Моя любимая тень бесплатное чтение

Глава 1

«Мне кажется, я слышу твой голос… Иногда он вместе с шелестом листьев шепотом спускается с крон деревьев, порой сливается с пением птиц, но все чаще я слышу его где-то позади. Бывает, ты зовешь меня так громко, что я вздрагиваю. Но каждый раз, оборачиваясь в надежде увидеть твое лицо, передо мной всплывает никем не потревоженный пейзаж.»

 Еще одна запись в дневнике: разные слова, но всегда одни и те же мысли. Мне хотелось добавить – «мне так тебя не хватает, я не могу без тебя», но рука остановилась, вдавив жирную точку. Это ложь. Если я все еще живу, то значит могу, хоть каким бы трудным ни было это испытание.

 Один умный человек сказал – «детство – это пора бесправия». Мое детство было не таким – я всегда сама решала, по какой дороге двигаться, какими людьми себя окружать, кого любить. Но даже при всей свободе выбора, иногда преградой становится обыкновенный случай, который не оставляет тебе и шанса что-либо изменить.

 «Я люблю тебя», – прошептала я своему дневнику, который был для меня нечто большим, чем просто блокнотом с кучей записей. Моя исповедальня, склад для слез, место, где я могла поговорить с ним.

 Отложив в сторону тетрадь, которая всем своим видом говорила о том, что пережила она и скитание от сумки до сумки, и не одну чашку пролитого на ее белоснежные страницы кофе, и бесконечный поток слез, я достала из рюкзака булку с изюмом, которую купила несколько часов в кофейне недалеко от дома, и принялась крошить под ноги, наблюдая, как прожорливые голуби сбегаются к скамейке, окружая меня пернатым обществом.

 Это был тот самый день весны, когда душа поет серенады, а тело наслаждается теплым бодрящим воздухом, впитывая первые, еще не зрелые лучи солнца.

 Напротив меня, на соседней скамейке, сидели в обнимку девушка и парень. В столь раннее утро, в парке было тихо – я специально приходила сюда еще до завтрака, чтобы побыть наедине со своими мыслями, надеясь, что не встречу здесь влюбленных парочек. В какой-то мере, я даже их боялась и нарочно избегала вида, который как назло уже маячил перед глазами (парень вовсю тискал девушку, и они целовались так, будто хотели съесть друг друга), но в этот раз, мне не удалось спрятаться.

 Куда бы я не пошла, везде одна и та же картина. Весной люди не стесняются своей любви. И стало привычным, когда они беззаботно выражают свои чувства прямо на улице. Одних это умиляет, других раздражает – а меня… Я бы хотела сказать или думать, что меня подобное не трогает, но как же не хотелось врать самой себе.

 Опустив от безысходности руки на колени, выбрасывая последние крошки хлеба на асфальтовую дорожку, я провела пальцами по белым неровным шрамам на своем запястье. Прошло уже больше двух лет, а они все равно отзывались ноющей болью при каждом касании, будто говорили – ты никогда не сможешь забыть это, не старайся.

 Я и не старалась, но те, кто окружал меня, делали это с усердием. В моей квартире не было ни одной фотографии, напоминающей о прошлом: мама старательно в свое время упаковала их в коробку и выбросила в мусорное ведро, папа порвал все мои рисунки и молотком раздолбал набор еще незаточенных карандашей. Этот акт инквизиции они проделали на моих глазах. С тех пор для моего юношества наступила пора бесправия.

Глава 2

«Мне кажется, я схожу с ума. Я вижу твое лицо даже во сне. Все чаще, от него веет холодом. Лишь изредка, перед самым пробуждением, ты печально улыбаешься мне напоследок, и в этот самый момент я , наконец, решаюсь нарушить тишину, но твой образ растворяется, словно уплывающая тень с восходом солнца. Мне не хватает тебя.»

 Металлическая ложка звонко скользила по краям тарелки, создавая имитацию приема пищи. Я надеялась, что родители уйдут на работу еще до того, как решат проверить, не зря ли они готовили завтрак. Но мама, как всегда была слишком предусмотрительна.

– Ты опять ничего не ешь! – Закричала она рассерженно, – хватит ковыряться в тарелке, Марго! Я не уйду, пока не покажется дно!

 В ответ я молчала. Внутри моего тела давно образовалась пустота, которая не жаловала ничего, кроме пустоты. Вряд ли, если я расскажу своим родителям нечто подобное, они обрадуются.

– Что это у тебя? – Заворчала мама, хватая со стола помятую тетрадку.

– Дневник, – тихо вымолвила я, глазами моля о пощаде.

Она, резко выдохнув, нахмурила брови.

– Ты же знаешь, я не приветствую такие вещи. Займись лучше чем-нибудь полезным. А это, – она нервно потрясла дневник в руках, – выброси.

 Я забрала из ее рук свою последнюю отдушину и, под пристальным взглядом мамы, заботливо скрутила его в трубочку, спрятав между коленей.

– Доешь суп, – проскрипел ее голос, когда она поняла, что ее слова прошли мимо моих ушей.

 Если они могли сжечь все фотографии, порвать и выбросить мои рисунки, то с дневником к досаде моей матери, ничего сделать не получалось. Он был неприступен с тех самых пор, как психолог сказала, что в моей ситуации он даже полезен. Однако, за два года мое состояние не улучшилось, и мама уже начала сомневаться в пользе записей. Напротив, с каждым днем она будто убеждала себя, что если бы ей удалось порвать дневник в клочья, то я сразу же бы исцелилась.

– Чем ты сегодня планируешь заняться? – Спросила она, присев рядом, чтобы лучше разглядеть судьбу супа.

– Не знаю, – призналась я. Неделя каникул перед вторым семестром в университете. Мне в голову не приходило, что я буду чем-то заниматься, кроме как думать и вспоминать…

– Сходи в кино, на концерт, займи себя чем-нибудь!

– Хорошо, – отозвалась я еле слышно, со скрытой брезгливостью делая глоток холодного супа.

– Вот и отлично, – вставая из-за стола ответила мама, потирая руки. Я уже знала, что она собирается сделать – собрать со стола все режуще-колющие предметы и отправить их в шкафчик под замок. Делалось это всегда в моем присутствии со вздохами и стонами, чтобы в очередной раз напомнить, как трудно им пришлось после моих выходок.

 Убедившись, что я виновато опустила глаза, мама с достойным видом покинула кухню. Я облегченно вздохнула. Мой мир покинул последний странник.

Глава 3

«Мне кажется, ты где-то рядом, просто я не могу видеть тебя. Тебя никто не сможет у меня отнять».

 Когда-то я любила ночь. Она дарила вдохновение. Я помню себя сидящей у окна, в руках – белое полотно, на котором под тусклым светом маленького пластмассового фонарика прорисовывались наброски эскиза. Первые штрихи, скользящие линии, мягкий стержень карандаша, который начинал крошиться, едва на него надавишь, запачканные от растушевки пальцы. Я рисовала медленно, осторожно, наслаждаясь, как из-под моих пальцев выползали элементы того, что когда-то создавали великие архитекторы всего мира.

 Теперь это время суток стало моим врагом – я хотела спать, но не могла уснуть, а когда все же засыпала, больно щипала себя, чтобы открыть глаза. Я боялась забыть свою боль, что вдруг пропущу что-то важное – любое воспоминание, любую мысль о нем, и мои раны разом затянутся.

 На столе лежали две белые таблетки. Они напоминали два глаза неведомого мне существа, который говорил – съешь меня и забудь обо всем, погрузись в самый сладкий и приятный сон.

 Искушая меня изо дня в день, они появлялись ровно по часам – две таблетки, ни больше, ни меньше. Родители надеялись, что с помощью антидепрессантов смогут вернуть меня к жизни. Но, чтобы вылечить свою дочь, им пришлось бы вырвать ее сердце и высосать мозг.

 Я легла на кровать, закутавшись в одеяло. В наушниках играла вторая симфония Рахманинова. Вот он – мой короб без окон и дверей. Всего несколько деталей, которые, едва собрать их воедино, имели разрушительную силу – я нарочно погружала себя в прошлое с помощью того, что постоянно напоминало о нем.

 В одном из своих сонет Шекспир писал – «Нам говорит согласье струн в концерте, что одинокий путь подобен смерти». Человек одинок от рождения. Природа сделала его статуей с одним глазом, одной рукой и ногой. Достаточно для того, чтобы жить и на протяжение этой жизни искать свою вторую половину – с тем же глазом, ногой и рукой. Когда статуя становится целой, люди не приобретают счастье вдвойне, с этого момента у них начинается обычная нормальная жизнь. Но, что происходит, когда целостность нарушается? Одного глаза уже недостаточно, одна рука делает тебя беспомощным, а на одной ноге далеко не уйдешь. Человек возвращается к своему началу, понимая, что его надули еще в утробе, сотворив калекой. Можно попытаться найти подобный материал – похожую руку, того же цвета глаза и ногу одинакового размера, но для меня было все решено давно – пусть я буду лелеять свою боль, опираясь на костыли, нежели заменю свою душу деревянным протезом.

 Мысли продолжали лезть в голову, вытесняя импровизированные рассуждения, они были слишком неприятные, чтобы можно было их терпеть – как комары, подкрадываясь, жужжали где-то рядом. Ослабь немного оборону, и они вопьются в самые уязвимые участки, чтобы вдоволь напиться крови.

Я спрятала голову под подушку, закрываясь от этого мира, но там меня ждал иной – жестокий, выедающий не снаружи, а изнутри.

 Лежать сил больше не было – пришлось сходить на кухню, чтобы налить стакан воды. Таблетки я смыла в унитазе, когда возвращалась в свою комнату.

 Мне надо было отвлечься. Я не покидала его, я лишь ненадолго отступала, чтобы восполнить свои силы, а затем вновь бросалась в объятия своей кровоточащей раны.

 В моих руках оказалась книга. Родители не знали, чей это был подарок, иначе она давно бы заняла свое место в списке инквизиционных предметов. Архитектура Англии 17-18 веков. Я на миг представила, каким выглядел театр, со сцены которого декламировали сонет Шекспира. Несмотря на то, что английские архитекторы в то время сочетали в своих произведениях сразу несколько направлений, у них выработался свой собственный собирательный стиль – зодчество без четких границ, с выдержанной английской строгостью и холодностью. Вдруг захотелось нарисовать нечто подобное – здание со сдержанной роскошью, но мне запрещено было брать в руки карандаши. Оставалось – рыдать в подушку. Но красные опухшие глаза не обрадовали бы утром моих родителей. Единственное спасение – вспоминать....только самые приятные моменты. Нашу первую встречу…

 Три года и неделя назад. Первый успешно пройденный экзамен. Аня проспорила нам, говоря, что сдаст на четверку, но отнюдь не к нашему удивлению, ей поставили «отлично». Она всегда серьезно относилась к учебе, будь то самый из скучнейших предметов на свете, наша однокурсница была готова еще до того, как мы узнавали список вопросов к зачету. Я же уделяла время лишь тому, что находило отклик в моей душе, пуская остальное на самотек.

– Хорошо, хорошо, – держалась Аня из последних сил, – я проиграла и воздам вам должное.

– Ура! – Закричали мы хором, выходя из здания университета.

Катя, хитро нам подмигнув, перестроилась в ряд, где стояла провинившаяся.

– Как насчет похода в ближайший суши-бар?

Аня оценивающе взглянула на нас- три голодных рта не обойдутся одним сетом, а значит придется раскошелится по полной программе.

– Согласна, только не в самый дорогой ресторан.

У всех троих лица приобрели форму моченого яблока.

– А в дешевом тухлую рыбу подают, можно отравиться, – протянула Ксана, тут же вскользь упомянув, как месяц назад она отравилась не свежими роллами, и как ей пришлось запастись туалетной бумагой на неделю вперед. Это стало решающим нападением, потому что Аня была очень привередлива в выборе еды, и девушка сдалась без битвы.

 Мы шли, окрыленные успешной сдачей экзамена. Первые дни весны встречали нас радужным солнцем и игривым ветерком, который, дразня забирался под пальто, охлаждая жаркий пыл в молодых венах. Катька задорно визжала, заражая всех своим громким смехом, Аня мило улыбалась, Ксана хитро щелкала большими кукольными глазами по сторонам, а я, распустив волосы, пыталась флиртовать взглядом с каждым прохожим.

Мы чувствовали победу, для кого-то слишком легкую, но достаточную для того, чтобы не видеть перед собой больше никаких преград. Люди, идущие навстречу, тут же бросались в стороны, освобождая дорогу веренице счастливых молодых девушек.

 Мы оказались внутри небольшого, симпатичного на вид, японского ресторана. Стены украшали льняные полотна с большими иероглифами, они удачно сочетались с черными квадратными столиками на высоких стройных ножках, сидения же были нежнейшего бежевого цвета, а дизайн отличался строгими, резкими элементами.

– Отлично, – произнесла довольно Аня, сделав заказ на два сета, – должно хватить.

 Мы слегка раздосадованные, переглянулись. Все ожидали, что каждый закажет как минимум по одной порции любимых роллов, но чья лодка, тот и капитан – выбора нам не предоставили.

– Кто первый? – Начала Ксана, которая заняла место напротив меня. Она была невысокого роста, блондинка с круглым личиком и короткими вьющимися волосами. – Как насчет тебя, Марго?

Я хитро сверкнула зеленым глазами, оценивая, готовы ли мои собеседницы выслушать те нелепости, что я для них припасла.

– Мне попался неудачный билет, – начала я издалека, кокетливо скручивая в руке русую прядь волос, – основные направления в философии Конфуция. Все, что я помнила – одно единственное высказывание – «белый голубь не потому, что он белый и не потому что он чистый, а потому что он белый». – Посмотрев на своих собеседниц, я убедилась, что меня слушают внимательно. – Это помогло развить дальнейшую мысль. Конфуций – это древний китайский философ, прародитель конфуцианства, которая в свое время вытеснила из Азии даже буддизм. Его умозаключения были просты по природе, но в тоже время несли глубокий смысл. Я предположила, что он был из семьи бедняков, но потом решила, что образование в то время получали юноши только из знатных семей. Скорей всего он был из богатой семьи, но по какой-то причине жил бедно. О чем мог рассуждать образованный человек, живущий в таком несовершенном обществе, да еще и на правах обычного работяги? О справедливости, гуманности, равноправии, сострадании и искренности. Верно? Таким образом, я определи несколько веток его размышлений, а, если быть поточнее – размусолила текст на полторы страницы. В итоге, – я пожала плечами, словно произошло что-то само собой разумеющееся, – «отлично»!

 Девчонки дослушали мою речь до конца с серьезным видом, даже не пытаясь что-то сказать в ответ. Я поспешила закончить свой рассказ.

– А вообще, когда я села перед экзаменатором, то нарочно задрала юбку выше колена, мои руки постоянно теребили прядь волос, а при ответе я игриво покусывала губы и делала невинное выражение лица.

– Ха, ха, ха! – Раздалось тут же со всех сторон. – кто бы сомневался!

– Ну а ты, Ксана? – Обратилась я к ней.

Ксана поправила кофточку нежно голубого цвета и посмотрела на нас с таким видом, что она сделала пакость.

– Мне попался марксизм.

– О нет, – вдохнули мы разом.

– Да, да, – закачала она головой, – я начала с ленинизма, а закончила тем, что Маркс родился не под той звездой, что заведомо сулило ему провал во всех его делах.

 Она была астрологом-любителем, но любителем только потому что не брала за это деньги, в остальном ее наука не уступала по совпадениям и точности любому профессионалу.

– Катя?– Обратилась я к высокой брюнетке с короткой стрижкой. В это время нам принесли наш заказ и, когда первая порция роллов была прикончена, Катя, жуя рисовый комок, обмазанный зеленым хреном, заявила:

– Я просто посмотрела на него вот так, – она наклонила голову вниз, открывая исподлобья широкие черные глаза, которые незнакомому человеку, не зная ее доброго нрава, показались бы чересчур внушающими страх, – и он сдался. Со всеми бы это работало, – под конец посетовала она.

– Да ладно! – Отозвались мы.

– Я вам серьезно говорю – один мой хищный взгляд, и он задрожал, падая на колени.

Мы все закачали головами, хихикая.

 В тот момент, когда беседа достигла по шкале интересности своего пика, как назло, кто-то громко зашуршал в стороне – четверо молодых парней проскользнули мимо нас и направились к соседнему столику. Прямо передо мной стоял высокий парень, на вид 25-30, в короткой фетровой шляпе и черном классическом длинном тренче.

– О нет, вы только взгляните, – выпалила я, и все подруги разом обернулись, – да не пяльтесь вы на них так! –  Пытаясь урезонить своих сокурсниц, я мысленно ругала себя последними словами за то, что так эмоционально выразилась, но было уже поздно. Четыре пары глаз с удивлением и нескрытым любопытством уставились на парней, которые усаживались за соседний столик.

 Мой экземпляр снял длинный плащ, оголив порванные во всех доступных местах джинсы, а сверху виднелась плотно облегающая белая футболка.

– Он наверное мнит себя гангстером, – шепнула я, довольно хихикнув.

– Ничего себе, – отозвалась Ксана, – а выглядит шикарно!

– Никакого шика, – резанула Катя, – такие джинсы я и сама на досуге вырежу.

– А мне нравится, – поддержала Аня, – дырки-то фабричные.

Незнакомец смерил нас с высоты пьедестала хитрым взглядом и сел напротив своих товарищей.

– Какой-то он слишком надменный, не в моем вкусе, – забубнила Катя.

 Я улыбнулась, но промолчала, чтобы не спровоцировать нападки. Он мне понравился.

 Аня доедала оставшиеся роллы, я медленно через трубочку всасывала гранатовый сок, периодически стреляя глазами по соседнему столику. Этот парень был в нескольких шагах от меня и будь он самым глупым человеком на земле, все равно бы заметил, как мои движения смягчились, глаза засверкали, а на щеках появился легкий румянец.

 Все шло своим чередом, пока Аня не пискнула, нарушив идиллию трапезы.

– О нет! – Она принялась рыться в сумке.

– Что случилось? – Спросила я, понимая, что произошедшее как-то отразиться и на нас.

– Я забыла кошелек, – почти прорычала она, как будто в случившемся виноваты мы все.

– Посмотри получше, – обратилась к ней Ксана и стала помогать перебирать вещи.

– Точно забыла, – истощенно выдохнула пухленькая блондинка и сложила локти на стол, заливаясь бордовой краской.

 Мы смотрели друг на друга с вытаращенными глазами, у каждого в голове зрела мысль – что делать?

– Ну и, есть у кого-то с собой деньги? – Спросила катя, расслабленно наблюдая за всеми нами. Похоже, она надеялась, что все обойдется.

– У меня только на проезд, – проговорила я, шаркая по карманам.

– Ни копейки, – развела в сторону руки Ксана.

– Та же история,– заключила высокая брюнетка. -И что будем делать?

Все пожали плечами. Аня, без того чувствуя свою вину, начала уже всхлипывать.

– Нас посадят в тюрягу, припишут статью за воровство, – прочитала будущее Ксана по своим звездам.

– Да какое воровство! – Выпалила Катя, – дайте мне тарелку, и я верну им все обратно!

– Нет, это не дело – попыталась я всех осадить, – мы можем оставить в залог сотовые телефоны и сбегать за деньгами домой.

– А сколько позора притерпимся! – Округлила глаза Ксана.

– Ох, – послышался Анин стон.

Ксана попыталась блеснуть свежей мыслью.

– А может спонсоров найдем?

– Кого? – Мне захотелось прокричать это как можно громче, – здесь кроме нас и этих за соседним столиком никого нет!

Девчонки хитро переглянулись. Я поняла, о чем идет речь. Но нет, это не вариант.

– Нееееет, – протянула я.

– Ох, ох, – Аня продолжала прятать глаза под прядями длинный светлых волос.

Я выдохнула, пытаясь проанализировать ситуацию. Она была безвыходной. Возможно, позавтракать за счет тех парней – была не такая плохая идея. Тем более они выглядели словно могли накормить не только четырех голодных девиц, но и всех болельщиков Спартака.

– И кто пойдет? – Вызывающим тоном спросила я, оглядывая всех сидящих рядом.

Аня отпадала сразу – она страдала природной застенчивостью с детства.

– Я – пас, – буркнула Катя, – одарю их взглядом шальной львицы и парни убегут, еще и за них придется расплачиваться.

Она была чертовски права. Если этой девушке кто-то не нравился, она не умела этого скрывать.

– Я тоже как-то не очень, – зажеманничала Ксана, – я слишком много болтаю и не по делу.

Я засмеялась горловым истерическим смехом. Ну конечно, как иначе.

– И кто же пойдет тогда?

Они пожали плечами, продолжая смотреть на меня в упор. Я заерзала на стуле, не веря, что все происходит со мной.

– Нет, я не буду позориться. Я бы могла познакомиться с ними и завязать милую беседу, но с условием, что я сама смогу любой момент расплатиться.

– Послушай, – перевалилась через стол Ксана, – твоя грудь сделает все сама – она уже и так рвется наружу, а если ты положишь им ее на тарелку, парни прыгнут следом.

Я фыркнула, а катя расслабленно засмеялась. Аня показала из-подо лба окрыленные бесстыжей надеждой глаза.

– Сволочи! – Недовольно прошипела я, вставая из-за стола. Делать было нечего.

 Я поправила легкую прозрачную тунику с глубоким декольте, накинула прядь волос на плечи и двинулась в путь.

 Моей целью был тот голубоглазый шатен в фетровой шляпке и рваных джинсах. Судя по всему, он был главарем стаи, зацепив его, можно было рассчитывать, что зацепятся и остальные овчарки. К тому же, он больше всего мне импонировал. Еще лучше – при других обстоятельствах, я бы пошла знакомиться просто так.

– Прошу прощения, – произнесла я наигранным тоненьким голосом и сразу же в ход пустила все свои дамские штучки – проглаживание волос, покусывание губ и кокетливую улыбку. Незнакомец в шляпе, ничего не ответив, откинулся на спинку сидения, словно он находился в кинотеатре и смотрел комедию, подобрав под голову руки и на мою фразу лишь поднял брови вверх, будто говоря – что вам, мадемуазель?

 Я хихикнула и продолжила все тем же флиртующим тоном.

– У вас не найдется баночки с солью? – Это было глупо. Кто ест роллы с солью, но это первое, что пришло в голову.

Незнакомец тут же придвинул соль в мою сторону. Никакой мадемуазель в ответ не послышалось.

– А перца? Люблю поострее, – опять с бухты барахты выпалила я.

Возле меня тут же оказалась склянка с перцем. Молодые люди продолжали смотреть на меня, не понимая, почему я все еще стою и никуда не ухожу.

Мой голос уже не был таким уверенным, он почти дрожал, дрожали и остальные части тела

– Эммм, – замялась я, -не ожидая такого поворота событий, – а может вы к нам присоединитесь?

Голубоглазый шатен вновь откинулся на спинку сидения и выдержал паузу, а затем произнес.

– Извини, детка, ты не в моем вкусе.

У меня отпала челюсть. Так со мной еще никто не разговаривал. Я резко повернулась и в той же молчаливости пошла к своему столику. Присев, я заняла ту же позицию, что и Аня- уткнувшись глазами в тарелку и закрыла лицо волосами.

– Ну что? – Поинтересовались в один голос девчонки.

– Они сказали, что это их не интересует, – промычала я. Не могла же я поведать всему миру, что меня отшили наигрубейшим способом.

– Отлично, – отозвалась Катя как ни в чем не бывало,– у кого самый дорогой телефон?

Аня наконец вышла из своего заточения и твердо произнесла.

– Я поеду домой за деньгами.

– Нет, – закачала я головой, – час в одну сторону, час в другую, – не хочу я сидеть в этом ресторане как беженка над пустой тарелкой два часа.

После моих слов все погрузились в глубокое молчание, которое изредка нарушалось бульканьем – Ксана через трубку пускала пузыри в стакан с колой.

 Мы просидели добрых десять минут, пока я не предложила хотя бы взглянуть на счет, чтобы понять, о какой сумме идет речь. Все согласились.

 Пока к нам шла официантка, я подумала – а может вскочить сейчас с места и бегом ринуться на выход. Но тут же отбросила эту идею – Аня точно по дороге споткнется, а Катя перестарается со скоростью, дезориентируется, и проломит своей грудью стену. А это, как ни как, порча имущества.

– Будьте добры, счет, – попросила своим мягким голосам Ксана.

Официантка улыбнулась.

– Ваш счет оплачен молодыми людьми за тем столиком.

Моя челюсть вновь отвисла. Девчонки удивленно переглянулись.

Официантка сделала вид, что это в порядке вещей, но на ее лице было написано – «повезло же вам, девки».

Потирая руки, Катя доела последний ролл и довольно чавкнула.

– Вот и все, и никаких обязательств!

– Нет, не все, – прорычала я, вставая из-за стола.

 Меня оскорбили самым ужасным способом, а затем тем же способом сделали это и во второй раз.

 Я подошла к столику, где завтракали четверо молодых парней и почти уперлась ногами в широко расставленные колени моего обидчика, доставая из кармана телефон.

– Дай мне свой номер телефона, – былой вежливый тон уже давно испарился, – я позвоню через два часа и верну деньги.

– Деньги? – Наконец произнес он слово с привкусом обиды, – мне ничего от тебя не надо, детка. Тем более деньги.

– И мне от тебя ничего не надо, – рявкнула я, тряся телефон.

– Так в чем проблема? – Развел он в руки в сторону, давая понять – что можешь идти своим ходом и не возвращаться.

Я собрала всю волю в кулак, чтобы не воткнуть ему в вилку в грудь.

– Это вопрос принципа.

 В ответ голубоглазый шатен со шляпой на боку засмеялся, его смех подхватили остальные парни. Вот и ответ – о каком принципе могла идти речь, когда я еще не так давно пыталась закадрить их ради завтрака. Судя по всему, мне попались неглупые экземпляры, которые раскусили нашу затею в два счета. Если бы Катя не орала во все горло, что у нас нет денег, чтобы расплатиться, то…

 Я продолжала стоять, краснее от гнева и стыда.

– Ну хорошо, – выдохнул незнакомец в шляпе. Неужели он сжалился? Не дал девчонке превратиться в жарптицу, а счет шел на секунды , – если ты настаиваешь.

 Он выхватил из моих рук телефон так ловко и с такой беззаботностью, что я опешила. Набрав 10 цифр, где-то рядом со мной тут же послышалась классическая инструментальная музыка.

– Когда у меня будет время, я позвоню, – с твердостью в голосе заключил он и вернул мне мою трубку.

 Я старалась не замечать, как поймала себя на мысли, что буду ждать этого звонка.

 Светало. Прошла еще одна ночь. Иногда жить воспоминаниями – это будто заново переживать жизнь. Каждый фрагмент прошлого несет в себе столько деталей, которые сразу не отмечаешь, но которые можно проанализировать после.

Глава 4

«Мне кажется, я чувствую твое присутствие, словно, ты не уходил, а по-прежнему где-то здесь… Может в доме напротив? Сидишь сейчас также как и я у окна и смотришь на меня. Еще немного и тебе наскучит это дело, ты постучишь в мою дверь, улыбнешься и протянешь руки. Я буду ронять слезы тебе на плечо и говорить, как сильно скучала. Ты прижмешь меня к себе и скажешь, что это был лишь кошмарный сон… Почему жизнь не делает поблажек?»

 Кто-нибудь когда-нибудь уделял столько времени стене в своей комнате, как делала это я? Вот уже больше трех часов я сидела, почти неподвижно, уставившись в одну точку. Внутри меня все рвалось на части, а внешне – никаких признаков страданий. Я научилась скрывать свою боль, потому что не хотела делиться ею ни с кем. Она была только моей.

 Оранжевый цвет обоев не умел скрывать ни вмятины, ни выпуклости на неровной поверхности. Говорят, теплые цвета спасают от депрессии. Покажите мне человека, который предположил подобное, и я скажу ему, что это не так. Стена была полностью голой, последние картины с моими рисунками, родители сняли больше года назад, они были безжалостны не только к моему творчеству, но и ко всему, что хоть отдаленно напоминало произведения искусства, в особенности им понравилось губить собранные мною шедевры архитектуры, к которым я питала неземную любовь.

 «Это лишнее», – говорили они мне, – «это ни к чему».

 В моей комнате всегда царил мрак – я нарочно задергивала шторы на окнах даже днем. Когда становилось совсем невыносимо, и ком в груди разрастался до невероятных размеров, я изредка выглядывала в окно, наблюдая, как люди беззаботно прогуливаются по улице, дети бегают по крышам гаражей, а на деревьях чирикают воробьи. Жизнь проходила мимо меня, напоминая, что я застряла где-то посередине текущего времени. Мое состояние – это стоп-кадр.

 Как я не старалась ни о чем не думать, но любая мысль, даже совсем невинная, рождала в голове цепочку логических рассуждений, неизменно подводящих меня к одному и тому же – к Нему.

 Задумывался кто-нибудь, почему, когда мы узнаем, что потеряли нечто ценное, то сразу даем волю эмоциям, даже не успев толком сообразить, что произошло? И наоборот – когда теряем что-то совершенно бесценное, понимаем это сразу, и специально пытаемся проронить хоть одну слезинку, чтобы показать, что это событие не прошло бесследно. Искренняя сильная любовь – живет в подсознании. Человек может еще долго не понимать, что произошло, но подсознание начинает рыдать сразу.

 Я перевернула подушку сухой стороной кверху , и, встав с кровати, взяла со стола сборник поэзии 20 века. Открыв книгу, мое внимание сразу привлекло стихотворение Жака Бреля «Литания».

Ты – путь мой в жизни, мое – я!

Мой свет, мое ты знамя,

Мой жар сердечный, пламя,

Ты-кровь моя, ты – плоть моя,

Вернись, я жду тебя.

 Так заканчивалось это стихотворение. Каждая его строчка окунала меня в бездну собственных пережитых страданий. Но это было мое прошлое, а настоящее было менее радужным. Если поэт хранил надежду на возвращение любимого человека, то я знала, что со мной этого никогда не произойдет, но почему-то мне хотелось в это верить. Достав ручку,я принялась дописывать стихотворение Бреля, где опорой служили мои чувства.

Мой плачь, слеза, душевный крик,

Уныние, тоска, и сердца тик,

В груди пылающий огонь,

Ты – тень моя, не уходи…постой…

Ты – время, раны, соль,

Ты мой злодей и мой герой,

Мой дождь, визг ветра, глубокие следы

Мой вдох и выдох – ты.

Ты – призрак, сон и прах земли,

Ты – замиранье сердца, тихие шаги,

Пустая чаша, стон, умиротворение,

Ты – вечность, ты – мое забвение.

Мое ты счастье, грусть моя,

Моя дорога, друг, судьба,

Я – это ты, ты – это я,

Ты не вернешься.... Я люблю тебя.

 Если уныние – грех, то я грешница-рецидивистка, осознанно не желающая исправляться. Поставив точку, поле последней фразы, я задумалась. «Ты не вернешься, но я жду тебя…» или «Ты не вернешься, я люблю тебя». Что значит любить? Разве ожидание – не является составляющей любви? Сказав, я люблю тебя – значит сказать – я верю, прощаю и жду…

 Почему, когда он был рядом, я не слагала стихи, не писала его портреты? Почему лишь утрата и одиночество определяет цену вещам, которые ты уже никогда не сможешь ни увидеть, ни почувствовать.

Как бы я хотела повернуть время вспять, заново пережить наше первое свидание…

 Признаться, я уже успела забыть про Него, ведь прошло немало времени с того момента, когда мы нечаянным образом познакомились. Но один телефонный звонок, и уже больше ничего нельзя было изменить.

Я долго всматривалась в дисплей своего сотового телефона, пытаясь сообразить, кого я подписала таким причудливым словом. Звонила шляпа. Шляпа? Лишь на пятом гудке я поняла, кто это и тут же пришла в тихий ужас.

– Привет, детка, – сходу он начал он, – готова уплатить долг?

Я защелкала зубами, вспоминая, сколько наличности в кармане.

– Конечно.

– Отлично, – продолжил он все тем же бодрым голосом, – говори адрес, я заеду за тобой в течение получаса.       Оденься во что-нибудь не очень яркое и вызывающее.

Фраза – «заеду за тобой», слегка насторожила, он не планировал по быстрому рассчитаться? Меня ожидали какие-то приключения, и мне это понравилось. Авантюризм блуждал в моей крови наравне с эритроцитами, тромбоцитами и лейкоцитами.

 Без единого сомнения, я сообщила ему свой адрес и сразу же кинулась к шкафу. Что-нибудь неприметное, серое. Я долго рылась на полках и перебирала вешалки с одеждой, пока не наткнулась на длинный свитер с широкими рукавами. Тут же пришла в голову мысль – он ведь сказал – не вызывающее, а не уродливое. Я натянула на себя узкие темно-синие джинсы и пролезла в черную обтягивающую кофту. Мне хотелось выглядеть как можно более сексуальной, чтобы доказать ему, что вкус у него паршивый, и зря он не обратил тогда на меня внимание.

 В зеркале показалась симпатичная девушка с озорными зелеными глазами и длинными распущенными волосами пепельного цвета.

 Когда я вышла из подъезда, мой незнакомец уже стоял около своей белой машины. Как и в прошлый раз, яркий, бросающийся в глаза. Встретив его на улице, я бы не смогла отвести глаз. На нем была белая рубашка с крупным выдающимся воротником, концы которого торчали в разные стороны и за счет расстегнутых верхних пуговиц, слегка оголяли шею. Ко всему прочему добавить две тонкие черные подтяжки, облегающие фигуру и подчеркивающие ее стройность, а также черные элегантные брюки, и я впала в оцепенение. Он был высоким, подтянутым, местами жилистым, но вовсе не выглядел как качок. Все в меру – просто и со вкусом. На голове была того же фасона фетровая шляпа, как в прошлый раз, но уже черного цвета. Он не был похож на человека с комплексом недостатка внимания, который заставляет девушек одеваться как можно проще, чтобы выделяться на их фоне. Мой незнакомец и без того выглядел безупречно. А это еще раз подтверждало догадку, что нас ждут приключения.

Я сделала разворот на 360 градусов, чтобы он смог оценить мое одеяние. Парень довольно закачал головой.

– Превосходно! То, что надо, – на этих словах он открыл дверцу перед передним пассажирским сидением, приглашая меня внутрь. – Одна секунда, детка, и я присоединюсь к тебе.

 Он захлопнул дверь и пошел по направлению к багажнику. Я оказалась в салоне его машины. Изнутри она пахла ванилью и шоколадом. Очевидно, пока он меня ждал, успел уплести не одну плитку шоколада. Все сладкоежки – в душе романтики, говорила я себе. Рядом с коробкой передач валялся сотовый телефон. Я боролась с искушением: если он позвонил мне спустя две недели, то мой номер без всяких сомнений сохранен в телефонной книжке, но вот под каким именем; и искушение взяло вверх. Не медля, я достала свою трубку и сделала вызов «шляпе». Прозвучала классическая музыка. На дисплее его телефона появились два слова. Я прочитала их один раз, затем второй, пытаясь понять- не почудилось ли. Но «дикое мыло» оставалось диким мылом, с каким бы упорством, я не вглядывалась в буквы.

Пока мои размышления сводились к одному выводу, что я села в машину к психу, потому что нормальный человек, какой бы фантазией он не обладал, не обзовет девушку так дико, парень в шляпе сел в машину, убив во мне надежду бесследно испариться.

 Я мельком повернулась в его сторону на запах парфюма, в котором прослеживались легкие нотки цитрусовых. «Дикое мыло», опять проскользнуло в мыслях – какого черта он подписал меня диким мылом.

– Не хочешь узнать, как меня зовут? – Вырвалось недовольным тоном.

Парень медленно контролировал движения руля одной рукой. Мой вопрос не вызвал в нем ничего кроме выражения скуки на лице.

– Нет. – На выдохе ответил он.

 Под яркими обложками всегда скрывается либо брак, либо фальшивка. Иначе – зачем она вообще нужна, хорошая вещь не нуждается в такой рекламы.

 Если бы не долг, я, возможно, тут же попросила бы остановить машину и вышла. И почему расплачиваться приходится именно мне? Но мысль о диком мыле не давала мне покоя и вытесняла все остальные рассуждения. Мой спутник опередил меня, начав первым, видимо желая реабилитироваться в моих глазах.

– Тебя зовут Кукуцапа или Лагшмивара?

От удивления я помотала головой, не зная даже, что в природе существую такие имена.

– Я так и подумал, – разочарованно заключил водитель, – скукота.

Сил сдерживаться больше не было. К тому же, что я могла потерять?

– Конечно, – буркнула я, – гораздо веселее звучит «дикое мыло».

 Одна его бровь поползла медленно вверх, а губы вытянулись в трубочку. Парень в шляпе сузил глаза, очевидно анализируя факт моего нескромного проникновения в его личное пространство. Спустя минуту он хитро улыбнулся, заговорив смягченным тоном.

– Чем тебя не устраивает «дикое мыло»?

– А чем, по-твоему, оно должно меня устраивать?

– Это словосочетание скажет о тебе больше, чем просто Саша или Маша.

 Я округлила глаза и отвернулась к боковому окну. Город в часы пика превращался в муравейник – люди толпами, толкая друг друга, спешили по своим делам.

 Интересно, что же могло ему сказать дикое мыло, чего не знаю я? В моей голове эта фраза вызывала какие-то бессмысленные, почти обидные ассоциации.

 Незнакомец интригующим взглядом посмотрел на меня улыбнулся , закачав головой.

– Ты и представить не можешь, сколько в нем смысла..

– Я вся внимание.

Набрав в легкие побольше воздуха, молодой человек, с отнюдь не напыщенной серьезностью, а скорей с деловитым сочувствием начал объяснять.

– Дикое мыло – это разновидность полевого колокольчика, – сказал он, и крутанул руль на очередном перекрестке, – Маленький, синий цветок, не любящий одиночество. Порой, на одном стебле бывает до десяти соцветий. Солнцу он предпочитает тень, а дождь не любит вовсе. Если хоть одна капля попадет на его лепесток, он наглухо закрывается, иногда до полной погибели. – мы проехали еще один перекресток и остановились у светофора.

– Допустим, – нахмурила я брови, – хотя здесь не больше информации, чем в моем имени.

В ответ он устало вздохнул.

– Ты веселый, открытый человек, всеобщая любимица, скорей всего единственный ребенок своих родителей, но стоит тебя ранить достаточно глубоко, как ты закроешься наглухо от всего окружающего мира.

Я попыталась скрыть удивление.

– Ты угадал лишь про единственного ребенка в семье, остальное – предположения. – Проговорила я, нервно теребя перекинутый через плечо ремень безопасности. А ведь он попал в яблочко. – Но почему бы тогда не ограничиться просто колокольчиком?

Молодой человек пожал плечами, как будто все лежит на поверхности, и я не замечаю очевидных вещей.

– Потому что колокольчиков более ста видов, а ты как нельзя лучше подходишь под описание дикого мыла.

Кто бы мог подумать, что с этим человеком я буду говорить о колокольчиках. Но беседа протекала так легко и непринужденно, что я позабыла все обидны, более того – впервые в жизни кто-то попытался копнуть немного глубже обычной обертки, что было несомненно лестно, и каким-то нечаянным образом – им стал совершенно незнакомый человек. Не важно, что меня сравнили с …

– Это сорняк.

– А что плохого в сорняках? – Спросил он.

– Это паразиты, незваные гости, нахлебники.

– Все люди – паразиты, но ты же называешь себя человеком, -продолжал молодой человек с той же присущей ему непринужденностью. Мне нравилось, как он пытается оправдать колокольчик в моих глазах.

Я промолчала и он, убедившись, что не дождется ответа продолжил.

– Теперь твоя очередь. Ты ведь наверняка подписала меня каким-нибудь интересным словечком?

Еще пол часа назад я бы не осмелилась произнести это вслух, но сейчас между нами больше не было подобных преград.

– Шляпа! – Без капли стеснения произнесла я.

– Примитивизм… – В его голосе чувствовалось разочарование.

– Но образно.

– Согласен. С этим не поспоришь.

Я кивнула – то то же.

 На центральной улице города как всегда была длинная пробка. В лучшем случае, мы бы простояли минут 15-20, в худшем – около часа. Но как-то это не заботило вовсе.

Мой спутник легким движениями пальцев постукивал по рулю, но сохранял спокойствие.

– Я могу отдать тебе долг прямо сейчас.

Он растянулся в улыбке.

– Я же сказал, мне не нужны от тебя деньги. Окажешь мне маленькую услугу и будем в расчете. Более того, я даже тебя переименую, раз дикое мыло тебя не устраивает.

– Переименуешь?

– Да. Например.... – он нахмурился, пытаясь что-то придумать, – нет, прости, – выдохнул он, – как ни взгляну на тебя – ничего в голову кроме дикого мыла не приходит.

– Погоди! -Выплеснул он тут же, – а как насчет млекопитающих?

От растерянности я пожала плечами.

– Думаю, мадагаскарская руконожка в самый раз.

Довольный самим собой, парень в шляпе развалился на водительском сидении, одарив меня белоснежной улыбкой.

– Кто это?

– Маленькая бурая полуобезьяна со смешной мордой.

– Замечательно, – выдавила я, – почему бы просто не Марго?

– О нет, – простонал он, – ты это сделала....

– Что? – Поспешила спросить я.

– Так запросто одним словом нарушила всю романтику. Марго, запомни, – он повернулся в мою сторону и продолжил разъяснительным тоном, словно был строгим учителем, который отчитывает первоклашку, – если не умеешь быть предводителем стаи, то хотя бы не отбивайся от нее.

Я отвернулась в окно, чтобы справиться с приступом гнева.

– Не обижайся, ты милая и все такое, но в тебе нет изюминки. По-крайней мере, я не разглядел.

Будто, пытался, -подумала обижено я.

– Ты тоже производишь впечатление не самого приятного человека, – пошла я в наступление.

– Это смотря, какая передо мной цель. Если девушка не в моем вкусе, и у меня нет желания ее соблазнить, то к чему стараться.

– Это радует, – буркнула я.

– Кто бы сомневался, – ответил он сухо, – а теперь к делу.

 Мы подъехали к высокому офисному зданию. Притормозив, парень в шляпе вышел из машины и, обогнув ее, поспешил открыть мне дверь. В какой-то момент, он даже протянул мне руку, но я проигнорировала это жест.

– Будешь делать и говорить только то, что я тебе скажу, – произнес он твердо.

Дело запахло жаренным. Вместо разговорах о колокольчиках, надо было расспросить о том, что у него было в планах и какую роль в них играю я.

– Ты наверное работаешь в зоопарке? -Заключила я, когда он тянул меня за руку ко входу в здание. Мой спутник шел так быстро, что я едва поспевала за ним.

– Ну можно сказать и так.

Ни секунды на передышку, десятки крутых ступеней, мы проскальзывали один, еще один и наконец остановились на третьем этаже.

 Парень в шляпе осторожно приоткрыл представшую перед нами широкую дверь и заглянул внутрь.

– Пойдем, – поманил он меня рукой, и я ловко проскользнула в щель. Мы очутились в большом конференц-зале. В нем могло бы уместиться без малого две сотни человек, а сидело не больше тридцати. На сцене в строгом деловом костюме стоял мужчина с лазерной указкой в руках. Перед ним находился огромный белый стенд, на котором мелькали слайды с изображениями. Выступающий низким, приятным голосом комментировал каждую картинку.

– Теперь сидим тихо, – прошептал мой незнакомец, когда мы пристроились в зале на задних рядах, – я подам знак и скажу, что тебе произнести. Ты поднимешь руку и повторишь в точности мои слова.

– Хорошо, – кивнула я, примеривая на себя его серьезный тон. В другой бы ситуации, я занервничала, но передо мной сидели незнакомые люди, и мне было откровенно плевать, кто они, и какое впечатление я на них произведу.

– Какие ассоциации у вас возникает при виде этих птиц? – Задал вопрос человек со сцены, направляя луч лазера на стенд, и тут же сам ответил на него, – несомненно, свобода, полет, грациозность.

Я попыталась что-то разглядеть на картине – непонятное изображение гнезда. Скорей всего керамика.

– Гордое могущество и вольность, – продолжал выступающий. – А что такое сегодня свободный человек? Тот, кто может позволить себе все.

Последняя фраза была произнесена доверительным тоном, почти шепотом, но с такой гордостью, что даже я прислушалась.

Точно зоологи, – мелькнула в голове мысль.

– Приготовься, – скомандовал мой спутник. Он внимательно наблюдал за происходящим на сцене, пытаясь выловить удачный момент.

– А теперь, – медлил парень в шляпе , – а теперь поднимай руку.

– Пожалуйста, – произнес человек со сцены, когда заметил мой жест.

Я поднялась со своего места, выпрямила спину и поправила кофту.

– Я бы хотела задать вопрос, – писклявым голоском к моему удивлению заговорил мой спутник. Он не без глубочайшего удовольствия имитировал поведение какой-то жеманной женщины.

– Я бы хотела задать вопрос, – произнесла четко я.

– Мы вас слушаем, – отозвалось со сцены.

– Позвольте узнать , – с толикой сарказма и все тем же тонким голоском начал сидящий рядом со мной, – за основу своей работы вы выбрали столь необычное изображение птиц. К культуре какого народа относятся эти абстрактные артефакты?

 Я повторила все, что услышала. Было очень лестно, когда все сидящие вокруг повернулись в мою сторону, прислушиваясь к вопросу. Я была единственным ребенком в семье и внимание любила всегда.

– Спасибо за вопрос, – улыбнулся отвечающий, – данные статуэтки – наследие западномексиканской культуры, датируемой 300-400 годами до нашей эры.

– Я так и подумала, – зазвенел голосок парня в шляпе, – а если быть точной – представленное вами зодчество – это ничто иное как элемент традиции шахтовых могил.

 Мне удалось четко и без запинки повторить все, что сказал парень в шляпе. Он продолжил, не давая опомниться пижону на сцене.

– Эти фигуры, которые вы нам любезно показали – часть похоронной церемонии, вещи, которые покойник уносил с собой в могилу.

 У меня создалось впечатление, что я выступаю на жутко серьезном заседании перед жутко серьезными людьми, а в будке суфлера сидит шут, который с изящной мимикой актера, не упуская возможности войти в образ разъяренной бабульки, диктует мне мою речь.

Но это было только начало. В то время, как я повторяла слово за словом, а стоящий на сцене молодой человек притупленно смотрел перед собой, пытаясь сообразить, что ответить, мой шут работал на два фронта, сея смуту в умах сидящих перед ним людей и шептал с видимым возмущением что-то в духе – «О боже! Это могильное творчество! Какой позор!»

 Когда я договорила, весь зал уже перешептывался, произнося – «Неприемлемо! Неприемлемо!»

Выступающий замялся. Он попробовал реабилитироваться в глазах сидящих, но получалось у него плохо.

– Я не уверен в том, что вы говорите.

– Как так? – Глумливо выпучил глаза мой спутник и запищал себе под нос, чтобы могла расслышать только я. – Вы нас за дураков принимаете?

– Дело говорит, – выкрикнул кто-то из зала и все закивали.

 Я почувствовала гордость за себя саму. Мне впервые удалось выступить на публике, которая была старше меня, с таким успехом.

 Когда парень на сцене совсем растерялся, мой собеседник приглушенно стал смеяться, он так втянулся в этот процесс, что смех уже был слышен в первых рядах, и люди волей не волей один за другим подхватили нарастающую волну заразительных эмоций.

– Это к делу не относится, – выступающий достал из кармана носовой платок и протер им свое лицо.

– Вы глубоко заблуждаетесь, – продолжал сквозь смех гримасничать мой друг, и я повторяла с воодушевлением каждое его слово, – это изображения дерева с птицами из Наярит. И я с уверенностью могу вам сообщить – они олицетворяют отнюдь не свободу, а блуждающие души, которые еще не спустились в подземное царство.

– Простите, – вдруг нашелся парень, – могу я поинтересоваться, кого вы представляете?

Я перевела взгляд на моего парня в шляпе и поняла, что дело плохо. Он нахмурился, пытаясь выдать очередной перл, но время не стояло на месте. В конце концов мой незнакомец развел руками в сторону, будто говоря, импровизируй детка.

– Я представляю группу зоологов-волонторев. Мы проводим разъяснительные работы с населением, чтобы привить им любовь к вымирающим видам животных

– Ха, ха, ха! – Послышался истеричный смех того, кто сидел рядом со мной. – Ха, ха, ха!

Он даже не старался сдержаться и смеялся так громко, что было слышно даже на самой сцене.

– Сматываемся , колокольчик, – поднимаясь с сидения под всеобщее молчание, сквозь редкие, но меткие приступы смеха произнес он, и потянул меня к выходу. Но я так вжилась в роль, что не могла просто так уйти.

 И когда, его руки сомкнули на моей талии и буквально по воздуху понесли меня к выходу, я продолжала с чувством собственного достоинства орошать криком зал.

– Вам должно быть стыдно. Каждый день в красную книгу попадают сотни видов братьев наших меньших. И это проблема не одного человека,а целого общества!

Когда мы выпрыгнули из зала, мой незнакомец позволил себе расползтись по стенке, судорожно обхватывая руками живот.

– Не могу поверить, что ты это сказала! Общество зоологов- волонтеров!

 Сначала мне не показалось это забавным. Но его смех был настолько заразительным, что я сначала тихо, а потом уже громче разразилась истеричным хохотом. В конце концов мы смеялись над ситуацией в целом, кроме того, во мне накопилось столько эмоций, которым просто необходимо было выйти наружу.

– Марго, детка, – отдышавшись пропел он, – спасибо. Мне кажется. Теперь я у тебя в долгу, ты выполнила программу на триста процентов, я просто обязан угостить тебя ланчем!

 Тихая умиротворенная музыка, две тарелки с пастой, которые мы с аппетитом уплетали, поглядывая друг на друга озорными и довольными глазами. Мы были разбаловавшимися детьми, которые напакостили и остались довольные собственной выходкой.

– Ну а если серьезно. – Начала я, вытерев салфеткой губы, – где ты работаешь?

Он улыбнулся доброй улыбкой.

– Для начала, я представлюсь – я – Дэн.

– Дэн, – кивнула я.

– У меня свое рекламное агентство, – продолжил Дэн, – тот парень на сцене – мой бывший партнер, который украл мою же идею, и сегодня попытался выдать ее за свою.

– Не может быть… – округлила я глаза, покрываясь румянцем.

– Ты присутствовала на презентации логотипа для одной крупной ювелирной компании.

Только сейчас я почувствовала стыд, вспоминая нелепые фразы по зоологов – волонтеров.

– Так значит, эти фигуры птиц – твоя идея?

– Именно, – подтвердил он.

– И как бы ты оправдался, если бы я задала тебе те же самые вопросы, что и тому человеку? Какая компания захочет брать за логотип могильное искусство?

Дэн положил вилку на тарелку и откинулся на стуле.

– Очень просто. Начал бы с того, что архитектура как вид искусства началась именно с возведения могил и храмов. А потом сыграл бы на самом очевидном, – он поправил шляпу, скинув ее на бок и подмигнул, – по древним преданиям человек уходил в последний путь и мог взять только несколько вещей в могилу, чтобы на том свете поддерживать статус. А что может быть ценнее этого?

– Верно, – кинула я , – самая лучшая характеристика для ювелирных изделий.

 Дэн сделал глоток черного кофе и, осторожно поставив чашку на стол, посмотрел на меня. Его взгляд уже отличался от того, взгляда, которым он мне одаривал несколько часов назад. Он смотрел на меня как-то по особенному, с огоньком в глазах.

– Я бы хотел еще раз встретиться с тобой, Марго.

Лукаво улыбнувшись, я поняла, что сейчас власть в моих руках.

– По-моему, я не в твоем вкусе.

– Я не буду сейчас отвечать на эту фразу, скажу. Когда ты будешь готова, – мягко произнес он, продолжая разглядывать мое лицо.

– Почему?

– Боюсь тебя напугать.

Я хмыкнула себе под нос. Мне не удавалось флиртовать с ним также просто, как я проделывала это с остальными парнями.

– В любом случае, – вскинул он брови вверх, – пока не попробую, не узнаю.

 Мои воспоминания – моя собственная история. Даже родители не знали всей правды до конца. А если бы узнали, наверное, сошли бы с ума.

Я перевернула подушку – она была мокрой с обеих сторон. Опять.

Глава 5

«Мне кажется, я на гране безумия. Я чувствую твои прикосновения. Каждый раз сжимая мою руку, ты просишь меня сжать твою в ответ. Но я боюсь. Боюсь, что в ней окажется пустота. Твой голос требует снова и снова. Я, наконец, поддаюсь – но ладони хватают лишь воздух.

Если быть сумасшедшей – единственный способ стать ближе к тебе, то я готова на любую жертву.»

 Передо мной сидела женщина. Легкая белая блузка облегала стройную фигуру, стянутые в пучок светлые волосы придавали ей деловитый вид, а красные крупные бусы на шее завершали образ дразнящей кокетливостью.

 Она поправила свою прическу и на выдохе напряженно произнесла :

– Марго, порадуешь меня хоть одним словом сегодня?

 За два года эта женщина не стала мне другом, но и чужим человеком я ее не считала. Она была как дорогой кожаный диван, который выделялся на фоне остальной дешевой мебели, но по-прежнему оставался лишь элементом интерьера.

– Ну хорошо, – проговорила она, постучав пальцами по столу, – как дела в университете?

– Я сдала все экзамены, – на гране шепота послышался мой голос.

– Ты уже с кем-нибудь подружилась?

 Я отрицательно покачала головой.

 Моя собеседница встала из-за стола и, сделав несколько шагов вперед, села на кресло напротив меня.

– Почему?

 В ответ я лишь пожала плечами.

 Знала ли она, что я чувствовала. Какого это постоянно ощущать боль в области левого подреберья, будто кто-то вставил туда острый предмет и периодически медленно проворачивает его против часовой стрелки?

– Марго, ты должна понять, у меня не остается другого выхода, кроме как закончить наши встречи.

 Я подняла глаза вверх. Необходимо было что-то сказать в ответ. Если родители узнали бы, что общение с врачом ни к чему не привело, то это стало бы последней каплей их терпения. Пока я посещала сеансы психотерапии, они сохраняли спокойствие, надеясь, что в скором времени лечение вытянет меня наружу.

– Не делайте этого, прошу.

– Ты не оставляешь мне выбора, Марго, – твердо произнесла женщина. – Ты не хочешь, чтобы тебе помогали. А лечение не поможет, если человек сам это не пожелает. Ты хочешь, чтобы тебе стало лучше? – Она с настойчивостью заглядывала мне в глаза, – ты хочешь, Марго?

 Мое молчание заставило ее сжать губы, резко подняться с кресла и подойти обратно к столу. Взяв большую чашку в руки, женщина сделала несколько глотков. Она закачала головой, произнося слова словно самой себе.

– Никакого прогресса, только хуже. Пора прекращать.

 Коленки задрожали, на глазах выступили предательские слезы, по спине пробежала холодна дрожь.

– Я одна, но Он по-прежнему со мной, – надламывался мой голос, – мне больно, но эта боль согревает.

 Врач аккуратно поставила чашку на стол и почти на цыпочках, словно боялась спугнуть трусливого зверька, приблизилась ко мне.

– Продолжай.

– Мне не интересна жизнь вокруг меня, потому что я отсутствую в ней, я не живу.

Женщина скрестила пальцы рук и, подперев ими подбородок, сдвинула брови на переносице.

– Почему ты не хочешь дать себе еще один шанс?

– Я не хочу…не хочу предавать его, – прошептала я в пол, не в силах поднять голову.

 Легкий скрип и кресло, стоящее передо мной, стало ближе еще на несколько сантиметров. Мой доктор не собиралась так запросто отступать, почуяв долгожданный звук разламывающейся крепости.

– Как ты думаешь, Он бы одобрил твои действия? Хотел бы Он, чтобы ты так страдала?

 Вытерев рукой слезы, я глубоко вздохнула.

– Вы говорите о Нем в прошедшем времени.

 Мне был знаком этот внимательный, но осторожный взгляд. Как будто все люди кругом считали меня сумасшедшей, и боялись произнести вслух некоторые слова, опасаясь ранить меня.

– Потому что Он – умер.

– Нет, – закачала я головой, натягивая дрожащие уголки рта, – Он по-прежнему живет во мне.

– Марго, он мертв, – повторила мой доктор твердо каждое свое слово, которые как острые ножи застревали в моей груди.

Я по-прежнему не хотела слушать.

– Нет…

 Врач встала с кресла, прошлась по комнате, затем остановилась, посмотрев в мою сторону, и требовательно произнесла.

– Проговори его имя.

 Я стиснула зубы и попыталась закрыть глаза, желая уйти из этой реальности, но голос женщины снова и снова возвращал меня обратно.

– Марго, произнеси его имя. Ты должна научиться делать это вслух, чтобы отпустить воспоминания.

Марго! Марго! Марго! – Повторялось вновь и вновь так громко, что казалось перепонки в ушах взвоют от боли, – Произнеси, произнеси, произнеси Его имя!

Я напрягла все мышцы тела, превращаясь в сталь и сквозь зубы, еле шевеля языком, процедила.

– Дэн.

– Хорошо, – потирая руки, она одобрительно качнула в мою сторону головой, – на сегодня этого будет достаточно. Я уверена, ты понимаешь реальность вещей, просто тешишься обманом. Тебе так легче. Увидимся с тобой на следующей неделе.

 Будто пытаясь скрыться от преследования, я бежала, что есть сил, по темному коридору, боясь даже оглянуться. Зачем она сделала это со мной?

 В туалете было темно. Я закрыла дверь на замок и рывком приблизилась к зеркалу. В голове зрели мысли – разбить его своей же головой, вытащить осколок и выковырять им свое сердце. Но я дышала, глубоко и часто. Только бы не сорваться, – мелькала в голове мысль, – только бы не сорваться.

 Он умер, Марго, он умер! – Слышала я из-за спины, – Умер, умер, умер.

 Еще одна секунда.

 Умер, умер, умер, умер, умер, – оно не прекращалось и становилось все громче. Вокруг мелькали лица людей, которые то приближались то отдалялись, – скажи его имя, скажи, скажи, скажи!

 Звуки атаковали со всех сторон – не было ни единого места, куда бы можно было спрятаться.

 Кто умер? Кто умер? Кто умер? – Кричали одни.

 Скажи, скажи, скажи! – Шипя, подхватывали другие.

 Я обхватила руками голову, сильно сжимая пальцы. Мне хотелось вытрясти из нее все содержимое, только бы это прекратилось.

«Подумай, – звучал сосредоточенно мой голос, – подумай о чем-нибудь хорошем».

 Это был один из тех дней, когда я могла по праву назвать себя счастливым человеком. Никто не догадывался, почему я постоянно смеялась, шутила, мечтательно поглядывала на часы и без умолку болтала о всяких пустяках. Только мне был известен этот маленький секрет, который прятался под сердцем и согревал душу. Его тлеющий огонек с каждой секундой разрастался в красное пламя, оно рвалось наружу из груди, освещая своими яркими световыми вспышками все вокруг. Мир преображался в неведомые мне краски – сочные, мерцающие, готовые поглотить серость и будничность прошлого.

– С этим богом люди заключили завет. Они поклялись исполнять заповеди его. В ответ Бог вручил им скрижали, повелев не лгать, не убивать, не красть. С тех пор каждый, кто положил свою руку на заповедь, боле не признавал другого Бога перед собой. – Фоном звучал голос преподавателя по истории Древнего Востока. – Кто нам назовет имя этого Бога?

 Это был невысокого роста пожилой мужчина с прорезями седины на коротких черных волосах, он стоял, опираясь на стол, и поправлял круглые очки с толстыми линзами всякий раз, когда в куче сидящих перед ним студентов пытался отыскать очередную жертву.

– Может быть девушка в красной кофте?

 Я не сразу поняла, что речь идет обо мне. Сидя на лекции, я наблюдала, как из-под моих пальцев уже показывался купол одной из семи столпообразных церквей, которые в своем сочетании должны были завершить архитектурный ансамбль Вознесенского собора.

 В моих рисунках всегда отражалось настроение дня. И в этот раз храм, больше напоминающий огромное кондитерское изделие, как нельзя лучше вписывался конфетно-букетный период жизни.

Катя, сидевшая рядом, толкнула меня локтем в плечо, и я подняла глаза, встретившись взглядом с преподавателем.

 Осмотревшись по сторонам и убедившись, что жертвой выбрали меня, я спросила.

– Мне ответить?

– Именно, – кивнул головой седой мужчина.

 Оказаться в центре всеобщего внимания именно в ту секунду, когда хотелось забыться и погрузиться в собственные фантазии, хотелось меньше всего. На помощь пришла Аня, которая с задней парты громко прошептала.

– Яхве!

– Яхта! – Громко и уверенно подхватила я.

Учитель поправил очки и разочарованно хмыкнул.

– В следующий раз кричите громче, – обратился он к Ане, и она, покраснев, спрятала глаза в складке между своих грудей. – А вам бы я посоветовал спуститься на землю и взять в руки книгу.

Так я и сделала: отложив в сторону тетрадку, в моих руках оказалась книга истории древнего Востока, но в ней я видела лишь…его лицо.

 Под конец учебного дня, пришлось сдаться и раскрыть подругам правду. Но к удивлению, мое грядущее свидание с парнем в шляпе все восприняли как-то спокойно. Репутация флиртоманки уже успела себя зарекомендовать. Правда, обычно дальше безобидного флирта дело не продвигалось.

– Хочешь сказать, что у вас уже все серьезно? – Спросила Аня.

– Не думаю, – ответила за меня Катя.

– А вот это спорный вопрос, -тут же включилась в беседу Ксана, – надо узнать его знак зодиака, и уже тогда делать предположения.

 Подобные вопросы всегда вводили меня в замешательство. Как можно с уверенностью отвечать за кого-то, кого совсем не знаешь? Да, мы виделись несколько раз за последние две недели, но эти встречи нельзя было назвать свиданиями – обычно прогуливались по городу, обедали в кафе, но не заходили дальше непринужденных бесед.

– Пока нет, – в моем голосе звучала интрига, и ее посыл себя оправдал. Все разом с неподдельным любопытством посмотрели на меня.

– Пока?

 Неровный деревянный пол проскальзывал под ногами четырех девушек, звук шагов которых разлетался громким топотом по стенам и оставался где-то позади.

 Дэн отличался от тех молодых людей, с которыми я встречалась ранее. Возможно, причина была возрасте – он был старше меня на семь лет. В свои семнадцать я и предположить не могла, что мне понравится по нашим меркам «старпер». Но чем больше мы общались, тем быстрее и шире разрасталось желание узнать его получше. Но этот парень был из числа крепких орешков. Он держал дистанцию даже тогда, когда ситуация диктовала ее сократить, будто чего-то боялся. Но что могло напугать столь неуязвимого и бесстрашного на вид человека?

 Мы договорились встретиться ровно в два часа дня, но когда я с подругами входила из здания университета, на циферблате уже было пятнадцать минут третьего.

– Да не переживай ты так, – хлопнула меня по плечу Катя, когда мы спускались по ступенькам, и я нарочно торопила всех делать это быстрее, – ты ведь женщина, а женщина просто обязана опаздывать!

– Но не больше чем на 15 минут! – Поправила Аня.

Я всем телом натянулась словно струна гитары и вопросительно посмотрела на подруг.

– Как я выгляжу?

– Супер! – Отозвались все, и каждая вытянула вперед кулак с торчащим большим пальцем.

На мне были легкие брюки белого цвета с крупными рисунками в виде цветов и красная обтягивающая футболка. К каждой встрече с ним я тщательно готовилась. Я должна была выглядеть безупречно. Он мог упрекнуть меня в чем угодно, что делалось довольно часто, но услышать замечания в адрес своего внешнего вида я считала унизительным.

 Высокое крыльцо университета заливало ярким солнце. Мы пробирались сквозь толпу курящих студентов. Надо было срочно отделаться от своих подруг, пока они не решили познакомится с Дэном.

– Ну и где наш красавец? – Почти заорала Катя.

Я надела солнечные очки и посмотрела по сторонам – его на горизонте не было. Мое волнение заметили рядом стоящие однокурсницы.

– Он тебя продинамил! – Громко засмеялась Катя.

– Наверное, близнецы, – подметила задумчиво Ксана.

Аня тоже не осталась в стороне и, скрестив руки на груди, произнесла с толикой сарказма.

– Если учесть, что Марго тоже никогда не приходит во время, то они друг другу подходят.

– Просто он на нее плохо влияет, – предположила высокая брюнетка, – я всегда говорила – поведешься с дворнягами и нахватаешься блох!

 Ксана со скептицизмом посмотрела на подругу и хмыкнула.

– Хотела сказать – с кем поведешься – того и наберешься?

– Не имеет значения, главное – меня все поняли, – важно заявила Катя и порадовалась своей же изобретательности.

 В ответ мы растерянно пожали плечами.

 Перед университетом была небольшая аллея с несколькими скамейками, которые прятались в тени деревьев.

– А мне нравится его пофигизм, – как ни в чем не бывало произнесла Катя, когда заняла свое место между нами. Потом она припомнила его внешний вид, не обошла мимо нечаянную щедрость и выразила желание еще как-нибудь отобедать за его счет.

– Наверное, что-то случилось, раз он не звонит, -попыталась я оправдать Дэна в глазах своих подруг. На самом же деле, было предельно ясно, что подобное в его духе. Беспокоился ли он когда-нибудь о мнении окружающих его людей? Думаю, нет. В моей голове уже созревал план мести. В какое дурацкое положение он меня поставил, да как он посмел!