Стезя Ерсака. По следам охотника бесплатное чтение

Перед тем как открыть глаза, она почувствовала, как кожаные ремни впиваются в ее руки и ноги, не давая шевельнуться.

Дыхание сперло, а сердце забилось так быстро, что хотелось вырвать его из груди, лишь бы не слышать стука в ушах. Все еще не открывая глаз, Агнеша напрягла руки и потянула вверх, проверяя ремни и крепления на прочность, но они даже не шелохнулись. Несколько раз глубоко вдохнув, она все-таки решилась открыть глаза и посмотреть, где она оказалась. Рыжая очень надеялась, что сейчас не увидит мокрых мрачных стен темницы, где-то высоко над головой малюсенькое окошко и накрепко запертую железную дверь.

Глаза будто заволокло пеленой, и все окружение стало чересчур нечетким и размазанным, чтобы понять, где она находится. Радовало только одно, вокруг было слишком светло для темницы и катакомб, а еще слышались женские голоса, которых она раньше не замечала.

Не имея возможности протереть глаза от выступивших слез и рыбьей пленки, пришлось сильно усердно моргать, чтобы увидеть хоть что-нибудь.

– Очнулась! – Рыжая испуганно вздрогнула, услышав радостный возглас где-то совсем рядом с ее ухом.

Она обернулась в сторону говорящей и сразу расслабилась. Рядом с ее лежанкой сидела одна из придворных лекарей, Греза. Греха иногда приезжала к ним в училище, когда кто-то серьезно хворал или притаскивал какие-то незнакомые болячки. А еще она выхаживала Вука, когда тому вспороли брюхо на одной из их совместных вылазок. Она буквально собрала его по частям и зашила так умело, что оставшийся шрам был едва заметен.

Греза потянулась рукой к лицу Рыжей и провела по щеке. Агнеша вяло улыбнулась, но не успела ничего произнести, прежде чем Греза схватила ее за подбородок и повернула голову набок. Она приподняла рыжие волосы и коснулась пальцем краешка уха Агнеши. Рыжая сощурилась от боли, вспоминая, что в последнем сражении чудовище порвало ей ухо своими когтями.

– Сильно страшно? – спросила она у Грезы, надеясь, что ухо хотя бы осталось похожим на ухо, а не какую-то мясистую лепнину.

– Ты не веришь в мои способности? – Греза мягко улыбнулась и отпустила ее. – Как ты себя чувствуешь?

– Связанной. – Агнеша уставилась в потолок и попыталась ощутить хоть что-то помимо ремней, но не смогла. – В остальном пока непонятно.

Греза захихикала и принялась расстегивать ее конечности.

– Это была вынужденная необходимость, ты сильно бредила, и мы боялись, что ты можешь навредить себе.

Освободившись, Агнеша стала потирать запястья. Кожа под ремнями вспрела, была влажной и сильно бледной. Рыжая попыталась приподняться на локтях, но грудь отозвалась сильнейшей болью, и она повалилась обратно на лежанку. Откинув с себя покрывало, взору предстало только множество повязок, пропитанных кровью. Агнеша попыталась напрячь память, чтобы вспомнить исход сражения и как она получила эту рану, но не смогла.

– Что это? – хрипя от боли, спросила Рыжая, пытаясь пальцами зацепить повязки и посмотреть под них, – Что за рана?

– Боясь, это мне не объяснить, – Греза выглядела расстроенно и слегка напугано, – поговоришь об этом с Казимирой. А пока вот, выпей.

Греза поднесла к ее рту чашку с настоем, но Агнеша недоверчиво принюхалась, прежде чем пить.

– Это маковое молоко? Обойдусь.

– Но твои раны…

– Не хочу быть блаженной, – Агнеша отмахнулась от лекаря и отодвинула от себя чашку, – и не такое терпели.

Греза пожала плечами и поставила отвар на прикроватный столик.

– Я позову Казимиру, а если тебе что-то понадобится, пока нас нет, попроси прислугу за дверью. Им указано не входить без твоей просьбы.

Агнеша молча кивнула, и Греза вышла из комнаты. Оглядевшись вокруг, она поняла, что уже была здесь пару раз. В подвалах лечили тех, кто доставлял много шуму или мог повлечь нежелательное внимание, а еще близко было хранилище, на случай если труп получился слишком обезображенный и его нужно будет быстро убрать с глаз.

Она провела рукой по груди, рано сильно саднила и буквально горела. Кожа, даже через повязки, была такой горячей, что невольно хотелось одернуть руку, как от раскаленного металла. Казалось, будто что-то пульсировало внутри в такт сердечному биению, словно внутри было что-то живое.

Пока она была увлечена ковырянием своих ран, в комнату неслышно вошла Казимира и тихонько закрыла за собой дверь.

– Как ты себя чувствуешь? – она присела рядом с Агнешей, туда, где до этого сидела Греза.

– Явно лучше, чем могла бы, – Рыжая испуганно отдёрнула руку, услышав голос Казимиры, которая так неслышно подкралась. – Объяснишь?

– Думаю, лучше будет для начала показать.

Казимира аккуратно стала надрезать повязки, под страдающие вздохи Агнеши. Легкое свечение стало пробиваться через поредевшую ткань, пропитанную кровью.

– Че за нахер… – Рыжая испуганно вытаращила глаза на свою грудину.

Под кожей будто полыхало живое пламя, пытаясь вылиться наружу и поджечь все вокруг.

– Это была необходимая мера, – она достала из прикроватной тумбы ступку с какой-то зеленоватой жижей и нанесла ее на грудь Агнеши.

Мазь приятно охлаждала кожу, а свечение потихоньку угасало, оставляя за собой лишь ровный порез, с выступавшими пузырьками крови. Плотные нитки стягивали ровные края друг с другом, не давая крови вытекать все больше и больше.

– Что это? Это осталось от чудовища? – Агнеша взволнованно вытаращилась на ведьму.

– Нет. Это осталось от меня, – она устало вздохнула, предвкушая долгие объяснения.

Только сейчас Рыжая заметила, какой измученной выглядела колдунья. Волосы у нее куда более стали седыми, чем прежде. Синяки под глазами стали еще чернее, а морщинки у глаз и рта стали различимые. Будто за то время, что Агнеша была без сознания, Казимира успела состариться на десяток лет.

– Я не могла допустить, чтобы подобное повторилось еще хоть раз, в целях твоей безопасности.

– Подобное? – Рыжая все еще не до конца помнила, чем закончился бой с чудовищем и кто его в итоге убил.

– Ты не помнишь? – Казимира вздохнула пуще прежнего и потерла переносицу, – еще лучше, замечательно просто!

– Не причитай, рассказывай тогда все с самого начала.

– Во время схватки с чудовищем все пошло чересчур плохо. Вук был серьезно ранен, Сивоша при смерти…

– Толстый! А с Толстым что? – Агнеша вспомнила, что буквально последнее из того, что она видела, было растерзанное тело Толстого с кишками наружу.

– Живой, не беспокойся. – Казимира едва заметно улыбнулась, – идет на поправку, благодаря трудам Грезы.

Рыжая облегченно выдохнула. Не передать словами, как она испугалась, когда в голове ожили картинки последних моментов сражения и бездыханное тело Толстого.

– Ну дак а дальше что? – память Агнеши не предлагала никаких вариантов развязки их сражения.

– Когда я кинулась к нему, Вук почти перерубил голову твари, и она повалилась на тебя. Не знаю, испугалась ли ты за себя или за нас, но ты снова сделала то, что произошло в катакомбах… Взрыв, которых никогда в природе не возникало само по себе.

Рыжая со вздохом закрыла лицо руками. Она не могла вспомнить даже чувства, которые испытывала в тот самый момент, но похоже дела действительно были плохи, раз пришлось воспользоваться тем самым вариантом.

– И что же, как вы спаслись?

– Ты меня за кого принимаешь? – В голосе Казимиры звучала насмешка, – Конечно, я всех защитила. А когда пламя угасло, от чудища не осталось и следа… Впрочем, как и от леса… И от людей, которые в нем остались…

Рыжая не смогла сдержать улыбки и рассмеялась, наблюдая за Казимирой. Какой же довольной она выглядела в данный момент, сообщая о своем спасительном подвиге.

– И чем все закончилось? И как это связано с… с этим, – она указала на свою грудь, которая совсем перестала светиться.

– Пришлось прибегнуть к телепортации, иначе половина из нас бы не выжила… – Она провела руками по волосам, намекая, что ей пришлось прибегнуть к колдовству души, – И вот, мы здесь. А это… – она стала снова наносить охлаждающую мазь ей на рану. – Больше подобного не повторится, как я сказала.

– Не понимаю, можно без загадок? Голова совсем не варит…

– Я больше не могу позволить пользоваться тебе твоим уродством, если это так можно назвать, община Колдунов и Княгиня уже начинают задавать вопросы, так что следующий твой раз может стать последним.

– И что же ты сделала, – Рыжая улыбнулась, – столько лет я страдала от этого недуга, а тут раз и все решилось? А что же не раньше?

– Потому что способ слишком своеобразный, не изученный и опасный… Я думала, что можно обойтись и не запечатывать тебя, поскольку это не слишком гуманно.

Рыжая все еще ничего не понимала и выглядела чересчур взволнованной, слова Казимиры, по ощущениям, не предвещали ничего хорошего.

– Твои амулеты, я поместила их внутрь тебя…

– Ты засунула в меня камни? Каким хером ты умудрилась это сделать? – Агнеша перебила ее и грозно нахмурилась.

– Это неважно, рабочий момент, но теперь ты не сможешь пользоваться своим этим вот, – она развела руками, изображая взрыв.

– Но это черева-то последствиями, так ведь? – Агнеша прищурилась, внимательно вглядываясь в черные глаза Казимиры, пытаясь угадать насколько ужасна расплата за содеянное. – Помимо того что эта херня теперь светится и горит, конечно же!

– Ну, твоя душа теперь отчасти мертвая…

Рыжая схватилась за рот, пытаясь сдержать порывы смеха, но не смогла. Комната наполнилась звонким хохотом. Казимира непонимающе уставила на Агнешу, не решаясь прервать ее увеселительный момент.

– Этого просто сука быть не может! – Рыжая утирала слезы с глаз руками, пытаясь отдышаться. – Вы что, сговорились все?

– О чем ты? – Казимира до сих пор не понимала, чем такое известие могло так развеселить Агнешу.

– Помнишь… Помнишь, я ушла в лес вместе с Вишуем, а там встретила вештицу… Ой не могу! – Рыжая схватилась за бок, который закололо от сильного смеха. – Я же так трупом быстрее, чем от своей смерти стану…

Пока Агнеша пыталась справится с приступом смеха и возникшей болью, Казимира все еще не могла уловить суть разговора и причем тут лесная вештица, к которой они с Вишуем попали, когда спасали его от проклятия.

– В общем… она тоже там что-то намудрила, когда леший хотел нас сожрать, мол, чтобы отвадить его, поменяла частичку наших душ на мертвецкие… – Агнеша снова хотела засмеяться, но увидела испуганное лицо Казимиры и взволнованно нахмурилась. – Что-то не так?..

– Просто… – Казимира даже не знала, что вообще стоит объяснять из всего, что она знает про замену душ, боясь лишний раз напугать Агнешу и сделать еще хуже. – Просто это все тоже черева-то последствиями… Понимаешь, проводить такую махинацию единожды, это уже сокращает жизнь на кучу лет, а дважды…

Заканчивать фразу ей не пришлось, по лицу было все и так прекрасно видно. Но Рыжая даже не расстроилась, развела руки и положила их за голову, довольно рассматривая потолок.

– А разница-то? Я бы все равно не прожила столько, сколько у меня отняли, – она равнодушно пожала плечами, – мне же по-любому не светит смерть от старости в постели, так что че уж горевать. Главное вот что, оно хоть заживет?

– Должно, – Казимира ответила слишком неуверенно и поджала губы.

– Должно? То есть это еще не точно, и я так и буду ходить с кровоточащей дыркой на груди?

– Возможно, опять же, будем надеяться на лучшее. А пока вот, – она протянула ей склянку с зеленоватым содержимым, – это та же мазь, не забывай ей пользоваться.

Агнеша кивнула и сложила склянку в ее сумки, которые оказались у подножия кровати. Казимира помогла ей сесть и позвала Грезу, чтобы та наложила новые плотные повязки и проверила нити на ране. Ткань неприятно саднила и шеркалась о раны, но от мази становилось легче.

Агнеша с усилием поднялась с кровати и едва успела опереться на руку Грезы, чтобы не упасть. Силы в теле не было, от слова совсем, а рана на груди ужасно жгла и болела. Рыжая потянулось рукой к уху, чтобы проверить его состояние. Рана уже затянулась, но швы до сих пор не сняли. Зашитое ухо имело причудливую остроконечную форму, вместо привычной округлой. Агнеша провела рукой за ним и обнаружила обритую часть головы, на которой тоже крепились нити.

– Там шрам?

– Да, чудовище задело не только ухо, но и распорола тебе кожу на голове. Повезло, что лишь поверхностные повреждения и череп не пострадал.

– И то верно! – Агнеша вяло улыбнулась. Ужасно хотелось посмотреть на себя в зеркало, слишком много изменений с ее головой произошло за последнее время.

Греза с Казимирой помогли ей надеть рубаху и выдали трость, чтобы легче было ходить, но Рыжая любезно отказалась от такого предложения, отшутившись, что она еще не слишком старая для подобного.

Подниматься по лестницам оказалось почти невозможным, рана то и дело начинала ныть, и ноги подкашивались от боли, но Агнеша, стиснув зубы, продолжала идти наверх. Оставаться в темном, холодном подземелье ей хотелось гораздо меньше, чем страдать.

Казимира помогала ей как могла, но со временем Агнеша стала думать, что от трости она все-таки отказалась зря. Пройдя этаж с порубами, они оказались около большой деревянной двери. Всюду были вырезки и фрески с изображениями бушующих волн и морских чудовищ. Море, у которого стояла столица, по праву считалось дивым, чуть дальше от берега, где уже не видел человеческий глаз, всегда ужасно штормило и водились всякие подводные твари. Поэтому берега Дивого Моря не использовали для плавания и флота, а также ничем не защищали. За долгие столетия никто ни разу не решался начать войну с той стороны, рискую попасть в ужасные штормы и быть съеденным заживо.

Прислуга открыла двери и коротким жестком пригласила Казимиру и Рыжую в гостевую комнату.

– Княгини не будет? – Спросила Агнеша, прежде чем они успели зайти, – а то я в таком виде и прям к ней…

– Она в верхнем тереме, переживать не о чем, – Казимира улыбнулась и повела Рыжую дальше.

Огромное помещение, увешанное знаменами. Высокие потолки вздымались так далеко над головой, что нельзя было увидеть их конца в темноте. Длинные деревянные столы, за которыми периодически встречались разные люди: знать, гриди, прислуга, юлящая вокруг них. Но никто даже не обратил внимания на идущих, будто их здесь и не было.

Кроме Вука, который, заприметив их, сразу весело начал махать руками, подзывая к себе. Казимира довела Агнешу и помогла ей усесться за стол, а сама села рядом с Вуком, прижавшись к нему бедром.

Рыжая не стала поднимать эту тему, хотя ей очень хотелось, но настроение и атмосфера были слишком приятные, чтобы их портить своими остротами.

Толстый приподнялся и протянул свою огромную лапищу Рыжей, та ответила ему тем же, сцепившись в братском рукопожатии и прислонившись к его лбу своим.

– Сука, Толстый, я ж думала ты умрешь там! – она весело засмеялась, увидев глаза Толстого, на которые наползли капельки слез, – я рада, что ты жив.

– Не было печали – яйца прижали, ну а что ж делать-то, у меня еще много запланировано, рановато мне помирать! – Толстый зашелся хохотом и отпустил руку Рыжей, – но я на такое больше не пойду, возраст уже не тот, да и, – он погладил себя по животу, – брюхо едва живое, беречься надо.

– Твоя правда, – Рыжая не могла убрать улыбку с лица, так приятно ей было видеть своего товарища в добром здравии и рассудке. – Чем трапезничаете?

Прежде чем Вук успел ей хоть что-то ответить, Толстый опять зашелся хохотом, сотрясая весь огромный стол своими телесами и раскачивая на скамье так, что ножки едва справлялись с его весом.

– Щи, хоть хер полощи! – едва дыша ответил он и продолжил хохотать.

Похоже, Толстый был чересчур рад тому, что они все остались живы и без особых увечий. Вук лишь махнул рукой и повернулся к Казимире, мило воркуя с ней. Агнеша недовольно цокнула и отвернулась, не собираясь смотреть на их прелюдии.

– Ревнуешь? – Вук хитро улыбнулся, притягивая Казимиру к себе ближе за талию.

Возмущенная ведьма, тем, что ее сейчас назвали способом самоутвердиться, шлепнула его по щеке и отодвинулась подальше. Рыжая довольно хмыкнула и уткнулась в тарелку. Живот урчал так, будто она не ела несколько дней.

– Кстати, а сколько прошло с того момента? – Она и в самом деле забыла уточнить этот вопрос, голова была забита совсем другими мыслями.

– Больше двух седьмиц…

– Двух?! Седьмиц?! – Рыжая поперхнулась горячим супом и стала вытирать рот рукой. – И все это время я была без сознания?

– Ну, нет конечно, просыпалась, щебетала на птичьем, мы кормили, поили тебя, чтоб не померла, а потом ты обратно засыпала. Ты без сознания страшно кричала, ругалась и пыталась убить то ли себя, то ли нас, до того как мы тебя пристегнули, – Казимира пожала плечами и тоже стала кушать, даже не обращая внимания на обиженное лицо Вука. – В какой-то момент мы уже подумали, что ты не очнешься и так и помрешь, но все обошлось.

– Помру? – Рыжая развела руками, но никто не продолжал разговор на эту тему, и пришлось смириться с их поведением и продолжить есть. – Вы за меня даже не переживали?

– Почему же, я за тебя очень даже очковал! – Толстый протянул руку через стол и похлопал ее по предплечью, до которого еле дотянулся.

– Переживали по началу, но Греза заверила, что ты обязательно выкарабкаешься, поэтому не так сильно, как тебе хотелось бы, – Вук вяло улыбнулся в своей угрюмой манере и снова потянулся рукой к Казимире, – но мы все равно очень рады, что ты жива. Без твоего вот этого, что бы оно ни было, мы бы оттуда не выбрались живыми. Мы тебе обязаны, как и Казимире, которая нас оттуда вытащила сюда.

Толстый согласно кивал на каждое его слово, уплетая суп за обе щеки.

– Что Княгиня говорит? – Агнеша наклонилась поближе к столу и стала говорить тише, чтобы непрошеные уши не подслушивали их.

– Нас уже отблагодарила, – Толстый похлопал по карману и там звонко забренчали монеты, – а тебя ждет, пока ты в себя придешь.

– Только вот… – Вук замялся, пытаясь подобрать слова и правильно сформулировать мысль, – не всей правды она знает.

– Я сказала, что в произошедшем виновата тварь, а не ты, потому что иначе возникло бы слишком много вопросов, так что на разговоре с Княгиней придерживайся этой легенды, – Казимира договорила за Вука и убрала от себя его руку, тянущуюся к талии, скорчив при этом максимально брезгливое лицо.

Агнеша на это только кивнула и продолжила есть. Голод все никак не унимался, хотелось запихнуть в себя еду вместе с миской, лишь бы желудок перестал ныть. При упоминании твари и взрыва рана на груди стала снова гореть, напоминая о себе, и сквозь рубашку стали проступать маленькие пятнышки крови.

– Какие планы у вас дальше? – тихо спросила она, прикрывая грудь ладонью.

– Я обратно к себе поеду, а то без меня там все развалится, – Толстый разочарованно покачал головой, – слишком долго я хером гвозди заколачивал, пора наверстывать.

– А мы с Вуком поедем до общины Колдунов, они ждут от меня отчетности по поводу произошедшего, и для вида мне надо присоединиться к их бестолковым исследованиям.

– А Вук как твой защитник с тобой поедет, или как лю…

Агнеша не успела закончить, как Казимира щелкнула ее по носу, заставляя умолкнуть. Рыжая тихо захихикала, наблюдая за злющими Вуком и ведьмой.

– Как страж придворной колдуньи и точка.

– Ладно-ладно, уймись, – хихикала Агнеша. Дразнить этих двоих ей уже никогда не надоест.

– А у тебя вто? – невнятно спросил Толстый, вынимая ложку изо рта.

– А мне в Березивск надо, знакомых Вишуя поискать, но перед этим, Казимира, – Рыжая обернулась в сторону ведьмы и наклонилась ближе к ее уху, – сводишь меня в библиотеку княжескую, хочу поискать что-нибудь про печати эти. Наверняка все найденные записи Цапли попали именно туда.

– Может быть, – Казимира пожала плечами, – в любом случае проверить – неплохая идея.

– Что вы шепчетесь там? – Вук перегнулся через Казимиру, чтобы быть лицом ближе к Рыжей, – больше двух говорят вслух.

– Не твоего ума дело, ясно? – сказала как отрезала Рыжая и снова уткнулась в тарелку.

Посидев еще немного, они отобедали вторым блюдом, которое оказалось удивительно вкусной и сочной свиньей, а затем разошлись кто по своим комнатам, а кто в библиотеку. Толстый планировал уезжать завтра утром, и Агнеша хотела попрощаться с ним, прежде чем идти на встречу с Княгиней. А сразу после она хотела бы покинуть это место, поэтому с делами стоило бы разобраться сейчас.

Казимира, несмотря на отпирание Рыжей, все равно попросила принести трость и заставила ее ходить с ней. Старая деревянная палка была украшена красивым ребристым набалдашником в виде акульей пасти. Видимо, ей раньше пользовался кто-то из знати, а Агнеше отдали за ненадобностью или по причине смерти хозяина.

Рыжей не нравилась, на сколько слабой и беспомощной она себя ощущала, но при каждом шаге без трости, шов на груди начинал сочиться кровью и ужасно болеть.

Рубашка уже вся пропиталась, и сукровица засыхала, трескалась и сыпалась на кожу, но Агнеша отказалась ее поменять, утверждая, что нет смысла переводить одежду. Казимира смешно морщила нос на ее возражения, она считала, что сменить хоть сотню рубашек за день ничего не стоит, лишь бы выглядела Рыжая хоть чуть-чуть приличнее, чем нищий ободранец. Все-таки они во дворе находятся, а не абы где.

Библиотека была всего через несколько залов от гостевой комнаты, но и это расстояние далось ей с трудом. Тяжелые двери со скрипом распахнулись, пропуская ведьму и Ерсака в мрачное помещение. Прохлада приятно коснулась лица и охладила раны, а стойкий запах книжных страниц пробудил воспоминания об училище. Агнеша зажмурилась и всей грудью набрала его в себя, вспоминая, как она с друзьями проводили время в библиотеке с учебниками. Тыкали в причудливые картинки с разными тварями и говорили: «это ты, нет, это ты!».

Библиотекарь помог им найти последние записи, которые поступали в библиотеку, а Толстый ориентировочно указал, в каких местах они с Цаплей были, и где могла быть найдена информация, чтобы тому было легче сориентироваться в записях и книгах и найти нужные.

Агнеша, сидя за большущим столом, окруженная стопками бумаг и записей, даже не знала по началу за что взяться. Глаза разбегались от количества, а библиотекарь все продолжал и продолжал приносить новые стопки. Она расслабленно вытянула ноги, глубоко вздохнула и с головой погрузилась в чтение.

Сколько бы свечей ни стаяло, сколько бы записей ни было прочитано, не было ни слова о загадочных символах, которые преследовали Агнешу. Правда, несколько записей Цапли все-таки попали в библиотеку, там были рисунки той печати и попытки расшифровки, но слова были на столько криво, грязно и неаккуратно нацарапаны, что разобрать ничего нельзя было, да и толку не было. Упоминалось лишь несколько символов из всей печати, а остальные оставались нетронутыми.

– Тебе не кажется, что мы ищем того, чего нет? – Казимира устало листала тетради толстенной книги с перечнем множества языков, которые их окружают. – Или есть, но раньше о нем не знали, поэтому никаких исторических записей не сохранилось?

– Или их умело прячут, – Агнеша пожала плечами, – не может такого быть, чтобы об этом не знала ни единая душа. Мир полнится чужими ушами и ртами, которые жаждут вкусить любой слух и распространить куда надо и не надо.

– Не могу отрицать, – Казимира положила ладонь в книгу, чтобы не забыть, где остановилась, и тоже откинулась на спинку, потягиваясь, – так или иначе, я попробую продолжить поиски отсюда, пока ты направляешься в Березивск.

– Княгине будешь докладывать?

– Пока в этом нет нужды, раз это коснулось только одну тебя на все княжества и какую-то мизерную долю Ерсаков.

Агнеша согласилась, она и так могла оказаться под подозрением, если исследователи от общины Колдунов что-то вынюхают, а тут еще и такой повод в добавок.

Разбавляя муторную работу вином, Агнеша то и дело отвлекалась на бродящих мимо людей, каждый раз интересуясь у Казимиры, кем они являются при дворе и что могут здесь искать.

– А это кто? – она кивнула в сторону мальчишки, который рылся на стеллаже с церковными писаниями Мирожита. – Больно молодой для такого чтива.

– Ты думаешь, если я знаю всю знать, которая тут ошибается, то и детей их обязана? – Казимира хмыкнула и прищурилась, пытаясь опознать черты лица, родовые знаки или еще хоть что-то, что могло бы выдать в мальчишке его принадлежность.

– Не знаешь? – нетерпеливо спросила Агнеша.

– Кроме того, что он рыжий, я в этой темноте ничего разобрать не могу, – она перестала пытаться напрягать глаза и снова уткнулась в книгу.

Рыжая еще совсем немного понаблюдала за мальчишкой, зацепилась взглядом за человека в тени, с которым он разговаривал, но, не заметив ничего подозрительного, тоже вернулась к чтению.

Совсем скоро за плотными покрывалами на окнах солнце исчезло, и в зале библиотеки стало совсем темно. Обе девушки выглядели чересчур уставшими и замученными, перечитав кипу книг и всякой иноязычной чуши. Агнеша была очень расстроена, что выудить ничего полезного не удалось, и ей хотелось продолжать. Но рана на груди совсем разнылась и горела, не давая покоя и умиротворенного чтения, поэтому пришлось идти в покои, которые ей выделила Княгиня.

Перед сном Греза проведала Рыжую. Обновила ей мази и повязки, принесла макового молока, чтобы облегчить страдания, от которого Агнеша все так же отказалась, и лекарь покинула покои. Растянувшись на мягких перинах, наслаждаясь наконец-то заслуженным спокойным отдыхом, она уснула в обнимку с подушкой.

Утром ее разбудила Греза, она сменила ей мази и повязки, долго жаловалась на то, что своей кровью Агнеша замарала простыни, а потом оставила ей чистую одежду и вышла. Завтрак принесли в комнату, Рыжая от удовольствия облизывала пальцы и тарелки, наслаждаясь пряной пищей и изысканными винами. Она не была уверена, что в скором времени сможет так сытно и вкусно питаться, поэтому наслаждалась едой до последней крошки.

Покинув комнату, все еще с тростью, борясь с нестерпимым жжением, которое мазь охладила совсем ненадолго, она заковыляла к выходу из дворца. По пути ее встретили Вук с Казимирой, последняя взяла ее под руку и помогла идти дальше. Агнеша краем глаза заметила, что Вук легонько пальцами касается бедра ведьмы, но решила не паясничать и не портить трогательный момент.

Толстый стоял около повозки с кучером, видимо, Княгиня согласилась выделить ему такое в качестве дополнительной награды, все-таки брюхо у него все еще было покрыто не зарубцевавшимся огромным шрамом. Который наверняка мог порваться от непрестанной езды на лошади или любых других физических нагрузок.

– Че морды такие кислые, будто вам в брагу нассали, – Толстый зашелся хохотом, при виде товарищей, – я ж не умирать еду, свидимся еще обязательно.

Агнеша первой попала в его медвежьи объятия и запищала от боли, когда он со всей силы прижал ее к своему животу.

– Сука! Щас кто-то из нас точно порвется! Пусти! – Визжала она, но Толстый продолжал хохотать и тискать ее, не обращая внимания.

Когда он все же выпустил ее из своего капкана, рубашка на груди у Рыжей вся пропиталась кровью. Казимира стала недовольно кудахтать, но увидев чересчур грустное и виноватое лицо Толстого умолкла.

– Прости, Сивоша, просто я за нее сильно переживаю, не хотела тебя так обидеть, – она похлопала его по плечу и заглянула в глаза, – не теряйся, ладно? Времена нынче неспокойные для Ерсаков, беречь себя надо.

– Твоя правда, – Толстый немного смутился, но потом сразу воспрянул и заулыбался, когда к нему в тиски полез Вук.

– Иди сюда, сукин сын, – Вук хорошенько мял ему бока, видимо пытаясь хоть немного отомстить за Рыжую, но Толстому было абсолютно плевать.

– Я такой многослойный, что твои щуплые ручки мне ничего сделать не смогут! – Толстый снова расхохотался, и все сразу расслабились, слыша это громогласное веселье.

Прощание было недолгим, особо говорить им было не о чем, да и незачем, и Толстый, сев в повозку, которая сильно прогнулась под его весом, исчез за горизонтом.

– Сразу к Княгине пойдем? – Агнеша снова ухватила за руку Казимиру, встревая между ней и Вуком, на что получила недовольные взгляды с обоих сторон.

– Если я не ошибаюсь, то до полудня она свободна и может тебя принять, поэтому можем еще подождать и… – Казимира бегло оглядела ее с ног до головы и тяжело вздохнула. – Или переодеть тебя и пойти, пока ты снова не стала похожа на какое-то грязное животное.

– Кто бы говорил о животных, под собаку ляжет же только су…

Агнеша не успела договорить, как получила ощутимый тычок в зашитое ухо и зашипела от боли. Вук скорчил недовольную рожу и пошел вперед, даже не удостоив ее ответной остротой. Идя следом за мечником, Агнеша заметила, что он сильно прихрамывает, хотя раньше этого не видела. Она наклонилась ближе к Казимире, и лепетом, так чтобы он их не услышал, спросила.

– А что с ним? Чего волочит ногу?

– Не помнишь? – Казимира даже не удивилась ее вопросу, – Буквально под самый конец сражения, до того как ну, до тебя в общем, тварь цепанула его хвостом и сильно распорола ногу. Не то чтобы рана была значительная, но пошло нагноение, и теперь лечение проходит с трудом.

– И что, даже знахарки помочь не могут? И ты? – Агнеша выглядела очень взволнованной, она знала, к чему приводят такие ранения, если их не суметь залечить.

– Я не сильна в целительстве, как и большинство ныне живущих ведьм и колдунов. А старые знахарки с деревень могут лечить только всякую чушь, а не такие серьезные раны, – она продолжала говорить все тише и тише, – Греза говорила, что есть вероятность, что история закончится отрезанием конечности.

Рыжая нервно поджала губы, и дальше они шли в тишине. Вук оставил их на этаже с гостевыми комнатами и ушел к Грезе, наблюдать за тем, как он хромает и молчит о своей боли и переживаниях, было просто невыносимо, но Агнеша не могла заставить себя говорить с ним об этом. Она представить не могла, как вообще надо поддерживать человека, который, скорее всего, может потерять ногу и остаться калекой до конца жизни.

Можно было, конечно, воткнуть ему палку, как у пиратов, чтобы он ковылял на ней до конца жизни, но разве после этого он сможет служить двору как защитник придворного колдуна? Сражаться так же хорошо как раньше и зваться первым мечом? Врятли.

Приведя Агнешу в приличный вид, Казимира напялила на нее мальчишеский камзол и брюки, потому что платья оказались ей слишком малы в плечах и ужасно топорщились, делая из нее дешевую уродливую куклу. После того как она вычесала ее, зачесала короткие растрепанные волосы на знатный манер и закрепила их на затылке какой-то побрякушкой из собственной коллекции, они стали подниматься к княжескому терему. Казимира уже сказала прислуге, чтобы Княгиню предупредили об их приходе, на что получила ответ, что та будет ждать их в своей приемной комнате, а не в тронном зале.

– Не будет торжественности? – Агнеша слабо улыбнулась, борясь со ступенями и не слушающимися ногами в узких штанах, – зачем меня тогда так вырядила?

– Это просто правила приличия, можешь перестать чесаться и дергаться, как больная, а то люди еще подумают, что ты плешивая или холерная какая-нибудь.

Агнеша недовольно цокнула и закатила глаза на такое оскорбление, но все-таки перестала теребить волосы и оставила одежду в покое.

Личную приемную комнату охраняло несколько стражей, но они расступились, завидев ведьму и Ерсака, пропуская их внутрь. Княгиня даже не подняла голову, лишь махнула рукой, приглашая их к себе, и стала дальше копаться в каких-то бумагах.

Агнеша искоса глянула на Казимиру, вопрошая, стоит ли кланяться или предпринимать хоть какие-то попытки к этикету, но та лишь едва заметно пожала плечами.

– Я знаю, какие Ерсаки неотесанные невежи, так что не нужно пытаться выдавить из себя приличие, – Княгиня тяжело вздохнула, она выглядела слишком уставшей для того, кому принято набивать брюхо и радоваться жизни, – Великий Князь сегодня плохо себя чувствует, поэтому так, с глазу на глаз.

Агнеша нервно закусила щеку и подошла ближе к ней, присаживаясь напротив. Несмотря на Княгиню, не следующую подобающей субординацией, Агнеша все еще чувствовала себя неуютно и сопротивлялась ее попыткам расположить к себе.

– Не буду расспрашивать, предполагаю, что ты расскажешь мне то же самое, что и все остальные? – она молча покосилась на Рыжую.

Агнеша неуверенно кивнула, общей договоренности насчет какого-то одинакового вранья не было, и ей не хотелось случайно подорвать выдуманную легенду.

– Тогда вот твоя награда, – она достала из ящика стола увесистый мешок, который звонко брякнул, – Великий Князь и его княжество приносит свои благодарности за избавление от чудовища с минимальным сопутствующим ущербом. Княжество надеется на дальнейшее сотрудничество в… в щепетильных вопросах подобного рода. Если тебе нечего больше сказать, то прошу оставить меня.

Агнеша заметила, как Казимира сжала платье и потупила голову, видимо, стоило больше ничего не говорить, ни о детях в жиже, ни о преследовании оставшихся Ерсаков.

– Благодарю вас, можете на меня положиться.

Агнеша сгребла мешок с деньгами со стола и встала, коротко склонив голову в знак прощания.

Вместе с Казимирой они быстро покинули комнату и стали опять спускаться по лестницам, чтобы попасть к гостевым комнатам.

– Она плохо выглядит, – подметила Агнеша, наклоняясь ближе к уху ведьмы.

– Ш-ш-ш, – Казимира приложила ей руку к губам и бегло огляделась по сторонам, – давай такое обсуждать где угодно, но не здесь. Здесь нас каждая ступенька слушает.

Агнеша не разделяла страха колдуньи, да и тем более не понимала, почему такой важный человек при дворе так страшится своей хозяйки.

Казимира сопроводила Агнешу в комнату и позвала Грезу, чтобы так снова обработала раны и наложила новые повязки, перед тем как Рыжая покинет двор. После того как все, наконец, оставили Агнешу в покое, она принялась собирать свои вещи и раскладывать вырученные деньги по разным местам, так, на всякий случай. Отвлек ее от этого дела настойчивый стук в дверь.

– Войдите! – раздраженно гаркнула Агнеша, не понимая, кого там могло принести, особенно если была необходимость стучаться. Вук и Толстый такой манерой не отличались.

Только дверь успела приоткрыться, как в комнату проник знакомый резкий фруктовый аромат. Голову Рыжей сразу вскружили нахлынувшие воспоминания об ученических днях, когда этот аромат и его хозяйка преследовали ее изо дня в день на каждом занятии.

Девушка нырнула в комнату, ее лисий взгляд сразу оглядел всю комнату, не упуская ни одну деталь, которую можно было бы использовать в разговоре. Роскошные золотистые кудри, каскадом спадающие на спину, и грудь ее легко колыхались, когда она подергивала головой, будто дикое животное.

Агнеша ощутимо напрягалась и покрепче сжала кошель, медленно убирая его под ногу, чтобы у вошедшей не было соблазна под шумок его унести. Рыжая почувствовала, как ее таранят зеленоватые глаза в хитром прищуре, пытаясь наложить какое-то колдовство, проникающее в душу и разум, но лишь недовольно фыркнула на эти попытки.

– Даже не пытайся, – Агнеша похлопала себя по груди, кожа под пальцами неприятно обжигала и горела, словно раскаленный металл, – у меня противоядие от твоей богомерзкой натуры.

– Ишь ты, – девушка хитро улыбнулась и зашла в комнату, плотно закрывая за тобой дверь, – много, видимо, минуло с последней нашей встречи.

– Слишком мало, чтобы я забыла твой мерзкий запах и голос, – Агнеша слегка задумалась, наблюдая за тем как девушка медленно расхаживает по комнате, прикасаясь ко всему, что плохо лежит, – Осляка.

– Фу! – девушка развела руками и ощерилась, – не называй меня так!

Рыжая громко засмеялась, посматривая на то, как хитрое надменное выражение лица сменяется гримасой отвращения.

– Алевтина, – прохрипела Рыжая, все еще смеясь над давней знакомой, – забываю, что не всем людям в училище давали нормальные прозвища.

– Ничего ты не забыла, просто ведешь себя как тварь, как обычно, – Алевтина недовольно цокнула и села рядом с ней на кровать, – а ты все та же…

– Дак а че ж мне меняться, это ты вон, похоже, высоко забралась, из грязи в князе, а я… а мне дом в грязи, куда из него вылезать-то.

Гостья закатила глаза и сложила руки на груди. Запах фруктов был настолько сильный, что невольно желудок выворачивался наизнанку, и требовал его опорожнить прямо здесь и сейчас.

– Ну похвастайся давай, я же вижу тебя так и прет, – Рыжая отодвинулась подальше на край кровати, но дышать от этого легче не стало.

– Я вообще-то состою в колдовской общине, – Алевтина гордо вскинула голову, и ее золотистые локоны задрожали, будто морские волны.

– Только вот я не помню, чтобы ты особо блистала способностями к колдовству, так что под кого тебе лечь пришлось чтобы там место получить? – Рыжая не успела скорчить рожу, как получила пощечину. Хлесткий удар неприятно обжег щеку, а травмированное ухо разгорелось болью. – Ай сука! За что?

– То что я один раз по глупости выбрала не тебя, а мужика, не значит, что я со всеми подряд сплю! – Алевтина снова замахнулась, чтобы еще раз ударить Рыжую, но та перехватила ее за тонкое запястье.

– Угомонись, – рыкнула Агнеша, – швы разойдутся, если ты меня и дальше бить будешь.

Алевтина даже лицом не выразила сожаление или извинение, но руку все жерасслабила.

– Че пришла-то? Не лясы точить же, – Рыжая отпустила руку девушки, и та прижала ее к себе, жалобно потирая раскрасневшееся запястье, – не строй из себя жертву.

– И не подумала. Вобщем слушай, – она снова придвинулась к Агнеше, и та сморщила нос от близости с объектом благоуханий, – не уезжай сейчас из двора. Обожди до вечера, а как солнце сядет, иди сделай лошадь и жди.

Рыжая заметно смутилась, не понимая неожиданного предупреждения, предостережения или что бы то ни было. Алевтина снова хитро прищурилась, сильно напоминая лису, прямо как из детских книжек, и еще тише продолжила.

– По старой дружбе доверься мне еще разочек.

– С чего бы? – Агнеша тоже прищурилась, подражая Алевтине, но была уверена, что похожа на полуслепого крота, а не на элегантную лисичку.

– С того, что в этой войне не обязательно страдать случайным жертвам.

– Войне? Когда война то начаться успела? – Агнеша все еще не понимала, о чем речь.

– Это не та война, о которой ты думаешь, но она идет уже очень давно, тебя, конечно же, это не касается. Это колдовские дела.

– Как обычно, – Агнеша недовольно закатила глаза, – так и быть. Обожду. Но если это подстава…

– Если это подстава, то я буду следующей, я знаю, – Алевтина поднялась с кровати и пошла к выходу комнаты, напоследок оглянувшись, – позаботься о нем для меня.

Агнеша вела еще в больший ступор, вопросов было так много, что голова трещала и разрывалась на части от непонимания происходящего. Грудь до сих пор ныла из-за попыток околдовать Рыжую, но было приятно, что остальные побочные эффекты, которые она испытывала при ношении амулетов, пропали и не досаждали как раньше.

Она закончила с вещами и улеглась на кровать. Видимо, выезжать придется ночью, поэтому стоило поспать сейчас, пока есть время. Вдруг еще придется устраивать поножовщину, да к тому же спасать непонятного человека, за которого так переживала Алевтина.

***

Вук оперся на дверной проем и лениво почесывал бороду. На самом деле он не считал, что есть какая-то необходимость в том, чтобы присутствовать на заседаниях общины колдунов, в которых участвовала Казимира, но она всегда настаивала на его присутствии. Говорила, что потом с ним легче обсуждать произошедшее, раз он все слышал сам, а не пересказом из ее уст.

Но и это он не считал особой причиной, потому и не слушал в общем, о чем они там общаются. В основном речь шла об опасных колдовских аномалиях, возникающих на территориях княжеств, об исследованиях, о контроле церкви, сект и многое другое, а ему, напрямую, до этого не было дела.

Он разглядывал женщин и мужчин, сидящих по кругу, некоторые из них стояли или бродили у окон, но, так или иначе, участвовали в обсуждении по мере надобности. Стол перед ними так и ломился от яств. Они всегда пировали, несмотря на то, на сколько нищенствовали люди вокруг или какое политическое положение их окружало. Стабильность.

Он поглядел на Казимиру. Она деловито закинула ногу на ногу и покачивала кончиком сапога. Рукой подперла подбородок и пальцами наматывала седые прядки, спадающие на лицо. Она и вправду выглядела на пару десятков лет старше, если смотреть на нее со спины, и Вук сильно грустил от этих мыслей. Слишком многим ей пришлось обойтись, чтобы защитить и спасти ее спутников. Но он радовался, что в остальном внешне и физически она никак не менялась. Ее милые пухлые щечки, вздернутый носик и добрые глаза, которые так внимательно и жадно смотрели на него, когда они в очередной раз проверяли крепость кровати в ее покоях. Такая нежная, до ужаса милая и невозможно добрая. Вук сам удивился оттого, что распалился чувствами к такой девушке, ведь она отнюдь не была его типажом.

Колдунья выглядела спокойной, оживленно участвовала в обсуждении какого-то вопроса, но это пока. Пока ее не начнут спрашивать за произошедшую ситуацию, и тогда придется безбожно врать куче искусных колдунов прямо в лицо. Но Вук не переживал и об этом, не первый и не последний раз она прикрывала своих близких людей перед этим омутом змей.

Больше всего его беспокоила нога. Рана ужасно болела, кости ныли, а попросить стул было как-то жалко, не хотелось казаться слабым и давать этим людям усомниться в Казимире и ее телохранителе. Поэтому приходилось стоять и терпеть, надеясь, что все скоро закончится.

– Скучаешь? – женский мелодичный голос и яркий аромат фруктов вырвал его из размышлений о своих страданиях и Казимире.

– Если ты хотела подкрасться и напугать меня, то твой душок я еще давно почувствовал, – Вук коротко повел головой в сторону, чтобы видеть девушку, стоящую рядом с ним. – Ты почему здесь, а не там?

– Хочу напомнить, что я состою во всем этом не так давно, и не во все вопросы вовлечена, поэтому и греть уши мне смысла нет. – Алевтина придвинулась чуть ближе, теперь касаясь его плечом.

Вук бросил короткий взгляд на Казимиру, чтобы убедиться, что та не видит, и все же отклонился в сторону, чтобы девушка к нему не прислонялась.

– А раньше ты меня так не сторонился, – она хитро улыбнулась и тоже посмотрела на Казимиру, – чем же тебя так очаровала эта старуха.

Вук хотел возразить и хотя бы словом защитить честь Казимиры, но почувствовал, как тонкие пальцы девушки коснулись его бедра, а потом еле ощутимо пробежали по паху.

– Дрянь, – он одернул ее руку и сделал пару шагов в сторону, надеясь, что она не будет снова лезть к нему. – Суй свои грязные руки в другие штаны, тут уже занято.

Он заметил, как в глазах Алевтины зажегся злобный огонек всего на секунду, но потом она снова хитро прищурилась и улыбнулась. Девушка снова подошла к нему вплотную и приблизилась губами к самому уху, едва ли не касаясь его.

– Напомнить тебе кое-что? Когда ты скулил по своей рыжей шалаве, это я тебя утешала, а не она, – Алевтина языком задела мочку уха, заставив Вука вздрогнуть, – так что не зазнавайся, пес.

Вук едва сдерживался, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не ударить ее прямо сейчас и прям тут. Нельзя было ставить Казимиру в неудобное положение ни при каких обстоятельствах, ее репутация была важнее любых его чувств и желаний в данный момент. Алевтина стукнула зубами напоследок прямо ему в ухо и сама отошла подальше, ехидно улыбаясь, довольная своей выходкой.

Вуку понадобилась несколько мгновений, чтобы прийти в себя и снова сосредоточить свое внимание на людях вокруг и их разговоре. Отвлеченный Алевтиной, он не заметил, как мирное обсуждение переросло в ругань и крики.

– Мы считаем, что ты задержалась на посту придворной колдуньи и перестала справляться со своими обязанностями! – громко сказал старик, брызжа слюной прямо в лицо Казимире.

Вук не успел даже сделать и шагу в ее сторону, как какая-то девушка резко вынула из полы мантии кинжал, и, схватив Казимиру за волосы, вскрыла ей горло.

Алые капли прыснули струей в разные стороны, и ведьма схватилась руками за рану, тщетно пытаясь вдохнуть. Кровь стекала по ее груди и ладоням, источающим едва заметное мягкое свечение. Девушка с кинжалом снова полоснула ее, только в этот раз прямо в живот, оставляя шансы на излечение минимальными.

Вук выхватил меч и кинулся в ее сторону, как только был нанесен первый удар, но сильный поток ветра вышиб его из комнаты вместе с дверью.

Поднимаясь на ноги, он хотел бежать обратно, но Алевтина схватила его за руку и потащила в другую сторону.

– Сука стой! Я должен помочь ей! – он выдрал свою руку из ее тонких пальцев, но Алевтина ухватила его за грудки и подтянула к себе.

– Ей уже не помочь, а вот ты еще можешь выжить, – прошипела девушка и отпустила его, – решай, быстрее.

Вук на мгновение уставился в зал, где заседали колдуны. Оттуда доносились крики, проклятия и чувствовались всплески колдовства. Видимо, некоторые были не согласны с произошедшим.

– Там дюжина колдунов, которые порвут тебя в клочья, стоит тебе попасться им на глаза! – Алевтина снова ухватила его за руку и потащила за собой. – Ты будешь следующий, если сейчас же не уберешься отсюда.

Вук почувствовал, как к горлу подступил ком. Горечь во рту не давала спокойно вздохнуть, а кровь в ушах мешала хладнокровно мыслить, но он понимал. Понимал, что Алевтина права и против них у него нет и шанса. Нужно было бежать.

Вслед за златовласой девушкой он поспешил вниз по лестницам, нога ужасно ныла и на каждой ступени буквально кричала от боли. Хотелось самолично отрубить ее, лишь бы эти ощущения прекратились, но останавливаться на передышку было нельзя. Алевтина тащила его все дальше и дальше, а затем вывела на улицу и побежала к конюшням.

Вук уже издалека заметил рыжую лохматую голову Агнеши, мелькающую за подготовленной лошадью. Она удивленно вскинула голову, услышав шумные шаги, и уставилась на Вука, задавая немой вопрос.

– Ты сам ехать можешь? – спросила Рыжая, когда Вук с Алевтиной подбежали ближе.

– Могу, – коротко ответил он и ловко перемахнул через круп лошади.

Вук сам удивился, как спокойно прозвучал его ответ, и что голос даже не дрогнул, после бега по ступеням и всего произошедшего.

– Уезжайте как можно дальше, – Алевтина уже отходила от них, направляюсь обратно во дворец, – я буду на связи.

Рыжая все еще не понимала, что происходит, но она привыкла не задавать вопросов в ситуациях, которые походили на экстренные. Запрыгнув на лошадь, она пятками сжала ее бока и вместе с Вуком, следующим за ней, они двинулись в путь.

Единственное, о чем думала Агнеша, это была Казимира. Было слишком странно, что Вук оказался отдельно от нее, и самый неблагоприятный исход подкрадывался в мысли сам собой.

Лесьяр уныло брел по степи, изредка поглядывая в сторону Мала, который дремал под тенью одинокого дерева. Овцы совсем разбрелись, и приходилось проверять, не ушел ли кто в лес случайно, а то от батюшки можно было и схлопотать по заднице. При мыслях о заднице, та болезненно заныла. Последняя порка за ночные похождения еще давала о себе знать, напоминая о том, что до следующей вылазки придется подождать, иначе сидеть вообще не получится.

Он уже собирался возвращаться к Малу, как вдруг услышал что-то непонятное из травы подальше. Лесьяр огляделся по сторонам, но не увидел ничего и никого подозрительного и решил подойти поближе.

Вроде чудищ давно не появлялось в округе, батюшка говорил, что это Мирожит их отвадил, но Лесьяр думал, что всему виной тот пожар в лесу. День тому назад все вспыхнуло, загремело, будто погреб винный подожгли, а к вечеру затихло. Странно было, конечно, но то, что чудищ меньше стало, и в полях потише было, дак это уже хорошо.

Сделав еще пару шагов вперед, он вдруг увидел человеческую руку. Лесьяр хотел было уже испугаться и убежать, но пальцы будто дрогнули, а потом и вовсе сжались в кулак.

– П-помоги… – проскрипел голос из травы.

Лесьяр весь побелел со страху, подумал даже, что его рыжие волосы сейчас поседеют, но учения Мирожита говорили, что каждому нуждающемуся помочь надо чем сможешь, поэтому парень решил мужаться. Тем более любопытство так и разгоралось внутри, подначивало подойти и узнать, понять, вынюхать что-то новое и необычное в его жизни.

Он сделал еще пару шагов и остановился. Перед ним лежал обнаженный человек, весь заляпанный кровью, грязью и пеплом. С самого леса за ним тянулась черная прожженая тропинка, доходила прямо до его пяток и обрывалась. Лесьяр слышал, как кровь закипает в ушах и отстукивает в такт сердцу, а к горлу накатывает ком от запаха мертвечины и гнилья.

– По-мо-ги, – снова заскулил незнакомец, даже не поднимая головы.

Лицо его было скрыто под длинными русыми волосами и пышной бородой, свалявшейся от земли и грязи, в которую тот уткнулся лицом.

Лесьяр закрыл глаза, глубоко вдохнул, борясь с желанием опорожнить желудок прямо здесь и сейчас, и перевернул незнакомца на спину. Все его тело было испещрено множественными старыми шрамами, а новые раны сильно кровоточили. Лесьяр убрал ладонью волосы с его лица и отодвинул пальцем веко, чтобы заглянуть в глаза.

Обычные, человеческие.

Голубые, как у него самого, и такие же блеклые.

Лесьяр еще раз устало вздохнул, и, схватив пострадавшего за руку и за ногу, закинул того на плечи. Он хоть и был рослым, мышечным и ужасно тяжелым, но и Лесьяр не пальцем деланный. Он то знал, что девкам нравится крепкое тело, оттого и занимался не покладая рук.

Дотащив тело до Мала, он скинул ношу под дерево и устало застонал. Мал с испуга весь переполошился и, вскочив, запнулся за свою же ногу и упал.

– Мать твою за ногу! Лесик! Что за нахер! – стал ругаться Мал, растирая ушибленную поясницу. – Че за жмура ты ко мне притащил?

– Не жмур это, гляди, – Лесьяр указал на подрагивающие пальцы незнакомца, – живой он.

– И в правду, – Мал удивленно вытаращился на постанывающее и шевелящееся тело, – а ты где взял-то его? Это кто такой?

– Да я че, знаю что ли? Нашел вот, в траве валялся, – Лесьяр пожал плечами. Рассказывать про жженый след из леса ему почему-то не хотелось, – может, разбойники какие или дикари с леса его подрали, а там уж обворовал, кто первый добрался.

Мал согласно закивал. Не особо он мог похвастаться разумностью и догадливостью, оттого вряд ли мог что-то заподозрить и начать задавать вопросы.

– Я тогда останусь пасти, – он отполз обратно к дереву на свое нагретое место, – а ты неси его домой.

Лесьяр беззвучно согласился кивком и, еще немного передохнув, снова поднял на себя тело и поволок его в сторону приюта. По дороге домой он перебирал всевозможные варианты разговора с батюшкой, не зная, стоит ли ему замалчивать какие-то детали или нет, но решил, что старик уже слишком дряхлый и блаженный, чтобы лишний раз беспокоится о новых видах нечисти и в чем-то подозревать непрошеного гостя.

Через пот и слезы, с кучей передышек, Лесьяру все таки удалось приволочь незнакомца к порогу приюта. Он затарабанил ногой в двери, надеясь, что ему все-таки откроют. Еще раз опускать и поднимать тело на плечи он явно бы не осилил.

Дверь ему открыла маленькая Ганя. Сначала она испуганно таращилась в щель, не решаясь пустить брата, но тот начал громко крыть ее всеми известными бранными словами, и девочка испуганно пустила его внутрь.

Лесьяр поволок гостя дальше по комнатам, кинул его на первую попавшуюся кровать и наконец-то смог вдохнуть полной грудью. Ганя тем временем пряталась за дверным проемом и внимательно за ним наблюдала, испуганно вытаращив свои огромные голубые глазешки.

– Что стоишь? Ладу позови! – гаркнул на нее Лесьяр, и Ганя испуганно умчалась, оставив дверь приоткрытой.

Пока он ждал Ладу, чтобы та смогла поухаживать за их гостем, он заметил, как в дверном проеме стали появляться любопытные глаза его братьев и сестер. Вот о том, чтобы провернуть все незаметно, он как-то не побеспокоился, да и ладно, рано или поздно все равно бы все узнали.

Лада пришла очень злая, она ругала Ганю, липнувшую к ноге, пока не заметила Лесьяра, сидевшего у кровати, на которой развалился какое-то полумертвое голое тело.

– Вон! – шикнула Лада и махнула рукой в сторону двери, – и двери за собой закройте.

Лесьяр тоже хотел подняться и уйти, повинуясь всеобщему указу женщины, но та жестом усадила его на место, намекая, что им предстоит разговор, в отличие от всех остальных.

Ганя еще некоторое время мялась в дверном проеме, не желая уходить, но Лада бросила на нее злобный взгляд, и та, пискнув со страху, выпрыгнула наружу, захлопнув за собой дверь.

– Ну рассказывай, – девушка без стеснения стала осматривать нагого незнакомца, – и желательно без сокрытия подробностей, как ты любишь.

– Да тут и скрывать то нечего, мы с Малом пасли овец, я к лесу пошел, посмотреть, не убежала ли какая паршивая туда, а там этот, – Лесьяр ткнул пальцем в пятку, свисающую прямо у его головы, – лежит ни живой, ни мертвый, ну а мне че делать то» взял его и понес, вдруг он жизнью обиженный, а нам знаешь ли… Положено помогать всем и каждому нуждающемуся.

– И что же это? Просто валялся? Без вещей, без ничего? – Лада даже не посмотрела на Лесьяра, но тот знал, что она хитро щурится, как всегда подозревая его во вранье.

– Да и я удивился, потрогал его, глаза открыл, но не нечисть он, да и пахнет по-человечески… говном и смертью…

– Эй! За языком следи, – шикнула на него Лада.

– Говно – это обычное слово, запрети мне еще жопу жопой называть.

Лада хлопнула Лесьяра по затылку, но не сильно, так, просто чтобы не забывался. Он натаскал воды по ее просьбе, а та аккуратно омыла стенающее еле живое тело. С волосами и бородой справится не получилось, и Ладе пришлось коротко остричь его, а морду до щетины обрить. Теперь тело совсем стало похоже на человека. Девушка аккуратно накладывала целебные мази и заматывала их повязками.

– Ну вот, другое дело, – он оттянула веки и еще раз проверила глаза.

– Не веришь мне? – Лесьяр закатил глаза и наклонился ближе к лицу незнакомца.

– От чего же? Верю конечно, просто лишний раз удостовериться не помешает, – она оттянула губу и насторожилась, – а это что…

Лесьяр и Лада приблизились к лицу незнакомца и поднесли лучину, чтобы получше разглядеть. Клыки были острые, будто собачьи, и казалось, что зубов во рту больше, чем должно быть у человека.

– Дрянь! – выругалась Лада и схватила Лесьяра за шкирку, – Ты кого к нам притащил? Это что за мерза?

– Да я что! Знал что ли! – Лесьяр выкрутился из хватки Лады, так или иначе он был куда сильнее нее и перехватил руку, которая снова собиралась ударить его. – Оставь! Может он нормальный, просто с уродством уродился! Мало ли каких бывает! Вон у Гани пальцев на ногах одиннадцать, и ничего же!

Лада недовольно цокнула, но все же оставила попытки избить Лесьяра. Еще раз смерила незнакомца с ног до головы подозрительным взглядом, накрыла его наготу и направилась к выходу из комнаты.

– Тебе за твоего жмура отвечать, если он что учудит, – она громко хлопнула дверью.

Лесьяр устало вздохнул и присел на край кровати. Внимательно посмотрел на свою находку, в лице какого-то белобрысого парня. Или мужика. Визуально нельзя было сказать, сколько ему лет, но пока он был бородатый и заросший, явно можно было дать за пятидесятник. А сейчас помоложе вроде. Но явно старше самого Лесьяра на десяток, может, и больше. Ему самому недавно только девятнадцать лет стукнуло.

Он облокотился назад и лег головой на ноги своего нового знакомца, как тот неожиданно резко вздрогнул, и сильно ударил коленом Лесьяра по затылку.

– Больной, что ли! – вскрикнул парень и обернулся на незнакомца.

– Во-ды, – проскулило тело, едва шевеля слипшимися губами.

Лесьяр беспокойно схватил чашку с прикроватной тумбы и протянул ее к губам гостя. Тот жадно присосался к краешку и стал хлебать так, что вся грудина и кровать под ним стала мокрая. Когда водопой наконец-то закончился, незнакомец довольно улыбнулся и облизнул губы.

– Спасибо, – ласково промурчал он. Голос у него был низкий, раскатистый, будто гром.

– Тебя как звать? – сразу накинулся на него Лесьяр, не дожидаясь, пока тот снова потеряет сознание.

– А-э-а, – гость невнятно начал мямлить и сильно нахмурился, закрывая разросшимися бровями все свои голубые глаза, – не помню я, кажется.

– Как это не помнишь? – Лесьяр удивленно выпучился, с потерей памяти ему встречаться еще не доводилось.

– Да я вообще ничего не помню, да и, – незнакомец, видимо, попытался напрячь мозг, чтобы хоть что-то раскопать в своей памяти, судя по тому как сильно сморщился его лоб и выступила Вена на виске, – голова трещит, когда пытаюсь вспомнить! Сука!

Лесьяр сразу же прикрыл тому рот рукой и бегло огляделся по сторонам. Незнакомец удивленно вытаращил глаза, не понимая, что он сказал или сделал не так.

– Мы в божьем доме, нельзя тут так говорить, – шикнул на него Лесьяр.

Гость сначала заметно смутился, но потом все-таки кивнул, соглашаясь с его доводами.

– Ладно, тогда так, я сейчас батюшку позову, а там решим, что с тобой делать. Тихо сиди и не лай попусту. Вдруг еще мелкие услышат.

– Мелкие?

– Ты ж не думаешь, что я тут один? Тут детей полно, под божьей крышей, ты их не пугай, а то меня потом высекут за твои косяки.

Незнакомец кивнул Лесьяру, соглашаясь на его условия, и тот вышел из комнаты.

Лесьяр был страшно взволнован произошедшим. Но рад, что незваный гость быстро пришел в себя, да еще и оказался разумным существом. Жалко было только, что он ничего не помнит, но Лесьяр надеялся, что это временно. В стенах приюта ему жутко не хватало жизни во всей ее красе. Он себя сколько помнил, всегда жил тут, занимался хозяйством, выращивал скот, ухаживал за ботвой, да и все на этом.

Батюшка Радмил сидел в своем кабинете. Как обычно наглаживал свою длинную седую бороду, и сильно щурился, пытаясь читать письма со всех уголков мира. О чем там было, Лесьяр, конечно, не знал, но батюшка говорил, что пишут с других приютов и церквей, рассказывают как у кого. Где холера мучает, где бесы лесные с ума сходят, все как обычно, в общем.

– Слушаю тебя, – батюшка услышал, как Лесьяр громко откашлялся, и приподнял голову.

– Лада уж рассказала, наверное, гость наш в себя пришел. Сходите к нему? – Лесьяр виновато потупился себе в ноги, – только он не помнит ничего, говорит. Может и врет, но что-то не похоже.

Радмил тяжело вздохнул и поднялся. Стул громко скрипнул под его весом, все таки сидячая жизнь и возраст заставили его отрастить нехилое пузо, которое сильно выпирало под рясой. Придерживая поясницу, батюшка медленно зашаркал ногами в сторону выхода.

Вместе с Лесьяром они вернулись в комнату, где оставили незнакомца. Тот уже выглядел совсем здоровым, если не считать кровоточащих повязок. Сидел, и весело улыбался своими волчьими зубами, ловя каждое слово, которое говорила ему Ганя. Несколько детей не побоялись навестить гостя, и, окружив его, со всех сторон рассказывали о чем-то своем, и засыпали вопросами, на которые незнакомец только мотал головой и предлагал им взамен рассказать о себе.

Когда Радмил зашел в комнату, все тут же подняли головы и притихли, гость не был исключением. Дети тут же разбежались в разные стороны, оставляя того одного на кровати. Лесьяр заметил, как рука незнакомца скользнула по бедру Анисьи, от чего та заметно покраснела. Он сморщился от неприязни, неожиданно возникшей к гостю, и понадеялся что батюшка не заметил этого.

Радмил присел на соседнюю от гостя кровать и стал внимательно его рассматривать.

– Человек? – вдруг спросил он.

Незнакомец сначала удивился, но потом комично стал разглядывать свои руки, голый торс, а потом без стеснения заглянул под одеяло и уверенно заявил.

– На сколько вижу – да, – он хищно улыбнулся.

Лесьяру не понравилось это его поведение и шуточки ниже пояса. Он вообще ему не очень то нравился, с того момента, как проснулся. Хотя пока он его тащил, было ужасно интересно узнать про каждый его шрам.

– Как тебя зовут? – спокойно спросил Радмил, не обращая внимания на его выходки. Он же вырастил не одно поколение ребятишек, были и похуже.

– Не помню я, говорю же. Вообще них… ничего не помню.

Батюшка недовольно покачал головой.

– Имя дать тебе?

– А на что мне имя? У меня же есть, вспомнить надо только. Вы лучше погоняло дайте, с ним пока обойдусь, – незнакомец равнодушно пожал плечами.

– Ну это не ко мне тогда, – Радмил слабо улыбнулся и посмотрел на Лесьяра, – вот он тебя нашел, пусть и выбирает.

Лесьяр нахмурился, не хотелось ему это тело еще и именем временным нарекать. Хотелось только обозвать, желательно как-нибудь очень мерзко.

– Я подумаю, – тихо ответил он.

– Тогда слушай, – батюшка снова обращался к незнакомцу, – ты пока нам гостем будешь, отдохнешь, в себя придешь. А там, глядишь, может вспомнишь чего, ежели нет, то подумаем, что с тобой делать.

Незнакомец согласно кивнул, и Радмил, скрипя коленями, снова вышел из комнаты, оставляя их всех наедине с гостем.

– Ну что ты, как меня величать хочешь? – он хитро щурился и скалил свою кучу зубов, глядя прямо в душу Лесьяру.

– Жмур! – вдруг выпалил Лесьяр, и тут же со страху сжал кулаки. Не хотелось ему получать взбучку от такого человека, он казался гораздо крупнее и мышечнее его самого.

Сначала ему показалось, что гость разозлился. Он сильно нахмурился, огляделся по сторонам, как бы вопрошая, есть ли у кого претензии, а потом расхохотался, будто гром.

– Ну ты даешь конечно! Жмур! – он хохотал, а Лесьяр думал, какой же он все таки страшный, даже когда смеется, – ну как скажешь, спаситель.

Увидев, что Жмур расслабился, и не собирается его бить, Лесьяр тоже успокоился.

– А его Лесик! – выпалила Ганя, тихо наблюдая за всем этим действом из-за дальней кровати.

– Лесьяр, вообще-то.

– Ну уж нет, – Жмур расхохотался, – раз мне такую погремушку дал, так и сам будешь зваться как надо. Ле-е-есик.

Оставшийся вечер, до ужина и отбоя, Жмур внимательно слушал о мироздании и здешнем боге. Дети рассказывали, что старые боги все неправильные, и люди не должны в них верить. А вот Мирожит спас их от проклятий Еруслана и отвадил человечество от напасти нечисти. Жмур попытался поспрашивать поподробнее о том, кто такой Еруслан и что за училище было, но так и не смог получить внятного ответа. Лесик внимательно наблюдал из угла комнаты за всем этим цирком, особенно за тем, как Жмур бесстыдно трогает Анисью за ноги, даже не отрываясь от разговора.

Внутри кипела такая злость и зависть, что словами нельзя была описать. А ведь она ему всегда нравилась! Стройная, высокая, с густой русой косой и большими янтарными глазами. Анисья об этом, конечно, не знала, но Лесику было до жути завидно, что какому-то Жмуру она позволяет себя трогать, а не Лесику, который старался над своим видом буквально исключительно ради нее.

Еще несколько дней прошло в том же темпе. Дети не отставали от Жмура, который казался им ужасно взрослым и интересным. Жмур же в свою очередь не отставал от любых юбок, которые проходили мимо его носа. Получил пару раз по рукам от Лады, но решил, что это его в целом не волнует.

А Лесик все также злился. Смотрел и злился. Молчал и злился. Вроде он всегда был душой компании и любимцем ребятни, а сейчас вот оно как. На первого встречного променяли!

К вечеру третьего дня, Радмил позвал Лесьяра, Мала, Жмура и еще пару старших парней за приют.

– Хочется мне узнать кое что, – батюшка деловито почесал свое плотное пузо, – подите палок найдите для метел, да сюда принесите.

Парни пожали плечами, но выполнили его странную просьбу. Жмур не делал ничего, только внимательно наблюдал своими ледяными глазами и скалился.

– Вы ж с друг другом деретесь, будто на мечах? – спросил батюшка, но в ответ получил лишь молчание, – не надо тут рыб изображать, и так все знаю. Вобщем слушайте, надобно мне отправить парочку или одного из вас в Щебицы, в церковь служить. Взрослые вы уже стали, там сгодитесь лучше.

– А палки на что? – нетерпеливо выпалил Мал, не дослушав объяснение.

– А на то, что хочу посмотреть, кто из вас лучше соображает, чтоб дороге не затеряться, не помереть от чего-нибудь.

– А этот тут на что? – Лесьяр покосился на Жмура, намекая, что он то к церкви и ее учениям никак не относится.

– Ему тут тоже не место, надобно его тоже в путь отправить.

Лесик нехотя согласился с объяснением и не стал спорить, хотя хотелось очень сильно.

Они разобрали палки и некоторое время неловко стояли, переглядываясь между собой, не зная с чего начать. Радмил разбил их всех по парам, кроме Жмура, и они вдвоем стали наблюдать за происходящим.

Удары получались неловкими и неуклюжими. Палки норовили выпасть из рук, страшно было сближаться, страшно было нападать, страшно было получать удары. Драться на кулаках Лесику нравилось куда больше, но он понимал, что какую-нибудь лесовку кулаками не заборешь.

Радмил еще некоторое время наблюдал за происходящим, а потом остановил драку. Пот стекал ручьем меж лопаток и по лбу. Дыхание ужасно сбилось и хотелось вырвать легкие из груди, но Радмил приказал Жмуру встать в пару с Лесиком, и пришлось крепиться.

Жмур стянул с себя рубаху и кинул ее Малу, со словами, что не хочет пачками одежду. Крепко сжал в руках палку и встал в стойку.

Лесик невольно убедился, ведь он уже сейчас не был похож на человека, никогда не державшего меч в руках. Мышцы багрились под кожей, грудь медленно и спокойно вздымалась в такт равномерному дыханию, все белесые шрамы посверкивали в свете закатного солнца. И Лесьяру стало еще страшнее, чем было раньше.

Он даже не успел моргнуть. Не успел вдохнуть, как уже лежал на полу. Он не успел ничего понять, как крепкая шершавая рука Жмура поднимала его с земли.

Раз – и все. И все! Лежит на земле! Лесьяр не мог поверить в то, что так в действительно сражаются люди. Жмур точно не мог быть обычным человеком.

– Ты соврал! – в сердцах закричал Лесьяр, – ты сказал, что не помнишь ничего!

– А я и не помню, – Жмур пожал плечами и довольно улыбнулся, обнажая свои чересчур белые зубы.

– Ну как тогда! Как ты сука это сделал!

– Лесьяр! – Радмил предупредительно шикнул на парня, чтобы тот следил за словами. – Язык прибери свой гнилой.

Лесик хотел еще-то сказать, обвинить Жмура, знавшего его место, бывшего во всем лучше него, но увидел его злобные белесые глаза в темноте и притих.

– Это называется мышечная память, – стал объяснять Радмил, – может и разум его не помнит ничего, но тело знает свое дело. Раньше, он, возможно, был воином при дворе.

– Скорее разбойником, – буркнул себе под нос Лесьяр, обиженно исподлобья глядя на Жмура, который даже не запыхался.

– Завтра вы вдвоем отправитесь в путь, – порешил Радмил, и ушел по направлению к приюту, даже не объясняя свое решение.

Лесьяру очень хотелось забить Жмура вусмерть, раздавить его надменную рожу каким-нибудь камнем, но противиться Радмилу он не смел. Позже. В другой раз. Так он решил для себя.

С перепугу они сильно загнали лошадей, и едва ли солнце добралось до середины неба, пришлось остановится на привал. Хотелось бы продолжать ехать дальше, но вожжи уже не держались в потных руках, бока у коней зашлись пеной, животные натяжно хрипели, и пришлось дать им отдыху, чтобы можно было на них продолжать путь.

Агнеша хотела обождать пару часов, а затем двигаться дальше до самой ночи, но у Вука началась лихорадка. Нога плохо заживала, от беспрестанной езды рана разошлась и начала сильно ныть и обильно гноится.

Они остановились в полях, недалеко от какой-то деревеньки. Агнеша заставила Вука стянуть штаны и стала внимательно рассматривать рваное отверстие. Хвост чудища не то что полоснул его, а воткнулся прямо в мышцу будто штык. Кожа сильно набухла, а из незатянувшейся дырки выступали капельки крови и сочился желтоватый гной. Сероватая корочка из сукровицы и экссудата легко отколупалась, и гной стал пениться на воздухе. Агнеша попыталась надавить на распухшую плоть, чтобы хоть немного очистить рану, но Вук страшно завыл от нестерпимой боли, и попытки были оставлены.

– Надо к знахарке или травнице, у меня с собой ничего полезного нет, – она пожала плечами и скривила лицо, от его ноги страшно воняло трупниной.

Вук только простонал в ответ, лоб у него был невозможно горячий. Конечно, сейчас и речи не шло о том, чтобы обсуждать произошедшее, надо было его спасать. И желательно как можно быстрее.

Агнеша помогла ему сесть на лошадь, все еще со штаниной на одной ноге. Он плоховато соображал, но продержаться в седле еще немного вполне мог. Уставшие животные предприняли попытки к сопротивлению и нежеланию продолжать путь, но потом были сломлены под натиском каблуков в боках и двинулись к деревне.

Травницу отыскали легко, к счастью для них она держала домик прямо в деревне, а не где-нибудь поодаль в лесу. Крупная белокожая девушка сердито нахмурила свое круглое лицо, при виде путников, но разглядев гниющую ногу Вука, тут же пустила их к себе.

– Где ж это он так умудрился, на забор что ли с коня упал! – она начала кудахтать вокруг хворающего Вука, который уже растележился на ее щуплом тюфяке и жалобно скулил. – Дурная рана, ой какая дурная.

Агнеша присела поодаль от квохтавшей женщины и стала наблюдать за ее действиями. На самом деле она сильно сомневалась, что та хоть чем-то может помочь. Если уж придворный лекарь не справился, то куда там деревенской травнице. Пока они еще не выехали из дворца, надежды еще теплились в ее мозгу, что Вуку удастся сохранить ногу, но теперь уже окончательно пропали.

– Резать придется, боюсь я, не справится он с этой заразой, – тяжело вздыхала травница и качала головой.

– Тебя как звать? – неожиданно спросила у нее Агнеша.

– Боянка я, чего спрашиваешь?

– Значит слушай сюда, Боянка, – Рыжая облокотилась на ноги и выдвинулась вперед, чтобы ее лицо было видно в тусклом свете свечей, – ему нога позарез нужна, денег у нас немерено, так что постарайся уж как-нибудь. Или, – Агнеша брякнула мечом, свисающим с бедра.

И без того бледное лицо Боянка побелело еще сильнее, от понимания каких бандитов занесло к ней в дом. Она молча кивнула и стала обильно опаивать Вука отварами, чтобы расслабить его разум и начать очищать рану.

Агнеша ужасно не хотелось на это смотреть, и она вышла на улицу, подышать свежим воздухом, насколько это было возможно. Деревня была сильно загажена, мало того, что недавно, видимо, прошли дожди и все дороги размыло грязью, то и дело там и тут сновали свиньи, гуси, собаки, гадили везде и ужасно воняли. Не особо тут, похоже, следили за хозяйством.

Жители выглядели хмуро и недобро поглядывали на Агнешу, которая плелась по направлению к шумному трактиру. Вука бросать было точно нельзя, и она очень надеялась, что во дворце не начинают охоту за его или их головами.

Деревня выглядела совсем уж нищей. Дома все кривые, грязные, люди такие же. После величественного княжеского дворца и окружающих его городов было даже как-то странно наблюдать такую картину, хотя поодаль от столицы такое было везде.

Зайдя в трактир, она побрела к пустеющему в углу столу и попросила принести подавальщица самой сносной браги, что у них водится. Есть не хотелось, после увиденного на улице и на ноге Вука особенно.

Погрузившись в свои мысли, Агнеша даже не заметила довольно странную посетительницу в походном плаще, плотно закрывающем ее лицо. Девушка проплыла мимо столов, и неожиданно села напротив Рыжей.

– Там другие свободные столы есть, – не поднимая головы огрызнулась Агнеша.

– А мне нужен был именно этот.

Сильный фруктовый запах ударил в нос.

Агнеша на рефлексе резко вскинула руку вперед и схватила девушку за горло. Капюшон сполз на затылок, показывая испуганное лицо Алевтины. Краем глаза Агнеша заметила подавальщицу, которая шарахнулась от ее детства, и едва ли не разлила всю брагу.

– Поставь. – Скомандовала Рыжая, и девушка, оставив кружку, тут же убралась из их поля зрения, – Сука ты…

Алевтина безуспешно пыталась вдохнуть и цеплялась тонкими пальцами за руку Агнеши. Рыжая только сильнее сжала ладонь, чувствуя, как под ней пульсируют артерии. Приятно было чувствовать преимущество, понимать, что она буквально голыми руками может выдрать ей гортань.

Упиваясь своей силой, она не заметила, как посинели губы у Алевтины и побледнело лицо. Девушка едва смогла похлопать Рыжую по руке, намекая, что она сейчас задохнется и пора бы прекратить. Агнеша недовольно вздохнула, но все таки ослабила хватку и отпустила колдунью. Так или иначе ей нужны были ответы, а не мертвая девка.

Алевтина стала жадно хватать воздух и растирать шею. Кожа сильно покраснела, а от пальцев остались синяки с кровоподтеками.

Рыжая потянулась к кружке и стала медленно пить. Алкоголь был ужасным на вкус, с запахом затхлости и послевкусием сырой земли.

– Рассказывай. – приказала Агнеша, даже не смотря на Алевтину. – Казимира мертва?

– Мертва, – просипела ей колдунья в ответ.

Агнеша помахала рукой в воздухе, беззвучно требуя объяснений и продолжения рассказа.

– Как ты правильно подметила, – она намекнула на свою едва не сломанную шею, – я заранее знала, что это произойдет. И если ты хочешь обвинить меня в этом, то зря, Казимиру я предупредила.

– И что же, она ничего не предприняла? – Агнеша удивленно приподняла брови, но потом, поразмыслив, успокоилась. Это было похоже на Казимиру. Слишком добрая, чтобы верить, что с ней так могут поступить просто так.

– Я не знала, что они собираются ее убить… Я знала, что они хотят снять ее с должности, хотят предать и подставить, но не это, – Алевтина было всхлипнула, но Рыжая почувствовала, насколько наиграны были эти эмоции, и брови ее сошлись на переносице. Она не верила ей.

– Почему не предупредила никого из нас?

– А толку? Там было больше дюжины колдунов, мастеров своего дела. Чтобы бы им сделали два мечника?

– Например, рассказали бы Княгине и предотвратили произошедшее, – это было больше риторическое утверждение, Агнеша и так знала, что, скорее всего, княгиня была в курсе замыслов общины. Если бы она хотела что-то предотвратить, она бы это сделала.

– Княгиня была согласна с их планом… Она посчитала, что Казимира стала ненадежной и плохо справляется с обязанностями, хотя вряд ли она знала, что ее убьют, – Алевтина, наконец, прекратила теребить свое горло и стала нормально разговаривать.

Агнеша развела руками, тяжело вздохнула и жадно отхлебнула из кружки. Только сейчас она позволила себе признать произошедшее. Неприятная горечь подступила к горлу. Не то чтобы она умела переживать, плакать от отчаяния по ушедшим и биться в истерике от утраты, но где-то внутри стало очень плохо и тяжело. Казимира не была ей чужой, подруга и наставница, приютившая ее под свое крыло, когда у Агнеши возникли трудности с колдовством.

Больше всего ей во всей этой ситуации было жалко Вука. Они столько лет были близки как друзья, и когда только смогли обрести свое счастье как пара, все закончилось так. Не каким-то убогим расставанием, как у них с Агнешей, а так.

Она внимательно посмотрела на Алевтину. Она выглядела напуганно и растрепано, взгляд уткнулся в ноги, а на ресницах блестели крупинки слез. Мерзость. Меньше всего хотелось называть ее именем. Она могла позволить им хотя бы попрощаться, если бы предупредила.

– Куда вы теперь? – тихо спросила Алевтина, не поднимая головы.

– Я еду разбираться со своими делами. А этого буду таскать с собой, пока на ноги не встанет, – Агнеша нахмурилась, не хотелось ей разговаривать с этой девушкой о своих планах.

– Какие дела? – будто назло любопытствовала Алевтина.

– Ебать тебя не должно, тварь! – вспылила Агнеша, не вытерпев, громко стукнула кружкой об стол и встала, – проваливай, сука, пока я тебя отпускаю.

Как же Агнеша хотела разбить ее морду об стол в этот момент. Сидит такая! Глаза на мокром месте! Пытается болтать, будто ничего не произошло! Не то чтобы она сильно винила Алевтину во всем произошедшем, но злиться на кого-то хотелось.

Но Алевтина не отстала. Агнеша затылком чувствовала, как колдунья идет за ней по пятам, придерживаясь дистанции. Хотелось развернуться и сломать ей нос, чтобы перестала совать его куда не надо, но она терпела. Все таки Алевтина тоже было жертвой во всем этом замысле, и хотя бы смогла уберечь Вука, который, вероятно, попытался что-то предпринять и тоже был бы мертв.

Агнеша зашла в избу травницы. Вук спал на ее тюфяке. Испарина проступила на его лбу, а ноги и руки то и дело схватывала судорога. Рана была покрыта какими-то мазями, которые сильно пахли травами.

Боянка подняла на нее глаза и помотала головой. Дело было плохо, как Агнеша и догадывалась. Рыжая устало потерла переносицу и снова вышла на улицу. Находится в душноте, пропахшей смертью, болью и страхом, было просто невозможно. Алевтина, разумеется, никуда не делась и стояла неподалеку.

– Че ты хочешь? – огрызнулась на нее Агнеша и подошла ближе. – Че ты тут караулишь? Я тебе уже все сказала, иди к своим ведьмам обратно, строй свои подлые козни…

– Не хочу, – Алевтина тяжело вздохнула и посмотрела на нее так грустно, что захотелось придушить ее на месте, – у меня есть дела поважнее тут.

– Какие нахрен дела? Че тебе от нас надо? – Агнеша чувствовала, как злость снова вспыхивает в груди и кулаках.

– Ты мне о своих не рассказываешь, и я не обязана, – продолжала юлить Алевтина.

– Не обязана?! Сука я тебя сейчас все волосы выдеру, ты либо нормально со мной разговаривай, либо я закончу то, что начала в корчме, – Агнеша сорвалась с цепи и снова вцепилась в глотку колдуньи, прижав ее к стене избы. Алевтина жалобно заскулила и стала хлопать ее по руке.

– Отпусти! Расскажу, пусти! – взмолилась она, и Агнеша слегка ослабила хватку, но руки не убрала. – Пусти!

– Хватит, говори или… – Агнеша свободной рукой коснулась навершия меча, намекая на дальнейшие действия.

– Люблю я его! – неожиданно заверещала Алевтина и зашлась слезами, да так искренне и по-настоящему, что Агнеша от удивления разжала руку и отпрянула от нее.

– Брешешь, сучка, – Агнеша недовольно прищурилась, пытаясь считать эмоции Алевтины и понять, на сколько это правда.

– Правда люблю, – она утирала слезы рукавом и едва дышала, пытаясь объясняться, – я ему позволяла пользоваться собой, пока он страдал по тебе… постоянно…

Агнеша пренебрежительно скинула брови. Сколько еще человек он должен заставить страдать из-за его невозможной влюбленности по отношению к ней? С таким раскладом можно было подумать, что к Казимире он пристроился тоже от безнадеги и жалкой попытки заставить Агнешу хоть как-то приревновать. Мерзость. Его собачья привязанность доставляла немало хлопот.

– Ладно, – Агнеша развела руками и тяжело вздохнула, пусть так. Оставайся. Кому-то придется зализывать его раны.

Алевтина просияла лицом, похоже, ее потуги и правда были искренними.

– Кстати о ранах, – начала она ни с того ни с сего, – я знаю, как ему можно помочь.

Агнеша недоверчиво прищурилась. Слишком много странностей выдавала эта лиса.

– Казимира поделилась кое-каким секретом со мной, – Алевтина указала пальцем на грудь Агнеши, – я знаю, что это ты причина всех этих колдовских аномалий.

Рыжая стиснула зубы. Ужасная ситуация, хуже и представить было нельзя. Слишком много людей узнавала о ее странной болезни и ее последствиях.

– Ты можешь помочь ему, если прижжешь рану, – Алевтина хотела продолжить, но Агнеша агрессивно замахала головой и руками на ее предложение.

– Шутишь? Я же сожгу его нахрен заживо! Ты же ведьма, ты и прижги!

– Послушай! – Алевтина вцепилась в ее запястья и приковала взглядом, – у него рана от проклятой твари какого-то странного происхождения, которую смогла побороть только твоя суть! Тем более ты теперь в клетке, – она кивнула в сторону груди, намекая на зашитые в нее камушки, – ты не сможешь сделать ничего более, чем маленькую искру. Ее должно хватить, понимаешь?

– Клин клином думаешь?

– Не думаю. Знаю. Колдовство так и работает. – Алевтина отцепилась от Рыжей и сделала пару шагов назад, – у него из вариантов, либо потерять ногу, либо потерять эту же ногу только твоими усилиями. Ну или ты ему поможешь.

– Намекаешь, что мы ничем не рискуем, если прибегнем к этому способу? – Агнеша все еще недоверчиво относилась к этой затее, но это все таки лучше чем ничего.

– Именно. Нужно попробовать. Я подстрахую, не бойся, – Алевтина ободряюще погладила Агнешу по плечу, – мы нужны ему. Идем.

Рыжая недолго думая зашла внутрь избы, пропуская колдунью перед собой. Травница встретила их недобрым взглядом, но ничего не сказала.

– Сходи горло промочи, – Агнеша кинула ей пару монет на стол и кивнула в сторону двери.

Боянка особо не возражала, тихо сгребла мелочь в ладонь и неторопливо скрылась за дверью. Агнеша присела на колени на уровень Вука. От него страшно пасло болезнью, страхом и слабостью. Алевтина подала ей смоченные тряпки, чтобы Рыжая убрала остатки мазей.

Боянка хорошо постаралась, кожа казалась чистой и не пузырилась гноем как раньше, но все равно была чересчур красной и разбухшей.

– Ну что? Просто жечь туда? Может хоть ремня ему в зубы дать? – Агнеша неуверенно покосилась на Вука, нервно постанывающего в тревожном сне.

– Я воздействую на его сознание, не переживай, просто делай свое дело, – Алевтина тоже присела у кровати и склонилась к самому уху Вука, чтобы начать нашептывать.

Рыжая глубоко вздохнула, прислонила ладони к ране и крепко зажмурилась. В мгновение будто весь мир вокруг замолчал, стихли стоны Вука и шепотом Алевтины, стихли звуки улицы, только кровь в ушах стучала невыносимо громко. Агнеша собралась с мыслями, и даже не стала читать заговор, просто отдалась чуйке и направила все свои силы ладони.

Она чувствовала, как нагрелась кожа на груди и руках. Казалось, что нога Вука буквально запузырилась под ладонями, подобно кипящему молоку, но главное, что взрыва не произошло. Агнеша приоткрыла глаза и стала наблюдать за процессом, чтобы на всякий случай не переборщить, раз уж получилось.

Одернув руки, Рыжая увидела, что рана закрылась и все выделения из нее прекратились. Кожа вокруг раскраснелась еще больше, а припухлость не спала, поэтому нельзя было сказать заранее, сработало или они просто запечатали инфекцию внутри его ноги.

– Что теперь?

– Сходи к травнице, пусть на ночь придет с ним сидеть, а пока я тут поухаживаю, – Алевтина ласково гладила Вука по лбу и убирала мокрые волосы за уши.

Агнеша невольно задумалась насчет ее слов и чувств, которые она все еще поддавала сомнению. Нельзя было понять, игра это все, какая-то нелепая постановка или еще более нелепая правда. Но пока Алевтина ей помогала, делать с этим Рыжая ничего не собиралась.

По дороге к корчме к ногам прибилась собака. Обычная дворняга черная, с такими глазами, будто всю суть жизни познала. Она жалостливо ластилась и не давала проходу, будто пытаясь остановить Агнешу.

– Что ты хочешь? – Рыжая присела на корточки и почесала собаку за ухом, отвращения и неприязни к братьям младшим она не испытывала, – есть? Дак пошли к трактиру, куплю чего тебе.

Собака в ответ тихо заскулила и замотала головой, будто понимая, что говорит Агнеша. Она отошла от нее на пару шагов, и, виляя хвостом, обернулась и как бы позвала за собой.

Агнеша устало вздохнула, поднялась на ноги и пошла за псом, слишком встревоженным для деревенской собаки выглядело это бедное существо. Собака вывела ее к одной из изб и стала испуганно жаться к забору.

Во дворе стояла наспех сколоченная будка, видимо, здесь и жила потеряшка.

– Дом твой? – спросила Агнеша и посмотрела на собаку, будто ожидая ответа, – чего не идешь, боишься чего?

Собака жалобно прижала уши к голове и поджала хвост под брюхо, будто отвечая на вопрос Рыжей.

– Хозяева обижают? – ответа на вопрос, естественно, не последовало, и Агнеша, тяжело вздохнув, подошла к двери.

Она громко постучала в дверь. Никто не ответил. Самое странное не то что не ответил, за дверью вообще не было слышно ничего, а в окне не было видно ни огонька. Агнеша невольно напряглась и сжала рукоять меча, готовясь к худшему.

Она аккуратно надавила на ручку двери, и та с легкостью поддалась, пропуская ее в темноту. В нос ударил резкий запах гнили и разложения, будто где-то в погребе забыли кусок мяса несколько дней назад. Агнеша прищурилась, пытаясь привыкнуть к мраку и разглядеть обстановку вокруг.

Меч она обнажать не стремилась, да и толку не было, в узкой избе было им не размахнуться. Она слегка пригнулась и хотела достать из сапога нож, как почувствовала Темплом дыхание и мокрый язык на своей ладони.

– Посиди на улице пока, – шепнула Агнеша, сообразив, что это собака пришла к ней на «помощь».

Но стоило ей обернуться, как сердце ушло в пятки. Вместо собаки за ней стояла какая-то богомерзкая дрянь. Тело у нее было собачье, а голова! Голова человеческая! Глаза голубые на выпучку, лысина кривая и нос истекающий соплями.

Существо грустно смотрело на нее и прикасалась языком к ее пальцам, наподобие того, как это делают собаки, когда просят внимания и ласки. Только язык и рот у нее был не собачий, от чего захотелось тут же отдёрнуть руку и трижды вымыть ее в любой луже.

Агнеша встретилась глазами с существом, и то сразу ощерилось, заметив, что его опознали. Собачья дрянь осккалила свои кривые зубы и кинулась на Рыжую, повалив ее на спину. По лицу потекли зловонные слюни, смердящие гнилым мясом. Агнеша пыталась загородиться руками от человеческой морды, пытающейся ее укусить, но только подставила ей пальцы и тварь вгрызлась ей в мизинец.

Рыжая зашипела от боли и попыталась скинуть с себя существо, но собачьи лапы уперлись ей в грудь и плечи так, что сил не хватало сделать это даже ногами.

Уродливое кривое лицо скалилось и пыталось издавать звуки, похожие на лай, больше напоминающие крики человека в пещере. Агнеша попыталась ударить тварь, но кулак проскользнул по потной слюнявой морде едва ли оставив на ней хоть какие-то следы. Единственное, что смогла сделать Рыжая, это схватить морду так, чтобы большие пальцы воткнулись в огромные рыбьи глаза, и стала давить со всех сил, которые в ней остались.

Кровь стекала с прокушенного пальца прямо в рот твари, от чего та зверела еще больше и пыталась разодрать лицо Агнеши с еще больше усердием.

И тут неожиданно она вдруг испуганно взывала, и будто бы попятилась назад, оставляя на теле и одежде рваные полосы. Агнеша приподнялась на лопатки и увидела свое нового черного друга, который вцепился в хвост твари и со своей силы тащил ее назад.

Прежде чем существо успело обернуться и кинуться на собаку, Агнеша выхватила из сапога нож и бросилась на него, вскрыв тому шею от самой морды до плеча.

Черная жижа брызнула во все стороны, и собака испуганно отскочила в сторону, таращась на Рыжую. Агнеша для гарантии еще раз прыгнула существо под сердце, чтобы наверняка умертвить его, и устало вздохнула, наблюдая за тем, как тело дергается в предсмертных конвульсиях.

– Спасибо, – едва смогла она выдавить из себя, глядя на собаку, которая радостно размахивала хвостом. – Пойдем, награда тебе положена.

Рыжая поднялась на негнущиеся ноги, почесала собаку за ухом и заковыляла в сторону корчмы.

Зайдя внутрь, она подошла к травнице, которая весело болтала с подавальщицей и высыпала на стол горсть монет.

– Зайди ко мне попозже, я тут комнату сниму мне надо это вот, – она показала ей кровоточащую руку, – а на ночь возвращайся к себе и следи за Вуком, мы ему рану прижгли, вроде должно помочь.

Боянка испуганно вытаращила глаза, но не сказала ни слова и молча сгребла монеты себе в карман. Рыжая заковыляла в сторону хозяина корчмы, чтобы снять комнату.

– С этим нельзя, – заметив собаку, хозяин ткнул в нее пальцем и замотал головой.

– С этим можно. – Агнеша щедро отсыпала ему монет, явно больше чем полагалась за комнату в таком захолустье, и хозяин недовольно кинул головой, соглашаясь на ее условия. – Воды мне натаскайте, – она покосилась на собаку, которая тоже выглядела очень грязной и замученной, – нам. Давайте две бадьи. И еды. Ей сырого лучше, если есть чего.

Она отсыпала еще монет, наблюдая за тем, как хозяин недовольно морщится от ее слов, но все-таки собирает деньги и жестом показывает, в какую комнату можно пройти.

Первым делом Рыжая решила искупать собаку. Та недоверчиво жалась к земле и трусливо поглядывала на мыльную бадью, но путем уговоров все же сдалась и залезла в теплую воду, которая пришлась ей по вкусу. Собака стала довольно принимать почесывания и натирания мылом, сильно виляя мокрым хвостом и забрызгивая все вокруг.

– Давай поспокойнее, – Агнеша старательно распутывала слипшуюся от грязи и крови шерсть и срезала ножом колтуны, с которыми не могла разобраться, – а то пораню тебя еще ненароком.

Собака понимающе склонила голову и угомонилась, хотя кончик хвоста все еще выглядывал из-под воды и игриво помахивал туда-сюда.

– Ну и что мне делать с тобой, а? – Рыжая вытерла руки о грязную рубаху, – не бросать же.

Агнеша достала из набедренной сумки самокрутку, подожгла об свечу и закурила, задумчиво поглядывая на непонимающую собаку.

– Надо тебе имя дать, – Рыжая стала раздеваться, чтобы успеть залезть в бадью, пока вода не остыла.

Пепел осыпался на грудь, и Агнеша, поморщившись, смыла его мыльной водой. Она вытянула самокрутку вверх и занырнула вводу вместе с головой. Ужасно захотелось смыть с себя прошедшие два дня, да и вообще всю жизнь. Она вспомнила о том, что Казимира умерла, и горечь снова подступила в воду.

Агнеша беззвучно заскулила под водой, скрипя зубами и заливаясь слезами. Было ужасно больно терять близкого человека, ведь у нее их было так немного. Не проревев и пары мгновений, она почувствовала, как что-то холодное и мокрое тычется ей в ладонь прямо под тлеющую самокрутку.

Она вынырнула из воды и уставилась заплывшими глазами на обеспокоенную собачью морду.

– Шельма, пойдет? – Агнеша наклонила голову, будто ожидая ответа от собаки, но та только повторила за ней жест, никак не отреагировав.

Рыжая внимательно подсмотрела на собаку. Черная, как смоль, явно ей будет сложно найти дом где-нибудь в деревне, подумают еще колдовская какая-нибудь дрянь. Уши еще такие смешные, одно стоит, одно висит, будто перекошенная. Обычная дворняга, ни больше ни меньше. И глаза такие добрые-добрые, голубые, как у нее самой.

– Сизая тогда будешь, – Агнеша кивнула, подтверждая свое решение, и собака, будто приняв ее вариант, радостно завиляла хвостом.

Сизая подскочила на лапы и встряхнулась, забрызгав все вокруг, и лицо Рыжей мелкими каплями. Агнеша закрылась руками и весело засмеялась, от собаки веяло добром и доверием, которого ей так не хватало в последнее время.

Домывшись, она завалилась на кровать, собака норовила залезть рядом, но Агнеша еле как уговорила ее остаться на полу. Мокрая холодная шкура была не самой приятной компанией. Чуть погодя, к ней зашла Боянка, обработала рану на руке и крепко перемотала пальцы, чтобы мазь во сне не смазалась.

Ночь выдалась теплая и на удивление спокойная, видимо крепче спится, когда знаешь что тебя сторожит кто-то с нечеловеческим слухом и чувством справедливости. Ночью Сизая все же залезла на кровать, и Агнеша была немало удивлена, обнаружив себя с утра в обнимку с псиной, уткнувшись мордой ей в спину. Растолкав собаку, она стала одеваться. Надо было сходить проведать Вука, решать, что с ним делать дальше и можно ли продолжать путь, вдобавок еще нужно было разобраться с Ослякой и ее непонятными наклонностями. Закрывались подозрения, что если причина в любви, то она могла и настоять на убийстве Казимиры. Грязное дело.

Вместе с Сизой они вышли из корчмы, под недовольные взгляды хозяина и подавальщицы. С утра деревня выглядела более оживленно, чем вчерашним вечером. Хоть и была все такая же засранная, но хотя бы подавала надежды на мирную жизнь и спокойствие.

Люди, как обычно, недобро поглядывали на Агнешу, а замечая черную собаку рядом с ней и вовсе начинали плеваться через плечо и стучаться об дерево. Рыжая мысленно усмехнулась, довольствуясь повышением статуса ужасности благодаря Сизой, и уже на веселе зашагала в сторону дома травницы.

На улице около двери, как бы ни было удивительно, стояли все трое и о чем-то разговаривали. Издалека Вук выглядел очень даже ничего и вполне живым, если сравнивать со вчерашним днем. На него были надеты какие-то чужие штаны, видимо, Боянка забрала у кого-то из мужиков в деревне, чтобы плотная одежда не мешала заживлению раны.

Подойдя ближе, Вук заметил ее и радостно замахал рукой. Вблизи он выглядел сильно измученным, а под глазами залегли еще более черные синяки, чем раньше.

– Как ты? – сразу с дела спросила Агнеша.

– Жить буду, – устало хмыкнул Вук, и крепко пожал ей протянутую руку, – не знаю, что вы сделали, но мне стало куда легче.

– Потом расскажем, – махнула рукой Алевтина, подключаясь в разговор. – В общем, благодарим тебя за все. – Вернулась она к разговору с Боянкой и та, пожав плечами, ушла к себе в избу.

– Теперь что? – Алевтина посмотрела на Агнешу, будто ожидая решения от нее.

Рыжая чуть замялась, прежде чем ответить, не понимая, почему она должна решать за всех.

– Ну я по своим делам, а вы куда хотите, че… – она напряженно нахмурилась, – вам за мной незачем таскаться, раз уже все живы и здоровы.

– Я с тобой хочу, – тихо сказал Вук и жалостливо посмотрел на нее, – мне идти некуда, да и не в состоянии я сейчас сам себе жизнь строить…

Агнеша краем глаза заметила, как Алевтина крепче вцепилась в рукав Вука и тяжело вздохнула, дорога предстояла непростая.

– Ладно, так и быть. От помощи не откажусь, – она прищурилась и внимательно посмотрела на Алевтину, – но я за тобой слежу.

Алевтина недовольно фыркнула и обидчиво сложила руки на груди, оскорбленная подозрениями Агнеши, хотя та и имела полное право на них.

– В Березивск нам дорога, – подытожила Агнеша и пошла за лошадьми, оставленными в хозяйстве травницы.

Сизая все время вилась хвостом за ней, не отходя ни на шаг. Алевтина смерила ее презрительным взглядом, а Вук даже не обратил внимания, будто это было само собой разумеющееся. На самом деле удивительно было, что он хоть на что-то реагирует в положительном ключе, в отличие от Агнеши Казимира ему была совсем как родная еще до их отношений.

Агнеша задумалась о том, что ей, возможно, стоит поговорить обо всем с ним, но решила оставить все на потом. Видимо Вук до сих пор не знал, что Алевтина заранее знала о предательстве Казимиры, поэтому спокойно относился к ней и ее компании.

По дороге в Березивск, в целом, можно было бы заехать в Щебицы и проведать Венке, но с упырихам встречаться как-то не очень хотелось.

Поезжали в тишине. Как-то ни у кого не клеился разговор ни о чем, все были погружены в свои мысли о своих проблемах. Алевтина все время смотрела на Вука, который все время елозил, пытаясь сесть так, чтобы нога не терлась о бока лошади. Сам Вук смотрел только на свою ногу и дорогу, даже не на Агнешу. Понуро вешал голову, закрывая мокрые глаза от всех любопытных взглядов. Рыжая наблюдала за солнцем, уползающим на запад, и Сизой, которая то и дело терялась в высокой траве, а потом снова появлялась из ниоткуда.

После полудня, как спала жара, сделали привал. Алевтина расчехлить заготовленные пайки и стала ухаживать за Вуком, вилась вокруг него как змея. Он только вяло поддакивал и, казалось, даже не обращал на нее внимания.

– Надо ногу перевязать, – сказала под руку Алевтине Агнеша и та бросила на нее злобный взгляд в ответ, – че ты палишь, хватит юлить над ним будто он блаженный. Лучше раны обработай, я с него штаны снимать не собираюсь.

– А зря, – усмехнулся Вук, и на душе у Агнеши стало тепло, даже несмотря на то, что это был довольно мерзкое уточнение.

– Живой все таки, – улыбнулась она ему в ответ, – я-то думала все, сдать тебя надо куда-нибудь, чтоб обузой не висел.

Он пожал плечами вместо ответа и посмотрел на собаку, вышедшую из кустов.

– Это че за чучело вообще?

– Это Сизая, – Агнеша потрепала собаку за ухом, наблюдая за тем как Алевтина морщит свое лицо от недовольства, – подружка моя.

– Насколько я помню, еще день назад у тебя такой подружки не водилось, – он протянул руку к собаке, давая ей принюхаться, а потом тоже принялся чесать ее, – хорошая.

– Твоя правда. Она мне шкуру спасла вчера, – Агнеша внимательно наблюдала за тем, как Алевтина безрезультатно отпихивает морду собаки, которая тыкается ей носом в живот и пытается лизать ладони, – на меня представляешь, какая дрянь накинулась! Я вообще хер знает что это за сволочь была, туша собачья, а башка человечья!

Вук удивленно вскинул брови и улыбнулся, наблюдая за эмоциональным рассказом Агнеши.

– Не проклятая вроде, может, уродилась юродивая такая, что на человека похожа, но у нее морда лысая была, глаза кривенькие и зубы человечьи, – она показала перемотанные пальцы, – хотя я в последнее время столько чуши видела, что уже ничему не удивляюсь.

– О чуши кстати, с ногой то как? – он зашипел, сжав зубы, когда Алевтина принялась снимать ему повязки, – Греза то не смогла ничего поделать.

– Мы с Ослякой покумекали, – Агнеша заметила злобный взгляд Алевтины, но не исправилась, не желая называть ее по имени, – и решили, что раз тварь в лесу том померла только от моего огня, а если твоя рана от нее, то и лечить ее тоже мне. Вот и прижгла. Не прогадали, вроде легче тебе.

– Легче, это правда, – он опять зашипел от боли, когда Алевтина стала наносить свежие мази, – тогда непонятно, почему у Толстого ничего, ему же всю брюхо вспороли, да и тебе тварь ухо подрала.

– Да а кто ж его знает, – Агнеша пожала плечами, – может повезло просто, может у нее только хвост заразный был, нас-то тоже когтями цепануло, может, пока лес горел, Толстого огнем прополоскало да очистило. Хер разберешься. Аномалия.

Вук в согласии пожал плечами и стал натягивать обратно штаны, когда Алевтина закончила с раной. Она достала из сумок какой-то флакон и откупорив его, погрузила внутрь мизинец. Сразу пахнуло резким запахом фруктов, видимо, там она хранила благоухания.

– Я с тобой спать в одной комнате не буду, – поморщилась Агнеша, отодвигаясь подальше от источника запаха, – воняет мерзостью.

Алевтина недовольно развела руками и нахмурилась.

– А я с сукой спать не буду, – махнула она головой в сторону Рыжей и Сизой, не давая внятного ответа, кого из них она назвала сукой.

Агнеша с собакой переглянулись одновременно, и Вук зашелся хохотом от этого нелепого жеста.

– Суки с тобой тоже не хотят, – огрызнулась на нее Агнеша.

Алевтина закатила глаза и громко драматично вздохнула.

– Как жаль, мне же так не насрать.

– Ладно девочки, вы чего, – все еще хихикал Вук, утирая глаза от выступивших слез, – я с Алевтиной комнату возьму, а… а суки пусть вместе спят, – и он снова зашелся смехом.

Агнеша ласково улыбнулась, ей было приятно видеть друга в бодром здравии, хотя это могла быть лишь защитная реакция на произошедшее.

– Я, если что, не против твоей компании, – Алевтина зарделась, произнося это на глазах Рыжей, но все равно нагло коснулась щеки Вука, будто бы невзначай. Тот даже не отреагировал на ее движение, но Агнеша заметила, как поменялся его взгляд. В мгновение стал холодным и жестким, будто и не хохотал он только что до слез.

Седлав коней, к вечеру они опять оказались в какой-то забытой богами деревне. Корчма не внушала доверия и желания там ночевать, но особо выбирать было не из чего. Грязные покосившеися двери встретили их шумными разговорами, видимо, тут было не все так плохо, как в прошлой деревне. Тут хотя бы были хоть какие-то постояльцы и даже гусляр, правда пьяный в хлам и не попадающий по струнам, но все же.

Сняли две комнаты, как и договорились. Хорошо, что Алевтина согласилась ночевать с Вуком, три комнаты было бы уже дороговато. Агнеша не знала по правде, в каких они взаимоотношениях, и что между ними было, раз Алевтина так смело заявляет, что любит его, но подозревала, что ничего особо хорошего. Да и Вук не выглядел рядом с ней особо счастливым.

В этот раз Агнеша не стала противиться желанию Сизой спать с ней в одной кровати, и собака довольно забралась к ней под одеяло, прижимаясь своим теплым шерстяным боком.

Ночью она проснулась оттого, что Сизая тыкалась ей мокрым носом в лицо и упиралась лапами в грудь.

– Остань, – отмахнулась от нее Рыжая, но собака стала лишь настойчивее, к тому же начала поскуливать.

Тяжело вздохнув, Агнеша поднялась и села на кровати, сонно потирая глаза и вытирая щеки от мокрых следов. Сизая крутилась у двери, отчаянно просясь наружу.

– Ты же сама дверь открыть можешь, – промямлила Рыжая, потягиваясь от прошедшего сна, – че ты хочешь-то опять?

В ответ ей собака жалобно заскулила и припала мордой к полу, будто прося Агнешу пойти следом. Рыжая недовольно закатила глаза и встала, хрустя всеми своими конечностями. Ноги ужасно затекли ото сна на жестком тощем тюфяке, поэтому прогулка все же была не лишней.

Агнеша зашагала вслед за Сизой, которая и вправду сама открыла дверь, уперлись в нее мордой, а потом пошла куда-то по коридору.

– Улица там вообще-то, – прошептала Агнеша, намекая, что собака идет не в ту сторону, но Сизая даже не обратила на нее внимания.

Собака остановилась возле одной из дверей и стала тыкаться мордой в щель под ней. Рыжая на цыпочках подошла ближе, и поняла, что они стоят у комнаты, где остались Вук с Алевтиной. Агнеша аккуратно прислонилась ухом к двери и замерла, прислушиваясь к происходящему.

За дверью слышались стоны.

– Сизая! – воскликнула Агнеша вполголоса и шарахнулась от двери, – голова дурная, получше чего придумать не могла.

Агнеша попятилась от двери и направилась в сторону выхода из корчмы. Сон как рукой сняло. Собака еще поскулила около двери, будто не соглашаясь с решением Рыжей уйти и оставить своих знакомых, а потом виновато затрусила следом.

Не выходя на улицу, Рыжая вынула из кармана скрученную самокрутку и прикурила от свечи, горящей у входа, а затем вышла наружу. Ночная прохлада сразу забралась под кожу и побежала мурашками по спине. Скоро будет осень. А потом зима. Очень хотелось до зимы покончить со всеми этими мутными делами с печатями и преследованиями, а затем уйти в спячку как медведи. Осесть где-нибудь у знакомых, может, даже и у Толстого, и до первого тепла носа на улицу не высовывать.

Сизая проворно выскользнула за ней следом и ушершала куда-то в кусты, может нужду справить, может по еще каким-то собачьим делам. Рыжая задумчиво облокотилась на перила постоялого двора, и стала курить, наблюдая за облаками, застилающими звезды.

За спиной тихонько приоткрылась дверь, и уже по запаху и звуку хромающих шагов Агнеша опознала Вука, так что даже не стала оборачиваться.

– Чего не спишь? – тихо спросил он, своим рокочущим сонным голосом.

– А ты? – оставила его без ответа Рыжая.

– Тоже верно, – согласился он с ее молчанием и тоже притих, наблюдая за мерным движением небосвода.

Вук отошел и стал справлять нужду, сонно почесывая поясницу и блаженно прикрывая глаза. Агнеша отвернулась для приличия, хоть он мог бы сам позаботиться об этом и хотя бы зайти за угол.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Агнеша, когда он стал возвращаться, подтягивая штаны.

– Нога еще ноет немного, а в целом нормально, – просипел он, – вот бы всегда так все быстро и легко заживало.

– Я не об этом.

Вук нахмурился и недобро посмотрел на нее, предвкушая долгий разговор.

– Не знаю. Я пока не понял. Или понял, но не принял. Не то чтобы я грустил по ней, как по ушедшей любви, – он бегло зыркнул на Агнешу и страху опустил голову, позволяя волосам закрыть его взгляд и спрятать красноречивую мимику, – но она была мне близким человеком так или иначе. Думаю, гораздо ближе чем многие за всю мою жизнь. Тяжело конечно, а как иначе. Но я не в первый раз теряю близких, и, боясь, не в последний. Мне немало горестей выпало но судьбу, и я уже давно сломался, так что… что уж реветь, руки давно опустились, да и выжат я полностью…

Его монолог прервал утробный рык собаки, и вместе с Агнешей они синхронно встрепенулись и стали озираться по сторонам в поисках причины агрессии Сизой.

– Гляди, – указал Вук в сторону одной из изб неподалеку.

На крыше сидела кикимора и хищно скалилась, оглядываясь по сторонам. Руки ее были перетянуты веревками, а сама она была обернута в какое-то холщовое тряпье. Кожа на лице так сильно натянулась, будто ей разом срезали губы и нос, и теперь вместо них красовались две узкие щелочки, а остроконечные зубы кривой грядой вырывались из десны наружу.

– Смотри, понравишься еще, потом не отвяжешься, – хихикнула Агнеша и стала уходить внутрь корчмы, чтобы не привлечь внимание нечисти.

Сражаться задаром, да еще сонной и полунагой не сильно хотелось. Да и толку, если б нужна была помощь, об этом обязательно бы упомянул корчмарь. А так, похоже, что кикимора их не особо заботит.

Единственное, о чем не стала говорить Агнеша, что собака обратила внимание не на нечисть, а на Вука. Подлезла со спины и стала скалиться. Рыжая успела зажать ей пасть, прежде чем мечник понял, что причиной агрессии Сизой был он.

Собака с виноватым видом трусила за Агнешей, тыкаясь мордой ей в ладонь. Только они зашли в комнату, Рыжая крепко закрыла дверь на засов и присела на корточки рядом с собакой.

– Слушай, я пока не понимаю, что ты хочешь сказать, но будь добра, не рычи так показательно на моих друзей, или мне придется тебя оставить. Уговор? – она ласково потрепала Сизую за ухом, и та покорно склонила голову, будто соглашаясь с ее доводами. – Мы обязательно со всем разберемся, не переживай.

Агнеша и сама не успела понять, когда успела так прикипеть душой к этому чернявому косматому чудищу, но ей было приятно и спокойно на душе от собственных чувств.

Как бы Лесьяр ни хотел избавиться от Жмура, поделать он ничего с этим не мог. Какие-то звериные рефлексы, вбитые в подкорку черепа так, что, даже потеряв всю память, он не растерял своей чуйки, не позволяли ему этого сделать. Жмур сразу чуял отраву в еде и питье, просыпался от малейшего шороха и был в разы сильнее, когда Лесьяр сгорал от злости и кидался на него с кулаками, но несмотря на все это, Жмур почему-то злости по отношению к Лесику до сих пор не испытывал.

Он смеялся над его жалкими попытками, скаля свои белоснежные зубы, которых, казалось, было больше чем тридцать два, и продолжать таскаться рядом.

Конечно, Лесик не мог отрицать, что его навыки оказались ну очень уж полезны в пути, особенно когда на них нападают дикие собаки или того хуже всякая нечисть. Без Жмура он бы точно двинул кони еще в первые пару дней пути.

Не привыкший к улице, к людям которые-то обитают, взращенный в приюте, Лесьяр иногда был слишком доверчивым по отношению к незнакомцам, которые то и дело пытались то ограбить его, то прибить.

Жмур так ничего и не вспомнил. Он смотрел на мир вокруг, будто только родился. Будто все вокруг видит впервые и удивлялся всему подряд, словно ребенок, а Лесику приходилось брать на себя эту ношу и в сотый раз рассказывать ему географию княжеств, истории о нечисти или колдовстве, которые он вычитал в стенах библиотеки, прилегающей к церкви и приюту.

– Здесь заночуем, – сказал Жмур, спешиваясь с коня и направляясь в сторону корчмы.

– Чего ради? – вопросительно уставился на него Лесьяр, – время только за полдень перевалило, мы еще ехать и ехать можем.

– А ты послушай, – Жмур кивнул в сторону корчмы, оттуда доносился звонкий смех и перелив гуслей.

– И что? Ну веселиться там люди, что с того?

– А то, что я давно не веселился и не пил хорошей браги, – он повел коня к стойлам у постоялого двора, – точнее, я не помню, когда веселился. Ты меня водишь по каким-то засраным нищим зажопьям, там ни девок хороших, ни музыки, не пива.

– А мы и не веселиться едем, если ты не забыл. – Лесьяр сильно нахмурился, но все еще не спешил спешиваться. – В Щебицах меня ждет работа, а еще я смогу от тебя отвязаться наконец.

Жмур недовольно фыркнул и, не оборачиваясь, стал привязывать лошадь, намекая, что он никуда не торопится.

– Мне твоя компания не мешает, – махнул он рукой, – пора бы и тебе, засранцу, привыкнуть к моей.

Лесьяр недовольно вздохнул и все же слез с коня. Противиться Жмуру он не мог. Бросить его тут не мог. Заставить его ехать он не мог. Ничего не мог, наученный горьким опытом их совместного пути, он мог только следовать за ним и бессильно злиться где-то внутри себя.

– Да ладно тебе, – Жмур обернулся на Лесьяра, перед тем как зайти в корчму, – бабу тебе хорошую найдем на ночь, че ты ноешь.

Лесик не сдержался и пихнул его в плечо со всей силы, но этим жестом он только рассмешил Жмура, который, расхохотавшись, зашел внутрь.

Корчма встретила их шумным гомоном, сильно пьяными приезжими с разных княжеств, раскрасневшимися девками-подавальщицами, звонкой музыкой и хоровой песней, а также кучей ярких запахов.

Жмур без стеснения упал уже за занятый стол и крестьяне, не одобрив его соседства, поспешно расползлись в разные стороны, оставляя стол ему. Лесьяр еще немного потоптался на месте, оглядываясь по сторонам и ища какое-нибудь свободное место, но за неимением оных был вынужден сесть напротив Жмура и спрятать глаза в стол, чтобы не пересекаться с тем взглядом.

– Заказывай что хочешь, я заплачу, – сощурился Жмур, любопытно наблюдая за всем вокруг.

Лесик не торопился с ответом. Откуда у Жмура вообще были деньги оставалось вопросом, но Лесьяр догадывался, что скорее всего он периодически кого-нибудь обворовывает, пока Лесик не видит. Доказательств у него никаких не было, а предъявить за просто так было страшно. Кто его знает, что этому странному человеку взбредет в голову. Если он вообще человек.

– С чего такая щедрость? – переспросил Лесьяр, прежде чем обратиться к подавальщице.

– Настроение хорошее. Ты против?

Лесик невнятно пожал плечами, не зная, что ответить, но Жмур уже отвлекся на девушку с подносом и не обращал на его душевные муки никакого внимания.

– Красавица, – он притянул ее за юбку ближе к себе, – принеси мне и моему другу хорошего пива, мне деньга позволяет. – Он сощурился и довольно побренчал увесистым кошелем на боку, – и следи, чтобы наши кружки пустыми не были в этот день и ночь.

– Мне репу, – тихо сказал Лесьяр, но заметил, что Жмур все еще не обращает на него внимания и притихла

– И еще нам мяса обязательно какое у вас тут водится, да пожирнее, – закончил со своим заказом Жмур и бесстыдно ущипнул девку за ягодицу, провожая ее к стойке корчмаря.

– Зачем ты так делаешь все время? – тихо спросил Лесик, наверное, надеясь, что Жмур его не услышал.

– Что это?

– Ну девушки… Ты всегда с ними так обращаешься, – Лесьяр собрался с силами, подбирая слова, – будто они не люди.

– Завидуешь что ли? – нахмурился Жмур и перекинулся через стол, оказываясь лицом к лицу с Лесиком, – если ты бабы без исподнего никогда не видел?

Лесик почувствовал, как загораются его уши и щеки и невольно отстранился, отвернулся в сторону, не желая, чтобы Жмур увидел его смущения.

Тот же довольно улыбнулся, поняв его эмоции.

– Нам не положено, – ответил ему Лесьяр.

– Кому нам?

– Тем, кто при церкви живет и служит, – он потупился себе в ноги, – похоть развращает разум и не дает свободно мыслить. Это грех. Возлечь с женщиной можно только после свадьбы, чтобы она понесла детей и не больше.

– Пф! – фыркнул Жмур и расхохотался, отодвигаясь обратно от стола так, что лавочка подскочила передними ножками и едва не завалилась назад, – смешные вы! И бог ваш смешной, я сколько слушаю, все, сука, понять не могу, зачем вы в эту херь верите. Одни запреты!

– Не правда, – обиделся Лесьяр и сложил руки на груди, собираясь защищать честь своего бога до последнего. – Это вы зверье языческое верите непонятно во что, людей убиваете ради жертвы, животных ради каких-то выдуманных божков.

– Ага, и поэтому в ваших книгах пишут, как ваши фанатики разоряли училище Еруслана и убивали детей, под видом очищения земли нашей от нечисти, – Жмур безразлично пожал плечами, разговор ему, видимо, наскучил, так что на дальнейшие возражения Лесьяра он даже и ухом не повел.

Мясо было вкусное. Сочное, жирное, оно буквально таяло во рту, заставляя наслаждаться каждой клеточкой тела. Лесьяр подумал, что это свинья, потом решил, что может и не свинья, потом просто запил пивом и ему стало глубоко плевать, пусть это будет даже собака.

Непривыкший к алкоголю организм быстро сдавался и начинал чудить, так что Лесик сам удивлялся своим словам и поступкам. По-началу их путешествия он отказывался от выпивки, но потом как-то так получилось, что теперь он очень даже и не против. Оторваться от размышлений и тревог было очень уж приятно.

Да и пока он был пьян, Жмур не казался ему уж таким мерзким, плохим и нахальным, каким он был каждый день. Даже хотелось разговаривать и отвечать на его вопросы, а не как обычно слать куда подальше.

– Вот ты подумай, – говорил Жмур, обмусоливая все, что ему удалось узнать за время пути, – вот избавились ваши люди от Ерсаков, чтобы нечисть из-за них не плодилась, так?

– Та-ак, – вяло отвечал Лесьяр, едва держа глаза открытыми.

– А потом ты мне говоришь, что нечисти все больше с каждым годом становится, так?

– Ну так, к че-ему клонишь то-о? – Лесьяр попытался собрать в глаза кучу, чтобы разглядеть выражение лица Жмура в данный момент, но не смог.

– Ну дак странно все это, наоборот же должно быть, – закончил свое предположение Жмур и продолжил обгладывать кости, оставляя дальнейшие размышления Лесьяру.

– Да-а-а похеру, – Лесик махнул рукой, едва не уронив кружку, – не я делал, не мне решать.

Жмур пожал плечами, неуверенно соглашаясь с его пьяным бредом.

– Не уходи никуда, скоро вернусь, – Жмур встал из-за стола и вразвалочку направился к выходу, иногда оглядываясь на Лесьяра.

Все так он переживал о своем спутнике, хоть и в некоторых корыстных целях. Конечно, пока у него самого не было никаких целей и планов, но он очень надеялся встретить кого-нибудь, кто его знает и подскажет, куда ему можно податься и что теперь делать со своей жизнью. Конечно, можно было все бросить, найти себе шайку и грабить людей, проводя каждый день как последний, но его не отпускало чувство, что он должен куда-то идти и что его кто-то ждет.

Снимать штаны он пока не торопился, больше ему хотелось подышать свежим воздухом и немного пройтись. Ноги задубели от долгого сидения на одном месте.

Солнце уже клонилось к закату, и все больше людей съезжались в корчму с разных сторон деревни. Жмур по-звериному оглядывался по сторонам, наблюдая за каждым, кто заходит внутрь, и осторожно продолжал обходить корчму кругом.

Что-то ему не давало покоя, чуйка внутри него напрягалась и ныла от предвкушения надвигающейся опасности. На самом деле он и сам понимал, что в нем что-то переменилось, в сути его, только вот вспомнить и осознать, что именно он не мог. Обостренные чувства требовали уйти куда-то вглубь деревни.

Жмур послушно повиновался своей чуйке и уходил все дальше от корчмы, оставляя Лесика наедине с его собственной жизнью.

Зерно рассыпано. За очередной избой, с северной стороны, где не было ни окна, было плотным слоем рассыпано зерно. Жмур присел на корточки и потрогал обережную полосу, на руку налипли кусочки соли, которые прятались между зерен.

Жмур не решался, стоит ли ему зайти внутрь дома и проверить, или вернуться к Лесику. Все-таки незачем ему было лезть в чужие дела, да и охоты особой не было, только вот какое-то чувство, что он должен не давало покоя. Жмур проверил меч на пояснице, очевидно ворованный, как и все остальные его пожитки и стал обходить дом в поисках чего-нибудь подозрительного.

Прежде чем он успел коснуться ручки двери, Жмур почувствовал не себе чужой взгляд и дыхание в паре шагов от него, и, извернувшись словно змей через самого себя, приставил меч к горлу крадущегося.

– Оставь! – заскулил Лесьяр, явно протрезвевший от неожиданности, – пусти, больной!

Жмур устало вздохнул и отодвинул меч от глотки Лесика, так осторожно и резко, чтобы тот с пьяну случайно не упал на лезвие сам.

– Чего ты кидаешься на меня? – тихо спросил он, испуганно глядя на Жмура.

– А ты не подкрадывайся так, – полушепотом ответил ему Жмур и повернулся обратно к двери избы, – послушай лучше.

Они вместе приблизились к окну и стали слушать. Изнутри доносились какие-то едва слышные гортанные звуки.

– Храпит кто-то, что такого? Время к ночи уже, – Лесьяр не был уверен в своем заявлении, но все же решил изложить самое логичное, что пришло ему в голову.

– Не, – Жмур снова отошел к двери от окна, – так не храпят. Будто дышит кто-то, тяжело сильно.

– Дак можно хворой там кто-нибудь, что ты лезешь, подхватим еще чего!

– Не хворой, за домом зерна да соли разбросано дохрена.

– Дохрена это сколько? – вполголоса переспросил Лесьяр.

– Дохуя это.

Лесик сделал не очень довольное выражение лица, но во второй раз спрашивать не стал.

– Зайти хочешь?

– Хочу. Только понять не могу, жилая изба или нет, – ответил ему Жмур, оглядываясь по сторонам, – вроде вокруг трава не убрана, заросло все, а порог и дверь чистые.

Лесик пожал плечами. Идея лезть в чужую избу на ночь глядя ему не сильно нравилась, но любопытство переваливало через край. За последние дни он столько нового увидел, что все никак остановится не мог.

Жмур легонько потянул на себя дверь, но та, ожидаемо, не поддалась.

– Что делать будем?

– Ты на палеве постоишь, а я в окно полезу, – ответил ему Жмур.

– Не хочу я на палеве, мне тоже интересно! – Лесик слегка повысил голос, и Жмур едва успел схватит его за рот рукой, чтобы тот не стал кричать.

За стеной ощутимо послышалась возня и странные подволакивающие звуки, будто мешок по полу тащили, которых до этого не было.

– Ладно, – шепотом согласился с ним Жмур, понимая, что деревенские вряд ли способны хоть что-то ему сделать, даже если они попадутся, – пошли вместе.

Жмур аккуратно подергал створки окон, проверяя, какие из них слабже всего закреплены, и резким движением на себя выдрал одну из них из засова.

Они притаились, ожидая, что кто-то проснется и отреагирует на их покушение на жилище, но ничего не произошло. И Жмур первым полез внутрь, чтобы если что сразу принять удар на себя, а не подставлять беспомощного Лесьяра.

Лесик неловко забрался следом, едва контролируя свои ноги, которые от пьяни и волнения никак не хотели слушаться и приходить в себя. Жмур чувствовал, как у того дрожат колени и сильно потеют ладони, но ничего не сказал и стал красться в темноту.

Печь была холодная, явно давно не топленная, и, судя по всему, тут уже давно никто не готовил, да и не жил. Стол, лавки, тюфяки, все было покрыто плотным слоем пыли, а по углам над головой раскинулись огромные сетки из паутины.

Лесик хотел что-то сказать насчет происходящего, но Жмур вовремя ткнул ему пальцем по губам, чтобы тот помалкивал, и они двинулись в дальнюю комнату, которая была занавешена какой-то старой тряпкой.

На цыпочках они прокрались к ней, и Жмур легким движением руки отодвинул тряпицу так, чтобы им хватило места проскользнуть внутрь.

По началу они ничего не могли увидеть в кромешной тьме, но как только глаза привыкли к мраку, перед ними предстала очень даже нелицеприятная картина.

Огромное чудище, упершись головой в стену, плавно покачивалось из стороны и тяжело дышало, мыча какую-то мелодию. Длинные руки свисали до самого пола и скребли остроконечными когтями по древесине, оставляя неглубокие борозды. Живот у него страшно провалился внутрь, под самые подвздошные кости и едва ли заметно вздымался, показывая, что существо живое и еще дышит.

Лесик неловко попятился назад и, зацепившись ногой за ткань, повалился вместе с ней на пол, громко грохоча всем, что попалось ему на пути. Жмур тут же вытащил меч, ровно в тот момент когда чудище развернулось и клацнуло когтями буквально в сажени от него.

К шее существа был примотан какой-то кусок кожи, похожий на ремень, который удерживал его на месте, будто на поводке, и не давал сорваться дальше. Осунувшаяся морда, едва ли напоминавшая человека, хищно оскалилась, высовывая свой длинный мокрый язык, тянущийся вперед, старающийся коснуться лезвия меча Жмура, направленного на него.

Жмур напряг мышцы и впился ногами в земли, собираясь хладнокровно обезглавить существо, предварительно лишив его длинных костлявых конечностей, как вдруг кто-то сзади истошно закричал, заставив Жмура обернуться.

– Стой! Стой не надо! – заскулил мужской голос, явно не принадлежавший Лесику где-то со спины.

Оглянувшись, Жмур увидел бородатого мужичка, который жалостливо протягивал дрожащие руки в их сторону.

– Не трогай ее, не надо! – взмолился крестьянин так, что казалась вот-вот и он сорвется на плач.

Мужичек скользнул мимо них с Лесиком и подошел ближе к существу, загораживая его своим телом. Чудище тут же уперлось ему лбом в затылок и стала своим длинным языком обхватывать его лицо, шею и уши.

– Не делай этого, прошу, – шептал мужик робеющим голосом, раздвигая руки в стороны, чтобы Жмур не смог обойти его.

– Что это за дрянь? – прохрипел Жмур, не спуская глаз с чудища, вылизывающего мужика.

– Это жонка моя, не трогай, – горестно всхлипывая ответил мужик, – ее ведьма прокляла за слова недобрые, оттого теперь такая.

– И что же ты ее тут до скончания дней своих держать будешь? – Жмур слабо верил в способности порчи сотворить такое, но что-то ему подсказывало, что мужик не врал, просто не знал всей правды.

– Буду сколько потребуется. Я ее давно очистить пытаюсь, богам жертвы ношу, на перекрестки, на кладбища, от капищ не отхожу, да оно все зря. Но я еще пытаюсь, жду, может со временем оно сойдет.

Лесик все это время сидел на полу, с замершим сердцем и боялся лишний раз шевельнуться, лишь бы не опрокинуть еще чего и не разозлить кого-нибудь в этой комнате. И только сейчас, услышав про снятие проклятия, он решил подать голос.

– А церковь у вас тут есть где? – тихо спросил он, все так же шепотом и едва выдавливая из себя слова.

– Да какое там! У нас люди, да и я сам, не верят в такое. Кое придут эти вот со своими правилами, их вилами гонят, пока за горизонтом видно не станет, так и не поставили у нас да и в округе церкви никакой.

– Ты что, помолиться решил? Церковь тебе на кой? – переспросил у Лесика Жмур.

– Ну так-то часто порчи в церкви снимают… свечами или водой святой…

– Бред, – махнул на него Жмур, – у вас бог выдуманный и все ваши лечения тоже. Поди хворых разумом видел каких-нибудь или девок с истерией, их батюшка твой потрахал, вот ты и решил, что они леченные, раз кликушничать перестали.

Лесик хотел возразить, но крестьянин согласно закивал, подтверждая слова Жмура и тот умолк, не желая продолжать этот грязный разговор.

– Она никого не трогает, скотину ест, какую приношу, сидит тут тихо, – снова начал свою песню мужичок, – сердце у нее человечье еще, помнит меня, любит, видите же сами, не обижает.

Жмур прищурился, наблюдая за тем как существо ластится к крестьянину, наглаживая его плечи своими когтистыми лапами. Немного он расслабился, понимая, что сказанное может быть правдой и существо и правда блаженное и не представляет никакой угрозы, но меч убирать не торопился, только отвел в сторону.

– Тут про нее не знает никто, думают, что дом на плохой земле стоит, вот и не селится никто, не ходит сюда. Обещаю, она будет хорошей девочкой! Будет вести себя тихо! Прошу, позвольте мне пожить с ней… Я же люблю ее…

Стоило ему только произнести эти слова, как глотку его насквозь пронзила когтистая лапа и с корнем выдрала голову, окрасив лицо Жмура багряной россыпью. Бездыханное тело с грохотом повалилось на пол, заливая кровью ноги сидящего Лесьяра. Но не успел он и пискнуть, как Жмур мимолетным движением отрубил голову чудищу, и та покатилась к ногам Лесика, болтая языком во все стороны и останавливаясь только у самых лодыжек.

– Сука! – закричал Лесик и истошно забил ногами по полу, пытаясь то ли отползти, то ли оттолкнуть от себя мертвечину. – Зачем! Зачем ты убил ее?!

Жмур ошарашено посмотрел на Лесьяра, не понимая его вопроса.

– Извини? Это же чудовище, что еще мне надо было с ним делать?

– Мы могли добраться до Щебиц и отправить оттуда священника! Он бы помог ей!

– Даже если бы и помог, хоть в это и не верю, – в голосе Жмура слышалась насмешка и жалость по отношению к наивности Лесика, – какие гарантии, что озверев с голоду без своего возлюбленного, она бы не сорвалась с привязи и не пожрала свою деревню? Ты бы взял на себя вину за десятки жертв, в том числе детей, стариков и женщин, которые бы померили, прежде чем кто-нибудь насадил ее на вилы ценой своей жизни?

Лесик обезумевшими глазами смотрел на месиво вокруг, такого за время пути ему еще не приходилось видеть, и желудок, не справившись с картиной двух обезглавленных тел, изверг из себя алкоголь и остатки непереваренный ужин.

– Вставай, – схватил его за руку Жмур, помогая подняться и убирая второй рукой волосы с его лица, – идем отсюда.

Жмур вытащил Лесьяра на улицу и отвел подальше в кусты, чтобы тот мог спокойно закончить опорожнение желудка там, не привлекая взгляды прохожих. Жмур задумчиво встал к нему спиной, и, сложив руки на груди, уставился в ночное небо.

– Ничего страшного, – неожиданно сказал он Лесику, хоть тот и ожидал, что Жмур будет смеяться над ним и издеваться, – даже во время войн суровые вояки бывает не справляются с увиденным.

– Тебе то откуда знать, – тихо спросил Лесик, убирая непослушные рыжие локоны за уши, – ты же не помнишь ничего.

Жмур многозначительно пожал плечами, чего Лесьяр не увидел, поскольку снова уткнулся мордой в кусты в очередном приступе рвоты, и промолчал, оставив ситуацию без ответа.

После «обряда очищения» Жмур отвел Лесика под руку в корчму и снова усадил за стол. Он попросил подавальщицу заварить тому трав и принести хлеба, чтобы Лесьяр успокоил свой желудок. Тот сначала недоверчиво отнесся к идее запихивать в себя что-то в очередной раз после произошедшего, но после первого глотка понял, как ему этого не хватало.

Потихоньку он пришел в себя и даже решился поговорить со Жмуром на некоторые интересующие его темы, хотя раньше сильно противился этому. Рассказывал про языческих богов, про заповеди Мирожита, про приют и их быт, а Жмур тихо слушал и изредка кивал в ответ, подтверждая, что он все еще находится в диалоге.

– Ну то есть Житород и Брячилада это понятно, они отвечают за домашнюю сущность и всю эту херню, это я такое понимаю, допустим, – разглагольствовал Лесик, покачивая в руке теплой чашкой, – а Лютога? Что за богиня покойников и смерти? Как она может быть богом, если несет смерть и отвечает за нее… Бог он ведь должен быть добрый, он же нас создал по своему образу и подобию, следит за нами, помогает а тут… Это уж больше на нечисть похоже…

– Ничего ты не понимаешь, – фыркнул Жмур и мягко улыбнулся, – вырастешь, на войну сходишь, вот тогда тебе ясно станет.

– А ты как понимаешь? Ты же не помнишь ничего! Вдруг ты Мирожиту служил при жизни?

– Я это все чувствую, – Жмур похлопал себя по груди, а потом коснулся своего лба, – тут и тут. Везде. Я это все понимаю, они вокруг меня и внутри. А ваш бог… Ну… Херня в общем, ты извиняй уж.

Лесик нахмурился и обидчиво сложил руки на груди, разговор опять уходил в эту тему, и он никак не мог понять, почему человек, чистый, как белый лист, не может принять веру, которую ему пытается объяснить Лесик с самой хорошей стороны. Был бы сейчас батюшка рядом, он бы обязательно у него поинтересовался, как лучше говорить со Жмуром и как ему объяснить, что их бог единственный и верный, но сам он с этим справится не мог.

Перед тем как Жмур поднял очередную тему, на которую у них, вероятно, сложились бы очень разные мнения, к ним подсела незнакомая девушка, которая до этого бойко отплясывала в толпе.

– Что сидите одни мальчики, скучаете? – она хитро улыбнулась и выпятила грудь так, что глаза Жмура и Лесика будто по приказу уткнулись на распахнутую горловину рубахи, заглядывая внутрь, – или вы эти…

– Что ты! – перебил ее Жмур и рассмеялся, – мы как раз очень даже не эти!

Он хищно облизнулся и облокотился на стол, оказываясь еще ближе к распахнутому воротнику и буквально чувствуя на лице жар, исходящий от ее кожи. Девушка ближе прижалась к Лесику, с которым она сидела на одной лавке, как бы намекая, что она больше заинтересована в нем.

Лесьяр сидел ни живой ни мертвый, казалось, будто даже не дышал, боясь спугнуть момент близости с женщиной. Настоящей! Мать твою! Женщиной! Он нервно сглотнул и хотел отвести голову в сторону, чтобы блудливые глаза не бегали по ее телу и не заглядывались на груди, но девушка ласково коснулась его подбородка и наоборот развернула к себе. Лесик почувствовал, как ее рука ловко скользнула по его ноге и тихонько, будто бы невзначай, коснулась его паха.