Дети Антарктиды. 200 дней бесплатное чтение

День 16. Предвестник

Всякий раз, просыпаясь в холодной комнате, Матвей бросал сонливый взгляд в сторону окна и видел там полярную сову. Её жёлтые глаза широким кольцом обрамляли чёрные зрачки, в которых отражался свет нового полярного дня. С мистической вкрадчивостью, свойственной лишь человеку, она наблюдала за собирателем, напоминая загадочного духа, обретшего плоть. Так длилось обыкновенно не дольше минуты, пока птица не расправляла свои большие крылья, громко ухала и улетала прочь, оставив после себя лишь горстки пуха.

Матвей осторожно убрал со своего живота Машину руку и потянулся к ваттбраслету на тумбочке. Проверил время – ровно пять утра. Две недели прошло с тех пор, как эта странная сова стала садиться на подоконник и своим уханьем будить его в одно и то же время, ровно в пять. Неделю назад ему это надоело, и он решил перебраться в другую комнату, но мерзавка нашла его и там, не опоздав ни на минуту.

Он тяжело выдохнул, слегка прижал к себе Машу, почувствовав приятное тепло её груди, и попытался заснуть. Но стоило векам сомкнуться, как в голову сразу вторглись отрывки из прерванного совой сна. Мозг словно проектор стал выводить картинки увиденного кошмара, и на попытке заснуть Матвей поставил крест.

«Плевать, всё равно режим давно сбил», – попытался он себя утешить.

Собиратель осторожно вылез из-под шерстяного одеяла и почувствовал, как голое тело стал покусывать дующий из окна сквозняк. Он поскорее оделся, закрепил ремешками на запястье ваттбраслет и поцеловал Машу, искренне позавидовав её крепкому сну. Выйдя в коридор, он старался мягче ступать по скрипучему полу, пока не достиг лестницы и наконец перестал себя утруждать быть тихим.

С тех пор как сова стала навещать его, каждое утро превратилось в повторяющуюся рутину. Пока друзья и весь остальной Лонгйир досыпали, он шёл к каменистому берегу и наблюдал за утренними водами фьорда. Здесь он поудобнее усаживался на булыжник и отпивал воды из фляги, смачивая высохшее за ночь горло. Взглядом он пытался отыскать белое пятно среди поросших мхом скал, надеясь разглядеть в нём нарушителя его сна. Сова, будь она духом или всего-навсего птицей, отдавала беспокойством в сердце.

Матвей коснулся конца шарфа, снял его. Шерсть потрепалась, испачкалась, а в самой середине зияла дыра, куда смог пролезть указательный палец.

Он вспомнил Валерию Анатольевну, её измученный горем взгляд, и ему вновь сделалось паршиво.

– Так и знал, что найду тебя здесь.

Матвей обернулся и увидел Лейгура. Исландец сменил гардероб, променяв свою старую кожаную куртку капитана на парку из тёплой ткани, под которой виднелся бежевый шерстяной свитер. Брюки кожаные, вероятно из китовой кожи. А вот ботинки остались прежние, громоздкие, с толстой подошвой.

Матвей приветливо кивнул ему и вновь всмотрелся в медленно пробуждающийся залив.

Лейгур присел рядом.

– Опять та сова?

– Угу, – послышался усталый ответ. Он облизал губы, набираясь храбрости произнести то, во что не хотел верить до последнего: – Думаю, она мне мерещится. Маша ни разу не просыпалась из-за неё, а шумит эта сова порядочно. Да и происходить это ровно в одно и то же время каждый день ну никак не может. Я и Эрика спросил, мол, водятся ли у них на Шпицбергене совы? Он ответил, будто они на архипелаге явление редкое и их не видели уже многие годы. Короче, я, наверное, умом тронулся, и это меня беспокоит.

– Она кричит? Сова?

– Ну, можно сказать и так.

Матвей заметил, как исландец опустил голову и поджал губы, словно сдерживаясь заговорить.

– Ну говори уж, – сказал собиратель.

– Есть такое поверье, будто совиный крик считается предзнаменованием смерти и несчастья.

Собирателю хотелось рассмеяться.

– А другие верят, – продолжал исландец, – будто она символ жизни и процветания. – Второй вариант сейчас был бы кстати. Но пока что больше верится в первое.

Они немного помолчали.

– А ты чего не спишь? – спросил Матвей и зябко поёжился. – Собираюсь отправиться в Пирамиду. – Это то самое поселение на востоке?

Лейгур кивнул.

– Зачем? – спросил Матвей.

– Вчера из разговора с местными узнал, что тамошних собираются эвакуировать сюда, в Лонгйир. Говорят, у них там вышел из строя последний ветряк, а починить его без тех самых запчастей, о которых упоминал Эрик, невозможно. Если я правильно понял по-норвежски, там человек сто живёт, может больше. Нужно будет перевести не только людей, но и весь их скарб.

Рука исландца коснулась его ладони, сжимающей шарф.

– Я, собственно, тебя поэтому и искал, компанию составить не хочешь? – предложил он.

– Даже не знаю.

– Две недели прошло, Матвей. Хандра время не ускорит, как и беготня за совами. Тебе нужно отвлечься. Да и поблагодарить местных за гостеприимство надо бы делом, а не одними словами.

Ничего не сказав более, Лейгур направился обратно к гостинице. Матвей проводил его взглядом и поразмышлял над предложением исландца. Собравшись с силами, он набросил на шею шарф, поднялся с булыжника и нагнал друга.

– Ладно, так и быть, я с тобой.

Рыжие усы согнулись дугой от ухмылки.

– Отлично. Тогда надо торопиться к порту, отплывают уже через полчаса. – Так рано?

– Они здесь привыкли всё делать спозаранку. Да и полярные дни наступили, легче работается.

– Хорошо, тогда дай я предупрежу Машу. Не хочу, чтобы нас обоих хватились.

Они направились в сторону гостиницы, в которой обосновались.

– Юдичева неплохо бы тоже взять. Он только и делает, что спит целыми днями.

Лейгур отмахнулся.

– Проще кита научить танцевать на хвосте, чем заставить этого говнюка поднять жопу с койки. Давай не будем тратить на него времени, пускай и дальше себе дрыхнет.

– Как скажешь.

Едва они подошли ко входу, как им навстречу вышла Надя. Её помятое утренним пробуждением лицо и растрёпанные волосы подсказывали о совсем недавнем расставании с подушкой.

– Доброе утро, Надь.

– Допустим оно доброе… – ответила она Матвею и присела на лавочку, укутавшись в куртку. От неё разило усталостью.

– Ты как? – с беспокойством осведомился Матвей.

– Тошнота достала, почти не сплю из-за неё.

Матвей заметил, как её спрятанная под курткой рука опустилась до живота.

– Вот, держи, как раз собирался тебе отнести. – Лейгур достал из кармана тканевый свёрток и развернул. Внутри лежали засушенные цветы с бледно-жёлтыми лепестками. – Это полярный мак, собрал здесь неподалёку. Он поможет тебе заснуть и немного уменьшит тошноту. Сделай отвар из пары лепестков и добавь немного зёрен: трёх-четырёх будет достаточно.

Надя задумчиво взглянула на протянутый ей дар, затем на Лейгура.

– Я слышала, что в маковых содержится наркотик, – настороженно поинтересовалась она.

– Да, опиум, – подсказал исландец, – но в полярном маке его нет, поверь мне.

Она кивнула и сложила ладони ковшиком, приняв красивый цветок.

– Спасибо, наверное…

– Конечно.

– Собираетесь куда-то?

– Да, мы поплывём в Пирамиду, поможем местным с эвакуацией тамошних жителей, – рассказал Матвей.

– Случилось чего?

– Там накрылся последний ветрогенератор, а с ним и всё тепло, – ответил Лейгур. – Ярл распорядился переправить сюда жителей Пирамиды, около сотни человек. Так что вполне возможно, эта гостиница совсем скоро не будет такой пустой.

– Понятно, – с ноткой сожаления сказала Надя. Ей явно не хотелось нарушать привычный покой последних двух недель, особенно в её положении.

– Можешь предупредить остальных, когда они проснутся? – попросил её Матвей.

– Конечно. – Её худое лицо на мгновение исказилось гримасой боли. – Долго вас не будет?

Матвей обернулся к Лейгуру.

– Ярл говорит, что к вечеру должны управиться. Стало быть, если учесть дорогу обратно, будем здесь поздней ночью.

– Поняла. Я скажу остальным.

– Спасибо.

– Будьте осторожны, – сказала она им вслед.

Вышли на тропу, ведущую к городу. Под ногами зашуршала галька, с холмов опустился холодный ветер.

Они ступили на сонные улицы Лонгйира, покрытого ледяным туманом. Пошли по образовавшейся из-под колёс внедорожника тропинке и направились к побережью.

Одиночным гавканьем их встретила лайка. Собака звякнул цепью, выскочила из будки, встала у ступеней, ведущих к крыльцу, и провожала путников тихим рычанием, будто удостоверяясь в соблюдаемых между ней и чужаками границах.

Пройдя мимо магазинчика, они встретили двух местных. Те плотно оделись и шли в направлении к берегу, видно, тоже помогать в эвакуации. Заметив Лейгура с Матвеем, они сухо их поприветствовали, махнув рукой, и ускорили шаг.

– Местные к нам всё никак не привыкнут, – поделился наблюдением Матвей.

– Они привыкнут. Просто для них мы, сам понимаешь, как с Луны свалились.

– Это точно…

Не дойдя до главной дороги, ведущей к порту, увидели, как в тумане словно призрак проплыл силуэт собачьей упряжки. Затем мелькнули две жёлтые фары и послышался металлический грохот. Потом голоса на норвежском, громкие, призывающие, рычащие.

Они вышли на дорогу и вдруг рядом затормозил пикап. В кузове сидело трое плечистых мужиков в шубах.

Окошко водителя опустилось и их встретило приветливое лицо ярла Эрика.

– А, вот и наши гости из Антарктиды! Куда путь держим?

– Помогать вам с Пирамидой, – коротко ответил Матвей, наблюдая за выплывающими из тумана машинами.

– Вот как! Это дело благородное. Чего же сразу не сказали? Я прислал бы для вас машину. Ладно, полезайте в кузов, подброшу. Не ногами же вам топать до порта?

Матвей и Лейгур поблагодарили ярла. Сидевший к ним спиной норвежец (а может быть и швед или датчанин, поди их разбери) подал им поочерёдно руку и помог залезть в кузов.

– Takk – поблагодарил его Матвей.

Тот кивнул и в глубине чёрной бороды иностранца, Матвей был уверен, спряталась мимолётная ухмылка.

Пикап тронулся. Местные потеснились, уступая места гостям, и жидко их поприветствовали, пожелав доброго утра на норвежском. Весь следующий не столь продолжительный путь их тяжёлые взгляды не сходили с двух чужаков с далёкого юга.

Один из них, самый молодой, с пушком под губой, вдруг коснулся руки Матвея и заговорил на своём языке.

– Спрашивает, правда ли в месте, где мы живём, температура опускается ниже сорока градусов Цельсия.

Матвей ухмыльнулся.

– Думаю, ты и сам прекрасно можешь утолить его любопытство, – ответил Матвей.

И Лейгур утолил, заставив брови мальчишки приподняться от удивления, а сидевших рядом начать перешептываться между собой.

Не успела болтовня в кузове как следует разогреться, как они прибыли на место. Суматоха в порту смешалась с громкими криками и лаем собак. Даже туман здесь казался взволнованным, он все редел и уплывал дальше на восток, в сторону, куда они собирались отправиться.

Мужики кучковались вдоль причала, громко разговаривали и смеялись, будто и не было на часах пяти утра. Положили трап и человек десять змейкой, не оставляя разговоров, зашли на борт одного из десятка выстроенных в ряд кораблей. Сбросили швартовы первого судна и тот стал медленно отплывать к заливу, отдавая предупредительный гудок. Свора псов завыла, загавкала. Заинтересованные суматохой птицы по одиночке кружили в небе. Матвей задержал на них взгляд, выискивая свою, можно сказать, теперь уже можно сказать старую знакомую.

– Вот и приехали. – Эрик хлопнул дверью и положил брелок с ключами в карман. – Чего это вы надумали с нами?

– Да помочь хотим, отблагодарить за гостеприимство, – ответил Матвей и бросил взгляд на Лейгура, мысленно благодаря его за предложение выбраться из-под накрывшего его плотного одеяла тоски. Теперь он даже был рад отправиться в это небольшое приключение, наверняка способное ненадолго занять его мысли чем-то другим, кроме незавидной судьбы жителей родной станции.

Эрик вежливо отмахнулся на сказанное Матвеем.

– Да брось, Матвей, ты уже благодаришь, когда рассказываешь мне про жизнь на Антарктиде каждый вечер. Чувствую себя прям маленьким мальчиком, слушающий сказки на ночь, только не про выдуманные миры, а вполне реальные. – Он обратился к Лейгуру: – И вам, herr Эйгирсон, как-нибудь стоит рассказать мне побольше о шестом континенте.

– Боюсь, рассказчик из меня никудышный, – пробормотал исландец, провожая взглядом только что сидевших рядом норвежцев. Рядом с остальными он сделался заметно тихим и молчаливым.

К ярлу подошёл светловолосый мужчина, от которого пахло собачьей шерстью. Он и Эрик обменялись парой фраз, и позже тот ушёл к упряжке. Эрик оттянул рукав куртки и посмотрел на часы.

– Так, мы отплываем через пятнадцать минут. Точно уверены, что хотите этого? Плыть часов пять, это если повезёт не столкнуться с льдами. Потом грузить все добро пирамидных будет трудно, особенно в такой холод.

– Мы поможем, – ответил Матвей. Лейгур подхватил его слова, согласно кивнув.

– Тогда добро пожаловать на борт, поплывёте вместе со мной вон на той красавице. – Он взглядом указал на один из кораблей в середине, куда и направились подвозимые им товарищи.

– Ты тоже плывёшь? – поинтересовался Матвей.

– Разумеется. Все здоровые и способные к физическому труду мужчины Лонгйира плывут на выручку нашим соплеменникам. И я, даже будучи ярлом, не исключение.

Утреннюю тишину вновь разразил гудок одного из кораблей, который отправился к заливу.

– Ну, не будем задерживаться, идём – сказал Эрик.

Втроём они последовали к кораблю.

– Я предлагаю нам спуститься в каюту к остальным, послушаем ещё истории про выживших с Антарктиды. Мне очень интересно узнать, как вы умудрились выживать первые годы в столь ужасном холоде.

Матвей тихо выдохнул, не желая выказать ярлу свою усталость.

А чёрт с ним, будет ему рассказ, подумал про себя Матвей.

***

Пирамида встретила их усталыми криками местных жителей, стоявших на причале. Крепкие мужчины суетились рядом с кнехтами, готовясь принять швартовы; женщины и детьми стояли в отдалении, наблюдая за приходом десяти кораблей. По прикидкам Матвея, здесь находилось не более сотни человек, как и говорил Лейгур.

Ярл Эрик встал рядом с наблюдающим за происходящим Матвеем и объявил:

– Добро пожаловать в Пирамиду, в прошлом шахтёрский посёлок, который за пару десятков лет до Вторжения превратился в очередное направление для туристов.

– Как и все города Шпицбергена, насколько я понимаю, – добавил от себя Лейгур.

Одного лишь поворота головы было достаточно, чтобы охватить взглядом весь посёлок от края до края. В отличии от зданий Лонгйира здешние выглядели в разы прочнее и представляли из себя растянутые в ширь дома от трёх до пяти этажей. Все они стояли на склоне, удерживаемые на земле прочными сваями из бетона. А чуть выше на холме стояли столбы ветрогенераторов, всего три штуки.

– Первый вышел из строя ещё в прошлом году, – ответил Эрик, поймав обращённый к ветрякам взгляд Матвея, – второй за три недели до вашего прибытия. Мы ещё тогда хотели переправить всех к нам, но лёд в заливе был ещё слишком толстым чтобы корабли смогли пройти через него. Но слава Богу последний ветряк вышел из строя на днях, а не месяц назад, иначе местным пришлось бы совсем худо.

Матвей хотел было поинтересоваться, почему нельзя было организовать эвакуацию по земле, но местный ландшафт всё объяснил наглядно, стоило лишь приглядеться. Посёлок со всех сторон окружали высокие холмы с крутыми спусками, а единственная дорога шла в сторону севера, в глубь острова.

Пирамидные, как называл их Эрик, стали живо обмениваться приветствиями с сошедшими на причал спасителями из Лонгйира, пожимая им руки. Говорили, разумеется, на скандинавских языках, отчего Матвей почувствовал себя ещё большим чужаком среди всей этой толпы.

Эрик размял плечи и резко выдохнул.

– Ну, не будем задерживаться. Дел ещё невпроворот.

Неожиданно в отдалении послышался женский крик, и приветствия в толпе смолкли. Из посёлка к ним навстречу бежала женщина и махала рукой, привлекая внимание. Её сшитая из лоскутов кожи куртка болталась на худых плечах, а неприкрытые шапкой карие волосы трепыхались на ветру. Едва заметившие женщину мужчины бросились к ней навстречу.

– Что происходит? – обратился Матвей к ярлу, но тот уже спустился вниз и бежал к толпе, собравшейся вокруг женщины.

Матвей и Лейгур переглянулись, а после быстрым шагом последовали за ярлом.

Взволнованные суетой крачки недовольно застрекотали над головами сотни выживших. Их присутствие отчего-то ещё больше нагоняло страху.

Протиснувшись через кольцо людей, Матвей ближе разглядел ту самую женщину, находившуюся на грани истерики. Сквозь душащее её горло рыдание она едва выговаривала слова и всё указывала на холмы. Держащий её за локти Эрик громко и чётко, судя по интонации, требовал от неё ответа. Незнание языка вызвало в Матвее столь невыносимое ему чувство беспомощности.

Вдруг один за другим из толпы стали отделяться мужчины и бежать в сторону указанного холма, будто от этого зависела их жизнь. Матвею так и хотелось закричать: какого чёрта здесь происходит? А потом в голову ударила страшная мысль: неужто мерзляки?

Ярл Эрик раздал всем указания, и уже менее чем через минуту все побежали в сторону холма.

– Эрик, что происходит?

Ярл последовал за толпой.

– Обвалилась одна из старых угольных шахт, с детишками внутри.

– Боже… – Матвей посмотрел на холм и взглядом пытался найти штольню. – Один из мальчишек находился в это время снаружи, он и прибежал к матери, всё рассказал.

– Какого хрена они вообще делали в этих шахтах? – спросил Матвей. – Играли в шахтёров или искателей клада, мне откуда знать? Это же дети, они везде свой нос суют, а своим воображением камень превратят в планету. Говорил я местным ещё лет пять назад завалить эту проклятую шахту от греха подальше, и что в итоге? На вот, получайте.

– Думаешь, они живы? – прямо спросил Лейгур.

Эрик задумался.

– Нет, они точно мертвы, – ярл посмотрел на них через плечо, – но мы не можем просто махнуть на это рукой, лишив матерей надежды на спасение их детей.

Поставленный Эриком безысходный вердикт поселил пустоту в сердце Матвея, но наполнил ею не полностью, оставив частицу света, частицу надежды. Собиратель не хотел соглашаться со словами ярла, но и не выказал своего сомнения, оставив его при себе.

– Кажется, в Пирамиде мы задержимся более чем на сутки, – сказал Эрик. – Будем разбирать завалы часов до десяти, потом я дам отбой. Даже если кого-то из ребятишек не придавило камнями и он или она уцелел, дольше десяти часов не протянет, не хватит кислорода, поэтому дальше разгребать валуны не будет смысла.

Они прекратили разговоры и ускорили шаг. Вышли за территорию посёлка, обогнули холм и шли ещё минут десять, пока не подобрались до места происшествия.

Из мрачного отверстия тянулась уже выстроившаяся цепочка людей, они передавали друг другу булыжники, обломки бетона и куски деревянного каркаса, складывая это всё в отдельную кучу.

– Надо укрепить свод штольни, иначе недалеко до нового обвала, – наблюдая за спасателями, предложил Лейгур.

Эрик удивлённо посмотрел на него и быстро закивал.

– Верно подмечено, мистер Эйгирсон.

– Вот эти шпалы можно использовать как временную подпорку, – исландец указал на старые, проржавевшие рельсы, прежде служившие для вывоза угля.

Эрик заметил новую группу мужчин, идущих на выручку. Он остановил их, раздал указания, и около десяти из них развернулись и побежали обратно в посёлок. Вернулись они спустя полчаса со старыми отбойными молотками и ломами и под руководством Лейгура стали снимать почти вросшие в землю шпалы и рельсы, перетаскивая их в шахту.

Матвей уже успел присоединиться к головной группе и разгребал завалы вместе с ними, борясь с поднимающейся угольной пылью. Боль в мышцах он не замечал, как и текущий ручьём по спине пот. Мысли были лишь о детишках, запертых в этих пропитанных непроглядным мраком тоннелях, и он отказывался соглашаться с ярлом Эриком об их судьбе.

Вскоре он узнал и как звали детишек: Нильс, Аксель и Эльза. Их имена постоянно выкрикивали разгребавшие с ним бок о бок завалы пирамидные. Один из мужчин, Матвей узнал это лишь позже, был отцом девочки Эльзы. Он был страшно худ, немолод и с виду создавал впечатление человека крайне слабого, но среди собравшихся один лишь он не позволял себе передышки ни на минуту. Позже Матвей узнал его имя – Отто.

К полудню гора из булыжников в конце цепи стала высотой в два человеческих роста, но по ощущениям они продвинулись не далее как метра на три вперёд. Более того, камни как назло становились тяжелее и больше. И тогда Матвей стал замечать в глазах остальных безнадёжность, тесно соседствующую с жуткой усталостью. Подобный взгляд вскоре проявился почти у всех, кроме отца Эльзы.

Часам к пяти, когда Матвей перестал чувствовать собственные руки, он всё же позволил себе сделать небольшую передышку и вышел из тоннеля. Пробывшие долгое время в темноте глаза некоторое время привыкали к яркому солнечному свету, а горячий пот мгновенно остыл под ветрами арктического воздуха.

Он отошёл несколько метров от штольни и заметил небольшой стенд, покрытый грязью, пылью и птичьим помётом. Присмотревшись, ему удалось прочитать, что эта шахта была законсервирована ещё в 1998 году.

Матвей заметил Лейгура, занимавшегося укреплением шахты. Он оголился до пояса, обнажив свою волосатую грудь и спину, исписанную татуировками так, что со стороны это выглядело как ещё одна рубаха. Собиратель лишь различил несколько грубых узоров с острыми углами, скандинавские руны, но остального совершенно не понял.

– Матвей?

Эрик незаметно подошёл к нему и поджал губы в приветствии.

Матвей ответил на приветствие кивком, но промолчал.

Эрик сел рядом, опёрся о стенд, а затем устало проговорил:

– Отправил радиосообщение в Лонгйир, предупредил, чтобы сегодня не ждали. – Он сложил руки на груди. – Да и завтра, наверное, тоже. Ребятам нужно будет отдохнуть от сегодняшнего, набраться сил.

О происходящем ярл говорил так, словно нечто нарушило привычную ему будничную рутину, навалив лишних хлопот. Он не воспринимал это как трагедию, и голос его был спокойным, граничащим с безразличием, отчего на душе у Матвея загорелся огонёк негодования.

– Вы же общались с Машей, верно? – Матвей взглянул ярлу в глаза.

Прозвучавший вопрос на мгновение поставил Эрика в тупик.

– Разумеется, мне довелось немного с ней побеседовать, – ответил он со сдержанной ухмылкой, – умная и крайне талантливая женщина. Она биолог, верно? Я познакомил её с нашими учёными.

– А вы смогли бы поверить, узнав, что такая с виду хрупкая женщина, как она, смогла выживать на протяжении четырёх месяцев в захваченной мерзляками Москве? Всё это время находясь у них под носом?

Эрик издал задумчивое хмыканье.

– Это правда? – спросил он наконец.

Матвей встал и услышал, как хрустнули усталые колени.

– Вы напоминаете меня полгода назад, когда её отец пришёл к нам на станцию и втянул меня в эту спасательную операцию. До самого конца я был уверен – его дочь мертва, и мы идём за трупом, но как только я увидел её… – Матвей замолчал, не в состоянии подобрать слов. – Я лишь хочу сказать, что между нами и Машей были тысячи километров пути, а здесь… – он указал на холм с рудником, – и полсотни метров не будет. Поэтому сделайте милость, ярл Эрик, и хоть немного уверуйте в то, что детишки ещё живы.

Матвей развернулся и воротился обратно в штольню, почувствовав новый прилив сил.

Порой ему казалось, будто время – это живое существо, некая неосязаемая субстанция, со своим коварным нравом и характером. В плохие дни оно тянется издевательски медленно, и каждая минута кажется часом. Время словно упивалось муками ожидания, но когда видело, что день человека выдался хорошим, ускоряло свои тайные механизмы, заставляя пролетать его так быстро, что и глазом моргнуть не успеешь.

В шахте Пирамиды время решило переменить стратегию, и один из трудных для сотни человек дней заставило пролететь в мгновение ока, и Матвей был тому свидетелем, когда проверил часы на ваттбраслете:

– Без десяти десять, – прошептал он в затихающие удары булыжников в тёмном тоннеле.

Обозначенное Эриком время подходило к концу.

Лишённые сил и почерневшие от угольной пыли люди один за другим выходили из шахты, укладывались на землю и переводили дыхание, и лишь один обезумевший отец, забыв про усталость, растаскивал камни. Но когда в порыве безумного отчаяния он огляделся и увидел рядом с собой заметно поредевшую толпу, то выскочил наружу и, увидев изнеможённых товарищей, принялся кричать на них, хватать за руки и тащить за собой обратно в тоннели. Его крики на чужом для Матвея языке звучали пронзительно, разрывая антарктическую тишь, и не нуждались в переводе.

Вмешался Эрик. Он подошёл к обезумевшему Отто, крепко стиснул его плечи и стал говорить с ним. Тот не слушал, вырвался и бросился обратно в шахту, но по приказу ярла его остановили несколько мужчин, крепко обхватив за грудь.

От вырвавшегося у Отто крика отчаяния у Матвея кровь застыла в жилах.

Всё было кончено.

Люди стали возвращаться в посёлок, угрюмо опустив головы. Некоторые бросали последние взгляды на штольню, будто из её темноты вот-вот появятся трое детишек, измазанные в грязи и пыли. Другие, напротив, шли быстро, словно желая поскорее убраться от проклятой шахты.

Стоявший рядом Лейгур выдохнул.

– Ну что, пойдём? Мы сделали всё, что смогли.

Матвей молчал и всё глядел на холм. Вот ведь странно, он совсем не знал этих детей, но не хотел сдаваться.

– Может, надо ещё немного разгрести? Может…

– Матвей, будь они живы, то хотя бы откликнулись. Да и на счёт кислорода Эрик прав.

«Боже, ну как же так? – звучало в голове отчаяние».

– Ты иди, я догоню.

– Матвей…

– Ступай, я догоню.

Он ощутил как большая рука коснулась его плеча и ободряюще хлопнула, а потом послышался шорох удаляющихся шагов.

Склеп, вот что теперь напоминал ему этот холм. Громадный склеп, для трёх несчастных детишек.

С этим возникшим образом пришло и окончательное признание – они мертвы. Нильс, Аксель и Эльза, убитые свалившимися на них камнями или задохнувшимися от нехватки кислорода – не важно. Они мертвы.

Нечто зашевелилось в груди Матвея, стало не по себе. Он почувствовал, как внутри него разворачивается борьба надежды и отчаяния, и первая нещадно проигрывала.

Но вдруг в небе промелькнуло белое пятно. Матвей задрал голову, прикрыл глаза от яркого солнца и увидел свою загадочную знакомую, ту самую сову, посещающую его каждое утро.

Птица спланировала на штольню, вцепилась когтями в одну из верхних балок над входом, спрятала морду под правым крылом и принялась вычищать перья. Затем что-то отвлекло её и массивная голова повернулась в сторону запада. И вот она посмотрела прямо на него, и на мгновение Матвею почудилось будто в этих жёлтых глазах с чёрными бусинками он разглядел осуждение.

Он повернулся и захотел позвать Лейгура, но исландец был теперь уже далеко, а спугнуть сову криком ему не хотелось.

– Чего же ты хочешь от меня? – прошептал Матвей, не отрывая взгляда от птицы. Она напомнила ему мудрого стража из детских сказок, охраняющая проход в древнюю обитель.

Матвей отважился сделать шаг вперёд, сова не дрогнула. Он ускорился, а затем и вовсе побежал, пока его таинственный преследовательница вдруг не расправила широкие крылья с чёрными полосками и не взмыла ввысь. Матвею только и оставалось наблюдать, как птица скрылась за холмом, оставив после себя витать в воздухе один только пух.

И вдруг из пыльной темноты шахты раздался одинокий и хриплый кашель. Матвей вздрогнул, всё тело окатило ледяным потом, а язык на мгновение отнялся. Как только немота отпустила тело, он бросился ко входу, в три широких шага преодолел расчищенную за день территорию и приложился ухом к холодному камню.

Детский кашель вновь заставил его вздрогнуть, и на крохотный миг он почувствовал растерянность, пытаясь понять, как лучше всего поступить. Но долго он не думал, руки сами схватили булыжник и сдвинули с места, затем второй, третий…

– Эй! Держитесь! – кричал он в пустоту, щурясь от вновь поднявшейся пыли.

Рукав куртки разошёлся по шву. Плевать. Едва не выдрал ноготь, в спешке схватив один из камней. Вспомнил он наличии перчаток в кармане, быстро надел и вернулся к делу.

Снова кашель, раздавшийся где-то там далеко, но в то же время так близко. Он видел их там, троих, в кромешном мраке, задыхающихся от нехватки воздуха…

Матвей не чувствовал усталости. Булыжник за булыжником, камень за камнем сдвигали его трясущиеся руки.

Раздался взволнованный голос сзади.

– Матвей? Ты чего делаешь? – Лейгур подошёл к нему и схватил за руку.

Матвей отпрянул от исландца и, не отрываясь от дела, произнёс:

– Кашель. Я слышал кашель… – Острый конец камня порезал его кисть. – Да помоги мне! Позови остальных!

Лейгур на мгновение замер, словно разрываясь между несколькими решениями. Он выбежал к выходу, положил указательный и большой палец в рот и свистнул так пронзительно, что у Матвея заложило в ушах, а после присоединился к разгребанию завала.

Минуту спустя Лейгур вытащил из груды тяжеленный камень, и находившееся под ним заставило обоих в ужасе отвернуться.

– Боже… Боже… – Матвей укусил собственный кулак, не в силах справиться с бурей нахлынувших чувств.

Ненадолго в тоннеле повисла ужасающая тишина. Первым заговорил Лейгур.

– Его надо вытащить.

Матвей кивнул и заставил себя вновь посмотреть на страшную находку.

– Я буду убирать камни, а ты… – Взглядом он указал на детскую перепачканную в пыли и грязи руку, торчавшую из-под завала. – Или мы можем поменяться.

– Нет, ты сильнее. Я сделаю.

Лейгур взялся за один из десятка сдавливающих остальное тело булыжников. Матвей коснулся холодной и отвердевшей руки и стал слегка на себя тянуть, пока совместными усилиями не удалось вытащить тело наружу.

В этот самый миг на Матвея упала тень. На входе в шахту стоял отец Эльзы, Отто, его глаза блестели слезами при виде лежащего на земле ребёнка, а тело сводила дрожь. Он бросился к Матвею, но к счастью для него (но к ужасу других родителей из Пирамиды), вытащенным из-под завала оказался один из мальчиков по имени Аксель.

Следом в шахту нахлынули и остальные. Без лишних слов и разъяснений они вновь взялись за работу.

– Пожалуйста, покашляй, пожалуйста… – шептал Матвей.

Второй труп нашёлся спустя пять минут, снова мальчик.

– Я слышал кашель, – объяснял Матвей подошедшему Эрику, хоть внутренний голос и начинал понемногу нашёптывать, будто его разум сыграл с ним в очередную зловещую игру. Не было ни совы, ни кашля, ничего этого не было, а он просто сошедший с ума собиратель.

– Ты уверен? Возможно, это камни упали, или…

Матвей схватил ярла за шкирку и прижал к стене. На мгновение все взгляды обратились к ним.

– Или что? Мне это померещилось, да?!

Эрик не сопротивлялся.

– Просто я подумал…

– Я знаю, что слышал. Это был кашель. – Он ослабил хватку и выпятил ладони вперёд, показывая, что не желает причинять зла. – Я знаю, что слышал…

– Как скажешь.

Оставив ярла без ответа, Матвей молча вернулся к булыжникам и про себя взмолился, чтобы сказанное Эрику действительно оказалось правдой, иначе он и впрямь сойдёт с ума.

Последнее тело нашли лишь час спустя под огромным булыжником, который упёрся о стенку шахты и защитил девочку от града падающих камней, хоть и не полностью, судя по засохшей крови на её лбу, куда, судя по всему, всё же угодил камень.

Никто не осмелился даже вздохнуть, когда Отто взял на руки обмякшее тело собственной дочери и стал нежно потряхивать его, навзрыд проговаривая что-то на норвежском. Кудрявые, испачканные грязью волосы свисали вниз, и глядя на них, Матвей вдруг представил, как должно быть они чудесно блестели золотом в свете местного солнца, дополняя налитые румянцем щёки этой чудной девочки. Но сейчас вместо румянца зияли ссадины и шрамы.

Матвей подошёл к мужчине, коснулся его руки и жестом попросил положить девочку на землю, а остальным приказал разойтись, освободив побольше места. Он приложил ухо к груди девочки, закрыл глаза и прислушался. Минула вечность, прежде чем он расслышал тихий удар сердца.

– Кажется, она жива… – произнёс Матвей, хоть сам и до конца не верил в правоту собственного заключения. Всему виной тот самый внутренний голос, науськивающий ему о собственном помутнении рассудка.

– Лейгур, пожалуйста, мог бы ты…

Исландец всё понял, сел на колени и с одобрительного взгляда отца положил свою большую, лохматую голову на девочку.

Для Матвея настал момент истины.

– Она жива… – прошептал Лейгур, посмотрел на Матвея и после на отца девочки: – Hún er á lífi!

Внезапно произошло не иначе как чудо. Девочка закашляла, тем самым хриплым, болезненным звуком, который слышал Матвей. Глаза её на мгновение приоткрылись, и она стала хватать ртом воздух.

Отец закричал, схватил её и вынес наружу. Остальные бросились за ним.

Мужчина сел на землю и стал гладить девочку по голове, пока в ослабленное тельце вновь поступал живительный кислород. Он нежно шептал ей на родном языке, и в какой-то момент Эльза начала слышать отца, и её лицо стало наливаться слезами.

Радостные возгласы стали нарастать в кучке собравшихся. Все стали шептать имя Эльзы.

Только сейчас Матвей почувствовал, как его по рукам и ногам охватила страшная усталость. В глазах темнело, и он был вот-вот готов рухнуть прямо здесь, но сдерживался. Вид воссоединившихся отца и дочери давал ему ту самую крупинку сил, позволяющей держаться на ногах.

Наблюдая за воссоединением отца и дочери, он не смог сдержать улыбки радости.

День 44. Beklager

Когда вечером к нему комнату постучал запыхавшийся мальчишка и передал записку ярла с просьбой явится в здание института, Матвей почувствовал неладное. С чего это вдруг Эрик впервые за более чем месяц их пребывания в Лонгйире решил позвать его к себе? Прежде он и сам всегда с большой охотой приходил в старую гостиницу, где они обосновались, проверял их, а заодно проведывал расселившихся в ней поселенцев с Пирамиды. Но теперь…

Появившееся в груди волнение вдруг резко отбило у него аппетит и он отодвинул рыбную похлёбку к центру стола.

Маша наблюдала как он отодвинул стул и направился к висевшей на крючке куртке.

– Ты сейчас пойдёшь? – Ложка с жижицей и золотистыми колечками жира замерла на полпути к её рту.

– Ну да, узнаю, чего он хочет.

– Может хоть доешь?

– Потом.

– Потом остынет.

Он не ответил. В голове как назойливые мухи звучали вопросы и предположения о причинах побудивших ярла позвать его к себе.

Тем временем Маша уже встала и взяла его за руку аккурат, когда он коснулся дверной ручки.

– Маш, я…

Её пальцы коснулись его бороды и вытащили оттуда застрявший кусочек рыбы.

– Спасибо, – он поцеловал её в лоб.

– Ну всё, давай, беги, – она поправила воротник его куртки, – расскажешь потом, чего он тебя звал.

Матвей вышел в коридор.

На лестнице он повстречал Лейгура и Арину, держащую блочный лук для стрельбы.

– Ну, как прошло? – поинтересовался Матвей.

– Да у неё талант. – Исландец бросил короткий взгляд на свою новоиспечённую ученицу, та ответила ему тенью ухмылки. – Если выйдем на охоту, попадёт зайцу в глаз с сотни метров, как пить дать.

– А до тех пор я гроза всех камешек и палок в округе, которым не повезло стать мишенями, – ответила Арина с сожалением и прошла через Матвея. – Пойду проверю, как там Надя.

Матвей кивнул, скрывая досаду при виде сводной сестры. Прежняя Арина непременно остановилась бы – улыбнулась или чмокнула в щёку. Теперь же она была холодна и далека словно их родная Антарктида. Он даже не помнил, когда в последний раз видел её улыбку.

– Куда направляешься? – спросил Лейгур.

Матвей очнулся от мыслей и ответил:

– Да есть одно дело.

– Помощь нужна?

Матвей покачал головой.

– Справлюсь.

– Ну как знаешь.

Оба они стали расходиться, но Лейгур вдруг окликнул его:

– Если вдруг увидишь Юдичева, вели ему зайти ко мне. Этот ленивый rassgat обещал мне помочь с починкой одного из рыболовных суден в порту, а сам шляется черт знает где.

– Как ты сказал? Раусгат? Что это?

– Тебе лучше не знать.

– Хорошо, если увижу его, то передам.

Матвей вышел на улицу и стал спускаться к посёлку по теперь уже ставшей близкой ему тропе. Почувствовал, что в куртке ему стало жарче и проверил температуру на ваттбраслете, минус три градуса Цельсия. Его организм, за столько лет свыкшийся с экстремально низкими температурами, до сих пор не мог примириться с местным климатом.

Небо сегодня показалось ему особенно чудным, без единого облачка. Полярное солнце ярко освещал мох у подножия гор, наделяя его ядовито зелёным оттенком. Воды фьорда тихие, с парочкой покачивающихся на них судёнышках рыбаками.

Оказавшись в городе он встретил множество приветствующих его улыбок и взглядов. Местные свыклись с их пребыванием, а порой даже приносили разные угощения из мяса птиц или рыбы. Неделю назад к ним в комнату постучалась пожилая норвежка и отдала носки, сшитые ей из пуха маламута. А Тихону так и вовсе ещё две недели назад взамен его дырявой и потрепанной куртки, которую он не снимал со дня его освобождения из трюма, местная женщина подарили новёхонькую, из китовой кожи. Сделала она это со слезами на глазах, всё приговаривая на шведском, как мальчик похож на её умершего от пневмонии сына.

– Матвей! – послышался звонкий девичий голосок.

Матвей обернулся и увидел бегущую к нему в припрыжку розовощёкую Эльзу. В руках она держала свёрток из шкуры.

– Привет, Эльза!

Его взгляд задержался на её живой улыбке, и сердце наполнилось теплом. Какое же это было счастье – видеть это прелестное лицо чистым, без следов крови, грязи и синяков. С момента её чудесного спасения из-под завалов она заметно окрепла, и теперь лишь тонкая линия шрама на правой стороне лба напоминала о пережитом кошмаре. Впрочем, и его почти не было видно под мягкими прядями золотистых волос.

– Куда идёшь?

Матвей задумался и выговаривая каждый слог медленно ответил:

– Есть одно tak.

Эльза хихикнула.

– Наверное, ты имел ввиду «sak»?

– Точно, sak. Дело. Я еще не все слова понимать.

– Ты обязательно выучишься! Кстати, папа просил сказать тебе, что не сможет ha norsktime с тобой i dag – у него mye arbeid på verksted.

Матвей внимательно прослушал каждое сказанное ей слово, сделал примерный перевод у себя в голове и постарался ответить:

– Ничего страшного. Все хорошо. Передавай отцу от меня привет!

– Ok! Forresten, я твоих друзей видела в баре, когда jeg gikk за fisk к onkel Olaf. – Она развернула свёрток и показала замороженную треску.

– Друзей? Каких друзей? – уточнил Матвей

– Да! Тот мальчик и неприятный тип с лохматой бородой. Они в kort spilte.

Матвей сразу понял, о ком речь.

– Спасибо, Эльза. Я зайду к ним.

– Vær så god! Мне нужно домой бежать и fisk чистить til middag, а то pappa будет sint. Ha det bra!

Эльза крепче прижала рыбу к груди и побежала, разворошив гальку под ногами. Матвей проводил её взглядом, и сразу же отправился в сторону единственного в Лонгйире бара. И как он сразу не догадался, где скрывается этот лентяй Юдичев? Ещё и пацана за собой утащил. На кой-черт?

Сердце стеснило дурное предчувствие и он ускорил шаг.

Повернув в одну из центральных улиц и наспех ответив ещё на несколько добродушных улыбок и приветливых взмахов руки, он добрался до входа в бар. Его название «Белый Кит» было выведено жирным буквами на норвежском углём над плотными дверями, для открытия которых приходилось применить усилие.

Матвей облокотился плечом о дверь, нажал на неё и как только оказался внутри почувствовал, как на лицо легло смрадное одеяло из жарящейся рыбы и бормотухи, которые местные гнали используя в составе местный мох и лишайник. Стоило проявить немалую выдержку и потратить более пяти минут чтобы хоть немного примириться с властвующей здесь вонью, однако собравшимся здесь рыбакам, искателям (они же собиратели) и другим жителям городка она совершенно не мешала веселиться.

В тусклом свете немногочисленных ламп сидело порядка полусотни мужчин и женщин, отпивая из кружек пойло и закусывая его сушёным мясом. Гвалт рычащих и гортанных звуков сменялся всплесками хриплого смеха. Звенела посуда, дощатый пол под ногами дрожал, откуда-то из динамиков музыкального проигрывателя доносился женский голос, распивающий на английском.

Увиденное не могло не вызвать у Матвея воспоминаний о «Полярном переполохе» и его добродушном хозяине, чья улыбка зажигала сердца. Промелькнувшее воспоминание о Йоване вызвало тоску, но он справился с ней, и стал погружаться в пьяное море творимой здесь суматохи.

Некоторые узнавали его, хватали за руки и приглашали сесть, дыша ему в лицо пьяными испарениями. Матвей вежливо отказывал им на своём ломанном норвежском п продолжал протискиваться вглубь, вглядываясь в лица. Он почти дошёл до самой барной стойки с хозяйствующим там молодым пареньком, пока вдруг уши не уловили родную речь:

– Как мы вас, гниды северные! Будете знать как иметь дело с нами, южанами!

Матвей быстро направился в сторону голоса и сперва заметил Тихона, стоявшего на носочках возле стола. В руках он держал колоду карт. Юдичев сидел рядом. Он опрокинул стопку дряни из лишайника, рукавом куртки вытер губы и жестом остановил одну из проходивших мимо девушек с подносом. Он что-то сказал ей, видимо попросив принести добавки, а затем всей пятерней приложился к её бёдрам, сжав их как следует.

Как выяснилось мгновение спустя, этот жест с его стороны стал большой ошибкой.

Официантка отпрянула и заверещала на норвежском сидевшему за одним столом с Юдичевым громадному мужику с чёрной как вороново крыло бородой. Тот по медвежьи взревел, бросил ненавистный взгляд на соперника, и опрокинул игральный стол. Служившие фишками камешки разных цветов рассыпались с дробным грохотом. Десятки игральных карт стали порхать как маленькие птички, медленно опускаясь на пол.

Тихон, как и остальные вовремя отскочили, пока взбешённый чернобородый норвежец накинулся на Юдичева, с явным намерением его убить – это отчетливо считывалось в его озверевшем взгляде.

Матвей лишь успел подумать: «твою то мать!» и бросился на выручку нерадивому спутнику. Силой трёх мужчин удалось схватить рассвирепевшего чернобородого, чей кулак, формой скорее походивший на кувалду, уже замахнулся для удара. Чтобы оттащить Юдичева понадобился лишь Матвей, схвативший его за плечи и Тихон, который схватил пьяного капитана за край куртки.

Музыка резко замолкла, а с ней и голоса.

– Jeg kommer til å убить тебя за это, forstår du! Я тебя dreper, din forbanna свинья!

– Чего ты там бормочешь? Ни хрена не понимаю! – рявкнул в ответ Юдичев. Матвей чувствовал как от него разило спиртом.

Матвей резко дёрнул пьяного на себя и обратил к себе лицом. Церемониться и пускаться в просьбы успокоиться не стал и отвесил Юдичеву хлёсткую оплеуху.

– Ты чего вытворяешь, а? Совсем с катушек съехал?!

Юдичев стал пятиться, потирая покрасневшую от удара заросшую щетиной щеку, пока не упёрся в соседний стол. Серые глаза блеснули злобой и непониманием.

– Ты за это поплатишься, свинья, få svi for dette! – не унимался чернобородый норвежец, которого уводили наружу его же товарищи вместе с женщиной официанткой.

Дурное предчувствие вновь не обмануло Матвея.

***

На выходе из бара Юдичева по приказу Эрика задержали и поволокли в старый полицейский участок к востоку, и вечерняя суматоха Лонгйира разразилась пьяными и хриплыми криками задержанного с требованиями немедленно его отпустить. Все останавливались посреди улицы, стали перешёптываться, наблюдая за впихиваемым во внедорожник дебоширом, и Матвей почувствовал окатившую его с ног до головы ледяную волну стыда.

– Ты там чего забыл, а? – не выдержал Матвей, обратившись к Тихону. – На кой-хер ты с ним попёрся?

Юноша опустил голову и увёл взгляд.

– Да он просил подстраховать его, поучить во время игры…

Матвей едва сдерживал так и норовивший вырваться с языка мат.

– Ступай обратно в гостиницу.

– Да я просто в карты хотел поиграть! Я ж не знал, что он…

– Тихон, советую тебе заткнуться и делать как я говорю. По хорошему прошу!

Мальчишка тяжело вздохнул и поплёлся на холм, в сторону гостиницы.

– И расскажи нашим что тут учинил этот идиот! – крикнул Матвей ему вслед.

Понадобился тяжёлый и долгий вдох и выдох чтобы взять себя в руки и направиться в сторону полицейского участка. По пути он полушёпотом проговаривал интересующие его вопросы, пытаясь отделить простые слова от мата, как плевелы от зёрен. Потом он решил, а катись оно всё! Юдичева он собирается утопить в оскорблениях до самой его бестолковой башки, и плевать, что он ему в отцы годится. Видно, этот упрямый чёрт понимает лишь язык силы, совсем как тогда после кончины Владимир Георгиевича в церкви, когда Матвей чуть не прикончил не следящего за языком капитана, но дал ему второй шанс, поставив твёрдый ультиматум.

Видно, прошло время для очередного такого ультиматума.

Полицейский участок оказался небольшим одноэтажным зданием с парочкой парковочных мест. На одном из таких стоял тот самый внедорожник, на котором увезли Юдичева.

Матвей подошёл к дверям, хотел постучать, но дверь ему открыл стоящий в коридоре Эрик, который по всей видимости ждал его.

– Привет, Матвей. Проходи.

Дверь скрипнула, обдав помещение витком прохлады.

– Я знаю, ты хотел видеть меня, – начал Матвей, – но, видно, ты уже в курсе, что меня задержало.

– О да, я в курсе. Собственно…

Откуда-то из конца коридора вырвался заплетающийся голос:

– Эй ты, викингом себя возомнил, а? Так ты эту решётку открой, я тебе своего викинга покажу, в моих штанах живёт!

– Вот что, давай-ка переберёмся в один из этих кабинетов, – предложил Эрик натянув на лицо вежливую улыбку. – Ты же с ним поговорить пришёл, так? Думаю, сейчас это пустая трата времени, пусть для начала протрезвеет. Да и нам есть о чём поговорить.

Почувствовавший очередной укол стыда Матвей согласился с предложением ярла и оба зашли в один из старых кабинетов. Здесь, в окружении множества пустых полок и белых стен они отыскали местечко за столом возле окна и повесили куртки на спинки стульев, подняв в воздух ворсинки многолетней пыли.

Эрик не выдержал и чихнул.

– Будь здоров.

– Takk, takk, – поблагодарил он и осторожно сел на кресло, проверяя, выдержит ли оно его после стольких лет.

Матвей сел напротив и прислушался. В тишину помещения Юдичевский словесный дебош проникал лишь отчасти, урывками.

– Так вот, хочешь верь, хочешь нет, но твой друг, горланящий сейчас за тремя стена отсюда, – Эрик положил руки на стол и сжал их перед собой в замок, – является той самой причиной, по которой я тебя просил явиться сегодня ко мне. И, видно, я самую малость припозднился, поскольку теперь у него большие проблемы.