Элитное общество бесплатное чтение

Данил Харченко

Элитное общество

Я убежден, что убийство под предлогом

войны не перестает быть убийством.

– Альберт Эйнштейн

Пролог

Каждый из нас хотя бы раз пересекался с этой «золотой молодёжью» – наследниками самых влиятельных фамилий, чья реальность похожа на сказку, где трудности существуют лишь в фантазиях. Мир для них – это безграничное пространство для прихотей, исполненных роскоши и беззаботных развлечений. Их жизнь – вереница блеска и грандиозных праздников, где рождественские подарки воплощаются в новых апартаментах на Верхнем Вест-Сайде, а скромный подарок на день рождения – это, скажем, яхта или новенький McLaren.

Эти юные аристократы – завсегдатаи закрытых клубов, обладатели престижных дипломов и дети таких родителей, которые никогда не допускают отказов в чём бы то ни было. Пути их жизни вымощены карьерными лестницами ещё задолго до их рождения, двери в лучшие учебные заведения и закрытые общества раскрываются сами собой. В современном мире их сила – это не физическая выносливость, а финансовая безопасность и привилегии, которым нет числа. И кто скажет, что они этому не рады?

Но на сей раз речь пойдёт не о несправедливом распределении благ. История, к которой мы вернёмся, произошла в «Хиллкресте» – университете, затерянном среди живописных гор за пределами Нью-Йорка. Поступить туда крайне сложно, если не обладаешь ни выдающимися умственными способностями, ни внушительными финансовыми средствами.

Добраться сюда можно только на личном автомобиле – единственная возможная дорога, отрезающая студентов от остального мира, словно средневековая крепость, оберегающая своих избранных от вмешательства посторонних глаз.

Трагедия, случившаяся почти два года назад в стенах «Хиллкреста», изменила всё. Шесть студентов, чьи имена – Лайза Трейсон, Джордж Харингтон, Инди Гранд, Вирджиния Флойд, Линда Кристал и Пасифика Шерон – некогда были звёздами «золотой молодёжи», примером идеальных жизней, лишённых малейшей тревоги. Но один случай перевернул их судьбы. Теперь их имена больше не ассоциируются с роскошью, а стали символом жестокости и тёмного преступления.

Потому что они виновны… в убийстве.

Нью-Йорк. «Хиллкрест». 21 мая 2021 г.

Летние каникулы были уже на пороге, и в горах их приближение ощущалось особенно остро. Прохладный, влажный воздух постепенно уступал место сухому, знойному ветру, словно сама природа подталкивала студентов к завершению учебного года. В «Хиллкресте» царила суета: старшекурсники спешили завершить последние проекты, выпускники, погруженные в подготовку к защите дипломов, метались между аудиториями. В то же время младшие курсы, которым экзамены были неведомы, уже потихоньку разъезжались по домам, оставляя университет все более пустым.

Звонок, громкий и резкий, разнесся по коридорам старинного здания, наполняя его гулом шагов и разговоров. Двери лекционных залов распахнулись, выпуская наружу тех, кого в университете называли – «Элитным обществом» – группу студентов, которые держали в своих руках власть над этим местом. Эта компания, окруженная завистью и восхищением сверстников, являлась как образцом для подражания, так и источником страха для остальных. В «Хиллкресте» все знали о них всё: где они обедают, на каких вечеринках бывают, какие планы строят на каникулы. Но самим этим юным особам не было дела до слухов и сплетен, они наслаждались вниманием, купаясь в нем, как в бассейнах их шикарных особняков, где они обожали проводить летние каникулы.

Университетская форма – бежевые жилеты или пиджаки, черные брюки и безукоризненно белые рубашки – была обязательной для всех, но у этих молодых людей она выглядела иначе. Они будто сияли изнутри, создавая вокруг себя ауру исключительности.

Впереди компании шла Лайза Трейсон. Её светлые, с оттенком золота, волосы мягкими волнами обрамляли лицо с тонкими, чёткими чертами, в которых играл привкус надменности. Тонкий прямой нос, карие глаза с дерзким блеском и яркие скулы подчёркивали её решительный характер. Лайза была не просто наследницей гостиничной империи «Трейсон» – она была символом, душой и лицом «Хиллкреста». Каждый её шаг, каждая улыбка были идеально выверены, как и её наряды от лучших кутюрье, которые задавали стиль, а не следовали ему.. Ни одно мероприятие высшего общества не обходилось без неё, и если Лайза не появлялась на вечеринке, значит, вечеринка просто не имела смысла.

– Я уезжаю в Беверли-Хиллз на лето, – сказала Лайза, с легкой ленцой оглядываясь на друзей. Уголки её губ чуть приподнялись в самодовольной, но очаровательной улыбке. – Там самые жаркие вечеринки. В конце концов, у меня там вилла.

– Возьмешь нас с собой? – протянула Вирджиния Флойд, которую друзья называли Джини. Она шла немного позади, с ленивой грацией, подражая Лайзе во всем. – Я умру со скуки, если останусь в этой швейной мастерской.

Вирджиния всегда оставалась в тени Лайзы, незримо поддерживая её как «правая рука» и воплощая собой идеал сдержанной, почти античной красоты. Её волнистые каштановые волосы падали на плечи мягкими, слегка растрёпанными прядями, а светлая кожа подчёркивала естественный розовый оттенок щёк. Тонкий нос с лёгкой горбинкой придавал её лицу особую выразительность, а пухлые губы – едва заметную томность, благодаря которой она казалась недосягаемой и манящей одновременно. Джини могла бы легко покорить подиумы, если бы её интересовал мир моды; однако, её привязанность к индустрии была глубже: её семья управляла сетью элитных бутиков «Флойдс», расположенных на самых престижных улицах Нью-Йорка.

– Это была бы отличная идея, – хихикнула Лайза.

– Я не смогу, – вдруг тихо прервала их разговор Пасифика Шерон, замыкавшая процессию сзади. Она держала в руках бордовую сумку Coach, сжимая её так, будто пыталась найти в этом предмете утешение. Слегка склонив голову, Пасифика выглядела почти застенчиво, как будто её слова были слишком личными, чтобы прозвучать громко.

Пасифика выделялась среди подруг своей простой и скромной внешностью, словно случайно оказалась в этом мире роскоши. Она не была наследницей империй или дочерью миллиардеров, как Лайза и Джини. Её место среди элиты определял не статус, а талант и обаяние, которое притягивало взгляды. Лицо Пасифики имело мягкие, почти округлые черты – пухлые щёки, полные губы, нежная кожа, которой не касался макияж. Её большие, глубоко посаженные тёмные глаза излучали искреннюю доброту и наивность, отчего она казалась почти беззащитной. Чёрные, длинные волосы спадали по плечам, обрамляя лицо и добавляя ему контраста, подчёркивая её естественную красоту и подчёркнутую скромность.

Лайза бросила на неё быстрый взгляд, в котором проскользнула тень раздражения. Она привыкла к тому, что её компания не обсуждает такие мелочи, как отказ от чего-то великого.

– О, Господи, Пасифика, – протянула Лайза с каплей насмешки в голосе. – Ну конечно, ты останешься дома и будешь читать какие-нибудь скучные книжки, правда? – В её словах была милая издевка, та граница между дружеской шуткой и откровенной критикой, которую она всегда мастерски держала.

Пасифика почувствовала, как её щеки начали розоветь, но она сумела лишь тихо кивнуть, пряча взгляд в сторону. С каждым шагом её ноги казались тяжелее, словно вес этого мира ложился только на её плечи. Она знала, что не принадлежит этому гламурному миру на все сто процентов, но ей хотелось верить, что однажды её признание придет не через одежду или вечеринки, а через её талант и искренность.

Пасифика, в отличие от остальных, была тихой и задумчивой девушкой, часто погруженной в учебу. Если бы её не приняли в «элитное общество», она наверняка проводила бы своё время в библиотеке кампуса, склоняясь над учебниками и перекусывая среди конспектов. Уже в юном возрасте её работы выставлялись на Манхэттене, и это позволило ей заслужить своё место среди избранных.

– Что у тебя на этот раз? – резкий голос Лайзы разорвал лёгкую беседу и эхом разлетелся по коридору. В её словах, как холодный ветер, пронеслось раздражение, заставившая всех невольно замедлить шаг. В её взгляде мелькнуло недовольство, словно Пасифика уже в сотый раз разрушила её идеальную картину дня.

Пасифика почувствовала как сердце на мгновение застыло, будто затаило дыхание вместе с ней. Она неловко убрала прядь своих черных волос за ухо, словно это могло спрятать её смущение. Её взгляд невольно устремился в пол. В этот момент Пасифика выглядела такой маленькой и уязвимой на фоне мощного характера Лайзы, которая всегда подавляла своим присутствием.

– Я собираюсь всё лето готовиться к новому курсу, – наконец вымолвила она, почти шёпотом, словно боялась, что эти слова были недостаточно весомыми для Лайзы. Пасифика всегда старалась угодить, не вызывая лишних вопросов, но каждый раз, когда её речь становилась темой насмешек, она ощущала себя всё более чужой в этом блестящем мире.

Лайза закатила глаза с таким видом, будто ей только что рассказали что-то до крайности скучное и банальное. Её длинные пальцы небрежно перекинули дизайнерскую сумку на плечо, как если бы это был предмет абсолютно неважный, хотя его цена могла покрыть месячную аренду квартиры в центре Нью-Йорка.

– Господи, Пасифика, ты такая скучная, – Лайза медленно протянула слова, добавив в них немного насмешки, как будто специально хотела уколоть подругу. Её голос звучал с лёгкой усталостью, как если бы она пыталась объяснить что-то очевидное маленькому ребёнку. – Иногда я даже жалею, что ты с нами. – Лайза на мгновение замолчала, но затем добавила с улыбкой, в которой читалось больше, чем просто симпатия. – Но всё равно до чертиков тебя люблю.

Улыбка Лайзы была как фальшивый подарок: красивая упаковка, но внутри что-то, что заставляет задуматься, стоит ли это принимать. В этих словах было больше пренебрежения, чем признания, и Пасифика это прекрасно чувствовала. Её лицо слегка побледнело, но она не смогла выдавить из себя ответа. Внутри неё бушевал вихрь вопросов. Это было оскорбление или просто шутка? Действительно ли Лайза ценит её или же терпит, пока она полезна? Каждый раз, когда Лайза бросала подобные фразы, Пасифика ощущала себя на грани выживания в этом мире, где отношения зависят от красоты, денег и хитроумной игры.

– Мы снова идём в заброшенный спортзал? – вдруг спросила Линда Кристал, прервав молчание.

Линда Кристал всегда выделялась среди своих друзей, но не из-за своей неприступности, как можно было подумать на первый взгляд. Она обладала красотой, напоминающей скандинавскую богиню: огненно-рыжие волосы, гладко уложенные вокруг овального лица, бледная кожа, словно высеченная из мрамора, и янтарно-зелёные глаза, в которых, несмотря на юный возраст, отражалась некая мудрость. Но за этой строгой, почти статуэтной внешностью скрывалась совсем не холодная душа. В глубине души Линда оставалась серьезной, вдумчивой, даже слегка сдержанной, что придавало ей загадочности.

– Конечно, – ответила Лайза, её голос прозвучал с легким оттенком веселья. – Это ведь наше место, или ты забыла?

Компания неспешно двигалась по длинному коридору. Стены, некогда гордо украшенные полотнами знаменитых художников, покрылись толстым слоем пыли, словно кто-то забыл о них в погоне за новым блеском современности. В нишах, которые когда-то были предметом восхищения, стояли старые статуэтки, потерявшие свой блеск и величие. Когда-то они символизировали достижения прошлых поколений, а теперь, покрытые налётом времени.

Студенты, погружённые в свои собственные миры, пересекались с Лайзой и её компанией, но стоило им появиться на горизонте, как каждый стремился отойти в сторону, чтобы не попасться им на глаза. Кто-то торопливо шёл с книгами, крепко прижав их к груди, другие останавливались, шёпотом обсуждая планы на вечер. Это место жило своими маленькими историями, где у каждого была своя жизнь, свои амбиции и мечты. Но всё это казалось мелким и ничтожным по сравнению с Лайзой и её кругом – в их мире, казалось, правила были совсем другими.

Внезапно один из студентов – высокий парень с растрёпанными волосами, явно торопившийся на лекцию, не заметил Лайзу и, почти столкнувшись с ней, резко остановился. Его глаза на мгновение встретились с её взглядом, и это мгновение было достаточно, чтобы мир вокруг замер. Лайза подняла бровь, её карие глаза вспыхнули презрением, как будто сама идея, что кто-то мог бы помешать её величественному проходу, была непростительна.

– Смотри, куда идёшь, если не хочешь оказаться на своей стипендии в уборной, – холодно произнесла Лайза, оглядывая его с ног до головы, как если бы он был просто неприятной помехой на её пути. – Хотя, судя по твоему внешнему, ты и там будешь в своей тарелке. – Её тон был настолько безразличен, что парень растерянно замер, а потом, пробормотав извинения, поспешил скрыться за углом.

– Боже, как я ненавижу неуклюжих людей, – с лёгкой улыбкой добавила Лайза, перекидывая волосы за плечо. Её друзья лишь коротко усмехнулись, не решаясь поддерживать разговор.

Коридор снова наполнился их шагами, отражая их уверенность и превосходство. Студенты рассеялись по сторонам, стараясь не смотреть на группу, осознавая своё место в этой сложной системе привилегий.

В дальнем конце коридора их уже ждали Инди Гранд и Джордж Харингтон. Они стояли у ряда старых деревянных ящиков, облокотившись на них, словно эти ящики были частью их привычной жизни. Инди что-то быстро печатала на телефоне, её пальцы мелькали, как молнии, а Джордж стоял рядом, расслабленный и беззаботный.

– Наконец-то, мы тут уже пылью покрылись, – насмешливо произнесла Инди, отрываясь от экрана и бросая на компанию ленивый взгляд.

Лайза, проходя мимо, слегка коснулась плеча Инди и с улыбкой добавила:

– И вправду, пылью. – Она хихикнула, явно наслаждаясь своей шуткой, которая, казалось, развлекла её больше, чем остальных.

Инди Гранд и Джордж Харингтон были неразлучны с самого первого дня в университете. Их дружба была настолько крепкой, что они делили не только секреты, но и иногда гардероб.

Инди с её смуглой кожей и выразительным лицом напоминала загадочную героиню из независимого кино. Её лицо имело форму сердечка, с высокими скулами, которые она подчёркивала блеском хайлайтера, придающим лицу лёгкий сияющий эффект. У Инди был тонкий, слегка вздёрнутый нос и большие миндалевидные глаза, которые всегда обводились чёрной подводкой, придавая её взгляду немного мрачной загадочности. Её короткое чёрное каре смотрелось дерзко и стильно, а в одном ухе поблёскивал миниатюрный серебряный пирсинг – её единственная «крошечная бунтарская деталь». Губы у неё были тонкие, часто подчеркнутые тёмной помадой, которая добавляла её образу драматичности, а одежда – слегка небрежная: оверсайз куртки, кожаные брюки или огромные свитера, будто она их натягивала на себя в последнюю секунду. Это сочетание броской небрежности и хрупкой, утончённой красоты делало её внешность незабываемой.

Джордж Харингтон, напротив, был воплощением аккуратности и порядка. Его лицо было квадратной формы с чётко очерченными линиями, слегка округлым подбородком и коротким носом. Его карие глаза, окружённые густыми ресницами, смотрели с лёгкой, почти детской жизнерадостностью, которая смягчала строгость его образа. Светло-русые волосы всегда лежали идеально. Даже маленькие детали, как воротник идеально выглаженной рубашки под светло-бежевым джемпером с эмблемой «Хиллкреста», говорили о его педантичности. Его одежда всегда сидела идеально – ни одной складки или лишней пуговицы – и подчёркивала его высокий рост и стройное телосложение.

– Мы решили немного задержаться, – проговорила Лайза, оглядывая всех с лёгкой улыбкой.

Когда компания друзей прошла через массивные, резные двери университетского корпуса и вышла на улицу, их тут же окутало тепло весеннего солнца. Золотые лучи ласково согревали асфальт, а мягкий ветерок играл с листвой на деревьях, будто приглашая студентов наслаждаться этим чудесным днем. Повсюду на зеленых лужайках можно было увидеть группы студентов, лениво раскинувшихся на траве с ланчем в руках. Смех и разговоры заполнили пространство, создавая атмосферу беззаботного счастья, характерную для последних учебных дней перед летними каникулами. Вместо того чтобы присоединиться к остальным студентам на лужайке, компания уверенно двинулась вперёд, спускаясь по широкой каменной лестнице, ведущей к их тайному месту – старому заброшенному спортзалу.

– Сигаретку, Лайза? – предложила Инди, вытаскивая пачку из кармана своей объемной куртки и держа её перед подругой. Её чёрные волосы, отражающие солнечные блики, упали на лицо, и она быстро отбросила их назад.

– Конечно, – ответила Лайза с лёгкой улыбкой, принимая предложение. Она достала одну сигарету и, слегка прищурив глаза от солнца, поднесла её к губам. – Тебе бы стоило начать курить, Пасифика. Это успокаивает нервы, – сказала она, небрежно бросив взгляд на Пасифику, которая шла чуть в стороне.

Пасифика слегка покраснела, но спокойно ответила:

– Я думаю, у меня и так достаточно способов справляться с нервами. Но спасибо за заботу, – её голос звучал мягко, но твёрдо, хотя в глубине души она понимала, что её слова вряд ли произведут впечатление на Лайзу.

Тропинка, по которой они шли, становилась всё уже, и вскоре перед ними возникло старое здание спортзала. Оно выглядело так, будто давно должно было рухнуть: перекошенные двери, выбитые окна, через которые внутрь проникали солнечные лучи, и куски обвалившейся штукатурки придавали ему вид заброшенного и забытого места. Каменная плитка, которой когда-то была вымощена дорожка, теперь почти полностью заросла травой. Только небольшие её участки проглядывали сквозь зелень.

– Вот наше королевство, – с лёгкой иронией сказала Джини, которая, как всегда, шла сзади Лайзы.

Лайза, не дожидаясь остальных, первым делом направилась к своему привычному месту – широкому подоконнику, покрытому слоем пыли и паутины. Она беззаботно плюхнулась на него, как будто это был трон, и стала доставать из своей сумочки зажигалку.

– Так, друзья, что у нас по планам на лето? – спросила она, делая первую затяжку и внимательно смотря на друзей, собравшихся вокруг неё.

Инди, занявшая место рядом с Джорджем на старой деревянной лавке в углу, лениво подожгла сигарету и, вытянув длинные ноги, прищурилась, словно оценивая свет, который проникал сквозь дыры в крыше.

– Обсудим позже. Сейчас важная новость! У мистера Блайта новая пассия, – сказала она, словно между прочим, но с явным интересом в голосе. – Вы только представьте: этот мужчина – просто мечта, а теперь говорят, что его видели с одной из наших… – Инди сделала паузу, давая друзьям возможность осмыслить сказанное.

– Кто же она? – быстро спросила Джини, её глаза заблестели от любопытства.

– Говорят, это Эмили из его группы, – ответила Инди с хитрой улыбкой. – Представляете? Она всегда была тихоней, а тут такое…

– Тихони всегда самые скрытные, – усмехнулся Джордж, подмигнув Пасифике, которая явно стала нервничать.

– Кстати, о профессоре Блайте… – внезапно встревоженно произнесла Пасифика, – мне нужно дописать доклад по истории искусств. Я думала сделать это сегодня.

Лайза бросила на неё быстрый взгляд, поднимая бровь.

– О, да ладно, Пасифика, – насмешливо сказала она, оторвав взгляд от окна. – Может, тебя торопит вовсе не доклад, а что-то, или кто-то, другой?

Джини не упустила шанса поддеть подругу:

– Ух ты, да ты покраснела! – она хихикнула, толкнув Джорджа, который в этот момент обдумывал, как бы скрыть свою усмешку.

Пасифика, заливаясь краской, торопливо достала телефон и принялась листать что-то на экране, пытаясь спрятаться за этой деятельностью от насмешек.

– Ну и что? – продолжила Джини, не сдаваясь. – У тебя ведь точно есть какой-то секретик, Пасифика!

Но их разговор был прерван внезапным шумом из соседней комнаты. Лайза тут же напряглась, её карие глаза превратились в щелочки, а все внимание сосредоточилось на звуке. С лёгкостью, напоминающей движения хищника, она спрыгнула с подоконника, звякнув цепочками на шее, которые она носила с первого курса, как личные амулеты.

– Вы в курсе, что это наше место? – её голос раздался как эхо по коридору, холодный и безапелляционный.

Из соседней комнаты тут же выбежали две первокурсницы, держа в руках пакеты с ланчем. Их глаза на мгновение встретились с Лайзой и остальными, и под тяжестью этого взгляда они поспешили скрыться, убегая по коридору, словно вспугнутые птицы.

– Жестоко ты с ними, – заметила Джини, пытаясь подавить усмешку.

– Не преувеличивай, – ответила Лайза, пренебрежительно махнув рукой, будто разгоняя несуществующие облака. Она вернулась на подоконник, как будто ничего не случилось.

Линда Кристал, которая до этого момента стояла в стороне, поднялась с корточек, аккуратно стряхнула невидимую пыль с юбки и, словно бы решившись, взяла свою сумку Louis Vuitton.

– Куда это ты собралась? – Лайза прищурилась, в её голосе звучала явная нота приказа.

– Думаю, стоит прийти на занятие пораньше. Не хочу опаздывать, – спокойно ответила Линда, бросив быстрый взгляд через плечо, её голос прозвучал так, будто она говорила это самой себе.

– Я с тобой! – воскликнула Пасифика, хватаясь за свою сумку и устремляясь за Линдой.

– Зануды, – демонстративно закатив глаза, пробурчала Лайза, отвернувшись к окну. Её настроение явно испортилось, и она дала понять, что их оправдания ей абсолютно неинтересны.

Как только Линда развернулась на своих элегантных каблуках, её взгляд внезапно наткнулся на фигуру Донателлы Гилсон. Донателла, староста их группы и активистка всех возможных внеклассных мероприятий, словно из ниоткуда появилась прямо перед ней. Линда остановилась, едва не столкнувшись с ней, и сдержала раздражённый вздох.

Донателла, как всегда, выглядела безупречно, хотя её стиль явно был вдохновлён Лайзой. Её светлые волосы, уложенные в идеальные волны, были копией прически Лайзы, даже цвет был подобран так, чтобы максимально соответствовать. Единственным отличием оставались её ледяные голубые глаза, которые холодно блестели, как две капли застывшего льда. Линда невольно заметила, что в этот момент Донателла выглядела почти как отражение Лайзы, но с каким-то мрачным оттенком, как искажённое зеркало.

– Что ж, смотрю, вся банда в сборе, – заметила Донателла, её голос прозвучал с саркастической ноткой, словно она смаковала каждое слово. В руке она небрежно держала свой вечный блокнот, который всегда был с ней, и который она заполняла дотошными записями, как будто собирала улики против окружающих.

Вирджиния, которая до этого спокойно наблюдала за происходящим, шагнула вперёд, явно раздражённая появлением Донателлы. Её каштановые волосы развевались за спиной, когда она, прищурившись, выплюнула сквозь зубы:

– Что тебе нужно, До-оти? – голос Вирджинии прозвучал напряжённо, словно струна, готовая вот-вот порваться.

Донателла, едва подняв глаза от своих записей, сухо ответила:

– Курение на территории кампуса запрещено. Я доложу об этом директору.

Линда, почувствовав нарастающее раздражение, саркастически усмехнулась и протянула свой телефон Донателле:

– Может, ещё и селфи с нами сделаешь? – её голос был пропитан ядом. – Честно, ты уже достала всех.

Донателла, не обращая внимания на провокацию, медленно прошлась по комнате, её каблуки громко стучали по бетонному полу, раздаваясь гулким эхом от стен. Её взгляд скользил по лицам присутствующих, словно она оценила каждого из них, прежде чем произнести с едва скрытой угрозой:

– Вы столько гадостей сделали людям. Кто за это заплатит?

Лайза, которая до этого момента стояла в стороне, лениво накручивая прядь своих светлых волос на палец, наконец подняла глаза и с презрением посмотрела на Донателлу:

– Кому, например? – её голос был исполнен высокомерия, и в нём сквозило явное пренебрежение.

Донателла не выдержала и резко выкрикнула, её голос поднялся до крика:

– Это неважно… Многим!

Прежде чем кто-либо успел осознать, что происходит, Линда, движимая гневом, шагнула вперёд и резко подняла руку, показывая Донателле средний палец. Её лицо перекосилось от ярости, слова слетели с её губ как кинжалы.

– Да пошла ты, – бросила Линда, не оборачиваясь. Она уже сделала шаг к выходу, когда добавила с презрением: – Передай директору привет, подстилка.

Но не успела она сделать и двух шагов, как внезапная, острая боль пронзила её затылок. Донателла, будто ожившая статуя ярости, схватила её за волосы, наматывая на кулак огненные пряди с такой силой, что Линда невольно вскрикнула. В воздухе замерли мгновения тишины, прежде чем обе девушки рухнули на холодный бетонный пол, как два бушующих вихря, и тут же комната наполнилась грохотом их яростной борьбы.

– Как ты смеешь?! – кричала Донателла, её глаза горели бешенством, а лицо исказилось от ненависти. Она дергала Линду за волосы, тянула её вниз, словно пытаясь утопить в собственной ярости.

– Ты всегда была ничтожной! – Линда, ослеплённая яростью, не отступала. Её руки, схватив светлые пряди Донателлы, сжались, и она дёрнула их с такой силой, что Донателла вскрикнула. – Ты заслужила это! – Каждое слово Линды было как удар, выплёскивавшийся в хаосе драки.

Их тела хаотично метались по полу, удары каблуков скользили по бетону, создавая оглушительное эхо в пустой комнате. Звуки ударов, визг, крики смешались в неуправляемый поток ярости и боли. Донателла, вся в панике, отбивалась, но Линда была сильнее и намного злее. Её лицо перекосилось от злобы, она вцепилась в волосы Донателлы, наклоняя её голову, пытаясь подмять под себя.

– Что, ты думала, что сможешь… – Линда выдохнула, но не успела закончить фразу, когда Донателла с визгом ударила её ногой по боку. Линда отшатнулась, но не сдалась, продолжая сжимать волосы своей противницы. Её злость только усилилась от этого удара, глаза сверкали диким огнём.

Сторонние наблюдатели – Вирджиния и остальные, замерли, наблюдая, как две девушки, забыв о своей светской репутации, превратились в хищниц, борющихся за власть. Вирджиния, стоя в стороне, с лицом полным возбуждения и предвкушения, словно не могла поверить своим глазам.

– Давай, Линдс! – её голос звенел от адреналина. Она буквально подпрыгивала от восторга, её глаза горели злорадством. – Покажи ей, кто здесь главная!

Комната заполнилась хаосом, звуки ударов, разорванной одежды и резких движений казались раскатами грома. Однако, внезапно, что-то изменилось. В один момент Донателла застыла. Её тело обмякло, руки безжизненно опустились вдоль тела, как будто вся ярость разом испарилась. Линда, не сразу поняв, что произошло, продолжала яростно трясти её, пока не почувствовала, как сопротивление исчезло.

Линда отступила назад, тяжело дыша, её грудь судорожно поднималась и опускалась. Она посмотрела на Донателлу, лежащую неподвижно на полу, и в этот момент её захлестнула волна ужаса. Вокруг стало странно тихо, как будто кто-то выключил звук. Линда, всё ещё находясь под воздействием адреналина, медленно опустилась на колени рядом с телом. Её руки задрожали, когда она коснулась головы Донателлы, пытаясь осознать, что произошло.Её пальцы ощутили что-то липкое и тёплое. Линда быстро отдёрнула руку и увидела кровь. Это была реальная, настоящая кровь, которая стекала из-под светлых волос Донателлы, медленно образуя маленький ручеек, который затем собрался в тёмный круг на холодном полу.

– О боже… – Линда прошептала, чувствуя, как ноги подкашиваются. Всё внутри неё кричало от ужаса.

– Ты её убила? – прошептала Лайза, её голос был тихим, но в нём звучала скрытая паника. Она нервно теребила ремешок своей серебристой сумки, не в силах оторвать взгляд от бездыханного тела.

Линда, ошеломлённая тем, что произошло, прикрыла лицо руками. Слёзы катились по её щекам, и она едва смогла выдавить:

– Я… я не хотела… – голос Линды сорвался на шёпот, и она замерла, не в силах оторвать взгляд от неподвижного тела.

В комнате повисла гнетущая тишина, тяжелая и невыносимая. Казалось, воздух сам стал плотнее, давя на всех присутствующих. Пасифика, сжавшись в углу, пробормотала, дрожащим голосом:

– Что теперь делать?

Лайза, обычно уверенная и властная, медленно подняла глаза. В её взгляде блеснула тревога, как будто даже она не знала, что сказать. Слова застревали в горле, но молчать больше было невозможно.

– Если найдут тело, нас всех посадят, – наконец выдавила она, её голос дрожал, но все же быстро обретал привычную твёрдость.

Джини, стоявшая чуть поодаль, резко обернулась. Паника в её глазах была очевидна.

– Почему нас? – её голос задрожал, она сделала шаг назад, будто хотела убежать от этой ужасной реальности.

– За соучастие, – твёрдо ответила Лайза. Это прозвучало как приговор, от которого нельзя было уклониться.

Внезапно Джордж, который всё это время молчал, спокойно кашлянул, привлекая к себе внимание. Его взгляд был пугающе сосредоточенным.

– Нужно спрятать тело, – сказал он, как если бы обсуждал что-то совершенно обыденное.

Пасифика резко отшатнулась, её глаза расширились от ужаса. Сумка выпала из ее рук.

– Ты серьёзно?! – её голос дрожал сильнее всего, но в нём было столько отчаяния, что все сразу поняли, насколько она испугана.

Лайза, услышав предложение Джорджа, медленно кивнула.

– Думаю, это хорошая идея, – сказала она.

– Нет! – закричала Пасифика, панически начав собирать выпавшие из её сумки вещи. Её руки дрожали, она хватала каждую мелочь, словно пыталась ухватиться за реальность, которая ускользала от неё.

– Готова променять свою стипендию на жизнь в колонии? – произнесла Лайза, её слова, как ледяной ветер, пронзили Пасифику.

Пасифика замерла, её руки бессильно упали, вещи из сумки снова рассыпались по полу. Её взгляд метался по комнате, ища спасение, но нигде не было ни намека на выход. Она медленно покачала головой, в её глазах отражалось отчаяние и бессилие.

Лайза, удовлетворённая её молчаливым согласием, решительно подошла к Донателле, лежащей на холодном полу, и схватила её за руку, теперь уже совсем холодную.

– Тащите её в подвал, – приказала она. – Там точно никто искать не будет.

Инди, до этого стоявшая в тени, нахмурилась, оглядывая тёмное помещение. Она тихо спросила:

– Ты уверена?

Лайза повернулась к ней, и в её голосе не было сомнений:

– Спортзал скоро снесут. Никто туда не сунется, – она крепче сжала руку Донателлы. – Поможете, или как?

Они переглянулись, и, тяжело вздохнув, друзья подняли безжизненное тело. Несмотря на хрупкость Донателлы, её вес оказался непосильным для их дрожащих рук. Каждый шаг отдавался тяжестью в сердцах, они чувствовали, как что-то в них ломается с каждым движением.

Они медленно, словно во сне, тащили тело по извилистым коридорам заброшенного спортзала. Стены, когда-то украшенные спортивными трофеями и фотографиями, теперь были облезлыми и грязными, а тишина, царившая вокруг, казалась оглушительной. Шаги эхом раздавались в пустом пространстве, каждый звук казался предвестником беды.

Линда шла впереди, вся дрожащая от напряжения. Она пыталась не смотреть на лицо Донателлы, но каждый раз её взгляд неосознанно возвращался к безжизненным, открытым глазам. От этого зрелища её передёргивало, и она чувствовала, как внутри всё сжимается от страха.

Пасифика тащилась в самом конце, едва переставляя ноги. Мысли её метались, не находя покоя. Она старалась сосредоточиться на звуке своих шагов, но каждый раз, когда мёртвая тишина накрывала их, её сердце начинало стучать так громко, что казалось, его слышат все. В голове рождались образы одного ужаса за другим, каждый из которых был связан с тем, что они только что сделали.

Когда они добрались до лестницы, ведущей в подвал, страх охватил их ещё сильнее. Внизу было темно и сыро, оттуда веяло затхлостью и гнилью. Они еле спустили тело по узким, скрипучим ступеням, которые, казалось, вот-вот рухнут под их тяжестью. Лайза и Джордж двигались впереди, словно руководствуясь каким-то немым уговором, их шаги были слаженными и уверенными, несмотря на внутренний ужас.

Внизу их встретила заброшенная, заросшая плесенью комната с покосившимися стенами. Когда-то здесь тренировались спортсмены, но теперь от былой славы не осталось ничего, кроме разбитого инвентаря и тёмных пятен на стенах, напоминающих о давно минувших днях.

– Здесь, – тихо произнесла Лайза, её голос больше не дрожал. Она указала на тёмный угол, где когда-то стоял шкаф для инвентаря.

Они осторожно положили тело на пол, Джордж и Линда старались уложить его так, чтобы оно выглядело хоть немного естественно. Но вид Донателлы, лежащей на холодном бетоне, был ужасен – её волосы спутались, лицо побледнело, а губы приобрели мертвенный оттенок. Пасифика стояла в стороне, прикрыв рот рукой, словно боясь закричать. Её пальцы были так крепко сжаты, что побелели, но она не могла отпустить свою сумку, как будто это было единственное, что удерживало её от безумия.

– Что теперь? – отчаянно спросила Джини.

Лайза медленно подняла голову, её глаза метались по лицам каждого из друзей.

– Теперь нужно сделать так, чтобы никто ничего не узнал, – ответила она твёрдо, её голос был хладнокровным. – Забудьте, что это произошло. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Мы просто продолжим жить, как будто этого не было

Когда они покидали подвал, каждый из них чувствовал на своих плечах тяжесть непосильной ноши – тайны, которая уже начала разрушать их изнутри. Тишина в спортзале стала невыносимой, каждый шаг отзывался в сознании тяжёлым ударом, как раскаты грома перед надвигающейся бурей.

Они договорились больше никогда не возвращаться сюда, словно это место было проклятым, и действительно, отныне спортзал стал для них символом того, что они потеряли – невинность, спокойствие, уверенность в том, что жизнь можно контролировать. Но правда всегда стремится выйти наружу, и чем глубже её закапывают, тем сильнее она прорывается на свет. Сколько бы они ни старались забыть этот день, он стал началом конца их «элитного общества». Между ними пролегла невидимая трещина, которая, словно медленный яд, начинала разрушать всё, что они когда-то считали незыблемым.

Глава 0

Донателла Гилсон

Донателла Гилсон всегда выделялась своей непоколебимой решимостью и стремлением к контролю. В коридорах университета «Хиллкрест» она двигалась с грацией пираньи, уверенно и неумолимо. Её всегда узнавали по характерному образу: волосы, выкрашенные в светлый цвет, неизменно собраны в аккуратный высокий хвост; строгая чёрная юбка чуть выше колена; идеально натянутые серые гольфы и сияющие черные туфли на каблуке. Её голубые глаза, несмотря на всю их холодную красоту, вызывали у окружающих тревогу – они всегда настороженно выискивали очередную жертву для доноса директору, если кто-то нарушал правила. Донесения были для неё не просто хобби, а настоящей миссией.

Донателла всегда соблюдала правила и ожидала того же от окружающих. За её аккуратным и благопристойным видом скрывалась непреклонная личность, и это не проходило бесследно. Она контролировала все университетские мероприятия с дотошностью педанта, начиная от распределения групп до организации вечерних встреч. Такой строгий подход обеспечил ей множество врагов. Впрочем, она не замечала ненависти – или делала вид, что не замечает.

Но если взглянуть глубже, за фасадом хладнокровия и железной дисциплины, можно было увидеть человека, скрывающего свои комплексы и раны. В прошлом, Донателла никогда не была популярной в школе. В её детстве присутствовала та горечь, что оставляет на сердце отчуждение. Она всегда смотрела на тех, кто был красивее, успешнее, тех, кого приглашали на вечеринки, но сама оставалась на обочине. Её внутренняя неуверенность заставляла её стремиться к совершенству, к созданию идеальной маски, за которой она пряталась.

В подростковом возрасте Донателла всерьёз пыталась попасть в команду чирлидеров, представляя, как будет выступать перед толпой и ловить восхищённые взгляды. Но мечта разрушилась за один день. На одном из тренировочных сборов её окружили старшие девушки, самые популярные в школе – Карен, Кайла и Бриттани. В их взглядах читалось презрение, а в улыбках мелькали ядовитые насмешки. Они словно соревновались, кто придумает более язвительный комментарий.

– Ты серьёзно думаешь, что с такими зубами можешь быть чирлидером? – насмешливо протянула Карен, сложив руки на груди. – Мы же хотим сиять, а не пугать зрителей.

Донателла почувствовала, как её щеки заливает краска. Она попыталась что-то ответить, но слова застряли в горле. Бриттани склонилась к ней, усмехнувшись так, что блеснули её идеально ровные зубы.

– Серьёзно, Донни, тебе ещё до нас как до Луны. Попробуй сначала исправить свой «милый» оскал, – язвительно добавила она, театрально поправляя блестящие локоны.

Кайла поддакнула, не отрываясь от своего телефона, и бросила напоследок:

– Мы тут как-то за «стандарт», знаешь ли. А ты его, увы, не выдерживаешь.

Эти слова задели её больнее любого удара. Уходя с площадки, Донателла поклялась себе, что больше никогда не станет объектом насмешек. Она поняла, что если хочет быть на вершине, то должна стать безупречной – во всём. Её будет невозможно задеть или унизить.

Лето перед поступлением в «Хиллкрест» стало поворотным для неё. Донателла решила начать с самого главного – с гардероба. Она отправилась на Седьмую авеню, пройдясь по всем топовым бутикам. Не сдерживая себя в покупках, она обзавелась строгими платьями от Dior, костюмами от Chanel, безупречно сидящими блузками от Givenchy. На ногах теперь красовались туфли от Jimmy Choo, которые стали её визитной карточкой.

Но на этом её преображение не закончилось. Зайдя в один из элитных салонов красоты Нью-Йорка, она приняла очередное важное решение – обычные русые волосы больше не подходили её новому образу. Платиновая грива блестящих волос, уложенных до мелочей, подчёркивала её решимость и новый статус. И всё же, глядя в зеркало, она всё ещё видела отражение прежней Донателлы. Чего-то не хватало.

И тогда она решилась на последнее – поставить брекеты, чтобы раз и навсегда избавиться от «неровных зубов», которые были источником её детских унижений. Теперь, когда каждый элемент её облика был доведён до совершенства, она чувствовала себя непобедимой.

В день своего прибытия в «Хиллкрест», Донателла почувствовала, как что-то изменилось. Она больше не была той скромной и забитой девочкой. Теперь она стала кем-то другим – холодной, уверенной в себе девушкой с амбициями и планами на будущее. Университетская форма подчёркивала её новый статус: бежевая жилетка, чёрная юбка и белоснежная рубашка. Стоя перед зеркалом в холле старого университета, среди сияющих люстр и исторических портретов, Донателла улыбнулась своему отражению. Это была уже не та слабая школьница, которую отвергали сверстники. Теперь она намеревалась взять «Хиллкрест» в свои руки.

Когда директор произносил вступительное слово, её взгляд невольно упал на трёх студентов у входа. Лайза Трейсон, Джордж Харингтон и Инди Гранд – именно о них она читала недавно в газете. Они выглядели словно принадлежащими к совершенно другому миру: все трое излучали уверенность и беспечность, что так привлекало Донателлу. Она смотрела, как они с лёгкостью общаются между собой, игнорируя всю суету вокруг, и почувствовала себя заинтригованной. Она очень хотела стать частью их компании, но когда они, посмеиваясь и не обращая внимания на правила, исчезли за углом здания, направляясь к заднему корпусу, её внутренний компас не позволил ей последовать за ними. Слишком правильная, слишком верная своим идеалам, она направилась на первое занятие, оставив своё любопытство позади.

Позже, в этот же день, когда занятия закончились, Донателла, чувствуя, что она должна занять лидирующую позицию в этом новом для неё мире, пошла в административный корпус и подала заявление на участие в студенческом совете. Она не могла позволить себе быть в стороне, и потому решила стать старостой курса. Это был первый шаг к её великой цели – стать самой уважаемой и влиятельной студенткой «Хиллкреста». Однако, несмотря на её решимость, в душе всё ещё жила та девочка, которая когда-то отчаянно искала признания.

***

Прошёл год с момента поступления Донателлы в университет «Хиллкрест». Она уже прочно закрепила за собой репутацию старосты и стала официальной помощницей директора, что, по её мнению, было заслуженной наградой за труды. Однако не все разделяли её восторг. В стенах университета ходили слухи, один из которых, как ей стало известно, был инициирован Лайзой Трейсон, звездой «Хиллкреста». Лайза и её элитная компания – Линда Кристал, Пасифика Шерон, Вирджиния Флойд, Джордж Харрингтон и Инди Гранд – пустили подлый слух о том, что Донателла получила своё место через постель директора. Эти слова больно ранили Донателлу. Ещё недавно она восхищалась Лайзой, подражала её стилю и даже надеялась когда-нибудь попасть в их круг. Но теперь мечты об этой дружбе испарились, оставив в душе только ненависть. Донателла понимала, что вокруг них была невидимая стена, которая разделяла их «элитное общество» от всех остальных, включая её.

Одним из самых мучительных моментов для Донателлы стал случай в столовой. Донателла, нервно теребя рукав своей куртки, подошла к столу, за которым сидела компания Лайзы. Её сердце бешено стучало в груди, но она постаралась выглядеть уверенной, собрав в себе остатки смелости. Она давно хотела разобраться с тем слухом, который пустила Лайза – слухом о том, что она якобы спит с директором. Это обвинение разнеслось по университету, и Донателла чувствовала, что её репутация рухнула в одночасье. Она надеялась, что Лайза просто не знала, что слухи распространились так далеко, или что она не имела к этому никакого отношения. Но где-то в глубине души Донателла уже знала правду.

Подойдя к столу, она увидела, что Лайза и её компания небрежно развалились на стульях, обсуждая что-то незначительное. Перед ними стояли подносы с сырными палочками, а на столе валялись телефоны и пачка сигарет. Атмосфера была лёгкой и беззаботной – полной противоположностью тому напряжению, что бурлило в душе Донателлы.

Она сделала глубокий вдох и, стараясь не показать нервозности, проговорила:

– Привет… – голос её дрожал, и она отчаянно попыталась улыбнуться. – Я хотела поговорить.

Лайза медленно подняла глаза, её карие глаза сверлили Донателлу, а уголки губ растянулись в едва заметной, издевательской ухмылке. Остальные за столом замерли, словно ожидая представления.

– О, смотри, кто к нам пожаловал, – лениво протянула Лайза, перекидывая свои светлые волосы за плечо. – Донателла, дорогая, что-то случилось?

Донателла почувствовала, как всё внутри сжалось от напряжения, но она заставила себя продолжить.

– Я просто… – она сглотнула. – Я слышала слух… о том, что я сплю с директором, и, ну… мне сказали, что ты это придумала. Зачем?

Лайза, не моргнув и глазом, взглянула на Джорджа, который тут же издевательски усмехнулся.

– Что ж, слухи – это всегда интересно, правда? – Лайза прищурилась. – Но я понятия не имею, кто их распускает. Может, ты сама дала повод?

За столом раздались приглушённые смешки. Вирджиния, сидя рядом, изящно поправила свои кроссовки Alexander McQueen и бросила презрительный взгляд на Донателлу.

– Да брось, Донателла, – протянула она. – Все знают, что ты любишь внимание. Наверное, тебе нравится быть в центре сплетен, правда?

Инди, стоявшая рядом и безразлично перебирая свои тёмные очки, добавила:

– Знаешь, эти слухи могут быть полезны для твоей карьеры.– Она фыркнула, поправляя короткие пряди своих волос.

Донателла чувствовала, как по её щекам поднимается жар. Её руки задрожали, и она едва смогла удержать свою оборонительную позу.

– Это неправда, – пробормотала она, стиснув зубы. – Я не делала ничего такого…

– О, правда? – Лайза наклонилась вперёд, её лицо было исполнено насмешки. – Знаешь, в нашем мире не обязательно что-то делать. Достаточно, чтобы люди в это поверили.

Смех за столом стал громче. Джордж, облокотившись на спинку стула, снисходительно посмотрел на Донателлу.

Лайза хмыкнула и, приподняв бровь, добавила с издевкой:

– А теперь беги, Донателла, и, может быть, в следующий раз постарайся не быть такой жалкой.

С этими словами Лайза небрежно махнула рукой, как если бы разгоняла назойливую муху. Донателла замерла на мгновение, чувствуя, как сердце сжимается от унижения. Её лицо пылало от стыда, и, не сказав больше ни слова, она развернулась и поспешила прочь от их стола, слыша за спиной только издевательские хихиканья.

– Думаю, вам стоит уважать старосту, – тихо, но уверенно попыталась сказать она, надеясь хоть немного восстановить чувство собственного достоинства.

Но Лайза только громко рассмеялась.

– Уважать тебя? За что? За то, что ты лизала задницу директору? – её голос стал резким и злым, вокруг раздался смех. – Уважение тут не купишь. Так что иди своей дорогой.

Донателла стояла, оглушённая этими словами. Её сердце билось в груди как барабан, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Не сказав больше ни слова, она резко повернулась и ушла, оставив позади их издевательские взгляды и язвительные комментарии. Поднос с едой она бросила на ближайшем столе, чувствуя, как по её щекам текут горячие слёзы унижения.

Эта встреча стала последней каплей. Донателла окончательно возненавидела Лайзу и её компанию. Она больше не хотела быть частью их «элитного» мира – теперь у неё была другая цель. Она решила разоблачить их ложное величие и смахнуть с пьедестала. С того дня она наблюдала за ними с ненавистью. Каждый их шаг, каждая ошибка – всё фиксировалось в её памяти. Она внимательно следила за их жизнью, подмечая малейшие недостатки в их идеальном образе, стараясь найти ту трещину, через которую она сможет их сломать.

Вечером, Донателла как обычно проводила время в общежитии, копаясь в бумажках и таращась в окно, где на газонах до сих пор сидели студенты, играя на гитаре и просто болтали.

Комната Донателлы в общежитии «Хиллкреста» больше напоминала уютное, хоть и немного старомодное убежище. Обои в мягких пастельных тонах, украшенные едва заметным узором виноградных лоз. Старинная мебель из темного дерева, хотя и сохранила свою массивность, теперь выглядела скорее как антикварное сокровище, чем признак угрюмого заточения. Такая мебель была почти у всех в общежитии. Тяжелые бордовые шторы, хоть и почти не пропускали свет, защищали Донателлу от внешнего мира. Слабое сияние единственной лампы на письменном столе мягко освещало аккуратно разложенные бумаги и учебники. В углу, рядом с комодом, стоял старинный шкаф с резными дверцами, из которого доносился лёгкий запах лаванды. Пол был застелен ковром с восточными узорами, но его яркие краски слегка поблёкли от времени. На кровати с высоким изголовьем было уютное покрывало тёмно-бордового цвета, которое идеально гармонировало с общим настроением комнаты. На шкафу висела фотография, вырванная из ежегодника. Это был тот самый снимок: Лайза, Джордж, Инди, Вирджиния, Линда и Пасифика – все вместе, их лица сияли идеальными улыбками. Однако они были грубо зачёркнуты черной ручкой, что создавало странный контраст с мирной обстановкой комнаты.

Донателла сидела на кровати, глядя на фотографию с холодным взглядом. Её руки, сложенные на коленях, крепко сжимали старый блокнот. Она говорила вслух, но не громко, словно боялась, что кто-то подслушает её мысли.

– Они заплатят за всё… – произнесла она, её голос дрожал от накопившегося гнева. – За каждое унижение, за каждую подлость, за каждый насмешливый взгляд.

Она поднялась, прошлась по комнате, остановившись у старого, потрескавшегося зеркала. В отражении она видела себя – измученную, но полную решимости.

– Я думала, что смогу быть как они, – продолжала она, изучая своё отражение. – Думала, что смогу вписаться в их мир, если буду стараться изо всех сил, если стану такой, какой они хотели бы меня видеть. Но нет. Я была для них просто марионеткой, игрушкой для их развлечений.

Она вздохнула, опустив взгляд на свои руки.

– Они не понимают, что я больше не та наивная девочка. Я вижу их насквозь. Их мир, этот блестящий фасад, он гниёт изнутри, и я это разрушу. – Она снова взглянула на зачёркнутую фотографию. – Я заставлю их пожалеть, что они вообще со мной столкнулись.

И вот всё подошло к тому самому дню, когда Донателла наконец-то поверила, что жизнь может измениться к лучшему. В тот солнечный полдень она сидела на мраморной лавке во дворе университета, окружённая ворохом бумаг. Её плессированная юбка слегка помялась от долгого сидения, но она не обращала внимания – мысли были заняты другим. Она пыталась сосредоточиться на работе, убедить себя, что не нуждается в признании «элитного общества», но каждый раз, когда ей удавалось хоть немного отвлечься, рядом появлялся какой-то сигнал напоминания. И вот опять.

Её внимание отвлек шум, и Донателла подняла голову. Лайза и её компания прошли мимо, сияя на солнце, как будто это они были центром вселенной, а всё остальное – лишь декорации. Лайза, как всегда, была великолепна: её белокурые волосы ловили лучи света, а смех её друзей наполнял воздух лёгкостью, которая, казалось, была для них естественна. Донателла посмотрела на них с тяжёлым сердцем. Внутри всё кипело. Это должно было закончиться.

Её взгляд случайно упал на старый заброшенный спортзал. Она знала их привычки: это место давно стало для Лайзы и её друзей тайным убежищем, куда они уходили от всех, чтобы покурить, обсудить сплетни и злорадствовать над остальными. И в этот момент Донателла ощутила прилив решимости. Она поймает их с поличным. Возможно, это будет её шанс наконец-то добиться справедливости и свергнуть их с трона.

Она дождалась, пока Лайза с друзьями скрылись в здании, и, собрав все свои бумаги, поднялась с лавки. Сердце колотилось так, словно оно знало что-то, чего Донателла пока не понимала. Она нервно поправила свою юбку, выпрямилась и направилась к спортзалу. В её голове кипели мысли: как они будут оправдываться, как их застигнут врасплох, как директор, наконец, накажет их завсе унижения, которые они причинили другим. Это был её шанс восстановить справедливость. Её момент.

Она подошла к двери спортзала и медленно её приоткрыла. Звук скрипа старых петель пронзил тишину. Сердце Донателлы колотилось всё сильнее, но не от страха – от предвкушения победы. Она вошла внутрь, ожидая увидеть испуганные лица, услышать оправдания и панические мольбы. Но всё пошло не так.

Если бы она только знала, что будет дальше, то никогда в жизни бы не сунулась в этот злополучный спортзал. И вот, спустя время, её история завершилась в том самом подвале спортзала, где её тело осталось разлагаться на холодном бетонном полу. Плакаты с её лицом теперь висят на каждом углу университетского кампуса, её исчезновение стало главной новостью, но никто, кроме тех шестерых, не знает, что произошло на самом деле.

Так закончилась история Донателлы Гилсон, которая всего лишь хотела стать лучше, превзойти всех, несмотря ни на что.

Глава 1

Лайза Трейсон

Лайза была той самой девушкой, которой стремились подражать многие, и это началось задолго до университета. В школьные годы её обожание среди сверстников превратилось в почти культовое явление. Однажды, купив сумку Prada, она уже на следующий день увидела, как несколько девочек ходят с точно такими же. Этот момент стал для Лайзы откровением – она поняла, насколько велика её сила влияния. С этого дня она начала придавать ещё большее значение своему внешнему виду, и уход за кожей превратился для неё в ежедневный ритуал, в котором не было места компромиссам.

Её светлые волосы всегда выглядели идеально, даже если они были просто собраны в высокий хвост или свободно спадали на плечи. Карие глаза, подведённые блестящими тенями, и губы, покрытые сияющим блеском, делали её лицо ослепительно красивым. Лайза была той, чья красота не вызывала сомнений, и с каждым годом она становилась всё более утончённой и привлекательной.

Когда Лайза поступила в университет «Хиллкрест», это стало возможным исключительно благодаря её выдающимся способностям в математике. Она получила грант, который стал для неё билетом в это престижное учебное заведение. Несмотря на то, что многие считали её глупой блондинкой, она умела сочетать свою внешнюю привлекательность с острым умом, который не раз помогал ей в решении сложных задач.

В «Хиллкресте» Лайза быстро нашла себе новых друзей – Инди и Джорджа. Их знакомство началось весьма необычно: они сблизились на почве общей привычки курить, пропустив первое студенческое занятие и опоздав на целых тридцать минут. Лайза тогда решила, что это знак судьбы, который обещал крепкую дружбу в будущем. И первое время их связь действительно казалась нерушимой. Они проводили много времени вместе, смеялись, делились секретами и строили планы. Однако, время и обстоятельства начали вносить свои коррективы.

Через пару месяцев, после случая с Донателлой, дружба начала давать трещину. Ещё недавно неразлучные друзья всё чаще замечали между собой напряжение и холодность. Сначала это выражалось в менее частых встречах, затем – в натянутых улыбках и коротких, ничего не значащих приветствиях. Вскоре их дружба превратилась в нечто призрачное, едва уловимое, а потом и вовсе исчезла, оставив лишь воспоминания о былой близости.

Нью-Йорк. «Апартаменты семьи Трейсон». 29 августа 2022

Прошло чуть больше года, и Лайза превратилась в собственную тень. Та, кто когда-то ослепляла всех блеском и харизмой, теперь лишь напоминала о себе прошлой. Она только вернулась из Беверли-Хиллз, где каникулы превратились в марафон шумных вечеринок и бессмысленных разговоров. Нью-Йорк встретил её холодным ветром, как будто напоминая, что Манхэттен не прощает слабостей.

Её платиновые волосы теперь приобрели тёплый, почти медовый оттенок – попытка стереть себя прежнюю. Лайза надеялась, что перемена цвета волос избавит её от того ужасного сходства с Донателлой, которая теперь стояла перед её внутренним взором с мёртвенно-белым лицом и синими губами. Каждый взгляд в зеркало превращался в испытание. Каждый раз ей чудилось, что её отражение смотрит на неё чужими, обвиняющими глазами Донателлы. Она начала ненавидеть собственное лицо, но самым страшным было то, как она пыталась убежать. Лайза пристрастилась к вечеринкам, которые всё чаще заканчивались в безликих пентхаусах или на чужих яхтах, где музыка заглушала мысли, а алкоголь смывал остатки здравого смысла. Она не могла остановиться. Ей казалось, что ещё один бокал, ещё одна ночь на каблуках – и весь этот кошмар развеется.

Теперь она стояла перед зеркалом в своей спальне. Новенький бежевый пиджак, который должен был выглядеть элегантно, словно был на пару размеров больше, подчёркивая её худобу. Волосы, всё ещё влажные после долгого душа, струились по плечам. На кровати лежали разложенные наряды – все до единого новые, ещё с бирками, словно обещания нового начала.

Рядом на тумбочке стоял бокал мартини, его содержимое уже наполовину опустошено. Лайза взяла его, сделала небольшой глоток и вернулась к зеркалу. Она разглядывала своё отражение с той смесью критичности и отчуждения, которую теперь испытывала всегда. Едва заметная усмешка тронула её губы – горькая, уставшая.

«Кто ты теперь?» – подумала она, поправляя ворот пиджака.

Лайза повернулась к кровати и взяла платье, которое купила специально для возвращения на Манхэттен. Чёрное, с глубоким вырезом, подчёркивающее ключицы, оно идеально подходило для вечеринки. А куда ещё идти? В тишине она чувствовала себя слишком уязвимой.

– О, Боже мой, – крикнула Анжела, новая подруга Лайзы. Её взгляд был прикован к экрану телефона с таким вниманием, словно она только что наткнулась на сенсацию года. И это действительно была сенсация. – Наркоманка Гранд вернулась!

Анжела лежала на кровати Лайзы, развалившись так, как будто находилась в собственном доме. Анжела, несмотря на своё имя, была далека от ангельской невинности. Её бунтарская натура проявлялась во всём: начиная с рваных джинс и заканчивая клубами Сохо и Бруклина, где они с Лайзой оказывались почти каждую ночь. Анжела могла танцевать до утра, не сбавляя темпа и не обращая внимания на усталость или последствия.

Лайза и Анжела встретились совершенно случайно, в обычном бутике на Пятой авеню. Лайза тогда ещё скрупулёзно изучала ценники на платьях от Prada, как будто пытаясь взвесить каждую покупку. Она всегда была рассудительной и аккуратной в своих решениях, включая шоппинг. И именно в этот момент в её поле зрения вошла Анжела.

Анжела влетела в бутик, как торнадо. Она не глядела на ценники и не размышляла, стоит ли покупать вещь. Она просто сгребала с вешалок одежду и запихивала её в огромную сумку от Hermes, которая явно не предназначалась для таких целей. Её лицо светилось смелостью, а во взгляде было нечто дикое и дерзкое. Лайза не могла оторвать от неё глаз.

– Лайза Трейсон? – Анжела тогда окинула Лайзу взглядом и кивнула на выбор Лайзы. – Ты вправду будешь это брать? Может что-то более дерзкое попробуешь?

Лайза смутилась, но усмехнулась. В Анжеле было что-то необъяснимо притягательное, и этот момент стал началом их необычной дружбы. Они вышли из бутика вместе и с того дня почти не расставались.

Анжела выглядела, как воплощение духа ночных вечеринок Нью-Йорка. Её каштановые волосы, чуть растрёпанные и обрамлённые обесцвеченными прядями, создавали стильный беспорядок, подчёркивая её независимость. Чётко очерченные скулы и слегка заострённый подбородок делали лицо выразительным, а крупные карие глаза, всегда с дымчатым макияжем, придавали взгляду магнетическую глубину. На её носу выделялся небольшой пирсинг.

Её тело отличалось худобой и подтянутостью, и в каждом движении чувствовалась лёгкость, словно она привыкла к беззаботной жизни на грани. На шее у Анжелы сверкала тонкая цепочка с кулоном, который она никогда не снимала, и это добавляло её образу загадочности. Руки украшали пару небрежных татуировок, одна из которых, чёрная роза на предплечье, была её личным символом. В тот день, в рваных скинни-джинсах и мешковатой футболке, Анжела явно выбивалась из гламурного окружения бутика – но её стильный вызов лишь подчёркивал притягательную энергию, которой Лайза не могла не восхищаться.

– Лайза, ты должна это увидеть, – Анжела снова прервала её размышления, вытянув шею в сторону экрана телефона. – Она изменилась до неузнаваемости. Смотри на её лицо – она едва держится.

Её сердце колотилось в груди, но она не могла этого показать. Для Анжелы всё это было просто забавой, но для Лайзы – болезненным напоминанием о том, кем она была и кого потеряла.

– Мне это неинтересно, – сквозь зубы процедила Лайза, не отводя взгляд от зеркала.

– Покажи-ка, – произнес Нейт Ньюман, слегка вставая с кресла.

Нейт Ньюман выглядел как воплощение современного «плохого парня» из элиты – высокий, с атлетическим телосложением и чуть небрежными тёмными волосами, будто он не утруждался их укладывать. Его лицо отличали резкие скулы и глубокие карие глаза. В уголках его губ часто пряталась полупрезрительная ухмылка, будто он был выше всей суеты вокруг. Он носил одежду не для того, чтобы произвести впечатление, но его свитер Saint Laurent и слегка потрёпанные, но дорогие ботинки только добавляли ему притягательности.

Теперь Нейт вместе с Лайзой и Анжелой стал одной из самых заметных фигур «Хиллкреста». Они будто бы превратились в новых правителей кампуса, привлекая к себе внимание в каждом коридоре. Лайза стала чем-то вроде темной королевы этой троицы. Анжела, рядом с ней, вносила свою бунтарскую энергию, а Нейт был последним штрихом в их образе – холодный, невозмутимый, с неизменной уверенностью, которая подчиняла взгляды. Теперь на них смотрели с восхищением и страхом, и никто в «Хиллкресте» не смел бы перейти им дорогу.

– Смотри – Анжела спрыгнула с большой кровати, поправляя сползающие джинсы, которые она когда-то украла из отеля Four Seasons. – Она так похудела.

– Попробуй просидеть на кокаине месяц-другой, – с усмешкой заметил Нейт, глядя на Анжелу, – Тоже станешь стройной.

Лайза почувствовала, как внутри неё вспыхивает раздражение. Эти разговоры о прошлом были для неё невыносимы. Она ненавидела всё, что напоминало о её бывших друзьях, особенно о той, кого она когда-то называла своей лучшей подругой. Лайза всегда считала себя внимательной подругой, но оказалось, что она пропустила самое важное – момент, когда Инди начала разрушать себя.

– Может хватит? – буркнула Лайза, стараясь сохранить спокойствие. Она продолжала смотреть на своё отражение в резном зеркале в полный рост, стоявшем возле гардеробной, которая была её убежищем, наполненным роскошными нарядами от лучших дизайнеров: платья от Dior, туфли от Louboutin, сумки от Gucci.

Анжела, заметив неприязнь в голосе подруги, всё равно не отступала. Она подошла ближе, держа телефон так, чтобы Лайза не могла игнорировать изображение на экране. Украдкой, почти неосознанно, Лайза всё же бросила взгляд на экран. Там была фотография Инди, выходящей из такси. На ней была старая чёрная кофта Джорджа, которую она когда-то носила в университете, и серые шорты. На ногах были какие-то дешёвые сланцы, вероятно, выданные в больнице. Увидев её измученное лицо, сердце Лайзы сжалось. Чёрные волосы Инди безжизненно спадали ниже плеч, а на лице читались следы пережитых страданий. Взгляд Лайзы невольно задержался на её подруге, которая теперь казалась ей бедной и потерянной, словно прошла через несколько бесконечных смен в Taco Bell. Бедняжка.

– Мне так её жаль, – сорвалось с губ Лайзы прежде, чем она успела осознать, что говорит.

Анжела, стоя правее, нахмурилась и с лёгким недоумением посмотрела на Лайзу. Не ответив, она молча отвернулась и снова улеглась, устроившись поудобнее среди множества подушек. Апартаменты Лайзы давно стали местом их частых встреч. Здесь всегда царила атмосфера уюта и спокойствия. Стены были окрашены в мягкий молочный оттенок и украшены всевозможными фотографиями и картинами. Среди них висел портрет Лайзы, который когда-то нарисовала Пасифика. Пол был покрыт дорогим паркетом из тёмного дуба, который прекрасно сочетался с большим круглым ковром снежно-белого цвета. Возле кровати стоял изящный туалетный столик, по бокам разместились небольшие прикроватные тумбочки, а напротив – вход в гардеробную, святая святых Лайзы.

– Не может быть, – Анжела снова нахмурилась, рассматривая что-то на экране телефона. – В первый же день занятий объявят минуту молчания в честь Донателлы.

– Даже после исчезновения она находит способ быть в центре внимания, – Нейт уселся в кресло у окна, вздохнув с лёгкой досадой.

– Надоела эта стерва, – Анжела закатила глаза, бросив телефон рядом с собой.

Лайза застыла на мгновение, чувствуя, как неприятные воспоминания всплывают одно за другим. Её взгляд снова упал на отражение в зеркале, и в этот момент она вновь увидела там фигуру Донателлы. Медленно покачав головой, Лайза попыталась избавиться от этого образа, но он всё равно оставался в её сознании. Наконец, повернувшись к друзьям, она надела маску равнодушия, пряча страх за холодной улыбкой.

– Ну, хоть голос её писклявый больше не слышим, – с раздражением произнесла Лайза, снова принимая свой привычный образ стервозной, уверенной в себе девушки.

Анжела, не обращая внимания на её слова, полезла в свою мягкую сумку Celine, валявшуюся на полу, и вытащила пачку сигарет. Закурив, она лениво выдохнула струю дыма, который начал медленно подниматься к потолку.

– Анжела, ты серьёзно? – Лайза почти взвизгнула и подскочила к окну, распахивая его настежь. Снаружи доносились отдалённые звуки улиц Нью-Йорка – гудки автомобилей, голоса прохожих, приглушённые лай собаки и крики уличных торговцев..

В этот момент в комнату вошла Оливия, мать Лайзы, воплощение роскоши и стиля. На её запястьях поблёскивали дорогие браслеты, а в ушах сверкали бриллиантовые серьги. Светлые волосы были уложены в идеальную причёску, а лицо, несмотря на возраст, оставалось свежим и без следов макияжа. Она была одета в фиолетовый спортивный костюм от Juicy Couture, который приобрела ещё в начале нулевых в Беверли-Хиллз, и в нём она по-прежнему выглядела элегантно, как настоящая светская дама.

– Анжела, у нас в доме не курят! – строго произнесла Оливия, сурово глядя на подругу дочери.

– Извините, миссис Т., – Анжела тут же затушила сигарету и бросила окурок в пепельницу, делая вид, что ей действительно жаль.

Оливия смягчила выражение лица и, подойдя к Лайзе, нежно приобняла её.

– Лайза, дорогая, у тебя есть двадцать долларов? Там привезли пиццу, а у меня нет налички, – с улыбкой добавила она, оглядев дочь с головы до ног. – Шикарный пиджак.

Лайза медленно подошла к комоду, на котором беспорядочно лежала её сумка. Вздохнув, она запустила руку внутрь и нащупала кошелек из кожи питона, который сразу приятно охладил её пальцы. Доставая несколько купюр по десять долларов, она передала их матери. Оливия благодарно кивнула, одарив Лайзу нежной улыбкой, и тихо вышла из комнаты, оставляя дочь в её мыслях.

Лайза вернула кошелек в сумку, но вдруг её внимание привлёк небольшой сверток бумаги, который оказался в одном из внутренних карманов. Открыв маленький кармашек, она осторожно вытащила листок и развернула его. Это оказался постер с изображением Донателлы Гилсон. Увидев знакомое лицо, Лайза почувствовала, как её затопило волной тревоги. Но как этот постер мог попасть сюда? Подобные плакаты сейчас были повсюду: на них Донателла, сияющая голубыми глазами, с мягкой улыбкой, розовыми щеками и идеальными зубами, смотрела на мир с неподдельной радостью. Крупными жирными буквами под её изображением было написано «ПРОПАЛА», а ниже приводилась информация о девушке.

Но что-то ещё привлекло внимание Лайзы. Чуть ниже основной надписи, рукописным шрифтом, синим чернилом было нацарапано что-то очень мелкое. Лайза приблизила листок к глазам, стараясь разобрать текст. Её сердце замерло, когда она прочитала:

«Ты помнишь тот день?»

В панике, охватившей её мгновенно, Лайза быстро смяла листок и затолкала его обратно в сумку, словно пытаясь избавиться от ужасающей реальности. Её дыхание сбилось, воздух словно перестал поступать в лёгкие. Она вцепилась в край комода, чувствуя, как слабость начинает подкашивать её ноги. Внутри неё всё бурлило – страх, вина и нарастающая паника переполняли её разум. Лайза попыталась успокоиться, закрыв глаза и сосредоточившись на счёте до десяти.

Кто мог подбросить ей этот листок? Она украдкой оглядела друзей, занятых своими делами, и снова взглянула на своё отражение в зеркале. В её глазах теперь читалась вина, которую она так старательно скрывала за равнодушной маской.

Глава 2

Линда Кристал

Линда лежала на широкой кровати в роскошном номере отеля «Empire», утопая в мягких простынях и лениво перебирая в голове воспоминания. Она была моделью, чьё лицо не раз украшало обложки самых известных журналов, а её уверенные шаги приковывали взгляды на лучших подиумах Милана прошлой осенью, но несмотря на всеобщее признание и блеск, девушка не имела даже собственного жилья. Эта мысль часто беспокоила её, но сегодня, лениво потягивая бокал, оставшийся с прошлой ночи, Линда просто позволила себе забыть о проблемах.

Её взгляд скользнул по стене, где висели обложки журналов с её изображением. Рыжеволосая красавица на фотографиях смотрела прямо в её зелёные глаза, словно пытаясь напомнить Линде о том, кем она стала. Но за этим блеском скрывалось много боли и потерь. Линда долго всматривалась в своё отражение на обложках, теряясь в воспоминаниях о прошлом.

Девушка потеряла родителей в раннем возрасте. Они погибли в авиакатастрофе по пути на важную конференцию в Канаде, и с того момента её жизнь навсегда изменилась. Ей, возможно, не суждено было родиться в богатстве, но судьба всё же подарила ей шанс стать частью «золотой молодёжи». После смерти родителей Линду отправили в пансионат Mountain Valley, спрятанный среди холмов Калифорнии. Этот пансионат, известный своим строгим порядком и высокими требованиями, стал её домом на многие годы.

В пансионате жизнь была далека от тех ярких огней, к которым Линда привыкла позже. Здесь не было гламура, но были правила и одиночество. Девушка быстро поняла, что в этом месте её ждёт не дружба, а скорее борьба за выживание. Вскоре Линда оказалась в компании, которая совсем не заботилась о правилах. Они были теми, кто плевал на установленные нормы и постоянно искал острых ощущений. Один из таких эпизодов стал для неё переломным: когда компания отправилась на шопинг, который больше походил на ограбление, Линда неожиданно наткнулась на человека, который изменил её жизнь.

Это был модный агент, Лорел Кингсли, которая заметила Линду в тот день. Лорел мгновенно увидела потенциал в юной, хрупкой девушке с обжигающе-зелёными глазами и рыжими волосами, которые в будущем стали ее визитной картой. Лорел стала для Линды не просто агентом, а чем-то большим – она заменила ей мать, направляя, поддерживая и оберегая. С того момента жизнь Линды начала стремительно меняться: съёмки, показы, контракты – всё это стало её новой реальностью.

Когда-то блеск и гламур съёмок приносили ей радость, но теперь всё это казалось рутиной, лишённой искры. Она лениво скользнула взглядом по золотистому циферблату наручных часов, и внезапно её охватил ужас – она забыла о важной съёмке, которая должна была быть сегодня. Лорел, её агент, не раскрывала деталей, намекнув, что это будет чем-то особенным, но теперь Линда рисковала всё пропустить.

Последние месяцы были для неё сплошным хаосом. Погружённая в карьеру модели, Линда полностью отдалилась от университета, пропуская лекции и экзамены. Это привело к тому, что её исключили из «Хиллкреста». Но Линда никогда не позволяла себе проигрывать. Она знала, что сможет вернуться, нужно лишь найти правильный подход.

После съёмки, которая должна была стать последней перед отпуском, она решила взять себя в руки и вернуть свою студенческую жизнь. Вспоминая, как она сидела в кабинете директора.

Месяц назад.

Линда сидела в роскошном кресле, рассеянно глядя на клен, чьи ветви слегка покачивались за окном. Она нервно болтала ногой, крепко сжимая в руках лакированную коричневую сумку, и время от времени покусывала губы. Щелчок двери за спиной заставил её вздрогнуть. В кабинет вошел директор Грейвс. Он неспешно сел напротив Линды, бросил короткий взгляд на неё, поправил свой галстук и начал говорить.

– Линда, университет не может просто так восстановить вас после такого количества пропущенных занятий, – он тяжело вздохнул, глядя на неё с недоверием.

Линда, сидя напротив него, была спокойна. В её глазах светилась уверенность, как всегда.

– Я понимаю, – её голос был твёрдым. – Но я готова компенсировать своё отсутствие.

Декан нахмурился.

– Компенсировать?

Линда достала конверт из сумки и положила его на стол. Сумма, которая лежала внутри, была внушительной – она могла решить не только её академические проблемы, но и облегчить жизнь многим другим студентам.

– Я хочу закончить учёбу в «Хиллкресте», и думаю, мы можем договориться, – она чуть приподняла уголки губ, прекрасно понимая, что эта сделка не оставляет декану выбора.

Он молча взял конверт, разглядывая его, затем поднял глаза на Линду. В его взгляде был холод, но и профессиональная сдержанность.

– Хорошо, – произнёс он, медленно кивая. – Но если вы ещё раз пропустите занятия, ни одна сумма не поможет вам вернуться.

– Этого не случится, – уверенно ответила Линда и поднялась с кресла.

***

Теперь Линда думала о том, как скоро ей предстоит вернуться в университет. Её не покидала мысль о том, что она вновь увидит своих старых друзей, столкнётся с воспоминаниями, от которых пыталась убежать. Заброшенный спортзал всё ещё тревожил её – он был словно призрак прошлого, который ждал её в «Хиллкресте».

Её телефон, лежащий на прикроватном столе, вспыхнул множеством пропущенных вызовов от Лорел, и Линда быстро набрала её номер, ощущая нарастающее беспокойство. Долгие гудки лишь усилили её страх: возможно, съёмка уже перенесена или даже отменена из-за её отсутствия.

Линда медленно обвела взглядом комнату, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей. Комната была оформлена в тёмных, насыщенных оттенках, которые словно подчёркивали её текущее настроение. Тёмные обои с красными полосками, украшенные мягкой подсветкой, кожаная мебель в стиле модерн и маленькие столики у каждой стены создавали атмосферу изысканности. Огромный плазменный телевизор, висевший напротив кровати, давно уже не использовался. Последний раз она смотрела его, когда по всем каналам крутили новости о пропавшей Донателле. Линду интересовало одно: нашли ли ее тело. На прикроватном столике стоял большой букет красных роз с письмом благодарности, а пустой бокал, оставшийся после вчерашней бурной ночи, напоминал о том, как сильно она напилась, что и стало причиной её опоздания.

Воспоминания о том, как она потеряла контроль на вечеринке, вновь нахлынули на неё, заставляя почувствовать себя ещё более уязвимой. Возможно, пришло время взять перерыв не только в работе, но и в привычках, которые медленно, но верно разрушали её. Линда знала, что перед ней стоит сложный выбор: вернуться к блеску модельного мира или сделать шаг назад, чтобы восстановить то, что она потеряла – себя саму.

Вчерашняя вечеринка была организована в честь нового выпуска журнала, на страницах которого главным лицом стала Линда. Её фотография занимала целый разворот, где она, в лёгком чёрном платье, едва прикрывающем тело, лежала на острых осколках зеркала. Темные тени и рыжие волосы создавали контраст, который притягивал взгляд. Это была реклама новых духов – яркая, провокационная, под стать её нынешнему образу.

– Алло? – голос Лорел был резким и холодным, как стальной клинок.

Линда нервно прикусила ноготь, не в силах отвести взгляд от своего зелёного маникюра.

– Лорел, прости, что не ответила сразу! – поспешно заговорила она, чувствуя, как напряжение нарастает с каждой секундой молчания на другом конце линии.

– Ты ведь не забыла про съёмку? – Лорел задала вопрос медленно, с таким тщательно скрытым раздражением, что оно резонировало в каждом слове. Как хищник, готовящийся к броску, она не повышала голос, но Линда почувствовала остроту её агрессии.

– Конечно, нет! – Линда вскочила с кровати, взглянув на её растрёпанные простыни. Кинулась к шкафу, пытаясь найти что-то подходящее, при этом стараясь держать голос спокойным. – Я уже собиралась. Просто телефон был на беззвучном, не услышала.

– Телефон? – Лорел издала короткий насмешливый смешок. – Линда, дорогая, я не думаю, что дело в телефоне, – её голос был словно яд, завуалированный ложной вежливостью. – Скорее дело в паре коктейлей. Я видела фотографии с вечеринки.

Линда почувствовала, как её сердце замерло.

– Через полчаса будь на месте, – Лорел сделала паузу, прежде чем добавить тихо, почти шёпотом, но с железной настойчивостью: – И не заставляй меня ждать.

Звонок оборвался, и Линда с раздражением бросила телефон на кровать, затем принялась лихорадочно рыться в шкафу. Выхватив из него красный топ от Versace и кожаные лосины, она небрежно бросила их на чёрное кресло в углу и направилась в сторону ванной комнаты.

Коридор, по которому шла Линда, был длинным и узким, по обе стороны его украшали большие зеркала, а потолок был усеян мелкими светильниками, похожими на бриллианты. Хотя эти светильники были всего лишь стеклянными имитациями. Провернув ручку двери, она оказалась в просторной ванной комнате. В зеркале на неё смотрела измотанная и неопрятная версия самой себя, завернутая в шёлковый белый халат. Волосы её напоминали гнездо. Линда скорчила лицо от отвращения. Сейчас она выглядела не как модель, а скорее как одна из тех пропитых женщин, которые таскались по переулкам Бруклина.

Она начала яростно смывать с лица остатки макияжа, который размазался по щекам, оставив тёмные круги от туши. Устав бороться с этим беспорядком, Линда просто почистила зубы, затем, швырнув полотенце, направилась обратно в комнату, чтобы одеться. Бросив быстрый взгляд на часы, она поняла, что времени почти не осталось, и вызвала такси, решив что-то сделать с волосами и одеждой уже на бегу.

Натягивая на себя топ и лосины, Линда в спешке расчесала волосы, глянув на себя в зеркало. Готовая почти выбежать из номера, она схватила флакон духов с лаймом и щедро окропила себя, вспоминая вчерашний вечер и море мохито, выпитого в компании друзей. Последний раз она так много пила ещё в комнате Инди, в общежитии «Хиллкреста».

Выйдя в холл отеля, Линда надела большие солнцезащитные очки, скрывающие следы ночных гуляний. Пройдя мимо пары, мило флиртующей у двери одного из номеров, она сделала вид, что увлечена своим телефоном, стараясь не привлекать лишнего внимания. Она знала, что до встречи с Лорел осталось не более двадцати минут, и все её мысли были сосредоточены на том, чтобы успеть вовремя, не дав агенту ещё одного повода для раздражения.

На улице Линду ослепило жаркое солнце. Хотя на календаре был конец августа, погода больше напоминала начало лета. Воздух был густой от тепла, и казалось, что осень еще далеко. Люди на улицах разгуливали в легких футболках и шортах, словно учебный год все еще за горами. Дорожное движение было ленивым, будто и оно поддалось летнему настроению.

Черный автомобиль уже ждал Линду у тротуара. Высокий водитель, одетый в строгий костюм, стоял у задней двери, покуривая сигарету. Заметив Линду, он мгновенно выбросил окурок в сторону бордюра и пригладил свой черный пиджак, придавая себе более официальный вид. Линда, сняв очки, кивнула в знак приветствия и скользнула внутрь машины. В салоне стоял запах свежей кожи, смешанный с нотками апельсина. Запотевшие окна выдавали недавнюю активность Линды, отражая туманное веселье прошлой ночи.

Как только машина тронулась, Линда приоткрыла окно, позволяя легкому ветерку растрепать её волосы. Высокие здания Манхэттена промелькнули перед глазами так быстро, что её слегка укачало. Она отвела взгляд от мелькающего за окном города и прикрыла глаза, не заметив, как погрузилась в короткий, но глубокий сон.

Её разбудил мягкий голос водителя, вежливо сообщивший, что они прибыли на место. Линда с трудом открыла глаза и вышла из машины, встретив взглядом массивное здание, напоминающее огромный серый ангар. Дверь была приоткрыта, и оттуда доносились звуки суеты. Вокруг стояли машины, ряды стендов, а люди сновали туда-сюда, занятые своей работой.

Проходя мимо одного из стендов, Линда заметила постер с изображением знакомой блондинки. Донателла Гилсон смотрела на неё с плаката, надпись «ПРОПАЛА» бросалась в глаза. Линда сделала вид, что не заметила плакат, её лицо осталось бесстрастным, как будто судьба Донателлы её совершенно не касалась.

Внутри ангара полным ходом шла работа. Фотографы возились с оборудованием, ассистенты бегали от столика к столику, а визажисты раскладывали косметику на туалетных столиках. Вся эта суета окружала её, как нескончаемый поток. В толпе Линда заметила розоволосую женщину, которая разговаривала с какой-то девушкой, лица которой не было видно.

– Лорел! – Линда окликнула издалека, её голос разорвал шумную атмосферу ангара.

Лорел Кингсли, её агент, известная своей железной дисциплиной и хладнокровием, резко обернулась. На её ухоженном лице, обрамлённом розовыми кудрями, застыло выражение недовольства. Женщина, стоявшая рядом с Лорел, мгновенно отступила в сторону, избегая быть в эпицентре возможного конфликта.

– От тебя за версту пахнет алкоголем, – прошипела Лорел, подходя ближе и резко схватив Линду за руку. Её холодный взгляд пронзал Линду, словно приказывал собраться. – Даже твои духи не могут это скрыть.

– Прости, – Линда встретила взгляд Лорел, стараясь показать раскаяние.

– Прости? – Лорел подтолкнула её к гардеробной, не отпуская руки. – Извинения ничего не изменят. Сделай так, чтобы я не пожалела о том, что выбрала тебя в свои модели.

Линда кивнула, чувствуя, как напряжение между ними постепенно спадает. Лорел, немного смягчившись, указала на наряд, который висел отдельно от остальных и вновь удалилась. Это было розовое платье, усыпанное блестящими пайетками, сверкало на чёрной бархатной вешалке. Линда осторожно прикоснулась к ткани, ощущая её прохладную гладкость, и сняла платье с вешалки.

– Подержите, пожалуйста, – Линда передала платье визажисту, стоявшей рядом. – Я отойду в уборную.

Визажист, молодая девушка с короткими каштановыми волосами, быстро приняла наряд и аккуратно повесила его на стойку, стоявшую у серого туалетного столика. Линда прошла через ряды таких же вешалок, ведущих к уборной. Зайдя внутрь, она сразу заметила, что защелка на двери отсутствует, и вздохнула, бросив сумку на столешницу перед зеркалом.

Скрип двери заставил Линду обернуться. На пороге стояла Джини – та, кого Линда не видела уже долгое время. Они на мгновение встретились взглядами, но Джини сразу отвернулась, словно ничего не произошло. Она молча подошла к зеркалу, игнорируя Линду, и достала блеск для губ, небрежно нанося его, не взглянув на неё ни разу.

– Красивый блеск, – неловко сказала Линда, пытаясь хоть как-то разрядить тишину.

– Спасибо, – коротко ответила Джини, всё так же не смотря на неё. Она закрыла блеск и сунула его обратно в карман пиджака.

Линда открыла рот, чтобы что-то ещё сказать, но Джини уже уходила, даже не обернувшись.

– Не за что, – тихо пробормотала Линда, оставаясь одна перед зеркалом, где отражалось её смущённое лицо.

Линда ощутила, как холодок пробежал по спине, когда до неё дошло, для какого бренда она сегодня работает. «Флойдс» – тот самый, что принадлежал Вирджинии, некогда ее лучшей подруге. Линда, стараясь скрыть свои чувства, быстро оглядела себя в зеркале. Она взяла себя в руки и, открыв дверь, вновь погрузилась в гул активной работы. Звуки затворов камер, шипение кофемашины и звонок телефона слились в хаотичную какофонию, но даже этот знакомый рабочий шум не мог заглушить нарастающее внутри неё напряжение.

Линда направилась к туалетному столику и села в кресло. Молодая визажистка, с неуверенными движениями, принялась за её лицо, стараясь убрать следы усталости и нервного напряжения. Она тщательно смывала тёмные круги под глазами, превращая лицо Линды в безупречное полотно.

Процесс создания макияжа казался бесконечным, но каждая деталь имела значение. Визажистка наносила тонкие слои консилера, тщательно выравнивая кожу, добавляла тени на веки, подчёркивая глубину зелёных глаз, и, наконец, завершила образ нежным блеском на губах.

Позже, Линда облачилась в розовое платье, которое всё это время ждало своего звёздного часа. Ткань сверкала, отражая свет студийных ламп. Она покрутилась перед зеркалом, завязала бант на груди – последний штрих к её наряду. Сойдя с невысокого подиума, освещённого ярким светом, Линда направилась к Лорел, чтобы показать, что готова. Лорел, казалось, уже забыла об утреннем инциденте и теперь стояла, увлечённо беседуя с кем-то.

Подойдя ближе, Линда осознала, с кем разговаривает Лорел. Вирджиния Флойд – глава этой фотосессии, смотрела на неё своим проницательным взглядом.

– Лорел, я готова, – с лёгкой улыбкой произнесла Линда, голос её звучал уверенно, хотя в движениях читалось напряжение.

– Отлично, – Лорел, казалось, мгновенно забыла о недавнем конфликте, приветливо улыбнувшись. – Познакомься, это Вирджиния Флойд.

– Лорел, дорогуша, – вмешалась Джини, её голос звучал сладко, но проскальзывал оттенок яда. – Нам с Линдой не нужны представления. Мы знакомы, и даже очень.

– О да, – Линда подняла взгляд, встречая глаза Джини. Между ними проскочила искра соперничества. – Мы учимся в одном университете.

– Учились, – моментально поправила Джини с хищной улыбкой. – Ты ведь была исключена, если я правильно помню?

Лорел резко повернулась к Линде, её глаза сузились от удивления. Но Линда перехватила инициативу, не дав ей времени вмешаться.

– Меня восстановили, – с вызовом ответила Линда, приподняв подбородок. – Я закончу «Хиллкрест», чего бы это ни стоило.

Джини лишь слегка прищурилась, но ничего не сказала. Словно в этом поединке слов победа на мгновение оказалась на стороне Линды. Она одарила Лорел серьёзной улыбкой и направилась на площадку, где всё уже было готово к съёмке, стараясь уйти от пронизывающего взгляда Вирджинии. Её спина едва удерживала дрожь, но она знала одно – ей нужно оставаться сильной, несмотря ни на что.

Площадка, на которой предстояло работать Линде, была преобразована в настоящий сад среди бетонных стен студии. Прямо на подиуме, где она должна была позировать, располагалась обширная композиция из свежих цветов. Буйство красок и ароматов заполняло всё пространство, придавая съемке атмосферу весеннего пробуждения.

Центральная часть подиума была устлана пышным ковром из лепестков роз, переходящих от глубокого бордового к нежному персиковому оттенку. Свет, льющийся из софтбоксов, был настроен таким образом, чтобы нежно подсвечивать цветочные композиции, делая их главными акцентами съемки. Лучи света проходили сквозь лепестки, придавая им полупрозрачный вид, будто они были сделаны из тончайшего шелка. Нежное мерцание создавалось и за счет небольших кристаллов, умело вплетенных в цветочные гирлянды, которые отражали свет, добавляя сцене чуть ли не волшебное сияние.

Над подиумом свисали массивные цветочные люстры, состоящие из сотен мелких цветков, связанных между собой тонкими золотыми нитями. Они медленно вращались под легким дуновением вентиляции, добавляя сцене динамику и играя светом и тенями на лице Линды. Некоторые цветочные инсталляции были дополнены каплями воды, которые с легким шипением испарялись под теплыми лучами прожекторов.

Когда фотограф дал сигнал, Линда моментально перешла в нужный ритм, ловко меняя позы. Каждое её движение было точным и грациозным: платье струилось по телу, переливаясь в свете прожекторов и подчёркивая её силуэт на фоне цветочных декораций. Суета вокруг съёмочной площадки не мешала ей. Щелчки камеры, короткие команды ассистентов, тихие звуки природы, которые создавали фон для съёмки – всё это сливалось в единый ритм, в котором Линда растворялась, стараясь сосредоточиться и оставаться в моменте.

– Отлично, Линда, держи этот угол, – раздался голос фотографа, и она, с лёгкой улыбкой, поправила руку, чуть повернув голову для нового кадра.

Но вдруг что-то нарушило привычный шум съёмочной площадки. Металлический скрежет раздался неожиданно громко, словно прорезал эту идеальную картину. Линда насторожилась, машинально подняв голову, и всё вокруг замедлилось. В её поле зрения оказался прожектор, который начал отделяться от креплений, неумолимо приближаясь.

– Линда, осторожно! – крикнул кто-то из команды, но голос был словно вдалеке, как приглушённое эхо.

В тот момент её тело оцепенело от страха. Она чувствовала, как холодный ужас пронзает её, сковывая мышцы. Время словно замедлилось – прожектор падал всё ближе, и каждая секунда тянулась бесконечно. Линда не могла пошевелиться, её дыхание сбилось, а глаза застыли на приближающейся угрозе.

В следующую секунду, словно из ниоткуда, кто-то резко схватил её за талию. Сильные руки буквально выдернули её из опасной зоны, и Линда с глухим ударом приземлилась на пол, ощущая твёрдую поверхность под собой. Всё произошло настолько быстро, что она не сразу осознала, что случилось. Сердце бешено колотилось, но живое тепло чужого тела рядом заставило её вернуться в реальность.

Её спасительницей оказалась Джини. Её лицо было почти белым от ужаса, дыхание сбивчивое, а в глазах горел тот же страх, который буквально парализовал Линду секунду назад. В это мгновение, когда обе девушки лежали на полу, окружённые разбитым стеклом и хаосом, развернувшимся на площадке, все прежние напряжённые мысли отступили на задний план. Джини, холодная и неприступная, вдруг казалась совсем другой – такой же уязвимой, как и Линда.

Но прежде чем Линда успела поблагодарить её, или хотя бы подняться на ноги, её слух уловил знакомый, едва различимый звук. Тонкий, почти детский смех, который доносился сверху. Линда замерла, вслушиваясь в эти звуки, исходившие с мостиков над площадкой, где обычно крепились осветительные приборы. Этот смех, прозвучавший в столь неподходящий момент, заставил её кровь стынуть в жилах.

Глава 3

Пасифика Шерон

Пасифика сидела в маленькой уютной кофейне, спрятанной за углом главного корпуса «Хиллкреста». Она медленно размешивала ложкой остатки своего латте, погружённая в собственные мысли. Её взгляд невольно скользнул к ремешкам на сапогах – чёрных, высоких, из мягкой кожи, которые она нашла на последней распродаже в любимом винтажном магазине. Эти сапоги, как и большая часть её гардероба, были частью её особой страсти к винтажу, аукционным находкам и вещам с историей, которые не могли привлечь внимания большинства студентов «Хиллкреста».

Пасифика всегда была другой, чем те, кто окружал её в университете. В то время как многие её сверстницы искали одобрения и внимания на модных тусовках, она предпочитала тихие уголки галерей и антикварных лавок. Её мир был наполнен деталями, которые оставались невидимыми для остальных: старинные броши, потертые книги с пожелтевшими страницами, картины, пропитанные временем.

Её внешность тоже отличалась от общепринятых стандартов красоты. Густые, но всегда слегка растрёпанные чёрные волосы, минималистичная одежда и почти полное отсутствие макияжа – всё это делало её едва заметной на фоне ярких и ухоженных девушек «Хиллкреста». Но Пасифика не стремилась к вниманию. Она чувствовала себя комфортно в этом статусе наблюдателя, укрывшись в тени.

Финансово Пасифика всегда была в скромных рамках. Её семья не могла похвастаться богатством, но она научилась жить на свои небольшие заработки, продавая картины и искусно собирая свой винтажный гардероб по распродажам. Вместо дорогих брендов, которыми мерились её сверстники, она выбирала уникальные вещи, которые, возможно, когда-то принадлежали совсем другим эпохам. Но это было раньше, сейчас финансы Пасифики могли ей позволить купить апартаменты где-нибудь в верхнем Ист-сайде.

С самого начала учёбы в «Хиллкресте» Пасифика осознавала, что не вписывается в стандарты сексуальной привлекательности, и это не волновало её. Наоборот, эта невидимость для парней стала её щитом, защищающим от лишних ожиданий. Она не чувствовала давления соответствовать чьим-то идеалам и находила в этом свою свободу. Вместо того чтобы тратить время на поиски одобрения, она целиком посвятила себя искусству.

Её картины – единственное, что выделяло её среди остальных студентов. Талант Пасифики заметили в галереях Манхэттена, и её нестандартный подход к живописи нашёл отклик у ценителей. Художественные работы позволили ей быть собой и оставаться верной своей уникальности, несмотря на мир, где на первый план всегда выходила внешность и статус.

Когда-то Пасифика была частью элитной группы студентов «Хиллкреста». Её лучшие друзья принадлежали к числу тех, кого все знали и почитали. Она никогда не чувствовала себя по-настоящему своей среди них, и когда они перестали общаться, это не стало для неё трагедией. Скорее, это был естественный исход. Со временем она превратилась в тихоню, исчезнувшую с университетского радара. Её больше не узнавали в коридорах, не завидовали её привилегиям. Она больше не могла одним взглядом заполучить столик в кафе или заставить освободить туалет. Эти дни прошли, и Пасифика приняла это как должное.

Сейчас её главной целью было завершить дипломную работу и закончить этот последний год в университете. Её мечта открыть собственную картинную галерею в Сохо становилась всё ближе, и Пасифика знала, что ради этого ей нужно приложить все усилия. Она работала усердно, оставаясь в общежитии даже на лето, чтобы не отвлекаться на домашние хлопоты и полностью посвятить себя работе.

В этот знойный августовский день Пасифика проводила время рядом с Грейс Мориган и Хлоей Стюарт. Эти девушки стали её новыми подругами, заменив шумную и требовательную компанию бывших друзей. В их обществе Пасифика чувствовала себя, как дома – никто не заставлял её ходить на вечеринки или обсуждать последние коллекции от модных брендов. Вместо этого их разговоры вращались вокруг книг, искусства и учёбы.

Хлоя стояла у кассы. Длинная каштановая коса небрежно свисала через её плечо, тонкие пряди выбивались, придавая её облику небрежность и, вместе с тем, утонченное очарование. Тёплый оттенок волос подчёркивал тонкую линию её скул и деликатный овал лица. Её брови – тёмные, с лёгким изгибом – придавали взгляду характер, а губы были едва заметно подкрашены бальзамом, который только подчёркивал её природную свежесть.

В своей фирменной расслабленной манере Хлоя была одета в классические джинсовые шорты Levi's, которые сидели на ней так, словно были сшиты по её меркам. Шорты открывали её длинные ноги, оттеняя её лёгкую загорелость. На ногах – массивные сапоги Dr. Martens, кожаные и тяжеловесные, которые смотрелись на её худощавой фигуре как-то вызывающе, добавляя нотку бунтарства.

– Паси, тебе взять маффин? – спросила Хлоя, бросив на неё озорной взгляд через плечо, её светлая блузка Saint Laurent слегка поблёскивала в лучах проникающего солнца.

– Нет, спасибо, – ответила Пасифика, качнув головой с лёгкой улыбкой.

Хлоя вернулась к кассиру, продолжив заказывать, а Пасифика снова погрузилась в свои мысли. Она искренне наслаждалась этими моментами. Грейс и Хлоя были другими – они не нуждались в постоянном внимании или популярности. Вместо этого их интересы были гораздо глубже.

Грейс сидела напротив, поправляя свои короткие волосы, чьи осветлённые кончики едва касались её пухлых щёк. На ней были строгие узкие очки от Celine, которые, вместе с её серыми глазами, придавали ей вид рассудительной интеллектуалки. На лице можно было заметить мелкие веснушки, едва уловимые под дневным светом, который проникал сквозь окно. Её кожа мягко сияла, подчёркивая нежный румянец, что делало её образ ещё более привлекательным.

Выглядела она сдержанно, но со вкусом: на ней был чёрный жакет от Balmain, идеально сидящий на её округлых плечах, и классические брюки, которые выгодно подчёркивали её фигуру. Лёгкие кожаные туфли Jimmy Choo завершали образ. Несмотря на строгость её наряда, Грейс умела придавать ему нотку изящества – каждая деталь выглядела идеально подобранной, будто сошла с обложки журнала.

Пасифика иногда завидовала её утончённому чувству стиля и уверенности, с которой она носила любую вещь. Но в этой компании Пасифика наконец-то чувствовала себя на своём месте. Здесь она могла быть собой, не переживая о том, что её внешний вид или нежелание следовать трендам вызовет осуждение. Грейс и Хлоя были теми, кто не нуждался в признании за счёт высокомерия и запугивания.

Время медленно тянулось в тишине кофейни, стены которой были украшены итальянской плиткой. Пасифика взглянула на старые часы над кассой. Стрелки, изящно выгнутые в форме чёрных завитков, показывали полдень.

– О чём задумалась? – спорила Грейс. Её браслет тихо звякнул, когда она убирала волосы за ухо.

Пасифика моргнула, возвращаясь к реальности. Она осознала, что слишком долго всматривалась в часы, потерявшись в своих мыслях.

– Торопишься куда-то? – поддела её Хлоя, пытаясь спрятать улыбку за стаканом лавандового латте.

– Нет, – Пасифика скрестила ноги, пытаясь выглядеть расслабленной, – У меня ещё есть время.

– Дела? – Грейс прищурилась, её взгляд был любопытным. – Это связано с тем чёрным бюстгальтером, который ты купила на прошлой неделе?

Пасифика смущённо покачала головой. Она не хотела вдаваться в подробности своих планов на вечер и делиться этим с новыми подругами.

Грейс и Хлоя обменялись взглядами, полными недоумения и любопытства, но продолжили спокойно пить своё кофе, словно эта лёгкая недосказанность между ними была привычной частью их дружеских бесед. Пасифика, хотя и была близка с этими девушками, не готова была раскрыть перед ними все свои тайны и переживания. Её прежние друзья, особенно Линда Кристал – её соседка по комнате и ближайшая подруга, были единственными, с кем она делилась глубокими секретами. Но теперь, когда Линда и Пасифика разошлись, она чувствовала себя изолированной, словно потеряв часть своей души.

Грейс, достала картонный пакет из-за старинного зелёного кресла, явно пережившего не одно поколение студентов. От пятен на кресле можно было судить, что оно служит университету десятки лет. Грейс достала розовую блузку с золотыми пуговками, которая казалась лёгким штрихом на фоне её обыденного стиля.

– Дашь мне её примерить? – Хлоя, с восхищением глядя на блузку, чуть не прыгала от радости. – А я тебе взамен дам эти великолепные лосины.

Грейс засмеялась, её смех был мелодичным и немного ехидным.

– Очень сексуально, – сказала она, кивнув в сторону лосин.

Пасифика рассмеялась, её смех был искренним, но больше похожим на смущённое хихиканье, как будто она вновь вернулась в начальную школу и только что услышала что-то запретное. Иногда их дружеские беседы, заполненные невинными шутками и подколами, были для неё настоящим отдушиной от более сложных и мрачных мыслей.

В этом уютном уголке кофейни, где время казалось замедленным, их голоса смешивались с шумом окружающего мира. Некоторые студенты уже начали возвращаться в университет после летнего перерыва, а первокурсники занимали свои новые комнаты. Пасифика вспомнила, как в позапрошлом году этот процесс был для неё таким же волнительным. Сейчас же, находясь в компании Грейс и Хлои, она чувствовала себя немного более уверенно. В этом году ей не удалось найти соседку, но она была рада проводить время в комнате своих новых подруг. После того как Линду исключили из университета, её жизнь на кампусе кардинально изменилась.

Пасифика допила своё латте, оставив пустую чашку на столе. Она встала, взяла свою сумку и бросила салфетку на стол. Грейс и Хлоя взглянули на неё с интересом, их внимание всё ещё было сосредоточено на новых покупках, как будто они не насмотрелись на них в магазине, в котором проторчали целых два часа..

– Куда это ты? – поинтересовалась Хлоя, её лошадиные ресницы дрогнули в тени кафе.

– Нужно подготовиться к вечеру, – ответила Пасифика, поднимая три бумажных пакета разных цветов, на которых не было видимых логотипов известных брендов вроде Gucci или Tiffany & Co.

Девушки обменялись дружелюбными прощальными жестами. Пасифика отправила воздушный поцелуй и направилась к выходу. Дверь кофейни отворилась с мелодичным звоном колокольчиков, когда она её открыла.

Она шла медленно, наслаждаясь тёплым воздухом и ярким солнечным светом. Территория кампуса была по-прежнему ухоженной и привлекательной, газон был идеально пострижен, а деревья украшали двор разными формами и оттенками зелёного. Пасифика заметила, что студенческий магазин отреставрировали и покрасили в персиковый цвет. Её это обрадовало – перемены, даже такие небольшие, всегда приносили чувство обновления.

Каблуки её сапог раздавались эхом на каменной плитке, ведущей к общежитию. Здание, представляющее собой мини-версию главного корпуса, выглядело так же, как и прежде: красный кирпич, белые колонны и деревянные оконные рамы в виде арок. Величественные дубовые двери скрипнули, когда парень, которого Пасифика никогда не видела, выбежал из них в спешке. Она успела подхватить дверь перед тем, как она закрылась.

Внутри всё осталось прежним. Стены молочного оттенка были частично украшены деревянными панелями и фотографиями старого кампуса. Свежие цветы, которые садовники регулярно меняли, наполняли пространство яркими красками. Оранжерея, находящаяся на территории кампуса, обеспечивала университет цветами. Ковры, укрывающие серую плитку на первом этаже, придавали помещению уют.

– Добрый день, – сказала Пасифика консьержу, который, похоже, дремал за стойкой. Поскольку он не ответил, она взяла свой ключ с полки и направилась к лифту, оставив позади приятное ощущение тишины и покоя.

Поднявшись на лифте, двери с шипением открылись на её этаже. Коридор выглядел как и все остальные в правом крыле общежития: стены, выкрашенные в выцветший жёлтый цвет, были покрыты старомодными обоями, а вдоль длинного зелёного ковра тянулись мерцающие настенные светильники, излучающие тёплый, но неровный свет. Это место казалось одновременно знакомым и отчуждённым.

Пасифика не спеша прошлась по коридору, мягко постукивая каблуками по ковру. Она не торопилась, словно стремилась растянуть этот момент одиночества. На её плече висела чёрная сумка с бахромой от Saint Laurent, мягко покачиваясь в такт её шагам. Подойдя к своей двери в самом конце коридора, она на мгновение задержалась, глядя на общий балкон, который выходил на извилистую реку.

Покопавшись в кармане своей кожаной куртки Acne Studios, Пасифика вытащила золотой ключ, который машинально закинула туда ещё в лифте. Звук поворачивающегося ключа отозвался тихим щелчком в замке, и дверь приоткрылась, приглашая её внутрь.

Комната Пасифики была практически такой же, как и у других студентов: старомодная, с мебелью из тёмного дуба, которая стояла здесь ещё со времён основания университета. Но она сумела привнести сюда частичку своего стиля. На прикроватной тумбочке возвышалась хрустальная лампа, привезённая из дома, а обои с цветочным узором придавали пространству мягкость и уют. Однако главной особенностью комнаты был мольберт, стоявший в углу, окружённый хаотично разбросанными баночками с красками. Именно живопись позволяла Пасифике выразить свои мысли и чувства, когда слова оказывались бессильны.

Её взгляд невольно упал на кровать, покрытую постельным бельём с детским рисунком в пастельных тонах. А рядом – другая кровать, укрытая клетчатым пледом. Эта кровать принадлежала Линде Кристал, её бывшей соседке и лучшей подруге.

«Линда…» – с тяжёлым вздохом подумала Пасифика, усаживаясь на край своей кровати. Воспоминания вспыхнули в голове яркими, мучительными образами. Линда, всегда такая живая, яркая, уверенная. Они были как сёстры, неразлучные. Сколько часов они проводили в разговорах о будущих мечтах, смешных историях и пустых сплетнях. Но после того рокового дня всё изменилось.

Донателла Гилсон… Пасифика никак не могла понять, что заставило Линду пойти на такой отчаянный шаг – начать драку с Донателлой. Линда всегда была страстной, но Пасифика не могла себе представить, что её близкая подруга способна на нечто подобное.

«Почему всё закончилось так? Почему мы больше не можем даже говорить друг с другом?» – Пасифика ощутила горечь в груди, вспомнив, как их связь разорвалась после того, как Линду исключили из университета. После этого разговаривать стало невозможным. Тяжесть их последней встречи всё ещё висела над ней, как тёмное облако.

Она отогнала от себя мрачные мысли, взглянув на телефон. Внутри вспыхнуло лёгкое волнение. Сегодня был тот самый вечер, когда она наконец-то встретится с тем, кого так долго скрывала от всех. Даже от собственной семьи. Этот секрет заставлял её чувствовать себя бунтаркой, не такой правильной и сдержанной, какой она была в глазах окружающих.

«Запретная любовь… Как же она мне нравится», – подумала Пасифика, едва заметно улыбнувшись. Её сердце забилось быстрее, и она поспешно набрала сообщение, предлагая перенести встречу на более раннее время. Ей не терпелось увидеть этого человека, и мысль о скорой встрече захватила всё её внимание.

Отправив сообщение, Пасифика почувствовала, как жара дня оставила на её лице лёгкий след усталости. Она взглянула в зеркало и заметила, что её кожа блестит от пота. Решив освежиться перед встречей, она направилась в ванную. К счастью, в «Хиллкресте» каждая студенческая комната была оборудована собственной ванной, что было одной из привилегий жизни в этом университете.

Ванная Пасифики, несмотря на винтажный стиль, казалась ей уютной и почти сказочной. Зелёная плитка с узорчатым бордюром придавала комнате старомодный шарм, а ванная на изящных железных ножках стояла у стены, словно что-то из далёкого прошлого. Широкая раковина и большое деревянное зеркало добавляли помещению аристократичности, а свет настенных светильников мягко отражался в кафеле, заполняя комнату приятным теплом. Пасифика с удовольствием внесла в этот уголок немного современной свежести, купив ароматизатор с ароматом персиков, который теперь наполнял воздух тонким, сладким запахом.

Наполнив ванну горячей водой и добавив несколько капель масла, Пасифика сняла старое нижнее бельё и небрежно бросила его в плетёную корзину. Вода, едва коснувшись её пальцев, обожгла их своей жарой, но вскоре тело привыкло к температуре, и она погрузилась в воду полностью. Тишина, нарушаемая только плеском воды, словно обнимала её, давая ощущение спокойствия и безопасности.

Как только её веки начали опускаться, и тишина наполнила сознание, её телефон запищал. Встрепенувшись, Пасифика оттряхнула руки от воды и взяла мобильник. Сообщение от того самого человека:

«Приеду через час.»

Улыбка скользнула по её губам. Бросив телефон на пуфик, она погрузила руки в воду и начала быстро намыливать своё тело, покрывая его слоями мыльных пузырей. Этот вечер обещал быть особенным.

Через двадцать минут Пасифика стояла перед огромным резным шкафом из тёмного дуба, который был частью интерьера общежития. Как и вся остальная мебель в комнате, шкаф казался внушительным, но, к сожалению, его размеры не могли вместить даже половину тех нарядов, что она оставила дома. Приходилось довольствоваться самым необходимым, что привезла с собой в университет. Вещи, аккуратно развешанные на вешалках, соседствовали с хаотично сложенными стопками одежды, которые явно страдали от недостатка пространства. Пасифика не могла себе позволить тратить время на глажку, поэтому просто выдернула первое попавшееся платье, висящее на вешалке, и разложила его на кровати.

Она медленно провела взглядом по одежде, которую держала в руках. Это было винтажное платье горчичного цвета, которое Пасифика однажды урвала на распродаже. На мгновение она вспомнила, как Хлоя, её подруга, буквально умоляла её не покупать его.

– Оно тебе не подойдёт, – шутливо ворчала Хлоя. Но Пасифика всё равно сделала это. Она даже представила себе, как нелепо это платье смотрелось бы на фигуре Хлои, которая всегда была слишком худой, и как платье бесформенно висело бы на её груди.

Теперь же, примерив платье, она стояла перед зеркалом на дверце шкафа и критично осматривала себя. Платье обтягивало её фигуру идеально, подчёркивая бёдра и талию, без единой складки по бокам. Из-под верхней части платья слегка выглядывали чёрные кружева нового французского бюстгальтера, добавляя образу пикантности. Сверху она накинула небольшую меховую жилетку – её когда-то оставила Линда Кристал, и Пасифика решила не возвращать её. Подруге она уже была не нужна, а Пасифике жилетка очень шла.

Она поправила жилетку, затем натянула свои высокие коричневые сапоги с золотистой фурнитурой и накинула на плечо свою любимую сумку с бахромой. Чёрные волосы легли беспорядочными волнами, но Пасифика не стала их укладывать – ей нравился этот слегка небрежный вид. Намазав губы блеском, она вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Этаж общежития был пустым и тихим. Большинство студентов ещё не вернулись с каникул, и Пасифика не стала утруждаться запиранием двери. Утром, правда, пришлось это сделать, когда приходили уборщики – они вычищали вентиляцию, в которой застряла мёртвая птица. Пасифика вспомнила Донателлу Гилсон, свою бывшую соседку, и на мгновение задержала взгляд на её старой двери. Комнату больше не украшали фотографии и цветы – всё это убрали в ожидании новых студентов. Пасифика почувствовала лёгкий холодок, подумав, что если прикоснётся к двери, призрак Донателлы может выскочить и потянуть её за собой.

Стараясь отогнать эти мрачные мысли, она подошла к лифту и нажала на кнопку вызова. Пока лифт медленно опускался, телефон в её сумке тихо звякнул. Пасифика достала его и с замиранием сердца прочла сообщение:

«Я на месте. Жду тебя».

На её лице заиграла улыбка. Быстро набрав ответ, она написала: «Уже спускаюсь», и положила телефон обратно в сумку. Лифт наконец-то прибыл, и она вошла внутрь. Внутри играла приятная мелодия, и Пасифика, притопывая ногой в такт музыке, снова взглянула на своё отражение в зеркале лифта. Она слегка поправила меховую жилетку, стряхнула с неё случайно прилипшее перо и вдохнула с облегчением. Лифт остановился, и, проходя мимо стойки консьержа, Пасифика заметила, что старик всё так же дремал на своём посту.

Она не стала возвращать ключ на место, как это делали многие другие студенты. Выйдя на улицу, Пасифика сразу заметила своих подруг – Хлою и Грейс, которые шли по направлению к общежитию, оживлённо болтая о чём-то. Рядом, чуть поодаль, стояла машина её тайной симпатии. Пасифика быстро прижалась к стене, затем метнулась за куст, стараясь не привлекать внимания. Пробежав вдоль ряда машин, она наконец добежала до нужной – той, что стояла на небольшом расстоянии от всех остальных.

Пасифика быстро открыла дверцу и скользнула на кожаное сиденье, пригнувшись, чтобы её подруги не заметили её через лобовое стекло. Внутри машины пахло свежей кожей и чем-то сладковатым, возможно, парфюмом водителя.

– Всё хорошо? – раздался рядом спокойный мужской голос.

Пасифика взглянула на мужчину за рулём. Питер Блайт, её тайный любовник, сидел в расслабленной позе, с едва заметной улыбкой на лице. Резкие скулы добавляли его облику суровой мужественности, отчётливая линия челюсти была, казалось, выточена самим Микеланджело.

Тёмные волосы Питера, аккуратно зачёсанные набок, придавали ему строгий и в то же время притягательный вид. Когда его голубые, словно ледяные озёра, глаза смотрели на Пасифику, ей казалось, что его взгляд проникает прямо в её душу, обнажая всё, что она пыталась скрыть.

– Да, – ответила она, всё ещё выглядывая из-под бардачка. – Они ушли?

– Вылазь, – он коротко засмеялся.

Пасифика осторожно поднялась, усевшись поудобнее в кресле. Она не могла не улыбнуться, глядя на него. Всё-таки было что-то захватывающее в этой тайной игре. Питер был не просто её любовником – он был её преподавателем, и их отношения нарушали все возможные правила. Но Пасифика находила в этом остроту, которая привлекала её.

Питер включил двигатель, и они тронулись с места, плавно проезжая через кампус. Она взглянула на знакомые здания: администрация, библиотека с огромным дубом на фоне, фонтан, искрящийся в лучах вечернего солнца. Проезжая через чёрные ворота, Пасифика почувствовала, как с её плеч словно упал груз. Теперь она была свободна – хотя бы на несколько часов – от строгих правил и пристальных взглядов.

– Ты ведь не болтаешь об этом с подругами? – неожиданно спросил Питер, слегка приподняв идеально очерченную бровь.

– Нет, – Пасифика устроилась поудобнее в кресле. – Зачем им это знать?

– Ну, чтобы похвастаться, – он ухмыльнулся, не отрывая взгляда от дороги.

– Было бы чем, – она коротко рассмеялась, напоминая себе Лайзу, когда та отпускала свои едкие шутки. Питер цокнул языком, и Пасифика добавила: – Да ладно тебе. Я просто не хочу проблем.

Хоть она и была уже совершеннолетней, она понимала, что их отношения могут серьёзно навредить карьере Питера. В «Хиллкресте» царила атмосфера роскоши, но зарплаты преподавателей оставляли желать лучшего. Питер не смог бы откупиться от последствий, если бы кто-то узнал о них. Преподавателям здесь платили меньше, чем стоила пара туфель, которые Пасифика когда-то купила на спор с Лайзой.

Сегодня они направлялись в их тайное место. Это был небольшой ресторан, спрятанный в укромной деревушке среди гор. Питер свернул с главной дороги, и они двинулись по извилистому серпантину. Пасифике всегда нравилось это место – французский интерьер с деревянными столиками, полосатыми шёлковыми креслами и круглыми подушками создавал уютную атмосферу. На стенах висели картины, написанные маслом, каждая со своей историей. Столики освещались небольшими люстрами в классическом стиле, а большие арочные окна открывали вид на пасторальные поля, где мирно паслись коровы.

Пасифика наслаждалась этими моментами – шардоне в бокале, неспешные разговоры с Питером, и этот вид на тихую, умиротворённую деревню, который так контрастировал с её бурной и тайной жизнью в университете.

***

За окном начал плавно садиться оранжевый закат, обрамляя комнату мягким, золотистым светом. Лучи солнца игриво скользили по стенам, украшенным цветочными обоями в стиле прованс, постепенно переходя к крупным вазонам, полным благоухающих цветов, которые стояли у каждого столика. Воздух в небольшом уютном ресторанчике был пропитан ароматом свежих цветов и лёгким запахом французской кухни. Пасифика сидела за своим излюбленным столиком, наблюдая, как мерцающий свет заката льётся через огромные арочные окна, проникая даже в самые тёмные углы.

Она слегка наклонилась к Питеру и, улыбнувшись, прошептала: – Мне кажется, вино немного ударило в голову.

Она посмотрела на бокал шардоне перед собой и не сдержала тихого смешка. Её лицо, раскрасневшееся от выпитого вина, немного светилось в мягком свете свечей, установленных на столе.

Питер улыбнулся в ответ, его глаза сверкали теплом. – Ну что ж, милая, тебе пора отдохнуть. – Он кивнул официанту, когда тот подошёл к их столику с коричневой кожаной папкой, в которой была аккуратно спрятана счёт-фактура. Питер ловко вложил в неё зелёную банкноту и, не дожидаясь возвращения официанта, поднялся из-за стола. – Я заведу машину. Подожди меня здесь.

Пасифика смотрела, как Питер выходит за дверь, затем, оглянувшись вокруг, быстро добавила ещё одну купюру в папку, чтобы оставить официанту щедрые чаевые. Она всегда старалась сделать приятное тем, кто работал ради неё, не могла просто уйти, не вознаградив труд. Улыбнувшись своим мыслям, она поднялась из-за стола, поправила волосы и направилась к выходу, скребя каблуками по каменному полу.

На улице её встретил прохладный вечерний ветерок, который тут же обвил её лицо, охлаждая разгорячённые от вина щеки. Питер уже стоял у серой машины, галантно открыв для неё дверь. Пасифика благодарно кивнула, садясь на переднее сиденье, и застегнула ремень безопасности. Открыв окно, она впустила ещё больше вечернего воздуха, надеясь, что свежий ветерок поможет ей прийти в себя. Но вместо этого её веки начали тяжело опускаться – усталость и вино взяли своё.

Машина плавно скользила по извилистым дорогам кампуса, и с каждым поворотом огни «Хиллкреста» всё ярче освещали аллеи перед главными воротами. Вечер был тёплым, но прохладный ветер, врывающийся в приоткрытое окно, приятно освежал. Питер вел машину молча, время от времени бросая взгляды на Пасифику, которая расслабленно сидела рядом, позволив мыслям утонуть в приятных воспоминаниях прошедшего вечера.

Когда они подъехали к её общежитию, машина замедлила ход, и Питер тихо припарковался возле здания. Пасифика обернулась к нему, её большие тёмные глаза блестели в свете фонарей. Она легонько коснулась его руки, скользнув пальцами по его коже, перед тем как наклониться к нему. Вместо короткого прощального поцелуя в щёку, как она планировала, её губы задержались на мгновение дольше, ощущая тепло его кожи.

– Спасибо за вечер, – тихо прошептала она, улыбнувшись, и отстранилась. Её голос был чуть приглушён, наполненный той сладкой напряжённостью, которая возникает в воздухе перед прощанием.

Питер наклонился к ней чуть ближе, его дыхание касалось её шеи. Его рука небрежно скользнула к её бедру, на мгновение задержавшись там, перед тем как он с неохотой отступил.

– В любое время, Паси, – произнёс он, в его голосе звучала скрытая страсть, которую они оба чувствовали, но не выражали прямо.

Она мягко хлопнула дверью и подхватила свою сумку с заднего сиденья, прежде чем шагнуть прочь. Пасифика бросила последний взгляд на Питера через плечо, уловив в его глазах едва заметный огонёк. Внутри неё зажглось что-то, что трудно было подавить.

Поднявшись на свой этаж, она замедлила шаги, её мысли ещё витали вокруг тех моментов, которые они с Питером делили в машине. Но что-то странное привлекло её внимание. Коридор был тихим, но из-за приоткрытой двери, которая не открывалась уже два года с исчезновения Донателлы Гилсон, лился мягкий, тёплый свет.

Пасифика застыла, её сердце забилось быстрее. Словно под гипнозом, она подошла ближе, чувствуя, как лёгкое беспокойство перешло в тревогу. Изнутри доносился слабый шорох, словно кто-то двигался по комнате. Затаив дыхание, Пасифика осторожно подтолкнула дверь. На полу хаотично валялись вещи, разбросанные повсюду, словно кто-то срочно искал что-то среди них. Брюки, свитера, сумки – все они были вещами Донателлы Гилсон. Пасифика мгновенно узнала их, словно от ярких вспышек воспоминаний. Она прикрыла рот рукой, стараясь не издать ни звука. Её взгляд резко переместился на большое напольное зеркало, отражающее часть комнаты. И там, в глубине отражения, она увидела её – блондинку, копошащуюся в шкафу.

Девушка была высокой, с роскошными светлыми волосами. Её тонкая фигура была одета в светлую кофту и темные джинсы с высокой талией, которые идеально подчеркивали её длинные ноги. Она не видела лица девушки, но волосы и знакомый силуэт заставили кровь Пасифики застучать в висках от страха. Всё выглядело так, будто перед ней стояла сама Донателла, вернувшаяся из прошлого. Забыв обо всём, Пасифика сдавленно вскрикнула, отшатнулась от двери и бросилась обратно в свою комнату.

Захлопнув дверь за собой, она упала на пол, тяжело дыша. Сползая вниз по стене, она прижала руку к груди, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Что это было? Призрак прошлого или простая галлюцинация? Она сидела на полу, дрожа от страха и ужаса, думая только об одном – нужно срочно написать своим старым друзьям, пока страх не поглотил её окончательно.

Глава 4

Вирджиния Флойд

Вирджиния Флойд сидела за массивным дубовым столом в своем кабинете внутри бутика, в окружении множества папок, пробных образцов тканей и груды журналов мод. Её кабинет отражал её статус: просторный, с высокими окнами, обрамлёнными роскошными шторами, он почти походил на музейное пространство, где каждый предмет продуман и выбран ею лично. Полки из красного дерева были забиты альбомами с прошлыми коллекциями, архивными фотографиями и пресс-релизами о бутике её семьи – «Флойдс», завоевавшем особую славу в элитных кругах Нью-Йорка. На маленьком столике у окна стояли миниатюрные модели шуб из искусственного меха песца и норки, как напоминание о наследии, которым она сейчас руководила.

После разрыва с друзьями Джини ушла в работу с головой. Она основала свою команду ассистентов, хотя слухи ходили, что те часто сменялись – подчинённые были для неё лишь рабочими единицами, и она обращалась с ними холодно и отстраненно. Она знала, что её называют «Мегерой» за глаза, и ей это даже льстило. Будучи не просто менеджером, а главным лицом «Флойдс», она стала безупречной фигурой светской хроники, даже звёздой – хотя это звание она заслужила через безжалостный контроль и явное стремление к власти. Однажды одна из колонок в журнале Vanity Fair назвала её «юной магнаткой», посвятив целую статью её успехам.

Работая над новой коллекцией, она перелистала несколько набросков, отмечая для себя, что осенне-зимний сезон 2023 обещал стать для бренда особенным: строгие, холодные линии в дизайне, вдохновлённые урбанистическими мотивами Нью-Йорка, как нельзя лучше отражали её собственное новое «я». Взгляд невольно скользнул к рамкам на краю стола. Первой на глаза попалась фотография, сделанная ещё в университете, где они – Лайза, Инди, Линда и она сама – весело улыбались, тесно прижавшись друг к другу в обычной университетской фотосессии. Тогда ещё они были единым целым, настоящей командой, готовой держаться вместе. Следующей была фотография в элегантной золотой рамке – на ней они с Лайзой стояли с бокалами коктейлей в каком-то клубе в Беверли-Хиллз. Было что-то магическое в том лете, когда они неразлучно проводили время вместе, словно мир был создан только для них двоих. Но теперь…

С тех пор, как они виделись в последний раз, Лайза изменилась до неузнаваемости. Прогуливаясь по коридорам «Хиллкреста» в компании новой «свиты» – Анжелы Стивенс и Нейта Ньюмана – Лайза представляла собой совершенно иного человека. От неё постоянно пахло табаком и алкоголем, и Джини понимала, что её подруга больше не старается что-то скрывать. Особенно Джини злила её новая подруга, Анжела Стивенс. Дурная слава Анжелы была известна всем: её подозревали в кражах, а слухи о её жизни облетели уже весь «Хиллкрест». И всё же, почему-то Лайза променяла их крепкую дружбу на эту компанию, оставив Джини за пределами своего мира.

Её руки замерли на эскизе, когда воспоминания захлестнули её. «Ты настоящая рок-звезда», – эхом отозвалось в голове. Но теперь это казалось пустой, обманчивой фразой.

Беверли-Хиллз. Вилла семьи Трейсон. Лето 2021г.

Джини стояла на балконе виллы Лайзы, обхватив себя руками и наблюдая, как свет от уличных фонарей разливается по обширной территории сада. Вилла Лайзы, влекущая своей роскошью, выглядела так, будто сошла с обложки журнала о самых дорогих и желанных домах в Калифорнии. Белые колонны, огромные французские окна и безупречно ухоженные газоны… Всё, что казалось бы могло завоевать любой взгляд, и тем не менее, сегодня казалось Джини холодным и отстранённым. Она всё ещё чувствовала слабость после перелёта и нескончаемого часа в ванной комнате, когда всё тело как будто рвало изнутри. Но Лайзе, похоже, не было дела до её состояния.

– Ну всё, я пошла, – раздался звонкий голос Лайзы, и Джини обернулась. Лайза застегивала серебряную серёжку, бросив на неё взгляд через плечо. В зеркале отражалась её самодовольная улыбка.

– Куда ты собралась? – Джини отбросила окурок в хрустальную пепельницу, бросив мимолётный взгляд на идеально сложенную кровать и гору чемоданов в углу. Она вошла в спальню, осматривая Лайзу – та уже была готова к вечеринке, как обычно, с завидной лёгкостью. Лайза выглядела как звезда: в обтягивающем коротком платье насыщенного изумрудного оттенка, подчёркивающем каждый изгиб, и босоножках с тонкими ремешками.

– В греческих домах тусовка, меня пригласили, – с довольной ухмылкой произнесла Лайза, будто Джини и сама должна была это знать.

– Почему ты мне ничего не сказала? – взволнованно переспросила Джини, поджимая губы. – Я даже не готова!

Лайза окинула её быстрым взглядом, словно сканируя на предмет очевидной слабости, и весело хихикнула.

– Честно говоря, с твоим зелёным лицом… Думаю, тебе лучше вообще там не появляться, – она махнула рукой, как бы извиняясь, и продолжила: – Лучше отдохни.

С этими словами Лайза схватила маленькую сумочку, ещё раз кинула взгляд в зеркало и скрылась за дверью, оставив Джини в полном недоумении. Лайза не пригласила её… намеренно или действительно подумала о её самочувствии? Джини села на край кровати, раздумывая, почему Лайза так поступила. Она бросила взгляд на свои чемоданы, расставленные вдоль стены. Не зная, делать, она в конце концов легла на кровать и задремала.

Проснулась Джини от утреннего солнца, которое пробивалось сквозь окно выходящее на сад. Повернув голову, она взглянула на часы: 5:13 утра. Лайзы не было. Неудивительно, конечно, но где-то глубоко внутри было беспокойство, которое росло с каждой секундой. Сна не было ни в одном глазу, и, нащупав телефон, Джини набрала Лайзу. Один гудок, второй, третий… Никакого ответа. На экране снова засветились её обои с золотыми пальмами.

– «Они ведь пьянствуют там до бессознательного состояния», – вспомнила она, как Лайза описывала греческие вечеринки, – «и не только это».

Она с тревогой открыла карты на телефоне, найдя координаты греческих домов, и выбежала, поймав такси и почти крича водителю, чтобы ехал быстрее. Через сорок минут она стояла перед особняком, вокруг которого слышались грохот музыки и крики изнутри. Джини вошла внутрь и сразу ощутила атмосферу безудержного веселья, почти дикости. Повсюду были пьные тела, кто-то неистово танцевал, а кто-то, не обращая внимания на происходящее, просто обнимался в углу. Поднявшись по лестнице, Джини оглядывалась, ища Лайзу. Сзади мелькнули мигающие огоньки полицейских машин, что усилило её тревогу.

Наконец она нашла Лайзу, развалившуюся в кресле и безжизненно глядящую в никуда, с едва уловимой улыбкой на губах. Джини, взволнованная, коснулась её плеча.

– Лайза! Нам надо уходить, я вызвала полицию! – зашептала она, с тревогой оглядываясь по сторонам.

Лайза, медленно фокусируясь, подняла на неё взгляд. В её глазах отражался остаточный эффект безумной ночи.

– Что? – пролепетала она с трудом, еле держа голову прямо.

Джини с тяжёлым вздохом подхватила её, пытаясь поддержать.

– Ох, Лайза, ты так напилась, – пробормотала она, сердито оглядываясь. – Нам нужно идти.

– Ты… ты настоящая рок-звезда, Джини, – хрипло прошептала Лайза, пьяно улыбнувшись, опираясь на неё.

Эти слова неожиданно согрели Джини, как бы нелепо это ни звучало сейчас. Её сердце тронуло то, что Лайза хоть и в алкогольном угаре, произнесла что-то приятное. Улыбка тронула её лицо, и, несмотря на всю несуразность ситуации, ей было приятно услышать что-то хорошее от подруги.

***

Телефон на массивном столе зажужжал, как заведённый. Джини взглянула на экран, мелькнувший в отблеске настольной лампы. Мама. Натали Флойд. Она подняла трубку с чуть удивленным выражением.

– Привет, – ответила Джини, бросив взгляд на витрину бутика, через которую пробивались огни Мэдисон-авеню.

– Дорогая, ты занята? – раздался в трубке мягкий, но уверенный голос Натали, её матери.

– Работаю над зимней коллекцией, – Джини отложила блокнот в сторону и откинулась на спинку вращающегося кожаного кресла, смакуя каждую секунду разговора. – В бутике на Мэдисон, довожу последние детали до совершенства. Что-то срочное?

– Мы с твоим отцом задержимся в Амстердаме, – сообщила Натали, немного огорчённо. – Смогла бы ты самостоятельно провести вечернее открытие бутика на Пятой авеню?

Джини едва не выронила телефон. Провести открытие самой? Это огромный шанс, возможность проявить себя. Она быстро ущипнула себя за бедро, словно проверяя, что всё это реально, и сглотнула, едва сдерживая взрыв восторга.

– Мам, ты серьёзно? – она уже улыбалась, почти ощущая аромат свежих цветов, которыми бы украсили зал.

– Да, дорогая. Я планировала вернуться сегодня, но погода внесла свои коррективы. – Натали вздохнула, но в голосе её сквозило гордость. – Кстати, Аннет передаёт тебе привет и говорит, что скучает.

– О, передай ей от меня привет, – ответила Джини. – Навещу её в следующем году обязательно.

– Я уже предупредила Дейзи, что она должна быть у тебя через полчаса, чтобы помочь, – добавила Натали.

Джини нахмурилась. Дейзи, её ассистентка, знала раньше, чем она? Такое вмешательство не оставило её равнодушной.

– Мам! Я же просила тебя не общаться с моими ассистентами напрямую. Они должны видеть главной меня, – Джини не выдержала, её голос зазвенел от раздражения.

– Прости, милая, – мама смягчила тон. – Всё, мне пора. Ещё много работы с расширением франшизы. Пока, дорогая.

– Пока, – кивнула Джини и, отложив телефон, с трудом удержалась от долгого и тяжёлого вздоха. Натали была матерью, за которой стояла целая империя, и её вмешательство напоминало Джини, что ей предстоит доказать собственную состоятельность.

Она поднялась с кресла и направилась к резному шкафу в углу кабинета. За дверцами скрывались не только работы из новой коллекции, но и личные фавориты Джини – платья, костюмы и туфли, все в идеальном состоянии и готовые для особого случая. Вечер должен быть её триумфом.

Из коридора послышались осторожные шаги, а затем раздался мягкий голос:

– Джини, ты здесь? – на пороге появилась Дейзи Коллинз.

– В кабинете, Дейзи! – крикнула Джини, доставая платье глубокого синего цвета с вышивкой на подоле. Платье, идеально подчёркивающее её тонкую талию и изящные линии.

Дейзи вошла, чуть робко оглядываясь по сторонам. Она была одета в официальный костюм от «Флойдс»: бежевый пиджак с узкими лацканами, чёрные прямые брюки, чёрные лакированные балетки. На первый взгляд, её одежда выглядела строго, но бледная кожа с разбросанными по щекам родимыми пятнышками придавала ей детское очарование. Волосы – тёмно-золотистые, мягкими волнами спадали на плечи, подчёркивая светлый оттенок её кожи и серо-голубой цвет глаз.

– Ух ты, – Дейзи с восхищением смотрела на платье в руках Джини, её глаза блестели от восторга. – Потрясающее платье!

– Для сегодняшнего вечера, – Джини бросила на неё оценивающий взгляд и грациозно подвесила платье на вешалку. – Моя разработка.

– Оно просто великолепно! – Дейзи почти захлопала в ладоши, стараясь не казаться слишком восторженной, но едва ли могла сдержаться.

Джини лишь одарила её коротким, холодным взглядом.

– А новость об открытии разместила? Я хочу, чтобы всё прошло идеально, без единого промаха, – её голос был ровным и требовательным.

– Конечно, – кивнула Дейзи, словно боясь, что малейшая оплошность может испортить эту редкую возможность поработать с Джини вблизи.

Внутри Джини чувствовала удовлетворение: её слова не вызывали сомнений – она здесь главная, и Дейзи об этом знала. Несмотря на дружелюбие в её голосе, всё в её тоне указывало на непоколебимую власть.

– Отлично. Заберу ключи, и поехали пообедаем перед вечером, – Джини улыбнулась, на этот раз чуть теплее.

Джини выдвинула ящик стола, ловко достала ключ и небрежно кинула его в кожаную сумку. Платье с вешалки переехало к ней под руку, и, не оглядываясь, она вышла из кабинета. Дейзи поспешила за ней, не забывая удивленно посматривать на уверенную походку своей начальницы.

На улице Джини обернулась, чтобы закрыть за собой стеклянную дверь бутика, и тут же направилась к своему авто. Роскошный, сверкающий блеском кузова внедорожник стоял неподалёку. Дейзи завистливо поглядывала на этот «танк», вспоминая, что Джини не просто может похвастаться тремя машинами в гараже, но и выбирает их по настроению, как аксессуар.

– И куда мы направляемся? – Дейзи открыла свою дверь. – В какой-нибудь ресторанчик?

– Хм… а может, в пекарню? – Джини взяла руль обеими руками, взглянув на дорогу с улыбкой. – Хочется чего-то свежего, тёплого…

– Пекарня? Это даже необычно для тебя, – Дейзи усмехнулась, не скрывая лёгкой насмешки. – Разве ты не на «мидиях и креветках» всегда?

– От этого уже голова кругом идёт, – пожала плечами Джини и завела двигатель. Автомобиль рванул вперёд, и уже через пару мгновений они мчались по проспекту.

Джини чётко знала, куда держит путь. «Роуз» – их маленький, но такой особенный уголок на Верхнем Вест-Сайде. Пекарня была не просто местом для встреч – здесь они пересекались, обсуждали последние сплетни, планы и просто болтали о жизни. Это был маленький оазис уюта и тайн.

Подъехав к «Роуз», Джини выскользнула из машины и обернулась на знакомую вывеску, обрамлённую витиеватыми узорами с розами, выкованными из металла. Всё в этой пекарне говорило о стиле – винтажная деревянная мебель на террасе, горшки с зеленью, скромные занавески на окнах. Место выглядело так, словно оно застыло в прошедшей эпохе, но именно это и придавало ему особое очарование.

– Может, сфотографирую тебя у входа? – предложила Дейзи, усмехнувшись, когда Джини, немного прикрыв глаза, впитывала атмосферу.

– Не сегодня, – Джини коротко кивнула и уверенно вошла в зал.

Внутри «Роуз» пахло свежим хлебом, сливками и ванилью – аромат, который напоминал детство и уют. Интерьер пекарни был выдержан в викторианском стиле: обитые бархатом стулья, массивные деревянные столики, витрина с выпечкой, похожая на настоящие произведения искусства. Джини провела ладонью по лакированной стойке и улыбнулась приветливой девушке за кассой.

– Добрый день. Мне, пожалуйста, клубничные пончики и латте на овсяном, – заказала она, не поднимая взгляда. – Дейзи?

– Шоколадный чизкейк, пожалуйста, – произнесла Дейзи, стараясь выглядеть уверенно.

Джини с подносом направилась к угловому столику номер десять – именно здесь они встречались с друзьями, иногда устраивая здесь мини-конференции, а иногда просто расслабляясь в теплом свете старинной лампы. Массивный светильник, стоящий рядом, заливал стол мягким, тёплым светом.

Дейзи уселась напротив, пытаясь занять как можно меньше места и не нарушить личное пространство Джини. Но всё же, заинтригованная, она решила заговорить:

– Ты слышала, что на Линду Кристал упал прожектор на последней съёмке для «Флойдс»?

Джини закатила глаза и откинулась на спинку стула, её взгляд отражал иронию.

– Не хочу ничего об этом слышать, – отрезала она.

Но Дейзи, как всегда, не могла удержаться.

– Думаешь, кто-то нарочно пытался… ну, навредить ей? – прошептала она, наклоняясь поближе, чтобы никто не услышал.

– Дейзи, это просто чья-то халатность. Не придумывай ерунды, – спокойно ответила Джини, откусив пончик.

Дейзи смущенно опустила взгляд на пол, явно осознав, что затронула тему, которая Джини неинтересна.

– Ладно, приятного аппетита, – промурлыкала она, отламывая кусочек чизкейка и отправляя его в рот, будто бы этот кусочек мог сгладить неловкость.

Джини в ответ только пожала плечами и вернулась к своим пончикам. Первый кусочек клубничной глазури коснулся её языка, и она едва сдержала восторг. Как же долго она не позволяла себе таких простых радостей! Сладкий вкус пончика был словно возвращение в её юность – беззаботное время, когда все проблемы решались за этим самым столиком, в тёплой компании друзей и ароматов выпечки.

Когда тарелки опустели, а поздний обед подошёл к концу, Джини и Дейзи неспешно направились к выходу. Джини оставила щедрые чаевые, бросив на стол двадцатку, как бы между прочим. Поправив кудри, которые мягко упали ей на плечи, она ступила на порог и замерла. Её взгляд наткнулся на то, что заставило её сердце на миг остановиться.

На лобовом стекле её машины красовалась надпись, написанная алыми буквами:

«Ты помнишь меня?»

– Господи, Джини… – Дейзи остолбенела и прижала руку ко рту, её лицо побледнело. – Что это?

– Я… я не знаю, – ответила Джини, и её голос прозвучал тихо, словно затерявшись в гуще её собственного шока. Слова были грубыми, хаотичными, но в них была пугающая чёткость.

Дейзи забеспокоилась, нервно оглядываясь вокруг, как будто в поисках невидимого наблюдателя, причаившегося в тенях здания.

– Посмотри, камера видеонаблюдения! – прошептала она, задыхаясь. – Может, стоит пойти и попросить у администратора посмотреть запись?

Но Джини её не слушала. Её взгляд упал на что-то ещё. Под правым дворником был зажат маленький, едва заметный клочок бумаги. Она подошла к машине, ощущая, как её сердце бешено колотится. Подняв руку, осторожно отогнула дворник и вытащила порванный обрывок. Это была фотография, иссеченная на несколько частей, но лицо на ней угадывалось сразу. Донателла Гилсон. Безмятежное лицо девушки с постера, затерянное на жёлтой бумаге, смотрело на неё.