Fashion Killa: От улиц до подиумов. Как Канье, Фаррелл и другие рэперы изменили стиль поколений бесплатное чтение

Предисловие

До того как хип-хоп стал властителем культуры – доминирующим музыкальным жанром, вытеснившим попсу и рок-н-ролл, – направлением, влияющим на то, как мир одевается, говорит и ведет себя, для подростка он был способом заполучить новую одежду для школы.

Был жаркий летний день 11 августа 1973 года, когда диджей Кул Герк (урожденный Клайв Кэмпбелл) устроил вечеринку для своей сестры в комнате отдыха неприметного кирпичного многоквартирного дома по адресу: Седжвик-авеню, 1520, в Бронксе, Нью-Йорк. Шестнадцатилетний американец ямайского происхождения экспериментировал с колонками своего отца и придумывал новые способы проигрывания пластинок. С двумя вертушками и микшером он мог играть без прерываний и плавно переходить от одного трека к другому. Он любил крутить песню Джеймса Брауна «Give It Up or Turnit a Loose». Он видел, как брейк-дансеры – би-бойз и би-герлз[1]– сходили с ума во время брейка, той части песни, когда инструментальные партии затихали и верх брал ритм. «После того как они впервые это услышали, пути назад уже не было, – рассказывал Герк. – С тех пор они всегда хотели слышать брейк, брейк, брейк, брейк».

Между тем Синди Кэмпбелл не романтизировала эти эзотерические звуки; она просто хотела хорошо выглядеть. «Когда возвращаешься в школу после каникул, тебе хочется носить вещи, которых ни у кого нет, чтобы ты выглядела красиво и свежо, – рассказывала она. – Я копила деньги, потому что перед возвращением в школу нужно было идти на Деланси-стрит вместо Фордхэм-роуд, чтобы купить самые новые вещи, которых ни у кого нет». В то время ее зарплата от работы в районном Молодежном корпусе составляла 45 долларов в неделю. Она ни за что не смогла бы выглядеть шикарно при таком бюджете. «Итак, как мне выгодно использовать свои деньги? Этой суммы ведь недостаточно!» Будучи предприимчивым подростком, она решила устроить вечеринку, чтобы собрать средства для обновления своего гардероба. Синди купила солодовый ликер Olde English 800, пиво Colt 45 и содовую оптом и разместила на карточках рекламу, написанную от руки большими печатными буквами: «Вечеринка диджея Кул Герка: возвращение в школу». Чтобы заплатить 25 долларов за аренду комнаты отдыха в семейном доме Герка, она брала с гостей вступительный взнос в размере четвертака для девушек и пятидесяти центов для парней.

В тот день произошло что-то волшебное: это был микс молодости, музыкальных инноваций, творчества и самовыражения в декорациях Нью-Йорка. Герк изобрел технику под названием «Карусель», в которой он работал с двумя копиями одной и той же записи, возвращая одну к началу брейка как раз в тот момент, когда другая подходила к концу, создавая одну длинную звуковую петлю. Обычно она приходилась на начало или середину песни, что давало танцорам возможность продемонстрировать свои самые свежие движения. «Музыка была просто потрясающей! – рассказывает завсегдатай вечеринок Джин Стикленд. – Я помню, как ходила на вечеринки Герка, которые начинались в общей комнате. Они стали настолько популярными, что мы больше в ней не помещались». Родители просто не понимали эту новую музыку – и это увеличивало ее привлекательность. «Это был глоток свежего воздуха, – говорит Герк. – И он обернулся успехом».

Несмотря на мифы, связанные с вечеринкой 11 августа, рождение хип-хопа нельзя привязать к какому-то одному моменту на временной шкале. Его происхождение восходит к устным традициям Африки, опыту чернокожих в Америке и изобретению джаза и блюза. «Рэп-музыка уходит корнями в черную устную традицию тональной семантики, повествования, означивания, игры в десятки[2], африканизированного синтаксиса и других коммуникативных практик», – пишет профессор Женева Смитерман в книге «“Цепочка остается прежней”: коммуникативные практики хип-хопа», восхваляя рэперов как «постмодернистских африканских гриотов, словесно одаренных рассказчиков и историков культуры в традиционном африканском обществе».

Во времена зарождения хип-хопа разгул преступности, жестокость полиции и бегство белых из района привели к тому, что Южный Бронкс был разорен и охвачен огнем. Из этого пепла поднялся хип-хоп с брейк-дансерами и уличными бандами, на смену которым после пришли рэп-банды, заменившие физическую борьбу на словесную перепалку, сохранив при этом элемент соперничества. Хип-хоп был сосредоточен на опыте чернокожих американцев в Нью-Йорке, но нельзя забывать о значительном вкладе пуэрториканцев, карибцев и других иммигрантских сообществ. Хип-хоп распространился по пяти боро[3]– Бронксу, Бруклину, Куинсу, Манхэттену и Статен-Айленду – благодаря таким ранним новаторам, как Грэндмастер Флэш и Afrika Bambaataa.

Это была целостная культура, которая затрагивала все аспекты жизни и часто определялась четырьмя основными столпами: текст MC[4](слова), диджейство (звук), брейк-данс (движения) и граффити (визуал). «Хип-хоп – это изучение самопреобразования и стремление к самовыражению», – объяснял американский рэпер и ученый KRS-One на лекции в Гарвардском университете.

По его определению, хип-хоп стоит на девяти столпах, которые включают в себя знания и уличную моду. Ранним переломным моментом, ознаменовавшим переход от локальных домашних вечеринок к мейнстримному увлечению, стал трек «Rapper’s Delight» группы Sugarhill Gang, выпущенный 16 сентября 1979 года. Песня стала первым хип-хоп-синглом, попавшим в чарт топ-40 от Billboard, а также в топ-чарты Канады и Европы. «По сути, это запись, которая создала индустрию, – говорит Дэн Чарнас, автор книги “Новые богатые: история хип-хоп-бизнеса”. – Никто не думал, что эти звуки на улицах вообще были музыкой».

Хип-хоп был голосом для безгласных.

Романом воспитания о жизни в центре американского города, рассказанным преимущественно через призму молодых чернокожих и латиноамериканцев. Он выходил за рамки приятных танцевальных треков. Это был взгляд на жизнь, более сложный и тонкий, чем обычные треки: в 16-тактных куплетах поднимались такие темы, как бедность, расизм, наркозависимость, жестокость полиции и человечность. Гиперлокальная перспектива предлагала звуковой паспорт, который переносил слушателей на бетонные улицы Нью-Йорка, земли банд Лос-Анджелеса, трейлерные парки Детройта и притоны Юга. Откровенные тексты вызывали постоянное недовольство старшего поколения и правоохранительных органов, и хип-хоп стал защитником прав по Первой поправке[5]. Когда хип-хоп вышел за пределы кварталов, его крутой образ узурпировала Мэдисон-авеню[6].

В 2017 году хип-хоп стал самым успешным музыкальным жанром в Америке, обогнав по общему количеству прослушиваний как поп, так и рок. Шесть из десяти лучших исполнителей в том году были рэперами, причем первое и второе места в рейтинге заняли Дрейк и Кендрик Ламар. Хип-хоп пережил критиков, которые говорили, что это просто причуда, однодневка, бессмысленный шум. Когда рэперы стали новыми суперзвездами, они начали определять дресс-код поколений. Словно проповедники, они пропагандировали роскошь голодным и плохо одетым массам. Их музыка стала первым шагом к знакомству с экзотическими брендами: Versace, Balenciaga и Balmain. Как сказал Канье Уэст в 2004 году в песне «All Falls Down»: «Я даже произнести это не могу, дайте это вер-сэй-си». К 2013 году трек «Fashion Killa» от A$AP Rocky стал своеобразным кратким экскурсом в мир моды, поскольку в нем упоминались названия двадцати семи брендов класса люкс. Желая увидеть свои имена на этих бирках, некоторые рэперы запустили собственные линии одежды, а несколько даже перевернули моду с ног на голову в процессе.

Я выросла в захолустном городке Каламазу, штат Мичиган, и мое знакомство с хип-хопом произошло примерно в 1995 году, когда я часами смотрела MTV и BET, листала глянцевые журналы, такие как Vibe, The Source, Blaze, Word Up! и XXL, и тратила все свои карманные деньги в музыкальных магазинах Record Town и Sam Goody каждый вторник. Единственная радиостанция, которая играла хип-хоп, находилась в другом городе и передавала в основном помехи.

Это был 1997 год, и я отчаянно хотела… Нет, мне было жизненно необходимо купить что-то от Томми Хилфигера. На моем Sony Discman постоянно крутился альбом Алии One In a Million, и мне хотелось хоть немного примерить на себя уличный, но стильный образ певицы: темные солнцезащитные очки, челка, зачесанная на один глаз (дань уважения сирене голубого экрана Веронике Лейк), и укороченный топ от Томми Хилфигера. Красно-бело-синий Томми в розницу стоил слишком дорого, но за 25 долларов можно было купить подделку из магазина с выгодными ценами. Строчка была немного кривой, а имя дизайнера определенно написано с ошибкой (но это было заметно, только если вы стояли достаточно близко, чтобы прочитать его). Грубовато, да. Но эта ошибочная надпись «Tommy Hilifiger» была действенным способом для подростка приобщиться к хип-хопу. Никакая подделка не смогла бы испортить мой кайф от прикосновения к культуре.

Кендрик Ламар откинулся на спинку стула, скрестив ноги, держа микрофон. Его миниатюрная фигура ростом сто шестьдесят восемь сантиметров была одета в темно-серый костюм от Луи Виттона и ковбойские сапоги с серебряными набойками. Наоми Кэмпбелл, самая успешная чернокожая супермодель всех времен, запечатлевала все происходящее поблизости на свой телефон. Рэпер исполнил «Savior» в блестящем камнями терновом венце, одном из самых узнаваемых символов христианской иконографии. Согласно Священному Писанию, Иисуса Христа заставили надеть терновый венец, чтобы унизить его перед распятием.

Но головной убор Кендрика был символом славы. Изготовленный на заказ венок из титана и бриллиантов от Tiffany & Co. состоял из 50 шипов, усеянных 8 000 камней общим весом более 137 карат, и стоил 3 миллиона долларов.

Кендрик Ламар был рэп-мессией своего поколения. В 2022 году он выпустил свой пятый студийный альбом Mr. Morale & the Big Steppers, в котором затронул такие амбициозные и запретные темы, как мужская хрупкость, травмы поколений, сексуальная зависимость и гендерная идентичность. Его выступление на показе коллекции Louis Vuitton весна-лето 2023 в Париже – в честь покойного дизайнера дома Вирджила Абло – объединило рэп и моду в уникальную инсталляцию перформативного искусства. Живая картина о годах становления мастерства черных[7].

Хип-хоп не всегда блистал на подиуме. Или даже в зрительном зале. На протяжении большей части его существования привратники не пускали его за бархатную веревочку. Хип-хоп-мода была классифицирована как «уличная», что, по сути, было закодированным обозначением «черной» моды, и ей не оказывалось такого же уважения, как ее белым аналогам.

Чтобы хип-хоп массово повлиял на высокую моду, потребовалось нечто большее, чем просто рэперы-нувориши, имеющие возможность позволить себе роскошь. Необходимо было преодолеть значительные барьеры, связанные с расой, классом и самим представлением о том, кто заслуживает носить одежду класса люкс. Люксовые бренды могут утверждать, что они были разборчивы и осторожны в сохранении чистоты своей истории и родословной. «Это не было защитой. Это была классовая сегрегация. Это был расизм, – сказала Джун Эмброуз, известный стилист и художница по костюмам для Jay-Z, Мисси Эллиотт и Шона «Дидди» Комбса. – Теперь они могут говорить, что это «защита» бренда. Раньше просто говорили: “Нет. Кто? Что? Откуда? Я никогда о них не слышал”». В основе этого лежал культурный раскол. Такие известные европейские дома, как Chanel, Balenciaga и Gucci, были основаны в Европе более чем за пятьдесят лет до того, как диджей Кул Герк впервые дотронулся до пластинки. С течением времени эти институты, модные СМИ и подиумы оставались преимущественно белыми и контрастировали с молодым многоголосьем хип-хопа. Лица, принимавшие решения в области высокой моды, были либо невежественны, либо блаженно наивны. «Хип-хоп принял моду еще до того, как мода приняла хип-хоп, – сказала мне Кайли Луу, стилист и креативный директор, работавшая с такими артистами, как Трэвис Скотт и Янг Таг. – Это кучка богатых белых людей, которые работают в сфере моды… Люди моды всегда опаздывают на вечеринки».

Это не значит, что хип-хоп не вдохновлял высокую моду. Внешний вид, стиль и сленг этого жанра использовались – или, если быть более точными, присваивались – люксовыми брендами. Хип-хоп был молодым, крутым и прибыльным – и когда дизайнеры увидели в нем прибыльный товар, все изменилось. «Когда что-то популярно и приносит деньги, люди хотят понять, как сделать на этом бизнес и заняться этим», – говорит стилист Миса Хилтон. Хип-хоп, вдохновляющий и стремящийся к материальному успеху, нашел отклик у люксовых брендов, которые продавали ту же мечту. «Изменение [в брендинге] товаров класса люкс происходит очень просто, – говорит Стив Стаут, автор книги «Загар Америки: как хип-хоп создал культуру, которая переписала правила экономики» и человек, рано заметивший объединение хип-хопа и брендов. – Поколение хип-хоп-музыки многое сделало для того, чтобы повлиять на популярную культуру, сделав его понятным. Это стало частью амбициозного изменения Америки».

В отличие от представителей других жанров, рэперы были непримиримыми капиталистами. Они не только хотели хорошо выглядеть, они хотели, чтобы им за это щедро платили. Такие линии одежды, как Sean John и Yeezy, лицами которых стали Шон «Паффи Дэдди» Комбс и Канье соответственно, снискали коммерческий успех и признание среди знатоков моды. К началу нулевых стало обычным делом видеть, как рэперы сидят в первом ряду на показах мод в Нью-Йорке, Париже и Милане, прогуливаются по подиумам и подлизываются к влиятельному главному редактору Vogue Анне Винтур. Рэперы обогнали по влиятельности кинозвезд, спортсменов и супермоделей. Для рэпера не было ничего необычного в том, чтобы подписать контракт с модным брендом, прежде чем выпустить хитовый альбом.

Институциональные изменения воплотились в реальность, когда в 2018 году протеже хип-хопа и эксперт в уличной моде Вирджил Абло стал первым афроамериканцем, назначенным художественным директором мужских коллекций в Louis Vuitton.

Хип-хоп обрел представительство в модных верхах и получил право принимать решения. «Дни золотой клетки, когда все происходило за закрытыми дверями, закончились», – сказал Майкл Берк, генеральный директор Louis Vuitton. Это был знаковый момент, когда хип-хоп получил собственное место в одном из самых известных домов моды. «Теперь у меня есть платформа, чтобы изменить индустрию, – сказал Вирджил Абло. – И именно это я и должен сделать». Хип-хоп заполучил микрофон, и высокая мода внимательно слушала, что же он скажет.

Глава 1

На 125-й улице

Я их не подделал. Я их кастомизировал.

– Дэппер Дэн

В начале двадцатого века чернокожая община Гарлема выросла из-за Великой миграции, когда миллионы афроамериканцев бежали с сельского Юга в Северные, Среднезападные и Западные штаты в поисках экономических и образовательных возможностей, а также чтобы избежать расового угнетения, законов Джима Кроу и насилия. Рассказ Рудольфа Фишера «Город убежища» 1925 года демонстрирует, в чем заключалось огромное отличие жизни в черном анклаве: «В Гарлеме черные были белыми. У вас были права, в которых вам нельзя было отказать; у вас были привилегии, гарантированные законом. И у вас были деньги. У всех в Гарлеме были деньги. Это была страна изобилия».

Гарлем расположен в верхнем Манхэттене и ограничен рекой Гудзон на западе, Пятой авеню на востоке, рекой Гарлем и 155-й улицей на севере и Северным Центральным парком на юге. В просторечии этот район называется «аптаун» и делится на регионы: Западный, Центральный и Восточный Гарлем (также известный как испанский Гарлем или Эль-Баррио). Названия некоторых районов отражают состоятельность их населения. Шугар-Хилл был домом для зажиточных чернокожих, которые жили в броских городских домах и особняках. Это название было намеком на «сладкую жизнь», которой наслаждались его жители. На Страйверс-роу стояли величественные дома и особняки «белых воротничков» и таких заметных личностей, как пианист Юби Блейк, артист Флурной Миллер и композитор Нобл Сиссл.

В период с 1910 по 1930 год благодаря Великой миграции афроамериканское население Гарлема увеличилось более чем на 40 %, с пятидесяти тысяч до свыше двухсот тысяч. Культура, энергия и процветание на этих 1,4 квадратных милях были настоящим волшебством. Бегство белых привело к преобладанию чернокожего населения в течение десятилетия после окончания Первой мировой войны. Иммигранты из Карибского бассейна – таких стран, как Ямайка, Антигуа и Тринидад, а позже и Пуэрто-Рико, – прибывали в больших количествах, спасаясь от экономических трудностей и надеясь на лучшую жизнь.

Гарлемский ренессанс был одним из самых значительных культурных явлений Америки в области афроамериканской музыки, литературы, театра, изобразительного искусства и критической литературы. Это был золотой век художественной и общественной жизни (он длился примерно с конца Первой мировой войны до середины 1930-х годов). Джаз и блюз мигрировали в город, и легендарные артисты, такие как Луи Армстронг, Билли Холлидей, Жозефина Бейкер и Элла Фитцджеральд, выступали на таких известных площадках, как «Коттон-клаб» и театр «Аполло» (первоначально созданных «только для белых»). Джазовые артисты были музыкантами – иконами стиля, выступая в щегольских нарядах – двубортные костюмы, элегантные галстуки-бабочки и рубашки с воротничками.

За это время такие литературные светила, как Лэнгстон Хьюз и Зора Ниэл Херстон, приобрели известность и показали глубину и сложность жизни чернокожих в Америке наряду с интеллектуалами и активистами, включая У. Э. Б. Дюбуа, Маркуса Гарви и Сирила Бриггса. Это был дух гордости, политической осведомленности, непримиримо черный дух. Как писал Лэнгстон Хьюз в книге «Негритянский художник и расовая гора»: «Мы, молодые негритянские художники, которые сейчас творят, намерены выражать нашу индивидуальную темнокожую сущность без страха или стыда. Если белые люди довольны, то и мы рады. Если это не так, это не имеет значения. Мы знаем, что мы прекрасны».

Эстетика Гарлема отражала это глубокое самоощущение; элегантность, достоинство и стиль. Экономическая мобильность позволила жителям носить официальную одежду и коктейльные наряды, которые обычно носили белые. Женщины носили роскошные меха, платья с отворотами или шляпы-клош. Мужчины облачились в шляпы-котелки, кепки, туфли с закругленными краями и костюмы фасона «зут». Оверсайз-костюмы с огромными подплечниками и лацканами, а также брюки-клеш стали символом гражданского неповиновения при нормировании продажи ткани во время Второй мировой войны, что добавляло этим моделям особой привлекательности. Танцовщица Жозефина Бейкер олицетворяла социальное неповиновение расовым и гендерным нормам, когда популяризировала короткие юбки – почти за сорок лет до того, как Мэри Куант ввела термин «мини-юбка», – вращая бедрами на сцене в юбке из бананов в Фоли-Бержер в Париже в 1926 году. Девяносто лет спустя журнал Vogue вспоминал о значимости ее наряда: «Помимо поверхностных интересов, существовало гораздо более глубокое и тревожное увлечение широко распространенной верой в присущую чернокожим примитивность… Бейкер блестяще манипулировала воображением белых мужчин. Стреляя глазами, размахивая руками, покачивая бедрами, выпячивая зад, она паясничала, соблазняла и разрушала стереотипы. Создав определенный имидж, она продвинула свою карьеру беспрецедентными для женщины того времени способами».

Гарлемский денди был бунтарем в одежде. Застенчивый стильный мужчина не был чем-то новым (французский поэт Шарль Бодлер в 1863 году определил денди как того, кто «возводит эстетику в ранг живой религии»), но черный денди был чем-то более сложным. «Черный денди – это человек из африканской диаспоры, который умело манипулирует западной модой, в частности мужской одеждой, и таким образом присваивает ее себе», – объяснял Шантрелл П. Льюис, автор книги «Денди Лев: черный денди и уличный стиль». Благодаря своему щеголеватому гардеробу (например, двубортному блейзеру, нагрудному платку и фетровой шляпе) он был бунтарем, бросавшим вызов стереотипам чернокожей мужественности, таким как гиперагрессия и подобострастие.

«В обществе, которое стремилось к комфорту в четко очерченном социальном и пространственно предсказуемом ландшафте, дерзкое появление чернокожего денди на американских улицах опровергло представление белого большинства о расовой однородности и культурном превосходстве, – отметил искусствовед Ричард Дж. Пауэлл в книге «Неизгладимое впечатление: модный портрет чернокожих». – Два величайших греха черного денди – заметность и нескромность – имели смысл только в контексте общества, где чернокожие люди (и особенно чернокожие мужчины) занимали четко определенную позицию».

Афроамериканская церковь была столпом общества и вершиной моды в гражданской жизни. Старейшая конгрегация в Гарлеме была образована в 1796 году. В этом районе находилось несколько исторических молитвенных домов: методистская епископальная церковь Матери Африканского Сиона, баптистская церковь на горе Елеонской, пресвитерианская церковь Вознесения на горе Моррис и абиссинская баптистская церковь. Это были святые подиумы. Традиция одеваться в «лучшее воскресное платье» берет свое начало со времен рабства, когда хозяева требовали, чтобы рабы наряжались и посещали церковь по особым поводам. После эмансипации это означало, что прихожане сменили повседневную униформу на свои лучшие наряды соответствующих цветов и принтов, костюмы, богато украшенные шляпы. Первопроходец спортивной одежды Вилли Смит однажды сказал: «Большинству из тех дизайнеров, которым приходится ездить в Париж за сочетаниями цветов и тканей, следует сходить в воскресенье в церковь в Гарлеме. Все это можно найти там». Пасхальное воскресенье, в частности, было ежегодным мероприятием, на котором верующие могли покрасоваться. Прихожане заранее планировали наряды, чтобы быть уверенными, что они будут выделяться среди паствы.

Андре Леон Телли, икона черной моды и бывший редактор Vogue, вспоминал, как на Пасху надевал свои лучшие весенние серые костюмы и итальянские мокасины. «Мы [с моей бабушкой] не были бедными, но и не были богатыми. Иногда у нас бывали трудные времена, – рассказал он журналу Alive. – Но церковь была очень важна, поэтому все вкладывалось в красивую одежду для службы.

Церковь была местом, куда мы наряжались, надевали наши лучшие наряды.

Во всех аспектах жизни – как общественной, так и частной – Гарлем был синонимом портновского мастерства. И будущие представители хип-хоп-района будут очень гордиться тем, что являются потомками этих гигантов. Выросшие и воочию увидевшие богатую историю, процветание и стиль, они полюбили риск и стали иконоборцами. Гарлем всегда одевался лучше всех. Можете называть это бахвальством, уверенностью в себе или просто стилем.

Двери дома номер 43 по Восточной 125-й улице были всегда открыты. Днем и ночью. На месте, где столетием ранее на главной улице Гарлема стояла церковь из коричневого камня, теперь располагалась веселая витрина магазина, которую можно было отличить по ярко-желтому навесу, украшенному названием «Бутик Дэппера Дэна», написанным курсивным шрифтом. В этот день в витрине была выставлена женская шуба в пол, намекающая на то, что владелец когда-то начинал с продажи мехов. «Когда я открыл свой магазин, моей мечтой было стать крупным скорняком и обслуживать преступный мир, где, как я знал, крутились настоящие деньги Гарлема, – рассказывал Дэппер Дэн в своей автобиографии “Дэппер Дэн: сделано в Гарлеме”. – Самыми богатыми были игроки в нелегальные азартные игры, мошенники, наркоторговцы». Его много как называли: дизайнером, галантерейщиком или просто чертежником. Вот что он говорил о себе сам: «Я вообще не умею шить. Я не портной. Я наблюдатель и общительный человек».

Дэппер Дэн родился под именем Дэниел Дэй 8 августа 1944 года в Гарлеме, штат Нью-Йорк. До того, как заняться модой, он был шулером, делал ставки, играл в кости и мошенничал с кредитными картами. Дух его окружения пронизывал и его самого. Он понимал, как важно иметь этот щегольской налет аптауна. Дэп, как его называли, объяснял: «Ты на стиле? Стиль аптауна – это не про то, насколько ты красив – хотя это несомненно плюс, – или насколько дорогая твоя одежда – хотя это тоже плюс, – или какого она бренда… Это что-то неосязаемое». Он открыл свой первый бутик на 125-й улице в 1982 году. В конечном счете бизнес расширился и занял еще одно здание неподалеку, на 120-й улице, между Второй и Третьей авеню.

Дэп начал продавать мех, но сезонность товара привела к тому, что он занялся производством кожи. Его привлекли кожаные куртки с подкладкой из опоссума стоимостью 1200 долларов. Их называли эй-джей-лестерами, потому что их продавал Эй Джей Лестер, популярный розничный торговец в Гарлеме, которого часто посещали наркоторговцы, музыканты и спортсмены. Дэп создал точную копию – и продавал ее на 33 % дешевле! Он добился успеха, но знал, что ему нужно выйти за рамки подражания, чтобы оставаться актуальным. Его первая попытка создать дизайн своими руками на заказ произошла после того, как клиенты запросили кожаные куртки с подкладкой из лисьего меха внутри и снаружи. «Это была моя первая попытка кастомизации и опыт обучения тому, как шить одежду с учетом особых вкусов клиента», – вспоминал он.

Кастомизация играла первостепенную роль для хип-хоп-моды, так как была способом выделиться. Вначале уличные банды, такие как Ghetto Brothers и Savage Nomads, наносили названия своих групп на мотоциклетные куртки и джинсовые куртки-безрукавки. Это был предупредительный выстрел для всех, особенно для соперников. Популярны были выполненные на заказ рисунки аэрографией в стиле граффити на футболках, куртках и джинсовой ткани. Первопроходец брейк-данса Ричард «Крейзи Легс» Колон носил джинсовую куртку с эмблемой своей группы Rock Steady и именами ушедших из жизни коллег, превратив таким образом одежду в мемориал.

Ювелирные изделия были статусной покупкой, и добавление имени владельца к именным табличкам на ожерельях, золотых медальонах, кольцах на четыре пальца и серьгах делало изделия по-настоящему уникальными. «Одежда на заказ всегда занимала особое место в сердцах приверженцев хип-хопа, – писала Елена Ромеро в книге “Свободный стиль: как хип-хоп изменил индустрию моды (Хип-хоп в Америке)”. – Неудивительно, что отчасти это увлечение развилось как средство выделиться в глазах дам в толпе, клубе, драке или на улицах». Изделия, изготовленные на заказ, были уникальными и гарантировали, что вы не увидите двух людей, одетых одинаково.

Дэппер Дэн заметил возможность сочетать индивидуальность с роскошным брендингом, когда впервые увидел кожаный клатч Louis Vuitton в руках подружки наркоторговца: «Это была красивая сумка, сделанная с потрясающим мастерством. Я сразу понял, что она дорогая. Как человек, знающий все о коже, я восхищался строчкой и тем, как на нее нанесены чернила. Больше всего я был очарован тем ажиотажем, который она вызывала у моих клиентов». Он предложил наркоторговцу сделать «кастом» – апгрейд, который не следует путать с имитацией или подделкой – с тем же принтом. Это подразумевало поход в магазин Louis Vuitton за исходным материалом, из которого он мог бы извлечь логотип – скажем, с куртки.

Покупки в деловой части города означали столкновение с расовыми предрассудками и микроагрессией в розничных люксовых магазинах. «Я был там единственным чернокожим, и я почувствовал, как все напряглись, когда я вошел, – вспоминал он. – Швейцар не сводил с меня глаз. Неудивительно, что никому из моих клиентов не нравилось тратить там свои деньги».

Гарлем тратил деньги в местных бутиках Дэппера Дэна или Эй Джея Лестера, но знаменитые магазины класса люкс располагались ниже по 96-й улице. Старейший универмаг Америки Lord & Taylor стал первым универмагом на Пятой авеню в 1914 году.

Пятая авеню была меккой изысканного шопинга: Bloomingdale’s, Bergdorf Goodman, Henri Bendel и Saks Fifth Avenue – все в нескольких минутах ходьбы – и такие бутики, как Cartier и Tiffany & Co., которые стали крупнейшим местом шопинга и точкой притяжения кинофилов после выхода «Завтрака у Тиффани» в 1961 году. Пересечение Деланси-стрит и Орчард-стрит было райским уголком для любителей ранней уличной моды в стиле хип-хоп. Мэдисон-авеню, расположенная в двух шагах от Пятой авеню, привлекла внимание, когда в 1993 году в этот район переехали Barneys New York. Эта любимая площадка модных инсайдеров стала первым магазином в США, в котором был представлен Giorgio Armani. Barneys специализировались на поддержке начинающих дизайнеров – Comme des Garçons, Мартина Маржела, Дриса Ван Нотена, Энн Демельмейстер, Йоджи Ямамото и Рика Оуэнса, – и каждый поход по магазинам заканчивался салатами и картофелем фри стоимостью 30 долларов в ресторане Freds.

Поняв, что у Louis Vuitton нет того, что ему нужно, Дэппер Дэн отправился в соседний магазин Gucci, чтобы купить саквояжи и сшить из них куртку. Рассматривая вешалки, он был поражен изящным логотипом итальянского дома. «В те дни логотипы брендов оставались скрытыми на внутренней стороне одежды, словно секрет». Это резко отличалось от запросов его клиентов, которые не хотели тихой роскоши. Они воспринимали логотипы как королевский герб, нечто, что можно с гордостью демонстрировать. Видимые логотипы свидетельствовали о престиже и означали, что владелец может позволить себе потратить на одежду целое состояние. То, что значил для британской монархии статный лев-страж в короне святого Эдуарда, для клиентов Дэппера Дэна олицетворяли переплетающиеся двойные G от Gucci или монограмма Louis Vuitton. Логотипы символизировали мощь, силу и авторитетность. Репутация имела первостепенное значение для тех, кто занимался сомнительными видами деятельности, такими как торговля наркотиками и сутенерство. Сам факт ношения дорогой одежды – без риска быть ограбленным – означал, что ее владелец был кем-то уважаемым и с ним не стоило связываться. Возможность показать такой мачизм стоила того.

Дэппер Дэн стал самопровозглашенным «отцом логомании» и создавал изделия на заказ с показным брендингом, которые нравились его молодым чернокожим покупателям. Он сам освоил процесс шелкографии, чтобы иметь возможность создавать логотипы всех брендов класса люкс: Louis Vuitton, Gucci, Fendi, MCM. Дэп сделал из знаков отличия роскоши то же, чем для хип-хопа были сэмпл-флипы. Смешиваем, нарезаем и создаем что-то знакомое, но в то же время новое. Магазин был открыт 24 часа в сутки 7 дней в неделю: это идеально подходило обитателям преступного мира или ночной толпе, покидающей вечеринку, клуб или шоу в близлежащем театре «Аполло». Еще до того, как стать знаменитыми, такие рэперы, как Jay-Z и Fat Joe, совершали паломничество в магазин Дэпа.

Квинтэссенцией одежды Дэппера Дэна стало двустороннее пальто Louis Vuitton из мягкой норки с внутренней стороны. Его размеры были универсальными (снимать мерки было необязательно), и он часто добавлял специальные аксессуары, которые нравились его клиентуре и повергли бы в шок старые модные дома. Например, он вшивал пуленепробиваемую подкладку в шляпы и одежду или делал очень глубокие карманы для хранения огнестрельного оружия.

«Мои клиенты хотели окупить свою власть,

у них не было необходимости носить что-то, выполненное в цветах, которые им не нравились, в размерах, которые им не подходили, сшитое кем-то, кто не нашел времени познакомиться с ними и понять специфику их жизни. В бутике Дэппера Дэна им не приходилось идти на компромисс. Одежда не только позволяла им хорошо выглядеть, но и заставляла их хорошо себя чувствовать, когда они ее надевали».

Сшитый на заказ костюм от Дэппера Дэна мог стоить десятки тысяч долларов, поэтому цена была препятствием для входа, когда хип-хоп был еще молод (и беден). «Моя одежда была дорогой, а на заре хип-хопа у рэперов не было таких денег, как у мошенников и спортсменов, – объяснил Дэп. – На заре своей карьеры рэперы были такими же, как все мы в этом районе, равнялись на местных дельцов. Они хотели одеваться как эти дельцы». Среди известных клиентов был наркоторговец Альпо Мартинес, который приобрел изготовленную на заказ парку Louis Vuitton, которая позже была воспроизведена для будущих рэперов, таких как Cam’ron и Френч Монтана. Боксер Майк Тайсон привел в магазин еще не известную Наоми Кэмпбелл. По мере распространения информации о Дэппере Дэне – особенно после того как Тайсон, как известно, избил Митча Грина возле магазина в 1988 году и хип-хоп стал более прибыльным – рэперы становились постоянными клиентами, которые могли позволить себе ходить по магазинам. LL Cool J был одним из самых больших фанатов Дэпа – например, он обладал красно-белой курткой Gucci, которую он приобрел в 1986 году. LL Cool J вспоминал, что магазин Дэпа был гостеприимным пристанищем для рэперов. «Иногда стучишь в ворота посреди ночи или, например, просто поднимаешься и кричишь: “Йоу, Дэп! Йоу, йоу, йоу”. И он появляется из ниоткуда, – рассказывал он. – Мы платили наличными, давали ему деньги, чтобы он сделал все побыстрее. Там была потрясающая атмосфера, будто что-то вроде «Slow Down» Брэнда Нубиана играло на заднем плане. В этом опасном мире именно там мы чувствовали себя по-настоящему в безопасности».

Дуэт Eric B. & Rakim носил куртки Gucci, созданные Дэпом на заказ для обложек двух его альбомов, Paid in Full 1987 года и Follow the Leader 1988 года, которые вывели бренд Дэппера Дэна за пределы знающей клиентуры. Келефа Санне, автор и обозреватель The New Yorker, сказал: «Это были куртки Gucci, непохожие ни на какие куртки от Gucci, которые вы когда-либо видели. И они не похожи ни на какие куртки от Gucci, которые когда-либо видели сами Gucci». В то время не было лучшего исполнителя, чем Раким. У лирического виртуоза были сложные рифмы, произносимые с самурайской точностью. «I came in the door, I said it before / I never let the mic magnetize me no more[8]», – зачитывал он в треке «Eric B. Is President», одном из самых известных вступлений хип-хопа. «Подобные песни появляются, может быть, пару раз в десятилетие, и немногие из них остаются с вами так надолго, как мастерские тексты этого дуэта», – похвалил их Брайан Коулман в книге «Проверьте технику». Игра слов Ракима и плавная интонация, которую можно сравнить с бархатом или патокой, подняли ставки для всех рэперов. Он как будто сказал: «Забудьте об однотипных песнях для вечеринок, давайте посмотрим на ваши рифмы». Напыщенность Эрика Би и использование фанковых сэмплов, особенно в «I Know You Got Soul», положили начало увлечению хип-хопа использованием сэмплов Джеймса Брауна. Paid in Full впоследствии будет отмечен как один из самых оригинальных хип-хоп-альбомов. Настоящий хип-хоп обладал мастерством и стилем – и одевался в одежду от Дэппера Дэна.

Творения Дэпа были особенно привлекательны для артистов, которые хотели рекламировать свои сценические имена наряду с люксовыми логотипами. Биг Дэдди Кейн получил от Дэпа велюровый костюм Louis Vuitton, сшитый на заказ, с надписью «KANE» на груди. На куртках Eric B. & Rakim сзади золотыми буквами были выгравированы их имена. Эти индивидуальные образы были театральными и идеально подходили для фотосессий артистов, живых выступлений и съемок музыкальных клипов. Salt-N-Pepa носили одинаковые полихромные кожаные куртки – одну с надписью «SALT», а другую с надписью «PEPA» в музыкальном клипе «Push It!» в 1986 году, ссозданные Кристофером «Плеем» Мартином из Kid ’n Play в студии Дэппера Дэна. Песня «Push It!» с ее фанковой синтезаторной линией и сексуальным подтекстом стала претензией группы на гимн развратных вечеринок. Сандра «Пепа» Дентон отметила, что куртки стали таким же знаковым символом, как перчатка Майкла Джексона.

Дэппер Дэн был увековечен более чем в сотне хип-хоп-песен 1980-х и последующих годов, и его имя появилось на слуху даже у тех, кто находился далеко за пределами его кругозора. Одно из ранних упоминаний относится к 1989 году, когда Kool G Rap назвал Дэппера Дэна по имени в песне «Men at Work», лирическом нападении с игрой слов, метафорами и дерзостью, подчеркнутой скретчем DJ Polo: «Если бы я был Gucci, то ты был бы Дэппером Дэном». За этим последовал непринужденный трек Showbiz и A.G. «Diggin’ in the Crates» в 1991 году: «Расстраивайся, как Бастер поступил с Тайсоном / Это не входило в планы, и он все еще мой парень / Ведь он избил Митча Грина возле бутика Дэппера Дэна».

Любовь хип-хопа к Дэпу вышла за рамки одежды. Дизайнер объединил высокую моду с автомобилями – нередко можно было увидеть «Бентли», «Мерседес-бенц» и «Роллс-ройсы», припаркованные вдоль его квартала, – и украсил интерьеры автомобилей логотипами роскошной моды. «Роскошные автомобили всегда были атрибутом дельцов, дорогими статусными символами богатства и власти, – сказал Дэп. – Я хотел придать интерьерам этих статусных символов еще больший символизм». Он припарковал свой бордовый «Бенц» (с бежево-бордовым принтом Gucci) и вишнево-красный джип Wrangler (обитый белой кожей с вишнево-красным принтом MCM) возле магазина в качестве рекламы, идеально подходящей для фотографирования. В 1988 году Биг Дэдди Кейн позировал у джипа с группой покупателей в куртках Gucci и MCM, сшитых на заказ. В 1989 году LL Cool J позаимствовал джип Wrangler для своего музыкального клипа «Big Ole Butt». В тексте дерзкой песни о преследовании женщин с большими деньгами, было несколько отсылок к джипу, а в клипе рэпер с друзьями подъезжают к игровой площадке со сногсшибательными красотками на кастомизированной машине.

Точно так же, как хип-хоп изначально был отвергнут как молодой музыкальный жанр, мода Дэппера Дэна получила негативную реакцию со стороны старшего поколения. Он объяснял: «Чернокожие из среднего класса ничего не покупали. Они отнеслись ко мне пренебрежительно. Я помню, в Морнингсайд-парке мы устроили самую большую вечеринку в городе. Пришли все отовсюду. И я проходил мимо и услышал, как кто-то сказал в микрофон: “Дэппер Дэн в своем поддельном Gucci”, – как будто я был посмешищем. Это было унизительно. Многие люди не понимали, что я делаю».

Представители роскошных домов тоже не понимали, что он делает, но они знали, что им это не нравится. Louis Vuitton был первым брендом, который напал на бутик Дэппера Дэна. «Однажды группа вооруженных следователей просто вошла и начала снимать одежду с вешалок, как будто она принадлежала им, – сказал он. – Юрист вручил мне их документацию, объяснив, что это конфискация из-за нарушения торговой марки Louis Vuitton… Они начали складывать все, что я сделал, на чем был логотип Луи, в мешки для мусора и выносить на улицу».

Вопрос о том, что считать воровством в индустрии моды, очень размыт. Существует множество различий и нюансов между любовным преклонением, вдохновением и бесстыдным плагиатом.

Согласно журналу Women’s Wear Daily, в мире моды и даже в отношении других товаров существуют тонкие – очень тонкие – различия. Как правило, подделка, по сути, идентична оригинальному продукту и является незаконной. Копия похожа на оригинальную вещь, но не идентична ей. Ключевой момент заключается в том, будет ли подделка настолько близка к оригиналу, что покупатель будет введен в заблуждение относительно того, кто изготовил товар.

Работы Дэпа, возможно, находятся где-то между контрафактом и подделкой, но его проекты уникальны и зачастую стоят дороже люксового оригинала. Любой поклонник моды может отличить щеголеватое творение Дэна от строгого исходного материала. Его проекты были гораздо более броскими, с преувеличенными логотипами и силуэтами – такое люксовые дома просто не выпускали.

Тем не менее он знал, что для его действий возможны юридические последствия. «Думал ли я, что могу получить по заслугам от брендов за использование их логотипов? Да, такая мысль приходила мне в голову. Я осознавал риск, но вы должны понять, в душе я игрок. Все время, пока я был в бизнесе, я повышал ставки».

Рейды стали регулярным явлением: их проводили Louis Vuitton, Gucci, MCM. «Они просто продолжали совершать набеги. Они делали меня банкротом». Смертельный удар был нанесен оттуда, откуда не ждали: помощником судьи Верховного суда Соней Сотомайор. В 1992 году Сотомайор была юристом в Pavia & Harcourt и представляла итальянский дом роскоши Fendi. Дэп запомнил ее как «очень сердечную» и профессиональную женщину, поскольку она документировала улики и наблюдала, как следователи конфисковывали его товары. Но одна вещь привлекла даже ее внимание: длинное кожаное пальто Fendi из плонже черного цвета с шалью, созданное для рэпера Биг Дэдди Кейна. Она восхитилась мягким, царственным дизайном. «Вау, этот парень действительно принадлежит центру города», – сказала она.

Тем не менее Fendi подали на Дэппера Дэна в суд и успешно выиграли дело о нарушении прав на товарный знак, несмотря на его утверждение, что его дизайн был «интерпретационной данью уважения». В целом это стоило ему товаров и оборудования на сумму примерно в четверть миллиона долларов. Он был разорен в финансовом отношении и истощен эмоционально. «Я ругался с самим собой по поводу того, чего достиг с бутиком. Я знал, что оказал большое влияние, но стал ли я хоть немного ближе к тому, чего действительно искал? – задавался он вопросом. – Я устал бороться. Я больше не хотел владеть магазином». В 1992 году он закрыл бутик и на несколько лет ушел в подполье. Пройдут десятилетия, прежде чем он вернется и вернет роскошь в Гарлем.

Глава 2

Законы о роскоши

У роскоши нет единого определения. Со временем этимология этого слова эволюционировала от излишества и пышности к запретному чувственному удовольствию и к современному определению желанной экстравагантности, эксклюзивности и высокой цены. Слово «luxury» первоначально происходит от латинского слова «luxus», означающего «изобилие», и «luxuria», означающего «чрезмерный рост» или «оскорбительность». Французское «luxe» добавило к этому значению «богатство» и «потворство».

А английское «luxurie» обозначает похотливость и сексуальную распущенность. Роскоши присуща двойственность, поскольку она меняется в зависимости от времени и культуры. Она олицетворяла и богатство, и социально-экономический успех, – идеалы, столь желанные и прославляемые в современном американском капитализме, – и гедонистическое потребительство, крайне расточительные траты и вопиющий декаданс, которые намного превышали базовый уровень потребностей.

Со времен Древней Греции и Рима общество пыталось регулировать доступ к предметам роскоши с помощью законов о роскоши – любых нормативных актов, направленных на ограничение расходов на еду, напитки, одежду и личные вещи, – чтобы предотвратить расточительность и, что более важно, отличить членов королевской семьи и один процент богатого населения от простолюдинов. До появления дизайнерских лейблов и логотипов социальный статус можно было обозначить с помощью чего-то настолько простого, как ткань или даже оттенок одежды.

В 1363 году парламент Англии ввел Статут о питании и одежде (англ. Statute Concerning Diet and Apparel), устанавливающий допустимые цены и ткани для каждого класса общества, включая слуг, ремесленников, духовенство и рыцарей. Социальное восхождение было строго запрещено. При Эдуарде IV особые законы ограничивали ношение таких нарядов, как соболиный мех, «золотая ткань» и пурпурный шелк, лицами, имеющими статус рыцаря или лорда и выше. «Связь цвета с роскошью изначально проистекает из его связей с королевской семьей, – писала Вероника Хайланд в книге “Дресс-код: открываем моду от нового образа до тысячелетнего розового”. – Почти у каждой цивилизации были какие-либо сумптуарные законы[9], связанные с одеждой, многие из них касались цвета и оставляли более яркие оттенки для граждан более высокого класса. Естественно, это только делало определенные цвета более желанными и вызывало беспокойство о статусе».

Фиолетовый издавна ассоциировался с королевской властью. Если бы в Древнем Риме Pantone выбирали бы цвет года, это был бы тирский пурпур. Император Юлий Цезарь носил тоги этого глубокого красновато-фиолетового оттенка, изготовленные с помощью дорогой краски, полученной из высушенных желез морских улиток, и запрещал другим использовать свою цветовую палитру. Как гласит легенда, царь Мавретании Птолемей был казнен за то, что осмелился надеть пурпур, чтобы посетить императора Калигулу в Риме в 40 году нашей эры. Буквально убийственная мода. Неудивительно, что американский дизайнер Ральф Лорен приберег свои самые высококлассные предложения для коллекции Purple Label. Когда Jay-Z праздновал свое превращение из рэпера в президента Def Jam Records в 2005 году в песне «Dear Summer», он зачитал строчки о том, что носит изысканную линию тканей премиум-класса и со вкусом подобранный бренд: «Дерьмо фиолетового лейбла со спрятанным логотипом».

Сумптуарные законы часто выдавались за проповеди общественного блага и поддерживали классовое расслоение ради элит. В Англии королева Елизавета I издала несколько прокламаций на тему «избыточности одежды» и того, как это приводит к тщеславию, перерасходу средств и преступности со стороны неимущих. В ее королевской прокламации от 5 июня 1574 года, в частности, говорилось, что роскошь привела к «явному упадку всего королевства». В американских колониях также существовали сумптуарные законы, регулирующие такие атрибуты одежды, как шелк, кружева, рукава с разрезами, пуговицы и шарфы. В 1651 году Генеральный суд Массачусетса, законодательный орган колонии, объявил «крайнее отвращение и неприязнь» к мужчинам или женщинам, которые одеваются выше своего социального положения. В 1662 году дополнение к закону содержало предупреждение о том, что одеваться выше своего ранга было святотатством и разжигало моральные опасения по поводу того, что нарушители испорчены и изнежены.

На чернокожих людей в Америке распространялись дополнительные правила, связанные с одеждой, которые дискриминировали по расовому признаку до и после обретения страной независимости. «Одежда была важным и сразу заметным признаком социального статуса», – писала историк текстиля и куратор Мэдлин Шоу в книге «Рабская ткань и рабы одежды: мастерство, торговля и промышленность». Одежда эффективно отличала порабощенных людей от свободных. Порабощенные рабочие получали большую часть своего гардероба, если вообще не весь, в качестве пособия от своих владельцев, и иногда они кроили и шили его самостоятельно. Эта одежда была изготовлена из различных видов текстиля, в зависимости от долговечности, географии и экономических факторов, в том числе: оснабурга, или оснабригса, грубого неокрашенного льна или пеньки; каразеи, саржевого переплетения ткани, изготовленной из шерсти; и линси-вулси, смеси льна и шерсти. Большинство тканей не красили, но оснабург продавали в однотонной расцветке (натуральный небеленый или белый, коричневый или синий) или в расцветке в полоску. Рабам в домах высшего класса разрешалось носить более модную одежду, однако они должны были понимать, что они не имеют на нее права собственности. Как писали Джорджио Риелло и Улинка Рублак в книге «Право одеваться: сумптуарные законы в глобальной перспективе, 1200–1800 гг.», «белые сохранили за собой власть определять, что является чрезмерным в одежде, и, следовательно, могли создавать правила по своей прихоти».

Эти законы предполагали, что если чернокожие люди одевались выше своего положения, то они использовали для этого грязные деньги, добытые обманом, – предвестие расового профилирования и агрессивной полицейской активности в отношении чернокожих покупателей в люксовых магазинах в будущем. Законы, известные под общим названием «кодексы рабов», были направлены на контроль и ограничение автономии и мобильности порабощенных людей. Закон Южной Каролины 1740 года о лучшем упорядочении и управлении неграми и другими рабами кодифицировал дресс-код. В частности, он гласил: «И в то же время многие рабы в этой провинции носят одежду, намного превосходящую положение рабов, для приобретения которой они используют дурные и порочные методы». Закон, также известный как Закон о неграх, был намеренно бесчеловечным и «разрешал, наделял полномочиями и требовал» от любого свободного человека конфисковывать оскорбительную одежду у порабощенных по своему желанию. Интересно, что исключение было сделано для мужчин и мальчиков, работающих ливрейщиками. Поскольку эти рабы были публичным продолжением своих хозяйств – они были собственностью и символом статуса, – они должны были выглядеть презентабельно, чтобы поддерживать репутацию в обществе.

Доктор Джонатан Майкл Сквер, писатель, историк и куратор моды и визуальной культуры афро-диаспор и доцент кафедры визуальной культуры чернокожих в Школе дизайна Парсонса, объяснил мне, что связь между роскошной модой и идентичностью чернокожих берет начало еще в XVIII и XIX веках. «Негативный стереотип, относящийся к людям африканского происхождения – особенно людям, которые были порабощены, и их потомкам, – один из бесконечного множества негативных стереотипов, заключается в том, что мы часто ассоциируемся с бедностью и дефицитом. И один из способов, с помощью которого чернокожие люди боролись с этим стереотипом, – это попытка переписать сценарий и ассоциировать себя, свою идентичность, свою самопрезентацию, свои бренды с изобилием и богатством». Это важно для понимания склонности хип-хопа к роскоши как сложного социального и культурного феномена. Современный материализм можно рассматривать как ответ на историческое отсутствие собственности. «Мода всегда была важной частью идентичности хип-хопа, потому что мода всегда была важной частью идентичности чернокожих в Америке, – сказал Саша Дженкинс, режиссер документального фильма “На стиле”. – Потому что когда у вас нет особого контроля над тем, где вы можете закрепиться в обществе, над вашим финансовым положением, над вашим образованием, единственное, что вы можете контролировать, – это то, как вы выглядите».

Выживание в Америке зависит от внешнего вида, и это тем более верно для цветных людей, иммигрантов и других маргинализированных групп, которые лишены привилегии произвести второе впечатление. «Мы выносим суждения о человеке, основываясь только на его внешности, менее чем за одну секунду, – писала доктор Каролин Майр в “Психологии моды”. – Одежда – это наша вторая кожа; она прилегает к нашему телу и становится частью нашей индивидуальности». У кандидата на работу в идеально сидящем костюме от Тома Форда больше шансов быть принятым, чем у его коллеги в плохо сидящей подделке. Ношение грязных кроссовок (на самом деле грязных, а не потрепанных модных Balenciaga за 600 долларов) наводит на размышления о жизни владельца, его самооценке, здоровье и гигиене.

Поговорка «встречают по одежке» воплощает в себе понимание одежды как инструмента социальной мобильности. «Многие американцы с низкими доходами не могут позволить себе выглядеть как американцы с низкими доходами, – объяснил доктор Питер Убел, врач и специалист по поведению в Университете Дьюка. – Трудно привлечь романтического партнера, если ты выглядишь как неудачник. Трудно получить хорошую работу, если ты появляешься на собеседовании, выглядя как человек, который никогда не работал. И чем более экстремальным становится неравенство в доходах, тем большее давление испытывают люди, стремясь создать впечатление, что они поднялись вверх по социальной лестнице». Мода может сигнализировать об успехе еще до того, как он материализуется, и идея манифестации или «притворяйся, пока не добьешься успеха» (англ. fake it till you make it) популярна в хип-хопе. «Городскую молодежь всегда привлекает мода, потому что это выражение устремлений, – сказал Андре Леон Тэлли, главный редактор журнала Vogue, в фильме “На стиле”. – У многих людей, которые занимаются хип-хопом, есть устремления».

Термин «люксовая мода» – это обобщающая концепция, которая включает в себя прет-а-порте (готовую одежду), одежду на заказ и, в конечном счете, от-кутюр, высокую моду. «Haute couture» – это охраняемый законом термин, который переводится как «высокое шитье» и относится к одежде, сшитой на заказ, ручной работе, безупречно изготовленной квалифицированными мастерами с использованием материалов и тканей высочайшего качества. От-кутюр зародилась во Франции в конце XIX века и строго регулируется французским правительством. Согласно Vogue, от-кутюр – это «мода в ее самом утонченном проявлении» с акцентом на дизайн и инновации. Британский дизайнер Чарльз Фредерик Уорт, известный историкам как «отец от-кутюр» и «первый кутюрье», открыл первый Дом кутюр по адресу: дом номер 7, улица Рю-де-ла-Пе, Париж, в 1858 году. Однако любовь страны к моде восходит к XVII веку и Людовику XIV, который носил невероятные эпатажные фасоны, включая знаменитые туфли на высоком красном каблуке (задолго до того, как дизайнер Кристиан Лубутен запатентовал свои фирменные туфли на шпильке с красной подошвой).

Самопровозглашенный Король-солнце был павлином, любившим роскошь. За время своего рекордного семидесятидвухлетнего правления Людовик XIV превратил Версальский дворец из полуразрушенного охотничьего домика в роскошный и богато украшенный бастион моды, искусства, музыки и роскошного образа жизни. Мода была источником национальной гордости и экономической мощи, пропагандирующей возвышенные вкусы Франции. Он расширил швейный и текстильный секторы страны, создал регулируемые рабочие гильдии и превратил моду в прибыльную статью экспорта. Как говорил его министр финансов Жан-Батист Кольбер, мода была для Франции тем же, чем были рудники Перу для Испании. Людовик XIV позиционировал Францию как мировой центр высокой моды – этот статус она удерживает и по сей день.

Высокая мода была аналогична покупке уникального художественного шедевра.

Происхождение, родственные связи и деньги определяли возможность войти в этот мир, и поэтому мода была предоставлена самым взыскательным покупателям – членам королевской семьи и светским львам и львицам. Федерация высокой моды (фр. Fédération de la Haute Couture et de la Mode) является руководящим органом, осуществляющим надзор за французской модой, и только дома, которые ежегодно утверждаются Синдикатом высокой моды, который был основан в 1868 году, могут носить название Дом кутюр.

Дом кутюр традиционно состоит из двух частей, одна из которых посвящена пошиву одежды (flou), другая – пошиву костюмов и пальто (tailleur). Посадка имеет первостепенное значение, и поэтому проводится серия примерок с клиентом для внесения мельчайших изменений. 23 января 1945 года термин «haute couture» стал юридически зарегистрированным. Чтобы претендовать на это звание, члены кутюр должны соответствовать критериям, которые меняются со временем: шить по индивидуальному заказу для частных клиентов; иметь ателье (мастерскую) в Париже, в котором работают двадцать штатных сотрудников и не менее двадцати технических специалистов, занятых полный рабочий день; два раза в год (в январе и июле) представлять коллекцию, состоящую не менее чем из двадцати пяти оригинальных дизайнов, на Неделе моды в Париже. По данным Федерации высокой моды, в 2023 году насчитывалось шестнадцать официальных дизайнеров от-кутюр: Аделин Андре, Александр Вотье, Алексис Мабиль, Бушра Джаррар, Шанель, Диор, Франк Сорбье, Джамбаттиста Валли, Живанши, Жан-Поль Готье, Жюльен Фурнье, Мезон Маржела, Мезон Раби Кайруз, Маурицио Галанте, Скиапарелли и Стефан Роллан. Среди приглашенных участников были такие развивающиеся бренды, как Gauchere (основан в 2013 году) и Koché (основан в 2015 году).

Как объяснила Робин Гиван в «Битве за Версаль», клиенты исторически поддерживали тесные отношения с vendeuses[10], которые выполняли функции привратников, консультантов и менеджеров проектов, отслеживающих продвижение одежды через ателье. Vendeuse знала о социальных кругах и иерархии и была предшественницей сегодняшних знаменитостей и инфлюенсеров, занимающихся рекламой модной одежды. На создание платья от-кутюр могло уйти более восьмисот часов, а расходы ложились на потребителя. Стоимость повседневной одежды, сшитой по индивидуальному заказу, могла начинаться с 10 000 долларов, в то время как платье с замысловатой вышивкой обходилось в несколько сотен тысяч долларов. Это были ценные инвестиции. «От муслина до конечного продукта одежда изготавливается вручную: вышивка бисером и перьями изготавливается группой ремесленников, которые учились своему делу на протяжении поколений, – писала Гивхан. – Это не одноразовая мода. Клиенты хранят одежду годами, часто слегка изменяя ее, чтобы придать ей свежести».

Высокая мода была по-настоящему художественным начинанием, делом любви. «Кутюр – это эмоции. Кутюр – это свобода. Кутюр не думает о ценах и не думает о сумасшествии, – сказал Риккардо Тиши, на тот момент дизайнер Givenchy. – В кутюр вы можете делать все, что захотите».

Люксовая мода была не пунктом назначения, а путешествием. По мере того как хип-хоп рос и расцветал в течение следующих нескольких десятилетий, менялось и его отношение к роскоши. От покупки в магазине до пошива на заказ и, в конечном счете, от-кутюр, рэперы однажды должны были стать лицами высокой моды. Приближалась эра рэп-нуворишей.

Глава 3

Каждый день я верчусь

Когда ты видел этих парней, проезжающих мимо на своих машинах с девушками в мехах, это выглядело действительно великолепно. Они были похожи на местных супергероев.

– LL Cool J

Вечеринка была в самом разгаре, и все взгляды были прикованы к имениннику Джеральду «Принсу» Миллеру и его команде. На сцене они пританцовывали, смеялись и наслаждались жизнью. Грэндмастер Флэш и песня The Furious Five «The Message» заполнили комнату: «Иногда это похоже на джунгли. Это заставляет меня задуматься, как я удерживаюсь от падения». Это были Supreme Team, и они были далеки от падения. На тот момент. В 1985 году их преступная жизнь окупилась сторицей. Хорошее спиртное лилось рекой. Косяки передавались как конфеты. Все были нарядно одеты. Принс был в сланцево-сером костюме, который отливал люминесцентным блеском при свете прожекторов, а его шею украшали цепочки, действительно достойные принца. Кеннет «Supreme» Макгрифф, его дядя и основатель когорты, был одет в красивый белый костюм для отдыха (а-ля Тони Монтана из «Лица со шрамом»), контрастирующий с бордовой рубашкой в полоску. В толпе подросток с района с благоговением наблюдал за происходящим. Было темно, но под его фирменной кепкой Kangol можно было узнать LL Cool J. Рэпер выпустил свой дебютный альбом I Need a Beat, но здесь, в окружении легенд, он с таким же успехом мог быть просто фанатом.

«Я помню, как ходил на некоторые из этих вечеринок. Я также помню, что в то время не мог приблизиться к сцене, потому что туда невозможно было пробиться. Так что я оставался в толпе, зная свое место», – вспоминал он в документальном фильме «Supreme Team» (исполнительный продюсер – рэпер из Квинса Нас). LL Cool J ездил на велосипеде из своего жилого района Сент-Олбанс, Квинс, в близлежащую Саут-Джамейку, чтобы присутствовать при этом действе. Это был короткий отрезок пути – десять минут, если ехать по бульвару Фош, и тринадцать минут по бульвару Линден, – но когда он добирался, он видел совсем другой мир. «Я просто был там, просто смотрел, что они делают. Они были самыми большими и значимыми фигурами. Что касается меня, то, поскольку я всегда был амбициозен, меня тянуло к таким персонажам».