясь, он идет в свой угол импровизированного ринга, где его принимают и усаживают две пары рук.

– Постарайся не свалить его в первые десять секунд, – раздается над ухом. Мужчина стоит за моей спиной, хватка становится крепче, словно он пытается удержать меня от рывка вперед. Все это игра для публики, и я поддерживаю ее – смотрю хмуро исподлобья. Внутри я именно такой, каким они хотят меня видеть, – хладнокровный убийца. Мальчик из частной школы-пансиона, опустившийся на дно жизни. Это доказывает, что благородные ничем не лучше простолюдинов.

– Ты меня слышишь, милорд? – понизив голос, спрашивает распорядитель.

– Не называй меня так, – резко бросаю я.

Это обращение мне не подходит. Никогда не подходило.

– И не приближайся к нему, – глухо произносит мужчина.

– Уж от этого я смогу удержаться. – Я говорю, не сводя глаз с человека напротив, хотя он отворачивается, не желая контакта. Он уже повержен, мы оба это знаем.

Мужчина смеется прямо мне в ухо. Кто-то протягивает полотенце, чтобы я вытер пот. Прижимаю его к лицу, и на мгновение плотная, шершавая ткань заглушает свет и шум. В моменты крайней усталости, когда дал излишне большую нагрузку телу, я умею отключать голову и чувства: я ни о чем не думаю, ничего не чувствую, просто существую. Такой момент уже близок, и я жду его с болью, которая всегда со мной.

Убираю полотенце и сразу натыкаюсь взглядом на огромную фигуру Дазриэля. Он с легкостью движется сквозь толпу. Рукава его рубашки закатаны до локтей. На руках видны магические рисунки, похожие на извивающиеся языки пламени изумрудно-зеленого цвета.

Он не обращает внимания на негодующих людей, остающихся за спиной, и шагает вперед через ринг, словно не замечая, что идет поединок.

Останавливается прямо передо мной, произносит слова приветствия. На лацкане красными искрами переливается камень-булавка.

– У Руби есть для тебя работа.

– Он еще здесь не закончил, – вмешивается распорядитель и крепче сжимает мои плечи.

– У Руби есть для тебя работа, – повторяет Дазриэль, словно не слыша и не замечая возражений.

Я стряхиваю с себя руки, вытягиваю из-за спинки кресла рубашку и, работая локтями, начинаю пробираться к лестнице. Вой недовольства за спиной нарастает. Это место всегда было для меня отдушиной, стало оно таковым и для толпы. Люди ощущают возрастающее в воздухе напряжение, сгущаются темные тучи войны, и только я даю им возможность отвлечься. Печально.

До выхода на улицу я даже не пытаюсь надеть рубаху. Натягиваю лишь после того, как прохладный воздух осушает пот на теле. Не оглядываясь, следую за Дазриэлем в переулок. Убегаю от одного монстра к другому.

СЕЛЛИ. Корабль «Лизабетт». Киркпул, Алинор

Босая нога стоит на грубой краспице[4], я перехватываю канат и начинаю подниматься. Ближе к верху мачта становится все тоньше, ведь она рассчитана на то, что будет раскачиваться, поддаваясь потоку ветра, но здесь, в гавани, можно ощутить лишь легкий бриз.

На берегу горожане закончили работу и направляются в таверны. Сгущаются сумерки, свет тускнеет, замирает жизнь – я вижу это, заглядывая в окна домов на холме. Люди хотят поесть и выпить, а потом расслабиться, сбросить напряжение, пройдясь по улицам и горланя песни.

Каждый раз в новом порту я с волнением схожу на берег, восхищаясь обилием звуков, образов, запахов. Вместе они образуют затейливую приветственную картину.

Но довольно скоро меня начинает тянуть в море, и я тоскую по шлепкам бьющихся о деревянный борт волн. Однако я рада, что сегодня вечером мы не снимаемся с якоря, ведь у меня важное дело – надо забрать припрятанную заранее сумку и ускользнуть на берег. Тогда на рассвете я уже буду на пути к отцу, и Ренса не сможет меня догнать. К тому моменту, когда меня обнаружат матросы «Фреи», мы отойдем слишком далеко от берега, чтобы переправить меня обратно, а выбросить за борт дочь Стэнтона Уокера они не посмеют.

В подзорную трубу удалось разглядеть, что в северных доках все успокоилось. Знать веселится на кораблях, над водной гладью разносятся протяжные звуки из трубы граммофона, толпа стражниц рассеялась. Не видно и того парня – нет, я совсем не пытаюсь его найти.

Я вспоминаю его – слышу голос, представляю лицо с красивыми карими глазами и лукавой ухмылкой. «Что не так с цветами?» – проносится в голове его вопрос. Я раздраженно фыркаю. А потом: «Просто у тебя характер такой, с причудами».

Я мысленно сталкиваю его с ящиков, как должна была сделать сегодня, и с улыбкой смотрю, как он машет руками и вскоре исчезает из вида. Так для тебя достаточно причудливо?

Спохватываюсь, что говорю с воображаемым человеком, и вновь принимаюсь осматривать причал.

Он пуст – нет ни мальчишек на лодках, ни капитана Ренсы, которая уверена, что я сижу взаперти в каюте. Впрочем, ничто из этого меня не волнует, ведь уже темнеет, и мысленно я на «Фрее». Впрочем, расставание с «Лизабетт» дается нелегко.

Я снимаю кожаные перчатки с обрезанными пальцами, хватаюсь одной рукой за канат и сразу ощущаю, насколько груба его поверхность. Наш корабль не украшен, как королевский, но он родной и проверенный временем торговый партнер. Наш красавец-винджаммер[5] достаточно большой как в ширину, так и в длину. Он может вместить значительную по численности команду и набить в брюхо много груза. И паруса его больше, чем у любого другого судна в гавани.

Среди кораблей торгового флота отца я больше всего люблю «Лизабетт». Я на ней выросла, училась ходить по ее палубе, пряталась от матросов в самых труднодоступных местах трюма, засыпала, привязанная к койке, чтобы не упасть во время качки. Но весь прошлый год корабль был моей тюрьмой. Глядя вниз, я вижу причину, улавливаю ее легкоузнаваемый силуэт посреди палубы. Я не передам Ренсе письмо отца. Она определенно подозревает, что он не вернется в ближайшее время. Знай она наверняка, точно стала бы следить за мной пуще прежнего, предполагая, что я сделаю нечто похожее на то, что планирую.

Вот она уже стоит у трапа и напряженно смотрит на него, будто выжидает. Может, думает, что он исчезнет?

Сегодня почти половина экипажа отпущена на берег. Обычно мы не задерживаемся в портах так надолго, как в этот раз. В ожидании «Фортуны» люди неспокойны, поэтому Ренса спустила трап и позволила нескольким счастливчикам повеселиться и, вероятно, потратить все до последней кроны из жалования. С меня она сняла стружку, отчитала как следует за опоздание и велела оставаться на корабле.

Почему Ренса так нервничает и ждет возвращения матросов? Стемнело совсем недавно, их точно не будет еще несколько часов. Почему же она стоит у трапа? Ощутила, в каком напряженном состоянии пребывают люди в городе? Я это заметила еще несколько дней назад. Всем нам, морским душам, уже давно стало известно, что тучи сгущаются.

Стоп, или Ренса подозревает, что поймает на трапе меня? Надеюсь, что нет, и она не будет торчать здесь всю ночь, иначе придется выбираться вплавь, что совсем неприятно.

Задумавшись о холодной воде гавани Киркпула, я внезапно улавливаю движение на носу корабля.

Ренса невысокого роста и плотная, а появившийся человек высок, хоть и неуклюж, и похож на гусеницу-многоножку, конечности которой не умеют действовать слаженно. Кожа у Ренсы теплого бронзового цвета, значительно потемневшая за годы, проведенные в море, а у этого мужчины такая белая, что аж слепит. Такая бывает у тех, кто постоянно сидит в помещении. Впервые я увидела этого мужчину утром. Он взошел на борт с забитыми книгами чемоданами, которые с трудом мог поднять. У него был билет до Траллии, куда готовилась отбыть «Лизабетт».

Увидев его в тяжелом шерстяном бушлате, я решила, что он ровесник отца. Только очень сутулый, как все ученые. Голова обрита наголо – а зря, из-за формы черепа это ему совсем не идет. Позже, когда Ренса заставила меня помогать ему таскать вниз багаж, я поняла, что он почти моего возраста. Странный человек, хотя мне он понравился. Мы много не говорили, обменялись всего несколькими фразами, но сразу стало ясно, что он из тех людей, которые сразу переходят к сути.

Внизу на причале какое-то шевеление, ветер треплет ритуальные флаги, повешенные днем Кайри. Натягиваю перчатки, бесшумно скольжу вниз и ступаю на балку, перекрестную мачте. Затем еще ниже. Наконец, нащупываю пальцами босых ног рею, отползаю в сторону и зависаю, держась одной рукой.

Ренса делает рывок вперед и начинает спускаться по трапу на причал, где останавливается, тихо урча, автомобиль. Может, это еще один пассажир? А багаж прибудет следом в грузовике или телеге, запряженной лошадьми, и не вечером, а при свете дня. Выходит, Ренса многое от меня скрывает.

Мы почти никогда не берем пассажиров – место для них не предусмотрено. Единственная каюта уже занята Ученым. Нам с Кайри не велели освободить наше крохотное жилище. Не будет же человек, подъехавший на автомобиле, спать в гамаке с матросами?

Я продолжаю спускаться с мачты: двигаюсь бесшумно, словно призрак. Тем временем из нутра автомобиля появляется шофер. Он поправляет белые перчатки и, трусцой обежав машину, распахивает дверь с противоположной стороны.

На причал выходит мужчина или юноша – издалека определить трудно, тем более в темноте. Он определенно молод, одет в хорошо скроенный костюм и белую рубашку. Расправив плечи, оглядывается, задержав взгляд на кораблях королевского флота и «Лизабетт». На долю секунды, как мне кажется, на лице его появляется улыбка.

Движения легкие и странным образом знакомые. Кивнув водителю, он даже не пытается помочь тому выгрузить багаж. Сумок слишком много для пассажиров того класса, которые покупают у нас билет на проезд. И слуг у них не бывает.

Что, седьмое пекло, здесь происходит?

Сильный порыв ветра выбивает пряди из косы и раскачивает рею под ногами. Звуки граммофона не позволяют услышать голоса, но происходящее понятно и без этого. Ренса делает странные поклоны, будто не знает, как приветствовать прибывшего. И очевидно, нервничает.

За прошедший год я видела ее в разном состоянии: плачущей, расстроенной, твердо держащей штурвал во время шторма в открытом море. Еще она бесстыдно фальшивила, когда пела по вечерам, и скрежетала зубами, слушая мои возмущенные речи. Но я никогда – никогда! – не видела, чтобы она пребывала в растерянности и не знала, как поступить.

Мужчина помогает ей, протянув руку. После рукопожатия они обмениваются парой фраз. Затем привычным жестом мужчина отпускает шофера. Я пригибаюсь и пытаюсь найти в кармане куртки подзорную трубу. Раскладываю ее, кручу, подбирая нужный фокус, и направляю на гостя. Ренса держит фонарь рядом с его лицом, и мне удается разглядеть карие глаза. Изогнутые в самодовольной улыбке губы. Рука поднимается пригладить растрепавшиеся волосы, и становятся видны магические рисунки на ее запястье.

Но как?..

Он последний из всех живущих в Киркпуле, кого я ожидала увидеть. Что делает здесь парень из доков?

Торопливо пробираюсь по мачте, цепляясь за тросы. Взгляд то и дело натыкается на освещенные корабли принца, так отчетливо выделяющиеся в темноте. Ветер усиливается, оживляя ритуальные флаги. В тех местах, где свет падает на водную гладь, видно, что появилась рябь, а за ней и мерцание. Не думаю, что погода будет такой же и утром: перед рассветом обычно поднимается киркпульский бриз, но сейчас мне не до этого. Разворачивающееся перед глазами действо выводит меня из равновесия.

Парень пришел жаловаться на меня Ренсе? Из-за того, что я сказала о принце и ему подобных? Скорее всего, нет, к чему тогда багаж? Но что же происходит?..

Касаюсь пальцами ног реи, мокрой от вечерней росы, и медленно переношу вес с одной ноги на другую, попутно соображая, что делать. Ренса и парень исчезли – видимо, спустились на нижнюю палубу.

Может, лучше бежать незамедлительно и оставить мешок с вещами? Но я скинула обувь, чтобы забраться на мачту, а без нее уйти нельзя. От сапог не отказаться так просто, как от остальных вещей. К тому же что бы ни привело сюда моего случайного знакомого, это, скорее всего, очень важно. Следовательно, надо все узнать и передать отцу. Чем больше важных сведений я принесу, тем быстрее он перестанет ворчать и ругать меня. К тому же если я все не выясню, то умру от любопытства быстрее, чем «Фрея» пройдет южный мыс Мелласеи.

Я прижимаюсь спиной к мачте и вижу, как мимо проходит, задумчиво опустив голову, Ученый. Он идет к трапу. Спускается осторожно, держась за перила обеими руками, словно корабль наш – не благопристойная дама, спокойно стоящая в доке, а коварное, взбалмошное существо, способное в дурном расположении духа выбросить его за борт.

На пути ему попадается Ренса, которая возвращается после того, как занесла багаж таинственного пассажира. Почему капитан исполняла роль носильщика? Ренса останавливается на трапе на полпути, давая мужчине возможность протиснуться, не отрывая руки от перил. К счастью, ему удается благополучно спуститься и не упасть в воду.

Парня нигде не видно. Должно быть, остался там, куда проводила его Ренса. Сама капитан быстрыми широкими шагами направляется на корму[6]. Я крадусь следом. Ветер треплет, кажется, даже мои уши. Ренса останавливается у штурвала, а я отхожу дальше к борту, чтобы не попасть в поле ее зрения, и оказываюсь у нашего алтаря у бизань-мачты[7]. Это небольшая постройка, не больше камина, только шире. Там, где полагается быть каминной полке, натянут канат с ритуальными флагами, на месте огня небольшой жертвенник с подношениями от команды. По возможности, я стараюсь никогда не подходить к нему так близко.

Первый помощник капитана и корабельный маг Кайри сидит, пригнувшись, и шепчет заклинания. Перед ней горят зеленые свечи, привезенные мной из города, лицо полуприкрыто длинными рыжими волосами.

Я наблюдаю за ней довольно долго. Свечи горят, будто тают, растворяясь в воздухе, когда духи принимают подношения. Значит, вот откуда ветер. Я сама не сильна в магии, но хорошо знаю, как заклинания работают. Кайри проделала огромную работу, если ей удалось умилостивить стольких духов. У нее получилось не просто поднять ветер, а еще и направить его так, как нам нужно, и фактически сдвинуть корабль тихой ночью. Вот уж не думала, что Кайри способна на такие штуки.

Вообще-то я и сейчас уверена, что она не способна.

Сама недавно видела, как по трапу поднялся человек со знаками сильного мага на руках.

– Он здесь? – Кайри поднимает голову и обращается к Ренсе.

– Располагается, – отвечает та и упирается руками в бока. – Спросил, где колокольчик, вдруг ему что-то понадобится. Представляешь?

Кайри фыркает, и я закатываю глаза от того, как в этот момент она похожа на моего нового знакомого, встреченного у ящиков.

– Представляю. Будет о чем рассказать. И духов повеселим. Они его любят.

– Да, мне говорили об этом, – сухо произносит Ренса.

Кайри чуть поворачивает голову и переводит взгляд с капитана на меня.

– Селли, мы скоро снимаемся с якоря. – Маги на расстоянии чувствуют людей, которых хорошо знают.

Затем Кайри переводит взгляд на медленно тающие свечи и обращается к духам, которых так хочет умилостивить.

Я кусаю губы от досады. Мои магические знаки, спрятанные под перчатками, бесполезны. С той самой поры, когда я училась ходить по этой палубе, они доставляли мне только неприятности.

Ренса оборачивается, вглядывается в темноту и, наконец, замечает меня. Вытянув руку, манит пальцем, заставляя выйти из темноты.

Теперь прятаться бессмысленно, и я делаю шаг вперед.

– Капитан, что..? – И тут до меня с опозданием доходит смысл слов Кайри. – Она сказала, мы снимаемся с якоря? Но ведь говорили, что в семь часов.

– Мы отходим, – Ренса перебивает меня резко, тон ее суров. – Займи свое место.

– Как отходим? – Я словно получила удар под дых. Взгляд Ренсы смещается в сторону от моего плеча. Я оборачиваюсь и вижу, что оставшаяся часть экипажа бесшумно перемещается по палубе к швартовым канатам. – Что происходит? Кто он такой?

Тысячи слов возражения и возмущения застревают в горле. Если мы выйдем из порта сейчас, вечером, я упущу единственный шанс отправиться на север к папе. Утром уйдет «Фрея», и ветра и бури закроют проход прямо за ней. А я останусь здесь, по крайней мере до весны.

Кажется, что некая сила сдавливает грудную клетку, выкачивает воздух из легких. Я не выдержу такой удар, когда я так близка к цели. Я не смогу, я не справлюсь.

– Ренса, я… – Взгляд мой блуждает в темноте от одной фигуры к другой. За спинами людей почти бесшумно раскрываются паруса. – Нет, я…

– Не сейчас, Селли. – Капитан резко обрывает меня, встает к штурвалу, водит руками по гладко отполированном дереву и нашептывает молитву.

– Но я…

– Если тебе интересно, – тем же шепотом она обращается уже ко мне, – то отец оставил тебя здесь на обучении именно ради этого момента. Я лишь сожалею, что не смогла достойно тебя обучить. Мы намеренно оставляем половину команды на произвол судьбы на берегу, покидаем порт без груза, с которым могли бы выйти в плюс по приходно-расходным книгам. Мы делаем это под парусами, без буксира, не привлекая помощь, под покровом ночи, даже не получив разрешения начальника порта. И ты все же смеешь возражать своим извечным: «Но я…» Разве я не перечислила только что вещи гораздо более серьезные и важные, чем твои желания? Прежде всего следовало подумать не о себе, а о причинах такой спешки.

Я смотрю во все глаза и не могу даже моргнуть. Капитан уже отвернулась, подняла голову к парусам и поворачивает колесо штурвала.

– Но мой отец… – Я не знаю, как закончить фразу. Все перечисленное Ренсой не позволяет сделать это так, как хотелось.

– Твой отец поступил бы в точности, как я, – грозным тоном продолжает она и переводит взгляд на меня. – Он оставил тебя в моем подчинении, так что занимай свое место.

Я стою в оцепенении, не в силах шевельнуться. Я не могу. Впереди месяцы заточения, будто в тюрьме, в четырех стенах каюты, без понимания, куда и зачем мы идем. Я и дальше буду для всех никчемным существом, способным только лазить по мачтам и чинить паруса.

За спиной слышатся шаги. Я оборачиваюсь и вижу, что по палубе к алтарю идет тот парень из города. Подойдя, он опускается на колени рядом с Кайри и ставит свою свечу. Меня и Ренсу он будто не замечает. Рукава на этот раз высоко закатаны, что позволяет разглядеть магические знаки, самые замысловатые и сложные из всех, что мне доводилось видеть.

– Рад знакомству, – неожиданно весело произносит он и протягивает руку Кайри. Я отмечаю протяжное звучание гласных звуков. Та смотрит на него в нерешительности, потом краснеет и подает ладонь для пожатия.

– Кайри, – бормочет она.

Боль в челюсти подсказывает, что я слишком сильно сжала зубы.

– Надеюсь, ты согласишься показать мне, как ты это делаешь. – Он говорит словно между прочим, при этом ослепительно улыбается, а потом запрокидывает голову, чтобы посмотреть на успокоившиеся паруса. Огарки свечей на алтаре вспыхивают все одновременно – так духи реагируют на его появление.

– Селли, ну же. – Я слышу Ренсу, но поворачиваюсь и смотрю на причал. Получится ли у меня оттолкнуться и совершить этот опасный прыжок? Сбежать с «Лизабетт» от капитана, команды и этого неизвестно откуда появившегося парня?

Но корабль уже начинает медленное движение. Я не могу его бросить – неизвестно, что сделает Ренса. Папа простил бы мне побег на «Фрее», но никогда не простит то, что я готова была сделать – покинуть в важную минуту родной корабль. Ренсе удалось заманить меня в единственную ловушку, которую она могла расставить, чтобы помешать мне сбежать. Она была уверена, что я не оставлю «Лизабетт», учитывая, как сложен будет ее выход из порта в этих условиях.

Сжимаю зубы, чтобы не чувствовать боль, от которой глаза жжет все сильнее. Ее можно унять, только позволив пролиться слезам, но я этого не допущу. Я сдаюсь и направляюсь мимо капитанского мостика к навигационным огням. Внезапно на плечо мне ложится рука.

– Пойдем без ходовых огней, – говорит Ренса, и слова едва слышны из-за шелеста оживших парусов над нашими головами.

Холод бежит по позвоночнику, когда я поворачиваюсь и смотрю ей в лицо. Но почему? Мы же не контрабандисты.

– Тебя могут лишить за это лицензии, – шепотом произношу я. – Что это значит? Во что ты нас втягиваешь?

– Таков приказ, – смягчившись, объясняет Ренса. – Кроме того, нам хорошо заплатят. Поверь, девочка, твой отец сделал бы так же.

Парни из экипажа спускаются с мачт. Паруса еще зарифлены[8], уменьшенной скорости нам пока достаточно, ведь надо идти медленно и максимально бесшумно, пока не окажемся в открытом море. Проблема лишь в том, что суда моего отца никогда не покидали порт, словно воры в ночи. Мы гордо выходили под флагом Алинора и штандартом Уокера – гербом нашей семьи.

– У тебя самый острый глаз из всех, – продолжает Ренса. – Ступай на нос и отправляй мне вести через Конора. Выведи нас в море, потом поговорим.

Выбора у меня нет. «Лизабетт» скользит по воде, подгоняемая легким ветром. Позади остаются все корабли принца и таверны на берегу – мы покидаем Киркпул.

Деревянные доски палубы блестят от росы и холодят босые ноги. Я разворачиваюсь и бегу вперед мимо Кайри, парня из города, трапа и мачт. Если уж надо выйти из порта, а мы уже выходим, я сделаю все, чтобы это прошло идеально.

«Лизабетт» гордо выплывает из гавани под удаляющиеся звуки граммофона, развлекающего гостей принца. Нарушая правила, мы покидаем притихший темный город.

ЛАСКИЯ. «Огранщица самоцветов». Порт-Наранда, Мелласея

Я иду по городу, улицы которого погружаются в вечернюю прохладу и суету; каблуки сапог ритмично цокают по булыжной мостовой. За спиной остаются кварталы, освещенные газом или электричеством. Уже меньше слышен звук автомобильных клаксонов, стук копыт лошадей и грохот колес разных транспортных средств.

Там, где я оказываюсь, значительно тише. Так было с далеких времен детства.

Впрочем, не обошлось и без перемен: в наши дни к Нью-стрит тянется очередь хорошо одетых людей, желающих попасть в клуб. Они жаждут забыть тревоги и заботы, отвлечься от разговоров на улицах Порт-Наранды и танцевать всю ночь напролет.

Вывеска «Огранщица самоцветов» освещает значительную часть пространства. На многих домах есть лампы – одна или две, – чтобы проще было разглядеть название улицы, но наш – исключение. Как всегда, Руби пытается выделиться, будто говорит: «Смотри, а я могу вот так». Россыпь огней вывески делает ее похожей на переливающееся разными гранями хрустальное панно. Все лампы электрические, их очень много, они без цвета, лишь одна кроваво-красная.

«Огранщица самоцветов». Название заведения приводит в восторг бывающих здесь богачей. Некоторым постоянным посетителям отлично известно, кто такая Руби и чем занимается. Они шепчутся, сплетничают, но вовсе не о мастере с лупой на глазу и набором миниатюрных инструментов, а о владелице клуба – самой Руби. О редком самоцвете с острыми краями.

Переступаю порог клуба с опаской. Быстро прохожу вдоль очереди, киваю двум вышибалам у дверей и попадаю во владения сестры.

Свет приглушен, столы расставлены вокруг танцпола и у низкой сцены, вдоль противоположной стены справа – барная стойка. Все здесь сделано по высшему классу: шеф-повар из Фонтеска, белоснежные льняные скатерти расшиты золотыми нитями, деревянные панели на стенах отполированы до блеска. Редкий перезвон бокалов и стук столового серебра. На сцене поет женщина, несколько пар танцуют. Служащие меня знают, потому расступаются, давая пройти к дальнему краю барной стойки. Не стану отрицать, что мне нравится такое отношение, хотя я отлично понимаю, что они делают это для Руби, я ведь всего лишь младшая сестра. Возможно, сегодня вечером все изменится, и меня переполняет желание воспользоваться предоставленным шансом.

Опираюсь на стойку и медленно обозреваю помещение, ожидая, когда меня заметит девушка-бармен. Я знаю, что выгляжу так же роскошно, как и все посетители, – сегодня я особенно тщательно выбирала одежду. Темно-серый костюм отлично скроен, пояс жилета завязан вокруг талии, рукава белой сорочки закатаны. Такая одежда отличает меня от женщин в платьях, переливающихся в свете ламп, и это мне определенно нравится.

Жакет я сняла, а булавку с рубином приколола к жилету. Сегодня хочу всем своим видом дать понять, что я настроена серьезно. Днем я заходила к парикмахеру. Сейчас мои кудри убраны в высокую прическу, и лишь несколько прядей на затылке выпущены и лежат мягкими кольцами. В остальном я выгляжу строго. И так же ощущаю себя внутренне.

Охранники клуба покупают костюмы там же, где я, только мой сидит идеально, а на их массивных фигурах костюмы трещат по швам. Портные Руби могли бы исправить все ошибки, но суть в том, чтобы мужчины производили впечатление огромных и сильных. Их мощь не скрыть, спрятаться под одеждой могут лишь примитивные люди.

Руби уделяет внимание всем аспектам бизнеса, ничто не является для нее мелочью. Ей нравится, когда эти парни выглядят так, как сейчас. Неприглядный штрих на фоне общей роскоши, нечто примитивное, контрастирующее с высоким классом. Таков наш мир, в нем есть и алмазы, и песок.

Симпатичная девушка-бармен улыбается мне из-за стойки и подходит ближе. Кожа ее теплого цвета палисандра, черные волосы заплетены в косы и скреплены сзади. Однако видеть ее мне непривычно. На этом месте с самого открытия клуба был Лоренто – бармен, всегда готовый выслушать. Он меланхолично протирал бокалы, пока я жаловалась ему на жизнь. Странно, что его нет, не в его привычках брать выходной.

– Я раньше тебя здесь не видела. – Я опираюсь локтями на стойку и смотрю на девушку в упор – выдержит ли она мою улыбку.

– Я работаю в «Кровавой Руби». – Она достает из-под стойки конверт, кладет и подвигает мне. – Какая-то девушка оставила его для тебя.

Наши пальцы соприкоснулись, когда я стала его поднимать. Что-то подсказывает мне, что это не случайно. Что ж, хорошо.

– Лоренто решил взять выходной? – спрашиваю я и достаю из конверта единственный листок.

– Говорят, он решил уйти на пенсию, на покой, – беспечно отвечает девушка. От этих слов я цепенею, смотрю на нее в упор. В нашем деле пенсия – вовсе не игры в саду с внуками. Но так поступить с Лоренто после стольких лет?.. В чем он провинился перед Руби, если она..?

– Ну да, – выдавливаю я из себя и отвожу взгляд в сторону. Невольно представляю, как Лоренто стоит на своем месте в любимом расшитом жилете и рассказывает очередную историю о тех диких временах в его далеком детстве, когда всем заправляли гангстеры. Я не сдерживаю себя, позволяю с головой погрузиться в воспоминания.

Но довольно скоро я закрываю дверь в прошлое и переключаю внимание на письмо. Сегодня мне нельзя отвлекаться, надо быть предельно собранной. Послание на мое имя из отдела в посольстве Алинора, в нем подтверждается, что принц действует по утвержденному плану. Засовываю конверт за пазуху и улыбаюсь девушке за стойкой, хотя внутри все клокочет и интуиция подает сигналы. Надо немного выпустить пар, снизить градус напряжения.

– Знаешь, – говорю я, – пожалуй, я задержусь и выпью бокал шампанского.

Она смотрит под стойку и достает оттуда хрустальный бокал с крупинками сахара на ободке.

– Позволь предложить кое-что другое. – Она ставит передо мной бокал и начинает творить. – Тебе понравится.

– Я бы предпочла шампанское.

– Прости, но Руби… – Она бросает на меня полный сожаления взгляд и начинает смешивать что-то розовое с пузырьками.

Ясно, она имела в виду, что Руби против того, чтобы я пила спиртное в клубе. Сегодняшний вечер чрезвычайно важен еще и по этой причине. Если я справлюсь, то стану значимой фигурой, и никто не сможет смотреть на меня сверху вниз. А пока я делаю вид, что не замечаю, как покраснели от негодования щеки, и равнодушно пожимаю плечами, будто мне нет до приказов сестры никакого дела.

Девушка медленно наполняет бокал, я беру его и делаю глоток. Пузырьки лопаются на языке, покалывая, и оставляют вкус персиков, хотя сейчас не их сезон. Стараюсь думать не об унижении в связи с отказом, а об этой роскошной альтернативе.

Руби говорит, что всегда надо использовать представившийся шанс получить удовольствие, и она права. Уж нам с ней известно, что такое голод и каково выживать лишь благодаря милосердию людей. С той ужасной поры прошли годы, но я до сих пор утром просыпаюсь в одной позе, даже если засыпаю с разбросанными в стороны руками и ногами. Я открываю глаза и вижу, что лежу, прижавшись к стене с одной стороны кровати, чтобы маме и сестре было свободнее, хотя мы уже давно не спим втроем.

Некоторые вещи не меняются. Даже сейчас, в этом клубе, я и Руби остаемся девочками, которые стоят на берегу и провожают свою маму на север, в Нюсрэю.

– Вы приедете, как только я найду работу, – сказала она тогда Руби. Та кивнула и начала отдирать от мамы мои руки, а я рыдала и отказывалась ее отпускать. Наверное, уже тогда я чувствовала, что мы прощаемся навсегда.

Никому из персонала клуба Руби не известно, откуда мы и как смогли забраться на самый верх. Никому не известно и о том, что в здании клуба когда-то был доходный дом, а мы вдвоем жили в крошечной, самой дешевой комнатенке. Это наша тайна – одна из тысяч вещей, что удерживают нас рядом.

Иногда мне кажется, что я до конца дней останусь той девочкой, которая во все глаза смотрела, как Руби одевается вечером, готовясь уходить. Делает прическу и сует в рукав нож.

– Будь дома, – говорит она мне. – Не шуми. И знай, я сделаю все, что нужно.

И я оставалась и ждала, устроившись на полу сырой комнаты, которую мама сняла для нас перед отъездом, а потом в другой, под самой крышей – в нее мы перебрались, когда вышел срок оплаты. Иногда я уходила в Храм и несколько часов сидела там в последнем ряду. Макеан был богом, загнанным в рамки судьбы, которую он не выбирал, и зеленые сестры говорили, что ему нужна наша вера, чтобы получить свободу.

Теперь все здание, в углу которого мы ютились в детстве, принадлежит Руби. Но мы обе до сих пор помним и никогда не забудем, каково это – подскакивать от каждого шороха, опасаясь, что сейчас у нас все отберут. Мы поклялись, что подобного в нашей жизни больше не случится.

Руби строила свою империю, приложив всю силу и упорство. Она никогда не останавливалась, никогда не колебалась. Большинство людей не обладает и долей этих качеств.

Я сейчас старше, чем она была, начиная дело, но она все еще не считает меня взрослой.

Мне, как и нашему богу, нужна вера. Это укрепит меня, сотрет клеймо вечной младшей сестры – ее младшей сестры.

И вот я подаю идею, которая заставит обратить внимание на мои слова, приглядеться и увидеть, что я выросла.

Макеан – бог игры и риска, и с его помощью я начну сегодня вечером самую важную партию в жизни.

Делаю глоток из бокала, слизываю с губ сахар.

Сегодня сестра впустит меня в свой мир.

Я очень этого жду.

Через полчаса у двери появляется Джуд. Он выглядит так, словно Дазриэль вытащил его из канавы: черные волосы всклокочены, на темной щеке запекшаяся кровь. Один из охранников поворачивается и заглядывает внутрь помещения. Перехватив его взгляд, я качаю головой. Он выталкивает Джуда обратно, тот недовольно хмурится, но все же уходит.

Я обхожу стойку, ставлю пустой бокал и улыбаюсь девушке-бармену, давая понять, что ни вина, ни чего-то другого не требуется. Путь мой лежит дальше за перегородку, в кухню. Я вздрагиваю от резкого контраста приглушенного освещения и тишины клуба с ярким светом, грохотом кастрюль, шумом рабочего помещения. Не говоря уже об окриках шефа из Фонтеска и его помощников.

Я пробираюсь вперед ко второму выходу из здания, который ведет в грязный и неприглядный переулок, где ждет Джуд. Он стоит, скрестив руки на груди, и сердито смотрит исподлобья. Позади стоит Дазриэль. Его мускулистые руки сложены, видны магические рисунки, а выражение покрытого шрамами лица, как всегда, безучастное. Порой я задаюсь вопросом: что, интересно, должно произойти, чтобы это выражение поменялось?

С головы до ног оглядываю Джуда. Одежда его знавала и лучшие дни, к тому же он весь в поту и перепачкан кровью, но все же я молча отступаю назад, позволяя ему войти. Мы с Джудом редко разговариваем, но я знаю о нем больше, чем он думает. Как же иначе, ведь он часть моего плана.

Толстый ковер в коридоре, ведущем в апартаменты Руби, заглушает наши шаги. Слышу, как у него сбивается дыхание. Он хочет заговорить, но не решается, хочет спросить, что произошло, но вовремя решает, что лучше промолчать. Он достаточно умен, чтобы не желать признавать, что может чего-то не знать. Дазриэль молча идет следом. Может, мечтает что-то сломать?

– Бой прошел удачно? – через плечо обращаюсь я к Джуду.

Его рука мгновенно взлетает вверх и опускается на голову в тщетной попытке привести в порядок волосы.

– Не знаю, – звучит ответ. В произношении гласных отчетливо слышен алинорский акцент, что добавляет интонациям желчности. – Я пропустил конец.

Перед дверью апартаментов Руби стоит женщина, на лацкане которой тоже булавка с рубином. Она молча распахивает перед нами дверь и сразу закрывает ее, стоит нам войти. Комнаты сестры отделаны так же, как и весь клуб: рубиново-красные бархатные диваны, толстое покрытие на полу, стены обшиты деревянными панелями, люстры из золота и хрусталя. В городе ей принадлежит полдюжины заведений, и все оформлены в одном стиле и цветовой гамме – красный с золотом.

Самой Руби я сначала не замечаю – только сестру Берис, сидящую на одном из диванов. На ней, как всегда, скромное платье, руки сложены на коленях. Черные волосы заплетены в скучную косу, кожа бледная, впрочем, и в этом нет ничего необычного.

Считается, что жизнью в Мелласее управляет избираемое правительство. Возможно, некоторые даже в это верят, но большинство, включая первого советника, знает, что все находится во власти других сил. Сестра Берис – часть этой силы. Она решила быть здесь сегодня вечером и принять участие в разговоре.

Ее можно счесть человеком бескомпромиссным, но мне известно, что в ней есть и то, что большинству не видно. За сдержанными манерами кроется преданность, вера, которую ей удалось сохранить во времена, когда из рядов последователей выпали очень многие.

Сестра Берис одевается как простая служительница, хотя по важности она третье лицо в Храме, посвященном богу Макеану. Я много лет слушала ее проповеди, прежде чем мы познакомились лично. Эта женщина многому меня научила, дала мне больше, чем кто-либо из людей. Кроме Руби, конечно. И ей первой я рассказала о своем плане. Тогда я впервые увидела на ее лице улыбку.

– Его время пришло, – тихо и протяжно сказала она. – И твое, Лаския. Твоя вера так сильна, что она поможет вознестись вам обоим.

Я знаю, что она права. Мои действия послужат моему богу и вернутся мне сторицей. Я получу то, чего желаю больше всего на свете.

Женщина торжественно кивает мне, приветствуя, в ответ я подношу ко лбу пальцы и закрываю глаза. «Пусть глаза бога нашего закрыты, но мысленно он всегда с нами», – так гласит традиционное приветствие.

В дальней стене комнаты открывается дверь, и появляется сестра с широким бокалом шампанского в руке. Ножка его полая, и пузырьки танцуют, двигаясь вверх-вниз.

Каштановые локоны Руби искусно уложены у лица, голову украшает похожий на корону ободок золотого цвета, украшенный россыпью красных драгоценных камней. Расшитое золотыми пайетками платье подчеркивает смуглую кожу и переливается при каждом движении.

– Вот и вы, – произносит она и тепло улыбается, а потом протягивает руку, приглашая устроиться на диване. Сестра смотрит на Джуда так, будто он ее лучший друг или доверенное лицо, и они встречаются ежедневно. – Проходите, садитесь.

Дазриэль остается у входа, а я, почти не дыша, иду к своему месту на диване напротив Руби и сестры Берис. Расслабленные мышцы, легкая голова, спокойный голос. Сейчас от бокала лучше отказаться. Скоро представится случай выпить.

Джуд садится рядом со мной на самый краешек. Спина его прямая, будто он проглотил палку.

– Рада тебя видеть, Джуд. – Руби подносит бокал ко рту и медленно делает глоток. Все же мне надо было налить себе чего-нибудь, это позволило бы занять руки. – Твою маму навещал доктор?

Джуд кивает, будто с трудом преодолевая скованность.

– Да, он приходил, благодарю.

Руби поворачивается к сестре Берис – сплошные улыбки, вежливость и теплота, все мы здесь друзья-приятели.

– Матушка его светлости хворает, мы очень хотим помочь.

– Его светлости? – переспрашивает сестра.

Желваки на челюсти Джуда приходят в движение.

– Не я, – спешит ответить он. – Титул носил мой отец.

Истинная правда. А Джуд, как незаконнорожденный сын любовницы, остался ни с чем после смерти родителя. Мать привезла сына в Порт-Наранду. И теперь ради того, чтобы она была под наблюдением врача, ему приходится носить на лацкане булавку с рубином. Впрочем, сегодня он без нее. Но все равно, если Руби велит ему прыгать, он стиснет зубы и спросит лишь, как высоко.

– Жаль, что твоя матушка нездорова, – вежливо отзывается сестра Берис. – Непременно обращусь с молитвой к Макеану от ее имени.

Джуд кивает. Сестра определенно принимает жест за благодарность, хотя и ошибочно. Ведь он вырос в Алиноре, где поклоняются Баррике, но отказался от веры, не получив ответ на свои молитвы. Я не нашла никаких подтверждений, что сейчас он обращается к Макеану с просьбой помочь ему и матери. Скорее всего, после смерти отца он понял, что может полагаться только на себя. Взгляд его скользит в сторону и останавливается на Руби в ожидании. Обычно на таких встречах с ним не заводят разговор, потому что чаще всего его на них не приглашают.

– Итак, – произносит Руби, и мы все переключаем внимание на нее. – Джуд, у меня к тебе просьба. Но прежде спрошу, в курсе ли ты, что власти Алинора отправляют принца Леандера с визитом в Траллию, Бейнхоф и к другим соседям? Вы все наверняка читали об этом в газетах.

– Да, Руби. – Джуд не спускает глаз с моей сестры. Он затаился, словно хищник, чувствующий приближение добычи.

– Королева желает продемонстрировать поддержку союзникам Алинора, – продолжает Руби и улыбается по-кошачьи хитро. – Мелласея показывает зубы, и они это видят. Если – а точнее, когда – начнется война, они хотят быть уверены, что соседи окажут поддержку.

Я наблюдаю за сестрой Берис. В картах она с легкостью одерживала бы победы – лицо не дрогнуло, на нем не появилось даже мельчайшего признака, что для нее происходящее важно. Всего несколько лет назад она появлялась на таких собраниях не чаще Джуда. Когда я росла, в Храм захаживали лишь дамы почтенного возраста, и то для того, чтобы поболтать с подругами в выходной. Я единственная была младше всех на несколько десятилетий. Говорят, в Храме, в намоленном месте, сила молитвы возрастает и быстрее попадает к богам. Я совсем не рассчитывала, что спящий Макеан меня услышит, но попытка ведь никому не навредит.

И вот однажды после службы я познакомилась с сестрой Берис. Мы поговорили и хорошо поняли друг друга. Я узнала, что за суровым фасадом скрывается добрая женщина, готовая тратить время, чтобы выслушать и поверить в меня. В последнее время число прихожан в наших Храмах увеличивается, а в Алиноре, говорят, напротив, уменьшается. И еще говорят, если война, о которой шепчутся во всем городе, начнется, боги будут на нашей стороне.

– Ты ведь посещал одну школу-пансион с принцем? – обращается Руби к Джуду. – Верно?

Тот молчит. Он не говорил об этом Руби. Никому не говорил. Но я смогла выяснить. Я многое узнала о Джуде: например, в каком месте он тренируется, чтобы побеждать в боях в клубе «Красавчик Джек». И о том, что он стыдливо опускает глаза, когда мужчина, тот самый бармен из «Кровавой Руби», видит его с синяками. И даже какой напиток он заказывает, когда появляется повод задержаться в заведении сестры.

– Так я права? – Руби приподнимает бровь.

– Да, – соглашается Джуд, оставаясь при этом на зависть спокойным. – Я учился вместе с принцем, но мы не были друзьями.

Это неправда. Они были настоящими друзьями. Джуд надеялся на его поддержку в тот момент, когда отец умер и оставил сына ни с чем, однако все оказалось зря. Но я молчу. Не стоит сразу раскрывать все карты. Еще не время.

– Ты смог бы его узнать? – продолжает Руби.

– Да. – Джуд кивает и тяжело сглатывает.

Руби расплывается в улыбке, сияет, как золотой доллар.

– Приятно слышать, Джуд. Сегодня вечером ты отправишься на корабль вместе с Ласкией – у меня будет для тебя поручение.

У Джуда отвисает челюсть, самообладание его оставляет, на лице легко читается желание возразить. Аристократическая половина откровенно противится.

– На корабль? – одними губами произносит он.

– О, не волнуйся. – Руби чуть подается вперед, по-прежнему лучезарно улыбаясь. – Мы позаботимся о матушке в твое отсутствие, нам известно, что она – все, что у тебя есть в жизни.

Пауза затягивается, но Джуд заставляет себя ее прервать.

– Что мне надо будет сделать?

Руби одаривает улыбкой меня, и я чувствую, что начинаю наконец спокойно дышать. Обычно я не вступаю в разговор на таких встречах, но сегодня я сказала сестре, что хочу взять слово. Ведь план придумала я. Убедила ее, что нам нужен тот, кому можно всецело доверять, кто все сделает четко, и единственный такой человек в ее окружении – я. Настало время моего выхода, к добру или нет.

– Мы решили перехватить корабль королевского флота, – начинаю я спокойным, ровным голосом. Тон под стать Руби, хотя у меня нет ее кошачьих интонаций и манер. – Ты подтвердишь, что принц на борту, и мы потопим корабль.

Джуд бледнеет, отчего рана с запекшейся кровью на щеке выделяется отчетливее прежнего.

– Вы решили начать войну, – шепчет он.

– Ну… – Я перевожу дыхание. – Мы бросим рядом с обломками несколько тел в форме армии Мелласеи, чтобы дать понять, куда ведут следы. В принципе, можешь ставить последний доллар на успех в развязывании конфликта.

– Это просто бизнес, – вступает Руби. Одно плечо ее дергается, будто говоря: «Что такого?» – Мы занимаемся импортом и экспортом, Джуд. Думай об этом как о… регулировании рынка.

Сестра Берис несколько раз откашливается, и Руби отворачивается, закатив глаза. Ее слова могут шокировать верующего, но только не сестру Берис, которая не собирается притворяться. Всем известно, кто есть кто в этой комнате. И сестра Берис сама пришла к Руби за помощью.

Впрочем, для Руби этот факт весьма важен. В последнее время на нее давят конкуренты. Как человек, поднявшийся с самых низов, она готова сделать все, чтобы не вернуться назад. В операции, которую мы затеяли, нельзя расслабляться ни на минуту.

Осмелюсь предположить, что Лоренто именно поэтому уволился. После стольких лет работы он владеет огромным объемом информации, за которую конкуренты Руби с удовольствием заплатят немалые суммы наличными. Если бы он остался верен ей, то получил бы отличную пенсию, на которую мог бы жить до конца дней. Теперь ее не будет, ведь он совершил опрометчивый шаг.

Но и мы можем никогда не узнать, что он расскажет тому, кто станет платить. Сложно предположить, что нас ждет в будущем. Если же Руби удастся заключить союз с зелеными сестрами, она станет для всех недосягаемой.

Я вступаю в разговор, чтобы переключить внимание собравшихся со слов «просто бизнес» и не раздражать сестру Берис.

– Помимо дел, касающихся прибыли… Нужно отметить, что Первый советник неохотно выполняет свой гражданский долг в борьбе с Алинором. Наше дело важно для Мелласеи. С каждым днем мы все ближе к началу битвы, которая разбудит Макеана, но без искры пламя не разгорится.

Наконец подает голос сестра Берис, а он, хоть и тихий, слышен всегда, даже в самом шумном помещении.

– Королевская семья Алинора забыла о своем долге перед верой. Хранительница Баррика забыта. Королева Августа отправляет брата веселиться на пикниках. Ему уже следовало совершить жертвоприношение на Островах богов, чтобы их богиня обрела силу. Не выполнив долг, он дал нам шанс пройти мимо Баррики-Хранительницы незамеченными и разбудить Макеана. Этот шанс мы должны использовать.

– Именно так, – соглашаюсь я. – Служители Храма понимают, что сейчас наиболее подходящий момент. И мы сможем выполнить то, что нам, добропорядочным прихожанам, велит вера. Наши интересы совпадают. К тому же люди бизнеса могут предоставить необходимые средства.

Джуд медленно качает головой, ему не сразу удается подобрать слова.

– И все же вы решили начать войну. Хотите убить Леандера?

Бровь Руби вновь ползет вверх.

– Так ты до сих пор в дружеских отношениях с его высочеством? А я думала, вы не поддерживаете связь.

Она словно между делом окидывает меня взглядом, от которого кровь стынет в жилах. Я уверила ее, что они не друзья. Заверила, что принц давно забыл о Джуде. После смерти отца ему никто не помогал.

– Мы и не поддерживаем, – говорит Джуд с видимой неохотой. Для меня очевидно, что дистанция между «не дружить» и «сбросить в океан» все же достаточно существенная.

– Послушай, Джуд, – начинаю я и жду, когда он повернет голову, – это в любом случае случится. Если станет легче, скажу, что все произойдет не из-за тебя. Ты просто должен быть рядом. Участвующие стороны хотят убедиться, что принц плывет на корабле.

Мы смотрим друг на друга, я перевожу взгляд на рану на его щеке. Пусть подумает. Он умен и понимает, что умрет, если скажет «нет». В итоге он кивает.

– Могу я попрощаться с мамой? – едва слышно спрашивает он.

– Помни, ты не упростишь ей жизнь, если скажешь, куда едешь.

– Понятно.

Руби ставит бокал на низкий столик рядом с диваном. Стекло ударяется о дерево, и мы обе подпрыгиваем от резкого звука.

– Лаския, твои вещи уже на борту? – спрашивает сестра, и я киваю в ответ. Старательно сдерживаю улыбку. Я профессиональна, поэтому сдержанна.

– Хорошо, – продолжает она. – Отвези Джуда домой повидаться с мамой, а потом на корабль. – Она переключается на сестру Берис. – Вы встретите их на борту?

– Я готова. – Тон ее такой, будто мы собираемся на рынок за рыбой к ужину.

Поднимаюсь с места, Джуд встает следом.

– Хорошо вам обоим провести время, – говорит Руби. – И да, Лаския, не забудь привезти мне сувенир.

Я подмигиваю.

– Привезу кое-что получше.

Наконец-то все случится. Грядет великий день.

Джуд молча выходит за мной из апартаментов и шагает по пустому коридору. Вопрос он задает мне только на улице. Я засовываю руки в карманы и жалею, что отвезла куртку на корабль.

– Ты уже убивала?

– Всегда что-то случается впервые, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие.

– Это совсем не так, как ты полагаешь. Кровь все меняет. После тебе будет казаться, что она везде, это станет важным событием…

– Возможно, так было с тобой, а со мной все будет по-другому.

Он качает головой.

– Будет не так, как ты ожидаешь.

Я презрительно фыркаю.

– Ой, Джуд, я уверена, его старшая сестра очень расстроится.

– Расстроится. Но твоей старшей сестре должно быть известно, что там, наверху, много свободного места.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. – Я срываюсь на крик, но замолкаю, чтобы успокоиться. Руби крайне редко позволяет себе огрызаться, и только в том случае, когда кто-то ее серьезно задевает. – Послушай, Джуд, Руби – моя сестра. Есть небольшое отличие – она не такая, как твои чертовы друзья из пансиона, среди которых нет места бастарду.

– Как скажешь. – Он смотрит прямо перед собой.

– Заткнись, или я отвезу тебя сразу на корабль, и твоя мама будет очень переживать, не понимая, куда исчез ее сын.

ДЖУД. Многоквартирный дом. Порт-Наранда, Мелласея

Болит все – внутри и снаружи. После боя это нормально, мышцы пресса непроизвольно напрягаются, словно я вновь получил удар. Делаю шаг за шагом, движимый желанием увидеть маму, хотя понимаю, что она не сможет дать дельный совет, как выйти из ситуации, в которую я попал.

Я просто хочу ее увидеть.

Выйдя из клуба на улицу, поражаюсь, как ярок свет. Шум города давит. Гудки клаксонов, вонь лошадей, толпы людей на тротуарах – они движутся быстро, спешат домой или на веселую вечеринку, готовы танцевать и пить, пока не забудутся их страхи. Опускаю веки, желая оградиться от этого мира, и прокручиваю в голове недавний разговор, пытаясь понять, во что ввязался.

Руби хочет, чтобы я убил Леандера и всех, кто будет на его корабле, а это, возможно, половина моего класса.

Мы сворачиваем на Нью-стрит, постепенно отдаляемся от шума и огней. Наш путь лежит к многоквартирным жилым домам. Кажется, мы прошли не шесть кварталов, а перенеслись в другой мир, где улицы тихие, грязные и темные. Обшарпанные двери магазинов, наглухо закрытых на ночь, над ними выцветшие вывески. Непременные здесь решетки на окнах. Автомобилей нет – им не проехать по узким дорогам, да и позволить их себе здесь никто не может.

Поднимаю глаза и оглядываю здание Храма, безусловно, самое величественное в этих трущобах. Наверняка его построили здесь по весьма банальной причине – дешевизна земли. Здание окрашено в черный цвет, что символизирует сон бога Макеана. На фасаде статуя самого Макеана, освобождающегося от заклятия, наложенного Баррикой. Около входа стоит одна из зеленых сестер и приветливо кивает, когда мы проходим мимо. Неужели ей известно, кто мы?

Младшая сестра Руби, нет, младшая из сестер – та, которую я недооценивал, а это может стать ошибкой, роковой ошибкой – бросает монетку в чашу для пожертвований в руках сестры. Мне известно, что она, в отличие от Руби, регулярно посещает Храм. Она умна, раз нашла способ совместить интересы сестры и веры. Вопрос в том, как она поступит, когда требования сестры и ее бога станут различаться.

Признаюсь, до сегодняшнего дня никогда не разговаривал с зеленой сестрой, а после знакомства с сестрой Берис больше и не хочу. Последний раз я был в Храме в Алиноре много лет назад, но священнослужителя из нашей школы я помню очень хорошо. Добродушный упитанный мужчина в псевдовоенной униформе и с улыбкой на лице – он очень сильно отличался от сестры Берис.

Мы сворачиваем за угол, и я переключаюсь на дела насущные. Лаския непременно захочет подняться со мной в квартиру, я же не готов впускать ее в свой мир. Я не хочу видеть ее рядом с мамой, не желаю открывать ту часть жизни, которая прошла за морем. К тому же ей не стоит видеть, как мы живем. Оставить ее на улице в такой красивой одежде тоже нельзя. Пока меня не будет, на нее могут напасть и ограбить, а это не лучшим образом повлияет на мое будущее.

– Ты живешь здесь?

Удивленный ее вопросом, поднимаю глаза и понимаю, что до дома мы добрались быстрее, чем я ожидал, и уж точно раньше, чем хотелось бы.

Лаския распахивает дверь и придерживает ее, пропуская меня вперед, чем подсказывает, как с ней поступить. Она легко преодолевает шесть пролетов наверх, даже дыхание не сбивается. Если ее увидят в коридоре, это вызовет не меньше вопросов, чем ожидание на улице, поэтому я кивком приглашаю ее следовать за мной и открываю входную дверь.

Войдя, она захлопывает дверь за собой, прислоняется к ней спиной и замирает, сунув руки в карманы. Мельком оглядываю ее стройную фигуру в безупречном костюме с жилетом поверх накрахмаленной белоснежной рубашки, рукава закатаны до локтей. Все в ней прекрасно, отчего окружающая обстановка кажется еще более убогой.

У нас в квартире две комнаты. В одной стол, плита и диван, на котором сплю я. Сюда я приглашаю Ласкию, а сам ухожу в другую комнату, где в постели лежит мама.

Она смотрит в окно на темное ночное небо и поворачивает голову, когда я вхожу. Ее некогда золотистая кожа приобрела землистый оттенок, вокруг глаз залегли тени, а фигура кажется мне особенно субтильной – так бывает всякий раз, когда я возвращаюсь из города, полного жизненной энергии.

Из детства я смутно помню, как мы приезжали сюда, в Порт-Наранду, в гости к бабушке. Она была невысокой и очень худой, а с возрастом стала еще миниатюрнее. За несколько десятилетий до того она переехала в Порт-Наранду из Кань До, вышла замуж за местного и осталась здесь. Дни напролет она проводила с такими же бабушками, как сама, обсуждала всех вокруг и выносила критические замечания с нескрываемым удовольствием. Я тогда часто думал, что однажды мама станет такой же. Скорее всего, нет. Скорее всего, она просто тихо уйдет в небытие, а ее сходство с бабушкой заканчивается худобой и невысоким ростом.

– У тебя кровь, – едва слышно произносит она и замолкает, чтобы откашляться.

Ругаю себя за то, что забыл умыться, и сажусь на край кровати. Мама заходится в кашле, и я просовываю ладонь ей под спину, чтобы помочь подняться и сесть.

– Ерунда, царапина, – говорю я, когда приступ проходит.

– Ты не можешь драться со всем миром, Джуд, – ласково произносит она и откидывается на подушки.

– Почему нет? – бормочу я. – Мир напал первым.

Мама смотрит на меня пристально, и я замолкаю, чтобы не говорить о том, почему я должен драться и почему хочу этого.

– И что мне еще делать? – прерываю я наконец молчание. – Смириться? И пусть делают с нами, что пожелают?

Как поступила ты. Невысказанные слова повисают в воздухе.

– Не в каждом случае удается переложить вину на другого, – возражает она.

– Как, скажи на милость, ты можешь говорить такое? Он тебя бросил. Обещал, а потом, когда был особенно нужен, просто бросил. Разве в этом случае он не виноват?

Мама молчит и смотрит на меня. Я слышу, как дыхание ее замедляется, ей очень больно.

Нам обоим известно, что сейчас речь идет не об отце. Но только я знаю, почему сегодня мои мысли о Леандере.

Мама хотела, чтобы, уехав из Алинора, мы полностью порвали с прошлым. Она мечтала вернуться в Порт-Наранду – город, где она родилась, – и забыть о боли и разбитом сердце. Невозможно сосчитать, сколько раз она повторяла, что надо смотреть вперед, а не назад.

Я желал обратного – сохранить ту, прежнюю жизнь. Отец платил за мое обучение, наше жилье, но с нами не общался. Не суждено было сбыться моим мечтам о том, что однажды он придет в мою школу, будет изумлен моими спортивными достижениями, оценками и прочими некогда важными вещами, которые уже давно забылись. В глубине моей души всегда жила крошечная надежда, что он меня примет. Однако вместо этого он умер, не оставив ничего в наследство. Бросил нас, когда мы особенно нуждались в его поддержке. Тогда я был уверен, что Леандер совсем не такой, а намного лучше, и он позаботится обо мне. За несколько недель до смерти отца я сидел на уроке рядом с Леандером. Тогда я одолжил ему карандаш и повернул листок с контрольной работой так, чтобы он мог увидеть решение уравнений, с которыми всегда испытывал сложности.

Я не надеялся, что он меня выручит.

Я знал, что он так поступит.

Мама часто твердила, чтобы я не цеплялся за него.

– Послушай, Джуд, – говорила она, – вы сидите за одной партой в школе, но это не значит, что вы равны. Принц не может спуститься с пьедестала в канаву ради такого, как ты. Да еще на глазах у всего мира.

Я отказывался ей верить, а она смотрела на меня и тихо вздыхала.

– Гораздо лучше прекратить отношения, не ссорясь, – убеждала она меня.

А я, как дурак, продолжал ждать, когда Леандер придет. Ведь он мой друг. Ему ничего не стоило мне помочь, это же так просто.

Но он не появился.

И я усвоил урок, который не забуду никогда.

– Джуд? – Слабый голос мамы заставляет вынырнуть из воспоминаний. Я смотрю на нее и вновь вижу осунувшееся лицо с синяками под глазами.

– Да, я слушаю.

– У каждого человека свой взгляд на одни и те же события. – Сейчас, возможно, она наконец говорит о себе и об отце. Сегодня у нее нет повода думать о Леандере. – Пойми, Джуд, единственная версия развития событий, в которой мы правы, – это наша собственная.

Мама всегда без оснований доверяет всем и каждому, предпочитает видеть в людях только лучшее, что в них есть, поэтому мы и оказались здесь. Любая другая женщина первым делом заставила бы отца обеспечить нас до конца дней, не позволив зависеть от милостей законной жены. Мне нет дела до того, какой версии придерживались отец и его жена!

Впрочем, на ближайшие дни мамино доверие к людям мне на руку.

– Я должен уехать на некоторое время, – кивком я указываю на дверь. – Руби дала мне одно задание. – Мама, словно очнувшись, оглядывается и понимает, что мы не одни. – Руби пришлет доктора, – продолжаю я. – А я приеду, как только смогу. У нас есть немного картофеля и фасоль, я уже залил ее водой. Завтра миссис Тевнер зайдет к тебе по пути на рынок. Скажи, что я починю ее плиту, когда вернусь. Надеюсь, это обещание заставит ее быть внимательнее к тебе.

– Непременно скажу, – обещает мама, хотя нам обоим известно, что я не представляю, как чинят плиты. Я вырос в достатке в доме в Киркпуле, у нас были кухарка и горничная, а в школе работать руками не учили.

Мысли о школьных годах напоминают о предстоящем задании – необходимости подтвердить личность друга детства. Я сползаю с кровати и начинаю искать рюкзак. Мама следит, как я складываю туда вещи, как вожусь слишком долго, излишне тщательно затягивая шнурок.

– Постараюсь вернуться скорее. – Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. Кожа у нее гладкая, но рука очень тонкая, особенно по сравнению с моей, и плечи костлявые. Вокруг витает запах каких-то благовоний, что кажется странным. Сердце сжимается от тревоги, но я делаю усилие и сохраняю лицо.

Может, раз скоро война, я должен сказать что-то еще? У нас нет денег купить еды впрок. Возможно, получив плату от Руби, я смогу вывезти нас из города.

– Отдыхай, – говорю я. – И делай все, как велит доктор.

– Я люблю тебя, Джуд, – произносит она и, сделав над собой заметное усилие, протягивает руку, чтобы пожать мою.

– И я тебя, мама. – Хотел бы я сказать больше, но слова застревают в горле из-за присутствия в соседней комнате Ласкии. Поэтому я просто киваю, когда мама вновь сжимает мою руку.

Не оглядываясь, прохожу мимо девушки и выхожу на лестницу.

СЕЛЛИ. Корабль «Лизабетт». Море Полумесяца

«Лизабетт» уходит в море, и только тогда я понимаю, как малочисленна наша команда. Корабль будто летит над водой, паруса развернуты, полощутся плохо различимые в темноте флаги, палуба качается под ногами. Но на этот раз запах моря не успокаивает учащенно бьющееся сердце. Его тянет назад, в Киркпул, на «Фрею», все еще ожидающую меня в доках. Там моя последняя возможность увидеть папу до того, как путь преградят зимние бури. Слезы наворачиваются на глаза, стоит представить, как утром «Фрея» будет неторопливо выходить из порта, и ни одна живая душа не будет знать, что на ее борту должна быть я.

Прислушиваюсь к ударам в груди и понимаю, что они связаны со страхом из-за поступка Ренсы. Наш капитан у штурвала, Кайри закончила ритуал у алтаря и теперь стоит рядом.

Я по-прежнему на своем месте, передо мной только носовая фигура[9] и бушприт. Определить линию горизонта удается лишь благодаря звездам, освещающим чернильно-темную гладь воды. Перчатки оставляют незакрытыми пальцы, и я чувствую шероховатость деревянных поручней – все это привычно и знакомо, и только это удерживает меня от необдуманных поступков в ночь, когда все пошло не по плану.

Помимо Ренсы, Кайри и меня на борту из команды трое. Всего нас шесть человек, а должно быть десять. Абри уже на мачте, братья-двойняшки закончили с парусами, хотя я не представляю, как они справились всего двумя парами рук.

Интересно, что станут делать четверо отпущенных на берег матросов, когда утром они придут в порт и не увидят корабль? Сказанное Ренсой все еще крутится в голове. Мне не все равно, как они выйдут из сложного положения, смогут ли заработать, найдут ли место для ночлега. Я думала бы об этом, даже если бы Ренса мне не напомнила.

Улавливаю движение наверху – Абри начинает спускаться – и направляюсь к ней. Когда она встает на палубу, лицо кажется мне особенно белым, слишком бледным. Абри очень женственная, фигура ее не лишена округлости, при этом она ловкая и сильная, как любой моряк. Часто на лице ее сияет улыбка, но сейчас она хмурая, взгляд встревоженный.

– Киркпул скрылся за горизонтом, и больше не видно ни огонька. Мы здесь совсем одни.

– Или те, от кого мы прячемся, тоже идут без габаритов.

Абри морщится, но ничего не говорит. Мы вдвоем идем на корму, чтобы послушать, что скажет Ренса. И как этот парень объяснит, почему втянул нас во все это. За нашими спинами сползают по канатам Джонлон и Конор. Почти бесшумно они опускаются на палубу и следуют за нами.

Ренса зажигает фонарь и закрывает его экраном, чтобы свет был не ярким, но достаточным для лучшей видимости. Теперь, когда этот парень лишил меня последнего шанса на счастье, я решаю присмотреться к неизвестному гостю внимательнее.

Первая мысль: несправедливо, что кто-то так выглядит. Мы ровесники, но на этом сходство заканчивается. У меня светлые кожа и волосы, на лице веснушки. У него же черные волосы, выразительные брови, золотистая кожа и постоянная легкая ироничная улыбка. Губы его красиво смотрятся в этой ухмылке, а глаза становятся чуть уже, отчего в уголках появляются морщинки.

По этому лицу видно, каково его происхождение, а по одежде – уровень жизни. Он скидывает роскошного качества бушлат и бросает на палубу, закатывает рукава рубашки, открыв сильные руки и магические знаки – такие сложные мне не приходилось видеть раньше. Оторвавшись от разглядывания его губ, замечаю, что он наблюдает за мной и неожиданно приподнимает бровь. Прищуриваюсь и смотрю внимательнее. Он не выглядит встревоженным или озадаченным.

Ренса начинает говорить, и присутствующие поворачиваются к ней.

– Благодарю всех за быструю и слаженную работу сегодня вечером. Замечу, мне очень жаль, что пришлось оставить на берегу четверых из нас. Их будут ждать в порту на месте нашей стоянки, им обязательно помогут. Нам нужно было вести себя естественно, а факт, что на судне остался полный экипаж, мог вызвать подозрения. – Она делает паузу и окидывает нас сосредоточенным взглядом. – И еще скажу, что дело поручили нам, потому что у компании Стэнтона Уокера хорошая репутация, класс его судов очень высок.

Папа никогда в жизни не позволил бы втянуть нас в нечто подобное, никогда бы не согласился. Сжав зубы, смотрю по очереди на каждого из моих товарищей, но взгляды их обращены к новому человеку на борту.

– Члены команды «Лизабетт» горды тем, что поддерживают высокие стандарты, – продолжает Ренса. – Наш корабль надежный и быстрый, при этом он идет тихо, не привлекая внимания. Это и заинтересовало ее величество.

– Ее величество! – восклицает Джонлон, определенно выражая общее мнение. Мне кажется, Абри начинает шептать молитву. Конор бросает на меня взгляд, говорящий о том, что происходящее радует его не больше, чем меня.

– Как он связан с королевой? – вырывается у меня, и этот нахальный парень улыбается еще шире, будто я сказала что-то забавное.

– Лучше помолчи, – говорит мне Абри. Она смотрит на нашего нового пассажира, забыв закрыть рот. Я хмурюсь, она замечает это, вздрагивает и берет себя в руки.

– Перед вами брат королевы, его высочество принц Леандер, – почти без эмоций произносит Ренса.

На мгновение все словно замирает. Слышны лишь порывы ветра, шум моря и удары сердца в груди. Я пытаюсь вникнуть в смысл сказанного, но получается с трудом. Я поняла, что он не простой слуга, но чтобы сам принц… Может, он мошенник и самозванец? А если и правда принц, почему он прятался?

В голове всплывают все оскорбления, которыми я его награждала. О богиня, почему я не умею держать рот на замке? Впрочем, я не готова отказаться от сказанного.

Все бесполезное вокруг так красиво украшено. Не хочу, чтобы ты был обделен.

А потом я вставила цветок ему за ухо.

Помогите мне, боги.

– Сегодня днем я получила письмо от королевы, – продолжает Ренса, – решение было принято быстро. Так следовало поступить, чтобы сохранить факт в тайне. Сейчас мы идем на Острова богов. У его высочества там дело.

Острова богов.

Эта группа островов не указана ни на одной карте. На каждом острове находится Храм, посвященный одному из богов, есть и Остров Матери. Ни один человек не должен ступать на ту землю, ни один корабль не рискнет там пришвартоваться даже в случае обнаружения дозором.

– Но у нас нет карты, – пытаюсь протестовать я.

– Его высочество предоставил ее нам. – Ренса кивает в сторону парня, и тот поступает так же, подтверждая. Почему они так себя ведут? Будто равные?

– Я… думал… Это правда принц? – Джонлон таращит глаза, и брат кладет руку ему на плечо, давая знак успокоиться. Они схожи немногим: у обоих потемневшая от загара кожа и улыбаются они одинаково. С трудом верится, что Джонлон и Конор вообще братья, а тем более двойняшки. Джонлон – высокий, массивный и меланхоличный парень, а Конор мал ростом, жилист, постоянно в движении.

– Почему именно наш корабль? – задаю вопрос я. – Мы честные торговцы, у нас нет гирлянд из цветов и танцующих девиц.

– Гирлянды я не люблю, – подает голос принц. Его реакция вызывает смешок Абри и улыбку Кайри, а сам принц мне подмигивает. Невероятно. – Но с цветком за ухом я выгляжу превосходно.

Кайри бросает на меня взгляд, говорящий: «Он тебе подмигнул? Что ж, позже это обсудим». Затем делает круглые глаза. Ренса бросает на меня взгляд, говорящий: «Заткнись, или я сама тебя заткну».

– Меня зовет туда долг, – улыбаясь, продолжает принц. – На Островах я проведу обряд традиционного для королевской семьи жертвоприношения, это придаст нашей богине сил, чтобы держать под контролем Макеана. Она позаботится о том, чтобы даже во сне он оставался связанным – такое положение для него лучше всего. Жителям Мелласеи придется отказаться от своих планов, потому что в ближайшее время начать войну они не смогут.

– Жертвоприношение? – переспрашивает встревоженная Абри.

– Мы совершаем его раз в двадцать пять лет – традиции много веков, – отвечает принц Леандер.

Я смотрю на него с подозрением. Мне нужно думать, прежде чем говорить, вынести урок из произошедшего. Но срок в двадцать пять лет настораживает, где-то я это уже слышала.

– Извините, – произношу я тихо и медленно. – Я лишь хочу уточнить. В ситуации, когда мы на пороге войны, было бы лучше послать вас к соседям и убедиться, что мы еще союзники. Вместо этого королева делает ставку на нежелание мелласеан начинать войну из-за того, что бог их в глубоком сне?

– Совершенно верно, – весело отвечает он.

Неужели из-за такой ерунды я не отправилась на север к папе?

– Даже не знаю, что сказать, – бормочу я себе под нос. Да, я понимаю, что лучше бы мне промолчать, но, на мою беду, я начисто лишена навыков дипломатичности.

– Довольно, Селли, – прерывает меня Ренса, но принц останавливает ее взмахом руки.

– Не беспокойся, капитан, твоя команда не единственная считает, что королевская семья манкирует своими обязанностями. Но, поверьте, мы помним о долге. Если не хочешь встретиться на пути с убийцами, надо свернуть и сделать вид, что внимание твое сосредоточено совсем на ином.

– И для чего на самом деле нужен выход кораблей королевского флота? – спрашивает Конор. Его интонации и манеры резки, в отличие от брата.

Я радуюсь, что хотя бы еще один человек на этом корабле не смотрит на принца с благоговением.

– Чтобы выйти из гавани медленно и величественно, дать всем понять, что принц отбывает с дипломатическими визитами. – Леандер переводит дыхание и продолжает: – Все внимание будет приковано к людям на палубах. Никому в голову не придет следить за «Лизабетт» как за военным кораблем Алинора. Она, конечно, красива, но ничем не примечательна. Значит, мы сможем добраться до Островов и вернуться обратно, никем не замеченные. – Он замолкает и оглядывает нас всех по очереди, словно желая очаровать. – Я и сестра благодарны вам за помощь, – продолжает он, понизив голос. Он выглядит в точности как мальчик, которому никогда и никто не говорил «нет». – Я сделаю все, чтобы не мешать вам в работе. Да, и еще – я захватил со своего корабля кое-какое продовольствие, так что на завтрак обещаю накормить вас, как, хм, принцев.

Я фыркаю нарочито громко, чтобы услышала Ренса.

Леандер держится так расслабленно и легко, будто приглашает всех повеселиться. Будто нас ждет приключение, а не опасная миссия, которую надо выполнить тайно.

Кайри делает шаг вперед.

– Поездка к Островам будет быстрой и легкой. Так и должно быть, ведь его высочество принес жертвы духам вместе со мной. Джонлон, Конор, вы остаетесь со мной на палубе. Абри, посмотри, как дела на камбузе и собери нам что-то поесть. Селли, принц проведет ночь в нашей каюте, вещи я перенесла час назад. Сейчас не твоя вахта, займи свободный гамак в каюте экипажа и отдохни.

Вот так, еще из собственной постели меня выгнали.

К счастью, к Ренсе подходит Леандер, и они заводят разговор. Духи не на моей стороне – не прошло и десяти секунд, а он заставляет ее улыбнуться. Я даже не представляла, что она умеет это делать.

Оказывается, на палубе был и наш гость Ученый. Я замечаю, что он спешно идет куда-то, стараясь миновать освещенное пространство и не смотреть в сторону принца. Не сомневаюсь, что его высочество привык к постоянным взглядам, возможно, внимание ему даже нравится. Но что-то в поведении Ученого заставляет меня проводить взглядом, как он тайком, сгорбившись, спускается на нижнюю палубу.

Кайри осматривает алтарь, затем вместе с братьями направляется к мачтам, чтобы изменить положение парусов на лучшее в настоящий момент.

Абри делает знак глазами, предлагая вместе пройти на камбуз и поболтать. Я мотаю головой, но она берет меня за руку и тянет за собой.

– Целый принц! – шепчет она не так тихо, как хотелось бы. – Не смотри так на него, Селли! Невероятно, у нас на борту самый завидный холостяк королевств Моря Полумесяца!

– Он же здесь не для ухаживаний, – обрываю ее я. Вижу, как сползает с лица улыбка, и сразу жалею о грубости.

А в следующую секунду уже подпрыгиваю на месте, когда над ухом раздается голос Кайри.

– Хватит, Селли. Неужели нельзя спокойнее относиться к происходящему?

– Мне казалась, ты должна разбираться с парусами.

– Конор тоже считает, что принц – красавец, – произносит она, не обращая внимания на мои слова.

– Вот и обсудите это втроем. – Я вырываюсь из рук Абри.

– Он сказал, что они с сестрой нам благодарны, – начинает размышлять вслух Абри, и взгляд ее приобретает мечтательное выражение. Такое впечатление, что обо мне она вообще забыла. – Это он о королеве Августе. Она нам благодарна!

– Королева Августа понятия не имеет, что ты существуешь, – говорю я, и Кайри толкает меня локтем в бок.

– А я видела, как он тебе подмигивал. И ты хочешь нас убедить, что у тебя не было желания ответить ему тем же?

– Я всерьез полагаю… – начинаю я и замолкаю, опасаясь, что выдам свои неблаговидные намерения. Планам моим не суждено осуществиться, а я ведь была так близка к тому, чтобы вырваться из-под контроля Ренсы. Вместо этого предстоит ждать еще много месяцев, прежде чем можно будет снова попытать счастья и попасть на идущий на север корабль.

«Лизабетт» мчится в темноту к месту, куда никто не заходит, опасаясь неприятностей, к Храму, в котором не бывают простые люди. И все из-за принца Леандера. Похоже на приключенческий роман. Интересно, Ренса верит, что у нас все получится, или действует лишь потому, что нельзя отказать королеве? Всем известно, что Алинор и Мелласея медленно движутся к краю пропасти. Каждый день для прибывающих в порты судов вводят новые сборы, проводят обыски, конфискации. Ветер разносит по городам слухи о грядущей войне, и от нее не убережет паломничество на расположенные на краю света Острова.

Если королевская семья полагает, что обращение к богине остановит военный флот Мелласеи, значит, проблемы у нас гораздо более серьезные. Лично я никогда не слышала о молитве такой силы.

Конечно, возможно, я чего-то не понимаю, но зато знаю, кто точно разберется.

КИГАН. Корабль «Лизабетт». Море Полумесяца

Иду по узкому проходу и заставляю себя дышать. Один из матросов дал мне совет всегда во время движения держаться одной рукой за стену на случай, если корабль неожиданно качнет, но сейчас этот способ помогает мне плохо. Разговоры на палубе закончились несколько минут назад, и я постарался незаметно проскользнуть к себе вниз.

За последние несколько недель, еще дома, я хорошо натренировался подслушивать. Мне довелось узнать много интересного, однако последние новости возглавят список, превзойдя предыдущие на несколько пунктов. Теперь ясно, почему капитан так настойчиво рекомендовала мне поискать другой корабль, хотя пару часов назад любезно приняла на борту. Вероятно, это случилось сразу после того, как на нее была возложена миссия.

– Прошу простить за неудобства, – произнесла она, глядя на меня так хмуро, словно я являюсь причиной всех ее бед. Очевидный и резкий контраст в поведении, если сравнивать с тем, как любезна она была, когда показывала мне каюту и наблюдала, как я раскладываю вещи. – Наши планы меняются, у нас не найдется для тебя места.

– Капитан, – я расправляю плечи, подражая манерам отца, – у вас уже нашлось для меня место, я уже его занимаю.

Ни при каких обстоятельствах я не позволю ей выставить себя на берег. Я совсем недавно добрался до Киркпула, к счастью, раньше посланного отцом человека, и молил богов, чтобы удалось оставаться не найденным им до самого отхода «Лизабетт». Мне совсем не хочется стоять с чемоданами на причале, чувствуя себя еще глупее прежнего.

– Молодой человек, – решительно начинает она, и по металлическим ноткам в голосе я сразу понимаю, что обязан ее остановить. Чем дольше длятся пререкания, тем меньше у меня шансов, ведь капитан – абсолютная власть на корабле.

– Капитан Ренса, – перебиваю ее я, придав лицу похожее суровое выражение, – давай все проясним. Ты получила от меня деньги и взяла на борт. Если ты сейчас мне откажешь, я расскажу всему Киркпулу, что ты не выполняешь обещания, и тебя легко переманить более выгодным предложением.

Взгляд ее пронзил меня, будто стрелой. В голове мелькнула мысль, что я задел ее за живое.

Теперь я понимаю, что ее пугала перспектива действий, способных привлечь массовое внимание. Ведь на нее возложена секретная миссия.

Я лишь желаю ей быть стойкой. Себе же – чтобы наши с принцем пути никогда не пересекались, хотя понимаю, что этого не избежать. Возможно, о, боги, нам даже придется разделить трапезу. Надеюсь, все это произойдет позже, хотя бы через несколько часов. Мне надо успокоиться, собраться с мыслями, спрятаться в своей комнате, вернее, каюте, и молить богов, чтобы все обо мне забыли.

Худшего со мной не могло случиться – и в тот самый момент, когда побег так важен.

Толкаю маленькую деревянную дверь, проскальзываю внутрь и плотно закрываю за собой. Передо мной небольшое, но разумно организованное пространство. Койка прикреплена к стене, на ней толстое стеганое одеяло, от него исходит затхлый запах, хотя не сказать, что очень противный. Под иллюминатором к полу прикручены два кронштейна, позволяющие поставить чемодан и зафиксировать, чтобы он не болтался в случае качки. Чуть поодаль к полу прибиты стол и стул. Под потолком лампа, которую я не выключил перед уходом.

Я слышал, как одну из девушек отправили на камбуз. Она, по всей видимости, не повар, но именно ее стоит вскоре ожидать с едой. А пока мне надо отвлечься.

Открываю чемодан и перебираю взглядом названия на обложках книг. Чтение всегда помогало мне избавиться не только от беспокойства, но и от чего похуже. С книгой в руках я могу спокойно дышать. Останавливаю поиски, заметив «Мифы и Храмы» Таджана. В свете недавно узнанного нет ничего лучше для чтения. Таджан местами скучный и занудный, часто предсказуемый, но он очень тщательный, даже дотошный.

В следующую секунду раздается громкий стук в дверь. Я вздрагиваю и захлопываю чемодан, попав крышкой по пальцам.

Баррика, молю тебя, пусть это будет девушка с едой, а не Леандер.

Прижав трактат к груди, открываю дверь и вижу перед собой девушку, но другую. Она необычная, немного странная, выглядит так, будто каждую минуту готова к нападению.

Утром мы уже виделись, даже обменялись несколькими фразами. Она оглядела меня с головы до ног, потом кивнула, что, по-видимому, означало, что проверка пройдена.

– Я пришла починить иллюминатор, – отрывисто произносит она, вытягивает руку и показывает мне ведро.

– Сейчас?

– Ночью можем попасть в шторм, – объясняет она и кивком указывает на Таджана – томик, который я держу перед собой, как щит. – Вижу, у тебя много вещей из бумаги. Неприятно будет, если они намокнут.

Я не в том положении, чтобы возражать, к тому же я значительно потрясен последними событиями, поэтому молча отступаю и опускаюсь на край кровати. Девушка ставит ведро на стол, склоняется к окну и принимается изучать уплотнитель.

Она примерно моего возраста, светлые волосы небрежно заплетены в косу, на коже с легким загаром веснушки. Зеленые глаза прищурены, она смотрит на иллюминатор так, будто он оскорбил ее лично. «Селли», – вспоминаю я. Капитан называла ее Селли.

– Мы идем к Островам, – говорит она, достает из ведра отвертку и начинает выкручивать винты из латунной рамы.

– Неожиданно, – соглашаюсь я, но лицо невольно перекашивается. Теперь ясно, зачем она здесь. Ей нужна информация, и она не ошибается, полагая, что сможет ее здесь добыть.

Она протягивает мне первый винт, и я смотрю на него, не сразу понимая, чего она от меня хочет. Потом встаю с кровати и протягиваю ладонь, чтобы девушка могла положить туда винт.

Мы оба молчим, пока она перекладывает к нему еще несколько похожих. Затем с ворчанием снимает раму, отставляет ее на стол и достает большую банку с отворачивающейся крышкой. Когда она скидывает кожаные перчатки без пальцев, я замечаю на тыльной стороне ладоней змеевидные полосы изумрудного цвета. Такие я видел раньше только у детей. Это не замысловатые знаки, указывающие на причастность к магии, а какие-то неровные полоски, словно неумело выведенные широкой кистью. В попытке удовлетворить любопытство я набираю в грудь воздух, готовясь спросить, и в следующую секунду замечаю, что она перехватывает мой взгляд и отворачивается. Щеки ее при этом краснеют, выражение лица становится отстраненным. Руки она спешит перевернуть так, чтобы знаки не были видны. Я понимаю, что лучше промолчать, и закрываю рот.

Пальцами она зачерпывает из банки густую черную массу, и я вновь обращаюсь к богине Баррике с просьбой, чтобы та наделила девушку аккуратностью, и она случайно не испачкала мои книги.

– Может, ты лучше меня все понимаешь? – наконец задает она вопрос, продолжая наносить массу на свободное от рамы пространство. – Мне лично все видится так: мы вот-вот вступим в войну, наш корабль под угрозой, и вместо того, чтобы спасаться, мы утешаемся какой-то нелепой легендой, похожей на детскую сказку.

– Это не просто легенда, – говорю я, хотя совсем не собираюсь вставать на сторону Леандера. – Есть серьезные основания полагать, что принцу удастся предотвратить войну принесением жертвы на Островах. Это получилось у короля Ансельма, может получиться и сейчас. – У них бы уже все получилось, если бы он, как всегда, не делал все с опозданием.

Она поворачивается ко мне и щурится, будто пытаясь определить, не шучу ли я.

– Ты серьезно? Но ведь сам король Ансельм и все с ним случившееся – тоже легенда. Нельзя же на это полагаться.

– Король Ансельм – вовсе не персонаж легенды. – Стараюсь, чтобы мой голос звучал убедительно. – Это было давно, целых пять веков назад, но он действительно существовал.

– И скакал с войском по окрестностям, сражался с богиней?

– По моему мнению, они были на одной стороне.

– Откуда ты знаешь, что было сотни лет назад?

– В основном из книг.

– Тебе ведь известно, что в книгах одни только выдумки? Чаще всего про могущественных королей.

Похоже, она считает меня не вполне нормальным. Хорошо, что я уже пришел в себя и успокоился.

– Не все, написанное в книгах, придумано. До наших дней дошли несколько источников, рассказывающих о короле Ансельме.

Она смотрит на меня так, что в голове возникает мысль о том, что и в современном мире встречаются загадки.

– Существует несколько описаний первого жертвоприношения, – продолжаю я. – Многие написаны современниками Ансельма. Упомянуты важные детали, позволяющие сделать вывод, что все происходило именно так, как указано в летописи.

Девушка приостанавливает работу и разглядывает меня, словно оценивая, можно ли доверять моим словам. Ловлю себя на том, что внутренне замираю, как школьник, которому очень хочется, чтобы ему поверили. Будто от этого что-то зависит.

– Если тебя это успокоит, мне тоже не нравится, что его высочество выбрал наш корабль для путешествия.

Она фыркает, достает из ведра тонкий канат и, вдавливая в черную массу, прижимает к раме.

– Что ж, хорошо. Давай доказательства.

– Что? – Я растерянно моргаю.

– Сам сказал, что их много в письменных источниках. Кстати, мне этот избалованный принц уже испортил жизнь, и, поверь, значительно. Убеди меня, что все это было не зря. Как он собирается предотвратить войну?

Я отступаю и вновь усаживаюсь на койку, размышляя, с чего начать. Винты при этом крепко сжимаю в ладони.

– История берет начало около пятисот лет назад. Точнее, пять сотен и один год назад. В данном случае точность важна. Король Ансельм был далеким родственником прапраматери принца Леандера. Он воевал с Мелласеей. – Делаю паузу, чтобы понять, доступно ли объясняю. Кто знает, какое образование у девушек на корабле.

Она кивает, пристраивает последний кусок каната и берет тряпку, чтобы вытереть руки.

– Вот-вот, я читала в книгах, что боги в буквальном смысле бегали друг за другом, как люди, и сражались. И в конце концов Хранительница Баррика сделала короля непобедимым воином. Вместе они усыпили Макеана-Игрока, покорили Мелласею, и оба исчезли навсегда. Как-то так, – заключает она.

– Пожалуй, как-то так, – соглашаюсь я. – Правда, Ансельм стал Посланником, непобедимым воином.

– Кто такой Посланник?

– Скажем так, в его случае на первое место встает значимость принесенной им жертвы. Религиозные и научные тексты говорят, что боги черпали силу из двух источников: веры и жертвоприношений. Чем больше людей верили, тем сильнее они становились. И, соответственно, добавляли им могущества своими жертвоприношениями.

– То же самое, что и магия, – заключает девушка. – Только духам подходят небольшие жертвоприношения: например, свечи или кусочек съестного. Я бы назвала это задабриванием, а не верой.

– Именно, – согласно киваю я и настораживаюсь – странные рассуждения для человека с магическими знаками.

– Значит, его жертвование было в помощи богине связать Макеана во сне? Этот факт я знаю. И чем он пожертвовал?

– Ну, ты должна понимать, что было на кону. Два бога сошлись в яростной схватке, была уничтожена вся страна Востейн, расположенная на территориях, которые мы теперь называем Бесплодной долиной.

Ее брови взлетают вверх.

– Где сейчас Книгохранилище?

– Точно. Книгохранилище – место нейтральное, самостоятельное, пригодное для обучения. Там поклоняются Матери, а не одному из семи богов. Книгохранилище было создано в том месте с целью стать напоминанием, что случается, когда происходит конфликт богов.

– Я не знала, что раньше там была страна, – признается девушка. – Итак, Баррика и Макеан сражались и… и потом случилось то, что случилось?

– Да. Макеан был силен и смел. Любил риск – не зря его называют Игроком, а Баррику раньше называли Воительницей. Она знала, что только ей под силу одолеть брата. Богиня Баррика увидела, что стало со страной Востейн и ее младшим братом Валусом, потерявшим в одно мгновение всех, кто в него верил, и тогда она отправилась на разговор с королем Ансельмом – первым по положению среди всех верующих в нее.

– И она сделала его непобедимым воином.

– Нет. Он был нужен богине для наращивания силы. И он помог ей. Король Ансельм принес величайшую жертву из всех возможных – он отдал ей свою жизнь.

Она бросает тряпку, которой только что вытирала руки, в ведро, поворачивается и внимательно смотрит на меня.

– Он убил себя?

– Это был единственный способ спасти свой народ – вера и жертвоприношение. Оно должно быть очень значимым, огромным, чтобы сделать Баррику сильнее остальных. И у него получилось. Она поднялась и наложила заклятие на брата Макеана, пока он был во сне. В этом сне он пребывает и по сей день.

– А король так и остался среди мертвых? – Девушка хмурится. – Баррика не воскресила его, чтобы продемонстрировать свою силу? Когда же он исполнил роль Посланника?

– На эту тему… до сих пор ведутся дискуссии. Существуют легенды о времени, предшествовавшем войне богов. Это время называют Эпохой Посланников. Посланники – это существа, наделенные силой богов, но сами они не боги и не люди. Говорят, один из них создал равнину, на которой сейчас расположена Мелласея. Еще один повернул вспять целую реку в Петроне. Легенды эти настолько древние, что нельзя утверждать, насколько они правдивы.

– Тогда, может, этого никогда и не было?

– Одна из самых сложных вещей, которой предстоит научиться человеку, занимающемуся наукой, – говорить: «Я не знаю». Так вот, я не знаю.

– А что ты предполагаешь?

– Говорят, Ансельм стал Посланником спустя столетия после кончины последнего из них. Через некоторое время после битвы упоминаний о нем уже не встретить. Корону возложили на его сестру, а потом и на ее детей. Полагаю, людям очень хотелось верить, что он выжил, поэтому они стали слагать о нем легенды.

– Печально, – заключает она.

– Время было такое. Мрачное. Но план удался. Макеан был скован заклятием и не мог ничего сделать для Мелласеи. Войска были разбиты, Алинор победил.

– Как все просто.

– Только не для короля Ансельма, – многозначительно добавляю я. – Королевская доля тяжела. Для кого-то больше, для кого-то меньше.

– Кажется, только не для принца, – презрительно фыркает девушка.

Поджимаю губы, надеясь, что молчание станет ответом.

– Итак, объясни, как это связано с нами? – Она тянется за винтами. – Нет, давай мне их по одному.

Протягиваю первый.

– Каждые двадцать пять лет один из членов королевской семьи совершает жертвоприношение, чтобы поддерживать поток энергии.

Она роняет винт и смотрит на меня с нескрываемым ужасом.

– Хочешь сказать, что принц плывет на Острова, чтобы умереть?

Я качаю головой, а девушка отводит от меня взгляд и приседает, чтобы отыскать на полу потерянный винтик.

– Королевская семья не разглашает подробности. Но один из потомков короля обязан посетить Острова богов, в частности, Остров Баррики, и совершить жертвоприношение. Они всегда возвращались невредимыми, поэтому можно предположить, что так будет и на этот раз, и эта поездка – всего лишь недолгое путешествие с целью продемонстрировать веру и преданность богине.

– Прошло уже двадцать шесть лет, – произносит Селли, поднимается и возвращается к работе. – Получается, они на год задержались. Ты говорил, раньше они бывали там каждые двадцать пять лет.

– Да, неизменно. И тщательно следили за сроками, по известным причинам.

– И никто не пытался им помешать?

– Будь так, они бы едва ли об этом рассказали.

– А год промедления – это важно?

– Смотря в каком смысле, – отвечаю я и передаю еще один винт. Удивительно, но беседа мне даже… приятна. Точнее, ее обучающая составляющая. Всегда мечтал, что нечто подобное произойдет со мной на территории Книгохранилища. Когда было особенно грустно, я представлял, как брожу по нему и веду разговоры на темы истории и культуры. – Скажи, ты человек верующий?

– В Храм я не хожу. – Она отвечает, не поворачиваясь, сосредоточившись на том, чтобы попасть отверткой в шляпку винта. – Да и кто туда ходит? Хотя я отношусь к вере с уважением.

Я с пониманием киваю.

– Вера в Алиноре отличается от веры в других землях. Остальные боги ушли из мира людей. Вера в них стала… формальной, лучшего слова подобрать не могу. Но Воительница Баррика неустанно следит за Макеаном, поэтому ее и стали называть Хранительницей. Как часто говорят служительницы Храмов и маги, она оставила дверь приоткрытой. Она больше не исцеляет больных, не совершает великих чудес, но время от времени обозначает свое присутствие. На это указывает ежегодное наполнение колодцев водой, а цветы в Храмах цветут всегда вне зависимости от времени года.

– Храмовых цветов больше нигде не бывает? – удивленно моргает девушка. – Как же люди тогда узнают, что их боги существуют?

– Они этого не знают. Просто надеются и верят в них. Но в наши дни и в Алиноре верующих людей все меньше – большинство, как и ты, не посещают Храмы. А в Мелласее, по слухам, Храмы полны прихожан.

– Вот как?

– Их зеленые сестры распространяют информацию о том, что скоро Макеан станет значительно сильнее и сможет сбросить чары сна. Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что Баррика получает все меньше энергии, а Макеан – больше. В этом случае год имеет большое значение. Война между странами – это одно, но совсем другое – битва богов. А она может начаться, если Макеан пробудится. Достаточно побывать в Бесплодной долине, чтобы понять, сколько людей погибнет и как будет выглядеть мир после случившегося.

Девушка обреченно качает головой.

– Вы, ученые, полагаете, что они могут снова начать сражаться друг с другом?

– Лично я предпочитаю не делать прогнозов.

Она грустнеет и берет с моей ладони еще винт.

– Во время такой битвы им понадобятся корабли, верно? Как думаешь, это произойдет? Ты потому едешь в Траллию?

– Вовсе нет. Я не испытываю желания оказаться вовлеченным в битвы против веры. У меня личные мотивы, я еду в Траллию для учебы.

И я был так близок к исполнению желания.

– Любая война коснется лично каждого. – Она пристально смотрит мне в глаза. – У тебя есть родные в Алиноре?

– Они смогут за себя постоять. – Они все военные, и будут только рады возможности проявить себя.

Мы оба замечаем, как изменился мой тон: слова произносятся поспешно, будто я защищаюсь. Девушка поворачивается, и я замираю, готовясь к атаке в виде прямых вопросов. Вместо этого она неожиданно меняет тему, полагая, что та понравится мне больше, чем разговор о близких. Ей неизвестно, что и ее я бы предпочел не касаться.

– Ты, значит, знаком с принцем? Я видела, как ты смотрел на него там, на палубе.

Я невольно хмурюсь.

– Я знал его еще в школе.

– И какой он?

У меня совсем нет желания отвечать на вопрос. Эта девушка – Селли – прямолинейна, что порой кажется приятным, но значительно усложняет общение. К тому же у меня нет желания лгать ей прямо в глаза, как и говорить то, о чем впоследствии пожалею.

– Принц Леандер живет в свое удовольствие, – наконец выдаю я. – Ни о чем не задумываясь.

– Хм. – Она кладет отвертку в ведро и закручивает крышку банки с липкой массой. – Потому он опоздал с жертвоприношением? Был занят развлечениями?

Я опять предпочитаю отмолчаться, поскольку вижу, что она выглядит так, будто вот-вот зарычит.

– Значит, это он помешал тебе раньше попасть в Книгохранилище? Как и мне сделать то, что хотела. Надеюсь, он проявит расторопность и не испортит жизнь многим людям. Спасибо тебе за интересный урок, Ученый.

Я открываю рот, вспомнив, что забыл представиться, но опять считаю правильным промолчать.

– Был рад оказаться полезным, – только и говорю я.

Она кивает на иллюминатор и берет в руку ведро.

– Скажешь, если вдруг начнет течь вода.

Не поднимаясь с койки, я провожаю ее взглядом. Лишь когда дверь захлопывается, опускаю голову и понимаю, что рука все еще лежит на «Мифах и Храмах» Таджана. Провожу ладонью по обложке и открываю книгу. Принимаюсь листать страницы в поисках интересной главы, которая поможет мне унять мысли.

Я предпочитаю изучать историю, а не творить ее.

ЛЕАНДЕР. Корабль «Лизабетт». Море Полумесяца

Теперь я знаю, что койки на корабле даже уже, чем я ожидал. Из своей я едва не выпал пару раз за ночь, когда, забыв, где нахожусь, попытался перевернуться. В результате кое-как удержался, запутавшись при этом в одеяле.

Впрочем, все было не так плохо, благодаря тому, что соседняя койка оставалась свободной. По крайней мере, удалось избежать присутствия свидетелей позора, что важно, по словам сестер. Они часто мне об этом напоминают, обмениваясь взглядами и вздыхая.

В багаже нашлось одеяло с вышивкой золотой нитью. Я обнаружил его, когда решил посмотреть, что положили слуги. Сначала я был недоволен, но позже, когда увидел то одеяло, которое было на койке, мысленно поблагодарил доброго человека, подумавшего об этом, и с удовольствием им накрылся.

Вот и наступило утро: у ободка иллюминатора вспыхивают первые лучи солнца.

О, кто-то стучит в дверь. Вероятно, меня разбудил именно этот звук.

– Войди, – выкрикиваю я, затем сажусь и провожу рукой по волосам – чувствую, что они торчат дыбом в разные стороны. И ладно, я ведь все равно очарователен и красив. И умею этим пользоваться.

Дверь распахивается, и появляется девушка, которую я видел вчера. В руках у нее поднос, выражение лица настороженное. Взгляд ее скользит вниз и застывает. Я сразу же вспоминаю, что на мне нет рубашки. В следующие несколько секунд происходят неожиданные и странные вещи. Глаза девушки становятся круглыми, поднос качается в руках. Я подаюсь вперед, чтобы помочь, но замираю, вспомнив, что и на той части тела, что скрыта одеялом, одежды не много.

– Даже не думайте! – кричит она, словно угадав мои мысли.

Я натягиваю одеяло повыше, моля богов, чтобы девушка скорее пришла в себя и не уронила мой завтрак. Наконец поднос ложится мне на ноги, и мы оба с облегчением переводим дыхание.

– Ваша еда, принц, – бормочет она себе под нос.

– Это далеко не первый раз, когда мой вид без одежды вызывает бурную реакцию, – успокаиваю я ее. – Один раз в… Впрочем, не думаю, что это важно.

Она бросает на меня взгляд, говорящий, что не важно все мое существование, затем выходит, плотно затворив дверь.

Передо мной сытный, хоть и простой завтрак: яйца, сосиски, тосты с маслом и фрукты.

Уже второй раз мне не удается произвести на нее хорошее впечатление. Странно. Тут невольно задумаешься: есть ли в этом определенный смысл?

Приступаю к еде. Обычно в поездках за моим питанием следят повара из дворца, но сейчас их нет. Конечно, декоративных элементов не хватает, но в целом все не так плохо. Кто-то даже постарался красиво нарезать яблоко – не в форме цветка, но нечто похожее.

Немного поразмыслив, решаю все же не звать девушку и не просить принести апельсиновый сок.

Через полчаса я уже сыт, одет и готов исследовать свое новое королевство. Перекидываю через плечо сумку и отчего-то чувствую себя немного глупо, но слышу в голове голос старшей сестры: «Будь внимателен».

У двери в небольшой нише замечаю статуэтку Баррики – приклеенную. Рядом, видимо, для пущей верности, висит медаль с изображением Матери. Задерживаюсь рядом на мгновение, касаюсь кончиком пальца Баррики и мысленно обращаюсь к ней. Так определенно делали множество раз и до меня.

Мне известно, что большинство людей посещают Храм по праздникам, но у меня с богиней особенные отношения, учитывая положение моей семьи. Я отчетливо ощущаю присутствие Баррики, когда обращаюсь к ней, при этом возникает довольно странное и пугающее чувство – будто моя воинственная сестра заглядывает мне через плечо во время молитвы. Но меня не так просто запугать. В конце концов, я живу с Августой.

Гладкое лицо богини, как мне кажется, приобретает недовольное выражение.

– Не смотри на меня так, я уже в пути, – бормочу я.

Поднявшись по деревянным ступеням, с удовольствием вдыхаю соленый воздух и чувствую себя так, словно выбрался из затхлой, тускло освещенной пещеры на свет. Палуба еще мокрая от росы, тихо поскрипывают над головой реи, белые паруса надуты, судно несется вперед. Солнце висит над самым горизонтом. Я, похоже, ошибся, время сейчас совсем раннее. Горизонт виден со всех сторон отлично. Я медленно поворачиваюсь по кругу, разглядывая совершенно прямую линию. Губы сами собой растягиваются в улыбке. Небо чистое, теплого голубого цвета, морская гладь похожа на покрывало глубокого синего оттенка с белыми вкраплениями. Я чувствую, как кружат у корабля любопытные морские духи, а духи воздуха играют с парусами. Раз они в настроении поиграть, то и я тоже.

К мачте направляется один из членов экипажа, он кивает мне, потом встает на приступок и начинает забираться вверх. Я слежу, как он уверенно двигается, хватается за веревки, минует флаги. Парень покрепче – его брат, по словам капитана, – уже наверху и приветственно ему кивает. Тишину нарушает лишь плеск волн. Ничего похожего на то, где я бывал раньше.

Поворачиваюсь, оглядываясь, и замечаю свою новую подругу – или нового врага. Надеюсь, за оставшиеся дни мне удастся завоевать ее расположение. Сейчас она стоит у релинга[10] и разглядывает море. Я думал о ней вчера днем после нашей встречи на пристани, задавался вопросами, кто она такая, с какого корабля. Я привык быстро переключаться, но на этот раз все оказалось сложнее. Я испытывал необъяснимое желание найти девушку, узнать о ней больше, попытаться убедить, что я не такой плохой человек, хотя, понятное дело, лучше забыть о ней.

Обрывки этих мыслей кружились в голове даже тогда, когда меня нашли и вернули домой офицеры гвардии королевы.

Я встаю всего в нескольких футах от девушки и так же склоняюсь к релингу. Теперь я могу, хоть и украдкой, разглядеть ее лучше. Мускулы ее тела настолько хорошо развиты, будто она зарабатывает на жизнь физическим трудом. Лицо с легким загаром усыпано веснушками, вокруг вьются выбившиеся из косы светлые пряди. Пухлые губы сжимаются, когда она поворачивается и замечает меня. Ее глаза удивительного цвета зеленого мха сужаются – теперь она смотрит на меня с прищуром и совсем не дружелюбно.

– Доброе утро, – говорю я, улыбаясь, и жду, что ответная реакция будет похожей. Ничего подобного. Девушка ухмыляется, поворачивается спиной к релингу и поднимает голову. Теперь взгляд ее устремлен ввысь, к людям на реях.

– Что они делают? – Еще одна моя попытка.

– Выставляют паруса, – отвечает она, не поворачиваясь. – Преобладающий ветер[11] дует из Алинора в Мелласею. Нам надо пройти поток, иначе доставим вас прямо к врагам.

Мне кажется, она вовсе не считает эту идею такой уж плохой. Похоже, по утрам она не особо дружелюбна.

Я замолкаю на несколько минут и сосредотачиваюсь, чтобы воздействие моего очарования стало сильнее.

– Извини, позволь мне начать сначала. Скажешь, как тебя зовут?

– Селли, – неохотно отвечает она. – Селли Уокер.

– И ты… Прости, я не знаком с названиями должностей на… лодках.

– Это корабль, – поправляет она. – А я простой матрос.

Судя по тому, как она хмурится, это больное место.

Мы снова замолкаем и разглядываем паруса. Полагаю, она следит, правильно ли мужчины действуют. Я позволяю фокусу внимания сместиться и разглядываю духов, кружащих в воздухе, словно золотые пылинки.

Заговорить мы пытаемся одновременно.

– Селли, если я…

– Послушайте, подумайте хоть минуту…

Затем оба замолкаем и смотрим друг на друга. На ее щеках под веснушками появляется румянец.

– Что вы хотели сказать, принц?

– Неважно. – Я мотаю головой. – Что ты хотела мне сказать? – Все же рискну и улыбнусь. – Я внимательно выслушаю, обещаю.

Она смотрит с подозрением.

– Ладно. Я хотела сказать, что можете не стараться подружиться со мной. Капитан на вашей стороне, а мое слово, поверьте, никакого веса не имеет.

– Но твое мнение важно для меня. К тому же, если ты Селли Уокер, это значит, что корабль принадлежит твоей семье, и твое слово не может ничего не значить.

Есть и еще более важная вещь… но об этом я предпочту умолчать, чтобы не смущать ее.

Она опять презрительно фыркает, поворачивается и смотрит прямо мне в глаза.

– Слушайте, я провела год под командованием капитана Ренсы, выполняла все ее приказы, будь они прокляты, и ни разу не слышала слов похвалы. Если бы вы, принц, не поднялись на борт этого корабля, я бы уже сбежала и направлялась к отцу.

– Вот как. – Я вздрагиваю, сам того не желая. – И что же сейчас?

– А сейчас мне надо ждать не меньше полугода, чтобы его увидеть. И это в лучшем случае. – В голосе слышатся нотки воя дикого животного. – Благодаря вам. Я знала, что вы…

– Знала, что я очарователен и прекрасен? Что наши пути вновь пересекутся?

– Что вы принесете мне только проблемы, – заканчивает она.

В голове возникает мысль, но я пока не понимаю, что с ней делать.

– Селли, можно тебя спросить?

– А мой ответ вас остановит?

– Я… я действительно тебе не нравлюсь? – Я с трудом сохраняю лицо серьезным, но стоит посмотреть ей в глаза, как желание улыбаться проходит.

Она хотела, чтобы я оказался в глупом положении. Чтобы меня никто не воспринимал всерьез – впрочем, в этом нет ничего нового.

Вчера я не обращал внимания на то, что она мне говорит, на ее обидные слова. Похоже, сейчас она готова их повторить.

Селли качает головой.

«– У него был плащ, расшитый пайетками из настоящего золота.» Помните? – Интонации голоса меняются, но и это не сулит мне ничего хорошего. – У принца. У вас, то есть. Я вас совсем не понимаю. Для вас все вокруг – несерьезная игра. И вы понятия не имеете, какова жизнь окружающих.

– Послушай, я сочувствую по поводу отца, но…

– Я не виноват, так? Нет, вы не виноваты, а просто у меня характер такой, с причудами.

Я открываю рот возразить, но не нахожу слов и закрываю его. В споре я могу победить любого, но в этом случае я сам усложнил себе задачу.

– Можете не пытаться подружиться, – продолжает Селли. – Я буду работать, а вы не мешайте. – Она отворачивается, и внезапно ее лицо озаряет улыбка. – Лучше подружитесь с ним, – говорит она, кивком указывая на сутулую фигуру.

Я обращаю взгляд в ту же сторону и вижу человека очень бледного, сгорбленного, с лысой головой и чисто выбритым лицом. Судя по походке, он не моряк – вероятно, тот самый пассажир, о котором вчера вечером упомянула капитан. Надо извиниться, что моя экспедиция изменила его планы.

Мужчина поднимает голову, и я вздрагиваю, узнав его.

– Уоллеслии? Киган Уоллеслии?

Он смотрит на меня, не отводя взгляд.

– Доброе утро, ваше высочество, – произносит он подчеркнуто вежливо. – Я полагал, в это время вы еще в постели.

Подтекст нетрудно уловить: «Я бы не вышел на палубу, знай, что могу тебя встретить».

– Как ты здесь? – спрашиваю я, пытаясь представить, как именно Киган Уоллеслии мог оказаться на борту торгового судна.

– Похоже, плыву, как и вы, на Остров Баррики, – отвечает он с заметным недовольством.

И я, несмотря на его раздражение, делаю то, что делал с одиннадцати лет, – стараюсь разозлить его еще больше.

– Только представь, какое замечательное будет исследовательское путешествие. Это твой единственный шанс увидеть Остров. Ведь его даже нет на карте, Уоллеслии. Неужели тебе совсем не интересно? Потом сможешь написать монографию и прославиться.

– Я бы предпочел прочитать монографию на эту тему. – Он еще больше мрачнеет.

– Ах, лорд Уоллеслии, – говорю я с укором, – если всю жизнь не поднимать головы от книг, пропустишь все интересное.

– Я, по крайней мере, хоть что-то прочитал, – парирует он удар. – И буду заниматься тем, что мне интересно. Я буду жить так, как хочу, а не просто плыть по течению, не стремясь сделать ничего значимого.

Стоящая рядом Селли издает звук, словно перепалка ее веселит.

Уоллеслии краснеет до корней волос, а на лице появляется странное выражение – смесь удивления и ужаса – видимо, от того, что слова слетели с его собственного языка.

Я по-прежнему чуть иронично улыбаюсь – навык, отработанный за много лет.

– Ничего себе, ты уже используешь морскую терминологию. – Я говорю, намеренно растягивая слова. – Будто всю жизнь провел в море. Скажи, куда ты собирался ехать до того, как изменил маршрут? Подозрения, вызванные слухами, царапают изнутри. Кажется, мне доводилось читать в газете сообщение о помолвке.

– Я направлялся в Траллию, оттуда – в Книгохранилище, – ледяным тоном объясняет он.

– А супруга твоя должна прибыть следом?

– Свадьбы не было. Мы решили, что не подходим друг другу.

– По моему мнению, все, что связано с романтикой, – это не твое, Уоллеслии.

– Верно.

– Лучше книга, нежели человек.

– Книги редко подводят, – уверенно заключает он. – На их страницах можно найти друзей, каких нет в этом мире.

– А как же я, Уоллеслии? – Я понятия не имею, что сказать и куда меня заведет это словоблудие. Мы с ним никогда не дружили в школе. Было бы смешно пытаться делать вид, что это так, и вести разговор, например, о литературе.

– Прошу простить, принц. Ваша дружба имела широкий охват, но не стремилась к глубине. Это верно даже для тех, кто считал себя вправе быть вашим другом, что уж говорить обо мне.